Короленко Владимир Галактионович
На Волге

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

Оценка: 5.00*3  Ваша оценка:

  

В. Г. Короленко

На Волгѣ.

   Полное собраніе сочиненій В. Г. Короленко. Томъ третій
   Изданіе т-ва А. Ф. Марксъ въ С.-Петербургѣ. 1914
  

I.

   Выйдя на палубу бѣжавшаго вверхъ парохода, Дмитрій Парфентьевичъ вздохнулъ полной грудью.
   День кончался, солнце висѣло надъ лѣсистой горой. Картина рѣки была величава и спокойна. Гдѣ-то далеко свистѣлъ пароходъ, бѣляна разсѣлась на стрежнѣ широко и грузно и, казанось, не движется, точно сонная купчиха. На плотахъ зажигались огоньки костровъ,-- плотовщики варили себѣ ужинъ. Двѣ небольшія барки, сцѣпившись бортъ о бортъ и поставденныя наискось къ теченію, шли сплавомъ, чуть-чуть покачиваясь надъ зеркальною гладью рѣки, и подъ ними, зыблясь и колыхаясь, повисло ихъ отражеще въ синѣющей глубинѣ. Когда струя отъ парохода, широко разбѣжавшисъ, коснулась этого отраженія, оно вдругъ изломалось и разлетѣлось. Казалось, что зеркало разбилось внезапно, и долго шевелились и сверкали его осколки.
   -- Хорошо, Груня?..-- сказалъ Дмитрій Парфентьевичъ, садясь рядомъ съ дочерью.
   -- Да,-- коротко отвѣтила она.
   Дѣвушка была одѣта въ темное. Надвинутый на лобъ скитскій платокъ покрывалъ тѣнью блѣдное молодое лицо; большіе глаза глядѣли мечтательно и задумчиво.
   -- Главное дѣло, благодать и спокой... -- сказалъ опять Дмитрій Парфеитьевичъ нравоучительно.
   Его жизнь тоже склонялась къ закату, и ему казалось, что ничего не можетъ быть лучше спокойствія при угасающемъ днѣ...
   Только спокойствіе и молитва послѣ грѣшной суеты и утомленія... Не дай Богъ новыхъ желаній, храни Богъ отъ новаго искушенія.
   -- А? Груня?..-- взглянулъ Дмитрій Парфентьевичъ на дочь, спрашивая о собственныхъ мысляхъ.
   -- Да,-- отвѣтила дѣвушка, но взоръ ея, мечтательно убѣгавшій туда, гдѣ золотилась рѣчная даль, и горы тихо закутывались синеватою мглою, казалось, искалъ чего-то другого.
   Публика на палубѣ была настроена такъ же тихо. Кое-гдѣ слышались отдѣльные разговоры, кое-кто собирался пить чай у столиковъ.
   На кормѣ виднѣлась кучка татаръ. Они ѣхали изъ Астрахани, возвращаясь домой. Это былъ старикъ-патріархъ съ тремя сыновьями. Четвертаго, любимца, похоронили въ чужомъ городѣ. Невѣдомо съ чего захворалъ Ахметзянъ, похворалъ съ недѣлю и померъ.
   "Все въ волѣ Аллаха", говорило суровое лицо старика, по ему предстояло еще сообщить матери о смерти любимаго сына...
   А кругомъ все дышало тишиной и миромъ, и горы праваго берега уплывали одна за другой и, казалось, засыпали вдали, закутываясь синею дымкой.
  

II.

  
   Невдалекѣ отъ Дмитрія Парфентьевича, частью на скамьѣ у столика, частью на палубѣ, на узлахъ расположилась куча пассажировъ.
   Тутъ было нѣсколько плотовыхъ бурлаковъ съ Унжи, какая-то толстая и добродушная мѣщанка, старикъ, тоже повидимому изъ мелкихъ мѣщанъ. Центромъ кучки въ данную минуту служилъ пароходный лакей третьяго класса, молодой еще парень, одѣтый въ потертый и засаленный стортукъ, на лѣвомъ борту котораго болтался жетонъ съ падписью "No 2". Черезъ плечо у него висѣла салфетка, которою онъ съ одинаковымъ успѣхомъ вытиралъ и залитые столы, и стаканы. Онъ только что пронесъ по палубѣ подносъ съ приборами, широко разставляя локти врозь и глядя въ одно время и передъ собой, и подъ ноги. Поставивъ подносъ на столикъ и отряхнувъ вокругъ него пыль салфеткой, онъ направился къ упомянутой кучкѣ своихъ земляковъ, сѣлъ на кончикъ скамьи и прямо приступилъ къ начатому ранѣе разговору.
   -- На этотъ случай я вотъ что скажу,-- произнесъ онъ вполнѣ увѣреннымъ тономъ:-- я кулакомъ перекрещусь, и то дѣйствуетъ. Да, вотъ такъ: во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, аминь. И то, все равно, дѣйствуетъ. Вы какъ думали?
   И онъ оглянулся на своихъ слушателей, какъ человѣкъ, предложившій на разрѣшеніе остроумную загадку.
   -- Кулакомъ, говоришь? -- въ изумленіи переспросилъ одинъ изъ унженскихъ мужиковъ.
   -- Да, кулакомъ!
   Слушатели помотали головами съ видомъ сомнѣнія и укоризны. Мѣщанинъ строго обратился къ парню:
   -- Н-ну, ужъ это оставь! Ужъ это ты заговорилъ свыше Бога...
   -- Что такое?
   -- А то, что напримѣръ тебѣ, дур-раку-у, такъ дозволено, чтобы кулакомъ крестное знаменіе творить. Не можетъ быть. Это никогда не дѣйствуетъ.
   -- Анъ, дѣйствустъ!
   Парень окинулъ слушателей радостно сіяющимъ взглядомъ и только что хотѣлъ дать рѣшеніе загадки, какъ отъ одного изъ столовъ послышался нетерпѣливый стукъ ложки по стакану.
   Парня точно подвинуло пружиной. Въ одно мгновеніе онъ былъ уже на другомъ концъ палубы, схватывалъ чайники, бѣгалъ къ машинѣ и обратно, уставлялъ, отряхивалъ, опять бѣгалъ внизъ, приносилъ заказанное и извивался вокругъ столовъ, а между тѣмъ, начатый имъ, разговоръ продолжался среди озадаченной публики.
   -- Ну, это онъ сверхъ ума! -- сказалъ мѣщанинъ.
   -- Отъ глупаго разума,-- съ сожалѣніемъ прибавила старуха.
   -- Навралъ малый, что говорить!
   -- Какъ это можетъ быть, чтобы кулакомъ... Это никогда не дѣйствуетъ...
   Общее мнѣніе, повидимому, окончательно установилось.
   -- Неправильно,-- слышится нѣсколько голосовъ вдругъ:-- это озорсгво, больше ничего...
   -- Какъ можно!..
   -- Кто тебѣ этакое позволилъ?
   -- Озорство и есть...
   -- А вы вотъ послушайте,-- подхватываетъ паренъ, внезапно вынырнувшій изъ люка,-- можетъ и не озорство выйдетъ... Теперичо былъ у насъ на фабрикѣ, на суконной, гдѣ я жилъ, парень одинъ. Такъ ему, этому парню, машиной всю пятерню такъ и отхватило: рразъ! и кончено! Ни одного пальца! А рука-то правая... Вотъ теперь и думайте: какъ тому парню быть, ежели у него одна култышка осталась...
   Публика озадачена.
   -- Вотъ ты куда гнешь?
   -- Ишь ты, задача... А вѣдь это, братцы, какъ же?.. Вѣдь ужъ если ему -- парню-то этому самому -- лѣвой рукой креститься...
   -- Что ты, что ты,-- замахалъ рукой мѣщанинъ,-- нѣшто лѣвой рукой возможно... Это вѣдь сатанѣ...
   -- Ну, а правой какъ ты тутъ персты сложишь... Одна култышка!..
   -- Вотъ то-то и есть...
   Задача пріобрѣла мгновенно популярность. Ближайшіе пассажиры прислушивались, дальніе вставали и подходили къ говорившимъ. Даже молодой купчикъ, очень авторитетно бесѣдовавшій о политикѣ за чайнымъ столикомъ съ какимъ-то толстымъ господиномъ, удостоилъ обратить благосклонное вниманіе на затѣйливую задачу. Онъ постучалъ ложечкой и поманилъ парня.
   -- Эй, услужающій. Сколько съ насъ?.. э-э-э... тово... Какъ ты это говоришь: култышкой?
   -- Такъ мы себѣ, ваше здоровье,-- промежду себя... До васъ не касающее...
   -- Нѣтъ, а ловко, не правда ли? -- обратился купчикъ къ толстому господину.
   Толстый господинъ отвѣчалъ невнятно, потому что справлялся въ это время съ бутербродомъ.
   Одни татары сидѣли на кормѣ, не принимая участія въ общемъ разговорѣ. Они молчали или изрѣдка перекидывались короткими замѣчаніями на родномъ языкѣ.
  

III.

  
   Дмитрій Парфентьевичъ насторожился, какъ боевой конь при звукахъ трубы. Груня не отрывала глазъ отъ дальней перспективы горъ и рѣки, но легко можно было догадаться, что она уже ея не видитъ. Не поворачивая головы, она внимательно слушала то, что говорили сосѣди.
   Дмитрій Парфентьевичъ искоса поглядѣлъ на нее. Прежде когда-то она непремѣнно обратилась бы къ нему съ довѣрчивымъ вопросомъ: какъ же, тятенька, это? Но теперь ей какъ будто не было дѣла до мнѣнія отца.
   Онъ подождалъ, но она не спрашивала, только ея большіе глаза съ видимымъ сочувствіемъ перенеслись на эту кучу темныхъ, недоумѣвающихъ людей, потерявшихся отъ такого пустого преткновенія въ дѣлѣ вѣры...
   Тогда онъ поднялся и подошелъ къ разговаривающимъ. Его крупная сухая фигура, вся какъ-то сурово-чистая, въ платьѣ стариннаго покроя, сразу обратила на себя общее вниманіе.
   -- Сомнѣваетесъ?-- спросилъ онъ.
   -- Такъ точно, господинъ купецъ. Потому что, видите ли... Вотъ малый говоритъ: кулакомъ кститься могу.
   -- Слыхалъ, не разсказывай! малый у васъ -- дуракъ!
   -- То-то вотъ...-- робко прошепталъ кто-то:-- всѣ мы темные...
   -- Это вѣрно... темные вы. А ежели разсудить, какъ слѣдуетъ, по руководству истинныхъ наставниковъ, то здѣсь удивительнаго нѣтъ нисколько.
   Куча слушателей сразу увеличилась. Теперь уже всѣ заинтересовались высокимъ старикомъ со спокойными и величаво-суровыми манерами. Дмитрій Парфентьевичъ не смутился отъ всеобщаго вниманія. Ему не впервой. Одна только слушательница интересовала его во всей этой толпѣ -- это его начетчица, его непокорная молельщица Груня. Онъ по своему любилъ дочь, и его суровое сердце надрывалось отъ ея неустанныхъ сомнѣній, отъ ея тоскующаго взгляда. Онъ страстно желалъ ей благодатнаго успокоенія, къ которому такъ близко уже было его собственное сердце. Но ея непокорство поднимало въ его строгой душѣ цѣлую бурю сдержанной ярости, которая боролась съ любовью и уже привыкла ее побѣждать.
   Груня сидѣла одна на своемъ мѣстѣ, неподвижная и сдержанно-внимательная.
   -- Вотъ послушайте,-- доносился до нея увѣренный и жесткій голосъ отца. -- Вотъ есть какой правильный крестъ, и этому кресту мы держимся во спасеніе.
   Двуперстное сложеніе поднялось надъ головами слушателей.
   -- Раскольникъ,-- пронеслось въ толпѣ. Два-три человѣка изъ купцовъ, очевидно, охотники до религіозныхъ состязаній, уже проталкивались впередъ, прислушиваясь къ неожиданной проповѣди.
   -- Мы не раскольники,-- продолжалъ Дмитрій Парфентьевичъ,-- и исповѣдуемъ правую вѣру. Этому кресту вѣрили святые отцы и патріархи. Такъ научаетъ и святой Ѳеодоритъ.
   Онъ еще выше поднялъ руку съ двумя сложенными перстами.
   -- Большой палецъ тепериче пригни къ мизинному и безымянному. Стало быть въ ознаменованіе святыя Троицы. Три лица во едино. Два пальца подыми кверху: божество и человѣчество -- два естества. И еще Ѳеодорить научаетъ: приклони мало одинъ палецъ, средній. Значитъ -- человѣчество передъ божествомъ преклонилося. Вотъ.
   -- Погоди! -- вмѣшался одинъ изъ пробившихся впередъ купцовъ.-- А св. Кириллъ, тотъ опять иначе говоритъ.
   -- Св. Кириллъ говоритъ то же самое. Только оба пальца велитъ держать прямо.
   -- Стало быть, уже выходитъ разность!
   -- Погоди, твое степенство, не то говоришь... Не мѣшай...-- остановили возражателя.-- Дай кончить... Какъ же вотъ на счетъ култышки-то, купецъ?
   -- Вотъ-вотъ... это главное дѣло.
   -- А на этотъ счетъ вотъ какъ: ежели ему оторвало пальцы, онъ тутъ невиновенъ. Значитъ, такъ попустилъ Господь, Его воля! А безъ крестнаго знамени человѣку жить невозможно. Безъ крестнаго знамени онъ хуже вотъ поганца этого, татарина. Стало быть обязанъ онъ креститься... правой рукой...
   -- Ну?..
   -- А персты,-- закончилъ Дмитрій Парфентьевичъ съ разстановкой:-- персты слагать мысленно, по указанію святыхъ отецъ и патріарховъ...
   Въ толпѣ пронесся вздохъ облегченія и радости.
   -- Ай да купецъ, спасибо!
   -- Разсудилъ...
   -- Что ужъ тутъ: просто разжевалъ да въ ротъ положилъ.
   -- Мысленно!.. Вотъ это вѣрно!
   -- Какъ не вѣрно! Мысленно,-- больше ничего!
   -- Этакъ-то вотъ, небось, подѣйствуетъ...
   Дмитрій Парфентьевичъ оглянулся на дочь... Что ему эти одобренія, что эти похвалы чужихъ и темныхъ людей! А она, его дочка, опять смотрѣла прямо передъ собой, и на ея лицѣ виднѣлось равнодушіе, какъ будто отецъ сказалъ то, что ей давно было извѣстно, и что потеряло всякую силу надъ ея смятенной и усталой душой...
   Брови старика сдвинулись, и въ голосѣ зазвучала угроза.
   -- А ежели кто и мысленные нерсты сложитъ щепотью -- и то неправильно... Щепотникъ осужденъ будетъ и во вѣки погибнетъ... Проклятъ въ сей жизни и не имѣетъ части въ будущей.
   Эти жестокія, злыя слова, упавшія внезапно въ только что успокоившуюся толпу, сразу измѣнили ея настроеніе.
   Она заволновалась, зашумѣла, раскололась. Какой-то черноглазый и черноволосый торговецъ, упорно молчавшій до сихъ поръ, теперь стукнулъ кулакомъ по столу и сказалъ, сверкая своими глубокими, изступленными глазами:
   -- Вѣрно! Въ проклятой щепоти Кика-бѣсъ со всею преисподнею.
   -- Нѣтъ, погоди! -- заговорили церковные,-- не ругайтесь истинному кресту! Сами вы зачѣмъ раздѣляете -- три ипостаса, ан-на-ѳемы?!. Троица-то вотъ она: въ троеперстіи...
   -- Гдѣ у васъ первые-то персты?
   -- Ты, купецъ, ста пятое слово читалъ ли?
   -- Читалъ: сто пятое слово о свѣтопреставленіи.
   Дмитрій Парфентьевичъ стоялъ въ срединѣ, не потерявшійся и спокойный. Только каждый разъ, когда онъ отвѣчалъ кому-нибудь изъ нападавшихъ, онъ пронизывалъ его взглядомъ упорнымъ и злымъ...
   А пароходъ, размѣренно шлепая колесами и разбивая синюю гладь рѣки, все дальше уносилъ эту кучку ожесточенно спорившихъ людей, и глинистые обрывы нагорнаго берега отражали смятенные голоса...
   Но вотъ крутая гора, скрывавшая поворотъ, отступила_назадъ, и впереди опять открылась широкая даль. Солнце краснымъ шаромъ повисло уже надъ самой водой, а съ востока, будто легкими взмахами вечернихъ тѣней, бѣжали по лугамъ сумерки, догоняя пароходъ и все замѣтнѣе налегая на Волгу.
  

IV.

  
   Молчаливая кучка татаръ вдругъ поднялась съ своихъ мѣстъ на кормѣ и ровной походкой направилась на край верхней палубы къ кожухамъ. Тамъ они сняли халаты и разостлали ихъ на полу. Затѣмъ, скинувъ туфли, они благоговѣйно ступили на халаты. Отблескъ заката заигралъ на строгихъ татарскихъ лицахъ. Ихъ рослыя фигуры рѣзко выотупали на свѣтломъ, похолодѣвшемъ небѣ.
   -- Молятся...-- тихо сказалъ кто-то, и нѣсколько человѣкъ, отдѣлившись отъ спорящихъ, приблизились къ периламъ.
   За ними послѣдовали другіе. Споры стали стихать.
   Татары стояли съ закрытыми глазами, высоко поднявъ брови и будто возносясь мыслью туда, гдѣ въ вышинѣ угасали послѣдніе лучи дневного свѣта. По временамъ они разжимали сложенныя подъ грудью руки, прикладывали ихъ къ колѣнямъ, и тогда головы въ бараньихъ шапкахъ низко, низко опускались. Затѣмъ они поднимались опять, протягивая къ свѣту распростертыя ладони.
   И губы басурманъ шептали слова невѣдомой и непонятной молитвы...
   -- Тоже вотъ...-- сказалъ какой-то мужикъ и замолкъ нерѣшительно, не досказавъ своей мысли.
   -- Свой обрядъ тоже сполняютъ,-- поддержалъ другой.
   -- Да, молятся тоже...
   Всѣ татары припали вдругъ къ полу, прикасаясь челами къ палубѣ, и затѣмъ быстро поднялись. Трое молодыхъ взяли свои халаты и туфли и опять прошли на прежнее мѣсто на кормѣ. Старикъ остался одинъ. Онъ сѣлъ, поджавъ подъ себя ноги; и губы его шевелились, а на красивомъ лицѣ съ сѣдой бородой было странное и трогательное выраженіе глубокаго страданья, смягченнаго благоговѣніемъ передъ высшей волею. Рука его быстро перебирала четки.
   -- Видишь ты... И четки тоже.
   -- Радѣтельный старичекъ...
   -- Объ сынѣ онъ это... Сынъ у него въ Астрахани померъ,-- пояснилъ купецъ, ѣхавшій снизу вмѣстѣ съ татарами.
   -- Охъ-хо-хо...-- философски вздохнулъ кто-то. -- Всякому человѣку хочется спастися. Ни одному не хочется погибнуть, какой бы ни былъ, хошь, скажемъ, и татаринъ...
   Теперь уже трудно было разглядѣть, кто говоритъ. Всѣ лица сливались, только отдѣльная фигура молящагося старика виднѣлась на краю кожуха надъ водой. Онъ тихо покачивался взадъ и впередъ.
   -- Тятя! -- раздался вдругъ тихій голосъ. Это Груня позвала отца.
   -- Что тебѣ, дочка?
   Дѣвушка смолкла на мгновеніе, продолжая глядѣть въ сторону молящагося иновѣрца, и затѣмъ ея молодой, но уже надтреснутый голосъ отчетливо прозвучалъ въ тишинѣ:
   -- Какъ же теперь... какъ надо думать, дойдетъ ли вотъ эта молитва?
   Груня говорила тихо, но ее слышали всѣ; казалось, будто легкій вѣтеръ промчался вдругъ по палубѣ, и не въ одной душѣ отозвался вопросъ блѣдной дѣвушки: дойдетъ ли?
   Всѣ молчали... Глаза невольно подымались кверху, какъ бы стараясь уловить среди синевы вечерняго неба невидимый полетъ чужой и непонятной, но исполненной живого чувства, молитвы...
   -- Какъ, чай, не дойти?..-- опять какъ-то нерѣшительно мягко произноситъ добродушный мужичій голосъ.-- Чай, тоже не кому другому молится. Все Богу же.
   -- Все Ему, Батюшкѣ. Видишь, на небо смотритъ.
   -- Охъ, кто знаетъ, кто знаетъ...
   -- Трудное дѣло -- пути-то Господни...
   На носу заскрипѣлъ блокъ, фонарь золотой звѣздой взлетѣлъ на верхушку мачты; волна плескалась гдѣ-то глубоко въ сумракѣ, отдаленный свистокъ чуть виднаго парохода тихо прозвенѣлъ надъ засыпающей рѣкой. Въ небѣ одна за другой зажигались яркія звѣзды, и синяя ночь безшумно неслась надъ лугами, горами и оврагами Волги.
   И казалось, земля печально спрашиваетъ о чемъ-то, а небо молчитъ, исполненное спокойствія и тайны...
  
   1889.
  
Оценка: 5.00*3  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru