Корелин Михаил Сергеевич
Новые данныя о состоянии Москвы в 1812 году

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

Новыя данныя о состояніи Москвы въ 1812 году.

I.

   Въ моемъ распоряженіи находятся составленные на нѣмецкомъ языкѣ мемуары, озаглавленные Geschichtliche Ereignisse in Moskau im Jahre 1812, zur Zeit der Anwesenheit des Feindes in dieser Stadt. Авторъ этихъ воспоминаній нигдѣ не называетъ своего имени, но сообщаетъ нѣкоторыя автобіографическія свѣдѣнія. Онъ переселился въ Россію, вѣроятно, въ началѣ нынѣшняго или въ концѣ прошлаго столѣтія {Свѣдѣнія о личности автора и вообще подробный комментарій къ его мемуарамъ я отлагаю до ихъ полнаго изданія какъ въ подлинникѣ, такъ и въ русскомъ переводѣ.}, завелъ торговое дѣло сначала въ Петербургѣ, затѣмъ распространилъ его и на Москву, оставивши въ Петербургѣ своихъ сыновей, а въ 20-хъ годахъ сдѣлался пасторомъ. Воспоминанія о пребываніи Наполеона написаны имъ только въ 1835 году и составлены исключительно по личнымъ воспоминаніямъ. "Я не знаю,-- пишетъ онъ въ 1835 году,-- были ли изображены кѣмъ-нибудь событія этого замѣчательнаго и богатаго послѣдствіями времени, по крайней мѣрѣ, мнѣ не случалось видѣть такой книги; поэтому я сообщаю только то, что я самъ видѣлъ, или слышалъ, или имѣлъ случай замѣтить". Во время непріятельскаго нашествія авторъ былъ поглощенъ личными дѣлами и дѣлами своихъ друзей, заботился, главнымъ образомъ, о своей и объ ихъ безопасности и, насколько было возможно, о сохраненіи своего и чужого имущества. Тогда было не до наблюденій, и авторъ обнаруживалъ мало любознательности. "Я ме сдѣлалъ ни одного шага,-- пишетъ онъ,-- иначе какъ по обязанности, и, что едва ли покажется вѣроятнымъ, я ни разу не видалъ Наполеона, хотя онъ ежедневно въ три часа пополудни проѣзжалъ около нашего задняго дома, и мнѣ стоило только выйти за ворота, чтобы хотя одинъ разъ на него посмотрѣть. Стоявшіе у насъ на квартирѣ полковники были очень недовольны моимъ равнодушіемъ и не разъ дѣлали мнѣ по этому поводу замѣчанія, но я успокоивалъ ихъ или извиняясь недостаткомъ времени, или обѣщая воспользоваться первымъ удобнымъ случаемъ". Большую часть времени авторъ прожилъ въ домѣ Демидова на Кузнецкомъ Мосту, гдѣ находился его магазинъ; тѣмъ не менѣе частыя дѣловыя экскурсіи въ разныя стороны Москвы открывали ему довольно широкое поле для наблюденій, и нѣкоторыя видѣнныя имъ сцены произвели на него такое впечатлѣніе, что онъ и черезъ 23 года описываетъ ихъ съ живостью непосредственнаго очевидца.
   Но скромное положеніе автора, стоявшаго далеко отъ крупныхъ историческихъ дѣятелей, и позднее составленіе имъ воспоминаній, дѣлавшее неизбѣжными нѣкоторыя фактическія ошибки, не уничтожаютъ исторической цѣны его мемуаровъ. Авторъ много видѣлъ и слышалъ, твердо запомнилъ многое изъ пережитаго и, что особенно важно, отличается полнымъ безпристрастіемъ. Событія осени 1812 года, по его собственнымъ словамъ, произвели въ немъ духовный переворотъ, благодаря которому изъ купца онъ сдѣлался пасторомъ. Въ тѣхъ случайныхъ обстоятельствамъ, которыя заставили его остаться въ Москвѣ, онъ видитъ непосредственный, чудесный актъ Провидѣнія по отношенію къ своей личной судьбѣ. "Безъ всякаго увлеченія, съ полной увѣренностью я могу утверждать,-- пишетъ онъ въ началѣ своихъ мемуаровъ,-- что я только по волѣ Божіей не оставилъ Москвы; Господу угодно было, чтобъ я отказался отъ отъѣзда, несмотря на то, что уже все было готово и даже лошади были запряжены, чтобы мнѣ ѣхать въ Петербургъ къ моимъ дѣтямъ... А теперь я ясно вижу, что это обстоятельство содѣйствовало земному благополучію моему и моихъ дѣтей, а также по милосердію Божію и нашему вѣчному спасенію... Насколько можетъ простираться человѣческая проницательность, я могу съ увѣренностью утверждать, что безъ особеннаго чуда я не достигъ бы въ Петербургѣ при нашихъ ограниченныхъ торговыхъ дѣлахъ такой степени благосостоянія и не испыталъ бы такой полной перемѣны въ духовныхъ воззрѣніяхъ, какая произошла во мнѣ въ Москвѣ вслѣдствіе страданій и опасностей. Въ Петербургѣ я никогда не пріобрѣлъ бы такой подготовки въ церковныхъ и школьныхъ дѣлахъ, какую я имѣлъ случай получить здѣсь, принимая дѣятельное участіе въ занятіяхъ церковнаго совѣта. А все это должно было предшествовать тому, чтобъ я могъ съ нѣкоторой надеждой на успѣхъ принять рѣшеніе сдѣлаться проповѣдникомъ". Говоря далѣе о потерѣ своего состоянія во время московскаго погрома, авторъ замѣчаетъ: "Тотъ фактъ, что я долженъ былъ потерять все, что имѣлъ, былъ великимъ знаменіемъ божественной милости ко мнѣ недостойному, ибо никто не повѣрилъ бы, что я былъ обязанъ за сохраненіе моей собственности стеченію благопріятныхъ обстоятельствъ, а скорѣе это должно было возбудить трудно-устранимое подозрѣніе, что я стоялъ въ тайномъ соглашеніи съ врагами отечества, какъ это дѣлали, къ сожалѣнію, весьма многіе, и что благодаря этому я спасся самъ и сохранилъ свое состояніе. Такое подозрѣніе могло казаться тѣмъ основательнѣй, что я только въ ноябрѣ предыдущаго года покинулъ Петербургъ и открылъ новое дѣло въ Москвѣ. Кромѣ того, я могу съ увѣренностью утверждать, что потеря моего имущества не вызвала у меня ни одной слезы и ни одного вздоха. Скорѣе я считалъ себя чрезмѣрно богатымъ, ежедневно видя обнаженными, закутанными въ рогожи, голодными и блуждающими безъ крова такихъ людей, у которыхъ раньше были большіе дома и значительное состояніе. Хотя у меня въ то время не было ничего, кромѣ тѣхъ товаровъ, которые, по моему мнѣнію, не стоило закапывать и прятать, но я, уже имѣя такіе опыты, вѣрилъ, что всемогущество Божіе не ограничено и изъ немногаго можетъ создать многое. Огромнымъ преимуществомъ для меня было уже то, что я сохранилъ въ цѣлости свое жилище и устройство моего магазина. Вслѣдствіе этого, какъ только врагъ былъ изгнанъ изъ Россіи, я тотчасъ же могъ начать торговлю тѣми товарами, которые сынъ мой еженедѣльно высылалъ мнѣ изъ Петербурга, тогда какъ другіе купцы, убѣжавшіе изъ Москвы, если и не потеряли своихъ товаровъ, то за недостаткомъ помѣщенія не могли открывать магазиновъ. Поэтому то обстоятельство, что я въ моментъ отъѣзда изъ Москвы получилъ ложное извѣстіе и что позже не могъ выѣхать и долженъ былъ здѣсь остаться, я считаю незаслуженною милостью ко мнѣ божественнаго Провидѣнія. Благодаря этому и многократному спасенію отъ опасностей окрѣпла моя вѣра; возросло довѣріе на всемогущую помощь Божію, а также я обогатился опытомъ и было положено основаніе моему позднѣйшему, болѣе значительному благосостоянію. Благодаря этому же стало возможно для меня черезъ 8 лѣтъ вступить въ должность пастора и до настоящаго дня съ Божьею помощью безплатно проповѣдовать Евангеліе, не имѣя надобности для своего содержанія принимать какое-либо вознагражденіе за исполненіе служебныхъ обязанностей. Если бы въ то время, будучи уже совершенно готовымъ къ отъѣзду, я уѣхалъ изъ Москвы, то я или никогда болѣе сюда не возвратился бы, или вернулся бы только затѣмъ, чтобъ узнать, что мои оставшіеся здѣсь товары погибли, и у меня не хватило бы ни охоты, ни средствъ второй разъ заводить дѣло, когда первое закончилось такъ неудачно".
   Такое соединеніе наивнаго благочестія съ практической разсудительностью хорошо характеризуетъ отношеніе автора къ пережитымъ имъ событіямъ. Онъ не вдается ни въ философскія, ни въ богословскія объясненія излагаемыхъ имъ фактовъ; онъ просто ихъ разсказываетъ, но разсказываетъ съ тѣмъ большею добросовѣстностью, что для него они имѣютъ особенно важное, почти религіозное значеніе. Поэтому въ самомъ началѣ своихъ воспоминаній онъ предупреждаетъ читателя относительно недостатковъ и промаховъ въ своемъ трудѣ. "Теперь по прошествіи 23 лѣтъ,-- говоритъ онъ,-- я не могу настаивать на точности хронологическаго порядка, цифръ и всего того, что было замѣчательнаго въ ту эпоху и достойнаго записи для политика, государственнаго человѣка, воина и историческаго дѣятеля. Я былъ тогда частнымъ человѣкомъ и обсуждалъ все, что случалось, прежде всего по отношенію къ себѣ самому, а потомъ уже по отношенію къ родинѣ и къ другимъ людямъ. Но, научившись съ тѣхъ поръ ставить всѣ временныя событія въ тѣснѣйшую связь съ вѣчностью, я смотрю теперь назадъ, на все тогда случившееся съ этой единственноправильной точки зрѣнія, чтобы мои сообщенія были интересны также и для христіанина". Дѣйствительно, автора можно упрекнуть иногда за неточность датъ, за скучноватый дидактизмъ благочестивыхъ отступленій; но онъ совершенно свободенъ отъ какой бы то ни было религіозной, національной или политической тенденціи. По отношенію къ дѣйствующимъ лицамъ онъ старается стоять на высотѣ исторической объективности.
   Оставляя въ сторонѣ ошибки и неточности автора, а также бытовыя и личныя частности и подробности, я остановлюсь только на тѣхъ его показаніяхъ, которыя представляютъ наибольшую историческую важность и даютъ или новыя свѣдѣнія, или новыя данныя для рѣшенія спорныхъ вопросовъ.
   

II.

   Одинъ изъ самыхъ интересныхъ вопросовъ, связанныхъ съ пребываніемъ Наполеона,-- это настроеніе и поведеніе русскихъ людей, остававшихся тогда въ столицѣ, и въ особенности подмосковныхъ крестьянъ. Авторъ не имѣлъ случая сталкиваться въ это время съ представителями зажиточныхъ и образованныхъ классовъ; но онъ часто наблюдалъ толпу и не разъ подвергался, благодаря ея настроенію, серьезной опасности. По его словамъ, еще до вступленія французовъ низшіе классы московскаго населенія были настроены чрезвычайно враждебно по отношенію къ иностранцамъ. "Къ концу августа,-- пишетъ онъ,-- многолюдная Москва почти совсѣмъ опустѣла, и опасность для немногихъ иностранцевъ, добровольно или по необходимости оставшихся въ городѣ, возрастала съ каждымъ часомъ, какъ это показывали рѣзкія выходки (Excesse) ожесточеннаго народа, какъ на улицахъ, такъ и въ частныхъ домахъ. Особенно бѣльмомъ на глазу для народа былъ Кузнецкій Мостъ, гдѣ находилось большинство французскихъ магазиновъ и гдѣ жили почти исключительно иностранцы, и въ другихъ частяхъ города прошелъ однажды слухъ, что въ предыдущую ночь были перебиты всѣ иностранцы, жившіе на Кузнецкомъ Мосту... Тогдашній генералъ-губернаторъ графъ Растопчинъ издавалъ прокламаціи къ народу, въ которыхъ говорилось, что мало чести убить сухопараго, похожаго на селедку француза или нѣмца въ парикѣ; но эти шутливые бюллетени были мало способны устрашить народъ". Опасность все увеличивалась, и авторъ ночью 30 августа тайкомъ покинулъ свое жилище на Кузнецкомъ Мосту и отправился къ своему знакомому Шиллингу, имѣвшему свой домъ въ другой части города, причемъ дорогой онъ подвергся преслѣдованію черни. "Нѣсколько мужиковъ,-- разсказываетъ онъ,-- увидавъ насъ изъ окна, закричали: мы васъ убьемъ, проклятые нѣмцы; по имъ нужно было сначала пройти дворъ своего дома, ворота котораго выходили на сосѣднюю улицу, такъ что между нами было нѣкоторое разстояніе, которое мы увеличили быстрымъ бѣгомъ". Мужики не догнали, и авторъ успѣлъ укрыться за желѣзными воротами дома Шиллинга.
   По мѣрѣ опустѣнія Москвы усиливалась анархія и разнуздывались дурныя страсти низшихъ классовъ населенія и прежде всего страсть къ грабежу. Первымъ толчкомъ къ анархіи и къ расхищенію чужой собственности, по разсказу автора, были афиши графа Растопчина, въ которыхъ-онъ приглашалъ населеніе вооружиться и собраться на Воробьевыхъ горахъ.
   "Я долженъ привести,-- говоритъ онъ,-- еще одно и главное основаніе, почему я оставилъ свое жилище на Кузнецкому Мосту". Вслѣдствіе приглашеній гр. Растопчина, "мой кучеръ, молодой и дерзкій дѣтина съ дьявольскою физіономіей, сталъ ежедневно собирать на нашемъ просторномъ дворѣ толпу подобныхъ себѣ молодцовъ, занимался съ ними военными упражненіями, ставилъ ихъ въ ряды и при этомъ чрезвычайно шумѣлъ... Я долженъ былъ молча терпѣть это безобразіе, но мое вынужденное молчаніе только увеличивало дерзость кучера, такъ что онъ наконецъ схватилъ за щеки мою дочь и хотѣлъ ее поцѣловать. Встрѣтивъ отпоръ, онъ сталъ насмѣхаться надъ ея суровостью и съ наглостью говорилъ, что скоро она будетъ иначе думать и будетъ благодарить его, если онъ сдѣлается ея защитникомъ". Разрѣшеніе гр. Растопчина брать оружіе изъ арсенала положило начало хищеніямъ и грабежу.
   "Въ понедѣльникъ утромъ,-- разсказываетъ авторъ,-- на улицахъ началось большое.оживленіе, и мы увидѣли мужчинъ, женщинъ и дѣтей, навьюченныхъ съ головы до ногъ ружьями, саблями и пистолетами. Всѣ спѣшили съ этою ношей къ своимъ жилищамъ, складывали ее иногда передъ дверями, и вновь убѣгали". Авторъ совершенно основательно полагаетъ, что цѣлью этого разрѣшенія не было вооруженіе жителей для борьбы съ врагомъ. "Сбѣжавшіеся въ Кремль жители нашли арсеналъ открытымъ,-- говоритъ онъ,-- но тамъ не было никого, кто имъ сказалъ бы, что брать и гдѣ они должны собраться. Поэтому каждый бралъ, что ему нравилось, спѣшилъ домой, разсказывалъ объ этомъ домашнимъ и всѣмъ встрѣчнымъ, бралъ съ собою всѣхъ и даже дѣтей, способныхъ хоть что-нибудь донести. Такимъ образомъ количество охотниковъ брать и уносить съ собой оружіе возрастало съ каждымъ часомъ до того момента, когда въ городъ вступили французы... Къ счастію, у народа не было пороха, иначе произошло бы большое кровопролитіе". Но несмотря на личную опасность, которой подвергался авторъ отчасти вслѣдствіе этой мѣры, онъ съ большимъ безпристрастіемъ вполнѣ одобряетъ раздачу жителямъ оружія. "Гр. Растопчинъ, конечно, заранѣе зналъ,-- говоритъ онъ,-- что арсеналъ попадетъ въ руки враговъ, и такимъ образомъ спасъ много оружія, которое жители спрятали во время нашествія, но потомъ должны были возвратить назадъ, когда въ Москву вступили русскія власти". Точно также, разсказывая съ эпическимъ спокойствіемъ о враждебномъ отношеніи къ иностранцамъ народной массjй, онъ отмѣчаетъ "истинно-дружескій пріемъ" со стороны русскаго священника, въ домѣ котораго онъ было думалъ поселиться и который обѣщалъ автору "жить съ нимъ побратски, дѣлить всѣ опасности и защищать авторитетомъ своего сана".
   Открытый грабежъ начался только со вступленія французовъ, причемъ толпа на-ряду съ непріятельскими солдатами принимала въ немъ самое дѣятельное участіе. Весьма характернымъ образцомъ происходившихъ тогда сценъ можетъ быть разграбленіе гостиннаго двора, которое авторъ описываетъ какъ очевидецъ. "Проходя мимо гостиннаго двора,-- говоритъ онъ,-- я увидѣлъ зрѣлище, навѣрное единственное въ своемъ родѣ. Тысячи солдатъ всѣхъ родовъ оружія и почти столько же простыхъ людей въ русской одеждѣ были заняты опустошеніемъ лавокъ и взламываньемъ тѣхъ, которые были еще заперты. Все шло при этомъ мирно и дружелюбно, несмотря на то, что люди, принадлежавшіе къ разнымъ націямъ, не могли разговаривать между собой. Каждый бралъ, что ему нравилось, никто не мѣшалъ другому, такъ какъ добычи было довольно для всѣхъ. Часто кто-нибудь, схвативши раньше связку товаровъ, потомъ бросалъ ее на землю, какъ только въ другой лавкѣ находилъ что-нибудь, что ему болѣе нравилось или что ему казалось болѣе нужнымъ. Другой тотчасъ поднималъ брошенное, уносилъ съ собой или потомъ замѣнялъ чѣмъ-нибудь лучшимъ. Все это походило на завтракъ à la fourchette, когда каждый изъ приглашенныхъ гостей выбираетъ то, что ему по вкусу. Въ открытыхъ лавкахъ, гдѣ прежде продавалось варенье, грабители рядами, одинъ послѣ другого, безъ отвращенія хватали его грязными руками, и хотя я ходилъ вокругъ около 2 двухъ часовъ, я не слыхалъ даже разговора, а тѣмъ менѣе спора. Только одинъ разъ я видѣлъ, какъ французскій солдатъ отнималъ у русскаго мужика кусокъ сукна и дѣлалъ это съ большимъ усиліемъ, такъ какъ мужикъ не хотѣлъ отдавать своей добычи. Когда наконецъ солдатъ овладѣлъ сукномъ, то мужикъ побѣжалъ за нимъ и старался отнять исхищенное. Тогда солдатъ бросилъ ему мѣшокъ около 3/4 аршина въ длину и немного меньше въ ширину и побѣжалъ прочь. Мужикъ открылъ мѣшокъ, заглянулъ въ него и поднялъ такой ужасный крикъ, что нельзя было разобрать, кричитъ ли онъ отъ радости или отъ горя, и этотъ крикъ привлекъ къ нему вниманіе всѣхъ окружающихъ. Между тѣмъ мужикъ кричалъ все громче и наконецъ пустился бѣжать какъ можно быстрѣе, обѣими руками прижимая мѣшокъ къ груди. Я уже потерялъ его изъ виду, но его крики все еще можно было слышать издали. Вѣроятно, мѣшокъ былъ наполненъ кредитными билетами, цѣны которыхъ солдатъ не зналъ, а мужикъ оцѣнилъ ихъ съ перваго взгляда, и эта неожиданно огромная находка вызвала его радость, выразившуюся смѣхомъ и слезами".
   Послѣ того какъ грабежъ съ учрежденіемъ полиціи нѣсколько поутихъ, начали завязываться кое-какія мирныя сношенія между мѣстнымъ населеніемъ и завоевателями, хотя эти сношенія были очень слабы и непрочны. Авторъ разсказываетъ, что нѣкоторые подмосковные крестьяне приносили въ городъ гусей, куръ, масло и т. п., но въ очень незначительномъ количествѣ, такъ что всѣ эти припасы еще за заставой покупались "за огромныя цѣны (mit enormen Preise") для императорскаго стола. Гораздо оживленнѣе шелъ торгъ другого рода.
   "Весьма многіе окрестные крестьяне,-- говоритъ авторъ,-- приходили въ городъ, но не для того, чтобы продавать жизненные припасы, а чтобы покупать мѣдныя деньги въ мѣшкахъ по 25 рублей въ каждомъ, и соль четвертями, а также собирать все, что осталось въ обгорѣлыхъ домахъ и лавкахъ и что они могли увезти на своихъ телѣгахъ. Мѣшокъ мѣдныхъ денегъ въ 25 рублей (ихъ огромная масса лежала въ подвалахъ Кремля) стоилъ столько же, сколько четверть соли (которая также находилась въ большомъ количествѣ) -- 4 рубля или одинъ серебряный рубль. Точно также за нѣсколько серебряныхъ рублей можно было покупать цѣлые пакеты старыхъ кредитныхъ билетовъ. Количество покупателей ежедневно увеличивалось по мѣрѣ того, какъ крестьяне съ цѣлыми грузами соли и мѣдныхъ денегъ невредимо возвращались изъ Москвы по своимъ деревнямъ". Но мирныя сношенія не могли быть прочны еще и потому, что завоеватели предпочитали грабить даже и тогда, когда они могли покупать за наличныя деньги.
   Послѣ выступленія французовъ изъ Москвы грабежи возобновились съ. новою силой. Когда въ Кремлѣ еще находился французскій гарнизонъ, подготовлявшій взрывы, и ворота охранялись солдатами, крестьяне тѣмъ не менѣе пытались проникнуть въ Кремль за солью и мѣдными деньгами и, не понимая французскихъ окриковъ, гибли подъ выстрѣлами часовыхъ. Убѣдившись, наконецъ, что обычные входы въ Кремль стали недоступны, они проломали въ стѣнѣ проходъ къ тому мѣсту, гдѣ лежали мѣдныя деньги. "Теперь,-- разсказываетъ авторъ,-- каждый былъ въ состояніи взять столько мѣдныхъ денегъ, сколько хотѣлъ или, лучше сказать, сколько могъ; но при этомъ люди гибли, какъ мухи, потому что какъ только кто-либо выходилъ изъ сдѣланной въ стѣнѣ бреши, то другіе хотѣли отнять у него его добычу; начиналась кровавая борьба, и деньгами овладѣвалъ тотъ, кто оставался въ живыхъ". Полному разграбленію подвергались также тѣ дома, которые уцѣлѣли отъ пожара, а въ особенности тѣ, которые были заняты французскими офицерами. Тотчасъ послѣ выступленія непріятеля толпа бросалась на эти дома, причемъ, по словамъ автора, дѣло не обходилось безъ кровопролитія, такъ какъ "крестьяне носили за поясомъ свои топоры и пускали ихъ въ ходъ какъ другъ противъ друга въ случаѣ несогласій, такъ и противъ тѣхъ, кто пытался удерживать ихъ отъ грабежа". Весьма живо и рельефно изображаетъ авторъ нападеніе на домъ Демидова, въ которомъ онъ самъ находился въ это время. "Послѣ перваго взрыва Кремля,-- разсказываетъ онъ,-- я вышелъ изъ кухни на дворъ и увидалъ, какъ собственные крестьяне Демидова разбивали его амбары, которые пощадили французы. Я представилъ имъ, насколько могъ живо, всю несправедливость ихъ дѣла и ожидавшее ихъ наказаніе. Тогда они рѣшили меня убить, чтобъ устранить свидѣтеля грабежа, и тотчасъ болѣе 30 крестьянъ окружили меня и такъ сдавили, что я не могъ поднять руки". Знакомый автора бросился было къ нему на помощь, но тотъ уговорилъ его не подвергать своей жизни безплодной опасности. "Я ожидалъ,-- продолжаетъ авторъ,-- смертельнаго удара или скорѣе многихъ ударовъ, такъ какъ крестьяне отчасти были вооружены; но въ это время послѣдовалъ второй взрывъ, и окружавшіе меня крестьяне бросились въ разныя стороны. Тогда я закричалъ имъ: скорѣе убивайте меня, чтобы мнѣ умереть прежде, чѣмъ третій и самый сильный ударъ взорветъ на воздухъ всю Москву и не оставитъ камня на камнѣ. Вы убійцы должны будете погибнуть мучительною смертью, тогда какъ я умру отъ вашей руки за честный совѣтъ, который я вамъ далъ. Затѣмъ вы на вѣки пойдете въ адъ, какъ разбойники и убійцы, а я на небо, потому что я, какъ честный человѣкъ, сопротивлялся разграбленію имущества вашего господина. Я и теперь еще удивляюсь тому, что могъ такъ хорошо произнести эти слова по-русски, что крестьяне вполнѣ поняли ихъ смыслъ. Они снова начали приближаться ко мнѣ, поуже съ смиреннымъ видомъ, а нѣкоторые даже бросились передо мною на колѣни и говорили, съ мольбою протягивая ко мнѣ руки: "Батюшка, Иванъ Ивановичъ, ты ан'гелъ, ты премудрый (и много другихъ такихъ же словъ говорили они), посовѣтуй, что намъ дѣлать, чтобы спасти жизнь и избѣжать страшной смерти!" -- Еслибы у меня, какъ у васъ, была телѣга,-- отвѣчалъ я,-- то я ни минуты не остался бы въ городѣ, чтобы не погибнуть отъ пуль или не быть заживо похороненнымъ подъ развалинами домовъ, такъ какъ пройдетъ еще полчаса, прежде чѣмъ произойдетъ третій послѣдній и самый сильный ударъ. Едва я это сказалъ, какъ крестьяне побѣжали на второй дворъ, бросились на свои телѣги и выѣхали за ворота, которыя я тотчасъ же приказалъ затворить и крѣпко запереть".
