Василий Комаровский.
Стихотворения
----------------------------------------------------------------------------
Антология русской лирики первой четверти XX века
М., "Амирус", 1991
----------------------------------------------------------------------------
Содержание
В немецких горах. I. (Первая пристань. 1913)
В Царском Селе ("Аполлон". 1916. No 8)
"Гляжу в окно вагона-ресторана". (Первая пристань. 1913)
"И ты предстала мне, Флоренция". (Там же)
"Как древле - к селам Анатолии".(Там же).
Песнь служанки. (Там же)
Рынок. (Там же)
Сентябрь. (Там же)
"Со всех сторон морозный и зыбучий". (Там же)
"Тишиною, умершей зарею". (Там же)
"Шумящие и ветреные дни". (Аполлон. 1916. No 8)
* * *
Тишиною, умершей зарею,
Еще полн успокоенный дом.
И серебряно-светлой порою
Ночь приходит и меркнет кругом.
Выхожу и стою у порога.
Мае дышать холодно и легко.
Снег синеет. Темнеет дорога.
И деревья молчат глубоко.
Вижу - тают последние тени
У сиренево-сизых берез.
Дар ненужный - смотрю - на ступени
Ветер черные сучья принес.
И над садом я вижу небрежно.
Поднялась и стоит, как тогда,
И глядит, одиноко и нежно,
Голубая, живая звезда.
1905.
* * *
В. М. Дешевову.
Со всех сторон, морозный, и зыбучий,
Ночной простор со всех сторон хрустит.
И в пыль снегов мешая дым колючий
Широкие напевы шелестит.
И во стезям извилистого следа,
Впрягая пса в узорчатый ремень,
Пустынен бег кочевий самоеда,
Холодных стад безрадостная тень.
И к берегам лиловым океана,
Где черных волн блуждающий пустырь,
Молвою вод, пургою урагана,
Несет свой вздох угрюмая Сибирь.
И холодней незыблемого снега,
Синее льда, и Лены холодней,
Молярных стран скучающая нега,
Сверкает ночь блистанием кремней.
1910.
СЕНТЯБРЬ.
Внезапной бурею растрепана рябина
И шорохом аллей.
Вчерашнего дождя осыпались рубины
На изморозь полей.
И снова солнечный, холодный, и приятный,
И день, и блеск садов.
И легкой зелени серебряные пятна
В прозрачности прудов.
Морского воздуха далекое дыханье
Как ранняя весна.
Глав позолоченных веселое сверканье.
Безлюдье. Тишина.
Пусть это только день, и час, или мгновенье.
Пусть это день один,
И в тонком воздухе я чую дуновенье,
И холод первых льдин.
Но солнце катится, и сердце благодарно,
В короткие часы,
За желтый мед листвы, и полдень светозарный,
И ясный звон косы.
Церера светлая сегодня отдала мне
И запахи смолы,
Все эти серые и розовые камни,
И мокрые стволы.
Царское Село. 1912.
В НЕМЕЦКИХ ГОРАХ.
I.
О страннике, одетом в плащ зеленый,
Расплакалась апрельская тоска.
Грустят снега. И сыростью влюбленной
В еловый лес спустились облака.
Сквозит туман. И в чермных котловинах
Стоит форель в стеклянной глубине.
И с каждым днем, все выше, гривой львиной.
Взлетает солнце в золотом огне.
Ты, Рюбецаль, над горной стороною
Раскатистым копытом простучи,
И, промелькнувши чолкой вороною,
Шальной поток внезапно протопчи!
1910.
II.
ПЕСНЬ СЛУЖАНКИ.
Пускай почтарь трубит с высоких козел,
Летит письмо в открытое окно,
Но Фихте Вам всю душу заморозил
И Вам весна и осень - все равно?
Звучат ручьи - бессонны, неустанны,
Зеленым светом тлеют светляки.
Взойдет луна. Кругом цветут каштаны
И девушки - мы собрались в кружки.
Всем христианам новое стремленье
От глубины души дает весна.
В такие дни Ваш холод - преступленье...
Но господин барон, как сатана?
1911.
РЫНОК.
Д. Н. Кардовскому,
на заданную им тему.
Здесь груды валенок и кипы кошельков,
И золото зеленое копчушек.
Грибы сушеные, соленье, связки сушек,
И постный запах теплых пирожков.
Я утром солнечным выслушивать готов
Торговый разговор внимательных старушек:
В расчеты тонкие копеек и осьмушек
Так много хитрости затрачено - и слов.
Случайно вызванный на странный поединок,
Я рифму праздную на царскосельский рынок,
Проказницу, недаром приволок.
Тут гомон целый день стоит, широк и гулок.
В однообразии тупом моих прогулок,
В пустынном городе - веселый уголок.
1911.
* * *
"В стране, где гиппогриф веселый льва
Крылатого зовет играть в лазури..."
Н. Гумилев.
Гляжу в окно вагона-ресторана:
Сквозь перья шляп и золото погон
Горит закат. Спускается фургон,
Классической толпой бегут бараны.
По виноградникам летит вагон,
Вокруг кудрявая цветет Тоскана,
Но кофеем плеснуло из стакана,
С окурками смешался эстрагон...
Доносятся слова: Барджелло, Джотто,
Названья улиц, книжные остроты,
О форуме беседует педант.
Вот Фьезоле. Cuique - свой талант:
И я уже заметил профиль тонкий
Цветочки предлагающей девченки.
1913.
* * *
И ты предстала мне, Флоренция,
Как многогрешная вдова,
Сжимающая индульгенцию,
Закутанная в кружева.
Его костер как будто курится!
Как будто серая зола
Все эти своды, эти улицы,
Все эти камни обмела.
Звеня узорными уздечками
По ним спускался и сверкал,
Дразня бесстыдными словечками,
Неугомонный карнавал.
И будто здесь Саванаролою
Навеки радость проклята...
Над мертвою Прокридой голою
Дрожат молитвенно уста!
1913.
* * *
Как Цезарь жителям Алезии
К полям все доступы закрыл,
Так дух забот от стран поэзии
Всех, в век железный, отградил.
Валерий Брюсов.
Как древле - к селам Анатолии
Слетались предки - казаки,
Так и теперь - на Капитолии
Шаги кощунственно-тяжки.
Там, где итти ногами босыми,
Благословляя час и день,
Затягиваюсь папиросою
И всюду выбираю тень.
Бреду ленивою походкою
И камешек кладу в карман.
Где над редчайшею находкою
Счастливый плакал Винкельман!
Ногами мучаясь натертыми,
Накидки подстилая край.
Сажусь - а здесь прошел с когортами
Сенат перехитривший Кай...
Минуя серые пакгаузы
Вздохну всей полнотою фибр.
И с мутною водою Яузы
Сравню миродержавный Тибр!
1913.
В ЦАРСКОМ СЕЛЕ.
Я начал, как и все - и с юношеским жаром
Любил и буйствовал. Любовь прошла пожаром,
Дом на песке стоял - и он не уцелел.
Тогда, мечте своей поставивши предел,
Я Питер променял, туманный и угарный,
На ежедневную прогулку по Бульварной.
Здесь в дачах каменных - гостеприимный кров
За революцию осиротевших вдов.
В беседе дружеской проходит вечер каждый.
Свободой насладись - ее не будет дважды!
Покоем лечится примерный царскосел,
Гуляет медленно, избавленный от зол,
В аллеях липовых скептической Минервы.
Здесь пристань белая, где Александр Первый,
Мечтая странником исчезнуть от людей,
Перчатки надевал и кликал лебедей,
Им хлеба белого разбрасывая крошки.
Иллюминация не зажигает плошки,
И в бронзе неказист великий лицеист.
Но здесь над Тютчевым кружился "ржавый" лист,
И, может, Лермонтов скакал по той аллее?
Зачем же, как и встарь, а может быть и злее,
Тебя и здесь гнетет какой-то тайный зуд? -
Минуты, и часы, и месяцы - ползут.
Я знаю: утомясь опять гнездом безбурным,
Скучая досугом своим литературным,
Со страстью жадною я душу всю отдам
И новым странностям, и новым городам.
И в пестрой суете, раскаяньем томимый,
Ведь будет жаль годов, когда я, нелюдимый,
Упорного труда постигнув благодать,
Записывал стихи в забытую тетрадь...
1912.
* * *
Шумящие и ветреные дни!
Как этот воздух пахнет медом!
Насыщенное теплым медом,
О, лето позднее и ветреные дни!
В недоуменьи первых встреч
Какая нежная суровость...
Жечь эту мудрую суровость
В перегорании преображенных встреч?
Среди прохладно-синих трав
Восторг и грустные улыбки!
Восторг и белые улыбки
В прикосновении прохладных, синих трав?
Хочу над бледным этим лбом
Волос таинственную пышность,
Твою таинственную пышность
Хочу поцеловать над бледным этим лбом!
1913.
Комаровский Василий Алексеевич. - 1880(?)-1914.