Комаров Владимир Леонтьевич
Путешествие по Камчатке в 1908-1909 гг.

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

  

В. Л. Комаров

  

Путешествие по Камчатке в 1908--1909 гг.

  
   Комаров, В. Л. Путешествие по Камчатке в 1908--1909 гг.
   Петропавловск-Камчатский: Холдинговая компания "Новая книга", 2008.
   (Б-ка "Новой книги". Серия "Камчатка в описаниях путешественников").
  

СОДЕРЖАНИЕ

  
   Предисловие (В. Л. Комаров)
   Часть I. Путешествие 1908 г.
   Глава I. Возникновение, организация и снаряжение ботанического отдела экспедиции. Путь до Камчатки
   Глава II. Пребывание в Петропавловске весной 1908 г.
   Глава III. Тарьинская бухта и Ближнее озеро
   Глава IV. Пребывание в Паратунских ключах
   Глава V. Экскурсии в Паратунском районе
   Глава VI. Пребывание в Николаевской
   Глава VII. Селение Завойко
   Глава VIII. Стан на Поперечной
   Глава IX. Пребывание в Начике и Начикинское озеро
   Глава X. Путь в Большерецк
   Глава XI. Из Большерецка на Охотское море и обратно
   Глава XII. От Большерецка до Начики сухим путем
   Глава XIII. Возвращение из Начики в Петропавловск
   Часть II. Путешествие 1909 г.
   Глава XIV. Сборы и путь до Петропавловска
   Глава XV. От Петропавловска до Малкинских горячих ключей и далее до Камчатской вершины по тракту
   Глава XVI. Верхнее течение р. Камчатки от Камчатской вершины до Верхнекамчатска
   Глава XVII. Мильковский район
   Глава XVIII. От Кирганика до Щапинского перевоза по левому берегу р. Камчатки
   Глава XIX. Щапина и Толбачик
   Глава XX. От Щапиной до Кроноцкого перевала
   Глава XXI. У Кроноцкого озера
   Глава XXII. Гора Крашенинникова
   Глава XXIII. Узон, Кихпинич и Семячинский дол
   Глава XXIV. Морское побережье от спуска к морю до устья р. Жупановой
   Глава XXV. От устья р. Жупановой до Петропавловска
   Часть III. Общий очерк посещенного района
   Глава XXVI. Физический мир Камчатки (в пределах маршрута)
   Глава XXVII. Растительный мир Камчатки
   Глава XXVIII. Население Камчатки
  

ПРЕДИСЛОВИЕ

  
   Мое "Путешествие по Камчатке" совершенно не задается целью дать сколько-нибудь исчерпывающий трактат об этой стране или каких-либо ее особенностях. Это простой, бесхитростный рассказ о виденном и слышанном -- краткий, поскольку дело касается личных переживаний и мнений; возможно, детальный, поскольку можно иметь в виду интересы будущих путешественников и специалистов-географов. Моя ботаническая специальность, разумеется, наложила свою печать на выбор материала и заставляет включать в описание маршрута вещи, иногда утомительные и однообразные в глазах читателя не ботаника; тем не менее ботаники в этой книге сравнительно мало, так как мои специально ботанические исследования будут мною изложены в следующих за этим выпусках "Трудов" экспедиции. Также и мои метеорологические наблюдения и вычисления высот по пройденному пути войдут в те главы выпуска "Растительность Камчатки", которые будут посвящены обзору условий растительной жизни в этой стране.
   Так как эта книга ограничивает свою задачу описанием собственно моего путешествия, то вводить в нее литературные данные, за исключением весьма немногих, устанавливающих тожество наименований различных местностей и некоторых исторических справок, не следовало. Тем не менее, и подготовляясь к путешествию, и после него я должен был познакомиться с довольно обширной литературой по Камчатке. Здесь я не могу пройти молчанием тех из моих предшественников по исследованию Камчатки, которые помогали мне в ней ориентироваться и позволяли придавать моим собственным работам более или менее рациональный характер, давая возможность быстрее ориентироваться в стране и понять ее особенности. Вот эти основные труды:
   1. С. Крашенинников. Описание Камчатки {* Полное наименование труда С. П. Крашенинникова: "Описание земли Камчатки". -- Здесь и далее "звездочкой" помечены примечания редактора переиздания 2008 года.}. Второе издание, без перемен (уже посмертное), в серии "Полное собрание ученых путешествий по России", издаваемой Академией Наук по предложению ее президента, с примечаниями, дополнениями и изъяснениями, томы I и II. СПб., Академия Наук. 1818.
   2. К. von Ditmar. Reisen und Aufenthalt in Kamtschatka in den Jahren 1851--1855; русский перевод под заглавием: "Поездки и пребывание в Камчатке Карла фон-Дитмара. Часть первая. Исторический отчет по путевым дневникам, 1901 г.". Я пользовался преимущественно последним и на него-то и делаю ссылки в тексте. Вторая часть этой работы, содержащая в себе очерки по отдельным географическим вопросам (климат, орография, флора и пр.), издана только по-немецки.
   3. A. Erman. Reisen um die Erde, III Band, Berlin, 1848, XVII Abschnitt; Die Tigiler Küste und die Reise über Mittelgebirge bis Jelowka, XVIII Abschnitt; Reise zu dem Vulkan Schiwelutsch und Besteigung desselben, XIX Abschnitt; Schiffahrt bis zum Dorfe Kliutschi und Besteigung des Kliutschewsker Vulkanes, XXI Abschnitt; Reise durch die Südspitze des Halbinsel, XXII Abschnitt; Petropaulus Hafen, стр. 156--560, и атлас с изображением Петропавловска, сопок и пр.
   4. В. Н. Тюшов. По западному берегу Камчатки, 1906 г. ("Записки Русского геогр. об-ва", XXXVII, No 2, под редакцией и с предисловием проф. К. И. Богдановича).
   5. Н. В. Слюнин. Охотско-Камчатский край. Естественно-историческое описание, 2 тома, 1900 г. Изд. Мин. финансов.
   6. Karl Bogdanowitsch. Geologische Skizze von Kamtschatka in "A. Petermann's Mitteilungen", 50 Band, 1904, Hefte III-IX.
   7. F. H. v. Kittlitzz. Denkwürdigkeiten einer Reise nach dem russischen America, nach Mikronesien und durch Kamtschatka, 2 Bänder, 1858, Abschnitte: IX -- Peter-Paulus Hafen; XVI--XX -- Поездка из Петропавловска внутрь страны на Мильково и Ключи и через Начику и Большерецк в Явину.
   Его же. Vier und zwanzig Vegetations-Anschichten von Küstenländern und Inseln des Stillen Okeans (Atlas und Text). 1844.
   Литература по Камчатке обнимает не одну сотню заглавий, но только что перечисленные книги составляют, по-моему, основу для знакомства с этой страной. С. Крашенинников дает основные географические знания и вводит нас в исчезнувшую уже бытовую обстановку камчадалов; К. Дитмар рядом красочных картин природы привлекает к ее изучению и заставляет намечать маршруты, захватывающие определенные циклы явлений; В. Н. Тюшов поразительно схватил основные камчатские настроения, и вполне понимаешь его только на месте, среди людей, которым он посвятил лучшие свои страницы; К. Богданович положил основание переходу от общегеографических очерков страны к научному ее изучению. Книга Н. В. Слюнина, в противоположность остальным, производит впечатление компилятивной, хотя автор ее был на Камчатке достаточно долго, чтобы внести и собственные свои наблюдения; у него прекрасно изложена история присоединения Камчатки и управления ею, а также глава о промыслах.
   Кроме моих собственных записных книжек были использованы отчасти также и материалы, собранные моими спутниками В. П. Савичем и Л. Г. Раменским.
   Рисунки в тексте (фотографии) 24, 29 и 30 сделаны с негативов Л. Г. Раменского; рисунки 5, 119, 139 -- с негативов Э. К. Безайса; рисунок 66 -- с негатива В. Н. Тюшова; рис. 118 -- 121, 128 -- с негативов Б. В. Перфильева; остальные -- В. П. Савича и мои.
  
   10 мая 1911 г.
  

0x01 graphic

Часть I
ПУТЕШЕСТВИЕ 1908 г.

  

Глава I
ВОЗНИКНОВЕНИЕ, ОРГАНИЗАЦИЯ И СНАРЯЖЕНИЕ БОТАНИЧЕСКОГО ОТДЕЛА ЭКСПЕДИЦИИ. ПУТЬ ДО КАМЧАТКИ

  
   В апреле 1906 г. ко мне обратились с предложением принять участие в организуемой экспедиции для всестороннего исследования Камчатки. Согласно плану организации этой экспедиции, намечалось шесть более или менее самостоятельных отделов: топографический, геологический, ботанический, зоологический, метеорологический и этнографический, с многочисленным научным персоналом (всего предполагалось тогда 24 представителя различных специальностей, врач и фотограф). Цель экспедиции была исключительно научная -- возможно полное и всестороннее описание Камчатки; никакими другими целями экспедиция не задавалась.
   Относительно порученного мне ботанического отдела было решено, что он, кроме прямой своей задачи -- изучения растительности Камчатки и условий ее существования, должен заняться еще агрономическими исследованиями, но свободен от обязательства провести на Камчатке зиму и может ограничиться летними периодами 1908 и 1909 гг. Сообразно этому, я сформировал личный состав своего отдела следующим образом. На место старшего помощника я пригласил Эдуарда Карловича Безайса, который, окончив сельскохозяйственное училище в Горках Могилевской губ., был сначала учителем в Череповце, а затем в течение девяти с лишним лет агрономом тюремного ведомства на Сахалине, где заведовал устройством сельского хозяйства ссыльнопоселенцев. В 1905 г. он, при занятии Сахалина японцами, был взят в плен, по недоразумению приговорен к расстрелу за то, что местное население не давало подвод победителям, затем увезен в Японию. По возвращении в Россию Э. К. Безайс временно оставил службу и поступил в Петербургский университет по агрономической группе наук физико-математического факультета. В 1907 г. он ездил, по моему предложению, на работы по исследованию и описанию растительности побережья Онежского озера и представил подробные отчеты. Благодаря всему этому Э. К. Безайс свободно мог считаться человеком, знакомым как с агрономией, так и с ботаникой и, кроме того, особенно ценным потому, что практически он долго работал в близком по условиям к Камчатке Тымовском округе северного Сахалина.
   На места младших помощников я пригласил своих слушателей по Петербургскому университету, студентов-естественников Леонтия Григорьевича Раменского и Всеволода Павловича Савича. Оба они, по моему предложению, исследовали в течение лета 1907 г. растительность озер и болот Ямбургского уезда, а также берегов Чудского озера и р. Наровы и показали себя хорошими работниками. Еще большее значение имело, однако, то обстоятельство, что оба они много работали в криптогамическом отделении гербария Петербургского ботанического сада над исследованием споровых растений.
   Такой состав позволял распределить работу ботанического отдела следующим образом:
   Комаров -- коллектирование и изучение цветковых растений; метеорологические наблюдения.
   Безайс -- агрономические исследования, изучение почв; вспомогательное коллектирование цветковых.
   Раменский -- исследование болот и озер; коллектирование и изучение мхов и водорослей; вспомогательные метеорологические наблюдения.
   Савич -- коллектирование и изучение споровых, в особенности лишайников; фотография.
   Сверх того, в качестве добровольца я принял в состав отдела моего двоюродного брата, также студента-естественника Петербургского университета Сергея Николаевича Поршнякова, ехавшего на свои собственные средства и предполагавшего производить вспомогательные исследования по зоологии.
   Вместе мы выработали план снаряжения и в течение февраля и марта 1908 г. непрерывно хлопотали над его своевременным изготовлением. Метеорологические инструменты были заказаны мастерской Ф. О. Мюллера, планктонные сетки и аппараты для добывания проб ила и грунта -- Цвиккерту в Киле; палатки, вьючные ящики и сумы, а также капковая складная лодка для перевозки на вьюке -- фирме Кебке и т. д.
   Мы брали с собой 4 фотографических аппарата (2 разм. 9х12; и 2 -- 13х18; объективы Цейса; камеры "Alpine" Фохтлендера и "Globus"), 6 психрометров Фуса, 6 анероидов, 1 ртутный барометр Фортена-Фуса, 1 гипсотермометр, 6 почвенных термометров в эбонитовых трубках (для глубин 0,1 ми 0,8 м), затем термометры -- родниковые системы А. В. Вознесенского, пращи минимальные, 1 глубоководный Негретти и Замбра, гигрометры Лампрехта. Для сушки растений были заготовлены 30 прессов с железными рамками как занимающие меньше места, запас суконок и пр. Для агрономических опытов был взят набор семян полевых и огородных, преимущественно северных (финляндских) сортов, все необходимое для съемки пробных участков, некоторые удобрения и все необходимое для подсчета ценности леса на пробных участках.
   Благодаря ходатайству Русского географического общества, министерство путей сообщения дало нам при обыкновенной плате за билеты II класса отдельный вагон от Петербурга до Владивостока; морское министерство обещало доставить экспедицию из Владивостока в Петропавловск и обратно, насколько это будет осуществимо реально; администрация Приморской области оказала содействие в форме открытых листов; наконец, военное ведомство отпустило бесплатно 80 кавалерийских берданок и соответствующее количество патронов, которые и были впоследствии поделены между пятью отделами экспедиции, частью для вооружения рабочих, частью для раздачи населению в обмен на различные услуги.
   Особенно горячее участие во всех этих хлопотах и переговорах принадлежит Ю. М. Шокальскому, который все время относился к экспедиции так, как если бы она была его личным делом, и чрезвычайно много способствовал ее успеху.
   За несколько дней до отъезда все наличные участники экспедиции собрались у П. П. Семенова-Тян-Шанского, который и напутствовал их речью, указав на большую важность экспедиции как в научном, так и в практическом отношении и на необходимость дружной и согласной работы.
   21 апреля 1908 г. все мы со всем снаряжением тронулись из Петербурга в путь с почтовым поездом Вологодской железной дороги. Предоставленный министром путей сообщения в распоряжение экспедиции вагон вместил, кроме пяти членов ботанического отдела, еще зоологов В. Л. Бианки, П. Ю. Шмидта, А. Н. Державина, гидролога В. Н. Лебедева, препаратора Л. Бэра, геологов С. А. Конради, Е. В. Круга, В. М. Козловского и Н. Г. Келя {* Правильно: Келля. -- Прим. ред., 2008 г.}; двое последних ехали с женами, так что всего составилась компания в 16 человек. Оставшиеся свободными места и часть проходов мы заняли багажом экспедиции, что значительно помогло нам, так как провоз багажа до Владивостока, благодаря высокому тарифу Китайской восточной железной дороги, очень дорог, и ботаническому отделу пришлось за ту часть своего груза, которая была сдана в багаж, уплатить 400 руб. Путь по железной дороге, разумеется, описывать нечего. Во Владивосток мы приехали 11 мая, пробыв в пути 19 суток. По дороге на ст. Тайга к нам присоединился нанятый мною, при любезном содействии проф. П. Н. Крылова в Томске, уроженец г. Сургута на Оби И. Г. Кайдалов, взятый на должность старшего рабочего; он заведовал впоследствии оба года хозяйством ботанического отдела, а первое время на Камчатке был более месяца нашим единственным рабочим на все руки.
   Во Владивостоке мы пробыли всего шесть дней в непрерывных хлопотах по заготовке провианта, оружия, кухонных принадлежностей и различных мелочей, необходимых для путешествия и жизни в необитаемых или малообитаемых странах. Кроме того, заняли много времени выправка бумаг и улаживание переезда на Камчатку.
   За отсутствием в данное время рейсов казенных судов (налицо был только небольшой пароход "Лицун", который мог взять не более шести человек пассажиров), мы должны были ехать на зафрахтованном Добровольным флотом для почтовых рейсов на Камчатку и Анадырь норвежском пароходе "Эйтин" ("Eutin", капитан Langschwager). В 5 час. дня 18 мая "Эйтин" отошел от пристани. Пассажирами были 11 участников нашей экспедиции, Е. И. Жуковский, ехавший также в Петропавловск, где он должен был войти в состав экспедиции переселенческого управления, только что перед тем отправленной на Камчатку, и один японский деятель, основатель Общества северных рыбных промыслов, который в 1907 г. напал с 200 рыбаков на сел. Явино (юго-запад Камчатки), но был взят в плен камчатским ополчением. Морское путешествие с обычным для этого рейса заходом в Хакодате прошло совершенно гладко, без единого шторма. В Хакодате погрузили на палубу два больших японских баркаса из дерева хиноки (Cryptomeria japonica S. Z.), называемых, с японского, кунгасами или фунгасами; кунгасы эти необходимы для выгрузки в неудобных камчатских портах, так как лишь в Петропавловске пароход может подходить к берегу.
   Со времени академика К. И. Максимовича, описавшего Хакодате в 1861 г., порт этот сильно разросся. Одинокая скалистая масса у входа в залив, на внутренней стороне которой, у подножия, амфитеатром раскинулся город, ощетинилась батареями и фортами. Узкая песчаная коса, соединяющая город с о-вом Иезо, бывшая в то время пустынной, теперь вся застроена и прорезана вдоль железной дорогой на г. Саппоро. Ближе к городу на ней расположены обширные лесные склады, так как Хакодате теперь является центром лесной торговли. Благоустроенные леса Иезо дают главную массу всего строительного материала, потребляемого Японией. Самый город сгорел в 1906 г. дотла, теперь еще не вполне отстроился, и унылые места пожарищ режут глаз даже на главной улице. Зеленые склоны, возвышающиеся над городом и украшенные хвойным лесом, не доступны для экскурсий, так как входят в район крепости, но в самом городе есть хороший парк и в нем интересный музей, посвященный морским промыслам. Правее города целый лес мачт рыбачьей флотилии, собирающейся теперь к выходу в море. Хакодате -- центр северной рыбопромышленности; отсюда выходят почти все рыболовные суда, крейсирующие в наших водах. Здесь же закупают снасти, суда, соль и нанимают рабочих и засольщиков, и здесь же осенью продают добрую часть своего улова и наши рыбопромышленники. Кроме того, здесь же помещается крупная банкирская фирма "Демби и Сыновья", специально занятая субсидированием японской рыбопромышленности. Владелец этой фирмы -- натурализовавшийся, женатый на японке американец, и сыновья его, таким образом, наполовину японцы.
   В течение двух дней (22--23 мая) уходили от нас туманные берега о-ва Иезо, затем остались за горизонтом южные Курильские острова, вырисовывался и исчез блестящий выше пояса облаков снеговой вершиной пик Фус на о-ве Парамушире, и снова в ожидании Камчатки все потонуло в темно-синих волнах Тихого океана, озаренных по ночам ярким блеском светящихся бактерий.

0x01 graphic

  

Глава II
ПРЕБЫВАНИЕ В ПЕТРОПАВЛОВСКЕ ВЕСНОЙ 1908 г.

  
   Рано утром 26 мая я впервые увидел восточный берег Камчатки из окна своей каюты на пароходе "Эйтин". Длинная цепь невысоких гор уходила из глаз непрерывной, довольно однообразной полосой и в северном, и в южном направлении. К морю горы эти обрываются стенами отвесных скал или крутыми мысами, с узкими глубокими бухточками между ними и с одинокими скалами, возвышающимися из воды подобно стражам берега. Везде обильные пятна и полосы снега от самого берега и сплошная пелена его на более высоких гребнях и вершинах придают пейзажу почти полярный характер; такими я представлял себе берега фиордов Шпицбергена; здесь же, под 52° сев. шир., на параллели Варшавы и Берлина, и притом в конце мая (старого стиля), можно было надеяться скорее на зеленые, чем на белые берега.
   Такое обилие снега было для меня большой неприятностью, так как указывало на то, что первые ботанические экскурсии будут малоуспешны и что вообще период вегетации здесь крайне короток. Действительно, в бинокль можно было местами разглядеть в глубине бухт более благоприятствуемые склоны с березовым лесом еще без единого листочка. Целый день тянулась перед нами панорама берега, но, кроме стройного конуса Ильинской сопки в самом ее начале, мыса Поворотного и сопки Вилючик перед вечером, все остальное сливалось в ряд безымянных вершин и гребней, так как на карте отыскать что-нибудь, благодаря ее несовершенству, было весьма трудно. Капитан "Эйтина", плавая впервые в этих морях, опасался входить в Авачинскую губу ночью и растянул переход этого дня так, чтобы быть на траверсе входа в нее лишь на рассвете.
   Утром 27 мая мы проснулись перед Воротами (так называется узкий проход, ведущий в Авачинскую губу). Направо на высокой скале возвышались маячные постройки, внизу под ними уходила вдаль белая пена бурунов, и среди нее чернели, как спины каких-то животных, вершины рифов, идущих вдоль подножия стены береговых скал вплоть до Калахтырки.
   На волнах массами качались птицы: топорки (Lunda cirrhata), урилы (Thalassaetus pelagicus) и кайры (Uria arra). Особенно красивы первые, с пестро окрашенными перьями головы и косичкой на затылке, слегка напоминающие попугаев. Кроме того, поражает и масса чаек. Все это пернатое царство гнездится, по-видимому, на вершинах отвесных береговых скал.
   Медленно вошел "Эйтин" в Ворота, и перед нами раскинулась знакомая по описаниям Дитмара панорама: справа -- скалы Три Брата, затем -- Лагерная и Солеваренная бухты (в последней есть теперь постоянное поселение), слева -- огромный утес Бабушкин камень и одноименный ему мыс, за которым уже раскинулась просторная гладь Авачинской губы; вскоре показалась вправо Сигнальная гора, а за ней -- Петропавловск с его уютной небольшой бухточкой.
   "Эйтин" бросил якорь, не входя в гавань, так как капитан не поверил в возможность пройти благополучно через узкий (около 60 саж.) ведущий в нее проход. Теперь мы стояли против створных знаков и маячного домика у устья горной речонки Поганки. Здесь мы имели достаточно времени осмотреться и вынести первое впечатление.
   Справа на NO тянулся длинный и ровный с мягкими очертаниями горный кряж, с кустарниковыми зарослями и группами деревьев, с длинными полосами и пятнами снега, особенно по руслам ручьев, слева невысокий, но сильно скалистый Сигнальный мыс. Прямо впереди узкая песчаная коса ("кошка") с памятником Славы в память отражения в 1854 г. англо-французской эскадры и прислоненными к ней лежащими на боку двумя японскими рыболовными шхунами, конфискованными нашими крейсерами за неправильный лов. За кошкой -- самый городок и деревянная пристань Камчатского торгово-промышленного общества.
   У Сигнального мыса, с внутренней его стороны, -- угольная площадка с сараем ("угольная станция" морского ведомства) и стоящим около нее почтовым пароходом "Тунгус" (так же, как и наш "Эйтин", норвежский пароход, зафрахтованный Добровольным флотом для почтово-пассажирских рейсов на Камчатку). "Тунгус" пришел ранее нас и теперь готовится к рейсу по портам Охотского моря. На горе Сигнальной и идущей далее, как ее продолжение, Никольской горе, отделяющих Петропавловск от простора Авачинской губы, -- редкий березовый лес еще без признаков зелени и у самого мыса по берегу зеленые кусты кедровника. Далеко за Авачинской губой и ближайшими к ней горами ярко блестит на солнце своими снегами стройный конус Вилючинской сопки, а впереди, из-за низкой седловины между ближайшими к Петропавловску Меженной и Петровской горами, выглядывает, довершая картину, снеговая громада Коряцкой сопки.

0x01 graphic

   По волновавшему меня вопросу, не опоздал ли я к весеннему расцвету растительности, видно было, что опасение это напрасно. На зеленевших кое-где среди снега и черной земли лужайках видны были крупные кочанообразные почки чемерицы (Veratrum album L.), только что вышедшие из земли. Очевидно, налицо могли быть лишь первые весенние цветы.
   Вскоре прибыла лодка с берега. Приехали начальник уезда С. М. Лех, помощник его К. Д. Логиновский и доктор В. Н. Тюшов, автор книги "По западному берегу Камчатки". После обычных формальностей мы получили разрешение съехать на берег.
   Первые впечатления от Петропавловска как отправного пункта для экспедиции были совершенно безотрадны. В городе не оказалось свободных помещений, которые можно было бы нанять. Маленькие домики обывателей очень тесны; те из них, которые более или менее свободны, все наперечет, и теперь они были заняты приехавшими ранее нас членами переселенческой экспедиции и другими лицами. Камчатское торгово-промышленное общество (кратко именуемое по всей Камчатке "Компания") относится вообще с большой предупредительностью и гостеприимством к путешественникам, но теперь большой свободный дом его был предоставлен военному губернатору Приморской области В. Е. Флугу с его спутниками. Губернатор пожелал лично ознакомиться с Камчаткой, но так как никаких правильных сообщений в этой стране нет, то он, съездивши на "Тунгусе" в Тигиль, теперь ожидал новой оказии для какого-либо нового рейса, и предполагалось, что дом останется за ним до конца июня. Оставался еще временно свободный небольшой дом у западного конца главной улицы, предназначенный для одного из семейных приказчиков "Компании", которого пока не было. Его предложили зоологическому отделу экспедиции, и П. Ю. Шмидт уже от себя любезно разрешил мне занять в нем две комнатки, если я не найду ничего лучшего. В. Н. Тюшов приютил у себя Е. В. Круга и С. А. Конради. Наконец, в здании городского училища нам уступали помещение, но только с 10 июня. Я воспользовался предложением П. Ю. Шмидта для своих помощников, а для работы, при помощи К. Д. Логиновского, нанял поденно домик, назначенный для помещения упрощенного городского управления Петропавловска и еще не вполне достроенный, без печи. Это был очень небольшой и совершенно пустой внутри домик в одну комнатку, без сеней; около него было пустое место, где можно было поставить палатки. Теперь я мог вернуться на пароход и приступить к выгрузке.
   По другому животрепещущему вопросу, можно ли достать лошадей и проводников, оказалось еще хуже. Общий отзыв был тот, что лошадей крайне мало и цена на них неимоверно высока (100--300 руб.). Что же касается до местных жителей, то в рабочие они совсем не идут, а в проводники, пожалуй, пойдет Петр Карякин, так как он уже хаживал, а теперь у него умерла чахоткой жена, и дома ему делать нечего, но платить ему надо по 10 руб. в день.
   Ночь на 28 мая мы провели на пароходе, утром продолжали подыскивать помещение, а днем выгрузились. Груз наш был под везен на кунгасе к пристани, где нам удалось найти несколько человек, согласившихся перенести его к городскому домику. Это были рабочие, ушедшие от одного рыбопромышленника и временно бивуакировавшие прямо на берегу.
   У домика мы разбили три палатки и стали разбирать наш груз. Прежде всего я поторопился выдать участникам ботанического отдела их научное снаряжение, чтобы не было остановки с началом экскурсий в окрестностях Петропавловска; затем выдал И. Кайдалову все необходимое для кухни и поручил ему купить дров и провизии и приняться за варку пищи, так как с этого дня мы должны были столоваться уже по-походному. Товарищи мои, Безайс, Савич и Раменский, поместились в доме Компании, а я и Поршняков устроились в палатках.
   К вечеру были временно установлены важнейшие метеорологические инструменты, а в 9 час. записаны первые наблюдения.
   К. Д. Логиновский, желая познакомить меня с условиями предстоящей работы, пригласил в управление, где мы с ним беседовали, проходившего мимо В. П. Карякина, уроженца Петропавловска, живущего теперь в Милькове в качестве приказчика торгового дома Чурин и К°. Карякин сообщил, что свободные лошади есть только в самой глубине Камчатки, а именно в Толбачике и Козыревске, и нанять их можно только на месте. Мильковские лошади заняты все лето перевозкой товаров из Петропавловска в Мильково; берут за это от 5 до 8 руб. с пуда, что составляет при шести пудах груза (преимущественно муки) и двухнедельном рейсе более 200 руб. заработка в лето на каждую лошадь, причем лошади все время поездки идут на подножном корме. Во всех же остальных местах лошадей ничтожное количество, и нанимать их можно только от деревни до деревни по тракту. Мильково, по его словам, богаче и лучше обставлено, чем Петропавловск, -- кругом хороший строевой лес, обширные сенокосы и выпасы, обилие рыбы, дичи и пушнины. Посевы ячменя, единственного хлебного злака, несколько привившегося на Камчатке, теперь брошены. Сохранились они только в Ключевском селении, где условия им более благоприятствуют. Вообще посевы эти явно невыгодны для населения и, отрывая его от заготовки на зиму рыбы, нередко бывали причиной голодовок. Континентальность климата в долине Камчатки сравнительно с Петропавловском, ранняя весна и более жаркое и сухое лето, а также бесснежная зима с сильными сухими морозами были хорошо подмечены Карякиным.
   В ближайшие дни я окончательно выяснил наше положение, совершенно исключавшее возможность правильного караванного движения в глубь страны.
   С помощью В. Н. Тюшова удалось наметить следующий план работ на первое лето, исходя прежде всего из их исполнимости. Экскурсии вокруг Петропавловска до первой возможности переехать через Авачинскую губу в Тарьинскую бухту. Затем перебраться в долину р. Паратунки, столь заманчиво описанную Дитмаром, и возможно подробнее изучить ее. Затем искать случая пробраться, насколько удастся далеко, на запад, в сторону Большерецка, и везде, где только представится малейшая возможность, делать боковые экскурсии, особенно в южном направлении.
   29 мая, после утренних метеорологических наблюдений, я отправился осматривать ближайшую к нам Никольскую гору. Гора эта заповедная; на ней в память событий 1854 г. (нападение англофранцузской эскадры в Крымскую войну) запрещено рубить деревья. Она не велика, к морю обрывается почти отвесно, к городу более полога и с этой стороны сплошь поросла эрмановской березой и местами ольховником. Почва ее с поверхности (в лесу) одета глубоким слоем вулканического песка, на котором лежит слой березовых листьев от последнего осеннего листопада; слой песка легко осыпается. Травяная растительность состоит из многолетников, побеги которых пробиваются сквозь слой песка, а корневища спрятаны глубоко в коренной почве; дерна почти нет. Если разбить лесок Никольской горы на ярусы, то получится следующая картина:
   1. Высокоствольный ярус, исключительно из Betula Ermani, деревья которой не достигают здесь у моря полного роста и довольно искривлены.
   2. Заросли высокого и густого ольховника (Alnus Alnobetula), растущие лишь местами.
   3. Также местами группы кедровника (Pinus pumila) и рябинника (Sorbus sambucifolia) и одинокие кустики шиповника (Rosa amblyotis) или, реже, волчника (Daphne kamtchatika) с белыми цветами {* Здесь и иногда далее слово "цветы" употреблено в значении "цветки" (части цветущих растений) -- Прим. ред., 2008 г.}.
   4. Высокие травы и папоротники.
   5. Низкие или прижатые к почве травы. Мхов нет.
   Часть склона, обращенная к внутренней гавани Петропавловска, лишена деревьев и задернована, но также пересыпана вулканическим песком, который здесь все называют "дресвой". Осмотрев лесистый склон Никольской горы, я спустился на перешеек, отделяющий ее от Сигнальной горы, к пороховому погребу, мимо памятника Лаперузу, и оттуда к морскому берегу; невысокий обрыв перешейка к морю сложен толщей наноса, который внутри страны я без колебания назвал бы речным, так как он состоит из иловато-глинистых песков и гальки {В. Н. Тюшов еще ранее обратил внимание на это оригинальное явление и предлагает объяснять его, исходя из того предположения, что Авачинская губа образовалась через затопление большой кальдеры, т. е. размытого кратера опускания, и что когда-то р. Авача могла протекать здесь.}. Со стороны моря обе горы очень богаты утесами и оползнями больших размеров, причем сползание почвы уничтожает дерн нацело. Скалы эти зеленоватого цвета, образованы породой, похожей на хлоритовый сланец. К. И. Богданович относит их происхождение к контакту диабазов и глинистых сланцев (см. "Petermanns Mitteilungen", 1904, 64, в статье К. Bogdanowitsch -- "Geologische Skizze von Kamtschatka"). Они имеют местами почти вертикальную слоистость и богаты белыми кварцевыми прожилками; на скалах всюду красивые подушки дерновин густо зацветающей теперь камнеломки; морской горох, пускающий длинные подземные побеги в трещины скал и развивающий целую сеть плетей, корни которых, пользуясь спайностью породы, слагающей утес, забираются глубоко внутрь камня и способствуют его разрушению; белые подушки сухоребрицы, или крупки (Draba hirta); красивая серебристая полынь с розоватыми цветами; заросли злаков и даже обычного растения приморских песков, высокого Elymus mollis Trin.

0x01 graphic

   У берега под скалами узкая полоса песка, затопляемого приливом, с массой известковых скорлупок морских ежей, морскими звездами и раковинами. Во время прилива здесь пройти нельзя, так как основания скал в воде, а карабкаться по ним слишком трудно.
   За Никольской горой, по направлению к мысу Меженной горы, тянется выравненная по прямой линии низкая песчаная коса, отделяющая от моря глубокую часть бухточки, превращенной, таким образом, в озеро. Коса прикрыта снаружи валом из гравия, середина же ее, совершенно плоская и ровная, задернована; на ней местами небольшие заросли шиповника (Rosa rugosa Thunb.) с примесью жимолости и других растений. Ближе к Никольской горе, вдоль озерного берега, устроено летнее становище для части собак Петропавловска, привязанных здесь к кольям, и амбарчики для сушки и хранения рыбы. Здесь берегу сохнут сети, так как отсюда ездят на ботах в море ловить рыбу. Коса прорезана небольшой речонкой, по которой стекает излишек воды из озера (впадают в него два ручья); в отлив она имеет быстрое течение, но во время прилива морские волны идут вверх по ней и проникают в озеро. Последнее очень мелко, соленое, сильно заросшее водяными травами (особенно Ruppia maritima L. ); в протоке валяется по берегам много выброшенных приливом водорослей (Fucus evanescens и др.), указывающих границу отдельных приливных волн. Вдоль по косе проложена тропа, ведущая на Сероглазку и Авачу, и через протоку перекинут утлый мостик для пешеходов и собак с нартами.
   Горы за озером, массивная сланцевая с лавовыми (андезит) покровами вверху Меженная и сланцевые Зеркало и Петровская, еще с большими пятнами и полосами снега и черными пятнами зарослей кедровника, кое-где сохранили остатки березового леса, густо покрывавшего их во времена Эрмана, и большие рощи безлистного {} еще ольховника. По склону Меженной горы среди кустарника уже цвели "кукушкины тамарки" (Trillium obovatum Pursh.), и легко было отличить обе саранки (Lillium avenaceum Fisch, и Fritillaria kamtschateensis Gawl.), игравшие еще так недавно видную роль в камчатском хозяйстве.
   29 мая -- начало циклона; с утра туман заволок все; поднявшись, он перешел в сплошной полог низких туч; заморосило, и вскоре пошел обильный дождь, затянувшийся на весь день; безветрие полное, барометр еще высок (759 мм). 30 мая утром идет снег, хотя минимальный термометр показывает всего --0,1° и вода нигде не замерзла. Снег ложится тонким слоем, частью тут же тает, а на склонах, обращенных на юг и более прогретых, его вовсе не заметно.
   Около 9 час. утра ветер, сопутствуемый крупным дождем, превращается в ураган. Температура за весь этот день не поднимается выше 4°. Ветер очень сильный, шквалистый; отдельные порывы, особенно сильные, срывают крыши; дождь мелкий до 4 час. дня. Часов в 11, когда я был у В. Н. Тюшова, совещаясь с ним относительно плана работ, пришел Э. К. Безайс и сообщил, что ветер приподнял крышу нашего домика, сместил на сторону верхний венец сруба, а дощатый потолок обрушился на наши пожитки; того и гляди, весь дом рухнет. Пришлось, с согласия П. Ю. Шмидта, спешно перебираться в занимаемый им дом Компании, причем для переноски вещей Кайдалов удачно нанял японцев, бивуакировавших на берегу и снятых перед тем нашим охранным судном "Шилкой" с рыболовной шхуны, производившей незаконный лов. С большим трудом разместились мы теперь в небольшой комнате, а частью в кухне, так как около этого дома палатки поставить было негде. В работах я испытывал здесь совершенно невыносимое стеснение, имея в своем распоряжении лишь один угол комнаты.

0x01 graphic

   Метеорологическую станцию мы также перенесли, разместив инструменты в палисаднике при доме. Яма для почвенных термометров на первой стоянке у подошвы Никольской горы показала, что там, под пересыпанным вулканическим песком дерном, залегает буроватая глинистая почва, сильно перемешанная со строительным мусором; глубже она постепенно переходит в россыпь глинистого сланца, обнажающегося приблизительно на глубине 1 м. Новая яма у дома Компании дала 10 см дерна, 10 см ручьевой гальки, 30 см земли со строительным мусором и 30 см мелкозема, богатого перегноем. Галька намыта протекающим за домом ручьем, который бежит с Петровской горы и несколько раз менял свое русло.
   Общее впечатление от Петропавловска -- прежде всего его миниатюрность. И занятая им территория, сжатая между двумя горами, бухтой и озером, и гавань, или "ковш", где три современных судна помещаются уже с трудом, и постройки -- все это крайне невелико. Если бы в стране возникли источники благосостояния для значительного населения, явилась бы отпускная торговля и город стал развиваться, то на теперешнем месте это было бы возможно лишь в крайне ограниченных пределах; кроме того, и запас имеющейся в городе пресной воды из ручьев крайне ничтожен, хотя вода эта и хорошего качества.
   Самый город состоит из главной улицы, тянущейся вдоль подножия кряжа, составляющего продолжение Петровской горы, мимо "ковша", и из перпендикулярных к ней переулков, поднимающихся на незначительное расстояние в гору. Вверху намечена вторая улица, параллельная первой, но домов пока на ней очень мало.
   Сад в городе только один (из тополей) -- при доме начальника, построенном при восстановлении Петропавловска после разорения его в 1855 г. англо-французской эскадрой, на месте дома губернатора В. И. Завойко {* Правильные инициалы Завойко: В. С. -- Прим. ред., 2008 г.}. Есть еще палисадник при новом соборе, также небольшом, деревянном, в стиле деревенских церквей. Из домов выделяются только два дома Компании: "нижний" и "верхний" (т. е. находящиеся на Главной и Верхней улицах), училище и дом, где помещаются казенная аптека, амбулатория и квартиры медицинского персонала.
   В палисадниках, которые имеются лишь у немногих домов, кое-где тополя, береза, черемуха, бузина, смородина и крыжовник. Огороды еще не засеяны и лишь частью вскопаны; ожидают конца заморозков, который совпадает обычно с 10 июня.
   Соленое озеро, находящееся у северного конца города, которое Дитмар называет в своей книге Верхним, а жители зовут теперь Култучным, как я уже упоминал, мелко и является плодом многолетней работы зимних прибоев и штормов, насыпавших "кошку" между мысами Никольской и Меженной гор и отрезавших от моря узкую и глубокую бухточку. Оно имеет форму, близкую к форме треугольника, образованного подножиями гор Меженной и Петровской и кошкой. Наиболее неправильной, сильно вогнутой является линия, соответствующая подножию Петровской горы. Противоположная морю вершина треугольника вытянута в узкий залив -- "култук". Озеро довольно засорено, дно его покрыто густым слоем ила. По берегам, особенно у подошвы Петровской горы, у самой воды, все еще (31 мая) лежат большие, мощные сугробы снега, завалившие, между прочим, и проложенную здесь тропу, ведущую далее как на Калахтырку, так и на Завойку, т. е. представляющую собою начало главного Камчатского тракта.
   Склоны Петровской горы, да и всех других, кроме заповедной Никольской, уже совершенно очищены жителями от леса и одеты преимущественно густыми зарослями ольховника или столь же густыми, но менее обширными зарослями рябинника; повыше есть и темно-зеленые пятна кедровника; среди кустарника немало полянок, часто пересыпанных вулканическим песком и поросших где княженикой (Rubus arcticus L.), где злаками, особенно вейником (Calamagrostis Langsdorfii). Нередки выходы глинистого сланца, украшенные папоротниками.

0x01 graphic

   В култук озера впадает небольшой ручей, протекающий среди болотистого тальвега. Склоны, сходящиеся к нему со стороны Петровской и Меженной гор, пологи и одеты или редким кустарником с молодыми березками, или луговой порослью. Кустарниковые заросли из видов ивы и редкий луговой покров сильно пересыпаны вулканическим песком, или, по-местному, дресвой, выпавшей почти во всей южной Камчатке 17 марта 1907 г. Глубже эта долина замыкается как раз против моря пирамидальной, очень правильной горой, называемой Зеркалом. Это название придается в Камчатке многим горам подобной формы, но близ каждого селения только одна гора называется Зеркалом. На середине описываемой долины переселенческая экспедиция заложила опытное поле, и действительно, здесь хорошая защита от ветра и долина открыта на SW, сверх того, на этом месте многие десятки лет проходила проезжая дорога, и почва была сравнительно сильно удобрена.
   Пологий перевал между Зеркалом и Меженной горой, по которому идет тропа на Завойку и далее в глубь страны, открывает вид на Коряцкую и часть Авачинской сопки. Между Зеркалом и Петровской горой другой пологий перевал приютил тропу, идущую на Калахтырку и к летнему поселению на р. Налочевой. За первым перевалом -- небольшой пологий спуск к ручью, текущему среди луга канавой, но довольно многоводному. Это -- Малая речка петропавловцев, составляющая западный исток Калахтырки. От нее подъем с еще более толстым и свежим слоем дресвы ведет на гору, отделяющую долину второго истока Калахтырки. Вправо видна низменная широкая (более версты) Калахтырская долина, обрамленная кустарниковыми зарослями и занятая частью осоковой, частью моховой тундрой. Вдали она замыкается водами Калахтырского озера. Гребень горы далее уже одет рощами эрмановой березы, которых чем далее, тем больше, и открывает великолепный вид на кажущиеся очень близкими вулканические вершины Коряцкую, Авачинскую и Козельскую и седловины между ними. Сзади открывается вид на Авачинскую губу и Вилючинскую сопку. Правее белого конуса последней виден также и плоский купол Мутновской сопки. Асачи, о которой говорит Дитмар, совершенно не видно, и я думаю, что он под именем последней подразумевал именно Мутновскую, когда говорил, что видел из Петропавловска Асачу и ее извержения.
   Все дальние хребты (более высокие) сплошь одеты еще снегом, на ближних сохранились только отдельные снеговые пятна. По направлению к вулканам заметны еще четыре хребтика, разделенных долинами и одетых березняком и зарослями ольховника. Значительных болот нигде не видно. В хорошую погоду Коряцкая сопка видна и из Петропавловска, но по большей части или вся она, или хоть вершина ее закрыта облаками. Зато с вершины Петровской горы, прямо над северной окраиной города, все три сопки видны прекрасно, так же как и Калахтырская долина и все хребтики, отделяющие ее от подножия Авачинской сопки; оттуда же хорошо видна и вся гладь Авачинской губы с низменностью у устьев рек Авачи и Паратунки, Тарьинской бухтой и выходом в океан. Окрестный пейзаж сильно отличается от того, который можно себе представить по литературным данным (Киттлиц, Дитмар): рощи березы мелки, зонтичных мало и они не высоки, главное же то, что вместо роскошного травяного покрова всюду земля покрыта плотным слоем дресвы, сквозь который пробиваются редкие, как на дюне или на сухой степи, стебли трав и одинокие дерновины; местами дерн гуще, но все же дресва есть и тут. Корневища и клубни сидят необычно глубоко, и выкапывать их трудно.
   1 июня мы с Э. К. Безайсом и Л. Г. Раменским произвели пробную нивелировку, избрав для этого "кошку" Култучного озера. Уровень воды в озере оказался всего на 0,22 саж. выше среднего уровня воды в море.
   В сильные штормы валы перекатываются в озеро, и оно становится снова частью залива. Теперь кошка растет вширь со стороны озера, где во многих местах к ней прилегают полузалитые водой отмели, покрытые уже травой, особенно у стока и от него к Меженной горе.
   Вода в море у берега и на поверхности в 12 час. дня 2 июня имела 9,5°, тогда как в озере она нагревалась уже до 13,5°.
   По мягкому низовому склону Меженной горы рассеяны жалкие остатки березняка; к морю этот склон обрывается стеной сланцевых скал и глинистых оползней. Последние деятельны, и часто деревья валятся с камнями и глыбами глинистой почвы и падают в море. У подножия стены пробивается несколько ключей, водой из которых запасаются проезжающие мимо на батах люди, идущие из Авачи в Петропавловск или обратно.
   На камнях в черте отлива массами залегают у подножия Меженного мыса заросли Fucus evanescens и морские желуди (животное Baianus). Пузыри Fucus с шумом лопаются под ногами. За мысом открывается красивым правильным полукругом бухта, на берегу которой, ближе к мысу, расположена Сероглазка, заселенная в 1853 г. казаками, выписанными губернатором В. И. Завойко {* Правильные инициалы Завойко: В. С. -- Прим. ред., 2008 г.} из Гижиги. Здесь бросается в глаза благоустроенное, сравнительно с Петропавловском, собачье хозяйство, частью на земляном мыске за деревней, который весь изрыт норами, частью на небольшой кошке внизу, у устья маленькой речки, рядом с балаганами и вешалами для хранения и сушки рыбы.
   За Сероглазкинской бухтой тропа, ведущая на Авачу, пересекает еще широкий мыс, поросший довольно старым, хотя и разреженным вырубкою березовым лесом. Здесь эрмановская береза крупных размеров, с кустами ольховника и кедровника у подножия. Далее уже типичный пейзаж паркового ландшафта. С самого мыса хорошо видна низкая и плоская дельта р. Авачи, за которой поднимается зубчатый хребет, весь в снегу. Хребет этот я далее буду называть Быстринским, по р. Быстрой, притоку р. Паратунки, так как река эта отделяет его от других хребтов, идущих на юг, к Мутновской сопке.
   В противоположную Сероглазке сторону от Петропавловска продолжение главной его улицы, идя по склону горы вдоль морского берега, упирается в кладбище, за которым сейчас же спуск в долину р. Поганки, к зданию маяка. Верхняя часть долины Поганки раскинулась амфитеатром склонов, густо поросших молодым березняком и ольховником с пятнами кедровника и таволожника (Spiraea betulifolia Pall.). Везде масса дресвы. Очень нередки полянки со сплошной зарослью черемши (Allium victoriale L.), которую здесь, как и на всем почти пространстве Сибири, солят впрок. Самая Поганка, составляющаяся из нескольких ручьев, маловодная и очень быстрая речка, повыше тесно обрамлена ольховником, пониже -- ивами. В тальвеге ее, близ устья, глубокие ямы шурфов, выбитых инженером Симоновым на золото лет 5--6 тому назад. У моря опять песчаная коса (кошка), далее стены скал с ярко-белыми кварцевыми прожилками, и в одном месте темно-синее пятно смоляной медной руды. Среди крутого, местами даже отвесного берегового склона между скалами и повыше их часты оползни. Далее -- маленькая речка Гремучка, опять-таки обросшая ольховниками и кедровниками, и за ней высокий мыс, с которого хорошо виден густо покрытый снегом Быстринский хребет. Одна из вершин его хорошо выделяется, достигая на глаз приблизительно 5000 фут. Это, по-видимому, гора Вацкажац, хорошо видная из Начики.
   Горы южнее Тарьинской бухты также в снегу, и местами отчетливо выделяются слоистые толщи последнего. Вилючик с видимого основания своего весь в снегу. Он кажется раза в два выше, чем стоящая за ним вправо и более удаленная Мутновская сопка.
   Единственный пароход на рейде (1 июня) -- японский крейсер "Конго", наблюдающий за рыбными промыслами; теперь он медленно движется на середине Авачинской губы, делая промеры. В чужих водах этого не полагается, но помешать некому, так как наших судов нет. "Шилка" ушла на север, а "Маньчжур" еще не пришел из Владивостока. "Конго" -- небольшой старый крейсер, с большой парусностью и слабо вооружен; это скорее учебное судно, чем крейсер.
   За мысом открывается вход в узкую и длинную Раковую бухту, узким языком вдающуюся в материк. На дальнем конце ее колония для прокаженных, недавно перенесенная сюда из находившегося в долине р. Паратунки и затем упраздненного сел. Николаевского (во времена Дитмара колония эта находилась у Дальнего озера, где теперь рыбалка паратунских жителей).
   4 июня наши зоологи сели на транспорт "Лицун", который должен высадить их 6-го в Усть-Камчатске; с ними уехал и Э. К. Безайс, которому я поручил тщательно обследовать остатки земледелия, сохранившиеся, как уже было сказано, только в Ключевском селении. Кроме того, он должен был осмотреть и всю прилегающую местность, чтобы вывести условия, необходимые для восстановления и развития земледелия в будущем. Я просил его вернуться обратно осенью через долину Камчатки и собрать возможно более сведений как об ее природе, так и об огородной и вообще хозяйственной деятельности населения. Вместе с тем Э. К. Безайс должен был всюду, как он уже начал в Петропавловске, раздавать жителям огородные семена, с обязательством сообщить затем о результатах посева. Могу теперь же сказать, что семена эти разбирались нарасхват.
   5 июня и мы оставили Петропавловск.
  

Глава III

ТАРЬИНСКАЯ БУХТА И БЛИЖНЕЕ ОЗЕРО

  
   Проработав почти всю ночь над упаковкой и распределением нашего экспедиционного имущества, мы к часу дня 5 июня готовы были выступить из Петропавловска. План пути, выработанный главным образом при содействии В. Н. Тюшова, был таков: 1) переплыть через Авачинскую губу в Тарью; 2) высадиться на берег у подпругинских сарайчиков; 3) переселиться на Дальнее озеро; 4) переплыть по нему вдоль до Паратунского летовья; 5) переехать в сел. Паратунские ключи; 6) оттуда вниз по р. Паратунке спуститься в сел. Микижина (иначе Микижу), повыше устья главного левого притока Паратунки р. Быстрой, отсутствующей на карте Богдановича; 7) из Микижиной вверх по р. Быстрой перейти через трудный, без тропы, перевал, за которым лежит Большое Начикинское озеро; отсюда через Начику пройти в Завойку и обследовать Коряцкую и Авачинскую сопки и долину р. Налочевой, где большие горячие ключи, и 8) вернуться в Петропавловск около 15 сентября. План был хотя и скромный по числу верст, которые предстояло сделать, но очень интересный по разнообразию местных особенностей. Оставалось только изыскать средства передвижения. В Петропавловске их не было вовсе, из окрестных же поселений наибольшим количеством лошадей обладало, как говорили, сел. Паратунские ключи, лежащие в стороне от тракта, почему его редко беспокоят требованием дорожной повинности, или, по-местному, "каюры". В. Н. Тюшов полагал, что паратунцы охотно доставят нас от берега Тарьи до своего селения и от последнего до Начики: "Все равно их лошади все лето ходят по лесу и ничего не делают, только дичают". В опытных проводниках там тоже нет недостатка.
   Ко дню отъезда число наше пополнилось еще двумя лицами. Нанят был один рабочий, Варфоломей Пустовит, молодой человек, уроженец Киевской губ., пришедший на Дальний Восток переселенческим ходоком; и кроме того, В. Н. Тюшов убедил, хотя и с трудом, поехать с нами в качестве проводника Спиридона Атласова из Сероглазки.
   Переезд через залив на берег Тарьи был возможен 5 июня благодаря тому, что управляющий делами Камчатского торгово-промышленного общества В. К. Вильдеман любезно согласился доставить наш груз на большом кунгасе, буксируемом паровым катером, а самих нас -- на лодке за кунгасом.
   Перед началом работы я, насколько мог, выделил Л. Г. Раменского, снабдив его двумя анероидами, двумя психрометрами, глубоководным термометром Negretti-Zambra, термометрами-пращами, родниковыми и минимальными, буссолью, нивелиром Вагнера, эклиметром, драгой, планктонными сетками, торфяным буром, приборами для собирания ила и грунта со дна водоемов, двумя фотографическими камерами (9x12 и 13x18) и надлежащей посудой. Кроме того, от К. Д. Логиновского он получил в пользование легкую казенную шлюпку, а от меня -- единственного пока рабочего, которого удалось нанять в Петропавловске, В. Пустовита. Л. Г. Раменский собирался главное свое внимание отдать изучению водных бассейнов, которых так много в районе Авачинской губы.
   Мы переехали эту последнюю в чудную погоду, следуя целым караваном: впереди -- паровой катер, за ним кунгас с грузом, затем гуськом три лодки. Я ехал в лодке с С. Н. Поршняковым, геологом С. А. Конради, направлявшимся в Паратунку на один-два дня в поисках за лошадьми, Г. Т. Подпругиным и двумя членами Приамурского военно-окружного суда Б. А. Ренгартеном и М. С. Латернером. Г. Т. Подпругин -- одна из достопримечательностей Петропавловска и Камчатки вообще. Он переселился сюда еще при Завойко, около 1850 г., был участником обороны Петропавловска в 1854 г., основал значительное торговое дело и славился долгое время как выдающийся охотник на медведей. Мне говорили, что он первый пустил в ход магазинные карабины Винчестера. У него полное хозяйство в Паратунских ключах и торговый склад в гавани; каждую зиму Подпругин совершает торговое путешествие в глубь страны ради скупки мехов. Об его оборотистости и умении зашибить деньгу ходят в Петропавловске многочисленные анекдоты. Теперь, по-видимому, он пригласил Б. А. Ренгартена и М. С. Латернера к себе в Паратунку покупаться в ключах. Последнее составляет обязательный номер для лиц, приезжающих в Петропавловск; без этого знакомство с последним считается неполным.
   M. С. Латернер за несколько дней до нашего прибытия в Камчатку вышел на "Шилке" на Анадырь {М. С. Латернер, художник-любитель, пробирался на мыс Дежнева для эскизов к проектируемому во Владивостоке памятнику казаку-мореплавателю С. Дежневу.}, но несколько севернее Камчатского мыса встретились льды, которые, внезапно надвинувшись, протаранили пробоину в носовой части и сорвали руль; попытки заменить последний домашними средствами не имели успеха, и войти в Ворота Авачинской губы сделалось крайне трудно, так что "Шилка" несколько раз невольно миновала их, хотя в конце концов все-таки преодолела все затруднения и достигла Петропавловска без посторонней помощи.
   Во время переезда перед нами последовательно развертывалась панорама окрестностей. Особенно выделялся Быстринский хребет, протянувшийся от р. Авачи до Начикинского озера. На ярком летнем солнце снега его отливали всеми красками радуги. Показалась вправо огромная одинокая скала, как бы оторванная от соседнего скалистого мыса, -- это мыс и камень Козак. Скрылась вправо же низкая лайда устьев Авачи и Паратунки, а слева длинный, невысокий, хотя и гористый мыс Артушкин открыл вход в Тарьинскую бухту.
   Согласно исследованиям Дитмара и Богдановича, мы должны рассматривать Тарьинскую бухту как остаток большого провального кратера, размытого водой ("кальдера") и залитого затем волнами моря. Последний остаток вулканической деятельности в нем -- это маленький лавовый островок Хлебалкин, расположенный почти прямо против входа, у Сельдевой бухточки, на берегу которой еще стоят здания консервного завода Компании, брошенного из-за невыгодности самого дела. Горы, окружающие Тарьинскую бухту и образованные вулканическими породами (андезитом, базальтом и пр.), могут быть хотя бы отчасти рассматриваемы как отдельные зубцы разрушенного кратерного кольца.
   Мы высадились у начала тропы, ведущей к Ближнему озеру (а не против Дальнего, как следовало по нашему плану, так как не мы направляли паровой катер, а он нас). Кунгас не мог из-за прибоя подойти к берегу, и пришлось перевозить груз на маленькой лодке. После выгрузки паровой катер вернулся в Петропавловск, Подпругин с членами военно-окружного суда и С. А. Конради ушли в Паратунку, а мы разбили лагерь за береговым валом у землянки и начала тропы. Палатки мы поставили у внутренней подошвы берегового песчаного вала -- там, где его откос спускается к небольшому, узкому, но длинному луговому болотцу. Если здесь стать лицом к суше, то направо идут невысокие горы с мягкими очертаниями, сходящиеся к горе Кихчик, сторожащей устья Паратунки и заканчивающейся мысом Козак. Прямо перед собой видишь долину Ближнего озера, полевее высится сопка Ближнего озера -- один из предполагаемых зубцов древнего кратера, затем глубокое понижение долины Дальнего озера, а еще левее -- большой массив Колдуновской сопки Дитмара, или, проще, сопки Дальнего озера. Еще далее - Сельдевая бухточка, окруженная невысокими горами, и далее до океана -- все горы вплоть до Ягодной бухты.

0x01 graphic

   У стоянки я прежде всего занялся установкой термометров. Ямка, выкопанная для почвенных термометров на смычке берегового вала с болотцем, прорезала черный болотный перегной с примесью песка и корней трав. На глубине всего 0,6 м она уперлась в сплошной слой крупного песка. Хотя для ямы было выбрано совершенно сухое на глаз место, однако почвенная вода сильно ее заливала. Никаких следов почвенной мерзлоты ни здесь, ни в других местах весной этого года замечено не было.
   С утра 7 июня мы начали работать систематически. Л. Г. Раменский специально занялся бухтой. В. П. Савич обратил все свое внимание на сбор лишаев и мхов, экскурсируя в сторону камня Козак, по берегу бухты, по горам над ним и в ближайших березняках, а я -- общим обзором береговой полосы. С. В. Атласов отправился в Паратунские ключи разузнать о возможности дальнейшего движения, а Кайдалов взял на себя домашнее хозяйство.
   Две экскурсии до и после часовых метеорологических наблюдений выяснили общую картину окрестностей. Горы Кихчик одиноким массивом с обнажениями андезитов и базальтов (в одном месте типичная мостовая) у берега Тарьи заняли почти всю площадь между Ближним озером, р. Паратункой и морем. Они имеют в общем мягкие очертания, развитой почвенный слой, бедны обнажениями и густо поросли березовыми рощами, зарослями ольховника и лесными лугами, растительность которых еще слабо развита. Скалы на берегу преимущественно светло-серые, с черными кристалликами авгита; очевидно, часто раскалываются, и поверхность их совершенно чистая, свежая.
   От горы Кихчик до мыса Кухта {* Правильно: Кутха. -- Прим. ред., 2008 г.}, которым обрывается к морю отрог Колдуновской сопки, тянется ровной площадью низкий морской берег. Ровный песчаный пляж кнаружи от берегового вала великолепен и совершенно чист; немного выброшенных приливом водорослей, среди которых выделяются крупные темно-бурые окончатые перья Adarum Turneri и яркие багрянки, да прыгающие, как блохи, небольшие ракообразные, ведущие земноводный образ жизни, одни лишь нарушают его пустынность.
   Гребень вала снаружи местами подмыт зимними штормами и имеет иногда вид стенки; на нем густой стеной стоит Elymus, однообразие которого изредка нарушается ярко-зелеными кустиками зонтичного Ligusticum scoticum. Внутренняя сторона вала сплошь поросла Elymus с редкой примесью других трав; только на нижней части ската есть группы шиповника. Далее идет во всю длину вала лотком понижение, занятое частью озерками, густо обрамленными щавелем, сабельником и осоками; местами у подножия вала берега озерков поросли небольшими плакучими ивами. Озер всего три; за ними и связывающей их полосой болота расположена обширная площадь, низкая, но совершенно сухая, поросшая почти сплошь лесом из Betula Ermani, между которой попадаются изредка деревья Crataegus с сильно изогнутыми, корявыми и колючими, еще безлистыми сучьями. На полянах среди этого леса толстым слоем лежит серый вулканический песок, или дресва, попадаются группы стелющегося по земле можжевельника и пробивается редкий травяной покров, причем ветошь всюду еще цела. За лесом этим возвышается Ближняя сопка и расположены оба значительных озера -- Ближнее и Дальнее.
   До Ближнего озера по тропе, огибающей его далее с правой стороны, всего две версты, прямиком -- еще менее. Путь идет сначала по ровному месту, но последние полверсты вьется между невысокими песчаными холмами, густо одетыми лесом. Эти холмы очень заинтересовали меня своей правильностью, и я проследил их на всем протяжении от подошвы гор Кихчик до середины Ближней сопки. Холмы эти образуют довольно широкую седловину, служащую водоразделом Ближнего озера от Тарьинской бухты. Песок, их составляющий, резко отличается от песка, слагающего береговой вал, или от песка, обнажающегося местами на обращенной к морю опушке леса, более крупным зерном и ярко-желтым цветом (он мало перемыт и сильно железист). Среди холмов много котловин очень правильной, где воронкообразной, где овальной формы, иногда с очень крутыми стенками. В одних есть озерки постоянные или только весенние, в других дно сухое; по гребню их очень часты группы ольховника или кедровника, по дну -- заросли осоки и хвоща (Equisetum limosum), а у озерков часто возвышается довольно густая стена ольхи (Alnus hirsuta).
   Эта своеобразная песчаная плотина с ее извилистыми взлобками и замкнутыми котловинами, удерживающими в себе снеговую и дождевую воду, может быть троякого происхождения. Во-первых, можно представить себе, что это полоса дюн, отдалившихся впоследствии от морского берега благодаря образованию перед ними ровной песчаной площади из сглаженных и слившихся вместе береговых валов. Второе предположение то, что это вулканический песок, набросанный некогда сильными извержениями и впоследствии измененный действием воды. Третье предположение, что это остатки древних морен, сохранившихся от того времени, когда Тарья была высоким вулканом и с нее спускались ледники; это последнее предположение представляется мне наиболее вероятным.
   По другую сторону всей этой площади Колдуновская, или Дальняя, сопка обрывается в море скалистым мысом Кутха; близ него за береговым валом лежит еще четвертое, более значительное озерко, солонцеватое, мелкое, очень длинное, вытянутое параллельно морскому берегу. Исток его в море мелок, но обладает сильным течением. Мыс Кутха обрывается в море очень круто красными и черными трахитовыми (по Дитмару) массами; далее опять идет более пологий берег с сильно порубленным уже березняком и начинается Сельдевая бухта. Здесь около завода приютился один крестьянский хутор с ездовыми собаками как единственным домашним животным, и далее избушка сторожа, который караулит завод.
   Завод брошен, так как для него не хватало рыбы, и администрация его была поставлена на слишком широкую ногу, благодаря чему он мог бы окупиться лишь при очень большом производстве. Позднее жители окрестных деревень рассказывали нам, что деятельность завода настолько уменьшила ход рыбы в авачинских водах, что они, опасаясь голода, решили систематически портить компанейские сети и сделали уже несколько удачных попыток, когда завод закрылся и избавил их от дальнейшей конкуренции. Переваливая обратно мыс Кутха, я заметил, что везде на склонах, обращенных к солнцу, береза уже зазеленела, а на более затененных -- все еще сугробы снега и почки на березе вовсе не тронулись. Местами снег сошел, но земля под ним промерзлая с поверх ности; ниже по склонам снеговая вода идет часто прямо по траве, переполнив небольшие русла ручейков. Местами в нижней части склона целые луга, ярко-синие от цветущей хохлатки (Corydalis ambigua) между бледно-желтыми или уже позеленевшими почками чемерицы, шеламайника, зонтичных и крапивы.
   8 июня я с С. В. Атласовым ходил в сел. Паратунские ключи (короче -- в Паратунку, хотя сами жители свое селение называют всегда Ключами), чтобы организовать переезд наш туда из Тарьи. От стоянки мы пересекли площадь березняка наискось, к левому краю Ближней сопки. Так как мой проводник думал, что на Дальнем озере нет лодки, то мы перевалили через прилегающую к озеру часть Ближней сопки все тем же лесом. Снегу на горе уже мало, но растительность только что пробуждается. Спуск среди старых берез по сухим склонам с маленькими лишь ручейками привел нас к плоской правильной луговой террасе над долиной Озерной речки.
   Здесь на террасе левого берега быстрой небольшой речки раскинулась летовка паратунских жителей с балаганами для сушки рыбы, амбарчиками, собачьими становищами и рыболовным запором через речку. Здесь идет только красная рыба, или нерка (Oncorhynchus nerka), мечущая икру в озерах; ход ее уже начался, но еще слабый. Теперь "красная" -- блестящего, серебристого цвета, с ярко-красным мясом; к осени она станет неузнаваемой: снаружи малиново-красной, с ярко-зеленой головой и бледным, дряблым мясом.

0x01 graphic

   Затем путь идет, огибая вправо подножие Ближней сопки, переходит два или три ручья и самую Озерную по мостику, затем пересекает плоский увальчик Ближней сопки среди красивого березняка и через небольшое луговое болотце выходит к мосту через Паратунку. Мост этот, построенный по настоянию одного из начальников Камчатки, именно Хомякова, годен для того, чтобы через него переводить по одной, шагом, вьючных лошадей, но все же производит крайне жалкое впечатление -- в большую воду края его иногда затопляются и середина превращается в островок, хотя его, кажется, еще ни разу не сносило водой.
   Пройдя следующие за мостом ивняки, мы вышли на обширную площадь болотистых лугов с красноватыми пятнами зарослей зацветающей теперь Myrica tomentosa и зеленой порослью вейника (Calamagrostis Langsdorfii) и различных осок, только что еще выбивающихся из земли. Луга эти мы пересекли по прямой линии почти на две версты, пересекли затем по мостику маленькую речку Хайковую, или Ключевую, и вышли на резко выраженную береговую террасу, где расположены Ключи.
   Здесь принял нас староста селения Тюменцев, красивый, высокий и стройный, худощавый человек, с заметной примесью камчадальской крови. За чаем мы приступили к обсуждению условий, на которых жители согласятся перевезти нас из Тарьи сюда. Если бы не было прямого предписания начальства сделать это, то, по всей вероятности, они бы совсем не согласились помочь нам ни на каких условиях. Большинство приглашенных на совещание хозяев всеми силами отклоняло от себя предстоящую работу. Но сам староста и три других хозяина все-таки согласились перевезти нас и обещали через день, т. е. 10 июня, приехать в Тарью с шестью лошадьми и одной маленькой тележкой.
   Назад мы шли через Ближнее озеро. Сейчас же за мостом через Паратунку свернули влево (подошли мы к мосту справа) и стали огибать подножие Ближней сопки, идя тропой среди березняка по краю терраски. У начала Ближнего озера -- еще поселение, но на этот раз постоянное, большой семьи П. Яковлева; и здесь на вытекающей из озерка речке запор для красной рыбы, хотя последней здесь вообще попадается меньше, чем у Дальнего озера. Закончили мы свой путь уже в темноте, обогнув озеро слева, по самому его берегу.
   10 июня мы, действительно, были со всем скарбом перевезены к началу Ближнего озера, так как далее предполагалось ехать водой. Здесь мы опять разбили лагерь и заночевали. Небольшие экскурсии вокруг стоянки показали, что загадочные песчаные гряды (см. стр. 39) вторгаются отчасти и в котловину, занятую озером. От подножия Ближней сопки далеко в озеро вдается как бы искусственно насыпанная, поросшая деревьями коса, отделяющая от вод озера довольно замкнутый залив. С левой (южной) стороны этого залива узкий крутой вал, также похожий на искусственную насыпь, отделяет от вод озера небольшое озерко, которое с вала кажется круглым; оно имеет песчаное дно и чистую воду. Вал этот, чрезвычайно густо обросший кедровником с примесью рябинника и таволожника (Spiraea betulifolia Pall.), переходит далее в песчаный берег с Betula Ermani. Далее, к подножию сопки, густые заросли ольховника сильно затрудняют движение; в них есть еще залежи снега. Подъем на сопку через заросли, медленный и однообразный, приводит к ее гребню, одетому редким березовым лесом и постепенно поднимающемуся к вершине; не доходя последней -- единственное крупное обнажение Ближней сопки, -- большая прямая скала с плитообразной и кубической отдельностью, пестро расцвеченная разнообразными лишайниками. В трещинах ее рос камчатский рододендрон (Rhododendron kamczaticum Pall.) и еще некоторые альпийские растения. Самая вершина -- мягкая, закругленная, с редким березняком доверху. К озеру сопка спускается очень круто (местами есть земляные оползни), и проход этим берегом почти невозможен; противоположный же, северный берег, к которому подходят пологие низкие отроги гор Кихчик, удобен для обхода, и по нему проложена тропинка. В одном месте у NW конца озера, вообще узкого для своей длины (до четырех верст), к берегу подходит небольшая моховая тундра с клюквой, росянкой и пр.; торф легко размывается водой, и большие чистые куски его падают в воду с берегового обрывчика.

0x01 graphic

   Только 11 июня нас перевезли на батах через озеро, и был разбит новый лагерь у хут. Яковлева. Л. Г. Раменский остался с рабочим Варфоломеем на старой стоянке, желая еще поработать с неделю над озером и Тарьинской бухтой. 12 июня весь день сильный дождь, и никого из жителей не видно; наконец утром 13-го они пригнали свои баты к самому запору Яковлева и стали грузить наше добро, чтобы сплавить его в Паратунку и затем по этой последней и по ее левому притоку, Хайковой речке, подняться к своему селению. Когда все было погружено, мы навьючили на себя более хрупкие инструменты и по знакомой мне уже с 8-го числа тропе также тронулись в путь.
  

Глава IV
ПРЕБЫВАНИЕ В ПАРАТУНСКИХ КЛЮЧАХ

  
   Мы прожили в Паратунке с 13 июня до 6 июля, т. е. более трех недель. Это был, так сказать, фундамент моего знакомства с Камчаткой, на основе которого и по сравнению с которым развертывалась впоследствии перед моими глазами картина этой своеобразной страны.
   По соглашению со старостой и другими сельчанами, мы устроили свой лагерь за селением, на правом берегу оврага р. Ключевой, у края высокой террасы, вымытой когда-то р. Паратункой в массивных толщах своеобразной гряды наносов, тянущихся между современной речной долиной и горами, отделяющими ее от долины р. Быстрой {Название реки "Быстрая" повторяется в различных местах Камчатки неоднократно. Поэтому я буду прибавлять к нему еще какое-либо название; так, эту Быструю я буду называть Паратунской, а ту, которая впадает у Большерецка в Большую реку, Большой Быстрой.}.
   План работы у меня был такой: изучив ближайшие окрестности и ознакомившись с населением и средствами передвижения, совершить две-три дальние экскурсии на лошадях и затем перекочевать на другую станцию -- далее в глубь страны. Невозможность правильной продолжительной поездки на местных лошадях выяснилась сейчас же, так как многие жители совершенно не согласились давать нам своих лошадей и получить хотя бы две-три лошади можно было только по постановлению сельского схода. С. Атласов, бывший нашим первым проводником, помогал нам очень мало и заметно тяготился нашим обществом, почему дня через три по приезде в Паратунку отпросился на побывку в родную Сероглазку, проведать больную жену, и более не возвращался. Его место занял Николай Корнилов, молодой парень, в общем достаточно симпатичный и охотно знакомивший нас с окрестностями.
   Паратунская тундра представляет собою совершенно ровное на глаз пространство, окруженное узкой каймой ивняков и замкнутое на N мелким, но чистым озером -- разливом значительной величины. Зеленый осоковый покров ее прорезывают только красные в начале лета (записано 21 июня) полосы зарослей восковницы (Myrica tomentosa), да пятнами блестят окнища. Края тундры всюду мокрее ее середины; ближе к реке идет даже почти сплошная полоса из погруженных на один-полтора фута в воду крупных осок и хвощей. Полоса эта отделена от реки грядой возвышенного благодаря наносам берега, густо заросшего ивняками и ольхой.
   Окнища -- ямы, большие, глубокие, различной формы, часто обрамленные кольцевым валом из торфяного мха; дно их -- вязкое, иловатое, и нередко от воды их сильно пахнет сероводородом. Наиболее характерны большие окнища ниже (по течению реки) тропы, идущей от селения к мосту, на полдороге; их возвышенные края несут густой сфагновый покров с клюквой и др. Возможно, что и вся тундра была ранее моховой, но неоднократное обильное выпадение дресвы из близлежащих вулканов убило сфагнум и создало условия, более благоприятные росту осок, пушицы и пр. И теперь вся тундра пересыпана дресвой 1907 г., вследствие чего стала, по словам паратунцев, заметно суше.
   Река Паратунка выше моста сливается из двух рукавов, между которыми лежит обширный низменный остров. Затем она течет одним рукавом у самого подножия Ближней сопки, проходит через Паратунское озеро, огибает возвышенность, идущую к горе Кихчик, и за ней снова разбивается на рукава, т. е. вступает в область дельты. Паратунская тундра лежит, следовательно, между рекой и террасой левого борта Паратунской долины.
   Рукава р. Паратунки, текущие выше селения, называются правым и левым. Надо, однако, сказать, что географический принцип, повелевающий считать берега и рукава рек правыми или левыми от верховий к устью, не известен жителям, и они называют правым то, что лежит вправо от их селения, и левым то, что находится влево. Правая (по номенклатуре жителей; по обычному обозначению она Левая) Паратунка идет на значительное расстояние вплотную под увалами левого берега и потом резко пересекает тальвег долины, идя на соединение с Левой.
   Общая картина окрестностей Паратунского селения следующая. На W тянется горный хребет, более высокий в южном направлении, где выделяется как ближайшая вершина Зайкин мыс; на N он быстро понижается и сходит на нет у р. Паратунской Быстрой близ ее устья. На О обрамляет долину параллельный первому хребет Бархатной сопки. Затем идет долина Дальнего озера, за которым видна его сопка. Затем -- Ближняя сопка, долина Ближнего озера и горы Кихчик. Между их главной вершиной и мысом Камень Козак идет длинное седло перевала Калаус, за которым лежат тундровое озерко и небольшая морская бухта. В хорошую погоду прямо за Кихчиком встает Коряцкая сопка, по большей части закрытая облаками. Тальвег Паратунской долины занят упомянутым уже озером, тундрой и островом с ивняками и осоковыми лугами, а между тальвегом и западным хребтом от подножия горы Зайкин мыс до устья Быстрой и сел. Микижиной тянется параллельно хребту мягкий и широкий увал, поросший березовым лесом и прорезанный со стороны реки двумя более или менее ярко выраженными террасами и перпендикулярно к ним оврагами ручьев. Яма, выкопанная в грунте увала у нашей стоянки, обнажила под двумя сантиметрами перегноя типичный желтый песок, сначала без камней, но на глубине 1 1/2 м с мелкими камешками.
   Часть оврагов, прорезающих увал, суха; одни из них -- крутые и глубокие, другие -- плоские, широкие, с луговой порослью, и все образованы водами, стекающими с хребта. Ширина увала -- до двух верст, длина -- около восьми; поверхность его холмистая, даже и помимо оврагов. Вдоль подножия хребта ясно заметное лоткообразное углубление с болотистыми луговинами, так что середина увала, параллельная хребту, выше, чем линия их соприкасания.
   Между сел. Ключи и сел. Микижина на поверхности этого увала раскинулись три небольших озера, причем два из них лишены стока, а третье дает начало ручью, текущему в Микижинскую речку. Лес на увале более редок, чем в Тарье, но старых деревьев эрмановской березы в нем больше, чем там. Подлесок очень редок и состоит из небольших групп кедровника, а чаще из шиповника (Rosa amblyotis), жимолости (Lonicera edulis и L. Chamissoi) и рябинника, но его в общем мало. Изредка попадаются деревья ивы (Salix capraea) и белой березы; везде в лесу хороший травяной покров, и лишь местами по гривкам упомянутого уже понижения у хребта раскинуты группы можжевельника, около которого особенно много плауна (Lycopodium alpinum и L. clavatum).
   Самое верхнее из озер, находящихся на спине увала, мелкое, округлой формы, вплотную окружено лесом. Дно его каменисто-песчаное, лишь слегка и не сплошь затянуто илом. По берегу чистое насаждение Betula Ermani и лишь у самой воды немного Alnus hirsuta, кустики таволожника (Spiraea betulifolia Pall.) и смесь болотных и лесных трав, среди которых выделяется лобелия (Lobelia sessilifolia).
   Берега этого озера -- единственное место на увале, да и во всей этой части Паратунской долины, где есть галечник, который является здесь совершенной неожиданностью.
   Второе озерко находится менее чем в версте на NО от первого и ближе к Микижинской тропе, с которой его можно заметить, если уже знаешь о нем. Большая часть его правильной котловины занята торфяником, близким по типу своего развития к Hochmohr немецких авторов, хотя и в слабой степени; середина его заметно выше краев. Самое озеро как бы погружено в торф. Оно овальной формы, с почти отвесными берегами; уровень воды почти равен кромке берегов. Последние сложены чистым торфом и в виде высокого ровного кольца приподняты над тундрочкой, так что если смотреть с опушки окружающего котловину леса, то воды озера не видно, а виден торфяной холм. Дно озера одето толстым слоем ила, глубину которого определить не удалось.
   Третье, более крупное озеро, называемое Микижинским, лежит уже у края увала, обращенного к концу параллельного ему хребта, и имеет изогнутую S-образную форму. Берега его круты, но невысоки; ложе представляет собою как бы расширение речного русла Микижинской речки. С южной стороны у небольшой болотистой дельточки впадающего в нее ручья есть полоса заболачивания, остальные берега спускаются прямо к воде, хотя местами в последней и есть узкая полоса осоковой заросли. Исток озера, в NW углу его, узок и имеет лишь небольшую долинку.
   Весь этот увал и своим своеобразным строением, и песком, из которого он сложен, очень заинтересовал меня. Было ясно, что он образован наносом. Но каким? Паратунка слишком мала и коротка, чтобы дать столь могучие отложения. Может быть, здесь было когда-либо большое озеро, занимавшее всю долину, и река впоследствии вырыла свое ложе в отложениях озерного дна, а часть их сохранилась?
   Я думаю, что разгадку дает нижний конец увала у дер. Микижиной, посещенный и внимательно осмотренный мною 19 июня. Эта часть увала состоит из сложной сети замкнутых котловин различной величины, разделенных высокими насыпными грядами, каких никогда не бывает среди речных и озерных отложений, но которые типичны для всех виденных мной когда-либо моренных отложений. У самой деревни находится большая котловина с озером, обрамленным полосой торфяника. В других котловинах -- луговой покров, а в одной -- ровное моховое болото.
   Долина Паратунки здесь сильно сужена. От края увала до речного берега не более 100--200 саж. (в разных пунктах), а за рекой прямо идет подъем на высоты горной группы Кихчик, одетые почти сплошь густейшим ольховником, среди которого группами или одиночно высятся березы. Тальвег долины достаточно дренирован и порос луговой и поемной растительностью. Берега реки обрамлены широким береговым валом, за которым идет пониженная, частью заболоченная полоса старого русла.
   Остров, лежащий между рукавами Паратунки, был детально осмотрен 20 июня. Середина его занята обширной травяной тундрой. Это -- море светлой зелени крупных осок и вейника, среди которых резко выделяются на более мокрых местах темные полосы хвоща (Equisetum limosum). Всюду легкая примесь торфяного мха. Местами вейник образует большие чистые кочки, между которыми стоит вода. Вообще весной вся эта "тундра", где находятся лучшие сенокосы местных жителей, пропитана водой. Calamagrostis Langsdorfii называется здесь не вейником, а пыреем, и его считают наиболее ценным кормом для скота. Эта большая травяная площадь, по-видимому, соответствует месту, где было некогда большое камчадальское поселение. Крашенинников ("Описание Камчатки" {* Полное название труда С. П. Крашенинникова: "Описание земли Камчатки" -- Прим. ред., 2008 г.}, изд. 2-е, т. I, стр. 49) сообщает, что в 1731 г. жители Паратунской долины имели укрепление на острове по р. Купке, устье которой в пяти верстах к югу от устья р. Авачи. Укрепление это в 1752 г. разорено казаками до основания, а жители побиты.
   Масса тундровых озерков с протоками, гнилые воды которых издают сильный запах сероводорода. По сообщению К. Дитмара (см. его "Поездки и пребывание на Камчатке", стр. 592), здесь есть горячие ключи. Действительно, и теперь жители Паратунки говорят, что на острове есть Горячая речка. Эта "речка" на самом деле представляет собою также средней величины тундровое озерко с зарослями осок и хвоща; из озерка выходит в Левую (западную) Паратунку широкая стоячая протока с теми же растениями. Речка называется горячей, так как снег здесь стаивает уже в марте и тотчас же начинает зеленеть трава. Теперь эта весенняя проталина ничем не обозначена, и растительность на ней нисколько не развитее окружающей. Невольно напрашивается предположение, не обязана ли проталина этой Горячей речки своей более высокой температурой процессам брожения, обильно происходящим и теперь в ее гнилых водах.
   Горячие ключи у селения все выходят по берегам речки, которая выше их называется Ключевой, а ниже -- Хайковой, по имени рыбы, которая нередко в июле заходит сюда. Все ключи можно разделить на два ряда -- верхний и нижний. Верхний ряд расположен у поворота Ключевой, по выходе ее из оврага, прорезывающего увал, на север (т. е. при перемене направления из перпендикулярного долине в направление, параллельное ей). Эти ключи -- все на правом берегу, воды их вливаются в небольшой ручей, впадающий в речку как раз у ее поворота. Часть их под самым увалом, часть -- по другую сторону ручья, у самой тундры. Температура их по родниковому термометру А. В. Вознесенского (с резервуаром для исследуемой воды) такова (детальные измерения произведены 20 июня, в 6 час. вечера, и при повторных измерениях результаты их оставались без изменения):
   В этих ключах жители моют домашнюю утварь, мочат кадки, стирают белье и пр. Более крупные (No 9--12) огорожены, так как в один из них как-то упала корова и затем погибла от ожогов. Растительность по берегам их исключительно сорная. Оригинальная их растительность, вероятно, уничтожена, тем более что скот постоянно пасется по их берегам.
  

0x01 graphic

   1. (У края Паратунской тундры) -- 18 °Ц
   2. -- 24 "
   3. -- 40 "
   4. -- 35,5 "
   5. -- 41,5 "
   6. -- 50 "
   7. -- 48 "
   8. -- 48,5 "
   9. -- 47,5 "
   10. -- 45 "
   11. -- 47,5 °Ц
   12. -- 50,5 "
   13. -- 45,5 "
   14. -- 47,5 "
   15. -- 46,9 "
   16. -- 45,4 "
   17. -- 22,0 "
   (У впадения образуемого стоками ключей теплого ручья в речку с ее очень холодной водой -- 5--8°).
  
   Ключи нижнего ряда все расположены по левому берегу речки, под увалом (склоном террасы), на небольшой нижней террасе, и стоки их сливаются в речку, здесь уже называемую Хайковой. Главный ключ образует значительный теплый пруд, на берегах которого построены две лачужки для раздевания: одна, общая, -- со стороны дороги, другая -- напротив, у дома Г. Т. Подпругина. Здесь по вечерам всегда есть купающиеся, так как ключ этот заменяет жителям бани, которых и нет в селении.
   Температура этих ключей такова:
   1. Главный, или купальный, ключ -- 47,5° у места выхода его из земли и 41,5, отступя два метра, у купальни; та же температура и внутри домика, у купальной лесенки, приделанной к люку в полу.
   2. (у мостика через р. Хайковую) -- 44,3°
   3. -- 41,5°
   4. -- 48,5°
   5. (головной ключ ближе к увалу) -- 50,5°
   6. (маленький ключик у моста через р. Хайковую) -- 49°
  
   Итак, всех ключей я насчитал 23 с температурой от 18 до 50,5° (среднее 42,83°). В жизни деревни они играют большую роль как неистощимый запас горячей воды; кроме того, они привлекают приезжих из Петропавловска (например, офицеров военных судов, лиц администрации и пр.), чем и доставляют более предприимчивым жителям косвенно некоторый доход. Прямо за купание в ключах не платят, но каждому приезжему обязательно подносится подписной лист на нужды церкви.
   Кроме горячих ключей у подножия увала, ниже селения, есть еще несколько ключей с более высокой, по словам жителей, зимней температурой. Наиболее крупным из них является так называемый Молочный ключ (саженях в 100 ниже селения, его температура 11° 18 июня в 2 часа дня и 16° 26 июня в 2 часа дня). Он лежит у самой подошвы увала, на краю лугового выгона, и образует значительный прудок. Почему он называется "молочным", я не знаю. Далее по подошве увала и выше, и ниже селения во многих местах пробиваются ключи, и местность, особенно богатая ими ниже селения, уже близ Паратунского озера, называется Зеленцо, так как там очень рано весной пробивается трава. Все эти ключи невелики и никаких бассейнов не образуют.

0x01 graphic

   Перейду теперь к очерку самого селения. Обстроено оно лишь несколько лет тому назад, когда было признано, что необходимо расселить все население Николаевской. Николаевская основана губернатором В. А. Завойко {* Правильные инициалы Завойко: В. С. -- Прим. ред., 2008 г.} (см. Дитмар, стр. 589) на берегах Паратунки, ниже впадения в нее Паратунской Быстрой, как образцовая земледельческая колония. Колония эта развилась в большое селение, но, к сожалению, рядом с крестьянами было поселено несколько якутов, выписанных из Якутской обл. уже зараженными проказой. Их изолировали, но дома для больных поставили рядом с селением, хотя и в сторонке; хоронили их также рядом, у речного берега, в аллювии, и в половодье река размывала места погребения. Новые заболевания никогда не прекращались, и по временам число их даже усиливалось; одной из причин признали заражение через воду и постановили выселить отсюда всех жителей. Колонию для прокаженных перенесли в глубь Раковой бухты, а здоровое население переселили частью к горячим ключам, частью -- к устью Микижинской речки, где был некогда хутор начальника Камчатки Голенищева. Образовалось сельское общество из двух селений -- Ключи и Микижина, к которым причислен еще хут. П. Яковлева на истоке Ближнего озера и, само собою разумеется, летовка на Дальнем озере. При нас староста В. Тюменцев и писарь П. Подпругин (бывший ученик городского 4-классного училища в Петропавловске) были из Ключей, а кандидат к старосте -- из Микижиной.
   В Ключах имеется часовня, где в большие праздники служат священники из Петропавловска, так как и эти, и другие окружные селения принадлежат к Петропавловскому приходу. При нас жители Ключей достраивали большую, похожую скорее на церковь, новую часовню. Главными мастерами были два плотника, уроженцы Московской губ., заехавшие в Петропавловск на заработки. Однако и жители Ключей чуть ли не поголовно участвовали в постройке и материалами, и рабочими днями. Камень на фундамент (большие сланцевые плиты) возили зимой от подножия Бархатной сопки; лес -- местный: эрмановская береза и тополя с Паратунской Быстрой. Теперь уже расписывали купола, и жители очень гордились постройкой, высказывая надежду, что у них будет самая красивая часовня во всей Камчатке.
   Остальные здания в селении невелики и неказисты снаружи, так как построены из неважного леса, но внутри очень чисты и хорошо обставлены. Зато амбарчики, сделанные из остатков, прямо смешны и похожи скорее на карикатуры, чем на здания. Скот проводит зиму на открытых дворах. Огороды вокруг домов, преимущественно картофельные, очень невелики.
   Самое селение разбито без всякой правильности: каждый селился, где ему понравилось. Три усадьбы разбиты на правом берегу Ключевой, большинство (10 усадеб) раскинулось на речной террасе у левого ее берега, ближе к часовне и горячим ключам, а еще две усадьбы ушли совсем в сторону, на край террасы над Молочным ключом.
   Заготовка рыбы производится до половины июля на Дальнем озере, а позднее -- на небольших заимках, разбросанных по течению реки. Главная заготовка в Ключах -- июньская, пока продолжается ход красной рыбы, причем ловля ее, как показывают прилагаемые рисунки (см. табл. 3), проста до крайности. Такой рыболовный запор, кажется, только здесь и есть.
   Микижинцы должны уже перегораживать реку, что можно сделать лишь после половодья, т. е. нередко в начале или даже около середины июля, и требует большого напряжения от всего населения деревни. Кроме того, в июне по большей части мало дождей и сушка рыбы идет беспрепятственно, причем юкола получается первосортная; в июле больше дождей, рыба сохнет медленнее и чаще загнивает. Все это создает для Ключевских паратунцев особо привилегированное положение. В последнее время, кроме юколы, они стали готовить еще и балыки, для чего устроили примитивные коптильни.
   Другая привилегия, на этот раз уже для обоих селений, та, что они лежат в стороне от тракта и им крайне редко приходится отбывать подводную или, по-местному, каюрную повинность -- едва ли не главное зло в жизни камчатского населения.

0x01 graphic

   На зимние промыслы (главным образом добыча соболя) обитатели Паратунской долины ездят частью в верховье своей реки к Мутновской сопке, частью на Быструю, частью, наконец, на р. Жупанову, уезжая нередко из дому на несколько месяцев. Для таких дальних поездок необходимы склады провизии, так как на нартах много не увезешь, и потому приходится еще заблаговременно ездить на так называемую "осеновку" -- ловить в р. Жупановой рыбу и стрелять медведей, мясо которых подвешивается на ветру и на солнце и складывается в так называемые шайбы (деревянный ящик -- сруб на четырех высоких столбах). Эти поездки и есть главная функция местных лошадей, которых в Ключах всего девять, а в Микижине -- одна.
   Все жители Паратунской долины числятся официально крестьянами и являются потомками выходцев из Европейской России и Сибири; однако частые браки с коренными камчадалами многим из них придали нерусские черты лица.
   На окраине ключей, ближе всех к нашему лагерю, стоял крошечный еще не совсем достроенный домик Кирилла Алексеева. Это еще совсем молодой человек, уроженец Оренбургской губ., в поисках за лучшими условиями жизни (дома он был сельским батраком) забредший на далекую Камчатку. Здесь он сначала вместе с другими пришлыми людьми снарядился в охотничью экспедицию по морю на японском кунгасе. Однако, не умея управляться на море, они дальше бухты у подножия гор Кихчик не уехали; кунгас унесло однажды отливом, и экспедиция расстроилась. Теперь Алексеев приписался к паратунскому обществу и с большим увлечением заготовляет рыбу на зиму, надеясь в октябре обзавестись нартой (несколько собак у него уже есть) и принять участие в охотничьем промысле. При удаче он, очевидно, совершенно войдет в местную жизнь. Впоследствии я убедился, что такой способ обновления камчатского населения является наилучшим из всех возможных, так как единовременное приселение большого числа пришлых людей быстро истощает местные ресурсы и не дает возможности новоприбывшим сколько-нибудь прочно устроиться, а старожилам грозит сильным уменьшением их и без того очень шаткого заработка. Жаль только, что Алексеев -- пока чуть ли не единственный в своем роде переселенец. Другие недавние новоселы, с которыми впоследствии мне приходилось встречаться, не производили такого хорошего впечатления, как он, и более старались приобщиться к торговым операциям или какой-либо службе, не увеличивая собою производительного населения.
   Насколько еще сохранился мир крупных животных около паратунских селений, я мог убедиться сам. 12 июня, идя по береговому лесу, на увале, всего в двух с небольшим верстах от сел. Ключи, я увидел в нескольких шагах от себя рослого северного оленя, а через несколько минут пару гнавшихся за ним медведей. В этом лесу пасется весь скот из селения, и лошади уходят часто верст за шесть; люди также постоянно туда наведываются, но так как на прилегающем хребте медведи живут постоянно, в течение всего лета, защищенные зарослями ольховников, то и появление их близ селения -- вещь нередкая. Коровы часто страдают от них, так как, завидев медведя, стараются принять его на рога; лошади же, которые более полагаются на быстроту своих ног, чем на силу, уходят счастливо.
   Из промысловых рыб в Паратунку входят в последовательном порядке следующие лососевые из рода Oncorhynchus: красная, чавыча, хайко, горбуша, кижуч, и живут в ней гольцы; кроме того, нередко можно наблюдать в светлой воде ручьев массу колюшки. Красная рыба, или нерка, мечет икру в озерах, устраивая в мягком грунте дна род гнезда; поэтому она быстро уходит из реки в стоки озер Ближнего и Дальнего. Здесь-то ее и перехватывают жители заимки Яковлева и Ключевского летовья.
   Чавыча, хайко, горбуша и кижуч идут далее вверх по реке. Чавыча мечет икру в любом месте реки между большими камнями, остальные рыбы идут для этого так далеко вверх по Паратунке и ее притокам, как только могут. Их лов в сильной зависимости от уровня воды в реке. Если половодье держится долго, то устройство запоров и различных ловушек сильно затрудняется и значительная часть рыбы успевает свободно пройти вверх по течению, ускользая от ловцов. Впрочем, необходимость оставлять часть рыбы, чтобы дать ей возможность выметать и оплодотворить икру, прекрасно сознается жителями, и на Ключевском летовье, где запор настолько совершенен, что ни одна рыба не может миновать его, каждое воскресенье запор открывается и рыба беспрепятственно проходит в озеро.

0x01 graphic

  

Глава V
ЭКСКУРСИИ В ПАРАТУНСКОМ РАЙОНЕ

  
   Осмотревшись в окрестностях Ключей, я стал хлопотать о лошадях для более дальних поездок. Староста высказал полную готовность помочь нам, но, при общем нежелании жителей отрываться от работы или давать лошадей без личного своего надзора, мог снабдить нас лишь пятью лошадьми, и не тогда, когда нам было надо, а когда находились лица, согласные дать лошадей.
   Первая поездка была предпринята вверх по р. Паратунке. 22 июня я, Савич и Поршняков, в сопровождении Корнилова, В. Г. Подпругина и еще одного местного крестьянина, жившего в работниках у старосты Тюменцева, с пятью лошадьми выехали, держась увалов, по левому берегу реки. За концом увалов попадаешь в целую систему ручьев, текущих среди густой заросли деревьев ольхи (Alnus hirsuta) и лугов из высокого вейника (Calamagrostis Langsdorfii). Это стекают в реку снеговые воды горы Зайкин мыс. Многие из ручьев промывают себе глубокие канавообразные русла и стекают гремящими водопадиками со случайных уступов. Река Правая Паратунка хорошо выделяется среди окружающего пейзажа плотной лентой обрамляющих ее ивняков. Далее путь наш все ближе подходит к самому подножию Зайкина мыса, где из-под косогора выбивается масса ключей, отчасти скрытых высокой травой. Некоторые из них имеют значительные круглые бассейны с обрывистыми краями. По склонам гор везде непролазные чащи кедровника и ольховника, прерываемые рощами красивых высоких берез. Сток ключей сливается в небольшую речку, называемую Микижей, как и речка у селения того же имени. За ними, немного отклонившись влево от подножия горы, мы выехали на большой сухой луг, украшенный развесистыми деревцами Crataegus (по-местному -- "харем", почему и луг этот называется Харемовой тундрочкой), цветущей жимолостью и бузиной и пышными зарослями черной саранки (Fritillaria kamtschatcensis). За выступом горы открылся Якутский ключ в виде большого ключевого бассейна, с совершенно прозрачной водой. Затем, идя параллельно подножию хребта, мы пересекли последовательно речки Тополовую, Косогорчик и Алешкин ручей и вышли на просторную Алешкину тундру, упоминаемую Дитмаром (стр. 595) как большая россыпь трахитовой гальки, намытой с ближайших гор половодьями. Это почти луг с редкими дерновинами мха (Polytrichum) или группами шикши (Empetrum nigrum), обильно пересыпанный сверху дресвой, образующей местами светлые серые холмики. То, что в данном случае называется тундрой, на самом деле более напоминает сухую степь, так как везде между отдельными дерновинами виден сероватый песок; растительность состоит из разнообразных многолетних трав, ковер которых украшен разбросанными поодиночке кустиками таволожника (Spiraea betulifolia). При ближайшем осмотре оказывается, что Алешкина тундра изборождена следами потоков или речных рукавов, проходивших по ней в направлении от гор к теперешнему руслу Паратунки. Берега этих неглубоких покатых рытвин особенно сухи, и здесь-то растительность особенно ксерофильна. Почва тундры, на глубине около 2 верш., всюду подостлана галькой. Ранее она была мощнее, но охотившийся здесь как-то начальник Камчатки Хомяков, как выразились наши проводники, сжег тундру, причем выгорела и часть почвенного слоя.
   За тундрой идет область ясных проток р. Каримчиной, выходящей справа (с запада) из большого ущелья, глубоко врезывающегося в горы. По протокам этим, по большей части теперь сухим, растут большие (в обхват и более) тополя, группами и в одиночку; большие березы и ивы, вполне уже распустившиеся, прикрывают своею тенью пышные заросли шеламайника (Filipendula kamtschatica), густого и сочного. Часто попадаются еще кучи снега, и растительность около них соответствует все еще раннему периоду пробуждения весны. Еще ближе к реке есть русла, отчасти наполненные водой. Сама Каримчина протекает здесь среди столь густой стены деревьев, что заметить ее можно, только подойдя к ней вплотную. Проводники пугали нас, что Каримчина вброд непереходима, и мы разбили маленький лагерь, не доходя ее, под тополями и тут заночевали.
   На другой день с утра стали искать брода, нашли очень мелкий и поехали к Горячему ключу, упоминаемому Дитмаром и Богдановичем. Ключ этот в долине Паратунки, менее чем в версте выше устья Каримчиной, стекает с полугоры. Гора называется "Горячая гора", невелика, с мягкими очертаниями, лесистая доверху и довольно изолирована, так как с О ее омывает Паратунка, с N Каримчина, с W идет глубокая долина небольшого правого притока Каримчиной, а с S довольно значительный, параллельный Каримчиной приток Паратунки, р. Поперечная.
   Ключ выбивается из камня небольшой, но сильной струей, с температурой 70,8° (по Дитмару в 1854 г. 56 °Р, т. е. 70°), быстро сливается с выбивающимся рядом холодным ключом, после чего температура его падает до 55°. Все русло его промыто до основной здесь трахитовой породы, как бы отполировано и одето обильными пленками водорослей осциллярий. Он течет вниз тонкой бороздой среди зарослей трав и кустарников и долго сохраняет повышенную температуру; даже у подошвы горы температура его еще +19°. Животная жизнь идет в ключе до 35° (моллюски); растительность, развивающаяся под влиянием теплой воды, стеснена зарослями ольховника в узкие береговые ленты, но уже богата оригинальными формами горячих ключей. Здесь единственное место нахождения на Камчатке красивого светло-зеленого южного папоротника (Asplenium incisum Thunb.), распространенного в Японии и Китае и недавно найденного Н. А. Пальчевским на Сахалине.
   Спустившись с горы, я прошел с версту вверх по берегу Паратунки. Она выходит из гор уже значительной рекой с широким галечным руслом и лесистыми островами. Моет берега, вырывает с корнем березы, тополя и часто меняет русло, насколько это позволяет узость долины, стесненной между Бархатной сопкой и Горячей горой, всего до полуверсты. Если смотреть вверх по течению, то кажется, что она почти омывает подножие Вилючика и идет все время прижатой вдоль хребта, соединяющего этот вулкан с Бархатной сопкой. Все эти горы одеты сплошным сугробом снегов, и, двигаясь вверх по Паратунке, мы, очевидно, быстро попали бы с зеленых ковров ее среднего течения в область все еще плохо тающего снега (23 июня), причем и уровень воды в реках еще низок, что ясно указывает на отсутствие сильного таяния в верховьях их.
   Вернувшись на стоянку, я обошел низовья Каримчиной и убедился, что часть грив и сухих проток около нашей стоянки перпендикулярны руслу Каримчиной, а не параллельны ей. Вероятно, они принадлежат старой системе проток Паратунки, причем Каримчина должна была впадать в последнюю у самого выхода ее из ущелья, т. е. у подошвы горы, называемой Бабий камень, потому что когда-то бабы, ходившие на гору за ягодами (голубикой), случайно убили на ней горного барана.

0x01 graphic

   24 июня мы с Поршняковым предприняли восхождение на Бабий камень с юго-восточной его стороны, со стороны Каримчиной. В. П. Савич, который накануне лазил уже на северный уступ этой горы в сопровождении Н. Корнилова, теперь отправился собирать водоросли на горячем ключе.
   Мы перешли Алешкину речку у самого подножия горы. Сначала поднимались по зеленому пологому склону среди зарослей ольховника, между которыми кое-где рассеяны одиночные или стоящие группами березы. Затем склон стал все круче и круче; справа и слева, параллельно ребру, по которому мы шли, еще тянулись по ручьевым широким логам полосы снега. Часть пути мы и сделали по снегу, хотя местами крутизна пути заставляла нас, чтобы не скатиться вниз, делать ножом ямки. Сильное отражение лучей от поверхности смерзшегося снега делало температуру над ним много выше, чем в кустарнике, и сильно обжигало кожу лица. Затем мы выползли на уровень осыпей и каменных ребер, усеянных очень крупными каменными глыбами причудливой формы, так как легкость, с которой рассыпаются светлые вулканические породы (по Дитмару, трахито-андезиты), составляющие гору, поразительна.
   Однако благодаря этим зубчатым скалам, или, по-местному, "кекурам", мы пробились через зону кедровника и вышли на более пологие, уже близкие к вершине склоны с субальпийскими зарослями, где кучи снега и мокрые еще, как губка, альпийские луговины чередовались с группами цветущих приземистых ив (Salix Pallasii) и ярко цветущих рододендронов (Rhododendron chrysanthum).
   На подъеме я невольно обратил внимание на то, что по окраинам снеговых залежей везде можно было видеть живые кусты ольховника, совершенно пригнутые снегом к почве и смерзшиеся с нею; теперь, по мере таяния, они понемногу поднимались и оправлялись, сильно отстав, однако, в развитии от своих более счастливых собратий, росших в стороне.
   Самая вершина Бабьего камня имеет форму широкого, ровного купола с сильно выветрившимися и сглаженными выходами коренной породы. Сзади него глубокая, почти воронкообразная падь, в которой шумит исток речки Косогорчик, стекающий к северному краю Алешкиной тундры. С другой стороны небольшой ручей сбегает в Каримчину, а над ним высится очень большой, похожий на столб утес, которым гора в западном направлении и заканчивается, так как находящаяся за нею седловина вытягивается далее в хребет, отграничивающий с севера долину Каримчиной.
   Правильный, весь белый конус Вилючинской сопки виден с вершины как на ладони, так же как и куполообразная Мутновская сопка. Восточный исток Паратунки, по-видимому, обтекает Вилючик с юга. Каримчина не сразу впадает в Паратунку, но течет некоторое время почти параллельно с ней. Красивая треугольная вершина Бархатной сопки кажется отсюда лишь передним зубцом хребта, идущего от нее к Вилючику и вплоть до него лишенного выдающихся вершин, хотя он и густо еще одет снегом. На самом Вилючике черны только немногие наиболее крутые скалистые гребни, спускающиеся вниз резко заметными извилистыми линиями, остальное сплошь бело. Даже на невысокой Горячей сопке сохранились еще среди деревьев большие пятна снега. Седловина за ней так низка, что сверху гора кажется изолированной, и не знаешь, не из-за нее ли течет речка, впадающая в Каримчину у ее западного подножия. Рукава и острова Паратунки проектируются, как на карте. Хорошо видно также вдали и Ближнее озеро, а под углом к нему и долина Дальнего, вод которого, однако, не видно; весь хребет между долиной Паратунской Быстрой и долиной Авачи кажется опаловым за дымкой паров.
   Вершина Бабьего камня со всеми ее волнистыми уступами одета россыпью и ближе всего подходит к типу сухой альпийской степи или сухой тундры с группами приземистого кедровника; приземистые кустики рододендрона даже как будто вдавлены в густой покров из лишайников кладоний. Собственно Бабьим камнем называется не вся гора, а только восточный столовый уступ ее, так как снизу из долины эта скала заслоняет куполообразную истинную вершину.
   Интересно, до чего здесь раскисают альпийские почвы, образовавшиеся главным образом из измельченной каменной россыпи при таянии снега. Все обнажения этой горы состоят, как и почвы ее, из легкого, местами ноздреватого, легко рассыпающегося на отдельные кристаллики очень светлого камня (андезита).
   Спустились мы часам к 10 вечера, почти так же, как и поднялись, по осыпям и зарослям, иногда переходя на снег.
   На следующий день, 25 июня, мы вернулись в Паратунские ключи, выяснив по дороге еще следующие подробности. Паратунка берет начало частью с Мутновской сопки, частью с Вилючика и, обогнув последний, принимает в себя слева значительный приток Поперечную, затем минует Горячую гору, принимает слева Каримчину и у устья последней отделяет влево же протоку Алешку, в которую затем впадают Косогорчик, Тополовая и Зайка, отчего и образуется так называемая Правая Паратунка, главный рукав этой реки. Правая Паратунка, идя у левого края долины, принимает затем в себя Якутский ключ и верхнюю Микижину, устье которой приходится почти прямо против устья Горячей речки, посещенной мною ранее на острове. Левая Паратунка, текущая у правого края долины, принимает справа, пониже Бархатной сопки, еще другую Тополовую и Быструю, т. е. ту небольшую р. Быструю, которая принимает в себя ранее исток Дальнего озера. Ниже моста и соединения обоих рукавов Паратунка принимает в себя еще сток Ближнего озера, а слева -- Хайковую, нижнюю Микижину и Быструю.
   На Каримчиной есть еще на левом берегу ее, у подножия западной столовой скалы Бабьего камня, горячий песок и ближе него небольшое, но очень глубокое (провальное) озеро, а в верхнем ее течении большой водопад, к которому трудно подойти, так как река в этом месте сжата в узкой трубе из крутых скал.
   Вернувшись в селение, мы застали там Л. Г. Раменского, который, закончив свои экскурсии в Тарьинской бухте и на Ближнем озере, переселился теперь в Ключи и предпринял, как и было условлено, детальное исследование Паратунской тундры с бурением.
   Второй, более значительной экскурсией было восхождение на гору Зайкин мыс, которое мы предприняли с Савичем 28 июня в сопровождении Н. Корнилова. Мы пересекли увал и подошли к подножию горы близ крутой снежной долинки, бороздящей хребет, как раз там, где он переходит в покати Зайкиного мыса. Хребет этот начинается у Микижинского озера небольшой конической вершиной; вначале он покрыт березняком и зарослями ольховника доверху. Местами на его гребне березы стоят поодиночке одна близ другой, как часовые. Подъем на него легок лишь там, где выдающиеся ребра его одеты березняком, так как на более ровных склонах всюду непролазная чаща ольховника. Мы начали подъем именно по такому ребру с березняком и здесь наткнулись на целую заросль одного из немногих своеобразных камчатских растений -- крупную орхидею (Orchis kamtischatica {* Так в источнике переиздания -- Прим. ред., 2008 г.} Lindl.), толстые, густо облиственные стебли которой достигают 1 1/2 арш. в вышину.
   Поднявшись еще до места, где лес стал редеть и близка уже была чаща ольховника, мы спустились в узкую падь на снег, так как по нему идти вверх всего легче. Снег здесь всюду своеобразно изборожден выбоинами и ступеньками и покрыт где черными кучками, где просто слоем или налетом вулканической дресвы еще с марта 1907 г., так что снег этот, вероятно, выпал и слежался ранее этого. Под толщей снега протекает ручей.
   Выбравшись на гребень хребта, мы попали в цветущие заросли золотистого рододендрона (Rhododendron chrysanthum) с примесью красного камчатского рододендрона, а также в заросли голубики и брусники и приземистые группы и заросли альпийского кедровника. Мартовская дресва 1907 г. и здесь причинила страшные опустошения, благодаря чему заросли дали местами лысины, одетые только толстым слоем ее.
   Заросли гребня, по которому мы постепенно поднимались и где прекрасно развит пояс субальпийских кустарников (его здесь можно назвать также поясом слаников {* Здесь и далее слово "сланик" употреблено в значении "стланник" -- Прим. ред., 2008 г.}), чрезвычайно резко делятся на два лагеря. По крутому утесистому склону, обращенному к Паратунке на NO, -- сплошь чистый кедровник, тогда как склон, обращенный к внутренней пади, рассекающей гору на два отрога, воды которых текут уже в р. Паратунскую Быструю, и освещенный с SW, одет вересковыми тундрочками с редкими лишь группами слаников. Местами земля по мелкой каменной осыпи сплошь одета густым ковром плотно прижатых к почве азалей (Loiseleuria procumbens), с обильными ярко-розовыми цветочками, и густыми туфами диапенсии (Diapensia lapponica). Пейзаж интересен еще тем, что сильный дующий здесь ветер колышет заросли кедровника, как поле ржи, и пригибает их к земле.

0x01 graphic

   За этим гребнем открывается обширный амфитеатр с большим снеговым полем и глубокой на середине чашей (жители так и говорят: "чашей"), теперь еще почти доверху наполненной снегом. В амфитеатре летом тундра и невидимое теперь из-за снега озерко; в нижней части амфитеатра пробиваются субальпийские луговины, характерные по смеси чисто альпийских растений с растениями лесного пояса (только травы).

0x01 graphic

   По другую сторону амфитеатра, воды которого сбегают в упомянутую уже глубокую и узкую падь, где мы спугнули парочку игравших медведей, идет новый, гораздо более высокий гребень, очень узкий и доверху заросший кедровником. С его зубцов мы могли на большое расстояние обозреть долину Паратунской Быстрой с расположенными в ней березняками и лугами. Видно и впадающую в долину Быстрой Начикинскую падь, т. е. узкую долину, по которой легко через удобную низкую седловину пробраться в бассейн Большой реки, на берега Начикинского озера. Падь Быстрой имеет на глаз значительно более крутое падение, чем долина Паратунки. Среди последней ниже устья Быстрой видна вдалеке обширная равнина бывшего сел. Николаевского, окруженная кольцом березняков, среди которых пестрят еще луговые тундрочки. Ближе хорошо видно Паратунское озеро и даже маленькие озерки увала. Далее выделяется долина р. Авачи, а за ней густоснежный хребет Коряцкой сопки.
   На самую вершину мы не пошли, занявшись ботаническими сборами и наблюдениями; затем перевалили через гребень амфитеатра и попали в верхнюю часть Широкой пади, бороздящей гору широкой белой лентой от самой вершины до основания. По ее снегу мы и стали спускаться. В пади, на месте, где сливаются два снеговых потока, из двух сливающихся вместе верхних падей образовался большой выпуклый бугор, похожий на ледник с залежами дресвы сверху. По словам жителей, эта часть Широкой пади никогда не обтаивает. Немного пониже, в устье круто падающего слева ручья, попался толстый снеговой мост, одетый мощным слоем дресвы.

0x01 graphic

   Затем мы понемногу оставили область альпийских растений, перешли со снега на груды гальки и дресвы по берегу выбегающей из-под снега речки (один из истоков верхней Микижиной), затем пробились через гряду ольховника и снова вошли в березовый лес, чтобы пересечь увал и вернуться домой. Ветер, очень сильный наверху, почти сдувавший нас с гребня, по словам работавшего внизу на тундре Раменского, там совершенно отсутствовал.
   Одним из интереснейших наблюдений этого дня было открытие на Зайкином мысу ледникового цирка, или каре, т. е. ясного указания на существование здесь некогда ледника; ранее, во время экскурсий на Каримчину, мы уже видели ледниковые терраски у подножия Бархатной сопки и гор выше Зайкина мыса. Форма долины выше устья Каримчиной, образующая так называемый "трог", давала также ясное указание на ложе того ледника, который мог наворотить моренный увал, заканчивающийся так эффектно у Микижиной.
   Третья интересная экскурсия наша была в Сельдевую падь и на гору Трубы, упоминаемую Дитмаром, так как ее видно с конца Дальнего озера. Сначала, 17 июня, в Сельдевую падь ходили Савич и Поршняков с Корниловым. Они с увлечением рассказывали о картинах альпийской природы и сценах из жизни медведей, которых были свидетелями, но тогда снега было еще слишком много, и достаточно цельного впечатления об этой долине они не вынесли. Поэтому 30 июня мы, оставив Раменского заканчивать бурение на тундре, поехали туда опять с тремя проводниками и пятью лошадьми. Прибыль снеговой воды в Паратунке была почти максимальная; даже Хайковая речка вышла из берегов, а через Паратунку мы едва перебрались, так как оба подступа к мосту были затоплены. На летовье мы запаслись в дорогу свежей рыбой и по слабо протоптанной охотничьей тропочке стали огибать с западной стороны Колдуновскую сопку. Тропа эта идет сплошь березовым лесом, в котором теперь появилась масса цветов красивой орхидеи -- Cypripedium Yatabeanum. Путь наш прихотливо извивался между деревьями по косогору, спускающемуся от сопки к руслу речки, также называемой Быстрою. В одном месте он выходит к самому берегу, оставляя вправо глубокий, хотя и с пологими стенками, овраг. Речка идет сплошными порогами, представляя сверху очень красивый вид, особенно там, где руслом ее служит узкий коридор среди пудингообразных лавовых масс. Она всюду почти переходима вброд (если позволяют берега) даже при полной воде. Затем мы оставили долину речки и, продолжая огибать сопку Дальнего озера, повернули через березовый лес влево, все время слегка поднимаясь, и вышли на плоский водораздел, украшенный двумя чашеобразными озерами с синеватой водой и торфяными берегами. Часть этого обширного водораздела занята березняками, часть -- сухой тундрой, которая сильно завалена всхолмленной ветрами дресвой. На тундре пышно цветут длинными, розовыми и белыми, торчащими кверху, как свечи, сережками заросли палласовой ивы (Salix Pallasii). На горных склонах кругом видны хорошо развитые рощи эрмановской березы и заросли ольховников и кедровников, причем последние также сильно пересыпаны дресвой и потому не очень густы уже от самого подножия склонов; между ними много золотистого рододендрона (Rhododendron chrysanthum), верескового Phyllodoce taxifolia и линией. Восточнее тундры идет гряда намывного характера (морена?), разделяющая долину на два параллельных лотка со слабым уклоном, в которых тихо струятся два параллельных истока Сельдевой речки и правильной грядой навалены крупные, слабо обточенные камни.
   Утром на следующий день я пошел вниз по Сельдевой речке; в полуверсте ниже стоянки и упоминаемого выше увала долина сразу сужается и приобретает более крутое падение; справа и слева выступают большие скалы; чащи ольховника преобладают над другими зарослями. У подножия скал масса ключей с t 2--6° в месте выхода из земли. Поминутно встречаются снеговые мосты и значительные снеговые поля, благодаря которым во многих местах растительность еще не проснулась. Я вернулся с середины течения Сельдевой речки, а Савич с Корниловым дошли до устья ее и экскурсировали даже по морскому берегу. Путь по речке для лошадей невозможен, так как тальвега в этой долине почти нет, часты упавшие сверху крупные глыбы скал или подходят к воде осыпи. Вообще долина очень узка, хотя скалистых теснин на ней и нет. Кучи дресвы 1907 г. везде очень значительны; местами они совершенно засыпают одинаково и заросли ольховника, и каменные россыпи и, будучи всхолмлены ветром, напоминают миниатюрные дюны.

0x01 graphic

   Затем я подробно осмотрел оригинальное плато водораздела, на котором оказалось всего пять озер. Озерко, из которого, по-видимому, вытекал правый исток Сельдевой речки до заноса его русла дресвой, -- блюдцеобразное, с довольно крутыми берегами, очень мелкое, но чистое; t воды его 19°. Второе озеро -- продолговатое, вплотную подходит к левому (N) склону долины, тоже мелкое, но глубже первого. Между ними болотистый лоткообразный лог, по которому, в случае особо большой прибыли воды, избыток ее может из второго озера переливаться в первое.
   Третье озерко лежит на середине водораздела, ближе к Быстрой; оно окружено возвышенным кольцеобразным валом из торфа и глубже других; t воды его у берега 17,15° (на глубине двух аршин).
   Наконец, самое большое озеро (t его 19°), окруженное увальчиками того типа, который я считаю признаком моренного происхождения, с крепкими берегами, поросшими эрмановской березой, имеет очень мелкое и ровное дно, по которому ползают черные камчатские саламандры (Salamandrella Dybowskyi); тут же была и икра их с развитыми уже, готовыми к выходу зародышами. Как известно, это единственное земноводное, встречающееся в настоящее время на Камчатке. Пресмыкающиеся же совершенно отсутствуют в ее фауне.
   2 июля мы предприняли поездку на Трубы. От только что упомянутого большого озерка свернули влево и стали подниматься на хребет к югу среди березового леса. Этот хребет обрамляет правый склон Сельдевой пади и обрывается затем в долину Быстрой высоким, крутым склоном. Часто пересекали обширные снеговые полосы, благодаря которым обычная лесная растительность этих мест еще спит или только начинает пробуждаться от зимнего сна. И цветущих растений еще нет вовсе. Достигнув гребня, мы оставили лошадей и пошли пешком, так как впереди слишком много снега и приходится все время делать крутые спуски и подъемы через отроги возвышающейся слева горы. Справа открывается вид на долину Быстрой и эффектная картина ледникового цирка (поместному -- "чаши"), в котором она берет свое начало. Эффектна эта картина особенно потому, что черные полосы березовых насаждений образуют сложный узор на белой пелене снега. Около нас на гребне, у начала обращенного на юг склона, многие березы основанием еще погружены в снег, а листья их уже вполне распустились. Впрочем, земля здесь и зимой почти не промерзает. С гребня на NW виден во всей красе Быстринский хребет, правее Зайкина мыса. Впереди к Трубам, сколько видит глаз, тянутся мощные снеговые поля, обрамленные почерневшими уже березовыми гривками.
   Между увалами, которые мы пересекаем, попадаются тундрочки с торфом и даже маленькими, но довольно глубокими замерзшими еще озерками с возвышенным торфяным кольцом берега. Обогнув гору, мы взошли на длинный мягкий гребень, идущий от нее прямо к ближним Трубам. Всюду масса дресвы, местами совершенно засыпавшей растительные заросли и создающей впечатление миниатюрной песчаной пустыни. Гребень этот выше зоны березы, на нем заросли ольховника и кедровника и субальпийские луговины с большой уже примесью альпийских растений. По мере движения на юг по гребню картина окрестностей выяснилась: вправо внизу -- верховья Быстрой; влево -- обширный, но неглубокий амфитеатр верховий р. Вилюй, стекающей далее через узкую падь в одну из бухт океанского побережья; на юге открылся прямо на 180° вулкан Вилючик; кругом -- море дресвы с кочками золотистого рододендрона, брусники, голубики, азалеи, верескового кустарника Phyllodoce taxifolia с красивыми фиолетово-красными цветами и пр.

0x01 graphic

   Ближние Трубы представляют собою два очень больших, высоких столбообразных утеса с кучами наваленных около них крупных глыб отколовшегося от них же камня (андезит?) среди совершенно мягкого гребня. Дальние такие же утесы по ту сторону широкой долины верховий Вилюя. Оба украшенных ими гребня соединены далее округлым, более низким, мягким гребнем, за которым находится верхняя часть значительного правого притока р. Паратунки, именно р. Тополовой, имеющей устье где-то около Бархатной сопки. Еще далее стала видна с гребня Тарьинская губа и открылась Авачинская сопка, а правее ее, близко к горизонту, как цепь островов, выяснились снеговые теперь вершины хребта, составляющего Шипунский мыс.
   Часть гребня перед самыми Трубами образует пониженное седло, которое со стороны, обращенной на восток, к долине Вилюя, и имеющей лунообразную форму, несет гигантскую снеговую залежь на совершенно открытом действию солнца месте. На нижней части этого снежника дресва собрана в правильные конусы вышиной до метра, совершенно похожие на конусы, обычно наблюдаемые на поверхности больших ледников.
   Ближние, или западные, Трубы, благодаря наваленным около вертикальных столбообразных скал глыбам камня, позволяют легко взобраться на самую их вершину, украшенную красными цветами камчатского рододендрона и изящными белыми колокольчиками тоненького стелющегося полукустарника Cassiope lycopodioides, очень характерного для камчатских альп вообще. Далее на юг гребень богат осыпями и очень сух, почему и предоставлен природой чуть ли не в исключительное пользование лишаев. Конечным пунктом нашей экскурсии был задний гребень, водораздельный к долине р. Тополовой; гребень этот, совершенно округлый и сильно пересыпанный дресвой, лишен каких бы то ни было обнажений. Зато на самой его спине есть еще полу замерзшее озерко.
   Около 5 час. с моря по долине Вилюя стал подниматься туман и понемногу заполнил всю широкую долину молоком, совершенно непроницаемым для глаз. Это заставило нас вернуться домой старой, уже знакомой дорогой по гребню, отрогам горы и снегу.
   Проводник Михин дополнил наши сведения еще указанием на то, что Тополовая начинается из озерка, лежащего, по-видимому, у нижнего конца обширного амфитеатра ("чаши"). В ее бассейне березняк еще весь в снегу (что мы и сами видели с гребня). За гребнем левого южного хребта ее можно заметить падь Саранной речки, текущей в Саранную бухту, и далее падь р. Вилючик. Вправо (SW) Тополовая почти упирается в подножие все еще замерзшей Бархатной сопки. В низовьях р. Вилючик есть, по его словам, сильно бьющий горячий ключ с очень высокой температурой.
   Утром 3 июля я еще раз обошел Сельдевый водораздел, интересный тем, что с одной стороны он круто спускается в долину р. Быстрой, не отдавая сюда даже и маленького ручья, а на восток, к Сельдевой, представляет обширную плоскую платформу, на которой разбросаны озерки и моренообразные изолированные увальчики. Я не могу приписать образование этого водораздела никакой другой силе, кроме силы движущегося ледника, равно как и обточенные гребни и озерки, виденные во время экскурсии к Трубам.
   Вернулись мы снова долиною Быстрой, которая на всем пути принимает справа только один ручей (ниже в нее впадает еще сток Дальнего озера). За Быстрой в сторону Паратунки видна небольшая возвышенность Седло, за которой заметен большой ручей, впадающий в Быструю слева, и только уже за ним тот хребтик, который отделяет Быструю от широкой Паратунской долины и кажется из сел. Ключей продолжением Бархатной сопки.
   Между Паратунским летовьем, или рыбалкой, сопкой Дальнего озера и самим этим озером весь лес расположен на намывных увалах, идущих довольно правильными грядами. Детально обойдя их, я пришел к мысли, что их образование нельзя приписать ни текучей, ни озерной воде, а следует допустить и здесь работу ледника, может быть того же, который способствовал образованию Сельдевого водораздела и пр.
   Теперь (3 июля) я впервые на лесной растительности увидел конец весны и начало лета. Массой цвели Cypripedium Yatabeanum, похожие на С. guttatum, но не темно-фиолетовые с белым, как те, а оригинального буровато-желтого цвета с белым, затем Cornus suecica, княженика, Orchis aristata, черная сарана, ломонос (Clematis ochotensis) с ярко-синими, очень крупными цветами и др.
   Ближайший к летовью берег Дальнего озера отграничен небольшим прибойным валом, заросшим вейником. Направление длинной оси этого озера как раз О -- W. За ним виден вдали Петропавловский хребет уже всего с тремя пятнами снега. Дно озера каменистое галечное и у самого берега кажется мелким.
   Вдоль этого берега немало ям с водой, скрытых среди высокой травы. Это, очевидно, остатки тех ям, в которых камчадалы запасают на зиму рыбу для собак. Здесь было старинное камчадальское поселение, и сейчас в земле нередко находят еще каменные орудия.
   17 июня вода озера около 6 час. вечера дала у поверхности 5°; 3 июля в 3 часа дня -- уже 14,8°. Оба продольных его берега очень круты и изобилуют выходами скал. Местами скалы отвесны, и по ним с шумом стекают ручейки, питающиеся тающим снегом. Восточный край озера, более широкий, упирается в высокую гряду песчаных увалов, того же характера, что и увалы у западного конца Ближнего озера (см. стр. 39). Наиболее глубокая его часть -- на середине длины, у подножия Колдуновской сопки, где д-р Дыбовский нашел некогда дно на 34 саж. у подошвы отвесно падающего в воду утеса. Я думаю, что это озеро -- результат провала.
   На летовье мы могли теперь ближе познакомиться с заготовкой рыбы, так как сезон был уже в разгаре. Работали целой партией, но порядок и справедливость в разделе добычи были образцовыми, согласно издревле заведенным обычаям. Запор имеет следующее устройство: по обеим сторонам речки поставлено по большому бревенчатому плоскому ящику, плотно укрепленному сваями; между ними по дну речки настлан пол, у краев которого спереди и сзади опущены в воду прутяные решетки -- "атыры". При лове нижняя решетка немного приподымается, и рыба, идя против течения, входит в запор, выйти же из него не может, натыкаясь на верхнюю решетку. Тогда люди, стоящие на краю запора с обеих сторон его, особыми крючками выхватывают рыбу и бросают ее на ящики, где другие палкой, или "дрыгалкой", ударяют каждую отдельную рыбу по голове, чтобы прекратить сильные подчас движения, которыми рыба пробует вернуться в воду. Кнаружи от ящиков сделаны перпендикулярно к их наружной стенке еще как бы низкие стойла, по 6 с каждой стороны, куда складывают рыбу, когда делят улов на паи, причем известную долю получает каждая семья, участвовавшая в постройке и ремонте запора, хотя бы ее представители в сегодняшнем лове и не принимали участия. К старым способам заготовки рыбы, сушке ее на вешалах и замедленному гниению в ямах теперь в Паратунке прибавилось изготовление балыков и соленых брюшков, которые находят себе хороший сбыт в бедном вообще провизией Петропавловске.
   На обратном пути мы переехали Паратунку беспрепятственно, так как вода уже пошла на убыль, и в Хайковой речке можно видеть на береговых травах белый налет солей из высохшей на них прибылой воды.
   Л. Г. Раменский закончил уже работы на тундре и теперь занят обследованием Дальнего озера, квартируя в амбарчике старосты Тюменцева на летовье. Его работы на тундре возбудили любопытство жителей, которые назвали его болотным инженером. По прежним примерам, они были убеждены, что экспедиция занята поисками на золото, и теперь, видя в руках Раменского торфяной бур, окончательно утвердились в своем убеждении. Из всех нас они более других одобряли Савича, так как он ходил с геологическим молотком и отбивал образцы лишайников, росших на камнях, и менее всего -- меня, так как "по травам-то уж никогда ему золота не найти".
   Все время нашего пребывания на Паратунке растительность имела еще весенний характер, только в июле она приобрела летний вид. Сильно поднялся травяной покров в лесу, высокие травы скрыли из глаз весенние цветы, на лугах распустились касатики (Iris setosa) и местами покрыли выгоны целым морем синих, голубых, белых и фиолетовых цветов. Единственное бобовое растение здешних лугов -- болотная чина (Lathyrus palustris), которая на севере Европейской России зацветает уже в самом начале июня, здесь дала первые, редкие еще цветы 5 июля.
  

Глава VI
ПРЕБЫВАНИЕ В НИКОЛАЕВСКОЙ

  
   6 июля мы выехали из Паратунских ключей. Провожали нас всем селением и счет вручили потом за эти проводы внушительный. Под предлогом опасности брода через Паратунскую Быструю, где однажды как-то утонула лошадь, ключевцы отказались доставить нас в Николаевскую, удовольствовавшись Микижиной (6 верст). Большую часть груза повели на батах, меньшую часть -- на вьюках; мы сами пошли пешком. На ночь остановились на самом берегу Паратунки, среди Микижинского летовья, в полуверсте от селения.
   Описанный ранее увал (см. стр. 48), одетый березовым лесом, кончается как раз у Микижиной, и она сама лежит уже в области долины р. Быстрой. Всюду кругом деревья: тополя, ивы и ольхи (Alnus hirsuta); долина эта суха, и полосами сменяются на ней мощные заросли борщевика, шеламайника, чемерицы и других высоких сильных трав с площадками низкого, довольно редкого дерна, сообразно тому как сменяются иловатые почвы бывших здесь когда-то проток с песчаными гривками.
   Сама Быстрая впадает в Паратунку многими протоками и сильно изменяет спокойное течение последней, почему жители и называют всю реку ниже слияния Быстрой, а не Паратункой. Того же мнения был и Крашенинников ("Описание" {* Полное наименование труда С. П. Крашенинникова: "Описание земли Камчатки". -- Здесь и далее "звездочкой" помечены примечания редактора переиздания 2008 года.}, изд. 2-е, т. I, стр. 48), который называет реку, впадающую в Авачинский залив рядом с Авачей, Купка и говорит, что "в р. Купку, верстах в 4 от устья, пала с южной стороны Паратун-река, над которой стоит знатный камчатский острожек того ж имени".
   Между Микижиной и ближайшим к ней рукавом р. Быстрой есть еще небольшая, вытекающая из ключей речка Мостовая, обрамленная густейшими зарослями.

0x01 graphic

   На правом берегу Паратунки, против Микижинской рыбалки, от самой воды подымается крутой склон горы, которой заканчивается здесь кряж Кихчика, идущий сюда от мыса Козак; на нем заросли слаников и рощи березы; обнажений мало. Ширина Паратунки, по измерению жителей, ставящих здесь по спаде вод рыболовный запор, 30 маховых сажен.
   Летовье микижинцев, включившее в себя на одну ночь и наш лагерь, раскинуто на террасе левого берега Паратунки у самой воды. Собаки, привязанные к кольям и специально для них установленным жердям, то, по своему обыкновению, выли хором, то принимались отчаянно лаять, придавая стоянке совершенно излишнее оживление. Близость кислых ям отравляла воздух. Словом, стоянка была в чисто камчатском стиле.
   Утром микижинцы взяли нас со всем экспедиционным скарбом на баты и в час с небольшим сплавили еще на 6 верст ниже по реке, к бывшему сел. Николаевской. Число наше здесь пополнилось еще новым работником Н. И. Плохих, бывшим пограничником Маньчжурской железной дороги, который после долгих скитаний попробовал приписаться в Микижине, но, привыкнув к кочевой жизни, предпочел уйти с нами, хотя и хвалил сытое и спокойное житье с гостеприимными микижинцами и интересные совместные с ними охотничьи похождения.
   Течение в реке ниже устья Быстрой, которая могучей струей ударяется в правый берег, прямо стремительное. Нужна большая ловкость в управлении батом, чтобы это верткое утлое суденышко не перевернулось, став боком к течению, не уперлось в берег или не попало под коряжины, наконец, не село на мель. Все это возможно на каждом шагу. Миновав гору, отрог Кихчика, мы вступили в область низовий. Справа открылся первый тихий, сильно обросший густейшими ивняками и забитый хламом (т. е. вырванными или сломанными водой деревьями) рукав, который проходит до моря параллельно северному подножию Кихчика и сам носит то же имя. Далее пошла сложная сеть проток и островов, ориентироваться в которой нелегко.
   Мы разбили лагерь на самом берегу реки, на террасе, обрывающейся к воде отвесной, постоянно разрушающейся стенкой аллювия.
   Высота обрывчика -- 1,7 м над теперешним, еще высоким уровнем воды в реке; самая терраса сложена из песка и гальки (явно речные отложения). Острова кругом все галечные и непостоянные, так как река часто меняет русло и то намывает, то размывает как их, так и берега свои. Среди деревьев, густо покрывающих острова, выделяются лозник (Salix viminalis), ветловник (S. macrolepis), тополь, ольха и на террасах берега белая береза.
   Терраса, как намытая рекой, представляет собой неправильную систему понижений и повышений, причем гряды повышений с чисто песчаной на глаз почвой, сухие, нередко одетые густым ковром лапчатки, или седыми побегами кошачьей лапки (Antennaria dioica), или даже ковром лишаев-кладоний и стереокаулонов. Путь к Быстрой прегражден несколькими небольшими протоками с тихим течением и илистым топким дном, пролегающим среди древесной чащи. На всей этой террасе под дерном понижений прямо галька. В полуверсте от реки высится вторая терраса, особенно высокая со стороны Быстрой и густо обросшая лесом из эрмановской березы, тополей и др. С ее возвышенного края, густо одетого кедровником, открывается вид на Бархатную сопку и следующий за ней снеговой хребет. Микижинский увал лишь немногим превышает верхушки тополей, растущих у р. Быстрой, в долине которой, как и на увале, не видно среди леса ни одной прогалины.
   Вторая терраса образует высокий мыс на углу, где долина Быстрой сходится с Паратунской долиной; выше по Быстрой она понижается, тогда как нижняя терраса сохраняет свой характер. Далее от реки верхняя терраса переходит постепенно в увал и становится сильно неровной; увал же тянется, по-видимому, до самого хребта, идущего от Завойки к Начике (т. е. Быстринского).
   Если от стоянки взять немного вниз по реке и затем свернуть прочь от нее, то небольшой подъем на пониженную здесь вторую террасу открывает обширную площадь с остатками построек Николаевской и поселка прокаженных, стоявшего тоже на самом берегу речной протоки. Почти вся эта площадь поросла густейшей травой, причем на месте прежних культурных участков развились обширные совершенно чистые заросли Digraphis arundinacea и Роа pratensis. Сохранилась вполне только часовня и отчасти дом фельдшера; все остальное сожжено по приказу начальника, чтобы дезинфицировать местность.
   Площадь эта заканчивается небольшим спуском к болотистой долинке с большими ключами, сливающимися постепенно в р. Тихую, которая медленно прокладывает себе путь к морю среди болот дельты. На прилегающих островах чаща ивняков (исключительно Salix sachalinensis) так густа, что они превращаются в тонкие прямые жерди, облиственные лишь на верхушке. Жители Микижиной ездят сюда за шестами, жердями и лыком, нужными им для сооружения запора.
   В. П. Савич, ходивший на экскурсию несколько далее в сопровождении С. Н. Поршнякова, наткнулся в густейшей чаще ивняков, около одного из богатых рыбой ключевых бассейнов системы р. Тихой, вплотную на медведицу с медвежатами и выстрелом из берданки уложил ее на месте. Поршняков другим выстрелом убил медвежонка. Мясо их составило солидное подспорье к нашим припасам.
   9 июля мы с Савичем ходили по трактовой тропе, ведущей в долину Авачи, на озеро, которое лежит уже на краю Авачинской тундры, т. е. низменной полосы, образованной дельтовыми выносами рек Авачи и Паратунки. Путь шел низкорослым редким березняком с примесью ив и боярышника, по ковру трав, где особенно обильно цветет теперь Geranium erianthum, называемый жителями по форме плодов "Егорьево копье".
   Верстах в трех от стоянки, справа от тропы, мы могли осмотреть очень интересный ключевой бассейн, по-местному -- "курчажину", который имеет сажен 5--7 в ширину и 20--25 в длину, с крутыми стенками и стоком в р. Тихую. В курчажине гуляет целое стадо красной рыбы, еще серебристо-белой, так как она недавно лишь пришла с моря. В мелкой воде им трудно прятаться, и на берегу всюду валяются следы медвежьих ужинов -- обглоданные рыбьи хвосты и головки; чайки садятся более крупным рыбам на спины и клюют их, вырывая целые куски мяса. Сами рыбы, плескаясь в воде, производят столь большой шум, что издали можно предположить присутствие какого-либо крупного животного, которое ворочается в воде.
   В версте далее тропа выходит на край террасы, обращенной к Авачинской тундре и р. Тихой. Подножие этой террасы обтекает небольшая речка, впадающая в Тихую. Тундра за речкой кочковатая, торфянистая, с массой мелких кустарников, сильно пересыпана дресвой. Специальным ее изучением занялся Л. Г. Раменский. Озеро с чистой водой окружено каймой чистого торфяного мха. От него на NO тянется бесконечная на глаз равнина, с очень немногочисленными одинокими деревьями ольхи и ивы, главным образом по берегу р. Тихой. Далее эта равнина сливается с водами Авачинского залива.
   Обширные торфяные болота этой равнины очень типичны и, вероятно, пригодны для технической их выработки, хотя встречающиеся на различной глубине тонкие прослойки дресвы, конечно, ухудшают качество торфа. Река Тихая имеет вид широкой (около 10 саж.), плоской канавы, дно которой выполнено толстым слоем ила и поросло сплошными зарослями лютика и рдеста.
   10 июля я попросил нашего нового работника Плохих пройти в Завойку (16 верст) и заказать там лошадей, которые доставили бы нас в это селение. 11-го утром приехали завойкинцы с десятью лошадьми, на которых они могли навьючить лишь около половины нашего скарба; кроме того, они выражали свое крайнее неудовольствие на паратунцев, которые-де обязаны были доставить нас в Завойку и не сделали этого. Так как мы сообщили им, что паратунцы ссылались на невозможность переехать через Быструю, то они сейчас же снова сели на лошадей и съездили в Микижину (брод оказался лошадям по колено), где и излили свой гнев на леность и хитрость паратунцев. Вернувшись, они навьючили, сколько могли, наших вещей, и мы тронулись, оставив Л. Г. Раменского заведовать всем оставшимся и заканчивать исследование тундры по р. Тихой.
   Путь от Николаевской за {* Очевидно, не "за", а "на" -- Прим. ред., 2008 г.} Завойку идет, как уже было сказано, редким мелким березняком и низкотравными лугами с массой цветущей герани вплоть до выхода к увалу, у подножия которого начинается Авачинская тундра и который представляет собою низкий отрог близлежащей части Быстринского хребта. Под увалом видно небольшое озерко с луговыми березами. Л. Г. Раменский считает его просто расширением русла того ручья, который правее впадает в р. Тихую. Здесь тропа круто поворачивает на север и входит в березовый лес с ясными следами пожара, о котором упоминает В. Н. Тюшов в своей книге на стр. 11-й.
   В наиболее сухих местах появляются среди луговин крупные заросли голубики, а в лесу сильно возрастает в числе экземпляров белая береза. Лес становится гуще, местность волнистее; заметно, что тропа здесь делает перевал, по спуске с которого открывается долина Авачи и стоящее на самом берегу последней небольшое поселение Хутор, основанное еще при Завойке в 1853 г.
   От Хутора путь идет вдоль левого берега полноводной теперь р. Авачи, извиваясь между лесистыми холмами или лепясь по самому краю высокого лесистого берега; пересекает два ручья и значительную речку Половинную, через два рукава которой переброшены пешеходные мостики. Затем -- еще путь по березовому молодняку, и открылась обширная, довольно ровная поляна, слабо приподнятая в противоположную реке сторону, на правой стороне которой, примыкая к берегу Авачи, раскинулись дома сел. Завойко, с похожей на церковь большой часовней. На другой день, 12 июля, прибыл и Л. Г. Раменский. Его доставили частью завойкинцы, частью паратунцы, очевидно принявшие к сведению сделанные им накануне завойкинцами внушения. Быстрота, с которой завойкинцы доставили нас из Николаевской, объясняется тем, что недавно бывший у них губернатор Приморской обл. В. Е. Флуг лично просил их оказывать экспедиции возможное содействие.
  

Глава VII
СЕЛЕНИЕ ЗАВОЙКО

  
   Но словам Дитмара, селение это возникло следующим образом. В XVIII столетии здесь была старокамчадальская деревня, перенесенная впоследствии на устье р. Авачи. В 1851 г. Дитмар застал на этом месте только четыре дома, в которых жили отец и три семейных сына семьи Машигиных. Машигины эти переселились из Европейской России. Селение называлось тогда Старый острог и сохраняло это название до юбилейного (память присоединения Камчатки к России В. Атласовым) 1897 г., когда в память губернатора Камчатки В. И. Завойко {* Правильные инициалы Завойко: В. С. -- Прим. ред., 2008 г.} было переименовано в Завойку. На всех известных мне картах Камчатки оно до сих пор еще сохраняет, однако, старое свое название.
   Семья Машигиных, сильно разросшаяся, и теперь составляет ядро этого поселения. И староста здесь И. Н. Машигин, и единственную лавку в селении держит И. Е. Машигин, дядя первого, и наиболее знаменитый охотник Александр Машигин, и т. д. Однако, кроме Машигиных, теперь много и других семей, и число домов возросло до 23, причем сел. Хутор с 10 усадьбами приписано к одному с Завойкой сельскому обществу.
   Как и в других камчатских селениях, дома Завойки не образуют улицы, а разбросаны вдоль реки без определенного порядка. У самой воды расположены балаганы и вешала для сушки рыбы. Под ними пластуют свежепойманную рыбу, и масса гниющих и кишащих личинками мух отбросов отравляет воздух. Перегнивая, они делают почву черной и вязкой, придавая ей совершенно своеобразный вид. При домах небольшие кладовки и амбарчики. Недостаток леса и неумение распиливать его на доски (пила не в употреблении у камчатских мастеров; единственное орудие -- топор, которым вытесывают также доски для потолка и пола) заставляют пользоваться всем, что попадает под руку; в стенах пристроек можно видеть и доски от товарных ящиков, и куски волнистого кровельного железа, и кусок керосиновой банки.

0x01 graphic

   Повыше и подальше от реки одиноко стоит часовня, а еще поодаль начинается мелкий березник {* Здесь и далее наряду со словом "березняк" употребляется слово "березник". -- Прим. ред., 2008 г.} с прогалинами, служащими пастбищами для рогатого скота (101 голова, считая и телят) и лошадей (с жеребятами их 15). Еще далее двумя красивыми мысами подходят горы, ограничивающие долину р. Половинной, причем выше деревни протоки Авачи подходят к самой подошве гор. За рекой, на островах, по берегу их, тянется собачий лагерь, разражающийся в определенные часы (например, 6 час. утра и 9 час. вечера) оглушительным воем. Теперь ездовые собаки все лето проводят на привязи, причем их лагерь часто устраивается на берегу у самой воды, чтобы не поить их. Кормят их по разу в день, давая 1--2 рыбы, так как полагают, что закармливать собак не следует, - жирная собака не повезет. К этому надо прибавить, что в конце первого года жизни молодых собак, назначенных в ездовые, подвергают оскоплению, оставляя лишь крайне небольшое число плодущих особей.
   Для скота устраивают на зиму около домов плоские крыши на столбах без стен. На крышу складывают сено. От ветра эти постройки совсем не защищены.
   В чаще ивняков и черемухи по низовью р. Половинной одиноко разрушается небольшая брошенная избушка, где жила несколько лет тому назад прокаженная престарелая мать старосты И. Машигина, теперь уже умершая.
   12 июля прибыли из Петропавловска Е. В. Круг и помощник его В. М. Козловский с караваном из десяти лошадей и людьми, нанятыми в Калахтырке и Коряках. Евгений Васильевич сообщил, что только теперь, после полуторамесячных напряженных усилий, ему удалось достать лошадей, купив большую часть их у Компании. Что же касается С. А. Конради, то он выехал в конце июня на двух лодках с соответствующим экипажем из пришлого элемента в объезд южной части Камчатки на Курильское озеро. Между прочим, Евгений Васильевич предложил мне взять у него одного рабочего, который не подходил к остальной партии как единственный пришлый человек. Я принял его предложение и, таким образом, довел свой персонал рабочих до четырех человек, которые и оставались при нас до конца работ этого лета. На другой день Е. В. Круг выступил далее вверх по Аваче, откуда потом перевалил на Жупанову и прошел к Кроноцкому озеру.
   Экскурсировать в Завойке, не переезжая реку, было не очень удобно, так как речные протоки сильно суживали площадь, удобопроходимую пешком. Обойдены были берега реки, нижняя часть долины Половинной и часть прилегающего хребта. Здесь я впервые убедился в том, что белая береза растет исключительно на аллювиальных почвах речных долин, горные же склоны заняты везде лесом из Betula Ermani совершенно независимо от высоты места над морем. В общем растительность была та же, что и на Паратунке, и более континентальный климат местности сказывался главным образом на присутствии черемухи и настоящей рябины по скатам речных берегов.
   В окрестностях Завойки в нескольких местах выбиты глубокие шурфы -- остатки поисков на золото, в разное время предпринимавшихся золотопромышленниками "in spe", после того как экспедиция К. И. Богдановича привезла известие, что признаки золота в Камчатке имеются. Два таких очень крупных шурфа выбиты на краю завойкинской террасы, в версте ниже селения. Мощный слой характерного желтого песка, темного вверху от перегноя, прикрывает круглую, хорошо обкатанную гальку разных, по-видимому, исключительно вулканических пород. По обрыву раскинуты группы березы и крупной ольхи (Alnus hirsuta), местами плотно сомкнутые, причем последняя напоминает издали липу своей округлой, густой кроной и плоскими листьями.

0x01 graphic

   Из Завойки открывается прекрасный вид на оба соседних вулкана -- Коряцкую и Авачинскую сопки. В хорошую погоду их видно во всех деталях. Над густой полосой леса поднимаются уступы предгорий, где одетых густым покровом ольховников и кедровников, где скалистых, и над ними мощный конус Коряцкой сопки с чуть скошенной вершиной и глубокими продольными бо роздами, в которых все лето держится снег. Правее, за широким сравнительно низким Снеговым седлом, темное кольцо сараев (соммы) Авачинской сопки, из-за зубцов которого высится и сам ее деятельный конус с вершиной, часто выбрасывающей небольшие столбы паров.
   15 июля мы наконец с большим трудом уговорили с помощью старосты двух местных домохозяев дать нам лошадей и ехать с нами к подножию Коряцкой сопки. На шести лошадях были размещены небольшие вьюки со всем необходимым и восседали мы, т. е. я, Раменский, Савич, Поршняков, рабочий наш Плохих и два проводника, Ворошилов и Ерофеев. Мы переехали Авачу на батах, стараясь высадиться возможно выше по течению, ближе к устью Мутной речки, и там уже, на окраине большого сенокосного луга, навьючили лошадей. Тронулись мы окончательно только в 6 час. вечера, с берега Авачи быстро въехали в лес из белой березы с группами кедровника и можжевельника, следуя по плотной, сухой террасе над левым берегом р. Мутной. Справа -- крутой склон верхней террасы, сейчас же переходящей в неровную поверхность намывного увала, сплошь изрезанного оврагами.
   Немного далее мы переехали вброд эту Мутную, которая называется точнее Ближней. Начинается она с седловины между Авачинской и Коряцкой сопками, а устье имеет между Завойкой и устьем р. Пиначевой. По берегу ровная стена ивняков. Дальше опять березовый лес, который вообще сырее, мшистее и богаче кустарником, чем, похожий на хорошо выдержанный парк, лес из Betula Ermani. Уже первая Мутная имела крутые земляные, часто обрывистые и ползущие берега, вторая же, или Дальняя Мутная, параллельная первой, но впадающая не прямо в Авачу, а в приток ее, Пиначеву, имеет уже очень крутые берега и течет крупными кривунами с узкими, в 2--3 саж. шириной, перемычками у основания петель. Брод -- глубокий, со слегка тинистым дном, по грудь лошадям. Обе речки в этой части своего течения пересекают аллювий р. Авачи, состоящий из иловатых песков, где к песку речному примешан весьма значительный процент тонкого вулканического песка и пепла.
   За Дальней Мутной среди леса довольно большая мохово-кустарниковая тундра (т. е. торфяное болото с большим количеством мелких кустарников: багульника, таволожника, голубики, березки и темнеющей ивы). Далее опять лес, где к березе часто примешаны стройные деревья рябины и красивые, с торчащими ветвями боярышники. Почва в лесу сильно кочковатая. Затем открылась довольно широкая долина Кирилкиной речки. Речка эта, небольшая, с топкими берегами, берет начало, как и Дальняя Мутная, в сырых тундрах среди леса и имеет в длину до своего впадения в Пиначеву всего верст пять. По обоим берегам ее правильные террасы -- явление, не совсем понятное для такой маленькой болотной речки, а по едва заметной тропе, которою мы следуем, чуть живой мостик, устроенный для осенних поездок на нартах, когда снег уже выпал и санный путь установился, а речка еще не замерзла. Эта стоянка наша всего в пяти верстах от берега Авачи у Завойки.
   На следующее утро, перейдя вброд речку и следующий за ней участок леса, мы вышли на обширную, так называемую Пильную тундру, гладкую, сверху довольно сухую, с толстыми подушками мхов и лишайников, пересыпанных необильно дресвой. Впрочем, и здесь есть среди растительного покрова водомоины, где толстые кучи дресвы лежат наружу, образуя среди темной зелени издалека заметные серые пятна. Пильной эта тундра называется потому, что при Завойко матросы пилили здесь тополя и другие деревья, привозимые из-под сопок для надобностей Петропавловской гавани. Их сплавляли по Пиначевой и Аваче.
   За Пильной тундрой вправо, отделенная небольшой полосой леса, протекает Железная речка, текущая из-под Коряцкой сопки и впадающая в Пиначеву. Речка эта, с песчаным дном, легко переходима вброд; потом опять лес и новая тундра, называемая "У ярчика". Далее пошел густой, местами сильно тенистый, лес из белой березы и рябины, и стали все чаще преграждать дорогу высокие, до двух сажен, заросли кедровника. Мы попали в них по ошибке проводников, взявших слишком вправо с последней тундры, и долго лавировали, стараясь прорвать их стену. За кедровником пошел еще более тенистый лес с массами хвощей и обильными мхами, расположенный на небольшой возвышенности, прорезанной оврагами, болотистые, ручьевые тальвеги которых явились новым препятствием. Деревья часто на большую высоту обвиты охотским ломоносом (Clematis ochotensis), мощным, как настоящая лиана. Его крупные голубые цветы уже осыпались, и теперь выделяются на разрезной листве лишь косматые соплодия. Здесь мы впервые встретили и многочисленные по лесным склонам кусты смородины, и типичный лесной злак Cinna pendula (зубровку). Наконец мы пробились через лес и вышли к настоящей тропе, ведущей на так называемый Светлый ключ. Миновали землянку, устроенную для зимних ночлегов охотников, и остановились обедать на поляне среди кустов жимолости, уже усеянных спелыми ягодами.
   За ключом перед нами невысокая коническая гора Зеркало, которой начинается лесистый, мягкого очертания хребет, идущий к Коряцкой сопке. Теперь только мы миновали аллювиальную долину Авачи и вступили в область предгорий.
   Светлый ключ -- это речка, текущая между пройденным нами низким овражистым увалом (край древней долины) и Зеркалом и собирающая воды многочисленных мелких ключей. Тальвег ее сильно заболочен, с высокими зарослями вейника и других трав. Когда ездят осенью на промыслы, то весь более тяжелый груз (провизия, огнестрельные припасы, лишняя одежда и пр.) везут на батах по Пиначевой до Светлого ключа, входят в последний и выгружаются у юрты-землянки, виденной нами на пути. Только от юрты везут все это тропой, чем и объясняется, что между Пильной тундрой и Светлым ключом последняя мало заметна.
   Далее опять путь пошел лесом по увалу. Все более преобладает каменная береза со свойственным ей подлеском (например, рябинником и красной жимолостью) и травяным покровом. Справа слышен шум Железной речки. За лесом открылась тундра, сухая, с большими кочками, имеющая форму довольно широкой, совершенно плоскодонной горной долины между двумя лесистыми кряжами и с двумя островными буграми на середине, густо одетыми кедровником. Длина этой тундры более версты. В конце ее у левого склона овальное мелкое озерко, окруженное амфитеатром крутых склонов, густо одетых кедровником, среди которого красиво возвышаются группы берез.
   Глубина озерка несколько более сажени; часть его заросла различными водяными травами, а по самому берегу довольно широкая обсохшая полоса, очевидно заливаемая снеговыми водами. Полоса эта со стороны тундры имеет вид илистой отмели, а у подножия кряжа, где она гораздо уже, так как падение дна здесь круче, является в виде каменистой закраины. На противоположном конце тундры за полосой кедровника протекает Железная речка, уже в виде шумящего быстрого горного потока, заваленного камнями, хотя все горы кругом мягкие, лесистые, без единого обнажения. На одной из гор среди березника открывается обширный оползень из мелкозема и мелких камней, опять-таки не открывающий коренной породы, точно и вся гора насыпная или намывная. Коряцкая сопка уже с Пильной тундры казалась приблизившейся; здесь она открывается еще ближе через лесистую гору на NO от озерка.
   Эта местность упоминается у Дитмара, который был здесь 7 октября 1851 г., пытаясь пробраться к Коряцкой сопке; он нашел озерко уже замерзшим. Это озерко, по предложению Л. Г. Раменского, я решил называть в наших записных книжках Овальным.
   Здесь мы переночевали, а 17 июля утром, пройдя тундру до дальнего северного угла ее, вошли в березник и обогнули ближайшую коническую гору, пользуясь пологим седлом, отделяющим ее от кряжа, отграничивающего здесь с восточной стороны долину Пиначевой. За лесом мы вышли на открытую сухую седловину, развертывающуюся в обширный, слегка лишь покатый луг, близкий по своему растительному покрову к альпийской степи. Здесь мы впервые увидели астру и целый ряд других альпийских растений.
   Справа гора до вершины одета лесом; слева -- гребень хребта с голой тундрой, а по склону -- сплошное море кедровника; впереди невысокий кряж с пятнами снега и кучами черной мокрой дресвы; прямо перед нами широкий и пологий спуск и среди него, у правого его борта, глубокая, очевидно деятельно разрабатываемая весенними водами, свежая промоина, будущее русло ручья.
   Спуск привел нас к берегу Гремучей речки, очень быстрой, с руслом, заваленным камнями. Перейдя ее вброд, мы стали очень круто прямо от ее берега подниматься на косогор и вышли на луговую седловину между двумя лесистыми кряжами; тут, среди луга, начали попадаться, уже обильно, представители альпийской растительности, да и в лесу запестрели цветущие кустики Cornus suecica, редкие ниже.
   Перейдя седловину, мы круто повернули на SO в долину ручья, притока верхней Пиначевой, и пошли левым склоном этой долины, частью лесом, частью субальпийским лугом, частью снеговыми залежами, по которым еще свободно проходит навьюченная лошадь. Затем новое седло и крутой спуск к берегу той же Гремучей речки, откуда открылся уже полный вид на плоскую гору Аак, подножие Коряцкой сопки и мысы, т. е. вершины хребта, идущего на NW от сопки. Проводники объявили, что далее лошади идти не могут и надо остановиться, хотя было всего около двух часов дня. Стоянку мы устроили на правильной плоской террасе над берегом Гремучей речки, идущей здесь по широкому галечному ложу тремя рукавами. Здесь деревьев уже нет вовсе, хотя на пройденном только что горном кряже они идут в гору значительно выше. Всюду кругом разбросаны пятна снега среди пологих вышлифованных горных покатей с группами зарослей ольховника и кедровника и чисто альпийскими травяными зарослями.
   Среди альпийских трав особенно красивы розовые крупные соцветия Partya nudicaulis с сильным запахом левкоя; выделяются синие кисти Lagotis glauca, оранжевые Senecio aurantiacus, красные Primula cuneifolia и пр., но все это опять-таки сильно пересыпано дресвой, и местами на ее сером фоне одинокие альпийские травы или дерновины их (например, красивая камнеломка, Saxifraga Merkii) кажутся посаженными.
   Мы все разбрелись по окрестностям, кому куда интереснее. В частности, мы с Савичем перешли Гремучую речку и поднялись на противолежащую стоянке гору, если не ошибаюсь, называемую жителями Аак. Гора эта, очень ровная и гладкая, постепенно возвышаясь, сливается со вторым от Коряцкой сопки мысом водораздельного хребта (Авача -- Налочева), на котором весь почти гребень одет заледенелым снегом. По плоскому гребню горы Аак среди растущего грядами кедровника раскинулись интересные участки альпийской степи на сильно каменистом сухом грунте. По другую ее сторону должны находиться верховья Железной речки, которая значительно меньше Гремучей. Коряцкая сопка -- как на ладони от самого подножия. Хорошо видны ее гигантские ребра и глубокие борозды между ними; различного рода каменные нагромождения у подошвы, полосы снега и небольшие лавовые массы, застывшие у самой вершины. Я наметил лучшее место для подъема, думая, что удастся совершить восхождение хотя бы до половины высоты ее и определить границы различных поясов альпийской растительности.
   Отсюда уже великолепно видны весь Авачинский залив, Вилючик, прямо за ним Мутновская сопка, а вправо от последней плоская вершина так называемого Мутновского хребта (тоже старый вулкан); видны также Авачинская тундра и течение Авачи со всеми его извилинами, гора Кихчик и даже маленькая Микижинская гора впереди Зайкиного мыса. Растительность здесь всюду очень богатая, -- прямо не оторваться от пестрых альпийских ковров и каменных россыпей, где чуть ли не на каждом шагу находишь что-нибудь очень интересное. Сеянцы каменной березы попадаются всюду на горе до верхней достигнутой точки, где уже исчезает кедровник. Очевидно, однако, что они быстро погибают, так как все они взошли этой весной.
   Впереди, совсем близко от нас, на одном из уступов Среднего мыса (горы), бутылочно-зеленая масса льда застыла в уступе гребня. Другой висячий ледничок как будто нарос у самой вершины Коряцкой сопки.
   Вечером мы были полны самых радужных надежд на завтрашнюю экскурсию к Коряцкой сопке, но 18 июля, с 7 1/2 час. утра, снизу, с моря стал приближаться туман, гонимый юго-восточным ветром; быстро полетели мимо нас, совсем близко, клочья белой ваты, и через полчаса все кругом скрылось из глаз за сплошной моросящей пеленой. Савич с проводниками еще до тумана ушли в горы и вернулись к обеду с великолепным горным бараном; оживленно рассказывали они об удачной охоте, а заодно и о безуспешной пальбе по медведю, который скрылся. Теперь мы были обеспечены, по крайней мере, дня на три прекрасным мясом, кстати пополнившим наши небогатые припасы. Барана застали близ вершины шлаковой горы Какнан в вершине Гремучей речки, по правому ее берегу, на седловине Сутот.
   Затем пошли в вершину речки и мы с Поршняковым. Сначала мы видели луговины, поля дресвы, заросли ольховника и кедровника и каменные нагромождения со смешанной растительностью, где травы лесного пояса перемешались с альпийцами. Выше пошли лужайки с камнями и скалы. Снеговые мосты начинаются на речке уже очень недалеко от лагеря; второй мост опускается на реку с правого склона долины, дает колоссальное скопление снега и тянется более чем на полверсты. Еще выше по реке между ее рукавами на каменистых наносах растительность только недавно вышла из-под снега и цветут весенние растения. Далее опять снеговые мосты и видна самая верхняя часть долины, еще лишенная растительности и подходящая совсем близко к подошве водораздельного гребня.

0x01 graphic

   Господствующая здесь в обнажениях горная порода (вулканические шлаки) очень темная, красная, словно обожженная, и сильно пористая. Даже и крупные скалы ее по склону горы Какнан легко рассыпаются. Ее строением объясняется относительная сухость всей долины. Самая вершина Гремучей имеет вид правильного цирка, дно которого частью открыто и усеяно выносами речки и упавшими сверху камнями, частью же скрыто мощным снежным полем.
   Итак, Гремучая речка протекает здесь между зеленой плоской горой Аак и богатой темно-красными скалами горой Какнан. Желтая гора за нею и самым верхним притоком Гремучей называется Красным мысом; за ним западнее расположены Большая и Малая Кекуристы (вершины), около них Колокольный ключ, затем вершина Сутот и за ней верховье Пиначевой, которая очень недалека от нас. Эту Пиначеву Крашенинников называет Имашху и сообщает, что по ней живут сидячие коряки, память о которых в настоящее время только и сохранилась что в наименовании бывшей Стрелочной сопки Коряцкою.
   Замечательно обилие в этой местности правильных, круглых, словно высверленных озерков. Их несколько на горе Аак и одно высоко на горе Какнан, на плоском террасообразном ее уступе. Все они с прозрачной ярко-зеленой водой. Не есть ли и они результат ледниковой деятельности? По словам завойкинского старосты И. Н. Машигина, близ горы Аак есть масса синего льда, прикрытого сверху камнем и мхом. Лед этот уже десятки лет лежит без изменения. Представляет ли он собой случайную ключевую наледь или остатки старого большого обледенения, можно решить, разумеется, только на месте. Могу лишь сказать, что в этой части Камчатки ни почвенной мерзлоты, ни ключевых наледей совершенно неизвестно.
   Если 18-го моросило и туман не позволял уходить в сторону от Гремучей речки, то 19-го пошел с утра обложной сильный дождь при продолжающемся тумане, и экскурсии стали окончательно невозможны. Похоже было, что крайнее северное крыло восточно-азиатского муссона и здесь проявляет свою деятельность, столь правильную в Маньчжурии. Если в течение июня (старого стиля) мы имели всего 1 сплошь дождевой день (июнь нового стиля дал их 2), а в первой половине июля -- 3, то во вторую половину июля их было 9, т. е. более половины, а затем дожди этого характера внезапно прекратились (июль нового стиля 1/2 [первая половина] -- 1 дождевой день и 2/2 [вторая половина] -- 3; август 1/2 -- 8, 2/2 -- 2).
   Несмотря на неудачу наших экскурсий, я должен сказать, что местность у подножия Коряцкой сопки в высшей степени интересна. Величественный снеговой хребет, идущий на NW от сопки с его 3 вершинами (Правый мыс ближе к сопке, Средний мыс и Левый мыс далее от нее) и маленькими, хотя и висячими ледничками, плоские отшлифованные отроги горы Аак с ее котлообразными озерками, таинственный лед в долине и далее оригинальные нагромождения лав и шлаков у подножия сопки, наконец, сама она со столь трудно достижимой вершиной, из которой временами вылетают струйки пара, -- все это делает означенную местность недурным объектом даже для самостоятельной поездки. На вершину Коряцкой сопки поднимался, как говорят, энтомолог Герц в сопровождении одного местного жителя, но кроме того, что он оттуда видел Охотское море и Ключевскую сопку и что на вершине очень трудно держаться от сильного ветра, никаких сведений до меня не дошло. Поднимались они более одного дня, так как ночевали на полугоре.
   19 июля, в 4 часа дня, мы с грустью оставили нашу стоянку на Гремучей, потеряв всякую надежду на улучшение погоды и видя нетерпение наших проводников вернуться домой к празднику Ильина дня. В этот день мы доехали обратно до Овального озерка и заночевали. 20-го выехали еще под сильным дождем, который прекратился к полудню, когда мы были у Светлого ключа, хотя небо и не разъяснило. На обратном пути нового было только то, что проводники показали нам на увале, не доезжая берега Авачи, около 10 деревьев осины, вообще не растущей в близких к морю частях Камчатки. Деревья эти разбросаны среди густого белоберезника; лет им около 20. Так как и жители указывают на сравнительную континентальность климата Завойки, расположенной под защитой гигантского конуса Коряцкой сопки, то, может быть, эти осины служат указанием на то, что деревья, нуждающиеся для своего роста в условиях, в которых они находятся хотя бы в долине р. Камчатки, именно в континентальности, могут быть насаждены на террасах и увалах левого берега р. Авачи. Две-три десятины правильно эксплуатируемого лиственничного леса были бы большим благодеянием для всего этого района, столь сильно нуждающегося в строевом материале.

0x01 graphic

   Дурная погода продержала нас в Завойке еще 3 дня. Небольшие экскурсии выяснили, что р. Авача ниже устья р. Половинной вся в островах с низкими крепкими обрывчиками аллювиальной, окрашенной перегноем почвы по берегам. Все это заросло крупными тополями и ветлами и чащей ивняков. Несколько ниже к правому берегу подходит конец горного отрога, заканчивающийся значительными оползнями, где обнажаются исключительно аллювиальные отложения.
   23 июля мы наконец достали 11 лошадей и 4 бата и выехали в сел. Коряцкое, или, проще, Коряки, вверх по реке. Сначала тропа идет по долине Половинной среди березовых рощ и сочных пастбищ, где даже мало заметно, что они все лето травятся скотом. Теперь время цветения шеламайника и зонтичных. Пройдя долиной около 3 верст, тропа пересекает два ручья, текущих у подножия левого склона долины, и круто поднимается у него. Выше этого места долина суживается, белая береза заменяется каменной с обычным ее подлеском и травами, среди которых теперь особенно обильно цветет Aruncus Silvester и зацветает Cimicifuga. На прогалинах по ручьям видны влево гребни, окружающие амфитеатром вершину Половинной, где еще много снеговых полос.
   После пятого ручья, верстах в 10 от Завойки, дорога оставляет склоны хребта и выходит, спускаясь в более широкую долину со значительным высокотравным лугом, и пересекает еще 3 ручья, сливающихся вправо в ту же долину. Просвет между деревьями позволяет заметить вправо край Сараев, плоских столообразных возвышенностей, вдающихся в долину Авачи сейчас же ниже устья так называемой Правой Авачи (т. е. крупного левого притока этой реки, по которой ездят обыкновенно на Жупанову).
   Далее, слева, из узкой горной, снежной вверху долины, между двумя рядами высоких, густо стоящих тополей стекает шумная Гаванька. Позади хорошо виден теперь с луга лесистый хребет, край которого пересечен тропой. По его гребню и ниже над полосой ольховников несколько пятен снега.
   Мы оставили влево прямую тропу на Начику и Малку и, пройдя еще с версту, перешли вброд по галечнику р. Гаваньку и вышли на широкий сухой луг, на правой части которого у самой стрелки, образованной впадением Гаваньки в Коряцкую речку, разбросаны дома Коряцкого селения. Несколько в стороне на высоком берегу Коряцкой реки мы и разбили свой лагерь.
   В. П. Савич, сопровождавший груз, отправленный на батах, сообщил, что путешествие вверх по реке -- не из приятных: вода на перекатах постоянно заплескивает в баты; движение крайне медленное, неровное, и воздух сильно отравлен благодаря уже появившейся на берегах в большом количестве снёнке, т. е. рыбе, издохшей после того, как была выметана икра. Живой рыбой также полна река.
   На этой стоянке мы прожили 4 дня, до 27 июля, и имели достаточно времени, чтобы осмотреться, хотя дурная погода сильно мешала работам. Местность к югу от Коряцкого селения на значительное пространство образована выносами речек Коряцкой и Гаваньской. Отдельные тополя, ивы, ветлы, боярышник и березы разбросаны среди этой галечной в своей основе площади, изрезанной рытвинами и рвами от бывших проток и одетой сухими луговинами и группами кустов жимолости и шиповника.
   Ниже устья Гаваньки Коряцкая река представляется уже довольно большой, очень быстрой, совершенно прозрачной рекой с галечным руслом и плоскими, совершенно заросшими ивовым лесом берегами, где редкие тополя и ольхи тонут в массе Salix. Впрочем, до впадения ее в Авачу всего около полуверсты. Крашенинников ("Описание" {* Имеется в виду труд "Описание земли Камчатки".-- Прим. ред., 2008 г.}, т. I, стр. 50) называет эту р. Коонам и отмечает ее как важнейший из притоков р. Авачи, так как по ней идет дорога, сообщающая бассейн Большой реки с бассейном Авачи.
   Вверх по Коряцкой реке обширные луга, среди которых много больших, кишащих рыбой ключевых бассейнов, по-местному -- "курчажин", изливающихся широкими, мелкими протоками в речку. Везде масса жимолости, густо усеянной теперь черно-синими вкусными плодами.

0x01 graphic

   Гора, которой заканчивается у Коряк большой хребет, идущий от Начикинского озера и долины р. Паратунской Быстрой к долине Авачи, т. е. мой Быстринский хребет, называется Глиняной, так как у подошвы ее жители копают глину светло-серого, почти белого цвета. К глинищу ведет хорошо протоптанная тропа.
   Река Авача выше устья Коряцкой реки очень быстра; вследствие подъема воды от дождей она имеет теперь совершенно мутную воду; на ней много островов, на которых видны где высокие, где низкие заросли ив; галечников мало, и они главным образом намыты у островов; берег же реки аллювиальный, земляной, и луга подходят прямо к воде. По реке плывут в большом числе ветлы, подмытые и поваленные водой вместе с корнями. Правый берег вне ивняков весь луговой, с низкими обрывчиками аллювия к воде, глубокой и у самого берега; дно реки галечное. Берега она подмывает и размывает. Особенно эффектен высокий (до 10 саж.) земляной обрыв на мысу против впадения Коряцкой реки в Авачу.
   Впереди отчетливо видны столы Сараев, за которыми скрылся две недели тому назад караван Е. В. Круга, переправленный за реку жителями Коряк.
   Авача вздулась настолько сильно благодаря последним дождям, что снесла без остатка и все поставленные на ее рукавах корякцами рыболовные запоры. Ширина долины все еще велика, и выход реки из горного ущелья лишь неясно рисуется вдали.
   Жители Коряк должны были бы сильно отличаться от паратунцев и завойкинцев, так как официально последние значатся русскими крестьянами, а первые -- инородцами; иначе, жители Паратунской долины и Завойки -- потомки переселенцев из России, а жители Коряк -- потомки коренных камчадалов. Тем не менее сразу этого не узнаешь, только лица у них смуглее да волосы чернее, а то и наружность их, и быт, и манеры -- все одинаково. Так же раскинута деревня, такие же избы, такие же собачьи таборы, такой же запор через реку, такие же балаганы по берегу реки и кислые ямы. Так же на околице часовня, похожая более на небольшую церковь; та же обстановка в домах, напоминающая более мелкомещанскую захудалого городка, чем крестьянскую. К нам в лагерь на вечернее чаепитие приходила ежедневно добрая половина мужского населения деревни не столько ради чая, сколько для разговоров с нашими людьми, которые за словом в карман не лезли. Особенно отличался Семен Никитич, объездивший полсвета и бывший дружинником в осажденном Порт-Артуре, превращавшийся в таких случаях в профессионального рассказчика. С своей стороны деревня выставляла некоего П. Т. Дьяконова, который был в свое время командирован как представитель сельских старшин Камчатки на коронацию в Москву (1896 г.). Человек этот, хороший охотник, но чересчур уже усердный поклонник Бахуса, тоже выделялся среди своих сограждан словоохотливостью, хотя интересного в его рассказах и прибаутках было мало.
   Во время нашего пребывания в Коряках случилось следующее происшествие. Два человека, прибывшие на одном из почтовых пароходов в Петропавловск, не нашли там работы. На все бывшие у них деньги купили они спирта и понесли продавать его по деревням. Когда они подошли к левому берегу р. Авачи, против Завойки, то староста запретил перевозить их в селение; тогда они пошли вверх по реке левым, ненаселенным берегом; перебродили Мутную, Пиначеву и другие речки, но так как тропы там нет, то шли очень медленно, по 2--5 верст в день; ели рыбу, которую убивали в реке камнями, и пекли на костре, пока были спички. Теперь уже два дня, как они ничего не ели. И здесь староста не хотел пускать их в селение, что грозило пришельцам голодной смертью в лесу, и я отсоветовал ему это и просил своих людей сходить и разузнать, что это за люди, которых так боятся, и действительны ли эти опасения. Опасными их не признали, так как оружия у них не оказалось, если не считать сломанного перочинного ножа, перевезли к нам, и мы их накормили. Затем эти люди стали просить, чтобы их приняли в коряцкое общество, что они хорошо умеют косить и помогут в предстоящем с начала августа сенокосе. Коряцкие согласились; однако впоследствии я узнал, что один из них, именно Ласточкин, более развитой и умный, обвинялся в том, что ранил в драке ножом другого человека и что начальник уезда, узнав об этом, вытребовал его немедленно в Петропавловск, где и поселил в пустой, полуразбитой конфискованной у японцев шхуне, лежащей на "кошке", а затем отправил на суд во Владивосток.

0x01 graphic

   Жители камчатских деревень очень напуганы пришельцами из Владивостока, между которыми встречаются бывшие каторжники или бывшие солдаты из маньчжурской пограничной стражи, позволяющие себе по отношению к хозяевам страны различные грабительские или шантажные выходки.
   27 июля, в 6 час. утра, дождь прекратился, и хотя барометр и продолжал падать, но усилившийся до крайней степени ветер и быстро несущиеся облака дали мне надежду на поворот погоды к лучшему. Мы кое-как убедили жителей доставить нас за 30 верст на речку Поперечную, рассчитывая там заняться исследованиями в горах, а оттуда уже обратиться к начикинцам, чтобы они перевезли нас к себе.

0x01 graphic

   Путь из Коряк в Начику и Малку (разделение этих двух дорог находится в версте за Поперечной) идет сначала низкотравными выгонами и покосами корякцев, среди которых есть и следы знаменитых пашен, разрабатывавшихся в губернаторство Завойко. Кстати, отзыв об этих пашнях во всех селениях один и тот же: мучились, как в аду; сидели голодные; рыбу запасать было некогда, а урожай самый малый, толку от него никакого. Сеяли и при Завойко один ячмень, так как относительно других хлебов было признано, что они не вызревают. Ячменная каша, кажется, нигде на земле не считается основой народного питания; продавать же урожай, если бы он был, было все равно некуда. Теперь на Камчатке, во всех деревнях, где я был, в ходу американская крупчатка, покупаемая на деньги, получаемые от продажи мехов, она составляет общепризнанную потребность, а если бы хлебопашество и теперь насильственно поддерживали, как это было при Завойко, то ее, наверно, не было бы. Для пушного промысла надо далеко ездить, -- следовательно, нужны собаки, а для них нужен корм, а вот этого-то корма и не запасти, если летом будешь вместо заготовки рыбы заниматься чем бы то ни было. По этой же причине и сенокос на Камчатке начинают только в августе, когда заготовка рыбы уже закончена.

0x01 graphic

   Пересекли три пустые, совершенно заросшие протоки, на дне которых, на гальке, уже образовался почвенный слой. По-видимому, это старые русла Гаваньской речки. Далее березовый лес с луговинами и широкая долина топкой ключевой речки с широким болотистым тальвегом; речка течет вправо, в Коряцкую реку.
   Туман стал рассеиваться, и слева открылась гора, напоминающая своей формой и крутизной Зайкин мыс Паратунской долины: это и есть Глиняная гора жителей. На ней густые заросли ольховника и крайне мало лужаек. Альпийская область -- с большими зарослями кедровника и очень суха; она имеет вид ровного гребня. Ручьев с нее стекает мало; по крайней мере до тропы доходят только два, и притом очень маловодных. Далее белая береза -- жительница долин -- исчезла, и хотя дорога проходит все еще по долине и почвы намывные, пошел типичный парковый лес из каменной березы. К часу дня я, идя пешком впереди каравана, дошел до Сухой Тополовой речки, вытекающей из горного ущелья позади Глиняной сопки. Речка эта вышла из берегов и текла прямо по лугу, около своего русла. По ней узкая сплошная гряда высоких тополей. Речка эта замечательна тем, что русло ее не ниже, а выше окружающих луговин, так как она когда-то вынесла из гор массу гальки и других продуктов размыва и уже среди этой возвышенной гряды прорыла свое теперешнее русло. За ней прошли лесок и луговую тундру с топкой речушкой среди высокотравного луга. Речушка, с правильным овражком русла и даже маленькими террасами, выходит, как кажется, из того же ущелья, что и Сухая Тополовая.
   Слева открылись еще сопки, на этот раз с большой альпийской зоной из почти голого красноватого камня. Замечательно, что на некотором расстоянии от хребта перед ним тянется здесь параллельная ему гряда, густо одетая доверху лесом и прорезанная несколькими оврагами, как будто это -- остаток какого-то более древнего, сильно размытого хребта, между которым и зубчатым альпийским хребтом должна лежать глубокая внутренняя долина. Еще лес, и мы подошли к р. Большой Тополовой, перед которой на поляне стоит небольшая бревенчатая избушка, крытая травой, без окон, но с продушиной (внутри сенцы и одна комнатка с очагом без трубы и нарами; стены испещрены эпиграфами проезжих). Речка сильно вздулась, но один из проводников разыскал в чаще и показал мне перекинутый через нее тополь, по которому легко перейти.
   Вправо от тропы все время тянется широкая долина Коряцкой речки, за которой идут отроги Ганальских востряков, самого высокого из невулканических хребтов Камчатки. После Большой Тополовой долина сужается, и мы понемногу втягиваемся в так называемое Узкое место, где речка сильно стеснена подступившими с обеих сторон хребтами. Перешли еще две небольшие речки, Малую и Большую Горелую, миновали открывшуюся слева широкую горную падь, видную уже из Коряк, ту самую, из которой, по-видимому, выходит Большая Тополовая, и по красивому парковому лесу вошли в Узкое место. Теперь вправо потянулся высокий горный хребет из вулканических пород красноватого цвета, среди которых в высоко лежащей широкой пади белеют залежи снега. Наоборот, высота левых, у подножия которых мы идем, не велика, и они покрыты лесом, так как это лишь отроги хребта, отстоящего от тропы верст на шесть. Последняя проложена не по дну долины, занятому речкой, а несколько выше, по правому ее склону. Еще далее мы перешли вброд довольно значительную Ольховую речку, затем шли у подножия правильной высокой террасы и в восьмом часу разбили лагерь, не переходя Поперечной, на открытой поляне, у нескольких развесистых берез.
   В этот день переселились только мы с Раменским; Савич и Поршняков пришли со второй частью груза только 29 июля, так как и в Коряках лошадей мало.
  

Глава VIII
СТАН НА ПОПЕРЕЧНОЙ

  
   Вся окружающая стоянку местность -- старый галечник Поперечной, частью уже облесенный. Среди него более возвышенные и сухие гряды с кустами и с ковром лишаев-кладоний и редкой травяной растительностью. Перейдя эту галечную площадь, видишь перед собой террасу старого берега; она -- средней вышины (3--5 саж.) и заросла уже старым типичным лесом из каменной березы, по краю же своему несет густую, темную кайму заросли можжевельника. Далее, вверх по р. Поперечной, терраса дает более высокий обрыв с оползнями, и речка течет у самой ее подошвы. По обрыву оползней разрез совершенно однородный (не слоистый) -- песок с полу окатанными камнями. Идя далее вверх по реке, по плоскому верху террасы, я увидел перед собой новый подъем, сажен до 20, на мягкую намывную возвышенность, также одетую парковым лесом. На верху этого подъема открылась область сложно пересекающихся гряд, разделенных многочисленными чашеобразными или котлообразными углублениями и долинками. Немногим далее, среди новых такого же типа возвышенностей, параллельных речке и идущих узкой, но высокой грядой, открывается значительное озерко, с островком у левого берега и крутоватыми берегами. Часть озерка заселена водяной гречихой (Polygonum amphibium). Далее, среди высоких лесистых гряд, открылись еще два котла с водой, скорее -- дождевые ямы, чем озера. В стороне -- еще небольшое озерко с заболоченными правильной полосой берегами. Всю эту систему высоких намывных гряд с котловинами и озерками между ними я не могу считать не чем иным, как моренами. Они заполняют всю местность между Поперечной и Ольховой, понижаясь к последней, и террасы Коряцкой долины у тропы промыты рекой в их толщах.

0x01 graphic

   Кругом все время лес из каменной березы со все более и более низкорослым травяным покровом, в котором, кроме обильного Cornus suecica с его красивыми фиолетово-черными цветочками среди венца белых прицветников, начинают попадаться также тундряные и альпийские растения, как, например, маленькое лютиковое Coptis trifolia. За опушкой леса, обрамленной группами ольховника и кедровника, открылась полоса необыкновенно пышных субальпийских лугов, сплошным поясом идущих у самого подножия хребта, между ним и моренами. Здесь я нашел идущую параллельно хребту, правильно протоптанную дорожку, по которой ходят на водопой северные олени. Она была так плотно утоптана, что имела даже свою сорную растительность (Hieracium triste и др.), отличную от окружающей ее высокой луговой травы. За лугами крутой подъем с группами ольховника шел уже до вершины хребта без перерывов. У подножия хребта, на гривках группы берез, заросли ольховников, а на всех понижениях густая и сочная луговая растительность.
   Я употребил три дня на ознакомление с этой долиной от лагеря у устья ее до водораздельного гребня. В первый день все мое внимание было употреблено на обследование района морен, во второй я прибавил к этому альпийский участок верхнего течения Поперечной, а третий был днем восхождения на гору над левым склоном долины вверху ее.
   Пройдя область морен и следующих за ними лугов, я пересек скаты гор, отграничивающих долину Поперечной справа, и вышел к реке уже там, где на берегах ее еще лежат большие пласты снега; сама она течет крутыми каскадами, вся в белой пене. Вершина Поперечной лежит в очень правильном полукруглом цирке, на середине которого выработана обширная, почти ровная каровая площадка, примыкающая к подошве водораздельного гребня. Один из речных истоков стекает с гор у правого угла этого уступа, собирая и его воды, другой выходит из очень узкого ущелья, тянущегося вдоль левого края цирка и уходящего затем из глаз в узкий коридор у подошвы гребня. Минуя каскады, я дошел до слияния обоих истоков, перешел по снеговому мосту правый из них и поднялся на мыс, лежащий между ними, а с него легко уже попал на столообразную площадку цирка (каре). На подъеме к мысу я еще лавировал между кедровниками и ольховниками и миновал последние березы; на площадке же ни кустика, только альпийские луговины, да небольшие выходы сточенных почти на уровень площадки скал, понемногу превращаемых в щебенку. Площадка каре прорезана довольно глубокими бороздами и шрамами, по которым теперь стекают снеговые ручьи; повыше на склоне мощный, круто падающий пласт обледенелого снега, а еще выше голый скалистый гребень, очень узкий и острый. Восхождение на него кажется все-таки возможным благодаря более пологому мыску его, отграничивающему цирк от узкой долины левого истока Поперечной. На боковую гору я взошел по осыпям, идущим от скал левого склона долины. Часть этих осыпей совершенно бела и состоит из камней, напоминающих с первого взгляда плитки каолина или куски кальцита. На самом деле, согласно микроскопическому анализу, любезно произведенному по моей просьбе К. И. Богдановичем, камень этот не что иное, как "светлого цвета порода, по наружному виду типа кислых пород; под микроскопом оказались выделения плагиоклаза и мусковита, основная масса сильно каолинизирована. Андезит слюдяной". По краям осыпей лентой растет мелкий, низкий ольховничек и торчат из рыхлой осыпи характерные коричневые соцветия паразитного растения бошнякии (Boschniakia glabra), паразитирующего на корнях ольховника. Кругом большие заросли камчатского рододендрона с его ярко-красными цветами. Далее пошли крупные скалы, несущие в своих трещинах богатую альпийскую флору. Подъем по ним вполне возможен, но его заставили прекратить сумерки, наступившие ранее, чем я успел достичь верхней, куполообразной части горы.

0x01 graphic

   31 июля я перешел у лагеря Поперечную и, пройдя с полверсты по тропе, повернул опять к хребту вдоль левого берега этой речки, но сначала на значительном от него расстоянии. И здесь оказалась терраса, похожая на соседнюю с нашей стоянкой. На ней парковый лес, затем опять небольшой подъем как бы на новую террасу с более густым лесом, еще подальше ровный, пологий подъем с уклоном всего 5--10°. Первый достигнутый гребень оказался параллельным Коряцкой реке, а не Поперечной, за ним небольшой ручей, сбегающий в Поперечную, хотя в общем вся эта возвышенность крайне маловодна. Новый подъем и очень крутой спуск по сухому ложу весеннего ключика прямо вниз, в узкую, крутую падь речки притока, глубоко прорезывающую увал и выводящую воды из зеленой луговой долины, лежащей у подножия хребта между ним и увалом. За падью речки новый подъем на гряду, на этот раз уже явно моренную и параллельную той, что исследована ранее на правом берегу Поперечной.

0x01 graphic

   На волнистой поверхности этих морен я насчитал пять небольших озерков, расположенных на стороне, обращенной к реке, но на различном уровне над последней. За моренами небольшая луговая долина и крутой подъем на гору. Здесь я дошел до верхней границы ольховников, где на каменных скатах, чуть прикрывая их, раскинулась довольно пышно сфагновая тундра с морошкой, княженикой, багульником и пр.
   В общем эти экскурсии выяснили, что параллельно хребту здесь идет обширная полоса наносов, очевидно ледникового происхождения, образующая как бы низкий хребтик с широкими и пологими гребнями. Между полосой наносов и хребтом идет пониженный лог, занятый пышными лугами. Вершины речек (Ольховая имеет вершину, по-видимому, совершенно аналогичную Поперечной) глубоко вдаются в хребет, причем долины их, сильно обточенные, заканчиваются в глубине цирками чрезвычайно характерного вида. Можно думать, что достаточно небольшого увеличения осадков сравнительно с современным, чтобы все эти долины стали накоплять снег в количестве большем, чем он может стаять за лето, и все это снова заледенеет.

0x01 graphic

   В. П. Савич за это время совершил восхождение на противолежащий крутой, но более ровный хребет, поднятие которого начинается сейчас же за руслом Коряцкой речки, а Л. Г. Раменский исследовал частью берега и старые русла этой речки, частью же, и притом особенно обстоятельно, моренные озерки долины Поперечной.
   Гора, на которую восходил Савич, по красноватому цвету некоторых ее обнажений получила у жителей название Красного ярчика. По составляющим ее породам (глинистые сланцы) эта гора не вулканического происхождения, и хребет, часть которого она составляет, скорее можно счесть отрогом высокого хребта Ганальских востряков, идущего отсюда до Камчатской вершины, прямо на север. Склоны ее, крутые и ровные, почти лишены снега.
   1 августа мы с Поршняковым получили возможность двинуться в Начику. Лошадей в этом селении оказалось всего шесть, а потому много за один раз они поднять не могли, и проводники обещали нам, отдохнувши, приехать 4-го вторично за Савичем и Раменским. Пройдя около версты от лагеря по тропе, мы увидали вправо дорогу на Малку и далее в глубь Камчатки. Мы прошли немного по ней и увидели, что она идет, пересекая долину среди сухих лугов и рощ каменной березы, переходит вброд незначительную уже теперь речку и втягивается в боковую долину, идущую на W, где, поднимаясь по берегу небольшой речки, идет на перевал к бассейну р. Щокоча, притока Начикинской реки.

0x01 graphic

   Вернувшись на Начикинскую тропу, мы нашли, что в версте от разветвления тропа эта пересекает еще речку, текущую с Поперечных гор из правого их цирка, замеченного ранее во время подъема на гору у входа в цирк Поперечной реки. Кругом род равнины (Луковая тундра жителей) с пышной луговой растительностью. Гольцов впереди долины нет, видны лишь возвышенности с мягкими очертаниями, сильно сглаженные и невысокие. Близко впереди небольшой горный массив, кое-где с выходами камня, доверху одетый лесом, разделяет долину на два пологих открытых ущелья с узкими тальвегами. Тропа идет влево и пересекает два раза речку, рощу берез, большой луг, снова речку, затем сужение долины и выводит, идя косогором над болотистой долиной, где есть озерко, к прекрасной, плоской луговой седловине, составляющей первую волну Начикинского перевала. Затем идет обширный болотистый луг, пересекаемый речкой, которая и есть главный исток Коряцкой. За лугом опять березники и вторая, на этот раз водораздельная, но столь же плоская волна перевала. Через всю эту луговую тундру, местами болотистую и топковатую, тянется ряд вешек, указателей зимней тропы, более прямой, чем летняя. Последняя, обходя сырые места, извивается все время по окраинам березников.

0x01 graphic

   Хребты, обрамляющие всю эту долину подъема, таковы: альпийский хребет, возвышавшийся против устья Поперечной вдоль левого берега Коряцкой реки (Красный ярчик), доходит только до Малкинской тропы. Далее он заменяется более низкой, совершенно бесснежной грядой, по большей части доверху одетой лесом и отличающейся мягкими, сглаженными очертаниями, которая лишь к самому перевалу несколько понижается и, наконец, правильной пирамидальной горой Зеркало упирается в Начикинскую реку.
   По правому краю долины все время тянется полоса увалов, похожих на увенчанные моренами увалы Поперечной; вся она густо одета березовым лесом, так что строение ее поверхности скрыто от глаз. За нею идет Быстринский хребет с его карами и гребнем, который по мере движения вперед еще повышается, обнаруживая между зубцами своими новые цирки и глубокие пади. Третья от Поперечной выдающаяся вершина его с четырьмя зубцами выше остальных. Она несколько напоминает замок с четырьмя башнями по углам и носит, по теперешнему начикинскому произношению, название Вацкажац; от нее Быстринский хребет меняет свое направление на более южное и подходит к берегу Начикинского озера, где его более пониженная часть получает название Красных мест, а еще далее он совершенно перерезан узкой долиной, ведущей в долину р. Быстрой без перевала, одним лишь каменистым спуском.
   На спуске к Начике тропа идет вдоль небольшого ручья Гремучки, который прорыл себе довольно солидное овражное русло, хотя воды в нем очень мало (гремит он только весной). Сойдя в долину, ручей одевается полосой ивняков и впадает в Начикинскую реку. Тропа пересекает его и, пройдя немного лугом, подходит к броду через Начику, после чего заворачивает по левому противолежащему берегу к самой деревне, ответвляя от себя прямую тропу, ведущую через долину Холзана на Апачу и Большерецк.
   И ручей, и река были битком набиты горбушей, которая шла вверх по реке сплошным руном и набивалась в маленькие ручьи, почти вытесняя из них воду. Плеск и шум от ее усилий пройти далее вверх слышны издали.
   Экскурсируя по дороге, я пришел к броду уже в темноте и, никого не найдя и не зная брода, пошел вдоль берега на лай собак к балаганам Начики, где долго кричал, пока не пришли из деревни и не перевезли меня на левый берег. Так начался август и наше долгое пребывание в Начике.
  

Глава IX
ПРЕБЫВАНИЕ В НАЧИКЕ И НАЧИКИНСКОЕ ОЗЕРО

  
   В Начике мы устроили свой лагерь за селением, на краю долины левого притока р. Начики, именно Уздеца. Кругом низкая речная терраса с сухим луговым покровом, где пасется начикинский скот; около лагеря под небольшим обрывчиком террасы протекает маленький ключик. За ним широкая полоса ивняков и речка Уздец, быстро бегущая по каменистому ложу. Сел. Начика не существовало во времена Крашенинникова; тогда самым верхним острожком на Большой реке (Крашенинников, т. I, стр. 45, называет Большой рекой всю реку от истока из Начикинского озера до моря) был Мышху ("он же и Начикин"), верстах в семи ниже теперешней Начики, вероятно у устья р. Ипукыг (по Крашенинникову -- Идшакыгыжик). По Дитмару, Начика есть плод административного усердия, -- жители в количестве семи семей были переселены сюда с западного берега. Тюшов через 45 лет нашел те же семь семей, а мы еще через 11 лет -- только шесть. Настолько среди необъятного окружающего простора мало действительного простора для развития благосостояния и прироста населения.
   Дома Начики расположены по берегу речного протока, против заросшего ивняками острова. Пониже селения рыбный запор, а еще пониже -- высокие балаганы и собачий лагерь. За рекой, напротив, высокая красивая гора трехгранной формы, на две трети заросшая лесом, а выше одетая ольховником и кедровником, а также альпийской тундрой, -- местное Зеркало. Подножие этой горы, ниже балаганов, обрывается к реке довольно высоким мысом, на котором, несколько поодаль, находятся горячие ключи, впервые посещенные еще Берингом и Сарычевым в 1789 г. Этой горой Зеркало и кончается здесь хребет, отграничивающий слева долину Коряцкой речки. От селения она идет почти прямо на N. Правее Зеркала долина перевала и хорошо заметное вдали Узкое место, между Красным ярчиком и Ольховыми горами. Восточнее хорошо виден высокий красивый Вацкажац, с хорошо выраженным каровым уступом на 2/3 высоты, а за ним, правее, Красные места, отграничивающие долину Начикинского озера с востока; еще южнее горы Кагач, а правее их малоснежная, плоская наверху, отдельная гора Табуретка; правее ее выглядывает зубчатая вершина хребта Сементик (у Тюшова Семидэк), в котором раньше всего выпадает снег. За Табуреткой и Сементиком находятся истоки р. Банной. Впереди, прямо на юг, за широкой, частью луговой, частью лесной долиной, горная группа Шапочка, на левом куполе которой, одетом ярко-белой, лишенной растительности осыпью, стоит каменный столб заявки на золото, поставленный золотоискателем Локотковым. Далее на SW перевал, разделяющий истоки текущего в Банную Холзана от нашего Уздеца, потом плоская, длинная гора Чемушка и идущий от нее Мыс, правее которого Сухая падь, новая плоская гора и долина р. Ипукыг, за которою одноименный с нею хребет и р. Ушенг. На NW -- Малкинский хребет, на N -- Зеркало, т. е. то, с чего я начал этот обзор. Вниз по реке на большое расстояние широкая луговая долина, и почти уже у горизонта заметен прорыв ее через южное продолжение Станового хребта Камчатки. Названия мне сообщил староста Начики, очень симпатичный и умный человек, Д. Уваровский, к сожалению страдающий от туберкулеза -- болезни, чрезвычайно распространенной на Камчатке. Приведенную выше картину окрестностей Начики надо еще дополнить тем, что от реки к Шапочке идет обширная, частью луговая, частью лесистая равнина в несколько верст шириной и что долина реки и выше, и ниже этого места так же широка.
   Первая наша экскурсия была на горячие ключи. Путь туда через реку и пышный березник по низу горы Зеркало в общем немногим менее версты от селения. В лесу теперь особенно выделяются крупные синие кисти цветов аконита. Ключи лежат на высокой террасе среди лесной площади; около них с одной стороны значительное пространство занято болотистым лугом из крупных осок, цикуты и пр. со стоячей водой на поверхности. С другой стороны к ключам подходит площадь, разделанная начикинцами под картофельные огороды, так как здесь, благодаря более теплой почве и туману с ключей, заморозков не бывает. Однако картофель этот мелок, и потому другая половина огородов все же разбита у селения. Самый верхний ключ у края болота -- слабый, с температурой 66°; саженях в пяти другой, главный ключ с расчищенной ямкой и температурой 78,5°; слабый запах сероводорода; белый налет на камнях заметен лишь кое-где; ниже, кроме него, есть и выцветы красного цвета. Ручей, образуемый ключами, невелик, и для купанья устроено четыре запруды, дающие ванны различной температуры; повыше запруд, где вода всего горячее, построен домик для раздевания. В купальных бассейнах вода по колено и черный сернистый ил еще вершка на четыре глубины. Сюда, выше по склону, подходит еще значительная площадь прогретой вязкой почвы, совершенно лишенная растительности; она одета мелкой галечкой, и тонкие струйки теплой воды стекают по всем ее направлениям к купальням. Ниже горячий ручей входит в глубокий лесистый овражек, оставаясь теплым до самого устья, где температура его 22°, и в речке заметна еще струя теплой воды среди речной, которая в различные часы суток показывает температуру всего от 5 до 11°.
   Саженях в 80 на NNW от купального домика оказался еще теплый ручей с температурой 26--28°, обслуживающий болотистую площадку с папоротником (Nephrodium thelypteris), мятой, ситником и другими растениями. Он стекает вниз с верхней террасы на открывающуюся здесь, т. е. с северной стороны подножия Зеркала, низовую террасу, на которой образовалось обширное травяное болото с многочисленными топкими ваннами и озерками, выделяющими сероводород; грунт их -- вязкая темная грязь, очень своеобразная; по-видимому, здесь или сильные процессы брожения, или выделение из глубины земли по трещинам газов или паров. Последнее тем более вероятно, что среди болота попадаются плешины из такой же, но более плотной грязи, лишенные дерна.
   Луга и рощи за Уздецом были предметом второй экскурсии. Здесь утренник 30 июля, прошедший, как я потом узнал, почти по всей Камчатке и давший в нашем лагере на Поперечной температуру 2,2° мороза, оставил уже заметные опустошения. Листья шеламайника, чемерицы и майника во многих местах почернели и опустились. Лес здесь уже сильно порублен, но все еще имеет вид леса и обилен. Пройдя речные террасы, я и здесь поднялся на увалы из наносной почвы с котловинами наверху, т. е. морены. Часть котловин занята торфяными болотцами, а в одной из них порядочное озерко. Морены эти в Начике называются Федоткиными местами, а озерко на них -- "У мыса озерко", так как за ним уже близок подъем на выдающийся длинный мыс горы Чемушки, отграничивающий слева верховья р. Уздец.
   Третья экскурсия была на Шапочку. Путь шел сначала по Уздецу широкой луговой террасой с одинокими кое-где деревьями белой березы и луговыми тундрочками, в то время как течение Уздеца резко обозначено сплошной лентой ивняков и шеламайника. Речные террасы резко выражены. В трех верстах от селения, у сохранившихся еще остатков табора прошедшей в июне переселенческой экспедиции, тропа упирается в речку, здесь -- брод. Оставив тропу, я поднялся на верхнюю террасу, в березник, где опять наткнулся на моренные гряды. Далее я набрел на ручеек, правый приток Уздеца, стекающий с Шапочки, и пошел вдоль него на подъем; на склоне следы морен скоро исчезли, растительность в густом лесу стала свежее и понемногу приняла субальпийский характер. Лес кончился, миновали густые заросли ольховника и открылись на сухой почве ковры мхов, участки морошки и голубики, группы золотистого рододендрона (по-местному -- "пьяная трава"), цветущие весенние растения, как фиалки, и, наконец, по оврагам пятна снега. Внизу, недалеко от Уздеца, видно на небольшом плато округлое озеро, саженей сто в диаметре, называемое жителями Кохач. Заросли и группы кедровника все приземистее; вершина достигнута. Однако эта вершина, крайняя к долине Уздеца, ниже других; форма ее куполообразная, плоская; на ней, на сухой каменистой почве, немного кедровника, больше мертвого с побелевшими стволиками, чем живого, и плохая морошковая тундра. Украшением служат кое-где ярко-красные цветы камчатского рододендрона. С купола хорошо виден Холзанский перевал, высокий и узкий. Он значительно выше границы деревьев, но без камней и снега. Главные вершины Шапочки были в этот день закрыты облаками, и я их не видел. На спуске в сторону Уздеца выдается крупная скала, похожая на сахарную голову; кругом есть глинистые оползни с камнем и сырой почвой, среди которых зеленеют настоящие альпийские луговинки.
   Четвертая экскурсия (5 августа) была вверх по р. Начике. Сначала тянулся высокий обрыв террасы, прямо к воде, с рыхлыми оползнями каменистого аллювия, отчасти луговыми травами. На террасе сухие луга, а далее, вверх по реке, где сама она ниже, и высокотравные с вейником и баранником. Небольшой березник привел далее к значительному круглому озеру, обрамленному низкими, по-видимому, также моренными грядами с каменной березой. Один из берегов его, а именно обращенный в сторону Шапочки, заболочен, и все они окружают озеро ровным, возвышенным кольцом. От тундряного берега деятельностью волн по временам отделяются куски покрытого дерном торфа, образуя плавающие островки; температура воды на более глубоких местах 16°. Озерко это называется Суоч, как и протекающая неподалеку речка, которая собирает воды с юго-восточной части Шапочки. Кроме него, подальше, у самого края соответствующей террасы повыше видно еще почти заросшее продолговатое озерко, по краям исчезающее в массе осок.
   Вечером 5 августа пришли с Поперечной Савич и Раменский, продолжавшие экскурсировать в верховьях этой реки. Это дало возможность заказать на завтра баты для груза, который следовало взять с собою на Начикинское озеро. Начикинцы баты дали и сами поехали охотно, поставив только условием, что вверх по реке мы пойдем пешком и сядем на баты только у выезда в озеро. В эту большую экскурсию мы пошли все с двумя нашими рабочими, оставив двух других сторожить Начикинский лагерь.
   Начикинское озеро до сих пор оставалось в стороне от маршрутов всех исследователей Камчатки. Дитмар (стр. 386), со слов начикинцев, характеризует его как горное озеро, имеющее три версты в ширину и шесть в длину; В. Н. Тюшов (стр. 37) -- как очень большое, до двух верст в поперечнике, почти круглое озеро, весьма глубокое, окруженное почти отвесными скалами, и предлагает обратить особое внимание на нахождение в озере больших черных раковин и трав, встречаемых только в море; возможно, что это (стр. 38) "обособившийся в давно минувшие века водный бассейн с реликтовыми морскими формами".
   Путь от Начики к озеру идет вверх по левому берегу реки, мимо озерка Суоч, террасами, среди которых на лугах ближе к реке сохранились еще слабые следы речных проток. На террасах рощицы белой березы или сухие луга и лишь на пятой версте от селения ивняки по осоковому болоту. На шестой версте тропинка, проложенная охотниками, подходит к высокому, густо заросшему каменной березой увалу над низкой высокотравной тундрочкой у самого берега. Противоположный берег реки -- высокий, правильной террасой, с одиночными деревьями белой березы наверху. Здесь река омывает подножие единственного доходящего до нее отрога Шапочки; по обрыву у реки видны небольшие обнажения вулканических пород. Далее, обогнув увал и пройдя еще одну длинную луговую террасу, мы вошли в новую область типичных морен, заросших, как и всегда, березовым лесом паркового типа, и, пересекши их, очутились на берегу реки, у самого ее истока из озера. Река здесь мелкая, но широкая, похожая на узкое, длинное озеро; течение тихое. Здесь мы и ночевали.
   7 августа баты с грузом и товарищами тронулись далее, а я пошел берегом. Повыше стоянки устье значительной речки, текущей справа. Она выходит из-за Шапочки и собирает воды с ее южных и юго-восточных склонов. Это Сайбушная речка начикинцев (или Шайбушная -- от слова "шайба"). Кругом за моренами почти равнина с сухим лугом и площадками лишайниковой тундры, среди которой выделяются большие темные пятна зарослей можжевельника. Далее, к протокам речки, сырые луга с фоном из кровохлебки и касатика. Самая речка среди широкой полосы ивняков и шеламайника, где масса медвежьих следов и обильные остатки медвежьих трапез; остатки съеденной рыбы иногда настолько обильны, что доедающие их личинки мух образуют местами живые копошащиеся кучи. Реку я перешел вброд по колена; русло песчаное; за ней большой болотистый луг с торфянистой почвой, затем широкая морена с березником, а за ней совершенно новое для меня явление, именно: среди торфяной равнины целый ряд причудливой формы озерков, которые я в своей записной книжке окрестил вензелевыми (они несколько походят на озерки Паратунской тундры). Озерки эти, с островками и наплывающим плотным берегом из осокового дерна с растениями торфяного болота, имеют крайне извилистые очертания и отделены одно от другого нередко лишь узкой полоской твердой земли. Затем я пересек еще одну морену и вышел к берегу озера. Здесь раскинулась передо мной обширная полоса заболачивания с торфяными растениями, у края которой большие и многочисленные ванны с чистой водой и заросли Heleocharis. По торфяному болоту я подошел и к самому берегу озера, который оказался отмелым, песчаным или галечным, обрамленным ивами и ольхами. В водах озера быстро движутся косяки горбуши и красной рыбы.
   Затем, двигаясь вдоль берега, я подошел ко второму притоку озера, Прямой речке начикинцев, за устьем которой тянется вдоль озерного берега широкая песчаная полоса с Elymus и другими прибрежными травами. Это -- Прямой песок начикинцев и морская трава их рассказов.
   После этого я быстро дошел до мыса у входа в култук озера, т. е. узкий, длинный залив, тянущийся версты на полторы на юг до подошвы гор. Здесь я встретил и своих только что приехавших спутников, которые уже пекли на костре свежепойманную рыбу. Кругом опять полоса морен, причем все понижения между их грядами заболочены и выполнены торфянистыми отложениями. Вблизи стоянки неправильной формы озерко с очень чистой водой и слабо заболоченной окраиной. Обойдя морены, я вернулся на Прямой песок, который оказался состоящим из мелкого гравия раздробленных вулканических пород с массой совершенно белых зерен.

0x01 graphic

   Далее мы в этот день не поехали, так как проводники заявили, что ветер слишком силен и баты не могут безопасно пересечь култук и обогнуть южный плес озера. Добавочная экскурсия выяснила, что вдоль всего западного берега Начикинского озера тянется изборожденная грядами морен равнина заболачивания вплоть до гор. Границей ее являются отроги Шапочки, подошва хребта Сементик и примыкающая к нему с востока Ягодная сопка, у подошвы которой протянулась Ягодная тундра, прорезанная култуком.
   8 августа мы все двинулись на батах утром, пока еще не поднялся ветер. Огибая южную часть озера, мы пересекли бухту (култук) у входа в нее и прошли затем вдоль берега мимо новой полосы морен, мимо плоских лугов и ивняков; миновали устья еще двух речек, стекающих с тундр у подножия горы Табуретки, именно устья Ягодной и Верховой речек, и стали лагерем у подножия правильной лесистой террасы восточного берега. Здесь вдоль самого берега протянулась узкая полоса ровного пляжа из мелкой гальки, заливаемая весной; повыше полоса ивняков и за ней сырой луговой ровик, после которого подъем на небольшую луговую террасу и очень крутой откос главной террасы, на которой мы разбили свой лагерь. Волнистая поверхность террас прорезана несколькими оврагами. Березник на ней частью вымерший; дальше от берега полоса перелесков и болотистых луговин, за которыми густая чаща ольховников прикрывает подошву сравнительно невысокого, несущего деревья до самого верха, но все же настоящего хребта с обнажениями глинистых сланцев. Хребет этот за яркую зелень его зарослей я обозначил в своей записной книжке как Зеленые горы. Мы с Савичем сейчас же пошли на них; после тяжелого подъема по луговому склону над оврагом небольшого, прорезывающего эти горы ключика вышли на округлый, широкий гребень их. Здесь среди групп березника и ольховника мы нашли пышные субальпийские луга. Перейдя гребень, мы нашли хорошо проторенную медвежью тропу и спустились очень круто среди ольховника в широкую долину большой речки, которую начикинцы зовут Гришкиной речкой. Правый склон этой долины сложен из рыхлой массы камней и щебня и богат почти сплошными оползнями и большими галечниками у их подошвы. У подножия левого склона широкая полоса луга с крупными еще пятнами снега; самый склон, с ольховником, группами берез и луговинами, очень крут. Поднимаясь по речке, мы увидали впереди небольшое стадо крупных северных оленей. Савич попробовал подкрасться к ним, ползя на животе, но выстрелил неудачно. Олени быстро поднялись на левый склон долины и скрылись за гребнем его высот. Далее широкая долина кончилась; красивая коническая гора с большим снеговым полем по склону, украшенным яркими черными полосами дресвы 1907 г., заняла ее место, оставив лишь узкое ущелье у правого склона. Это ущелье во всю длину его, более версты, занято мощным снеговым мостом, усеянным грядками и кучками дресвы, и затем разбивается на два, круто поднимающихся к самому водораздельному гребню. В скалах этого ущелья во многих местах пробиваются ключики. В нижней его части по склонам лепятся отдельные кусты, но выше оно всецело принадлежит альпийской области.
   Наступившая темнота не позволила нам продолжать исследование этого интересного места, давшего большие ботанические сборы; возвращаясь, мы счастливо пересекли Зеленые горы, но на спуске с них попали в густейшие заросли ольховника и, путаясь в них, лишь к полночи выбрались на берег озера, приблизительно в версте от лагеря, который тут уже не мудрено было найти.
   На другой день, 9 августа, с утра поднялся туман. Я принялся за препаровку вчерашних сборов, а Савич с Поршняковым ушли с охотниками добывать медведя. Часов с десяти пошел сильный обложной дождь, и я был на весь день арестован в палатке. Охотники прошли до подножия горы Табуретки и действительно убили небольшую медведицу, взяв ее штурмом с подветренной стороны на берегу Табуреточной речки, где она углубилась в рыбную ловлю. Эта добыча сильно нас подкрепила; хлеба не было, но когда в одной руке кусок вареной медвежатины, а в другой -- печеной на вертеле рыбы, то о хлебе можно и позабыть.

0x01 graphic

   Остаток дня поневоле прошел в разговорах. Проводники сообщили мне, что устье Сайбушной речки называется иначе, чем вся речка, а именно камчадальским именем Кядакан, а устье Прямой речки -- Кодан. Что же касается Гришкиной речки, то она и у устья называется уже по-русски -- речка Большого песка, так как близ нее по берегу тянется длинная полоса песков с морской травой (Elymus) и морским горохом (Oxytropis, который они, очевидно, смешали с Lathyrus maritimus). Кроме того, они заинтересовали меня рассказом о какой-то Большой чаше, находящейся за Зелеными горами, правее (на юг) Гришкиной речки.
   10 августа я опять с утра пошел на Зеленые горы, на этот раз в сопровождении Поршнякова. Перейдя их, мы увидали, что за их гребнями после небольшого спуска находится обширная, ровная и мягкая покать, наклоненная к нам от водораздельного гребня (Красные места начикинцев). Покать эта украшена группами деревьев и слаников, среди изумрудной зелени лугов. Ярко блестит на солнце гладь значительного продолговатого озерка и еще двух малых, прижатых к внутренней подошве Зеленых гор. Иначе говоря, здесь мы находим тот же замечательный пейзаж, который, хотя и с перерывами, тянется на всем протяжении вдоль западного склона Быстринского хребта от Большой Тополовой. Перед островерхим высоким хребтом, сложенным вулканическими породами, параллельно ему, лежит размытый остаток сланцевого хребта, а между ними субальпийская долина с моренами или другими следами ледниковой деятельности, в низинах которой собираются воды, питающие верховья речек. Большая чаша, лежащая перед нами, несколько приподнята по направлению к долине Гришкиной речки и слабо поката вправо, к истокам Верховой речки. Часть ее вод прорезала глубоким, узким оврагом Зеленые горы и стекает небольшим ручьем, имеющим устье неподалеку от нашей стоянки. Хорошо виден небольшой, острый пик с обширными осыпями, лишь отчасти одетый снегом, с черными эффектными лентами дресвы, и лишь внизу зеленый от слаников и травяных склонов. Это тот пик, который стоит у входа в узкое ущелье верховий Гришкиной речки (см. рис. 36).

0x01 graphic

   Если смотреть с Зеленых гор прямо перед собой, то задний край Большой чаши постепенно переходит луговым подъемом с блестящими залежами снега в невысокий скалистый хребтик, примыкающий сзади к только что упомянутому пику. На достижение этого гребня мы потратили, пересекая Большую чашу, около трех часов. Он выше пояса слаников и одет сухой каменистой альпийской тундрой, среди которой впервые попались мне густые зеленые подушки полярной Silene acaulis. Самый гребень -- из сильно разрушенной зернистой и слоистой породы и украшен несколькими одинокими пальцеобразными скалами ("кекурами"), похожими снизу из долины на группы стоящих человечков как памятниками разрушения верхней его части выветриванием. Господствующая порода здесь очень светлая; образец был передан мною К. И. Богдановичу для анализа, и он нашел, что это "дацит, структура порфировая, выделение плагиоклаза и кварца. Довольно значительное вторичное изменение с выделением кальцита. Порода микроскопически обычного для камчатских кислых пород habitus'a".

0x01 graphic

   По всей вероятности, этот и соседние гребни одного происхождения с гребнем в верховьях р. Поперечной. На стр. 101 был уже приведен анализ образца, взятого там. Относительно обоих этих образцов К. И. Богданович прибавляет: "Обе эти породы очень напоминают обычные для Камчатки кислые разности, например на разрушенном вулкане Хангар в Белом хребте". На своей геологической карте он отмечает эти породы (трахито-андезиты, липариты и биотитовые дациты) для окрестностей Белой сопки, Хангара и Вилючика, причем во всех трех случаях они соприкасаются с основными авгито-андезитами и их лавами и непосредственно связаны с центрами извержений.
   С дацитового гребня открылся вид на великолепный цирк с изрытой льдами каровой террасой и рядом свежих осыпей по склонам. Цирк этот открыт на юг, в сторону Табуретной речки. За ним выше главный гребень хребта с осыпающимися, ощебененными и даже местами оглинивающимися конусами зубцов и лишайниковой по преимуществу растительностью на них. Мы поднялись на ближайшую из вершин гребня, потом перешли седловину и взобрались на самый высокий из зубцов той части гребня, которая носит название Красных мест от заметных издали площадей оглинивания.
   С вершины хорошо видны Вилючик, долина Быстрой, Зайкин мыс, Бархатная сопка, вся Авачинская губа с выходом в океан, Меженная гора, Никольская гора, Авачинская тундра, Коряцкая и Авачинская сопки, хребет Шипунского мыса и пр. У самых ног идет узкая Начикинская падь с извивающейся по ее довольно плоскому тальвегу небольшой речкой, текущей в Паратунскую Быструю.
   Вернувшись с гребня на седловину, мы спустились по очень крутому, каменистому, местами же глинистому спуску в самую вершину Гришкиной речки (падь спуска почти воронкообразна), затем долго шли по ней снеговыми мостами и уже при наступлении полной темноты вышли в широкую долину этой речки. Тем не менее по знакомым уже местам вернулись в лагерь ранее 11 час. без всяких приключений.
   11 августа я думал уже вернуться в Начику, но ветер развел на озере волнение, и проводники наши не нашли возможным ехать. Глава их, Новоограбленный, был вчера на охоте левее вершины Гришкиной речки (ближе к Вацкажацу) и убил барана, которого теперь предстояло съесть, что примирило проводников с задержкой.
   Небольшая экскурсия по берегу озера, в северном от нашей стоянки направлении. Нижняя и верхняя террасы имеют почти однородное строение на всем своем протяжении до конца Зеленых гор и выхода Гришкиной речки к озеру. Они прорезаны еще одним многоводным ручьем, сбегающим с нижней части склона Зеленых гор. Далее террасы кончились, пошли чащи высокого шеламайника и большая площадь ключевых и ручьевых болот, переходящих затем и на выдавшийся далеко в озеро полуостров, соответствующий низовьям Гришкиной речки и образованный, по-видимому, ее выносами. Берег здесь подмывается водой, и куски его, обрываясь, падают в озеро. У берега видно в воде, как красная рыба парочками делает в песчаном дне озера род гнезд, куда затем зарывает свою икру. Вообще рыбы теперь в озере масса. Наши проводники ежедневно вылавливали с берега до 40 штук горбуши и красной с помощью марика, т. е. особого крюка на длинной палке (мариком колют рыбу; детальное описание его уже сделано В. Н. Тюшовым, см. его "По западному берегу", стр. 27, фиг. 6 и 7).

0x01 graphic

   12 августа мы оставили Л. Г. Раменского заканчивать исследование озера, над которым он работал уже все это время, и, пользуясь утренним затишьем, стали огибать озеро. Ехать восточным берегом мы не могли, потому что ветер все время был западный, и волны, не заметные у западного берега, у восточного были сильны; на батах же и при небольшом волнении держаться на воде нельзя. Пока снаряжали баты, мы с Поршняковым пошли по берегу на южную оконечность озера. Он по дороге застрелил зайца, а я констатировал, что здесь вдоль берега намыт волнами небольшой вал из щебня, за которым правильно тянется узкая полоска осокового болота, а за ней уже ивняки. Эта часть озера наиболее удалена от гор, так как от берега и вплоть до подножия Табуретки здесь тянется главным образом моховое болото с небольшими озерками, ясно указывающее на сильное заболачивание. Вообще я думаю, что озеро в его теперешнем виде составляет не более половины того, чем оно было ранее, и именно благодаря заболачиванию. У устья Верховой речки берега озера местами размываются. Следующая речка, Дамская, скрыта ивняками настолько, что ее почти нельзя заметить с озера. Третья речка, Ягодная, значительнее; она прорезает полуостров, отделяющий южный плес озера от узкой, длинной бухты (култук), идущей к подножию Ягодной сопки: устье ее находится на наружной стороне полуострова, недалеко от конца его. Самый полуостров в основании своем имеет морену обычной здесь вышины. Под защитой западного берега мы пошли очень быстро и скоро миновали устье Прямой, ниже которого берег образован пластом крупных валунов, над которым возвышается гряда морен с ивами и березами.
   Отсюда видно, что долина Гришкиной реки принимает в себя все воды, текущие с юго-западного склона горы Вацкажац, и открывается довольно широкой долиной, открытой на NW. У подножия Вацкажаца также есть продолжение Зеленых гор, но они почти вдвое ниже осмотренных нами. У истока р. Начики из озера, ближе к Вацкажацу, открываются обширные осоковые болота, среди которых разбросаны заводи и озерки, указывающие еще раз на сильное сужение площади озера процессом заболачивания. Здесь-то и ловят раковины-беззубки, о которых говорили начикинцы В. Н. Тюшову, так как их очень занимает находимый иногда в этих раковинах весьма плохой жемчуг.
   Плавание вниз по Начике нового ничего не дает; острова довольно многочисленны уже от мыса, где отрог Шапочки омывается рекой. Несколько ниже река разделяется разом на четыре рукава. Снёнка уже лежит и по берегу, и на дне целыми пластами. Часты оползни по разрезам береговых террас на обоих берегах; открытых сухих галечников нет, но все дно галечное.
   По возвращении в Начику я стал хлопотать о поездке в Большерецк. Убедившись из предыдущего, что средств у жителей на подъем значительного каравана нет, я решил взять с собой только Поршнякова и одного рабочего. Л. Г. Раменский, закончив исследования на озере, предполагал сейчас же ехать на устье Апачи исследовать ее тундру, а В. П. Савичу я поручил детализировать наше знакомство с окрестностями Начики. Баты могли быть приготовлены лишь 15-го, причем их не предполагалось возвращать назад, а предстояло продать в Апаче.
   14 августа мы вместе с Савичем и Поршняковым пошли на вершину Шапочки. От селения мы быстро прошли обширные террасы Начики, прорезали полосу морен, где нашли еще несколько котловин с временными озерками, затем стали подниматься среди леса прямо к столообразному зубцу на середине гребня. Выйдя на верхнюю границу березового леса, мы ожидали попасть в чащу ольховника, но оказались среди цветущего субальпийского луга, еще выше сменившегося сухой тундрой с участками сфагновых зарослей и спелой уже морошкой. Здесь нам попалось несколько обгрызенных рыб, по-видимому оброненных или брошенных медведями, которые в это время часто кочуют из речных долин в ягодные тундры хребтов, так как не прочь соединять рыбный стол с ягодным. Гряды кедровника, к которому в изобилии примешан золотистый рододендрон (пьяная трава) с его крупными кожистыми листьями, нередко преграждают дорогу.

0x01 graphic

   Передний уступ гребня, остаток лавового покрова, оказался узкой грядой с плоским верхом и скалистыми, обрывистыми боками, на которые мы все же вскарабкались. За ним еще низкая седловина из задернованных и заросших ягодной тундрой (голубика, шикша, морошка) каменных россыпей, и только затем уже самая вершина конической формы, вся из каменных россыпей с пятнами снега по склонам.
   На вершине я прежде всего с удивлением констатировал, что перед нами лежит настоящий кратер давно потухшего вулкана. Гребень Шапочки оказался кольцом, охватывающим замкнутую цирковую долину с очень крутыми каменистыми внутренними склонами, с озерком у левого края дна, с альпийскими лугами и даже рощицей берез на дне. Вправо глубокой щелью открывается барранкос, выводящий воды этого кратера в виде речки, являющейся ниже правым притоком Уздеца. Барранкос этот сильно зарос по крутым каменистым своим скатам ольховником, внутри же кратера их очень мало. Задняя часть гребня Шапочки выше передней и закрывает юго-юго-западную часть горизонта, но на север, восток и юг видно все как на ладони.
   В широкой долине, ведущей от Начинского озера на SW к верховьям Сарайной речки, текущей в р. Банную, видна еще группа из двух очень близких одно к другому озер значительной величины. Путь из бассейна р. Начики в бассейн р. Банной в этом направлении не требует подъема на перевал, а только спуска долиной Сарайной речки.
   Кругом на куполе вершины, очевидно подвергавшейся сильному выветриванию, на каменных россыпях решительно господствуют лишайники. Снега на гребнях Шапочки очень мало, и часть их совершенно бесплодна. Весь задний гребень и западная часть переднего состоят из очень темных пород, а часть левого гребня совершенно белая благодаря процессу каолинизирования. По-видимому, и здесь господствуют трахито-андезиты
   Этим я и закончил свои работы в Начике перед поездкой в Большерецк.
  

Глава X
ПУТЬ В БОЛЬШЕРЕЦК

  
   Писарь Начикинского селения Г. А. Бурнашев и один бесхозяйственный его обыватель Ф. Бурнашев оказались собственниками двух батов, которые они могли продать в Апаче; баты эти соединили вместе, сделав из них так называемый паром, и к 2 час. дня мы погрузили на этот паром наш небольшой груз, приспособили на середине брус для подвешивания психрометра и разместились сами: я, Поршняков, один наш рабочий и оба Бурнашевы; пожелали В. П. Савичу всего хорошего и отплыли в 2 ч. 38 м. дня. Через 5 мин. мы уже миновали устье Горячей речки (она впадает в правую протоку, мы же едем по левой) и завертелись в лабиринте речных извилин среди густейших ивняков, так как пониже горы Зеркало река удивительно извилиста. Наш проводник, писарь, человек очень умный и наблюдательный, хороший промышленник, коротает время рассказами о промыслах. Он поясняет нам, что небольшие навесы, попадающиеся местами среди прибрежных ивняков, называются "барабара", что они устраиваются над самой водой для ловли рыбы весной, когда ее мало. Тень от барабары позволяет хорошо видеть сквозь воду, и тогда легко колоть рыбу мариком (особого устройства крюк на длинном древке). Весной уже лучшим способом ловли гольцов (лосось-мальма, Salvelinus malma Walb.), единственной в это время ценной рыбы, служит плавизный (т. е. плавежный) запор. Гольцы в это время идут по реке, поэтому и запор ставится через всю реку в виде прямой воронки, вершина которой обращена вниз по течению. Сначала ставят по линии будущего запора колья, затем к ним привязывают решетки -- "атыры" из прутьев. В отверстие воронки запора помещается сетка, называемая "чируч". Гольцов загоняют в чируч, хлопая по воде лопаткой, широкий нижний конец которой сплетен из прутьев.
   За ивняками у подножия горы Зеркало через 20 мин. по выезде из Начики мы увидали справа мощные разрезы пластов лугового торфа, образовавшегося на луговых болотах нижней террасы берега. Еще через 20 мин. открылся справа хребет Щокоч по верхнему течению впадающей в Начику реки того же имени. Этот-то хребет и кончается в восточном направлении уже знакомыми нам горами Красного ярчика и Узкого места. Слева показалась падь речки Ипукыг. Почти час мы ехали среди луговых, часто подмытых берегов, нередко показывающих мощные пласты торфа; затем открылось справа устье Димитриевской речки, которая в верхнем своем течении называется Хребтовой, а за ней подошла к реке снова обширная тундра, уже с подъема на Шапочку бросавшаяся в глаза своими размерами. Тундра эта обрывается к реке крутой террасой до двух сажен вышины, с небольшими песчаными оползнями, обнаруживающими и подстилающий ее грунт. Место это называется Старый острог по бывшей здесь когда-то камчадальской деревне, настоящее имя которой современным начикинцам не известно (должно быть, это -- Мышху Крашенинникова).
   В 3 ч. 16 м. мы миновали устье р. Кохач, текущей слева с тундры. Исток ее -- это область морен, так называемые Федоткины места. Слева потянулся теперь возвышенный террасообразный берег, начало подхода к хребту Ипукыг, Караульная сопочка, видная издалека с тундры. Справа -- устье р. Щокоч (3 ч. 20 м.), по среднему течению которой идет большая тропа на Малку.
   Террасы справа очень типичны и красивы; на них вверху большие рощи каменной березы, где есть и соболь; понемногу террасы сливаются с увалом хребта; за ними по берегу, как раз против устья р. Ипукыг, значительная стена обнажений, с богатой растительностью, у подножия которой наши проводники разыскали и осмотрели капканы на выдр, живущих тут же в глубоких норах под берегом, причем устье норы спущено под воду приблизительно на глубину аршина. Обнажающаяся здесь зеленоватая, реже красноватая порода принадлежит к метаморфизированному сланцу.
   Самое устье р. Ипукыг мы прошли в 4 ч. 30 м.; здесь река уже глубока, и бат больше не задевает за дно, но шиверы или перекаты (порожистые места) все-таки часты, и в бат временами захлестывает вода. Слева -- устье р. Охнан, стекающей с гор, почти доверху одетых березником; за ними сзади невысокий голец с ровным бесснежным гребнем. Пройдя длинный разрез подходящего к реке справа лесистого отрога хребта Щокоч, мы увидали вправо опять большую, высокую тундру с речками Китоженач (или Китоженец) и Аркадиевской и березняковым Аркадиевским хребтом [название дано в память проезда начальника Камчатки Аркадия Васильевича Голенищева (1825--1835)]. Впереди гребень более значительного, хотя и бесснежного хребта Поворотного.
   В половине шестого мы миновали перевоз зимнего тракта, где зимняя тропа переходит с левого берега на правый под высокой террасой левого берега. Сюда с 1 октября приплавляют баты и держат их здесь вплоть до середины ноября, когда река уже прочно станет; также и весной река вскрывается раньше, чем стаивает снег, и баты также необходимы. Далее по реке остров, а по берегам террасы березняк и заросли кедровника. Открылось устье Стеновой речки, названной так потому, что где-то в ее верховьях есть стена скал. Сзади через хребты Щокоча и Зеркала показались далекие снеговые верхушки Ольховых и Поперечных гор Быстринского хребта.
   Наконец в 6 ч. 45 м. вечера мы прошли устье р. Ближний Чирельчик, а ровно в 7 час. остановились на лугу по левому берегу против высокой террасы правого берега и горы Поворотной. Отсюда видно, что Зеркальный хребтик (т. е. продолжение Начикинского Зеркала) отделен от гор Красного ярчика глубокой впадиной, по которой и идет перевал на Малку (собственнно из Коряцкой долины в долины Димитриевской речки и Щокоча).
   Под конец пути этого дня широкая долина реки заметно суживается, образуя как бы подход к хребту. Перед стоянкой, как вестник этого, вправо, в стороне от реки, виден красивый кедровый мысок -- скала, увенчанная кедровником у конца подходящего сюда увала.
   Речка Ближний Чирельчик, у устья которой мы стали, упоминается в книге В. Н. Тюшова (стр. 51--52), так как по ее вершине проходит одна из троп между Начикой и Апачей. Дорога трудная, с довольно высоким перевалом между вершинками Ближнего и Дальнего Чирельчика.
   На стоянке Г. А. Бурнашев поделился с нами еще несколькими сведениями. Снёнку, которой теперь так много в реке, иногда собирают, пока она еще свежа, и запасают на корм собакам в ямы, -- только корм плохой, так как рыба лощалая, т. е. выметавшая икру и переродившаяся. Про р. Щокоч он сообщил, что она вытекает из озера, площадь которого в четыре раза меньше, чем площадь Начикинского озера; вся долина ее от озера до устья около десяти верст. В озере та же порода гольцов с желтым мясом (а не красным, как у речных), что и в Начикинском.
   Долина, ведущая от Начикинского озера на W, сзади Шапочки, называется Сарайная падь, по форме окаймляющих ее столовых гор Сараев. Река Чирельчик вытекает из высокого хребта Алешки, где большие скалы и есть снег и бараны. Название Алешки дано хребту в память охотника, по имени Алексей, который убился, упав со скал в этом хребте во время погони за бараном.
   Удивительно скудная и печальная географическая номенклатура у жителей Камчатки. Чуть ли не у каждого селения своя река Быстрая, своя Тополовая, своя Мутная, в горах всюду Красный яр или Красные места, далее идут Федоткины, Алешкины и прочие горы, тундры, реки и просто места в память того, что кто-либо здесь охотился, ловил рыбу или погиб на охоте. Старая камчадальская номенклатура, по-видимому, была гораздо богаче, но до современного поколения дошли только обрывки ее, и притом часто искаженные.
   От сел. Начики до юрты, которая находится на зимнем тракте, недалеко от нашей стоянки, зимним трактом всего 25 верст.
   Лужайка, где мы остановились, по галечной намывной почве одета перегноем и травами такой вышины, что мы прежде всего вынуждены были вырубить ее или выломить и потом уже на сваленных стеблях баранника и шеламайника разбили палатки. Это очень оригинальная почва; она образуется на галечнике или даже из галечника, на котором долгое время по осени отлагались груды снёнки. Большие валы мертвой рыбы, сгнивая, превращают речной песок в черную вязкую землю, богатую фосфорнокислыми и азотнокислыми солями, и на этой-то почве развивается тот необычайно сильный и высокий травяной покров, о котором писали все путешественники по Камчатке. В стороне от реки его не увидишь.
   16 августа мы тронулись в путь в 7 ч. 50 м. Впереди и слева все невысокие горы с каменной березой и сланиками до самого верха. Единственная крутая скала видна поодаль, у вершины сопки. Справа впереди видна глубокая поперечная падь, по которой зимой ездят в Малку как из Начики, так и из Апачи. Эта падь -- прямое продолжение пади верхнего течения р. Большой Быстрой и верхнего течения р. Камчатки, т. е. главная дислокационная долина всего полуострова.
   Ширина реки все увеличивается, течение очень быстрое, отмели покрыты снёнкой. На берегу стоят барабары и небольшие балаганчики малкинцев, приезжающих сюда за рыбой из Малки, до которой от реки около 15 верст по долине. Так как р. Большая Быстрая богата большими порогами и стремнинами, где вода прямо клокочет, то рыбе по ней гораздо труднее идти против течения, чем в Начике, а потому и приходит она гораздо ранее сюда, чем в Малку; этим и объясняется существование рыболовной заимки малкинцев в 15 верстах от дома.
   Прямо видна падь Обещанная, а за ней горы Обещанного хребта со скалистыми гребнями, принадлежащие, по-видимому, системе Станового хребта Камчатки, прорыв через который нам теперь предстоит пройти. Река поворачивает на юг. Направо устье р. Эук (10 ч. 35 м.). Левый берег пошел высокими оползнями. Впереди красивые горы с обильными скалами у гребня, подошедшие к реке мысом из зеленого камня.
   Этим мысом и начинается прорыв р. Начики через южное продолжение Станового хребта. Поэтому я взял образец составляющей его породы, резко отличающейся от всех виденных по пути, начиная с выхода из Петропавловска. Об этом образце К. И. Богданович дал впоследствии такой отзыв: "Кремнистая порода с прожилками кварца, вторичного образования. Зеленоватый цвет ее зависит от тончайших хлоритовых выделений. Макроскопически зеленоватого цвета, плотная роговиковая порода с раковистым изломом. Вероятнее всего, что это контактная порода, образовавшаяся либо около диабазов (следовательно, адинолового типа), либо около каких-нибудь кислых пород (роговикового типа). Очень напоминает контакты глинистых сланцев около диабазов, недалеко от Петропавловска".
   За мысом мы прошли устье Дальнего Чирельчика (это половина пути до Апачи по зимнему тракту рекой). Длина этой речки верст 25, вершина -- в хребте Алешки, по другую сторону которого западнее стекает в Начику значительная Тойонская речка. Хребты стали ниже, но густые, как бы выстриженные под гребенку массы кедровника на них сильно увеличились. Слева видны еще скалистые гребни без снега и один крайне узкий гребень треугольной формы, в профиль похожий на саблю. Справа подошли крайне разрушенные и несогласно падающие пласты какой-то вулканической породы. Осыпная часть их покрыта зарослями полыни. Затем слева еще длинный, высокий хребет Косогор со скалистым главным гребнем и высокие скалы на поперечных к нему восьми гребнях, идущих к реке, -- самое красивое место на всем пути.
   В час дня мы были у так называемой Малковской половины, т. е. на полпути между Малкой и Апачей. Немного далее, у устья Холодного ключика (температура 6°), в удобной заводи мы остановились для обеда; кстати я осмотрел соседний лес (Betula Ermani) и оползни по реке с привычной уже однообразной растительностью.
   В 3 ч. 50 м. мы опять двинулись и в 4 ч. 25 м. были против большого сухого луга, называемого Тойонской тундрой. Здесь впервые стали попадаться высокие крепкие стебли Angelica ursina, прославленные уже Киттлицем и с тех пор считавшиеся главным характерным растением Камчатки, но, как то и указывал Дитмар, свойственные на самом деле только западному берегу от Сопочной до Голыгиной. Корни этого растения считаются обладающими целебным свойством, так как они сильно ароматичны. Называют его "медвежий корень".
   Справа еще открылась речка Сыпучка и Сыпучий яр за нею. В 5 ч. 35 м. мы миновали последний большой кряж, заросший уже доверху березняком. После этого пошел дождь, и мы предпочли заночевать на увале левого берега в березняке, у маленького ключика, стекающего с торфяной тундры на верхней береговой террасе. Это место лежит пониже оригинальных черных обнажений какого то сланца, тянущегося вдоль обоих берегов над самой водой в виде отвесной стенки. На правом оно выдается из воды приблизительно на один аршин, на левом почти погружено в воду. Стенки эти сверху одеты дерном и увенчаны березами. Это Чакаанач местных жителей, где они выламывают бруски для точки инструментов. Здесь уже не редкость бузина и черемуха, которых совершенно нет в Начике и вообще выше прорыва реки через хребет.
   17 августа мы выехали в 10 ч. 8 м. Река уже до 20 саж. ширины; ниже по берегам появился высокий, стройный ветловник, образующий густую приречную полосу леса. Справа на террасе потянулась Каюкова (не Хайковая ли?) тундра, закрытая с реки таловым лесом, -- единственное место на всем пути к Апаче, где есть белая береза, и притом старыми деревьями. Далее река промыла новую, очень сильную протоку прямиком через лес в левой части своего русла, ломая и выворачивая крупные ветлы и ольхи, тополя и талы.
   Так как новая протока сильно забита хламом, т. е. именно этими упавшими деревьями, а течение в ней стремительное, то мы хотя и вошли в нее, но были вынуждены вернуться, для чего пришлось высадиться на берег и тащить паром бечевой, обрубая растущие на берегу деревья, пока не вышли на спокойное место. Затем мы въехали в старую, обмелевшую уже протоку и счастливо прошли ею в главное русло ниже опасного места. Промелькнул еще кряжик с небольшими обнажениями выветрившегося глинистого сланца, и уже почти бессменно по обоим берегам пошли широкие галечные террасы. Миновали (11 ч. 50 м) устье р. Ушенах (Ушина, у В. Н. Тюшова -- Усанан), пришедшей слева. Ее верховья в горах очень близко подходят к верховьям р. Ипукыг, и падь -- весьма прямая, глубоко врезанная в хребет. Справа, в стороне, две отдельно стоящие крутые сопочки. В 12 ч. 17 м. проехали мимо летнего перевоза по сухопутному тракту Апача -- Начика, где увидали первые тополя, а под ними красную смородину. Справа совершенно заросшая высокой луговой травой протока с галечной почвой, по которой плавали еще четыре года тому назад. В 12 ч. 47 м. прошли устье Банной и в час дня были у берега, пониже Апачинского селения, где удобнее всего было устроить стоянку.
   Всего мы пробыли в пути за эти 3 дня 11 час, причем жители определяют расстояние от Начики до Апачи водой в 140 верст, откуда быстрота, с которой течение уносило наш паром, превышает 12 верст в час. На всем этом пути мы были в районе, где в это время года не бывает охотников, и потому животные мало пугливы. Тем не менее все, что мы видели, это несколько медведей, которые просыпаются аккуратно около 5 час. вечера и идут ловить рыбу, сидя на обрыве берега над более глубокими местами. В высокой траве везде хорошо видны их лежки, плотно утрамбованные поворотами тяжелого медвежьего тела. Рыбу он хватает когтями, следы которых на спинах вырвавшихся случайно рыб напоминают разрезы ножом. В трех медведей стреляли мои спутники, но неудачно. Затем пестрела река массами утиных выводков, которые, по молодости своей и неопытности, позволяли свободно наблюдать за собой на очень близком расстоянии. Даже испуганные выстрелом утки не улетали, а прижимались к валежникам или прятались в тени берега, пока мы не проплывали; они "лукавились", как говорили наши спутники. Здесь были и чирки, и гоголи, и селезни или кряквы, и каменушки, причем в наш котелок попадали и такие породы, которые питаются рыбой и потому считаются в Европейской России несъедобными, но здесь они почему-то все одинакового вкуса и достоинства.
   Сел. Апача расположено на правом берегу р. Начики, на сухой аллювиальной террасе, в версте от последних одиноких гор правого берега. Крашенинников (I, стр. 40) называет его Каликиным, или Опачиным острожком, Дитмар (стр. 565) -- Апачей и насчитывает в нем 65 душ камчадалов курильской ветви, В. Н. Тюшов -- уже более 100 душ и 20 отдельных хозяйств.
   Обширная речная долина здесь частью занята ивняковыми островами и рукавами речки, частью приподнята в виде террас. На ONO виден прорыв реки через горы, причем лишь более дальние горы, последние видимые на горизонте, несут пятна снега. Несколько в стороне круто возвышается верхняя терраса, ближайшая часть которой служит выгоном, а более дальняя уделена сенокосам. В селении ни деревца. Среди небольших, хотя и зажиточных домов, с их амбарчиками, выделяется лишь небольшая бедная часовня да высоко составленные шатрами колья, к которым привязаны собаки.
   В реке все еще продолжается ход горбуши, начавшийся около 20 июля. Часть колпачных запоров уже снята, так как главный запас собачьего корма уже заготовлен, а теперь такое время, когда запоры сильно забивает снёнкой и их необходимо чистить. Часть запоров все же работает, добывая свежую рыбу для стола, а отчасти в ожидании кижуча, ход которого начнется с 20 августа, а кончится только в ноябре, причем отдельные экземпляры добываются в реке вплоть до Рождества. Часть этого последнего улова замораживается и доставляет свежую пищу на добрую половину зимы.
   Снёнку надо видеть на месте, чтобы получить о ней понятие, -- никакие описания не сделают этого. Пласты рыбы под водой, рыба на всех коряжинах и местами на камнях, нанизанная на острые выступы их бегущей сверху водой; рыба на отмелях и у береговых тальников. Тут же массы выпущенной икры затягиваются песком и илом, или в еще большем количестве поедаются рыбами и птицами, или просто уничтожаются благодаря механическим повреждениям. Вся эта масса рыбы гниет и находится на всевозможных стадиях разложения.
   В Апаче мы простились с проводником нашим Бурнашевым и получили новых проводников. Должен сказать, что и здесь, и в Большерецке отношение к нашему желанию иметь баты или лошадей сильно отличалось от того, которое так мучило до сих пор. Здесь не было никаких длинных рассуждений; староста просто спрашивал, есть ли бумага от начальника. По безграмотности он даже не интересовался текстом бумаги, а то так даже и отказывался смотреть на нее, -- достаточно, что она есть. Второй вопрос -- сколько надо батов или лошадей, третий -- когда думаем выезжать. Относительно платы говорилось так: если нет бумаги, мы все равно не повезем, а если она есть, то поедем, хотя бы вы и не платили; получке очень рады, но если ее нет, то нечего делать, -- ладно и так. Возможно, впрочем, что не торговались они, зная от прежних проводников, что прижимки не будет.
   Теперь в Апаче я заказал паром (два бата) на утро 18 августа и отправился осматривать растительность верхней террасы. Нижняя терраса поднята над рекой на высоту около сажени, верхняя над нижней -- сажени на три. Березник здесь сильно вырублен, и на порубах попадается медвежий корень, который я ранее видел только с парома. По ручью, прорезывающему террасу, на лугах, отчасти затопляемых водами ручья, я мог познакомиться с другим крупным представителем камчатской травянистой флоры, также свойственным только юго-западному углу страны, именно с ароидным Lysichitum kamtschatcense, крупные листья которого лежат на земле плотной, правильной розеткой, среди которой более молодые листья образуют как бы направленный кверху венец. За березняком и лугами открылось обширное возвышенное моховое болото, за которым кое-где видны еще березняки и такие же выпуклые моховые болота всюду, куда хватает глаз, и, вероятно, до самого берега р. Большой Быстрой.

0x01 graphic

   Вечером я разговорился с апачинцами и узнал, что от Апачи до Малки по сухому пути, как ездят зимой, 60 верст, до Начики -- 80, а летним путем через долину Холзана -- 66, до Большерецка -- 44 версты.
   Единственная гора на востоке, где есть еще пятна снега, называется Ушина, -- до нее 20 верст. Ближайший хребет от левого берега реки, между нею и р. Банной, называется Глиняный; с него течет Саранная речка, впадающая справа в Банную. До устья главного притока р. Начики, именно до Каримчиной, 12 верст, и ниже этого места р. Начика получает наименование р. Плотниковой; так ее окрестили жители Большерецка, жители же Апачи вообще зовут ее Начикой или нашей Апачинской рекой.
   18 августа мы подождали, пока сильно моросивший утренний туман разойдется, и выехали в 11 ч. 15 м. утра. Осматриваясь перед отъездом, я мог видеть за Глиняным хребтом, с прорезывающей его Саранной падью, правильную, широкую долину р. Банной, затем еще небольшую горную группу, широкий, ровный, одиноко стоящий конус Опалы и правее, после небольшого перерыва, плоский хребет Ипэлька с очень ровным гребнем и небольшими пятнами снега. По-видимому, это опять-таки разрушенный, но очень крупный вулкан.
   Пониже селения мы увидели целый лес талов, посохших, так как с них снята вся кора, огромные количества которой идут на связывание решеток (атыры) на запорах и другие работы по рыболовству. Быстрота течения на глаз почти прежняя. Река сильно роет берега, разбивается на протоки и перерабатывает свое русло, размывая старые отмели и нанося новые. Местами она врезывается в густой ветловый лес и валит его, чтобы где-нибудь пониже создать новые отмели, пригодные для его роста и сильно удобренные рыбьими трупами.
   Пониже Апачи река подходит к террасам правого берега и, разрушая их, обнажает в разрезе неслоистый нанос, очень богатый камнями различной величины и формы и различной степени окатанности. Ниже по берегам всюду лес, где ольха и бузина одни лишь нарушают однообразие талов и ветловника, длинные жерди стволов которого стоят чрезвычайно тесно. В густой тени берегового леса масса высокой крапивы, волокна которой еще иногда используют на веревки для неводов, хотя возможность всюду покупать бечевку и прядево русского и американского производства почти убила этот промысел.
   Со стороны Охотского моря слышна гроза, но над нами ясно. С часа дня правый коренной берег приобрел характер высокой обрывистой стены, увенчанной парковым березовым леском с примесью тополей и талов. Берег этот то скрывается из глаз благодаря лесу островов, то снова открывается; вышина его -- до 10 саж. В обрыве видны рыхлые слоистые речные отложения, легко рассыпающиеся, как о том свидетельствуют конусы осыпей у подножия. Самое русло реки стало много шире, хлама совсем не видно, господствуют ивняковые и галечные острова.
   В 3 ч. 30 м. мы остановились варить обед у места, называемого Половина, миновав устье Каримчиной еще в час дня. Воспользовавшись этим, я взошел на террасу, край которой обрамлен березовыми рощицами. Далее вглубь потянулась заболоченная равнина, вплоть до подножия хребта Ипэльки. Тундра эта, с мочажинами и прудками, очень богата морошкой, голубикой и шикшей. От реки она то отделена рощами и луговинами, то непосредственно подходит к обрыву террасы, где обнажается мелкий песок с торфом и черными узкими прослойками, богатыми углистыми частицами. В 4 ч. 15 м. мы снова отплыли, в шесть прошли устье р. Ипэльки и вскоре после этого заночевали на береговом галечнике, так как проводники не захотели ехать далее.

0x01 graphic

   19 августа мы выехали в 8 ч. 12 м. Слева тянется стена оползней; терраса над ними увенчана лишь очень низким ковром травяной тундры. Разрез берега слоистый, песчаный, с очень мелким щебнем и двухаршинным пластом темно-бурого торфа сверху. По правому берегу ивняки. На тундре, по словам проводников, есть озеро и много морошки. Далее зеленый яр с немногими одиночными березками и снова оползни, потом невысокие (3--5 саж.) террасы с березовой рощицей, которая позднее отходит в сторону, заменяясь нижней террасой, здесь уже установившейся и одетой ивняками.
   В 9 ч. 30 м. утра открылся слева исток ручья Черемшовки, на берегах которого жители Большерецка собирают черемшу. В 9 ч. 40 м. справа показался тихий затон среди ивняков, известный жителям под названием Кораблевки. Не здесь ли строили суда во времена майора Бёма (1773--1779), когда Большерецк был столицей Камчатки и считался большим городом? В 10 час. вошли в очень узкую, еле заметную с реки протоку Ловце, шириною всего до 2 саж., по дну сильно заросшую шелковником (Ranunculus aquatilis). Из нее вышли в протоку Белую глину, далее в р. Рогову, текущую уже среди большерецких покосов. В 10 ч. 25 м. вошли в рукав Японскую речку, в 10 ч. 35 м, -- в Гольцовку и в 11 час, пройдя мимо домов и балаганов Большерецка, стали на правом берегу полуобсохшей протоки, ведущей из р. Большой Быстрой в Гольцовку, среди выгона с одинокими деревцами ветлы и бузины. На О виден весь хребет Ипэлька, разделенный на правую (W), более низкую, и левую (О), более высокую часть падью р. Ипэльки. На нем еще около 30 снеговых пятен. Всего пути от Апачи до Большерецка оказалось 9 час., около 70 верст.
   В самом селении, расположенном по берегу Гольцовки, между р. Плотниковой (Начикой) и р. Быстрой, и раскинутом на большое расстояние, -- всего 19 домов; по самому берегу тянется ряд высоких балаганов, перед которыми расположен у берега собачий лагерь. Церковь весьма ветхая, маленькая, мало заметная. Дитмар в 1853 г. застал здесь всего 9 домов, тогда как Сарычев в конце XVIII века насчитал их 30. Селение это еще более разбросано, чем все ранее виденные, и притом отдельные группы домиков еще разделены речными протоками.
   Вторую половину дня я посвятил обзору окрестностей Большерецка. Саженях в ста от края деревни и нашей стоянки протекает широкой, спокойной струей главный рукав р. Быстрой. Берега все одеты таловым лесом. Если идти вверх по берегу, то в полуверсте или версте от селения выйдешь на хорошие, сухие покосы, где теперь идет уборка сена. Режут траву горбушами, так как настоящей косьбы (литовками) никогда не видали, и если даже попадет в их руки литовка, то ее, как горбушу, насадят на короткую ручку, объясняя, что что-либо другое, кроме горбуши, неподойдет: "по нашему месту кочек много"; на самом деле кочки хотя и есть, но не такие, чтобы сильно помешать косьбе. Сено к стогам носят руками по двое на носилках и говорят, что лошади не могут помочь в этом деле также из-за кочек.
   Тут же значительная площадь хранит следы бывших пашен. Все поля были разбиты на правильные квадраты, окопанные канавами и обсаженные ивами. Все это сохранилось, но почва этих участков, поросшая низкой, неважной травой, ясно говорит о том, что земля до сих пор еще не оправилась от непосильной для нее задачи взращивать хлеба. Масса труда затрачена на эти пашни, но кроме лишних страданий ничего они людям не дали. Невольно вспоминаешь слова Крашенинникова ("Описание" {* Полное наименование труда С. П. Крашенинникова: "Описание земли Камчатки Здесь и далее "звездочкой" помечены примечания редактора переиздания 2008 года.}, т. I, 253): "Ячмень, который в Большерецке и я, и другие неоднократно сеяли, вышиной, густотой и величиной колосьев был токмо приятным позорищем, ибо вышина его была больше полтора аршина, колосья более четверти, а другой пользы ни мне, ни другим не учинилось потому, что за ранними заморозками, которые в начале августа почти непременно начинаются, позяб, будучи в цвете и наливании". Зато картофель в здешних огородах очень высокий, лучше виденного ранее, цветет и еще вовсе не тронут морозом.
  

Глава XI
ИЗ БОЛЬШЕРЕЦКА НА ОХОТСКОЕ МОРЕ И ОБРАТНО

  
   20 августа утром температура упала до 2,6° мороза, и картофель сразу почернел. Виною этой беды была на редкость ясная погода. Выехали мы с новыми проводниками на пароме в 9 ч. 50 м. утра, пройдя пешком от стоянки до берега протоки Манаковой, т. е. главного рукава Гольцовки, и в 10 ч. 5 м. пришли на место слияния всех трех рек, т. е. Плотниковой, Гольцовки и Быстрой. С этого места хорошо видна в ясную погоду Опала за правым (W) концом левой половины хребта Ипэльки, т. е. у ее середины.
   Большая река, по которой мы теперь идем, разбита на целую сеть проток от самого начала своего. Острова одеты прежней растительностью; только высокий, стройный ветловник, по-видимому, вырублен начисто, хотя и без того здесь поблизости должна проходить его граница к морю; берега низки и имеют вид галечной терраски с тальниками. Много и таких галечников, которые совершенно заливаются в половодье, с лежащими на них коряжинами и свежей, недавно развившейся травяной порослью. Течение сравнительно тихое, но неровное, -- где быстрее, где тише; идем от двух до десяти верст в час. Река многоводная, но рыбы по берегам и у отмелей по-прежнему много, так же как и питающихся ею чаек. Вся долина с ее островами и протоками очень широка, так что обе береговые террасы видны лишь изредка в большом отдалении. Вниз идут обычно главным руслом, но ко времени обеда я попросил подъехать к левому берегу, желая сделать экскурсию вне однообразной флоры речных островов, и мы вышли в неширокий левый рукав, называемый Прорвой. Перейдя вброд небольшую проточку, я пересек обширную площадь аллювия с песчаным лугом, где есть даже Elymus, и был остановлен очень большим, широким и тихим потоком, именно р. Кеначевой, текущей слева с гор Ипэльки в Большую реку. За Кеначевой продолжение той же низкой сухой террасы со следами старых проток, превратившихся по большей части в осоковые болота, и уже недалек яр старого берега, вышиною сажен 5--10, с красивыми группами берез наверху, за которыми тянется бесконечная гладь тундры.
   Мы остановились на обед в час дня и пошли вновь в 3 ч. 15 м., держась теперь все ближе к правому берегу. В 6 ч. 30 м. подошли вплотную к высокому (около 10 саж.) яру с поросшими мелким ивняком склонами и березняком наверху. Потом опять пошли острова. Яр отошел в сторону, образовав правильный полукруг, занятый внизу плоской ивняковой террасой, чтобы затем опять упереться в берег, следуя ему далеко впереди, и кончиться резко выраженным мысом. Слева за ивняками открылась обширная плоская тундра, обрывающаяся к реке отвесным ярчиком около двух аршин высоты. За узкой луговой окраиной идет ровная гладь мохового болота с карликовыми особями кедровника, морошкой, голубикой, багульником, шикшей и пр. Медленно подвигаясь вперед, мы увидали в ивняках на острове большого медведя, мирно ловившего рыбу под прикрытием береговых кустов. Грянули выстрелы, и медведь свалился. Обождав немного, подъехали к месту, где был медведь, и проводники осторожно пошли в кусты, опасаясь наткнуться на раненого, но, к общей радости, медведь был мертв. Целый бат наполнили его мясом, что и обеспечило нам обед на все время до возвращения в Большерецк, да и туда привезли немалый запас; шкуру сейчас же изрезали на ремни. В заботах о медведе мы тут и заночевали.
   21 августа, в 9 ч. 30 м., двинулись далее. Вдали за болотом видны кусты ивняков вдоль левых проток Большой реки, а за ними и увал левого берега, уже безлесный. До него не менее 35 верст, так как виден он слабо. Высокий правый увал, у подножия которого мы идем, все еще несет высокий, но тонкоствольный парковый березняк и тальники. Слышен уже шум морского прибоя. Слева по низкому, хотя и обрывистому галечному берегу островов небольшие группы кедровника и редкие талы прерывают широкую полосу высоких трав (вейник, кипрей и пр.). Правый берег пошел большими мысами; березы по нему совсем корявые. У первого же мыса лес вовсе кончился; далее уже чистые травяные склоны, а наверху ровная тундра; лишь на более глубоких впадинах между мысами еще есть небольшие кустарники. Далее опять с обеих сторон низкие острова с плохим тальником и шеламайником. Затем справа опять высокий увал террасы с очень редкими, небольшими, приземистыми кустиками.
   В редких обнажениях яра песок с мелкими камушками. Река понемногу все шире (с 60 саж. на 80). Справа по увалу тянется длинная черная полоса горелой тундры, этим летом, перед 20 июля, зажженной японцами, промышлявшими на устье рыбу. По словам проводников, на этой тундре зимой стоят оленные коряки, теперь кочующие в хребтах. Они селятся на зиму по 2--3 юрты вместе.
   Дресвы здесь в 1907 г. выпало мало; езду по снегу она, правда, испортила, но после таяния снега "как-то потерялась". Сегодня дует курильский ветер (южный; другие ветры называются "остовый", или "верховой", "с моря" и "север", или "Камчатка").
   Левый низкий берег обрамлен огромными осоковыми кочками, между которыми всюду глубокие промоины. Справа открывается совершенно ровная тундра (между рекой и яром), причем в реке она дает отвесный разрез 2--3 арш. мощности чистого, пластового торфа. На тундре, образующей нижнюю речную террасу, крайне однообразный растительный покров с массой спелой морошки. Теперь мы выехали уже в область устья, как известно тянущуюся на 15 верст вдоль моря, от которого река отделена узкой песчаной кошкой; через кошку в зимние пурги море иногда перекатывает отдельные валы. Мы остановились, проехав 3 часа (всего от Большерецка 9 час. ходу) и миновав култук устья, на его кошке. Палатку поставили у речного берега, под защитой берегового вала, и пошли смотреть море.
   Охотское море серое, неприветливое, вечно волнующееся, с сильным прибоем у плоского песчаного берега и холодной водой. Оно богато животным миром, но к детям своим относится сурово. На берегу везде трупы выброшенных морем животных: то красивый пятнистый тюлень-нерпа, еще совсем свежий, то большая толстая белуха, то куча рыбы. Водорослей же в полосе отлива нет вовсе.
   Экскурсию я предпринял на яр правого берега долины устья, а Поршнякова просил пройти возможно дальше по кошке в противоположную сторону. Кошка построена крайне однообразно чуть ли не на всем своем протяжении. В поперечном разрезе она напоминает двускатную крышу. Со стороны моря скат очень пологий, длинный, со стороны реки -- круче и короче. Со стороны моря растительность отсутствует почти до конька крыши, у которого есть группы плотно прижатых к почве и сильно укореняющихся по длине стеблей -- гвоздичного Ammodenia peploides и бурачникового Mertensia maritima, с голубыми цветами. Конек крыши со стороны моря подмыт зимними бурями и имеет вид уступа в 1--2 фута вышиной. Сторона, обращенная к реке, густо одета зарослью жестких сизо-зеленых побегов злака Elymus mollis, среди которых попадаются понемногу и другие растения, например зонтичное Ligusticum scoticum. Там, где речное устье уже не подходит к береговому валу, ближе к яру высокого правого края долины тянется цепь озерков, обрамленных осоковой зарослью и свидетельствующих, что река некогда протекала у самого яра и лишь потом отошла влево, прибавив к общей длине своей еще 15--16 верст, параллельных морскому берегу, по мере того как нарастала кошка.

0x01 graphic

   Яр у моря, саженей пять вышиной, тянется еще на версту от речной долины, после чего понемногу сходит на нет и заменяется низким береговым валиком, который один только отделяет от моря безграничную, ровную низменную тундру. Поверхность аллювиальной возвышенности, образованной высотами правого берега Большой реки, одета или темной зеленью шикшовника, или покровом, обычно свойственным торфяной тундре, с брусникой, клюквой и пр. У самого обрыва к морю совсем нет кустарников, и надо пройти саженей 100--200, чтобы увидеть первые одиночные и очень жалкие кустики шиповника и жимолости. Со стороны моря яр сильно ползет и разрушается; толща его суглинистая, и дождевые потоки разносят глиняную кору по песку, лежащему в низу песчаного пляжа, вплоть до линии прибоя. Верхний пласт разреза яра образован торфом, также кусками падающим вниз. На пляже, кроме мертвых тюленей и дельфинов, есть и целые деревья лиственницы, разумеется сильно ободранные, так что кора сохранилась только в углублениях между основаниями корней. Жители Большерецка утверждают даже, что находят на кошке лиственничные колья, которыми жители долины р. Камчатки укрепляют свои запоры. На самом деле и стволы, и колья, по всей вероятности, приносятся морем из окрестностей Охотска, где и лиственница растет в изобилии, и запоры рыболовные на реках подобны камчатским.

0x01 graphic

   Вечером из разговора с проводниками я узнал, что от устья Большой реки к северу до устья р. Утки берегом моря около 100 верст. На этом расстоянии в море впадают три речки Митаг (Сухой Митаг, Большерецкий и Уткинский Митаг) и Озерная с большим озером у устья. Последнюю, конечно, не следует смешивать с той Озерной, которая изливается в Большерецкий лиман с юга, ни тем более с той Озерной, которая вытекает из Курильского озера. Озерных в Камчатке еще больше, чем Быстрых.
   22 августа, просушив немного на солнце собранные за дорогу растения, я снова собрался в путь. Поршняков, ходивший по кошке на юг, сообщил, что там на 5 верст нет ничего приметного, а далее стоят еще японские балаганы, где помещались летом рыбаки и засольщики; теперь промысел уже окончен, и почти все они уехали. Балаганы построены из бамбука и соломенных циновок. На открытом рейде перед кошкой качается еще последняя рыболовная парусная шхуна, которая на днях заберет последних рабочих. Поршняков и сопровождавший его рабочий были приняты японскими рыбаками гостеприимно и получили угощение из чая и риса; по-видимому, ничего более и у самих японцев не было. Находящийся на кошке компанейский магазин оказался пустым сараем, куда раз в год на компанейском пароходе "Котик" весной выгружают товары для приказчиков, живущих в Большерецке и Апаче, и, развезя эти товары (до Большерецка доходит паровой катер), магазин запирают.
   В 11 ч. 40 м. мы тронулись в обратный путь. Разрез приречной тундры обнаруживает мощный пласт торфа, не менее 2 арш. толщины, лежащий на сером песке речной дельты. Песок легко размывается полой водой, и торф большими массами падает в воду, где глыбы его оседают на отмелях как самостоятельные островки. В 12 ч. 45 м. мы прошли протоку Амшигач, получившую свое название от имени впадающей в нее справа р. Амшигач, прорезывающей высокий увал с березовым лесом, и вошли в Среднюю речку. В 2 ч. 18 м. мы остановились для обеда и отдыха на маленьком галечном острове и в 3 ч. 45 м. снова тронулись. Идти на шестах против течения нелегко; люди сильно напрягают и мышцы, и внимание, да и для легких немалая работа. Большая ловкость, которую они при этом обнаруживают, позволяет, однако, двигаться против течения не медленнее, чем несет вниз это последнее, только ехать приходится, придерживаясь более мелких мест, чтобы шесты везде доставали до дна, не заставляя людей слишком нагибаться. Теперь мы держим направление как раз на начало того увала с лесом из каменной березы, вдоль которого мы ехали вечером, когда убили медведя. В 4 ч. 25 м. опять сделали короткую остановку на небольшом галечном островке, как раз у начала крупных и густых тальников, отсутствовавших ближе к морю. Около 6 час. вечера стали совсем, опять-таки на галечном острове в устье Севской реки (протоки).
   23 августа тронулись в 8 ч. 25 м.; в 9 ч. 23 м. вошли в протоку Старое Начило с сильно заросшими берегами, в 9 ч. 48 м. -- в Большое Начило, как раз к обычному здесь времени расхождения утреннего тумана (разумеется, в хорошую погоду). По правому берегу этой протоки установлены жерди для сушки неводов, так как по веснам здесь ловят чавычу. В 10 ч. 30 м. перед нами выбор: идти ли налево в Тундровую речку, или направо - в Богатыревскую; идем в последнюю. В 11 час. входим в Якутову: это средней величины протока с тихим течением и очень густыми тальниками по берегам, все еще при отсутствии ветловника. С часу дня до трех часов мы простояли на берегу Якутовой и в 4 ч. 20 м. вышли из Якутовой в Трапезникову; здесь рыболовная заимка у колпачного запора, ставящегося в июне и июле на красную рыбу и хайко. Здесь и начался ветловник, играющий такую большую роль в жизни здешних поселений, так как он дает почти единственный годный на постройки материал. В 4 ч. 33 м. мы вошли в узкую протоку, ведущую из Трапезниковой в Быструю, и, казалось, повернули назад, вниз по течению, но вскоре эта протока разбилась на две левую, захламленную, по которой мы и поехали опять наверх, Огневочку, и правую, Алексеичеву. При входе в Быструю проводники очень взволновались, так как там опасное "уло" (водоворот), но счастливо миновали и его, и главное русло Большой, после чего прошли устье Плотниковой и вошли в Манакову после 11-часового плавания от моря.

0x01 graphic

   Ночевка на старом месте у Большерецка не принесла ничего нового, только протока перед ней еще более обмелела, и теперь собаки, весело бегая по воде, вылавливали оттуда на выбор любую из горбуш, плававших в мелкой воде. Даже коровы, и те меланхолически подходили к воде, выхватывали из нее рыбину и равнодушно чавкали ее с головы, в то время как рыба била хвостом. Жители пояснили, что не всякая корова ест рыбу, но лишь такая, которую к рыбе приучали теленком, если почему-либо молока для нее не хватало.
   Здесь, в Большерецке, мы столкнулись с более живым, чем где-либо, воспоминанием о войне 1904 г., которая сильно всполошила население Камчатки. Частью нападение вольной японской дружины на Явину, кончившееся избиением и пленом японцев, частью некоторые меры начальника Камчатки Сильницкого, принятые им в связи с организацией народного ополчения, вызвали к жизни дикие сцены жестокости и произвола, надолго оставшиеся в памяти жителей. Зато другой стороной своей деятельности -- урегулированием пушной торговли -- Сильницкий заслужил со стороны жителей глубокую благодарность.
  

Глава XII
ОТ БОЛЬШЕРЕЦКА ДО НАЧИКИ СУХИМ ПУТЕМ

  
   24 августа мы легко достали пять лошадей и в 10 ч. 50 м. утра обовьючили их, взгромоздились сами на вьюки и поехали; три из этих лошадей были с жеребятами, которые и сопровождали нас всю дорогу, придавая каравану несколько комичный вид. По выезде из селения сейчас же переехали Манакову и, проехав с версту по берегу Роговой, пересекли и ее; брод теперь глубиной до вьюков, летом же, очевидно, еще глубже. Затем ехали все время в виду Ипэльки вдоль правого берега Начики, но в стороне от него, так что реки за весь этот день ни разу не видели. Дорога пересекает очень старые, мощные речные отложения, одетые луговым покровом и рощами белой и каменной березы. Последние рассеяны среди лугов очень красивыми, часто густыми группами; парковый ландшафт здесь резко выражен и очень красив. На лугах обычная растительность березниковых полян, и часто встречаются мощные стебли медвежьего корня, увенчанные тяжелыми шапками зеленых еще плодов. Местами попадаются участки сухой тундры с большими кочками, которые сильно мешают езде. На них шикша, брусника, голубика, багульник и пр.
   Верстах в 18 от Большерецка неожиданно появился на ровной террасе среди лугов островной галечный увал с плоской же террасой наверху. Тропа поднимается на увал (вышина его 2--3 саж.) и идет краем его, обращенным в сторону реки, опять-таки среди березняка, прерываемого большими лугами, где, как солдаты, стоят правильно разбросанные стебли медвежьего корня. Почти проехав увал, мы остановились, так как здесь считается половина пути, для обеда и отдыха лошадям на 1 ч. 30 м. Затем ехали сначала опять увалом, который, при длине около 8 верст, в ширину не более одной версты. Он представляет собой как бы водораздельный гребень между р. Начикой и р. Гольцовкой. Затем слева открылась обширная, круглой формы, совершенно безлесная тундра с мокрым торфяным болотом, вероятно днище высохшего озера. На горизонте (NW) видна круглая одинокая сопочка у берегов Гольцовки. Дитмар (стр. 864) считает ее конечным южным членом той параллельной Срединному хребту цепи, над которой далее к северу поднимаются горы Кечева и Коктонген. Впереди крутой стеной встает скалистый хребет с прорезывающими его глубокими долинами Гольцовки и Начики. Справа обрыв к заросшей густым ивняком долине последней, протекающей, однако, не менее чем в версте от края долины. Далее опять увал с плоской террасой наверху и березовыми перелесками с пышной травяной растительностью, лавируя по которому, мы к 9 час. вечера, крайне утомленные и провожаемые последние три версты, уже в темноте, холодным дождем, достигли Апачи. Весь переход этого дня 44 версты.
   И здесь мы очень легко получили необходимую пятерку лошадей при двух проводниках. Староста Панов посылал двух своих младших братьев за грузом (мукой) в Петропавловск, и они взяли нас с собой, причем согласились ехать через горячие ключи на р. Сику, а не прямой дорогой.
   Из разговоров в Апаче мы узнали, что жители ее особенно охотно ездят на промыслы к Опальской сопке. Каримчину на этом пути переезжают батами, так как бродов через нее нет. За сопкой долина Опальской реки, текущей в р. Голыгину, что позволяет и голыгинцам посещать сопку, приезжая на батах. Им до сопки ближе, чем апачинцам. Толмачева речка, собирающая воды с Толмачевых сопок (несколько небольших вулканов), течет в Каримчину. Речка горячих ключей, которые мы собираемся посетить, течет в р. Сику.
   Каюкова (Хайковая?) речка течет с хребта и впадает в Начику справа повыше Перевоза по тракту. Она "кормит" Апачу, так как на ней самый большой осенний промысел кижуча.
   И в Апаче есть свои приписные переселенцы, оставшиеся здесь из партии рабочих, приведенных в Камчатку золотопромышленником Локотковым. Один из них живет в работниках, другой женился на дочери местного лавочника и устроился собственным зажиточным домом.
   В три часа дня мы вторично оставили Апачу. Переехали против верхних домов селения главный рукав Начики (брод повыше колен), потом два острова в ее русле и две меньшие протоки и врезались в густую чащу талов и шеламайника, сквозь которые не без труда пробрались мы к четвертому, также широкому и глубокому, речному рукаву. Затем при помощи топоров пересекли еще широкую площадь ивняков и высокого шеламайника с примесью крепких ольх. В 4 часа вышли на край коренного берегового увала. Пошла знакомая уже полоса тальников, сопровождающих правый берег р. Банной. Один из рукавов последней подходит вплотную к краю увала; перед ней стройная стена из высоких прямых ветел, тополя и по-прежнему густейшие тальники. Пройдя вдоль р. Банной около 10 верст, наша тропа повернула направо западнее, пересекая широкую полосу березняка, затем большую луговую тундру, имевшую форму плоской речной долины (очень изглаженное речное русло, вероятно, р. Банной), затем полосу талов и р. Сику, мелкую, но довольно широкую, еще полосу талов, затем опять узкую луговую тундру и ручеек в середине ее и опять вошли в березняки, идя которыми в 7 час. вечера дошли до края долины Горячей речки, текущей среди широкого луга, обрамленного старыми красивыми березами. Здесь на опушке леса мы и заночевали, пройдя от Апачи 4 часа, что соответствует приблизительно 16 верстам.
   У костра опять разговоры, нового в которых вот что. У Апачи влево из хребта выходит хорошо заметная из селения падь Поперечной, впадающей в Начику справа, повыше летнего перевоза.
   За Опальской сопкой также есть речка с горячими ключами, называемая якобы Саван.
   На сел. Кихчик (ближайшее на N) из Апачи ездят зимой через Быструю прямиком и нередко делают этот переезд в один день. Батами плавать по Быстрой из Малки вниз очень трудно -- есть опасные камни. Ключи Малкинские очень невелики, длиной всего на 5 саж.
   Банные ключи нагревают и самую р. Банную; площадь, занятая ими, тем значительнее, что постоянно бывают новые взрывы, изрешетившие в этом месте всю долину. В ключах этих хорошо варится картофель. Около них есть удобный перевал из долины Банной в долину Каримчиной, недалеко от горячих ключей последней. Самые большие снега в вершине Каримчиной; там и теперь еще можно, пожалуй, на собаках ездить.
   Когда во время японской войны дружина местного ополчения ходила на берега Охотского моря, то проложили хорошие тропы на Голыгину из Апачи, а также из Большерецка; кроме того, и на Кол, и на Ичу; теперь ими и пользуются, бросив старые.
   26 августа, с утра, я пошел осматривать ключи. Горячие Апачинские ключи расположены среди небольшой, но широкой лесной луговины, наклоненной на восток к долине р. Сику. У головного ключа среди луга несколько крупных черных пузыристых камней.

0x01 graphic

   В его русле вся галька с обильным белым налетом; температура головного ключа 70°, шагах в десяти ниже 61°; еще ниже в русле горячей речки устроены бассейны для купания, даже с деревянной закраиной, чтобы не обваливалась в них земля. Бассейнов этих пять; самый верхний из них имеет температуру 49,6°, следующий у земляной юрты для приезжающих купаться 47,6°, третий 45,6°, четвертый 45,2° и пятый, самый нижний, 43°. Он уже у самого впадения горячего ключа в подходящую под углом к нему небольшую речку с обычной холодной водой. Все русло ключа сопровождает густая и высокая травяная заросль, обычная вообще для ручьев, оставляя лишь узкую закраину для специальных растений горячих ключей, которых здесь довольно богатый подбор.
   Южнее ключевой долины за березняком видна гора с безлесной вершиной, вероятно часть хребта Сику.
   В 3 часа дня мы тронулись далее. Сначала уперлись в р. Сику небольшим обрывчиком; переехали ее тальники (неширокие и лишь по левому берегу) и вошли в большую луговую тундру, прорезанную речкой, текущей в крутых, но крепких луговых берегах и крайне извилистой. Это Тундряная речка, правый приток Сику. Перейдя речку и тундру, мы взошли на плоский увал с березняком и, следуя по нему, добрались до берегов р. Банной. Главный рукав последней прижат к левому ее берегу, почти лишенному ивняков; кроме него в полосе поймы есть еще слабые протоки; между ними прекрасный, высокий и стройный ветловник, талы, ольха и пр. Очень широка полоса пойменного леса по правому берегу, через которую мы еле пробрались, так как ехали ведь мы без тропы целиком, рубя преграждавшие дорогу кусты и лавируя между более толстыми деревьями. У края правой береговой террасы течет еще ключик, называемый Купленным, текущий с тундры. Затем небольшой яр, полоса луговой тундры и только за ней, уже у подножия гор, парковый березняк с медвежьим корнем на луговинах.
   В 6 час. мы уже разбили лагерь на тропе, ведущей к Малому хребтику в широкой, но уже чисто горной долине. Слева перед нами Столовая гора с одним большим и двумя малыми пятнами снега, затем видна вдали глубокая долина Холзана, затем Сарайная гора и правее ее р. Сарайная, затем еще горы и падь Банной. Справа, совсем близко, Гладкий хребет, низкий голец с шестью пятнами снега и большой тундровой зоной без выдающихся обнажений, далее направо малые горки и очень широкая долина Каримчиной, до которой около 15 верст тундрами и березняками.
   27 августа мы выехали в 9 ч. 45 м. утра, в версте от стоянки перешли ручей и за ним увидали кругом себя типичные морены с березовым лесом; среди них круглое, плоское, средней величины озерко с крутыми берегами, заболоченное у ближайшего к тропе берега. Рядом еще несколько обсохших моренных котлов. Морены эти идут грядой от Малого хребтика. Перевал через Малый хребтик невысок и очень удобен, так как подъем и спуск его пологие; это узкая долина, похожая на расселину в хребте. Местные жители не любят его за обилие камней, так как лошади у них некованые. После спуска попали на берега Столовой речки, пересекли ее и обогнули мыс плоской Столовой горы, от которой и речка получила свое название. Теперь мы вышли в долину значительного левого притока Банной, Холзана, по которой и шли вверх беспрепятственно до часу дня. Остановились у верхней границы березы в этой долине и против гигантских кекур на этом склоне, тех самых, должно быть, с которых упал и убился охотник Холзан, давший свое имя долине.
   Отсюда я поднялся на Сарайную гору, ровный край которой тянется на высоте 30--50 саж. над дном долины от самых низов ее. Большая часть этого склона, обращенного на W, совершенно лишена деревьев и одета густой зарослью ольховника, среди которого рассеяны полускрытые им каменные россыпи. По самому краю Сарая густой кедровник с рябинником, плоды которого уже поспели. Далее, на плоской спине Сарая луговины и тундрочки и пятна снега, а далее округлый оголенный гребень, как бы край разрушенного кратера, образует водораздел к водам, стекающим в Сарайную речку -- следующий вверх по течению левый приток р. Банной.

0x01 graphic

   На противоположном Сараю, обращенном на восток склоне долины густейшие ольховники перемежаются еще с группами эрмановской березы и крупными скалами или даже стенами скал, образующих красивые отвесные обрывы. Самый хребет не превышает зоны кедровника.
   28 августа утром туман стоял над нами сплошным пологом, но так, что край Сарая был виден хорошо. Выехали в 9 ч. 40 м.; дорога падью Холзана по слабо пробитой тропе. Долина все суживается, превращаясь в узкий правильный коридор. Береза исчезла. Тропа раз десять пересекает реку по камням. Часть выхода скал у самой воды украшена камчатским рододендроном. У ключей большие луговины с пушицей, сплошь белые. Боковые ручьи многочисленные, и один течет слева каскадом. От вершины Холзана на самый перевал, имеющий вид округлой седловины, пологий и не особенно высокий, путь идет частью альпийскими луговинами, частью вересковой тундрой. Над мягким, обильно засыпанным дресвой седлом перевала пологие подъемы в обе стороны. Вправо высокие скалистые вершины узла, от которого начинается гребень Сараев. Узел этот тесно соприкасается с задней вершиной кольцеобразного гребня Шапочки. Весьма возможно, что и узел этот, и Сарай образованы древними излияниями Шапочки и впоследствии сильно сглажены эрозией. Из пади вправо, круто начинающейся у самого скалистого гребня, выбегает главный исток р. Уздец; влево от перевала -- скалистая, но невысокая вершина горы Чемушки, от которой вперед спускается плоский снеговой гребень -- Мыс, хорошо видный из Начики.
   Спуск в падь Уздеца очень крут, но мягкая дресвяная почва позволяет легко держаться даже и при большом уклоне, да и самая крутизна зависит более от неумения проложить сносную тропу, чем от крутизны самого склона. Кругом заросли кедровника и другие субальпийские, но не альпийские. Во всяком случае, это единственный перевал на нашем маршруте 1908 г., заслуживающий этого названия, так как Начикинский перевал и по подъему, и спуску, и по пейзажу вокруг него скорее походит на переход из одного бассейна в другой в какой-либо холмистой стране, чем на горный перевал.
   Река Уздец приходит справа из полого падающей неглубокой пади. Сначала тропа идет почти по самому руслу или прямо по воде, так как каньон ее очень узок и обрамлен небольшими обнажениями.
   Переправа через Уздец уже после слияния его с речкой, текущей справа из внутреннего бассейна Шапочки, только одна с большой тундры, что на левом берегу, к маленькой тундре на правом. Высокие, смежно расположенные морены этой долины занимают всю ту часть ее, которая лежит между барранкосом Шапочки и тундрой по обе стороны от пути, которая и лавирует между их высокими грядами. Одна из этих морен, около барранкоса, называется Сонная сопочка. Название, по рассказу проводников, происходит от того, что на ней когда-то застали кого-то спящим, кого именно, я не мог понять. Речка Шапочки значительная и протекает среди густейших ольховников.
   Пройдя морены и тундру и переправившись через речку, мы уже быстро достигли стоянки, оставленной 15 августа. На путь из Апачи в Начику мы потратили всего 14 час, т. е. маршрут этот не превышал 60 верст.
   Лагерь мы нашли в полном порядке. Л. Г. Раменский счастливо окончил работы на озере, посетил кратер Шапочки и вместе со своей частью груза выехал на Коряки и далее для исследования Авачинской тундры. В. П. Савич побывал, между прочим, на вершине Зеркала и на Шапочке.
  

Глава XIII
ВОЗВРАЩЕНИЕ ИЗ НАЧИКИ В ПЕТРОПАВЛОВСК

  
   По приезде в Начику я стал уговаривать братьев Пановых съездить с нами на Банные ключи. Проводником соглашался быть Г. А. Бурнашев, но, имея в своем распоряжении всего одну принадлежащую ему лошадь, мы могли ехать только при наличии еще четырех лошадей. Однако братья Пановы (из Апачи), несмотря на предлагавшийся им в случае согласия приличный заработок (150 руб. за четыре дня), не согласились ехать, так как не имели на это согласия своего старшего брата (главы семьи) и торопились обернуться с поездкой скорее, дабы поспеть к сенокосу, часть которого еще не была закончена. Пришлось отказаться от поездки, обещавшей много интересного. Зато Пановы согласились вывезти до Завойки часть нашего груза; другую часть удалось отправить с Новоограбленным, ехавшим в Петропавловск отвозить сына в училище. Остались, следовательно, я с Савичем и Поршняковым и двумя рабочими; мы должны были ждать, пока семья старосты Уваровского не вернется с храмового праздника из Коряк, куда она только что отправилась. Тогда на двух лошадях старосты и на лошади Бурнашева можно было вывезти оставшийся небольшой уже груз.
   29 августа я еще раз осмотрел Начикинские горячие ключи, 30-го пересушивал растения, а 31-го предпринял экскурсию на Мыс, левее долины Уздеца. Перебродив реку, я обошел тундру на левом берегу ее, осмотрел высокие морены за нею и стал подниматься на левый склон долины. За моренными грядами, с типичным для них парковым березняком, идут довольно пологие склоны с густыми зарослями ольховников и вейника, затем россыпи и луговины, а на плоском гребне группы кедровника, участки сухой альпийской тундры и луговины, недавно лишь вышедшие из-под снега и потому с весенними еще цветами (фиалка, первоцвет и пр.).
   С гребня хороший вид на Вацкажац и другие горные вершины. Осматривая отсюда долину Начики и холмистую страну между нею и Поперечными альпами, можно предположить, что вся долина была некогда под ледником, который нагромоздил свои морены между Зеркалом и Вацкажацем до Узкого места, образуя в то же время долину выпахивания. Когда впоследствии он стаял, то воды промыли новую долину -- прямую долину Начики, так как путь на N был прегражден моренами. Однако, пройдя Коряцкую долину, я знаю, что из-под моренного наноса местами, особенно близ перевала, открываются сланцы, т. е. остатки древнего размытого и погребенного последующими отложениями хребта; следовательно, на самом деле картина эта еще сложнее. Видимая хорошо вниз по Начике большая тундра могла быть озером, в то время как река еще не прорвала Становой хребет, после чего озеро стекло и выполнилось пластами торфа по плоскому ложу.
   На востоке с гребня хорошо виден белый стройный конус Вилючика, на SW -- Опала, очень на него похожая. Если закрыть глаза и сразу открыть их на один из этих конусов, то не будешь знать, который видишь. В сторону Малки также видна широкая закругленная вершина, отчасти закрытая тучами. Сзади зубчатый гребень, возвышающийся над Сараем, кажется очень близким. За быстринским проходом к О от Начикинского озера отчетливо видна одна из вершин Паратунской цепи. Снег на Красных местах, по-видимому, с нашего посещения их (10--11 августа) не убыл.
   На запад от меня глубокая падь, заросшая лесом из эрмановской березы, с небольшим ручьем (Сухая падь жителей), затем еще низкий гребень и еще долина (р. Ипукыг?), а уже затем большой снеговой хребет, видимый из селения (Алешки, в вершине обоих Чирельчиков).
   Пытаясь точнее определить направление, в котором видна Опала, я нашел, что она видна за Банной, левее устья Холзана и против устья Сарайной речки.
   Гребень Мыса, несомненно, образован лавовым покровом, но он уже сильно размыт и потому далее теряет свой столовый характер и становится узким, неровным; дойти по нему до горы Чемушки можно лишь очень не скоро. Поэтому я повернул назад и, дойдя до северного конца Мыса, спустился обратно в долину Уздеца. Еле продрался через густые здесь заросли ольховника и уже в темноте очутился на тундре, откуда, чуть ли не ощупью, выбрался к броду на тропу, ведущую в Начику.
   1--2 сентября шел сильный обложной дождь, совершенно мешавший двигаться куда бы то ни было. Сементик, Вацкажац, Гришкина и другие высокие части гребней оделись снегом. Оставалось пополнять "расспросные сведения", причем староста и Г. А. Бурнашев охотно делились с нами своими познаниями по географии и промысловой жизни. Из их рассказов приведу следующее.
   Г. А. Бурнашев бывал в морских поездках на Желтый мыс и Лопатку, бывал и в Голыгиной на западном берегу. В Явиной другого леса нет, кроме кедровника, в Голыгиной -- также, но лес есть близко к северу от последней. Из пустых мест юга Камчатки для устройства новых поселений всего удобнее долина Ходутки, где и лес есть, и рыба, и горячие ключи. На Желтом мысу леса уже нет.
   Другой начикинец, Н. И. Новоограбленный, приселенный когда-то к семье бывшего патриарха Начики, старосты Евгения Слободчикова, славившегося и в преклонном возрасте искусством быстро пластать рыбу, а теперь ставший домохозяином, рассказывал об интересном озере за Вацкажацем. Озеро лежит на большой высоте, круглое, очень синее, и на середине его совершенно белый камень, как кусок сахара. Возможно, что это -- кратерное озеро, так как оно окружено причудливыми скалами, а камень каолинизированный массив из какой-либо кислой породы (дацит?).
   3 сентября небо прояснилось. Мы увидали Вацкажац уже сильно в снегу, как и Сементик. Вообще в снегу вся альпийская зона с 3500 фут. Субальпийская зона еще бесснежна.
   Лошадей мы наконец дождались. Обовьючили их и выехали около 12 час. дня. Средняя речная терраса у подножия Зеркала, которую я осмотрел на прощание, вся сильно мокра; полосами проходит по ней березка (Betula nana), блестит вода в круглых, как колодцы, окнищах. По склону верхней террасы высокотравная поросль. Со склона вниз хорошо видна широкая терраса левого берега; много надо было воды, чтобы ее покрыть и выравнять, и не современная нам Начика произвела эту работу.
   Движение наше шло беспрепятственно; мы сделали небольшой привал на месте старой стоянки у Поперечной и заночевали в версте выше Узкого места, влево от тропы, на полянке среди березняка, где обычно ночуют едущие в Петропавловск с р. Камчатки.
   4 сентября мы вышли в 9 час. утра. Пятна прошлогоднего снега еще сохранились в каровом цирке высокой горы по левому берегу Коряцкой реки, в Узком месте, но уже небольшие. В 7-м часу вечера пришли мы на старую стоянку у Коряцкого селения, пробыв всего в пути от Начики 12 час, с лошадьми, которые были очень сильно нагружены. Сами мы шли пешком (описание пути см. выше, гл. VIII).
   5 сентября, в 9 ч. 30 м., мы уже сидели на пароме, выставленном жителями Коряк. Выехали в 10 час; через 10 мин. вышли в Авачу пониже большого оползня на мысу вправо; пониже другого большого оползня и шайб для заготовки рыбы осеннего лова прошли в 10 ч. 14 м. устье Крутой пади (речка). В 11 ч. 20 м. -- устье речки Кончилочь, которая стекает с Малого хребтика (т. е. прибрежного), так что на тропе, которою мы шли в июле, ее нет. В 12 час. по сильно обмелевшей Аваче, лавируя между открывшимися среди русла большими отмелями, мы дошли до Завойки, где и разбили стан на месте старой стоянки.
   На всем пути от Коряки до Завойки по реке обнажения встречаются только у самой воды небольшими клумбовидными карнизами. Кажется, что обнажаются здесь те же глинистые сланцы, что и в долине р. Половинной (см. гл. VII). Над ними лес и довольно крутые склоны, на которых теперь особенно резко выделяется покрасневшая листва рябины. Все это близ устья Крутой пади, по правому берегу. По всему левому берегу и от устья Кончилочи по правому река протекает среди аллювия и никаких обнажений нет. Рассказы о больших стремнинах и порогах в реке также не подтвердились; есть только обычные перекаты, конечно сильно затрудняющие работу каюров, но до настоящих порогов им далеко.
   В Завойке мы нашли и Э. К. Безайса, который счастливо совершил большое путешествие от Ключевского селения, где он провел половину июня и почти весь июль за ботаническими и агрономическими работами, вверх по р. Камчатке, через Камчатскую вершину и Малку сюда. Он всюду производил, между прочим, сельскохозяйственную статистическую перепись и теперь то же самое делал в Завойке и Хуторе.
   Погода опять испортилась, и только 7 сентября я мог поэкскурсировать за рекой по террасе и берегам р. Мутной и по большой тундре, лежащей за холмистой террасой с осинами, о которой я уже сообщал в свое время (см. гл. VII). Тундра эта очень богата различными кустарниками и осоками; называется она Курьевская.
   Я сделал, между прочим, попытку найти себе проводника на будущее лето и с этой целью обошел, кого знал, в селении. Но все были только очень любезны и говорили, что с большим удовольствием поехали бы, и денег не надо, потому что интересно ехать, да только как с хозяйством-то быть? Безлюдье камчатской деревни, при котором взрослых рабочих в семье редко более одного-двух, сказывалось здесь, как и ранее, очень жестоко. Очевидно, что иначе, как силой, проводника не добиться, а проводник, добытый силой, - неважное приобретение. Зато рассказывали нам об охотничьих походах и похождениях много. Между прочим, я узнал, что следующий за Пиначевой (выше по течению) левый приток Авачи называется Кехкуль, русло его сильно каменистое, а верховья приходятся как раз против лежащих за Коряцким хребтом больших Налочевских горячих ключей. По словам В. Н. Тюшова, эти последние -- одни из крупнейших на Камчатке; нагрета и испещрена выходами ключей сплошь значительная площадь, и есть целые бассейны горячей воды. Проехать туда можно от верховий Пиначевой и огибая верховья р. Кехкуль; есть такая тропа, прижатая далее к подножию Сараев, -- она огибает их и выходит в долину Правой Авачи.
   Из вершины "правого" истока Авачи (т. е. на самом деле левого или северо-восточного) по плоской тундре мимо старого безымянного вулкана идет перевал к р. Жупановой, которым все и пользуются, когда ездят туда сначала на осеневку, на сентябрь месяц, чтобы заготовить на зиму кижуча, а потом и на зимний пушной промысел, к 1 ноября. На Жупановой преобладают березняки по холмам. Есть много интересного. Так, в одном месте среди самой реки с ее холодной водой есть на крошечном островке горячий ключ; есть также в берегах дыроватые камни, в которых вода иногда шумит. С Жупановой сопки сбегает река молочного цвета с сильным запахом серы.
   9 сентября мы опять устроились со всем скарбом на трех паромах и двинулись вниз по реке. Я прошел пешком до Хутора, экскурсируя по дороге, и там уже сел на паром. Движение вниз по Аваче от Хутора очень легко, так как река достаточно глубока, с тихим течением, и хотя сильно извивается между аллювиальными островами, поросшими ольхой и ивами, особенно в самом низовье по тундре, но подвигаешься по ней очень заметно, все время перед огромным конусом Коряцкой сопки, который благодаря извивам реки встает то справа, то слева. В Аваче проводники, шедшие из Хутора, оставили нас, и мы взяли у авачинцев большую морскую шлюпку, куда перегрузили вещи, бывшие на их пароме.
   Сел. Авача расположено в стороне от устья р. Авачи, по берегу небольшой бухточки, защищенной узкой песчаной кошкой. На кошке рыбный завод Пестуновича, который сам рыбы не ловит, но скупает свежую рыбу у жителей по 8 коп. за штуку. Если заботиться о населении, то такой порядок должен быть принят как нормальный при разрешении рыбалок во всех населенных местах Камчатки, иначе поощрение рыбопромышленных предприятий может вызывать здесь вымирание населения.

0x01 graphic

   От Авачи предстоял переезд Авачинской губой. Паромы пришлось разнять и ехать далее на батах, пользуясь то шестами, то короткими лопаткообразными веслами, которые вообще в ходу на Камчатке. Стало уже совершенно темно, но залив был тих, и легкое поплескивание воды у берега не мешало ходу. За Сероглазкой остановились набрать воды из ключа и в 9 ч. 30 м. вечера высадились на кошку за Никольской горой. Через 95 дней после отплытия из Петропавловска мы опять вернулись в него.
   В этот вечер наблюдалось особенно яркое свечение воды в заливе; каждое прикосновение к ней веслом или шестом зажигало волны ярким голубовато-серебряным блеском.
   Первоначально мы остановились на кошке за Никольской горой, т. е. у Култучного озера (см. стр. 28), но в первый же день нашего пребывания в Петропавловске выяснилось, что в доме В. Н. Тюшова есть временно свободная комната и он предлагает мне занять ее. Мы с Поршняковым там и поместились; люди наши расположились лагерем на поляне за домом доктора, а В. П. Савич поместился отдельно у М. П. Умарова, наблюдателя на метеорологической станции метеорологического отдела нашей экспедиции. Раменский, как мы узнали, находился в это время на Калахтырском озере, которое и исследовал, пользуясь нашей брезентовой лодкой. Э. К. Безайс жил в Петропавловске уже с 1-го числа и знакомился с хозяйством соседних селений.

0x01 graphic

   Уезжая с кошки в город, мы натолкнулись на следующую интересную страничку из местной жизни. Я разговаривал с привезшими нас завойкинцами, которые все были кто родством, кто свойством связаны с родом Машигиных. Мимо проезжал В. П. Карякин, который и раскланялся со мной. Собеседникам это не понравилось, и они рассказали мне, что между ними и Карякиными существует серьезная вражда. Дело в том, что Н. Е. Машигин, хороший и отважный промышленник, уходил иногда за соболем один-одинешенек сразу на несколько месяцев. Говорят, что в своих скитаниях он нарушил запретную грань Кроноцкого района и именно оттуда-то и приносил особенно много соболей. П. Карякин (теперь уже умерший) с двумя другими петропавловцами несколько раз обращались к начальнику Камчатки Ошуркову с жалобой на это и просьбой принять меры к защите запретного района и наказанию Машигина. Начальник как-то и сказал им: "Делайте с нарушителем, что хотите". По словам Машигиных, П. Карякин с товарищами подкараулили H. E. Машигина чуть ли не на Кроноцкой реке, когда он выходил из своей юрты, и всадили в него залп из винтовок. Вернувшись, они доложили начальнику, что Машигин исчез, всего вероятнее уехал на каком-либо корабле в Америку, и принесли 40 соболей, как бы брошенных им в юрте. Хотя Карякин и его сподвижники уже умерли, но Машигины не забыли этого и теперь перенесли свой гнев на детей покойного.
   На наше счастье, в гавани к нашему приезду оказался и пароход, который 20-го должен был отплыть во Владивосток; это был норвежец "Kamor", зафрахтованный Добровольным флотом для почтового рейса.
   Десять дней в обществе В. Н. Тюшова протекли быстро. Работы было довольно. Надо было упаковывать все коллекции, проявить фотографии, уложить и пристроить на зиму инструменты и прочее необходимое для экскурсий будущего года и т. д.
   В. Н. Тюшов ежедневно рассказывал что-нибудь новое, вводившее меня в понимание камчатской жизни и природы. Он изъездил чуть ли не весь полуостров, был и на Корагинском острове, и на ледниках северной Камчатки и Ключевской группы, и в центре страны, например у почти неизвестного Двухъюрточного озера. Уже 16 лет он жил в этом крае и понимал, а следовательно, и любил его, сроднился с его многострадальным населением как никто. Между прочим, я убеждал его скорее отдать в печать свои рукописи, так как для каких бы то ни было выводов и обобщений по Камчатке его сведения были основными и наши, собранные за сравнительно короткое время, никогда не заменят его многолетних и тщательных исследований.
   В заключение В. Н. Тюшов дал мне обещание ехать в путешествие следующего года вместе, если только я достану ему командировку от губернатора Приморской области, так как иначе он, связанный служебными обязанностями, ехать не может.
   16-го вернулся с Калахтырского озера Раменский, и к 20-му мы были совершенно готовы и погрузились на "Kamor", который на рассвете 21-го вышел в море. В 7 дней через четвертый Курильский пролив мимо о-ва Маканруш и через пролив Лаперуза мимо южной оконечности Сахалина мы добрались до Владивостока.
  

Часть II

ПУТЕШЕСТВИЕ 1909 г.

  

Глава XIV
СБОРЫ И ПУТЬ ДО ПЕТРОПАВЛОВСКА

  
   Экспедицию 1908 г. я закончил вместе со всеми моими товарищами по ботаническому отделу приездом в Петербург 15 октября. Рабочий персонал был распущен полностью.
   Тщательно взвесив кредит экспедиции и предстоящие на 1909 г. расходы, я убедился, что число участников ботанического отдела должно быть уменьшено. Поэтому я решился просить об участии в путешествии этого года только Э. К. Безайса и В. П. Савича. Что же касается до рабочего персонала, необходимость которого определилась в 8 человек, то одного рабочего я нанял в Петербурге (пскович Борис Белов), двух выписал из Томска (два двоюродных брата Кайдаловы), а остальных пятерых предполагал заместить нижними чинами из Хабаровска или Владивостока, о чем Географическое общество просило генерал-губернатора Приамурья генерала Унтербергера. Снаряжение я несколько обновил и исправил попорченное за первый год. 17 апреля мы трое выехали из Петербурга экспрессом и без всяких приключений были во Владивостоке уже 28 апреля.
   Здесь оказалось, что генерал-губернатор заменил командирование в распоряжение экспедиции нижних чинов действительной службы рекомендацией запасных через воинских начальников в Хабаровске и Владивостоке. Большая часть рекомендованных запасных оказались не подходящими для экспедиции, и только двое -- Константин Новиков и Сергей Козлов вступили в состав ее. Зато мы нашли во Владивостоке нашего прошлогоднего спутника Николая Плохих и через него наняли еще бывшего драгуна Степана Силушина. Когда явились люди, явилась и возможность закупить лошадей. Эта операция удалась хорошо в самом Владивостоке, и через неделю мы уже стали обладателями 25 лошадей.
   Очередным почтовым пароходом оказался очень небольшой угольщик "Providence", почти лишенный пассажирских помещений. Однако, благодаря редкому вниманию и любезности к нам управляющего Добровольным флотом во Владивостоке капитана В. К. Крафта, мы все же устроились на нем. Все наши люди и все лошади были помещены в верхнем носовом трюме. Мы с Савичем получили каюту капитана "Providence", a Безайс поместился рядом в компании с доверенным фирмы Чурина, который должен был развезти грузы, назначенные частью в казенные склады на Камчатке, частью отделениям фирмы.
   Несмотря на большую скидку, сделанную для экспедиции Добровольным флотом, стоимость проезда на пароходе значительно перевалила за тысячу рублей. Особенно невыгодно было то, что, по пароходным правилам, сено и овес, необходимые для прокорма лошадей в пути, оценивались, как обычный груз, по кубическим футам.
   Самое путешествие с 10 по 21 мая прошло гладко. Легкий шторм между Владивостоком и Хакодате и прекрасная погода по выходе из последнего. Прогулка по Хакодате, сильное свечение моря по вечерам, снеговой пейзаж берегов южной Камчатки и другие дорожные впечатления похожи на прошлогодние. С нами на пароходе ехало довольно много рыбопромышленников, между которыми были очень интеллигентные и знающие лица.
   В Петропавловск мы приехали 21 мая вечером, но подошли к пристани лишь на рассвете 22-го. Сейчас же начали выгрузку, а Кайдалова отправили устраивать лагерь около дома В. Н. Тюшова. Все обошлось благополучно; лошади вышли на берег слабыми и угнетенными, но быстро оправились. Только одна из них, стоявшая в особо тесном стойле, в углу трюма, почти не могла двигаться и вечером первого же дня издохла.
   Лагерь устроили на слабо покатом косогоре, за больницей, там же, где он стоял осенью 1908 г.; только теперь и я поселился тут же, Савич -- у М. П. Умарова, а Безайс -- где-то у знакомых. Имущество наше, оставшееся в Петропавловске, благодаря вниманию В. Н. Тюшова оказалось в совершенном порядке, что и позволило так быстро устроиться.
   Павшая лошадь, конечно, была солидной неприятностью, но была для первого же дня на Камчатке и еще горшая неприятность. В. Н. Тюшов, на участии которого в экспедиции были построены все расчеты, весь план маршрута, сообщил, что данный ему губернатором отпуск его не удовлетворяет и что он поедет только в том случае, если отпуск будет заменен ему командировкой, так как иначе он может лишиться крайне важного для него очередного отпуска. В гавани стоял готовый к отплытию почтовый пароход. Я сейчас же отправил письмо во Владивосток В. Е. Флугу с просьбой выручить меня из затруднительного положения и заменить отпуск В. Н. Тюшову командировкой. Но я тщетно убеждал В. Н. ехать, не дожидаясь ответа, так как он наверно будет положительным; он упорно стоял на своем, что может ехать только по получении ответа. Ответ -- и, конечно, утвердительный -- пришел лишь 1 июля, и В. Н. Тюшов решил, что догнать меня уже нельзя. Так расстроилась эта поездка, и мы опять были предоставлены лишь своим собственным силам.
   Петропавловские обыватели отнеслись к нам теперь совершенно иначе, чем в прошлом году: тогда были сухо вежливы, теперь стали гостеприимны; очевидно, зимовавшие в Петропавловске товарищи рассеяли предубеждение против "ученых". Особенно любезен и сердечен был с нами Г. К. Вильдеман (управляющий делами Камч. торг.-пром. об-ва); по призванию он был агроном и более тяготел к родной ферме в Западном крае, где хозяйничал его отец, чем к камчатской меховой торговле.
   23 мая лошади оправились, и я решил перенести стоянку подальше, в просторное место, богатое травой и водой, где можно было бы закончить снаряжение вьюков и вообще всего экспедиционного отряда, выездить и приручить лошадей. Поэтому мы с Н. И. Плохих поехали верхом в долину Калахтырки. Проехав от Петропавловска вправо берегом Култучного озера, мы справа же стали огибать гору Зеркало и, достигнув гребня, соединяющего эту гору с Петровской, проехали немного тропой на Калахтырку и спустились с нее к Калахтырской речке, на полверсты выше того места, где речка перестает быть судоходной для батов, приходящих снизу из Калахтырки. Здесь нижняя часть пологого склона к правому берегу речки оказалась как нельзя более подходящей для стоянки, и кругом в кустарнике (остаток вырубленного березняка) и вдоль речки на луговинах травы было сколько угодно, вода в речке чистая, топлива также достаточно. В город предстояло еще часто ездить, поэтому забираться далее не следовало, и мы остановились здесь.
   24 мая мы весь день готовились к переезду и 25 мая, с большим трудом, в два приема, на уже обряженной части лошадей, перебрались на новую стоянку, где я тотчас же приступил к устройству метеорологической станции, рассчитывая здесь хорошенько исследовать свои инструменты и сравнить их со станционными, а также более точно определить способы установки.
   Весна в этом году ранняя благодаря главным образом малоснежной зиме. Теперь снега совсем мало, и то лишь на более высоких вершинах, по глубоким овражкам и под обрывами. Растительность развернулась еще слабо.
   У новой стоянки есть и по склонам горы Зеркало, и в других высотах ниже по течению над берегом реки небольшие обнажения; все это -- глинистый сланец, сильно разрушенный, с частыми кремневыми прослойками; нередко он превращен в щебенку. Остальные склоны по сланцу одеты толстым слоем железистого песка, дерн негустой и местами пересыпан дресвой.
   Станцию я установил повыше лагеря, у большой старой березы (Betula Ermani), единственной уцелевшей из всего леса. Ямки для почвенных термометров обнажили ярко-желтый песок с примесью иловатых и глинистых частиц, а у самой речки внизу, сейчас же за дерном, оказался лед.
   Все время, если прислушаться, слышен рев прибоя у Калахтырского устья (около 10 верст по прямой линии).
   27 мая мы были заняты исключительно снаряжением. В. П. Савич, поселившийся на метеорологической станции у М. П. Умарова, готовился к объезду Авачинской губы на казенной шлюпке с двумя казаками, предоставленными в наше распоряжение начальником уезда, при содействии К. Д. Логиновского. Э. К. Безайс переехал вместе со мной на стоянку и деятельно помогал в работах по снаряжению.
   28 мая, в годовщину начала работ на Камчатке, мы ездили на Калахтырское озеро, версты за четыре, собирать и пробовать нашу капковую лодку, которую до сих пор никто из наличного состава экспедиции иначе, как в виде двух тюков, не видал. Чтобы попасть на озеро, мы проехали по Калахтырской тропе версты три и свернули вдоль подножия одного из пересекающих ее увалов, идущих от Петровского кряжа к долине. У конца увала, одетого парковым лесом, мы увидели большой, наиболее широкий плес озера. Самый берег его, обрывчиками аршина на полтора, сложен из гальки и богатой перегноем лесной почвы; березы растут и на самом берегу. Лодку мы собрали без труда и оставили ее на берегу на случай каких-либо экскурсий.
   29 мая, как и в прошлом году, пришел циклон. С часа ночи подул очень сильный, шквалистый ветер, бешено рвавший палатки и нагнавший густой туман. Инструменты пришлось убрать, да и то кое-что было сброшено ветром; к счастью, все существенное не пострадало.
   Около 8 час. вечера раздвинулись на минуту тучи, и открылась убеленная свежим снегом вершина Авачинской сопки. Сильный шум моря слышен все время. Ночью на 30-е ветер утих, но с 6 час. утра возобновился, хотя 30 мая день был уже солнечным.
   Продолжаю обозрение окрестностей. На Зеркале большая площадь дерна сдвинута и сползла вниз благодаря одному из недавних землетрясений. На месте оползня обнажена сланцевая щебенка и супесь; новый дерн образуется крайне медленно.
   30 мая случилась еще беда: молодой гнедой жеребец, искусанный сорвавшимся с привязи рыжим, куда-то убежал и пропал без вести. Сколько его ни искали, не нашли, и даже осенью мы ничего не узнали об его участи. Теперь же на поиски пришлось послать и в Завойку, и в Авачу, и в перелески по Тойонской речке, что замедлило работы по снаряжению.
   31 мая, освободившись несколько от хозяйственных хлопот, я осмотрел прилегающую часть долины. Широкий (1--2 версты), плоский тальвег Калахтырской долины причудливо прорезан кривунами речки с сопровождающей их широкой полосой кустарниковой заросли и луговинами. Большая часть площади занята ровной тундрой с занесенными 17 марта 1907 г. дресвой и еще не вполне оправившимися коврами торфяных мхов. Попозже мы с Безайсом и Г. К. Вильдеманом съездили в Калахтырку. Это небольшое селение, бывшее во времена Дитмара только рыболовной заимкой, без постоянного населения, лежит у самого моря на левом берегу довольно широкой в этом месте Калахтырки, сейчас же за береговыми валами. Здесь как раз конец Петровского хребта -- мрачной стеной скал, идущей по морскому берегу от Маяка у входа в Авачинскую губу до Калахтырки, и начало ровного песчаного пляжа, идущего отсюда верст на 60 до самого Налочевского мыса. У берега, среди песчаных береговых валов, недалеко от селения, на N, две одинокие большие скалы как бы указывают на поднятие или, скорее, нарастание берега, так как они сильно источены морем, когда-то бившимся об их крутые бока. В полуверсте от берега в море еще две гигантские, черные, остроконечные скалы среди белой пены прибоя дают очень эффектную картину. Самый берег пологий, из чистого морского песка, без голышей. По зарастанию его можно разделить на три полосы: 1) серый влажный песок, изредка одетый длинными нитями ползучих, прочно укореняющихся стеблей осоки (Carex macrocephala), далеко впереди всякой другой растительности; 2) редкие кустики полыни (Artemisia Stelleriana) с белыми, войлочными, молодыми листьями; 3) внутренний склон переднего берегового вала с большими кустами касатика (Iris setosa), редкой полынью, осоками и мятликами (Роа); здесь же отдельные очень мелкие заросли Rosa rugosa, шикши и пр. При подъеме на второй, более старый береговой вал травянистая растительность становится гуще и обильнее, много брусники, а еще больше кедровника, образующего уже непролазные чащи. Далее, если смотреть на сушу вдоль берега, то бросается в глаза полоса низкого, как бы подстриженного морским ветром, густейшего, корявого березняка с подлеском из кедровника. Упомянутые уже одинокие скалы в виде изолированных островков по трещинам и западинам поросли причудливой сетью различных трав и кустарников, тех же, что на Никольской горе у Петропавловска. Вверх по речке за береговой полосой идет совершенно ровная луговина или ольховая площадь. Далеко за Налочевским мысом видна зубчатая линия Шипунского хребта, а позади -- освободившиеся сегодня от тумана и облаков Авачинская и Коряцкая сопки, густо одетые блестящим на солнце свежим снегом.
   Путь на Калахтырку из Петропавловска от горы Зеркало держится все время вдоль Петровского хребта, пересекая его мягкие, сглаженные отроги маленькими и некрупными перевальчиками среди березняков. Текущие с него ручьи незначительны, кроме одного, выходящего из глубокой долины, густо заросшей ольховником. По-видимому, это та самая падь, которая выходит другим своим концом к долине, идущей от конца Раковой бухты к морскому берегу. Недалеко отсюда тропа касается нижней части озера и истока из него Калахтырки; затем после перевалика пересекает еще не проснувшуюся от зимнего сна травяную тундру, где у жителей покосы; затем проходит у самой подошвы скалистого кряжа, а частью и берегом реки по ольховым (Alnus hirsuta) рощам и пересекает устье вброд по колена лошадям у последней в эту сторону скалистой стены хребта, как раз против середины селения.
   По другую сторону долины тянется невысокий, мягкий по очертанию хребтик из глинистого сланца, одетый березовым лесом; он не доходит до моря и заканчивается довольно крутыми скалами в полуверсте от берега; за ним видна еще неширокая долина с речкой и за ней второй подобный же горный отрог, заканчивающийся так называемым Толстым мысом.
   1 июня удалось снарядить Э. К. Безайса в Тигиль. Его любезно приняли на борт крейсера Главного управления землеустройства и земледелия "Командор Беринг", занятого надзором за рыбными промыслами.
   2 июня ознаменовалось последним весенним заморозком. Уже в 9 час. вечера накануне один из термометров, лежавших на поверхности почвы, показал 2°; все помещенные выше дали от 0° до +3°, в зависимости от установки. Утром уже минимальный термометр, лежавший на поверхности почвы, дал --4,5°, в то время как на 1 м над почвой --2,2°, а на 1 1/2 м --1,8°.
   В этот день я занялся детальным обзором теперь уже достаточно развившейся растительности долины и левого склона. Вся ровная поверхность тальвега занята кустарниково-моховым болотом, только у речки и ее притоков узкая полоса вейникового и осокового луга, талы и ольхи. Подъем на левый склон долины пологий, сухой, сильно засыпанный дресвой, местами еще не заросшей, -- такими кучами ее навалило. Прорезывающие склон овраги в нижней их части имеют глубокие вымоины, где дресвы мало; там еще местами держится снег. В одном из оврагов -- речка, стекающая в Калахтырку с болотистых лугов хребтика. Далее начинаются рослые березняки, идущие с перерывами до самого подножия Авачинской сопки.
   3 июня -- опять ночной мороз, доходящий на уровне почвы до --5,8°, но оба этих дня жаркие, и уже появились первые, -- к счастью, еще немногочисленные -- комары.
   4 июня ночной минимум уже +4,5°, и с этого дня заморозков более не было в течение всего лета. Сегодня мы заканчиваем все приготовления, вьюки налажены. Часть провизии доставлена в сел. Хутор рыбопромышленником Пестуновичем, с которым мы познакомились в прошлом году при совместном переезде до Владивостока. В. П. Савич закончил свои драгировки в бухте и сегодня вечером переселяется к нам в калахтырский лагерь, чтобы утром быть готовым к выезду. Сегодня утром на пароходе приехал врач, присланный В. Е. Флугом, чтобы замещать В. П. Тюшова на время его поездки с нами (средства на эту командировку были внесены мною во Владивостоке из кредитов экспедиции). Однако, как я уже говорил, В. Н. Тюшов не нашел возможным ехать с нами и обещал присоединиться позже.
  

Глава XV
ОТ ПЕТРОПАВЛОВСКА ДО МАЛКИНСКИХ ГОРЯЧИХ КЛЮЧЕЙ И ДАЛЕЕ ДО КАМЧАТСКОЙ ВЕРШИНЫ ПО ТРАКТУ

  
   5 июня мы сняли калахтырский лагерь. Убирая метеорологические инструменты, я мог констатировать, что температура почвы за время с 27 мая по 5 июня поднялась на глубине 0,8 м с +1,7 до +3,4°, а на глубине 0,4 м с +4,4 на +8,2° и лед в болоте совершенно растаял. Эти цифры, как мало подверженные колебаниям, лучше показывают поступательный ход лета, чем температура воздуха. Черные цветы саранки (Fritillaria kamtschatcensis) уже массами пестрят в траве, и листья на березе распустились.
   Около 10 час. дня мы наблюдали частичное солнечное затмение, и Савич его сфотографировал, а в 11 час. 30 мин. наш караван из 72 {* Так в источнике переиздания. -- Прим. ред., 2008 г.} лошадей длинной лентой вытянулся на подъем и двинулся в обход горы Зеркало на трактовую тропу к сел. Завойко. Люди наши получили следующее назначение: И. Г. Кайдалов -- заведующий хозяйством, Н. И. Плохих -- лошадьми, С. Е. Силушин и С. Е. Козлов -- его помощники, Б. А. Белов -- заведующий лодкой и вообще переправами через реки и помощник мой по экскурсиям, К. И. Кайдалов -- артельный повар. В походное же время каждый получал свою вязку лошадей и, идя пешком, следил за их вьюками. Передовым бывал каждый из них по очереди, так как быть передовым, прокладывать путь труднее, чем идти сзади. Я называю здесь всех этих своих помощников и с благодарностью вспоминаю их; за время работы, иногда в критическом положении, сытые или голодные, в жару и в холод, они были на высоте призвания, и все обошлось благополучно только благодаря им.
   В 1 ч. 5 м. дня мы перевалили высокий отрог, идущий от Меженной горы в сторону Авачинской сопки, которая была как на ладони и сильно курилась. За перевалом протянулось как бы плато, параллельное берегу Авачинской губы и прорезанное глубокими оврагами речек. Почти весь путь -- среди паркового березового леса, в котором и теперь еще немало старых деревьев. Попадаются моховые болотца, за которыми опять березняки по возвышенности. Овраги речек имеют крутые спуски и подъемы и крайне узкие тальвеги. Самые речки текут все от подножия Авачинской сопки к заливу и начинаются, по-видимому, недалеко от тропы в ключах и болотах.
   Влево (к морю) горизонт почти все время закрыт лесом, только на небольшой части пути видны гряды гор, между долиной р. Авачи у Хутора и долиной р. Паратунской Быстрой, т. е. часть Быстринского хребта.
   Путь в общем легкий, кроме подъемов и спусков с крутыми уклонами при переходе оврагов; портят его еще болотистые места у речек, текущих не в оврагах, а по ровному месту; почти везде это небольшие топи, чисто весенние, т. е. пересыхающие позднее, заросшие высокими кудрявыми ольхами.
   В 5 ч. 30 м., после шестичасового пути, сделав не менее 28 верст, мы остановились у быстрого небольшого ручья, у края тундрочки, с которой открывается хороший вид на Коряцкую сопку.
   6 июня утром небольшая экскурсия в лес, в сторону сопок. Вывод ее тот, что по увалам здесь мало тронутый старый лес с каменной березой, крупными рябинами, группами кедровника и красной жимолостью, уже налившей свои темно-красные бутоны (в прошлом году 8 июня в лесу у Тарьинской бухты она была еще без листьев). По березам и рябинам красиво вьется на значительную высоту густо усыпанный крупными синими цветами охотский ломонос. Береза уже вся распустилась.
   На Авачинской сопке, которая с неделю как беспрерывно пускает густые клубы дыма, совершенно и очень равномерно почернел, обтаяв, весь южный склон. Восточный еще совсем белый.
   Вышли мы со стоянки в 11 ч. 5 м. и в 12 ч. 30 м. пришли к следующей, более значительной речке; уже видны горы, обрамляющие долину р. Авачи. Тропа в общем идет вниз, хотя и очень постепенно; кругом березовый лес с все возрастающей примесью белой березы и большими, очень сухими прогалинами, где уже цветет таволга (Spiraea media). К 4 час. мы вышли на большую Завойкинскую тундру, которая считается крупным препятствием для всех проезжих между Завойкой и Петропавловском. С нее вправо очень близкой кажется Коряцкая сопка, все еще вся в снегу. Тундра эта кругом обросла березняком на сухих, возвышенных грядах; возможно даже, что это -- заболоченное озеро. Во всяком случае, ее легко можно обойти. Мы все-таки пошли прямо и, хотя некоторые лошади завязли в трясине, прошли ее в общем удачно. Затем березняки и сухие тундрочки, изобилующие таволгой, привели нас к высокому берегу Авачи почти как раз против устья р. Половинной. Сегодня летнее солнце пробудило к жизни уже изрядное количество комаров, и эта гроза камчатского лета, чего доброго, подымется на нас ранее прошлогоднего. В березняке, между прочим, масса муравейников, на которых с одной какой-либо стороны густой стеной, как бы специально посеянные, растут мятлик (Роа pratensis) и подмаренник (Galium boreale), без примеси других трав. К 5 час. мы уже были на высоком берегу р. Авачи против Завойки (ниже селения); сейчас же приехали на бату прошлогодние наши знакомцы -- Ворошилов с компанией -- и предложили сейчас же перевезти нас к себе. Однако, не рискуя гнать утомленных лошадей в холодную воду, я отложил переправу на завтра и пошел осматривать обрыв берега и террасу над ним. Всего в пути от калахтырской нашей стоянки до завойкинской переправы (около 40 верст) мы пробыли за два дня 11 часов.
   7 июня утром убежали назад по тропе некоторые наши кони, и их долго искали, а я продолжал осматривать окрестности стоянки. Берег Авачи здесь крутой, из аллювия, слегка осыпающийся и густо поросший лесом. Впереди -- низкая площадь старых проток и островов между ними с ивняками и отмелями, частью уже настолько высокими, что и теперь они не залиты. У подножия яра, на берегу маленькой мутной протоки, вновь отстроен большой погреб для рыбы и икры, скупкой которых теперь занято уже несколько лиц. От берега вглубь раскинулась ровная на глаз, очень сухая аллювиальная терраса вплоть до полосы тундр и р. Ближней Мутной. Частью она прорезана оврагами, сухими или с ничтожными ключиками, частью же совсем плоская. На ней группы белой березы и одиночные ее деревья, ковры кладоний и кошачьей лапки (Antennaria dioica), большие плоские заросли можжевельника, низкая поросль съедобной жимолости и голубичника; между дерновинами трав всюду видна дресва.
   Влево на юг (за реку), за низким Хуторским кряжем, блестят снега на Зайкином мысу и следующих за ним горах, до Паратунской Карымчины {* Ранее и далее в тексте употребляется написание Каримчина. -- Прим. ред., 2008 г.}. Сплошным морем идут вниз по реке ивняки низин и березняки яров, сливаясь в одно изумрудное целое. По плоскому берегу у переправы против Завойки ровный зеленый дерн выгона, по которому мы подводили наших лошадей к воде. Груз перевезли легко и быстро, но с лошадьми повозились. Все они еще не привыкли к переправам, а две, по-видимому, вовсе не были знакомы с искусством плавать. Пришлось их транспортировать за батами, поддерживая более неумелым головы и в то же время следя за тем, чтобы они как-нибудь не опрокинули бат. Некоторых течение отнесло до самого устья Половинной, и их возвращали оттуда, что заняло немало времени. Только к 4 час. мы окончили переправу и, обсушив лошадей, обовьючили их и двинулись вверх по долине Половинной. Пройдя 5 верст, мы остановились как раз у того места, где тропа поворачивает в гору, на прекрасной луговине, обрамленной кругом березами, где все нужное для лагеря было в изобилии. Здесь мы должны были присоединить к своему грузу припасы, доставленные на Хутор катером Пестуновича, и окончательно распределить наши вьюки. Переход до Завойки вскрыл все недочеты нашего снаряжения -- их следовало исправить. Эти два обстоятельства и заставили меня назначить здесь дневку, хотя научными потребностями она еще и не вызывалась.
   Первой мерой к исправлению ошибок первоначального снаряжения была расковка лошадей. На тундре мы имели случай настолько убедиться в том, что кованая лошадь глубже и сильнее проваливается сквозь дерн в жидкое месиво болота, что отдаленная возможность встретить впереди каменистую тропу не удержала нас от этого. Затем исправили и лучше пригнали на каждую лошадь ее седло и подпруги, а весь вообще груз уравновесили и распределили сообразно силам каждой лошади. Наконец, здесь же мы обзавелись и сторожевой собакой. И. Е. Машигин и еще один наш благоприятель из Завойки предложили нам по собаке безвозмездно и привели их вечером в наш лагерь. Одна из них оказалась слишком глупа и была впоследствии оставлена в Малке, а другая, машигинская Сиволапка, проделала с нами все путешествие и не раз вызывала общие похвалы своей понятливостью и сторожевой службой около лошадей.
   На Половинной я все-таки еще поэкскурсировал. Река Половинная, прижатая вплотную к подножию правого увала долины, представляет собой быстрый, чисто горный поток, довольно многоводный; дно ее плоское, галечное; по правому крутому, обрывистому берегу нередки небольшие сланцевые обнажения в густой тени береговых деревьев, густо одетые мхами. По берегу большие тополя, ветлы, заросли высоких злаков и пр. Вдоль левого берега небольшие, до двух лишь сажен высоты, но зато резко выраженные террасы. Середину долины занимает возвышенная гряда наноса с густым по нему березником; к подножию левого склона примыкает полоса лугов с отдельными лишь деревьями и небольшими ручьями, ниже пересекающими долину и впадающими в Половинную у конца возвышенной гряды, что на середине долины, вдоль по ней.
   Яма, выкопанная у стоянки, показала, что под дерном здесь однообразный темно-желтый песок с примесью перегноя, а ниже и с комочками глины, подостланный на глубине 0,7--0,8 м сплошным слоем окатанной плоской гальки, преимущественно сланцевой.
   8 июня день ясный и жаркий. Термометр, прикрытый черным сукном, показал в час дня 65°, и даже психрометр в тени дал 21'. Я взял с собой Б. Белова и поехал верхом вверх по долине Половинной. Версты на три от стана путь идет серединой долины по наносу, в котором со стороны реки залегает сначала одна, а потом две террасы. Кругом редкий березник, по которому и вьется слабо пробитая тропинка, приводящая около сужения долины к остаткам шурфов и шалашей (балаган из коры и брусьев еще сохранился). Здесь работал золотоискатель, француз Бруар, который в течение нескольких лет производил поиски на золото и, хотя рассказывал в Петропавловске о богатых находках и говорил даже, что нашел ртутную речку, все-таки оставил Камчатку, не добившись никакого реального результата. Далее пересекли небольшой левый приток Половинной, выходящий почти перпендикулярно к ней; его долина глубоко прорезает невысокие еще горы левого склона, а вершина подходит за ними к скалистому гребню, угадываемому пока, но еще не видимому. Правый склон становится все круче, оставляя у речки местами лишь небольшие луговые тундрочки. Лента тополей и ветловника по речному наносу обозначена резко. По тальвегу вне ее луга и рощицы из белой, а по склонам густой парковый лес из каменной березы с шиповником, орляком, черемшой, группами рябинника и пр. За речкой мы попробовали двигаться вперед по косогору левого склона долины, переходя глубоко врезанные ручьи среди леса; однако всего с версту от начала пути нас остановили ольховники, сейчас же за верхней границей сплошного паркового леса сгустившиеся в непролазную чащу. Ольховники эти прорезаны узкими полосками по стекающим вниз ручьям, обрамленным шеламайником, и кое-где среди них видны еще отдельные, небольшие группы берез. Это заставило нас спуститься к реке, и, достигнув тальвега, мы увидали впереди за ней яр желтого, а местами и красноватого песка с крупными валунами в верху его (в полосе 3--5 саж. над рекой). Яр образован небольшим оползнем среди крутого склона и находится среди леса.
   Цирк гор, обрамляющих вершину Половинной правильным полукольцом, несет, очевидно, лишь временные снега. Общая длина долины выше стоянки -- около 8 верст, так что общая длина ее 13--15 верст. Дальнейший путь и по тальвегу настолько затруднен различными рытвинами и зарослями, что я, торопясь вернуться к хозяйственным хлопотам, отказался от дальнейшего расследования. По словам И. Е. Машигина, в этом цирке озерков нет, но если перевалить через имеющееся где-то здесь седло в долину р. Паратунской Быстрой, то там близко от перевала начинается холмистая местность, изобилующая озерками.
   С увала над стоянкой хорошо виден яр среди леса, у которого мы были; выше него выходит из гор долина единственного правого притока Половинной. Видеть весь цирк верховий одновременно мешает конусовидная гора, доверху одетая лесом и лежащая против середины цирка. Гору эту обтекает небольшая речка, впадающая в Половинную слева у шурфов Бруара. Ближе лежат мягкие увалы с березником, сильно сглаженные и, очевидно, хотя отчасти сложенные наносами; по их склону также есть небольшие терраски. Конечный цирк, обрамленный крутыми скалистыми гребнями, напоминает своей формой цирк Поперечной и других соседних с нею гор. Если смотреть с увала в сторону Завойки, то долина кажется как бы рекой из леса, вливающейся в лесное море Авачинской долины, которая тянется вплоть до хребта Меженной горы. Реку Авачу едва-едва можно местами различить среди лесов. Половинную, наоборот, всюду легко заметить благодаря обрамляющей ее сизой ленте ветловника. Отдельные ветлы поражают как своей величиной (до 20 саж. вышины), так и стройностью. Благодаря прижатым ветвям и ровным округлым верхушкам форма их особенно красива.
   9 июня утром все было готово. Мы простились с И. Е. Машигиным, который нарочно приехал из Завойки, чтобы нас проводить, и около 11 час. утра тронулись в путь. Перед этим мимо нас проехала первая еще этой весной партия мильковцев на лошадях в гавань за товарами. Это очень рано, так как обычно мильковцы появляются в Петропавловске около 20 июня.
   Первые дни нашего путешествия были особенно приятными. Синее небо, свежая зелень кругом, комары только под вечер часа на два (с 6 до 8 вечера), удачное движение благодаря низкому уровню воды в речках и сухой дороге -- все это внушало доверие к успеху дела и рисовало возвращение осенью не иначе, как с богатыми результатами.
   Мы дошли знакомой уже тропой по хребту до долины р. Гаваньки, но там, где тропа раздвояется и где в прошлом году мы повернули направо к сел. Коряцкому, теперь мы пошли налево и почти сейчас же перебродили речку. Таким образом мы миновали и Коряцкое, и следующую за ним часть пути с пересечением болота и вышли прямо в березники за ними. Брод через Гаваньку, которого я так опасался, оказался узким, но все же неглубоким (до колен). Далее однообразие березового леса нарушалось только сухими луговинами с таволожником (Spiraea media) и двумя ручьями, стекающими с предгорий Глиняной сопки. На знакомой уже с прошлого года большой тропе мы встретили коряцких женщин, возвращавшихся домой со сбора сараны и дикого лука. Далее вышли на Сухую Тополовую и, пройдя ее, стали лагерем на большом лугу у следующей за ней луговой речки.
   7 июня мы прошли 20 верст, отделяющих Сухую Тополовую от поворота на Малку, и стали почти у подошвы Малкинского перевала в березнике, перед входом в узкую падь подъема. На пути я обратил внимание на то, что за Ольховой речкой бросается в глаза резкое изменение в строении долины, именно появление правильных, как бы отмеренных террасок вдоль тропы. Трава здесь еще молодая, низкая; цветут по преимуществу различные виды фиалок.
   Сегодня мимо нас на двух начикинских лошадях провезли вторую зимнюю почту под охраной одного казака. С открытия навигации прошло уже три почты из Владивостока, а эта зимняя, выходящая в конце января из Якутска, только теперь добирается после невыносимо трудного пути через Охотск и Гижигу до Петропавловска. На этом пути есть перегоны по 300 верст от станции до станции, где живут всего по две-три семьи, для которых эта натуральная повинность, понятно, является причиной немалых мучений, а иногда и прямого разорения.
   Со стоянки на восток как на ладони снеговые гребни Вацкажаца и Поперечных альп; хорошо различимы верховья речек и каровые цирки их.
   Вечером Б. Белов, желая осветить пастбище, по которому разбрелись наши лошади, поджег сухую березу. Береза эта была так велика и, рухнувши, превратилась в костер таких размеров, что мы перепугались, как бы не поджечь окружающий лес, и деятельно принялись тушить ее. В Камчатке вообще пожаров боятся, так как они сильно отпугивают соболя, а часто и уничтожают его. Поэтому жители этой страны тщательно тушат костры, уходя со стоянки, и вообще строго наблюдают за тем, чтобы не заронить в лесу огня. Если пожары все-таки иногда случаются, то главным образом по вине пришлого люда, не знакомого с обычаями страны, а в долине р. Камчатки еще и потому, что зимой костер иногда, протаяв снег, заносит огонь в непромерзшую, богатую горючим материалом лесную почву, и пожар начинается под снегом, когда о возможности его менее всего думают.
   11 июня, в 10 час. утра, я ушел со стоянки, как только начали вьючить лошадей. Тропа здесь втягивается в узкую долину с речкой и деревьями березы и ольхи и пять раз кряду переходит с одного берега на другой. Главный ручей приходит справа (с N), как бы с вершины гор Красного ярчика, из открытого, но крутого ущелья. Левый исток речки, мелкий и маловодный, идет прямо, спускаясь чрезвычайно круто по каменистому ложу. Тропа поднимается прямо по руслу водой, так что всякий след ее совершенно теряется на протяжении около 50 саж. Далее тропа идет в гору то водой, то по камням около, затем выходит из русла вправо, пересекает несколько ключиков, почва вокруг которых обращена в тесто, и, наконец, выходит на седло перевала, плоское и широкое, с лугом и зарослями низких ивняков, имея вправо и влево склоны с парковым березником, переходящие выше в голые, скалистые гребни. Речка подъема несет название Каменистой. С перевала открывается обширный вид назад, на снеговые Поперечные горы, и вперед, на широкую, пологую долину Хребтовой речки, текущей в Начику. Значит, гребень перевала -- водораздельный между бассейнами Берингова моря (р. Авача) и Охотского (р. Большая).
   Лес на перевале еще полураспустившийся, слева (к хребту Зеркала) он идет до вершины горы, справа (к Красному ярчику), значительно не доходя до верха, сменяется ольховниками. Травы еще нет. Тропа спуска, с чрезвычайно постепенным уклоном, указывающим, быть может, на сбросовый характер хребта, идет то опушкой, то лугами и понемногу втягивается в долину Хребтовой реки, приходящей справа, с высоты Красного ярчика, как и Каменистая, но с его обратной стороны (W). Тропа пересекает речку, которая затем сильно увеличивается, и идет правым ее берегом вниз по течению, причем еще и здесь над седлом перевала торчат издали зубчатые гребни Поперечных гор.
   По всему склону идут пышные лесные луга с примесью альпийских растений (например, ветренницы -- Anemone narcissiflora). Далее бока долины пологи, но русло речное уже сильно углублено (в верхнем течении долина плоская); ближе к речке внизу жмется травяное болото, на котором много одной из редкостей южнокамчатской флоры, крупного ароидного Lysichiton kamtschatcense, на более мокрых местах; листья его еще сложены наподобие кочна капусты, откуда и камчатское название его "скавуч".
   Ниже этого места тропа оставляет берег Хребтовой, получающей ниже название Димитриевской, и уходит вправо. С поворота хорошо видна долина р. Начики, гора Зеркало, Шапочка и длинный отсюда хребет Ипукыг. Тропа переваливает далее из долины Хребтовой в долину Щокоча, пересекая высоты с ясно выраженным моренным характером, изобилующие типичными котлообразными озерками и просто впадинами. Крутой спуск среди березника внезапно открывает долину Щокоча с правильными террасами и деревьями белой березы внизу. Пройдя вверх по левому берегу Щокоча не более двух верст сухими лугами береговой террасы, тропа подходит к месту слияния двух его вершин, еще широких и многоводных. Через левую вершину каменистый широкий брод по колена. Если смотреть вверх по долине, то кажется, как будто там есть между красными скалистыми вершинами гребня глубокая седловина с крутым спуском вниз, в долину Коряцкой речки. Далее путь пересекает мысок у стрелки слияния двух вершин Щокоча и идет вверх уже по долине правого истока Щокоча, где также вдоль долины, с левой ее стороны, высится гряда морен с озерками, прорезанная по склону хорошо выраженной речной террасой. Пройдя еще версты две, перебрели и эту, все еще широкую речку и круто поднялись налево по увалу, где открылась широкая и ровная седловина нового перевала, ведущего из бассейна р. Начики (р. Щокоч) в бассейн р. Большой Быстрой (р. Ключевой). Отсюда хорошо видно упомянутое уже ущелье, идущее глубоко через хребет Красного ярчика к Большой Тополовой.
   Спустившись с перевала, мы увидели довольно широкую долину р. Ключевой с лужайками и ивняками; у начала ее по каменистой, задернованной россыпи выходят обильные и обширные ключи. Река вышла из горного ущелья справа, так что ее вершина должна близко сойтись с правой, более западной вершиной Щокоча. Это место можно, по-видимому, считать юго-восточным концом хребта Ганальские востряки, самого высокого на всем полуострове. Тут же неподалеку в долине есть крупные камни, которые В. Н. Тюшов считает ледниковыми валунами.
   Далее путь идет вниз по Ключевой, которую с обеих сторон сопровождают высокие горные кряжи со скалистыми гребнями; долина то сужается, то расширяется и часто меняет направление. У более резкого сужения с кедровником на утесах и лугами по тальвегу мы в 5 ч. 30 м. вечера и стали, пройдя в этот день около 30 верст.
   Вчерашний путь по Коряцкой долине и сегодняшний путь сильно контрастны: вчера нас провожал лес из крупных берез с густыми кронами, с массой жимолости (Lonicera Chamissoi), шиповника, рябинника, папоротника-орляка и пр.; сегодня -- более редкий и тонкоствольный лес с массами купальницы (TrolUus patulus); сегодня и холоднее вчерашнего; вся местность выше. По Щокочу везде резко выраженный моренный ландшафт и весьма характерные речные террасы, врезанные в моренные толщи.
   Стан мы разбили на невысокой терраске у ивняков, обрамляющих жидкой полоской берег речки, за которой небольшая стена скал и заросли кедровника. Кстати заметим, что эту р. Ключевую Дитмар (стр. 370) называл Дакхелопич -- название камчадальское, теперь совершенно забытое.
   12 июня мы проснулись среди густейшего тумана, еще первого за это лето. Он рассеялся около 9 час, превратившись как будто бы в кучевые облака. В 10 ч. 30 м. я уже шел по тропе далее, пока вьючили лошадей.
   Долина ниже стоянки сужена и кажется пережатой благодаря мысам, которые вдаются в нее то справа, то слева и часто дают скалы, одетые кедровником. Тальвег все время плоский, с заметным на глаз наклоном вниз по течению. Склоны некрутые, с березником и кустарниковыми зарослями. Далеко впереди виден зеленый мягкий хребет, а за ним гребень с полосами снега, имеющего скоро стаять. Далее, среди лугового расширения долины с полосами ивняков, ушла вправо, поднимаясь на увал, трактовая тропа на Камчатку, которая, минуя Малку, идет здесь через мягкие увалы, где, судя по их виду, легко могут опять встретиться морены.
   Влево тропа на Малку, вскоре переходящая на левый берег Ключевой, как раз у того места, где начало топольника и ветловника по берегам. За переправой тальвег долины сильно расширяется, луга чередуются с рощами ивы и ольхи, почва сравнительно сухая. Затем новая переправа возвращает путника на правый берег, а немного ниже с тропы можно уже заметить между деревьями берегового леса белую площадь ключевых накипей, бросающуюся в глаза даже и днем, когда пар от ключей не заметен. Новая переправа через два рукава речки -- и мы у ключей. Лагерь мы поставили у самого края долины под увалом. По склону выше березник, у подножия местами выбиваются ключики, и над ними растут старые ольхи. Впереди возвышенная площадка из сцементованного ключами галечника, на которой когда-то возвышалась больница; за нею самые горячие ключи и речка. Всего до Малкинских горячих ключей от поворота к ним с Начикинской тропы мы были в пути 11 час, т. е. около 42 верст.
   Мы оставались на ключах и 13 июня, детально знакомясь с ними. Они принадлежат к тому типу ключей, которые пробиваются сквозь речные наносы и образуют из галечника долины конгломерат, цементируя его своими отложениями. Главный ключ находится на краю ключевой террасы и имеет формы небольшого круглого бассейна с температурой 78° и ясным запахом сероводорода. Вода из него стекает крошечным ручейком в маленькую речную проточку, по дну которой также во многих местах выходят струи горячей воды, тогда как сама она имеет обычную холодную воду. Смешиваясь, холодная и горячая вода дает различные температуры, и, смотря по тому, где запрудить проточку, получаешь ванну любой желаемой температуры (чаще всего около 30°). Купание затруднено лишь тем, что протока мелка и температура ее непостоянна. Пробивающиеся со дна струи обжигают кожу, а если недостаточно тщательно прегражден доступ сверху текущей холодной воде, то леденеешь. Маленькие ключи есть еще и по обрывчику ключевой террасы. Края их обросли бордюром типичной для горячих ключей растительности (Killingia и пр.) корни которой нагреты до 30--40°. Подальше от края бордюр из незабудок. Далее, между отдельными холодными и теплыми ключами, идут болотистые участки. На галечно-конгломератовой сухой террасе, выработанной деятельностью ключа и выкрашенной им же в белый цвет известковыми выделениями, где ранее стояли лечебные постройки, растительность похожа на степную (полынь, пырей и пр.), хотя и образована сорными травами. Далее вдоль по речке в обе стороны от ключей идут ивняки, заросли шеламайника и пр.
   Возвышенность, у подошвы которой мы стоим, имеет слегка покатую речную террасу, которая ниже переходит в хорошо выраженную террасу левого притока Ключевой. Терраса эта сухая, луговая. Почва увала у начала террасы -- жирный на ощупь суглинок с кусками глинистого сланца, начиная уже с поддернового слоя. Это тот самый зеленоватый сланец с кремнистыми прослойками, который обнажается на берегах р. Начики между устьем Щокоча и Малкинской рыбалкой. На глубине 0,7 м слой обломков уже сплошной. В долине почва та же, но камней мало, и на глубине 0,8 м они встречаются лишь отдельными кусками.
   Река довольно велика, хотя везде легко переходима вброд, имея плоское и сравнительно широкое галечное русло. За ней через долину с ее лугами и рощами идет красивый, мягкий кряж, густо одетый березняком, с очень правильной, высоко идущей линией террас. Влево (на W) хорошо виден хребет за долиной р. Быстрой и узкое, прорезывающее его ущелье с почти отвесными стенами, куда уходит прорывом р. Быстрая. Она оставляет здесь ту замечательную меридиональную долину, в которой лежит ее верхнее течение и продолжение которого на юг приводит кратчайшим путем к берегу Начики. Далее река пролагает себе путь прямо через хребет; пользуясь расселиной, возникшей, быть может, как результат крупного землетрясения.
   Малкинцы постоянно посещают ключи (2 версты от селения) для стирки белья и купания. Они рассказывают, что недавно, т. е. в начале июня, был сильный иней, побивший траву в Начике и в Малке, в последней более слабо. Они продали нам гольцов (другой рыбы пока еще нет), хлеба и молока и вообще проявили дружелюбное и радушное отношение.
   Дитмар, посетивший Малку и ее горячие ключи в 1852 г., считал Малку одним из самых больших и зажиточных камчадальских селений, причем насчитал в ней 12 домов, 75 жителей и 57 голов рогатого скота. Температуру главного ключа он (стр. 372) определяет в 66 °Р, т. е. в 82,5 °Ц. Он еще застал дома директора и аптекаря частного госпиталя, часовню и стойло от бывшего здесь ранее лечебного заведения. Когда все это функционировало, то и на ключах были деревянные бассейны для купания. По К. Шмидту, исследовавшему образцы воды Малкинских источников, присланные ему Дыбовским, они мало минерализованы; здесь, как и в ключах долины р. Сику (см. стр. 148), есть небольшое содержание серно- и углекислого натра.
   14 июня мы двинулись далее, послав И. Кайдалова вперед в селение заготовить провизии, чтобы дорогой без помехи забрать ее на вьюки. Перебравшись через речку пониже ключей, мы сразу стали на тропу и серединой сухой, обильной растительностью долины быстро пришли в Малку. Селение лежит как раз против прорыва (WSW 250°) р. Быстрой через хребет, на берегу левого, меньшего рукава ее, у подошвы небольшой береговой террасы. Слева открывается вид на широкую, плоскую долину, ведущую к берегам р. Начики.
   Маленькая, крытая травой часовня и небольшие, но чистые домики, разделенные огородами и пустырями, говорят о недостатке строительного материала, так как селение это -- одно из зажиточных и растущих. В настоящее время часть жителей ушла на рыбалку на р. Начике, где со дня на день ожидается ход красной рыбы. В р. Быстрой пороги сильно задерживают ход рыбы.
   Малкинцы очень затрудняются своей принадлежностью к Большерецкому приходу. Церковная повинность такова: зимой возят в Большерецк строевой лес; каждое бревно везут на двух нартах, запряженных 12 собаками; летом выставляют рабочих для ремонта и новых построек. Весной ехать особенно трудно, -- приходится переваливать хребет правее р. Начики по плитняку (скалам) и зарослям слаников. Когда вода спадет и переезд через реку станет более доступным, то ездят уже левым берегом Начики через Чирельчик, что легче. Лов рыбы в р. Начике начался всего лишь несколько дней тому назад ходом гольцов. По Быстрой даже и они идут значительно позднее. Огородов и здесь, и нигде далее, как оказывается, после посадки не поливают, рассчитывая на дождь; поэтому часто теряется бесплодно для роста огородных растений лучшее июньское время, и созревание их этим сильно задерживается. Жители Малки -- потомки камчадалов, кроме одной лишь русской семьи Ворошилова, женатого на сестре завойкинского И. Е. Машигина.
   Путь вверх по долине р. Быстрой идет сначала, перейдя небольшой ручей, по широкой нижней речной террасе сухим, пышным лугом с одинокими редкими деревьями белой березы, кустиками съедобной жимолости и серой ивы, массами альпийской незабудки, кустами бузины и таволги (Spiraea media), коврами злаков и группами черной саранки-кругляшки (Fritillaria), которую теперь как раз собирают для еды. Вначале изредка попадаются остожья. Справа (О) долину сопровождает высокий, но мягкий и ровный увал с березником, и за ним лишь в отдалении виден эффектный зубчатый гребень Ганальских востряков, самая высокая часть которых называется в Малке Поперечными горами, так как подходит к вершине р. Малкинской Поперечной. Мы идем нижней тропой, ближе к реке, так как сухая весна этого года позволяет легко переходить вброд речки даже в их нижнем течении. Другая тропа идет правее березниками и увалами; она суше, но несколько длиннее.
   Пересекши луга, тропа, пробитая довольно слабо и местами плохо различимая (трактовая тропа проходит по увалам, минуя Малку), подбивается к подошве увала вправо и довольно круто поднимается затем на него; впереди в реку выдается обросший кедровником каменный мыс, который необходимо обойти. Пересекли увал частью среди березника, частью по болотистому лугу, украшенному группами ольх. Затем крутой спуск, влево до самой реки сплошная масса кедровника и небольшие обнажения, внизу ручей с притоком, русло которого сплошь заросло широкими листьями лебяжьего корня (Caltha palustris). Далее тропа идет краем нижней террасы, очень сухой, с группами можжевельника, у самой реки, здесь большой и широкой, с островами и перекатами, на которых нередки застрявшие в весеннее половодье хламины (т. е. упавшие в реку деревья). Тропа то идет около реки, то отходит несколько вправо и идет стороной среди березовых рощ и сухих луговин. Террасы здесь хорошо выражены, и по обоим берегам между речной долиной и хребтами тянется обширная полоса увалов с каменной березой.
   Стан мы разбили на низкой, но сухой терраске над левым берегом реки Малкинской Поперечной, в полуверсте от впадения ее в Быструю. Ближе к последней густые заросли прямых высокоствольных ив идут по аллювию широкой полосой; среди них не редки ямы с водой, остатки старых проток, поддерживаемые весенними разливами. Самый берег сухой, обрывчиками, обнажающими разрез галечника. По левому противоположному берегу Быстрой высокие обрывы аллювиальной террасы. По берегам Поперечной (у Крашенинникова, т. I, стр. 43, упоминается р. "Пичу, она же и Поперешная"), текущей у самого подножия возвышающегося вправо увала, растут ветловник и тополя среди тальников; местами белеют еще молодые, неуспокоившиеся галечники.
   Террасы р. Быстрой между Малкой и устьем Поперечной напоминают террасы Паратунской долины близ Николаевской. Белоберезники, повышения с луговыми и лишайниковыми подушками и понижения с участками высокотравного луга постоянно чередуются. Есть и кустики волчника (Daphne kamtschatica), который уже отцвел. В тальниках решительно преобладает ровный ковер из вейника и крапивы.
   15 июня хозяйственные хлопоты заставили меня еще раз съездить в Малку, и день этот мы простояли на месте. Малкинцы рассказывают, что из Малки легко перевалить в верховья р. Утки и жители сел. Кихчик на западном берегу часто ездят по этому пути в Петропавловск, причем часть пути выше порогов р. Быстрой проезжают батами. От Малки до Поперечной около 10 верст.
   16 июня мы выступили около 11 час. и сейчас же перешли реку сравнительно глубоким бродом (выше колена лошади), что, при стремительном течении Поперечной, было не совсем безопасно. Речка эта значительна для горного потока с коротким, всего в несколько верст, течением и весной часто совсем непроходима, -- должно быть, в ее верховьях скопляется много снега. От брода, пройдя немного под увалом среди густой травы, мы вышли опять на террасы главной долины, затем пересекли широкий увал, упирающийся в реку крутым мысом. На увале парковый березник с ивой (Salix capraea), боярышником и пр. Затем мы снова спустились в долину, где за ручьем обширный, сухой, покатый луг, переходящий в белоберезник. Между рекой и большим западным хребтом тянется влево от нас мягкая меридиональная возвышенность с каменным березником, за которой вдоль подошвы хребта как бы тянется еще долина.
   Пройдя большую луговую тундру, тропа, теперь уже торная, так как она незаметно слилась с верхней и трактовой тропами, пересекает белоберезник, значительную речку, текущую в тополевом лесу и называемую Малкинский Вактал, затем обширную сухую тундру с группами прижатого, по обыкновению, к почве можжевельника, цветущей голубикой, багульником, шикшей и пр. На этой тундре, совершенно как на степи, идет развитие оврагов. Далее снова белоберезник и за ним широкая полоса старых русел новой значительной речки Ганальского Вактала, с ветвистыми большими тополями. Далее опять белоберезники перемежаются с открытыми сухими тундрами, где выделяются большие заросли можжевельника.
   Понемногу нагоняем партию телеграфных техников, идущих с мерной тесьмой для точного определения расстояний и с почвенным буром, так как им надо знать, насколько удобна почва для установки телеграфных столбов. Они командированы для составления проекта и сметы на устройство телеграфа, который соединил бы Петропавловск с Тигилем. Предполагается соединить далее последний с Гижигой, а ее через Охотск с Якутском и Николаевском на Амуре. Та партия, которую мы теперь догнали, идет на Камчатскую вершину, Мильково, Ключи, Еловку, Седанку и Тигиль; другая же партия пошла уже через Начику в Большерецк и селения западного берега. Одно из этих направлений и будет избрано для устройства телеграфа. Теперь на очереди вопрос, из чего делать телеграфные столбы, так как каменная береза не пригодна для этого по своей ветвистости.
   Еще две речки, стекая с Ганальских востряков, пересекают тропу. Речки обрамлены тополями и ветловником, а в стороне опять сухие тундры и белоберезники. Затем шестая (от Малки) речка, Собачья, с крупным топольником; перейдя ее вброд и миновав находящиеся за ней густые тальники, мы остановились, пробыв в пути около 6 час. и удалившись от Малки более чем на 40 верст.
   Экскурсия вверх по речке к хребту выяснила, что речная терраса, на которой мы стоим, с ее белоберезниками и тундрами кончается в полуверсте от стоянки и упирается в крутой склон моренного увала, одетого типичным парковым березняком с обычным подлеском и пышным травяным покровом. Самая возвышенность идет параллельно речке, обширна, но по краю лишь с небольшими, и притом, сухими котловинами. Далее от края заросли ольховника все сгущаются; за ними видна глубокая, мрачная цирковая долина, сильно заросшая в нижней своей части теми же ольховниками, а в верхней скалистая.

0x01 graphic

   До сих пор с последнего майского шторма погода была великолепная, но теперь собираются черные тучи.
   17 июня, с утра, низкие тучи и мелкий дождь; высокая трава кругом обливает водой при каждом шаге. Около 2 час. дождь утих, и я пошел вниз по Собачьей речке. Густой и тенистый береговой лес из тополя, ветловника, обоих талов и высокой ольхи; местами между деревьями голый галечник, среди которого есть и вполне успокоившиеся задернованные площади. Среди трав много альпийцев, указывающих на близость альпийского пояса в верхнем течении речки. Благодаря этим альпийским цветам галечник местами превращается в камчатский ботанический сад или в станцию для исследования того, как влияет тень леса на растения альпийских лугов, так как здесь селятся представители почти всех лесных и луговых формаций, и притом каждая дерновина, или группа, или даже одиночное растение отделено галькой от остальных и резко выделяется. Ниже господствует густой молодой тальник. Русло речки среди высокого леса, чисто галечное, плоское, местами прерванное зелеными островками, часто меняется; вода растекается по травяному покрову небольшими струйками, что указывает на сильное еще таяние снега в горах. Край галечника и леса справа везде упирается в небольшую терраску, на которой уже от самого края растет старый, редкий белоберезник.
   Речка Собачья, как выяснилось далее, впадает не в р. Быструю, а в озеро, очень большое и почти заросшее, с пышными коврами злаковой и осоковой поросли, лужами и каналами чистой воды и широкой протокой у правого берега, где над водой возвышается высокая терраса, похожая на террасу усыхания; в вышину она около 2 саж. и тянется от устья речки по всему берегу вправо. На террасе редкий и низкий белоберезник и лишайниковая тундра с багульником, голубикой, карликовой березкой и пр.
   В водах озера могучие заросли сабельника (Comarum palustre) с толстыми крепкими корневищами, почти кустарниковые. Сообщается ли это озеро с р. Быстрой, отсюда не видно, но оно занимает почти всю видимую площадь долины, и река, очевидно, прижата к подошве правого склона долины, причем здесь увалы очень узкие и быстро переходят в склон хребта.
   Вода озера у дна всего 9°, несмотря на малую глубину его.
   18 июня мы выступили далее, сначала продолжением белоберезника, где в одном месте очень близко от тропы возвышается мыс мореновидного увала, тянущийся у подошвы Ганальского хребта. Этот Ганальский кряж поражает своей отвесностью; это ряд темных пирамид, за которыми высится еще ряд вершин, уже более отвесных и остроребрых; долины речек очень глубоко врезаны между вершинами первого ряда и заканчиваются глубокими, низкими цирками.
   Ближе к Ганалу лес суше; открываются обширные сухие поляны; березник мельчает; наблюдается как бы переход к сухой тундре. С нее видны как на ладони верхи Ганальских востряков, часто красные или черные. Перед каждой идущей с них долинкой полоса намывов. Одни из этих возвышенных полос, правильно покатые к долине, скорее аллювиального происхождения, другие с более или менее горизонтальной неровной поверхностью, может быть, и ледникового. Далее открывается обширная низкая тундра с кустарниками, но без деревьев и больших кустов. Она наклонена влево, в сторону реки, и как будто примыкает далее к древним берегам вчерашнего озера. Возможно, что некогда здесь был залив этого озера, а может быть, и самостоятельное озерное днище. Еще далее идут покосы ганальцев с остожьями, вероятно, на месте вырубленного белоберезника, и за ними небольшая, бегущая с гор справа речка с линией тополей. Немного спустя открылся и лесистый безлюдный берег р. Быстрой, хотя собачий лай и указывает на близость самого Ганала. Торная тропа идет вдоль берега влево к переправе на батах, так как брода здесь вовсе нет. Менее заметная тропа ведет вверх по реке левым ее берегом к Новому Ганалу, возникшему благодаря тому, что жители постепенно переносят свои дома с правого берега (Старый Ганал), где их сильно теснят разливы р. Немтик, на левый. Три усадьбы уже закончены, причем свежевырубленный кругом березник выдает новизну места.

0x01 graphic

   По Крашенинникову (стр. 43), правый приток Быстрой, впадающий здесь, назывался в его время Мышшель; вершина его в 70 верстах от устья в горах и сошлась близко с вершиной р. Немтик, текущей в Пенжинское (т. е. Охотское) море. Немного повыше устья ее было жилье камчадала Ганалы. Таким образом, на запад от Ганала два Немтика, сойдясь вершинами, открывают естественный путь к морю, тогда как на восток два Вактала, Ганальский и Коряцкий, также сойдясь вершинами, делают возможным прямой путь к Петропавловску, хотя, по трудности перевала (Бобровая падь, по Дитмару), им и не пользуются.
   Ганал очень беден, так как рыба приходит сюда поздно и уже близкая к икрометанию; зато охота считается одной из лучших на Камчатке, и притом пушной промысел не требует дальних поездок.
   Дитмар застал в Ганале в 1852 г. 8 домов; число это не увеличилось и по настоящее время; в последнюю зиму инфлуэнца приняла здесь эпидемический характер, и часть населения опять погибла. Подобные эпидемии уничтожают всякую возможность прироста народонаселения в этих селениях, удаленных от врачебной помощи. За Ганалом тропа идет вдоль берега по склону увала, прорезанного оврагами, среди паркового леса.
   Первая за Ганалом речка настолько значительна, что имеет тополевую пойму, собирает воды с пика, расположенного на север от селения. В пределах следующего за ней участка пути, вначале среди леса нередко открывается вид на Быструю, и близ тропы много крупной черемухи; затем, отойдя от реки, тропа пересекает довольно высокий увал и проходит мимо края морен или похожих на них наносов, потом оставляет парковый лес и вступает в полосу белоберезника и обширную кочковатую тундру с массами багульника, которая в восточном направлении как бы прижата к широкому и далеко уходящему ущелью. Затем узкая полоса белоберезника и долина второй за Ганалом речки, обрамленной полосой тополя и ветлы. Далее потянулась обширная, похожая на степь тундра, со следами недавнего пала (Горелая тундра жителей), местами кочковатая, местами обрамленная террасками, параллельными течению р. Быстрой. Востряки в хребте справа уже кончились упомянутым выше ущельем и заменились большими плоскими Сараями, одетыми по склону каменным березником, а сверху кустарниковыми и верещатниковыми субальпийскими зарослями. Эти Сараи, несомненно вулканического происхождения, принадлежат уже к системе горы Бакениной (она же Бакенинг), теперь известной на месте под именем Камчатской вершины. Гору эту в ясную погоду хорошо видно и из Петропавловска как раз в конце долины Авачи. Ганальские востряки принадлежат, по Богдановичу, к системе глинистых сланцев и отчасти к гранитам; сланцы появятся вновь значительно севернее; здесь же их прерывает широкая полоса вулканических образований.
   Впереди мыс, упирающийся в реку, к берегу которой подходит на минуту и тропа, пересекающая затем ручей, густо обросший шеламайником, который уже скоро зацветет. Далее, так как впереди река подмыла основание высокого увала, отделяющего ее, как и прежде, от подошвы хребта, тропа круто поворачивает вправо и поднимается на увал по очень крутому овражку. Почва на подъеме очень рыхлая, из тяжелого, сырого песка, очевидно составляющего верхний слой увала. Наверху лужайки и рощи каменной березы, поверхность холмистая. Тропа держится края возвышенности и, пройдя с версту, опять спускается в долину среди ивняков и роскошного луга с массами цветущей купальницы (Trollius patulus) и валерианы. Пройдя еще немного, мы увидали впереди, вправо под увалом, высокую темную массу Ганальской тундры, остаток древнего водораздела между бассейном Большой реки и р. Камчатки. Постепенно втянулись в тундру, поднимаясь на ее колоссальный куполообразный массив. Тропа глубоко пробита между кочками тундры и, пройдя с версту, упирается в довольно глубокий овраг Кедровой речки, текущей справа из глубокого, одетого лесом ущелья между Сараями. Здесь нелегко подыскать стоянку, так как тундра не дает корма для лошадей. Небольшая терраска у речки, заросшая вейником, уже занята телеграфной партией, которая обогнала нас вчера, в то время как я осматривал заросшее Ганальское озеро. Поэтому я свернул направо вверх по речке и уже близ того места, где долина ее начинает втягиваться в падь, прорезывающую увалы, нашел-таки хорошую луговину с несколькими березами, у которых мы и разбили лагерь.
   Соседняя тундра очень сухая, сильно и густо кочковатая; растительность ее изобилует мхами и особенно лишайниками; много мелких кустов карликовой березки, ивы, много субальпийских вересковых и брусники; трав мало, частью лесных, частью субальпийских.
   Кедровая речка с левой стороны окаймлена неровной галечной террасой с ивняками, а с правой подмывает высокий берег и дает много разрезов, обнажающих под почвенным покровом тундры толщи наноса, на мой глаз ледникового (флювио-глациальные отложения?); по самому руслу преобладают галечные поля в различных стадиях зарастания.
   19 июня мы посвятили обследованию Ганальской тундры и прилегающего к ней увала. Почва тундры глинистая, очень плотная, окрашенная сверху перегноем; местами чистая глина, очень похожая на ледниковые глины северной и средней России. Идя вверх по Кедровой речке, я увидал, что в версте от стоянки, обогнув мыс увала, она круто поворачивает вправо на SO, причем вершина ее очень удалена. Горы впереди бесснежны, возвышенности мягкие, сплошь одетые лесом, однообразные по обеим сторонам речки, частью подходящие к ней вплотную обрывами оползней, но чаще оставляющие у подошвы крутых склонов ровные небольшие площадки-террасы с лугом или ивняками. Самая возвышенность хотя и поднимается очень постепенно, но высока и переходит далее непосредственно в гребень водораздела с бассейном Авачи. Остряков совершенно не видно, и даже гребень близок к форме Сараев, т. е. господствующей формой являются лавовые покровы (по Богдановичу, здесь должны господствовать основные авгито-андезитовые лавы). Крутые оползни в речке богаты валунами, и отложения, ими открываемые, состоят из несортированного материала. Камни мало окатаны; принесены они сюда ледником или попали прямо из коренной россыпи, -- надо еще решить, но во всяком случае это не речные отложения.
   Лес на возвышенности к краю ее суше; там много кедровника, плаунов, лилией, башмачков (Cypripedium Yatabeanum) и группы Cornus suecica в полном цвету. Глубже он сырее, в нем преобладают кусты рябинника и густой и рослый травяной покров. Как я уже сказал, к речке возвышенность эта обрывается круто; полога она к стороне тундры. Ложки, сводящие воду с этой возвышенности, начинаются котловинками, напоминающими моренные котловинки, и вода в них вначале нетекущая, зарастающая осоками, но далее они переходят в обычные овражки. По спуске с увала каменный березник сейчас же сменяется редкими деревьями белой березы, среди которых всюду разбросаны лужайки сочной зеленой травы; затем резкий переход к кочкам тундры, по-видимому связанный с определенной холодной, тяжелой глинистой почвой. Растительность тундры крайне однообразна от самого увала и вплоть до гребня высокой террасы у правого берега р. Быстрой. Даже спуск к реке сажен на пять от гребня занят еще тундровой растительностью; у подошвы его лежат сугробы снега, близ которых раскинут участок субальпийской тундры с золотистым рододендроном и луг. Затем еще уступ около сажени и нижняя терраса с ее лугами и зарослями ивняков, среди которых разбросана масса стекающих в реку ключиков.
   Обнажения по террасам р. Быстрой, как и по Кедровой речке, кажутся несортированными; они быстро обваливаются и замываются сверху, однако их галька ясно окатана водой.
   За рекой широкая полоса увалов, прямо от речной террасы, всюду резко выраженной; на них типичный парковый ландшафт, а за ними сравнительно плосковерхий главный хребет.
   27 июня двинулись далее. Еще на протяжении около 5 верст тропа пересекает тундру. Последняя всюду представлена как бы вздутием, вершину которого, однако, указать трудно; она прорезана глубокими оврагами, идущими с О на W и скатывающими весенние воды с ее середины в реку, прижатую вплотную к увалам правого берега. Река отовсюду хорошо видна благодаря своим террасам и полосе берегового леса, хотя и течет в глубокой и неширокой долине. Здесь тундра шире, чем была у Кедровой речки, так как теперь линия леса с восточной стороны отодвинута к самому хребту, т. е. увалы не переходят на север за Кедровую речку и тундра тянется до самых гор. Слева за рекой лес, наоборот, тянется без перерывов, так как там всюду есть почва, соответствующая его требованиям.

0x01 graphic

   В оврагах все еще лежат мощные пласты снега, тающего очень медленно, судя по растительности около них.
   Недалеко от брода тропа оставляет тундру, по краю которой здесь появляются площадки, заросшие Elymus, и прижимается к реке, следуя узкой полосой сухого луга, тогда как по самому берегу идет еще более узкая полоса ивняков. Брод галечный, очень мелкий (ниже колена); ширина реки всего около 10 саж. За рекой нижняя терраса с ивняками и лугом отделена небольшой болотной старицей от правильной, высокой, очень сухой террасы, идущей параллельно берегу на большое расстояние.
   Этот брод -- самый верхний через р. Быструю; за ним наша тропа сливается с зимней тропой, идущей по правому берегу р. Быстрой на Старый Ганал, у которого надо переправляться и через Немтик, и через Быструю. Тропа поднимается на террасу, склон которой богат осыпями. На верху террасы тропа входит в полосу низкотравных пышных лугов с массой цветущих многолетников (Orchis, Valeriana, Pedicularis etc.), держась все время у края березников слева и близко от края террасы справа. Тундра внизу уже кончилась и сменилась низкой, сильно болотистой равниной, среди которой извивается р. Быстрая, огибая край высокой тундры, и затем, отклоняясь влево, теряется в узком горном ущелье, в конце которого видна снежная вершина вулкана Бакениной, или Камчатской вершины. Вдали, левее Быстрой, видна зеленая лента густого топольника, обрамляющего верхнее течение р. Камчатки. Обе реки текут по краям ровной большой площади, и чем образован здесь их водораздел, совершенно незаметно; кажется странным, как это по одной и той же долине, хотя и широкой, текут параллельно две реки от восточного ее края и вплоть до западного, упершись в который они расходятся: одна -- на юг, другая -- на север. Площадь травяных болот здесь очень велика и ровна; растительность ее еще в ранней стадии развития; вероятно, болото промерзает и поздно оттаивает.
   Таким образом, р. Большая Быстрая, вытекая из ущелья, у самого подножия Бакениной выходит на болотистую равнину, слабо наклоненную от востока к западу, и, дойдя до края ее, круто поворачивает на север, проходя между глинами и наносами Ганальской тундры и высокой террасой правого берега, промытой в склоне увала, параллельного хребту. Надо думать, что ранее она начиналась лишь на северном склоне бугра Ганальской тундры и лишь позднее промыла свою долину в толщах последнего. Болотистая равнина была в то время озером, из которого, быть может, и вытекала р. Камчатка. Озеро обсохло благодаря прорыву верховьем р. Быстрой северной его ограды. Самое же озеро, весьма вероятно, занимало днище очень старой кальдеры, так как все обнажения в прилегающих к нему горах имеют характер лавовых покровов. В таком случае Бакенина возникла как раз на краю более старой кальдеры, как это нередко можно видеть и на других камчатских вулканах.
   Пройдя верст пять лугами террасы мимо березника и миновав несколько топковатых мест с группами ив, тропа пересекает речку, идущую слева (с W) по крупной гальке, с приподнятыми намывными берегами. Это -- последняя речка, текущая в сторону Быстрой (так, по крайней мере, мне показалось). За ней мы подошли к началу совсем пологого спуска мимо крутого ската с обнажениями в виде отдельных каменных глыб и группами кедровника. Перевал совершился незаметно. Ганальская тундра и отсюда кажется горой, подтверждая предположение, что она-то и есть древний водораздел. Только по воде ключиков, бегущей теперь по пути с нами на север, а не навстречу, видно, что это уже бассейн Камчатки. Все эти ключики собираются в ручей, текущий у подножия склона.
   Отсюда середина вершины вулкана Бакениной видна на SO 133°; середина цирка, где находится озеро и исток р. Камчатки, -- на OSO 108°. Большая ближайшая снеговая вершина Ганальских востряков видна из-за Сарайных гор на 193°, середина Ганальской тундры на 208° S, долина Камчатки на 40° N. Тропа идет далее топкими ивняками (Salix pulchra), затем вдоль ручья и выходит впервые к берегу Камчатки, после чего сейчас же пересекает ее в вершине угла, образуемого рекой, текущей выше этого места на W, а ниже -- на N.
  

Глава XVI
ВЕРХНЕЕ ТЕЧЕНИЕ р. КАМЧАТКИ ОТ КАМЧАТСКОЙ ВЕРШИНЫ ДО ВЕРХНЕКАМЧАТСКА

  
   Брод через р. Камчатку там, где тропа впервые пересекает эту реку, идет зигзагом, так как ложе реки очень неровное, ямистое, и приходится лавировать между глубокими местами. По-видимому, она часто меняет свое русло. За бродом тропа идет немного вверх по реке, по заросшему галечнику, среди больших тополей и ветловника, с ковром цветущих субальпийских трав, затем пересекает еще широкую, но мелкую протоку, текущую среди широкой полосы голого галечника. Это более старое русло, понемногу оставляемое рекой, отходящей влево. Далее низовая терраса с тополями и пышным зеленым лугом сменяется крутым скатом верхней террасы правого берега, имеющей широкую, ровную площадь наверху, у края несущую многочисленные можжевельниковые кочки. Здесь мы и остановились.
   Экскурсия выяснила, что р. Камчатка выше переправы только что переменила русло и теперь идет очень неправильной сетью проток с плохо выраженным руслом, среди вейниковых лугов и уничтожаемых ее стремительным напором тальников (Salix sachalinensis). Галечники лежат ближе к террасе; они очень высоки и представляют собой весьма различные стадии процесса зарастания и задернованности вплоть до богатых травой таловых лесков.
   У подножия террасы еще лежат мощные пласты снега как в лесу, так и у склона, обращенного на юг и более открытого.
   21 июня наша седьмая дневка в этом году. Утром проехала мимо нас партия мильковцев в Петропавловск за грузом. Они угостили нас рыбой, а мы их -- остатками убитого на Кедровой речке медведя, от которого, к сожалению, взяли с собой только две ноги.
   Почва террасы, на которой мы стоим, -- речной песок, слегка глинистый, с мелкими камнями и галькой; верхний слой богат перегноем. На нижней террасе под тонким слоем дерна сразу сплошная галька.
   После часовых метеорологических наблюдений мы с Б. Беловым поехали верхами к верховью р. Камчатки. Пересекли террасу, где стоянка, с ее шикшовником, кочками и кустами можжевельника, золотистого рододендрона, багульника и пр., и поднялись на боковой кряж с густым лесом каменной березы, упирающийся правее в реку крутым мысом. Перевалив через кряж, везде довольно пологий и мягкий, мы вступили в долину текущей за ним речки (правый приток Камчатки) и стали подниматься по ней. Здесь сначала нас окружал луг по пологому склону, затем тундра с чистыми зарослями торфяного мха, с морошкой, голубикой и пр. и без всякого следа дресвы на поверхности. Ручей, а с ним и мы вскоре завернули направо (к NS -- в нижнем его течении, на OW -- в верхнем). Здесь широкая, ровная долина с болотистыми лугами и торфяниками. Справа (S) она обрамлена невысоким увалом с большими группами кедровника, а слева (N) небольшой бесснежной, но и безлесной столовой вершиной. Впереди более низкая, заросшая густым лесом седловина. Повыше в этой все еще широкой долине стали попадаться очень правильные котловинки среди гряд наноса. Одна из них довольно сухая, с ковром ползучего лютика по дну, что указывает на временное ее затопление, на еще влажном дне своем хранила отчетливые следы крупного медведя. Кругом возвышенные гряды рыхлого материала и холмики, увенчанные ивовыми кустами, частью с березником. Затем мы пересекли седловину, замыкающую верхнюю часть долины, и через типичный березник, с ковром орхидей (Cypripedium Yatabeanum) и шведского дерна (Cornus suecica), спустились довольно круто к самой Камчатке, прорезав таким образом по хорде большую образованную ею дугу. Пробираясь вверх по реке сквозь рощи березы и ивовые заросли, мы вышли на пышные долинные луга по речному наносу, перебрели один значительный правый приток, идущий навстречу нам из ущелья, обставленного столовыми горами, и прошли мимо низкого увала с кучами снега у подножия. Теперь перед нами за большим лугом с низкой, еще молодой травой возвышался мыс, разделяющий долину притока от главной; река втягивается в узкое ущелье и становится уже средней величины горным протоком. Озеро может быть только в конце этого ущелья. Затем пошел уже малоудобный путь, частью по густым ивнякам, частью по лужайкам среди них или даже, благодаря скалистым, обрывающимся к реке берегам, косогором среди ольховников, справедливо считающихся на Камчатке главным препятствием для горных путешествий. В конце концов медленность движения и боязнь не вернуться засветло к лагерю заставили меня повернуть назад, не дойдя до озера.

0x01 graphic

   С высшей точки подъема впереди видны шлаковые красные гребни и лавовые покровы много выше верхней границы леса, последние рощи которого образуют причудливую сеть по склонам. Кругом масса ключей с луговинами из мхов и низкой травы; растительность вообще еще в раннем весеннем периоде, и цветущих растений в субальпийской зоне вовсе не видно, -- они кончились вместе с верхней границей березового леса.
   Мы были здесь очень близко от Бакениной, снеговой конус которой часто показывался из-за ближних столовых гор и гребней. Водораздел между истоками Быстрой и Камчатки сначала, т. е. у выхода их из горных ущелий, образован узким и острым, частью еще несущим снег гребнем, а затем низким, ровным увалом с очень крутыми склонами, заросшими редким березником и группами кедровника. Поднявшись на этот увал, я увидал систему котловин и затем типичную поверхность старой, очень большой морены, выдвинувшейся далеко в бывшую озерную котловину Камчатской вершины. Спустившись с морен, мы опять попали на большой луг у устья правого притока Камчатки и здесь спугнули веселую компанию из пятерых медведей (вероятно, молодежи), с играми выкапывавших из земли коренья. Затем выехали на прежний путь и, миновав два уже описанных перевалика, вернулись около 8 час. вечера домой. На обратном пути я вынужден был признать моренный характер и за вершиной ручьевой долины, где я на переднем пути осматривал котловины и гряды наноса.

0x01 graphic

   22 июня мы легко прошли 25 верст, отделявших нас от Пущиной по официальному маршруту. Тропа, пройдя от стоянки немного сухой шикшевой тундрой, вступает лужками в прекрасный парковый лес, похожий на лес Коряцкой долины за Большой Тополовой. Два раза в этом лесу тропа подходит к реке, открывая вид на береговые террасы, которые падают к реке крутыми склонами с большими обнажениями оползней. За рекой идет увал с березником широкой, ровной полосой, за которой видна долина западного истока р. Камчатки, а за ней столовые горы; местами увал с березником приобретает ясно моренный характер; можно думать, что увал, разделяющий обе вершины Камчатки перед их слиянием, также моренного характера, тогда как стрелка его сложена уже позднее чистым аллювием. Далее характер местности изменился. Моренные увалы с каменным березником исчезли, и, широкая, ровная терраса дала место обширным пышным лугам, среди которых сначала одиночно, затем группами появились белые березы. Справа от тропы к горам все еще виден каменный березник, слева к реке белая береза. Видные с тропы горы левого берега имеют характер Сараев, тогда как передовые кряжи доверху скрыты под густым зеленым покровом паркового леса. Еще далее террасы с белой березой все расширяются, горы отходят вправо, и в семи верстах от начала террасы среди групп белой березы появляется характерный для более континентальной части долины Камчатки суходольный луговой покров с овсяницей (Festuca ovina), подмаренником (Galium verum) и сном (Pulsatilla patens). Справа через лесную прогалину в последний раз открылась Бакенина сопка, видны столовые горы вчерашней экскурсии и левее их длинная цепь начала Валагинских гор, похожих по внешности на Поперечные альпы Коряцкой долины; севернее среди них выдвигаются одинокие зубчатые вершины. Все это отделено от реки грядами мягких лесистых увалов. Далее путь все время лесными лугами. Перед Пущиной перебрели довольно широкую реку "Пущину, а по-камчатски -- Кашхоин" (см. Крашенинников, стр. 25), за которой началась площадь, уже измененная влиянием деревни. Слева пойма Камчатки, густая, тенистая, без галечников, с высокими зарослями шеламайника; она окаймлена полосой ольх и борща. Самая деревня очень мала и стоит среди ивового и ольхового леса, очевидно прижатая поближе к своим рыболовным запорам; справа к ней примыкают обширные луга по аллювию речных террас. Левее деревни в лесу протоки Камчатки. Мы миновали деревню и стали ниже по реке на очень старых галечниках, сплошь одетых густой травой суходольного луга, среди которой выделяются группы примул.

0x01 graphic

0x01 graphic

   Дер. Пущина состоит всего из пяти домов, в том числе один совсем новый; лошадей в ней нет вовсе, и когда нужно было весной отвезти в Ганал почту, то жители нанимали в соседнем сел. Шароме единственную имевшуюся там лошадь за дорогую цену. Поэтому они с завистью смотрели на наших лошадей, которые благодаря свежей весенней траве все еще имели вполне хороший вид, и поговаривали о желании обзавестись лошадьми. "Впрочем, -- жаловались они,-- у нас кони как-то не живут".-- "Да вы их сеном-то по зимам кормите?" -- "Нет, на коров-то -- и то дай бог напастись, а лошади -- на подножном, мы их на хвощ отводим". Понятно, что лошадям в долгую камчатскую зиму нелегко дотянуть до весны.
   Пониже селения узкая ручьеобразная протока отделяет полосу берегового леса, закрывающего собою р. Камчатку, текущую здесь прямо с юга на север несколькими протоками, среди которых одна выделяется как шириной, так и стремительным течением; отмели иловато-песчаные, гальки нет.
   Пущинцы жалуются, что рыба в этом году сильно запоздала, первые чавычи пришли при нас, -- поэтому голодно; думают, что виною этому рыбалка Демби, Бирича и Крамаренко, загородивших две трети русла Камчатки близ Усть-Камчатска так называемыми заездками.
   23 июня мы уговорили пущинского старосту проводить нас на горячие ключи, находящиеся, по его словам, в 15 верстах от селения, в верховьях р. Кашхан, т. е. одного из истоков Пущинской речки. Кроме ключей меня интересовала еще и возможность попасть в горы. От Пущиной за обширными лугами вдалеке были видны рощи белой березы, за которыми тянутся на восток три параллельных мягких кряжа с лесом из каменной березы, и лишь за ними виден хребет, отделяющий здесь широкую долину Камчатки от верхней части долины р. Ковычи, одного из более крупных правых притоков Камчатки, вершина которого близка к р. Жупановой, а устье приходится чуть пониже Верхнекамчатска.
   По обыкновению, получить проводника было бы очень трудно, если бы на наше счастье староста несколько лет тому назад не испортил себе руку настолько, что совершенно не мог работать на запоре; поэтому, как он говорил, общество его отпустило. Болезнь его была, по-видимому, связана с тем злостным наследственным сифилисом, который распространился среди камчадалов еще со времени окончательного покорения Камчатки и, предоставленный самому себе, сделался во многих селениях как бы второй природой жителей.
   Дорога к горячим Пущинским ключам в долине р. Кашхан на SSO от Пущиной с окружающих селение лугов круто поднимается в полуверсте от селения на террасу, затем пересекает мягкий увал среди каменного березника с влажной почвой, почему в нем масса папоротников. Пересекли ближайший кряж, вышли на пышный высокотравный луг и по нему, спугнув лисицу, делавшую стойку на глухаря, обогнули второй кряж, после чего вышли к высокому берегу Пущинской речки.
   Поражает обилие и пышное развитие зарослей шеламайника с его обычными спутниками; много и низкотравных лугов с преобладанием василистника (Thalictriim minus). После второго кряжа путь едва заметной, нередко прерывающейся тропой идет по широкой террасе правого берега р. Пущиной, затем пересекает ее левый приток, речку Перевозчик и очень большую травяную тундру, уже без тропы. Впереди высится красивая островерхая гора, выдвинувшаяся из гребня, с каровой впадиной на две трети высоты. За ней видна более глубокая падь и второй гребень.
   Далее путь вверх по долине главного истока р. Пущиной опять среди каменного березника, шеламайников, луга и пойменного леса с частыми участками галечника, совершенно заросшего луговыми травами отчасти субальпийского уже пояса.

0x01 graphic

   Перешли еще два мелководных ручья и вошли в новый, последний уже в этой долине участок каменного березника, где нас застала сильная гроза с ливнем и заставила остановиться на краю лесистого увала, почти перегораживающего долину. Гроза пришла с севера.
   Как раз перед остановкой староста заметил медведицу с медвежатами; искалеченная рука помешала ему верно целить, и хотя медведицу он ранил, но она быстро скрылась в густых ольховниках ближайшего горного склона, где выследить ее потом не удалось. Неудача эта имела свою серьезную сторону; мы не могли благодаря ей пробыть в этом интересном месте так долго, как я желал бы.
   24 июня, с самого утра, мы предприняли экскурсию вверх по долине через заросли шеламайника, низкотравные луга, заросли низких ивняков и старые задернованные галечники. Долина все еще довольно широка, и тальвег ее плоский. Слева (по течению) против стоянки видна долина притока, более узкая и отделенная от главной долины невысоким лесистым кряжем, за ней гольцы.
   Правый склон долины также вначале облесен, далее становится все круче и покрыт ольховниками. Впереди прямо высокий голец с жидким березником, левее еще голец с более сухим гребнем, почти без снега. Внизу еще есть небольшие группы берез. Под ними-то и выбивается у основания склона первая группа ключей; ключи маловодны, и температура их низка -- всего 22,5°. Над ними частью березы, частью ольховники; самый ключ выходит из подошвы склона; почва глинистая; ключ сильно зарос тиной, и вода его слегка припахивает сероводородом.
   За ключом от горы к речке идет довольно высокий мыс, подходящий к ней почти вплотную, сильно сужая ущелье. На конце этого мыса В. И. Лебедев, посетивший ключи прошлой осенью (1908 г.), нашел мраморный камень. Мыс мы пересекли по медвежьей тропе, очень круто и поднимающейся, и спускающейся с него. По склону небольшие обнажения серого камня, похожего на обычные в Камчатке породы из группы андезитов; камни эти влажны от пробивающихся из их щелей ключиков. Наверху голые скалы среди деревьев.
   Спустившись опять в долину, мы увидали впереди узкое теперь ущелье Кашхан, перегороженное во многих местах крупными завалами снега. Форма его, лотком, напоминает троги европейских Альп. Речка, текущая среди довольно обширных галечников, прижата к подножию левого склона долины, а у подножия правого склона идут терраски с главным здесь горячим ключом. Ключ этот, с температурой до 40°, вытекает на верху туфовой площадки, сложенной из образованных им же железо-известковистых отложений. Он так же, как и другие ключи Пущинской группы, обрамлен густой, однообразной зеленью невысоких болотистых трав (как, например, Triglochin и Heleocharis). Воды ключика стекают с терраски в небольшую протоку с сильно железистой гнилой водой, отделяющую от ключевой терраски галечный заросший островок. Через речку у подножия левого склона долины есть еще ключ с температурой 29°, вытекающий с вершины туфового холмика около 2 арш. вышины. И этот ключ железисто-известковый, без запаха сероводорода.
   На всей площади около и выше ключей и по прилегающим склонам разбросаны глыбы или выходы светлого, иногда почти белого камня, который, по определению С. А. Конради, представляет собой андезит, сильно измененный углекислыми источниками. (Светлая плотная порода с бесцветными и коричневато-оранжевыми выделениями до 1--2 мм; под микроскопом основная масса сильно изменена; плагиоклазы почти свежи, но стекло и темные минералы разложены и замещены карбонатами, главным образом железным шпатом. Он же образует и более крупные скопления кристаллических зерен, отороченных желтой каймой. Плагиоклазы выделений свежие, зональные. Прежние включения стекла в них изредка сохранились, но в большинстве замещены карбонатами. Вскипает с соляной кислотой, с аммиаком дает обильный осадок водной окиси железа.)

0x01 graphic

   Выше долина быстро суживается; склоны ее частью скалистые, частью луговые. Много лужаек с черной мокрой землей, только что освободившейся от снега; другие покрыты молодой весенней порослью; третьи, наоборот, одеты пестрым ковром цветущих астр, валерианы, камнеломок, фиалок, синюх и пр. Так как дно долины завалено мощными пластами снега, образующего как бы снеговые дороги, то низ склонов сплошь луговой; выше лежит полоса ольховника, а еще выше группы берез, поднимающихся еще очень высоко над нами; иначе распределение растительных поясов идет здесь в порядке, обратном общепринятому. По осыпным склонам поражают обильные, густые лужайки, то синие от Veronica aphylla, то желтые от Ranunculus pygmaeus, то розовые от Epilobium anagallidifolium, белые от Saxifraga Merkii или же темные от почти черных цветов Junciis beringensis. Далее появились и участки вересковой тундры с фиолетовыми цветами Phyllodoce, золотистым рододендроном и пр.; здесь много пышных розовых Parrya nudicaulis, за свой приятный запах заслуживающих названия альпийского левкоя, и красные коврики из Primula cuneifolia.
   Порода кругом сильно разрушенная, выветрелая, очень светлая, местами каолинизированная и тогда почти белая, из числа сравнительно недавно изверженных. Местами, где ручьи и притоки наворотили мощные груды силевых выносов, кажется, что вся гора превращается в развалину. Слева над галечниками полоса красных глинистых склонов, частью почти лишенных растительности благодаря быстроте разрушения их. Галька силевых выносов очень светлая, с массой мелочи. Боковые галечники частью превращены в сад благодаря обилию цветущих альпийских растений. Я дошел до верхней границы березы и застрял в ольховниках над совсем узким теперь ущельем речки, уже сплошь заваленным снегом. Выше впереди можно было уже хорошо рассмотреть высокий водораздельный гребень, по ту сторону которого находятся истоки Ковычи. Гребень этот, почти лишенный растительности, узкой скалистой стеной обрамляет цирк верховий. Стены этого цирка прорезаны ключевыми и ручьевыми бороздами и образуют ровный, плоский гребень без отдельных выдающихся скал (кекур), имеющий вид гладкой, ровной стены.
   На спуске вниз, пониже последнего в этом направлении снегового порога, под левым склоном долины, нашелся еще один сильно железистый ключ, вода которого имеет сильный сладкий вкус, а на поверхности покрыта радужными пленками. Самый ключ выбивается на верху образованного им возвышения из рыжего железистого туфа, имеющего вид усеченного конуса.
   В. П. Савич поднимался влево от меня на сильно размытый сухой гребень бокового хребта (правого), перешел границу леса и сухую альпийскую тундру, где нашел альпийскую форму прострела (Pulsatilla patens) и другие интересные виды.
   Медведей все мы видели только издали и ни одного достать не могли, к великому огорчению как рьяных наших охотников, так и наших желудков, не желавших довольствоваться одной кашей.
   Ботаническая добыча этого дня была очень велика и потребовала много времени для своей препаровки и упаковки. Тем не менее 25 июня мы тронулись в 11 час. обратно в Пущину. Возвращались тем же путем. Пройдя увалы с березником, уже вблизи селения, я обратил внимание на большие, высокие террасы с покосами и редкими деревьями белой березы. Затем крутой, около 5 саж., спуск к нижней луговой террасе, где и расположена Пущина и где ряды задернованного галечника, разделенные луговыми понижениями, остатками старых проток Камчатки, указывают на сравнительно недавнюю еще работу реки.
   У Пущиной мы простились со старостой, с которым очень подружились за эти три дня, и закусили приобретенными в деревне хлебом и простоквашей. Затем тронулись далее вдоль берега Камчатки по хорошей, глубоко выбитой, сухой и твердой тропе. Путь все время белоберезником и лугами, которые здесь более обширны, чем где бы то ни было на полуострове. Парковый лес из каменной березы виден лишь в большом отдалении, где-то у подножия хребтов. Сегодня мы простились с ним надолго, так как в долине р. Камчатки ниже Пущиной каменной березы нет вовсе, и чтобы ее увидать, надо идти в хребты. На лугах особенно выдаются теперь крупными белыми шапками соцветия зонтичного Pleurospermum. Переезжая высокий увал террасы, я спугнул с самой тропы небольшого медведя, копавшего коренья. Вслед за этим, спустившись с террасы, я увидал влево реку, которая идет здесь несколькими рукавами и теряется среди тальников, из которых, превышая их, торчат стройные ветлы. Река подмывает правый берег и обнажает разрезы темных слоистых почв, совершенно лишенных гальки и образующих почву лугов.
   Мы остановились, отойдя верст пять от Пущиной, среди великолепных лугов, обрамленных вдали более возвышенными увалами-террасами с белоберезником. Хребет стоит далеко влево, приближаясь к линии горизонта. Среди лугов интересные ключевые пруды с обрывистыми берегами. Бассейны эти с рыбками (колюшка?), с илистым дном, питаются холодными ключами, которые выходят из-под намывного возвышения, гривки, со стороны реки.
   Среди этого уходящего из глаз лугового простора невольно приходят на ум мечты о правильном хуторском скотоводстве; однако уже то обстоятельство, что они ограничены площадью древних речных русл и что плодородие их зависит от речного ила, отложенного некогда рекой и теперь не возобновляемого, заставляет думать, что лугов этих хватит на поддержание лишь весьма небольшого числа лиц, которые могли бы здесь поселиться. Что местность эта пустынна, понятно, так как Камчатка заселялась некогда по рекам в зависимости от больших или меньших удобств рыбного промысла; здесь же, в верхнем течении, рыбы уже мало. Пущина, поселенная в этом районе по административным соображениям для поддержания тракта, бедствует и всегда была одним из самых бедных поселений, несмотря на огромную территорию и недурной охотничий промысел в ее окрестностях.
   Почва этих лугов -- песок, темноокрашенный перегноем, с иловатыми частицами и глинистыми комками; на 0,5 м глубины к нему прибавляется речная галька, мелкая и легко рассыпающаяся при ударе. Небольшое возвышение, на котором мы стоим и у подошвы которого выходят ключи, образовано галечником.
   26 июня мы прошли 24 версты, отделяющие луговые ключи от сел. Шарома. В верстах двух от стоянки среди лугов справа выходит река с хорошим, высоким собачьим мостиком. Затем луг становится суше, и тропа втягивается понемногу в белоберезник на высокой терраске, где впервые среди луга встречается характерное растение центральной Камчатки -- темноцветный ломонос (Clematis fusca).
   Белоберезник этой террасы редкий, с сухими луговинами; за ним еще речка с тополями и ветловником, которую я перешел по срубленному тополю; потом луговая терраса и сухая верхняя терраса с белоберезником; дальнейший путь -- по последней. Террасы эти -- собственно террасы р. Камчатки, прорезанные речками-притоками, а не террасы последних. Тут, на полпути между Пущиной и Шаромой, поставлена деревянная юрта для остановок во время зимних поездок. Далее все белоберезник, в котором нередка крупная даурская лилия, вплоть до какого-то русла, небольшого, но сильно извилистого, за которым снова луговая терраса верст на пять шириной (от реки до леса). В одном месте тропа подходит к краю террасы, под склоном которой выбиваются обильные ключи. У подошвы небольшая ключевая речка, за которой обширный остров сырых лугов, а вдали пойменный лес по берегу Камчатки.
   Перешли еще речку с рослым тополовым и ветловым лесом по берегу. Через речку крепкий, хороший, однопролетный мостик; затем сухая проточка с густейшим топольником и снова бесконечные белоберезники с лугами среди них; еще речка с берегами, заросшими вейником, и с редкими одиночными тополями. Еще далее за новой полосой белоберезника и лугами, где уже начали попадаться остожья жителей Шаромы, слева показался высокий и темный поемный или, вернее, береговой лес левого берега р. Камчатки; за ним опять луг с массой кустарников и отдельных деревьев боярышника, и вправо показались низкие домики сел. Шарома с маленькой, почерневшей от времени часовней. Мы свернули влево и, перейдя луг, разбили лагерь на самом берегу р. Камчатки, повыше Шаромского запора.
   Сегодня мы окончательно оставили субальпийскую зону; стало теплее, днем даже жарко; тучи оводов и комаров до того отравляли существование наших лошадей, что с приходом в Шарому они почти перестали есть и начали быстро худеть. Мы защитились сетками, но чувствовали себя неважно. К счастью, ночи по-прежнему оставались холодными, и после заката вся эта нечистая сила быстро отправлялась на покой. Как и везде, оводы предпочитали солнечные дни и время между полуднем и 6 час. веч., а комары -- пасмурные дни, утро и вечер.

0x01 graphic

   Почва нагрета в верхнем слое уже до 12° и выше (на глубине 0,4 м).
   27 июня у Шаромы девятая дневка. Уже третий день, что в воздухе стоит мгла, мешающая видеть отдаленные гребни гор, которые теперь сравнительно удалены от нас. Жители называют эту мглу "маревом" и говорят, что она идет от сопок, вероятно с Авачи, так как ветер оттуда. По возвращении в Петропавловск я узнал, однако, что в это время Авача действовала еще очень слабо и не могла дать столько паров. Скорее это было чисто атмосферное явление, связанное с неравномерным нагреванием воздуха.
   Я посвятил этот день изучению берегового леса Камчатки. Насколько он затопляется весной, я с уверенностью сказать не могу, но весь он прорезан протоками, с водой или сухими; встречаются в нем озерки и глубокие болота, заросшие осоками; почва вся намывная. Лес этот занимает уже широкую полосу (до полуверсты) и дает обширную площадь для развития особой травяной растительности. Но она все же чрезвычайно однообразна; особенно обильна крапива, занимающая сплошь, если не считать деревьев, одна целые десятины. Самая река здесь уже больше, чем, например, р. Авача у Завойки, быстра и чиста, дно ее песчаное. За рекой невдалеке (на W) видны горы с широкой падью какого-то значительного притока на середине. Впереди груда мягких, но крутых высот, а за ними и островерхая водораздельная цепь.
   В сторону от реки на восток, далеко, насколько видит глаз, тянутся перелески из белой березы и луга на аллювии.
   Максимальный термометр за этот день дал уже 27°, но температура воды в реке не поднималась выше 14°.
   Из беседы с жителями Шаромы выяснилось, что они ставят запоры только на двух "реках" (т. е. протоках) Камчатки из трех, оставляя третью свободной для обеспечения рыбой пущинцев. Весной, со дня вскрытия реки и до прихода чавычи, ловят чиручем гольцов. Теперь идет чавыча. Паев на 9 шаромских хозяйств установлено 14, и та семья, которая по очереди солит рыбу, в этот день получает отборную, вне очереди, т. е. делится на паи лишь рыба, негодная для солки, а годная поступает ежедневно в собственность одной лишь семьи. Обычай этот позволяет весьма быстро справиться с засолкой, но поддерживается он, кроме Шаромы, в одной только Пущине.
   Из-за дождя вышли мы из Шаромы 28 июня поздно, около 4 час. дня. За Шаромой тропа идет на протяжении около 8 верст вдоль берега р. Камчатки, среди низкотравных лугов с остожьями, указывающими, что луга эти служат покосами. Это край ровной речной террасы, протянувшейся далеко вправо, уходя из глаз. Слева за рекой густая стена поемного леса, с большим процентом крупной ольхи и высокими тополями и ветлами. Далее подошла к реке луговая терраса с глинистыми обрывчиками и начался ветловый лес также и по правому берегу. Начались более влажные высокотравные луга, обрамленные пойменными лесками как по самой Камчатке, так и по ее притокам, речкам Большой и Малой Клюквиным. Последние, с илистым, топким руслом и крутыми берегами, мы перешли по крепким, хотя и узким мостам. За это шаромский староста, согласно бумаге бывшего начальника Камчатки Сильницкого, которую он торжественно предъявил нам, взимает по 30 коп. с лошади и по 50 коп. с груженой нарты. Между Клюквиными мы пересекли значительный участок болотистого берегового леса, а за Большой Клюквиной пересекли еще старицу и луг и, свернув влево к берегу Камчатки, устроились на ночлег у самого берега, подле небольшой ивовой рощицы.
   Здесь на Клюквиных северная граница шеламайника в долине р. Камчатки; далее его нет нигде по долине, но он есть в стороне, появляясь в предгорьях почти вместе с каменной березой и свойственным последней подлеском.
   Со стоянки видно, что за рекой, берега которой сухие, мягкими обрывчиками тянется лента берегового леса с сухими лужайками, тогда как на нашем берегу, впереди, от самого берега на восток к горам, тянется сплошная лента белоберезника, а ближе такая же лента луга, параллельно Клюквиной с ее ивняками. Горы, как и вчера, задернуты мглой.
   29 июня я поручил Савичу испытать нашу лодку, которую мы для этого собрали и спустили на воду. Забрав снаряжение, он уехал, чтобы свидеться с нами вечером в Верхнекамчатске.
   Ближайшие на восток горы как бы выклиниваются; последняя вершина их против стоянки имеет мягкие очертания и тупые гребни, а затем на некоторое расстояние гор вовсе не видно. Здесь как раз выходит к реке долина Ковычи.
   От стоянки луга без заметного подъема переходят в белоберезники. Тропа впервые получает вид прямолинейной просеки. Березник чистый, без примеси других деревьев, с редким кустарниковым подлеском и травяным покровом, густым, где это позволяет влажность почвы. Суходольность выражается в немедленном появлении на соответствующих ей площадках Festuca ovina. Пройдя около трех верст, тропа выходит на обширный луг, обрамленный справа березой, а слева береговым лесом с темной зеленью ольх. Горы на западе невысоки, прорезаны очень глубоко долинами левых притоков р. Камчатки и несут лишь небольшие пятна снега. Далее снова белоберезники и за ними снова луга. На опушке третьего березника юрта для зимних путников в виде небольшой избушки. Меня удивило, что около юрты нет никакого источника, но потом мне говорили, что где-то в стороне есть ключик; зимой же в воде нет надобности, так как достаточно и снега. Здесь половина пути между Шаромой и Верхнекамчатском.
   Снова стали чередоваться белоберезники и луга, то сухие тундристые, то сырые, с пышным ковром трав. Затем на несколько верст потянулся редкий сухой белоберезник, где масса деревьев сломлена на высоте 1--3 саж. и затем иструхла. Это -- последствие одной из свирепых зимних пург, которые здесь особенно часты в феврале. Далее слева подходит крутой обрыв террасы. Под ним ключи и ключевые стоки, слившиеся в мелкую речку, далее заросли шиповника и таволги, за ними луга и темная полоса берегового леса -- одним словом, широкий пейзаж речной долины с ее гривами и ложбинами старых проток. Здесь верхняя береговая терраса имеет обрыв уже около 3 саж. вышины, тогда как выше Шаромы и у Клюквиной он нигде не превышал сажени, а часто был даже и мало заметен. Затем, пройдя еще березник, путь понемногу спускается в пойму Камчатки с массой черемухи и лозняка. Берег реки песчаный и иловатый, отмелый, плоский, с растительностью полусорного типа. За рекой стройным рядом, как на картинке, пять балаганов Верхнекамчатска; шестой виднеется несколько поодаль; сзади, влево, в стороне, еще два; несколько выше по реке виднеется запор, перегораживающий всю реку; кусты и деревья за балаганами кажутся издали чем-то вроде сада.
   Сегодня с дороги в одном месте, где большие луга открывают более далекий вид, были видны и горы, обрамляющие долину Камчатки с востока, с пятнами снега по падям и зубчатым узким гребням, -- горы, как бы вышедшие из-за упомянутой выше мягкой оконечности наблюдавшегося ранее хребта. Иначе, это горы правого склона долины Ковычи, текущей в низовьях своих под очень острым углом к Камчатке. Устье ее недалеко отсюда вниз по реке.
   Часа на два позднее нас приехал В. П. Савич на нашей складной лодке, совершив этот путь удачно и без больших затруднений. Он сообщил, что берега реки везде состоят из мягкой аллювиальной почвы и заросли ивняками; часто река разбивается на рукава, иногда равные между собой; много мелких перекатов. Есть земляные обрывчики, но обнажений нигде нет. В пути Савич пробыл 8 час, тогда как сухим путем потребовалось на это не более пяти.
   Переправившись через Камчатку в местных батах и переправив вплавь лошадей, мы разбили лагерь на открытой ровной площадке берега перед балаганами, на плотно утоптанной и черной от обильного удобрения при пластании рыбы земле. Лошадей увели на пастбище за селение. Ниже нас в реке устроен садок из ивовых плетенок, где держат глушеную (дрыгалкой, т. е. палкой, по голове) рыбу, после того как вечером привезут ее с запора до утра, так как вечером пластать неудобно. Ход чавычи еще продолжается, но уже начался и ход красной. Под балаганами устроены от мух дымокуры, которые тщательно поддерживаются, защищая юколу от прожорливых личинок. Вокруг нас собралось чуть ли не все мужское население деревни, и вечер прошел в оживленных разговорах.
   Сегодня мы закончили путь по широкой долине верхней Камчатки среди сухих, но пышных лугов и белоберезников. Это тот путь, который производит на путешественника особенно приятное впечатление и будит мечты о колонизации и заселении края. Он начался вместе с белой березой верстах в 15 выше Пущиной и тянется до Верхнекамчатска (собственно до устья Ковычи) всего на 70 верст в длину и верст на пять в ширину; получается общая площадь в 350 кв. верст, т. е. 84 000 десятин. На этом пространстве всего два селения (Шарома и Пущина) с 15 хозяйствами, бедных и готовых хоть сейчас переселиться вниз по реке, где больше рыбы, лишь бы начальство позволило. Как бы ни разгулялись мечты о введении здесь рациональной культуры, все же приходится принять к сведению, что все эти луга и перелески лежат на речном галечнике, одетом слоем окрашенной перегноем супеси от 1 дм до 0,5 м толщиной. По показанию жителей, сенокосы приходится через каждые 3--5 лет переносить на новые места, так как трава на них быстро вырождается; суходолы по той же причине признаются здесь совсем не пригодными для косьбы. Можно опасаться, что если бы значительные стада домашних животных и могли прокормиться здесь летом, то обеспечение их достаточным кормом на зиму все-таки оказалось бы невозможным без специальных посевов. Кроме того, при ближайшем исследовании, из показанной выше площади пришлось бы вычесть площадь проток, свежих галечников, береговых лесов и пр. И все-таки эта местность вместе с долиной рек Быстрой и Банной производит впечатление лучших мест на Камчатке, укрытых от морских ветров и достаточно плодородных.

0x01 graphic

Глава XVII
МИЛЬКОВСКИЙ РАЙОН

  
   Верхнекамчатск расположен на стрелке у впадения в р. Камчатку р. Адриановки. Сейчас же за селением широкое галечное устье Адриановки, обыкновенно переплываемое на батах, но теперь легко переходимое вброд (ниже колен). Течение сильное, так что, будь уровень воды выше, и лошадь собьет с ног. За Адриановкой еще четыре протоки ее же, разделенные островами, из которых первый галечный, с травянистым покровом, а другие два -- с густым и темным береговым лесом. Путь здесь очень плохой, сырой, с колодником, частью у самой воды проток, частью среди чащи деревьев. За подъемом на берег терраска с сухим лугом, окруженным со всех сторон лесом. Луг этот, по-видимому, образовался на месте старых пашен и отличается массовым развитием сизоватой травы -- пырея (Agropyrum repens). Далее путь все время идет среди белоберезников с луговинами. Впервые в лесу начинает попадаться осина. Перешли по очень плохим мостикам три небольшие речки, о которых в Милькове мне говорили, что это три устья речки Жупановой. По словам же И. Г. Протопопова, делавшего боковые разъезды, Жупановой называется только третья от Адриановки речка, составляющая как раз половину всего расстояния между Верхнекамчатском и Мильковым. Другие две называются просто 1-я и 2-я речки. Их считают самостоятельными и вытекающими из-под увала, из ключей, тогда как Жупанова выходит из горного ущелья.
   Еще лес, и начинаются мильковские покосы вдоль камчатских проток, выходящих вправо невдалеке от тропы. Покосы низкотравные и походят на покосы севера Европейской России; на них масса белого клевера, от которого пахнет медом.
   Перейдя речку Мильковку (старое название Шигачик) по мосту влево от небольшой заимки стариков, т. е. места, где одинокие старики Милькова ловят рыбу, мы остановились у берега речки на средней из трех слагающих его невысоких террас. На террасах обширные сухие луговины, со сплошным ковром клевера, -- единственный остаток былой культуры и опытных полей и садов, устроенных некогда в Милькове.

0x01 graphic

   1 июля весь день дождь, хотя и небольшой. Экскурсия по направлению к селу выяснила, что кругом господствуют сухие террасы с редким белоберезником, среди которого на наиболее сухих местах попадаются отдельные осины. Террасы разбиты на небольшие участки плоскими логами вешних вод и небольшой речушкой с болотистыми берегами, где стоят среди леса шайбы для заготовки рыбы и другие следы промысла.
   Самое село Мильково расположено на краю береговой террасы над небольшой протокой с медленным течением. Кладбище перед ним на месте, очень похожем на боровое благодаря песчаной почве, стоит на краю обрыва к брошенной рекою протоке, отделенной от Антоновской реки, т. е. самого левого из действующих рукавов р. Камчатки, низким ивняковым островом.
   Из разговора с мильковскими стариками, а также со старостой Плотниковым и В. П. Карякиным выяснилось, что пущинские и шаромские жители ездят на промысел безразлично в оба хребта: верхнекамчатские -- только в западный хребет, в вершины Адриановки и Жупановой; мильковские ездят преимущественно в Валагинские горы вплоть до Щапиной, причем они ездят дальше всех других и пути их разнообразны. Так, они часто переваливают через хребет и охотятся в области верхнего течения р. Жупановой, где на высоком долу стоят отдельные, не очень большие сопочки (вулканы), а ниже много каменного березника.

0x01 graphic

   В Милькове мы обновили запасы провизии: захватили муки, соли, сахару и пр. Кроме того, от В. П. Карякина мы узнали, что этой весной паровой катер Компании доходил до Щапиной и там устроил склад, где можно снова обновить запасы.
   Мильково самое большое и людное селение на Камчатке; кроме того, его жители, потомки колонистов, переселены сюда по указу императрицы Анны Иоанновны от 26 июля 1738 г. (см. Слюнин, стр. 461) с берегов Лены, отличаются наибольшей энергией и предприимчивостью. Дома чистые, из хорошего леса, смотрят весело. Посередине села площадь и небольшая, но красивая церковь. Школа с учителем из Читинской учительской семинарии помещается в собственном небольшом доме, где наш сотоварищ по экспедиции В. А. Власов устроил минувшей зимой метеорологическую станцию. Всего в Милькове было в это время 60 домов, 284 жителя, 282 головы рогатого скота, 125 лошадей и более 1200 собак. В селении живет церковный причт, фельдшер и находятся три или четыре лавки, причем выдающимся местным коммерсантом считается Колесов. Важным подспорьем признается перевозка на вьюках товаров из Петропавловска, так как доставка снизу водой считается значительно менее выгодной. Картофеля садится в огородах ежегодно 800--900 пудов при урожае около сам-8.

0x01 graphic

   2 июля мы проехали Мильково и достигли Кирганика, за которым долгожданное начало хвойных лесов, сделав 15 верст. Путь от Милькова, начиная от берега Антоновки, идет выгонами и покосами мильковцев среди белоберезника, более влажного, чем ранее пройденные, благодаря чему среди берез попадаются черемуха и тополя. На опушке, в версте от селения, одиноко стоит домик, в котором жили несколько лет тому назад, теперь уже умершие прокаженные. В шести верстах от Милькова тропа пересекает небольшую речку Омшарик, по которой, выше по ее течению, лежат главные покосы мильковцев, по преимуществу поросшие вейником. Далее пошли сухие площадки, заросшие смесью жимолости и шиповника, и сухие луга, среди которых часты деревья боярышника. Западный хребет ушел очень далеко; видны лишь более близкие плоские возвышенности с густым, ровным лесом из каменной березы. Осина все чаще и крупнее. Затем ручей, луга и кусты и широкая мелкая старица, заросшая водяной сосенкой (Hippuris vulgaris), с мутной водой и бродом выше колен. Здесь начало долины р. Кирганик с разнообразными береговыми зарослями. Некоторое время тропа идет вдоль узкой, но глубокой речки Кахитки, текущей среди густейших ивняков. Ее перешли по мостику и втянулись в лес из березы, тополя, ольхи и лозняка с мощными зарослями германского папоротника (Struthiopteris). За лесом открылась р. Кирганик, быстрая и глубокая, вплотную обросшая лесом; через нее протянут крепкий запор с 6 пеулями, или колпаками, а напротив по берегу стройный ряд из 14 высоких балаганов и амбаров.

0x01 graphic

   Мы довольно долго просидели в лесу, пока остыли лошади и собраны были паромы для перевозки; хотя было еще рано, когда мы приехали, но, как всегда, после переправы стало уже поздно ехать далее, и мы заночевали на берегу перед балаганами, с которыми и получили случай ознакомиться более детально.
   По здешним сведениям, от Милькова сюда 11 верст 80 саж., отсюда до сел. Кирганик 3 версты, от Кирганика до Машуры 35 верст, а от Машуры до Щапиной 60 верст.
   В проводники на Кроноки никто не идет, но все, как и в трех вышележащих селениях, указывают на Ивана Мятевского из далекого еще пока Толбачика как на единственного человека, который, имея трех взрослых сыновей и побывав в прошлом году на Кроноцком озере с П. Ю. Шмидтом, может нас проводить, не беспокоясь о доме.
   Кирганикские старики еще помнят своего старосту, тойона Чуркина, и проезжавшего мимо них Дитмара. Они знают, что Чуркин был проводником Дитмара и показывал ему сопку с озером внутри, как они обозначили Узон Дитмара. Из ныне живущих кирганикцев никто далее Жупановой и истоков Щапинской реки не бывал.

0x01 graphic

   Отсюда лишь слабо видны верхи гор, окружающих верховья р. Кирганик, и хорошо виден на востоке зубчатый гребень Валагинских гор. Долина с Верхнекамчатска сильно расширяется, но более в западном направлении.
   Река Кирганик многоводная и широкая. При переправе лошади наши плыли почти от берега до берега; брод, хотя и глубокий, открывается только осенью. Сейчас река переполнена красной рыбой, которая идет несметным руном, совершенно затирая более ценную чавычу. На наших глазах люди не успевали опрастывать "морды", и рыба, набиваясь в них, ломала эти не особенно крепкие сооружения и выскакивала обратно в реку.
   Здесь мы догнали дорожного техника переселенческой экспедиции Г. К. Гринупа, который остановился у старосты Кирганика -- Панова, в верхнем этаже принадлежащего последнему балагана.
   На лето жители Кирганика совершенно покидают свое селение, находящееся на самом устье р. Кирганик, и переселяются в верхи балаганов на летовье. Лазают они наверх при помощи наклонно положенного бревна с зарубками. Здесь юколу окуривают и очень следят за огнем. Рыба, по словам жителей, долго не шла, а затем уже на днях сразу хлынула красная и как бы затерла чавычу, которой благодаря этому заготовили менее нормы. Ребятишки -- а их в Кирганике необыкновенно много -- ловят на икру удочками гольчиков, т. е. молодь различных рыб, и сушат их, заготовляя юколу для порученных их надзору щенков. Кирганик имеет такое же бодрое, жизнеспособное и веселое население, как и два предыдущих селения -- Верхнекамчатск и Мильково. Население это -- потомки коренных камчадалов, и летний быт наиболее полно сохранил древние камчадальские черты сравнительно с тем, что было во всех селениях, которые мне пришлось видеть. Значит, бодрость эта не племенная, а зависит от местных условий. Между прочим, эти три деревни возбуждают общую зависть тем, что им, при их населенности и близком расстоянии между ними, очень легка дорожная повинность -- каюрство, тяжело ложащееся на другие селения.
   Несколько собак еле бегают с тяжелым чурбаном на шее; это им в наказание и назидание, чтобы не залезали в огороды.
   Кирганикские жители и сами считают себя коренными камчадалами; некоторые из них, как они говорят, еще "слышат" (т. е. понимают) по-камчадальски, но уже не "помнят" этот язык. Только в Машуре есть почтенный старец Феоктист Пермяков, который и понимает, и сам говорит по-камчадальски. Этот Ф. Пермяков, уже больной и потому далеко не всегда доступный для собеседования человек, сообщил И. Г. Протопопову, что Пущина называлась по-камчадальски Пупенот, оттого что там много сладкой травы -- "пучки" (так называют и теперь всюду в Камчатке молодые стебли зонтичных и шеламайника, которые едят сырыми как лакомство). Шарома называлась Дунат от камчадальского названия кипрея, а Машура -- Контопшок, р. Кимитина (близ Машуры) -- Китхлинык, всякая небольшая перевалка -- Трочич (теперь так называется речка между р. Малкой и р. Поперечной, как раз у перевалика).
   Жители Кирганика ходят на промысел в верховья Жупановой через проход Бенью или Адамыч; на р. Китилгину за медведями, а зимой и за соболем проходят они кратчайшим путем через проход Бемео, и там у них есть юрта. Старик Феоктист Пермяков бывал на Узоне и Семячике; более же никто не был в этих местах, охота в которых запрещена.
   Я просил, чтобы дали проводника хотя бы на один день, чтобы обвести караван сухим путем, миновав знаменитые кирганикские грязи (болото), которыми меня еще в Петропавловске пугал В. Н. Тюшов, рассказав, что лошади грузнут там по уши. По обыкновению, все оказались крайне заняты, и лишь после долгих разговоров согласился идти с нами Чуркин, председатель Мильковского прихода (нечто вроде церковного старосты), который 5-го числа должен ехать по приходским делам в Петропавловск. Между прочим, он везет начальнику округа челобитную на рыбопромышленников, которые, загородив устье р. Камчатки, сильно задержали с весны первый ход рыбы и этим сделали невозможной правильную заготовку юколы. Особенно тяжело то, что чавыча, запоздав, смешалась в одно руно с красной. Жалобы на это мы слышали и ранее, и действительно, при крайней бедности камчатских семей рабочими руками нет возможности ускорить заготовки; необходим известный период, сокращение которого грозит голодом. Рыбопромышленные правила для Приморской обл. были выработаны применительно к широкому простору Амурского лимана и затем уже без необходимых изменений перенесены на Камчатку, реки которой мелки и узки и легко перегораживаются нацело любым большим неводом, не говоря уже о заездках. В устье же Камчатки были устроены и постоянные заграждения на две трети ширины реки.
  

Глава XVIII
ОТ КИРГАНИКА ДО ЩАПИНСКОГО ПЕРЕВОЗА ПО ЛЕВОМУ БЕРЕГУ р. КАМЧАТКИ

  
   3 июля мы оставили Кирганик. Пройдя около версты по тропе на зимний Кирганик, свернули влево и углубились в лес по едва заметному следу, оставленному лицами, ездившими за бревнами и другими лесными материалами. Проводник наш К. А. Чуркин, дальний родственник того тойона А. К. Чуркина, который был проводником Дитмара, -- человек спокойный и умный. Вскоре выяснилось, что мы пойдем краем террасы, обрамляющей долину Камчатки. Между рекой и террасой тянется обширное болото с группами березы, лиственниц и ивняками, нарушающими его однообразие, с коврами высокой и тонкой осоки (Carex filiformis) по моховому покрову и пр. Край террасы очень сухой, с березово-осиновым лесом. Пройдя им всего версты три-четыре, мы заблудились. Проводник ехал впереди, за ним В. П. Савич и гуськом все 20 вьюков, а я замыкал шествие. На пути у К. Кайдалова забилась лошадь и сдернула вьюк; пока ее перевьючивали, передовые все шли и шли, пока не скрылись из виду. Я остался с тремя рабочими и половиной вьюков; куда ушли передовые, никто не заметил, и бывший теперь впереди Н. И. Плохих свернул влево по какой-то тропинке прочь от яра. Когда я сообразил, что эта тропинка заведет нас в глубину леса, то повернул снова к яру и вышел на след, но в это время люди, ушедшие вперед, вернулись назад за нами и прошли уже мимо. Теперь мы были впереди, а они сзади. Однако и мы, идя вперед, скоро запутались в густом осиннике, так как след уже потерялся, а впереди открылись какие-то холмы, сильно сбивавшие с направления. Тут нас догнал Чуркин, который затем должен был съездить за остальными. Наконец все были в сборе, но времени мы потеряли очень много. Часов в шесть стали лагерем на краю глубокого оврага, прорезывающего террасу, так как на дне его есть холодный небольшой родник, а далее нигде нет воды на большое расстояние.
   Сегодня в лесу на более сухих местах уже много лиственниц типичной для Larix dahurica Turcz. формы, с многочисленными мелкими шишками.
   Масса ветровала часто совершенно преграждала сегодня путь; лес уже не парковый, но приближается к типу тайги, хотя все еще редок. Благодаря вырубке местами разросся чистый осинник, стволы которого, прямые и белые, как свечи, очень красивы. Есть среди леса и открытые поляны, как, например, тундра Бицки, на которой зимой рубят осинник. Лиственница растет преимущественно по склонам холмов и оврагов, обращенных на полдень; красноватая кора ее уже издалека выделяется очень резко. Плато террасы неровное; так, по наружному его краю идут рядами бугры, похожие на приречные дюны. Вправо с края террасы за тундрой видна линия берегового леса по берегу р. Камчатки и далее высокая терраса правого берега с густым темным лесом. С половины пути мы шли уже не краем террасы, взяли левее, пересекли несколько логов и котловин, причем на всем нашем пути в этот день встретился лишь в одном месте в овраге маленький топкий ключик. К вечеру мы снова вышли на край террасы над большой тундрой у глубокого, большого, но узкого оврага. Крутой склон этого оврага, обращенный на юг, благодаря лиственницам напоминает боровые места Европейской России; почва густо одета мертвым покровом из игол лиственницы.
   Со стоянки далеко за рекой хорошо видны высокие сплошные яры правого берега Камчатки. Особенно выдается Половинный яр, т. е. яр, у которого считается полдороги от Кирганика до Машуры, если ехать водой.
   Проводник рассказывает, что когда машурские жители ездят за хлебом в Петропавловск, то, проехав вьючно от последнего до Кирганика, груз оставляют в Кирганике до зимы, так как провоз его тундрой слишком труден; иногда, впрочем, добираются от Машуры и рекой на батах, лошадей же уводят домой порожняком.
   Ельник, по его словам, появляется сначала на ярах правого берега реки, а потом уже и на левом, недалеко от нас.
   4 июля Чуркин уже рано утром уехал обратно в Кирганик, забрав нашу корреспонденцию для отправки ее в Россию. Я решил передневать здесь для осмотра большой тундры, новой для меня по своему типу. Работать было мучительно, так как оводы и комары свирепствовали до крайнего предела. Для лошадей весь день поддерживали специальные дымокуры, чтобы хотя несколько защитить их от "гнуса".
   Пересечение долины от яра до берега Камчатки дало следующую картину. Сухой склон яра, обращенный к солнцу в сторону долины, порос осиной и березой. Внизу под ним проходит ряд луж и ямы с водой (остатки протоки, заглохшей уже очень давно), обрамленные высокими ольхами. Пройдя их, выходишь на тундру; здесь прежде всего бросаются в глаза группы стройных лиственниц, разбросанных там и сям, затем свежая, низкая зелень болота, потом далекий береговой лес левого берега Камчатки, также с лиственницей, но только более крупной, чем на болоте; лес той стороны (за Камчаткой), на обрывах яров, как кажется по темному оттенку его зелени, уже с елью; потом низкая, может быть моренная, возвышенность и за ней, еще за какой-то глубокой долиной (р. Китилгина), зубчатый хребет Валагинских гор.
   Линия заречных яров очень резка; на ней хорошо выделяются светлые пятна оползней среди темных заросших склонов. На горах есть еще пятна снега, и притом довольно низко.
   Середина тундры занята моховым болотом с ровным, негустым покровом осок, редкими кустами полярной березки, группами вахты (Menyanthes) и другими болотными травами. Здесь можно различать тундру мохо-луговую, где преобладает нитевидная осока (Carex filiformis), и мохо-кустарниковую, с березкой и вересковыми кустарничками. Вся она занимает место прежних русел Камчатки, так как яр, несомненно, -- прежний речной берег. Среди тундры есть и островок белоберезника с очень сырой почвой.
   Поперечник тундры -- около двух верст (счет шагами); встречающиеся в ней окнища очень малы, грязны и лишены растительности. Ближе к реке идут лесистые гривы и сильно заболоченные русла старых проток. Самый берег Камчатки, обрывчиком около двух сажен высоты в аллювии, подмывается и осыпается все время; противоположный берег -- с галечником, ивняками и тополями, за которыми, по-видимому, есть еще протоки, по крайней мере у подошвы не далеких уже яров.
   На обратном пути к стоянке через тундру я заметил, что она идет тремя террасами. Первая, подгорная, спускается ко второй, средней полосе уступом около 2 арш. вышины; уступ этот (терраска) частью одет лесом, частью луговой. Затем вторая терраса, наиболее ровная и влажная, с господством осок по мху; здесь-то и проходит тропа, слегка канавообразная и более мокрая, чем остальная тундра. Тут же и полузаросший ручей, обрамленный небольшими ольхами и черноталом (Salix pentandra). Далее небольшой, около аршина, спуск к третьей террасе, обозначенный издали линией кустов чернотала и отдельными деревьями белой березы. На третьей террасе вода собрана в окнища и канавки, а потому есть на ней и более сухие места с кочками багульника и голубики.
   Сегодня разгар гнуса; оводы и комары соперничают в стремлении решить спор, кто из них назойливее и невыносимее. Вся экскурсия по тундре -- сплошная война с ними.
   Ночью разразилась сильнейшая гроза с ливнем. Это особенность континентального района Камчатки; в приморском районе сильных гроз, по-видимому, не бывает; по крайней мере, в прошлом году мы не наблюдали ни одной.
   5 июля мы продолжали обход Большой Кирганикской тундры уже без проводника; главным затруднением было теперь обойти большой овраг, у устья которого была наша стоянка, и следующий за ним, а потом выйти на тропу, где она пересекает возвышенность, длинным языком вдавшуюся между Большой и Малой тундрами. Пройдя с версту лесом вверх по оврагу, мы нашли начало пологого бокового распадка, спустились и по другому распадку вышли на левый склон оврага (еще с версту) и поехали лесом из осины и лиственницы. Перейдя второй овраг, идущий к углу тундры, мы вступили в область каких-то резко выраженных морен с массой бугров и гряд, ограждающих глубокие, более или менее замкнутые лощины. Лес местами переходит в чистый лиственничный, похожий на хороший старый сосняк. Встречаются первые одиночные ели, густые, невысокие, с темной хвоей, но обычного характера леса они еще не меняют. Между моренами, пересекая их, мы крутились очень долго и прошли ими не менее 5 верст, так как шли быстро, хотя и с остановками, затем вышли на тропу, которая идет лесом же, то опускаясь, то поднимаясь на небольшие холмики. Тропа завалена упавшими деревьями и значительно менее проторена, чем до Кирганика. Скоро вправо от нас снова показались тундры Камчатской долины, поросшие редкой лиственницей и осоками по мху. Лес вообще негустой, но к краю террасы он гуще, чем в глубине. Далее тундра показалась и слева, и увал вытянулся в узкий, длинный гребень с черемухой и другими деревьями, так называемую Стрелку. Под самым увалом очень топкая полоса, как бы заплывший ручей; далее обычная, топкая моховая тундра, покров которой состоит из плотных сфагновых подушек, чередующихся с осоковыми коврами. Ели по склону увала уже старые, растущие густыми группами; почва около них -- сплошь одни иглы.
   Путь сегодня был утомителен и для людей, и для лошадей благодаря постоянным спускам и подъемам по почве, часто заваленной лесом; зато самый лес настолько редок, что нисколько не мешает движению.
   Было еще рано, когда мы пришли на Стрелку; моя лошадь, при первой же моей попытке перевести ее через болото, сейчас же увязла по шею. Нечего было и думать пройти здесь с вьюками; поэтому остаток дня пошел на завалку фашинником перехода через топкую полосу у подножия увала и на подготовку к переправе через новый участок тундры, тянущийся на две версты; обойти это второе болото нельзя, так как оно образовалось на месте старых русел р. Кимитиной, сливавшихся здесь со старым руслом Камчатки, и, следовательно, обход вывел бы нас к среднему течению р. Кимитиной, что далеко увело бы нас в западном направлении, затруднив возвращение к тропе.
   6 июля весь день мы проработали над переправой. Выбрали более крепких и умных лошадей, разделили вьюки на части и понемногу переправили их через тундру на сухую гриву за ней. Несмотря на всю предосторожность, на середине тундры лошади все-таки частенько проваливались, что отнимало много времени на вытаскивание и перевьючивание.
   У противоположного северного конца своего болото упирается в маленькую (1--2 саж.) терраску с лиственничным и березовым лесом. Склон терраски одет жимолостью и цветущим таволожником (Spiraea salicifolia). Вдоль нее очень широкая полоса лугового болота с водой между кочками. Местами вода прямо стоит наверху, оставляя простор для топяного хвоща и цикуты, которой здесь масса. Далее это болото становится похожим на реку (очевидно, это старица), за которой справа острова с елью, березой и лиственницей. На тундре в разных местах на кочках расположены высокие муравейники, с удивительной правильностью огражденные с северной стороны стенкой из свежей поросли багульника и подбела (Andromeda).
   Со стоянки была произведена разведка пути, выяснившая, что впереди, верстах в двух, есть еще топкий ручей, остальная же дорога хороша вплоть до новой группы стариц р. Кимитиной. Поэтому я просил двоих из наших людей, под руководством В. П. Савича, пойти туда и забросать ручей толстым слоем веток и стволов, что и было исполнено.
   7 июля мы решили непременно добраться до Машуры. От Кирганика всего 35 верст, а мы уже три дня потратили и все еще далеко не дошли. Кругом стоянки лес с большим процентом лиственниц; почва его вся состоит из веточек, хвои и березовых листьев, прикрытых более или менее чистой порослью вейника. Такая почва очень мало изменена гниением и вся сгораема; поэтому в лесах среднего течения р. Камчатки и установлен обычай особенно тщательно заливать костры при уходе со стоянок. Яма, вырытая в этом лесу на прогалине, показала, что дерновый слой имеет всего 13 см толщины; глубже супесь, постепенно переходящая в суглинок; на глубине 1 м 40 см встречена вязкая, мокрая, может быть даже мерзлая глина, в которую еще далее легко входит ручной бур, не встречая дна. Термометр Шукевича показал здесь уже на глубине 0,4 м всего 0,4°, что было самой низкой почвенной температурой, какая за оба лета наблюдалась на Камчатке.
   Выйдя со стоянки, мы, менее чем в версте, перешли топкий, заросший лесной ручей, выходящий во вчерашнее травяное болото; затем пошла грива, протянувшаяся параллельно берегу Камчатки, с очень густыми и чистыми ельниками, местами даже без примеси других деревьев, местами же ель, смешанная с березой, осиной и лиственницей. В более чистом ельнике густой, сплошной моховой покров с брусникой и различными теневыми растениями. Ель выходит местами и к берегу реки, который обрывист и подмыт водой; высота обрывов до 3 саж.
   Пройдя берегом Камчатки около 3 верст, путь поворачивает влево и вскоре после этого пересекает сначала одну, потом немного далее другую старицу Кимитиной. Обе они заросли осоковым болотом и очень мокры; во второй, на тропе, где поверхностный растительный покров уничтожен, вода местами достигала лошадям по шею. В стороне есть еще озерко. Самая тропа превращена здесь в глубокую канаву, обрамленную кочками. За протоками возвышенная, сухая площадь с зарослями жимолости, деревьями боярышника и ивами. Затем -- берег Кимитиной; река глубокая, быстрая, с иловатым дном и крепкими, хотя и низкими берегами, без галечников, похожая на завойкинскую Мутную, но гораздо больше ее. Сходство здесь в том, что русло реки вырыто в аллювии.
   Устье Кимитиной очень близко направо. Перед ним в русле ивняковый остров, разделяющий реку на два рукава. Камчатка кажется уже очень широкой; на ее правом берегу выделяется впереди крупная одинокая горка, мыс хребтика, сплошь одетого лесом.
   Мы легко переехали Кимитину на батах, лежавших у берега, но переплавить лошадей не сумели, так как они, переплыв реку за батом, упорно отворачивались от крутого левого берега назад и переплывали реку обратно. Пришлось послать И. Кайдалова вперед в Машуру на единственной переплавленной лошади за помощью, которая в лице двух человек явилась сравнительно очень скоро, и лошади были приплавлены как раз к узкому уступу берега, где и могли выбраться из воды.
   За гривкой левого берега идет параллельно Кимитиной совершенно обсохшая протока с кочковатым вейниковым лугом. Далее опять лесистая грива и протоки. Очевидно, Кимитина, выйдя из области своего среднего течения в аллювиальную долину Камчатки, постоянно меняла свое русло, пока не нашла себе постоянного кратчайшего пути.
   Через гривы и протоки Кимитиной, здесь с мостиками, мы прошли, миновав еще два озерка, к полосе лугов и береговому лесу Камчатки и им по живописной, сухой тропе над обрывчиками берега доехали до Машуры. Узнав в селении, что далее за ним удобного для стоянки места нет, я вернулся немного назад и, присоединясь к каравану, выбрал для стоянки место на самой тропе у берега Камчатки (повыше деревни) на сухой площадке, обросшей ивами и черемухой.
   С выходом из Кирганика для лошадей наступило особенно тяжелое время; оводы и комары до того досаждали им, что лошади почти не ели, а все время льнули к дымокурам. Дорога также была не из легких. Поэтому в Машуре я решил дать им трехдневный отдых. Выбрав достаточно хорошее пастбище, устроили среди него между деревьями род загонов, защищенных дымокурами, где и спасались лошади днем; паслись они только ночью, когда холод прогоняет комаров. Накопилось также немало всякого рода починок и переделок, так что людям не приходилось сидеть без дела. Для нас же с Савичем доставили немало работы ближайшие окрестности Машуры.
   Лагерь наш на эти три дня -- 8, 9, 10 июля -- разбит у самого берега реки на мощном слое аллювия, состоящего здесь из песка, окрашенного перегноем; к реке он обрывается отвесно сажени на полторы. Низменность за лагерем представляет собою край большого, сильно заболоченного озера, исток которого впадает в реку у самой деревни, и хотя он не велик сейчас, но, должно быть, судя по его руслу, бывает много больше, почему через него даже переброшен мост. Озеро это длиной не менее 3 верст, при различной, но всюду небольшой ширине; по-видимому, оно представляет собою заглохшую и сильно разработанную когда-то старицу Кимитиной. Говорят, что в весеннее половодье Камчатка иногда затопляет гриву, на которой мы стоим, и сливается с этим озером в одно целое. С южной стороны и со стороны реки озеро заросло сплошной стеной хвоща (Equisetum limosum), цикуты, манника (Glyceria acutiflora) и пр.
   9 июля мы собрали нашу брезентовую лодку, и я поехал исследовать озеро. Пробравшись с трудом через прибрежные заросли, я выехал на средний небольшой плес его. Температура воды у дна его 21°, на поверхности местами более. Всюду рассеяны как бы дымчатые островки; это цветет рдест (Potamogeton perfoliatus); по дну сплошной ковер из ряски (Lamna trisulca) и молодого стрелолистника (Sagittaria); у берега, на упавших в воду прутьях, много зеленой бодяги; озеро цветет, и местами вода его превращена в густую кашу из колоний ручейницы (Rivularia) и волчка (Volvox). Далее на запад озеро суживается, вода его делается много чище, и оно приобретает вид реки, текущей между лесными берегами. Лес на берегу переходит в чистый ельник. Здесь температура воды у поверхности 18,5°, а на поверхности ила, т. е. на глубине двух аршин, 14,5°. Отсюда хорошо видны высокие песчаные яры правого берега р. Камчатки с отвесными оползнями и густым лесом наверху. Это яры ниже селения. Ближний конец озера совсем зарос плавающими и болотными травами; по дну везде мощный слой ила, мешающего определить истинную глубину этого водоема.
   Другая экскурсия на покосы машурцев выяснила, что лучшие покосы с прекрасными зарослями пырея (Agropyrum repens) расположены на местах старых пашен и опытных участков. Аллювий Камчатки, по-видимому, достаточно плодороден, хотя полоса его, сжатая руслами стариц и болотом, очень невелика. Кроме того, самый состав растительности здесь немного искусственный; в наследство от культуры остались и пырей и клевер, присутствие которых сильно улучшает сено. Этим как бы указывается и путь (травосеяние) для будущей помощи начаткам сельского хозяйства на полуострове. Еще во времена экспедиции Беринга, после 1743 г., Шмалев избрал для хлебопашества уроч. Кимитино, близ Машурского селения (см. Слюнин, 647); следовательно, времени для того, чтобы культура хлебов пустила здесь корни, было довольно; однако, кроме пырея и клевера, ничего не осталось.
   10 июля я со старостой Потаповым совершил на его бату поездку на увал, что против устья Кимитиной. Подобная возвышенность здесь называется нарицательным именем "едома". Мы проехали всего версты полторы вверх по реке. Вода довольно низка, и галечник уже наполовину обнажен, но общего запора через реку машурцы еще не ставили. В ходу лишь небольшие запоры у берега для одной морды. Высадившись на правом берегу, я сейчас же напал на ямы -- след древнего камчадальского поселения. Далее мы перешли сухую гривку и понижение с луговым покровом (здесь тоже сенокосы) и ясными следами старого русла от протоки, протекавшей некогда у подножия возвышенности. Затем крутой подъем по склону среди леса из лиственницы, ели, белой березы, осины и рябины. Особенно круто у гребня подъема, где рыхлая аллювиальная почва едомы сильно осыпается, образуя местами отвесные обрывчики на две сажени высоты. С края обрыва видно, что вдоль всего подножия едомы проходит старица, занятая теперь вейниковым лугом. Река, образовав против селения крутую петлю, подходит выше селения снова к обрыву и, подмывая увал, образует знаменитые машурские яры. Староста, проезжая как-то мимо яров в бату, был вместе с батом вышвырнут далеко в лес валом, образовавшимся моментально вследствие того, что большой обвал вытеснил воду из реки. Вся низменная площадь при реке есть ее же создание, так как вся она образовалась благодаря тому, что река постоянно меняла свое место, отходя влево. От края низших яров идет охотничья тропа на р. Китилгину, где устроено даже зимовье. На самой площади едомы лес с значительной примесью ели. От гребня очень скоро начинается уклон в противоположную подъему сторону, что особенно хорошо заметно в вершинах логов.
   Машура, по Крашенинникову (стр. 24) {* Имеется в виду труд С. П. Крашенинникова "Описание земли Камчатки", том. II. -Прим. ред., 2008 г.} -- "Кунупочичь, а по-русски Машурин (острожек) называемый, которому в рассуждении многолюдства нет ныне подобного на Камчатке. Он стоит на левой стороне Камчатки реки при устье озерного истока Пхлаухчича. Строений в нем 9 земляных юрт, 83 балагана и хоромы изрядные, в которых живет тойон со своим родом". Приблизительно через 115 лет Дитмар насчитал в Машуре 10 жилых домов со службами, а жителей (56 душ) нашел "свежими и здоровыми". Тойоном был Мерлин из старого камчадальского рода, прославленного знаменитыми предками. Рогатого скота было 31 голова, а лошадей 7, огороды прекрасные. Местное название Машуры, по Дитмару, Кых-потерш.
   Мы застали в Машуре 84 души жителей, 16 хозяйств при 18 балаганах, располагающих 56 головами рогатого скота и 11 лошадьми; собак 305, нарт 97, батов 29. Словом, по-камчатски, это уже большое селение. Однако я бы сказал, что население ее в упадке; большой процент больных и какая-то общая вялость и беспечность бросаются в глаза очень резко. Запор они ставят едва ли не слишком поздно, так как не могут совладать с рекой до полного спада вод. В этом году И. Г. Протопопов видел запор только что поставленным к 25 июля; понятно, что и заготовка на зиму у них неважная.

0x01 graphic

   11 июля мы оставили Машуру. Дождь, шедший первую половину дня, задержал нас, и выступили мы только в 4 ч. 30 м. дня. Так как все говорили, что тропа далее сильно заросла и еле заметна, а кроме того на ней не везде есть вода, то я 9-го числа посылал Белова и Козлова на разведку; они принесли хорошие известия и сообщили даже, что выбрали место для первого после Машуры ночлега.
   Миновав деревню, тропа вскоре втягивается в высокий старый лес с мощными лиственницами; далее идут сухие покосы машурцев с зарослями жимолости, иволистного таволожника и боярышника. Покосы с их низкой травой резко выделяются среди обычных лугов. Приблизительно через час пути брод через первую от Машуры речку с иловатыми крутыми берегами, но с твердым дном. Еще в версте далее покосы кончились и начался сырой белоберезовый лес с примесью лиственницы; за ним, верстах в пяти от первой, вторая речка, названия которой, как и названия первой, мне не удалось узнать. Налево видна вдалеке возвышенность древнего берега с отборным ельником. Далее сырые луга, заросли таволожника и перелески из осины, ели и белой березы. Местность состоит из логов с травяным болотом (какие-то старицы), вейниковых лугов, зарослей иволистной тавологи с одной стороны и более высоких грив с елью и другим лесом. Этот смешанный лес занимает все более высокие части долины нижней лесной террасы и соответствует сухим белоберезникам верхнего течения р. Камчатки.
   Из леса среди лиственниц выбегает ручей, текущий вправо среди хорошего луга. Здесь-то мы и остановились, пройдя всего 12 верст и употребив на переход 2 час. 40 м.
   Почва в лесу опять богата горючим материалом от опавших веток, хвои и частей коры. Неудивительно, что неподалеку заметны следы лесного пожара, бывшего здесь недавно. Основания стволов обуглены.
   12 июля мы перешли ручей и кочковатый луг за ним; потянулись участки то более сырого, то более сухого леса с преобладанием белой березы, но часто и с группами елей или лиственниц. В одном месте справа виден сырой лес с зарослями ив и черемухи, указывающих на близость камчатских проток. Далее опять лес, затем путь опушкой и обширная тундрочка с водой между кочками; вероятно, против этого места выходит в долину один из оврагов, прорезающих яр древнего берега. Далее тропа отклоняется вправо и пересекает лесной ручей; еще луг и лес, и широкая, совершенно сухая уже старица, и заросли иволистного таволожника, и еще участок густого леса.
   Вправо край берегового леса с плодущей черемухой и рябиной, и путь идет некоторое время по краю сухого, сглаженного русла. Затем снова редколесье, край приречных зарослей, далее справа лиственный лес, и слева белоберезник, еще по далее луговая старица с полосой открытой воды на середине, еще редколесье с лужайками и среди него сразу овраг речки с ржавой водой, но с крепким, плоским руслом. По-видимому, это р. Юртенная (18 верст от Машуры), представляющая собою сток лежащих выше под ярами мокрых тундр. Затем сухая терраса с густым лесом, а вправо тянется резко выраженная Камчатская старица, еще несущая воду. Справа еще небольшая протока, пройдя которую мы вступили в густые ивняки, скрывшие из глаз текущую неподалеку вправо Камчатку. Здесь земляная юрта для остановок во время зимних поездок, а за ней влево широкий зимник, идущий к тундре по старой протоке, где, очевидно, топко. Место это называется Матвеевским поворотом. Зимние тропы в этой части Камчатской долины проводятся нарочно по топким болотам, так как на них нет деревьев и топи хорошо промерзают, но для летних переездов они совершенно невозможны. Далее -- путь на две версты вдоль самого берега и настолько зарос, что нам все время пришлось прорубать себе дорогу. В конце проруба мы перешли с трудом топкий лесной ручей и вскоре вышли из леса на сухую террасу с таволожником (Spiraea salicifolia), за которой справа у реки высокий березник, одевающий большой кривун реки. Тропа перерезывает этот кривун, затем пересекает старицу с очень мокрым болотом и, немного спустя, еще широкую, иловатую на вид, но не вязкую логотину с водой, затем опять подходит к берегу Камчатки, где высится роща очень высоких и красивых лиственниц. За этим лесом, на самом берегу реки, у обрыва террасы, мы и остановились, сделав приблизительно половину пути до Щапинского селения.

0x01 graphic

   Наиболее древние старицы, мимо которых мы сегодня проходили, вообще настолько выравнены, что их можно заметить только по неизменно сопровождающему все старицы растительному покрову из вейника и иволистной таволги. По дороге мы встретили только двух рабочих переселенческой экспедиции, везших из Щапиной в Машуру груз для И. Г. Протопопова, который вдвоем со щапинским старостой ехал налегке из Щапиной через верховья Щапинской реки на Китилгину, а оттуда охотничьей тропой на Машуру, имея целью осмотреть более удаленные от реки части долины.

0x01 graphic

   И по обрыву к реке, и в ямках, вырытых для почвенных термометров, отложения иловатых речных песков без примеси гальки или глины. Течение реки моет, как и всегда, внутреннюю сторону кривунов; подмывая почву лиственничного леса и сбрасывая отдельные деревья в воду, уходит от выпуклой стороны, на которой намывает плоскую чистую отмель, зарастающую затем ивняками и ольхой.
   Утомление лошадей и необходимость препарировать собранные растения заставили нас и в этом неинтересном месте остаться на день. Это наша 12-я дневка. Экскурсия далее по тропе, которая еще раз пересекает большой кривун реки, чтобы выйти к ней снова верстах в 12 ниже незадолго до переправы, и потому идет в стороне от нее. Вся эта местность -- по-прежнему гривы и лога, плоские и неглубокие. На первых боровые рощи лиственницы. Верстах в двух от стоянки тропа выходит на берег большой старицы, еще сохранившей свойства речной протоки и далеко уходящей и вправо и влево, где в ней блестят озерки с чистой водой. В общем растительность всего этого района однообразна и постоянна. Увал с его террасой где-то далеко впереди и влево. Ельники небольшими группами на более сырых местах по гривам.
   14 июля тронулись далее; за упомянутой уже старицей путь идет влево, заметно уклоняясь к увалам. На четвертой от стоянки версте лес понемногу понижается и мельчает; начало густого свежего молодняка белой березы и лиственницы, за которым открывается большая площадь совершенно выгоревшего леса, занятая теперь кустарниковой порослью. Сегодня первые зрелые ягоды голубики -- в некотором роде событие. В конце шестой версты от стоянки мы подошли к подошве увала. Склоны его поросли сухим листвяком; наверху густой мелкий ельник; у подошвы опять ямы и лужи воды, как бы след исчезнувшей речки, поддерживаемый стекающими с яра водами. Тропа у самой подошвы причудливо извивается между деревьями и лужами воды. Затем слева вдоль подошвы высокой террасы появляется еще более низкая, также одетая лесом; справа осоковое болото по старице. Далее путь снова отходит от яра и идет гривами и старицами, за которыми наконец открылись берега Камчатки. Еще с версту вдоль берега среди красивого ольхового леса, и мы -- на отмели, против которой, ниже по течению, другая такая же на правом берегу. У воды лежат, как бы поджидая нас, два бата, старых и покривившихся, но все же годных для переправы.
   Берега здесь везде сложены земляными обрывами, если они высоки, или же плоскими иловатыми и песчаными отмелями. На более высоких берегах по краю террасы везде лиственницы и белые березы, а глубже скрытые в густой заросли ольх и черемухи протоки. Река, еще не шире 100 саж., прихотливо извивается между своих аллювиальных берегов. Место переправы выбрано потому, что два очень небольших кривуна здесь сближены и потому отмели из выпуклых частей почти противолежат друг другу. Таким образом, переправляющиеся всегда могут высаживаться на отмели, минуя обрывчики, что очень важно для лошадей. Это и есть Щапинская переправа, за которой мы вступили уже на территорию Щапинского селения. Вместе с тем это граница возможности судоходства по Камчатке, хотя бы и в полую воду.
  

Глава XIX
ЩАПИНА И ТОЛБАЧИК

  
   15 июля. За Щапинской переправой удивительно свежий и густой лес из высоких ольх; им мы и шли первую версту на пути в Щапину. Тропа здесь походит на аллею старого сада; трава по ней и между деревьями высокая и сочная. Затем мост через речку Жолхан (Гзохланок), текущую с хребта через озерко; за ним обширный, горевший, но теперь восстановившийся таволожник (Spiraea salicifolia). Среди него тропа разделяется; правее прямо через открытую площадь к гриве, поросшей лесом, идет более широкий и заметный зимник. Твердая и сухая грива, с сухим лесом, отграничена справа широкой старицей, заросшей осоковым болотом и цикутником. В одном месте на опушке березника к лугу примыкает очень густая, но не обширная группа высоких кустов рябинолистной таволги, здесь впервые встреченная мною на Камчатке. Далее густой, темный ельник с обширными моховыми подушками, затем снова березник. Справа все время чувствуются или прямо видны обширные старицы, оставленные или Камчаткой, пересекающей здесь большой кривун, что ниже переправы, или Щапинской рекой, что вероятнее. В двух верстах от начала зимника его пересекает совершенно непроходимая летом глубокая протока старицы, заросшая осоками и белокрыльником (Calla palustris), с глубокими лужами чистой воды; эта протока совершенно непроходима для лошадей. Убедившись в этом, я повернул назад и, вернувшись на раздвоение тропы, перешел на летнюю, где скоро увидал следы моего каравана, ушедшего тем временем уже далеко вперед.
   Летняя тропа идет левым краем сильно кочковатого луга, затем выходит на гриву с плохим лесом из березы и лиственницы, за которым раскинулся вейниковый луг, снова сменяющийся лесом. Все это -- область грив и стариц Камчатки. Затем тропа выходит к самому берегу реки, имеющему здесь характер крутого обрыва, высотой около 3 саж. Влево за рекой в отдалении чернеет высокий яр левого берега с ельником, стоящим темной стеной; вправо -- обычная растительность вогнутой части кривуна (т. е. лиственный лес и сухой луг с жимолостью и боярышником) на правом берегу и выпуклой (ивняки) на левом. Здесь В. П. Савич сорвался вместе с лошадью с земляного обрыва (3--4 саж. вышиной), но, к счастью, упал не в реку, а на оторвавшуюся уже ранее большую земляную глыбу, так что его благополучно вытащили без каких-либо повреждений. С версту путь березником, далее новое пересечение кривуна и обход новой старицы с водой и топями, болото с березником, вторая старица с озерком, в котором много цветущей пузырчатки (Utricularia vulgaris), участок леса и снова высокий берег реки с могучими старыми лиственницами. Здесь мы уже близко от Щапиной; из 15 верст перехода от переправы до селения осталось пять. Через реку на ее левом берегу видны два балагана и амбарчик, стоят баты и висят сети. Это весенняя рыболовная заимка щапинцев. На правом берегу у тропы навес из лиственничной коры, под которым сейчас сложены вещи, отправленные нами из Машуры на батах, и застегнутая наглухо палатка переселенческой экспедиции. Далее тропа отворачивает вправо, перпендикулярно берегу, сухим лесом со спирейными прогалинами до ручья с мостиком; затем местность повышается, лес прорезан еще широким логом с тонким ручьем и тремя мостиками. Справа в лесу невысокий безлесный холм, стрелка какой-то гривы. Опять лес с небольшой примесью ели; затем выгон, густо заросший кустарником, и, наконец, по берегу значительной реки сел. Щапина.
   По Крашенинникову, селение это (стр. 23) называлось Щапина, а по-камчадальски -- Шепень, и именуется острожком без каких-либо дальнейших указаний, что указывает на его незначительность. По Дитмару, в Чапиной (стр. 350) восемь домов и часовня; жителей 37, рогатого скота 8, лошадей 2.
   В настоящее время домов 7, часовни нет, жителей 33, рогатого скота 36, лошадей 5 и собак 138. Здесь мы решили постоять подольше, чтобы укрепить лошадей и достать проводника на Кроноцкое озеро. Лошади были сильно измучены, и не столько тяжелыми вьюками и дурной дорогой, сколько оводами и комарами, которые на стоянках не давали им есть. Стан мы разбили пониже селения сажен на 100, у первых лиственниц лесной опушки, на сухом склоне гривки с двумя террасками; берег около земляных обрывчиков сильно подмывается рекой и обваливается. За стоянкой заросли иволистной таволги и две небольшие, узкие, заглохшие старицы, с которых по вечерам поднимается белый туман.
   Мы пробыли здесь два дня, затем забрали с берега Камчатки свой груз, налегке уехали 18-го в Толбачик, вернулись 23-го, пробыли еще два дня, 26 июля переправились на правый берег Щапинской реки и только 28-го выступили вверх по ней на Кроноки. За это время мы, во-первых, выходили пораненных вьюками лошадей, так что все они при выступлении могли поднять полный груз; во-вторых, запаслись провизией. Еще в Машуре участник переселенческой экспедиции Р. К. Гринуп любезно уступил мне четыре пуда пшенной крупы. Теперь же из склада Камч. торг.-пром. об-ва, устроенного близ селения на берегу Камчатки, у места, до которого дошел нынешней весной паровой катер Компании, и которым заведует наш старый знакомый В. П. Карякин, мы приобрели муки, соли, сахару, галет и пр., дополнив наши припасы до количества чуть ли не большего, чем сколько мы взяли с собой из Петропавловска.
   По третьему вопросу -- о найме проводника -- дело долго не клеилось. Староста Щапиной Ф. Беляев уехал с И. Г. Протопоповым на Кимитину, а Мерлин, единственный житель Щапиной, ходивший в проводники в 1908 г. со Шмидтом на Кроноцкое озеро, без разрешения старосты не мог дать нам никакого ответа. Он сообщил только, что путь на озеро не труден и легко найти прошлогодние прорубы в преграждающих его ольховниках. Теперь нет людей, знающих Кроноки, так как старики все вымерли, а современное поколение считает их запретным районом и совершенно там не бывает, опасаясь обвинения в истреблении соболя. Спуск от Кроноцкого озера к морю в 1908 г. оказался непроходимым как рекой из-за быстрого течения и перекатов, так и берегом из-за крутых скал. Видя нежелание Мерлина, мы решили искать проводника в Толбачике.
   Первые же экскурсии близ Щапиной показали, что она стоит как бы на острове, благодаря тому что за выгонами селения идет параллельно реке широкая, топкая, непроходимая летом старица, т. е. попросту старое русло Щапинской реки, впадавшей некогда в Камчатку выше перевоза. Все доступное изучению пространство между рекой и этой старицей состоит из грив и понижений с хорошо знакомыми уже вариациями леса и кустарниковых зарослей.
   Из селения хороший вид на возвышающуюся за густой полосой заречных лесов гору Кунчеклу. Это совершенно изолированная горная группа на NO вверх по долине. Одна из вершин ее выдается крупным зубцом и несет на себе две последние полоски снега; остальные вершинки гребня имеют мягкие контуры, белоснежны и не высоки. Прямо на N и вниз по реке видны одна за другой рядом сопки Толбачинская, Козыревская и Ключевская; первая и третья деятельны, а последняя по ночам горит высоким и ярким пламенем. Правее Кунчеклы видна еще в отдалении гора, которую жители называют Кизимен (Щапинская сопка карты), и мысы правее ее.

0x01 graphic

   18 июля мы с В. П. Савичем, 3 рабочих и 6 лошадей переехали (на батах) реку и вышли на Толбачик. Путь идет сначала правым берегом Щапинской реки по краю береговых лесков и пересекает небольшую протоку. Далее последовательно идет подъем на три следующие одна за другой террасы с осинником и сухой почвой и за ними как бы плато с типичным березово-лиственничным лесом, где много осины и лишь изредка попадаются одинокие елки. Далее подъем на большую террасу-увал с более крупным лесом. На всем пути до р. Большой Николки ни капли воды. По мере же приближения к ней местность становится влажнее и лес гуще. Приблизительно в 14 верстах от селения после крутого спуска открылись небольшие низменные террасы и среди них р. Большая Николка, вытекающая неподалеку вправо из ключей у подошвы Кунчеклы и также неподалеку влево впадающая в Камчатку. Через реку длинный, очень плохой мост из тонкого леса, по которому лошади вовсе не могут пройти; назначен он для зимних поездок на нартах, так как Николка почти не замерзает. Дно реки песчаное и галечное, твердое; глубина небольшая, но неровная, есть и более глубокие ямы; русло очень плоское, с перемещающимися нагромождениями песков и крошечными, также подвижными островками; вода чистая, холодная. Терраса правого берега по тропе также топковата, затем подъем на верхнюю террасу-увал; начало густого ельника с обычным его моховым покровом. Еще около 5 верст лесом, то густым, то редким, -- и выход к обрыву в долину р. Малой Николки; здесь на террасе левого берега зимняя юрта. Через Николку опять мост для езды на нартах, очень длинный, но утлый; часть его настила разворочена медведем. Брод удобный благодаря крепкому руслу реки, по колена лошадям; вода слегка отзывается сероводородом, но очень чиста и прозрачна на вид. За рекой густые вековые ели и ровная терраса, где на поляне среди леса мы и заночевали. Над террасой высокий крутой склон верхней террасы, где почти чистый еловый лес. Выше стоянки склон верхней террасы прорезан узкой, обросшей лесом падью; ниже по левому берегу несколько балаганов обычного типа, так как и щапинцы, и толбачинцы охотятся здесь и временами (осенью) заготовляют рыбу. Незадолго до нас здесь охотились толбачинцы и убили несколько медведей.
   19 июля мы прошли вплоть до Толбачика. Первая часть пути -- это пересечение отрога горы Кунчеклы, идущего к высокому правому берегу Камчатки. Отрог этот порос сыроватым, сильно мшистым ельником, к которому примешано немало белой березы и осины, а также ивы-бредины (Salix capraea), рябины, ольхи и черемухи. Далее идет Большой алаш, или сухая тундра. Алашами вообще называют в районе Ключевского селения сухие луга с кустарником. Это обширная сухая прогалина, прорезанная оврагом, который образуется слиянием нескольких овражков и логов и становится глубоким оврагом, только слева приближаясь уже к обрыву террасы над низинами Камчатской долины. Кругом очень красиво, сплошной стеной высится лиственничный лес. С алаша хороший вид на вершины Кунчеклы и обширную площадь ее западных склонов с яркими пятнами ельника и белоберезника и большими зарослями кедровника и ольховника; выше леса только небольшая область зубцов верхнего гребня. Склоны прорезаны глубокими падями в двух или трех местах, но и пади сильно закрыты лесом и видны неясно.
   Пройдя алаш, пересекли ручей с сухим, полным дресвы руслом, редкий лиственничный лес, еще алаш среди леса и начало обширной лесной площади, известной под названием Долгого листвяка; это очень полого спускающийся к р. Камчатке отрог гор с редколесьем из лиственницы, белой березы и осины. После входа в этот лес, в версте от его начала, тропа отделяет вправо более проторенный и обрубленный зимник, после чего летняя тропа становится плохо различимой и сильно завалена вырванными ветром деревьями, которые очень засоряют дорогу.
   Четвертый участок пути от Николки -- это область древней речной долины Толбачика, с широкими большими старицами, заросшими тундрой с нитевидной осокой, лобелией и пр., и гривами с сильно порубленным белоберезником. В двух верстах не доходя селения небольшая речка с мостиком.
   Пятый участок -- это выгоны сел. Толбачик и самое селение, раскинутое по берегу реки, с большой часовней и балаганами, где мы были радушно встречены толпой жителей, которые особенно интересовались лошадьми и были не прочь купить их, хотя и были недовольны прошлогодней покупкой у Е. В. Круга. Часть этих лошадей, проведя зиму на подножном корму, как это здесь в обычае, в 40 верстах от селения у берега Камчатки, где больше хвоща, весной подохла, не дождавшись новой травы.
   О пройденном расстоянии дает понятие подсчет, сделанный И. Г. Протопоповым в прошлом, 1908 г. Выйдя с Николки в 7 ч. 52 м. утра, он приехал на Большой алаш и переехал сухое русло за ним в 10 ч. 25 м., что составит около 10 верст. Отсюда до конца Долгого листвяка еще почти 3 часа, т. е. около 10 верст, и по тундре и гривам до селения еще 4 часа, т. е. еще верст 10. От Щапиной же по летнему тракту до Толбачика можно насчитать 15--16 час. хода, т. е. около 50 верст, если принять во внимание медленный ход вьюков по заваленному ветровалом лесу и топковатым болотам.
   У Толбачика мы остановились саженях в 100 от селения, на самом берегу реки, повыше его и близ запора, разбив палатки среди сильно порубленного берегового леса. Дитмар застал в 1852 г. в этом селении, которое он называет Толбача, или, по-камчадальски, Тол-у-ач, всего 6 жилых домов и 33 души населения, еще мало говорившего по-русски, а за исключением постройки домов, огородов при них и содержания домашних животных, весь остальной склад жизни оставался чисто камчадальским; мы же через 57 лет застали 10 домов и 71 душу населения, совершенно обрусевшего и очень предприимчивого, известного своей смелостью на промысле (ходят один на один на медведя и пр.). У них 20 лошадей и 40 голов рогатого скота. Между прочим, одна из наиболее выдающихся семей Толбачика, Ипполита Бушуева, принадлежит пришельцу из России, наглядно иллюстрируя пользу частичного приселения.
   Едва мы разбили лагерь, как пришли толбачинцы со своим старостой, и начались взаимные расспросы и рассказы. Относительно найма проводника решение затормозилось. И. В. Мятевского, о котором нам говорили в верхних селениях, не было дома, -- он уехал на несколько дней на охоту за медведем вверх по течению Толбачика, и налицо был лишь приятель его Побряков, также имевший взрослых сыновей и, по-видимому, желавший ехать. Однако решили, что вопрос этот следует обсудить на сходке завтра, 20 июля, -- благо день праздничный. При этом сразу же стали жаловаться на П. Ю. Шмидта, что он неправильно рассчитал ходивших с ним на Кроноцкое озеро толбачинцев и дорогой обижал их. Обиды были следующие: 1) плохо кормил, 2) не заплатил за охотничьи припасы и веревки, потраченные дорогой, 3) взял себе шкуры убитых дорогой животных, 4) заставлял много работать и 5) не считал за людей. Последнее было самым сильным аргументом. Поэтому я торжественно обещал им считать их за людей, уплатить им за все испорченное или утраченное дорогой, не брать себе шкур, нанять вместо одного нужного мне проводника двух, чтобы одному не было в нашем обществе стеснительно, а также согласился уплатить им каждому по пяти рублей в день как за то время, которое они пробудут с нами, так и за обратный путь домой; наконец, отпустить их назад, как только они заявят, что далее идти не могут. Казалось бы, условия достаточно хорошие. Но, по-видимому, можно было предложить и больше -- они все равно не пошли бы, как не пошли и теперь. Можно было, конечно, также ничего не обещать, а вынуть бумаги и приказать старосте во что бы то ни стало нарядить проводников, но этого я не сделал, так как причины, по которым они не пошли, сам считал уважительными. Отрывать рабочие руки в этой столь бедной ими стране, где каждый человек на счету, от заготовок на зиму, действительно, нельзя без ущерба для всего селения.
   Из расспросов я узнал, что песчаные барханы, о которых мне рассказывал В. Н. Тюшов, находятся в русле широкой, совершенно высохшей реки, верстах в 45 от Толбачика по тракту на Козыревск; тропа на протяжении 10 верст идет по этому руслу.
   Ельники за р. Толбачик вниз по Камчатке известны жителям только в одном месте, вблизи Ушков, но встречаются только в стороне и от реки, и от тропы в предгорьях Ушкинской сопки.
   Большая Толбачинская сопка прямо перед нами на высоком долу, у края его, ближе к р. Камчатке. Кратер ее частью обвалился, но все же парит, хотя и слабо. Малая Толбачинская сопка карт Богдановича и Дитмара называется жителями Удина сопка и стоит на том же долу, что и Большая, вправо от нее. Листвяк здесь идет в гору вплоть до границы леса, восходя и на край дола. На Кунчекле, где толбачинцы постоянно охотятся, заходя на нее с северной стороны, есть листвяк, ельник, каменный березник и ольховник. Левее Кунчеклы, полускрытая ею, выглядывает вершина Кизимена, или Щапинской сопки.

0x01 graphic

   Река Толбачик сходится верховьями с р. Чажмой, куда на охоту уже постоянно приезжают ключевские.
   Вода на р. Толбачик теперь низка; песчано-иловатые отмели обнажены на большое протяжение и тянутся по обоим берегам попеременно. Лов рыбы и летние заготовки ее уже закончены; теперь ловят только свежую рыбу для ежедневного обеда и ждут прихода кижуча, после чего начнут осеннюю заготовку. Скота и молочных продуктов здесь больше, чем в ранее посещенных селениях, но сенокосы плохие, сильно вытолоченные, с выродившимся травяным покровом. Дома в общем зажиточные, денежный обиход большой, но благосостояние это непрочное, так как запасов нет и один плохой год по промыслу может свести на нет все это. Больных чахоткой и здесь много, да и у здоровых грудь узковата; предрасположение к чахотке, можно сказать, всеобщее.
   Если ехать далее на Козыревск, до которого приблизительно 70 верст, то дорога сухая. "Официально" жители тропу не поддерживают, как они говорят, чтобы не быть в ответе перед начальством, если что случится с проезжающими. Затруднение на этом пути -- это лавовый поток, который излился еще в доисторические времена из Толбачинской сопки к р. Камчатке; идти по нему ничего, но есть глубокие трещины, где, при недосмотре, лошади легко могут поломать ноги, тем более что трещины эти часто замаскированы дресвой.
   На Щапину по зимнику всего около 40 верст, но по дороге есть очень топкие тундры. Тундры эти, должно быть, те же, что и по летнику, т. е. старицы р. Толбачик, но выше по течению они могли и лучше сохраниться. По летнику и жители считают 50 верст.
   20 июля я экскурсировал вверх на {* Очевидно, не "на", а "по". -- Прим. ред., 2008 г.} Толбачику. Река эта много уже и меньше Щапинской; в темном речном песке ее на обширных отмелях всюду преобладает вулканическая дресва; кривуны очень крутые, причем на выпуклых концах их обнажаются голые отмели, слишком долго пробывшие под водой, чтобы успеть одеться хоть какой-нибудь растительностью. Повыше стеной стоит береговой лес из ольхи, где масса созревшей теперь крупной красной смородины. Еще повыше суходольная терраса с редкими, похожими на яблони деревьями боярышника и сухими лугами. Еще далее первые деревья лиственницы, сразу крупные, строевые, которые постепенно вырубаются. Однако лес этот тянется вдоль реки лишь узкой полосой; если идти перпендикулярно реке, то сейчас же увидим переход к полосе больших стариц, заросших вначале сырым белоберезником. Созревает уже и черемуха. Верстах в трех от селения есть и ели. Комары здесь особенно злые, и долго выдерживать их нападения, несмотря на то что лицо закрыто сеткой, невозможно, что сильно мешает работе.
   Толбачинский дол (т. е. высокое вулканическое плоскогорье) с реки во многих местах виден как на ладони. На нем четыре сопки: у левого края, западного, -- Большая Толбачинская с косо срезанной вершиной, где виден полуразрушенный кратер и выходят из нижнего его края струи пара; затем правее -- правильный, острый, много меньший конус Безымянной сопки; еще правее -- зубчатый массив Удиной сопки, еще много правее и, главное, много дальше на северо-восток -- гора Шиш; затем сильное понижение, как бы низменность, и уже совсем на востоке гребень совершенно разрушенной горы, которую жители назвали мне Малым Толбачиком; правее его виден вдали водораздельный хребет рек Толбачика и Чажмы, называемый Кумроч, и еще правее -- массив Кунчеклы.

0x01 graphic

   Староста охотно рассказывал, как в прошлом году ходил в проводники с Кругом; они пересекли дол между Большим Толбачиком и Удиной и вышли потом на Ключевской дол.
   21 июля мы вернулись на Николку. Утром я еще ходил по селению и пробовал убедить жителей, что условия, предлагаемые мною, хороши и следует кому-нибудь со мной ехать. Все были очень любезны и соглашались, что условия хороши, но ехать все-таки недосужно, деньги, мол, заработаешь, а сено не поставишь, соседи засмеют.
   Выехали мы в 11 час. утра. Ехали 1 ч. 15 м. до так называемого Долгого моста через речку, где кончаются дальние выгоны Толбачика и начинается полоса тундр древнего русла р. Толбачик, затем через тундры ехали еще час, особенно сильно страдая здесь от комаров. Затем, взяв тропу поторнее, ошибочно свернули направо и через 40 мин. уже подъехали к берегу р. Камчатки, где каюрный стан (так сказать, гавань) толбачинцев. И здесь и около Щапиной есть склады П. Ю. Шмидта, теперь уже бесполезные для него, так как о нем ничего не слышно и он уже не приедет в Толбачик. Вся эта тропа сравнительно сухая, перелесками. Жители насчитывают от селения до этого пункта речного берега 15 верст. На берегу хороший лиственничный лес и невдалеке озерко какой-то старой протоки.
   Посмотрев в последний раз на Камчатку, казавшуюся нам здесь спокойной, сильной рекой, мы вернулись обратно и разыскали потерянную было тропу. Пересекли северо-западный отрог массива Кунчеклы, Долгий листвяк, сухую тундру (Большой алаш) и ельники и к 8 час., уже в сумерки, пришли на старую стоянку у Малой Николки.

0x01 graphic

   22 июля -- дневка на Малой Николке. От толбачинцев мы узнали, что эта речка своим более значительным левым истоком вытекает прямо из-под увала, выше моста. Туда почти до самых ключей есть промысловая тропочка. Другой исток ее, правее, приходит издалека -- с вершин Кунчеклы. Большая Николка целиком выходит из-под земли, как она есть, верстах в двух выше моста. Д-р Дыбовский, память о котором хорошо сохранилась во всех селениях, где нам пришлось побывать, исследовал воду с помощью якобы весов и нашел, что вода Малой Николки тяжелая и плохая, почему и запретил жителям пить ее иначе, как кипяченой; воду же Большой Николки он одобрил.
   Малая Николка впадает в Большую всего саженях в 100 ниже тропы за балаганами. Таким образом, это лишь короткий приток Большой Николки, хотя и равный ему по ширине и глубине. Николка впадает в Камчатку всего в 2--3 верстах отсюда, причем вся она судоходна для батов. В ней живут так называемые залавочные гольцы, которые избегают света и днем забираются глубоко под берега, причем собираются в густые стайки. Цвета они черноватого, вкусные, плавают и кормятся ночью. По мнению ихтиологов П. Ю. Шмидта и Л. С. Берга, эти гольцы -- только местная разность обыкновенных, не имеющая систематического значения, как и озерные гольцы.
   Крашенинников (стр. 23) и Дитмар (стр. 347) оба указывают на берега этой речки (камчадальское название -- Никул) как на место первого поселения русских на Камчатке. Именно около 1650 г. здесь поселился один из сподвижников С. Дежнева, казак Федот Алексеев, погибший, однако, еще ранее прибытия на Камчатку В. Атласова в 1697 г., т. е. до официального открытия Камчатки. По Крашенинникову, устье Никула в 58 верстах выше по течению Камчатки, чем устье Толбачика, и в 14 верстах ниже устья Щапинской реки, которую Крашенинников считает вторым по величине после Еловки притоком Камчатки.
   Экскурсируя, я прошел ельником до Большого алаша. У нижнего конца его, вправо от тропы, если ехать на север, опушка лиственничного леса как будто покрывает какие-то каменистые гряды, слегка похожие на морены. Экскурсия в эту сторону показала, однако, что нет ничего похожего на морены; это просто конец пологого склона Кунчеклы к террасе алаша. По этому склону, за лиственничной опушкой, ельник с моховым покровом и обычной ему скудной травяной растительностью, а также заросли багульника и голубики.
   Овраг, собирающий все воды алаша, а вместе с ним и очень большой вышележащей части склонов Кунчеклы, глубок и узок, с почти отвесными стенками, которые к тому и очень сухи. Ниже по дну его в сухом русле начинают все еще попадаться лужи и под конец становятся почти сплошными, но вода в них настолько грязна и так богата железом, что пить ее совершенно невозможно; где и чище, то сладковатый вкус железных окислов настолько резок, что не проглотишь. Далее левый берег оврага сливается с обрывом террасы, ниже которого идут долинные образования (гривы и старицы). Открывается и обширный вид на леса долины Камчатки и вейниковые лужайки среди них. Прорвав террасу, овраг выходит в долину, и ручей его впадает в озеро, из которого льется речка в Камчатку. Озеро это зимой, как говорят толбачинцы, не замерзает.
   Возвратившись на стоянку после исследования оврага, я нашел там четырех толбачинцев, ехавших в Щапину на помощь по постройке запора. Щапинцев так мало, что сами они запереть свою капризную реку не могут, а поэтому вызвали подмогу, за которой немного ранее нас ездил в Толбачик Мерлин. Эти уже хорошо нас знавшие люди расположились на ночь на левом берегу Николки у зимовья, но вечер провели с нами, и у костра долго шли разговоры об охотничьих похождениях, и особенно о схватках с медведями. Так как толбачинцы очень смелы и нападают на медведя поодиночке, а ружья их часто дают осечки, то у редкого нет следов от медвежьих когтей и зубов.
   23 июля под лившим с утра проливным дождем мы вернулись в Щапину. Между Николками путь по большей части идет террасой, лишь на половине пересекая чуть заметный увал. Немного не доходя до крутого спуска к берегу Большой Николки, в лесу бросается в глаза несколько изглаженных и вполне заросших речных русел, промытых потоками, может быть, еще до образования глубокой долины Николки. Сама она имеет русло очень плоское, почти вровень с берегами, по дну -- ямы, промоины и песчаные отмели; под левым берегом, местами, где он крут и высок, есть и глубокие места. Все это мы узнали очень хорошо, так как, обходя топкую тропу правого берега, свернули ниже по течению и, войдя в реку, стали подниматься по ней к тропе левого берега прямо по руслу. Далее на пути к Щапиной идет пересечение плато террасы и последнего из западных отрогов Кунчеклы в виде низкой гривки. Весь путь лесом.
   Теперь, после обследования ельников по Николкам, можно сделать и общий вывод о камчатских ельниках. Ельники эти не чистые, всегда с примесью лиственницы, белой березы, осины, козьей ивы и рябины; часто, впрочем, отдельные небольшие группы ели густы и лишены примесей. Всюду под ними сплошной моховой покров, отсутствующий в других лесах Камчатки и несущий лишь немногие характерные травянистые растения; между прочим, спутниками ели являются виды хвоща (Equisetum scirpoides), грушанки (Pirola chlorantha, secunda и Moneses grandiflora), орхидеи (Goodyera repens и Epipogon Gmelini).
   Дома в Щапиной все оказалось в порядке. Лошади заметно поправились. Староста вернулся и обещал дать проводника, как только покончат с запором. Все время по ночам, как далекий, очень сильный маяк, горела Ключевская сопка, похожая, как говорили мои люди, на восходящую полную луну.
   24 и 25 июля шел дождь, и я был занят в лагере препаровкой растений и заботами по хозяйству.
   Староста Федор Беляев рассказывает, что Щапинская река до устья своего течет почти параллельно Камчатке еще на протяжении около 30 верст, -- так извилисто ее течение. На гору Кунчеклу поднимаются, идя на промысел за баранами, с левого берега Большой Николки, восходят на ее южный гребень и пользуются водой из единственной речки, текущей на SW в Щапину, но теряющей по дороге воду. Река эта, в виде ямистого сухого русла, встретилась нам позднее на Кроноцкой дороге среди значительного алаша. Ельники и березняки исчезают на подъеме довольно быстро и сменяются лесом из эрмановской березы и ольховника.
   Между гребнями вершины есть большая чаша с ольховниками и кедровниками, а также и с обширным участком сухой тундры, куда нередко приходят олени. Гребень изобилует баранами, которые протаптывают среди зарослей твердые, утоптанные тропы.
   Последние дожди вызвали новый подъем воды в реке, что сильно затрудняет постройку запора.
   26 июля щапинцы перевезли нас на правый берег реки и условились, что 30-го числа, закончив запор, они отпустят Мерлина проводить нас до перевала к Кроноцкому озеру. Поэтому я решил 28-го выступить в поход и 30-го устроить дневку на охотничьем стане щапинцев, в 40 верстах от селения, чтобы Мерлин мог присоединиться к нам.
   На правом берегу я детально обследовал те ивовые и ольховые заросли, которые так характерны для выпуклой части всех речных кривунов этой местности. Самый кривун у основания своего прорезан по кратчайшему пути новыми, еще малыми протоками с очень сильным течением. По всей вероятности, река еще продолжает отходить вправо, и теперешнее русло ее у нашей стоянки со временем опустеет, прибавив еще одну старицу к тем, которые уже проходят параллельно левому берегу. Теперь от этого места река идет почти прямо на север. Вершина Кунчеклы кажется лежащей на О, верхнее течение реки на SO и р. Камчатки на W. Вода наконец начинает спадать.
   27 июля -- третий день постройки запора совместными усилиями всех щапинцев и подмоги из толбачинцев. Запор ставится сажен на 200 ниже нас по достаточно глубокой воде; к этому времени специально заготовляется лучшая провизия, что напоминает помочи на полевые работы в Европейской России.
   Экскурсия вверх по реке, по правому ее берегу. Там, где река непосредственно касается края большой старой террасы у подножия Кунчеклы (той, по которой идет путь на Николку), она подмыта и постоянно обваливается; ели и лиственницы, растущие по краю, часто висят над обрывом и даже валятся в него. В русле реки много намывных островов, на которых целое море береговых зарослей; проток, очевидно, много. Причину, почему река так сильно передвигается направо, надо искать выше по течению.
   Вечером снова яркая иллюминация на Ключевской сопке; густой столб паров направлен на восток, в зависимости от направления ветра, а прямо вверх выкидываются перемежающиеся столбы пламени от горящих газов. Это и было наше последнее щапинское впечатление.
  

Глава XX
ОТ ЩАПИНОЙ ДО КРОНОЦКОГО ПЕРЕВАЛА

  
   28 июля мы не без труда приладили наши новые вьюки с запасами приобретенной в Щапиной провизии. Мы даже добавили здесь еще одно вьючное седло для лошади, которая шла до сих пор заводной, и теперь имели полностью 21 вьюк. В этот день мы сделали всего 8 верст. Это было почти неизбежно, так как далее на 30 верст вовсе нет воды, а пройти сразу по выступлении после долгой стоянки 40 верст совершенно невозможно, да и вообще это очень трудно. Пройдя немного берегом и ивняками, мы поднялись на четыре уступа большой террасы и верстах в двух от ее края свернули вправо с Толбачинской дороги на Кроноцкую, затем прошли сухим смешанным лесом по хорошей тропе около 5--6 верст и вышли к краю длинной мокрой тундры, заросшей осоками и пр., за которой видна опушка леса, прикрывающего начало подъема на склоны Кунчеклы. Пройдя еще полверсты краем болота, мы стали у конца его. С болота хорошо видна и Толбачинская сопка.
   29 июля от края тундры путь идет по алашам, сначала с таволожником и редкими молодыми деревьями лиственницы, потом с перелесками белой березы и лиственницы, образующей красивые рощицы. С алаша видно, что путь идет прямо на Кунчеклу, правее которой теперь виден Кизимен с продольными по нему полосами и пятнами снега. Далее лес сгустился и на 3 версты сомкнут в хорошее лиственничное насаждение; затем тропа уперлась в подножие Кунчеклы и отвернула вправо в обход его. Все видимые среди леса горные склоны здесь очень сухи, со столь же сухими овражками; путь -- все лесом, многократно изменяющимся от чистого белоберезника через листвяк в ельник. Далее пошли перелески и алаши с сухой луговой растительностью. Весь юго-западный отрог Кунчеклы от мыса и до мыса, его отграничивающих, упирается в один большой алаш с перелесками. Далее тропа подходит к участку приречных зарослей из ольхи и тальника, прорезает их и выходит на поляну, где старые, большие лиственницы все погибли. Следов пожара здесь нет; остается предположить, что лес погиб от изменения условий жизни корней в связи с весенними разливами сухой речки, выносящей из гор массу песка и гальки.
   Видна глубокая щель, прорезывающая вверху склон горы, и лента береговых зарослей у подножия ее. Это и есть вершина сухой речки. Небольшое ее русло идет среди луга несколькими рукавами. Весной здесь, очевидно, бушует поток, своими выносами губящий лес. Теперь же вся вода уходит в рыхлую почву. На этом месте легко потерять тропу, так как она заносится выносами речки, обрастающими затем густым и высоким ковром трав, среди которых всякий след теряется. Далее пошли, все вдоль подножия Кунчеклы, большие и малые алаши, разделенные перелесками; тропа под острым углом начинает удаляться от подножия и идет на высокий со снегом мыс в лежащем впереди хребте, пока справа, со стороны речной долины, не подходят увалы с мягкими очертаниями и невысокие. На них густые ельники с примесью белой березы и лиственницы, а также заросли кедровника, багульника и моховые ковры. Затем и слева появился видимый сквозь завесу из лиственниц увал, и местность потеряла характер террасы, обработанной некогда рекой. Теперь мы вышли в широкую ручьевую долину, где скоро появился и ручей, текущий среди зарослей вейника и таволги. Здесь справа на пригорке мы увидели следы становья и раскинули лагерь.
   Удивительна сухость пройденной в этот день местности. Воды мы не видели ни капли. Русло в зарослях на полпути, по-видимому, несет воду только весной и выходит из самой середины Кунчеклы, вершина которой с этой стороны как бы расколота на четыре массива; далее на двух последних больших алашах есть ровики с совершенно сухой почвой, т. е. опять-таки несущие воду только весной.
   Ельники на горе над стоянкой редковатые, видимо угнетенные; много поваленных деревьев, еще живых, с вершинами, изогнутыми кверху; всюду толстые моховые подушки, есть даже и сфагновые.
   30 июля с утра дождь все усиливается. Несмотря на это, около 3 час. дня приехал староста Щапиной Ф. Е. Беляев, выехавший из дому сегодня в пятом часу утра. Он заменил собою Мерлина, который остался дома, так как у него сильно заболела жена, женщина вообще больная. Беляев привез с собой значительный запас юколы, которой угостил и нас. По случаю дождя экскурсию пришлось сильно сократить и отчасти заменить ее беседой у костра. Выяснилось, что старое коренное население Щапиной вообще вымерло, кроме одного только, теперь уже сильно больного старика Попова. Остальные щапинцы -- новоселы; два дома Краснояровых переселены из Милькова, два дома Беляевых -- из Верхнекамчатска, Мерлин -- из Машуры, Садовников -- из Толбачика; вот и все семь домов Щапиной.
   Вчера мы заметили, что в прекрасном высокоствольном лиственничном лесу по дороге масса деревьев выдолблена на определенной высоте. Староста пояснил, что это сделано для того, чтобы, загнав в такое дупло соболя, выкурить затем его дымом на собаку, которая и возьмет его. Вернее, что это те самые кулемки, т. е. ловушки на соболя, которые запрещены на Камчатке общественным приговором 80-х годов и о которых поэтому стыдятся говорить их собственники. Запрещены же они потому, что на беспредельном просторе камчатских лесов промышленник не может ежедневно осматривать свои ловушки, а делает это изредка, и часть попавших в ловушки соболей подгнивает, часть поедается росомахами и лисицами и, таким образом, пропадает без пользы.
   После 3 час. дня два раза поднимался верховой ветер, слабо задевавший палатку, но сильный и продолжительный на уровне древесных макушек; он медленно приближался со все возрастающим шумом и с таким же шумом удалялся. После -- опять дождь. Тем не менее я еще раз осмотрел ельник и кроме ботанической добычи принес еще много грибов-моховиков, идущих в вечернюю похлебку.
   31 июля дождь прекратился, и мы направились к горячим ключам, которые лежат в долине северного истока Щапинской реки, называемого щапинцами Левой Щапиной, хотя на самом деле это правая вершина. Сначала мы пошли вниз по ручью, у которого стояли. В версте от стоянки на OSO ручей, сделав перед тем крутое колено, впадает в большое травяное болото и исчезает в нем. Значит, только поэтому он и не впадает в Щапинскую реку. У края болота, по правому склону его берега, обнажается обмытая ключом, почти чистая глина. Далее на восток болото приобретает постепенно более крутое падение. За ним горизонт замыкает низкая лесистая гряда, а за ней поодаль высится хребет с выдающейся над ним зубчатой белой вершиной, сохранившей снег и в продольных, и в поперечных щелях.
   Болото, по-видимому, является днищем усохшего озера; теперь оно сплошь затянуто сфагновым покровом и середина его даже суше краев, где вода местами стоит открытыми глубокими лужами.
   Это болото мы обошли с NO слева, пересекли несколько уваликов с лиственницей и сыроватых логов, идущих к болоту. Далее мы вышли на медвежью тропу, пришедшую от реки, и пошли по ней. Затем путь версты на четыре тянется лесом, где много ели, образующей местами лишь чистые мшистые участки. Здесь мы сделали заметный перевалик через холмы и по другую его сторону вышли на широкую и длинную, совершенно сухую волнистую тундру, идущую в восточном направлении. Она вывела нас к еще более широкой, перпендикулярной к ней тундре, прорезанной совершенно сухим, широким галечным руслом, частью заросшим коврами субальпийской растительности. Русло это мы пересекли повыше, где оно глубже, уже и совсем прижато к увалу левого склона. Далее небольшой подъем на увал, примыкающий уже к реке через лиственничный лес с примесью белой березы и ели, затем спуск по пологому оврагу к самому берегу Левой Щапины, все еще большой и глубокой, где пришлось пробираться по узкой кайме берега сквозь белоберезник с ольхой. Путь -- у подошвы увала, мимо реки и ее стариц с озерками и ключом, где редкая масса медвежьих следов, так как здесь удобные условия для рыбной ловли. За старицей появилась довольно широкая терраса, у начала которой плоское озерко с рыбой. Далее терраса увала очень высока, а у ее подошвы большая мокрая тундра (старица?), из которой стекают в реку ручьи с болотистыми берегами и твердым дном; между ними сухие площадки с лиственницей, голубикой, багульником, жимолостью и пр. Путь жмется ближе к реке, избегая топей и пересекая ручьи, где поудобнее. Одна из топких речек сильно задержала нас, так как более плохие лошади, провалившись по брюхо, легли набок и не хотели идти; пришлось их развьючивать и вытаскивать. Здесь опять листвяк и алашик, наконец терраса повыше и, по спуске с нее, открытая площадь горячих ключей, так называемое Кипелое. Мы разбили стан у края ключевой площади, лошадей же перевели на верхнюю террасу, чтобы они не попортили ключей и сами не обварились. Стан у самой реки, и терраса, на которой он расположен, образована задернованными уже ключевыми туфами. Главный ключ на правом берегу реки, с t 36--37°, имеет плоский широкий бассейн с нависшими краями, через которые временами переливается излишек воды. Сбоку он имеет вид усеченного конуса.
   Вчерашний дождь выпал на сопках снегом; вода в реке на прибыли и сильно мутная.
   От стоянки на Кроноцкой тропе, до которой от Щапинского селения насчитывают кто 40, кто 38 верст, мы шли к ключам 6 час, но шли тихо, и Беляев насчитывает всего 15 верст. Таким образом, ключи не далее чем на 60 верст отстоят от Щапиной, а по прямой линии будет всего около 40 верст.
   1 августа мы весь день посвятили детальному осмотру ключей по обе стороны реки, которую переезжали на нашей брезентовой лодке. Еще вечером я установил почвенные термометры как на нижней, так и на верхней террасе. На верхней яма прошла на всю свою глубину в супеси с перегноем, на нижней -- у края известковых отложений, в сильно железистой и богатой известью глине. Температура оказалась на верхней террасе (из нескольких наблюдений) 14,2° на глубине 0,4 м и 13,7° на глубине 0,8 м, а на нижней террасе 13,5° на глубине 0,4 м, тогда как на Щапинской нашей стоянке не поднималась выше 8,35° для 0,4 м и 4,8° для 0,8 м. Значит, здесь почва нагрета вследствие внутреннего жара даже и в стороне от ключей.
   Центром ключевой площади, одним краем упирающейся в подножие крутого горного склона, а другим обрывающейся к реке, является ключ, имеющий, как уже было сказано, бассейн в виде ванны в вершине правильного, пологого, с широким основанием усеченного конуса. Конус состоит из глинистых и известковистых отложений, богатых железными окислами; температура его воды 32°. Поперечник бассейна -- 2--2,5 саж., форма ванны воронкообразная, с узким отверстием на середине, из которого и бьет на глубине около 1,2 саж. нагретая вода. Вода сильно железистая, с резким сладковатым вкусом; по краю бассейна пленки водорослей с железными выцветами; определенного стока нет. У подошвы главного ключевого конуса в сторону увала обширный полукруглый пруд, по которому мы свободно ездили на лодке, так как длина его около 30 саж., а ширина от 10 до 15 саж.; неглубокий, с мутной от глинистых частиц зеленоватой водой, по дну которого во многих местах (почти всюду) пробиваются ключи с обильным выделением газа или пара, так что вода как бы кипит от мелких и крупных пузырей. Средняя температура этого пруда 23°. Так как здесь площадь охлаждения велика и нагревание локализировано в некоторых только местах, то она, очевидно, не постоянна, а меняется вместе с погодой и притоком горячей воды. И здесь вода сильно железистая, но без запаха.
   Рядом с большим ключевым кратером (севернее его и ближе к реке) лежит еще другой, много меньший и со сломанным сводом, остатки которого позволяют видеть внутреннее строение стенок конуса, сложенного главным образом известковыми туфами; температура этого ключа 36°. Третий бассейн не имеет уже туфов и представляет собой углубление в почве террасы; его t 31,7--32,6° в различных точках бассейна. Здесь особенно обильны пузыри газа. Этот ключ имеет уже правильный сток в реку по канавке, заросшей стеной камыша (Scirpus lacustris); сюда же выходит и другая, более длинная канавка из северного конца теплого пруда, также обросшего стеной камышей.
   Над теплым прудом по склону увала есть еще две терраски. На верхней из них площадка с редкой типичной травой по известняковому туфу; сбоку под старой ольхой небольшая, по-видимому искусственная ямка, в которой сильно бурлит вода с t 23,5°. Однако здесь у ключа нет силы выбиться на поверхность, и дело ограничивается лопанием газовых пузырей.
   Кругом ключей до самых краев террасы идут сухие туфовые площадки, одетые жидким травяным ковром, обросшие у самого берега реки ивами. Осмотр этой террасы заставляет предположить, что они или занимали ранее значительно большую площадь, или переменили свое место, так как остатки разрушенных туфов, известняков, коронок видны еще далеко в сторону от современных четырех ключей. Остатки эти, несомненно, принадлежат бывшим ключевым конусам, подобным тому, который и теперь занимает здесь на Кипелом центральное место.
   Сверх того, и верхняя терраса перед ключами своей повышенной температурой заставляет предположить, что влияние ключей захватывает и ее. У лагеря на обрывчиках к реке также обнажены известковые туфы, слагающие как бы всю толщу ключевой террасы; обрыв же верхней террасы к реке состоит из пластов рыхлого светлого камня, напоминающего андезиты Тарьинской бухты с многочисленными включениями черных кристаллов авгита. По определению С. А. Конради, это "светло-серая порода, переполненная кристаллами плагиоклаза, авгита и роговой обманки. Под микроскопом основная масса -- почти бесцветное, флюидальное вулканическое стекло, вполне изотропное. В выделениях: 1) плагиоклаз зональный с зонально же расположенными включениями, 2) бурая, сильно плеохроирующая роговая обманка и 3) бесцветный авгит; первый и второй в почти равных количествах, авгита меньше. Немного магнетита. Все выделения с резкими гранями. Следовательно, это рогово-обманково-авгитовый андезит". На нем-то и залегает сверху мощный слой аллювиальной почвы, слагающий самую террасу.
   На левом берегу реки один большой ключ с t 36--37°; он также имеет вид ванны на вершине усеченного конуса из глины. Самая ванна с плоскими, местами нависающими краями, через которые без определенной правильности, а где попало переливается излишек воды, оставляя кругом широкую корку известковой накипи, прикрывающей полужидкую, сильно железистую глину. Кругом за площадкой полукругом, несколько отступя, растет обычный береговой лес, а по другую сторону проходит сухая теперь протока с небольшим галечником, затопляемым весенними водами. Тоненькая струйка тепловатой воды, собираясь от подножия ключевой площади, стекает по дну протоки, теряясь далее в галечнике.

0x01 graphic

   Саженях в 30 над ключами склон горы прорезан узкой длинной террасой, на которой есть уже давно не встречавшаяся нам каменная береза с ее темной корой, ели и лиственницы, рябина и пр. Через просвет между деревьями с гребня этой террасы можно видеть, что у подошвы хребта левого склона этой долины лежит вдоль по ее плоскому тальвегу чистая, широкая полоса тундр, затем ближе к реке гряды с лиственницами, затем алаши с кустарниками, еще узкая гряда лиственницы и береговые заросли с лужайками и площадками, заросшими кустарниками. Ширина долины около трех верст, и тянется она далеко в обе стороны, причем влево к Толбачику незаметно на глаз никакого повышения.
   Прямо перед нами гора, которую как Дитмар в своей книге, так и теперь толбачинцы и щапинцы называют Кизимен (Щапинская сопка карт); до него всего верст восемь от нас. Это красивый крупный конус с закругленной вершиной и глубокими продольными ребрами, частью еще несущими в верхней трети снег в бороздах. Когда он очищается от облаков, то слева на NW близ вершины его, сбоку конуса, виден высокий столб белого пара, сильно бьющего из расселины. Основание этой горы окружено несколькими куполообразными вздутиями, паразитными конусами, придающими ей очень оригинальный вид. Левее Кизимена выдаются еще зубцы хребта, называемого то Кумроч, то Тымрок, т. е. водораздел между правыми притоками р. Камчатки и речками, прямо текущими в Берингово море или впадающими в Кроноцкое озеро.
   Вправо от Кизимена тянется хребет, вначале плосковерхий (столы лавовых покровов) и лишь значительно далее приобретающий более острые вершины -- мысы; весь он выше границы леса. По словам проводника, через него перевалить на озеро нельзя, так как за ним еще хребет; только он не мог сообщить, куда стекают воды промежуточной между этими двумя хребтами долины. Южнее оба хребта сливаются в один, так что нам придется переходить только один перевал. Толбачинцы заезжают в долину Левой Щапины за промыслом, легко переваливая сюда с вершины р. Толбачик через увалы, разделяющие верховья обеих рек. Верхние Щапинские ключи лежат верст на 15 выше этих, уже миновав подошву Кизимена; они имеют вид небольшой речки и горячее ключей Кипелого. Видели их только зимой, и потому никаких подробностей о них неизвестно. Путь туда довольно болотистый.
   Если подниматься на Кунчеклу с Кипелого, то, кроме упомянутой уже террасы над ключами, далее одним ровным подъемом без больших уступов можно легко дойти до самой вершины, причем на этом пути ельник и белоберезник преобладают над другой растительностью.
   Прошлой осенью сюда уже на собаках приезжал В. Н. Лебедев из зоологического отдела нашей экспедиции, специально для исследования ключей. В его отчете окажутся, несомненно, отсутствующие у нас анализы воды, туфа и другие сведения.
   2 августа мы пошли вниз по реке, чтобы отыскать брод и переправиться на правый берег, на тропочку, ведущую к Кроноцкому перевалу. Топкую тундру, которая мешала движению вперед к ключам, накануне завалили, насколько это было возможно. Спустившись до медвежьих прудков, ниже которых берег обрамлен крутыми скалами и непроходим, мы опять-таки старым путем перевалили к большой сухой речке, по которой стекают весной воды со склонов Кунчеклы. С большой сухой тундры мы, однако, свернули уже по новому пути вниз по сухому руслу, где вскоре среди тополей стали попадаться и лужи воды. Вскоре мы опять стояли у берега Щапины, но брода не оказалось, и мы снова пошли вниз по течению мимо открывшейся в склоне увала стены шлаковых утесов с горизонтальным напластованием. Терраса, по которой мы идем, очень узка и лесиста; на противолежащем берегу -- то тундра, то лес, а в одном месте накипная светлая терраса с известковыми корками и редкой ровной травкой указывает, что и здесь были когда-то ключи, подобные только что нами оставленным.

0x01 graphic

   Миновав последний, прилегающий к реке увал, конец которого имеет форму купола, и вместе с этим оставив подножие Кунчеклы, мы вышли на очень обширную травяную площадь, где увал далеко отходит вправо. Здесь мы пересекли главную Кроноцкую тропу, но так как брода благодаря высокой воде и здесь не было, то пришлось пройти еще с версту вниз по реке к нижнему броду, по которому ранее нас проходили П. Ю. Шмидт, Е. В. Круг и И. Г. Протопопов (первые -- с Кроноцкого озера, последний -- на Китилгину). Выше его река делает дугу и течет рукавами, омывая большие, густо заросшие ивовым и ольховым лесом острова. За береговыми зарослями левого берега виден увал с густым, темным ельником.
   Стан мы разбили у самого брода на отмели, поставили мерку на уровень воды в реке и стали искать брода. Несколько медведей, ловивших у брода рыбу, привлекли внимание наших охотников, но было уже поздно -- выстрелы прогремели мимо, и медведи ушли.
   Вправо река течет кривуном, открывая еще правее обширную луговую равнину, за которой синеют увалы. Прорыва реки на N через эти увалы не видно; кажется, что общее ее направление все на SW 240°, тогда как вершина ее лежит на NO 40°. Середина Кунчеклы лежит отсюда на NO 45°, а предполагаемое направление нашего пути к перевалу наперерез р. Правой Щапины -- 190°.
   Самая левая из проток реки образовалась, по словам проводника, на его глазах лишь за последние три года.
   Почти прямо перед нами из хребта торчит огромный кекур (скала), видимый очень издалека (хороший ориентировочный пункт).
   Нам предстоит перейти порознь четыре вершины р. Правой Щапины, так как она образуется через их слияние уже значительно ниже. Путь от Щапинского селения вверх по левому берегу реки, который был бы, по-видимому, значительно короче, считается непроходимым, так как по самому берегу густая чаща ельников, а в стороне -- мокрая тундра старого русла. Обе Щапинские реки соединяются сравнительно недалеко от селения, приблизительно против текущей с Кунчеклы сухой речки, пройденной нами днем 30 июля.
   3 августа все утро ушло на поиски брода в речных протоках, причем С. Е. Силушин попал вместе с лошадью во второй протоке в яму и был снесен на быстрину. Конь выплыл, а Силушин очутился посреди реки на отмели, выше чем по колено, в холодной (12°), стремительно бегущей воде и стал кричать о помощи, еле удерживаясь на месте, так как течение сбивало его с ног. Услыхав крики, люди, бывшие в лагере, переполошились. Кто говорит -- человек тонет, кто -- конь утонул, кто -- медведь напал, и все побежали, кто с ружьем, кто с уздечкой, кто с веревкой. Поймали одну из пасшихся поблизости лошадей и вывезли Силушина на берег. К счастью, здоровье его от этой холодной ванны не пострадало, и только шапку у него унесло течением. Брода же, помимо указанного проводником, так и не нашли.
   Галька здесь преобладает пузыристая, шлаковая. Протоки образуют среди лесистых островов очень сложную и притом переменную сеть, как бы отыскивая кратчайший и с наибольшим падением путь.
   Увидав, что вброд нам эту реку не перейти, мы снарядили лодку и стали перевозиться, потом переправили лошадей на отмели левого берега (собственно, на остров) и переехали сами. Все это заняло время до 4 час. вечера, и потому мы уже не много проехали в этот день. Однако была и еще причина этому: я хотел осмотреть верхнюю границу ельников, которые неподалеку отсюда уже совершенно исчезают.
   После переправы мы пересекли острова и две мелкие протоки и пошли левым берегом реки вниз по течению, держась самого берега, так как левее подошла топкая тундра; перебродили сток тундры и речонку с ржавой водой, которая топковата, почему мы перешли ее у самого устья, где дно потверже. Теперь вправо видна среди увалов падь, по которой р. Левая Щапина уходит вниз к селению. Пройдя еще несколько берегом, пересекли террасу с лиственничным лесом; северная сторона этой террасы сплошь одета красивым темным ельником, а южная -- лиственницами. Здесь мы свернули по склону увала прочь от реки на SO влево и пошли вверх по долине небольшой речушки, идущей с тундры у самого подножия Большого мыса хребта (т. е. горы с упомянутым выше кекуром). Долина широкая, открытая; лишь у гребня ее левого склона стоит высокой темной стеной почти чистый ельник; это и есть последний еловый лес на пути к хребту. Далее мы повернули вправо, перешли долину, обходя неудобные места, по сухому, но сильно кочковатому лугу и, перебродив речку, стали у подножия склона близ шайбы щапинцев. Шайба эта стояла высоко на четырех крепких столбах, но два года тому назад медведь повалил столбы и вытащил из шайбы мясо пяти оленей, хранившееся там от осеннего до зимнего промысла. Мясо было старательно вывялено на солнце, и потеря его была немалой бедой для щапинцев, когда они вернулись на промысел.
   Речка у стана не носит никакого названия.
   4 августа погода опять испортилась -- сильный дождь, но мы все же пробуем продолжать путь на юг, уходя от Кизимена, который еще виден на NO 75°. Пройдя немного краем увала в обход тундры, которая здесь много мокрее, чем была ранее, мы пошли наперерез увала лесом. Лиственница здесь вообще уже стала мельчать, особенно на более низких местах; значит, близка и ее граница. Извилистая охотничья тропинка версты на две-три вьется между деревьями, пока вправо не открывается с прогалины вид на обширную тундру, за которой видна полоса типичной зелени берегового леса: это река Правая Щапина.
   Далее мы ехали еще тем же увалом и поднялись к первой вершинке Правой Щапины, текущей среди ивняков по заросшему галечнику. Перейдя сначала сухое галечное русло, затем остров и самую речку, мы увидели главное охотничье становье щапинцев с тремя шайбами на высоких столбах, назначенными для хранения мяса и других запасов; сбоку платформы, на которой стоит каждая шайба, прибита доска, чтобы росомаха, взобравшись по столбу, не могла с него перелезть в шайбу.

0x01 graphic

   Далее путь идет чистыми террасами по речным отложениям с алашами и коврами кошачьей лапки (Antennaria dioica). По второй вершине Правой Щапины есть незадернованные галечники. Далее опять алаши, и за ними третья вершина Щапины, сильно меняющая свои берега, так что на излучинах берега хорошо видны слоистые разрезы речных супесей без гальки. За следующей речной террасой -- еще речка, считающаяся, однако, уже не истоком, а притоком Щапины, так как она впадает в нее ниже слияния первых трех речек в одну реку. Берега ее луговые, а русло слегка канавного типа, среди таловых зарослей, тополей и ветл. Пройдя немного вверх по этой реке медвежьей тропою, мы стали у поворота реки с N на SW, так как проводник отказался вести нас далее. Он не мог ориентироваться, так как дождь и туман на горах лишали его возможности видеть кругом и найти поворот в падь, ведущую к перевалу, а мы были уже у самой подошвы хребта, хотя и не видали его. Этим объясняется и быстрое, стремительное течение реки, хотя уклон ее на глаз очень невелик.
   5 августа дождь с утра прекратился и стало видно. На W открылся низкий хребет, отделяющий от нас исток р. Урч, текущей в Камчатку параллельно Китилгиной; на О и S перед нами вдали лесистый увал, а правее мыс (гора) с альпийским поясом, но не высокий, с пятнами снега лишь в более защищенных местах.
   Середина Урчинского хребта NW 310°, как и то колено р. Левой Щапины, по которому мы следовали третьего дня. Хребет этот -- плоский, густо облесенный увал, отделяющий бассейн Щапины от бассейнов р. Урч и р. Китилгиной.
   Собственно здесь, в вершинах Правой Щапины, и кончаются владения щапинцев, которые далее на S уже не ездят; за баранами же они поднимаются на отроги Щапинского мыса и Кизимена.
   В 11 час. мы тронулись. Проехав около версты вверх по речке, мы перешли ее и стали сейчас же подниматься в гору параллельно ее правому берегу, но в стороне от него. Появилась каменная береза, исчезла лиственница, и рябинник заменил рябину. Среди трав видное место занял шеламайник, которого мы не видели уже более месяца. Речка делает здесь крутое колено и приобретает характер свирепого горного потока, текущего в узкой, заваленной обломками скал трубе. Медвежья тропа, по которой уже прошел год тому назад на Кроноцкое озеро П. Ю. Шмидт, держится параллельно реке и имеет общее направление SO 120--140°, сообразно направлению отдельных колен дороги.
   В общем подъем шел так: войдя в горный лес, мы после крутого подъема достигли через полчаса вершины первого увала, или уступа; затем прошел более ровный подъем вдоль речки; здесь мы разыскали торную медвежью тропу и шли в гору еще на протяжении около версты, после чего достигли гребня второго уступа; тропа идет вдоль по склону, сбоку его, все время среди березового леса. Склон этот крутой и прорезан несколькими ручьевыми оврагами, почва мягкая. Затем как-то незаметно и неожиданно лес кончился и пошли заросли ольховника с полянами. По склону над тропой есть еще, впрочем, отдельные маленькие рощицы каменной березы, типичные для субальпийского пояса.
   На одной из полянок мы нашли следы прошлогодней стоянки П. Ю. Шмидта; на месте огнища теперь яма, без малейшего остатка золы, начисто вылизанной медведями; проводник Беляев сообщил, что медведи всегда вылизывают золу, где бы ни нашли ее; очевидно, потребность в соли заставляет их делать это.
   Поднявшись еще, мы попали в густые чащи ольховника; пришлось много рубиться, а в одном месте, где след шел по крутому косогору у реки, мы были вынуждены срывать откосы, чтобы лошади не свалились в воду. Еще с версту рубки, и, медленно двигаясь, мы перешли реку и на одной из полян левого ее берега вынуждены были остановиться, так как перед нами был новый крутоватый подъем среди чащи ольховника и проводник заявил, что далее без предварительной разведки идти невозможно. Стоянка эта в субальпийской зоне имела то удобство, что рядом по склону еще были небольшие и уже последние группы каменной березы, и то неудобство, что для альпийских экскурсий приходилось пробираться еще лишнюю версту по густым неудобным зарослям, что делало их менее продуктивными.

0x01 graphic

   Горы правого берега реки против стоянки мягкие, с очень редкими выходами скал на различной высоте. Горы же левого берега, наоборот, крутые, со скалистыми зубчатыми гребнями, и они выше.
   Долина, в которой мы теперь стоим, лучшая из всех ведущих к Кроноцкому озеру. Прежние жители Щапиной ходили здесь пешком на свои постоянные летние жилища у озера, где многие из них, как говорил Ф. Беляев, и свет увидали. Они сначала поднимались по р. Щапиной возможно выше батами, затем шли пешком, а груз везли на собаках, причем летом прямо обовьючивали последних.
   6--7 августа мы посвятили специально экскурсиям кругом стоянки и разведке в сторону перевала. Вокруг нас типичная картина субальпийской области. Небольшие группы и отдельные деревья каменной березы среди сплошных зарослей ольховников и отчасти рябинника, сочная зелень молодых еще лугов, кое-где пониже теперь уже пожелтевших. Круто падающие ручьи в узких луговых долинках, масса ключей, наконец немало растений, ниже совершенно не встречающихся.
   Я начал с экскурсии на высокую скалистую гору прямо над стоянкой. Сначала я шел, следуя долинками ключиков и луговинами, лавируя между ольховниками, затем по задернованным луговой растительностью осыпям до подножия скалистого конуса. Затем очень круто стал подниматься долинкой падающего сверху ручейка, частью по отшлифованному камню; далее, не будучи в состоянии карабкаться по слишком крутому руслу, где ручеек падал уже водопадиками, почти распыляясь в воздухе, взял влево на боковой гребень и уже им по сухой альпийской тундре добрался до скал у самой вершины, где начало верхнеальпийского пояса и лишь очень изредка попадаются жалкие, мелкие особи кедровника и золотистого рододендрона; господствуют же накипные лишаи, мхи и альпийские травы вроде Sieversia Rossii и камнеломок. Здесь по тундровым склонам масса оригинального полярного лишайника Dufourea arctica, принимающего после дождя пузыреобразный вид и растущего красивыми друзообразными щетками среди других лишайников и альпийских трав. Дальнейшему восхождению помешала разразившаяся около 4 час. дня сильная гроза с ливнем.
   Высшая точка подъема хорошо позволила рассмотреть перевал или, вернее, два перевала, ведущих к озеру и разделенных лишь небольшой конусовидной горой, а также заглянуть за хребет правой стороны долины, где мы находимся. За ним более узкая и еще более заросшая долина. Долина эта очень близко подходит к Большому мысу. Далее видна и долина р. Камчатки.
   Вся эта гора сложена зеленоватым глинистым сланцем, более или менее метаморфизированным и богатым белыми кварцевыми прожилками. Склоны довольно сухи, почему и господствует на них не ковер альпийского луга, а моховая и лишайниковая тундра.
   Пятна снега сосредоточены преимущественно под скалами и особенно внизу у подошвы каменного конуса, в вершинах сбегающих от этого подножия ручьев.
   Возвратясь домой, я застал всю компанию в радостном волнении, так как Н. И. Плохих и С. Козлов пошли на охоту и убили большого оленя-быка, давшего запас мяса на добрую неделю. В. П. Савич ходил с проводником на перевал и убедился, что гораздо удобнее левый перевал, так как правый ведет в чересчур крутую и узкую падь, к тому же и более заросшую. Они взбирались на гору, разделяющую оба перевала, и видели оттуда как бы географическую карту, т. е. все Кроноцкое озеро с его истоком к морю, с островами и заливами, а также и обрамляющие его горы. Видели они также горных баранов, но подобраться к ним на выстрел не сумели; чуткие животные убрались скорее, чем охотники могли сколько-нибудь приблизиться. Ветер унес фуражку Савича, и хотя впоследствии мы нашли ее, но уже сильно изгрызенную евражками (Spermophilus Parryi).
   На второй день я долго был занят препаровкой растений, так как сборы двух последних дней были очень велики. Проводили старосту Беляева, которого снабдили на дорогу мясом и даже уступили ему оленью голову, одно из любимых на Камчатке кушаний. Под вечер и я собрался на гору, левее вчерашнего. Миновав ольховники, я нашел, что выше все склоны, кроме тех, которые состоят из каменных развалов, занесены весенними наплывами из красной глины и супеси, сквозь которые пробивается кое-где первая травка.
   Повыше ольховники расступаются и открывают по сторонам ручьевых каньонов старый наплыв той же глины или дресвы с ковром карликовых альпийских ив, вересковых и пр. Выше по склону уже чистая альпийская тундра, с отдельными кустиками ольховника и кедровника и коврами или подушками лишаев и мхов. На более сырых местах цветущие альпийские лужайки. Еще выше каменные россыпи с большими воронками провалов, на дне которых вода и глинистые площадки. Далее -- глубокая и узкая долина и гребень над нею, оба из голых скал, часто обваливающихся и заполняющих ущелье массивными осыпями. Теперь можно установить порядок, в котором следуют один за другим горные пояса от уровня р. Камчатки до гребня хребта: 1) еловый лес, 2) лиственничный лес, 3) каменный березник, 4) ольховник и субальпийские луга, 5) кедровник и лишайниковая тундра, 6) приземистые еланики, альпийские луга и тундры, 7) осыпи и скалы с одиночными лишь растениями.
   Начало лиственничного и елового леса лежит на одном уровне, но последний идет в горы выше первого; также ольховники и кедровники начинают давать заросли на одном уровне, но у горных вершин ольховники исчезают раньше кедровников.
   8 августа мы перешли Кроноцкий перевал, хотя по временам начинал идти дождь и сильные порывы ветра прямо сбивали с ног. Вместе с тем мы оставили бассейн р. Камчатки. Путь к перевалу был уже подготовлен рекогносцировкой 6 августа, и теперь мы шли с уверенностью, хотя и без проводника. В версте от стоянки пересекли более значительную речку, вытекающую из узкого каменного ущелья по широкому, плоскому, сплошь заваленному камнями дну. В нее-то и собираются воды осмотренного вчера каменного развала с несущими воду воронками. Отсюда альпийские луга по обе стороны долины становятся сплошными. Затем мы пересекли первый из главных истоков речки, идущей широко по каменному развалу; еще луга, хотя кое-где, по более дренированным местам у скал и гребней холмов, есть и жалкие кустики ольховника.
   Наконец впереди главный исток реки. Он выходит прямо из глубины долины, из гигантского каменного развала, стеной стоящего у подножия цирка, которым заканчивается долина. Кажется, что вся верхняя часть гребня при какой-то большой катастрофе (землетрясение?) упала разом, рассыпавшись на крупные осколки. За этими каменными грудами вправо вдоль гребня есть еще понижение, узкая внутренняя долина, также сильно заваленная камнем, где, может быть, и скопляются воды, дающие начало речке, так как она выбегает из-под развалин горы сразу значительным потоком. Воды здесь едва ли не больше, чем у оставленной нами стоянки и даже внизу, в долине истоков Правой Щапины, а между тем в речку впадают еще два крупных истока и много мелких ручьев. Объясняется это довольно обыкновенным в долинах Камчатки просачиванием воды в глубокие слои подпочвы по не заметным для глаза трещинам.
   Подъем на перевал от речки к седлу его -- мягкий; весь склон образован массами глины, песку, дресвы, мелких камешков. Он как будто бы осел всей массой и впитал в себя массу воды, создавшей местами совершенно неожиданные топи по оплывинам, которые лишены дерна; лошади, попадая на такие места, моментально грузнут по колена в глине и дресве. Склон ровный, лишь местами прорезанный немногими плосковатыми овражками, которые легко миновать. Луга его часто чередуются с осоковыми болотцами.
   С самого перевала, представляющего собой широкое луговое седло, хорошо видны Берингово море, сток Кроноцкого озера, сжатый между сопками, значительная часть самого озера с десятью островами и правильный снеговой конус Кроноцкой сопки. Очертания озера очень неправильны, с чрезвычайно глубокими заливами. Направление пади спуска ONO 120°.
   На седле перевала и над ним по обе его стороны вся флора исключительно луговая с большим процентом растений, ранее не встречавшихся и близких полярной флоре. Я установил ртутный барометр на самом перевале и, отпустив караван вниз, около часа экскурсировал над перевалом по склону хребта, идущего на N. Затем взял еще отсчет. Приблизительная высота перевала 4000 фут. Затем, забрав свое снаряжение, я стал спускаться, продолжая экскурсировать среди альпийского луга, когда заметил, что навстречу мне, прямо по следу каравана, идет очень большой медведь своеобразного светло-желтого цвета, который вообще характерен для хребтовых медведей. Я попроворнее стал спускаться влево, по той стороне спуска, где между мной и медведем стала большая одинокая скала, возвышающаяся как раз на середине долины и вскоре скрывшая от меня непрошеного соседа, который прямо направился на перевал.
   Лагерь оказался разбит всего в версте от перевала, на первых сухих холмиках с кедровником и еще много выше границы первых одиночных деревьев или крупных ольховников, возвышающихся у начала более крутого спуска.
   9 августа я назначил дневку, чтобы поэкскурсировать у перевала и, кроме того, разведать дорогу. Двоих из наших людей я отправил с этой целью вниз по долине с просьбой выбрать перевал из нее в следующую, параллельную ей долину, которой уже и думал достичь озера.
   Утром гор за туманом не видно, только светлым зеркалом блестит озеро, да над морем розовый оттенок более чистого неба. За озером на NO идеально правильным конусом, высоко над туманом и облаками, Кроноцкая сопка, несущая снега в вертикальных бороздах верхней половины своей; правый отрог ее упирается в р. Кродакыг, южнее которой лежит глубокий и узкий морской залив. Правее пройденного нами перевала, за конической вершиной, есть другой перевал покруче и немного повыше; спуск с него ведет в глубокую падь, в которую ниже, после того как она значительно расширяется, впадает и речка нашей долины. Это правое главное ущелье очень узко и глубоко; за ним справа идет хребтик, который выше нашей стоянки и потому закрывает всю более близкую часть озера. Далее, уже за озером, водораздельный низкий гребень, на котором ближе к морю видна разрушенная вершина, а за ней, поправее еще, разрушенный вулкан (впоследствии первая оказалась горой Крашенинникова, а второй -- Кихпиничем), с большими массами снега между зубцами гребня, как бы в ледяной короне. Влево также глубокий залив озера, а за ним -- горы, частью отходящие от Кроноцкой сопки, частью идущие вправо к Кизимену, которого, впрочем, не видно.
   Островки среди озера -- небольшие, по-видимому, лавовые утесы, все придвинутые ближе к подножию Кроноцкой сопки. Во время экскурсии, изучая луговые и тундровые участки, я, между прочим, поднялся и на сильно выветрившийся скалистый гребень, отграничивающий долину нашей стоянки слева. Весь он водораздельный, а именно: западнее его и севернее воды текут в одну из вершин Щапинской реки, очевидно частью теряясь в наносах. У самого его подножия с северной стороны открывается ровная болотистая площадь с шестью крошечными озерками и далее крутой спуск с одинокой скалой на середине. Место это напоминает каровую террасу. Окружающие нас сглаженные и закругленные гребни и мягкая, как бы вырытая долина спуска с крутой, сильно обточенной одинокой скалой на середине также наводят на мысль о бывшей здесь некогда работе ледника, хотя вполне доказательных следов его деятельности я здесь и не наблюдал. Однако сильная позднейшая эрозия, очевидно имевшая здесь место, могла и замаскировать их. Отсюда озеро со своими заливами занимает весь горизонт между 50 и 180°, причем на Кроноцкую сопку приходится не менее половины этого пространства.
   Противоположный правый склон долины (отрог горы, разделяющей два перевала) богат каменистыми россыпями и более сух. С него видна вершина Кизимена, тогда как лежащий левее Щапинский мыс скрыт хребтом, лежащим ближе. Слева в озеро идут, кроме нашей, еще четыре пади, разделенные невысокими гребнями; за ними на N тянется островерхий, пилообразный гребень, за которым видна еще двуглавая снеговая вершина (левее Кроноцкой сопки); там должен быть если не удобный, то возможный проход к озеру со стороны верховий р. Толбачик. Наиболее длинная ось озера идет не от истока р. Кродакыг к противолежащему заливу озера, а перпендикулярно этому. Часть берегов обрывается утесами, под которыми сразу должны открываться значительные глубины. У подножия и этого гребня есть покатое плато, ровной площадью спускающееся вниз и лишь у левого края прорезанное узким ручьевым овражком. Оно тоже напоминает о возможной здесь работе ледника.
   Вернувшись в лагерь, я застал там своих разведчиков, Плохих и Силушина, в довольно печальном виде. Дорогой они соблазнились сочными ягодами альпийской толокнянки, обильно растущей на сухой альпийской тундре, и объелись ими до сильной рвоты. Оправившись, они рассказали, что прямо вниз по речке идти нельзя, так как там есть скалистые трещины с водопадиками или каскадами, по которым лошадям не пройти. Следует обойти эту часть спуска слева, выбирая хотя и крутые, но мягкие склоны, и таким образом достичь дна долины, выходящей слева, где путь уже удобный и брод через речку легкий. Они были и далее на гребне за речкой, где по гребню расставлены одиночные кекуры, напоминающие фигуры животных; думали там найти баранов, которые, однако, не показались.
   Здесь мы закончили пересечение Валагинского хребта с его сланцами, и впереди лежала уже чисто вулканическая область, так как берега озера сложены лавами, туфами и другими образованиями явно вулканического происхождения. Вместе с тем мы оставили и более континентальный округ центральной Камчатки и перешли в приморский район, что ввиду приближения осени было очень выгодно, так как у моря осень наступает чуть ли не на две недели позднее, чем внутри страны.
  

Глава XXI
У КРОНОЦКОГО ОЗЕРА

  
   10 августа утром мы тронулись к озеру. Так как спуститься вниз по речке было нельзя, то мы подались влево (на N), на плоский гребень водораздела, между озером и Щапинской рекой. Здесь идет по гребню плоская, широкая тундровая покать, отчасти с вейниковым лугом, отчасти с лишайниковой тундрой. У нижнего края этой покати сразу начинается крутой склон, и по нему под небольшим обрывом лежит еще мощная толща снега; затем еще обширный плоский уступ, где чащи ольховника уже высоки и близ которого по сухому склону, обращенному на юг, попадаются первые березы. Затем опять длинный крутой спуск среди чащ ольховника и, наконец, широкое, плоское дно долины. Текущая здесь значительная речка выходит из глубокой долины, откуда-то далеко из хребта; возможно, что с ее верховий можно перевалить в верховья р. Жупановой; по дну долины -- частью луга, частью сухие террасы с большими кочками голубики и группами кедровника. Пересекши долину с неглубоким бродом через речку, мы прошли еще лужайку на правом ее берегу и стали круто подниматься на правый склон, чтобы перевалить через кряж в долину следующей речки. Частью луговыми склонами, частью по окраине крупнокаменной осыпи мы дошли до высоты ровной, находящейся несколько левее и удобной для перевала седловины. Здесь, обходя гору к седловине, мы таки полавировали между ольховниками, расположенными почти правильными грядами с извилистыми проходами между ними. Затем мы вошли в долину ручья, текущего вправо, т. е. в следующую долину. Я буду вперед называть все речки, текущие в Кроноцкое озеро, Кроноцкими, нумеруя их начиная от речки, к которой мы спустились с перевала. Значит, теперь мы переваливаем из долины Первой Кроноцкой речки в долину Второй. Здесь, полагая, что лошади от крутого спуска и подъема устали, я разбил лагерь у первых встретившихся нам старых больших берез и пышного субальпийского луга с сухой почвой, прорезанного параллельно бегущими ключиками. Отсюда я также послал двух людей обследовать дальнейший путь. Разведка эта выяснила, что идти вниз по речке опять нельзя из-за густых ольховников и спускающихся к самому берегу скал. Следует сделать еще один небольшой перевал прямо перед нами, поднявшись по склону луговой покати, прорезающей заросли соседнего склона. Спуск с этого третьего перевала удобный, особенно благодаря проложенной по нему хорошей медвежьей тропе.
   Лошади, пущенные на пастьбу стреноженными, не удовольствовались тем пышным, цветистым субальпийским лугом, среди которого мы стояли; оставленные позади альпийские луга своей свежей, чисто весенней зеленью манили их, и они ушли на ближайшую гору, не стесняясь крутым подъемом. Их разыскали с большим трудом.
   11 августа мы поднялись на луговой перевалик, с которого видно два куска озера, разделенных небольшим кряжем, с одними лишь березами по гребню. Кроноцкая сопка почти от самого своего дола в тучах. Ширина озера в сравнении с его длиной кажется отсюда незначительной.
   Долина той речки, куда мы должны спуститься, образована слиянием нескольких хребтовых речек, довольно широка, с тундрами и площадками кустов и деревьев (первые выделяются, когда смотришь сверху, своим светло-зеленым, а вторые -- темно-зеленым цветом). Спустившись в долину, мы вступили на очень удобный путь по сухим и плоским террасам с совершенно ровной поверхностью. Справа извивается в густых тальниках речка, по которой ниже начинают попадаться и ветлы.
   В одном месте здесь мы нашли конский след и решили, что это след партии Е. В. Круга, который прошел в августе 1908 г. прямо на озеро с верховий р. Жупановой и от озера этой долины мог идти на Щапинский перевал; так оно впоследствии и оказалось.
   Когда террасы нашего левого берега кончились, то мы сделали попытку перейти речку, текущую здесь, в нижнем ее течении, среди галечных и тальниковых островков несколькими рукавами. Прорубив проход в тальниках, мы тронулись, но почти сейчас же стали погружаться в тестообразную почву долины, раскисшую до степени настоящей трясины. Вылезши обратно, поднялись на левый увал с кедровником и совершенно сухими луговинами. Довольно долго мы лавировали между непроницаемыми чащами высокого крепкого кедровника, где изредка торчат, как маяки, небольшие характерные лиственницы, указывающие своими формами на свирепость зимних ветров. Наконец мы пролезли сквозь последнюю стену кедровника и спустились с плоской террасы увала на луга у устья Второй Кроноцкой речки. Мы разбили стоянку близ берега речки, где она, подойдя к береговому валу у озера, течет некоторое время параллельно последнему, у большой, старой, совершенно одинокой лиственницы на сухой гривке.
   На всем протяжении выхода долины берег озера образован песчаной грядой береговых валов, сложенных кроме песка еще мягкой галькой и кусками пемзы. Гряда эта местами заросла Elymus. За нею или речка, или ее старицы с лужами стоячей воды среди узкой полосы осокового болота. Влево от долины берег обрывист; высокая терраса заканчивается здесь мысом из светло-желтых разбитых на неправильные кубы скал, которые, я думаю, можно признать без большого риска за вулканические туфы. Поразительна легкость этой породы, позволяющая поднимать большие обломки; цвет же и мягкая зернистость породы несколько напоминают песчаники. Местами довольно обильны черные кристаллики (авгита?).
   У подножия мыса следы прошлогодней стоянки Е. В. Круга. Направо долина также отграничена плоской террасой с кедровником, как и та, что позволила нам подойти к озеру; к последнему она обрывается круто, почти отвесно. Повыше в долине, у ее подножия, какие-то озерки с топкими берегами. Перед нами широкий озерный залив, весь открытый глазу, отделенный от соседнего налево залива длинным и, по-видимому, узким полуостровом, отходящим от довольно заметной сопки и имеющим всюду крутые склоны (см. рис. 76).
   12 августа мы провели на озере, у устья Второй речки. Вода залива у берега имела t 11,5°; вечером и утром тихо, но с часа на озере развело волнение, хотя ветра почти незаметно. Экскурсируя, я посетил оба мыса, отграничивающих долину, причем за правым обошел еще и следующую бухту, глубокую и тихую, обрамленную со всех сторон высокими террасами. Озеро, по-видимому, забивает такие бухты; по крайней мере, в глубине ее я нашел шесть прибойных валов на месте, явно занятом ранее водами озера. Особенно много внимания обратил я на растительность, типично суходольную, похожую на степную и состоящую из луговин между рядами кедровника.
   Болота у правого края долины идут далеко вверх по ней и, по-видимому, образовались недавно; часть их, сухая и совершенно лишенная живой растительности, одета теперь мертвым шикшовником, под которым нога всюду различает камни. Такие же каменистые блюдца рядом залиты водой.
   Выступив в 11 час, мы поднялись на правый склон долины, перерезали террасу на нем, обошли две бухточки моей вчерашней экскурсии, пересекли еще один столовый мыс, местами прорубаясь через полосы кедровника или лавируя между ними, и увидали крутой обрыв к следующему заливу, заканчивающемуся справа устьем глубокой, похожей на широкий коридор пади, с плоским болотистым тальвегом и устьем значительной речки. По моей номенклатуре, это Третья Кроноцкая речка. Не рискуя пересекать болота у устья, я направил наш караван вдоль пади, по плоской равнине между ней и скалистым кряжем, разделяющим долины Второй и Третьей речек и отходящим от Валагинских гор (в пади видны тальники по речке, обширные осоковые болота и озерки среди них). Мы шли теперь по слегка волнистой поверхности террасы, где кедровники почти исчезли, по очень сухому лугу с овсюгом и другими почти степными травами. Я ехал, по обыкновению, значительно впереди, осматривая и направляя путь; в тылу же каравана Плохих и Белов, увидя с мыса медведя, который собирался переплыть залив с противоположного мыса, передали своих лошадей Козлову и Кайдалову и засели в прибрежном кедровнике караулить его. Мы проехали версты три-четыре открытыми, сухими, тощими лугами, одевающими здесь широкое плато террасы, до места, где она, приблизившись к хребту, стала холмистой; здесь я спугнул еще медведя, мирно копавшего коренья на лужайке близ леса, такого же светло-желтого, как и все здешние медведи. Сначала он даже бросился ко мне, приняв, по-видимому, лошадь мою за оленя, но потом сообразил, что дело неладно, и очень быстро скрылся в лесу по направлению к хребту. Здесь мы снова уперлись в более густые заросли; терраса заметно стала выклиниваться, и я решил, свернув влево, пересечь глубокий овраг, вдоль которого мы теперь шли. В этом овраге, когда я впервые подъехал к его краю, были видны небольшие озера, затем пошли топкие осоковые болота, затем дно его повысилось и стало сухим, хотя и прорезано чуть заметным сверху среди густых и высоких трав ручейком. Вправо от нас теперь уже тянется горный увал, отрог хребта, одетый густым каменным березником. С трудом удалось отыскать хотя и очень крутой, но все же возможный спуск, с редкими деревцами и выходами сильно разрушенной вулканической породы. Спустились счастливо и, разумеется, зигзагом, стараясь всячески уменьшать уклон, после чего и пошли вверх по дну оврага. Плохих и Белов, застрелившие-таки своего медведя, в то время как он выходил из воды, догнали нас, и мы снова были в полном составе. Поднявшись оврагом с версту и выбрав для подъема мысок, образованный излучиной оврага, где и кедровника меньше, и нет отвесных уступов, мы вытянулись на высокую террасу правого берега. Русло только что пройденного оврага впадает ниже в большую коридорную падь, устье которой со значительной речкой мы видели с последнего пройденного нами мыса над озером. Теперь мы опять были на сухой площадке с зарослями кедровника; пролавировав между ними, пересекли еще увал с невысоким, но густым и богато облиственным каменным березником. Правее этот увал повышается и переходит в отрог хребта. Выйдя из леса, мы пересекли еще одну падь такого же строения, как и предыдущая, а за ней попали на очень широкую, совершенно сухую равнину (террасу) с редкими единичными лиственницами, деревцами белой березы и группами кедровника и, пройдя ею версты две, подошли к отвесному краю долины, которая показалась мне форменным фиордом, -- настолько отвесны были ее скалистые стены. Дно этой долины сильно заболочено и дает место целому ряду глубоких озер округлой формы, среди которых выделяется предательская светлая зелень мохо-осоковых болот и лента тальников по соединяющей озера речке. Опять пошли вверх по краю оврага, пока не миновали озера и не подошли к более узкому боковому оврагу (боковое ответвление главной пади). В него мы и спустились повыше большого узкого озерка, заполняющего всю нижнюю часть его. Побившись внизу между склонами и болотами тальвега, мы с трудом отыскали место для ночлега на наносной почве в дельте ручья, впадающего в озеро. Густая рощица тальников дала нам приют. Озера, которых так много в этих больших оврагах с крутыми или даже отвесными стенками, как мне кажется, произошли от того, что речки, размывая в своих верховьях рыхлую почву террас, состоящих в значительной части из рыхлых вулканических продуктов (дресвы, пепла, лапиллей, пемзы), образовали отмели среди заливов Кроноцкого озера. Впоследствии отмели дали начало процессу заболачивания, и сильное развитие последнего разрезало площадь наиболее глубоких и узких заливов на небольшие водные участки. Дно озера у стоянки каменистое, неглубокое, только близ устья ручья тянутся по дну отложения ила, на которые понемногу надвигается осоковая кайма (из Carex utriculata). Вдоль обоих склонов долины берега озера обрывистые, каменистые. Вода озера имеет, по-видимому, довольно постоянную температуру -- 12,5°.
   14 августа я, пока вьючили лошадей, обошел верхний край террасы над оврагом. Край этот в общем очень ровный и сложен, как видно из обнажений по обрыву, легкими серыми или красноватыми вулканическими туфами, переслаивающимися с рыхлыми продуктами извержений.
   Растительность террасы редкая, сухая; преобладают злаки и мотыльковые, хотя всюду есть примесь и таких растений, как голубика, особенно поближе к группам кедровника. По склону оврага есть в одном месте и тополя. На террасе правого берега растительность представляет собою форменную субальпийскую степь, чередующуюся с пятнами шикшовника. Пройдя около двух верст по долу среди кедровника и степи, миновав небольшие группы берез, спустились опять очень круто в главную долину, где ниже места спуска видны опять отдельные небольшие озера, тундры и среди них прихотливо извивающаяся лента ивняков по берегам реки. Для спуска я выбрал как раз место, где река почти пересекает тальвег долины, причем сначала подходит к левому обрыву долины (т. е. к месту нашего спуска), а затем наискось к подошве правого. Этим я рассчитывал избежать болота, воспользовавшись полосой тальников на твердой прибрежной почве.
   Речка эта, Третья Кроноцкая, или Унанинская, так как истоки лежат между Валагинским хребтом и вулканом Унана, оказалась значительной. Размерами она напоминает Правую Паратунку (см. стр. 45), имеет умеренное течение и илистое или дресвяное топкое дно. Берега частью из иловатых отмелей, сухих и твердых, частью ярчиками; вправо от реки круглое озеро; ниже и выше нас тундра, очень ровная и достаточно мокрая, хотя с поверхности она теперь к осени и просохла.
   Еще с террасы В. П. Савич увидал пару оленей, пасшихся на тундре; он застрелил самку, а самец медленно, постоянно оборачиваясь, удалился. Под выстрелами они долго стояли на месте, слыша их впервые и не сознавая опасности.
   На левом берегу реки, у опушки тальников, мы развьючились и сделали временную остановку для переправы. Кто пошел свежевать оленя, кто принялся собирать лодку и перевозить вещи, а я взял на себя разведку пути и, действительно, попутавшись по тальникам и осоковым болотам этого плоского тальвега, нашел удачное направление; лишь почти у подножия противоположного правого склона оказалось серьезное препятствие в виде небольшой протоки со стоячей гнилой водой и илистым, вязким дном. Тем не менее мы переправились. Вода в реке чистая, с t всего 8,5° в 3--4 часа дня; дно ее сплошь из вулканического песка и ила.

0x01 graphic

   Недалеко за рекой почти круглое, блюдцеобразное озеро, плоское и неглубокое, за узкой каймой осок, надвигающихся на воду; почва кругом торфяная. Далее есть еще круглое мокрое болото с мхами и пр., по-видимому образовавшееся еще недавно на месте подобного же заросшего озера. Топкую илистую протоку мы перешли у самого устья ее. Вправо, вверх по долине, видны еще два небольших озерка. Подъем на кручу террасы был настолько крут, что две лошади скатились кубарем вниз с двух третей его высоты, и спасли их от ушибов только мягкие вьюки, бывшие на их спинах. Взобравшись на вершину склона, мы увидали перед собой опять плоскую обширную террасу, со слегка неправильной поверхностью, с кедровником, ветровыми лиственницами и одинокими деревцами белой березы. Пересекши террасу, мы сначала оставили в стороне прорезывающий ее пологий спуск к Кроноцкому озеру влево и дошли до конца ее, где увидали перед собой почти отвесный скалистый спуск в долину следующей (Четвертой Кроноцкой, или Тауншицевой) речки. Долина эта очень широка (более версты) и занята, кроме речки с ее тальниками, еще озерами и осоковыми тундрами. Самую долину и обрывы к ней мы увидали не сразу, так как края обрывов заросли густым и высоким кедровником, как бы сплошной, трудно проницаемой стеной. Видя невозможность спуска прямо в долину, мы вернулись к пологому оврагу и спустились к озеру, рассчитывая обойти отвесный обрыв низом. Мы вышли теперь к большому, глубокому и довольно широкому третьему заливу Кроноцкого озера и стали у левой его бухточки на полосе Elymus y самой воды. И здесь берег озера образован мелкой галькой и сором, за ним идет невысокий вал с Elymus и пр. Затем опять полоса понижения с ямами и озеринками, затем или начало обрыва, или новые валы и понижения между ними. Залив -- шириной с версту и около трех верст длины. Справа, за отвесным мысом террасы, виден выход долины Четвертой Кроноцкой речки с лугами и лентой тальников по реке. Впереди за долиной опять высокая плоская терраса с кедровниками.
   Кроноцкая сопка кажется теперь всего ближе; форма ее изменилась; справа на чистой линии конуса выступают зубцы, образованные крупными глыбами застывшей лавы.
   Здесь мы должны были простоять два дня (15 и 16 августа), чтобы дать отдых вьючным лошадям, для которых постоянные подъемы и спуски на стенки оврагов были немалым трудом.
   Устье Четвертой речки, текущей в Кроноцкое озеро и берущей свое начало между Унаной и Тауншицем, выполняет своими выносами значительную часть бухты, особенно по правую сторону ее. Из воды уже возвышаются отмели, то затопляемые, то подсыхающие, местами с ковром кое-какой растительности (Ranunculus reptans, Callitriche verna и пр.); одним словом, начало заболачивания уже положено, и растительность, несомненно, отвоюет со временем у озера еще и эту территорию. Подтверждается и тот взгляд на долины с озерами и болотами, являющиеся продолжением озерных заливов, согласно которому это заболоченные бухты и заливы озера. Даже самая речка у устья мельче и шире благодаря выносам.
   С озерного берега хорошо видны оба южных вулкана, Унана и Тауншиц (Таунзиц Дитмара); оба имеют вокруг не особенно высоких конусов по кольцу ("сомма") из остатков более старого кратера, причем Унана имеет, как примету, острую расколотую вершину, а Тауншиц напоминает отсюда Авачинскую сопку, только вершина его не притуплённая, как у той, а пильчатая, гребнем. От него к морю тянется длинный увал с придаточной сопочкой на конце; впоследствии оказалось, что это и есть один из зубцов глубокого кратера Узона. Долина Четвертой речки суше, чем долина Третьей, и выше разбивается, ответвляя направо (от устья) широкий, но короткий рукав с озером.
   Плохих и Белов с раннего утра уехали на лодке за убитым ими 13 августа медведем. Они нашли своего медведя на мысу, где оставили его, целым и невредимым, и взяли его шкуру. Водный путь оказался гораздо короче, чем пройденный нами сухопутный.
   В. П. Савич ловил планктон и вообще занимался более озером, а я должен был съездить на рекогносцировку, взяв с собой Силушина. Мы поехали верхом вверх по сухой террасе между Третьей и Четвертой речками. В версте от стоянки видно, что влево, в долине Четвертой речки, лежат два красивых озера у мыса, отделяющего долину от ее левого распадка.
   Оба озера -- именно в этом распадке. Терраса здесь настолько неширока, что мы, объезжая слабо врезанные в ее поверхность вершины боковых оврагов, подъезжали то к правому, то к левому ее краю. Долина Третьей речки, пересеченная последним переходом, принимает многочисленные боковые овраги, верховья которых постепенно выклиниваются, приближаясь к ровной поверхности террасы. Пересекают увал только совсем плоские понижения со следами вешних вод.
   Теперь с высокого, открытого места это плато террас кажется очень обширным, открывая вид на все окраины озера.
   Теперь кстати вспомнить, что первые сведения о Кроноцком озере доставил еще Крашенинников (стр. 61) {* Имеется в виду труд С. П. Крашенинникова "Описание земли Камчатки", том. II. -- Прим. ред., 2008 г.}, хотя и не был на нем. Он говорит, что озеро "называется Кроноцким и в длину верст на 50, в ширину на 40 верст почитается, а от моря на 50 верст расстоянием. Вокруг его стоят высокие горы, из которых однакож две находятся по сторонам верхнего устья Кродакыга, знатнее прочих; первая, которая по северную сторону, называется Кроноцкой сопкой, а другая без имени. И понеже сия последняя наверху плоска, а близ ее есть небольшая острая горка, то камчадалы почитают оную за верх плоской горы и сказывают, будто гора Шевелич, которая на том месте стояла, где ныне Кроноцкое озеро, поднимаясь с места, оперлась о помянутую гору и сломила с нее верхушку". Эту-то безымянную гору П. Ю. Шмидт и предложил называть горой Крашенинникова, что, конечно, можно только приветствовать.
   В обнажениях сложной сети оврагов, прорезающих плато, единственной породой является тот же легкий серый туф, или шлак, что и на озерных мысах; можно думать, что и все плато между озером и горами этой стороны образовано им одним. На плато разбросаны там и сям редкие деревья белой березы и лиственницы, изуродованные сильными зимними ветрами, группы карликовой березки, группа кедровника, более густого по кромкам откосов и особенно по мысам, которыми заканчиваются отдельные участки плато между оврагами. В обоих растительность скудная, и только по линиям весенних водомоин есть участки высокой и свежей травы.
   Подъехав к краю обрыва над долиной Четвертой Кроноцкой речки (Тауншицевой), можно видеть, что у двух зеленых, хотя и не глубоких озер, о которых я уже упоминал выше и которые можно считать остатком озерного култука, только небольшой, скоро выклинивающийся распадок, главная же падь с речкой ушла правее. И в ней, прижатое к ее правому берегу, также видно небольшое чистое озерко. Оно неглубоко и с ровным каменистым дном, как и два первых.
   Цель поездки -- одинокая коническая сопка среди террасы, замеченная впервые со спуска перед переправой через Третью речку, -- осталась недостигнутой. Она отделена от нашей террасы еще очень глубоким, трудно проходимым оврагом; тем не менее видно, что это не отдельная сопка, как казалось издали, а как бы повышенный конец отрога, идущего со стороны Тауншица. У ее подгория кончается плато с его характерным растительным покровом и начинается всхолмленная местность с парковым лесом из каменной березы.
   17 августа мы переправились через Четвертую речку на лодке; речка не глубока, но составляющий ее дно вулканический песок настолько топок, что лошади и без поклажи перешли ее с большим трудом. Пока перевозились, я обследовал ту часть берега, где хорошо видны процессы заболачивания и надвигания суши на озеро. Левее устья реки, где суша, я насчитал 10 береговых валов, идущих один за другим параллельно берегу; все они сухи и поросли кустарниками и травами, оставляя в понижениях болотца или кочки, между которыми стоит ржавая, сильно железистая вода.
   Галька по берегу вся без исключения пемзовая или шлаковая. Ближе к устью речки галька исчезает и заменяется отмелями из песка и ила. За рекой, по середине которой продольно от находящегося в русле ивового острова до устья тянется длинная топкая мель, идет осоковое болото, к осени пересыхающее, а затем вся долина занята обширными зарослями вейника с большими кочками по пояс высотой и ржавой водой между ними. Там же, где вода сбыла, почва то одета мхами, то остается обнаженной. Ближе к озеру почва понижается и покрыта мокрыми лугами, идущими до самого берега (до воды), с частыми лужами гниющей воды.
   Еще накануне Плохих, ездивший на разведку пути, сообщил, что под самым обрывом террасы, по которому заманчиво извивалась медвежья тропа, есть глубокая канава, которую переехать нельзя и которую придется заваливать. Экскурсируя, я дошел и до нее и скоро убедился, что она получает воды с луговых болот по мало заметным трещинам и, следовательно, кверху должна выклиниваться. Удалось разыскать и сухой путь повыше полосы болот, где идет полоса тальников, указывающая на участки дренированной почвы. Благодаря всему этому мы уже всем караваном пересекли долину без всякой задержки и пошли по сухому лугу у самой почти подошвы обрывистой, крутой стены правее долины. Пройдя еще с версту, почти до траверса того мыска, который отделяет вправо распадок с двумя озерами, мы увидали полого спускающийся овражек и по нему легко поднялись на террасу с сухими лугами и кедровником, во всем подобную предыдущей. Пересекши террасу до ее края, я увидел следующую падь Пятой Кроноцкой речки (или речки Кихпинича) с большим озером голубой воды в каменных берегах и тундрами, причем скаты этой долины -- две стены скал -- и придают ей характер коридора. Не рискуя спускаться, я поехал вверх по террасе, лавируя между вершинами размывающих ее понемногу боковых оврагов. Далее, подъехав снова к обрыву, я увидел, что полоса заболачивания окончилась и по середине пади течет значительная речка, берущая начало, как потом оказалось, между горой Крашенинникова и Кихпиничем; однако спуститься было опять нельзя, так как скалы здесь почти отвесны, и мы поехали далее выше по террасе, которая стала значительно суживаться, а прорезывающие ее овраги врезываются все резче. Особенно развиты вершины оврагов, идущих вправо к Четвертой речке.
   Общее направление этого участка Кроноцкого дола S 160--190°; он сырее предыдущих, и на нем чаще попадается белая береза; есть и отдельные кусты ольховника. Чем далее, тем спина дола все более теряет характер террасы и приобретает характер горного увала. Появились каменная береза, рябинник, красная жимолость и другие растения, обычные для горных березников, и подлесок из ольховника и кедровника. Понемногу мы втянулись в сухую луговую долину между двумя березовыми увалами и уже думали, что этим путем подадимся сильно вперед, так как шли ходко, когда пошел сильный обложной дождь и вынудил подумать об остановке. Между тем было ясно, что на долу и увалах воды нет и стоянка будет слишком печальной. Поэтому мы свернули влево, к долине Пятой Кроноцкой речки, пересекли увал и спустились в ложбину по верховью одного из оврагов Пятой речки и пошли ею, затем свернули еще левее и спустились пологим оврагом почти прямо назад относительно прежнего направления пути. Ложбина окончилась еще на большой высоте над долиной, но здесь нам попалась хорошая медвежья тропа, следуя которой среди кедровника и голубичника и преодолев под конец чрезвычайно крутой спуск, мы сошли в широкую, но короткую боковую долину с плоским тальвегом. Спустились мы уже выше той полосы, где долина представляет собой прежние заливы озера, и тальвег оказался сравнительно очень сухим и позволил легко перейти из боковой долины в главную к речке, которую мы также легко перешли по твердому дресвяному грунту с галькой и пошли вверх по узкой уже пади, все еще имеющей крутые и частью скалистые стены. Тальвег довольно ровный, обширный и плоский, с сухими луговинами и площадками ивняков. Здесь-то все усиливающийся дождь и заставил нас остановиться на лужайке между двумя истоками речки, прижатыми к краям долины. Растительность этой долины, хотя все еще очень незначительно поднятой над уровнем Кроноцкого озера, уже много пышнее прибрежной, так как имеет хорошую защиту от ветров и больше влаги. По склонам долины местами выдаются большие серые утесы плотной лавы. Здесь мы оставляем побережье Кроноцкого озера и начинаем подъем к горе Крашенинникова.
   Таким образом, мы обошли почти весь западный берег Кроноцкого озера. На этом расстоянии в него впадает пять речек значительной величины и имеется пять глубоких закрытых заливов. Весь этот берег обрамлен обширной горизонтальной, идеально ровной террасой, разбитой долинами речек и их притоков, а также заливами на отдельные мысы. Террасы эти прежде всего наводят на мысль, что озеро некогда было больше; например, в том случае, если бы исток Кродакыга был заперт, скажем, лавовым потоком, оно должно было поднять свой уровень как раз на высоту такой плотины; в это время волны озера могли смело выработать эту террасу. Впоследствии вода прососала плотину, открыла себе выход, и уровень понизился, оставляя террасы открытыми взорам. Против такой гипотезы можно выставить лишь одну еще, однако менее вероятную, -- это признать террасы за остатки дола, т. е. плоской возвышенности, сложенной лавами и рыхлыми продуктами извержений; такие долы обычно имеют ровную поверхность; однако почему этот дол особенно ясно связан с берегами озера и теряет свои свойства в стороне от него и каким вулканом он образован?
  

Глава XXII
ГОРА КРАШЕНИННИКОВА

  
   18 августа с утра все еще дождь, и только к часу дня стало сносно, и мы тронулись. Пройдя около версты вверх по речке среди ивняков и ольх и пересекши площадку старых задернованных галечников с сухим руслом, мы увидали, что здесь сходятся три приходящие сверху долины; речка выходит из левого (сверху) ущелья. Пройдя еще версту узким ущельем с массой камней, частью по руслу камней, частью по самому руслу речки, стесненному утесами и кедровником, мы воспользовались участком ущелья, где справа примыкает несколько пологий склон, и поднялись на гребень через манивший, как казалось, удобствами пути березовый лес. Однако верх этого кряжа оказался узким гребнем и зарос, кроме того, сплошной чащей кедровников и ольховников. Мы рассыпались по гребню, ища перехода, но скоро убедились, что впереди непроницаемые и притом очень крупные кусты кедровника, через которые никогда не пробраться, и спустились влево (восточнее) через березник до сухого лугового дна соседней долины. Падь небольшая, чистая, со следами вешних вод по самой лишь оси тальвега; ею мы шли еще с версту и, достигнув вершины ее, перевалили в следующую на восток падь еще левее. Близ этого перевала, как то случалось уже и в предыдущие дни, спугнули целое стадо северных оленей, которые, подпустив нас очень близко, спаслись затем быстрым бегством в гущину леса.
   Вскоре мы подошли к соединению двух сухих падей с руслами вешних вод и пошли сухой долиной, левой из них. Ее также исчерпали версты через две, причем она становилась все уже и все ближе обступали ее рощи каменной березы с густым подлеском. Несколько раз на этом пути выбегали олени, испуганные нашим шествием. У конца долины я, ехавший на полверсты впереди каравана, пешей разведкой осмотрел прилегающие склоны и убедился в необходимости взять еще налево (восточнее), почему мы и вышли наверх, на гребень, опять-таки лесистый, и спустились на О в более широкую падь со следами деятельно разрабатываемого вешними водами, но совсем еще молодого русла, теперь совершенно сухого. Здесь начали попадаться понемногу альпийские растения; так, золотистый рододендрон, провожавший нас уже с утра, теперь превратился в густые заросли.
   После подъема еще верст на пять все той же падью, между грядами каменного березняка, мы вышли на вершину, где падь разбилась на несколько плоских ложбин, разделенных холмами с субальпийской луговой флорой. Березняки исчезли и заменились на гребнях ольховниками. Впереди не загороженные более лесом замаячили горы с округлым, мягким гребнем и пятнами снега. Пройдя еще версты две, мы перевалили небольшой кряжик и очутились на краю очень глубокого оврага, по дну которого далеко под ногами чернело русло той же, по-видимому, речки, по которой мы шли сегодня утром. Мы свернули влево и, немного спустившись, стали на средней из трех вершинок речки, притока только что упомянутой. Стоянка -- на луговой терраске, над мутным горным потоком, теперь мало видным у группы последних на подъеме березок.
   Главная падь все еще очень глубока; с почти отвесными стенками и скалистыми выходами в них; по-видимому, конец ее еще не близок. Падь стоянки невелика; выше ее речка идет узким, хотя и неглубоким ущельем, где наворочены большие груды камней, глыбы земли и дерна, куски кедровника и пр.; повыше этого места разрушения вода речки скатывается с обрыва-уступа, образованного скалистым порогом, прорезывающим рыхлые массы пемзы, дресвы и пр., из которых сложены склоны долины. Порода этого порога (рис. 78) резко различна по правую и левую сторону от прорезающего ее русла; слева слоистость ее вертикальная, справа -- горизонтальная, с известковыми накипями по поверхности. Это, по-видимому, часть старого лавового излияния, засыпанного впоследствии рыхлыми продуктами извержений. По определению С. А. Конради, порода эта "плотная, с резкой плитняковой отдельностью, макроскопически однообразно серая; выделения плагиоклаза и авгита очень редки. Под микроскопом: флюидальная основная масса из преобладающего плагиоклаза и подчиненных количеств мелких зернышек авгита и магнетита; стекла содержит очень мало. В выделениях первой генерации зональный со включениями стекла плагиоклаз и зерна авгита с резорбированными краями. Ее следует признать за авгитовый андезит (основная порода)". Это определение одинаково относится к породе по обе стороны водопадика.
   Третья правая вершинка речки теперь сухая, с галечниками и залежами шлаков, лапиллей и дресвы.
   19 августа уставшие от подъема лошади получили дневку, а я с Б. Беловым отправился вверх по сухой речке на рекогносцировку дальнейшего пути. Мы были уже выше 2800 фут. над морем и, очевидно, должны были скоро выбраться из котловины Кроноцкого озера на какой-либо водораздел между ним и океаном. Но так как мы шли все время, после того как оставили берега озера, лесом, где было трудно ориентироваться, то теперь и было необходимо выяснить, куда именно мы попали. Сначала мы поднимались узким галечным тальвегом с луговинами по сторонам. Ольховники по обоим гребням уздой долины идут непрерывной цепью. Выше русло расширяется, и в нем кое-где появляется струйка воды, связанной, очевидно, с таянием снега. Из-под ольховника справа выступают белые пемзовые россыпи. Русло загромождено камнями оползней и землей; много боковых распадков. Подъем очень постепенный, круче лишь на самом верху, где уже оказались залежи снега, лежащие по склону. Выше их -- большие, гладкие с поверхности толщи черной дресвы и черных и красных лапиллей. Осыпи последних очень круты и рыхлы, и идти по ним крайне трудно: они почти голы, давая изредка приют лишь одиноким альпийским травкам, как, например, Oxyria digyna. Затем правильной горизонтальной лентой идет выше рыхлых осыпей карниз из плотной лавы, выше которой склон по ложе и расположены луга и группы ольховника. Мы, очевидно, на склоне какого-то вулкана. Тем интереснее достичь вершины. Перейдя полосу ольховников, мы поднялись на гребень с лишайниковой тундрой. Самый гребень как будто идет к Кихпиничу, но отделен от последнего падью. В это время туман рассеялся, хотя идут все новые и новые его волны, быстро подхватываемые ветром; горизонт все еще закрыт. Если смотреть вниз от гребня, то между ним и конусообразной горой, виднеющейся впереди и которую я счел сначала за Кихпинич, глубоко внизу лежит обширная площадь с массами каких-то причудливых гряд и других нагромождений и озером направо. Далее туман еще поредел, и стало видно, что гребни и конусы внизу -- это черные лавовые потоки, в промежутках между которыми лежат еще пятна снега. Гора впереди совершенно красного, хотя и темного цвета. Если сопоставить все элементы раскинувшейся у ног величественной картины, то ясно, что впереди возвышается современный вулканический конус, притуплённый на верхушке и вместе с тем как бы заместивший собой один из зубцов старого разрушенного конуса, другим зубцом которого является наш гребень, а третий лежит левее и казался нам ранее с озера одинокой островерхой скалой. Гребень обрывается вниз в провал старого кратера почти отвесно, а местами даже и навесно, с определенным уклоном, соответственно тому, который имеют обычные склоны вулканических конусов Камчатки. В наиболее низкой своей седловине слева он также отвесен, а еще левее идут крутые голые скалы, между которыми виден прорыв, обращенный к Кроноцкому озеру (вероятная вершина Шестой Кроноцкой речки), куда сливаются все кратерные воды этой горы. Между главным конусом и островерхой скалой, обращенной к морю, уходит еще узкое ущелье, но есть ли и там речка, я не мог убедиться. Слышен сильный шум воды, который сначала мы приняли за доносящийся с моря шум прибоя, но потом оказалось, что шумят потоки, низвергающиеся с боков главного конуса, на котором еще есть полосы снега. Мы прошлись еще по гребню, пока я не выяснил себе общую характеристику кратера и его стенок и не наметил пути, по которому лошади могли бы спуститься вниз. Вернулись к лагерю мы падью речки, где водопадик, держась направления W 270°. Сначала мы шли, однако, другой, параллельной ей и много большей падью, может быть составляющей даже главный исток Пятой Кроноцкой речки, так как она началась прямо от седла между зубцами кратерного гребня. Всюду здесь мощные толщи рыхлых продуктов извержений, благодаря чему русло быстро вырабатывается и углубляется. Часть его скрыта под двумя мощными снеговыми полями, ниже которых путь затруднен раскисшими оползнями, и мы перевалили через небольшой кряж в долину водопадной речки. Рыхлая масса вулканических выбросов по всем этим руслам легко размывается вешними водами и ползет вовсю; нередки и значительные обвалы. По склонам выше полосы разрушения частью хорошая луговая поросль, частью ольховники.
   Итак, общее направление нашего пути по западному берегу Кроноцкого озера соответствует тому румбу, под которым мы впервые увидали с берегов озера середину горы Крашенинникова, т. е. SO 147°, и теперь мы стоим на этой горе.
   20 августа мы всем караваном по выбранному вчера направлению взошли на передний гребень горы Крашенинникова. Сначала мы шли по более удобному руслу сухой речки, потом выбрались наискось на луговой склон левее ее, перешли речку у стоянки (водопадную) в ее вершине и по увалу между ней и следующей речкой выбрались на чистую тундру, откуда этот исток начинается.

0x01 graphic

   Ha NNW видны сквозь тучи последние вершины Валагинского хребта под 320°; от них справа к озеру отходит еще длинный низкий кряж. Среди дола видно одно значительное озерко, которое кажется округлым. С тундровой седловины спуск внутрь кратера невозможен, и мы повернули вправо; последовательно перешли второй, третий и четвертый зубцы, разделяющие широкие седловины. На каждом зубце приходилось немало еще повозиться, прежде чем найти спуск с гребня его на следующую далее седловину. При подъеме на третий, самый высокий зубец долго шли дресвяными обнажениями и площадками из белого пемзового песка. За четвертым зубцом оказалась седловина, уже настолько глубокая, что по ней мы свободно спустились до самого дна кратера.
   Очутившись в кратере, мы стали искать воды и, найдя ее, устроили стоянку у западного края кратера, между его отвесной стенкой и беспорядочными нагромождениями лавы, на ровной глинисто-каменистой площадке, близ залежей снега и образовавшихся от его таяния прудов с чистой холодной водой. Избыток этой воды стекает под лавы и, вероятно, там через какие-либо промоины находит себе дорогу к северной или северо-восточной части кратера, как и все его воды.
   Часть своих метеорологических инструментов я разместил, пользуясь трещинами отвесной лавовой стенки, часть на кольях у палатки, рассчитывая произвести здесь сравнительные наблюдения, и отправился обозревать кратер.

0x01 graphic

   С большого конуса восточного края кратера с большой высоты идет значительная, круто падающая, шумливая речка, которая разрушает наносы у подножия конуса и, прорыв в них глубокую долинку, растекается по черной дресвяной равнине кратерного дна и частью всасывается ею; далее остатки уходят под лавы. Большой конус со стороны кратера крайне крут, красный, сильно осыпающийся; порода, его составляющая, похожа на кирпич (шлак). На глинистой площади, ровной, как скатерть, и расположенной в южной и юго-западной частях кратера, попадается кое-где шлаковая галечка. По-видимому, в весеннее время вся эта площадь превращается в плоскодонное мелкое озеро, а к осени пересыхает. Она-то и показалась мне озером, когда я смотрел на нее впервые с гребня и на солнце блестела вода там, где разлив сбегающей с горы речки. То, что глина здесь всюду разбита глубокими трещинами на многогранные столбики, ясно показывает, что она бывает покрыта водой и затем сильно пересыхает; кроме того, на окраине лав и по подножию кратерного кольца у глинистой равнины всюду намыта полоска дресвы в виде настоящего берегового вала. Теперь равнина эта похожа на солончаковую степь благодаря кочкам различных злаков и кое-каким редко разбросанным по ее периферической части другим растениям. На черной дресвяной площади ближе к подножию конуса не растет буквально ничего, но ближе к лавам или же у самого подножия конуса она покрыта отдельными дерновинками различных альпийских многолетников. Ширина кратера около двух верст, длина -- около трех. Лавовые поля по дну его доходят до северного края, и возможно, что там они выходят за его пределы, направляясь к озеру, к истоку р. Кродакыг. Не могли ли они некогда, спустившись к истоку, преградить его и создать плотину, достаточную для подъема воды в озере до высоты террас? Тогда вода должна была бы переливаться через лавы и легко могла образовать водопад, о котором Крашенинников и Дитмар сообщали со слов жителей, что он падает столь отвесно, что под ним можно ходить, как под Ниагарой. Затем вода должна была промыть себе глубокое русло, разрушая плотину, и мало-помалу озеро должно было вернуться к прежнему уровню. Обо всем этом предоставляю судить товарищам по экспедиции, П. Ю. Шмидту и С. А. Конради, которые сами были у истока.

0x01 graphic

   На W через седловину между зубцами кратера хорошо виден Тауншиц. На южном гребне, близко к Кихпиничу, большие осыпи белой пемзы, которые попадались сегодня и снаружи от кратера на пути к нему.

0x01 graphic

   Вечером при свете костра бивак наш, окруженный черными массами лавы, имел весьма своеобразный вид. Всю ночь ясно слышен был шум скатывающихся с конуса в кратер камней и шум воды, так как снега, по-видимому, и ночью продолжают таять. Слышен также свист евражек.
   21 августа я с утра отправил Плохих и Белова на разведку путей к морю и кратеру вулкана Узон. Сам же я занялся специальным изучением растительности лав в порядке их заселения. Среди лав в глубоких оврагах еще много снега, или озерки с чистой водой, или, наконец, глинистое ровное дно после ухода воды. Местами полуразрушенные глыбы лав имеют форму остатков кровли гигантских пузырей, выдутых в их толще скоплениями паров и газов. Самые лавы идут грядами, разделенными системой параллельных рвов, причем и те и другие сильно завалены дресвой. На каждом из гребней можно видеть отдельные, часто высокие кекуры (скалы) различных причудливых форм. По краю кратера, у подножия его, между скалами и грядами лавы идет глинистый лог, местами заваленный обломками осыпей и массами сухих сучьев кедровника (рис. 82), свалившихся с разрушенных стенок кратера. Местами видно, что ополз целый склон; ближе к краю лавы влажнее (более затенены), больше снега в провалах, а на дресве больше альпийских луговых трав.

0x01 graphic

   Разведчики не нашли Узона, а путь к морю открыли. Они наткнулись на целое море лавовых потоков и выяснили, что идти можно только у самого подножия Кихпинича, причем спустились до начала сплошных зарослей ольховника, через которые нам придется прорубаться.
   22 августа мы сняли стоянку за лавами и пересекли южную, равнинную часть кратера. Я успел еще облазить часть внутреннего уклона кратера; здесь, между камнями крутых, часто нависших склонов, зеленеют большие подушки Diapensia среди покрасневшей уже листвы карликовых ив (Salix cuneata и др.) и альпийской толокнянки; вообще растительность представляет собой смесь лишайниково-кустарниковой тундры со следами кустарниковых зарослей субальпийского пояса. Южная часть кратерного дна более густо заросла дерновинами злаков, сильно обглоданных дикими животными.
   Направление пути от стоянки к тому понижению гребня, где мы выходим из него, SO 140°; навстречу из ложбин, прорезывающих гребень, идет целая сеть глинистых следов от дождевых потоков, теперь сухих. Справа у подошвы склона хорошо выражена полоса прибойных намывов, ясно указывающих на то, что весной здесь озеро. Со всех зубцов сбегают тогда в него потоки снеговой воды, оставляющие на своем пути широкие выносы мелкой пемзы, дресвы и пр.

0x01 graphic

   Дойдя до конца озерного дна, мы свернули вправо на SW 210°, так как за видимым мягким перевалом ближайшего к морю края кратера, по данным вчерашних разведчиков, открываются обширные, голые, совершенно непроходимые для лошадей кекурники (лавовые поля). По-видимому, это излияния верхнего кратера горы Крашенинникова, отсюда совершенно незаметного, но хорошо видимого со стороны морского берега. Мы прошли по одному из наиболее длинных заливов весеннего озера и легко по пологому глинистому оврагу вышли на гребень кратера. Теперь перед нами расстилается обширная, почти белая от пемзы равнина, изрезанная глубокими вершинами оврагов, спускающихся к падям Четвертой и Пятой Кроноцких речек вправо и к морю влево. Сравнительно недавно вся эта площадь была завалена мощными толщами мелких продуктов извержений, может быть, из двух, трех или даже четырех кратеров разом. Растительность еще не успела овладеть территорией и образовала лишь ряд сетей из маленьких и узких гряд ольховника и кедровника, шикши и брусники, золотистого рододендрона и альпийских трав. На площадках из лапиллей и гари растительность нередко образует правильную сеть, в петлях которой селятся затем лишайники. Береза (Betula Ermani) на всем переходе замечена только одна, и то сильно изуродованная ветром и не выше 2--3 фут.
   Приблизительно на середине расстояния между горой Крашенинникова и Кихпиничем тянется целая полоса отдельных сланиковых пятен, попадающихся изолированно и на других местах.
   Теперь мы оставили гору Крашенинникова и стали приближаться к линии вулканов, отграничивающих котловину Кроноцкого озера с SW.
  

Глава XXIII
УЗОН, КИХПИНИЧ И СЕМЯЧИНСКИЙ ДОЛ

  
   Спускаясь с горы Крашенинникова на юг и стоя к ней спиной, видишь перед собой полевее огромный черный, с обильными снегами массив Кихпинича, прямо напротив -- тянущийся вправо от него ровный округлый кряж, еще правее переходящий в подъем к Тауншицу. У подошвы Кихпинича поправее есть еще небольшая двуглавая сопочка, от которой вдоль самой подошвы Кихпинича идет глубокий, непроходимый овраг, собирающий воды со склонов.
   Я выбрал направление прямо на юг, на гребень, который, по моим предположениям, мог оказаться гребнем кратера Узона, немного правее двуглавой сопочки. Медленно двигались мы, лавируя между оврагами или переходя их, в зависимости от крутизны склонов; шли, поднимая столбы мелкой белой пыли. Благодаря этому движение каравана походило на путешествие по иссохшей песчаной пустыне, хотя на некоторых склонах почва и была более глинистой. В час дня мы как будто перестали спускаться по общему наклону равнины к югу и перешли пологий большой овраг, идущий вправо к вершине Четвертой Кроноцкой, или Тауншицевой, речки. Так как таяние снега уже закончилось, то в русле видны были только незначительные следы воды; гальки мало, да и то это скорее обломки лавового камня, чем правильная речная галька. Если обернуться назад, то влево хорошо видна широкая полоса черных лав горы Крашенинникова с сильно кекуристой поверхностью, а прямо сзади, через зубцы кратера Крашенинникова, на середине его высится Кроноцкая сопка.
   Через полчаса мы пересекли вторую вершину Тауншицевой речки, глинистое, безводное, широкое ложе оврага с обломками лав по дну. По-видимому, этот дол, заваленный когда-то массой пемзы и других вулканических выбросов, почти белый от них, был довольно ровным, но потом вершины речек стали, понемногу разрабатываясь, врезываться в него и теперь совершенно изрыли ровную когда-то поверхность. Водораздел между оврагами, идущими в сторону Кроноцкого озера, и оврагами, идущими к морю, крайне узок и очень неправилен, представляя собой извилистую линию. Весной здесь, по-видимому, масса воды, и тогда движение должно быть более трудным.
   Перейдя еще участок дола, мы взяли немного вправо и должны были перейти еще глубокий овраг, сильно заваленный обледенелым снегом, среди которого есть отдельные прудки зеленоватой воды с ледяным дном; за ним пошла гряда лав, но лав, сильно пересыпанных дресвой и лапиллями, образующими между отдельными кекурами правильный, хотя и извилистый проход с ровной поверхностью. Пролавировав между ними, мы пошли снова дном широкого и плоского оврага, почти безводного, и им вышли к гребню, на который поднялись уже легко.
   Теперь, когда все трудности перехода остались позади и цель его была перед глазами, меня постигло жестокое разочарование: Узона, каким я его себе представлял по описанию Дитмара, не было и следа. Сам, то плоский, то закругленный, широкий, мягкий, как бы оплывший гребень, на который мы теперь взошли, одетый альпийской тундрой и обычно сопровождающими ее группами кедровника и ольховника, мало походил на гребень кратерного кольца. Слева высился снеговой массив Кихпинича с ясным, синеватым фирном на середине. Впереди две большие глубокие пади, разделенные значительной горой. Левая падь, очень глубокая, со стенами, которые ниже быстро становятся отвесными, идет прямым ущельем вдоль подножия Кихпинича на юг, начинаясь прямо под фирном; правая начинается целой сетью ложбин с пемзовыми обнажениями и все увеличивающимися по мере спуска массами ольховника и идет вниз до начала лесков из каменной березы, видных вдали, уже невдалеке от пемзового гребня, который проходит прямо на юг от нас, параллельно нашему. Наконец, вправо, повышаясь, идет продолжение того же гребня, на котором мы теперь стоим. Разочаровавшись в надежде сегодня же ночевать в Узоне, я разбил лагерь тут же на небольшой луговой площадке. В. П. Савич, взяв еще двух человек, пошел на охоту, так как мясные запасы наши уже окончились, а я отправился вправо на W по гребню на разведку дальнейшего пути.
   По склону гребня, прорезанному лишь лотками пологих, мелких логов (весеннее таяние снегов), раскинулась луговая тундра. Выше стоянки гребень расширяется и становится суше; растительность не сплошная, а сетью, в петлях правильно расположенной сети камешков, лежащих в верхнем слое почвы. Далее все резче выражен характер сухой лишайниковой тундры, хотя у начала наиболее высокой части гребня есть еще два-три кустика ольховника. Идя далее гребнем и немного спустившись, я увидал Узон. Это большая круглая впадина с плоским дном и высоко поднимающимися в двух местах столбами белого пара. В правой (северо-восточной) его части лежит оставшееся неизвестным Дитмару круглое синее озеро (см. рис. 88 и 89), по форме своей ясно соответствующее небольшому внутреннему кратеру. Левее блестит другое большое плоское озеро, из которого вытекает речка. Вся котловина вытянута в юго-западном направлении; так как она очень велика, то деталей сверху не разглядеть.
   Отсюда на SSW 190° видна пилообразная вершина какой-то большой горы, напоминающей своими стрельчатыми зубцами готический собор; она выдвигается из-за лежащего на юг от нас высокого плоского дола (впоследствии выяснилось, что это Большой Семячик).
   Пейзаж по обе стороны гребня грандиозный; на SW лежат заливы Кроноцкого озера с их сложной береговой линией и устьями речек. Ближе -- плоский дол к западу и юго-западу от озера с извилистыми линиями оврагов и пятнами снега в более возвышенной части. Направо -- правильная линия краев нижнего кратера горы Крашенинникова с его высоким левым краем, несущим, как два глаза, два пятна снега. Еще правее -- море; длинный увал с пятнами снега тянется справа от Кроноцкой сопки, отграничивая сзади залив. В бинокль видны белая линия прибоя и спокойная вода за нею. Морской берег пологий, с озерками посреди типичной тундровой полосы. Правее моря -- мощная группа Кихпинича с правильным конусом слева (в сторону горы Крашенинникова) и длинным, несущим фирны гребнем прямо перед нами. Левая часть этого гребня ярко-красная (андезитовый шлак), правая -- ярко-белая (каолин). Еще правее -- глубокое с отвесными стенками ущелье верховий речки, выходящей от правого подножия Кихпинича в приморскую равнину, и, наконец, за долом -- Большой Семячик с темным пильчатым гребнем.
   В. П. Савич ходил на охоту к началу левой глубокой пади, отделяющей подошву Кихпинича от невысокой каменистой горы правее его. Здесь он выследил в утесах стадо горных баранов и двух из них доставил в лагерь. В самом ущелье он нашел могучую фумаролу и горячие ключи, около которых почва накалена, покрыта выцветами серы и совершенно бесплодна, поодаль же высокие заросли вейника. Эта фумарола -- одна из сильнейших, какие мы видели.
   Пройденная сегодня нами равнина между горой Крашенинникова и Кихпиничем очень типична. Рыхлый белый или очень светлый вулканический песок, который ее покрывает и при движении вздымается столбами пыли, безводие с временными лишь руслами, растительность, разбросанная островками, -- все это создает иллюзию пустыни. Почва ее впитывает воду, как губка, быстро просыхая и создавая для растений вполне ксерофитные условия.
   23 августа утром мы хорошо увидали большую фумаролу Кихпинича; густой столб белого пара с шумом поднимается из узкого ущелья. Мы прошли вправо по гребню к Узону и, подойдя к кратеру, стали обходить его справа, ища спуск, так как гребень и полог, и широк, зарос лужайками и группами ольховника, а спуск с него, всюду возможный в сторону дола, в сторону кратера почти везде отвесен, хотя к нему и близко подходят вначале какие-то идущие со стороны Кихпинича увалы (как бы грязевые потоки, извергнутые Кихпиничем и затем застывшие в виде холмов и кряжей). Наконец мы вышли к седловине, с которой в обе стороны, т. е. и к Кроноцкому озеру, и в сторону кратера, идут пологие овраги -- вершины речек. Здесь В. П. Савич убил еще оленя из пасшегося на лугу небольшого стада их. Теперь мы стали спускаться; падь спуска, единственная на всей северной и восточной сторонах Узона, проходит среди рыхлых толщ дресвы, камня, лапиллей и пр.; русло ее теперь сухое, каменистое, по стенкам частые, крупные оползни; местами еще сохранились залежи снега. Пройдя с полверсты, мы спустились на открытую площадку с прекрасной травой альпийских лугов; кругом же по склонам появились ольховники, среди которых кое-где есть и каменная береза. Затем опять то крутые, то пологие спуски по руслу речки, теперь уже несущему воду до самого берега того круглого кратерного озера с синей водой, которое я прежде всего заметил, смотря накануне в Узон с гребня. Котловина этого озера очень правильная, воронкообразная, с крутыми стенками, сажен около 10 вышиной. Только в двух местах с восточной стороны правильность этих стенок нарушена узкими падями впадающих в озеро небольших речек. На середине лавовый остров (см. рис. 88) с шапкой ольховников и полосой лишайниковой тундры вокруг нее. Падь спуска заканчивается у озера песчаным пляжем, где есть даже у самого устья группа тальников. Мы с В. П. Савичем прошли до самого берега и, проехав по нему (у воды) до следующей пади, параллельной, кстати, пади спуска, опять поднялись навстречу каравану, который, не доходя озера, стал переваливать подходящую к нему с востока возвышенность, чтобы войти в главную котловину Узона. Поднявшись, мы скоро встретили еще речку, текущую как раз к фумаролам главной котловины, и по ней спустились на сухую травянистую тундру, сменяющуюся ниже слегка болотистыми лугами с прекрасной свежей травой и разбросанными кое-где небольшими прудами. Перейдя луга и бегущую по ним речку, мы вскоре вынуждены были лавировать между глинистыми холмиками, избегая опасных для лошадей мест с сильно нагретой почвой и вырывающимися кое-где струями пара. Так мы дошли приблизительно до середины Узона и стали лагерем поблизости главного ключевого поля, или поля вулканической деятельности, как его называет Дитмар.
   Стоянка расположена среди луга, с отдельными взрослыми, но невысокими березами, на несколько возвышенном месте, среди поля горячих ключей, охватывающего ее, хотя и с перерывами, почти со всех сторон, кроме северной. Ключи очень велики. Главное ключевое поле ровное, совершенно лишенное растительности и все сильно нагретое, занимает площадь не более десятины. Оно несет несколько сот отверстий, из которых бьет или жидкая серая глина, или вода с различными примесями, особенно с различными окислами серы, оставляя то белые, то желтые, то черные выцветы кругом ключа, то с примесью глины, то с примесью извести или железа, то, наконец, из отверстия с шумом вырывается струя белого пара. Все это бурлит, кипит, прыгает вверх, отлагает твердые корки или выбрасывается комочками. Текут ручейки, сливающиеся у левого края (восточного) в довольно большое горячее озеро (см. рис. 84), где отстаивается и откуда бежит ручей уже не беловато-мутной, как в озере, а чистой горячей воды, сливающейся вскоре с речкой, по которой мы спустились в котловину Узона, и затем впадающей в центральное большое озеро. К последнему примыкает широкая полоса заболоченных лугов с многочисленными озерками и лужами, часто заросшими водяными травами.
   По берегам горячих площадей идет кайма из густой низкой травы (Heleocharis, Triglochin palustre); кайма эта то вымирает, если почва под ней становится перегретой, то надвигается на ключевое поле, если окраина его охлаждается.
   Далее к востоку от главного ключевого поля, отделенная от него небольшой цепью глинистых холмов, находится вторая группа ключей и фумарол (см. рис. 83), также значительная; она имеет свой сток в речку и отлагает много серы.
   Третья группа, у самого лагеря на NO, состоит из двух ключевых озер с глинистой, совершенно мутной, серой водой, разделенных узким перешейком из глины и окруженных бордюром из голубой, совсем жидкой глины и цепью глиняных (грязевых) вулканчиков по берегу. Часть глиняных кратеров уже разрушена; в других еще сильно кипит и булькает голубая глина. Вода в озерах сейчас, по-видимому, ниже среднего уровня, оставляя незалитой широкую полосу дна; то же замечено и по берегу пройденного сегодня кратерного озера.
   Вечером, когда все утихло, стал особенно слышен шум паров большого ключевого поля; он доходит до лагеря как шум порогов или водопада, и когда надвигается туман, то сильный запах сернистых соединений становится весьма ощутительным.
   Таковы были первые впечатления, за которыми пошли детальные наблюдения, потребовавшие почти трех суток жизни в Узоне и, конечно, всего не исчерпавшие. Все время мешало крайнее непостоянство погоды, по-видимому местного характера. Высокий северный край кратера как бы собирал дождь и бурю, которые налетали ежедневно по нескольку раз, особенно мешая фотографированию. Лошадей мы отослали на большие луга у восточного края кратера, где они и отдыхали все время.
   Ключи и фумаролы Узона можно разделить на периферические и центральные. Первые начинаются у северного края кратера под террасой, проходящей у подножия отвесной или даже слегка нависшей здесь стены гребня. Небольшое ущелье, в котором сверху из-под россыпи выбивается ручейками ключ с t 8,5°; далее ключ с бассейном около 2 саж. в поперечнике, сильно бурлящий, с высоким нижним краем и плоским верхним, с t 67°; ниже еще несколько ключей и глинистых источников, которые все вместе стекают в ключевое озерко, 2--3 саж. в диаметре, с t 65°, сильно бурлящее, с истоком, сбегающим в виде ручья в равнину, где он теряется в болоте. Глинистые стенки оврага голы или покрыты кое-где выцветами железа и серы, но без следа растительности.
   Второй ключ -- саженях в десяти севернее первого. Узкий овраг в стенках той же террасы, где выход паров почти уже прекратился. Отложения серы указывают на прежнюю значительную деятельность в этом месте. Теперь здесь лишь два совсем маленьких ключика с t 7,5 и 8,5° (т. е. это холодные серные ключи).
   Кроме того, в склоне этой террасы есть и еще в трех местах ясные следы потухших ключевых участков, заметных издали по своей окраске благодаря почти белой глине с отложениями серы и железа, но до сих пор лишенных растительности. Один такой участок находится в наружном склоне внутреннего кратера, заполненного теперь водами озера (см. стр. 295).

0x01 graphic

   Центральная группа ключей вся вытянута по речке, собирающейся из ручьев, которые приходят из оврагов, возвышенностей, лежащих между Кихпиничем и Узоном, и стекают в центральное озеро большой котловины Узона. Начинается она на NNO значительным ключевым полем на правом берегу речки, недалеко от озера. Сотни маленьких ключей с чистой на глаз водой бьют фонтанчиками. Сернистый пар вырывается из трещин; кругом твердая кора накипей, местами сверху прикрытых глиной. Температура воды здесь 80--84°, тогда как в речке, куда она сейчас же стекает, всего 16--17,5°; очевидно, что масса этой воды невелика. Эта центральная площадь уже описанная выше (см. стр. 295), благодаря тому, что ее пары, сгущаясь в холодном воздухе, образуют высокие белые столбы, и видна издалека с гребня. Она окружена глинистыми сухими холмами, увенчанными темными группами кедровника (см. рис. 91), которые образовались, как мне кажется, из старых потухших и отвердевших грязевых вулканов.
   Справа (севернее) от этой площади несколько отдельных ключей образуют небольшую боковую долину со свежей луговой зеленью, умеренно подогреваемой снизу. Долина эта, около 100 саж. длины, извивается среди глинистых холмиков. Первый ее ключ, лежащий выше всех других по течению их общего стока, с t 47°, не велик, около 1 саж. в поперечнике. Второй -- это пруд, с болотистыми берегами и t 27,5°, и вытекающая из него теплая речка с t 27--28°, сажен 20 длины. Сбоку в этот пруд изливается еще узкий ручей, который идет сверху из большого ключевого бассейна с t 65°; сверх того, по обоим этим ручьям есть еще мелкие ключи. Далее всюду идут оголенные от растительности места, образованные угасшими глиняными кратерами грязевых вулканов и ключами. С востока сюда примыкает еще мощная ключевая группа. Крайний к востоку ключ ее, сильно бурлящий, дал t 80°; от него и до края котловины, где возвышается оригинальная, резко заметная со всех точек Узона Белая гора, идет осоковая равнина с озерками, из которых многие еще сохранили форму ключей, хотя вода в них теперь и холодная.

0x01 graphic

   Сама Белая гора -- не что иное, как конец кряжа, тянущегося от Кихпинича и сильно размытого. Кроме белого каолинового кирпича, массивные обнажения которого сообщают горе ее яркий цвет, есть еще и розовый кирпич по всему ее склону россыпью. Гора эта сильно размывается весенними и дождевыми водами, неразрушенные же ее склоны одеты густым кедровником.

0x01 graphic

   Между горой и большим центральным озером болотистая равнина с озерками. Одно из них, с t 13,5°, сплошь заросло водорослью харой. Можно сказать, что от восточного края большой котловины Узона к озеру, занимающему юго-западную, более пониженную часть ее, идет слабо покатая, сильно заболоченная область с сырыми лугами, которые чередуются с осоковыми болотами, очень мокрыми и топкими. Площадь эта изобилует мочажинами, которые местами образуют как бы сеть, охватывающую своими черными петлями участки лугового дерна. Подход к озеру возможен лишь по колено или глубже в жидкой грязи между мелкими осоковыми кочками. Также и к речке, истоку озера, подходит эта мокрая равнина, и к речке, приходящей из восточного ущелья и принимающей в себя стоки горячих ключей.
   26 августа я предпринял поездку к западному периферическому полю вулканической деятельности в Узоне, как раз под наиболее высоким зубцом кратера (северным). Путь от стоянки идет болотистой тундрой, где под поверхностным намокшим слоем всюду чувствуется, однако, очень близко твердая почва. Самая тундра проходит среди глинистых холмов, всюду несущих на своих верхушках типичные группы кедровника. Пришлось также лавировать среди целой группы плоских озерков, разделенных узкими полосками болотно-лугового дерна на каком-то твердом основании. Затем, уже близко от северного края кратера, мы прошли между двух высоких холмов по ручью с t 20°; справа за холмом, увенчанным чахлыми березами, рябинником и кедровником, открывается ключевая площадь, центр которой занят горячим озером, около 10 саж. в поперечнике и очень глубоким, с отвесными, легко обваливающимися стенками, с большой примесью к воде голубоватой глины и t 73°. За ним несколько групп глиняных кратеров и несколько меньших групп крошечных глиняных вулканчиков, испускающих горячие пары. Над этой площадкой, ближе к стенке кратера самого Узона, высится холм, весь продырявленный отверстиями, из которых вырываются пары. Холм этот прорезан глубокими ущельями, также сильно парящими. По северному склону этого холма есть красивые друзы белых кристаллов гипса. Еще левее (WSW) -- два холма, также дымящихся на той их поверхности, которая обращена к горячему, центральному здесь пруду. За ним обширная площадь глины, недавно лишь начавшая задерновываться или еще оголенная, указывает на значительно большую площадь огня, еще недавно проявлявшего здесь свою деятельность.

0x01 graphic

   Спустившись с террасы горячего озерка, попадаем на обширный луг с массами касатика (Iris setosa), за которым у кряжика, одетого уже кедровником, лежит еще значительных размеров теплое озерко, около 20 саж. в поперечнике, с t 26°. Отсюда-то и вытекает упомянутый выше теплый ручей, указывающий дорогу к месту вулканической деятельности.

0x01 graphic

   Относительно центрального поля необходимо сделать еще следующие дополнения: вода нижнего глиняного озера на NO от стоянки, вблизи ее, имеет t 19,5°; в него стекает ручеек из верхнего глиняного озера, правая часть которого имеет крутые стенки, вышиной по 3 саж. и в одной из них есть глубокая воронка (см. рис. 87) с сильно кипящей и подбрасываемой кверху глиной, периодически издающей своеобразный звук. Когда подходишь к ней, то, не зная, что тут такое, можно подумать, что какое-то крупное животное ворочается и сопит в своем логове. От этого места к главному полю между глинистыми холмиками идет глинистая же долинка с несколькими миниатюрными грязевыми вулканчиками, расположенными то по одному, то группами и совершенно имитирующими большие вулканы, прямо как их модели. Здесь же есть и ключевой пруд с t 30--60° в различное время. В. П. Савич и рабочие устроили себе здесь купание и однажды, влезши в воду при t 36°, через несколько времени стремглав выскочили оттуда, так как температура пруда неожиданно поднялась и при новом измерении дала 55°.
   В западной части большого поля, за глиняными холмиками, лежит Большой Утиный пруд с t 20°, отделенный лишь узкой известково-глинистой перемычкой между двумя холмиками от наиболее горячего ключа, выбрасывающего воду временами на фут и более. Температура этого ключа, при совершенно чистой синеватой воде, 95° у поверхности, 99° в глубине его воронки и 92° у истока, по которому вода сбегает в небольшой прудок, густо заросший пленками осциллярий. В канавке стока жизнь появляется в виде налета на дне из колоний циановых водорослей и бактерий в полутора шагах от начала ее, при t 82--85°. Пруд ниже со многими горячими ключиками в стенках, t 32,5--45° в различных местах его.

0x01 graphic

   Сам Утиный пруд окружен глинистыми холмами с кедровником и несколькими березами. Он до 30 саж. в поперечнике, a t его 23°. Поверхность минутами прямо покрыта массами утиных выводков. Он был уже отмечен Дитмаром; в его дне есть небольшие теплые ключи, особенно у более крутых стенок его бассейна.
   Кратерное озеро, как я уже указал, отделено от остальной котловины высокими и крутыми стенками внутреннего кратера (такие кратеры в кратерах, если они действуют, носят в геологической литературе итальянское название "бокка"). В одном месте они почти соприкасаются со стенкой большого кратера, но и там ясно заметны как особое образование. По мнению В. П. Савича, который ездил по нему на лодке, оно имеет около версты в поперечнике и несколько удлинено с востока на запад. Стенки озерного кратера там, где они соприкасаются с кратером всего Узона, кажутся как бы террасой всего массива; высота их колеблется по всей окружности между 15-20 саж.; сложены они из рыхлых продуктов извержений, пологи с наружной стороны и круты с внутренней, хотя и доступны для подъемов и спусков к озеру. В общем котловина этого кратера напоминает воронку. Северный склон, сильно осыпающийся, порос кустарниками по местам овражков, которыми сбегают вешние воды. Остальные склоны поросли кустарниками уже сплошь: по гребню кратера -- кедровниками, а по склону ольховниками. Почва склонов везде очень рыхлая. Внизу -- полоса песка и гравия, совершенно лишенная растительности и, вероятно, заливаемая половодьем, до 2 саж. ширины. Попытка проехать на лодке на островок из лавы, возвышающийся посреди озера, не удалась благодаря внезапно поднявшемуся ветру и волнам, заливавшим лодку. Температура воды с лодки саженях в 20 от берега была у поверхности 5,5° (около 4 час. дня при t воздуха 10°). Глубина держится на 4-5 саж. от берега в пределах до 1 саж.; в 7 саж. она дает уже цифру 4 саж., а сейчас же далее -- 25 саж., после чего еще возрастает. Так как поверхность озера на несколько сажен выше дна большой котловины Узона, то возможно, что его воды, проникая в глубину по трещинам, могут играть некоторую роль при образовании горячих ключей.

0x01 graphic

0x01 graphic

   По внутреннему склону гребня Узона всюду видны массивные заросли ольховников и кедровников, сменяемые осыпями и луговыми полосами. Лишь местами у гребня и у вершины над западным полем вулканизма видны шлаковые и лавовые утесы, торчащие островками или выходящие пластами.
   Между восточным полем вулканической деятельности и большим центральным полем берега речки, принимающей в себя их воды, на значительном расстоянии несут желтые полосы отложений серы.
   Срединное озеро Узона было исследовано В. П. Савичем, объехавшим его на лодке. По его словам, "озеро имеет форму правильного овала, и длинная ось его почти совпадает с линией OW. В это озеро стекает большинство источников и ключей, причем с севера воды собираются в порядочную речку, которую хотя и можно перейти вброд, но дно которой, особенно ближе к устью, сложено из очень рыхлого вулканического песка и является весьма вязким. Северные берега озера представляют собой довольно широкую полосу топкого осокового болота. Самая кайма берега обрамлена плавающим дерном из болотных растений; у устья речки массы такого дерна отрезают от озера несколько замкнутых или с узкими проходами отдельных бассейнов, где массами держатся утки. Температура воды озера всюду отличается постоянством, кроме выходов горячих источников, бьющих часто и из дна самого озера, и была равна 11,5°. У горячих источников она выше; так, близ устья речки, западнее его, сгруппировано четыре выхода ключей, заметных издали благодаря столбам поднимающегося от них белого пара; подъехать к ним не удалось, так как дно здесь слишком мелко и густо обросло водяными травами. Приближаясь к ним, можно было, однако, констатировать правильное повышение температуры воды на полградуса на каждые две сажени, от 11,5 до 14°. Вброд также не удалось подойти, так как дно здесь топкое. Длина озера полторы версты при ширине около полверсты. Берега с северной стороны отмелые, и дно понижается очень равномерно и медленно, причем глубина достигает одной сажени и далее остается неизменной вплоть до противоположного берега, образующего высокий песчаный обрыв террасу". Рыбы В. П. Савич не видал вовсе, но уток было чрезвычайно много, и притом различных пород; было и несколько пар лебедей.

0x01 graphic

   Теперь сравним то, что мы видели в Узоне в 1909 г., с тем, что видел в нем Дитмар в 1854 г. Дитмар (стр. 640) спустился в кратер в юго-западном углу Узона и остановился лагерем у юго-западной стороны срединного озера. Отсюда он ездил к западному краю кратера, где, на расстоянии около 2 верст от лагеря, находится поле вулканической деятельности. Здесь (стр. 643) он видел место, около четверти версты в поперечнике, совершенно лишенное растительности. Множество плоских, совершенно обнаженных галечных и песчаных холмиков, с лежащими между ними такими же плоскими долинками, образуют почву этого места, из которого всюду, т. е. как из долинок, так и из холмов, поднимались многочисленные маленькие струи пара. На этих холмах и между ними всюду в большом количестве видны глиняные конусы, в которых при высокой температуре (74--86 °R, т. е. 92,5--107,3 °С) кипит и бьет бурным ключом жидкая и очень тонкая светло-голубовато-серая глина. Каждый из этих маленьких глиняных конусов имел в середине своей маленький кратер, в котором кипела глина; в некоторых она переливалась через край наподобие потоков лавы. Немногие (стр. 644) из этих маленьких кратеров имели в поперечнике 6 фут., другие открывались прямо без возвышения и имели один или несколько дюймов в диаметре. Высоту 2 фута превосходил разве только один из этих маленьких конусов. Число всех конусов на всем этом пространстве во всяком случае превышало 100. У подножия их находился умеренно теплый пруд. На внешней стороне конусов отливала прекрасным желтым цветом сера; можно было снимать целые таблицы ее в 3 дюйма толщиной и более чем в 1 кв. фут поверхностью. Большие (стр. 645) холмы в кратере Узона состояли из массы мелких черных камешков, вулканических бомб, отдельных обломков лавы и кусков лавового конгломерата, цементом которого, судя по твердости, была также лава. 7 сентября (стр. 646) Дитмар посетил второе место проявления вулканической деятельности, находящееся с восточной стороны большого котла и на север от срединного озера. Дорога идет по холмам из массы черных камешков и обломков лавы. На самом месте вулканической деятельности масса отдельных струек пара; в кратерах бесчисленных маленьких глиняных конусов переливалась через край также кипящая жидкая глина; с большой силой и значительным шумом оттуда вырывались струи пара. Все место деятельности занимает почти в четыре раза большее пространство, нежели первое такое место, и совершенно лишено растительности. Маленькие грязевые конусы и кратеры стояли здесь более группами (стр. 647) и близко друг от друга, между тем как большие возвышались обыкновенно по отдельности. Между этими последними попадались конусы, которые вместе с их помещением для воды имели в поперечнике 1, 1,5 и даже 2 фута (t° 52, 62, 65, 68, 71, 73 и 85 °R, т. е. от 65 до 106,2 °С).
   Так говорит Дитмар. Сравнивая его описание с приведенными выше наблюдениями моими и Савича, мы получили, что оба места проявления вулканической деятельности сохранились и даже, по-видимому, не сократили своей площади. Исчезли бесчисленные глиняные конусы, так как их сохранилось счетом не более 50, а также нет и тех обильных табличных отложений серы, которые видел Дитмар. С другой стороны, он не видал кратерного озера и Белой горы, не отметил внутри кратера озерных террас. Спуск и подъем на южный край кратера он описывает как чрезвычайно трудный, отвесный, а между тем теперь вся эта часть котловины Узона выполнена высокими холмами, сливающимися почти незаметно с кромкой Семячинского дола, и движение по ним легкое; возможно, что весь этот край кратера ополз. Наконец, вся котловина Узона, кроме вулканических полей, заросла растительностью; не видно ни залежей лапиллей, ни лавовых холмов.
   Попробуем теперь сопоставить все сказанное об Узоне. Если стать на один из холмиков у центрального ключевого поля, то видишь перед собой на N и NO резко выраженное кольцо высоких стен кратера; самый высокий, черный, скалистый и отвесно нависший зубец его лежит на NNW; у его вершины часто скопляются тучи, и оттуда приходят все шквалы и дожди местного происхождения, часто разражающиеся в кратере даже и в дни с устойчиво хорошей погодой. Нередко прямо глазами можно следить здесь за образованием дождевого облака. С восточной стороны от края кратера до прорыва речки, выходящей из Срединного озера к морю, часть котловины отрезана почти по прямой линии спускающимися со стороны Кихпинича пологими, округлыми увалами из белого и красного, сильно обожженного каолинового кирпича со шлаками, пемзой и дресвой, заросшими кустарниковой и травяной растительностью, среди которой попадаются и группы мелких березок (Betula Ermani). Эта цепь холмов изобилует и незадернованными белыми плешинами, резко бросающимися в глаза даже и издалека; кончается она эффектным обрывом Белой горы, на середине которой видна ярко-белая глубокая терраска, снизу кажущаяся местом выхода ключей или речки, на самом же деле размываемая только весенними водами, которые и смывают сверху белые потоки и осколки каолинового кирпича. Южная часть кратера не имеет ясного гребня, но от края высокого плато Семячинского дола идут полого спускающиеся холмы и кряжи, довольно глубоко прорезанные долинками ручьев и речек, нередко с оригинальными плоскими озерками. Северо-восточная часть кратерной котловины отделена замкнутой линией внутреннего кратера (бокки) с синим глубоким озером, украшенным на середине своей одиноким лавовым островком. Невысокая (около 2 саж.) терраска обрамляет внутреннее подножие кратерных стенок и напоминает о времени, когда вся большая котловина Узона была затоплена водами озера, спавшего после образования прорыва в юго-восточном углу кратерного кольца, что открыло избытку воды путь к морю. Остатком этого большого озера и является теперешнее плоское срединное озеро и прилегающая к нему полоса заболачивания, а равно и многочисленные озерки, разбросанные почти по всей площади котловины Узона и теперь понемногу зарастающие. Все это пространство украшено еще цепями холмиков, увенчанных темными коронами кедровника и образованных или непосредственно продуктами извержений, или же потухшими грязевыми вулканчиками, так как снаружи они все глиняные и никаких других пород в их боках, часто обнаженных, мне видеть не удалось. Лежащие к югу от озера более крупные холмы, по Дитмару, состоят из лавы и шлаков, но теперь и они с поверхности одеты или глиной, или дресвой и мелкими обломками пемзы, и лав не видно. Остаток вулканической деятельности проявляется особенно сильно в одном месте у подножия северо-западной стены кратера, и в центре его лежит ключевое поле, окруженное еще с N и О отдельными ключами и грязевыми вулканами. Последние -- несомненно самое интересное явление Узона; они в миниатюрном виде представляют собой модели вулканов, похожих где на кратеры опускания, где на настоящие вулканические конусы. Кругом них есть еще глиняные же высокие холмики, пустые внутри, откуда с шумом и свистом вырываются более сухие пары и газы; В. П. Савич прозвал их печами.
   Некоторые из грязевых вулканчиков построены так. Перед нами сравнительно крупное поднятие (см. рис. 92) из засохшей с поверхности трещиноватой глины с плоским верхом, на столе которого уже возвышаются два-три небольших вулканчика, или вулканчики и у их подошвы один-два кратера опускания. Из вершины конусов то вырывается только пар, то струйки жидкой горячей глины, застывающей потом по склону и у подошвы вулканчика наподобие лавовых потоков. Все это напоминает дол, увенчанный вулканическими конусами. Не только теплые и горячие прудки и озерки Узона не замерзают на зиму, но и центральное озеро, по-видимому, остается также открытым круглый год и все время дает приют уткам, которые и зимой могут найти себе пищу, так как в тине и иле прудков много мелких моллюсков и ракообразных. Животные, по-видимому, часто посещают эти места, привлекаемые выцветами солей на почве у источников, а медведи и любопытством, так как множество их следов отпечаталось на мягкой глине ключевых полей, даже и на самой середине последних, где ходить жутко, так как все кажется, что сейчас провалится более твердая корка над жидкой глиной или более сильный взрыв какой-нибудь фумаролы ошпарит массой вырвавшегося пара.

0x01 graphic

   И в стороне от ключей почва много теплее, чем повсюду в Камчатке; так, у нашей стоянки на лугу, где не было никаких проявлений вулканической деятельности, почвенные термометры показали на глубине 0,7 м 13,8° и на глубине 0,8 м 14,6°, т. е. более глубокий, даже больше, чем более поверхностный, и вообще более, чем я мог ожидать.
   Разбросанные кое-где по дну Узона различной величины камни представляют собой лапилли и шлаки авгитового андезита.
   Растительность Узона обычная для субальпийской зоны у границы отдельных деревьев березы; большинство ключей слишком нагрето, чтобы у них могло расти что-либо, и только более холодные (50--60°) дают приют особой ключевой флоре, мало отличающейся от флоры ранее посещенных источников.
   27 августа, в середине дня, я решил, что далее оставаться в Узоне рискованно, и мы выступили в дальнейший путь на юг. Сначала мы обогнули с востока центральное ключевое поле по узкой цепи холмов между ним и восточным полем, подошли к мысу Белой горы, перевалили его и по ручью среди субальпийского луга удачно прошли к речке, вытекающей из срединного озера и втягивающейся далее в узкое отвесное ущелье -- барранкос, которое несколько ниже становится совершенно непроходимым. Брод оказался выше колена, ширина -- около 5 саж., сейчас же за переправой -- крутой подъем на холмы правого берега речки. От речки мы поднялись на увал и с него -- длинной, ровной и широкой покатью, где редкая субальпийская растительность сухих луговин с массой приземистых ивняков. Затем снова речка, сливающаяся ниже с истоком срединного озера и текущая с крайнего юго-западного угла кратера Узона. Эта речка значительно шире, но и мельче пройденной ранее.

0x01 graphic

   Поднявшись значительно на увал и держась направления SSW 215°, мы увидали вершину Кроноцкой сопки со свежим снегом и вправо черную с фирном левую и ярко-белую правую вершины Кихпинича. Далее мы поднялись еще по плоской открытой долине небольшого ручья мимо значительного, но мелкого продолговатого озера с плоским каменистым дном, обрамленным очень правильным осоковым болотом и окруженным сырыми лугами; далее пошла долина с хорошей травой и тремя озерками, разделенными участками луга. Затем мы перевалили через новый увал, перебрели еще ручей, еще новый увал и еще ручей, за которым долина подъема разделилась на две: одна -- правее, с водой в русле, идущем в гору уже очень круто и заваленном камнями; другая -- прямо, сухая, но столь же крутая. Отсюда начало прямого подъема сравнительно все еще пологим луговым склоном на край Семячинского дола, сливающийся здесь с краем Узона. Выше не должно быть воды, и мы заночевали. От стоянки я поднялся еще на покать подъема, чтобы осмотреть начало дальнейшего пути. По луговому склону разбросаны группы ольховника и сплошной ковер сухой альпийской тундры, с рододендроном и другими вересковыми.

0x01 graphic

   28 августа, после пологого подъема (около версты) сухим лугом с небольшими площадками дресвы, которые прорезаны начинающими образовываться здесь промоинами ручьев, мы вышли на широкую плоскую спину южной окраины Узона. Это не край кратера, который на запад от нас закончился несколько ранее, а самостоятельная, независимая от него возвышенность Семячинского дола, занимающая чуть ли не все пространство между Валагинским хребтом и верховьями р. Жупановой на W, грядой вулканов Унана, Тауншица, Кихпинича, Узона на NO и Большим Семячиком на О.
   Впереди огромный массив Большого Семячика, пильчатая, обращенная к морю вершина которого непрерывно связана с лежащим влево более ровным гребнем. Вправо стало видно узкое ущелье, за которым возвышается вершина Малого Семячика. На W равнина, за которой очень далеко вправо виден зубчатый Валагинский хребет. Кроноцкая сопка все еще хорошо видна, на этот раз на NNO 18°.

0x01 graphic

   На поверхности дола изредка попадаются отдельные крупные глыбы лавового камня. Кругом сухая тундра с площадками дресвы и мелко искрошенной пемзы, большие и малые рытвины и промоины, образованные вешними водами. Через 1--2 версты путь нам преградил глубокий, плоский овраг, пересекающий весь дол от края барранкоса Узона до ущелья у подошвы Большого Семячика вправо. Почти прямо на N выделилась на горизонте и Ключевская сопка, выбрасывающая столб пара, а далеко на юге слабо просвечивает сквозь легкую дымку тумана Жупановская сопка. Далее мы втянулись на широкий отрог или мыс дола, выдающийся в сторону моря между Кихпиничем и Большим Семячиком. Все ближе и ближе Кихпинич и лежащее перед ним глубокое, с отвесными стенками ущелье большой фумаролы, сливающееся впереди с барранкосом Узона.
   Кругом сухая тундра с редкими кустами ольховника. Лежащие впереди ущелья все отвесные, с вертикальными ровиками по краям обрывов у верхнего их карниза и ясными прослойками лав среди толщ, образованных рыхлыми продуктами извержений (рис. 96).

0x01 graphic

   От Кихпинича к Узону идет ряд пологих каолиновых кряжей, параллельных между собой, как бы потоков, излитых когда-то Кихпиничем и более низких, чем края дола и гребень между Кихпиничем и Узоном (рис. 95).
   Уже от гребня Узона с дола стало видно на SO море; теперь его видно уже очень хорошо (расстояние по прямой не более 25 верст) уходящим за горизонт с пятнами теней от проходящих над ним облаков; спокойная поверхность открытых вод и белая линия бурунов, разбивающихся о плоский песчаный берег, различаются достаточно резко. Открывается довольно широкая долина речки, собирающей воды из ущелья большой фумаролы с Кихпинича, из барранкоса Узона и из ущелья, идущего от подножия Большого Семячика. По дну ее видны небольшие березки, широкая полоса непролазных зарослей ольховника и травянистые тундры. Ближе к морю речка эта получает название Тихой.
   Выйдя на самый мыс, мы увидали, что дорога преграждена чересчур крутым спуском. Я разослал всех, кого только было можно, на поиски спуска, так как твердо был уверен, что он есть. Однако и я сам, облазив гребень, идущий вниз от мыса и составляющий как бы спуск его к речке Большого Семячика, и все мои люди вернулись один за другим и принесли неутешительные сведения. Всюду спуск невозможно крут. Слева дол обрывается отвесно к барранкосу Узона; впереди -- отвесный обрыв мыса к речной долине (как мы впоследствии узнали, это -- начало речки, называемой Тихой); справа -- узкий, заросший кедровником гребень, переходящий ниже в стрелку между долиной р. Тихой и ее притоком, идущим от Большого Семячика. В сторону этой последней мы также осмотрели весь спуск, и везде оказалось, что даже на наиболее пологих местах есть кое-где отвесные уступы, с которых даже и ненавьюченная лошадь совершенно не может спуститься. Поэтому, осмотрев наконец все овраги и все-таки не убедившись, чтобы невозможность спуститься для лошадей была абсолютной, мы сошли немного влево вниз на лог, разделяющий два мыса, к ручейку, текущему из единственной в этих местах залежи снега, которая также уже скоро исчезнет. Затем мы опять принялись за поиски, причем я пробовал спуститься прямо по продолжению долинки ручья, но и она оказалась ниже почти отвесной и заваленной большими глыбами серого андезитового камня (рис. 98), так что пеший человек может свободно карабкаться по ним, но для лошади здесь нет пути.

0x01 graphic

   Надвинувшийся с 2 ч. 30 м. дня с моря туман наполнил постепенно долину речки белыми густыми волнами и теперь поднимается к нам; хотя порывы ветра временами разгоняют его, но он снова возвращается и, все сгущаясь, прекращает дальнейшие попытки ориентироваться.

0x01 graphic

   Направление пади большой, текущей внизу речки (Тихой) от места слияния трех ее истоков, как раз у наших ног, -- прямо к морю, OSO 120°. Ущелье прямого спуска с большими каменными глыбами спускается к ней как бы тремя гигантскими ступенями, причем самой недоступной является нижняя ступень. Боковые его откосы густо заросли ольховником, и благодаря этому по ним человек может кое-как держаться. Скалы этого ущелья, где они смачиваются, покрыты водорослью Vauscheria и подушками молодых мхов; весной здесь должен быть бурный каскад.
   Речка внизу сильно шумит; в русле ее видны островки, тальвег вдоль ее частью зарос ольховниками, частью уже сильно пожелтевшими субальпийскими лугами, которые дают надежду, если бы удалось спуститься, довольно быстро дойти до моря.
   Видя неудачу всех попыток отыскать спуск, мы стали лагерем пониже снеговой залежи у ручья, пустили лошадей на луговые склоны около и решили обследовать возможность спуска до полного выяснения этого важного для нас вопроса в ту или другую сторону.
   Вода в ручье появляется здесь только после полудня, когда усиливается таяние снега, и исчезает к утру. Остаток дня был очень невеселым. Мы впервые столкнулись с препятствием, которого преодолеть не могли, несмотря на все усилия. К тому же теперь нас окутал густой туман, совершенно не позволяющий ориентироваться и прекративший поиски.
   29 августа, с утра, туман то гуще, то реже; ветер начинает усиливаться. Новые разведки выяснили, что весь спуск в обе пади абсолютно недоступен для лошадей. У самого низа падей, даже там, где почти весь спуск счастливо пройден, везде около 10 саж. отвесного каменного уступа. Где есть ключики, там они, дойдя до уступа, сбегают водопадиком настолько отвесно, что под струей последнего можно пройти сухо. Самые склоны обросли всюду ольховником, и только держась за последний, можно кое-как ползти по ним. По дну Семячинской пади густые, сплошные заросли ольховника все сильно наклонены в сторону моря (от давления снегов зимой), и потому через них можно пробраться, хотя и с трудом, но спуска и здесь нет. Внизу у частых там ключей травы очень высоки и еще совершенно зелены и свежи.
   Главный исток речки, по-видимому, это -- ущелье большой фумаролы, куда стекают воды с фирнов Кихпинича; несмотря на это и на то, что она образует у выхода своего из узкого ущелья с высокими отвесными стенками водопад в несколько аршин вышины, она приходит в общую падь еще теплой и с запахом сероводорода. Затем она принимает речку Узона. Ниже спуска, в версте уже после расширения долины, выходит справа и речка, текущая с Семячика. Еще ниже, верстах в пяти далее, ущелье это делает колено, сильно отклоняясь вправо.
   30 августа мы решили идти обратно в Узон и обойти Кихпинич с севера. Такой маршрут позволял лучше ознакомиться с морским берегом и был к тому же верен, так как с этой стороны спуск к морю был уже ранее осмотрен нашими людьми (22 августа) и признан удобным, другие же спуски с дола могли оказаться не лучше нашего. Одной из причин неудачи явилось то, что я вообще весь свой маршрут сообразовал с описанием Дитмара. У него же, как оказалось теперь и совершенно подтвердилось потом из беседы с геологом С. А. Конради, прошедшим на Кроноцкое озеро с моря в июле этого же года, Кихпиничем (см. Дитмар, стр. 649--652 и рис. на стр. 652) назван не настоящий Кихпинич, а Большой Семячик, тогда как под Большим Семячиком приходится подразумевать северный конус Малого Семячика или, как его теперь называют на Камчатке, Березового хребта. Таким образом, читая у него, что он от южной окраины Узона пошел по долу к подножию Кихпинича, я пошел к Кихпиничу, а не к западному углу Большого Семячика, как бы следовало, и спуск искал к р. Тихой, а не к р. Семячик, в долину которой Дитмар, хотя и с большим затруднением, все-таки мог спуститься.
   Кроме того, вся эта местность с ее крайне рыхлым грунтом, по-видимому, сильно заросла растительностью и сильно размыта весенними и дождевыми водами со времен Дитмара, благодаря чему довольно сильно изменилась; возможно, что и здесь был тогда спуск, затем разрушенный водами, собирающимися сюда по двум большим распадкам мыса, особенно благодаря скоплению снега в вершинах этих распадков. Если бы спуск был завален массами лапиллей, пемзы и дресвы, то лошади могли бы спуститься, несмотря на крутизну, а все эти продукты извержений легко уносятся водой.
   Туман все еще густой; над морем он похож на отдельную снеговую горную цепь; долину он совершенно скрыл от глаз, то подвигаясь к нам, то отодвигаясь; на верху же дола совершенно ясно и чисто.
   Сегодня новая беда -- заболел С. Козлов; и его жалко, и оставаться на месте, когда каждый день может выпасть снег, нельзя. Освободили для него одну лошадь, -- на седле он еще как-нибудь продержится.
   Ветер усиливается; верхний слой тумана распался на отдельные облака. Сначала я еще предполагал поразведать путь к Семячику, но вскоре убедился, что и он невозможен и требует большого обхода к западном направлении. Поэтому я повернул к окраине барранкоса Узона, отыскивая спуск в него. Отсюда особенно хорошо виден во всех деталях Большой Семячик. Слева от моря круто поднимается его наиболее высокая вершина с сильно пильчатым гребнем, затем глубоко уходит вдаль окруженная крутыми, часто отвесными гребнями котловина старого кратера, уже сильно разрушенного, затем вправо (W) идут еще гребни с тремя выдающимися вершинками. Во времена Дитмара этот большой вулкан еще сильно парил, а ранее, очевидно, был одним из наиболее деятельных.
   Не доходя до большого оврага (см. стр. 312), я нашел спуск к барранкосу Узона, все же питая слабую надежду, что, может быть, мы найдем проход по дну его в долину р. Тихой. Часть ската обросла здесь негустым ольховником, и весь он, несмотря на большую крутизну, доступен для вьюков; чем далее вниз по склону, тем больше камня в руслах временных ручьев, прорезающих гору; ковры мелкой приземистой полярной ивы, как и на равнине дола, -- первые пионеры, одевающие дресву. Спустившись к реке, я пошел сначала вниз по ней, но скоро убедился, что здесь также никуда не проберешься даже и пешком, так как стены ущелья совершенно отвесны или даже нависли, сближаются, скалы их упираются прямо в воду, а русло завалено крупными камнями, речка занимает весь тальвег, и падение русла сильно увеличивается, обращая поток в стремнину.
   Пришлось идти вниз по речке опять в кратер Узона. Здесь мы перешли речку вброд и пошли вновь террасами ее берегов и береговыми лужайками левого ее берега. Пересекли одну большую падь с ручьем-притоком, приходящим чуть ли не от места нашей стоянки на гребне у Кихпинича 23 августа, и затем, дойдя до большой правой пади, увидали вдали округлый гребень, как казалось позволяющий подняться на гребень между Узоном и Кихпиничем, и свернули туда. Теперь по обе стороны речки появились цепи холмов с ольховником, кедровником и отдельными березками, указывающие, что мы уже отошли от края дола в глубь котловины Узона, хотя и замаскированной в этой юго-восточной своей части оплывинами со стороны дола и залитой грязевыми потоками со стороны Кихпинича.
   Направление нашего пути вперерез Узона, если взять засечку на середину гребня между Узоном и Кихпиничем, ONO 70° при румбе на малый зубец северо-восточного гребня Узона, видимый с Кроноцкого озера, -- N 339°.
   Подъем сначала речкой, долина которой еще недавно была заболочена и несет озерки, а по бокам открывает красивые, совершенно белые, полуворонкообразные обнажения каолина. Затем мы перешли на правый склон этой долины и стали подниматься, обходя верхи оврагов, далеко позади Белой горы Узона, лавируя или прорубаясь среди ольховников, а иногда и кедровников. Подъехав к гребню, мы увидали, что везде он идет столовым уступом, значительно превышая внутреннее всхолмление восточной части кратера, и подняться на него можно только в одном-единственном месте по той же пади, которой мы впервые спустились в Узон к его кратерному озеру.
   Стоянку пришлось разбить на самом седле гребня, так как сильно уже смеркалось, когда мы закончили это второе пересечение Узона. С распадка у нашей стоянки видны как раз напротив оз. Узон и пары центрального ключевого поля в виде ряда высоких (до 30 саж.) фумарол, которые и удалось сфотографировать, несмотря на наступившие уже сумерки.
   Минувшая неделя очень сильно отразилась на травах субальпийского пояса. Часть их уже мертва, хотя перед спуском в Узон мы видели их здесь совершенно свежими, часть полузасохла; только по склонам оврагов, там, где недавно стаял снег, попадаются совсем еще свежие травы.
   С западной части сегодняшней стоянки видны на одной прямой Малый Семячик, за ним Жупанова с характерной скошенной вершиной и стройный конус Коряцкой сопки, столь же, по-видимому, удаленной от нас, как и конус Ключевской сопки, видимый с дола.
   31 августа больной наш сильно ослаб, но держаться на лошади еще может. Остановившись здесь, где так мало корма для лошадей и каждый день может выпасть снег, мы крайне рискуем, и волей-неволей приходится, несмотря на сквернейшую погоду с дождем и ветром, при низкой температуре (4--6°) идти вниз к морю. Сначала мы прошли по гребню около 2 верст прямо к Кихпиничу, затем от того места, где хорошо видна его большая фумарола (высокий белый столб пара, сильно шумящий и отравляющий атмосферу сероводородом), свернули влево вниз с гребня к двуглавой сопке. Затем шли сначала оврагами среди высоких увалов, сложенных рыхлыми продуктами извержений, затем среди кекур лавового потока, обогнули двуглавую сопку, пересекли лавовое поле, идущее вниз на NNW и засыпанное массами дресвы, после чего перешли заваленный обледенелым снегом овраг. Овраг этот, принадлежащий к системе верховий Четвертой Кроноцкой речки, лежит параллельно лавовому полю, прижатый к нему с восточной стороны. После этого мы вышли на равнину между Кихпиничем и горой Крашенинникова, на водораздел между бассейном Кроноцкого озера и речкой, прямо бегущей в море, и, обходя вершины оврагов, двинулись на восток, разыскивая спуск к морю. Начавшийся уже у стоянки холодный дождь и пронизывающий до костей ветер донимали нас, и больной С. Козлов еле держался на лошади. Сначала овраги, идущие к морю, в которые мы попадали, заходя в них по очереди, начиная от ближайших к Кихпиничу, оказывались непроходимыми благодаря своей ступенчатости, т. е. тому, что в них местами обнажаются отвесные каменные ступени, хотя и не высокие, но достаточные для того, чтобы лошадь не могла соскочить с них. Первый самый большой овраг, берущий начало между подножием Кихпинича и двуглавой сопкой, мы даже совсем миновали, так как он чересчур крут и порожист. Пришлось взять сильно левее и еще на целую версту податься ближе к горе Крашенинникова; затем мы круто повернули направо еще по долу, параллельно с большим глубоким оврагом, и в полуверсте ниже спустились на дно его, воспользовавшись длинным мысом из рыхлого светлого материала (пемза, дресва и пр.), вдающимся в этот овраг и не имеющим на своем склоне выходов лавы. По откосу -- небольшие группы кедровника и ольховника и альпийские травы. Внизу слившиеся вместе ручьи нескольких оврагов образуют уже небольшую речку.
   Вся эта местность дает яркую картину зарастания дресвы сухой альпийской тундрой, причем первым пионером является одно крестоцветное (Parrya Ermani) и два мотыльковых (два вида Oxytropis, revoluta и nigrescens), вместе с некоторыми лишайниками удерживающиеся на самой рыхлой почве из дресвы и мелких лапиллей отдельными островками плотно прижатой к земле растительности.
   После этого крутого и длинного спуска мы уже могли идти вниз долиной речки, которая также завалена рыхлыми продуктами извержений и окружена старыми лавовыми потоками; особенно много здесь черной губчатой вулканической гальки и дресвы, среди которых на каждом шагу торчат обломки и куски или даже целые пудинги лавы, разнообразно истрескавшейся, черной и пузыристой. Мы долго (верст на шесть) шли этой долиной, держась более правой ее стороны, причем более крутые склоны удалось миновать только благодаря тому, что все это завалено мощными пластами дресвы, в которую глубоко уходят ноги. Если бы и здесь воды смыли дресву, то возможно, что и этот путь был бы уже недоступен для лошадей. Наконец нам преградили путь большие массы лавы, вытекшей некогда из боковой долины со стороны горы Крашенинникова. Тут мы сделали перевальчик по дресве и лапиллям, прикрывшим часть лавового потока, вправо, в обход открытых лавовых масс. Затем снова пошли долиной, пробились сквозь невысокий ольховник по каменистой, почти не задернованной почве (по дресве и лаве) и подошли ко второй лавовой стене, очень крутой и кекуристой. Справа оказался узкий проход мимо края ее по маленькому ручью, а за ней открылась влево ровная гаревая площадка, окруженная с двух сторон полукругом лавовых стен, у подошвы которых выбивается из лавы между столовыми залежами речка, которая огибает площадку и течет затем у правого края долины, в чаще ольховников и ивняков; вдоль по речке -- полоса луга, сжатая между лавовым полем слева и крутым подножием Кихпинича справа; последнее здесь сложено из лав, одетых толстейшими слоями лапиллей и дресвы. Склон этот прорезан несколькими прямо падающими и параллельными один другому ключиками (рис. 100) с полосами ольховника по берегам их и луговинами между. Слева далеко в сторону простирается лавовое поле, мало заросшее, частью чисто каменное или слегка пересыпанное рыхлыми продуктами извержения с первыми пионерами растительности. Ольховник довольно успешно обрастает края лавовых потоков и как бы пытается проникнуть в середину их.
   Путь, пройденный сегодня, был очень труден и возможен только благодаря массам дресвы и лапиллей, одевающих лавы толстым слоем.
   Больной наш совсем плох; по-видимому, у него воспаление брюшины вследствие простуды после одного из горячих купаний в Узоне. Ехать далее он не может, и мы остаемся здесь на гаревой лавовой площадке, окруженной россыпями и лавовыми стенами, так как ниже много травы и, следовательно, стоянка возможна. Сколько она продлится, неизвестно.
   1 сентября. Со стоянки через высокий увал горы Крашенинникова видна в отдалении на N Кроноцкая сопка. От Кихпинича идет в сторону нашей стоянки и оканчивается как раз над нею высокий, совершенно черный отрог, ближайшая коническая вершина которого, по наблюдению В. П. Савича, парит (рис. 100).
   Лавовые потоки этой долины, чередующиеся с полосами ольховника, сильно пересыпаны лапиллями. Растительность на них редкая и одиночная, еще слабо вышедшая из стадии первичного заселения. Перейдя лавы и полосу ольховника, я подошел к невысокому увалу, разделяющему долину на две параллельные (в левую из них и ушла речка, по которой мы спускались сюда с дола, пока не остановились перед стеной лав). Увал этот состоит из серой кристаллической породы с ясной сланцеватостью, благодаря которой она в осыпях распадается на ровные, плоские плитки. Под увалом, вдоль его подножия, проходит прямая, узкая долина с сухим руслом. Замечательно, что везде, где лавовые потоки идут по долинам, между ними и склонами долин всегда остается свободное пространство, которое они уже не занимают. Идя по этой долинке между лавами и сланцевым увалом, я у конца последнего встретил речку спуска, выходящую слева, уже значительной и с быстрым течением; за нею идут в несколько рядов более свежие и совершенно лишенные растительности лавовые потоки горы Крашенинникова. Тут же правее целая полоса талов свидетельствует о том, что и между сланцеватым увалом и лавами весной также бежит вода. Речка (рис. 101), выйдя из лав, низвергается с высоты около 2 саж. небольшим водопадом в виде одной струи. Она падает в правильный округлый бассейн среди лав (рис. 102), похожий на озерко. Далее речка делает колено и принимает в себя подходящую справа речку нашей стоянки, после чего уходит в узкий лавовый коридор влево. С места слияния двух речек видно, что ближайший конус Кихпинича явно насыпной и пускает из слегка притуплённой вершины своей струю пара. Пробуя идти вверх по притоку, я увидал, что он вскоре входит ненадолго в узкий коридор, промытый в типичных конгломератах, и взял правее его долиной ручья, вытекающего невдалеке из-под лав. Вдоль речки и ручья, несмотря на каменистый грунт, раскинулись пышные, болотистые благодаря ключам луговины. Этот очень короткий ручей вытекает среди круглой площадки между лавами в виде ключей, идущих каскадами по круглым камням, поросшим мхами, и образует затем ряд тихих заводей, соединенных узкими проточками с крутым падением и мшистыми берегами.

0x01 graphic

   2 сентября. Положение без перемены. Посланные вчера вниз по долине разведчики вернулись с убеждением, что далее дорога открыта, хотя и были очень недалеко. Больной наш почти безнадежен. Он потерял сознание, стонет, пищи не принимает вовсе; перепробовав имевшиеся в моем распоряжении средства, я распорядился ставить ему все время согревающие компрессы на живот, что, видимо, облегчает его. Дежурят около него братья Кайдаловы (товарищи по палатке), очень недовольные выпавшим на их долю беспокойством, но все же делающие все необходимое. Настроение у всех весьма подавленное. Провизия уходит, охоты здесь среди лав никакой. Послать наверх, где мы убивали раньше оленей, по этой каторжной дороге, жаль и людей, и лошадей; силы их еще будут очень нужны для будущего, поневоле форсированного пути.
   В. П. Савич взял с собой Плохих и предпринял восхождение на парящий черный конус Кихпинича, а я пошел осматривать более детально долину.
   Вчерашняя речка ниже водопада и следующей за ней излучины течет между стенами лавы и очень крутой осыпи находящегося ниже конгломератового увала. Лава черная, блестящая, местами еще мало истрескавшаяся, за ней видна еще одна очень глубокая долина и уже только затем увал, составляющий продолжение подножия горы Крашенинникова в сторону моря. Между правым продолжением конгломератового увала и ольховниками долины стоянки идет большая гаревая площадь, на которой хорошо виден процесс задернования подобных мест растительностью. Еще правее, прямо от парящего конуса Кихпинича (этот конус для краткости я буду далее называть горой Савича, на память о восхождении его на эту гору), наперерез конгломератовому увалу, спускается мощная толща черных лав, сильно разбитых и разрушенных, но еще совершенно бесплодных. За стеной лав открывается довольно пологий спуск к морю, почти сплошь заросший густым морем ольховников. За ними видна полоса мягких увалов с каменной березой и сухими тундрочками, а близ самого моря раскинулась открытая тундра, уже пожелтевшая. Тундра эта разбита зелеными грядами деревьев на отдельные участки; видны также широкие устья речек.
   В северном направлении тундра прорезана широкой полосой р. Кродакыг. Хорошо видны мыс Козлова и снеговая цепь гор массивного Кроноцкого мыса. С этого места кажется, что путь к морю открыт и нетруден.
   Назад я вернулся, перерезав часть лавового поля, идущего от горы Савича, где нашел два или три растеньица альпийского щавеля (Oxyria digyna) и три-четыре одиночных, слабо развитых лишайника.
   В. П. Савич взобрался, по своему обыкновению очень быстро, на вершину конуса, хотя это и далось ему не без труда, особенно в верхней трети подъема, где рыхлые породы этого насыпного конуса уже обледенели. На вершине оказался небольшой продолговатый кратер, около 20 саж. в поперечнике, заваленный дресвой и лапиллями; кругом со всех сторон из щелей шел пар -- где теплый, где горячий. Края кратера сложены красными, мало пористыми шлаками; исток лав, наиболее новый, выходит из него на NO и в долину выходит выше нашей стоянки. Близ вершины вода во впадинах и ключиках замерзла и даже среди дня не оттаивает; обледенелые камни склонов сильно затрудняют подъем; масса их разваливается и летит вниз при всякой попытке удержаться за них. Несколько на юг от первого кратера виден второй, много больших размеров, но полуразрушенный.

0x01 graphic

   Порода, принесенная Савичем с края кратера, оказалась, по определению С. А. Конради, авгитовым андезитом; она кирпично-красного цвета, с беловатым налетом. "Под микроскопом много выделений зонального плагиоклаза со включениями стекла и много выделений авгита. Основная масса переполнена кристалликами плагиоклаза. Стекло окрашено непрозрачными продуктами железистых минералов в кирпичный цвет, выделения же бесцветны и свежи".
   Лавы этой долины однородны, и образцы их, переданные С. А. Конради, также оказались авгитовым андезитом, но несколько другого состава и строения. "Черная шлаковая лава с газовыми порами до одного сантиметра. Плотная однородная масса с редкими выделениями сростков плагиоклаза и авгита. Под микроскопом темно-бурая, почти непрозрачная масса стекла, переполненная микролитами плагиоклаза и редкими зернышками авгита и магнетита. Крупные выделения плагиоклаза и авгита образуют сростки интерсертальной структуры со включением крупных зерен магнетита".

0x01 graphic

   3 сентября дурная погода и небольшая катастрофа с сушилкой, которая загорелась, после чего пришлось перебирать все прессы с растениями, помешали мне идти куда-либо. Больному не лучше.
   4 сентября моросит весь день благодаря проходящему со стороны моря туману, и вершины гор побелели от крупы или обледенения. Я взял с собой двоих рабочих и поехал искать путь через ольховники. Эта часть долины обрамлена старыми, уже давно застывшими лавами и вулканическими конгломератами, а частью и более свежими лавовыми потоками, идущими от горы Савича.
   Пройдя наш участок долины, мы у края большого свежего лавового потока спустились во второй, отлого идущий вниз участок ее же и, взяв вправо, так как впереди была безнадежно сплошная масса ольховника, перешли три выходящих из-под лавы оврага с очень рыхлой вулканической почвой и небольшими ключами, где еще есть залежи снега. Обогнув, таким образом, конец лавового потока, мы поднялись к речке, за которой -- новая стена старого, обросшего ольховником и травами лавового потока. Вдоль речки мы и стали спускаться, пользуясь луговинками ее берегов и переезжая ее раз за разом вброд в поисках более удобного пути. Сначала мы сделали несколько небольших прорубов через участки ольховника, разъединявшие отдельные лужайки, а потом врезались в сплошную массу его же, теперь вдоль правого берега речки. Последняя в одном месте сбегает очень круто, образуя красивый, весь в пене, каскад около 4 саж. высоты.
   На ключевых площадках между речкой и идущим справа от нее старым лавовым потоком еще совсем свежие луговины с шеламайником и другими высокими травами, должно быть поздно тронувшиеся в рост из-за позднего таяния снега в этих местах.
   На обратном пути я обратил внимание на обилие у нижнего конца более свежих лавовых потоков ключей с известковыми корками и выцветами и ярко-желтый железный ключ; температура их от 2,5 до 4°.
   На утро 5 сентября гора Крашенинникова густо оделась свежим снегом. В этот день мы продолжали проруб ниже. Теперь чаща ольховников стала уже почти непрерывной, и нам все еще не удалось прорубиться до группы берез, от которых, как видно сверху (с лав), начинаются уже большие лужайки и лесистые увалы.
   6 сентября туман и дождь; продолжаем рубить просеку; к вечеру ее закончили и вышли на большую уже речку среди березника и даже с тополями на берегу. Люди, рубившие внизу, говорят, что там не было дождя и даже проглядывало солнце.
   7 сентября проруб готов, но больной наш, хотя и очнулся, настолько слаб, что шевелить его еще нельзя. Решили тронуться завтра, изготовив сегодня из палаточных палок и брезента носилки для больного.
   Я экскурсировал по склонам горы Савича, поднялся около лавового потока на пологий уступ, кажущийся снизу террасой или даже боковой долиной. На самом деле это большая наклонная площадь из отложений дресвы, гари и мелких лапиллей черного цвета, т. е. то, что мне кажется удобным назвать гаревой площадью (от слова "гарь"). Затем я обошел и самый лавовый поток, который у края своего состоит из нескольких сравнительно хорошо сохранившихся высоких гребней; средняя же его часть совершенно разрушена и представляет собой лишь колоссальный развал черных камней, подобный реке между поднятыми каменными же берегами боковых гребней. С него хорошо видна на NO Кроноцкая река (Кродакыг), широкой стальной лентой прорезающая тундру. Виден и залив ее устья, справа от которого на тундре, верстах в пяти от моря, есть еще озерко.
   Гора Савича, сегодня густо одетая туманом и облаками, благодаря ветру по временам открывается и тогда представляет собой редкую по мрачности и величию картину черного хаоса; конус ее выходит из черного основания лавовых потоков, как из каменного моря. Группы золотистого рододендрона высоко поднимаются по ней на дресвяных покатях; сплошной же растительный ковер быстро исчезает даже и на рыхлых полях дресвы и мелких лапиллей, сохраняясь еще некоторое время по берегам ручьев, слабо врезанных в рыхлый грунт и исчезающих, если подходят к лавам.

0x01 graphic

   8 сентября небо более чисто по направлению к морю и сплошь одето тучами около сопок, так как их снежные теперь вершины сгущают пары; поэтому на западе все время господствуют дождевые тучи.
   С утра все наши люди отправились вниз, взяв с собой больного на носилках, свои палатки и хозяйственные принадлежности на четырех вьюках. Мы же с Савичем остались сторожить лагерь. Они вернулись к 4 час, оставив больного с К. Кайдаловым на новой стоянке, расположенной среди березника на сухом лугу у ручья. Переловили лошадей, которые целую неделю свободно бродили по луговинам, причудливо раскиданным среди лав, и теперь прятались в кустах, чувствуя, что пришел конец и отдыху, и свежему корму.
   Сняв лагерь, мы быстро прошли до конца долины стоянки. С порога ее впереди, у морского берега, сегодня при более чистой атмосфере видно, как блестит в лучах вечернего солнца устье реки. Море, как и ранее, кажется совершенно спокойным, и шум его не слышен. Слева впереди, среди густой полосы все еще зеленых березников, резко выделяется светлым пятном место прорыва реки через последнюю к морю гряду предгорий Кихпинича благодаря осыпям светлого рыхлого грунта (гряда эта параллельна морскому берегу) по обе стороны речки.

0x01 graphic

   Я, по обыкновению, был далеко впереди каравана пешком и углубился в исследование железных источников у конца лав, как вдруг поднявшись, увидал небольшого бурого медведя, который, внимательно меня рассматривал. Зная, что караван уже недалеко, я попытался удержать его на месте, что, не имея оружия, можно было сделать только различными телодвижениями, очень занявшими медведя. Действительно, караван подошел, но охота не удалась, -- мои охотники всегда слишком волновались, когда шли на медведя, и промазали: медведь ушел, ловко взобравшись на хаотически наваленные выше нас груды лав.
   Затем мы стали спускаться все ниже, уже без всяких приключений, если не считать того, что темнота наступила, когда мы были еще на спуске, и что вторую половину пути пришлось делать ощупью, что было нелегко благодаря неровной местности. Весь наш проруб оказался длиной более двух верст и занял три дня работы. После упоминавшегося уже выше каскада мы еще три раза перешли речку вброд; спуск стал круче и ольховники выше и гуще. Наконец, мы достигли более ровной части долины, где стали попадаться березки, вначала одиночные, потом все чаще и чаще. После нового, более крутого спуска прорубы кончились, и мы пошли прямо руслом, то выходя из него на тундрочки, то опять спускаясь в воду ручья и постоянно переходя его. Стали часты высокие заросли шеламайника и баранника. Берега все чище, и встречаются уже сухие тундрочки. Кихпинич кажется отсюда состоящим из одной лишь горы Савича, закрывающей остальной массив. Выплыла и стала открыто (т. е. не заслоненная более горой Крашенинникова) Кроноцкая сопка.
   Перейдя еще ручей с крутыми берегами, мы увидали вдали отблеск костра и, пройдя еще через какие-то заросли, вышли на открытую поляну у опушки старого березового леса, где и раскинули лагерь около разбитой уже ранее для больного палатки и костра, на котором в ожидании нас кипели чайники и подогревался котел с кашей.
  

Глава XXIV
МОРСКОЕ ПОБЕРЕЖЬЕ ОТ СПУСКА К МОРЮ ДО УСТЬЯ р. ЖУПАНОВОЙ

  
   9 сентября, не зная дороги далее и щадя больного, мы сделали нашу последнюю дневку в березняках у р. Илькиной (или Дальней Ольховой), в 7 верстах от моря. Речка эта, значительных размеров, собирает, по-видимому, все воды с седловины между Кихпиничем и горой Крашенинникова и с обращенных друг к другу склонов их. Растительность кругом нас сильно хвачена морозом. Свежа только зелень плаунов, но ведь они вечно зелены. Общая картина окружающего нас пейзажа такова. Справа и слева полосы очень густого ольховника с примесью рябинника. По плоскому сухому тальвегу ручьевой долины раскинулся обширный луг с вейником, к которому примешаны шеламайник, баранник и пр. Далее идут более сухие, пологие склоны с березником и опять чащи ольховника. Кроноцкая сопка, которая теперь уже весьма удалена от нас, видна стройным правильным конусом на N 18°, а гора Савича -- на W 260--275°; гора Крашенинникова, в виде усеченного конуса с широкой, плоской верхушкой, очевидно соответствующей верхнему краю ее кратера, также хорошо видна.
   В версте с лишним ручей, у которого наша стоянка, впадает в приходящую слева речку, очень быструю и сильно заваленную камнем; ширина ее 8--10 саж. В этом месте она протекает между крутыми стенами обширного размыва в толще увала, сложенного весьма рыхлым нагромождением различного вулканического материала.
   За речкой целая роща стройных, но невысоких талов и первый, средней величины, тополь (ниже их уже много). Местность кругом вообще хорошо дренированная, сухая.
   В. П. Савич с двумя рабочими ездили на разведку дальнейшего пути, сделали еще два небольших проруба в ольховнике и оставили протоптанный след по кратчайшему направлению, так как сами много плутали, прежде чем нашли выход к морю, благодаря ольховникам, густые стены которых мешают ориентироваться. Невдалеке от моря, на сухой тундре, они заметили медведя, собиравшего ягоды, и стали обходить его, но и на этот раз не посчастливилось: медведь заметил охотников и успел удрать.
   Обсудив положение, мы решили везти далее больного, который все еще не может сидеть на лошади, на носилках, прикрепленных с помощью длинных жердей к седлам двух наиболее сильных и спокойных лошадей; хотя и ясно, что это очень замедлит движение, но все-таки будет лучше дальнейшего ожидания на месте, так как истощение запасов и приближение осени могут поставить нас в совершенно безвыходное положение. Жерди для носилок налаживали весь день, так как здесь очень трудно найти прямые, достаточно длинные и крепкие палки.
   10 сентября мы наконец выступили к морю. Спустившись по ключику до реки, мы прошли немного ее правым берегом и свернули вправо, пересекая увал с его березниками на восток. Восточный склон Кихпинича, теперь хорошо видный и обращенный к морю, несет еще шесть снеговых пятен в средней части, тогда как самый гребень его совершенно бесснежен. Затем мы прошли прорубы в ольховниках и начали спускаться с увала, причем увидали море; ольховники, на конец, кончились и сменились березовым парковым лесом на увалах и сухими тундрами на ровных местах. В 5 1/2 верстах от стоянки мы подошли к краю обширной, длинной тундры, идущей параллельно реке до самого моря; от реки она отделена концом увала.
   Гора Крашенинникова отсюда видна на NNW. От нее виден левее берега реки справа низкий ровный увал с березником, идущий почти вплоть до моря.
   Пройдя сухую тундру, мы, не доходя до моря, свернули направо, пересекли сухое плоское русло и пошли, лавируя в зарослях мелкой березы и кустарников, частью по голой песчаной почве, частью по наносам из белой гальки, очевидно снесенной с южной части гребня Кихпинича. Можно подумать, что вся эта местность является одним сплошным стоком для весенних вод этой горы. Далее настоящая сухая река, выходящая из развалин осевшего древнего кратера Кихпинича, остатки которого еще заметны приблизительно на середине гребня этой горы. Сухая речка течет весной многими рукавами, теперь же вода есть лишь в одном из них, и притом в ничтожном количестве: это небольшая струя мутной, желтоватой воды. Лес по руслу этой реки во многих местах засох и стоит голыми бревнами, придавая пейзажу большую оригинальность, так как на белом поле гальки эти мертвые деревья сильно бросаются в глаза.
   Далее влево, вдоль морского берега, открываются обширные, ровные и сырые тундры с массами крупных осок и пушицы. Вправо же тянется полоса березников, по-видимому на определенной пемзовой гриве. За тундрой виден уже невысокий береговой вал с редкими группами кустов кедровника и ольховника. Болота тундры не глубоки, с песчаным дном.
   Затем мы проехали версты три краем тундры, после чего тундра стала делаться все мокрее. Здесь мы опять неудачно охотились на медведя и хотя обошли его с трех сторон, но он заметил нашу собаку и быстрыми, крупными скачками удалился в четвертую. Мы же взяли вправо и вышли в сырой редкий лесок из ольхи и талов и, пройдя еще версту, остановились на левом берегу реки, текущей с седла между Кихпиничем и Большим Семячиком и здесь на протяжении около трех верст текущей почти параллельно морскому берегу вдоль края тундры. Это р. Тихая. Берег ее весь в земляных обрывчиках, с редкими лишь отмелями на выпуклых вершинках многочисленных кривунов, и густо порос талами и высокой травяной растительностью. Кривуны этой реки очень круты, и у самой почти стоянки такой кривун уже срезан рекой, проложившей себе кратчайший путь через его основание, благодаря чему образовалась петлеобразная старица с озерками, болотами и осоковыми зарослями. Эта р. Тихая и есть та река, образующаяся у подошвы Семячинского дола, к которой мы пробовали спуститься 28 августа.
   Вечером, несмотря на безветрие, шум моря все усиливается. Погода, по-видимому, установилась прочно. Наш больной заметно поправляется.
   11 сентября, с утра, мы заняты пополнением запасов. Ловили рыбу в реке сеткой. Затем небольшая экскурсия по тундре в обе стороны от реки с целью выбрать наиболее удобную дорогу далее. Кстати, места эти, несмотря на свою отдаленность от обычного промыслового района, уже посещаются охотниками, так как в одном месте на берегу Тихой мы нашли в чаще берегового леса небольшую шайбу.
   Выступили мы после чая и прошли около 3 верст по реке, сначала перейдя ее правым берегом, где путь далее оказался прегражден сильно замытыми и заросшими остатками стариц в виде узких и очень вязких канав. Затем шли по левому берегу краем тундры, где пользовались, как и вчера, медвежьей тропой и часто вязли. Видя, что параллельно реке идти все труднее, а до устья ее еще далеко, мы взяли наперерез через тундру прямо к морю и, пройдя полверсты по болоту, кое-где близкому даже к трясине, удачно вышли к внутренней стороне берегового вала, идущего здесь едва заметной грядой, обросшей брусникой, голубикой, морошкой, шикшей и пр.
   Дюн здесь совершенно нет, зато береговые валы идут правильными параллельными четырьмя грядами и широки. Наружный вал -- в виде двускатной крыши, с обильной приморской растительностью (Elymus, Carex Gmelini, Ligusticum scoticum, Lathyrus maritimus и пр.), внутренние -- плоские; в лотках между ними часты болотца и даже озерки.
   По твердому, поросшему плотным ковром шикшовника внутреннему валу очень хороший путь для вьюков, -- идут, как по большой дороге. Видя, что все наладилось, мы с В. П. Савичем поехали смотреть море. Прибой, несмотря на полное безветрие, очень силен и красив. На берегу, между прочим, мы нашли бутылку с парохода "Шилка", содержащую в себе записку с просьбой доставить ее командиру судна с точным обозначением места и времени, когда она найдена. Это, как известно, делается с целью определения морских течений. Вернувшись к каравану, я увидал, что люди чем-то сильно взволнованы; оказалось, что причиной опять медведь, за которым погнались наиболее рьяные охотники -- Плохих и Белов. Однако и на этот раз медведь не пожелал накормить нас, а переплыл через устье Тихой и счастливо для себя скрылся.
   Подойдя к устью, мы быстро выяснили, что теперь -- прилив и придется для переправы обождать утра. Прибой теперь так силен, что валы доходят почти до гребня берегового вала и переливаются через кошку устья. Идя пешком по кошке и ведя коня в поводу, я был окачен одним из валов прибоя и еле убрался к основанию кошки. В самой реке приливная волна идет против течения и затопляет береговую полосу. Очевидно, что оба берега широкой здесь реки имеют по терраске, густо заросшей вейником.
   Мы стали лагерем за береговым валом у берега речки, поставили метки и стали ждать отлива. От устья р. Тихой с наружного берегового вала видно мыс Козлова на О 71°, от него влево снеговую низкую цепь гор, мыс Ольга -- NO 52° и от него до самой Кроноцкой сопки ровную линию Сарая или дола и вершину Кроноцкой сопки на N 15°; сопка эта теперь опять получила типичный вид величественного, полного конуса, который мы наблюдали с первой стоянки на Кроноцком озере.
   Самое устье р. Тихой построено так: подойдя к морю, река сильно углубляется и расширяется; к югу она дает параллельно морю небольшую лагуну, отделенную от прибойной полосы сравнительно широкой песчаной косой; между оконечностью этой косы и левым берегом Тихой лежит песчаный же островок, разделяющий здесь устье на два рукава; долина реки поворачивает круто вправо между широкой косой и узкой и низкой, покрываемой прибойными валами кошкой и выходит в море значительно правее внутреннего устья.
   Перед нами теперь участок пути между реками Тихой и Семячиком, относительно которого Крашенинников (стр. 60) {* Имеется в виду труд С. П. Крашенинникова: "Описание земли Камчатки", том. I. -- Прим. ред., 2008 г.} пишет: "По всему восточному берегу нет труднейшей дороги, как от Шемеча (т. е. Семячика) реки до Кемшча (т. е. Тихой). Места там гористые и лесистые. Взъемов и спусков столько, сколько между ими речек объявлено". Речек же этих он перечисляет 12 (устье Семячика, 12 верст -- Горячая речка, 8 -- Уачькагачь, 4 -- Акрау, 1 -- Кохач, 1 -- Кенменкыг, 6 -- Шакаг, 4 -- Патекран, 4 -- Ешколькыг, 2 -- Вачьаул, 1 1/2 -- Ихвай, 1 1/2-- Кушхай, 8 -- Кемшчь, или Камашки, а всего 53 версты). Дитмар (стр. 203), ехавший мимо этого берега на лодке по морю, характеризует большую его часть как "скалистую, состоящую из длинного ряда разделенных небольшими мысами бухт, в каждую из которых впадало по небольшому ручью. Страна представлялась холмистой и поросла умеренно высоким березовым лесом".
   12 сентября, утром, при полном отливе, мы легко перешли вброд Тихую (по брюхо лошадям) и, обойдя залив ее, двинулись вдоль морского берега. Параллельно ему, за концом широкой долины р. Тихой, возвышается увал с высокой ровной террасой, от 2 до 5 саж. вышины по обрыву, одетый наверху ровной шикшевой тундрой с массами уже совершенно красной альпийской толокнянки (Arctostaphylos alpina) и голубики. По правую сторону террасы, в стороне от моря, тянется правильная линия густого шпалерного березняка.
   На мысу, образуемом террасой при устье р. Тихой, в высокой траве скрыты многочисленные ямы, остаток бывшего здесь когда-то камчадальского острожка (по Крашенинникову, острожек Кемшчь, как и река). К морю терраса сильно обрывиста, под ней полоса океанской гальки, упирающейся прямо в буруны, среди которых видны немногочисленные крупные камни, одетые крупными бурыми водорослями из рода Laminaria.
   Вдали хорошо видны отвесные обрывы Семячинского дола, а за ними край Узона и гора Тауншиц на 308°. Левее Большого Семячика, который теперь кажется значительно большим, чем остальные сопки, виден выступ Малого Семячика. Немного далее, с края террасы, впереди видны 7 вершин Шипунского п-ова, похожие на возвышающиеся прямо из моря серые островки; они занимают линию горизонта между 198 и 212°.
   Терраса протянулась версты на три и выклинилась мысом с крутыми обрывами, примыкая справа к краю обрывов высокого увала с березником. В склоне леса еще вторая терраса ниже первой, причем на ней есть остатки древнего жилья; спуск всего удобнее на самой стрелке мыса, под которым за полосой песка и гальки идет двумя рукавами широкая, но мелкая речка Ольховая (по Крашенинникову, Кушхай). Выше долина речки густо заросла лесом, среди которого резко выделяются широкими темно-зелеными кронами деревья ольхи. Увал, идущий вдоль правого склона долины, заканчивается у моря высоким мысом с отвесными стенками, сложенными какой-то слоистой вулканической породой.
   Здесь, у подножия мыса и следующего за ним вправо увала, протекает по каменистому руслу небольшой ручеек, по которому мы и поднялись на увал, чтобы пересечь его в южном направлении. Затем спустились в новую луговую долину с маленьким ручьем и вновь поднялись на большой каменный мыс с полосой поднимающегося у края его шпалерного березника. Эти березники в высшей степени характерны для всего гористого морского побережья. Под влиянием зимних ветров, дующих с моря, прибрежные березки как бы систематически подстригаются по наклонной плоскости. Ближе к берегу растут самые приземистые, поодаль -- повыше, и притом так густо, что эта полоса березок совершенно непроходима, образуя как бы живую изгородь. Шпалерный березник начинает расти, немного отступя от края берегового обрыва, причем у края остается или полоса травяной растительности, или полоса низких кедровников.
   Далее дорога пересекает еще три увала, оканчивающихся у моря обрывами, причем по краю их на ровной террасе растут заросли кедровника, что заставляет углубляться в лес и пересекать увалы в стороне от моря. Лес образован исключительно каменной березой и во многих местах имеет густой подлесок из рябинника, сильно затрудняющего путь. Травяной покров уже сильно поблек под ночными холодами, начавшимися с 2 сентября. Самая береза здесь отличается от виденной ранее особо крупными листьями; со стороны моря лес огражден шпалерной березой с подлеском из шиповника (Rosa rugosa), крупные мясистые плоды которого уже поспели. Пройдя такой лес, мы пересекли еще широкую падь, в которую сливаются два ручейка, образующих у устья своего озеро и болото, так как устье постоянно подпирается сильным океанским прибоем, а нередко и совсем замётывается песком. Затем еще пересечение широкого, заросшего лесом увала -- и новая красивая падь, в которую мы вошли, спустившись с приморской террасы над высокой, правильной стеной скал по крутому лесистому склону, и остановились на ночь на берегу озера с чуть заметно солонцеватой водой. Озер в этой долине несколько, и местность между ними заболочена. По долине протекает речка с непостоянным, в зависимости от прилива, уровнем воды; можно думать, что нижняя часть долины занимает место старого залива, забитого некогда песками, высокая гряда которых отделяет заболоченную часть долины от моря.
   Большой Семячик виден направо на NW 294,5° и представляет собой единственную гору, видимую из этой долины; остальные скрыты из глаз высоким лесистым гребнем.
   Сегодня на одном из пройденных нами высоких мысов мы видели у моря большой деревянный крест с инициалами трех лиц и датой: 1906 г. Впоследствии в Петропавловске мы узнали, что это памятник, поставленный тремя петропавловскими охотниками (в их числе был С.В. Атласов, о котором см. стр. 35, 40, 44), которые, путешествуя во время весеннего промысла на шлюпке вдоль берега, отстаивались в прилегающей бухточке от штормов, дувших целую неделю.
   Мы рано остановились, что позволило обойти озера и полазать по скалам у устья речки.
   13 сентября, перейдя вброд речку (Патекран Крашенинникова), мы двинулись далее по песчаному береговому валу; прилегающие подводные камни, открытые благодаря отливу, одеты густою порослью багряных водорослей Porphyra.
   От подножия правого мыса этой долины видна белая южная вершина Кихпинича на N 1,5°. Перевал через скалистый мыс по лесу облегчается хорошо проторенными медвежьими тропами; встретились еще небольшая падь и ручеек, круто обрывающийся к морю со значительной высоты. Еще мыс -- и спуск к берегу моря у устья следующей, более значительной речки, откуда хорошо видны Семячинский дол и сам Большой Семячик, который теперь кажется совсем другим, чем с Узона; минутами он как будто слегка курится. Долина -- со значительной речкой и голым песчаным пляжем. Слева в море одиноко торчат высокие черные утесы. Вправо долина быстро суживается. На увалах всюду березники, а по речке ольха и талы. Справа на NNW 337° видна еще голая, бесснежная вершина невдалеке, как бы конец одного из больших отрогов Семячика. Большой зуб зубчатой вершины Семячика на NW 305° и снеговая гора в самой глуби долины (может быть, Тауншиц) на NNW 325°. Затем новое пересечение увала. Мы долго шли густым сравнительно лесом, причем колебания рельефа были мало заметными. Опасаясь зайти слишком далеко от моря, повернули влево и отыскали торную медвежью тропу, которая везде идет вдоль морского берега, но не везде доступна, так как медведь ловко пролезает под низким сводом переплетенных твердых ветвей шпалерного березника и под кустами кедровника, а мы сделать это не в состоянии. Подходя к берегу, я с удивлением увидал на почти плоской террасе высокого мыса три больших котла с озерками, из которых два теперь, осенью, сухи и обнажили лежащие на дне типичные валуны, а одно еще полно воды, с мощными зарослями травы ежеголова (Sparganium affine). Далее опять берег моря, крутой спуск к речке (Кенменкыг Крашенинникова), пересечение долины, новый подъем, и еще увал, и еще спуск к речке, текущей через береговой вал по камням каскадом. Затем подъем на мыс, который оказался настолько крут, что лошадей вести на него рискованно, хотя и есть по нему медвежья тропа. Пришлось идти вверх по речке до удобного подъема на увал. Несколько далее и самая речка прижата вплотную к скалистой стене увала; пришлось речку переходить, причем одна лошадь с коллекциями увязла в топком грунте берега и легла на бок, подмочив вьюк. Пришлось остановиться преждевременно и, разбив лагерь, заняться сушкой подмоченного. Стоянка разбита всего в полуверсте от моря, на увалике между двумя долинками ручьев, сливающихся ниже вместе в упомянутую уже речку (Акрау Крашенинникова), рядом с обширным торфяным болотом с одной стороны и жидким березняком -- с другой. По всему сегодняшнему маршруту выходящая к морю обрывами мысов серая порода гладко отшлифована и местами разорвана на отдельные островки, рифы и скалы, составляющие как бы оторванное продолжение тех древних лавовых потоков, которыми, по-видимому, сложены увалы и мысы. Часто эти островки несут сверху зеленые дерновые шапки, и очевидно, что смыта и снесена часть скалы, уже бывшая хорошо задернованной.
   14 сентября утренняя экскурсия показала, что с середины небольшой плоской пади стоянки белая вершина Кихпинича видна под NNW 330°. Мы еще довольно рано тронулись далее и, пройдя еще два увала, разделенных ручьем (Уачькагач {* У С. П. Крашенинникова -- Уачькагачь ("Описание земли Камчатки", том. I). -- Прим. ред., 2008 г.} Крашенинникова), увидали хороший спуск к песчаному пляжу, узкой полосой вытянувшемуся далеко вперед под ровной стеной береговых скалистых обрывов. Я решил попытаться пройти низом, так как до наступления прилива еще далеко. Пройдя еще около 3 верст низом, частью у подножия обрывов, частью у самой воды, где песок, смачиваемый набегающими периодически прибойными волнами плотнее, мы обогнули небольшой мыс и оказались у подножия новой, очень оригинальной, отвесной, но невысокой (5--10 саж.) стены, называемой у Крашенинникова Толоконными горами за их бледно-желтый цвет и рыхлость составляющей их породы. По-видимому, это какие-то вулканические туфы или пемзы, по внешнему виду несколько напоминающие песчаник; общее их протяжение, по Крашенинникову, 3 версты 40 саж. Вскоре показалось справа устье речки, выходящей из неширокой пади с березниками. У устья обширный мелкий лиман. Речка теплая, т. е. это та самая Горячая речка, о которой упоминают Дитмар (стр. 263) и Крашенинников (I, 45); по словам последнего, она впадает в море в 6 верстах от устья Семячика и имеет в длину всего 3 версты 100 саж., причем от ее вершины легко перевалить на большие горячие ключи близ вершины Семячика. Речка не велика, с t всего 25° и теплым лиманом; она сильно заросла водяными травами, особенно гребенчатым рдестом (Potamogeton pectinatus). Перед ее устьем на песке, у подножия обрыва, мы нашли остатки лагеря С. А. Конради и даже порылись тут, не оставил ли он случайно какой-нибудь провизии, но тщетно, между тем, как мы впоследствии узнали от него, в долине Теплой речки, на березе, видимой с устья, им был оставлен небольшой склад провизии, оказавшейся излишней. У нас оставалось в этот день крупы всего на две или на три заварки и больше ничего; находка провизии была бы величайшим счастьем, но мы ее прозевали. Весной в Петропавловске С. А. Конради рассказывал, что он еще зимой поручил нескольким охотникам завезти на устье Семячика и там спрятать запас провизии для летней поездки; поэтому я и думал, что искать следы этого склада следует у устья, не подумав, что из Петропавловска Горячая речка и устье Семячика, разделенные расстоянием всего в шесть верст, кажутся одним пунктом.
   Перебродив лиман Теплой речки, мы пошли далее по песку под стеной Толоконных гор и шли скорым шагом, держась границы прибойных волн. Вправо, в стене туфовых скал, море выбило огромные вертикальные ниши с нависшей сверху закраиной. Вероятно, в зимние непогоды волны захлестывают до вершины обрыва и тогда вытачивают ниши в этой рыхлой породе. За концом обрыва, справа, потянулась широкая песчаная кошка с высоким береговым валом (до 2 саж. вышины), отделяющим море от большого лиманного озера в устье р. Семячик, и ею (около 4 верст) подошли почти к самому мысу, которым заканчивается увал правого берега р. Семячик; я уже начал надеяться, что найду, подобно Дитмару (стр. 256 его книги), устье этой реки забитым песками и проходимым для лошадей, но оно оказалось широким и глубоким каналом, по которому ходят сильные валы -- отражение морского прибоя и видны головы многочисленных тюленей-нерп. В самом озере также немало нерп, а также стада уток, гусей и чаек, разлетевшихся при нашем приближении.

0x01 graphic

   Вода в озере совсем соленая, и в ней много мертвых морских водорослей, тогда как ракообразные и медузы живые. В 6 час. вечера начался малый отлив и вода быстро стала сбывать, причем обнаружилось сильное течение в море, а к 8 час. вода стала пресной, так что мы сделали запас ее, зная, что через какой-нибудь час новый прилив снова заставит ее посолонеть.
   Лиманное озеро Семячика очень велико, до 5--6 верст длиной. Отдаленные берега его все с увалами, одетыми березником; влево линия берега извилиста, и к ближнему из ее мысов подходят большие отмели, одетые осоковой порослью. Кошка, отделяющая его от моря, очень широка; берега ее со стороны озера неровные, с небольшими мысками и заливчиками, причем к воде они всюду обрываются на аршин -- полтора. Внутренний склон берегового вала вдоль озера много шире наружного; он прорезан небольшими долинками, спускающимися с него к озеру, как с какого-то миниатюрного хребта; большая часть его площади одета шикшовником; есть брусника, отдельные кустики кедровника, рябинника и бузины.
   На песках кошки со стороны моря местами правильная сеть осоки (Carex macrocephala), молодые побеги которой, острые и крепкие, как шилья, небезопасны для путников в плохой обуви; крупноплодная Rosa rugosa здесь в двух формах -- с гладкими и шиповатыми плодами.
   От устья хорошо видны вся стена Толоконных гор и устье Теплой речки. Большой Семячик отсюда как на ладони. Он состоит из горы с пилообразной вершиной, затем из расположенного левее большого кратера провала и еще левее -- небольшого самостоятельного вулкана в форме усеченного конуса. Еще левее, вплоть до Малого Семячика, тянется правильной линией высокий дол.
   Поужинав, мы констатировали, что крупы осталось еще на один раз, охота же, несмотря на все старание, не дала результатов: дичь была напугана жившими здесь летом туристами-англичанами, остатки табора которых мы видели на кошке, и совершенно не подпускала.
   15 сентября утром оказалось, что и утренний отлив нас мало устраивает: брода в глубоком канале устья при его современных размерах не может быть вовсе. Стали переезжать на лодке, а лошадей переплавили, причем им это путешествие благодаря сильному течению далось не легко (t воды была 8°). Для переправы мы выбрали не самое узкое место, где шла толчея от встречи речного течения с прибоем, а внутренний край канала к озеру, где хотя и много шире, но спокойнее.
   Против кошки, на правом берегу канала, за пологой песчаной береговой полосой, лежит крупный обломок какой-то лавовой скалы, затем, еще далее от устья, возвышается низкий (сажен пять) мыс со скалистыми обрывами из серой плотной вулканической породы (андезит) с черными включениями. По краю плоской террасы, венчающей собой этот мыс, идет сухая шикшевая тундра, а правее, в полуверсте от обрыва, тянется гряда шпалерного березняка.

0x01 graphic

   Пока перевозились и оправляли лошадей, я съездил на разведку к южному заливчику озера. По самому его берегу идут еще долго или растительность приморских песков, или заросли вейника; повыше -- березник, а также заросли кедровника и рябинника. Путь прекрасной медвежьей тропой, в протаптывании которой принимали, впрочем, участие, может быть, и люди; тропа эта пересекает среди невысокого березника первый видимый с моря мыс и ведет к речке, где был, но уже окончился ход горбуши, на что указывают присутствие снёнки и остатки обильных медвежьих трапез. Речка небольшая, светлая; за ее луговой долиной -- опять увал с густым березняком, среди которого резко выделяется своей темной зеленью группа ольх. Пихты, которая растет где-то поблизости единственной для всей Камчатки рощей, не видно. Зная, что есть нечего, а охота здесь что-то не ладится, я вернулся к своим и не решился задерживать их здесь в поисках за пихтой; поэтому мы двинулись далее на юг вдоль морского берега. Мы пересекли террасу ближайшего увала по шикшовнику и за ней речку Ипх (по Крашенинникову), всего с небольшим в версте от устья Семячика (по-камчадальски Шемеч). У устья этой речки берег галечный, а кошка ее совершенно залита приливом. Пройдя долину, стали подниматься на очень высокий мыс, лавируя между чащей кедровника у моря и шпалерным березником правее. С вершины мыса впереди видны еще три мыса, разделенных небольшими логами, и все с густым морем березника. Так как край террасы далее непроходим, то мы взяли вправо и вошли в березник с большой массой шеламайника и зимнего хвоща. Далее еще увал и еще падь с ключиком, где мы и остановились на опушке березника с большими зарослями хвоща, миновав в этот день пять горных кряжей, одну речку, одно озерко, подпертое очень высоким береговым валом, и два ручья, не считая ключиков.
   Сегодня дождевые облака весь день идут с моря. Серо. Прибой усилился, и временами шум его напоминает пушечные выстрелы.
   Устье пади, где мы стоим, сажени на три поднято над морем, хотя по обрыву его и есть песчаная площадка, одетая морской травой (Elymus mollis). С берега видно, что перед нами еще две горы, причем вторая далеко вдается в море каменным мысом. Вблизи также сильно скалистый мыс с рифами впереди.
   Путь от устья Семячика очень труден; масса рябинника в лесу затрудняет дорогу. У моря пройти нельзя, так как обрыв скал всюду упирается в полосу прибоя, а наверху, по краю мысов, масса кедровника и шпалерный березник совершенно непроходимы и заставляют углубляться в лес. В долинках трудно было переходить ключики с неудобными канавными руслами и ямами, скрытыми в густой траве. Очень красива была вторая падь (Келькодемеч?) с озером; речка ее сбегает с берегового вала каскадом. Южные уклоны увалов или отдельных кряжей, которые приходилось пересекать, сильно развиты (длиннее) и гуще обросли лесом, чем склоны, обращенные на север. Кстати, Дитмар (стр. 258), осматривавший разрезы этих увалов по морскому берегу, считает их за сложенные вулканическим конгломератом -- продуктами вулканических извержений, принесенными потоками воды и затем отвердевшими в мощные, слоистые массы.
   16 сентября мы прошли еще несколько спусков и подъемов и вышли наконец из леса к тому месту, откуда морской берег становится уже удобным для движения. Здесь мы скоро вышли из-за береговых валов на кошку и, пройдя еще версты две, достигли устья речки Березовой. Здесь опять большое лиманное озеро, хотя и узкое сравнительно с Семячинским, вытянутое преимущественно в южном направлении. Канал устья короче, уже и мельче, чем у Семячика, но все же для переправы вброд он не доступен. Периодически в него врывается с моря прибойный вал и, размывая песчаные берега, останавливает сильное в другое время течение из озера в море и входит в озеро, где разбивается о скалистый мыс противоположного берега; благодаря этим валам переправа еще труднее. Затем идет обратно отраженная о берег волна и сталкивается с новой, идущей с моря, как раз у внутреннего края канала. Волна эта очень сильна и, смывая песок, образует в нем крутую терраску. К каналу устья прилегает с обеих сторон обширная площадь голого песка, очевидно периодически наводняемая; далее идут заросли злака Elymus mollis и осоки (Carex macrocephala), связывающих песок своими нитевидными побегами; местами кошка как бы искусственно простегана длинными белыми подземными побегами этих трав.

0x01 graphic

   Широкая кошка, идущая к устью с севера, у основания своего отделяет от моря два небольших озерка, соединенных между собою протокой и частью заросших осоками; от него идет небольшая речка, впадающая в лиман. На озере мы застали массу уток, и В. П. Савич с К. Кайдаловым пошли их добывать; они принесли около сорока уток и одного лебедя и, таким образом, спасли и наши желудки, и добрые отношения между нами и нашими людьми, которые, просидев два дня без обеда и ужина, стали несколько недовольны и вели между собой разговоры на ту тему, что хорошо бы бросить караван и налегке уехать к жилью. Больной наш окреп и после Семячика пожелал ехать верхом.
   По-видимому, ветер свирепствует здесь очень сильно, так как вала почти нет, кошка плоская, тогда как по ту сторону реки (южнее) вал начинается обрывом около 3 саж. вышины и густо одет растительностью. Против стоянки за речкой Калю, текущей с севера из озерков, крутые склоны береговых возвышенностей заканчиваются против канала устья светлыми обнажениями мыса, о котором я уже говорил. Далее возвышенность далеко отходит в сторону, и к лиману со стороны суши примыкает лишь обширная мокрая тундра, вдалеке за которой видны еще березники, а за ними -- кратеры и долы Малого Семячика (Березового хребта). В лимане, на середине его, выступает из воды белый камень, похожий на голову какого-то морского зверя.

0x01 graphic

   На речке Калю прилив сказывается лишь отдельными волнами, так что вода в ней все время остается пресной.
   17 сентября мы выждали нового отлива и стали переправляться около 9 час. утра; вода в устье занимала в это время уже только ширину речной струи, и валы со стороны моря врывались лишь до наиболее узкого места канала, которое все же совершенно невозможно переходить вброд. В воде много листьев березы и ивы, принесенных речкой, а со стороны моря -- лишь зеленая водоросль (Enteromorpha) и отдельные оторванные пузыри бурых водорослей.

0x01 graphic

   Несколько левее Жупановской сопки поднимается к небу большой, совершенно прямой столб белого пара, как бы из Авачинской сопки. На мысу за лиманом, в нижней его части, резко выделяется белое пятно осыпи, как раз на месте удара волны, проходящей через горло.
   В наиболее узком месте горла течение слишком сильно, и входящие в него с моря валы представляют даже некоторую опасность; поэтому переправа шла на более широком месте, у начала озера, и прошла счастливо, хотя лошади благодаря течению плыли с трудом и их сносило к морю.
   Ветер -- с моря; на N, над горами, были дождь и снег. Теперь мы пошли далее вдоль берегового вала. Вал здесь мощный, высокий и сложен из трех параллельных гряд, разделенных ровными логами, в которых кое-где укрылись от ветра группы ив. Из параллельных валов самый высокий -- более старый, непосредственно прилегающий к озеру, причем у основания своего он несколько размыт водой. Река Березовая впадает в озеро-лиман с запада под прямым углом к его длинной оси и морскому берегу. Озеро тянется на юг на 3 версты, а затем видна еще обширная мокрая тундра. Пройдя около 3 верст по наружной стороне вала у моря, мы перешли на внутреннюю его сторону, где скоро вышли на хорошую, торную тропу, без сомнения посещаемую и людьми. Здесь мы прошли немного более 4 верст среди шикшовника и зарослей ив; последние вправо образуют густую полосу, обрамляя берега речки, названной у Крашенинникова Катанычь, у Дитмара -- не упоминаемой, а теперь называемой Кореневская. Между береговыми валами и речкой идет ровная терраса; вал очень высок. Река, подойдя к морю, делает очень крутую петлю и впадает в него между двумя кошками -- наружной и внутренней. Заселение песчаной террасы перед валом здесь идет при сильном участии морского гороха (Lathyrus maritimus). На материковой стороне вала, очень высокого и мощного, большая площадь шикшовника.
   У основания узкой внутренней косы устья мы нашли следы стоянки с жестянками из-под консервов и шест с надписью, вырезанной ножом: "1 IH. и 29 авг. 1909, М. П. К.", т. е. обозначены две стоянки англичан-охотников и проводника М. П. Карякина в передний к устью Семячика и в обратный путь.
   Течение реки таково, что с силой несет песок по дну, плывут листья ивы и березы, но ничего морского в воде нет. Вода совсем пресная. На ночь мы поставили в реку сетку и на следующее утро поймали одну горбушу, одного гольца и одну красную; значит, хода рыбы уже нет, а есть лишь отдельные, запоздалые экземпляры.
   18 сентября мы переехали на нашей лодке устье и этой реки и пошли к югу. За концом лимана есть еще в этом направлении значительное озеро и узкая, извилистая протока, вероятные остатки более старого устья. Теперешняя наружная кошка, насколько можно судить по слабому развитию растительности, образовалась совсем недавно.
   За озером впереди, правее берегового вала, полоса луга уже серая, и на ней желто-зеленая заросль ивняка; вдали Кореневская река, идущая с севера; за ней темная полоса ольховника и ярко-желтая полоса березового леса с отдельными лишь зелеными еще крапинами; затем гребень и кратеры Березового хребта с темными пятнами зарослей и светлыми осыпями. Береговой вал здесь высокий, крепкий; пологий внутренний склон его упирается в долину старых устьев р. Кореневской, где длинное чистое озеро и протока сменяются осоковым и вейниковым болотом. По илистому берегу преобладает красивый высокий злак Роа proeminens с густыми метелками; по склону вала -- шикшовник и брусника с массой спелых ягод. Далее тропа пересекает отрог увала, упирающийся в береговой вал совершенно плоским седлом. На нем вправо кудрявый березовый лес, ближе -- полоса кедровника, а ближе к морю -- сухая шикшевая тундра. За седловиной, опять вдоль берегового вала, болото, очевидно развившееся на месте иссохшего озера; далее -- заросли ивы и луг, а за ним озеро, сильно заболоченное и заросшее по краям, с полосой зыбкой трясины; далее -- опять шикшевая тундра и луга.

0x01 graphic

   Еще далее за береговым валом открылось обширное, совершенно высохшее, плоское и круглое озерное днище. За этой совершенно замкнутой котловиной береговой вал прорезан невдалеке глубокой промоиной от ручья, идущего из тундры, занесенной массой наносного леса, частью забитого песком. После этого открылось устье р. Карау, с длинным извилистым заливом, открывающимся к морю нешироким каналом. Так как теперь прилив, мы попробовали подняться повыше и, пройдя около полуверсты левым берегом Карау (современное название Каримчина) вверх по ней, дошли до того места, где залив кончается и река получает ясно выраженный характер; дно ее очень илистое, так что и здесь брода мы не нашли. Тогда мы вернулись опять к устью и стали между сухим круглым озером и краем размытого здесь вала. Вблизи по берегу залива в густой высокой траве скрыты многочисленные ямы -- остаток старого камчадальского пепелища; правее всюду идет теперь сухое, но по веснам полное воды осоковое болото. В этот день мы прошли всего около 6 верст (по Крашенинникову -- 5); провизии -- одна рыба и две утки. Опять ждем утреннего отлива. И я записал в своем дневнике: "И так, между ревом и гулом прибоя, мягким солнцем и зрелищем вулканов и разрушенных кратеров, отделенных от нас полосой березников, идет наш голодный путь". Впрочем, утешительно, что больной наш поправляется; уже от устья Семячика он едет верхом и хотя устает, но продолжает заметно крепнуть и только очень жалуется на солонцеватую воду, которую мы часто вынуждены пить.
   19 сентября мы быстро переправились через тихое устье Карау, почти лишенное течения, и пошли по внутреннему подножию берегового вала к р. Жупановой. Уже невдалеке от устья на песке замечены были следы человека, и мы с радостью решили, что рыбалка на устье Жупановой еще не снята, что окрылило людей каравана, и все стали очень торопиться вперед. В версте от устья я посетил Странный холм Дитмара (см. его стр. 658). Это, по-моему, старая заросшая дюна с кедровником по северному склону; у моря здесь полоса гальки, давно уже не виданной на этом песчаном берегу. Вершина Малого Семячика (большой кратер) -- под 280°. С холма видно, что шедшая до сих пор параллельно морю гряда березников окончилась и за нею до самого подножия Малого Семячика идет мокрая долина с озером; параллельно морю тянутся еще два береговых озера, окруженных шикшевой тундрой. Впереди за мокрой долиной тянется перпендикулярно морю увал с березником, а за ним видна долина р. Жупановой, от которой уже идут подъемы к хребту между Шипунским мысом и Жупановской сопкой, также заросшие березником.
   В этот день мы проехали около 18 верст (по Крашенинникову -- 20). От упомянутого уже высокого холма на морском берегу пошли параллельные низкие валы, не менее 5 и до 8, поросшие березой, кедровником, ольховником и рябинником, сплоченным в крайне густые заросли, и разделенные параллельными один другому логами, тальвеги которых заняты болотистым лугом и нередко несут ямы с водой. За валами правее на W равнина, тянущаяся на большое расстояние до берегового увала у подошвы южной оконечности Малого Семячика; среди равнины разбросаны озера.
   Лога между старыми береговыми валами, если идти по одному из них вдаль, напоминают длинные коридоры между двумя шпалерами густых зарослей, и пройти из одного лога в другой крайне трудно. Так идет путь почти до самого устья р. Жупановой, и лишь незадолго до него из-за валов неожиданно вырастают среди моря две скалы, похожие издали на затылки голов сфинксов. Скалы эти находятся по ту сторону бухты, уже за устьем р. Жупановой.
   Осматривая местность, я ехал медленно, тогда как караван мой, чуя конец голодовки, ушел далеко вперед берегом моря. Среди логов по пересохшему осоковому болоту поражают ямы, встречающиеся на некотором расстоянии одна от другой у внутреннего подножия соответствующего вала. Ямы полны водой и отоптаны кругом медведями, следы которых очень многочисленны. Торные медвежьи тропы идут по всем логам и связаны поперечными тропинками через заросли.

0x01 graphic

   Ближе к морю протянулась однообразная, песчаная, невысокая, но довольно широкая терраса, одетая зарослями Elymus mollis. На ней все чаще попадаются теперь следы человека, вешки и пр.
   Самое устье р. Жупановой очень широко, сильно пересыхает в отлив и вплотную прижато с правой его стороны к невысокому горному кряжу с березником.
   В течение сегодняшнего дня Жупановская сопка сильно оделась снегом. Ее вершина очень характерна: слева -- высокий зубец кратера, справа -- низкий, благодаря чему самая вершина как бы косо обрублена. На рыбалке мы были встречены чрезвычайно радушно владельцем ее Штабелем и его спутниками. Мы разбили лагерь на самом берегу реки за рыбалкой, состоящей из складов соли и рыбы, нескольких землянок и домиков самой примитивной постройки.
  

Глава XXV
ОТ УСТЬЯ р. ЖУПАНОВОЙ ДО ПЕТРОПАВЛОВСКА

  
   20 сентября мы запасались провизией, отдыхали и переправлялись через Жупанову. Штабель предоставил в наше распоряжение, отказавшись от платы за это, запас муки, рису, соли, соленых гольцов, чая и немного масла -- немного потому, что и его собственный запас приходил уже к концу. Кроме того, он взял на свое попечение нашего больного, которого его товарищи, в увлечении близостью встречи с людьми и концом голодовки, заставили ехать чересчур быстро (в этот день ехали верхом все), -- его растрясло, и снова ему стало хуже. Штабель ожидал парохода со дня на день с 20 августа и думал, что ему удастся уже на днях быть в Петропавловске, где он мог сдать больного на попечение В. Н. Тюшова, в заведовании которого есть только что открытая небольшая больничка.
   Население рыбалки довольно многочисленно: кроме Штабеля, его супруги, сына и двух помощников, еще бондарь, засольщик, мастер по сетям и около 40 человек рабочих, русских и японцев, образующих две артели.
   Утром мы сделали небольшую экскурсию до конца северной кошки Жупановского устья. Кошка эта, узкая и плоская, по-видимому, нарастает в южном направлении под углом к песчаной косе, соединяющей скалистую группу Жупановского мыса с горным кряжем правого берега реки. На кошке еще совершенно свежая зелень и цветут обычные травы морского берега (например, сочная Mertensia maritima с голубыми цветочками) и много выброшенных морем водорослей, между прочим крупная, узорчатая, оливкового цвета Thalassiophillum clathrus, которой до сих пор мы еще не видали.
   Напротив конца этой кошки, на низменной косе правого берега, близ начала скал Жупановского мыса, стоит деревянный крест в память утонувшего здесь в прошлом году переселенца. На березовом кряже правого берега реки, против рыбалки, виден длинный низкий дом предприимчивых переселенцев, которые провели на устье Жупановой все лето 1908 г., но осенью, не сумев запасти достаточно рыбы на зиму, не решились долее оставаться на месте и были вывезены военным пароходом "Шилка" в половине сентября в Петропавловск, а оттуда во Владивосток. Это были по преимуществу железнодорожные мастеровые Китайско-Восточной железной дороги, среди которых немало было людей искусных в плотничьем деле и других полезных ремеслах, но камчадалить, т. е. рыбачить и охотничать, как это необходимо в Камчатке, они должны были учиться с азов, что, за отсутствием инструкторов, шло крайне медленно.

0x01 graphic

   Вправо за концом берегового увала виден вход в большое Жупановское озеро, или залив, идущий отсюда на юг верст на восемь, а против него довольно большая, заросшая травами низменность, занимающая к северу от реки значительное пространство, частью занятое озерами, частью осоковыми болотами. Среди них выделяется узкий залив-озеро, изливающийся в реку каналом, который на рыбалке называется Вардонкой (?). В самом русле реки три намывных плоских острова, поросших осокой.

0x01 graphic

   Часа в четыре мы простились с гостеприимными хозяевами и переправились через Жупанову на морском кунгасе Штабеля с помощью его же рабочих; место переправы для лошадей было указано ими же. Если бы не это, мы пробились бы здесь не менее двух дней, отыскивая наименее опасное место для переправы и перевозя вещи.
   На правом берегу мы быстро обовьючились и тронулись к морскому берегу, обходя увал с его березниками и скалами. В одном месте пришлось идти водой, так как скалы падают прямо в реку. Далее увал резко поворачивает вправо, и между ним и рекой, а правее и морем открывается обширная площадь осоковых болот, прорезанных топкими руслами, местами уже заросшими. Площадь древнего русла проходила когда-то между увалом и Жупановским мысом; когда же выросла понемногу кошка, соединяющая мыс с высокими и крутыми скалами, которыми увал обрывается к морю, то река отошла посевернее, а эту площадь забило песком. По схематическому чертежу Дитмара (см. стр. 661 его книги), еще в 1854 г. здесь была тихая, мелкая бухточка, но не суша; и если чертеж верен, то превращение данного участка в твердую землю произошло за последние 50 лет. Благодаря сухой осени мы удобно, хотя и не быстро, миновали болота, лавируя между топкими местами, и вышли к внутреннему подножию берегового вала, здесь невысокого, и прошли по нему до подъема на гору; вправо у подножия увала два небольших озерка обещали дать воду, но последняя, как и во всех водоемах этой низменности, оказалась солонцеватой, так что и чай наш был солон.

0x01 graphic

   Пока ставили лагерь, я еще успел до темноты взойти на гору и осмотреться, куда вести утром караван. За горой вправо оказались форменные ворота от моря к Жупановскому озеру. Крашенинников (I, 56) говорит: "От устья Шопхада реки залегла в южную сторону нутренная губа, окруженная каменными горами, которая как длиной, так и шириной версты на четыре. Оная губа имеет три устья: одно -- в р. Шопхад, да два - в море. Между первым и вторым устьем (к морю) расстояния версты с две, между вторым и третьим только с версту, а ширина каменного берега, которым губа от моря отделяется, -- сажен на полтораста". Очевидно, это устье или пролив из озера в море, о котором говорит Крашенинников, теперь забито песком и превратилось в сушу, несмотря на то, что ширина его около 150--200 саж. Теперь со стороны озера здесь широкая полоса луга, а к морю обращен песчаный береговой вал; по обе стороны ворот каменные массивы.
   Отвесный обрыв (рис. 114) увала к морю очень красив, порода его напоминает издали песчаник, но вблизи оказывается вулканическим туфом, цвет ее желтовато-серый; у подножия сразу значительная глубина.
   21 сентября, рано утром, мы услыхали свистки и увидали пароход Добровольного флота "Тамбов", идущий с SO на Шипунский мыс. Обогнув последний, пароход остановился у самого устья (см. рис. 113). Очевидно, он пришел снимать рыбалку, и нам оставалось только радоваться, что он не сделал этого ранее, так как тогда Штабель и его рабочие, отвлеченные посадкой и нагрузкой на пароход, не могли бы оказать нам той существенной поддержки, какую мы от них получили. Мелькала мысль, что недурно было бы и нам с нашими ценными коллекциями поместиться на пароход, послав трех или четырех рабочих с лошадьми в Петропавловск, до которого они, конечно, добрались бы в неделю, но и путешествие вперерез Шипунского мыса также привлекало, и последствия показали, что этот путь дает немало интересного.

0x01 graphic

   Итак, полюбовавшись на пароход, мы собрали лошадей, которые за ночь разбрелись по кошке в поисках свежей травы, обовьючили их и поднялись на прилегающую к стоянке гору. С большим трудом удалось спуститься с ее круч к первым воротам Жупановского озера. Пройдя их, мы увидали, что морским берегом далее идти нельзя, так как впереди к морю снова подходит стена утесов. Поэтому мы поднялись на вторую упоминаемую Дитмаром гору, пролезли через густые заросли ольховника и низкого березника и пошли берегом озера, то каменистым, то болотистым, поминутно обходя различные препятствия. По берегу озера мы ехали долго, попробовали сделать разведку, нельзя ли снова перейти на морской берег, но выяснилось, что к морю всюду подходят отвесные скалы. Вышли наконец ко вторым воротам, также запертым довольно высоким береговым валом. Здесь вся площадь между озером и морем возвышенна, и на песках ее большие заросли голубики, густо покрытой крупными сочными ягодами. Самое озеро хотя и шире версты, но все же длина его в несколько раз превышает ширину, противореча в этом отношении Крашенинникову. Вторые ворота, расширяющиеся к озеру, со стороны моря не широки и как бы сдавлены с обеих сторон отвесными стенами скал. Огибая озерный залив, мы вышли далее к скалистому мысу третьей горы, где на скалах много камчатского рододендрона с покрасневшими уже листьями. Затем мы втянулись в боковую долину, оставив берега озера, и пошли вверх по ней. Тальвег этой долины вначале представляет собою свежезаболоченный залив озера, сливаясь с сильно болотистым берегом последнего; затем он становится выше и прорезан речкой, собирающейся из многочисленных ключей, которые через почти правильные промежутки выходят из-под подошвы склона. Ключи глубокие и чистые, полны мелкой рыбешкой (мальки красной рыбы), недавно лишь выклюнувшейся из икры; особенно много их в узких ковшах под самой горой. Число этих серебристых рыбок нельзя определить иначе, как миллионами. Когда обходили последний такой ключик, то по недосмотру лошадь с коллекционными ящиками В. П. Савича упала в ключ на спину, и ящики наполнились водой. Пришлось остановиться и разбить лагерь на опушке березника, одевающего верхнюю часть долины уже недалеко от того места, где болотистый тальвег кончился и началось удобное для перехода ручьевое русло. Долина уже вся сухая, и склоны ее сближены. Пока В. П. Савич пересушивал свои сборы, я ходил на гору левого склона долины намечать дорогу для следующего перехода. Склон пологий, с типичнейшим парковым березником, только слева более крутая и находящаяся ближе к морю гора быстро теряет березник при подъеме на нее и одевается сплошной чащей ольховника, представляя собой уже субальпийский пейзаж. Взобравшись на вершину хребта, я увидел как раз на запад Жупановскую сопку, а левее ее через низкий распадок Авачинскую сопку с густыми, поднимающимися прямо к небу столбами пара. На востоке блестело море и хорошо были видны третьи ворота, правее которых внизу лежит мокрая тундра, заставляющая предполагать, что часть этой долины образовалась также на месте забитого песками и заросшего растительностью залива. Правее ее видны увалы с березником; озеро вправо уже кончилось. Виден и распадок, ведущий к Халыгерскому озеру, низкий и тундристый, прорезанный небольшой речкой, а также распадок, ведущий к култуку Жупановского озера.

0x01 graphic

   Сегодня первый день сильного листопада березы, длящегося на некоторых склонах уже несколько дней. Зеленая трава попадается теперь только близ воды, в лесу же и на склонах все померзло. В ольховниках местами лист совершенно свалился, хотя есть и зеленые еще заросли.
   22 сентября мы прошли до Халыгерского озера. Минимальная температура за истекшую ночь была --5°; вода в ключах замерзла, и листопад заметно усилился. Мы легко поднялись на перевал от Жупановского озера к третьим воротам, но на спуске были задержаны переходом очень крутых оврагов, бороздящих склон; в них каменистое ручьевое русло густо одето мхами и теперь, осенью, совершенно сухо. После спуска мы попробовали прямо перейти долину, так как вход в падь, ведущую на Халыгер, был прямо против нас, но переход оказался невозможен, так как середина долины, остаток старого пролива или даже устья р. Жупановой, безнадежно топка. Взяли мы влево к морю и прошли на береговой вал, держась вплотную подножия склона. Самые ворота опять обрамлены крупными скалами. Оставив их, пошли опять у подножия склона, где выходят наружу большие ключи с бассейнами, сливающиеся в речку; в них много рыбы, причем часто встречаются недавно выброшенные на берег, совершенно свежие еще, крупные экземпляры красной рыбы, остаток медвежьего стола. Многочисленные медвежьи следы испещряют берег.

0x01 graphic

   Общее направление нашего пути от устья Жупановой -- S; теперь же, перейдя боковую долину, где течет речка, впадающая в третьи ворота и имеющая четыре вершинки, все в густых тальниках, мы повернули на W, чтобы перейти и водораздел к Халыгерам. Водораздел этот -- низкий, плоский увал с редким березником, за которым мы увидали широкую, открытую, ровную долину. Эту местность нельзя счесть за речную долину, хотя по ней и протекает небольшая речка северный Халыгер. Несколько горных ручьев сливаются здесь в плоский тальвег с многочисленными вымоинами и озерками. Падь сначала идет на W, но далее широким полукругом заворачивает на SW 225°, принимая в себя узкий распадок с речкой, текущей с гор от Жупановской сопки.
   На повороте мы перешли густую полосу тальников и речку, потом поворотили в березник и, миновав еще два оврага, подошли к северо-западному краю оз. Халыгер. По Крашенинникову, озеро это называлось по-камчадальски Калиг, а по-казачьи -- Калыгары, и на нем был острожек (селение) Каннат. Размеры его он оценивает так: длина 20 верст, а ширина 6 верст. С юга к нему подходит еще внутренняя губа, имеющая 4 версты длины, с речкой Мупуа. Это и есть начало Шипунского мыса; неподалеку отсюда линия морского берега меняет свое общее направление с южного на востоко-юго-восточное.
   Озеро отделено от моря сначала высокой горой-гольцом, по которому лишь внизу немного березника. За горой слева видно понижение, соответствующее четвертым морским воротам, где между озером и морем протянулась узкая песчаная кошка. На юг видны за озером мрачные, черные горы с острыми вершинами, между которыми блестит южный залив озера. Вправо заметна широкая падь р. южный Халыгер, ведущая к перевалу на р. Вахиль, впадающую в море уже по ту сторону Шипунского мыса. Берега озера у северного конца его сильно заболочены осоками, так же как и тальвег долины выше озера. Можно думать, что ранее озеро простиралось на север гораздо дальше, почти до водораздела к речке третьих ворот.
   На западной стороне оз. Халыгер, по-видимому, возможен сквозной путь вокруг озера по березнику, хотя у самого берега идет чуть ли не сплошная полоска ивняков по галечному грунту. В озере редкая масса рыбы и большие стада мальков. Кроме лососевых, много и плоской камбалы. Вода солонцеватая.
   Вся северная часть озера с ничтожной глубиной, ровное дно все просвечивает через воду, по дну -- слой ила; по берегу прибойная полоска между водой и ивняками, с галькой и гравием, ничтожна (около 1--2 арш.), что указывает на слабое волнение. Температура воды у берега 10,7°.
   Оз. Халыгер очень широко в главном своем плесе и, как кажется, имеет общую форму трапеции. У его юго-восточного края обширная полоса заболачивания с озерками.
   23 сентября мы долго искали лошадей, разбредшихся ночью по березнику в поисках за остатками травы. До сих пор им еще не приходилось голодать, и теперь они заметно реагировали на исчезновение корма. Тем не менее после часа мы тронулись в обход озера и по крутому косогору среди березника, переходя овраги и сильно скользя по опавшему листу, довольно быстро дошли до его юго-западной оконечности у устья р. южный Халыгер. Отсюда кошка озера видна под 117° на О, а скалистый мыс -- к северу от нее под 126° 30'; у подошвы этого мыса в кошке заметно понижение; по-видимому, там-то и находится сток, выводящий избыток озерных вод в море.
   На озере мы заметили шлюпку с гребцами, -- значит, и здесь есть люди. Затем в течение 2 час. ехали вдоль косогора по западному берегу Халыгера, часто высоко поднимаясь над берегом, где склон более отлог. При этом мы все время придерживались медвежьей тропы, которая в зависимости от грунта то резко выражена, то почти исчезает. Речки оврагов удобнее пересекать у самого озера. У юго-западного конца его путь идет по песчаному плоскому берегу, затем прорезывает полосу ивняков и подбивается к крутому подножию увала справа. Здесь перед нами открылась яркая картина заболачивания, так как тальвег широкой долины р. южный Халыгер соответствует в нижней своей части озерному заливу. Среди болот здесь много небольших озер.
   Под отвесным уступом крутого в общем косогора, на обмытом с трех сторон водами речки плоском уступчике, построена хижина из бревен, досок и дерна; кругом на жердях сохнет рыба, красная и камбала. Обитатели уехали на лодке в озеро. Наверху по косогору пни берез явно спилены, а не срублены, что указывает на пришельцев из России, так как камчадалы пилами не пользуются. По-видимому, это какие-либо вольные поселенцы, так как петропавловское начальство оказалось не осведомлено на их счет.
   Взобравшись снова на косогор, так как низом стало идти топко, мы пересекли мыс увала и вышли к боковой долине, притоку с двумя ручьями, и, перейдя их, прошли еще долину, приток предыдущей, после чего перевалили через увал левого склона главной долины и увидали под ногами р. южный Халыгер и за ней уже более приподнятый тальвег с тундрой, все еще испещренный озерками-окнищами в ней. Мы стояли теперь на гребне крутого кряжа среди березника и, двинувшись вперед по медвежьей тропе, скоро были остановлены промоинами, уничтожившими также и тропу; пришлось очень круто спуститься к реке, перебрести ее и, пройдя полосу густых ивняков, разбить лагерь на краю тундры. Ширина реки здесь 5--10 саж., брод очень мелкий. На сегодняшний путь мы употребили всего 4 часа, а на весь путь от устья Жупановой -- 16 час. (Крашенинников от устья Жупановой до устья Халыгера насчитывает 30 верст).
   Около 8 час. вечера был слышен подземный гул с раскатами; такой же гул мы слышали 19 сентября, подходя к Жупановой, и в том же направлении т. е. со стороны Авачинской сопки.
   24 сентября, в 2 часа ночи, мы все были разбужены небольшим землетрясением; один из толчков был сильнее, чем все остальные, бывшие при нас на Камчатке и по большей части в лагерной обстановке проходившие незамеченными.
   Резюме моих наблюдений относительно Халыгерского озера таково. Озеро состоит из широкого главного плеса и трех заливов: северного, южного и западного. Южный, по-видимому, очень длинен и отделен от западного низким увалом с березой, может быть полуостровом.
   Кошка своим северным концом подходит к гигантской отвесной скале, под которой, по-видимому, и находится исток в море. Заболачивание долины южного Халыгера сильнее, но с тем же характером, как и северного. Речка же эта гораздо больше той. Временами доносится и сюда отдаленный шум прибоя. С тундры видны Жупановская сопка на NW 316° и перевал левее ее, тогда как верховье южного Халыгера правее.
   В этот день нам не посчастливилось. Пройдя немного сухой теперь, но мокрой весною тундрой, мы пробились через полосу ивняков и, перейдя небольшой правый приток Халыгера, пошли самым берегом последнего, текущего здесь приблизительно на середине долины. Проходя по краю земляного обрывчика, одна из лошадей, с коллекциями В. П. Савича, оступилась и бухнула в воду. Пришлось сейчас же остановиться на сухой площади береговой отмели и сушить подмоченные коллекции. Этот день я употребил на рекогносцировку пути и небольшую экскурсию по долине, Савич -- на спасение коллекций, а наши люди -- на хозяйственные заботы. Поставили сетку и выловили около сорока гольцов, кроме того, вымочили рыбу, подаренную Штабелем, чтобы освободить ее от избытка горькой японской соли, а также вычинили сбрую. И выше по течению долина долго сохраняет свой широкий и плоский тальвег. В горах, невысоких, с коническими вершинами, есть в обе стороны удобные на глаз проходы: вправо, в долину р. Жупановой, и влево, в долину р. Вахиль и к Жупановской сопке. Мы наметили себе дальнейший путь в ближайшую боковую долину с небольшим ручьем, который должен вывести нас к среднему течению Вахиля. Терраски с обширными сухими площадями шикшевой тундры дают надежду на хороший переход. Речка, текущая здесь, по-видимому, часто меняет свое русло и сильно бушует весной и после дождей, но теперь она почти суха.
   Тундра совершенно умерла, зелеными остались только клюква да небольшие листочки Coptis trifolia. Листопад уже кончается, в листьях стоят лишь одиночные березы.
   25 сентября мы уже уверенно пошли по нашему пути. Избранная нами медвежья тропа оказалась вскоре несущей и следы человека; я даже думаю, что это остаток той трактовой тропы, которая некогда вела из Петропавловска через поселение восточного берега в Нижнекамчатск, бывший административным центром. В вершине речки оказались свежие небольшие прорубы через ольховники, сделанные или геологической экспедицией С. А. Конради, или рабочими, ушедшими с промыслов Штабеля. Пересекая сухие тундровые террасы, косогоры и русла ручьев, мы поднялись к перевалу через невысокий плоско-округлый гребень водораздела между бассейнами Халыгера и Вахиля. Первая из этих рек изливается в море у северного основания Шипунского мыса, вторая -- у южного. Уже общая форма вершин окружающих нас горных цепей, сильно отличаясь своей округло-пирамидальной формой от виденных ранее за весь маршрут 1908 и 1909 гг., говорит о чем-то новом. И действительно, вместо глинистых сланцев и андезитов, окружавших нас все почти время нашего путешествия, здесь оказались порфириты. По крайней мере, С. А. Конради дал такой отзыв о собранном мною здесь образчике: "Голубовато-зеленая порода с беловатыми и буроватыми пятнами. Под микроскопом видны сильно разрушенные выделения плагиоклаза. Основная масса сильно измененная и неоднородная. Местами она мелкозернистая, по-видимому кварцевая, местами -- более темная. Зеленая окраска зависит от каких-то не определимых, более волокнистых скоплений в основной массе, принадлежащих хлориту или, скорее, вторичной роговой обманке. Порода значительно изменена вторичными процессами и точно определена быть не может; по-видимому, это порфирит или порфиритовый туф".
   Спуск с перевала еще положе и постепеннее подъема. Путь здесь в высшей степени удобный. С плоского седла перевала постепенно идет покатая долина с обширными шикшевыми террасами, прорезанная долинами ручьев с неизменным густейшим вейником, светло-желтыми полосами прорезывающим темную зелень шикшовников или сменяющимся полосами густых ивняков. Я тщательно осмотрел нею долину от края до края, ища продолжения той тропы, которою мы поднялись на перевал, но на твердой скатерти шикши (Empetrum) следы медведей терялись, не образуя правильно протоптанной тропинки.
   У левого края долины, по опушке березника, на склоне, сохранились остатки становья из юрточки и склада дров, давно уже заброшенные. Такие становья нередко устраиваются местными охотниками, если они открыли удобную для промысла местность вдали от дома.
   От перевала мы пошли сначала левым краем (восточной) долины по опушке березника, затем в поисках тропы пересекли ее и пошли сухими террасами правой ее стороны, пока нам не преградил дорогу ровный безлесный увал, подошедший справа и сильно сузивший долину. По-видимому, он отделяет нас от главной долины Вахиля, текущего с запада из-под Жупановской сопки. Теперь мы спустились влево к руслу перевальной речки и восемь раз перешли ее вброд по галечным отмелям, так как обрывистые, неудобные участки берега часто преграждали дорогу. Затем поднялись на левый увал и пересекли выдающийся, ровный мыс его с шикшевой тундрой, где лишь по краю есть кусты кедровника. Спустились по мыску увала среди осыпного грунта обрывов террасы к речке Вахиль, которая здесь впервые подходит справа, выйдя из широкой пади на NNW, и уже глубока и широка, несмотря на малую воду.
   Лагерь разбит на низкой террасе у галечного обрывчика к воде. В половодье вода стоит вровень с краем этой террасы, заросшей плотным ковром шикшовника. У подножия обрыва к верхней террасе старая протока с осоковой зарослью, которая еще зелена; между шикшевой террасой и протокой полоса тальников. Ниже стоянки на реке перекаты и широкая галечная полоса на другом берегу, очевидно протока, заливаемая водой только в половодье; за нею обширная площадь тальников; ниже на правой стороне долины видны непропуски, т. е. скалистые стены, прямо упирающиеся в воды Вахиля. На верхней террасе со стороны Шипунского мыса, прорезанной оврагами и занятой сухой тундровой порослью, при нашем приближении шесть медведей собирали ягоды, но наши охотники и здесь волновались настолько, что не сумели подползти поближе и дальними выстрелами только разогнали возможную и столь желанную для них добычу; медведи ушли в горы.
   В этой части долины Вахиля особенно бросаются в глаза мощные аллювиальные террасы, развитые особенно сильно по левому берегу, тогда как по правому они во многих местах смыты, и река моет тогда скалы у подошвы хребта, обрамляющего ее долину с запада. На оползнях и осыпях по склону террасы обнажается светлая супесь с окатанной галькой. По краю обрыва террасы где сильно осыпаются, где задернованы и украшены группами кедровника.
   26 сентября мы пошли вниз по Вахилю, держась площади террас левого берега. Дитмар переходил здесь через реку, но я, осмотрев местность впереди с высокого мыса террасы и видя скалистый, обрывающийся в воду правый берег, решил, что, следуя за Дитмаром, придется потом переправляться обратно, что, впрочем, и ему пришлось сделать. У стоянки брод хотя и серьезный, но в это время года доступный для вьюков.
   Поверхность террасы одета очень густым, кочковатым шикшовником, несколько затрудняющим движение; медвежья тропа то исчезает, то появляется снова, идя по преимуществу у подножия верхней террасы или пересекая ее мысы. Она часто совершенно теряется, особенно в густом шикшовнике. Затем пошло пересечение оврагов, прорезающих террасу, где приходилось рубиться сквозь густые чащи ивняков, а в конце пути и ольховников. Часть пути мы сделали по нижней террасе, у подошвы обрывов -- верхней. Здесь обширная полоса заболачивания, масса озерков овальной формы и мочажин, теперь пересохших; возможно, что весной эта терраса вовсе не проходима. За день пересекли несколько левых притоков Вахиля, в том числе три более значительных, выходящих из глубоких долин, которые также имеют хорошо выраженные террасы. Справа (с W) в долину Вахиля выходят лишь две небольшие пади, и на большей части пути нас сопровождает справа увал или хребет этого берега, в нижней своей части состоящий наполовину из обрывов, часто утесистых, под которыми и проходит река.
   Впереди горы расступаются, и долина реки на пути к морю становится более широкой. Вправо, впереди, -- мыс, за которым горы также отходят в сторону, оставляя низкую террасу между рекой и увалом.
   Стоянку мы разбили на краю небольшого березника, у края террасы, все еще частью заросшей шикшовником. Вечером я был свидетелем массового полета самцов небольшой ночной бабочки (Hibemia), бескрылые самки которой тоже в большом числе ползли по коре берез. Это был единственный массовый полет бабочек, виденный мною на Камчатке за два лета.
   27 сентября мы прошли еще немного террасой и должны были спуститься в широкую и прямую долину довольно значительного левого притока р. Вахиль, тальвег которой сильно зарос ивняками. Речка извивается среди ивняков причудливыми зигзагами, за ней -- крутой склон террасы с кромкой, украшенной бордюром из темной зелени кедровника.
   На горах слева, т. е. на хребте Шипунского мыса, еще сохранились пятна прошлогоднего снега на более высоких вершинах. От спуска в боковой овраг и до выхода к левому берегу Вахиля, куда мы стремились, мы шли 3 часа, хотя расстояние это нельзя оценить более 3 верст, так как от самого спуска в овраг рубились через густейшие тальники и ольховники. Перебравшись через овраг, мы еще раз поднялись на террасу левого берега, где можно констатировать сильное зарастание шикшевых тундр молодым ольховником. Далее мы опять сошли вниз и выбились, держась вправо, в сухую протоку Вахиля с галечным или песчаным дном или с подсыхающим болотом, где господствуют все еще зеленые осоковые заросли; весной все это залито водой. Прорубившись еще раз через ивняки на гриву между протокой и речкой, мы вышли наконец к реке и остаток дня употребили на переправу.
   На правом берегу реки здесь обширный галечник, против выдающейся части которого мы и стали готовиться к переправе. Галечник имеет свое начало выше по течению, сейчас же за последней стеной скал. Ниже справа виден низкий перевальчик, а за ним одинокий уже увал обрывается в реку последним скалистым непропуском. Его легко обойти, взяв вправо через березники.
   По берегу густой стеной идут ивняки. В половодье р. Вахиль, которая теперь тиха, как озеро, прямо безумствовала. Она снесла массу дерна и кустов ивы, навалила их кучами на коряжины, образовала вдоль правого берега земляные обрывчики, сильно размывая берега, и наметила на скалах берегового обрыва ясно приметную черту, почти на сажень выше своего обычного уровня.
   Лошади во время переправы плыли почти что от берега до берега. Ниже река еще глубже, особенно у сильно подмытого правого берега.
   Крашенинников (I, стр. 54) называет эту реку Ашумтан, как и селение, близ ее устья расположенное. Дитмар видел в ее водах тюленя. Река эта отличается, между прочим, чистой темно-синей водой.
   Море, которого еще не видно, сильно шумит глухим гулом, напоминающим рев водопада. Устье реки -- как раз на юг от нас; долина в этом направлении расширена сейчас же за мысом, переходя вправо в приморскую равнину, и снова все еще сопутствуема горами.
   Стоянку мы устроили прямо на отмели близ переправы, чтобы не вьючить лишний раз лошадей, а дать им подкрепиться скудной травой для завтрашней работы. Пройдя от стоянки к увалу, я нашел за полосой тальников высокий берег над весенней протокой и подъем на него.
   28 сентября мы прошли не более 5 верст от правого берега р. Вахиль до правого же берега р. Островной, с переправой через последнюю.
   Заканчивая описание пути по Вахилю, я должен сказать еще, что горы этой долины сильно напоминали мне размытые юрские хребты Маньчжурии: закругленные, хотя бы и круто падающие гребни, пирамидообразные и куполообразные вершины, редкие обнажения среди склонов и отсутствие осыпей. Все они доверху одеты лесом. Очевидно, и здесь это лишь остаток сильно размытых хребтов.
   С утра сегодня шум невидимого моря напоминает шум поезда. От стоянки мы пересекли протоку и, пройдя еще немного под увалом, вышли на низкую, хорошо приметную даже со стоянки на террасах левого берега Вахиля седловину с березником и, перевалив ее, оказались на краю обширной заболоченной равнины, среди которой, как острова, возвышаются отдельные горки. Масса озер и промоин свидетельствует о недавнем сравнительно заболачивании равнины. Мы поехали не путем Дитмара вправо через гору, а краем долины по березнику, одевающему склоны увалов, то поднимаясь на косогор, то спускаясь к берегу озер и болот. Так, по высокому косогору, мы и вышли в боковую долину с двумя большими озерками, имеющими сток в р. Островную. Вблизи параллельно косогору видна и самая р. Островная, извилисто текущая по краю долины, частью вдоль морского берега, частью наискось к устью, которое очень недалеко от устья Вахиля. Берега ее обрамлены густой лентой ивняков и ольхи, почему ее видно на большое расстояние. Впереди на SO виден о-в Крашенинникова, в виде довольно высокой крутой горы, с несколькими кекурами внизу у воды. Он отделен от материка узким проливом.
   Близ берега еще несколько (2--3) таких же островных горок, меньших, чем остров, но сложенных теми же темными скалами. Ранее и они были островами и затем, благодаря прибою и его работе над береговыми валами, приросли к берегу. Впереди еще хребет, доходящий вплотную до берега моря, куда обрывается его высокий, скалистый мыс, а за ним еще высокая гора, вероятно мыс Налочев. Шум прибоя теперь опять очень ясен и громок. К северу от реки небольшая терраса с зарослями низкорослой ивы и вейника подходит к самому берегу большого Островного озера, сильно заболоченного, особенно благодаря зарослям осок и хвощей. По этой террасе мы пробрались к месту, где была удобная переправа. Река Островная неглубока, и ширина ее всего 5--6 саж., но дно здесь илистое и топкое. Пришлось еще раз собирать брезентовую лодку и устраивать настоящую переправу.
   Отсюда, с берега р. Островной, против озера, -- мыс, которым заканчивается кряж правой стороны долины Вахиля.
   За узкой полосой ивняка на левом берегу Островной идет обширная, теперь сухая тундра с полусухими же, хотя и многочисленными ваннами. Пройдя около версты на юг этой тундрой, я увидал очень ясно недалекую уже Авачинскую сопку. Пройдя еще полверсты, я попробовал подойти к Островной и убедился, что густая полоса ивняков, по ней растущих, все так же густа, река вплотную подходит к обнажениям своего левого берега, где она обмывает конец небольшого горного кряжа, очень тиха и достаточно глубока, сохраняя илистое дно; берега ее состоят все из земляных обрывчиков.
   Ночью наши лошади, по обыкновению стреноженные и ходившие по тундре, неожиданно явились в лагерь и, опрокинув мою палатку, перешли реку. Во время переправы они, очевидно, заметили на левом берегу полоску зеленой травы и, не найдя на правом ничего подобного, отправились за кормом туда.
   29 сентября ночью мороз продолжался с половины девятого вечера до восьми утра и достигал --5,6°; сообразно этому и вода в реке понизила свою температуру до 3,8°.
   Реку эту и Крашенинников называет Островною и говорит, что она находится в 26 верстах от Налочевой и в шести от Вахиля; на ней было в то время камчадальское летнее поселение, тогда как зимой жители его переходили в острожек Итышхоч, ближе к Налочевскому озеру.
   Ниже стоянки река сильно отклоняется влево, на NO, идя почти параллельно морскому берегу, затем идет к устью, приближаясь настолько близко к устью Вахиля, что, надо полагать, со временем оба эти устья сольются в один лиман. Некогда Островная впадала в море много южнее, близ утесистого мыса впереди, т. е. у подошвы кряжа, идущего к Налочевскому мысу.
   Пройдя от стоянки на р. Островной около 2 верст, параллельно реке и морскому берегу, и миновав то место, где Островная огибает невысокий увал, подходящий скалистым мысом к ее левому берегу, и выходит из перпендикулярной морскому берегу широкой долины с плоским тальвегом, мы уперлись в небольшую протоку древнего русла этой реки, сильно заросшую и обрамленную жиденькими ивнячками. Глубокий ил этой канавы делает ее совершенно непереходимой. Мы попробовали обойти ее по морскому берегу, перешли усохшую тундру береговой равнины, пересекли несколько песчаных гривок и, миновав одинокую скалистую горку уже у самого берегового вала, увидали, что мешавшая нам канава поворотила под прямым углом влево (на N) и, став втрое шире при прежней глубине и илистости, протянулась до самого устья Островной, т. е. верст на пять. Мы уже хорошо различали все детали на береговом валу, казавшемся среди этих болот спасительной пристанью, но все-таки повернули назад вверх по протоке, долго лавировали среди болотистых озерков и мочажин, перешли две речки, идущие поперек долины, и верстах в трех от моря уперлись наконец в болотистый исток Островной, на середине ее широкой, плоской долины, за которой вправо высится белая Жупановская сопка, окруженная венцом низких горок. Вправо синеет озеро, дающее, как кажется, начало и самой р. Островной. Болотистый исток ее мы не стали переходить, так как заметили, что вода в нем течет вправо к реке, и, следовательно, взяв влево, его можно обойти. По берегам этого ручья видны разрезы через мощные слои чистого торфа. Лавируя между топкими болотами, представляющими собой, очевидно, остаток заросшего озера, мы подошли к подножию правого кряжа и поднялись по березнику прямо на гору. С вершины выяснилось, что вправо от нас осталась широкая долина с большим плоским озером, за которым уже идет распадок, ведущий прямо к перевалу в систему Налочевского озера. С гребня мы спустились вправо, в ближайшую долинку ручья, скользя и падая по опавшей листве, так как склон был очень крут. Выйдя в более широкую долинку, мы стали у ручья, текущего по каменистому, узкому, местами ступенчатому ложу, так как лошади сильно устали.

0x01 graphic

   С гребня горы уже были ясно видны Налочевское озеро, морской залив за ним и вдали хребет между Калахтыркой и Петропавловском и даже Вилючинская сопка; как и с приморской тундры, хорошо видны Авачинская и Коряцкая сопки, первая -- как одно целое с Козельской, вторая -- в профиль. Виден и правильный, невысокий конус вулкана, находящегося в вершине долины р. Островной, за которым должен находиться невдалеке исток восточной вершины р. Авачи (т. е. Правой Авачи завойкинцев).
   Своим подъемом на хребет мы сделали ошибку: следовало, не смущаясь топкими ключиками у его подножия, обойти увал до озера и, идя кругом него, втянуться в падь, ведущую к перевалу. Поднявшись на гору, мы напрасно утомили лошадей и потеряли много времени.
   Листопад почти кончился, в листьях лишь одиночные березки по склонам.
   30 сентября, пожалуй, самый ненастный день за все путешествие. С утра сильный дождь при температуре, за весь день не поднимавшейся выше 8°, а почти все время более низкой. Пережидать его на нашей очень неудобной стоянке было нельзя, и мы шли мокрые до костей. Спустились немного по долине ручья стоянки, в которую пониже слева (т. е. со стороны гор, что у моря) входит другая, более широкая тундровая падь, и пошли левым подгорьем. Миновали еще падь с мокрой тундрой, по которой идет хорошая медвежья, а может, быть и людская тропа, перешли речку и пошли тем же подгорьем к следующей пади, идущей прямо от Большого Круглого озера, что у юго-западного края долины р. Островной. Свернули на подъем, ровный и пологий, и среди березника вышли на гребень, который, огибая распадок, сливается вправо с другим, лежащим впереди гребнем. Если бы мы свернули по замеченной ранее тропе, то попали бы прямо на водораздельный гребень. Пересекли распадок и, поднимаясь на новый гребень, попали на настоящую тропу к Налочевой. С водораздельного гребня спустились в падь между двумя кряжами с березником и долго шли по ней, обходя справа тундру тальвега и пересекая ручьи, текущие в глубоких узких канавах. Слева тянутся тундры и озерки, примыкающие к Налочевскому озеру и представляющие собой его заболоченные култуки. Затем мы вышли и к самому озеру, которое очень мелко, грязно, совершенно пресное, полно красной рыбы и с большими зарослями водяных трав (Potamogeton, Polygonum amphibium, Myriophyllum, Isoetes и пр.). Слева оно отделено от моря довольно высоким кряжем, который на конце своем обрывается к морю отвесной стеной скал, т. е. Налочевским мысом. Низкая сравнительно седловина отделяет этот кряж от водораздела к Островному гребню. Правее Налочевского мыса тянется низкая полоса берегового вала, или кошки, обличающая лиманное происхождение озера.
   Вдоль западных берегов озера тянется лесистый кряж с четырьмя мысами, разделенными неглубокими бухточками. С этой стороны мы и обошли его, то держась края березников, то пересекая тундрочки или спускаясь к самому берегу, где обрыв ярчика обнажает массивный слой торфа с галечной полосой внизу. Мы остановились у начала высокого косогора, ведущего к южному концу озера, наловили рыбы, уже сильно переродившейся благодаря процессу нереста, и кое-как справили ужин с последними горстями муки, пожертвованной нам Штабелем.
   1 октября. С высокого берега от стоянки раскинулась картина озера с многочисленными стадами рыбы, плывущей во всех направлениях. Чайки садятся прямо на спины плывущим рыбам и вырывают куски мяса, а уйти от них крупной рыбе некуда, так как озеро очень мелко чуть ли не на всем его протяжении (более глубокие места есть у восточного берега, но нерестятся рыбы всегда на мелких местах). По берегу торфяные обрывчики отвесом почти в сажень вышины; они сильно подмыты прибоем; разрезы ясно слоистые, сверху прикрытые отчасти нависающим дерном; местами есть указания на сравнительно недавний более высокий уровень воды в озере. Около 10 час. мимо лагеря проехал один из местных охотников куда-то за оленями; разговаривать с нами он не пожелал, отговариваясь недосугом, но самое его появление показало, что где-нибудь поблизости есть охотничье становье.

0x01 graphic

   От стоянки мы пошли краем увала над обрывом к озеру среди березника, затем перешли тундру в глубине четвертого залива озера, берег которого порос здесь стеной ивняков. Оставив далее берега Налочевского озера, мы пошли по опушке ровного березника, вдоль которого тянется шикшевая терраса и правильные ряды и группы кедровника; влево видна длинная, идущая параллельно р. Налочевой осоковая тундра, теперь высохшая; перейдя ее и взяв вправо, мы увидали невдалеке в березнике что-то вроде деревни. За небольшой, но кишащей рыбою речкой стояли позади высокой поросли вейника 6--7 избушек на курьих ножках с крышами из травы, одна землянка и еще амбарчик в стороне. На вешалах сохнет рыба, а в избушке -- груда мяса и две оленьи головы; несколько шкур оленьих и медвежьих сохли на жердях, а под избушками лаяли и выли привязанные к поддерживающим их сваям ездовые собаки. Людей не было. Это, как потом оказалось, осенняя заимка сероглазкинцев и калахтырцев, центр их охотничьего района, место для которого избрано именно здесь потому, что здешняя речка Домашняя дает по осеням правильный, обильный ход кижуча. Вправо от избушки, вверх по реке, идет очень торная, глубокая, прямая тропа, которою мы, не видя другой дороги, и пошли. За березняками, окружающими поляну, около амбарчиков, мы вышли на широкую, чистую, сухую террасу, одетую шикшевой тундрой с заметной примесью альпийских трав и массами голубики. Этой тропой мы ехали более часа, проходя мимо густых групп довольно высокого кедровника, обильно усыпанного шишками, и изредка мимо одиноких берез. Перешли два ручья, текущих в Налочеву, с довольно крутыми земляными берегами, без гальки, и втянулись в широкую чистую долину, раскинувшуюся между Коряцкой сопкой и хребтом, отделяющим верховья р. Налочевой от правых притоков р. Жупановой, а может быть и от вклинивающейся между ними своей вершиной р. Островной. Тут я увидал, что мы уже миновали Авачинскую сопку и заходим в тыл Коряцкой и, кроме того, тропа заметно отклоняется вправо к низкому перевалу в сторону Жупановой или Островной. Конус Коряцкой сопки, густо одетый свежим снегом, лишь слабо проглядывал сквозь тучи, что вначале и мешало ориентироваться. Поняли мы, что зашли не туда, и повернули назад. Только в 4 часа дня мы вернулись к амбарчикам на Домашней речке, которые оставили в 12 час. дня, и снова никого не застали там, а между тем соблазнительная груда мяса лежала по-прежнему открыто в одной из избушек под оленьими шкурами. В речке массовый ход кижуча, а у нас от всех запасов опять были налицо только жалкие остатки крупы и чая. Однако ни взять что-либо без согласия хозяев, ни оставаться тут ловить рыбу было нельзя, так как ночевать было необходимо у самой переправы через р. Налочеву, дабы на следующий день после переправы сделать возможно больший переход. Теперь мы разыскали тропу, значительно менее проторенную, но идущую влево, как бы к морю. Перешли сплошной березник, затем обширную тундру, по форме своей соответствующую бывшему руслу р. Налочевой, летом сильно мокрую, теперь же почти высохшую.

0x01 graphic

   Среди этой тундры мы встретили четыре груженые нарты (три из Сероглазки и одна из Петропавловска), с трудом влекомые собаками, и четырех охотников. Они вышли из Петропавловска 4 дня тому назад и шли на заимку, на осеневку. Первым делом осведомились они у нас, начался ли в Домашней речке ход кижуча, а уже только потом -- кто мы такие и откуда идем.
   Затем мы перешли еще гриву с березником и полосу ивняков, пересекли небольшую сухую протоку и у устья ее, где раскинулись большие отмели, состоящие из дресвы и потому ближе к воде достаточно топкие, разбили лагерь на самом берегу Налочевой.
   Влево в реке -- остров, прямо крутые земляные обрывы правого берега, обросшие ивняком. На отмели и противоположном берегу шесты, указывающие направление пути во время высокой воды. В кустах со стороны моря запрятаны баты.
   Шум прибоя здесь прямо оглушителен.
   Крашенинников насчитывает от Калахтырки до устья Налочевой 34 версты (значит, до Петропавловска 50). Налочева в его время называлась Шотохчу -- одноименно с расположенным вблизи селением. Здесь была административная граница между присудами Большерецкого и Верхнекамчатского острогов. До р. Островной насчитывалось 26 верст.
   Разбив лагерь, я послал И. Г. Кайдалова назад на заимку с поручением купить там мяса и рыбы.
   2 октября мы разыскали и уже налаживали баты для переправы, когда приехал Кайдалов с покупками, привез мяса, хлеба, рыбы и даже сахара, которого мы уже давно не видали (у Штабеля также сахара не было). Кроме того, он подговорил молодого казака из Сероглазки, который собирался везти домой свою часть охотничьей добычи, присоединиться к нам в качестве проводника. Через час приехал и проводник с товарищем, и они оба стали деятельно помогать нам при переправе, благодаря чему она и прошла без всяких затруднений (на пароме из двух батов). Река Налочева в это время года очень мелка, но брод через нее крайне неудобен, если не невозможен, так как галечное дно ее покрыто толстым слоем топкой дресвы и ила, галька проступает лишь местами, где ил снесло течением. Темная, почти черная, мокрая дресва составляет также все отмели и берега. В русле много островов, намываемых и периодически размываемых, насколько можно судить по их берегам.
   За р. Налочевой мы пересекли лесок из ольхи, ее обрамляющий, и свернули по шикшевой тундре к лиману. В версте с небольшим от реки перебрели первую Мутнушку, потом еще вторую Мутнушку, а третью Мутнушку обошли по песку, совершенно заметавшему ее устье благодаря сильному прибою. Затем опять быстро пошли по шикшовнику, между береговыми валами, до речки Котельной с мелким, удобным бродом и далее до р. Каменушки. Между Котельной и Каменушкой на шикшевой тундре масса альпийских растений, очевидно живущих здесь благодаря частым туманам.
   В одном месте по дороге замечена полуразрушенная дюнка среди внутренних береговых валов. Она куполообразной формы и задернована.
   Река Каменушка в нижнем своем течении идет на значительном расстоянии параллельно морю, отделенная от него широкой полосой затвердевших береговых валов. Хорошо выраженных валов всего от 7 до 10; самые внутренние густо поросли кедровником и упираются в болотистую долину Каменушки, где крупные вейниковые заросли. За рекой виден еще один высокий вал с кедровником, а за ним поодаль березовый увал. Весь день мы ехали, имея прямо за спиной скалистую стену Налочева мыса, впереди -- Калахтырские утесы (см. стр. 168), а справа -- широкое основание Авачинской сопки, окутанной идущими с моря тучами. Время от времени клубы пара поднимаются выше пояса облаков и долго держатся над горой, резко проектируясь на пасмурном сегодняшнем небе. Слева -- море, с весьма сильным прибоем, взметывающим временами фонтаны.
   3 октября с полуночи пошел сильный дождь. Утром все было скрыто от глаз тучами, только ближайшая березовая роща за Каменушкой еще видна сквозь сетку дождя и тумана; далее как будто ничего более нет. Ветер сильный, температура не поднимается выше 6,5°. Весь день мы просидели в палатках, а лошади провели его на валу у самого моря, где Elymus, все еще зеленый, заметно подкрепил их.
   4 октября мы прошли еще с полверсты по береговому валу, затем свернули вправо и порознь перешли Каменушку, Половинную и Тойонскую, очень скоро одну после другой, чуть повыше их слияния в общее устье. Брод через эти три речки порядочно глубок, и без проводника мы не решились бы, вероятно, идти вброд, а стали бы его переезжать на лодке, что нас сильно задержало бы. Глубина бродов очень изменчива и зависит от того, насколько свободно от песков устье, т. е. насколько свободно вода сливается в море. На р. Тойонской пришлось обрубать край ярчика от кедровника там, где речка прорывает внутренний береговой вал и, подмывая его, создает высокие песчаные обрывы.
   Крашенинников сообщает, что Половинная по-камчадальски называлась Шияхтау и что от нее до Калахтырки 16 верст, а до Котельной, которую камчадалы называли тогда Ужинкуж, 12 верст.
   Затем мы снова вернулись на береговую полосу, где масса крупноплодного шиповника (Rosa rudosa), и долго ехали мимо Толстого мыса, который является мысом только в камчатском смысле этого слова, как конец увала, но не в географическом, так как морской берег идет здесь совершенно ровной, выгнутой дугой. Затем мы доехали до Калахтырского выгона и, лишь немного не доезжая до осмотренного весной одинокого утеса, свернули вправо по тропе, часто совершенно теряющейся среди порослей. Куропатки взлетают совсем белые, указывая на приближение зимы. На Авачинской сопке, уже густо укутанной в снеговые сугробы так же, как и хребты Паратунской долины, резко выступают три черные дымящиеся полосы свежей лавы, вытекшей в августе этого года. Мы свернули в широкую, сначала тундровую долину речки Крутоберегой, распадающейся далее на три истока, которые мы и перебрели один за другим. Выше по долине -- массы отложений дресвы, более или менее задернованной. Редкий березник, группы кедровника, шикша и пр. Перевалили кряж, отделяющий от Крутоберегой левый берег Калахтырского озера, и пошли по низкой седловине, прорезавшей этот кряж, среди дресвяных суходолов и сильно прорубленного березника.
   Затем пересекли Калахтырскую тундру, местами все еще мокрую, и два истока Калахтырки, причем второй исток перешли у места, где калахтырские жители оставляют свои баты, проезжая в Петропавловск, после чего и вышли на место весеннего лагеря, где нашли ограду нашей метеорологической станции нетронутой. Мы возвратились как раз вовремя, -- еще несколько дней, и наши лошади, ослабленные бескормицей, отказались бы работать; двух дорогой бросили и пригнали в лагерь только на следующий день.
   В долине близ речки теперь много неогороженных небольших стогов, поставленных жителями Петропавловска.
   5 и 6 октября я еще производил поверочные метеорологические наблюдения, а 7-го переселился в Петропавловск, и моя работа на Камчатке закончилась.
   Новости, которыми нас подарил Петропавловск, были следующие. Приезжал вновь назначенный для Камчатской обл. губернатор, но вскоре уехал; идет постройка домов для областных учреждений и чинов нового управления; часть их будет расположена у подножия Никольской горы, близ старого уездного управления, часть -- по склону горы за домом, где живет В. Тюшов, по дороге на Поганку. Геологический отдел нашей экспедиции уже весь возвратился и отдыхает. Нас встретили геологи чрезвычайно радушно. С. А. Конради прошел от Петропавловска на Жупановскую сопку, устье Жупановой и затем вдоль моря по увалам (а не берегом, как мы) до устья Семячика, затем одним путем с нами на устье Кроноцкой реки. Левым берегом этой реки он поднялся к Кроноцкому озеру, обогнул подножие Кроноцкой сопки и затем долиной, где было много рослой лиственницы, перевалил на Чажму, а оттуда в верховья Хапичи, где убедился в существовании угасших ледников наряду с ныне существующими. П. Ю. Шмидт уже уехал на пароходе "Тамбов", и из его спутников остается пока на Камчатке только А. Державин, все еще работающий на Курильском озере. В. Тюшов ездил с С. А. Конради на Жупановскую сопку и оттуда вернулся через Вахиль, так как пробовал перевалить в култук Моржовой бухты, глубоко врезанной с севера в Шипунский мыс.

0x01 graphic

   Снег в Петропавловске выпал впервые в эту осень 13 октября и быстро стаял; 15 октября выпал снова, уже более обильный, но 16-го -- день ясный, солнечный, и снег к 3 час. снова стаял.
   Ликвидация нашего походного имущества оказалась не очень сложной. 12 октября устроили аукцион, и все лошади сразу были проданы, причем почти оправдалась их первоначальная, покупная цена; благодаря этому я без затруднения мог рассчитаться с рабочими экспедиции. Из рабочих только четверо возвращались назад, четверо же остались на Камчатке.
   Э. К. Безайс успешно выполнил взятые им на себя работы. Он объехал на крейсере "Командор Беринг" юг Камчатки, высадился в Тигиле, собрал там весьма ценные коллекции, перешел через Седанкинский перевал в Еловку, осмотрел северную границу ельников, посетил Харчинское озеро, ликвидировал в Ключевском свои сельскохозяйственные опыты и на "Тамбове" вернулся в Петропавловск. Он видел нас издалека на устье Жупановой. Больной наш, С. Козлов, перенес еще вторую болезнь -- воспаление в печени, но при содействии В. Тюшова оправился, хотя вплоть до нашего отъезда находился во вновь устроенной больничке на попечении доктора.

0x01 graphic

   20 октября мы поместились на военном транспорте "Шилка", крейсировавшем все лето в Беринговом море для охраны промыслов и ходившем недавно даже за Берингов пролив, к мысу Сердце-Камень.
   На "Шилке" мы прожили с 21 октября по 11 ноября, т. е. 22 дня, и за оказанные нам гостеприимство и внимание приносим глубочайшую благодарность.
   21 октября мы вышли из Петропавловска около 12 час. дня. 22-го подошли к Берингову острову, но его за туманом не видали.
   23-го обошли Беринговы острова и пошли на NO по ветру.
   21--26-го отстаивались на море; барометр падал до 725 м.
   27-го утром были у Кроноцкого мыса, вечером подошли к островам.
   28-го стояли на рейде Берингова острова.
   29-го отстаивались в открытом море. Барометр 707.
   30-го подходили к Начикинскому мысу и южной оконечности Корагинского острова.
   31-го прошли мимо мыса Африки, уже возвращаясь на юг.
   1 ноября прошли мимо Шипунского мыса.
   2--3-го стояли в Петропавловске.
   4-го вышли из Петропавловска и через шестой Курильский пролив (7 ноября) и пролив Лаперуза (9 ноября) пришли 11 ноября во Владивосток.
  

Часть III

ОБЩИЙ ОЧЕРК ПОСЕЩЕННОГО РАЙОНА

  
   При маршрутном описании страны, когда различные географические элементы сгруппированы в том порядке, как они предстали перед глазами наблюдателя, многое остается неясным, недостаточно рельефным и ускользает от внимания читателя. Если он сам попробует сделать сводку всего имеющегося по данному вопросу, то и это удастся ему не в полной мере, так как значение отдельных, отрывочных заметок часто не может быть выяснено при описании маршрута. Наоборот, у самого путешественника всегда есть еще в запасе целый ряд мыслей, явившихся у него как результат обдумывания на месте отдельных явлений, -- мыслей, постепенно накоплявшихся в течение всего путешествия и не попавших в описание отдельных его моментов. Поэтому я думаю, что к описанию маршрута вполне уместно присоединить сводку всего виденного по отдельным вопросам, как оно прошло перед глазами путешественника. Вместе с тем, даже в таком путешествии, как наше, где отдельные отрасли географии и естествознания были предметами исследования различных специалистов, действовавших параллельно, я не вижу опасности в повторениях. И маршруты наши были в значительной мере различны, различны и точки зрения. Следовательно, одно будет дополнять другое, а не повторять его. Поэтому в этом очерке я, ради полноты картины, беру на себя смелость касаться и таких вопросов, которые прямо меня не касаются. Впрочем, растительность каждой данной страны сильно зависит от геологии и орографии страны, ее водной сети и климата, а также почвы. А возложение на ботанический отдел задачи выяснить условия земледелия на Камчатке заставило обратить внимание и на те промыслы, которыми теперь поддерживает свое существование небольшое население Камчатки.
   В дальнейшем изложении я буду почти исключительно придерживаться личных моих впечатлений и наблюдений; вместе с тем сюда не войдут результаты обработки хотя бы, например, моих метеорологических наблюдений, так как их предполагается включить в один из следующих выпусков; войдет только обобщение путевых впечатлений.
  

Глава XXVI
ФИЗИЧЕСКИЙ МИР КАМЧАТКИ (В ПРЕДЕЛАХ МАРШРУТА)

  
   Маршрут ботанического отдела касается в большей или меньшей степени следующих районов:
   1. Равнина западного берега.
   2. Пересечение Западного, или Станового, хребта.
   3. Продольная дислокационная долина.
   4. Восточный хребет (Валагинские горы).
   5. Вулканическая область.
   6. Побережье Берингова моря.
   Районы эти резко различны между собою благодаря тому, что п-ов Камчатка в средней его части сложен двумя параллельными хребтами. Оба хребта имеют общее направление NNO 30° и во многих местах прерваны отдельными вулканическими областями. Между Охотским морем и Западным хребтом тянется болотистая равнина с очень слабым рельефом, однообразие которой сильно подчеркивается прежними исследователями. Это обстоятельство оттолкнуло меня от включения ее в мой маршрут, и я видел ее только в одном месте -- у устья Большой реки. Срединная долина Камчатки занята верхним и средним течением р. Камчатки, верхним течением р. Быстрой, средним и нижним течением р. Еловки. Между Восточным хребтом и берегами Берингова моря лежит почти непрерывный ряд вулканов, отчасти еще действующих, что делает этот район особенно интересным. Большинство вулканов расположено по сбросовой линии под углом NNO 25° вдоль морского берега и, кроме того, отдельные группы их -- по второстепенным коротким линиям вкрест первой под углом NNW 320° и до NW 300°.
   Если придерживаться геологической карты К. И. Богдановича, то мы вовсе не были в области древнейших образований Камчатки, именно в области гранитов и гнейсов, хотя и прошли между двумя ее выходами: в Западном хребте (Малкинские горы) и в хребте Ганальских востряков по долине р. Большой Быстрой. В области глинистых сланцев мы были около Петропавловска, в Коряцкой долине, в прорыве р. Начики через Западный хребет, в верховьях р. Щапиной и близ Шипунского мыса; в области основных изверженных пород (52--54 и до 57 % SiO2) -- в Паратунской и Авачинской долинах, в Сельдевой пади и в области Камчатской вершины. Затем в области кислых изверженных пород (62--65 и до 72 % SiO2) мы были под Коряцкой сопкой и, я думаю, во всей области вулканов восточного ряда.
   Можно, пожалуй, рассматривать Камчатку как остаток древнего гранитного и сиенитового хребта, вдоль которого лежат мощные отложения кремнистых и глинистых сланцев, местами сильно метаморфозованных излившимися на них позднее диабазами. Затем, в связи с многочисленными сбросами и сдвигами, которым подвергалась эта страна, явились вулканические излияния, скрывшие значительную часть более древних образований под мощными толщами различного рода андезитов. Наконец, по западному побережью и в речных долинах образовались не менее мощные толщи аллювиальных отложений, получивших весьма обширное распространение.
   Гранитные горы Камчатки образуют невысокие хребты с правильными, довольно сглаженными вершинами. Сланцы часто выходят у подножия гор, образованных вулканическими породами; там же, где они образуют целые хребты, как, например, в Валагинских горах или в Ганальских востряках, не редки узкие, острые гребни и пильчатые или зубчатые вершины.
   Большая часть гор, с которыми мы имели дело, -- вулканического происхождения. Знакомясь с литературой по Камчатке или рассматривая карты этой страны, легко представить себе, что вулканы эти разбросаны как отдельные массивы среди тундры. На самом же деле почти все они или гребнями, или высокими плато связаны вместе и образуют горные цепи, по внешнему виду нередко мало отличающиеся от хребтов, возникших другими способами. Даже и сами насыпанные конусы нередко сильно замаскированы последующими изменениями, связанными с их постепенным разрушением. При обилии на Камчатке вулканов весьма различной древности можно легко установить постепенный ряд различных форм горного рельефа, вызванных к жизни вулканической деятельностью и последующими процессами размыва и выветривания.
   Первое место в этом ряду занимают те вулканы, которые, раз образовавшись и развив на вершине правильного насыпного конуса небольшой кратер, затем прекратили свою деятельность и как бы застыли в одном положении. Если даже осыпался или завален обломками их верхушечный кратер, то это мало влияет на общий вид горы. Таковы Кроноцкая сопка, Вилючик, Опала, Коряцкая. У наиболее ярко выраженной Кроноцкой сопки склоны сходятся к вершине под углом около 100° и представляют ясно выраженную вогнутую линию; более пологие склоны Коряцкой сопки, вершина которой сильнее усечена, чем у Кроноцкой, сходятся под углом около 120°, а еще более пологий Кизимен (рис. 74) имеет склоны, сходящиеся под углом 140°. Все они изборождены резко выделяющимися продольными ребрами и рытвинами или даже оврагами (барранкосами). Кое-где, нарушая правильность конуса, выступают еще застывшие массы лавы, особенно массы тех лавовых потоков, которые останавливаются в своем течении в верхней части вулкана. Из виденных мною вулканов этого типа некоторую деятельность проявляет Коряцкая сопка (рис. 21), вершина которой выделяет временами струи белого пара, а, по уверению жителей, однажды дала и небольшой выход лавы ("горела"). Кроме того, близ вершины Кизимена с северной стороны его выходит могучая фумарола.
   Другой тип вулканов, или сопок, -- это вулканы с вершиной, пережившей несколько небольших катастроф и несущей вторичный уже кратер; такова, например, Жупановская сопка. Третий -- это вулканы, первоначальный конус которых разрушен, но затем последующими извержениями восстановлен, хотя и не в прежних размерах, т. е. вулканы типа Везувия. Такова Авачинская сопка с остатками края первоначального конуса, Козельской сопкой, и кольцевым валом вторичного кратера -- Сараем. Современный ее конус и кратер поддерживаются, несмотря на постоянные небольшие извержения, приблизительно в одном и том же положении с 1828 г. (см. Дитмар, стр. 604). Таков же, хотя хуже выражен, вулкан Тауншиц у Кроноцкого озера, а также две из вершин Березового хребта.
   Далее идут вулканы, кратеры которых, разрушаясь, более не восстановляются. Они или заменяются новыми кратерами, рядом со старыми (гора Крашенинникова), или же сравнительно небольшими паразитными конусами сбоку (Кихпинич, давший гору Caвича), или же совсем замолкают, как, например, Большой Семячик, хотя разрушенный кратер их все еще является типичным кратером.
   Еще далее идут остатки вулканов, настолько сильно разрушенных, что они уже не производят впечатления вулканов, и только внимательный осмотр позволяет восстановить мысленно их прошлое; таковы гора Шапочка близ Начики, горы Ипэлька близ Большерецка, Кунчекла у Щапиной и многие другие.
   Кроме вулканов и остатков вулканов, -- причем к последним приходится относить и зубцы, окружающие старые, разрушенные кальдеры, как, например, горы у Тарьинской бухты, горы Камчатской вершины и др., -- следует еще отличать так называемые в Камчатке "сараи" и "долы". Первые -- это возвышенности, увенчанные плоскими лавовыми покровами (рис. 45); вторые -- возвышенные плато, построенные из переслаивающихся между собой лавовых потоков и мощных слоев пемзы, лапиллей, вулканического песку и бомб, пепла и пр. Лавовые покровы, придающие отдельным возвышенностям столовый тип, распространены по р. Аваче выше Коряцкой сопки, в бассейне р. Банной, у Камчатской вершины и в горах, подходящих к верхнему течению р. Камчатки со стороны Станового хребта. Из долов наиболее знаменит на Камчатке Ключевской, занимающий весьма солидную площадь между Ключевской и Толбачинской сопками и имеющий вид каменистой равнины, со всех сторон окруженной кольцом вулканов. Однако и долы между горой Крашенинникова и Кихпиничем и между Узоном и Большим Семячиком, посещенные мною, дают хорошее представление об этом типе возвышенностей.
   Наконец, кроме самых вулканов и ясно связанных с ними сараев и долов, к вулканическим образованиям следует отнести и такие хребты или отдельные возвышенности, которые хотя по внешнему своему виду и не дают возможности установить их связь с вулканами, но сложены определенными изверженными породами, где кислыми, где основными, чаще всего андезитами, нередко уже сильно каолинизированными и тогда почти белыми, но чаще серого или красноватого цвета. Таковы, например, горы Паратунской долины, Коряцкой долины, кряж между реками Камчаткой и Ковычей и гребни около вулкана Кизимен. Часть их могла явиться результатом излияний по трещинам, часть стоит в связи с остатками каких-либо совершенно разрушенных кратеров и т. д.
   Из трех групп, на которые распадаются лавы по содержанию в них кремневой кислоты, на всем нашем пути решительно господствовали кислые андезитовые породы; основные с содержанием SiO2 не выше 54 % встречались реже, а с содержанием SiO2 не выше 50 % (полевошпатовые базальты) только в одном месте по берегу Тарьинской бухты близ мыса Козак (см. карту К. И. Богдановича в "Petermann's Mittheil.", 1904).
   Благодаря обилию изверженных пород сравнительно недавнего происхождения и той выдающейся роли, которую играют в хребтах Камчатки глинистые сланцы, страна эта почти совершенно лишена полезных ископаемых; даже обыкновеннейшее из них -- глина -- и та является редкостью, и жители за много верст ездят за ней, когда им нужно класть печи, и знают наперечет все ее месторождения. Я лично находил глину или в кратерах вулканов и около горячих ключей, деятельно оглинивающих окружающие их породы, или, как на Ганальской тундре и между Киргаником и Машурой, в отложениях, которые я охотно отнес бы к ледниковым. Известняков совершенно нет, хотя отдельные кристаллики кальцита не редки, например, в одной из кислых пород -- даците. Горячие ключи выносят местами из глубины углекислую известь и отлагают ее в виде туфа или налетов, но масса этих туфов не велика.
   О железных рудах я ничего не слыхал на Камчатке, но самое железо имеется в большом количестве, хотя и не в удобной для разработки форме. Значительный процент его содержится в вулканическом песке, или дресве. Встречались и железные источники; последние я видел среди горячих ключей Пущиной и Щапиной, у подножия Кунчеклы и Кихпинича.
   После известной экспедиции К. И. Богдановича, снаряженной министерством финансов специально ради поисков на золото, на Камчатке появились и практики-золотоискатели. Были и инженеры-специалисты, как Соймонов, были и исконные сибирские таежники, как Локотков, были и аферисты, как, например, французский гражданин Бруар. Рассказами об их подвигах еще полна Камчатка. Все они, как говорят, находили следы золота, -- Соймонов даже у самого Петропавловска, в устье речки Поганки, -- однако такого места, где бы была хотя слабая надежда окупить расходы по эксплуатации, не оказалось. Золотоискатели исчезли. Бруар пробовал даже на прощание утешать жителей Петропавловска рассказами об открытой им якобы где-то ртутной речке.
   Как материал для образования почв, продукты вулканической деятельности обычно дают превосходный субстрат, но на Камчатке, где они большую часть года лежат под снегом, процесс измельчения и претворения их в удобоусвояемые корнями растений соединения идет крайне медленно. Сверх того, значительная часть их чересчур богата кремнекислотой (до 72 %), что также крайне невыгодно. Наконец, мощные толщи вулканических песков и пемз, легко пропуская сквозь себя воду, сильно осушают отдельные местности и тогда создают новое препятствие для роста растений, корням которых трудно добраться до грунтовой воды. Суходолы, называемые в районе Ключевского селения алашами, все обязаны своими характерными особенностями рыхлой вулканической почве и отличаются крайне скудной растительностью как на пастбищах, так и там, где их никто не эксплуатирует.
   Заканчивая этот отдел, я должен сказать, что, за исключением прибрежной равнины западного берега, вся Камчатка является типичной горной страной. Даже в наиболее широких местах ее долин горизонт везде сжат горами.
   Климат Камчатки благодаря ее островному положению довольно мягкий, но с очень поздней весной и коротким летним периодом. Впрочем, здесь надо сразу же выделить центральный район, т. е. долину р. Камчатки от Верхнекамчатска до Ключевского селения и долину р. Еловки, где климат много континентальнее. В первое лето нашего пребывания на Камчатке, после многоснежной зимы, снег и на уровне моря стаял окончательно к 15 июня; тогда же распустилась береза и пошли в рост травы на низменных лугах и болотах, всегда запаздывающие сравнительно с растительностью хорошо дренированных склонов. Было это в окрестностях Петропавловска, т. е. на широте Самары и Орла, Берлина и Дублина. Последний весенний заморозок был 10 июня (старого стиля), а 30 июля был уже новый сильный заморозок, от которого местами пострадали даже дикие травы, а во многих селениях выбило начисто огороды; следующий заморозок был 20 августа, и картофель померз уже везде. Повыше в горах (около 1000 фут.) березовый лес был еще в снегу и 1 июля, и, несомненно, многие березовые рощи близ моря распустились лишь около 15 июля, тогда как внутри страны, например около Милькова, на такой же высоте береза распускается в начале или, в крайнем случае, в середине мая. Осень в 1908 г. наступила с 1 сентября, когда всю альпийскую зону сразу и уже прочно завалило снегом, а внизу повяла хваченная морозом трава; листопад в приморской полосе наступил, впрочем, позднее -- около 20 сентября.
   В 1909 г. после малоснежной зимы снег стаял ранее и растительность развилась быстрее; так, береза близ Петропавловска распустилась около 1 июня, и заморозки были уже ничтожные, и только до 3 июня. Среди лета на нашем пути их вовсе не было, и первые осенние заморозки наблюдались лишь с 1 сентября. Листопад березы близ моря прошел между 18 и 25 сентября очень дружно.
   Температура воды в реках при максимальном нагревании в солнечные дни изредка давала 14°, обычно же она падала до 10° и ниже, нередко до 5°; семиградусная температура даже и в июле была обычным явлением. Низкая температура виденных мною рек тесно связана, однако, с тем, что все они горные; в низовьях Камчатки, где эта река утрачивает горный характер, и температура ее должна быть выше.
   В озерах, где поверхностный слой воды давал до 12°, с глубиной температура быстро падала, но в маленьких озерках среди торфяных тундрочек и в озерках стариц бывала и температура в 21°. Почвенной мерзлоты даже и в начале июня замечено не было.
   Короткое лето Камчатки одно не было бы абсолютным врагом культурной растительности, если бы к нему не присоединялось недостаточное прогревание воздуха, даже и в эти месяцы. Произведенная агрономами переселенческой экспедиции в Большерецке попытка вырастить огурцы хорошо иллюстрирует это; даже и в хорошее лето 1909 г. получились крошечные заморыши, совершенно нежизнеспособные. Хлеба обычно идут здесь очень сильно в рост, колосятся очень поздно, или замерзают на корню в стадии молочной зрелости, или доспевают в сентябре, но с плохим урожаем.
   В распределении осадков замечается такая правильность. Снега выпадают преимущественно в январе и феврале и в приморском районе чрезвычайно обильны, отчего сильно страдают деревья. В центральном районе, наоборот, зимы малоснежны, и, например, в Толбачике лошади всю зиму проводят на подножном корму, и осенью охотники почти до Рождества пользуются их услугами, хотя, кроме того же подножного корма, лошади ничего не получают. Весной осадков мало, с начала апреля и до июня преобладает ясная погода, и воздух, бедный в это время водяными парами, очень прозрачен. Летом, в июне старого стиля, осадков мало, в июле же -- до 10-го, а то и до 20-го -- также осадков мало, но затем наступает период, очень близкий к муссонному периоду, например в Маньчжурии, когда ливни следуют одни за другими. Этот период может захватить и часть августа, после чего наступает опять время с устойчивой, ясной погодой и высоким стоянием барометра вплоть до октября.
   Сильные ветры сконцентрированы на зиму, особенно на февраль; летом они редки, и ветреные дни насчитываются единицами.
   Реки Камчатки имеют резко выраженный горный характер. Начало их -- бурные потоки, изобилующие порогами и каскадами и сильно разрабатывающие свое русло. Нередко и здесь по берегам их есть уже правильные террасы. Выйдя из горных ущелий в долину, они становятся тише, но все еще обладают огромной динамической силой, почему постоянно изменяют свое русло, выпрямляют его, забивают песком и галькой старые протоки и прокладывают себе путь через лес, с неимоверной быстротой вырывая новое русло. Очень часто река, даже и небольшая, превращается местами в сеть проток (рис. 24), разделенных лесистыми островами, которые то растут на счет прилегающих к ним отмелей, то размываются, причем подмытые в корне деревья плывут некоторое время по течению, пока, со спадом вод, не застрянут у берега или на отмели, что сильно засоряет русло. Часть их затягивается песком и илом и увеличивает собою массу отмелей, а часть свободно гниет на дне. Выйдя из гор или дойдя до более широкой части долины, где и падение русла меньше, река вступает в область аллювиальных отложений, часто необыкновенно мощных для данной небольшой реки. Прекрасно выраженные береговые террасы указывают, по-видимому, на значительно большую деятельность этих рек в прошлом.
   Из больших озер Камчатки, которых вообще не много, я посетил только одно -- Кроноцкое, ясно соответствующее площади опускания в связи с деятельностью соседних вулканов, расположенных по обе стороны его двумя почти параллельными линиями (на SW -- Кихпинич, Узон, Тауншиц, Унана и на NO -- Кроноцкая, Хамчен и, пожалуй, Кизимен). Площадям опусканий соответствуют и оба озера Тарьинской бухты -- Ближнее и Дальнее. Обильна Камчатка лиманными озерами и по западному, и по восточному берегу; озера эти различной величины и находятся в различных стадиях образования, почему и представляют благодарный материал для монографического их изучения. Большую область речных озер, расположенных в долине р. Камчатки, ниже Ключевского селения, мне не удалось посетить; зато на нашем пути было много мелких озер, связанных с процессами заболачивания среди тундр. Наконец, Начикинское озеро (рис. 35) представляется мне в значительной степени результатом ледникового выпахивания, а группы небольших озер в долинах Паратунки, Поперечной, Начики, Банной и пр. среди наносных гряд я считаю моренными.
   Перехожу к моренным отложениям. Я считаю за таковые мощные гряды наноса, лежащие обычно параллельно речным долинам у подножия обрамляющих их хребтов или же соответствующие выходам горных ущелий в речные долины. Увалы эти имеют неровную, бугристую поверхность, изобилуют различной величины и формы котловинами и состоят из характерного желтого песка и камней, мало окатанных. В разрезах их (рис. 29) по оврагам или берегам речек толща наноса представляется неслоистой, и материал, ее составляющий, не сортирован, за исключением лишь того, что у поверхности разреза камней почти нет. Нередко в этих моренных толщах вымыты речные или озерные террасы, но все же они резко отличаются от аллювиальных, речных и озерных отложений. Самыми ясными моренными областями пройденного мною района я считаю, во-первых, область Начикинских морен, от речки Тополовой в Коряцкой долине до Начикинского озера, Холзанского перевала и вниз по реке. Другой такой же областью я считаю область истоков рек Большой Быстрой и Камчатки, где вместе с тем морены свежее и ледник исчез, вероятно, в сравнительно недавнее время. Наконец, очень большой моренной областью является пространство между реками Киргаником и Кимитиной, связанное, вероятно, с оледенением Станового хребта к северу от вулкана Хангар.
   Кроме морен, характерны еще так называемые каре в Коряцкой и Начикинской долинах и по верхнему течению Камчатки. Это террасы, глубоко врезанные в горные склоны в верхней трети их высоты в глубине цирковых впадин гребня. Террасы эти являются ложем стоявших фирновых полей, частью затем разрушены и поэтому не велики.
   Последним явлением, о котором сейчас следует упомянуть, будут горячие ключи. Ключей этих в Камчатке очень много, и они неоднократно описывались. Я видел сам Паратунские, Начикинские, Апачинские, Малкинские, Пущинские, Щапинские и ключи Узона, всего семь групп. Все их можно подразделить следующим образом. Во-первых, ключи, непосредственно связанные с фумаролами в старых кратерах (Узон), дающие обильные выцветы извести и серы, с t до 100°, нередко непостоянной, и отличающиеся обильным притоком воды, которая сливается местами в целые горячие пруды. Во-вторых, железо-известковистые с t до 45°, строящие около себя конические или плоские сооружения из накипей и глины (Щапинские и Пущинские). Обе первые группы сильно минерализованы, и вода их отличается резким, неприятным вкусом, хотя и не во всех отдельных ключах. К третьей категории принадлежат ключи, выбивающиеся из речных отложений по берегам рек с t 50--70° и с почти чистой водой, содержащей лишь ничтожную примесь сернистого газа, кремневой кислоты и натровых и известковых солей. Это самая большая категория, куда относятся наиболее популярные на полуострове Паратунские, Малкинские, Начикинские и Апачинские ключи. Наконец, к последней, четвертой группе я причисляю Верхнепаратунский ключ, выбегающий из склона горы высоко над рекой; его t 70° (рис. 13).
   Кроме горячих, немало ключей с постоянной температурой, которые зимой не замерзают и весной дают около себя первые проталины и первую зелень. Интересны также крупные ключевые бассейны ("курчажины"), очень распространенные на Камчатке. Они достигают значительных размеров, круглы или овальны, с обрывистыми, ровными стенками и песчаным дном и служат одним из любимых мест нереста красной рыбы.
   Все виденные мною фумаролы принадлежат к типу кислых и, кроме обильного водяного пара, содержат примесь сероводорода или сернистого газа и (большая фумарола Кихпинича) хлористого водорода. Нечто вроде сухих фумарол представляют собою некоторые из глиняных конусов Узона, так как они выделяют сухие, сильно нагретые газы, не оставляющие, однако, никаких осадков у места выхода.
   Резюмируя сказанное, ясно, что Камчатка с ее вулканизмом, ледниковыми образованиями, ключами, с разнообразными озерами, с удобным для вьючного передвижения рельефом, если только есть средства завезти в нее лошадей и рабочих, представляет прекрасное поле для детальных физико-географических исследований. Летний климат ее также благоприятствует исследованиям. Петрографически это страна бедная, так как андезиты и глинистые сланцы решительно преобладают над всеми остальными горными породами. Что же до практической стороны, то для развития какой-либо промышленности никаких данных пока не имеется.
  

Глава XXVII
РАСТИТЕЛЬНЫЙ МИР КАМЧАТКИ

  
   Растительность Камчатки мало разнообразна; за два лета усиленной работы нам удалось собрать всего 700 цветковых и папоротникообразных растений и лишь немногим более мхов, лишайников, грибов и пресноводных водорослей. Еще резче будет это подчеркнуто, если вспомнить, что часть этой растительности строго приурочена к альпийской области и что на Камчатке много растений, встречающихся лишь в определенных немногих пунктах, например на берегах горячих ключей или в известной части морского побережья, что объясняется иногда зависимостью от морских течений, приносящих семена растений вместе со стволами деревьев, вынесенных в море реками Сахалина и Охотского побережья, а может быть, и других мест; есть и небольшая группа растений, завезенных переселенцами из России и Сибири.
   Наиболее древним и устойчивым показался мне на Камчатке хвойный лес центральной области. Это частью лиственничные рощи из Larix dahurica, частью еловые, мшистые леса из Picea ajanensis с плоскими, белыми снизу иглами. Лиственница растет преимущественно на речных отложениях, на наиболее сухих местах, и здесь достигает большой вышины и толщины при солидном возрасте 150--200 лет; на болотах она мельчает, а на горах легко дает ветровые, угнетенные формы и из прямого, стройного дерева превращается в жалкого урода. Аянская ель охотнее восходит на горные склоны, но не высоко и чаще смешана с осиной и белой березой. В периферической полосе Камчатки ель совершенно неизвестна, лиственница же переходит за пределы центральной долины лишь на Кроноцкое озеро да в малом числе по долине нижнего течения р. Камчатки и в одном месте западного берега, близ подножия Станового хребта.
   Верной спутницей обоих хвойных деревьев в центре Камчатки является осина; ее прямые, светлые, гладкие стволы достигают значительных размеров и всегда прямы, как свечка. Вне центральной долины от Мильковой до Еловки я видел только три дерева осины около Завойки, и это единственные.
   Во всей остальной части Камчатки лес образован на горных склонах исключительно каменной, или эрмановской, березой (Betula Ermani), с развесистой, кудрявой кроной и сравнительно темной корой. Если взять всю Камчатку, то это -- наиболее многочисленное дерево на полуострове. Она образует границу леса у р. Трех Сестер, со стороны мыса Лопатки, где совсем нет деревьев, и она же идет на север до р. Вывнуки и Корагинского острова. Береза эта не особенно высока, но дает солидные стволы, только ветвиться она начинает довольно низко и часто страдает от чересчур обильных снегопадов, мешающих правильному росту. Насколько глубоки снега, например, в Паратунской долине, видно из того, что срубленные для построек деревья по большей части были срублены на высоте человеческого роста, благодаря чему нижняя часть ствола совершенно пропадала. Местные жители объяснили, что рубили бревна зимой, как могли, низко; ниже мешал плотный, обледенелый снег. Так как крона эрмановской березы очень широка, то густо расти она не может, почему березовые леса и можно назвать парковыми: в них всегда достаточно свободного пространства и света для развития пышного ковра из травянистых растений. Эрмановская береза тщательно избегает аллювиальных почв и не растет в широких долинах, почему жители и называют ее каменной, т. е. горной. На моренных отложениях и близ морского берега она, наоборот, является непременной гостьей: только у последнего сильно страдает от ветра и образует особые ветровые и шпалерные формы (см. стр. 335), которые часто смыкаются в непролазные чащи.
   Белая береза, близкая к японской разновидности этого дерева (Betula japonica), растет, наоборот, почти исключительно на аллювии речных долин, попадаясь на склонах и пр. лишь изредка и одиночно. В долине р. Камчатки она образует большие рощи и считается хорошим строевым деревом; кроме того, она постоянно входит в состав смешанных лесов с осиной, лиственницей и елью. Местное название -- "преснец".
   Подчиненную роль в лесах Камчатки играют еще черемуха, рябина и боярышник (местное название -- "харем"). Кроме того, совсем особую категорию образуют береговые леса по рекам. Это очень густые, тенистые, пышные заросли из крупных кудрявых ольх, высоких тополей, ветловника (ива Salix macrolepis), талов (Salix vïminalia и др.) и изредка черемухи. Особенно выделяются среди этого леса стройные кроны ветловника, похожие на кроны пирамидального тополя; дерево это весьма ценится жителями как строевое.
   Вот и весь перечень деревьев Камчатки, если не считать пихты (Abies gracilis), единственная роща которой каким-то чудом держится на р. Семячик.
   За лесом идут кустарниковые заросли. Среди них на первое место следует поставить Alnus fruticosa, по-русски -- ольховник. Стволы этого растения, нередко солидной толщины, в нижней своей части плотно прижаты к почве; отделяющиеся же от них ветви, как и вершина, дугообразно поднимаются кверху, образуя нередко густейшие сплетения, среди которых пробираешься с трудом, нередко приходя в совершенное отчаяние, так как местами более густые ветви запутали и руки и ноги путника. Для лошадей эти заросли -- большое препятствие, и, чтобы провести их, приходится прорубать настоящую дорогу среди зарослей. Приземистая форма ольховника находит себе объяснение опять-таки в обильных снегопадах, давших первоначальный толчок к выработке такого оригинального способа роста. Мне приходилось даже в конце июня находить в горах кусты ольховника еще вмерзшими в снег, причем они были совершенно придавлены и приморожены к почве и, по мере таяния снега, поднимались и оправлялись. Сам по себе ольховник Камчатки -- красивый куст с яркой, блестящей зеленью и приятным смолистым запахом.
   Второе место по распространению и размерам занимает в Камчатке кедровник, т. е. приземистый кедр (Pinus pumila). Он также образует местами непролазные заросли и отличается тем же способом роста, что и ольховник. В чаще леса отдельные, изредка встречающиеся кусты его имеют до 2 саж. вышины, на горных склонах он много ниже, но зато так густ, что нередко и пешком пробраться сквозь него нельзя. Еще выше на вершинах гор, где свирепствуют зимние ветры, кедровник мельчает, он ниже колена и хотя по-прежнему густ, но снова перестает быть непреодолимым препятствием. Орехи его, мелкие, но вкусные и очень обильные, -- большое подспорье в жизни медведя и соболя, этих важнейших промысловых животных Камчатки; население очень дорожит непролазными чащами кедровника и даже тщательно охраняет их от возможного пожара.
   Далее идут уже кустарники, играющие более подчиненную роль, как рябинник (Sorbus sambucifolia) с его вкусными, кислыми плодами и блестящими, слегка кожистыми листьями; жимолость (Lonicera coerulea var. edulis) со съедобными, вкусными плодами, варенье из которых мало уступает вишневому; таволги (Spiraea betulifolia, salicifolia и media), мелкие ивы, как, например, болотная Salix fuscescens, и красивая, с розовыми сережками, Salix Pallasii; красная жимолость, или, по-местному, сумки (Lonicera Chamissoi), с фиолетово-розовыми цветами, составляющая одно из украшений паркового леса, и, наконец, довольно редкая Daphne kamtschatica с белыми, приятно пахнущими цветами.
   Что касается травянистых растений, то в литературе преимущественно оттеняется гигантский рост трав; высокий шеламайник (Filipendula kamtschatica), о котором так часто упоминает Дитмар, и гигантские зонтичные Angelica ursina и Heracleum dulce, со времени Китлица сделавшиеся как бы синонимом камчатской флоры, памятны каждому, читавшему что-либо о Камчатке. Однако медвежий корень (Angelica ursina) растет на сухих лугах сравнительно небольшого района близ Большерецка, распространяясь на север только до р. Сопочной, и столь же характерен, например, для Сахалина. Что же касается шеламайника и сладкой травы (Heracleum dulce), то оба эти растения хорошо развиваются только на определенной почве. Известно, что реки Камчатки служат местом нереста для бесчисленных лососевых рыб, приходящих каждое лето с моря. После нереста они погибают и заносятся песком и илом, образуя часто саженные пласты на большом протяжении; при склонности камчатских рек менять свои русла, отмели эти входят с течением времени в территорию речных берегов или островов, и почва их содержит в себе значительную примесь азотистых и фосфорнокислых соединений, доставленных рыбами. Вот на этой-то почве в течение июня месяца и развиваются мощные заросли шеламайника, сладкой травы, крапивы, баранника (Senecio palmatus) и некоторых других трав, действительно поражающих своими размерами. Но эти же травы, выросшие где-нибудь на горном склоне в стороне от реки, нередко выглядят заморышами и даже не сразу узнаваемы.
   Из злаков особенно обильно развивается вейник (Calamagrostis Langsdorfii), по-местному -- "пырей", нередко образующий совершенно чистые заросли на долинных лугах. Это здесь главная сенокосная трава, одевающая ровным зеленым ковром большие пространства, переходящие нередко по краям в осоковые болота или в заросли иволистной таволги. Из других трав лесного пояса, до сих пор имеющих значение для человека, на первое место следует поставить сарану-кругляшку (Fritillaria kamtschatcensis Gawl.), круглые клубни которой в вареном виде имеют вкус, похожий на вкус каштана. Их собирают в большом количестве в июне и сушат впрок, нанизывая на нитки. Другая сарана-овсянка (Lilium avenaceum Fisch.), названная так за мнимое сходство отдельных листочков ее клубня с зернами овса, используется сравнительно слабо и, как кажется, только в свежем виде. Прежние массовые заготовки вытеснены теперь картофелем. Темные, почти черные цветы первой саранки и яркие, оранжево-красные второй резко выделяются среди зелени сухих лугов и перелесков и являются одним из главных украшений камчатской флоры.
   Попробуем теперь охарактеризовать травянистую растительность по преобладанию тех или других растений в определенное время. Весной первыми расцветают: анемона, близкая к обыкновенной белой ветреннице (А. nemorosa), хохлатка (Coridalis ambigua), фиалки (Viola palustris и V. umbrosa) и гусиный лук (Gagea silvatica). Второй период -- начало июня: это -- время сплошного цветения Trillium obovatum (в березняках), называемой в Камчатке "кукушкиными тамарками". Белые трехлепестковые цветы ее пестреют в редкой еще траве на каждом шагу. Затем идет период обильного цветения Orchis aristata и Fritillaria kamtschatcensis. Внутри страны, где мы весной не были, одним из наиболее характерных весенних растений является, по-видимому, красивый первоцвет (Primula longiscapa).
   Конец июня и начало июля характеризуются в березниках появлением орхидного Cypripedium Yatabeanum и белых прицветников Cornus suecica, a на лугах массами сине-фиолетовых цветов егорьева копья (Geranium erianthum) и на более сырых местах касатиками (Iris setosa), цветы которых отличаются разнообразием окраски. Почти весь июнь цветут обильно красивая, высокая фиалка (Viola Langsdorfii) и купальница (Trolliuspatulus) и, понемногу развиваясь, выдвигаются среди других трав разнообразные осоки. В середине июля в березниках среди крупных листьев папоротника (Pteridium aquilinum), перерастая их, поднимаются белые кисти лютикового Cimicifuga simplex и розоцветного Aruncus silvester, a также синие акониты.
   Во всю первую половину лета (10/VI --20/VTI) растительность, не терпящая недостатка во влаге благодаря обилию почвенных вод, поражает своим свежим и пышным видом. В это время невольно забываешь, как коротко камчатское лето, и кажется, что живешь в благословенном краю, где нет морозов и не хватает только инициативы и средств, чтобы одеть Камчатку полями и садами. В конце июля этого уже не чувствуешь, так как первое дыхание осени быстро меняет картину.
   В середине, а иногда и в начале июля поспевает наиболее популярная в Камчатке ягода -- плоды жимолости. Темно-синие, с беловатым восковым налетом, продолговатые, очень сочные, ягоды эти очень вкусны и совершенно заставляют забывать горький вкус всех их ближайших сородичей. В конце июля поспевает голубика, которая важнее если не качеством, так количеством своих ягод. Затем в начале августа идут морошка и княженика; малина играет мало роли, так как ее мало. Наконец, в начале сентября готовы брусника и черная, безвкусная шикша, которые и заготовляются впрок на зиму. Конец сентября и начало октября -- время сбора шишек кедровника. Вот и все плоды, имеющиеся на Камчатке, если не считать вкусных, но почему-то не используемых плодов рябинника и суховатых черных плодов боярышника.
   Альпийская растительность с ее цветистыми луговыми растениями и оригинальными формами жителей скал и осыпей, с красивыми лишайниковыми и вересковыми тундрами или зарослями мелких кустарничков и туфовидными полукустарничками кажется после однообразия низин особенно привлекательной. В ней преобладают, по-видимому, циркумполярные арктические виды, вроде Arnica alpina, Diapensia lapponica, Hierochloe alpina, Papaver alpinum и пр. Сильно выделяются своей миловидностью мелкие вересковые, как, например, Rhododendron kamtschaticum с крупными красными цветами, Phyllodoce, Bryanthus, Harrimanella и тонкая, ползучая Cassiope lycopodioides с белыми колокольчатыми цветами на тонких, гибких цветоножках.
   Общее впечатление от всей этой растительности таково: сильные вулканические катастрофы и ледниковые покровы вытеснили и уничтожили ту древнюю растительность, которая объединяла когда-то Камчатку с ближайшей частью Северной Америки и Японией. Только хвойные леса центральной части, находящие себе аналоги в Охотском крае, на Сахалине и даже отчасти в горах северной Японии, остались единственным памятником флористической старины. Однако и они очень бедны разнообразием подлеска и травянистого покрова. Затем новое заселение арктическими элементами пошло с севера, из Анадырского края, и с берегов -- благодаря морским течениям, и теперь постоянно прибивающим к Камчатке целые деревья, смытые в море реками Сахалина и Охотского края. Поэтому-то юго-западное побережье Камчатки, несмотря на холодное, туманное лето, приютило целый ряд растений охотско-маньчжурской флоры, как Thermopsis fabacea, Swertia tetrapetala, Saussurea Riederi и пр.
   На северо-западном берегу полуострова, от основания его до Тигеля {* Очевидно опечатка. Ранее -- Тигиль. -- Прим. ред., 2008 г.}, мы находим, напротив, приселение материковых, растений постепенными этапами к югу. Наконец, вообще в горной части до широты Петропавловска мы находим еще несколько не встречающихся севернее растений, занесенных с юга из Японии через Курильские острова птицами или воздушными течениями. Возможно, что таким же образом попали на Камчатку и растения, встречающиеся исключительно по берегам тех горячих ключей, температура которых не менее 70° (например, Killingia).
   В общем растительность Камчатки, несмотря на мощность развития отдельных ее представителей и общую свежесть июньского пейзажа, производит впечатление многострадальной. То слишком ранние морозы побьют листву и помешают вызреванию семян; то зимой ветер надует такие кучи снега, что та или другая луговина освободится от него только к концу июня или даже к середине июля (это, конечно, в субальпийском поясе); то вулканические извержения засыплют ее на огромное протяжение дресвой, т. е. вулканическим песком, и потом ей приходится пробиваться сквозь толщи его, образуя часто оригинальные формы побегов; то, наконец, ее совсем уничтожают продукты какого-либо сильного извержения. Наконец, и горные потоки, текущие с вулканов, имеют свойство иногда уничтожать растительность на своих берегах, влияя каким-то, к сожалению не выясненным, способом на корни.
   Что касается практического значения растительного покрова Камчатки, то с введением огородничества и скотоводства за ним остается доставка населению строевого и подельного материала (лес) и пищи для домашних животных (луга). В центральном районе для местных потребностей леса много, и притом хорошего; среди лиственниц попадаются и мачтовые бревна. Если же мы станем подсчитывать возможность экспорта, то быстро разочаруемся. Дело в том, что единственное ценное дерево Камчатки -- лиственница -- хорошо растет и достигает полного роста только на речном аллювии, и притом только на сухих, возвышенных частях его. Если определить общую площадь таких лесов, то окажется, что общее количество строевых бревен, которые могут быть доставлены листвяками со всего пространства между Киргаником и Еловкой, настолько невелико, что нельзя рассчитывать покрыть расход по эксплуатации, особенно если принять во внимание тяжелые условия погрузки у устья Камчатки. Дровяного леса и в центре, и по восточному берегу почти везде много, хотя в Петропавловске сажень дров стоит от 6 до 10 руб., так как рубить на продажу некому и перевозочных средств очень мало.
   Луга Камчатки дают прекрасный подножный корм на лето; коровы и лошади быстро отъедаются весной после зимних лишений. Тем не менее скудость почвы, состоящей в значительной степени из богатого кремневой кислотой вулканического песка, сказывается на быстром ухудшении трав в местах постоянного выпаса и даже сенокосов, на что очень жалуются местные жители. Особенно это заметно в тех селениях, где луга невелики, так как стеснены речными руслами или горами (например, в Толбачике).
   Как видно из предыдущего, растительный мир дает человеку уже больше средств к жизни, чем минеральный, но все же недостаточно, чтобы обеспечить его, и Камчатка была бы пустыней, если бы не животный мир, несравненно более щедрый к человеку.
   Для полноты очерка теперь следовало бы остановиться на животных Камчатки. Однако мое знакомство с ними крайне недостаточно, и читателю придется искать соответствующих сведений в трудах зоологического отдела нашей экспедиции.
  

Глава XXVIII
НАСЕЛЕНИЕ КАМЧАТКИ

  
   Древнее население Камчатки, настоящие камчадалы в средней полосе ее и курильцы на юге, почти уничтожено. В северной части полуострова и в области Станового хребта есть еще коряки и ламуты, сохранившие свои характерные особенности. Часть коряков оседла и живет в крайней нищете; кочующие и ламуты частью зажиточны, и ламуты считаются хорошими и удачливыми охотниками на соболя. Ни тех ни других я не видел, и мои личные впечатления ограничиваются кругом потомков камчадалов, казаков и русских переселенцев.
   Потомки первобытного камчадальского населения сильно слились теперь с потомками русских переселенцев. Частые кровопролитные схватки при покорении Камчатки землепроходцами-казаками, усмирение многочисленных восстаний, затем эпидемии, а отчасти и водка уменьшили их численность до крайности. Кроме того, влияние русских переселенцев на быт и смешанные браки с последними довершили это, и теперь камчадальский язык уцелел лишь в нескольких деревнях Тигильского района. Во всей долине Камчатки только один 80-летний Феоктистыч в Машуре еще "помнит" (1909 г.) по-камчадальски, но он уже сильно болеет, и не сегодня-завтра наречие восточных камчадалов исчезнет навсегда. Забываются совершенно даже названия рек и гор, заменяясь постоянным повторением одних и тех же Быстрых, Мутных, Ольховых, Тополовых и пр.
   Теперь далеко не всегда скажешь, кого видишь перед собою, камчадала или русского, -- настолько они перемешались и настолько одинаковы их образ жизни, одежда и утварь. Даже там, где жители сами считают себя чистокровными потомками аборигенов края, трудно поймать их характерные черты, так как они мало похожи друг на друга. Поэтому общие им всем как между собою, так и с русскими бытовые черты теперь важнее, чем кое-какие остатки специфических антропологических особенностей.

0x01 graphic

   Прежде всего надо заметить, что небольшие малолюдные поселения обитателей Камчатки разбросаны на необъятном пространстве и каждое из них обладает огромной, на наш взгляд, территорией. Так, по среднему течению р. Камчатки мы имеем Кирганик с территорией примерно 30 х 30 кв. верст, т. е. 900 кв. верст, или более 90 000 десятин; Машуру и Щапину с такой же приблизительно территорией и Толбачик, территория которого приблизительно вдвое больше. А между тем в первом из этих селений 9 дворов, во втором 11, в третьем б, а в четвертом 9, да и те малолюдные. Если же принять во внимание, что, например, жители Паратунской долины пользуются как своей собственностью большой территорией на р. Жупановой, имея в своем распоряжении весь бассейн р. Паратунки, что мильковцы -- частые гости в щапинских лесах и на верхнем течении р. Жупановой, то территорию каждого селения придется высчитывать многими десятками тысяч десятин и никак не менее 1000 десятин на двор, а часто и значительно более.
   Расстояние, разделяющее селения одно от другого, также очень велико, за исключением только той группы селений, которая теснится около Петропавловска (Калахтырка, Сероглазка, Солеваренное, Авача, Завойка, Хутор, Микижа и Паратунские ключи), а также Милькова, расположенного на полпути между Киргаником и Верхнекамчатском в расстоянии 12 и 15 верст от них. Это создает большую изолированность отдельных селений. Понятно, что каждая отдельная община с ее 6--20 взрослыми работниками является экономически слабой, и даже такая привычная работа, как постройка рыболовного запора, дается ей лишь с большим трудом.

0x01 graphic

   Внешний вид камчатских селений сильно отличается от обычного типа русской деревни произвольным расположением отдельных усадеб и присутствием специальных сушилен для рыбы, так называемых балаганов. Обычно селение расположено на плоской речной террасе и лишено правильных улиц, вместо которых между домами среди низкого, плотного дерна пробиты лишь узкие тропинки, хотя местами, где люднее, более похоже на улицу; другое это берег, где идет пластание рыбы и где земля плотно убита и обильно удобрена кровью и отбросами, получаемыми при пластании рыбы.
   Усадьбы обнесены плетнями, за которыми помещаются небольшие огородики, занятые или исключительно, или преимущественно картофелем. Самые дома обычного русского типа с печными трубами, но невелики и, особенно в приморском районе, построены из корявых, часто кривых и суковатых бревен, березовых или ветловых. Близ Петропавловска нужда в лесе нередко заставляет возводить сени и другие пристройки из разного случайного материала -- досок от товарных ящиков, кусков кровельного железа, жести от керосиновых банок и пр. Кроме недостатка хорошего строевого леса, постройка домов затрудняется еще и тем, что пила почти совершенно неизвестна в стране и даже доски пола и потолка делаются топором, причем из бревна выходит всего одна доска. Крыши, за неимением соломы, кроют травой-вейником, укрепляя его жердями. Впрочем, вблизи Петропавловска встречаются крыши из американского волнистого оцинкованного железа.

0x01 graphic

   Внутренняя обстановка домов много лучше внешнего их вида. Почти идеальная чистота, стремление к уюту делают жилища камчатского населения виденных мною селений прямо привлекательными. На западном берегу, к северу от Большерецка, исключая Тигиль, обстановка жилищ много беднее и, как говорят, грязнее; у оседлых коряков совсем плохая. Там же, где мы были, кроме необходимого, есть и предметы роскоши, например граммофоны, зеркала и пр.
   Усадебные постройки много хуже жилых домов. Хлева или вовсе отсутствуют, или представляют собою плоскую кровлю на четырех столбах; на ней сложен зимой расходный запас сена, а внизу стоят коровы, причем от ветра и стужи нет другой защиты, кроме снежных сугробов, легко образующихся около построек. Лошадей, если они дома, просто привязывают к плетню без всякой защиты от снега и пурги. Ездовых собак, которых нередко очень много, летом привязывают где-либо за деревней, по возможности у самой воды. Для этого или ставят стойки из горизонтальных жердей на подпорках, или составляют несколько жердей в козлы; собаки сами вырывают себе затем в земле глубокие ямы или норы.

0x01 graphic

   Для хранения различных запасов и снастей мы найдем в каждом селении еще амбарчик и шайбы. Амбарчик - это небольшой сруб на четырех столбах, пол которого поднят аршина на два над почвой, сбитый из бракованного леса, с двускатной крышей, без окон. Величина их часто такова, что постройки эти производят впечатление игрушечных.
   Шайбы -- это сбитые из бревен четырехугольные плоские ящики на столбах, поднятые над почвой на высоту от 2 арш. до 2 саж., сверху открытые. Лазят в них по косо поставленному бревну с зарубками. Их заполняют сверху сушеной рыбой и вяленым мясом или другими запасами и закрывают плашками, корой или ветвями, придавливая все это более тяжелыми обрубками или камнями. Такие шайбы ставятся как среди селений, так и на временных охотничьих становьях, нередко очень далеко от деревни.
   Наконец, наиболее характерная часть камчатской деревни -- это балаганы, располагаемые обыкновенно правильным рядом вдоль берега реки, иногда рядом с жилыми домами, иногда в стороне, если это удобнее для рыболовства. Балаганы старинного камчадальского типа, бывшие когда-то повсюду летним жилищем, я видел только в Кирганике; в других селениях они уже значительно русифицированы и упрощены. Балаганы старинного типа представляют собой платформу на высоких, около 3 саж., столбах, на которой стоит легкий домик из нетолстых бревен или жердей, с двускатной крышей, без окон, с одной дверью по фасаду и очагом из камней, без трубы. Значительно ниже верхней платформы, аршина на два над землей, устроена другая, еще более легкая, а над ней размещены жерди для сушки рыбы. На верхнюю платформу поднимаются с помощью оригинальной, очень примитивной лестнички из бревна с выбоинами, которое легко поднять наверх и тем затруднить доступ непрошеным гостям. Очевидно, мы имеем здесь местное видоизменение одного из древнейших типов человеческих жилищ вообще, того типа, к которому принадлежат современные нам постройки многих малайских племен и от которого не особенно далеко отступали известные свайные постройки.

0x01 graphic

   Там, где русское влияние сильнее, балаганы перестают служить жильем и, сообразно этому, верхнее помещение их превращается в амбар для хранения юколы и теряет открытую часть платформы, окружающей жилое помещение у балаганов первого типа. Балаганы третьего типа совершенно теряют и нижнюю платформу и тогда представляют собою только систему вешал, над которыми, защищая их от дождя, возвышается амбарчик; если же вешала сняты, то остается только высоко поднятый над землей амбарчик.

0x01 graphic

   Общий ход жизни у населения посещенного мною района таков. С конца мая или, выше по рекам, с конца июня начинается период рыбной ловли. Сначала, пока вода высока, ловят сетями, выезжая часто далеко от селения, преимущественно на отмелях. Особенно караулят наиболее ценную из местных лососевых рыб чавычу, или чивицу. Затем, по мере спада вод, переходят к постройке запора или даже запоров, смотря по свойствам реки, особенно по числу рукавов ее. В Паратунском селении запоры в ходу уже с начала июня, а в Щапинском строили запор при нас лишь в самом конце июля; более нормальным положением следует признать то, при котором запоры функционируют с конца июня до начала августа, когда масса снёнки, несомая течением, начинает гнить, сильно загрязняет запоры и приводит их в негодность.

0x01 graphic

   Только в Машуре я видел небольшие запоры с одной мордой, расположенные у самого берега; по большей же части запор идет через всю реку, совершенно ее перегораживая от берега до берега. Он состоит (подробное описание см. у В. Н. Тюшова: "По западному берегу Камчатки", стр. 26) из линии крепких кольев, к которым у поверхности воды привязываются длинные жерди -- "карбасины", на которые опирается "атолл", т. е. подвижная изгородь из палок, связанных гибкими ивовыми ветками и полосками коры. Среди атолла оставляется несколько отверстий по числу имеющих быть поставленными ловушек, называемых колпаками, или "пеулями". Пеуль состоит из двух крепких решеток, связанных под углом; к свободным концам их параллельно одна другой приставлены укрепленные на кольях еще две решетки -- "атыры", так чтобы между рамами последних и рамами пеуля оставалась свободная щель в ладонь шириной. К открытому концу прохода, между атырами, укрепляется "морда", т. е. длинный цилиндрический решетчатый ящик, сделанный также из палок. Морда опускается передним концом своим на дно реки и укрепляется еще одной решеткой, прикрепленной между нижними концами атыр и поставленными чуть отступя от них "прижимными" кольями. Рыба, идя против течения, проходит мимо морды и, не видя другого выхода, пролезает в отверстие между рамами пеуля и атыр, после чего, продолжая идти вверх, упирается в решетки пеуля. Когда рыбы в пеуле много, она невольно оттесняется в коридорчик между атырами, а оттуда в свободное отверстие морды, где установлен клапан -- "шаглы", открывающийся только внутрь. Теперь рыба набивается в морду, задний конец которой выше переднего, почти на поверхности реки, и снабжен небольшой подъемной дверкой. Подъехав на бату, легко поднять дверку и руками или крючком вытаскать рыбу. Каждую рыбу отдельно оглушают палкой по голове и бросают в бат. С полным батом едут (рис. 129) к берегу, где рыбу передают другим работающим (чаще женщинам) для обработки.

0x01 graphic

   Другой тип запора, виденный мною только на Паратунке, на стоках обоих озер -- Ближнего и Дальнего, устроен много проще. Это ящик во всю ширину речки, недалеко от истока ее из озера; передняя и задняя стенки его закрыты решетками из прутьев, привязанными к поперечным брусьям, а по бокам устроено два помоста и около них паевые ящики. Рыба идет по дну и, если нижняя решетка запора приподнята, подлезает под нее. Очутившись в запоре, рыба невольно останавливается, и когда ее накопится много, то ловцы становятся на боковых площадках и крючками таскают рыбу из воды, бросая ее на помост, где ее глушат и распределяют по паевым ящикам.
   Доставленная на берег рыба тут же пластуется. При этом всего тремя разрезами рыба разделяется на две части: одна содержит все мясо рыбы, в виде двух половин, удерживаемых в соединении оконечностью хвоста, другая представляет собою голову и позвоночник. Обе части подвешиваются на вешала и по высушивании первая, или "юкола", идет в пищу людям и отчасти собакам, вторая же -- только собакам. Юкола и есть главная, основная часть в питании всего местного населения, так сказать -- камчатский хлеб. В последнее время во многих селениях введены также засолка и копчение рыбы, но частью дороговизна соли, частью отсутствие уменья и привычки все еще тормозят это благое новшество.

0x01 graphic

   Если во время сушки юколы погода стоит хорошая, то продукт этот лишен запаха и настолько содержателен, что представляет собой и сытный, и вкусный род пищи, особенно если рыба, из которой он сделан, была достаточно крупна; особенно хороша юкола из чавычи, которую часто разрезают для сушки на узкие, длинные полосы. При дождевой погоде рыба легко подгнивает или делается добычей мушьих личинок, отчасти даже совершенно ее уничтожающих. В дождливое время с вешал под балаганами то и дело шлепается на землю рыба за рыбой, так как она подгнила или слишком изъедена червями и разрывается на куски от собственной тяжести. Жители Камчатки называют яички мух, отложенные на чешуи рыб, плевками: "мухи оплевали юколу". Сколько могут, они борются с этим, раскладывая около вешал костры и счищая яички, но в дурную погоду процесс идет так быстро, что с бедой этой справиться невозможно. Поэтому лучшей юколой всегда будет заготовленная не позже половины июля, т. е. до начала больших дождей.
   Когда достаточно юколы уже висит на вешалах и вешать рыбу уже некуда, начинается заготовка того специфического собачьего корма, который называется кислой рыбой. Слово "кислая" в данном случае почти равносильно слову "гнилая". Вырывают близ берега реки ряд глубоких (около сажени) ям, выкладывают их травой и таловыми ветками и укладывают туда возможно плотно рыбу за рыбой, ряд на ряд, пока вся яма не наполнится. Тогда яму заваливают землей, плотно утаптывают и нередко заваливают еще камнями, чтобы собаки или дикие животные раньше времени не разрыли ее. Зимой такая "кислая яма" раскрывается, и взятой из нее кашей кормят собак, пока они дома. В дороге же, во время разъездов, кормят юколой.

0x01 graphic

   Несколько улучшенным является тот способ, при котором ямы роют в самой реке на отмелях. Благодаря холодной речной воде рыба в таких ямах сохраняется гораздо лучше, и вынимают ее зимой не в виде каши, а целыми рыбами, что собаки явно предпочитают.
   Начинается рыболовный сезон ловлей и заготовкой чавычи, а где ее нет -- ловлей гольцов; затем идут последовательно ранняя красная, хайко и поздняя красная (иначе "азабач" или "арабач"), горбуша и, наконец, с августа по ноябрь -- кижуч. Входит в реки вся эта рыба серебристо-белой, с ярко-красным мясом, но по мере хода или просто по мере пребывания в пресной воде она становится неузнаваемой, челюсти сильно развиваются и клювообразно искривляются, у самцов горбуши вырастает горб; красная и кижуч приобретают снаружи ярко-малиновую окраску, в то время как голова их становится зеленой, а мясо у всех вообще перечисленных только что пород все белеет; кроме того, оно становится дряблым и перерождается, превращаясь в конечном счете в какую-то чуть ли не студенистую массу, безвкусную и непитательную. Все это идет параллельно развитию половых продуктов (икры и молок) и метанию их. Икрометание называется на Камчатке лощанием, а рыба, уже выметавшая икру, "лощалой".

0x01 graphic

   Можно сказать, что рыба отдает своему потомству столько белковых и фосфорнокислых соединений, что сама совершенно истощается и роковым образом должна погибнуть. Часто приписывают гибель этих лососевых переутомлению, усилиям, которые они должны затрачивать, поднимаясь против течения, избиваясь о камни, искусывая друг друга и пр. Кроме того, все проходные рыбы Камчатки ничего не едят во время хода; по крайней мере, кишки и желудок их при вскрытии совершенно пусты, тогда как у рыб непроходных, не погибающих с икрометанием, как гольцы, микижа, кунжа, всегда есть в желудке что-либо, например икра других рыб и даже мелкие мышки (у микижи). Однако наблюдения в прибрежных озерах (Жупановское, Халыгерское, Налочевское) и в устье Большой реки показывают, что и в этих водоемах, где рыба совершенно не избивается, никуда не идет и пищи для нее много, она гибнет совершенно так же, как и в верховьях рек. В Начикинском озере, т. е. после 200-верстного труднейшего пути вверх по быстрой и порожистой реке, мы нашли часть горбуши еще совершенно свежей и бодрой. Дело здесь не в утомлении и каких-либо внешних повреждениях, а именно в физиологическом вырождении всего тела рыб, вызванном процессом икрометания. Следовательно, и гибель этих рыб -- нечто совершенно неизбежное.

0x01 graphic

   Красная рыба мечет икру обязательно в озерах, причем роет для этого небольшие круглые ямы в песке и иле дна, чавыча между камнями в реке, горбуша -- во все время хода на отмелях. Масса этой икры съедается чайками, уничтожается механически и пр., но и остающееся количество дает еще миллионы мальков, которые в течение первой же зимы своего существования уходят понемногу в море, чтобы приблизительно через четыре года вернуться снова в реки для икрометания.
   Непроходных рыб, гольцов, ловят понемногу весь год, но юколу из них редко делают, а преимущественно едят свежими. Микижу, кунжу и семгу ловят только в отдельных селениях, так как они есть далеко не всюду.
   Когда минует наиболее горячее время рыбного промысла, население приступает к сенокосу, захватывая обычно август и начало сентября. Косят преимущественно приречные сырые луга с высоким вейником. Сено получается неважное, так как трава уже перестоялась, значительная часть питательных веществ перешла в семена или в запасные ткани корней и корневищ, а семена высыпались. Но сушить сено нелегко, а подсохшая уже на корню солома злаков так хорошо сохнет осенью, да и укос на таких лугах очень велик. Улучшить сенокошение при современном недостатке рабочих рук на Камчатке было бы очень трудно, а между тем ранние сенокосы и вовлечение в круг их низкотравных лесных лугов с их более разнообразным составом было бы делом очень важным.

0x01 graphic

   Почти одновременно с началом сенокоса, лишь немногим позднее, часть взрослых мужчин уезжает, хотя и не во всех селениях, на осеневку. Уезжают часто очень далеко, верст за 100 и более; так, жители Паратунской долины и Завойки ездят на среднее течение р. Жупановой и далее вплоть до Кроноцкой реки. Цель этой поездки -- заготовка рыбы и мяса для зимнего пушного промысла. Все добытое прячется в шайбы и оставляется более или менее на произвол судьбы, нередко на два с лишним месяца. Ездят на лошадях и стараются вернуться до снега, пока еще есть чем кормить лошадей. Когда установится в конце октября или начале ноября санный путь, то выезжают на промысел уже на собаках, рассчитывая, что и для них, и для себя провизия есть в самом месте промысла, так как на нартах много ее не увезешь. Впрочем, во многих селениях, например, Ганал, охотничьи районы начинаются чуть ли не у самых селений.

0x01 graphic

   За соболем идут по "переноге" или "за переногой", т. е. по свежему снегу, когда следы зверька хорошо видны и легко идти по следу. Соболя гонят по следу на лыжах, стараясь утомить его и загнать в какое-либо убежище, например в кучу камней, дупло дерева, и затем заграждают ему выход особой сеткой, после чего стараются выкурить его дымом или как-нибудь иначе выгнать в сетку. Соболь -- животное умное и, как говорят в Камчатке, "лукавится": он всю жизнь учит охотника, скрываясь от него в самый неожиданный момент. В сетке соболя давит собака или приканчивает охотник, стараясь не повредить драгоценной шкурки.
   Так как количество соболя при ожесточенной охоте на него уменьшается, то установлены с общего согласия всех сельских обществ Камчатки ограничительные правила. Охота воспрещена, во-первых, с 1 апреля по 1 октября; во-вторых, в Кроноцком и Асачинском районах, которые служат как бы садками для разведения его, охота воспрещена совсем. К сожалению, соболь -- животное лесное, а оба эти района, как чисто горные, отличаются плохим лесом. За соблюдением этих правил следят сами жители, равно как и за соблюдением запрета ловить соболя кулемками (см. стр. 250).

0x01 graphic

   Соболиный промысел особенно интенсивно продолжается три месяца. В конце января охотники уже начинают возвращаться домой. Дело в том, что в феврале пурги настолько часты и сильны, что почти нет тихих дней, и промысел сильно затруднен. В январе же разъезжаются по всей Камчатке агенты, доверенные торговых фирм, для скупки соболя. Последняя все еще в значительной степени носит меновой характер, так как хотя расчет и производится на деньги, но деньги сейчас же уходят назад за муку, одежду, оружие, прядево для сетей, утварь и пр., а также и за всякую дрянь, часто совершенно ненужную, но случайно оказавшуюся в руках у торгующего и всеми правдами и неправдами навязываемую охотнику. Денежный обиход отдельных, более удачливых жителей Камчатки очень велик, до 3000 руб. в год, но толку от этого мало, так как все, что они получают в обмен на меха, оценивается чрезвычайно высоко. К этому же периоду, т. е. к периоду выхода охотников из тайги домой в селения, приурочивается и объезд Камчатки окружным начальником для сбора податей. Начальника нередко сопровождают врач и представители главнейших фирм; это -- немалое событие в жизни местного населения, к которому приурочиваются и судные дела, и разрешение различных общих вопросов местной жизни.
   В марте, когда солнце уже греет сильнее и снег днем начинает немного таять, а ночью снова плотно смерзается, -- лучшая пора для санных поездок на собаках. Вместе с тем это -- время весенней охоты на медведя. В последнее время, кроме сухопутного промысла, развился еще и морской медвежий промысел, именно в Петропавловском районе. Компания из трех-пяти охотников на морской шлюпке отправляется из Авачинской бухты или на юг, к мысу Лопатка, или на север, к устью Кроноцкой реки. Медведь в это время только что вышел из берлоги, голоден и, зная, что на морском берегу масса водорослей, а то и выброшенного морем тюленя найдешь, идет к морю. Тут-то его и настигают охотники, и редкая лодка возвращается без 30--40 шкур. На снегу внутри страны его также видно издалека, а скорострельные винтовки, сильно распространенные уже теперь на юге Камчатки, позволяют бить на большое расстояние. Очевидно, и медведю грозит истребление. Невыгодно для него и то, что он сопричислен к хищникам и никакие ограничения на него не распространяются. Шкура и мясо медведя настолько важны в настоящее время в камчатском хозяйстве, что без них оно подвергнется серьезному ущербу, и какие-либо определенные правила в пользу косматого хозяина камчатских лесов очень желательны.
   С весенней охоты возвращаются уже тогда, когда надо чинить и готовить сети, чинить или подготовлять запоры, словом -- когда уже недалеко и начало рыбного промысла.
   Кроме соболя и медведя, добывают еще в Камчатке нерпу, лисиц, горностая и выдру; последнюю -- обычно с помощью железных капканов, расставляемых у самой воды у входа в норы. Морские бобры имеются в настоящее время только на мысе Лопатка, и промысел на них поставлен очень оригинально. Именно, ежегодно туда посылается несколько человек казаков, которые и живут там у основания мыса в земляных юртах. Посылают их затем, чтобы охранять бобров от истребления их хищниками, но с тем, что сами они могут добывать бобров, сколько сумеют. Половина всей добычи продается затем в Петропавловске с аукциона в пользу казны, а половина -- в пользу самих казаков. Средняя цена одной шкурки от 700 до 1000 руб.; ясно, что искушение самим превратиться в хищников у этой охраны непременно должно являться. Наконец, на мясо и шкуры стреляют еще диких северных оленей и горных баранов, которые нередки.
   Дав, таким образом, краткий очерк основных камчатских промыслов -- рыболовства и охоты, перейдем к скотоводству как главному из промыслов подсобных.
   Рогатый скот, завезенный из Якутской обл. в XVIII и XIX столетиях, вполне акклиматизировался и представляет собой достаточно рослую и достаточно молочную породу. Молоко стало необходимой принадлежностью местной кухни. Тем не менее плохое сено, нередкие случаи отравления ядовитыми травами (цикута и аконит, по-местному -- вех и лютик), нападения медведей, а более всего недостаточный уход и отсутствие помощи при болезнях и рождении телят вместе с отсутствием хлевов задерживают быстрое увеличение камчатских стад. Мясо все еще очень дорого в Петропавловске, и все еще дешевле привозить живых быков на убой из Владивостока, чем покупать их внутри страны. Цена коровы 100--200 руб. при продаже ее одним сельчанином другому ясно говорит о недостаточной численности стад.
   Лошади, также якутской породы, невысоки и не отличаются стройностью, но замечательно выносливы и крепки. Короткие ноги, широкая грудь, вздутые бока и преобладание белой масти несколько намечают их характеристику. Они легко справляются со всеми трудностями пути по горам, на неудобных, заваленных камнями бродах, на пути, где надо продираться сквозь заросли и переходить болота, так как все это проделывают в первый же год своей жизни жеребятками, следуя за матерями на осеневке. Говорят, что можно различать две породы: западную, отличающуюся умением ходить по топким болотам, и восточную, привычную к горам. Как уже упоминалось, зимой лошади ходят на свободе в лесу, особенно по таким местам, на которых много вечнозеленого зимнего хвоща (Equisetum hiemale), или стоят привязанными к забору, получая изредка охапку сенца; к весне они чуть живы, но пышные весенние травы быстро их поправляют; к июлю они сильно толстеют и становятся так дики, что ловить их в это время -- дело нелегкое. Бывает, что вся их годовая работа -- поездка на осеневку; зато у мильковцев все лето идет подвоз груза (вьючно) из Петропавловска, а в Толбачике и на соболиный промысел нередко ездят на лошадях, что, при стоящей в это время бескормице, часто кончается их гибелью. И здесь болезни и несчастные случаи постоянно уменьшают число голов и заставляют жалеть об отсутствии ветеринарной помощи. Впрочем, жители, оценивая своих коней в 150--300 руб. за голову, смотрят на них скорее как на предмет роскоши, чем как на необходимость, и легко без них обходятся.
   Наконец, главное домашнее животное обитателей Камчатки, ездовая собака, сравнительно с чукотской или корякской, мелка и заметно выродилась. Причин этому несколько. Прежде всего, собаки, назначаемые для езды, кастрируются в конце первого года их жизни. Оставляются на племя лишь немногие, и притом более слабые и мелкие. Благодаря этому все собаки одного селения -- ближайшие родственники. Другая причина та, что, с тех пор как в стране упрочилось скотоводство, а против собак стали часто раздаваться жалобы на то, что они травят телят, вышло распоряжение держать их на привязи весь год. До этого они все лето бегали на свободе и во все время хода рыбы ели, сколько хотели; теперь же, привязанные на короткой сравнительно цепи или ремне, без движения и с очень скромной порцией рыбы в день, чтобы не разжирели, собаки сильно ослабели. Желательны и здесь меры к освежению состава производителей и более рациональное кормление.
   Заменить езду на собаках другими способами передвижения вряд ли можно. При глубоких снегах и малолюдности края лошади здесь никогда не будут в состоянии протоптать в снегу достаточно плотную дорогу даже между главными селениями; собаки же благодаря своему малому весу не нуждаются в этом, -- их легко сдерживает даже и довольно рыхлый снег. Конечно, встречаются и места с настолько рыхлым и вязким снегом, так называемые "уброды", что собаки проваливаются в них, но это -- исключение.
   Домашней птицы и мелких домашних животных, овец и свиней, совершенно нет на Камчатке отчасти потому, что их трудно прокормить, отчасти потому, что не делалось серьезных попыток завести их. Сами жители считают введение хотя бы домашней птицы невозможным, полагая, что ее передушат собаки.
   Огороды заслужили в настоящее время права полного гражданства и есть всюду; разводимый в них картофель дает удовлетворительные урожаи и очень ценится в хозяйстве. Другие овощи садят очень охотно, но обычно негде достать семян. Свои за короткое лето не вызревают; торгующие не особенно охотно доставляют этот товар, на котором много не наживешь; наконец, уездная администрация иногда берет на себя выписку семян, но недостаточно правильно. Очень желательно было бы устройство склада скороспелых семян по ценам заготовки. Впрочем, есть и еще одно препятствие к правильному огородничеству -- это отсутствие обычая поливать посадки в начале лета, когда бывает, что дождя нет по неделям. Правда, в это время огороды только что засажены, но отсутствие поливки сильно сокращает и без того короткий период развития овощей, и, задержанные с весны засухой, они легко подпадают под действие первых осенних морозов еще незрелыми.
   Культура ячменя в Ключевском -- последний остаток напряженных усилий губернатора Камчатской области В. И. Завойко {* Правильные инициалы Завойко -- В. С. -- Прим. ред., 2008 г.} насадить земледелие -- по своим размерам также близка к огородной. Удобрение, сколько мне известно, не применяется, почва полей скудная; возможно, однако, что на тучной почве урожай был бы еще хуже при склонности культурных злаков в этом климате сильно идти в рост и лишь очень поздно завязывать колосья. На более скудной ниве эта поспешность роста естественно задерживается и ячмень колосится ранее.
   Таков общий цикл жизни камчатских селений; как видно, каждый месяц имеет свои заботы, и лежать на боку некогда. В настоящее время, при хороших ценах на соболя (средняя шкурка около 50 руб.), жизнь эта складывается недурно, но непрочность достигнутого благосостояния, целиком зависящего от рыбы и соболя, очевидна для каждого, и опасения поворота к худшему раздаются в каждом селении. Уменьшение рыбы и соболя в ближайшем будущем ожидается всеми, и все озабочены мыслью, как бы избежать опасности.
   Казаки живут теперь только в Тигиле, Усть-Камчатске, Сероглазке и по одному семейству в Большерецке и Калахтырке. Они обязаны казенной службой и получают за это паек; служба их -- при начальнике, где содержится команда человек в 15 в качестве рассыльных, и стражи по охране бобрового промысла, при начальнике Беринговых островов и при начальнике Анадырской округи. Они носят фуражки с форменным околышем, но в обыкновенное время не вооружены. Быт их не отличается от быта остальных русских сельчан Камчатки, но жизнь благодаря пайку дается несколько легче.
   За последнее время после русско-японской войны на Камчатке стали появляться люди, с временным упадком жизни на Дальнем Востоке оставшиеся не у дел. Частью это рабочие, ищущие заработка, частью искатели мутной воды, где легко ловить рыбу, например бывшие стражники из охраны Китайско-Восточной железной дороги. Предприимчивые, грубые и настойчивые, они вторглись резким диссонансом в идиллию камчатской жизни, где, по существу, нет поля для их деятельности. Жители Камчатки называют их мурками и очень боятся.
   Также после войны появились на Камчатке и рыбопромышленники-капиталисты. Портсмутский трактат, дав право японцам ловить рыбу у берегов страны, вызвал почти лихорадочную раздачу рыболовных участков и русским предпринимателям. Располагаясь у устья реки, они имеют возможность перехватывать первую входящую в реки рыбу и тем задерживают появление рыбы выше по реке и вынуждают жителей начинать свой промысел с опозданием. Несомненно, что с развитием капиталистической рыбопромышленности придется подумать и о разведении рыбы или, по крайней мере, об ограничении ее лова определенными днями, например с пропуском воскресных дней, чтобы хоть часть рыбы могла проходить вверх по течению для икрометания.
   Говорят о переселении на Камчатку. История прежних переселений показывает, что какими бы хорошими хлебопашцами ни были переселенцы, все же они, побившись в течение ряда лет над пашней, бросали ее и переходили на рыболовство и охоту, так как убеждались в невозможности прокормиться своим хлебом и в крайней необходимости запасать рыбу на зиму, что занимает в середине лета все рабочее время. Нет никакого основания думать, чтобы и в будущем этот порядок мог измениться. Теперь в обмен на пушнину население получает лучшую американскую крупчатку; но для пушнины нужны зимние поездки на промысел, нужны собаки, а для собак нужны запасы юколы, если бы даже люди и изменили своей любимой "юколке" для какой-либо другой пищи. Если достаточно юколы не заготовлено, то и промысла не будет, и вряд ли даже и при самой лучшей земледельческой технике даст Камчатка вполне хорошую муку в достаточном количестве. Ведь даже и В. И. Завойко {* Правильные инициалы Завойко -- В. С. -- Прим. ред., 2008 г.} хлопотал о культуре ячменя, а не о культуре пшеницы, -- ну а ячменный хлеб никогда пшеничного не заменит. Чтобы сделать Камчатку настоящей земледельческой страной, надо не больше, не меньше, как осушить Охотское море, этот колоссальный холодильник, подавляющий камчатское лето своим соседством.
   Думается, что обычно практикующееся в Сибири переселение целыми поселками здесь не даст никаких результатов, -- поживут и уедут, увидав, что обеспечить себе сносное существование не смогут. Произойдет это потому, что своеобразный камчатский быт, выработанный многими веками борьбы с суровой природой, требует основательной выучки. Постройка запоров, заготовка рыбы, управление батом, лыжи, нарта, гоньба за соболем и пр. -- все это хотя и просто на словах, но хорошо выучиться всему этому может не всякий, и то только в ранней молодости. Кто же, однако, пойдет инструктором во вновь образовавшиеся поселки и будет обучать этому? Другое дело, если отдельные переселенцы будут приписываться к местным сельским обществам. Тогда, окруженные аборигенами края, они легко переймут всю камчатскую промысловую науку и технику и со своей стороны внесут и свежую кровь, и дух предприимчивости. Такие переселенцы, как, например, Бушуевы в Толбачике, несомненно сыграли в жизни своего селения немалую роль. И в мое пребывание в Паратунке вновь поселившийся там Кирилл Алексеев (см. стр. 53) производил самое отрадное впечатление. Жители Камчатки радушно встречают таких пришельцев и охотно принимают их на первое время (год-два) к себе в дом на хлеба в обмен за посильную помощь в текущих работах, обучая их при этом всему, что тем желательно знать.

0x01 graphic

   В настоящее время население Камчатки не увеличивается. Статистические данные показывают, что в обычные годы число рождений достаточно превышает число смертей, но частые эпидемии, захватывающие то отдельные селения, то группы их, сразу уничтожают прирост. Медицинской помощи нет, ухаживать за больными, когда все лежат, некому. Выздоравливающие должны тотчас же браться за повседневную работу, чтобы не остановилось хозяйство, и рецидивы болезни неизбежны. Поэтому даже корь и инфлуэнца -- болезни, у нас редко смертельные, на Камчатке влекут за собой нередко повальную смертность. Кроме того, сильным бичом населения несмотря на то, что жизнь его проходит на воздухе, является чахотка, особенно поражающая женское население деревень.

0x01 graphic

   Из всего сказанного явствует, что я вынес из своего путешествия твердое убеждение в невозможности заменить теперешнее население Камчатки волной переселения из России. Да и кого переселять, когда главным контингентом переселенцев являются по всей Сибири выходцы из малороссийских губерний, закоренелые землеробы-пшеничники, вне степных районов беспомощные и неумелые. Север Европейской России и даже Полесье, где есть сколько-нибудь подходящий элемент, совершенно не представлены в кадрах нашей колонизации. Остаются староверы и сектанты, которые стараются найти себе жительство, обособленное и укромное, но много ли их и много ли на Камчатке мест, где бы можно было основаться и удержаться новым селениям! Я во время своих скитаний встретил их очень немного, а именно: 1) на среднем течении р. Банной; 2) у устья р. Каримчиной (той, которая впадает в Большую реку); 3) около б. сел. Николаевского; 4) у устья р. Семячик, за озером и 5) у начала среднего течения р. Жупановой. Однако и эти места имеют свои большие дефекты.

0x01 graphic

   Основываясь на малом вероятии иммиграции, я думаю, что гораздо яснее необходимость позаботиться о поддержке теперешнего населения Камчатки. Меры, которые могли бы быть приняты с этою целью, следующие.
   Отмена натуральной, дорожной повинности -- каюры. Вместо этого следует основать сеть почтовых станций на общих основаниях и, сверх того, ассигновать центральной администрации средства на приобретение казенных нарт с собаками и катеров. В настоящее время лица администрации очень часто находятся в Петропавловске в положении пленников, за полной невозможностью ехать куда бы то ни было, хотя бы по самому неотложному делу.
   Введение достаточного числа медицинских участков (врачи необходимы, по крайней мере, в четырех пунктах кроме Петропавловска, а именно в Большерецке, Тигиле, Мильковой и Ключевском). Кроме того, должны быть особые фельдшерские пункты в Явине, Воровском, Малке и Усть-Камчатске с небольшими больничками для постоянных больных. Кроме того, желательно возобновление лечебного заведения где-либо при горячих источниках, например при Малкинских, где как раз и было некогда такое учреждение.
   Введение ветеринарных пунктов.
   Устройство показательной фермы с образцовым молочным хозяйством и огородничеством. Местом, где такое хозяйство лучше всего может удасться, я считаю местность вблизи Хутора по дороге в Николаевскую.
   Увеличение числа школ и устройство книжного склада хотя бы в одном Петропавловске, так как теперь ни ученикам, ни учителям внутри страны читать нечего, что тормозит преподавание.
   Устройство в Петропавловске ремесленного училища или, по крайней мере, расширение учебных мастерских, существующих при городском училище.
   В настоящее время ремесла мало распространены на Камчатке -- некому починить сапоги, затвор ружья и пр., что заставляет часто переплачивать, покупая новое. Есть уже очень хорошие мастера, например Степан Подпругин в Паратунке, прекрасный слесарь, но их мало.
   Устройство комиссионного бюро по распространению семян, огородных орудий, кос и пр., по возможности, по заготовочным ценам.
   Таких пожеланий можно высказать и еще несколько: например, очень желательно введение более совершенных способов консервирования рыбы на зиму, но главными останутся организация достаточной медицинской помощи, чуть ли не первая потребность страны, и поднятие скотоводства и огородничества, что в случае упадка пушного промысла легко может стать главным ресурсом населения. Что же до рыбы, то, если при усилении экспорта количество ее сильно уменьшится, заменить это будет совершенно нечем, и население страны должно будет также уменьшиться.
   Нужда в школьном образовании при теперешнем вовлечении Камчатки в сферу торговых оборотов сильнее, чем бывает обычно в среде чисто земледельческого населения, и удовлетворение этой нужды также нельзя ставить хотя бы даже на второе место.
   Резюмируя все сказанное, я думаю, что Камчатку с ее 8000 обитателей нельзя считать ни колонизационным районом, ни горным округом, где возможна серьезная разработка минеральных богатств, ни, наконец, большим экспортным рынком по рыболовству. При значительном увеличении народонаселения Камчатка вряд ли может прокормить его; к существующим теперь поселениям можно прибавить еще 10--12, можно укрепить существующие, чтобы хотя некоторые из них достигли размеров Милькова, но дальше этого дело не пойдет, по крайней мере, в рамках существующих в наше время приемов культуры. А это значит, что для страны, почти равной по площади Италии, предельная цифра народонаселения выражается цифрой 25--30 тыс. человек. Если бы даже признать меня пессимистом и удвоить эту цифру, то получится все же 60 тыс. человек, или 12 тыс. семей, что очень немного.
   Зато еще на очень долгое время, если не навсегда, останется Камчатка страной резко выраженных вулканических явлений, страной чудес природы, своего рода Иоллонстоунским парком. Красивая горная страна с мягким сравнительно климатом, она будет со временем деятельно посещаться туристами и учеными.
   Может быть, такая перспектива и безотрадна, но все же лучше знать, чего можно ожидать и чего можно достигнуть, чем обманывать себя иллюзией мнимого благополучия и потом приходить в отчаяние от того, что она не оправдалась.
   Для меня воспоминание о Камчатке навсегда связано с мягким гармоничным пейзажем начала лета, с величественной картиной вулканических конусов, с глубоким интересом к связанным с ними явлениям, наконец, с большой симпатией к независимым, смелым и умным жителям этой страны, которые в борьбе с окружающей их природой выработали и большую наблюдательность, и недюжинную смекалку, и даже юмор. Правда, все это заметишь не сразу, быт их слишком отличается от нашего, чтобы было легким взаимное понимание, и много высказывают нареканий на них люди, не вошедшие в их психологию, но все же я не могу придумать лучшего конца для этой книги, как высказав пожелание, чтобы их участь изменилась к лучшему {Выводы автора о трудностях переселения на Камчатку, о бесперспективности развития здесь сельского хозяйства основываются, как правильно им отмечено, на данных, полученных в рамках существовавших в то время приемов культуры, и отвечают условиям того времени.
   Эти выводы не могут быть распространены, конечно, на условия настоящего времени, коренным образом изменившиеся в результате Октябрьской революции.}.
  

ТАБЛИЦЫ

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

0x01 graphic

0x01 graphic

0x01 graphic

0x01 graphic

0x01 graphic

  

0x01 graphic

0x01 graphic

0x01 graphic

0x01 graphic

0x01 graphic

  

0x01 graphic

  

0x01 graphic

  

0x01 graphic

  

0x01 graphic

0x01 graphic

  

0x01 graphic

  

0x01 graphic

0x01 graphic

0x01 graphic


0x01 graphic

0x01 graphic


0x01 graphic

0x01 graphic


0x01 graphic

0x01 graphic


0x01 graphic

0x01 graphic

0x01 graphic

0x01 graphic


0x01 graphic

  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru