Комаровский Василий Алексеевич
Первая пристань

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

Оценка: 8.00*4  Ваша оценка:


  
  

Василий Комаровский

(1881-1914)

Собрание стихотворений

  

ПЕРВАЯ ПРИСТАНЬ

(СПб., 1913)

  

Набор и текстологическая сверка - Недреманное Око (aka Владислав Резвый)

При копировании стихов Василия Комаровского ссылка на сайт "Век перевода" обязательна.

  
   I
   * * * ("Сад сегодня тихой дрожью...")
   * * * ("Тишиною, умéршей зарею...")
   * * * ("Из сизых туч, летевших мимо...")
   РАССВЕТ
   * * * ("День ниспадал, незримыми парами...")
   * * * ("Вдали людей, из светлых линий...")
   * * * ("И горечи не превозмочь...")
   К МОРЮ
   INSANIA
   * * * ("Со всех сторон, морозный и зыбучий...")
   * * * ("В душе земля с подземным, злым огнем...")
   * * * ("Благодарю тебя за этот тонкий яд...")
   * * * ("Над городом гранитным и старинным...")
   * * * ("Горели лета красные цветы...")
   * * * ("Где лики медные Тиверия и Суллы...")
   * * * ("Бессильному сказать - "какая малость"...")
   * * * ("Самонадеянно возникли города...")
   * * * ("Дорогой северной и яркой...")
   СЕНТЯБРЬ
   * * * ("Устало солнце, жегшее спокойно...")
   ИСКУШЕНИЕ
   * * * ("Видел тебя сегодня во сне, веселой и бодрой...")
   LA CRUSHE CASSÉE
  
   II
   ОХОТА
   МУЗЕЙ
   ВЕЧЕР
   АВГУСТ
   TOGA VIRILIS
   ВОЗРОЖДЕНИЕ
   В НЕМЕЦКИХ ГОРАХ:
  
   I. * * * ("О страннике, одетом в плащ зеленый...")
   II. Песнь служанки
  
   РЫНОК
   * * * ("Изгнанники, из тьмы пещер...")
   БЛУДНЫЙ СЫН
   ЗАКАТ
  
   III
   ИТАЛЬЯНСКИЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ
   I. ("Утром проснулся рано...")
   II. "Пылают лестницы и мраморы нагреты..."
   III. "Вспорхнула птичка. На ветвистой кроне..."
   IV. "Гляжу в окно вагона-ресторана..."
   V. "И ты предстала мне, Флоренция..."
   VI. "Как древле - к селам Анатолии..."
   VII. "В гостинице (увы - в Неаполе!)..."
  
  
   СТИХОТВОРЕНИЯ,
   ОПУБЛИКОВАННЫЕ ПОСМЕРТНО
  
   РАКША
   * * * ("Лицо печальное твое осеребрило...")
   * * * ("Шумящие и ветреные дни!..")
   В ЦАРСКОМ СЕЛЕ
   * * * ("Как этот день сегодня странно тонок...")
   * * * ("Мы, любопытствуя, прошли дворец и своды...")
   АННЕ АХМАТОВОЙ
   СТАТУЯ
   * * * ("Я рад, сегодня снег! И зимнему беззвучью...")
   * * * ("Видел тебя красивой лишь раз. Как дымное море...")
   * * * ("Июль был яростный и пыльно-бирюзовый...")
   * * * ("То летний жар, то солнца глаз пурпурный...")
  
  
   НОВОНАЙДЕННЫЕ СТИХОТВОРЕНИЯ
  
   * * * ("Июньской зелени дубов, прохладно-черной...")
   * * * ("Листок сухой, без жизни и названья...")
   * * * ("Единым саваном хамсин людей засыпет...")
   DUBIA (фрагменты)
  
  
   *   *   *
   Аполлинарии Владимировне
   Коссиковской
   "Сад сегодня тихой дрожью
   И туманом весь окутан,
   Вялый лист к его подножью
   Обронен и перепутан.
  
   Он шумит, шумит широко,
   Лес дубовый, лес соседний.
   Как печальна, как глубока
   Эта песнь в тоске последней.
  
   Милый друг уехал в поле,
   За волками, наудачу.
   Я гадаю поневоле...
   Ну, а вечером - поплачу".
  
                                  1903
  
  
   *   *   *
  
   Тишиною, умéршей зарею
   Еще полн успокоенный дом.
   И серебряно-светлой порою
   Ночь приходит, и меркнет кругом.
  
   Выхожу и стою у порога.
   Мне дышать холоднó и легко.
   Снег синеет. Темнеет дорога.
   И деревья молчат глубоко.
  
   Вижу - тают последние тени
   У сиренево-сизых берез.
   Дар ненужный - смотрю - на ступени
   Ветер черные сучья принес.
  
   И над садом, я вижу небрежно,
   Поднялась и стоит, как тогда,
   И глядит одиноко и нежно
   Голубая, живая звезда.
  
                                  1905
  
  
  
   *   *   *
  
   Из сизых туч, летевших мимо,
   И из созвездий без числа,
   О призрак с взглядом серафима,
   О ночь, - ты мантию несла!
  
   Я видел: пьяными волнами
   Всё море потемнело вдруг.
   Расплавленными ступенями
   Упало солнце в мертвый круг.
  
   В долине смутной и вечерней
   Стонало что-то. Кто-то звал.
   Она спускалась всё безмерней
   На выси огненные скал.
  
   И с моря двинулась прохлада,
   И скоро день совсем потух.
   В пыли мелькающее стадо
   Усталое, загнал пастух.
  
   Тверди случайную молитву
   И вежды сонные смежай.
   А завтра гаснущую битву,
   Безумец, первый продолжай!
  
                                  1906
  
  
   РАССВЕТ
  
   Ты посмотрел. Поля блаженны.
   И ясен ястреба полет.
   И запоздалый, и смятенный,
   Туман к лощинам припадет.
  
   Смотрел ты, огненный и ранний,
   И лезвием горит река.
   Блестят отточенные грани,
   Летят и блещут облака.
  
   Сверкает праздник колокольный
   Над травами росистых нег.
   И зверь ночной, лесной и дольный,
   Хоронит хищный свой набег.
  
   Потухших снов мне было мало.
   Поющих - и забытых слов.
   Пусть это пламя ликовало
   С своих сафирных берегов.
  
   Веселый блеск, движенье пятен
   На этих солнечных ветвях,
   Весь мир - он не был мне понятен
   В своих звенящих зеленях.
  
                                  1907
  
  
   *   *   *
  
  
   День ниспадал, незримыми парами
   Пронизанный. В дыханье тяжком трав.
   Ночь подошла, смиренными тенями
   К земным полям ласкаясь и припав.
  
   И душный сон меня объял глубоко.
   Быть может, тьма обильно пролилась,
   Быть может, ночь тревогою потока
   Здесь в тишину сурово ворвалась.
  
   Но день другой вставал непобедимо.
   Вода и холод. Мокрые кусты,
   Продрогшие от утреннего дыма,
   Струятся робко в небе красоты.
  
   Кругом леса, шумящие просторно,
   И ветер тучу рвет со всех сторон.
   Как радостно кричит железный ворон
   Навстречу дням, крылатым, как и он!
  
                                  1907
  
  
   *   *   *
   Баронессе М. В. Таубе
  
   Вдали людей, из светлых линий,
   Я новый дом себе воздвиг.
   Построил мраморный триклиний
   И камнем обложил родник.
  
   Холмы взрывая дважды плугом,
   Я сеял трепетной рукой.
   И стали за волшебным кругом
   Колосья, тишина, покой.
  
   И сад шумит. Колеблят воды,
   Прияв, осеннюю звезду.
   Но я сегодня в дом свободы
   Кого-то суеверно жду.
  
   Смутит ли он нескромным эхом
   Листы тускнеющих аллей
   И шумным опорочит смехом
   Простор молитвенных полей.
  
   Прискачет всадник в броне медной.
   Или усталая жена
   Придет ко мне в одежде бедной,
   И непонятна, и бледна.
  
   Кто знает? - или недруг тайный
   Войдет в отворенную дверь
   Рассказом горести случайной
   Тревогу разбудить потерь.
  
                                  1907
  
  
   *   *   *
  
             И горечи не превозмочь -
             Ты по земле уже ходила, -
   И темным путником ко мне стучалась ночь,
             Водою мертвою поила.
  
                                  1909
  
  
   К МОРЮ
  
   Дыханьями целебными врачуя
   И дуновеньем жарких островов,
   Ты притекло, без устали кочуя,
   До каменных - до наших берегов.
  
   И, сумраком свисающим объято
   И с якорей срывая корабли,
   Течешь назад - бездонное когда-то -
   Бессильное у мертвенной земли.
  
   И с горечью, теперь усугубленной,
   Земную муть с собою уноси!
   И пеной брызг, и легкой, и соленой,
   Мои глаза и душу ороси!
  
   Но к пристани иного новоселья
   Моей души веселую печаль,
   Моей души изменчивое зелье,
   Слабеющим движеньем не причаль.
  
                                  1909
  
  
  
   INSANIA
   Гр. Ю. А. Олсуфьеву
  
   Воскресшей памятью к истлевшим именам
             Я уходил, неосторожный,
   В померкшие поля, по стертым ступеням,
   С душой тоскующей мешая фимиам,
             Как с этой пылью придорожной.
  
   В туманной прелести морская полоса
             Сквозь дым скользящий протекала.
   И ветер шевелил и трогал волоса,
   И утра брезжила тревожная краса,
             Вставало солнце - и сверкало.
  
   И в дымной пристани проснулись корабли,
             В песок окутанные вязкий.
   Их крылья в небосвод подняться не смогли.
   И маки темные стоят. И отцвели
             У мутных вод забытой ласки.
  
   Отчалить медленно на чутком корабле?
             Соленый ветер развевался.
   Но снасти сплетены в запутанном узле.
   Остаться... Или плыть к невидимой земле?
             И я стоял - и колебался:
  
   Там гордых мучениц горячая тоска
             Свою любовь запечатлела
   За медной тишиной и тяжестью замка.
   Да не дотронется случайная рука
             Их недоступного предела.
  
                                  1909
  
  
   *   *   *
   В. М. Дешевову
  
   Со всех сторон, морозный и зыбучий,
   Ночной простор со всех сторон хрустит.
   И, в пыль снегов мешая дым колючий,
   Широкие напевы шелестит.
  
   И по стезям извилистого следа,
   Впрягая пса в узорчатый ремень,
   Пустынен бег кочевий самоеда,
   Голодных стад безрадостная тень.
  
   И к берегам лиловым океана,
   Где черных вод блуждающий пустырь,
   Молвою вод, пургою урагана
   Несет свой вздох угрюмая Сибирь.
  
   И холодней незыблемого снега,
   Синее льда и Лены холодней,
   Полярных стран скучающая нега,
   Сверкает ночь блистанием кремней.
  
                                  1910
  
  
  
   *   *   *
   О. Л. Делла-Вос-Кардовской
  
   В душе земля с подземным, злым огнем.
   А сверху стебли тонко перевились.
   И небо есть - и в черный водоем
   Потоки звезд бесчисленно склубились.
  
   Колючий снег истаял и ушел.
   По берегам зазеленели вёсны.
   В моей душе цвело жужжанье пчел,
   Благоуханий запах перекрестный.
  
   В последний час на землю упадет
   Осенний плод, и сладкий, и упругий.
   Тогда услышу гул внезапных вод,
   Услышу крик оледенелой вьюги!
  
                                  1910
  
  
  
   *   *   *
  
   Благодарю тебя за этот тонкий яд,
             Которым дышит клен осенний,
   И городских небес зелено-мутный взгляд.
  
   За шумы дальние, за этот поздний час,
             И эти жесткие ступени,
   Где запыленный луч зарделся - и погас.
  
                                  1910
  
  
   *   *   *
   Je t'adore à l'égal de la voûte nocturne.
                                              Baudelaire*
  
   "Над городом гранитным и старинным
   Сияла ночь - Первоначальный Дым.
   Почила Ночь над этим пиром винным,
   Над этим пиром огненно-седым.
  
   Почила Мать. Где перелетом жадным
   Слетали сны на брачный кипарис -
   Она струилась в Царстве Семиградном
   В зияньи ледяных и темных риз!
  
   И сын ее. Но мудрости могильной
   Вкусивший тлен. И радость звонких жал?
   Я трепетал, могущий и бессильный,
   Я трепетал, и пел, и трепетал".
  
                                  1911
   _____________________
  
   * Я люблю тебя так, как ночной небосвод.
                                                                               Бодлер.
  
  
   *   *   *
  
   Горели лета красные цветы,
             Вино в стекле синело хрупко;
   Из пламенеющего кубка
             Я пил - покуда пела ты.
  
   Но осени трубит и молкнет рог.
             Вокруг садов высокая ограда;
   Как много их, бредущих вдоль дорог,
             И никому из них не надо
   Надменной горечи твоих вечерних кос.
             Где ночью под ногой хрустит мороз
             И зябнут дымные посевы.
   Где мутных струй ночные перепевы
             Про коченеющую грусть
   Моей любви - ты знаешь наизусть.
  