   Грабежи продолжались нѣкоторое время и послѣ того, какъ русскіе вернулись въ городъ, и демидовскіе крестьяне, подражая общему примѣру, сдѣлали еще одну попытку разграбить домъ своего барина. "Въ воскресенье съ утра,-- разсказываетъ авторъ,-- нашъ дворъ наполнился демидовскими мужиками, такъ какъ, зная, что мы не въ состояніи не допустить ихъ сюда силой, я приказалъ открыть имъ свободный доступъ. Около 11 час. утра пришли и тѣ крестьяне, которые хотѣли убить меня ночью въ прошлый четвергъ. Вмѣстѣ со многими другими они вошли въ мою комнату подъ предводительствомъ писаря, который обратился ко мнѣ съ такими словами: "Теперь мы пришли тебя убить, и ничто тебя не спасетъ, хотя бы произошло и десять такихъ взрывовъ, какіе освободили тебя изъ нашихъ рукъ въ прошлый четвергъ". Но и на этотъ разъ автору удалось избавиться отъ мужиковъ, благодаря случайно проѣзжавшему въ это время мимо дома отряду казаковъ. "И черезъ нѣсколько недѣль, когда порядокъ былъ совершенно возстановленъ, пришли ко мнѣ,-- разсказываетъ авторъ,-- многіе изъ этихъ крестьянъ, бросились въ ноги и просили не доносить на нихъ начальству". Точно также раскаялся и писарь.
   Разсказы автора о демидовскихъ крестьянахъ, усердно старавшихся разграбить домъ именно своего барина, обнаруживаютъ интересное явленіе, которое, сколько мнѣ извѣстно, не отмѣчено въ другихъ мемуарахъ, котораго не подчеркиваетъ и самъ авторъ, не придавая ему особеннаго значенія. Но въ этомъ фактѣ сказались, какъ мнѣ кажется, слѣды сословной вражды, которая проявлялась и въ другихъ случаяхъ, разсказанныхъ авторомъ. Наполеоновскіе манифесты, какъ извѣстно, не произвели значительнаго впечатлѣнія на народную массу, но вызвали нѣкоторые слухи. Дерзкій кучеръ, обижавшій дочь автора, "часто" говорилъ, между прочимъ: "Что, наконецъ, обстоятельства перемѣнились, что крѣпостные сдѣлаются господами, а теперешніе господа или будутъ избиты, или обратятся въ крестьянъ". Можетъ быть, эти неопредѣленные слухи оказали нѣкоторое вліяніе на тотъ фактъ, что поведеніе демидовскихъ крестьянъ не было единичнымъ явленіемъ.
   Но, изображая разнузданность толпы и ея хищничество, авторъ отмѣчаетъ и другія стороны въ поведеніи народной массы. Правда, ему лично не приходилось наблюдать проявленій патріотическаго одушевленія, онъ самъ видѣлъ и много слышалъ о томъ, что фабричные и вообще простой людъ не мало избили французскихъ солдатъ на окраинахъ Москвы, да и въ самомъ центрѣ города; но онъ не одобряетъ такихъ по большей части тайныхъ убійствъ. Какую роль игралъ патріотическій порывъ въ московскомъ пожарѣ, объ этомъ авторъ знаетъ такъ же мало, какъ и позднѣйшіе историки. Онъ свидѣтельствуетъ только, что пожаръ одновременно начинался въ разныхъ частяхъ города и быстро распространялся благодаря сильному вѣтру, что Наполеонъ сначала приказывалъ солдатамъ бороться съ огнемъ и даже самъ появлялся на пожарахъ, но потомъ отмѣнилъ приказаніе въ виду его безполезности, и что въ пять дней отъ понедѣльника до субботы выгорѣло 4/5 или 5/6 Москвы. Онъ слышалъ также, что "наконецъ напали на слѣдъ поджигателей", что одного повѣсили на фонарномъ столбѣ Тверского бульвара, что позади дома Демидова поймали подозрительнаго человѣка съ горючими веществами, котораго тутъ же и разстрѣляли. Но кто были эти поджигатели и почему они сожгли городъ,-- объ этомъ у автора нѣтъ точныхъ свѣдѣній.
   О патріотическихъ подвигахъ крестьянъ и объ ихъ храбрости въ борьбѣ съ непріятелемъ авторъ знаетъ только по разсказамъ, но по разсказамъ вполнѣ достовѣрнымъ. Одинъ изъ жильцовъ дома Демидова, адъютантъ маршала Бертье, полковникъ Кутейль, разсказывалъ автору объ одной экспедиціи за фуражомъ, въ которой онъ самъ принималъ участіе и изъ которой вернулся въ Москву безъ шляпы. "Полковникъ увѣрялъ,-- говоритъ авторъ,-- что онъ обязанъ за спасеніе жизни только своей превосходной англійской лошади и, какъ настоящій воинъ, не находилъ словъ, чтобы достаточно похвалить храбрость русскихъ мужиковъ, которые истребили цѣлый французскій отрядъ. Во всѣхъ походахъ Наполеона и даже въ Египтѣ онъ не видалъ ничего подобнаго. Высланная за фуражомъ команда пришла въ большую деревню около Москвы, повидимому, покинутую жителями. Но когда французы дошли до средины деревни, вдругъ съ противоположныхъ ея концовъ, какъ изъ земли, выросла масса вооруженныхъ крестьянъ. Командовавшій отрядомъ французскій офицеръ тотчасъ приказалъ своимъ людямъ открыть огонь одновременно на обѣ стороны и непрерывно и живо его поддерживать. Но крестьяне не потеряли смѣлости и смыкались надъ павшими братьями, которыхъ было не мало, такъ какъ выстрѣлы попадали въ густую толпу и каждый достигалъ своей цѣли. Тѣмъ не менѣе крестьяне съ вилами, косами и топорами, а также съ военнымъ оружіемъ нападали съ обѣихъ сторонъ на окруженныхъ французовъ, изъ которыхъ спасся одинъ только полковникъ Кутейль. Увидавъ храбрость крестьянъ, онъ бросился въ сторону въ открытый дворъ, перескочилъ черезъ изгородь, потерявъ при этомъ свою шляпу, достигъ открытаго поля и благополучно ускакалъ въ Москву".
   Авторъ точно также подтверждаетъ ранѣе извѣстную смѣлость казаковъ въ борьбѣ съ занявшими Москву французами. По его словамъ, казаки стали появляться небольшими отрядами сначала на окраинахъ Москвы, вступали въ перестрѣлку съ гусарами, которые не могли ихъ преслѣдовать на своихъ истощенныхъ лошадяхъ; затѣмъ они начали проникать все глубже и глубже въ городъ и нападали на сторожевые посты. Такъ, однажды они добрались до Маріинскаго госпиталя и ранили стоявшаго на посту офицера съ нѣсколькими солдатами, причемъ французы по ошибкѣ ранили знакомаго автору госпитальнаго врача Ветте. Авторъ иногда преувеличиваетъ даже значеніе казацкихъ наѣздовъ и, что особенно характерно, въ такихъ случаяхъ онъ опирается на разсказы французскихъ офицеровъ."Казаки,-- разсказываетъ онъ между прочимъ, приходили въ городъ все чаще и все въ большемъ числѣ, и не проходило дня безъ нѣсколькихъ схватокъ на улицахъ, о которыхъ не докладовали Наполеону. Но 13 октября въ то время, какъ Наполенъ находился за столомъ, произошла такая схватка на Тверской, причемъ казаки проникли до дома генералъ-губернатора, около котораго была расположена значительная стража. На вопросъ Наполеона, что означаютъ выстрѣлы, одинъ изъ его адъютантовъ отвѣтилъ: это казаки перестрѣливаются съ нашими гусарами на Тверской. Въ порывѣ гнѣва Наполеонъ сказалъ: вы пьяны и казаки вертятся у васъ въ головѣ. Какимъ образомъ могутъ они попасть въ Москву? Изъ этого видно, какъ плохо онъ былъ освѣдомленъ, замѣчаетъ авторъ. "Убѣдитесь сами",-- сказалъ адъютантъ, и Наполеонъ отвѣтилъ, что онъ желаетъ это, приказалъ подать своего бѣлаго коня и поѣхалъ на Тверскую. Но увидавъ издали, что адъютантъ былъ правъ, онъ поспѣшилъ обратно въ Кремль и менѣе чѣмъ черезъ часъ оставилъ Москву. Я узналъ это отъ полковниковъ, которые ежедневно обѣдали за его столомъ".
   

III.

   Весьма цѣнныя свѣдѣнія и вполнѣ безпристрастно сообщаетъ авторъ относительно образа дѣйствій и положенія великой арміи въ Москвѣ, хотя самъ онъ весьма значительно пострадалъ отъ нашествія непріятеля, такъ какъ всѣ его наиболѣе цѣнные товары, спрятанные въ пяти разныхъ мѣстахъ, погибли. Только личной опасности онъ подвергался главнымъ образомъ отъ русскихъ крестьянъ, тогда какъ отъ непріятельскихъ солдатъ его спасало покровительство французскихъ офицеровъ. Поселивъ въ домѣ Демидова четырехъ полковниковъ, адъютантовъ маршала Бертье, онъ и самъ послѣ непродолжительныхъ странствованій по Москвѣ вернулся на свою прежнюю квартиру въ томъ же домѣ и отсюда главнымъ образомъ наблюдалъ за дѣйствіями непріятеля.
   Французская армія вступила въ Москву голодной и истощенной, причемъ большія лишенія терпѣли не только солдаты, но и офицеры. Одна встрѣча автора на другой день послѣ вступленія непріятеля очень наглядно иллюстрируетъ степень этихъ лишеній. "Ко мнѣ подошелъ,-- разсказываетъ онъ,-- хорошо одѣтый французскій интендантъ (proviaritcomissair) и попросилъ меня достать ему рубашку, такъ какъ его жестоко мучили насѣкомыя. Я сказалъ ему, что здѣсь не живу, а что у хозяина дома уже отняли почти всѣ его рубашки, но что я въ воскресенье утромъ надѣлъ двѣ чистыхъ рубашки, изъ которыхъ верхнюю охотно ему отдамъ, если ему не противно, что я уже два дня ее носилъ. Онъ поблагодарилъ меня, и когда я пригласилъ его войти въ комнату, то онъ попросилъ меня пойти съ нимъ въ открытый аппартаменть на дворѣ и тамъ дать ему рубашку. Я это сдѣлалъ и подождалъ его, чтобы потомъ проводить его въ комнату. Подойдя ко мнѣ, онъ съ благодарностью обнялъ меня и хотѣлъ дать русскій кредитный билетъ въ 100 рублей, говоря, что это еще слишкомъ малое вознагражденіе за то удовольствіе, которое онъ получилъ, бросивъ въ отхожее мѣсто старую рубашку и надѣвъ новую. Я не взялъ денегъ и выразилъ удовольствіе, что могу служить ему тѣмъ, что прошлою ночью могло быть отнято насильно съ оскорбленіями и съ опасностью жизни".
   При такомъ положеніи провіантскаго чиновника, естественно, что солдаты пришли голодными и что, прежде всего, они потребовали отъ жителей пищи и одежды. По словамъ автора, нѣсколько солдатъ тотчасъ по вступленіи въ Москву вѣжливо обратились къ нему съ просьбою о хлѣбѣ и, пообѣдавъ, также вѣжливо поблагодарили хозяевъ. Вслѣдъ за ними стали приходить все новыя и новыя партіи съ тѣмъ же требованіемъ, по днемъ не позволяли себѣ никакихъ насилій, тѣмъ болѣе, что время отъ времени заходили офицеры съ просьбой заявлять жалобы на ближайшую гауптвахту, если солдаты позволятъ себѣ какое-либо насиліе. Но припасовъ не хватало, и солдаты очень скоро отъ просьбъ перешли къ угрозамъ, а затѣмъ къ грабежу и насиліямъ. "Къ 10 часамъ вечера наши послѣдніе запасы истощились,-- разсказываетъ авторъ,-- а солдатъ врывалось все болѣе и болѣе, и они уже не просили, а требовали и приказывали. Мы давали имъ денегъ и старались объяснить, что мы отказываемъ имъ не по доброй волѣ, а по недостатку припасовъ, которыхъ ночью никоимъ образомъ не можемъ пополнить... Они уходили крайне недовольными, но ограничивались только угрозами и никого изъ насъ не тронули. Послѣдніе четыре солдата забрали у насъ деньги и вещи, которыя имъ понравились, и поклялись насъ убить, если къ завтраку имъ не будетъ яичницы и ветчины". Авторъ разсказываетъ, что онъ всю ночь защищалъ два жившихъ по близости русскихъ семейства и русскаго протопопа, котораго "солдаты старались подвергнуть всевозможнымъ оскорбленіямъ", а на слѣдующее утро онъ видѣлъ уже массу солдатъ, "нагруженныхъ съ головы до ногъ всевозможными вещами -- платьемъ, узлами, одѣялами, коврами и т. п.". Въ отвѣтъ на жалобы французскіе офицеры отвѣчали, что изъ "80,000 французскихъ дѣтей найдется много шалуновъ", но что съ этимъ необходимо помириться, какъ съ неизбѣжнымъ послѣдствіемъ войны. Но пока дисциплина еще держалась, и знакомый автора интендантъ былъ въ состояніи защитить отъ солдатъ его и его друзей. Но позже послѣ оффиціальнаго разрѣшенія грабежа дисциплина почти совсѣмъ исчезла, а положеніе арміи нисколько не улучшилось.
   17-дневный оффиціально-разрѣшенный грабежъ, по словамъ автора, не достигъ цѣли. Истощенные солдаты не нашли въ Москвѣ ни провіанта, ни отдыха. "Фуража совсѣмъ не было,-- разсказываетъ авторъ,-- мяса никто не видалъ, а весьма многіе не находили даже и кровли; заразительная вонь послѣ пожара, а также отъ труповъ людей и издохшихъ животныхъ была едва выносима". Грабежъ долженъ былъ вознаградить за всѣ эти неудачи; но онъ приносилъ мало пользы. "Солдаты мало находили золота и серебра,-- говоритъ авторъ,-- а ассигнаціямъ, въ особенности старымъ и невзрачнымъ, они не придавали цѣны... Богато меблированные и хорошо устроенные дома, которые уцѣлѣли отъ пожара, были заняты безчисленными генералами и штабъ-офицерами; поэтому солдаты находили мало такого, что можно было унести съ собою и что могло ихъ обогатить". Вслѣдствіе этого грабежъ нисколько не улучшилъ положенія арміи. "Состояніе французовъ,-- говоритъ авторъ,-- было поистинѣ незавиднымъ: съѣстныхъ припасовъ недоставало; точно также нельзя было найти ни сукна, ни кожи, ни холста, а платье и сапоги износились, кивера и кавалерійская сбруя сдѣлались негодными".
   Но, не улучшивъ положенія арміи, грабежъ окончательно подорвалъ дисциплину. Въ первые дни послѣ вступленія достаточно было простому офицеру сказать одно слово, чтобы прекратить попытки грабежа со стороны солдатъ; послѣ оффиціальнаго разрѣшенія грабить городъ, адъютантамъ маршала Бертье стоило большого труда защитить отъ солдатъ занимаемый ими домъ, а простые офицеры вступали въ рукопашный бой съ солдатами. "Не проходило почти ни одной ночи,-- разсказываетъ авторъ,-- чтобы цѣлая толпа грабителей не врывалась черезъ окна въ мою комнату, находившуюся въ нижнемъ этажѣ дома, и безъ неутомимой помощи добраго полковника Кутейля, спальня котораго находилась прямо надъ моей, я не избѣжалъ бы, по меньшей мѣрѣ, самыхъ тяжелыхъ оскорбленій. Какъ только приближалась такая толпа, я стучалъ нарочно приготовленной палкой въ потолокъ моей комнаты, и тотчасъ полковникъ со шпагой и пистолетомъ въ рукахъ спѣшилъ ко мнѣ на помощь". Въ другихъ мѣстахъ происходили болѣе характерныя сцены. "Въ домахъ, расположенныхъ противъ моей квартиры,-- говоритъ авторъ,-- я часто среди бѣлаго дня видѣлъ формальныя схватки между грабившими солдатами и офицерами, которые жили не въ самыхъ магазинахъ, а въ заднихъ помѣщеніяхъ домовъ, передніе флигеля которыхъ нанимали модистки. При этомъ весьма многіе солдаты платились жизнью, такъ какъ во время такихъ стычекъ защищать хорошенькихъ модистокъ сбѣгалось много офицеровъ, квартировавшихъ на Кузнецкомъ Мосту... Все это показываетъ, какъ слаба была въ это время субординація и какъ дешево цѣнилась человѣческая жизнь".
   Но, защищая отъ солдатъ тѣ дома, въ сохраненіи которыхъ офицеры были заинтересованы, въ другихъ случаяхъ сами они принимали широкое участіе въ грабежѣ. Занимая самые богатые дома, они брали сами все, что имъ нравилось, и предоставляли дѣлать то же самое своимъ знакомымъ. Адъютанты маршала Бертье не составляли исключенія, и послѣ ихъ отъѣзда въ ихъ квартирѣ нашлось на 16,000 франковъ чужихъ драгоцѣнностей, такъ что Демидовъ, домъ котораго они занимали, въ концѣ концовъ остался въ барышахъ. Грабежъ и мародерство захватили всѣ слои великой арміи, не исключая и квартиры самого императора, и авторъ разсказываетъ очень характерный эпизодъ, какъ онъ избавился отъ чести быть поставщикомъ Наполеонова двора. У него оставалось 500 бутылокъ экстрагоннаго уксусу, объ этомъ узнали адъютанты и захватили одну бутылку къ императорскому столу. "Наполеонъ,-- разсказываетъ авторъ,-- увѣрялъ, что у него и въ Парижѣ не было лучшаго уксусу, и на другой день ко мнѣ пришелъ префектъ двора, маршалъ Дюрокъ и, наговоривъ мнѣ комплиментовъ по поводу всего хорошаго, что онъ слышалъ обо мнѣ отъ адъютантовъ Бертье, сказалъ мнѣ: "уксусъ, который принесли вчера адъютанты, такъ понравился Наполеону, что онъ приказалъ купить весь запасъ для императорской кухни". Затѣмъ онъ спросилъ, сколько у меня бутылокъ уксусу и какая его цѣна. Я сказалъ, что ранѣе продавалъ по 5 рублей за бутылку, что по курсу составляетъ 5 франковъ, и показалъ свой запасъ въ 200 бутылокъ, умолчавъ объ остальныхъ, такъ какъ они нужны были для нашихъ кушаній. "Хорошо,-- сказалъ Дюрокъ,-- 200 бутылокъ останутся для императора". Тогда я собрался съ духомъ и спросилъ: когда же я получу 1,000 франковъ, которые мнѣ приходятся? Дюрокъ добродушно посмотрѣлъ на меня и, похлопавъ по плечу, сказалъ: оставьте у себя вашъ уксусъ; у императора уксусъ будетъ, а денегъ вы не получите. Я скажу ему, что вашъ запасъ уже весь вышелъ".
   Впрочемъ, авторъ продалъ часть своего товара Наполеону и получилъ за него деньги, но благодаря особенной и неожиданной протекціи. "Другой разъ,-- разсказываетъ онъ,-- я не отдѣлался бы такъ легко, если бы меня не вывела изъ затрудненія одна дама, хотя не обладавшая образцовыми добродѣтелями. Она жила наискось отъ меня, была очень красива, но пользовалась не наилучшей репутаціей. Однажды утромъ она пришла ко мнѣ съ просьбой, не продамъ ли я ей ножницъ. Я поискалъ, нашелъ однѣ, которыя были нѣсколько заржавлены и потому не были упакованы. Она спросила о цѣнѣ, но я отказался взять какую-нибудь плату, потому что о заржавленныхъ ножницахъ и говорить не стояло. Но во время нашего спора, когда она хотѣла заплатить, а я не хотѣлъ взять платы, вошелъ придворный коммиссаръ и спросилъ, нѣтъ ли продажныхъ чернилъ я сколько стоитъ бутылка?... Я показалъ ему чернила по 1 франку за пузырекъ; онъ велѣлъ запаковать 100 пузырьковъ, и я тотчасъ уложилъ ихъ въ большой коробокъ. Коммиссаръ подошелъ къ окну, подозвалъ двухъ проходившихъ мимо солдатъ и велѣлъ имъ взять коробокъ. Но когда я спросилъ деньги, то онъ разсердился, нашелъ безстыднымъ, что я осмѣливаюсь требовать денегъ отъ придворнаго коммиссара за чернила, предназначенныя для императорской канцеляріи. Я уже хотѣлъ удовлетвориться такимъ аргументомъ и подумалъ, что все же лучше отдать даромъ 100 пузырьковъ чернилъ, чѣмъ 200 бутылокъ экстрагоннаго уксусу. Но тогда передъ коммиссаромъ выступила съ геройскимъ видомъ моя сосѣдка и повелительно ему сказала: заплатите за чернила или оставьте здѣсь коробъ. Французъ вѣжливо спросилъ ее: кто вы сударыня? "Я метресса того генерала, который живетъ напротивъ и теперь именно смотритъ въ окно, отвѣчала она съ большимъ чувствомъ собственнаго достоинства. Я сейчасъ его позову, чтобъ онъ научилъ васъ, что это позоръ для великаго императора, если будетъ грабить его именемъ придворный коммиссаръ. Если императоръ вынужденъ былъ позволить это солдатамъ, то великій Наполеонъ навѣрное не допуститъ, чтобы дѣлали это для него его придворные коммиссары. Коммиссаръ поклонился, досталъ кошелекъ, положилъ на столъ 5 шт. 20-ти франковыхъ монетъ, приказалъ взять коробъ, вѣжливо раскланялся и вышелъ. Такимъ образомъ мои ножницы были щедро оплачены, и дама обѣщала мнѣ съ королевскимъ видомъ свое покровительство и на будущее время и предложила обращаться прямо къ ней за помощью въ подобныхъ случаяхъ, что мнѣ однако, слава Богу, не понадобилось".
   Награбленное французами имущество не только не улучшило положенія арміи, но и досталось въ руки казаковъ раньше выступленія изъ Москвы Наполеона. По словамъ автора, на третьей недѣлѣ послѣ вступленія въ Москву Наполеонъ послалъ во Францію 3,000 унтеръ-офицеровъ за пополненіемъ арміи, и весьма многіе офицеры и генералы воспользовалась этимъ случаемъ, чтобы послать на родину подъ надежнымъ прикрытіемъ награбленныя въ Москвѣ драгоцѣнности. Къ этой экспедиціи присоединились маркитанты и тому подобные свободные люди, пришедшіе вмѣстѣ съ арміей, а также многіе иностранцы, уже давно жившіе въ Россіи, хотѣли воспользоваться удобнымъ случаемъ, чтобы вернуться на родину безъ паспортовъ, и въ ихъ числѣ одинъ знакомый автора. Весь этотъ огромный обозъ въ нѣсколько сотенъ самыхъ разнообразныхъ повозокъ попалъ въ руки казаковъ, и иностранцы вернулись въ Москву, потерявъ все свое послѣднее состояніе.
   Между тѣмъ, положеніе арміи становилось все тяжелѣе; всѣ ожидали съ величайшимъ нетерпѣніемъ окончанія войны и охотно вѣрили слухамъ о мирѣ. "Однажды,-- разсказываетъ авторъ,-- вдругъ раздался крикъ: миръ заключенъ, и началось всеобщее торжество. Всѣ обнимались, какъ будто бы пришла Пасха, вмѣсто обычнаго bonjours знакомые и незнакомые цѣловались и привѣтствовали другъ друга словами: у насъ миръ. Старые гвардейцы съ огромными бородами цѣловались со всѣми прохожими и даже съ русскими крестьянами, которые, однако, при этихъ объятіяхъ чувствовали скорѣе страхъ, чѣмъ радость, вслѣдствіе чего эти встрѣчи иногда производили комичное впечатлѣніе". По слухи оказывались ложными, и великой арміи предстоялъ не почетный миръ, а тяжелое отступленіе.
   

IV.

   Хотя авторъ не полюбопытствовалъ посмотрѣть на Наполеона, тѣмъ не менѣе онъ сообщаетъ о немъ нѣкоторыя свѣдѣнія, которыя онъ получалъ, главнымъ образомъ, отъ адъютантовъ Бертье. Эти свѣдѣнія, можетъ быть, не всегда точны, тѣмъ болѣе, что авторъ писалъ много лѣтъ спустя послѣ описываемыхъ имъ событій, а разсказы легче забываются, чѣмъ непосредственныя впечатлѣнія. Такъ, онъ ничего не знаетъ о театрѣ на Никитской, но, вопреки другимъ современникамъ, утверждаетъ, что въ Кремлѣ для развлеченія Наполеона ставилась французскія комедіи, причемъ актерами были любители и модистки, тѣмъ не менѣе императоръ по нѣскольку часовъ съ большимъ вниманіемъ присутствовалъ на представленіяхъ. Но въ тѣхъ случаяхъ, когда автору разсказывали о важныхъ событіяхъ, онъ хорошо запомнилъ и точно передаетъ разсказанный ему фактъ. Такъ, по поводу пораженія Мюрата, онъ говоритъ: "Я могу съ достовѣрностью утверждать, что узналъ о пораженіи Мюрата на 3 дня раньше, чѣмъ Наполеонъ. Никто не осмѣливался передать ему это печальное извѣстіе (Hiobspost), такъ какъ онъ съ часу на часъ ожидалъ отвѣта о согласіи императора Александра на его предложенія". По поводу этого же событія авторъ передаетъ интересный фактъ, изъ котораго видно, что въ великой арміи не всѣ обожали великаго императора. "Камердинеръ полковника флагау (Flahau), старый голландецъ, разсказывалъ мнѣ все, что самъ разузнавалъ. Онъ страстно ненавидѣлъ Наполеона и не могъ о немъ вспомнить безъ проклятій, за что часто получалъ замѣчанія отъ своего господина... Узнавъ о пораженіи Мюрата, онъ пришелъ ко мнѣ съ сіяющимъ лицомъ и сказалъ: пойдемте поскорѣе въ мою комнату; мы осушимъ бутылку добраго стараго рейнвейна. Когда я пришелъ, онъ чокнулся со мной и сказалъ: за погибель Наполеона! Я пришелъ въ ужасъ, такъ какъ въ такія времена, по пословицѣ, и у стѣнъ есть уши. Но онъ сказалъ мнѣ: мы въ полной безопасности, и сообщивши о пораженіи Мюрата, прибавилъ: это только начало, потомъ будетъ еще хуже".
   Но если фактическія свѣдѣнія автора о Наполеонѣ не обильны и не особенно надежны, за то онъ передаетъ очень интересные взгляды и мнѣнія, которыя циркулировали въ высшихъ слояхъ великой арміи. "Какъ разсказывали мнѣ адъютанты Бертье,-- пишетъ онъ,-- у Наполеона при его походѣ въ Россію были слѣдующіе планы: (Relata referro -- такъ какъ я, конечно, не могу поручиться за переданныя мнѣ свѣдѣнія, хотя они могутъ содержать въ себѣ истину, такъ какъ Бертье пользовался полнымъ довѣріемъ Наполеона, а адъютанты его собственнымъ.) Во-первыхъ, Наполеонъ долженъ былъ собственноручно написать покойному императору Александру, чтобъ императоръ пришелъ къ нему, Наполеону, и онъ потомъ съ своей арміей приведетъ его въ Россію, сдѣлаетъ дѣйствительнымъ, а не по имени только самодержцемъ всѣхъ русскихъ, и освободитъ его отъ тиранніи сената и синода, которые оставили императору только имя, а не власть самодержца. Когда этотъ планъ не удался, какъ это и должно было случиться, потому что Наполеонъ не зналъ ни императора, ни Россіи, будучи введенъ въ заблужденіе своими уполномоченными, то онъ составилъ другой планъ. Онъ хотѣлъ возмутить дворянство и дать Россіи конституцію и парламентъ съ палатами. Когда и этотъ планъ разбился о вѣрность русскаго дворянства своему природному императорскому дому, то Наполеонъ хотѣлъ вызвать возстаніе народныхъ массъ и, какъ онъ говорилъ, освободить ихъ. Но когда онъ въ Москвѣ лучше познакомился съ духомъ Россіи и позналъ свои грубыя заблужденія, то отправилъ къ фельдмаршалу Кутузову одного изъ своихъ самыхъ довѣренныхъ генераловъ (кажется, Лористона, если я не ошибаюсь), со слѣдующими предложеніями о мирѣ: во-первыхъ, онъ требовалъ контрибуціи, размѣра которой полковники не знали; во-вторыхъ, его войскамъ долженъ быть предоставленъ свободный проходъ въ Персію, откуда онъ думалъ пройти въ Индію, чтобы достать англичанъ съ сухого пути; въ-третьихъ, онъ требовалъ безусловнаго признанія съ русской стороны королемъ Польши того лица, которое будетъ имъ назначено. Фельдмаршалъ Кутузовъ, по свѣдѣніямъ моихъ разсказчиковъ, долженъ былъ глубоко до слезъ растрогаться этими мягкими и великодушными условіями мира, такъ какъ Наполеонъ, въ качествѣ побѣдителя, могъ требовать большаго и даже всего, что угодно, и сказать: до сихъ поръ я считалъ императора Наполеона величайшимъ полководцемъ, а теперь я почитаю его и удивляюсь ему, какъ великодушнѣйшему и благороднѣйшему человѣку. Поэтому онъ, Кутузовъ, ни минуты не сомнѣвается, что императоръ Александръ съ величайшей готовностью склонится къ миру на такихъ мягкихъ условіяхъ, какъ только получитъ извѣстіе о великодушіи Наполеона. Пословица говоритъ, что легко вѣрить тому, чего хочется, и съ французской стороны никто не сомнѣвался, что такъ и будетъ; поэтому началась всеобщая радость, какъ будто бы миръ былъ уже въ дѣйствительности заключенъ. А что вообще о мирѣ думали императоръ Александръ и фельдмаршалъ Кутузовъ, это вскорѣ потомъ показала битва, въ которой былъ совершенно разбитъ Мюрата".

------

   Я далеко не исчерпалъ всего матеріала, который заключается въ воспоминаніяхъ анонимнаго автора. Тамъ описана еще цѣлая масса бытовыхъ сценъ, личныхъ приключеній, имѣющихъ общее значеніе. Но и приведенныя мною выдержки достаточно показываютъ, что эти воспоминанія, несмотря на непритязательность скромнаго автора, не лишены значенія для выясненія историческаго момента, весьма важнаго и съ точки зрѣнія народной психологіи.

М. Корелинъ.

"Русская Мысль", кн.X, 1896

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru