КОЛЬЦОВ, Алексей Васильевич [3(15).X.1809, Воронеж -- 29.X(10.XI).1842, Воронеж) -- поэт. Родился в зажиточной мещанской семье Василия Петровича Кольцова, прасола -- скупщика и торговца скотом, слывшего во всей округе честным партнером и строгим домохозяином. Человек крутого нрава, страстный и увлекающийся, отец поэта, не ограничиваясь прасольством, арендовал земли для посева хлебов, скупал леса на сруб, торговал дровами, занимался садоводством. И в торговых делах, и в частном быту Василий Петрович оправдывал известную народную пословицу: "Прасол -- поясом опоясан, сердце пламенное, а грудь каменная". С детских лет он определил сыну торговое поприще, и К служил при отце сначала мальцом, потом молодцом, а в зрелые годы -- приказчиком и помощником. Летом они отправлялись в степь для надзора за скотом, зимой -- для забора и продажи товара. Неделями приходилось скакать на коне, ночевать под открытым небом, коротать досуг в деревнях, толкаться среди народа в праздничной ярмарочной толпе. Прасольское ремесло воспитывало в человеке умение легко и свободно общаться с самыми разными людьми, входить в чужие заботы и интересы, прислушиваться к противоречивым голосам крестьянской молвы, проникаться мотивами русских песен. Воронежская природа, где лесной север переходил в южную степь, щедро наделила будущего поэта полнотою впечатлений, остротою восприятий. Приходилось вникать изнутри и в самые разные хозяйственные заботы сельского жителя: садоводство и хлебопашество, скотоводство и лесные промыслы. В одаренной, переимчивой натуре мальчика формировались широта души и интересов, непосредственное знание народной жизни.
С 9 лет К. постигал грамоту на дому и проявил столь незаурядные способности, что в 1820 г. смог поступить в двухклассное уездное училище, минуя училище приходское. Проучился он в нем 1 год и 4 месяца: из второго класса отец взял К. в помощники. Однако страсть к чтению проснулась в мальчике: сначала это были сказки и лубочные издания, покупаемые у коробейников, потом библиотечка в 70 книг у приятеля по училищу, сына воронежского купца,-- арабские сказки, проза писателей XVIII в. и, в частности, роман Хераскова "Кадм и Гармония".
В 1825 г. К. купил на базаре сборник стихов И. И. Дмитриева и пережил глубокое потрясение, познакомившись с русскими песнями "Стонет сизый голубочек" и "Ах, когда б я прежде знала". Он убежал в сад и стал распевать в одиночестве эти стихи, уверенный в том, что все стихи -- песни, что все они поются, а не читаются. Возникло желание самому писать стихи, и К. переложил в рифмованные строчки рассказ товарища о троекратно повторявшемся сне. Получилась поэма "Три видения", вещь наивная и незрелая, которую К. впоследствии уничтожил.
К этому времени К. познакомился с книготорговцем Д. А. Кашкиным, человеком образованным и умным, любящим русскую словесность. Кашкин поощряет юного поэта, снабжает его руководством по сочинению стихов "Русская просодия", дает советы, правит его поэтические опыты, но главное -- разрешает пользоваться своей библиотекой. В лавке Кашкина К. знакомится с поэзией М. В. Ломоносова, Г. Р. Державина, И. Ф. Богдановича, а затем А. Ф. Мерзлякова. А. А. Дельвига, А. С. Пушкина. Юношеские опыты К. ("Разуверенье", "Плач", оба -- 1829; "Земное счастие", 1830) литературны, вторичны, написаны в подражание популярной сентиментально-романтической поэзии. Однако проблески самобытного дарования ощутимы в "Путнике" и "Ночлеге чумаков" (1828).
К нач. 30 гг. К. становится известным в культурном кругу Воронежа "стихотворцем-мещанином", "поэтом-прасолом". Он сближается с Андреем Порфирьевичем Серебрянским, сыном сельского священника, студентом Воронежской семинарии, поэтом, талантливым исполнителем своих и чужих стихов, автором статьи "Мысли о музыке" и популярной некогда студенческой песни "Быстры как волны дни нашей жизни". Серебрянский относится к другу серьезно, помогает ему словом и делом. "Вместе мы с ним росли, вместе читали Шекспира, думали, спорили",-- вспоминал К. Серебрянский прививает К. вкус к философскому образованию, знакомит с профессорами семинарии П. И. Ставровым и А. Д. Вельяминовым, погружает в раздумья над мировоззренческими вопросами. Появляются стихи, предвестники будущих "дум" -- "Великая тайна", "Божий мир", "Молитва".
В 1827 г., "на заре туманной юности", К. переживает тяжелую сердечную драму. В доме отца жила крепостная прислуга, горничная Дуняша, девушка редкой красоты и чуткости. К. страстно полюбил ее, но отец счел унизительным родство со служанкой и во время отъезда сына в степь продал Дуняшу в отдаленную казацкую станицу донскому помещику. К. слег в горячке и едва не умер. Оправившись от болезни, он пустился в степь на поиски "невесты, оказавшиеся безрезультатными. Неутешное свое горе К. выплакал в стихах "Первая любовь" (1830), "Измена суженой", "Последняя борьба" (оба -- 1838) и особенно в проникновенной "Разлуке" (1840), положенной на музыку А. Гурилевым и ставшей популярным романсом.
В 1830 г. стихи К. впервые появились в печати. Начинающий поэт В. И. Сухачев, остановившийся у Кашкина проездом из Одессы в Москву, познакомился с К. и поместил его произведения в сборнике "Листки из записной книжки Василия Сухачева" (1830) в числе собственных стихов, без имени автора ("Не мне внимать", "Приди ко мне", "Мщение"). А в 1831 г. К. выходит в большую литературу с помощью Н. В. Станкевича, который встретился с поэтом в Воронеже и обратил внимание на его незаурядное дарование. По рекомендации Станкевича в "Литературной газете" (1831.-- No 34) была опубликована одна из первых "русских песен" К. "Кольцо", а в 1835 г.-- на собранные по подписке среди московских друзей деньги -- Станкевич издает первый поэтический сборник "Стихотворения Алексея Кольцова", принесший поэту славу в среде столичных литераторов.
Знакомство со Станкевичем открыло К. доступ в московские и петербургские литературные салоны. В 1831 г. он приезжает в Москву по торговым делам отца и сходится с членами философского кружка Станкевича, студентами Московского университета, в т. ч. с В. Г. Белинским. В 1836 г. через Белинского К. знакомится с московскими литераторами Н. И. Надеждиным и Ф. Н. Глинкой, а в Петербурге сближается с В. А. Жуковским, П. А. Вяземским, В. Ф. Одоевским, И. А. Крыловым, заводит дружбу с художником А. Г. Венециановым, появляется на знаменитых литературных вечерах П. А. Плетнева. Особое впечатление на К. производит знакомство с Пушкиным и беседы с ним на литературные темы. Потрясенный безвременной кончиной поэта, К. пишет думу "Лес", в которой через эпический образ русской природы передает богатырскую мощь и национальное величие поэтического гения Пушкина.
Летом 1837 г. К. навещает в Воронеже Жуковский. Этот визит возвышает поэта в глазах отца, который к литературным трудам сына относится прохладно, однако ценит связи с высокопоставленными людьми, рекомендуя использовать их для продвижения торговых предприятий и успешного решения судебных дел. В 1838 г. он охотно отпускает сына в Москву и Петербург, где К. посещает театры, увлекается музыкой и философией, тесно сближается с Белинским. Под влиянием критика К. обращается к философской поэзии, создавая одну за другой свои "думы". В этот период совершается стремительный интеллектуальный рост К., достигает расцвета его поэтический талант. К. уходит далеко вперед в своем духовном развитии, и провинциальный купеческий быт Воронежа начинает тяготить его: "Тесен мой круг, грязен мой мир; горько жить мне в нем; и я не знаю, как я еще не потерялся в нем давно" (Полн. собр. соч.-- Спб., 1909.-- С. 215).
В сентябре 1840 г. К. совершает последнюю поездку в столицу, чтобы закончить две тяжбы и продать в Москве два гурта быков. Но торговое усердие оставляет его: "нет голоса в душе быть купцом". В Петербурге К. останавливается у Белинского, вызывая у великого критика искреннее восхищение глубиною таланта, острым умом и щедростью натуры: "Кольцов живет у меня -- мои отношения к нему легки, я ожил немножко от его присутствия. Экая богатая и благородная натура! <...> Я точно очутился в обществе нескольких чудеснейших людей" (Белинский В. Г. Собр. соч.: В 9 т.-- М., 1982.-- Т. 9.-- С. 410, 425). В свою очередь К. попадает под обаяние страстной, увлекающейся личности "неистового Виссариона", преклоняясь перед его самоотверженным служением великим идеалам искусства. Пробуждается желание навсегда оставить Воронеж и перебраться в Петербург. Но эта мечта оказывается неосуществимой. Невыгодно завершив торговые дела, прожив вырученные деньги, К. возвращается в Воронеж к разгневанному отцу. Охлаждение сына к хозяйственным хлопотам вызывает у отца упреки "грамотею" и "писаке". Начинаются ссоры, которые углубляются после того, как К. влюбляется в женщину, отверженную воронежским обществом. Семейный конфликт разрастается, в него втягивается некогда близкая поэту и любимая им сестра Анисья. Драму довершает чахотка: она длится около года и сводит К. в могилу 33 лет от роду.
В 1846 г. выходит в свет подготовленное Белинским первое посмертное собрание стихотворений К. В сопровождавшей его вступительной статье о жизни и сочинениях поэта Белинский разделяет стихотворения К. на три разряда. К первому он относит "пьесы, писанные правильным размером, преимущественно ямбом и хореем. Большая часть их принадлежит к первым его опытам, и в них он был подражателем поэтов, наиболее ему нравившихся. Таковы его пьесы "Сирота", "Ровеснику", "Маленькому брату", "Ночлег чумаков", "Путник", "Красавице"..."; (Т. 8.-- С. 104). Ко второму разряду стихов К. Белинский причисляет наиболее оригинальные "русские песни", которые принесли поэту заслуженную славу. Третий разряд включает в себя философскую лирику К., его знаменитые "думы".
"Русская песня" вынесла К. на непревзойденную высоту среди современных ему писателей. Жанр "русской песни" возник в конце XVIII и получил особую популярность в 20--30 гг. XIX в., в эпоху исключительного подъема русского национального самосознания после Отечественной войны 1812 г. Этот жанр возник на пересечении книжной поэзии и устного народного творчества, но у современников К. он не поднимался над уровнем изящной стилизации. Литературная поэзия в русских песнях Дельвига, Дмитриева, Мерзлякова и Глинки снисходила к фольклорным текстам, стилизуя их образы и сюжеты. К. шел к литературной песне от "почвы", от устной народной поэзии, которую он чувствовал более органично, глубоко и непосредственно, чем его собратья по перу. Белинский объяснял поэтический феномен К. особыми условиями жизни воронежского прасола: "Быт, среди которого он воспитывался и вырос, был тот же крестьянский быт, хотя и несколько выше его. К. вырос среди степей и мужиков. Он не для фразы, не для красного словца, не воображением, не мечтою, а душою, сердцем любил русскую природу и все хорошее и прекрасное, что, как зародыш, как возможность, живет в натуре русского селянина. Не на словах, а на деле сочувствовал он простому народу в его горестях, радостях и наслаждениях. Он знал его быт, его нужды, горе и радость, прозу и поэзию его жизни,-- знал их не понаслышке, не из книг, не через изучение, а потому, что сам, и по своей натуре и по своему положению, был вполне русский человек" (Там же.-- С. 111).
В русских песнях К. сохраняется общенациональная основа. Добрые молодцы, красные девицы, пахари, косари, лихачи-кудрявичи -- характеры общерусского масштаба, в которых "опознается не отдельный индивид со своим субъективным своеобразием художественного изображения, а общенародное чувство, полностью поглощающее индивида..." (Гегель Ф. Соч.-- М., 1958.-- Т. XIV.-- С. 301). К. схватывает в русских песнях самую суть, самую сердцевину народного духа -- поэзию земледельческого труда ("Песня пахаря", 1831; "Урожай", 1835; "Косарь", 1836). Он поэтизирует праздничные стороны трудовой жизни крестьянина, которые придают его существованию особую силу, стойкость и выносливость, охраняет его душу от разрушительных последствий деспотизма и крепостничества. Мужик, тесно связанный с землей-кормилицей, в поэзии К.-- цельный человек. Труд на земле удовлетворяет сполна его духовные потребности. Способствуя рождению живого организма, его росту и созреванию, проходя вместе
с природой весь круг жизненного цикла, пахарь К. радуется прорастанию зерна, ревниво следит за созреванием колоса, волнуется, помогает природе как соучастник и творец великого таинства возникновения жизни.
В "Песне пахаря" мать -- сыра земля ощущается как живой организм, глазами мужика-поэта воспринимается весь трудовой процесс в творческих его сторонах. Как и в народной песне, здесь нет аналитической детализации и конкретизации: речь идет не об узком крестьянском наделе, не о скудной полосоньке, а о "всей земле", о всем "белом свете". И в "Урожае": "Красным полымем / Заря вспыхнула; / По лицу земли / Туман стелется". Родственная еще не отделившемуся от природы крестьянскому миросозерцанию космичность восприятия "света белого", "земли-матушки" придает и облику пахаря вселенские черты былинного богатыря Микулы Селяниновича. Работа мужика нерасторжимо слита с творчеством природы, человек-пахарь -- друг и брат коня-пахаря.
Поэтическое восприятие природы и человека настолько целостно и так слито с народным эпическим миросозерцанием, что снимается типичная в литературной поэзии условность эпитетов, сравнений, уподоблений. Плодотворящее, животворное солнце в полном согласии с мифопоэтическими представлениями народа является в облике царственного божества: "С величества трона, / С престола чудес / Божий образ -- солнце / К нам с неба глядит".
К. творит поэзию в духе народной песни, но в то же время оживляет и воскрешает застывшие в фольклоре традиционные образы. Народный фразеологизм "кровь с молоком" получает в его "Косаре" пластическую реализацию: "На лице моем / Кровь отцовская / В молоке зажгла / Зорю красную". В "Крестьянской пирушке" формула "от ворот поворот", конкретизируясь, приобретает живописную образность: "От ворот поворот / Виден по снегу". "Сокол" теряет обычную в литературной поэзии аллегорическую условность и превращается в целостный образ человека-птицы: "А теперь, как крылья быстрые / Судьба злая мне подрезала" ("Тоска по воле"). Герой русских песен К. наделен решительной волей, он идет всегда прямым путем, без колебаний и рефлексии, "подсекая крылья дерзкому сомненью" ("Неразгаданная истина, 1836), предпочитая верить "силам души да могучим плечам". И любовь у К.-- чувство цельное, сильное, свежее, без полутонов, без романтической изощренности. Она преображает души любящих и мир вокруг так, что зима оборачивается летом, горе -- не горем, а ночь -- ясным днем. Любовь возвышает духовные и физические силы человека, превращая добра-молодца в героя-богатыря: "Не любивши тебя, / В селах был молодцом, / А с тобою, мой друг, / Города нипочем!" ("Нынче ночью к себе...", 1842). Не только в радости, но и в горе, и в несчастье герои К. сохраняют силу духа, торжествуя над судьбой, предпочитая и "с горем в пиру быть с веселым лицом". "Он,-- писал о К. Белинский,-- носил в себе все элементы русского духа, в особенности -- страшную силу в страдании и в наслаждении, способность бешено предаваться и печали и веселию и, вместо того, чтобы падать под бременем самого отчаяния, способность находить в нем какое-то буйное, удалое, размашистое упоение..." (Т. 8.-- С. 112). Широта и масштабность природных образов в поэзии К. слита с человеческой удалью и богатырством. Бескрайняя степь в "Косаре" является и определением широты человека, пришедшего в эту степь хозяином, пересекающего ее "вдоль и поперек". Природная сила, мощь и размах ощутимы как в самом герое, так и в поэтическом языке, исполненном динамизма и внутренней энергии: "расстилается", "пораскинулась", "понадвинулась". Белинский считал, что "русские звуки поэзии К. должны породить много новых мотивов национальной русской музыки" (Т. 8.-- С. 117). Так оно и случилось; русскими песнями и романсами К. вдохновлялись А. С. Даргомыжский и Н. А. Римский-Корсаков, М. П. Мусоргский и М. А. Балакирев.
Современники видели в поэзии К. что-то пророческое. В. Майков писал: "Он был более поэтом возможного и будущего, чем поэтом действительного и настоящего" (Майков В. Н. Литературная критика.-- М., 1985.-- С. 175). А Некрасов назвал песни К. "вещими". Хотя К. прямо не выступал против крепостного права, всем пафосом своего творчества он его игнорировал. "Но ведь в известной мере так "игнорировал" его v. народ, проданный, но не продавшийся, "клейменый, да не раб" ..." (Скатов Н. Кольцов.-- М., 1983.-- С. 71).
Песенный, космически-природный взгляд на мир трансформируется и усложняется в философских "думах" К., как правило, недооценивавшихся демократической критикой. В "думах" К. предстает самобытным поэтом, размышляющим о тайнах жизни и смерти, о смысле существования ("Великая тайна", 1833; "Неразгаданная истина", 1836; "Вопрос", 1837), о высоком назначении человеческой личности ("Человек", 1836), о роли искусства ("Поэт", 1840). Интеллектуально-философские интересы К. не наивны: они включаются в равноправный диалог с выдающимися мыслителями-современниками -- Станкевичем, Одоевским, М. Г. Павловым, Белинским, П. Я. Чаадаевым.
Русская революционно-демократическая критика -- Н. А. Добролюбов, Н. Г. Чернышевский, М. Е. Салтыков-Шедрин -- вслед за Белинским видела в таланте К. наиболее полное выражение таящихся в народе творческих сил, залогов будущего свободного развития.
Поэзия К. оказала большое влияние на русскую литературу. Под обаянием его "свежей", "ненадломленной" песни находился в 50 гг. А. А. Фет; демократические, народно-крестьянские мотивы К. развивали в своем творчестве Некрасов и поэты его школы; Г. И. Успенский вдохновлялся аналитическим осмыслением поэзии К., работая над классическими очерками "Крестьянин и крестьянский труд" и "Власть земли"; в советское время песенные традиции К. подхвачены М. В. Исаковским, А. Т. Твардовским и др. поэтами.
Соч.: Стихотворения Алексея Кольцова.-- М., 1835; Стихотворения Кольцова.-- Спб., 1846; Полн. собр. соч. А. В. Кольцова.-- 3-е изд.-- Пб., 1911; Полн. собр. стихотв.-- Л., 1958; Соч.: В 2 т.--М., 1958; Соч.--М., 1966.
Лит.: Белинский В. Г. Стихотворения Кольцова // Полн. собр. соч.-- М., 1953.--Т. I; Белинский В. Г. О жизни и сочинениях Кольцова // Там же.-- М., 1955.-- Т. IX; Майков В. Н. Стихотворения Кольцова // Критические опыты.-- Пб., 1889; Чернышевский Н, Г. Стихотворения Кольцова // Полн. собр. соч.-- М., 1947.-- Т. 3; Салтыков-Щедрин М. Е. Стихотворения Кольцова // Собр. соч.-- М.. 1966.-- Т. V; Добролюбов Н. А. Кольцов // Собр. соч.-- М.; Л., 1962.-- Т. 2; Успенский Г. И. Поэзия земледельческого труда // Собр. соч.-- М., 1956.-- Т. V; Де-Пуле М. Ф. А. В. Кольцов в его житейских и литературных делах и в семейной обстановке.-- Пб., 1878; Сталинский Е. Кольцов и Сребрянский.-- Воронеж, 1868; Буи а ков Н. Ф. Алексей Васильевич Кольцов как человек и как поэт.-- Воронеж, 1892; Тонкое В. А. А. В. Кольцов и фольклор.-- Воронеж, 1940; Он же. А. В. Кольцов. Жизнь и творчество.-- Воронеж, 1958; Современники о Кольцове.-- Воронеж, 1959; Слово о Кольцове. Русские советские писатели об А. В. Кольцове.-- Воронеж, 1969; Скатов Н. Н. Поэзия Алексея Кольцова.-- Л., 1977; Он же. Кольцов.-- М., 1983.