                                  1912
  
  
   *   *   *
  
   Где лики медные Тиверия и Суллы
   Напоминают мне угрюмые разгулы,
   С последним запахом последней резеды
   Осенний тяжкий дым вошел во все сады,
   Повсюду замутил золóченые блики.
   И черных лебедей испуганные крики
   У серых берегов открыли тонкий лед
   Над дрожью новою темно-лиловых вод.
   Гляжу: на острове посередине пруда
   Седые гарпии слетелись отовсюду
   И машут крыльями. Уйти, покуда мочь?
   ....................................................
   И тяготит меня сиреневая ночь.
  
                                  1912
  
  
   *   *   *
  
   Бессильному сказать - "какая малость"
   Мне что-то смутное сегодня мстит.
   Июльский день. И жаркая усталость
   Коричневой листвою шелестит.
  
   Пока идут года, душа на убыль
   Идет. И, в отцветании минут,
   Среди стволов белеющие клубы
   В лазурном дне медлительно плывут.
  
   Дразнящей весело, и бессердечно
   Волнующей неопытную грудь,
   Конечно, я еще хочу улыбки встречной,
   Я думаю еще - "когда-нибудь".
  
   Но этих облаков, летящих мимо,
   Таящих молнию, и смерч, и лед,
   Счастливых стад серебряного дыма,
   Надоедает белый перелет.
  
                                  1912
  
  
   *   *   *
  
   Самонадеянно возникли города
             И стену вывел жадный воин,
   И ядовитая перетекла вода,
             Отравленная кровью боен.
  
   Где было всё и бодро и светло,
             Высокий лес шумел над лугом,
   Там дети бледные в туманное стекло
             Глядят наследственным недугом.
  
   И девушка раскрашенным лицом
             Зовет в печальные вертепы;
   И око мертвое, напоено свинцом,
             Глядит насмешливо и слепо.
  
   Заросшим следом авелевых стад
             Идти в горячем ожиданьи?
   Где игры табунов раздолье возвестят
             Своим неукротимым ржаньем?
  
   Где овцы тучные, теснясь, перебегут
             По зеленеющим обрывам,
   К серебряным ручьям блаженно припадут
             Глотками жажды торопливой?
  
   Так: прежде хищника блестел зеленый глаз,
             Стервятник уносил когтями.
   И бодрствовал пастух, и, опекая, пас,
             И вел обильными путями.
  
   Но вымя выдоил, и нагрузил коня
             Повсюду осквернивший руку:
   По рельсам и мостам, железом зазвеня,
             Несет отчаянье и скуку.
  
   И воды чистые, они не напоят,
             Когда по нивам затоплённым
   Весенний табунок понурых жеребят
             Тоскует стадом оскопленным.
  
                                  1912
  
  
   *   *   *
  
   Дорогой северной и яркой
   Старуха - и навстречу мне
   Она идет в одежде жалкой
   В лесной и строгой белизне.
  
   Сегодня утром воздух синий.
   Благоухающий мороз.
   И под ногой хрустящий иней,
   И космы звонкие берез.
  
   Вино нерукотворной пищи
   Дозволил справедливый Бог:
   И в одинокой этой нищей
   Он солнце радости зажег.
  
   Но я мучительным соблазном
   Колеблюся, как темный бес,
   Пока вокруг слепит алмазным,
   Алмазным снегом белый лес.
  
                                  1912
  
  
   СЕНТЯБРЬ
  
   Внезапной бурею растрепана рябина
             И шорохом аллей,
   Вчерашнего дождя осыпались рубины
             На изморозь полей.
  
   И снова солнечный, холодный и приятный,
             И день, и блеск садов.
   И легкой зелени серебряные пятна
             В прозрачности прудов.
  
   Морского воздуха далекое дыханье
             Как ранняя весна.
   Глав позолоченных веселое сверканье.
             Безлюдье. Тишина.
  
   Пусть это только день, и час, или мгновенье,
             Пусть это день один,
   И в тонком воздухе я чую дуновенье
             И холод первых льдин.
  
   Но солнце катится, и сердце благодарно
             В короткие часы
   За желтый мед листвы, и полдень светозарный,
             И ясный звон косы.
  
   Церера светлая сегодня отдала мне
             И запахи смолы,
   Все эти серые и розовые камни,
             И мокрые стволы.
  
                                  1912
                                 Царское Село
  
  
  
   *   *   *
  
  
   Устало солнце, жегшее спокойно
   Полет стрекоз и зоркие труды.
   И отсверкал Июль рекою знойной,
   Роняя недозрелые плоды
   В зеленый хмель. Завянул дягиль белый.
   Вливая горечь в сумрак отсырелый,
   Анисовые чахли кружева...
   Повсюду буйная сошла трава,
   И облака, как клочья серой ваты,
   Текли гурьбой в огнистые закаты.
  
   А я следил природы поворот:
   Внезапные и злые перемены,
   И трепеты осин над рябью вод,
   И мокрых пней зияющие тлены,
   И снизу зеленеющие мхи.
   Сметая горсть осенней шелухи,
   Рождался ветер в холоде и буре.
   Дожди шумели вновь. В овечьей шкуре
   Стоял старик. И влажен был, и вял
   Бесцветный взгляд. Но я таким не стал.
  
   Я не ушел безлунною, вечерней,
   Щемящею порой, угрюмый, в сад,
   Где полон пруд и золота и черни,
   Где гнезда разоренные висят,
   И воронья гортанное стенанье.
   Где обессилено припоминанье
   За шумом вод, за убылью мечты.
   Ноябрьским утром не вернешься ты
   Над черною и гневною рекою,
   С печальным ртом и тонкою рукою.
  
   Но в яркий день, когда слепят снега,
   На глянце этих прутьев рыже-красных
   Стеклянный лед. И бодрая нога
   Хрустит поляной белой и безгласной,
   Блеснул иной, зелено-карий взгляд.
   Кругом мороз, а я гляжу назад,
   За розовым ее - мужицким платьем.
   Она сурово тронет сладострастьем
   Упорного и черствого скупца.
   Она играет прелестью лица
   Веселою своей. И кровь напрасно
   Перебежит. Безлюдье. Всё опасно.
  
                                  1913
  
  
   ИСКУШЕНИЕ
  
  
   Она уже идет трущобою звериной,
   Алкая молодо и требуя права,
   И, усыпленная разлукою старинной,
   Любовь убитая - она опять права.
  
   Ты выстроил затвор над северной стремниной,
   Где в небе северном скудеет синева;
   Она передохнет в твой сумрак голубиный
   Свои вечерние и влажные слова.
  
   И, сердце ущемив, испытанное строго,
   Он в расселине елового порога
   Воздушною струей звенит и шелестит.
  
   Скорее убегай и брось далекий скит!
   С глазами мутными! Ночными голосами
   Она поет! Шумит весенними лесами!
  
