Коновалов Иван Андреевич
Деревенские картинки

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:


   

Деревенскія картинки.

(Замѣтки).

I.

   Петръ Васильевичъ Терехинъ -- крестьянинъ умный и, по его словамъ, "порядочно захватившій ума при отсиживаній въ тюрьмѣ" -- при каждой встрѣчѣ убѣждаетъ меня, что "деревня теперь не то, что раньше", что "мужика теперь надо раскусить, да раскусить". Въ чемъ выражается это измѣненіе деревни и мужика Петръ Васильевичъ сказать затрудняется и, не приводя яркихъ примѣровъ, отдѣлывается общими разсужденіями.
   -- Возьмите хотя бы меня въ примѣръ: много ли я понималъ раньше-то? А теперь все для меня, какъ на ладони...
   -- Но много ли такихъ, какъ вы?
   -- Есть малая толика... Раньше мужикъ слѣпымъ былъ, а теперь глаза у него открылись. Теперь, братъ, не то; теперь ты его голыми-то руками не схватишь...
   -- То-то и дѣло, что берутъ... На вашихъ глазахъ вѣдь берутъ и проглатываютъ еще чище, чѣмъ прежде...
   -- Проглатываютъ... Глотаютъ съ большимъ удовольствіемъ, но только теперь мужикъ это понимаетъ. Кто и почему глотаетъ -- мужику извѣстно, потому что другой онъ жизни хлебнулъ... У Щедрина вонъ Салтыкова баранъ непомнящій во снѣ только барана то свободнаго увидалъ и то съ тоски померъ. Не сладкимъ видно, свой хлѣвъ-то, баранья жизнь да бараньи занятія показались... Что же мы -- хуже скотины, чтоль? Хоть чуть-чуть, а дохнули новой-то жизни, а теперь опять въ хлѣвъ... Другой, какъ во снѣ, свѣтлые-то деньки вспоминаетъ: сонъ, молъ, былъ хорошій, да проснулись плохо, а другой и побольше что смыслитъ...
   Мы сидимъ съ нимъ около амбара; мимо проходитъ урядникъ, ведя за узду лошадь.
   -- Господину генералъ-губернатору поклонъ съ кисточкой,-- остритъ Петръ Васильевичъ, "Генералъ-губернаторъ" хмурится. Крестьяне хохочутъ.
   -- Не любитъ,-- замѣчаетъ Петръ Васильевичъ.-- Они этого не долюбливаютъ, чтобы надъ ними смѣяться, имъ уваженія надо...
   -- Почетъ имъ, какъ коту сало,-- соглашается подсѣвшій къ намъ сосѣдъ.
   -- Было время, уважали, а теперь пусть повременятъ.... За. служить его надо, уваженіе-то, тогда получай его, сколько угодно, а нагайкой да кулакомъ ты его не заслужишь...
   -- Страхъ этими инструментами наведешь, а чтобы уваженіе -- сомнительно...
   -- Страхъ и бѣшеная собака наводитъ, никакихъ заслугъ для этого не надо... Но только какой ты начальникъ, если тебя боятся? Вотъ -- обращается Петръ Васильевичъ ко мнѣ -- раньше урядникъ у насъ первымъ человѣкомъ считался, бывало, свадьба ли, крестины ли -- почетный гость, а теперь...
   -- Теперь я бы Богъ знаетъ чего не взялъ знаться съ ихъ братомъ...-- добавляетъ сосѣдъ.
   -- То-то и есть...
   Поговоривъ еще на тему о томъ, что "мужикъ теперь свою гордость имѣетъ", Петръ Васильевичъ ведетъ меня къ; своему зятю, переселившемуся на отрубъ. Зять Петра Васильевича принадлежитъ къ числу счастливцевъ среди получившихъ отруба. Спустившись подъ горку и перейдя мостикъ черезъ рѣку, мы вступили въ полосу "единоличныхъ хозяйствъ". Картина обычная -- гдѣ землянка, гдѣ шалашъ, гдѣ красивенькій домикъ съ ярко-красной желѣзной крышей. Навстрѣчу намъ попадается священникъ, шлепающій по грязи около телѣги, нагруженной пирогами, хлѣбами, лепешками и иными продуктами доброхотнаго жертвованія. Въ потертой рясѣ, порыжелой скуфейкѣ, длинныхъ сапогахъ -- священникъ хлещетъ лошадь возжами, ругая отставшаго сторожа.
   -- Добраго здоровья, батюшка, -- кланяется Петръ Василье вичъ.
   -- Здравствуйте.
   -- Хорошъ возокъ-то, батюшка, награждаютъ православные-то...
   -- Иди, или съ Богомъ...-- сердито ворчитъ священникъ.
   -- Иду, батюшка, иду, не сердитесь...
   -- Ну и иди!
   -- За апостолами, небось, телѣги не слѣдовали... "Не стяжайте и не угождайте чреву", а сами -- возокъ въ пору лошади везти...
   -- Иди отъ грѣха...
   -- Иду... До свиданія!
   Встрѣтивъ отставшаго сторожа, Петръ Васильевичъ не преминулъ уколоть и его...
   -- Клюнулъ, Семенычъ?
   -- Есть малая толика. Къ зятю шагаете?
   -- "Не упивайтесь виномъ -- въ немъ бо есть блудъ!" Эхъ вы стяжатели! Къ зятю иду.
   -- Побѣгу, а то заругаетъ...-- мигаетъ на священника сторожъ.
   -- Бѣги, бѣги... Отцы духовные...
   -- Не любятъ,-- говоритъ онъ мнѣ, когда сторожъ отошелъ на порядочное разстояніе...-- Вы думаете, почему попъ-то разсердился? Мало собралъ -- вотъ почему! Бывало за новью-то пойдетъ -- подводъ пять везетъ, а теперь скупо. Плохо молятся -- вотъ и даютъ плохо... Дать не жалко, если есть, и давали. А теперь у кого и есть, не даютъ.
   -- Почему же?
   -- Умнѣе стали... Въ нашей же округѣ учительница три года за попа въ школѣ ребятъ закону учила, а денежки, по 30 рублей въ годъ, онъ себѣ въ карманъ, клалъ. А потомъ, когда на нее эти деньги повернуть хотѣли, "не годится -- говоритъ:-- у святого причастія не бываетъ и въ церковь не ходитъ; а потому прошу, говоритъ, ее удалить..." Вотъ мужики теперь и говорятъ: ничего давать не будемъ.
   Помолчавъ немного, какъ бы давая возможность обдумать разсказанный случай, Петръ Васильевичъ продолжалъ:
   -- Корыстолюбія у нихъ сколько угодно, и народъ это понимаетъ. Вотъ теперь хоть хуторянъ взять,-- изъ-за нихъ недавно у священниковъ чуть драки не вышло. Одинъ говоритъ: они моего прихода, потому что раньше въ моемъ приходѣ состояли... А другой говоритъ: мнѣ ничего не извѣстно, потому разъ послѣ пересела они у меня,-- значитъ, мои. Долго они тутъ ругались, а народъ глядитъ да хохочетъ...
   Такіе мелкіе факты измѣненія крестьянскихъ взглядовъ и отношеній встрѣчались на каждомъ шагу, и Петръ Васильевичъ не упускалъ случая каждый изъ нихъ для себя и другихъ отмѣтить. Проѣзжаетъ на тройкѣ земскій и никто изъ группы, стоящей около лавочки, не снимаетъ шапки,-- Петръ Васильевичъ подмигиваетъ мнѣ и улыбается; прочитываетъ онъ въ "Копѣйкѣ", что крестьяне одного села выслали палача, немедленно разсказываетъ объ этомъ всѣмъ и, слыша въ отвѣтъ: "такъ ему, сукину сыну, и надо!" -- снова подмигиваетъ и покручиваетъ усъ; узнаетъ, что нѣсколько крестьянъ повезли дѣтей въ земскую гимназію,-- торжеству его нѣтъ предѣла! "Вали, братцы! Захватывай побольше ума въ голову! Бери всѣ дѣла въ свои руки"! Находитъ у одного деревенскаго парня "Исторію революціи" Минье, хватаетъ меня за руку и тащитъ убѣдиться, что парень прочелъ и хорошо понялъ книгу...
   Несомнѣнно, что деревня за послѣдніе годы значительно измѣнилась. Крестьяне пережили послѣднюю войну, пережили волненія и усмиренія, выбирали въ Думу и теперь переживаютъ правительственную землеустроительную политику. Многое они, конечно, поняли... И едва ли не больше всего другого просвѣтила ихъ землеустроительная политика.
   Въ самомъ дѣлѣ, на глазахъ крестьянъ совершаются такія явленія, которыя представляются имъ вопіющимъ нарушеніемъ всякой справедливости. И все это дѣлается подъ покровомъ закона, такъ что -- по выраженію Петра Васильевича -- "самый глупый, наконецъ, скажетъ: да что же у насъ за законы"! Всѣ закулисныя стороны землеустроительной политики, всѣ ходы, которые, казалось бы, трудно понять и распутать самому опытному казуисту, крестьяне понимаютъ и объясняютъ совершенно правильно. Оказывается, что надѣяться на что-то, ждать, что "кто-то облагодѣтельствуетъ", "дастъ поддержку" -- безсмысленно. И вотъ начинается лихорадочная работа ума, попытки отвѣтить на вопросъ -- что дѣлать?
   

II.

   Вопросъ "что дѣлать"? современная деревенская жизнь ставитъ на каждомъ шагу. Въ безвыходное положеніе люди становятся не только тогда, когда игнорируютъ отвѣты на этотъ вопросъ землеустроителей, но и тогда, когда точно исполняютъ всѣ ихъ совѣты и предложенія.
   Вотъ мы съ Петромъ Васильевичемъ подходимъ къ хутору его зятя. Къ концу нашего пути начался дождь и пробилъ насъ до костей. Дождь льетъ почти безпрестанно уже второй мѣсяцъ. Въ концѣ августа неубранный хлѣбъ гніетъ въ полѣ, гніетъ на гумнахъ, и обрадованные было хорошимъ урожаемъ, люди пріуныли, ходятъ, какъ опущенные въ воду. Дождь повыбилъ хлѣбъ, рожь проросла въ снопахъ и вмѣсто ожидаемыхъ ста пудовъ на десятину едва ли придется собрать 20--30 пудовъ плохого зерна.
   Въ избѣ зятя Петра Васильевича собралось человѣкъ десять крестьянъ и ожидаютъ статистика "для переписи". Прерванный нашимъ приходомъ, разговоръ скоро возобновился.
   Говорили о вредѣ дождя, о столкновеніяхъ съ общинниками, о платежахъ. Дождь настроилъ всѣхъ довольно мрачно. То и дѣло смотрѣли на небо и качали головами.
   -- Потопъ! Всемірный потопъ...
   -- Восьмой десятокъ живу на свѣтѣ, а такихъ дождей объ это время не припомню,-- говоритъ старикъ Селезенкинъ,-- былъ точно одинъ августъ дождливый, но такого не было...
   -- А что, баринъ,-- обращается онъ ко мнѣ:-- правду ли болтаютъ, что это комета сотрясеніе надѣлала?
   -- Пустяки.
   Я тоже говорю -- не иначе, какъ Божье попущеніе...
   -- За что же?-- спрашиваетъ Петръ Васильевичъ.
   -- Знамо за грѣхи,-- безнадежно заключаетъ старикъ.
   -- Да какіе у насъ грѣхи то, дѣдушка? Я такъ понимаю, что если говорить по писанію, то за нашу жисть въ раю наше прямое мѣсто.
   -- Мели!
   -- Да, ей Богу, адъ-отъ у насъ здѣсь...
   -- А ты терпи.
   -- Вѣдь и терпѣнью конецъ бываетъ, Что ни день, то новая выдумка; что ни выдумка, то мужику на шею!
   -- Это вѣрно!-- соглашаются крестьяне.
   -- Единственно можно сказать, что не умираешь съ голоду, а чтобы прибытокъ -- ни, ни...
   -- Что хотятъ, то и дѣлаютъ!
   -- Да! Встрѣчаю вчера на базарѣ (яблоки я возилъ туда) мужика изъ Тормозова. Слово за слово и разсказываетъ онъ мнѣ о своихъ дѣлахъ. Все общество у нихъ перешло въ собственники и укрѣпили надѣлы. Хорошо, укрѣпили... Послѣ этого времени кто началъ продавать землю, а кто скупать. Нѣкоторые, говоритъ, десятинъ по 50 скупили...
   -- Цссс...
   -- Да ну?
   -- Вѣрно говорю, да не къ тому дѣло. Староста Афанасій Ивановъ купилъ 4 надѣла, получилось у него со своими-то 14 десятинъ, вотъ онъ и началъ просить вырѣзать ихъ къ одному мѣсту.
   -- Вишь, стерва!..
   -- Да вѣдь земля-то, чу-ка, укрѣплена?
   -- Въ томъ-то и дѣло, что вся укрѣплена. Они и укрѣпили то потому, чтобы не давать кулакамъ выкраивать покупную землю. А землемѣръ пріѣхалъ и вырѣзалъ старостѣ тамъ, гдѣ онъ указалъ. Откорналъ 14 десятинъ и уѣхалъ. Извѣстно, староста началъ опахивать, а мужики -- чья земля отошла -- получай клинья! Вотъ вамъ и законы!..
   -- Такъ укрѣпленную землю и отрѣзалъ?
   -- Такъ и отмахнулъ! У мужиковъ акты, а подѣлать ничего не могутъ...
   Нѣсколько минутъ всѣ молчатъ. Довольный произведеннымъ впечатлѣніемъ, разсказчикъ достаетъ изъ кармана початую осьмушку махорки и вертитъ папироску. Затянувшись нѣсколько разъ и сплюнувъ въ уголъ, онъ подвигается къ столу и съ явнымъ намѣреніемъ окончательно "оглаушить" слушателей, продолжаетъ:
   -- За старостой другіе богатые мужики.
   -- Ну?
   -- Ну и вырѣзали! Общества подало прошеніе въ землеустроительную коммиссію. Мы -- пишутъ -- по совѣту вашему укрѣпили землю всѣ, съ общаго согласія, чтобы, то есть, ее не клинить, а теперь вы насъ обезземеливаете. Потому-де никому не охота собирать за ними опашки, а имъ давать унавоженную землю. Въ коммиссіи сказали: не наше дѣло!-- Чье же, спрашиваютъ мужики -- дѣло-то?-- Подавайте въ окружный судъ!-- Подали они теперь въ судъ, но думаютъ, что толку не будетъ.
   -- Ничего не выйдетъ!
   -- Такое время теперь -- кто поспѣлъ, тотъ и съѣлъ. Вѣдь думать, думать,-- "голова кругомъ! Чѣмъ, къ примѣру, виноватъ мужикъ, что Афанасьевъ, аль тамъ Ивановъ его землю захотѣлъ? Рѣжь въ этомъ мѣстѣ -- и все! Мужики навозили, навозили землю-то, вдругъ -- разъ и готово! Бери, что Ивановъ дастъ!.. Дѣла!..
   -- Тоже и тѣ хороши,-- Ивановы-то ваши! Я бы съ ними не сталъ судиться-то, я бы поиначе...
   -- Чего же ты сдѣлаешь?
   -- То и сдѣлаю -- выберу ночь потемнѣе, да...
   -- Ну, братъ, за это нашего брата не хвалятъ...
   -- Все одно!..
   Неразбериха и путаница охватили деревню и вопросъ -- что дѣлать?-- встаетъ на каждомъ шагу не только передъ общественниками.
   -- Что дѣлать?-- спрашивали тормозовцы годъ назадъ,-- Укрѣпляйте землю,-- отвѣчали землеустроители,-- тогда будете жить хорошо!-- Тормозовцы укрѣпляютъ, имъ выдаются документы, въ котыхъ описаны ихъ участки, начерчены планы. Каждый, какъ на ладони, видитъ свой участокъ, начинаетъ унаваживать его и считается хозяиномъ до тѣхъ поръ, пока какой-нибудь Ивановъ, поглаживая бороду, ни скажетъ: "къ этому мѣсту гоже бы, ваше благородіе"! "Хозяинъ" недоумѣваетъ, широко открываетъ глаза, первое время думаетъ, что это шутка. Но землемѣръ серьезно беретъ цѣпь, серьезно мѣритъ; Ивановъ, серьезно-истово перекрестясь, берется за плугъ и опахиваетъ.
   -- Вотъ такъ законы пошли!..-- вырывается, наконецъ, у остолбенѣвшаго "хозяина",-- Съ чѣмъ же я-то?
   -- Не мое дѣло,-- равнодушно отвѣчаетъ землемѣръ.
   -- Зако-о-о-мы...
   -- Можешь жаловаться.
   -- Да ужъ, извѣстное дѣло, такъ не оставимъ. Ужъ это, сдѣлайте, милость, извините! Тоже вамъ, ваше благородіе, палецъ въ ротъ не клади.
   -- Чт-о-о?
   -- Ничего. Мимо проѣхали. Тамъ все разъяснится...
   Черезъ часъ "хозяинъ" сидитъ съ компаніей за бутылкой и въ сотый разъ разсказываетъ фактъ "денного грабежа". Всѣ возмущены. Возмущены обидой, нанесенной бѣдному человѣку и особенна явнымъ и беззастѣнчивымъ покровительствомъ богатѣю.
   -- Ты вотъ что, Максимъ,-- ты, братъ, этого дѣла такъ не оставляй!
   -- Я?! Я до царя дойду! Я имъ пропишу законы! Я имъ покажу!...
   -- Валяй!...
   -- А этому Ванькѣ -- охъ! Удружу я ему штуку!.. Будетъ онъ меня помнить по гробъ жизни...
   Я намѣренно подробно остановился на этомъ примѣрѣ, потому что онъ выясняетъ многія темныя стороны деревенской жизни. Явное покровительство богатымъ въ ущербъ бѣднякамъ ведетъ къ тому, что всѣ болѣе или менѣе зажиточные люди спѣшатъ захватить одинъ-два надѣла и вырѣзать къ одному мѣсту. Начинается соревнованіе въ скорости захвата наиболѣе унавоженныхъ и удобныхъ земель. Тѣ же, чьи земли захватываютъ,-- бѣгутъ въ суды искать "закона". Никогда въ деревняхъ не было столько сутяжничества, сколько теперь! Одни идутъ искать "закона", но когда оказывается, что и законъ на сторонѣ богатыхъ, прибѣгаютъ къ "своимъ сродствіямъ" -- поджогамъ, кражѣ, порчѣ скота и хлѣба... За это тащатъ въ судъ ихъ... Въ одномъ селѣ я познакомился съ крестьяниномъ, который одновременно ведетъ 27 дѣлъ.
   Въ деревняхъ появились "ходатаи по земельнымъ дѣламъ"; ходатаи эти -- люди мало-грамотные и невѣжественные -- пишутъ просьбы, заявленія и получаютъ мзду съ обѣихъ тяжущихся сторонъ. Интересно, что люди, прежде чѣмъ приступить къ "своимъ сродствіямъ", настойчиво пытаются отстоять свое право инымъ путемъ: двое крестьянъ, отецъ и сынъ, разсказывали мнѣ, что они, проигравъ дѣло въ судахъ, подавали прошеніе и въ Государственную Думу, и въ Совѣтъ Министровъ, идаже въ Святѣйшій Синодъ; ничего не вышло. Дѣло ихъ -- по ихъ словамъ -- правое, а "разъ такъ, то сами пропадемъ, ну да и ему удружимъ". Попробуйте разговорить этихъ людей -- ничего не выйдетъ.-- Намъ едино гибнуть-то, и въ Сибири люди живутъ!..
   -- Что это за законъ -- богатому все, а бѣдный хоть умирай!..
   -- И кто это, братцы мои, такой законъ выдумываетъ?!..
   -- Извѣстно, не нашъ братъ. Свой, видно, для своего старанье прилагаетъ...
   

III.

   -- Все для богатыхъ!-- такое сѣтованіе слышится не только отъ общественниковъ: къ нему присоединяется большинство собственниковъ и хуторянъ. И каждый шагъ землеустройства подтверждаетъ, что выводъ этотъ -- все для богатыхъ!-- создался не безъ основаній.
   Когда живешь въ деревнѣ и знакомишься съ такими деталями землеустройства, которыя ускользаютъ отъ бѣглаго наблюдателя, то невольно поражаешься той картиной, которую представляютъ собой всѣ части землеустроительной работы. Происходитъ какая-то земельная вакханалія! Малоопытные, незнакомые съ условіями деревенской жизни люди кроятъ и рѣжутъ землю по какимъ-то причудливымъ, непонятнымъ на взглядъ планамъ,-- а жадная толпа охотниковъ до наживы, въ большинствѣ своемъ ничего общаго съ крестьянствомъ не имѣющихъ, нетерпѣливо ждетъ конца операціи, протягивая руки за лучшими кусками. И въ концѣ концовъ оказывается, что люди, кроящіе землю, всегда почему то рѣжутъ землю именно такъ, чтобы обязательно получились жирные куски, которые обязательно и попадаютъ въ предназначенныя руки.-- Въ кармапъ-то, въ карманъ-то поболѣ норови!-- вотъ что слышится въ каждомъ шагѣ землеустройства...
   По рѣкѣ Птани въ Ефремовскомъ уѣздѣ Тульской губ. разбитъ подъ хутора довольно значительный участокъ. Отрубовъ понадѣлано больше сотни; всѣ они разобраны; но переселилось пока 25--30 домохозяевъ. Даже человѣкъ, ничего не понимающій въ разверсткѣ земли, при взглядѣ на планъ этихъ отрубовъ поразится странностью нарѣзки: отруба по р. Птани, противъ деревни Любимки, по размѣру больше другихъ, имѣютъ почти квадратную форму, съ небольшимъ наклономъ къ рѣкѣ; отруба въ глубь участка начинаютъ принимать причудливыя формы трехугольниковъ и многоугольниковъ Между ними встрѣчаются отруба шириной 60 саж., длиной больше версты, отруба въ видѣ буквы S и другихъ художественно-фантастическихъ формъ. Среди этихъ всевозможныхъ геометрическихъ фигуръ кое гдѣ попадаются почти квадратные участки, хорошо приспособленные для единоличнаго хозяйства.
   Та же исторія въ бывшемъ имѣніи Мосолова, въ Силинѣ и другихъ мѣстахъ.
   -- Если бы я хотѣлъ компрометировать землеустройство,-- говорило мнѣ близкое къ землеустройству лицо,-- я бы безо всякихъ коментаріевъ напечаталъ планы отрубныхъ участковъ. Этого было бы довольно!
   Чѣмъ объясняется эта безпорядочность? Можетъ быть, различіемъ качества земли, близостью воды, сообщеніемъ съ мѣстомъ сбыта? Ничего подобнаго! Участки по р. Птани -- наилучшіе во всѣхъ отношеніяхъ; самые-же далекіе участки,-- участки и наиболѣе мелкіе,-- поставлены опять таки во всѣхъ отношеніяхъ въ самыя худшія условія. Неужели просто преступная небрежность? Землеустроители именно такъ и говорятъ, оправдываясь необходимой спѣшностью работы. Крестьяне же утверждаютъ, будто клинья получились потому, что необходимо было вырѣзать наилучшіе участки, и ихъ вырѣзали, не считаясь съ тѣмъ, каковы будутъ остальные.
   -- Вотъ видишь ты участокъ съ лощинкой-то?
   -- Ну?
   -- Такъ вотъ его выдѣлять имъ надо было, а по сторонамъ, извѣстно, остались клинья. Ужъ это обязательно такъ бываетъ.
   -- Почему же его нужно было выдѣлить въ первую голову?-- удивляетесь вы.
   -- А потому, что земля на ёмъ жирнѣе и лощинка.
   ' -- Тадъ что же?-- продолжаете вы ничего не понимать.
   -- То же самое. Получился, слѣдовательно, не участокъ, а яичко.
   -- За то вѣдь другіе никуда не годны.
   -- Такъ тѣ и пошли нашему брату, а получше -- богатымъ.
   -- Развѣ для нихъ вырѣзали особо?
   -- Особо или не особо -- намъ неизвѣстно, а только попали имъ что ни на есть удобные участки.
   -- Всѣмъ?
   -- Кто просилъ, тѣмъ дали.
   И начинается длинный рядъ примѣровъ. Лучшіе участки по р. Птани -- напротивъ д. Любимки -- получили мѣщане: Никита Соломатинъ, Александръ Соломатинъ, Дмитрій Пантелѣевъ, Петръ Соломатинъ и др. Степень зажиточности этихъ мѣщанъ характеризуетъ то обстоятельство, что всю плату за участки они предлагали внести сразу; однако, банкъ не согласился принять всю плату и назначилъ разсрочку на 10--13 лѣтъ. Всѣ эти богатѣй, предлагавшіе внести деньги сразу -- получили ссуды на переселеніе, а многіе хуторяне-нищіе (въ дальнѣйшемъ приведу примѣры) не получили ссудъ, несмотря на слезныя просьбы и ходатайства.
   Въ Силинѣ лучшій участокъ получилъ богатый волостной старшина. Землевладѣлецъ Волковъ, имѣющій два собственныхъ участка въ 75 и 40 десятинъ, и еще арендующій 340 десятинъ, получилъ два участка. Мельникъ Долговъ -- деревенскій капиталистъ -- получилъ прекрасный участокъ. Самъ Долговъ на участкѣ не живетъ и цѣликомъ сдаетъ его Волкову "подъ картошку". Волковъ это -- мѣстный воротила. Онъ имѣетъ крахмальный заводъ и какъ 340 десятинъ арендованной земли, такъ и собственную засѣваетъ картошкой. Сынъ священника с. Владиміровскаго, бывшій виноторговецъ, Николай Вьюновъ, получилъ хорошій участокъ. На участкѣ онъ выстроилъ амбаръ и холостыя строенія, обрабатываетъ его наемнымъ трудомъ, а самъ живетъ у отца. Господская усадьба въ Любникѣ отдана мѣщанину. Самъ онъ служитъ, а на участкѣ поселилъ младшаго брата... И т. д. и т. д.
   Такими свѣдѣніями васъ засыпаютъ со всѣхъ сторонъ, и остается впечатлѣніе, что во время земельной вакханаліи всѣмъ лучшимъ воспользовались присосавшіеся къ деревнѣ ловкіе люди. Какъ видно, происходитъ это очень просто. Мѣщане, напримѣръ, издавна занимаются торговлей. Разъѣзжая по деревнямъ, они скупаютъ скотъ, кожи; снимаютъ сады. Въ тяжелое для деревень время за безцѣнокъ съ торговъ скупаютъ крестьянскую рухлядь; потомъ все это продаютъ крестьянамъ съ хорошей для себя выгодой. Однимъ словомъ, они извлекаютъ изъ деревни все, что можно извлечь. Узнали они, что мужичкамъ предлагаютъ участки земли,-- дѣло выгодное! Въ ходъ пускается множество незамѣтныхъ, но вліятельныхъ винтиковъ и колесиковъ и -- лучшіе участки въ ихъ рукахъ. Ухвативъ участки, они сознаютъ, что получили ихъ "не совсѣмъ по закону", что "могутъ отобрать" и торопятся закрѣпить сдѣлку, предлагая сразу всю сумму.
   -- Покрѣпче такъ будетъ, ваше благородіе!
   -- Пустяки! Аль деньги лишніе?
   -- Оно точно, что въ торговомъ дѣлѣ капиталъ требуется, но... опаско.
   -- Пустяки!
   -- Такъ что не безпокоиться?
   -- Нисколько.
   Успокоенный мѣщанинъ, которому "капиталъ", дѣйствительно, требуется,-- становится смѣлѣе и проситъ ссуду. Даютъ и ссуду. То же происходитъ съ сидѣльцами винныхъ лавокъ, богатыми кулаками и иными господами, крѣпко впившимися въ деревенское тѣло. "Дѣло, вродѣ, какъ выгодное. Надо попробовать!" Пробуютъ и получаютъ лучшіе куски...
   -- Почему такая странность?-- спрашиваю одного изъ мѣстныхъ землеустроителей: вѣдь, дѣйствительно, лучшіе участки попали деревенскимъ хищникамъ!..
   -- Мужики сами виноваты: намъ предписали понадѣлать возможно больше хуторовъ, а крестьяне ломаются. Тотъ же Терехинъ, который теперь кричитъ о беззаконіи, тогда больше всѣхъ кричалъ, что брать. не надо. Что же прикажете дѣлать? Доложить, что нѣтъ желающихъ,--скажутъ: не энергиченъ; вотъ и раздавали, кому придется. Потомъ уже, когда лучшіе-то участки повыбрали, полѣзли мужики. Ну и получили заваль..
   Когда съ подобнымъ же вопросомъ обращаешься къ крестьянамъ, то начинаются толки о "фальши въ жеребій", о "прогусариваніи деньжатъ", что "жеребій раньше обѣщали, т. е. на счастье -- кому какой, а потомъ..." "Деньги-то онѣ, братъ, оіо-го!.."
   -- Вонъ онъ Никита-то... сунулъ...
   -- Болтаютъ, что такъ...
   -- Самъ хвалился, что хоть, говоритъ, и вошелъ въ раззоръ, за то теперь на одной бахчѣ семьсотъ выручилъ.
   -- Се-е-е-мь сотъ?
   -- Какъ одну денежку!..
   -- Изъ такихъ денегъ сунешь...
   -- При такомъ обстоятельствѣ дѣла дашь... Да!
   -- Ну и порядки, скажу я вамъ, пошли...
   -- По закону объегориваютъ... Дѣл-а-а...
   Чья тутъ вина не берусь судить, но какъ бы то ни было, такіе разговоры приходится слышать на каждомъ шагу: лучшіе участки попали деревенскимъ хищникамъ, а деревенская бѣднота получила малопригодныя клинья...
   Вотъ еще нѣсколько фактовъ изъ многихъ, собранныхъ мной во время послѣдней поѣздки {По порученію редакціи "Русск. Бог." я ѣздилъ въ Тульскую и Тамбовскую губ. Черезъ двѣ недѣли по моемъ пріѣздѣ въ Тульскую губ. полиція предложила мнѣ выѣхать, заявивъ устами урядника, что "на счетъ хуторовъ теперь строго"! Пользуюсь случаемъ здѣсь поблагодарить статистиковъ, оказавшихъ мнѣ содѣйствіе при наблюденіяхъ жизни хуторянъ и предоставившихъ богатый матеріалъ для знакомства съ землеустройствомъ.}. Въ томъ мѣстѣ, гдѣ мѣщане получили лучшіе куски по р. Птани, бѣднякамъ дали безплодные клинья: участокъ No 104 -- всего въ 4 десятины -- получилъ многосемейный бѣднякъ, участокъ No 103 -- 3 десятины -- получилъ Корташовъ, по его словамъ, "не умершій доселѣ съ голоду со всей семьей потому только, что въ Москвѣ сынъ работаетъ и красныхъ по шесть подаетъ ежегодно".Любимовскіе крестьяне получили самые дальніе участки, а участки, примыкающіе къ любимовскимъ землямъ, получили мѣщане. Въ Овсянниковѣ бывшее мосоловское имѣніе роздано пришлымъ и богатымъ, а овсянниковцы, арендовавшіе это имѣніе, не получили ничего. Иванъ Михайловичъ Бородкинъ -- деревенскій банкиръ, "процентщикъ", снабжающій деньгами крестьянъ и помѣщиковъ,-- имѣетъ лавку и 10 десятинъ собственной земли. Отецъ его былъ старостой у помѣщика и "скопилъ деньгу". Когда силинское общество рѣшило купить землю у помѣщицы Соколовой, Бородкинъ былъ ходатаемъ этого общества -- результатомъ "ходатайства" и явились собственныя 10 десятинъ. Кромѣ того, Бородкинъ укрѣпилъ за собой три надѣла. "Не сдѣлай я этой крѣпи,-- говоритъ онъ,-- ничего бы мнѣ не досталось: плодится народъ, какъ мухи!" Этотъ крестьянинъ получаетъ прекрасный участокъ. Торговецъ и пчеловодъ Силаевъ -- тоже, а деревенскіе нищіе ходятъ, просятъ, кланяются и ихъ "гонятъ въ шею". Если же и даютъ, наконецъ, то отдаленный и негодный клинъ, "лишь бы заткнуть глотку!.."
   -- Вамъ предлагали -- вы ломались: теперь земли нѣтъ!
   -- Точно что былъ предлогъ...
   -- То-то и есть...
   -- Все для богатыхъ, какъ есть...-- бормочетъ крестьянинъ, выходя отъ землеустроителя.
   И -- повторяю -- полная безвыходность, полная безнадежность хоть какъ-нибудь осмыслить, хоть что-нибудь понять въ томъ, что творится въ деревнѣ, рождаетъ въ бѣднякахъ злобу и противъ законовъ и противъ тѣхъ богатыхъ, которыхъ эти законы "лелѣютъ и холятъ"...
   -- Съ закономъ, братъ, я ничего не подѣлаю, а тебѣ уважу!.
   -- Наскрозь всѣ дистанціи прошелъ, а толку не добился,-- разсказываетъ крестьянинъ Силинъ,-- нѣтъ и не будетъ!-- вотъ и всѣ отвѣты. А все онъ, все Васька -- вездѣ былъ, навилялъ хвостомъ, по его вездѣ и дѣлаютъ... Ну, да погоди!..-- Дѣло въ данномъ случаѣ идетъ о свободномъ участкѣ, на который было нѣсколько претендентовъ и который попалъ "Васькѣ"... Десятки такихъ случаевъ разжигаютъ злобу, "подливаютъ масла въ огонь" и достаточно незначительнаго повода, чтобы создался острый конфликтъ. Жеребенокъ, пробѣжавшій по озими, попытка проѣхать "не но своей дорогѣ", или "не по своему мосту", похороны на общественномъ кладбищѣ и т. д., и т. д.,-- все это ведетъ къ схваткамъ, потомъ начинается сутяжничество и "свои средствія"...
   Крестьянская масса видитъ, что прямую выгоду отъ ликвидаціи помѣщичьихъ земель получили: банкъ, помѣщики и богатые люди деревни. Въ Тульской губ. банкъ купилъ земли В. К. Николая Николаевича при сельцѣ Травинѣ по 148 руб., а крестьянамъ продалъ по 180--200 руб. за десятину; земля Трухачева куплена по 153 р., а продана по 180--200 руб. и т. д. По общему отзыву земля эта не стоитъ и банковскихъ цѣнъ, слѣдовательно -- банкъ дѣлаетъ повышенную оцѣнку, а этимъ вздуваетъ цѣны земель вообще. Помѣщикъ А. В. Афанасьевъ говорилъ мнѣ, что за короткое время цѣна его земли поднялась съ 138 руб. до 165, благодаря конкуренціи банка съ крестьянскими обществами, желающими купить землю.
   Малоземельные же крестьяне остались совершенно не при чемъ: надѣлы малы, да и ихъ разорвали вышедшіе "въ собственники"; арендовать негдѣ. Если же и остались небольшія помѣщичьи имѣнія, сдающіяся въ аренду, то арендная плата такова, что съ земли невозможно выручить даже ее. За четыре года операціи банка повысили аренду съ 14 до 27 руб. за десятину,-- это второй плюсъ помѣщикамъ отъ землеустройства.
   Какъ видно, крестьяне имѣютъ всѣ основанія говорить, что "все это придумано только для богатыхъ"...
   

IV.

   При описанныхъ пріемахъ ликвидаціи земель получились хутора двухъ совершенно-противоположныхъ типовъ: богатые, прочные, "на которые любо-дорого посмотрѣть" и нищенскіе, отъ которыхъ приходишь въ ужасъ и "дни которыхъ сочтены".
   Землеустройство затрагиваетъ два крыла деревни: богачей, извлекающихъ отъ хуторовъ наибольшую выгоду, и умирающихъ съ голоду бѣдняковъ, которые ищутъ "хоть какого нибудь исхода". Средній крестьянинъ -- какъ общее правило -- землеустройствомъ не затронутъ совершенно, а если затронутъ, то отрицательно -- ликвидаціей арендуемыхъ имъ земель.
   Типы богатыхъ и бѣдныхъ хуторовъ въ каждомъ поселкѣ рѣзко бросаются въ глаза.
   Вотъ Петръ Наумовичъ Бочковъ. Красивый бодрый старикъ. Густые, бѣлые, какъ снѣгъ, волосы падаютъ на плечи. Одѣтъ въ чистую казинетовую поддевку, смазные сапоги.
   Хозяйство у него прекрасное, земли около 15-ти десятинъ. Скота много:
   
   Лошадей..... 3
   Коровъ..... 2
   Быковъ..... 2
   Овецъ..... 30
   Телятъ..... 3
   
   Какъ видно, навозу получается много, земля поэтому хорошо удобрена. Урожай до сихъ поръ собираетъ хорошій. Постройки прочныя, красивыя; банку платитъ аккуратно. Знаетъ, что весь долгъ его банку 3345 руб., а ежегодная плата 150 руб. 30 коп. Надѣлъ не укрѣпляетъ, изъ боязни поссориться съ обществомъ. Избу въ деревнѣ не продалъ.
   -- Кто е знаетъ,-- говоритъ онъ,-- дѣло съ хуторами этими не сурьезное. Не прочно чувствуется. То на хутора гнали, а то возьмутъ метлу, да всѣхъ и сметутъ...
   -- Почему вы переселились на хуторъ?
   -- Тѣсно въ обществѣ-то. Я-то, положимъ, и раньше много земли снималъ, да цѣны одолѣли. Здѣсь сподручнѣе: платить меньше.
   -- Хорошо, значитъ, живете?
   -- Не гнѣвимъ Бога -- первыми людьми и въ деревнѣ считались!
   Осматривая хуторъ, вы повсюду видите признаки зажиточнаго и прочнаго хозяйства: окованыя желѣзомъ телѣги, запасныя сани, изобиліе сельско-хозяйственныхъ орудій; Видно, что человѣкъ засѣлъ крѣпко и боится не того, что не уплатитъ, а что "тамъ могутъ раздумать"; "для бѣдноты какъ будто сдѣлано, а бѣднота осталась не при чемъ -- это вѣрно, этого не скроешь -- всякъ видитъ! Дойдетъ до верховъ-то и низвергнутъ насъ. А такъ бы жить можно"! Пока у него еще трехполье, но думаетъ "раскинуть семь полей".
   -- Ѳедору Петровичу Зенину агрономъ устроилъ -- хорошо! Погляжу вотъ еще годокъ, какъ у него выйдетъ, а тогда можно и попытать.
   "Попытаетъ" и, несомнѣнно, успѣшно.
   -- Семь разъ, отмѣрь, а одинъ отрѣжь. Съ буху-то не всегда хорошо бываетъ... Да... Вотъ, говорятъ, бѣдность, бѣдность, а чуть обмолотили хлѣбъ -- на базаръ. По 53 рожь-то отдали, а она, Богъ дастъ, до рубля дойдетъ...
   -- Въ банкъ людямъ надо платить.
   -- То-то и есть, что въ банкъ! Какъ не разсчитаютъ тамъ люди! Одной рукой ссуду даютъ, а другой хозяйство разоряютъ. Нѣтъ, я пообожду -- овецъ продалъ паръ пять...

-----

   Почти рядомъ съ Бочковымъ живетъ Прокофій Прокофьевичъ Соколовъ. Здѣсь вы встрѣчаете картину совершенно противоположную. Живетъ онъ въ землянкѣ семи аршинъ въ длину и шести въ ширину. Треть землянки занимаетъ печь, полъ земляной, съ крыши сыплется земля. Столъ, лавка, кровать для женатаго сына,-- вотъ и вся мебель, но она занимаетъ почти все пространство. Семья состоитъ изъ хромого старика 72-хъ лѣтъ, его жены, двухъ сыновей съ женами, дочери-вдовы и шестерыхъ ребятишекъ. Попробуйте втиснуть въ землянку эту массу людей и вы поймете, каково имъ живется!
   Старикъ съ гладко зачесанными длинными волосами и длинной бородой раньше служилъ въ помѣщичьей конторѣ. Сыновья -- одинъ портной, другой столяръ -- работы по спеціальности не имѣютъ: портной живетъ при отцѣ, а столяръ живетъ караульщикомъ въ саду.
   Участокъ у нихъ въ 7 1/2 десятинъ, и даже въ лучшіе годы прокормиться съ него нельзя.
   -- Откуда онъ хлѣбъ-то, -- сердито говоритъ старикъ,-- голодали въ прошломъ году и теперь будемъ. Въ конторѣ хорошо было: 8 руб. получалъ и хлѣба вдоволь. Бывало войдешь въ общую застольную -- рай!
   -- Какъ-же жить-то думаете, Прокофій Прокофьевичъ?
   -- Какъ хочешь, такъ и живи! Мое мѣсто видите какое -- сидѣнье, да лежанье,-чужой хлѣбъ ѣмъ... Нынче овесъ вонъ портится, почернѣлъ, цвѣту настоящаго нѣтъ... Съ чего уплатишь? Прошлый годъ на ѣду постройку продалъ, и то не хватило!.. При участкѣ лѣсокъ есть -- рубить не велятъ. Срубъ стоитъ -- отдѣлать не на что. Пять разъ писалъ, а ссуды не даютъ.
   Такъ несвязно и угрюмо жалуется старикъ. Понятнѣе и бойче объясняетъ дѣло его невѣстка. Молодая, красивая женщина съ ребенкомъ на рукахъ подходитъ къ дѣлу прямо.
   -- Лѣтомъ въ салашѣ жили -- день не ѣмши, два дня такъ, а мужиковъ въ острогъ посадили. Были тутъ колодезники и сказали мужикамъ, чтобы работать на колодезяхъ. Мужики работаютъ, а денегъ не даютъ. Пойдутъ просить -- имъ говорятъ: вы пьяницы; они говорятъ: куды намъ пьянствовать, когда намъ ѣсть нечего! А сами колодезники, дѣйствительно,-- не пролей капли! Мужъ говоритъ мужикамъ: что-же, говоритъ, ребята, вѣдь попьянствуютъ, да и были таковы; надо настоять. Выдай, да выдай деньги, а то работу бросимъ. Мы, говорятъ, день и ночь работали, намъ ѣсть нечего. Не знаю, куда колодезники поѣхали и наговорили на мужиковъ. Взяли всѣхъ въ острогъ и продержали двѣ недѣли. А колодезники у Вениныхъ напили, наѣли на 12 рублей, уѣхали и не заплатили.
   -- Заверни языкъ-то,-- останавливаетъ старикъ.
   -- Не правда, чтоль? Рабочее время, а мужики сидятъ, мы безъ хлѣба. Тоже намыкались горя-то и конца ему не будетъ.
   -- А ты зареви!
   -- А ты, батюшка, не ревѣлъ?.. Законы теперь пошли -- жить нельзя! Былъ у насъ, господа, раньше другой участокъ. Оторвало здѣсь мужику ногу на молотилкѣ, онъ умеръ. Жена и продала намъ мужнинъ участокъ -- куда, говоритъ, онъ мнѣ теперь. Заплатили мы 150 руб., изъ ничего собрали, засѣяли овсомъ -- израсходовались. А она возьми да снова замужъ выйди. Вотъ согнали насъ и ничего не дали, и овесъ себѣ убрали. Тогда вотъ батюшка-то и плакалъ...
   -- Ребятишки вотъ еще все болѣютъ,-- продолжала невѣстка.-- Съ мальчикомъ ѣздила я къ доктору -- отъ ноги пахнуть стало; они говорили -- такъ, ничего, пройдетъ. Теперь до кости разъѣло, сами сдѣлали лѣкарство, мажемъ,-- не проходитъ. Ходить пересталъ мальчишка-то!
   -- Я говорилъ тогда фершалу,-- вставилъ старикъ:-- привить надо!.. Не сталъ прививать. Я ругалъ, ругалъ его... Болѣзнь такая повальная...
   -- Какъ-же думаете прожить этотъ годъ?
   -- Какъ прожить? Ссуды ждемъ. Дадутъ -- такъ уплатимъ банкѣ и пропитаемся, а нѣтъ -- что хошь, то и дѣлай...
   -- Какъ прожить, господа, какъ хошь, такъ и живи, -- добавляетъ невѣстка,-- не было-бы ребятишекъ и горя не было-бы, а теперь прямо голодъ на насъ претъ. Чего здѣсь скрывать-то?Може умремъ, а може и промаемся... Только жисти настоящей нѣтъ и не будетъ.
   Я заинтересовался біографіею Прокофія Прокофьевича, и вотъ что я узналъ. Послѣ "крѣпости" онъ, какъ дворовый, земли не получилъ и началъ искать работы. Спеціальностью его была "письменная часть", и послѣ долгихъ поисковъ и скитаній онъ находитъ, наконецъ, конторскую работу. Получаетъ гроши, но за то имѣетъ возможность радовать свою душу "общей застольной". Съ помощью этой застольной онъ воспитываетъ дочь и сыновей. Между тѣмъ, времена начинаютъ измѣняться: на его мѣсто въ контору предлагаютъ свои услуги "люди съ образованіемъ" -- недоучки изъ гимназій, духовныхъ семинарій, городскихъ училищъ и иного иного голоднаго народа. Старикъ не выдерживаетъ конкуренціи этихъ "молодыхъ" и -- остается безъ мѣста. Женатые сыновья, существующіе со своими семьями тоже благодаря кускамъ этой-же "застольной", остаются лишь при заработкѣ, котораго едва-едва хватаетъ "на кашу ребятишкамъ". И вотъ -- начинается періодъ голода, нищеты, займовъ и попрошайничества. "Каждый кусокъ въ ту пору -- говоритъ старикъ,-- поровну дѣлили. Думали -- пропадемъ. Глядь, эти участки и обозначились. Хуже не будетъ -- думаемъ. Скопировали задатокъ и перешли сюда".
   Здѣсь,-- какъ видите,-- на участокъ погнала полная безвыходность. Здѣсь нѣтъ даже обычной для дворовыхъ "тяги къ землѣ", желанія хоть какой-нибудь осѣдлости; "хоть какъ-нибудь продовольствоваться нѣкоторое время, а тамъ видно будетъ",-- вотъ мотивъ переселенія на хуторъ. Мотивомъ этимъ руководствуется и вся деревенская бѣднота. Но этотъ мотивъ -- "если некуда, то хоть на хутора" -- характеренъ.
   Приведу разсказъ другого хуторянина.
   -- Сказалъ мнѣ отецъ,-- я самъ съ голоду умираю, иди, какъ хошь, такъ и живи... Что станешь дѣлать? Говорю: давай выдѣлъ!-- Вотъ тебѣ лошадь и телѣга.-- Запрягъ я лошадь, положили женнинъ сундукъ, выѣхали со двора, а куда ѣхать не знаемъ. Плачемъ въ три ручья, а исхода нѣтъ никакого. "Поѣдемъ къ батюшкѣ",-- говоритъ жена. Поѣхали, ѣдемъ, молчимъ, слезы такъ и катются. Семнадцать верстъ проѣхали -- слова другъ другу не сказали. Пріѣхали. Отецъ ейный -- старикъ сурьезный: что,-- говоритъ,-- объѣдать пріѣхали. Мы въ ноги. Ну, -- говоритъ,-- живите. Стали мы работать, но только дѣла нѣтъ никакого. Силы-то кажется гору своротилъ-бы, а земли клинъ, вотъ и сидимъ безъ дѣла. Прямо стыдно ложку, въ руки взять. Посовѣтовались ночью съ женой,-- надо говорю,-- итти въ работники. Она плачетъ, а говоритъ -- иди! Такъ мнѣ послѣ этихъ ейныхъ словъ стало горько, хоть въ рѣчку. Думалъ я, признаться, что жена отговаривать станетъ,-- какъ-нибудь, молъ, перебьемся, а она прямо: иди! Прожилъ я въ работникахъ одиннадцать лѣтъ! Габоты много, а прибытка никакого. Если бы вамъ разсказать про всю мою жисть-то въ работникахъ, такъ прямо бы ахнули. Одно скажу: за одиннадцать лѣтъ и тестю я не помогъ, и женѣ не подавалъ, я самъ едва пропитывался. А тутъ дѣти пошли. Прямо хоть умирай. Вотъ въ это-то, другъ, время и пошли эти хутора. Призываетъ меня тесть: "не цѣлый,-- говоритъ -- вѣкъ жить тебѣ въ работникахъ; случай подходящій,-- бери участокъ". Какъ услышалъ я эти его слова,-- вѣришь ли,-- слезы такъ и полились. Опять мы съ женой ему въ ноги. Хоть умремъ, говоримъ, только на своемъ мѣстѣ. Старикъ онъ хорошій, тоже заплакалъ.-- Умирать,-- говоритъ,-- вамъ нечего, а берите бычка и лошадь. Пошелъ я послѣ этого къ отцу, разсказалъ все ему. Онъ малость поломался,-- далъ, говоритъ, я тебѣ лошадь, а ты ее проѣлъ. Я въ слезы. Въ концѣ концовъ далъ двѣ овцы и онъ. Такъ вотъ и сконобожили мы деньги на задатокъ.
   -- Ну, а потомъ?
   -- Взяли участокъ. Пришли мы на этотъ участокъ -- прямо ни съ чемъ. Прямо надо говорить, ни съ чего начали! Пришли съ женой на участокъ, ребятишки у тестя. Помолились, обошли его кругомъ, сѣли посередки и глядимъ другъ на друга. Нѣтъ ничего, а на душѣ тоски какъ бы нѣтъ вовсе. Она поглядитъ на меня -- засмѣется, а я, на ея смѣхъ глядучи, прямо въ хохотъ пускаюсь. А отчего смѣемся -- сами не знаемъ. Только скоро одумались. "Ну,-- говорю,-- надо начинать". Перво на перво снялъ я съ себя сапоги и послалъ ее за котелкомъ, да за ложками. Ушла она, а самъ я тѣмъ временемъ палатку раскинулъ, набралъ щепокъ, палокъ, помету коровьяго, разложилъ костерокъ,-- жду! Пришла она; за сапоги,-- говоритъ,-- лавочникъ далъ рупь двадцать. Ну и то,-- говорю,-- слава Богу. Сварили картошки, хлѣба нарѣзали -- ѣдимъ, а на душѣ кошки скребутъ... Вотъ съ чего я началъ свой хуторъ. И если есть теперь у меня землянка, да кусокъ хлѣба, то денно и нощно мы Господа за это благодаримъ!..
   -- Какъ же теперь?
   -- Теперь, если получу я ссуду, то укрѣпимся мы на этотъ годъ хорошо. А не получу,-- смерть неминучая. Потому дождикъ все испортилъ; прокормиться, Богъ дастъ, прокормлюсь, но платежу нѣтъ. Это говорю прямо!

------

   Участокъ этого хуторянина (фамилія его Семеновъ) -- 6 десятинъ. Семья, правда, небольшая: онъ, жена и двое дѣтей, но все же прокормиться на участкѣ ему очень трудно. Вотъ уже два года онъ сдаетъ по одной десятинѣ за 11 рублей и одну десятину пускаетъ исполу. Въ результатѣ: прошлый, очень урожайный годъ онъ уплатилъ банку съ помощью тестя, а этотъ годъ всѣ надежды его возложены на ссуду, и если ссуды не будетъ, то онъ самъ признается, что съ участка "полетитъ турманомъ".
   Я говорилъ уже, что богатые мѣщане ссуды давнымъ давно получили, а Прокофій Прокофевичъ, Семеновъ и цѣлый рядъ другихъ нищихъ ссудъ до сихъ поръ почему-то не получили А между тѣмъ для этихъ людей ссуды -- жизнь или смерть, мѣщане же совершаютъ на эти ссуды коммерческіе обороты!..
   -- Во-о-о-тъ!-- говоритъ мнѣ Петръ Васильевичъ, показывая всѣ эти, по его словамъ, "мерзости",-- видите вотъ: мужикъ практику получаетъ! Онъ, братъ, видитъ... Хоть общинники хуторянъ и не долюбливаютъ, но хуторяне получаютъ свое просвѣщеніе мозга... Вся эта бѣднота съ нами пойдетъ, не бѣда, что хуторяне. Ужъ вы мнѣ это повѣрьте!..
   

V.

   Съ первыхъ же шаговъ хуторской жизни между богатыми и бѣдными хуторянами рѣзко намѣтилась линія раздѣла. У хуторянъ нѣтъ никакихъ общихъ интересовъ, общихъ задачъ, которые хоть временно объединяли бы ихъ въ стремленіи къ какой-либо обще-хуторской цѣли. Въ общинѣ часто бываютъ случаи, когда она выступаетъ, какъ одинъ человѣкъ. При столкновеніяхъ съ помѣщиками, съ сосѣдними деревнями въ общинѣ объединяются богатые и бѣдные, всѣ дружно отстаиваютъ общіе интересы. У хуторянъ нѣтъ такихъ общихъ интересовъ. Здѣсь каждый за себя: поэтому здѣсь сразу начались конфликты и антагонизмы. Всякій старается урвать что-либо себѣ, не считаясь съ тѣмъ, какъ это урываніе отразится на сосѣдѣ. А такъ какъ урывать можно, главнымъ образомъ, у землеустроителей, то всякій старается забѣжать раньше другого, "заискать" и выслужиться. Вообще процвѣтающая на хуторахъ система подачекъ, наградъ "за хорошее поведеніе", развиваетъ въ хуторянахъ лесть, прислужничество и поддакиваніе. Всякое возраженіе, всякій протестъ ведетъ къ тому, что землеустроитель "обходитъ" грубіяна въ дѣлежѣ того или иного блага. Вотъ, напримѣръ, коммиссія "подарила" хуторянамъ описываемой мѣстности нѣсколько десятковъ яблонь. Началась бѣготня, поклоны. Въ концѣ концовъ яблони получили тѣ, за кѣмъ "были заслуги". Въ чемъ выражались эти заслуги -- извѣстно лишь землеустроителямъ, но подачка "избраннымъ" вызвала завистливую злобу и рядъ зареканій.
   Ефимъ Леонтьевичъ Семинъ разсказываетъ такую исторію.
   -- Пріѣхалъ ко мнѣ управляющій банковскій, и дернулъ меня нечистый сказать, что прудъ, молъ, у насъ неспособный. А ему это непріятно! Вотъ онъ меня и подсидѣлъ. Какъ пришелъ срокъ -- плати! Всѣмъ далъ отсрочку, а мнѣ запретилъ хлѣбъ вѣять. Я просилъ, просилъ милости до 15-го -- не моги! Какъ начнетъ крикать -- мѣста нѣтъ никакого! Пропустилъ я сроки, и оштрафовали на семь рублей. Вотъ какъ съ начальствомъ говорить-то!
   Какъ видите, за участокъ берутъ человѣка цѣликомъ, запрещая даже имѣть свои сужденія о "неспособности пруда". Въ самомъ дѣлѣ, можетъ ли быть что-либо плохо у гг. землеустроителей?
   У землеустроителей есть среди хуторянъ любимчики, которыхъ "награждаютъ" въ первую очередь; есть "люди на замѣчаніи", которыхъ "не нынѣ -- завтра спихнутъ"; есть и шпіоны, подробно докладывающіе, кто и въ чемъ "преступаетъ" землеустроительные законы и наказы. Понятно, что все это ведетъ къ взаимной ненависти, а порой и угрозамъ.
   Часто къ этимъ "хуторскимъ" причинамъ взаимной озлобленности присоединяются причины старыя, перешедшія въ наслѣдство отъ общины. Такъ что въ общемъ большинство хуторянъ живетъ другъ съ другомъ "на ножахъ".
   Хуторяне Модинъ и Зотовъ постоянно враждуютъ и судятся. Достаточно самаго незначительнаго повода и каждый изъ нихъ бѣжитъ съ жалобой. Тѣ самые "ходатаи", о которыхъ я уже говорилъ, получили отъ нихъ не одинъ десятокъ рублей. Модинъ -- дегтярь, человѣкъ зажиточный. На участкѣ у него кирпичныя постройки; скота -- пятьдесятъ шесть головъ; есть двѣ вѣялки, молотилка. Вообще -- типичный богатый хуторянинъ. Зотовъ живетъ въ ригѣ и строитъ землянку на зиму. Скота у него -- одинъ подтелокъ; землю отдаетъ исполу. Однимъ словомъ -- типичный бѣднякъ. Ни съ тѣмъ, ни съ другимъ разговаривать мнѣ не пришлось, и исторію ихъ я узналъ отъ Петра Васильевича.
   Какъ-то онъ пришелъ ко мнѣ и пригласилъ къ своему другу, Егору Силантьевичу Кидину, у котораго остановился книгоноша. Въ избѣ Кидина собралось порядочно крестьянъ. Разговоръ шелъ о томъ, что жить въ деревнѣ "стало немыслимо", что "во всѣхъ смыслахъ хоть волкомъ вой": нищихъ расплодилось "тьма тьмущая", воровъ "силы невиданныя"; парни "отъ рукъ отбиваются" -- пьянствуютъ, безобразничаютъ, воруютъ; почти ежедневно "то сямъ, то тамъ убійство"; что земли поблизости распроданы и снимать приходится за тридцать верстъ; что "правительство только о хуторянахъ и думаетъ" и т. д., и т. д. Вообще, картина деревенской жизни получалась мрачная и безпросвѣтная. Объясняли эти явленія различно: кто близостью "послѣдаихъ дней", кто слишкомъ высокимъ жалованьемъ депутатамъ ("нѣтъ, кабы заставили ихъ поголодать -- они бы по иному заговорили!"); кто отсутствіемъ строгости; самъ хозяинъ, гласный земства, находилъ, что "причина всего -- мало училищъ", но соглашался, что и "пороть тоже эдакихъ хулигановъ не мѣшаетъ"... Тема была унылая, но разговоръ шелъ оживленно.
   -- При эдакихъ порядкахъ обидѣть человѣка -- плевое дѣло! А одинокаго, вродѣ какъ я,-- пустякъ! Нашъ братъ теперь долженъ ухо держать востро,-- говоритъ книгоноша.
   -- Для нихъ изуродовать человѣка -- разлюбезное дѣло!
   -- Имъ это вродѣ игры...
   -- Возьми такой случай: прихожу въ Тетеркино, село большое, и народъ, можно сказать, образованный: три училища, городъ близко, двѣ церкви, кажется,-- могли бы имѣть понятіе? Прихожу -- всѣ вдрызгъ! Престолъ справляютъ. На улицахъ дымъ коромысломъ: крики, пѣсни, гармоньи; кто цѣлуется, кто дерется... Обступили меня: "показывай!" Нечего дѣлать -- разложилъ книжки.-- Картинками не торгуешь?-- Нѣтъ, говорю, теперь нѣтъ.-- Начали трепать книжки, передаютъ изъ рукъ въ руки, пачкаютъ. Ну, думаю, теперь имъ не до книжекъ: продашь на два пятака, а растащутъ да перепортятъ на цѣлковый. Началъ укладывать. "Нѣтъ, ты, говорятъ, повремени"! "Завтра", говорю. "Сдѣлай одолженіе -- уважь мужиковъ"! То, другое... Обступили, кричатъ... Вдругъ два парня оттолкнули меня, схватили сумку, да въ толпу; начали книжки раскидывать. Всѣ закричали, загоготали, хватаютъ, рвутъ... Бросился я было за ними, кто-то далъ мнѣ подножку -- я въ грязь носомъ... Хохочутъ. Имъ шуточки, а человѣкъ на мѣсяцъ безъ куска...
   -- Ну, и какъ же ты?
   -- То есть что?
   -- Привлекъ ихъ?
   -- Кого привлекать-то? Судъ да дѣло -- собака съѣла; мнѣ съ этимъ возиться некогда. На утро собрали мнѣ три рубля -- вотъ и все! Досадно, что безъ толку все -- и книжекъ-то ни у кого не оказалось: всѣ перервали, замяли въ грязь. На другой день ребятишки изъ грязи выбирали... Вотъ вамъ и образованный народъ!..
   Крестьяне посѣтовали на пьяницъ, пожалѣли книгоношу, который говорилъ серьезно, отчетливо. Хозяинъ, къ которому разсказчикъ, главнымъ образомъ, обращался, ничего не возразилъ. Снявъ съ ногъ валенки, онъ потрогалъ подошвы большими пальцами, почему-то покачалъ головой и поставилъ валенки на печку.
   Остриженный "подъ ерша", востроглазый парень хихикнулъ, но, увидя строгій взглядъ книгоноши, замолчалъ.
   На минуту водворилось общее молчаніе. Хозяйка начала накрывать на столъ.
   -- Народъ, дядя, у насъ, дѣйствительно, бѣдовый: у насъ въ лѣсу недавно мужика ограбили, два рубля вытащили и сапоги сняли. Деньги,-- разсказывалъ потомъ,-- Богъ съ ними; три версты, говоритъ, по грязи въ чулкахъ бѣжалъ, до сей поры ногами маюсь.
   Этотъ примѣръ "народнаго озорства" привелъ другой парень -- Андрейка, деревенскій серцеѣдъ, ухарь и гармонистъ. Въ избу вошло еще нѣсколько крестьянъ "послушать". Хозяйка поставила на столъ чашку съ кислымъ молокомъ и груду лепешекъ.
   -- Присаживайся, -- пригласилъ хозяинъ. Книгоноша помолился и сѣлъ.
   -- А ты, Петръ Василичъ?
   -- Нѣтъ, я уже... Спасибо.
   -- А то закусилъ бы!
   -- Кушайте на здоровье.
   -- Откуда будешь?-- спросилъ одинъ изъ крестьянъ книгоношу.
   -- Какъ тебѣ, отецъ, сказать? Ходимъ отъ торговца Сытина, гдѣ день, гдѣ два... А если интересуешься родиной, то я рязанскій...
   -- А тебѣ, Андрейка,-- началъ вдругъ хозяинъ,-- о такихъ вещахъ надо помалкивать!
   -- О какихъ такихъ?
   -- Да вотъ о мужикѣ то ограбленномъ.
   -- Почему это?-- вызывающе спросилъ Андрейка.
   -- Такъ. Помалкивай въ тряпочку, глядишь -- оно и лучше будетъ. Вотъ они,-- обратился хозяинъ къ книгоношѣ, кивая головой на Андрейку,;-- они съ тобой говорятъ, а потомъ сами же тебя и оберутъ.
   -- А ты видалъ?
   -- Это ужъ дѣло мое.
   Андрейка замолчалъ.
   -- Все это точно бываетъ, но я скажу такъ, что и не озлобиться народу невозможно,-- вступился за Андрейку Петръ Васильевичъ,-- не все на парня, скажи и за парня.
   -- Я къ тому это, Петръ Василичъ, что онъ про ограбленнаго въ лѣсу упомянулъ. Извѣстно, вѣдь, чьи это продѣлки.
   -- А я опять скажу, что народъ накопилъ въ себѣ большую злобу; не на комъ ему горе-то сорвать, вотъ и ѣстъ другъ друга.
   -- ѣстъ! Да ты ѣшь-то хоть съ разборомъ. Найди хоть прицѣпку какую ни на есть. А то такъ, по волчьи, ни съ того, ни сего, взялъ-да съѣлъ. Это хорошо говорить со стороны, а какъ самого начали бы кусать -- по иному бы заговорилъ.
   -- Кусали и меня, Силантичъ; больнѣе блохъ кусали!..
   -- Кусали, кусали... Пріѣхали къ намъ лѣтомъ,-- снова обратился къ книгоношѣ хозяинъ,-- два китайца. Какъ и твое же вотъ дѣло, торгуютъ, только не книжками, а ситцемъ. Народъ смирный, очесливый, никому вреда отъ нихъ никакого. Что же ты думаешь? Вотъ эти кошачьи-то обгрызки сдѣлали имъ удовольствіе: косы поотрѣзали! Намъ-то это хи, хи, хи, да ха, ха, ха, а китайцу коса дороже жизни! Законъ у нихъ такой: безъ косы онъ, къ примѣру, не китаецъ, а такъ себѣ... Свои ихъ безкосыхъ-то не принимаютъ. Слезами обливались китайцы-то! А вѣдь такъ, ни за что ихъ изобидѣли...
   -- Ты, Силантичъ, знаешь Зотова?-- прервалъ хозяина Петръ Васильевичъ.
   -- Это хуторянина что ли?
   -- Да. Высокій, черный мужикъ. Изъ Чулкова.
   -- Ну, знаю.
   -- А знаешь, почему онъ на хуторъ перешелъ?
   -- Почему?
   -- А вотъ почему: нагрянули къ нимъ за податями; обыкновенно -- у кого есть, отдали, а у кого опись имущества начали. Къ первому, къ нему, къ Зотову отправились за этимъ дѣломъ. Стражники съ понятыми начали вытаскивать изъ избы вещи, а онъ блѣдный, какъ мертвецъ, облокотился на плетень, стоитъ и молчитъ, словно языкъ у него отнялся. Урядникъ его спрашивать начнетъ, а онъ дергаетъ себя за бороду, мотаетъ головой, какъ лошадь, да бормочетъ: "Мое, мое... Вали все въ груду!.. Валяй"! Только отъ него и словъ. Когда все повытаскали, онъ взглянулъ въ окошко, да къ уряднику. Хочетъ засмѣяться, а зубы стучатъ. "Иконы-то что же, говоритъ, не вынесли"? Что-о?-- тотъ ему.-- "Иконы-то, молъ, забыли, господинъ урядникъ".-- Они у тебя въ золотѣ что ли?-- "Все равно ужъ... Очищайте все ужъ... За одно ужъ"... Ужъ да ужъ -- только отъ него и словъ!
   -- Къ чему ты клонишь, Петръ Василичъ, не могу я взять въ толкъ?-- спросилъ хозяинъ.
   -- Дѣйствительно, вродѣ какъ бы не нуда поѣхалъ...-- замѣтилъ одинъ изъ слушателей...
   -- Вѣдь цифра эта намъ всѣмъ доподлинно извѣстна...
   -- Слушайте дальше -- оно и видно будетъ. Хорошо! Распоряжаются, значитъ, зотовскимъ.имуществомъ, а народъ собрамши стоитъ, да ушами хлопаетъ. Кто вздохнетъ, кто головой махаетъ, а кто руками разведетъ.-- Дѣла!-- вздохнетъ одинъ,-- Такія, братецъ мой, дѣла скажу тебѣ, что ай да ну, ну!.. Ахъ, ты, Господи, твоя воля! Переговариваютъ такъ по-мужицки между собой, а соображенья никакоге не дѣлаютъ. На дворѣ тѣмъ временемъ ужъ куръ начали ловить. Въ это время вотъ и подбѣжалъ къ нимъ ихній же мужикъ Илья Кузьмичевъ, человѣкъ умнѣющій, и если бы не пилъ,-- первая была бы голова въ деревнѣ. Хорошо! Подбѣгаетъ онъ къ нимъ и первое дѣло вопросъ:
   -- Не началось еще?
   -- Чего не началось?
   -- Продавать-то, говорю, не начали еще?
   -- Нѣтъ, говорятъ,-- товаръ пока раскладываютъ. А ты покупать торопился?
   -- Не только, говоритъ, я не покупать, но и вамъ не совѣтую. Даромъ, говоритъ, не берите. Пусть ихъ себѣ все забираютъ.
   Признаюсь, я тоже не могъ понять, какое это имѣетъ отношиніе къ вопросу объ "озорствѣ", но такъ какъ слышалъ уже о Зотовѣ и его сутяжничествѣ съ Модинымъ, то заинтересовался. Кромѣ того я зналъ, что Петръ Васильевичъ любитъ начать издалека, чтобы неожиданно "огорошить" выводомъ; поэтому рѣшилъ, что всѣ подробности о несчастіяхъ Зотова онъ приводитъ не безъ основаній.
   -- Извѣстно, народъ сразу не уговоришь... Одинъ кричитъ: покупатели найдутся!-- другой: "не мы, такъ другіе"! Кузьмичевъ на нихъ: "братцы, кричитъ, не берите грѣха, на душу. Сегодня, говоритъ, у него, завтра у васъ"! Схватилъ одного богатенькаго за руку, оттащилъ въ сторону, да на колѣни передъ нимъ... "Чего ты ко мнѣ лѣзешь?-- кричитъ тотъ,-- какой я покупщикъ? Шлею, разѣ, возьму"... "Ни шлею, говоритъ, ничего, ни синь пороха... Кровь, говоритъ, вѣдь это!.." Народъ зашабутился.-- Извѣстно не брать, кричатъ,-- пусть везутъ!-- И подводъ не давать!-- Гони, робя, лошадей въ лѣсъ!-- Пока они такъ кричали, глядь на дворѣ-то Зотова ужъ и продажа началась. Перво-на-перво почти на рукахъ вынесли трехнедѣльнаго жеребенка. Худенькій, ноги тоненькія. Поставили его на полъ, а онъ трясется, трясется, да бухъ на колѣни! Опять поднимутъ; пока за шею, да за задъ поддерживаютъ -- стоитъ. Поставили середь двора. Имъ смѣхъ: "Вотъ конь -- такъ конь! Кому нуженъ конь? Налетайте"! Всѣ молчатъ, переглядываются. Зотовъ почти всю бороду выдралъ себѣ, глядя, какъ добро-то расхищали. Извѣстно, жеребенокъ онъ, може, хуже хорошей кошки, може, онъи впрямь смѣха достоинъ, да хозяину-то онъ дорогъ! Видитъ Зотовъ, что никто не беретъ, повеселѣлъ малость. Отошло отъ сердца-то. А тѣ навязываютъ:-- Ну, что же, говорятъ, -- вы? Лошадь добрая, если четыре подпоры, то и стоять можетъ! Чья какая цѣна будетъ этому лихачу. Всѣ молчатъ. Тѣ уже сердиться начали.-- Вы, говорятъ, не больно форсите,-- мы покупателей найдемъ.-- Полтинникъ!-- раздается вдругъ изъ толпы. Ввѣ такъ и ахнули! Глядятъ, анъ дегтярь Модинъ впередъ лѣзетъ. Подошелъ къ жеребенку, осмотрѣлъ, похлопалъ по шеѣ, по брюху.-- Коли, говоритъ, хорошенько покормить, такъ и впрямь конь будетъ хорошій.-- "Что-жъ ты, собака, въ полтинникъ то цѣнишь?-- кричитъ Зотовъ,-- за жеребенка шутя, шутя пять монетъ надо дать". Тотъ мнется. Такое-де дѣло... Набьютъ-де еще... Ну, рупъ цѣна этому коню!..-- Дальше дѣло извѣстно: "рупъ за жеребенка! Кто больше? Тупъ -- разъ, рупъ -- два, рупъ -- три... Твой жеребенокъ, заверни, братъ, его въ пеленки и неси домой"!.. Нужно сказать, что эту часть разсказа всѣ прослушали съ большимъ вниманіемъ. Даже хозяинъ, который вначалѣ усмѣхался и пожималъ плечами, какъ бы удивляясь, къ чему человѣкъ несетъ всю эту канитель,-- даже онъ подъ конецъ заинтересовался. Книгоноша, который тѣмъ временемъ кончилъ ѣсть и теперь пришивалъ ремемь къ сумкѣ, изрѣдка покачивалъ головой и произносилъ: "ай, ай, ай... дѣйствительно! ишь ты змѣй"!.. Оживленнѣе всѣхъ слушалъ Андрейка.
   Когда шла рѣчь о покупкѣ жеребенка, парень не выдержалъ -- Я бы такую ехидну... Я бы не потерпѣлъ!..
   На что хозяинъ замѣтилъ:
   -- Ну, да ты, конечно... Про тебя всѣ четыре говорили...
   -- Купилъ дегтярь жеребенка,-- продолжалъ Петръ Васильевичъ,-- словно плотину прорвало: полѣзли одинъ за другимъ. Зотовъ совсѣмъ осѣлъ. Жена и ребятишки ревутъ, съ жеребенкомъ прощаются, цѣлуютъ его. А Модинъ опять къ вещамъ. Выбралъ двухъ циплаковъ, взялъ въ руки по одному, похлопываетъ ими, какъ рукавицами.-- Сколько за циплаковъ-то?-- спрашиваетъ. Тѣ, извѣстно, просятъ свою цѣну назначить.-- Пятиалтынный,-- говоритъ.-- Ну, кто больше? Нѣтъ? Твои циплаки. Зажарить бы одного надо.-- Въ какой нибудь часѣраскупили всѣ вещи. Начальство уѣхало, а мужики около Ивана Кузьмича собрались. А Иванъ-то Кузьмичъ сидитъ на бревнѣ, да горько, горько плачетъ. Кто утѣшаетъ его, кто покупателей ругаетъ, однимъ словомъ, идетъ разговоръ. И то, надо сказать, иной и не купилъ-то ничего, потому что не на что. Самъ Иванъ Кузьмичъ говорилъ мнѣ, что и такіе разговоры были:-- Ни за что, молъ, пошли вещи! Вотъ кабы деньги -- хомутъ совсѣмъ почти новый!-- Передокъ вотъ тоже... У меня никудышный передокъ-то...-- Извѣстно, народъ только что говоритъ, а въ душѣ многіе и завидовали... Есть, только, въ Чулковѣ кузнецъ Кондратій, высокій такой, всегда молчитъ, ходитъ сгорбившись; силищу ему Господь далъ, что медвѣдю; подкову сломать ему все равно, что два раза плюнуть. Такъ вотъ этотъ кузнецъ подошелъ вечеромъ къ дому дегтяря и стучитъ въ окно.-- Кто тамъ?-- Выдь-ка, Яковъ, на минутку.-- Это ты, Кондратій? Сейчасъ выду.-- Какъ вышелъ Модинъ-то, кузнецъ со всего размаха какъ шаркнетъ его по рожѣ. Тотъ кубаремъ!..
   -- Молодецъ! Это по моему!-- не утерпѣлъ Андрейка.
   -- И стоитъ...-- раздался одобрительной гулъ.
   Довольный Петръ Васильевичъ продолжалъ:
   -- Это ты за что?-- спрашиваетъ Модинъ.-- За что почтешь!-- и ушелъ. А ночью парни выбили у Модина окошки... И гумно у него вскорѣ сгорѣло... Теперь я спрошу тебя, Силантичъ, кто тутъ виноватъ: тѣ, что Зотова грабили, парни, или Модинъ?
   Закончивъ этимъ вопросомъ свой разсказъ, Петръ Васильевичъ, выпилъ квасу и -- готовый къ схваткѣ,-- посмотрѣлъ на хозяина.
   -- Во-о-отъ ты къ чему велъ...
   -- Къ этому самому. Къ тому и пришелъ, съ чего началъ: "не все на парня, скажи и за парня!" Въ Чулковѣ тоже нашлись такіе: "галашничество, молъ, хулиганство!" Кузнецъ-то вотъ и не молодой человѣкъ, да не выдержалъ! А въ парнѣ кровь горячая...
   -- По моему еще мало ему,-- замѣтилъ Андрейка.
   -- Не въ ту сторону загнулъ ты, Петръ Васильичъ: мы про Фому. а ты про Ерему. Мы про баловство говорили... Примѣрно, итайцы, аль вотъ человѣкъ про себя случай разсказалъ... А ты... Это совсѣмъ другое.
   -- Озорства много,-- вставилъ книгоноша.
   -- Разорили Зотова, ограбили и -- за щеку! Что хочешь, то и дѣлай. Началъ онъ послѣ этого пить, такъ закрутилъ, что спустилъ все, что. осталось отъ расхищенія.
   -- Здѣсь запьешь!..-- сказалъ одинъ изъ крестьянъ, какъ видно прекрасно понимающій Зотова..
   -- Какъ еще загуляешь-то... Оно скребетъ, залить хочется,-- добавилъ другой.
   -- Какъ пошли хутора-то, онъ и записался. Землю продалъ, избу продалъ -- живетъ теперь въ рыгѣ, да и оттель не нынѣзавтра турнутъ... Разорить человѣка очень не трудно, а подняться...
   -- Модинъ тоже два участка взялъ.
   -- Какъ же? Нашъ пострѣлъ -- вездѣ поспѣлъ!
   -- Говорятъ: "чужое добро въ прокъ не идетъ", а вотъ вѣдь шибко живетъ мужикъ!..
   -- Живетъ до время...
   -- Вотъ у насъ тоже былъ случай...
   Одинъ за другимъ, крестьяне разсказали десятокъ случаевъ, одинъ другого возмутительнѣе, одинъ другого невѣроятнѣй. Въ каждомъ изъ нихъ люди гибли жертвами "новыхъ вѣяній", которыхъ не могли усвоить и понять. Старикъ, продавшій землю въ разсчетѣ на то, что "все равно у нихъ отберутъ", а потомъ понявшій ошибочность этого разсчета и повѣсившійся; парень, убивающій отца за то, что въ отсутствіе парня отецъ продалъ домъ и землю и перешелъ къ "полюбовницѣ"; мужикъ, посаженный въ тюрьму за то, что продалъ участокъ тремъ покупателямъ по очереди; разореніе изъ-за тюрьмы, тюрьма изъ-за "забастовочки", "забастовочка" изъ за выдѣла въ собственники... и т. д. и т. д. Чаще всего повторялись фразы -- "вышелъ въ нищіе", "какъ пошли эти хутора", "продалъ онъ участокъ"... Вездѣ оказывалось, что "чужое добро шло въ прокъ", что пословица эта потеряла свое значеніе и что въ силѣ иныя пословицы: "отъ трудовъ праведныхъ не наживешь палатъ каменныхъ" и "на кого Богъ, на того и добрые люди". Выяснилось еще, что разсказъ Петра Васильевича бросилъ нѣкоторый свѣтъ на "темныя" стороны деревенской жизни, что всякое почти "безобразіе" въ видѣ убійства, грабежа, поджога имѣло въ основаніи конфликтъ на почвѣ продажи земли, выдѣла, разоренія, доноса; что парни не всегда "съ жиру бѣсятся", а часто бунтуютъ отъ духовной и умственной голодовки, часто протестуютъ. Другое дѣло -- хороши, или нѣтъ ихъ элементарныя формы протеста, но самый фактъ учащенія этихъ протестовъ ярче всего говоритъ за необходимость коренного переустройства деревни... Такъ что -- какъ ни странно -- въ концѣ концовъ договорились до того, что находили "отрадныя" стороны во многихъ "темныхъ явленіяхъ". Словъ нѣтъ -- многія явленія печальны, но побужденія къ нимъ часто самыя прекрасныя.
   -- Нѣтъ, други!-- кричалъ Петръ Васильевичъ,-- народъ становится умнѣе! Терпѣть перестаетъ и многимъ это не по вкусу! Подождите, какъ станетъ во весь ростъ-то, такъ... о-го-го!..
   -- А все-таки и лишняго озорства много,-- настаивалъ хозяинъ,-- чѣмъ виноваты китайцы?
   

VI.

   Въ Тульской губерніи, какъ и въ нѣкоторыхъ другихъ, минувшимъ лѣтомъ производилось статистическое изслѣдованіе "единоличныхъ хозяйствъ". Статистики приходили къ единогласному выводу, что картина получается очень мрачная, и что представить имъ придется далеко не тѣ свѣдѣнія, какихъ отъ нихъ желаютъ получить. Приведу картину опроса хуторянъ статистиками, наиболѣе типичную изъ тѣхъ, которыя мнѣ пришлось видѣть.
   Большая крестьянская изба раздѣлена на двѣ части: въ передней за столомъ сидятъ статистики, вызываютъ хуторянъ и опрашиваютъ. Въ задней -- десятка два хуторянъ ждутъ очереди, сидятъ на лавкахъ, на полу; разговариваютъ шепотомъ.
   -- Чепеленковъ!-- вызываетъ статистикъ.
   Подходитъ высокій, худой мужикъ, безъ усовъ, безъ бороды; русые лохматые волосы; одѣтъ въ вышитую рубашку, пиджакъ; въ рукахъ держитъ картузъ съ зеленымъ околышемъ. Говоритъ отрывисто, съ лица не сходитъ виноватая улыбка.
   -- Сколько земли у тебя на хуторѣ?
   -- Надо быть, на двухъ-то участкахъ 19 десятинъ.
   -- Когда переселился?
   -- Прошлаго года къ пахотѣ.
   -- Надѣлы гдѣ?
   -- Продалъ за годъ до высела, за 300 рублей.
   -- Ссуду получилъ?
   -- Сто рублей получили; съ 14-го года, значитъ, пойдетъ платежъ.
   -- Другихъ долговъ нѣтъ у тебя?
   -- Какъ не быть: тотъ годъ весь хлѣбъ продалъ для банка; пришлось занять 75 пудовъ у купца Конькова, а платить чтобы деньгами по семи гривенъ пудъ.
   -- Всю землю самъ обрабатываешь, или часть сдаешь?
   -- Три десятины общественникамъ сдаю, по 13 рублей за десятину.
   -- Почему дешево? помѣщичьи земли вѣдь идутъ по 24 рубля?
   -- Не даютъ больше, то-то нужда-то наша!
   -- Что сѣялъ этотъ годъ?
   -- Ржи три десятины; овса -- четыре; картошки -- одну; проса -- осьминникъ; гороху -- осьминникъ; гречихи -- полнивы.
   -- Навозъ возилъ?
   -- Нѣтъ; гдѣ его возьмешь навозу-то?! Одна лошадь, да и та на привязи; покосу нѣтъ, лѣсу нѣтъ -- ходитъ по пару, да по жнивѣ...
   -- Садъ, огородъ есть у тебя?
   -- Какіе у насъ сады!.. Ничего нѣтъ.
   -- Теперь скажи: какія у тебя постройки и сколько стоятъ?
   -- Изба безъ сѣней, крыша соломенная, стоила сто рублей; рига, скажемъ, 15 рублей; привезъ изъ деревни.
   -- Игнатъ! Дороже цѣни, сгонятъ!-- кричатъ изъ второй половины.
   -- Тише тамъ! Еще что у тебя есть?
   -- Соха, борона деревянная, телѣга, сани, хомутъ. Все изъ деревни, здѣсь ничего еще не нажилъ.
   -- Этотъ годъ прокормишься?
   -- Гдѣ же, баринъ, прокормиться, когда я все до зерна продалъ! Овесъ продалъ 48 коп., рожь -- 50.-- а Конькову надо платить по 70, вонъ какое дѣло-то! А здѣсь аренды 114 рублей!..
   -- Какъ же думаешь жить-то?
   -- На васъ, ваше благородіе, одна надежда... Овецъ по три рубля продалъ, все въ эту прорву ушло, въ банкъ!
   -- Заработки есть какіе-нибудь?
   -- Какіе у насъ заработки? Одну жену съ ребятишками зимнее время не бросишь, вѣдь у меня ближе шести верстъ человѣка нѣтъ. Одинъ, какъ пень...
   -- Колодезь есть?
   -- Колодезь у насъ, баринъ,.хорошій!-- съ довольной улыбкой тянетъ хуторянинъ.
   -- Землеустроители выкопали?
   -- Да, какъ же... Колодезь -- не жалуемся...
   -- Когда его выкопали?
   -- Я-то не помню. Говорятъ, что лѣтъ тридцать.
   -- Когда?!
   -- При баринѣ Вяльцовѣ еще, баринъ такой былъ... Мы его ужъ не застали...
   У другого стола опрашиваютъ Ефима Леонтьевича Семина, о которомъ я уже упоминалъ, говоря, какъ опасно заявлять о "неспособности пруда".
   Это -- молодой рыжій мужикъ; въ зимнемъ полушубкѣ, грязныхъ лаптяхъ. Говоритъ оживленно.
   У него четыре сына, старшій женатъ, младшему -- 7 лѣтъ. Участокъ въ 16 десятинъ. Было посѣяно:
   
   Ржи..... 5 десятинъ
   Овса...... 5....."
   Картошки..... полнивы
   Проса..... осьмина.
   
   Землю не навозитъ. "Навозу нѣтъ; солому не паримъ -- продалъ всю"!.. Надѣлъ сдалъ на 4 года за 40 руб., повинности платитъ арендаторъ.
   -- Не продалъ. Лѣтось было дѣло, нарывался одинъ,-- нѣтъ, утерпѣлъ! Не стоитъ изъ-за него колупаться -- точно, да и денегъ недостатокъ, а все таки въ арендѣ 4 года пройдутъ, опять моя земля.
   Зиму думаетъ жить въ деревнѣ: "хату поставилъ, да не отдѣлалъ; не миновать зимовать здѣсь"!
   Хлѣбъ весь продалъ, оставивъ лишь "себѣ на пропитаніе". И цѣны и ссыпка дурная!.. Надо мной смѣются -- рано продалъ; это вотъ за погодкой, а то бы давно всѣ его сбыли для завѣдующаго. Дай лишь проведрится,-- такъ ой, ой какъ попрутъ.
   -- Сколько стоитъ твой участокъ?
   -- Да нѣшто я знаю!
   -- А если взыщутъ тысячъ пять?
   -- Съ начальствомъ что подѣлаешь? Меня вонъ управляющій-то за что оштраховалъ?-- Дальше приводится переданный уже разсказъ о "неспособномъ прудѣ".
   -- Огородъ, садъ есть?
   -- Когда тутъ заниматься-то этимъ? И такъ голова кругомъ! Ахъ ты Господи Боже мой -- развѣ обзаведешься?! Картошки тоже почему мало сѣялъ, управляющій спрашиваетъ. Картошки не дешева цѣна -- ей надо 12 мѣръ на десятину. Дали бы окопироваться и картошку посадимъ!
   -- Слушайтесь начальства, а то хуторъ отберутъ!-- шутитъ статистикъ.
   -- Да мы бы и счастливы были, кабы не было-то ихъ! Они намъ голову вскружили! Какая намъ отъ нихъ польза? У меня два парня въ Питерѣ жили, по 150 руб. въ годъ подавали, а теперь вызвалъ ихъ сюда на работу. Ну и сидимъ, да ждемъ милости байка. Помилуетъ -- выдюжимъ, нѣтъ...-- Онъ протягиваетъ руку, показывая какъ просятъ милостыню.
   -- На кого сдѣланы данныя?-- спрашиваетъ статистикъ.
   -- Все на себя. Очень легко, почета не будетъ. Онъ тѣ -- сынъ-отъ -- такъ шагнетъ, что... Полнивы не дастъ... Все на себя! Запишите, ваше благородіе, что управляющій-то оштраховалъ,-- я хотѣлъ на съѣздъ подать, да боюсь, какъ бы тамъ еще больше не наложили!..
   Приведу еще нѣсколько наиболѣе интересныхъ показаній.
   Тихонъ Гриненковъ, сѣдой, бородка обдергана, глаза впалые, лицо въ морщинахъ. Одѣтъ въ рваный армякъ и лапти.
   -- Проѣли деньги всѣ. Нечѣмъ платить, милости прошу.
   -- Да не мое это дѣло, -- волнуется статистикъ,-- въ контору вызовутъ за деньгами.
   -- Съ деревней своей -- шабашъ теперь, ничего нѣтъ, куды я дѣнусь?
   -- Скажи лучше, почему ты перешелъ на хуторъ?
   -- Всѣ участки наши врозь и никакой общинности нѣтъ; у меня братъ самъ-четвертъ; у дяди семьи семь человѣкъ, да насъ восемь... Вотъ какое многолюдство! А земля тамъ никудышная; вотъ и перешли. Теперь взять негдѣ -- хлѣбъ проросъ... Оттяжку надо!
   Дворовый Игнатъ Дорофеевъ, шорникъ. Человѣкъ веселый, неунывающій. На положеніе свое смотритъ съ юмористической точки зрѣнія.
   -- Почему перешелъ на хуторъ?
   -- Общество заѣло! Вѣдь насъ, дворовыхъ, они прямо грызутъ, что волки. Заведешь коровенку -- плати имъ за выгонъ; платить -- платишь, а всякій оретъ: "Ишь навелъ табунъ-то! Ишь.распустилъ"! Особенно эти горлопаны-то!-- Передразнивалъ онъ горлапановъ довольно удачно, произнося слова въ носъ. Хуторяне хохотали.
   -- И здѣсь не то, чтобы рай... Вода замучила -- разъ! Банкъ замучилъ -- два! Никогда я безъ бѣлаго хлѣба въ праздникъ не бывалъ, а сегодня сѣлъ за столъ съ чернымъ -- инда заплакалъ!..
   -- Не боишься, что сгонятъ?
   -- Мнѣ бояться нечего: наше дѣло мастеровое. Взялъ дратву, да шило, сѣлъ за работу и пошло дѣло: "сію минуту-съ! сію минуту-съ!" Глядь -- къ вечеру и полтина! Жалко одного -- не досталъ образованія!-- Говоря это, Дорофеевъ жестикулировалъ и показывалъ, какъ начнетъ дѣйствовать шиломъ и дратвой, чѣмъ опять возбудилъ смѣхъ. Веселый человѣкъ, а положеніе его не изъ завидныхъ: изъ опроса выяснилось, что "этотъ годъ не протянетъ".
   -- Эхъ, ужъ и закручу я,.коли сгонютъ, ваше благородіе!..
   -- Мастеровой гдѣ не пьетъ,-- замѣчаетъ кто-то изъ кре стьянъ.
   -- Да, ужъ! Попыталъ, не вывезетъ -- въ галахи! Такова судьба видно!..
   Степановъ,-- низенькій, щупленькій; лицо красное; одѣтъ въ рваную австрійскую куртку со свѣтлыми пуговицами; изъ одной полы куртки вырванъ значительный квадратъ.
   -- Земля въ обществѣ клиньями; къ одному мѣсту, ваше благородіе, общество не позволитъ: потому она, земля-то, у дворовъ у васъ унавожена, а дальше нѣтъ.
   -- Вырѣжутъ!
   -- Хорошо бы тогда знать, а то голодалъ, голодалъ и -- продалъ. А какъ продалъ -- совсѣмъ сталъ несчастнымъ. Ну и перешелъ на хуторъ.
   -- Что у тебя есть теперь?
   -- Плужокъ дали, какъ же! Эмильлипгартовскій...
   -- А еще что?
   -- Пока его только и высидѣлъ. Нужда! Того мало, того не хватаетъ! Спасибо, подъ вексель далъ сосѣдъ, а то бы и сгибнулъ...
   -- Подъ процентъ далъ?
   -- Нѣтъ, ради уваженія... Ну поработали ему недѣли двѣ...
   -- Скотъ есть?
   -- Всей скотины у меня, ваше благородіе, поросенокъ, да лошадь. Была корова, да продалъ -- 30 рублей не хватало банку.
   -- Урожай хорошій?
   -- Нѣтъ, никудышный. Хлѣбъ тоже никудышный... Въ обществѣ, ваше благородіе, мнѣ усадьбу не даютъ. Оно, общество-то, что хочетъ, то и дѣлаетъ: съ нимъ разговоры коротки!..
   Я беру наиболѣе интересныя мѣста изъ показаній крестьянъ, потому что общія условія у нихъ, приблизительно, одинаковы. Изъ богатыхъ на этотъ разъ былъ опрошенъ одинъ Бочковъ, о которомъ я уже говорилъ. Черезъ нѣсколько дней въ числѣ десятка бѣдняковъ нашелся еще Ереминъ, у котораго хуторъ "процвѣтаетъ", который во всякомъ случаѣ жалуется меньше другихъ
   Ереминъ говоритъ горячась; руки то держитъ въ карманѣ, то опирается ими на стулъ; довольно молодъ, крѣпокъ. Изъ его опроса выяснилось, что живетъ онъ хорошо, но хуторской жизни вообще не хвалитъ. Участокъ его -- 15 десятинъ; плата общая 2990 руб.; въ годъ -- 127 руб. 20 коп. На участкѣ -- домъ, постройки и рига ("на четырехъ парахъ -- хорошая рыга"!). Скота:
   
   Лошадей: двѣ по..... 40..... руб.
   Двѣ молодыя "..... 35....."
   Корова.......... 55....."
   Телка..... 15....."
   Овецъ ("нынѣшній годъ онѣ всѣ перекотились")..... 16 по 4..... "
   Свиней ("пуда по полтора") 3 по 8 "
   
   Инвентарь: плужокъ двухлемешный ("лѣтомъ купилъ"!); борона, дробачъ ("дробачъ у меня форменный"!), борона съ желѣзными зубьями и вѣялка. Телѣги двѣ новыя, сани, два хомута ("по пятерику смѣло цѣни"!), пахотныхъ 3 хомута. И т. д.
   Для уплаты банку продалъ:
   
   Ржи 100 пудовъ по....-- 53 коп.
   Овса 35 четверт. "....3р.-- "
   Картошки 100 пуд. "....-- 13"
   Соломы на..... 6 р.-- "
   
   -- Хлѣбомъ платилъ аренду, тотчасъ же выложилъ. Вотъ такъ оправдаешь годъ и -- слава Богу!
   -- Осталось самому на зиму?
   -- Голодать не буду. Вѣдь у меня сынъ въ Царскомъ Селѣ работаетъ.
   -- Много высылаетъ?
   -- Рублей 75 въ годъ подаетъ. Тамъ тоже они знаютъ, какъ ихъ расходовать-то!
   -- Почему ты перешелъ на хуторъ?
   -- Снималъ я раньше землю въ Воскресенскѣ, а теперь, вишь, она отошла банку. Вотъ и приходится бѣжать, гдѣ попросторнѣе. Тѣсно въ деревнѣ-то!
   -- Много раньше снималъ?
   -- Рублей на 200--300 въ годъ.
   -- Лучше здѣсь жить, чѣмъ въ общинѣ?
   -- Просторнѣе. А вообще не поймешь: голда, колгота, а прибыли особой нѣтъ. Такъ думаю, что даже при среднемъ урожаѣ -- трудно что-либо отложить.
   -- Землю навозишь?
   -- Вывезъ 20 возовъ... По малости навозимъ!..
   Выходя послѣ опросовъ немного вздохнуть, мы со статистиками уже на улицѣ были окружены хуторянами.
   -- Помощи надо безпремѣнно!..
   -- Прошенье пишите въ коммиссію.
   -- Безъ помощи, господа, не обойдешься... Трудно! Вотъ и дѣдушка скажетъ!
   -- Мнѣ 77 лѣтъ, батюшки,-- подошелъ къ намъ старикъ,-- я прошеньевъ этихъ написалъ -- числа нѣтъ: и въ окружный судъ, и въ съѣздъ писалъ -- нигдѣ нѣтъ толку! Только на высочайшее имя Господь не привелъ. Я старшиной былъ; по милости Божьей отъ министра двѣ благодарности получилъ...
   -- Да ничего мы не можемъ сдѣлать! Толкомъ вѣдь вамъ говорятъ!.. Наше дѣло переписать васъ и -- все!
   Хуторяне недовѣрчиво посмотрѣли на насъ и начали лѣниво расходиться...
   

VII.

   -- Вонъ, они, лизоблюды-то пошли!-- говорятъ общественники, показывая на проходящихъ хуторянъ,-- имъ, братъ, хорошо -- имъ и Дума и коммиссіи всякія, все для нихъ... Они съ голоду не помрутъ!..
   -- И хорошо, ей Богу, этимъ общественникамъ!-- разсуждаютъ хуторяне...-- Придутъ за податями -- далъ трешку и повременятъ; голодъ -- земство поможетъ, а здѣсь все аккуратно въ срокъ подай. Не заплати и полетишь!...
   Но "хорошаго" мало, какъ у общественниковъ, такъ и у хуторянъ. Да хуторяне и сами знаютъ, что "трешка" не всегда спасаетъ, примѣръ Зотова на лицо. Но таковы ужъ люди: находясь въ одинаково-тяжелыхъ условіяхъ, они всегда стараются отыскать преимущества въ положеніи другихъ. Не знаю, какъ въ другихъ мѣстахъ, но крестьянъ Тульской губерніи этотъ годъ наградилъ лишеніями и голодомъ: хуторяне многіе полетятъ съ хуторовъ "турманомъ", а многіе изъ общественниковъ превратятся въ кандидатовъ на хутора. Ежедневно бѣдняки продаютъ земли, проѣдаютъ деньги; зимой же ожидается повальная продажа и разореніе. И все это надѣлалъ несвоевременный дождь! Выпади онъ въ другое время -- сколько радости и счастья принесъ бы онъ людямъ!.. А теперь -- крестьяне ходятъ, безнадежно опустивъ голову. "Раззоръ! Что тутъ дѣлать? А?! Не иначе, какъ въ Сибирь, либо на хуторъ придется подаваться"!..
   Получается порой странный круговоротъ: голодъ заставляетъ мужика продать общинную землю, онъ продаетъ, бѣжитъ въ городъ на заработки; въ городѣ находитъ тотъ же голодъ, ту же, если не большую нищету, тогда онъ "подается" на хуторъ. Черезъ годъ его сгонятъ съ хутора, онъ бѣжитъ снова въ городъ, затѣмъ снова къ землѣ, куда-нибудь въ другую губернію или Сибирь и т. д. Мнѣ приходилось много встрѣчать такихъ "постоянныхъ кочевниковъ", и въ другой разъ я остановлюсь на этомъ явленіи русской жизни подробно. Не всѣ, конечно, попавшіе въ городъ, возвращаются снова къ землѣ: кое-кто находитъ мѣсто; кое-кто наполняетъ ночлежки, питается Христовымъ именемъ, а въ минуты безвыходности крадетъ и грабитъ.
   -- Ну, укажите! Дайте хоть какой выходъ! Что дѣлать-то?| Нельзя же такъ! Что же это?-- Такія фразы приходится въ деревнѣ слышать то и дѣло. Никто, конечно, не можетъ указать "выхода" и научить "что дѣлать". Мужикъ "своимъ умомъ" доходитъ до того или иного рѣшенія.
   Иногда "оттягиваетъ гибель", но чаще "гибнетъ". Даже такіе люди, какъ Петръ Василі ичъ, на всякой мелочи констатирующіе "просвѣщеніе мужика", и они становятся въ тупикъ передъ сложными вопросами и твердятъ одно: "соображать надо"!
   -- Соображать-то, соображать, но и ѣсть тоже охота... Пока соображаешь, анъ ноги и протянулъ.
   -- Ну, думай...
   -- То то и дѣло, милый другъ, надо думать. Все какъ будто ясно, а ничего не понимаешь!.. Запутали они насъ хуторами, да отрубами... Разобрать ничего нельзя!
   И вотъ эта "невозможность разобраться", это отсутствіе перспективъ, "уголъ" -- злоба дня современной деревни... Какъ крестьянинъ разберется во всѣхъ вопросахъ деревенской жизни какъ рѣшитъ ихъ -- не знаю., съ мучительнымъ напряженіемъ мужикъ старается "осилить", "предолѣть" путаницу, бросается на хутора, въ собственники -- иногда устраивается, а чаще "запутывается" еще больше. Нѣкоторые кончаютъ самоубійствомъ. И это характерно, потому что десять лѣтъ тому назадъ самоубійство въ деревнѣ было исключительнымъ явленіемъ...

Ив. Коноваловъ.

"Русское Богатство", No 1, 1911

   

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru