Lib.ru/Классика: Корелин Михаил Сергеевич. Памяти А. М. Иванцова-Платонова

Памяти А. М. Иванцова-Платонова.

12 ноября прошлаго года сошелъ въ могилу заслуженный профессоръ Московскаго университета по каѳедрѣ церковной исторіи протоіерей Александръ Михайловичъ Иванцовъ-Платоновъ. Болѣе 20-ти лѣтъ продолжалась его непрерывная профессорская дѣятельность и болѣе 30 лѣтъ трудился онъ какъ ученый и публицистъ, то издавая отдѣльныя работы, то помѣщая статьи въ различныхъ періодическихъ изданіяхъ. Но, несмотря на столь продолжительное служеніе наукѣ и просвѣщенію, А. М. не пользовался такою извѣстностью въ образованномъ обществѣ, какой заслуживаютъ его многочисленные и разнообразные труды. Въ университетѣ онъ читалъ только историкамъ старшихъ курсовъ; его ученыя работы касаются спеціальныхъ вопросовъ; въ спеціальныхъ изданіяхъ по большей части помѣщалъ онъ свои статьи и рѣчи. Но почти всѣ его труды представляютъ большой общій интересъ, какъ по содержанію, такъ въ особенности по проникающему ихъ гуманному духу. Въ силу этого, мы считаемъ своимъ нравственнымъ долгомъ по отношенію не только къ умершему профессору, но и къ русскому обществу познакомить читающую публику съ тою проповѣдью правды и любви, которая исчерпываетъ многолѣтнюю писательскую дѣятельность А. М. Иванцова-Платонова. Чтобы лучше достигнуть этой цѣли, мы постараемся изложить его воззрѣнія и стремленія его собственными словами, причемъ остановимся преимущественно на его рѣчахъ и журнальныхъ статьяхъ, такъ какъ результаты его ученой работы будутъ разсмотрѣны въ другомъ мѣстѣ {Московское историческое общество предполагаетъ устроить спеціальное засѣданіе, которое будетъ посвящено памяти А. М. Иванцова-Платонова и въ которомъ будутъ разсмотрѣны его ученые труды (Ереси и расколы первыхъ трехъ вѣковъ христіанства, Религіозныя движенія IV и V вѣковъ и друг.).}.

А. М. родился въ 1835 году и окончилъ курсъ въ Московской духовной академіи въ 1860 г. Это знаменательное время, предшествовавшее эпохѣ великихъ реформъ, самъ о. Иванцовъ-Платоновъ позже характеризовалъ слѣдующимъ образомъ: "Въ русскомъ обществѣ послѣ долгаго затишья началось съ конца пятидесятыхъ годовъ усиленное возбужденіе. Это возбужденіе, выразившееся въ стремленіи къ обновленію всѣхъ сферъ общественной жизни, не могло такъ или иначе не коснуться и сферы церковной, религіозной. Съ расширеніемъ свободы мысли, съ освобожденіемъ печатнаго слова изъ-подъ строгихъ до того времени цензурныхъ условій открылось довольно мѣста для критики существовавшаго порядка вещей. При болѣе облегченныхъ средствахъ сношенія съ Западною Европой, масса новыхъ идей хлынула въ русское общество и не только въ высшіе слои его, всегда болѣе или менѣе пользовавшіеся привилегіями свободной мысли, но и въ средніе слои, преимущественно въ среду учащейся въ высшихъ учебныхъ заведеніяхъ молодежи" {За третье десятилѣтіе священства. Сергіевъ посадъ, 1894 г., стр. 94.}. Этотъ благотворный подъемъ общественной мысли, выразившійся въ критическомъ отношеніи къ современной дѣйствительности и въ стремленіи измѣнить ее на новыхъ началахъ, оказалъ вліяніе и на Иванцова-Платонова. Оставаясь искренно-религіознымъ человѣкомъ, глубоко проникнутымъ евангельскимъ духомъ, онъ избралъ критеріемъ для оцѣнки реформаціоннаго направленія евангельское ученіе о христіанской правдѣ и любви. Съ этой точки зрѣнія онъ видѣлъ въ великихъ реформахъ Александра II отраженіе "путей царствія Божія". Въ церковной проповѣди, сказанной въ 1880 году, онъ слѣдующимъ образомъ оцѣниваетъ освобожденіе крестьянъ, судебную реформу, устраненіе сословныхъ привилегій, городское и земское самоуправленіе: "Къ Благочестивѣйшему Государю нашему (Александру II) можно примѣнить (въ извѣстномъ, конечно, смыслѣ) то изреченіе древняго пророка о Помазанникѣ Божіемъ, которое въ высочайшей степени относится къ самому Христу Спасителю: "Духъ Господень на Мнѣ. Онъ помазалъ Меня возвѣстить благую вѣсть нищимъ и послалъ Меня исцѣлять сокрушенныхъ сердцемъ, процовѣдывать плѣннымъ освобожденіе и слѣпымъ прозрѣніе, отпустить измученныхъ на свободу". Этотъ духъ, прежде всего, сказался въ томъ великомъ дѣлѣ, которое, безъ сомнѣнія, составляетъ высшую славу настоящаго царствованія и которое никогда не изгладится ни на скрижаляхъ исторіи земной, ни въ той книгѣ жизни, которая пойдетъ на судъ Божій,-- въ дарованіи личной свободы съ матеріальнымъ обезпеченіемъ милліонамъ русскихъ людей, не имѣвшихъ ни свободы, ни правъ собственности. Этотъ духъ сказался затѣмъ въ устроеніи для народа новыхъ судовъ по такому образцу, чтобы въ нихъ, по заповѣди Божіей, сочетавались правда и милость, чтобы несчастнымъ обвиняемымъ предоставлены были всѣ средства для защиты, чтобы осужденіе дѣйствій человѣческихъ совершалось не по строгой буквѣ закона, а по христіанской совѣсти и внутреннему убѣжденію, чтобы скорѣе десять осужденныхъ могли быть помилованы, чѣмъ одинъ невинный осужденъ. Этотъ духъ сказывается въ непрекращающихся и болѣе и болѣе усиливающихся заботахъ о просвѣщеніи народномъ: ибо "благопріятное лѣто Господне" состоитъ не только "въ освобожденіи плѣнныхъ", но и "въ прозрѣніи слѣпыхъ". Этотъ духъ сказывается въ различныхъ мѣрахъ, имѣющихъ цѣлью сближеніе различныхъ сословій и равномѣрное распредѣленіе между ними государственныхъ правъ и обязанностей; ибо высшая цѣль царства земного состоитъ въ утвержденіи между людьми началъ братства и любви, составляющихъ основаніе царства Божія. Этотъ духъ сказывается въ мѣрахъ, направленныхъ къ возбужденію и развитію народныхъ силъ, народной самодѣятельности, въ постепенномъ призываніи народа къ участію въ общественныхъ дѣлахъ; ибо высшее дѣйствіе христіанской любви состоитъ въ нравственномъ возвышеніи человѣческой личности, въ распространеніи между людьми такого общественнаго духа и настроенія, при которомъ бы каждый посильно заботился о всѣхъ и всѣ о каждомъ" {За двадцать лѣтъ священства. Москва, 1884 г., стр. 618--619.}.

И такъ, изъ основы христіанства извлекъ о. Иванцовъ-Платоновъ свой взглядъ на великія реформы Александра II, какъ на проявленіе "Духа Господня". Оттуда же выводилъ онъ обоснованіе безкорыстнаго и неустрашимаго служенія научной истинѣ. "Христіанство не есть религія лжи, но религія высшей божественной истины,-- говоритъ онъ во вступительныхъ лекціяхъ въ Московскомъ университетѣ.-- У христіанства и у науки одна цѣль -- истина. Поэтому ни что служащее къ открытію и уясненію научной истины не отвергается истиннымъ христіанствомъ и ничто въ существѣ дѣла противное научной истинѣ не принимается и не оправдывается имъ. Всякіе пріемы и тенденціи, противные наукѣ, въ такой же степени противны и истинному христіанству. Наприм., правильное пониманіе христіанства вовсе не требуетъ и не допускаетъ того, чтобы въ интересахъ христіанской церкви распространялись какія-либо вымышленныя сказанія, поддерживались темныя суевѣрія, выдумывались небывалыя чудеса, сочинялись фальшивые историческіе памятники и т. д. Это противно истинному христіанству столько же, сколько и истинной наукѣ... Только по виду можетъ иногда такъ казаться и на нѣкоторое время, что подобные пріемы могутъ быть употребляемы въ интересахъ христіанства, въ сущности же, въ дальнѣйшихъ послѣдствіяхъ это всегда ведетъ къ униженію, искаженію и подрыву христіанства... Служеніе истинѣ, высшее требованіе науки, для представителя истинно-христіанскаго направленія въ наукѣ есть не только требованіе общей отвлеченной идеи или удовлетвореніе внутреннему, субъективному чувству истины, но, вмѣстѣ съ тѣмъ, высшій нравственный долгъ, дѣло совѣсти, служеніе живому Богу" {Ibid., стр. 472--475.}. Ближе характеризуя свое отношеніе къ исторіи православной церкви, Иванцовъ-Платоновъ говоритъ: "Подъ православнымъ направленіемъ въ наукѣ и жизни мы вовсе не разумѣемъ того безжизненнаго и затхлаго направленія, которое идеею православія старается прикрывать только приверженность къ рутинѣ и застою, которое сущность православія поставляетъ въ точнѣйшемъ механическомъ соблюденіи внѣшнихъ формъ древне-церковной жизни, безъ вниманія къ внутреннимъ началамъ ея -- къ духу живого развитія и свободы. Православіе должно быть началомъ жизни, а не смерти, живого органическаго развитія, а не застоя и оцѣпенѣнія" {Ibid., стр. 487.}. Называя служеніе научной истинѣ служеніемъ живому Богу, Иванцовъ-Платоновъ рѣзко осуждаетъ ея тенденціозное искаженіе съ какими бы то ни было цѣлями. "Православное направленіе въ наукѣ,-- говоритъ онъ,-- вовсе также не состоитъ въ самовосхваленіи, въ составленіи однихъ панегириковъ своей мѣстной церкви, въ изображеніи однихъ свѣтлыхъ сторонъ и фактовъ ея жизни, даже въ выдумываніи такихъ тамъ, гдѣ ихъ на самомъ дѣлѣ не находится, и обратно въ утаиваньѣ или прикрашиваньѣ того, что составляло неприглядную сторону нашей церковной жизни... Въ жизни другихъ церквей мы не должны выставлять на видъ и преувеличивать однѣ темныя и слабыя стороны... Мы должны почитать и любить все доброе, чистое свѣтлое, высокое и должны безпристрастно раскрывать все недоброе и не свѣтлое, гдѣ бы то и другое ни проявлялось" {Ibid, стр. 488--489.}.

Изъ такого воззрѣнія на науку естественно вытекала горячая любовь къ просвѣщенію, которому А. М. отдавалъ большую часть своихъ силъ. Онъ служилъ высшей школѣ, какъ профессоръ церковной исторіи, сначала въ Петербургской духовной академіи, потомъ въ Московскомъ университетѣ, работалъ для средней, преподавая Законъ Божій въ Александровскомъ военномъ училищѣ и въ гимназіи. Мы видѣли, какъ относился онъ къ университетской наукѣ; его многочисленныя рѣчи къ выпускнымъ воспитанникамъ Александровскаго училища, гдѣ онъ работалъ около 30 лѣтъ, ясно показываютъ, въ какомъ духѣ старался онъ воспитывать своихъ учениковъ. Его первую заботу составляетъ поднять интересъ къ преподаваемому имъ предмету, устранить сложившіяся противъ него предубѣжденія. "Вина предубѣжденій, образовавшихся въ свѣтскомъ обществѣ противъ богословскихъ наукъ,-- говоритъ онъ,-- падаетъ не на однихъ свѣтскихъ людей, а часто на самихъ же учителей вѣры и Закона Божія -- на самихъ духовныхъ. Напримѣръ, эта мысль, будто богословскія науки слѣдуетъ основательно изучать только духовнымъ людямъ, а свѣтскимъ незачѣмъ,-- эта мысль первоначально выдумана не свѣтскими людьми, а самими же духовными, самими же учителями вѣры, которые, желая сдѣлать знаніе Закона Божія привилегіей только своей касты, чтобы лучше пользоваться плодами невѣжества и легковѣрія народнаго, нарочно старались увѣрить всѣхъ, будто однимъ духовнымъ людямъ дано право знать и толковать Законъ Божій, а свѣтскимъ положительно запрещали читать самую Библію. Наконецъ, и распространенію того мнѣнія, что богословскія науки подавляютъ развитіе ума, опять-таки не мало способствовали и способствуютъ тѣ неискусные ревнители вѣры, которые въ преподаваніи предметовъ вѣры ставятъ безусловное требованіе: "вѣруй всему на слово безъ всякаго разсужденія, не старайся даже вовсе уяснять себѣ содержаніе своей вѣры, не позволяй себѣ ни малѣйшаго отступленія отъ самой внѣшней формы, отъ самой буквы, въ которой передается тебѣ та или другая истина вѣры, которые изъ чрезмѣрной ревности о вѣрѣ, изъ опасенія за цѣлость вѣры, готовы бываютъ задерживать и преслѣдовать всякій свободный порывъ ума, и тѣмъ только вооружаютъ умъ противъ вѣры и унижаютъ самую вѣру" {Ibid., стр. 414--415.}. Самъ Иванцовъ-Платоновъ держался другихъ пріемовъ: онъ не только не боялся критицизма, но старался вызвать самостоятельное отношеніе къ предмету со стороны своихъ слушателей. "При своемъ преподаваніи,-- говорилъ онъ,-- я вовсе не намѣренъ требовать отъ васъ безусловной вѣры словамъ преподавателя; напротивъ, тѣмъ пріятнѣе будетъ, чѣмъ разумнѣе и самостоятельнѣе вы будете относиться къ дѣлу, насколько, конечно, вамъ будутъ позволять это ваши другія занятія и вашъ уровень развитія. И если изъ желанія уяснить истину у кого-либо изъ васъ возникнетъ какое-либо недоумѣніе, сомнѣніе, возраженіе по поводу того, о чемъ я буду говорить вамъ, прошу васъ прямо и откровенно высказывать это мнѣ. Вызываю васъ на это не потому, чтобъ я былъ слишкомъ увѣренъ въ своихъ силахъ и заранѣе считалъ себя способнымъ и готовымъ отвѣчать на всякое возраженіе. Что дѣлать? Еслибъ я иногда и не нашелся сразу отвѣтить на какой-либо вопросъ, смущаться не буду. Посудимъ о дѣлѣ общими силами, поищемъ отвѣта въ хорошихъ книгахъ, если дѣло будетъ стоить того. Если же и здѣсь ни до чего рѣшительно не дойдемъ и ни у кого изъ болѣе опытныхъ людей не найдемъ отвѣта на наше недоумѣніе, предоставимъ дѣло волѣ Божіей. Наши сомнѣнія и недоумѣнія разрѣшаются иногда не тѣми путями и не тогда, какъ этого мы ожидаемъ" {Ibid, стр. 412--413.}.

Вызывая самодѣятельность учениковъ въ школѣ, А. М. старался развить въ нихъ любовь къ образованію, твердость убѣжденій, вѣрность благороднымъ стремленіямъ молодости. "Вотъ тогда честь и радость была бы и намъ, и вамъ,-- говоритъ онъ выпускному классу,-- если бы въ каждомъ изъ васъ горѣло желаніе продолжать свое развитіе. Это касается, прежде всего, самыхъ занятій наукой, умственнаго развитія. Жалко было бы предположить между вами такихъ, которые, чувствуя себя уже достаточно образованными, рады теперь, съ окончаніемъ курса, покончить всякія умственныя занятія. Такимъ, по совѣсти, нужно было бы сказать, что они не только не получили достаточнаго образованія, но даже не понимаютъ еще, что такое наука и знаніе, потому что вѣрный признакъ живого пониманія науки есть именно стремленіе къ дальнѣйшему и дальнѣйшему развитію, любовь и жажда знанія, усиливающая по мѣрѣ пріобрѣтенія свѣдѣній, живое убѣжденіе въ томъ, что наукѣ нѣтъ конца и благородная радость объ этомъ, что такому высокому жизненному наслажденію нѣтъ конца" {Ibid., стр. 3; ср. стр. 304.}. Глубоко сочувствуя нравственной чистотѣ въ стремленіяхъ молодежи, Иванцовъ-Платоновъ предостерегаетъ своихъ слушателей отъ развращающаго вліянія житейскихъ мелочей и горячо убѣждаетъ ихъ сохранять и проводить въ жизнь благородные идеалы молодости. "Молодость нерѣдко ошибается въ томъ, гдѣ и какъ нужно искать серьезнаго дѣла, правды и добра,-- говоритъ онъ,-- но за то прекрасны въ ней, какъ ни въ какомъ другомъ возрастѣ, эта самая горячность, задушевная искренность и чистая безкорыстность, хотя и не вполнѣ осмысленнаго стремленія. Но что же? Долго ли выдерживаетъ это стремленіе напоръ враждебныхъ ему жизненныхъ вліяній? Многіе ли успѣваютъ осуществить въ жизни прекрасныя и благородныя мечты и стремленія молодости? Многіе ли сохраняютъ до старости это безкорыстное, горячее, задушевное сочувствіе и стремленіе ко всему доброму и благородному, которыми мы такъ любуемся въ молодыхъ людяхъ даже и тогда, когда сами уже охладѣваемъ сердцемъ? Благо тѣмъ, которые при старческой зрѣлости и опытности сохраняютъ дѣтскую простоту и юношескую горячность чувствъ и стремленій. Но много ли такихъ? Мелкія практическія заботы, всю жизнь наполняющія эгоистическія соображенія, лѣность и трусость скоро одолѣваютъ въ жизни большую часть людей; нерѣдко проходитъ нѣсколько лѣтъ по выходѣ изъ школы и кружка товарищескаго въ жизнь самостоятельную, и пылкій юноша, прекрасно мечтавшій всю жизнь посвятить на служеніе обществу, дѣлается холоднымъ практикомъ, узкимъ эгоистомъ и празднолюбцемъ, думаетъ только о своемъ спокойствіи и личной выгодѣ. А иной при этомъ еще самъ насмѣхается надъ всѣми чистыми и благородными стремленіями молодости, т.-е. не надъ тѣмъ, что было въ нихъ фальшиваго и несмысленнаго, а именно надъ самою горячностью, задушевностью и безкорыстностью ихъ, надъ тѣмъ, что бываетъ лучшаго у человѣка въ жизни (до этого не дай Богъ дойти никому изъ васъ). Отчего же это такъ бываетъ? Отъ того, вѣрно, что у большей части молодыхъ людей эти прекрасныя стремленія юности не имѣютъ глубокаго корня въ убѣжденіи и сердцѣ, а остаются больше въ воображеніи и на языкѣ, отъ того, что слишкомъ наскоро и безъ труда они воспринимаются и мало перерабатываются въ глубокомъ самостоятельномъ размышленіи и искреннемъ чувствѣ, мало примѣняются къ жизни. Въ школѣ, подъ вліяніемъ одной науки и несложныхъ жизненныхъ отношеній, при отчужденности отъ настоящей полной, безконечно-сложной и разнообразной общественной жизни, нельзя еще вполнѣ этого достигнуть, т.-е. окончательно образовать свои убѣжденія и характеръ. Но по выходѣ изъ школы каждому нужно стараться о томъ, чтобы, не давая охладѣть въ себѣ жару молодости, теоретическое, школьное знаніе пополнить практическою опытностью, добрыя нравственныя понятія примѣнить къ жизни, прекрасныя, но неопредѣленныя и нетвердыя стремленія молодости перевести въ твердыя и глубокія жизненныя убѣжденія и образовать въ себѣ навыкъ и умѣнье дѣйствовать всегда сообразно съ своими убѣжденіями въ разнообразныхъ случаяхъ и столкновеніяхъ жизни" {Ibid., стр. 41--42.}.

Напутствуя своихъ слушателей, переходящихъ изъ школы въ жизнь, Иванцовъ-Платоновъ указываетъ имъ тѣ принципы, которыми они должны, по его мнѣнію, руководиться въ своей общественной дѣятельности. "Современный богословъ,-- говоритъ онъ,-- долженъ дать отвѣтъ на всѣ возникающіе нынѣ въ такомъ множествѣ вопросы нравственно-общественной жизни". А. М. исполнялъ этотъ долгъ въ томъ же самомъ евангельскомъ духѣ любви и правды. Его наставленія бывшимъ ученикамъ представляютъ собою, прежде всего, проповѣдь гуманности, вытекающую какъ изъ любви христіанской къ ближнему, такъ и изъ убѣжденія въ высокомъ достоинствѣ человѣческой природы. "Во всякомъ человѣкѣ,-- говоритъ онъ,-- независимо отъ его внѣшняго положенія, независимо даже отъ его нравственныхъ достоинствъ и недостатковъ, мы должны уважать и любить человѣческую природу, человѣческую личность, и во имя человѣческой природы со всѣми людьми должны обращаться съ человѣколюбіемъ, справедливостью и безпристрастіемъ. Даже въ личностяхъ порочныхъ, преступныхъ, падшихъ нравственно мы не должны забывать братьевъ по происхожденію, не должны относиться къ нимъ съ фарисейскимъ высокомѣріемъ и пренебреженіемъ, но должны въ каждомъ человѣкѣ уважать, цѣнить и, насколько возможно, возбуждать и поддерживать всякую искру человѣческаго достоинства" {Ibid., стр. 150.}. Эту гуманность Иванцовъ-Платоновъ ставитъ руководящимъ началомъ какъ въ личной, такъ и въ общественной дѣятельности. Такъ, касаясь жгучаго вопроса о семейномъ разладѣ вслѣдствіе разницы въ идеалахъ отцовъ и дѣтей, онъ требуетъ не отреченія отъ своихъ воззрѣній съ чьей бы то ни было стороны, но взаимной терпимости. "Мы, конечно, далеки отъ того,-- говоритъ онъ,-- чтобы совѣтовать кому бы то ни было пріобрѣтать миръ и согласіе съ своею семьей или другою какою общественною средой отступленіемъ отъ разумныхъ убѣжденій и честныхъ правилъ жизни безчестными сдѣлками съ ложью, низостью и безнравственностью... Требовать, чтобы одна сторона противъ убѣжденій и совѣсти отказывалась отъ своихъ понятій и стремленій и искусственно прилаживалась къ другой -- ненравственно и безразсудно. Но если гдѣ должны имѣть мѣсто, при различіи взглядовъ и стремленій, взаимная терпимость и осторожная заботливость не огорчить, не оскорбить другъ друга, то по преимуществу во взаимныхъ отношеніяхъ различныхъ членовъ семьи. И тамъ, гдѣ между членами семьи есть взаимная любовь и искреннее уваженіе другъ къ другу, эта взаимная терпимость не будетъ неискреннимъ принужденіемъ, тяжелымъ стѣсненіемъ, но чистымъ и свободнымъ выраженіемъ любви со стороны однихъ по отношенію къ другимъ" {Ibid., стр. 124--125.}. Говоря будущимъ офицерамъ, о. Иванцовъ-ІІлатоновъ убѣждаетъ ихъ, что только "любовь христіанская, при строгостяхъ и формальностяхъ военнаго званія, можетъ воспитывать и поддерживать истинно-человѣческія отношенія между служащими въ военной службѣ" и что "только она научаетъ и на полѣ битвы, и во вражеской побѣжденной странѣ являться не варварами, не звѣрями, а истинными людьми и друзьями человѣчества". Самое понятіе войны должно быть, по его мнѣнію, измѣнено сообразно съ требованіями гуманности. "Въ наши времена,-- говоритъ онъ,-- въ самой теоріи пора бы перестать опредѣлять характеръ и цѣль войны въ томъ, чтобы наносить врагу возможно больше вреда съ возможно-меньшею потерей для себя. Въ просвѣщенномъ христіанскомъ сознаніи, пока война остается еще явленіемъ въ иныхъ случаяхъ неотвратимымъ, цѣль ея должна быть полагаема только въ томъ, чтобы защищать права и интересы своего отечества и вообще права и интересы человѣчества съ возможно лучшимъ сохраненіемъ силъ своего народа и, вмѣстѣ съ тѣмъ, съ возможно большею пощадой самихъ враговъ своихъ" {Ibid., стр. 165--166,}.

Особенный интересъ представляетъ превосходная рѣчь о. Иванцова-Платонова, озаглавленная Истинное понятіе о чести и фальшивыя представленія о ней. Глубокое презрѣніе къ остаткамъ варварства и невѣжества соединяется въ ней съ истинно-краснорѣчивою проповѣдью любви и гуманности. Анализируя превратныя понятія о чести, которую видятъ иногда въ презрѣніи къ честному труду и которую часто смѣшиваютъ то съ богатствомъ, то со знатностью, то съ условностями галантнаго обращенія, о. Иванцовъ-Платоновъ показываетъ, что всѣ эти воззрѣнія представляютъ собою остатки средне-вѣковой грубости и невѣжества. Съ особеннымъ негодованіемъ вооружается онъ противъ дуэли: "Однимъ изъ наиболѣе крайнихъ выраженій звѣринаго принципа грубой силы и насилія,-- говоритъ онъ,-- является то требованіе, и доселѣ многими относимое къ безусловнымъ требованіямъ чести, чтобы не только платить за обиду обидой, но даже смывать нанесенную обиду кровью, кровью своей или кровью противника. Отсюда такъ называемыя дуэли, поединки, бывшіе въ большомъ употребленіи особенно въ нѣкоторыхъ странахъ прежде и, къ сожалѣнію и стыду общественнаго развитія, не оставленные совершенно и до настоящаго времени. Какой смыслъ этихъ такъ называемыхъ дуэлей? До невѣроятности странный и жалкій, и, вмѣстѣ съ тѣмъ, до крайности ненравственный и жестокій. Часто незначительная обида, неосторожное слово, сказанное въ горячности или просто по неразумію, считается достаточнымъ предлогомъ къ тому, чтобы ставить на карту (какъ выражаются также по неразумію) жизнь свою и жизнь другого, т.-е. рѣшаться на убійство и самоубійство. Человѣкъ, котораго опозорили публично, назвали въ глаза безчестнымъ и даже уличили въ безчестномъ поступкѣ, думаетъ, что честь его возстановится, когда онъ убьетъ своего противника или свою собственную грудь подставитъ подъ пулю. Нанесенная обида перестаетъ быть обидой, сдѣланная несправедливость обращается въ справедливость, ожесточенная вражда, унизительное презрѣніе переходятъ въ дружбу и взаимное уваженіе, когда два человѣка показали другъ передъ другомъ готовность убить другъ друга. Сколько здѣсь страннаго, достойнаго осмѣянія и, вмѣстѣ съ тѣмъ, глубокаго сожалѣнія! Откуда могли получить начало, какъ могли сложиться такія понятія? Все это остатки того обветшавшаго, но не совсѣмъ еще разрушившагося міросозерцанія, все это наслѣдіе тѣхъ темныхъ и невѣжественныхъ временъ, когда грубая сила признавалась въ жизни высшимъ принципомъ, когда кулакъ или еще лучше палка и шпага считались убѣдительнѣйшимъ доказательствомъ въ рѣшеніи самыхъ высшихъ вопросовъ нравственности и права, когда личность и жизнь человѣческая ставились почти ни во что, когда не находили другихъ средствъ узнать отъ человѣка правду, кромѣ пытокъ, или возстановить заподозрѣнную невинность и справедливость, какъ подвергнувъ человѣка смертельному испытанію огнемъ, желѣзомъ, водою и т. д. Къ чести человѣчества, теперь уже во всѣхъ сколько-нибудь образованныхъ странахъ прекратились процессы вѣдьмъ и колдуновъ, вывелись изъ употребленія такъ называемые Божіи (вовсе не Божіи) суды, все болѣе и болѣе выводятся изъ употребленія пытки. А дуэли все еще остаются, повторяются отъ времени до времени въ самыхъ образованныхъ странахъ, находятъ себѣ защитниковъ между очень развитыми, повидимому, людьми. Какая аномалія, какая непослѣдовательность!" {Ibid., стр. 190--191.}.

Таковы были образовательныя и воспитательныя начала, которыя проводилъ о. Иванцовъ-Платоновъ въ высшей и средней школѣ. Но его стремленіе служить просвѣщенію не ограничивалось преподаваніемъ въ названныхъ нами учебныхъ заведеніяхъ. Онъ читалъ публичные курсы (въ 1865 и 1866 годахъ), составилъ въ помощь самообразованію обстоятельную библіографію по богословскимъ наукамъ, напечатанную въ Книгѣ о книгахъ, и нѣсколько другихъ указателей для той же цѣли. Съ особеннымъ интересомъ относился онъ къ высшему женскому образованію, въ которомъ онъ видѣлъ настоятельное, требованіе современной культуры, вполнѣ согласное съ духомъ истиннаго христіанства. Въ замѣчательной рѣчи при открытіи высшихъ женскихъ курсовъ проф. В. И. Герье онъ напоминаетъ, что "въ христіанской церкви положено было начало призванію женщины къ высшему семейному и общественному служенію, а, вмѣстѣ съ тѣмъ, слѣдовательно, и къ образованію, потребному для такого служенія",-- что "христіанствомъ въ первый разъ возвѣщено, что въ отношеніи къ высшему человѣческому призванію и назначенію нѣтъ разницы между мужскимъ поломъ и женскимъ, также какъ нѣтъ разницы между еллиномъ и евреемъ, рабомъ и свободнымъ". Исходя, какъ всегда, изъ требованій христіанской правды и любви, о. Иванцовъ-Платоновъ говоритъ: "Всякій истинно просвѣщенный человѣкъ, всякій благонамѣренный гражданинъ, всякій добрый семьянинъ будетъ, конечно, радоваться, видя распространеніе въ обществѣ учрежденій и средствъ къ образованію женщинъ, видя въ самихъ женщинахъ все болѣе и болѣе развивающееся стремленіе къ образованію. Образованіемъ женщинъ полагается одинъ изъ самыхъ крѣпкихъ залоговъ къ твердому и правильному истинно-человѣческому гражданскому и семейному развитію" {Ibid., стр. 491.}. Осудивъ далѣе "всякія сомнѣнія и нерасположенія относительно образованія женщинъ", какъ "въ существѣ дѣла, конечно, несправедливыя", онъ подробно излагаетъ основанія, которыя дѣлаютъ женское образованіе въ настоящее время существенно необходимымъ. "Въ настоящее время,-- говоритъ онъ,-- мужская половина образованнаго общества, можетъ быть, болѣе чѣмъ когда-нибудь должна чувствовать потребность восполненія, товарищества и сотрудничества въ дѣлѣ образованія и общественнаго служенія отъ образованныхъ женщинъ, должна поэтому съ полнѣйшимъ сочувствіемъ привѣтствовать всякій добрый шагъ, всякій серьезный починъ, всякое живое стремленіе къ распространенію образованія между женщинами. Не одно только все болѣе и болѣе возростающее увеличеніе области знаній и не одно все болѣе и болѣе развивающееся усложненіе общественныхъ дѣлъ и отношеній должно внушать образованнымъ мужчинамъ это чувство потребности содѣйствія и сотрудничества отъ образованныхъ женщинъ. Всего болѣе, намъ кажется, должно внушаться это чувство образованнымъ мужчинамъ искреннимъ сознаніемъ нѣкоторой неполноты, ненормальности, нѣкоторой односторонности въ характерѣ и направленіи общественнаго образованія и общественной жизни, доселѣ по преимуществу заправляемыхъ и руководимыхъ умственнымъ вліяніемъ мужской половины рода человѣческаго. Особенно, кажется, должно чувствоваться это въ сферѣ нравственнаго воспитанія; мы разумѣемъ воспитаніе не въ тѣсномъ только смыслѣ первоначальнаго домашняго и затѣмъ школьнаго обученія и руководства дѣтей, а въ самомъ широкомъ смыслѣ воспитанія твердыхъ нравственныхъ началъ, убѣжденій, стремленій и навыковъ во всемъ образованномъ обществѣ. Не чувствуетъ ли искренно большая часть изъ насъ, не должна ли сознаться большая часть образованныхъ мужчинъ, что это дѣло, доселѣ находившееся преимущественно подъ нашимъ вліяніемъ, въ нашихъ рукахъ, идетъ какъ-то не совсѣмъ хорошо, что ему чего-то недостаетъ,-- и такого именно, чего мы при всѣхъ своихъ знаніяхъ и усиліяхъ не можемъ дать ему въ желаемой полнотѣ? И не приводитъ ли это насъ къ тому предположенію, что дѣла, кажется, могли бы идти лучше, если бы на помощь намъ съ надлежащимъ знаніемъ дѣла, съ надлежащимъ образованіемъ и съ добрымъ и живымъ отношеніемъ къ дѣлу пришла другая половина рода человѣческаго -- наши матери, жены, сестры и дочери?" {Ibid., стр. 494--495.}. Сочувствіе о. Еванцова-Платонова къ высшему женскому образованію не ограничивалось проповѣдью правильныхъ воззрѣній на это дѣло: въ теченіе 3 лѣтъ (1883--1886) онъ самъ читалъ лекціи по церковной исторіи для образованныхъ женщинъ.

Тѣ же начала христіанской правды и любви проводилъ о. Иванцовъ-Платоновъ и въ своей журнальной дѣятельности. Его первая статья О положительномъ и отрицательномъ направленіи въ русской литературѣ была напечатана въ славянофильскомъ органѣ, въ Русской Бесѣдѣ И. С. Аксакова (1859 г., No 1), въ позднѣйшихъ изданіяхъ котораго, Днѣ и Руси, Иванцовъ-Платоновъ помѣщалъ время отъ времени свои статьи. Къ славянофиламъ его влекло ихъ широкое пониманіе православія, ихъ религіозная терпимость при живомъ интересѣ къ религіознымъ вопросамъ, ихъ любовь къ народу. Но Иванцовъ-Платоновъ всегда оставался чуждъ національной исключительности, слѣпого преклоненія передъ всѣми народными особенностями. "Любовь къ народу,-- пишетъ онъ,-- не должна имѣть характера мертвенно-архивнаго. Плохо любятъ тѣ свой народъ, которые любятъ его только въ прошедшемъ, чувствуютъ восторженное благоговѣніе предъ всякимъ памятникомъ его исторіи и прежней славы и относятся совершенно равнодушно къ настоящимъ судьбамъ, интересамъ, радостямъ и несчастіямъ народа. Любовь въ народу должна имѣть постоянно живое значеніе, и если мы любимъ народъ въ его прошедшемъ, то тѣмъ болѣе, конечно, должны любить его въ настоящемъ; если намъ дорога честь прежнихъ дѣятелей нашей исторіи, то тѣмъ болѣе дорога честь современныхъ дѣятелей народной славы. Наша любовь къ народу должна быть чужда фальшиваго самообольщенія; мы не должны слишкомъ мечтать о своихъ національныхъ достоинствахъ, намѣренно преувеличивать ихъ, украшать свой народъ небывалыми совершенствами и пристрастно возвеличивать его на счетъ всѣхъ другихъ народовъ" {Тамъ же, стр. 138.}. Къ западному славянству о. Иванцовъ-Платоновъ относился съ большимъ сочувствіемъ, но онъ былъ далекъ отъ того, чтобы навязывать имъ какія-либо особенности нашей культуры, и призывалъ ихъ къ "братскому общенію" во имя широкаго "просвѣтительнаго начала" "святой христіанской вѣры". Прощаясь съ представителями западныхъ славянъ, прибывшими на московскую этнографическую выставку 1867 года, онъ говорилъ: "Чего-жь еще больше желать для перваго свиданія? Въ средствахъ, какъ лучше разумѣть другъ друга, не согласились? Не будемъ спорить и раздражаться,-- послѣ, дастъ Богъ, согласимся. Въ условіяхъ, какъ и въ чемъ помогать другъ другу, не столковались? Не будемъ унывать -- послѣ, дастъ Богъ, столкуемся" {Тамъ же, стр. 501.}. Первымъ и главнымъ средствомъ сближенія съ славянствомъ Мванцовъ-Платоновъ считалъ ознакомленіе русскаго общества съ его историческими судьбами, и ему принадлежитъ первый по времени на русскомъ языкѣ Очеркъ исторіи христіанства у славянскихъ народовъ.

Славянофильскія симпатіи не препятствовали Иванцову-Платонову относиться съ глубокимъ уваженіемъ къ западно-европейской наукѣ. Для примѣра достаточно привести одну его статью, гдѣ онъ доказываетъ необходимость командировокъ въ заграничные университеты русскихъ богослововъ. Полемизируя противъ мнѣнія объ опасности для православія западно-европейской науки, онъ говоритъ: "Мы думаемъ, что всѣ наши извѣстные составители различныхъ учебниковъ, руководствъ, системъ, всѣ богословы, начиная отъ Ѳеофана Прокоповича до преосв. Макарія, церковные историки отъ покойнаго преосв. Иннокентія до профессора Чельцова, должны были бы откровенно сознаться, что имъ очень и очень много помогали различныя французскія, нѣмецкія и латинскія книжки, писанныя католиками и протестантами. Вообще нужно замѣтить, что наши богословы и духовные писатели только на словахъ иногда слишкомъ ригористически относятся къ западной богословской литературѣ, какъ будто она никуда не годится и въ ней, кромѣ лжи и заблужденій, ничего добраго нѣтъ. На дѣлѣ они всегда поступаютъ гораздо умнѣе -- пользуются при развитіи своихъ мыслей всѣмъ, что только могутъ найти доступнаго для себя въ западной литературѣ, не обѣгая иновѣрческихъ сочиненій" {Правосл. Обозр. 1862 г., кн. 5, стр. 60 и 61.}.

Помѣщая время отъ времени статьи въ изданіяхъ И. С. Аксакова, Иванцовъ-Платоновъ сосредоточивалъ свою журнальную дѣятельность преимущественно на Православномъ Обозрѣніи, гдѣ онъ былъ постояннымъ сотрудникомъ съ самаго основанія журнала въ 1860 году и членомъ редакціи съ 1869 до 1875 года. Въ статьѣ Взглядъ на прошедшее и надежды въ будущемъ, написанной въ 1870 году, Иванцовъ-Платоновъ слѣдующимъ образомъ характеризуетъ свои публицистическія стремленія: "Изданіе Православнаго Обозрѣнія,-- говоритъ онъ,-- явилось въ своей сферѣ однимъ изъ выраженій того новаго движенія общественной мысли и жизни, которое обнаружилось у насъ въ пятидесятыхъ и шестидесятыхъ годахъ. Вѣяніе духа новой жизни, болѣе сознательной и свободной, которое стаю чувствоваться у насъ во всѣхъ общественныхъ сферахъ съ началомъ настоящаго царствованія, естественно должно было отразиться и въ литературѣ духовной и свѣтской". Съ самаго начала журналъ поставилъ своею главной задачей "сближеніе между духовною наукой и жизнью, между духовенствомъ и обществомъ". Ради этой цѣли Православное Обозрѣніе, прежде всего, "порѣшило прервать связи съ уетарѣлыми духовно-литературными преданіями и пріемами и заговорить съ своими читателями языкомъ современно-образованнаго общества, современной свѣтской литературы", оно создало себѣ новое знамя -- "знамя науки серьезной, основательной, свободной, безпристрастной". Идти подъ этимъ знаменемъ, оставаясь ему неизмѣнно вѣрнымъ, было дѣло новымъ въ церковной литературѣ и представляло большія затрудненія. "Между старыми представителями духовной литературы,-- говоритъ Иванцовъ-Платоновъ,-- наука представлялась постоянно сферою враждебною вѣрѣ, противною христіанству; отъ свободнаго развитія ея опасались подрыва вѣры. Такое представленіе еще болѣе было усиливаемо тѣмъ, что западная свободная наука, развиваясь на почвѣ, враждебной христіанству, постепенно болѣе и болѣе приходила къ выводамъ противо-христіанскимъ. Всякое новое движеніе западной науки въ этомъ направленіи было пугаломъ для только что зарождавшейся свободы изслѣдованія въ нашей наукѣ. У насъ явились боязнь науки, недовѣріе къ ней, и, вслѣдствіе этого, между самыми дѣятелями науки стаю укореняться странное для дѣятелей науки направленіе -- не развивать науку, не расширять кругъ ея изслѣдованій, а, напротивъ, всячески ограничивать, съуживать, обрѣзывать его". Православное Обозрѣніе стало на противуположную точку зрѣнія. "Въ интересахъ вѣры, какъ показываетъ самый опытъ,-- пишетъ о. Иванцовъ-Платоновъ,-- оказывается не только не полезнымъ, но положительно вреднымъ стѣснять и ограничивать свободу науки или заставлять ее хитрить, лицемѣрить, являться робкою и пристрастною; особенно это неприлично тѣмъ, которые сами служатъ представителями и дѣятелями науки. Никакими ограниченіями, стѣсненіями и искусственными направленіями нельзя ни уничтожить науку, ни лишить ее свободы, сдѣлать ее покорною рабой вѣры, которая бы всегда только соглашалась съ нею и никогда не смѣла бы противорѣчить ей. Всѣмъ этимъ можно только болѣе вооружить науку противъ вѣры, и унизить, опозорить предъ нею вѣру, поставить, ту и другую во взаимныя враждебныя отношенія, вредныя и для науки, и для вѣры" {Правосл. Обозр. 1870, кн. 1, стр. 1 и слѣд. 19, 22--23.}.

Такъ смотрѣлъ о. Иванцовъ-Платоновъ на науку, сближать которую съ жизнью ставилъ своею задачей тотъ журналъ, гдѣ онъ былъ однимъ изъ редакторовъ. Каково было его отношеніе къ общественной жизни, лучше всего показываетъ его полемическая статья противъ редактора Домашней Бесѣды Аскоченскаго, написанная въ 1861 году. "Домашняя Бесѣда,-- говоритъ Иванцовъ-Платоновъ,-- позволяла себѣ называть прогрессъ окаяннымъ прогрессомъ и желала ему сквозь землю провалиться вмѣстѣ съ его родною сестрицей, цивилизаціей", и Аскоченскій обвинялъ автора книги: О православіи въ отношеніи къ современности, архимандрита Ѳеодора, въ вѣроотступничествѣ за то, что онъ обнаруживалъ сочувствіе прогрессивному направленію тогдашней современности. "Одно Евангеліе можетъ убѣдить всякаго непредубѣжденнаго, -- отвѣчаетъ Аскоченскому Иванцовъ-Платоновъ,-- что въ истинномъ христіанствѣ, въ православномъ христіанствѣ, даны человѣчеству самыя полнѣйшія и крѣпчайшія начала прогресса -- начала истины, любви, правды, свободы. Съ другой стороны, достаточно обратить вниманіе на самыя общія явленія нашего современнаго прогресса, чтобы видѣть, что онъ въ своихъ главныхъ и лучшихъ проявленіяхъ зиждется на христіанскихъ началахъ. Улучшеніе быта нѣсколькихъ милліоновъ православнаго народа, развитіе общественной благотворительности, распространеніе образованія въ народѣ, стремленіе къ тому, чтобы было больше искренности и справедливости въ различныхъ отношеніяхъ,-- вотъ главнѣйшія явленія современности. Что же? Развѣ есть въ этихъ явленіяхъ что-либо противное христіанству? Мысль о бѣдномъ, угнетенномъ, страждущемъ человѣчествѣ -- самая основная мысль современности. Не та же ли и основная мысль христіанства? Можно ли послѣ этого, не будетъ ли страшною хулой видѣть въ современной цивилизаціи духъ не Христовъ, а анти-христовъ, какъ это нерѣдко представляется въ Домашней Бесѣдѣ?" {Правосл. Обозр. 1861 г., кн. I, стр. 14 и 17.}.

Мы не имѣемъ возможности разсмотрѣть здѣсь журнальную дѣятельность Иванцова-Платонова во всемъ ея объемѣ, такъ какъ онъ писалъ по самымъ разнообразнымъ вопросамъ церковной и общественной жизни. Достаточно отмѣтить, что въ отдѣльныхъ статьяхъ онъ примѣнялъ къ частнымъ случаямъ тѣ общія воззрѣнія, съ которыми мы уже ознакомились. Его журнальная дѣятельность является проведеніемъ въ жизнь евангельскаго ученія о братской любви и правдѣ. Такъ, въ статьѣ Объ отношеніи полемической богословской литературы къ современнымъ требованіямъ науки и жизни онъ устанавливаетъ слѣдующее общее правило религіозной полемики: "Главное здѣсь -- чувство твердаго и спокойнаго убѣжденія въ истинѣ, христіанская братская любовь къ заблуждающимся, кроткое, проникнутое искреннимъ, а не оффиціальнымъ желаніемъ душевнаго блага обращеніе съ ними, умѣнье, не поступаясь православнымъ убѣжденіемъ, щадить религіозныя чувства и симпатіи самыхъ противниковъ, обличатъ, не раздражая, обращаться къ нимъ не съ упреками и угрозами, а со словомъ любви и мира". Разбирая въ этой статьѣ книгу Нильскаго Объ антихристѣ противъ раскольниковъ, Иванцовъ-Платоновъ говоритъ: "На 500 слишкомъ страницахъ рѣдко у автора проглядываетъ чувство состраданія, чувство человѣческой братской любви къ несчастнымъ заблудшимъ. Оскорбительныя слова: "очевидная, ясная ложь, клевета, недобросовѣстность, нелѣпость, фанатизмъ" и другія встрѣчаются почти на каждой страницѣ и производятъ непріятное впечатлѣніе на человѣка, ни мало не сочувствующаго заблужденіямъ раскольниковъ. Что же послѣ этого должны чувствовать при чтеніи книги сами раскольники? Опровергая мнѣнія противниковъ, какъ будто въ чувствѣ своего превосходства и торжества надъ ними, авторъ позволяетъ себѣ иногда насмѣшку надъ ихъ ложными убѣжденіями. Странно, какъ человѣкъ, имѣющій убѣжденіе и знающій цѣну ему, можетъ такъ легко относиться въ чужому убѣжденію, убѣжденію религіозному, притомъ, убѣжденію не одного человѣка, а цѣлаго общества, состоящаго изъ нашихъ же соотечественниковъ?" {Правосл. Обозр. 1860 г., кн. II, стр. 233--235.}.

Въ статьяхъ, относящихся въ церковной жизни, Иванцовъ-Платоновъ проводитъ тѣ же принципы гуманности, справедливости и просвѣщенія. Въ одной статьѣ онъ возстаетъ противъ тѣлесныхъ наказаній въ школѣ, требуетъ человѣчнаго отношенія къ учащимся, защищаетъ свѣтскую литературу отъ обвиненій во враждѣ къ духовенству, утверждая, что ея нападки обнаруживаютъ "искреннюю ревность о благѣ религіи, о благѣ общественномъ, о чести и благѣ самого духовенства" {Тамъ же, кн. III, стр. 546 и слѣд.}.

Въ другихъ статьяхъ онъ доказываетъ необходимость участія духовенства въ общей работѣ по народному образованію {Правосл. Обозр. 1862 г., кн. I и II.} и настаиваетъ на необходимости хорошей женской школы для дѣвушекъ духовнаго званія въ виду важности ихъ роли въ деревнѣ и т. д. {Тамъ же, кн. IV.}. Какъ публицистъ, Иванцовъ-Платоновъ настаиваетъ на необходимости сближенія духовенства съ другими сословіями. "Въ теоріи, на словахъ, теперь нерѣдко осмѣиваются всякіе сословные предразсудки,-- говоритъ онъ,-- но на практикѣ едва ли выполняется и десятая доля того, что проповѣдуется въ теоріи, на словахъ. На практикѣ хотя бы между нашимъ духовнымъ и свѣтскимъ обществомъ до сихъ поръ держится еще такое разъединеніе, какое возможно только при самомъ сильномъ антагонизмѣ сословій. Хвала и честь будетъ той сторонѣ, которая первая съ искренностью начнетъ дѣло сближенія" {За двадцать лѣтъ священства, стр. 416--417.}. Въ связи съ этимъ взглядомъ Иванцова-Платонова стоитъ рядъ его статей О мѣрахъ къ возстановленію выборнаго духовенства, напечатанныхъ въ газетѣ Русь за 1881 годъ. Констатировавъ, что "право выбора кандидатовъ на церковныя должности есть законное право прихожанъ", онъ доказываетъ, что для осуществленія этого права необходимо "не на бумагѣ только, но на самомъ дѣлѣ дать доступъ всѣмъ сословіямъ къ духовному служенію". Для этой цѣли онъ рекомендуетъ, между прочимъ, отдѣлить богословскіе классы нынѣшнихъ семинарій въ самостоятельныя учебныя заведенія, куда могли бы поступать съ небольшою дополнительною подготовкой окончившіе курсъ въ народныхъ школахъ, "наиболѣе близкихъ и доступныхъ народу". Признавая законность выборнаго принципа при замѣщеніи духовныхъ должностей, Иванцовъ-Платоновъ считалъ соборное начало съ участіемъ мірянъ наиболѣе благотворною основой церковнаго управленія. Еще въ статьѣ Мысль о соборѣ по дѣлу болгарскому, помѣщенной въ газетѣ День за 1862 годъ, онъ говоритъ: "Желательно было бы, чтобы у насъ на Востокѣ всѣ важныя, церковныя дѣла были обсуждаемы и рѣшаемы не сокровенно-личнымъ усмотрѣніемъ, а открыто-соборнымъ совѣщаніемъ". Двадцать лѣтъ спустя, въ 1882 году, онъ напечаталъ въ Руси цѣлый рядъ статей О русскомъ церковномъ управленіи, въ которыхъ представилъ обстоятельную программу реформъ на основѣ выборнаго и соборнаго начала.

Мы далеко не исчерпали всѣхъ вопросовъ, которыхъ касался Иванцовъ-Платоновъ въ своей многолѣтней журнальной дѣятельности, но и сказаннаго достаточно, чтобы составить понятіе, въ какомъ направленіи старался онъ дѣйствовать на русское общество. Въ заключеніе считаемъ необходимымъ остановиться еще на двухъ его статьяхъ, напечатанныхъ въ журналѣ Дѣтская Помощь. Послѣдніе годы своей жизни о. Иванцовъ-Платоновъ былъ вынужденъ состояніемъ здоровья ограничить свою дѣятельность и, отказавшись отъ журнальной работы и отъ преподаванія въ средней школѣ, переставъ даже быть настоятелемъ церкви при Александровскомъ училищѣ, сосредоточилъ свои послѣднія силы на профессорской дѣятельности и на дѣлахъ благотворенія. Принимая живое участіе во многихъ благотворительныхъ обществахъ, пожертвовавъ одному изъ нихъ всѣ свои сочиненія, а другому свою библіотеку, онъ ближе заинтересовался вопросомъ объ организаціи благотворительности. Въ одной изъ своихъ статей, которая озаглавлена Основное начало, высшія степени и различные виды благотворенія, онъ старается установить нормы пожертвованія, нравственно обязательнаго для каждаго человѣка. "Нельзя же тѣмъ довольствоваться,-- пишетъ онъ,-- чтобъ одѣлять нищихъ грошами и копѣйками, завалившимися въ карманахъ, имѣя въ сундукахъ десятки и сотни тысячъ рублей, и при этомъ считать себя серьезно исполняющимъ обязанности христіанскаго благотворенія, припоминая при этомъ евангельскую вдовицу, стяжавшую себѣ благословеніе Христа пожертвованіемъ одной лепты на дѣло Божіе... Намъ до этой евангельской лепты т"|къ же далеко, какъ и до совершеннаго исполненія словъ Христовыхъ: иди, продай имѣніе твое и раздай нищимъ". Иванцовъ-Платоновъ доказываетъ, что неотяготительный minimum пожертвованія есть десятая часть дохода; но главное достоинство статьи составляетъ проникающее ее искреннее и горячее чувство, которое возвышается иногда до настоящаго паѳоса. Авторъ обращаетъ свою рѣчь преимущественно къ богачамъ. "Люди ограниченнаго состоянія,-- говоритъ онъ,-- люди бѣдные, живущіе тяжелыми трудами, едва ли не большую часть своего состоянія отдаютъ на добрыя дѣла, чѣмъ люди богатые, праздные, пользующіеся плодами чужихъ трудовъ... Въ деревнѣ рѣдкій крестьянинъ отказался бы, имѣя девять человѣкъ въ своей семьѣ, взять на пропитаніе десятаго, чужого сироту, или изъ десяти кусковъ хлѣба, припасенныхъ для семейнаго обѣда, отдать одинъ нищему, или изъ десяти рабочихъ дней, полагаемыхъ на собственное хозяйство, удѣлить одинъ день на помощь бѣдной, сиротствующей семьѣ, не могущей собственными руками обрабатывать свой участокъ земли... Нищіе, проживающіе въ грязныхъ и холодныхъ вертепахъ и питающіеся милостыней, говорятъ, дѣлятся кусками хлѣба и всякою взаимною помощью между собою, особенно съ наиболѣе слабыми и больными. А богачи, одѣвающіеся въ порфиру и виссонъ, часто проходятъ совершенно равнодушно мимо бѣдныхъ Лазарей, скитающихся около воротъ или дворцовъ (если только ихъ не гонятъ оттуда), находящихъ себѣ пріютъ вмѣстѣ со псами, охраняющими ихъ богатые дворцы, и питающихся иногда гораздо хуже псовъ, идущихъ отъ трапезы господей своихъ". Говоря о способахъ благотворительности, Иванцовъ-Платоновъ находитъ хорошія стороны въ каждомъ изъ нихъ и весьма своеобразно защищаетъ даже обыкновенную милостыню нищему. "Говорятъ,-- пишетъ онъ,-- что раздача подаянія нищимъ не только не достигаетъ своей цѣли, не содѣйствуютъ прекращенію нищенства, но болѣе способствуетъ его распространенію. Но если бы мы изобрѣли -- и не только изобрѣли, а вполнѣ осуществили на практикѣ -- другіе, лучшіе способы прекращенія нищенства, мы могли бы разсуждать такъ; но пока этого нѣтъ, пока нищіе остаются между нами, мы не можемъ, не должны во имя человѣческаго и христіанскаго чувства оставлять ихъ". Соглашаясь, что во всемъ, что говорятъ противъ такого способа благотворительности, есть "печальная правда", онъ утверждаетъ, что и такая милостыня не всегда пропадаетъ даромъ. "Указываютъ на то,-- говоритъ онъ,-- что гроши и пятаки, собираемые нищими, разносятся по трактирамъ и кабакамъ. Но, вѣдь, бываетъ же и такъ, что эти гроши и пятаки, своевременно поданные, дѣйствительно спасаютъ отъ голода и холода неимущаго человѣка или цѣлую семью. Пусть уже лучше сотни и тысячи грошей и пятаковъ, поданныхъ хотя бы и негоднымъ нищимъ, пропадутъ безъ пользы, нежели хотя одинъ человѣкъ умретъ съ голоду... Да и имѣемъ ли мы право осуждать и того нищаго, который дѣйствительно несетъ въ кабакъ нѣсколько собранныхъ грошей и пятаковъ, когда онъ передъ этимъ нѣсколько дней голодалъ или дрожалъ отъ стужи на улицѣ, въ зимнее время почти непокрытый ничѣмъ? Имѣемъ ли мы право вообще осуждать порочныхъ бѣдныхъ людей, не зная хорошо тѣхъ обстоятельствъ, которыя довели ихъ до этого, не зная и того, каковы бы мы сами были въ ихъ положеніи? Указываютъ на то, что иные нищіе обращаютъ себѣ нищенство въ выгодный промыселъ и наживаютъ себѣ большія состоянія... Но это, конечно, исключенія, и да сохранитъ Господь всякаго, сколько-нибудь обезпеченнаго въ жизни человѣка, который самъ не голодалъ по цѣлымъ днямъ, не оставался безъ пріюта подъ открытымъ небомъ по цѣлымъ мѣсяцамъ, не дрожалъ въ зимнее время отъ стужи безъ теплой одежды и обуви, не подвергался всевозможнымъ униженіямъ и осмѣяніямъ, завидовать такому промыслу, на который рѣшаются совершенно уже обезумѣвшіе, конечно, не отъ счастья и радости люди" {За третье десятилѣтіе священства, стр. 131--132, 136--187, 150--152.}.