                                  1913
  
  
  
   *   *   *
  
  
   Видел тебя сегодня во сне, веселой и бодрой.
   (Белый наш дом стоял на горе, но желтый от солнца.)
   Всё говорил о себе, да о том, что в тебе нераздельно
   Трое живут: ненавистна одна, к другой равнодушен,
   Третья прелестна и эту люблю старинной любовью.
  
                                  1913
  
  
   LA CRUSHE CASSÉE*
  
  
   Ни этот павильон хандры порфирородной
   (Предел, поставленный тоске простонародной),
   Где сладострастие и дымчатый агат,
   А ныне - факелов потушенный обряд;
   Ни в триумфальный год воздвигнутая арка,
   Где лицемерен цвет намеренно неяркий;
   Ни гладь зеленая бесчисленных запруд,
   Ни желтый мох камней, как будто плесень руд,
   На скудном севере далекий отблеск Рима,
   Меня не повлекут назад необоримо.
  
   Я тоже не пойду по траурным следам,
   Где - "равнодушная к обидам и годам"
   Обманутым стихом прославленная Pace**
   Стоит, довольная придворною удачей:
   Помолодеть и ей внезапно довелось!
   Отремонтирован ее ужасный нос
   Ремесленным резцом; и выбелены раны,
   Что накопили ей холодные туманы.
  
   Я буду вспоминать, по-новому скупой,
   Тебя, избитую обыденной тропой,
   Сочувствием вдовы, насмешкой балагура...
   С рукой подпертою сидящую понуро.
   Я вечер воскрешу и поглотят меня
   Деревьев сумерки. Безумолчно звеня,
   Пускай смешается с листвою многошумной
   Гремучая струя и отдых мой бездумный.
  
                                  1913
                                 Царское Село
   __________________
  
   * Разбитый кувшин (франц.).
   ** Нос Pace, статуи в Царскосельском парке (смотри "Кипарисовый ларец" И .Ф. Анненского), приделан в июне 1913 года. (Прим. В. Комаровского).
  
  
   ОХОТА
  
   Бар. Е. Ф. Таубе
   Князь-Епископ сегодня гарцует.
   Свита скачет на пегих конях.
   В соснах бешено ветер танцует,
   Бегло вьется в густых сединах.
  
   Всюду эта глубокая осень
   К бурым, сизым лесам прилегла,
   Где склубились у северных сосен
   Дым, и темная сырость, и мгла.
  
   И смеется, и полнится лаем
   Воздух влажно-соленый окрест.
   И в тумане едва замечаем
   На соборе сияющий крест.
  
   Горделивая скачет охота,
   Где недавние жаты овсы.
   Князь-Епископ - сегодня забота
   Только эти веселые псы!
  
                                  1908
  
  
   МУЗЕЙ
  
   П. И. Нерадовскому
   Июльский день. Почти пустой музей,
   Где глобусы, гниющие тетради,
   Гербарии - как будто Бога ради -
   И черный шлем мифических князей.
  
   Свиданье двух скучающих друзей,
   Гуляющих в прохладной колоннаде.
   И сторожа немое: "не укрáди",
   И с улицы зашедший ротозей.
  
   Но Боже мой - какое пепелище,
   Когда луна совьет свое жилище,
   И белых статуй страшен белый взгляд.
  
   И слышно только - с площади соседней,
   Из медных урн изогнутых наяд,
   Бегут воды лепечущие бредни!
  
                                  1910
  
  
  
   ВЕЧЕР
  
  
   За тридцать лет я плугом ветерана
   Провел ряды неисчислимых гряд;
   Но старых ран рубцы еще горят
   И умирать еще как будто рано.
  
   Вот почему в полях Медиолана
   Люблю грозы воинственный раскат.
   В тревоге облаков я слушать рад
   Далекий гул небесного тарана.
  
   Темнеет день. Слышнее птичий грай.
   Со всех сторон шумит дремучий край,
   Где залегли зловещие драконы.
  
   В провалы туч, в зияющий излом,
   За медленным и золотым орлом
   Пылающие идут легионы.
  
                                  1910
  
  
   АВГУСТ
  
  
   В твоем холодном сердце мудреца
   Трибун, и жрец, и цензор - совместится.
   Ты Кассия заставил удавиться
   И римлянам остался за отца.
  
   Но ты имел придворного льстеца
   Горация - и многое простится...
   И не надел, лукавая лисица,
   Ни затканных одежд, ни багреца.
  
   Пасется вол над прахом Мецената,
   Растет трава. Но звонкая цитата
   Порою вьет лавровые венки.
  
   Пусть глубока народная обида!
   Как мерный плеск серебряной реки -
   Твой острый слух пленяла Энеида.
  
                                  1911
  
  
   TOGA VIRILIS*
  
  
   На площадях одно лишь слово - "Даки".
   Сам Цезарь - вождь. Заброшены венки.
   Среди дворов - военные рожки,
   Сияет мед и ластятся собаки.
  
   Я грежу наяву: идут рубаки
   И по колена тина и пески;
   Горят костры на берегу реки,
   Мы переходим брод в вечернем мраке!
  
   Но надо ждать. Еще Домициан
   Вершит свой суд над горстью христиан,
   Бунтующих народные кварталы.
  
   Я никогда не пробовал меча,
   Нетерпеливый, - чуял зуд плеча,
   И только вчуже сердце клокотало.
  
                                  1911
   _____________________
  
   * Toga virilis (лат.) - мужская тога, которую римский юноша надевал при достижении совершеннолетия, в 16 лет.
  
  
  
   ВОЗРОЖДЕНИЕ
  
   Гр. Л. Е. Комаровской
   Я обругал родную мать.
   Спустил хозяйские опалы.
   И приходилось удирать
   От взбешенного принципала.
  
   Полураздетый, я заснул,
   Голодный, злой, в абруцкой чаще.
   И молний блеск, и бури гул,
   Но сердцу стало как-то слаще.
  
   И долго, шалый, по горам
   Скакал и прыгал я, как серна.
   Но, признаюсь, по вечерам
   На сердце становилось скверно.
  
   С холодных и сырых вершин
   Спущусь ли в отчую долину?
   Отдаст ли розгам блудный сын
   Свою озябнувшую спину?
  
   Нет. Забывая эту ширь,
   Где облака бегут так низко,
   Стучись, смиренный, в монастырь
   Странноприимного Франциска.
  
   Доверье, ласка пришлецу.
   Меня берут - сперва как служку.
   Пасу овец, или отцу
   Несу обеденную кружку.
  
   На всё распределенный день:
   Доят коров, и ставят хлебы,
   И для соседних деревень
   Вершат молитвенные требы.
  
   Или на сводчатой стене
   Рисуют ангельские кудри...
   А после мессы, в тишине, -
   Дела еще смиренномудрей.
  
   Постятся. Спаржа и салат.
   Лишь изредко крутые яйца.
   Из мяса же они едят -
   И тоже редко - только зайца.
  
   Послушен, кроток, умилен,
   Ищу стигмат на грешном теле.
   Дни чисты. Разум усмирен.
   И сновиденья просветлели.
  
   На пятый месяц, наконец,
   Дрожит рука, берусь за кисти.
   Ее, гонявшую овец,
   Господь направи и очисти!
  
   Ползком вдоль монастырских стен
   На ризах подновляю блики.
   Счищаю плесень: едкий тлен
   Попортил праведные лики.
  
   Мадонна в гаснущей заре.
   Святой Франциск, святой Лаврентий,
   И надписи на серебре
   На извивающейся ленте.
  
   Или с востока короли,
   В одежде празднично-убранной,
   В чалмах и перьях, повезли
   Христу подарок филигранный.
  
   Или под самым потолком,
   Где ангел замыкает фреску,
   Рисую вечером, тайком,
   Черноволосую Франческу.
  
                                  1910
  
  
   В НЕМЕЦКИХ ГОРАХ
  
  
   I
  
   О страннике, одетом в плащ зеленый,
   Расплакалась апрельская тоска.
   Грустят снега. И сыростью влюбленной
   В еловый лес спустились облака.
  
   Сквозит туман. И в чермных котловинах
   Стоит форель в стеклянной глубине.
   И с каждым днем всё выше, гривой львиной,
   Взлетает солнце в золотом огне.
  
   Ты, Рюбецаль, над горной стороною
   Раскатистым копытом простучи
   И, промелькнувши челкой вороною,
   Шальной поток внезапно протопчи!
  
                                  1910
  
  
   II
   Песнь служанки
  
   Пускай почтарь трубит с высоких козел,
   Летит письмо в открытое окно,
   Но Фихте Вам всю душу заморозил
   И Вам весна и осень - всё равно?
  
   Звучат ручьи - бессонны, неустанны,
   Зеленым светом тлеют светляки.
   Взойдет луна. Кругом цветут каштаны
   И девушки - мы собрались в кружки.
  
   Всем христианам новое стремленье
   От глубины души дает весна.
   В такие дни Ваш холод - преступленье...
   Но господин барон, как сатана?
  
                                  1911
  
  
  
   РЫНОК
  
   Д. Н. Кардовскому, на заданную им тему
   Здесь груды валенок и кипы кошельков,
   И золото зеленое копчушек.
   Грибы сушеные, соленье, связки сушек,
   И постный запах теплых пирожков.
  
   Я утром солнечным выслушивать готов
   Торговый разговор внимательных старушек:
   В расчеты тонкие копеек и осьмушек
   Так много хитрости затрачено - и слов.
  
   Случайно вызванный на странный поединок,
   Я рифму праздную на царскосельский рынок,
   Проказницу, - недаром приволок.
  
   Тут гомон целый день стоит, широк и гулок.
   В однообразии тупом моих прогулок,
   В пустынном городе - веселый уголок.
  
                                  1911
  
  
  
   *   *   *
  
  
   Изгнанники, из тьмы пещер,
             Мы провожали жадным взглядом
   По морю яркому надменный бег галер,
             Перебегавших к Симплегадам.
  
   Исчезли. Взор блуждает, туп.
             Печаль поет свои литии.
   Но в криптах памяти воскресла радость труб,
             Аргира в бармах Византии.
  
   Под истязаньями вериг
             Зажглись языческие ласки.
   Победы вспомнились разубранных квадриг,
             Пиров полуночные пляски.
  
   Как будто в позабытый скит,
             В пустыню каменного зноя,
   Стопою легкою императрица Зоя
             Вошла - и сердце бередит.
  
                                  1911
  
  
   БЛУДНЫЙ СЫН
  
  
   Печален воздух. Темен стыд.
   И не обут, и не умыт,
   У запертых еще дверей
   Стою. Репейник и пырей
   Покрыты каплями росы.
   Пускай мне ноги лижут псы
   В саду почтенного отца.
   И не заплаты беглеца,
   Не копоть омертвелых рук,
   Водивших в зное рабий плуг
   И с принужденностью тупой
   Свиней в скалистый водопой;
   Но эта пыль земного зла
   В душе так тускло-тяжела,
   Что даже если б и возник
   Родителей веселый крик,
   Когда бы даже мать сама
   Меня бы повела в дома,
   Чалму стараясь развязать,
   Я не сумел бы рассказать...
   Отцу бессовестный палач,
   Не удержал бы женский плач!
  
   Испить на дне пустой души
   Не уксус казни... только вши,
   Исчадье вавилонских дев,
   Испытывать внезапный гнев
   И устыдиться, что на суд
   Несешь заплеванный сосуд!
  
                                  1911
  
  
   ЗАКАТ
  
  
   Я подвиг совершил военный и кровавый
   И ухо напитал немолчным гулом славы,
   И приобщен к Руну, и крепостные рвы
   Над входом стерегут изваянные львы;
   В весеннем воздухе серебряные трубы
   Звучат без устали. Пажей пестры раструбы.
   Друг Императора, великий Тициан,
   Мне посоветовал соорудить фонтан,
   Я окружил его стеблями тучных лилий,
   Растущих сладостно в прохладе влажной пыли.
   Дождливой осенью резвящиеся псы
   Отыскивают след уклончивой лисы,
   Рычат и прядают оскаленные доги,
   В поток бросается олень широкорогий...
   Собачьим холодом пронизанный январь
   С собою принесет дымящуюся гарь,
   И жарит кабана язвительное пламя,
   А в небе плещется прославленное знамя
   И с ветром говорит. И тихо шьет жена,
   И шея нежная ее обнажена.
   Мадонна! потуши припоминанья сердца:
   Я, звонким молотом дробивший иноверца,
   Фриульских берегов надежда и оплот,
   У Кефалонии испепеливший флот,
   В болотах Павии настигнувший Франциска,
   Я в недрах совести ищу поступок низкий...
   В телесной белизне коралловых цветов
   Мне плоть мерещится изрубленных бойцов,
   В кудрявой зелени мелькают чьи-то лица.
   Моя жена молчит и спрашивать боится.
   В огне играющем и красном видит взгляд
   Кощунственные сны и воспаленный ад.
  
                                  1912
  
  
   ИТАЛЬЯНСКИЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ
   I
  
   La dove io t'amai primo...
                                              Michel-Angelo*
  
   Утром проснулся рано.
   Поезд в горной стране.
   Солнце. Клочья тумана.
   Воздух свежий в окне.
   Эхо грохотом горным
   Множит резкий свисток.
   Снег по деревьям черным.
   Пенный мелькнет поток.
  
   Знаю - увижу скоро
   Древних церквей виссон.
   Кружевом Casa d'oro**
   Встанет солнечный сон.
   Вечером пенье. Длится
   Радости краткий хмель.
   Море. Сердце боится:
   Поздний страшен апрель.
  
   В прошлом - тяжкие веки,
   Сонные дни, года;
   Скованы русские реки
   Серой корою льда.
   Люди солнца не помнят;
   Курят, снуют, грустят;
   В мороке мутных комнат
   Северный горький чад...
  
                                  1912
   _____________________
  
   * Там, где я любил тебя прежде...
                                                     Микельанджело (итал.).
  
   ** Золотой Дом (ит.) - дворец в Венеции
  
  
   II
  
   Je montai l'escalier d'un pas
                                              Théophile Gautier*
  
   Пылают лестницы и мраморы нагреты,
   Но в церковь и дворец иди, где Тинторетты
   С багровым золотом мешают желтый лак,
   И сизым ладаном напитан полумрак.
   Там в нише расцвела хрустальная долина
   И с книгой, на скале, Мария Магдалина.
   Лучи Спасителя и стол стеклянных блюд.
   Несут белеющее тело, ждет верблюд:
   Разрушила гроза последнюю преграду,
   Язычники бегут от бури в колоннаду
   И блеск магический небесного огня
   Зияет в воздухе насыщенного дня.
  
                                  1912
   _____________________
  
   * Взойду по лестнице медлительно и грузно.
                                                     Теофиль Готье (фр.).
  
  
   III
  
   ...Squilla di lontano
                                              Dante*
  
   Вспорхнула птичка. На ветвистой кроне
   Трепещет солнце. Легкий кругозор,
   И перелески невысоких гор,
   Как их божественный писал Джорджоне.
  
   Из райских тучек сладостный кагор
   Струится в золотистом небосклоне,
   И лодочник встает в неясном звоне,
   И шевелится медленно багор.
  
   Дохнула ночь болотом, лихорадкой.
   Перегорев, как уголь, вспышкой краткой,
   Упало солнце в марево лагун.
  
   Ночь синяя - и в самом восхищеньи
   (Я с севера пришел, жестокий гунн)
   Мне тяжело внезапное смущенье.
  
                                  1913
   _____________________
  
   * Дальний звон внимая, / Подобный плачу над умершим днем...
                                                     Данте (итал.). Перевод М. Лозинского
  
  
   IV
  
   В стране, где гиппогриф веселый льва
   Крылатого зовет играть в лазури...
                                              Н. Гумилев
  
   Гляжу в окно вагона-ресторана:
   Сквозь перья шляп и золото погон
   Горит закат. Спускается фургон,
   Классической толпой бегут бараны.
  
   По виноградникам летит вагон,
   Вокруг кудрявая цветет Тоскана,
   Но кофеем плеснуло из стакана,
   С окурками смешался эстрагон...
  
   Доносятся слова: Барджелло, Джотто,
   Названья улиц, книжные остроты,
   О форуме беседует педант.
  
   Вот Фьезоле. Cuique* - свой талант:
   И я уже заметил профиль тонкий
   Цветочки предлагающей девчонки.
  
                                  1913
   _____________________
  
   * Каждому - часть латинского выражения cuique suum - каждому свое.
  
  
   V
  
  
   И ты предстала мне, Флоренция,
             Как многогрешная вдова,
   Сжимающая индульгенцию,
             Закутанная в кружева.
  
   Его костер как будто курится!
             Как будто серая зола
   Все эти своды, эти улицы,
             Все эти камни обмела.
  
   Звеня узорными уздечками,
             По ним спускался и сверкал,
   Дразня бесстыдными словечками,
             Неугомонный карнавал.
  
   И будто здесь Савонаролою
             Навеки радость проклятá...
   Над мертвою Прокридой голою
             Дрожат молитвенно уста!
  
                                  1913
  
  
   VI
  
   Как Цезарь жителям Алезии
   К полям все доступы закрыл,
   Так дух забот от стран поэзии
   Всех в век железный оградил.
                                              Валерий Брюсов
  
   Как древле - к селам Анатолии
             Слетались предки-казаки,
   Так и теперь - на Капитолии
             Шаги кощунственно-тяжки.
  
   Там, где идти ногами босыми,
             Благословляя час и день,
   Затягиваюсь папиросою
             И всюду выбираю тень.
  
   Бреду ленивою походкою
             И камешек кладу в карман,
   Где над редчайшею находкою,
             Счастливый, плакал Винкельман!
  
   Ногами мучаясь натертыми,
             Накидки подстилая край,
   Сажусь - а здесь прошел в когортами
             Сенат перехитривший Кай...
  
   Минуя серые пакгаузы,
             Вздохну всей полнотою фибр.
   И с мутною водою Яузы
             Сравню миродержавный Тибр!
  
                                  1913
  
  
  
   VII
  
   O sol beato!*
  
   В гостинице (увы - в Неаполе!)
             Сижу один, нетерпелив.
   Дробинки горестно закапали
             И ощетинился залив.
  
   Над жерлом хмурого Везувия,
             Уснувшего холостяка,
   Как своды тяжкие Витрувия -
             Гроза склубилась в облака.
  
   Раскрою книгу - не читается;
             Хочу писать - выходит вздор;
   А занавеска раздвигается,
             Стучит дверями коридор.
  
   А рядом едкими укорами
             Супруга потчует жена,
   Несдержанными разговорами
             Моя печаль раздражена.
  
   Минуты длятся бесталанные,
             Как серый пепел серых лав;
   Вдруг - и лучи обетованные
             Вторгаются, затрепетав!
  
   Опять смеется солнце южное,
             Мгновенье - высохнет балкон;
   А переулок блещет лужами,
             На vetturino* - балахон.
  
   Опять, размахивая косами,
             В окне - и прямо против нас,
   Она проветривает простыни
             И полосатый свой матрас.
  
   И всюду воздух опьяняющий,
             Пестро-раскрашенный Восток.
   А я - веселый, обоняющий
             Ее мелькающий цветок!
  
                                  1913
   _____________________
  
   * О прекрасное солнце! (итал.)
  
  
   РАКША
  
  
   Осенней свежести благоуханный воздух,
   Всепроникающий, дарует сладкий роздых,
   Балует и поит родимым молоком...
   Под алебастровым и пышным потолком
   Висит широкая, померкнувшая люстра.
   В огромной комнате торжественно и пусто.
   Квадратами блеснет дубовый, светлый пол...
   Но сдвинут в малый круг многосемейный стол,
   И - праздные следы исчезнувшего улья -
   Расставлены вдоль стен рассохшиеся стулья.
  
   Напыщенной рукой отодвигая трость,
   Щедротой царскою задабривая злость,
   С мутно-зеленого холста взирает Павел...
   Он Ракшу подарил и памятник поставил
   В румяной красоте бесчисленных девиц*;
   И смотрит со стены безусых много лиц,
   Сержанты гвардии, и, с Анною в алмазах,
   Глядит насмешливо родоначальник Глазов**.
   Усердно слушает его далекий внук -
   И каждый птичий писк, и деревенский звук,
   И скотного двора далекое мычанье...
   И снова тишина и долгое молчанье.
   В осенней сырости и холоде зимы,
   Равно, еще стоят, средь серой полутьмы,
   Шкапы, где спутаны и мысли и форматы,
   Дела военные и мирные трактаты;
   Где замурованы, уснувшие вполне,
   Макиавелли, Дант, и Байрон, и Вине.
   Бывало, от возни, мальчишеского гама,
   Сюда я уходил, - Колумб, Васко де Гама, -
   В новооткрытый сад и ядов и лекарств,
   Где пыль моршанская*** легла над пылью царств,
   И человечество - то прах, то бесконечность -
   Свой хрупкий зигурат бесцельно зиждет в вечность.
  
   Разыскивая всех, разузнавая всё,
   Я всё перелистал: Лукреция, Руссо,
   Паскаля чистые сомненья и уроки,
   Под добродетелью сокрытые пороки,
   Тщеславье, что в душе сидит так глубоко
   (А герцог отыскал его Ларошфуко),
   И всё, что, меж войной, охотой, фимиамом,
   Былые короли писали умным дамам,
   Что хитрый Меттерних, скучая не у дел,
   В историю вписал или не доглядел,
   Бантыш и Голиков, - где Миних, где Румянцев,
   И Петр молодой со сворой иностранцев, -
   Мысль Чаадаева, в дыму взлетевший форт,
   И комментарии, и тяжкий шаг когорт, -
   Всё ум мой тешило и сладостно манило
   То кровь свою пролить, то проливать чернила.
   Кандида прочитав - я начинал Задиг...
   Но здесь нечаянно мой дед меня настиг,
   Отнял и у себя запрятал том Вольтера, -
   Чтоб разум не мутил и не погасла вера.
  
   В лес ухожу бродить, в соседние поля...
   Листом орешника налипшая земля
   Душистой сыростью и грязью черноземной
   Волнует сердце мне. Лесистый и огромный
   Простор, и в зелени не видно деревень.
   Но всюду около - полынь и серый пень,
   Недавних вырубок поконченное дело;
   Где прежде Заповедь**** сияла и шумела
   Могучей красотой нетронутых лесов, -
   Сменили белизну березовых стволов
   Осины мелкие и небо грустных тучек.
   Всё на приданое своих подросших внучек, -
   Потомство иногда тягчайшая из бед, -
   Леса обрек свести чадолюбивый дед,
   Да управляющий, с улыбкой бессердечной,
   Свой собственный карман наполнил, всеконечно...
   Тропинка тянется через мохнатый луг,
   И носится кругом пьянящий сердце дух,
   И вьются облака набухшей вереницей
   Над белой церковью и белою больницей.
  
                                  1913
   _____________________
  
   * У В.Г. Безобразова, прежнего владельца имения "Ракша", было восемь дочерей. (Прим. В. Комаровского.)
   ** Ракша подарена Имп. Павлом генералу Глазову, командовавшему его гатчинским войском. (Прим. В. Комаровского.)
   *** Название уезда. (Прим. В. Комаровского.)
   **** Название леса в Ракше. (Прим. В. Комаровского.)
  
  
   *   *   *
  
  
   Лицо печальное твое осеребрило
   И день бессолнечный, и вечер темнокрылый,
   И ночь безлунную. Сиянием клинка
   Мерцает римлянки прелестная тоска,
   И лебединые волнующие складки
   На шее мраморной - торжественны и сладки.
  
   (На копенгагенский бюст Агриппины Старшей)
  
                                  1912
  
  
   *   *   *
  
  
   Шумящие и ветреные дни!
   Как этот воздух пахнет медом!
   Насыщенное теплым медом,
   О, лето позднее и ветреные дни!
  
   В недоуменьи первых встреч
   Какая нежная суровость...
   Жечь эту мудрую суровость
   В перегорании преображенных встреч?
  
   Среди прохладно-синих трав
   Восторг и грустные улыбки!
   Восторг и белые улыбки
   В прикосновении прохладных, синих трав?
  
   Хочу над бледным этим лбом
   Волос таинственную пышность,
   Твою таинственную пышность
   Хочу поцеловать над бледным этим лбом!
  
                                  1913
  
  
   В ЦАРСКОМ СЕЛЕ
  
  
   Я начал, как и все - и с юношеским жаром
   Любил и буйствовал. Любовь прошла пожаром,
   Дом на песке стоял - и он не уцелел.
   Тогда, мечте своей поставивши предел,
   Я Питер променял, туманный и угарный,
   На ежедневную прогулку по Бульварной.
   Здесь в дачах каменных - гостеприимный кров
   За революцию осиротевших вдов.
   В беседе дружеской проходит вечер каждый.
   Свободой насладись - ее не будет дважды!
   Покоем лечится примерный царскосел,
   Гуляет медленно, избавленный от зол,
   В аллеях липовых скептической Минервы.
   Здесь пристань белая, где Александр Первый,
   Мечтая странником исчезнуть от людей,
   Перчатки надевал и кликал лебедей,
   Им хлеба белого разбрасывая крошки.
   Иллюминация не зажигает плошки,
   И в бронзе неказист великий лицеист.
   Но здесь над Тютчевым кружился "ржавый лист",
   И, может, Лермонтов скакал по той аллее?
   Зачем же, как и встарь, а может быть и злее,
   Тебя и здесь гнетет какой-то тайный зуд? -
   Минуты, и часы, и месяцы - ползут.
   Я знаю: утомясь опять гнездом безбурным,
   Скучая дóсугом своим литературным,
   Со страстью жадною я душу всю отдам
   И новым странностям, и новым городам.
   И в пестрой суете, раскаяньем томимый,
   Ведь будет жаль годов, когда я, нелюдимый,
   Упорного труда постигнув благодать,
   Записывал стихи в забытую тетрадь...
  
                                  1912
  
   *   *   *
  
  
   Как этот день сегодня странно тонок:
   Слепительный, звенящий ряд берез;
   И острое жужжанье быстрых ос
   Над влажностью коралловых масленок.
   Сегодня облака белеют ярки,
   Нагромождает ветер эти арки,
   Идешь один, как будто жданный вождь.
   Младенчески чему-то сердце радо.
   И падает осенняя награда -
   Блистательный, широкий, светлый дождь.
  
                                  1913
  
  
   *   *   *
  
  
   Мы, любопытствуя, прошли дворец и своды,
   Где тень внезапно леденит.
   Но равнодушие бездумного народа
   Их предрассудок сохранит...
  
   Лазурная стена сияет веселее,
   Чем синий, зимний небосклон.
   И Камероновы белеют пропилеи
   Беспечной четкостью колонн.
  
   Ингерманландии окутанные дали
   И елей сероватый цвет.
   День этот солнечный, в котором нет печали,
   Но счастья - счастья тоже нет.
  
   И всюду важные и пышные дороги
   Сплелись в себялюбивый круг.
   А снегом искрится и блещет скат отлогий,
   Равняя озеро и луг.
  
   Лишь ветер налетит и жжет, немного пряный,
   И временами, снова злей,
   Он всюду закрутит, тоскуя окаянно
   Среди расчищенных аллей.
  
                                  1913
  
  
   АННЕ АХМАТОВОЙ
   (Вечер и Четки)
  
   В полуночи, осыпанной золою,
   В условии сердечной тесноты,
   Над темною и серою землею
   Ваш эвкалипт раскрыл свои цветы.
  
   И утренней порой голубоокой
   Тоской весны еще не крепкий ствол,
   Он нежностью, исторгнутой жестоко,
   Среди камней недоуменно цвел.
  
   Вот славы день. Искусно или больно
   Перед людьми разбито на куски,
   И что взято рукою богомольно,
   И что дано бесчувствием руки.
  
                                  1914
  
  
   СТАТУЯ
  
   Над серебром воды и зеленью лугов
   Ее я увидал. Откинув покрывало,
   Дыханье майское ей плечи целовало
   Далеким холодом растаявших снегов.
  
   И равнодушная, она не обещала -
   Сияла мрамором у светлых берегов.
   Но человеческих и женственных шагов
   И милого лица с тех пор как будто мало.
  
   В сердечной простоте, когда придется пить,
   Я думал, мудрую сумею накопить,
   Но повседневную, негаснущую жажду...
  
   Несчастный! - Вечную и строгую любовь
   Ты хочешь увидать одетой в плоть и кровь,
   А лики смутные уносит опыт каждый!
  
                                  1914
  
  
  
   *   *   *
  
  
   Я рад, сегодня снег! И зимнему беззвучью
   В спокойном сердце нет преград.
   В окно высокое повсюду смотрят сучья
   И белый свет, - которому я рад.
  
   И знаю, смерть одолевая нежно,
   Опять листы согласно зацветут.
   И коченевшие печалью этой снежной,
   Земля оттает, травы прорастут.
  
   Зеленый сад, зеленые кочевья!
   И блеклой памятью спеша,
   Вернется к вам, осенние деревья,
   В урочный час, вечерняя душа...
  
   И говорливые и ропщущие думы
   Застынут, замкнутые в круг,
   Где легкий хруст ветвей и сумрачные шумы,
   Всепроникающий недуг.
  
                                  1913
  
  
   *   *   *
  
  
   Видел тебя красивой лишь раз. Как дымное море,
   Сини глаза. Счастливо лицо. Печальна походка.
   Май в то время зацвел, и воздух светом и солью
   Был растворен. Сияла Нева. Теплом и весною
   Робкою грудью усталые люди дышали.
   Ты была влюблена, повинуясь властному солнцу,
   И ждала - а сердце, сгорая, пело надеждой.
   Я же, случайно увидев только завесу,
   Помню тот день. Тебя ли знаю и помню?
   Или это лишь молодость - общая чаша?
  
                                  1913
  
  
   *   *   *
  
  
   Июль был яростный и пыльно-бирюзовый.
   Сегодня целый день я слышу из окна
   Дождя осеннего пленительные зовы.
   Сегодня целый день и запахи земли
   Волнуют душу мне томительно и сладко
   И, если дни мои еще вчера текли
   В однообразии порядка...
  
                                  1914
  
  
   *   *   *
  
  
   То летний жар, то солнца глаз пурпурный,
   Тоска ветров и мокрый плен аллей, -
   И девушка* в тоске своей скульптурной
   В осенний серый день еще милей.
  
   Из черных урн смарагдовых полей
   Бежит вода стремительно и бурно, -
   И был тяжел ей лета пыл мишурный,
   И ей бодрей бежать и веселей.
  
   Над стонущей величественной медью
   Бежит туман взволнованною твердью,
   Верхушки лип зовут последний тлен.
  
   Идет сентябрь, и бодрыми шагами,
   В предчувствии осенних перемен,
   Он попирает сучья под ногами.
  
                                  <Первая публикация: "Звено",
                                 Париж, 1924, No 69>
  
   *   *   *
  
  
   Июньской зелени дубов, прохладно-черной,
   И полдню-золоту, и сини, точно горной,
   И белым облакам - в ответ - молчат сердца.
   Забывшие любить, усталые бороться,
   Усталые глядеть и видеть без конца
   Как медленно течет и терпеливо льется
   Зеленая вода. Вот мертвая пчела
   Упала с сломанною веткой. Поплыла.
   И рябью движется в мучительном значеньи
   Как этот летний день в сверкающем свеченьи?
  
                                  1911
  
  
  
   *   *   *
  
  
   Листок сухой, без жизни и названья,
   Я думал, май еще далек,
   Но веет здесь весеннее дыханье,
   Уже летает мотылек.
  
   Окроплены незримою рукою
   Весны душистые цветы.
   И я вошел с сердечною тоскою
   В твой светлый сад.
   Простишь ли ты?
  
                                  1911
  
  
   *   *   *
  
  
   Единым саваном хамсин людей засыпет,
   Трехгранный обелиск крошит в песок пустынь,
   Квадраты заметет разграбленных святынь,
   Смешает с мусором храм-параллелопипед.
  
   И переживший всё, - Арабов и Египет,
   Размерной поступью качавший торг рабынь,
   Верблюд несет воды проголклую полынь,
   Колючие кусты, обгладывая, щипет.
  
   В задоре похвальбы неисправимый род
   То море теплое в Сахару низведет!
   То мертвый Ассуан садами возродится!
  
   Но ветер налетит - самовлюбленный бог
   В расплавленную пыль, среди верблюжьих ног,
   Дрожащий, плачущий, - по-прежнему ложится.
  
                                  1914
  
  
   DUBIA
   фрагменты
  
  
   <...> Гроза едва умчалась
   И золотом вся чаща залита.
   Смеешься ты, но в смехе том осталась
   Слеза, грозы минувшей сирота.
  
   .................................................
  
   Чьи-то тени вдоль белой ограды
   Идут в сад, где зеленая тьма.
  
   .................................................
  
   Песни любви - это песни мечтанья.
   Верно одно - сладострастье лобзанья.
  
  
  

Оценка: 8.00*4  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

С чего начать обустройство дачного участка.
Рейтинг@Mail.ru