Но Иванцовъ-Платоновъ не настаиваетъ именно на этомъ видѣ благотворительности,-- наоборотъ, онъ указываетъ цѣлый рядъ другихъ способовъ, посредствомъ которыхъ пожертвованіе вѣрнѣе достигаетъ своей дѣли, и, между прочимъ, весьма характерно защищаетъ наличныя благотворительныя учрежденія. "Пусть въ существующихъ нынѣ благотворительныхъ учрежденіяхъ,-- говоритъ онъ,-- много несовершенствъ и недостатковъ; но они, все-таки, держатся на началѣ любви и добра, они основываются для высокой цѣли милосердія... Если намъ слишкомъ замѣтны несовершенства существующихъ благотворительныхъ учрежденій, если мы имѣемъ гораздо лучшія представленія о дѣлѣ благотворенія,-- примемъ сами ближайшее участіе въ дѣятельности этихъ учрежденій, внесемъ въ нихъ новый духъ, новыя лучшія начала, или устроимъ, насколько у насъ есть средствъ для того, свои новыя учрежденія на болѣе совершенныхъ началахъ. Но не будемъ только пересуживать и порицать другихъ, а тѣмъ болѣе устраняться совершенно отъ добраго дѣла потому, что доброе дѣло въ настоящее время дѣлается не вполнѣ совершенно" {Тамъ же, стр. 157.}.

Когда учрежденія стариннаго приказа общественнаго призрѣнія перешли въ вѣдѣніе городской думы и когда коммиссіей о пользахъ и нуждахъ общественныхъ былъ представленъ проектъ о новой организаціи благотворительныхъ учрежденій, Иванцовъ-Платоновъ написалъ обширныя замѣчанія на этотъ проектъ. Мы не будемъ касаться содержанія этой обстоятельной статьи и отмѣтимъ только два пункта, въ которыхъ особенно ясно обнаруживаются характерныя стороны воззрѣній ея автора: отсутствіе у него сословныхъ пристрастій и широкая гуманность, искренняя любовь къ бѣдняку. Доказывая, что городскія попечительства о бѣдныхъ не должны совпадать съ приходскими, а должны захватывать болѣе широкій районъ, онъ говоритъ: "Намъ, духовенству, прежде всего, нужно отстранить отъ себя всякую ревность и мелочное соперничество съ городскимъ управленіемъ по устроенію общественной благотворительности. Здѣсь не должны имѣть мѣста ни сожалѣніе о томъ, что не мы являемся въ настоящемъ случаѣ иниціаторами въ устроеніи благотворенія, ни опасенія относительно того, какъ бы благотворительная дѣятельность, поступая въ вѣдѣніе города, не ушла изъ-подъ вліянія церкви, не сошла съ церковной почвы, не утратила своего религіозно-нравственнаго характера. "Различенъ милованія образъ и широка заповѣдь сія": всѣмъ, кто бы ни входилъ въ эту область, найдется дѣло и мѣсто. Любовь къ ближнему, помощь ближнему, не есть достояніе и обязанность одного духовенства, а общее дѣло всего христіанства" {Тамъ же, стр. 164.}.

Говоря о дѣятельности городскихъ попечительствъ, Иванцовъ-Платоновъ считаетъ необходимымъ, чтобъ они удовлетворяли "всѣ главныя нужды бѣдныхъ", т.-е. "чтобы и голодные могли получать себѣ пищу, и безпріютные -- пріютъ, и безпомощные -- призрѣніе, и сироты -- воспитаніе, и больные -- медицинскую помощь, и ищущіе труда -- работу и. т. д." {Тамъ же, стр. 168.}. Такая же гуманная мысль лежитъ въ основаніи его замѣчаній относительно устройства работныхъ домовъ. Настаивая на необходимости того, "чтобы работающіе были по возможности обставлены всѣми средствами нравственнаго вліянія, чтобы попечители и управители работныхъ домовъ слѣдили за судьбой и образомъ жизни трудившихся въ немъ по истеченіи срока ихъ исправленія, помогали имъ пристраиваться къ мѣстамъ свободнаго труда", Иванцовъ-Платоновъ считаетъ справедливымъ отчисленіе въ ихъ пользу части ихъ заработанной платы во время заключенія. "Такого принципа,-- говоритъ онъ,-- что въ рабочихъ домахъ должно быть практикуемо максимальное напряженіе силъ работниковъ при минимальномъ удовлетвореніи ихъ потребностей и безъ всякаго вознагражденія за работу, намъ кажется, по-христіански дѣлу благотворенія и исправленія нельзя давать" {Тамъ же стр. 190.}.

Историки не одинаково оцѣниваютъ культурное значеніе церкви въ различныя эпохи ея исторіи. Такой дѣятель, какъ Иванцовъ-Платоновъ, навсегда останется настоящимъ представителемъ истинно цивилизующаго христіанства.

М. Корелинъ.

"Русская Мысль", кн.I, 1895

Оставить комментарий Корелин Михаил Сергеевич (bmn@lib.ru) Год: 1895 Обновлено: 04/07/2024. 56k. Статистика. Статья: Публицистика Критика и публицистика	Скачать FB2 Ваша оценка:

Корелин Михаил Сергеевич Памяти А. М. Иванцова-Платонова

Памяти А. М. Иванцова-Платонова.

Корелин Михаил Сергеевич
Памяти А. М. Иванцова-Платонова