Наконецъ, мы должны обратить вниманіе читателей на тотъ благородный примѣръ обращенія со стороны публичнаго лица къ гласности для оправданія оффиціальныхъ дѣйствіи, который недавно поданъ господиномъ исправляющимъ должность С.-Петербургскаго гражданскаго губернатора, H. М. Муравьевымъ. Въ No 152 "С. Петербургскихъ Академическихъ Вѣдомостей", г. Рыбкинъ, говоря о причинахъ дороговизны хлѣба въ Петербургѣ, замѣтилъ между прочимъ, что городское начальство продолжаетъ взимать сборъ по двѣ копѣйки серебромъ съ куля, назначенный на устройство хлѣбной пристани, хотя эта пристань давно уже устроена. Слова эти были несправедливы, и г. Муравьевъ, въ качествѣ управляющаго губерніею имѣющій надзоръ за дѣйствіями городскаго начальства, не могъ не обратить на нихъ вниманія, при существующемъ въ нѣкоторой части публики мнѣнія, что дороговизна хлѣба происходитъ до извѣстной степени отъ пошлинъ, взимаемыхъ городомъ. Какъ же поступилъ г. Муравьевъ въ этомъ случаѣ? Именно такъ, какъ долженъ былъ поступить, какъ могъ поступить, имѣя справедливость на сторонѣ подвѣдомственнаго ему городскаго управленія. Онъ прислалъ къ г. редактору "С. Петербургскихъ Вѣдомостей" слѣдующее Оффиціальное отношеніе:
"М. г. Въ No 152 издаваемыхъ вами "Санктпетербургскихъ Вѣдомостей" напечатана статья, за подписью Ф. Рыбкина, подъ заглавіемъ: "Нѣсколько словъ о временномъ повышеніи цѣнъ на хлѣбъ и другіе товары".
"Въ статьѣ этой, исчисляя всѣ расходы, съ коими сопряжена доставка хлѣба въ Санктпетербургъ, авторъ упоминаетъ и о взимаемомъ въ здѣшней столицѣ особомъ сборѣ на устройство хлѣбной пристани, которая, какъ говоритъ онъ, давно уже выстроена.
"Разсужденіе это оказывается совершенно-несправедливымъ, въ чемъ вы можете убѣдиться изъ прилагаемой къ сему статьи, составленной по приказанію моему, на основаніи оффиціальныхъ данныхъ, заключающихся въ дѣлахъ ввѣреннаго мнѣ управленія.
"Не разбирая причинъ, побудившихъ автора вовлечься въ таковую погрѣшность, я покорнѣйше прошу васъ, милостивый государь, распорядиться напечатаніемъ въ ближайшемъ No Вѣдомостей прилагаемой статьи, служащей опроверженіемъ статьи г. Рыбкина.
"Исполненіемъ настоящаго требованія редакція выкупитъ передъ публикой ошибку свою, конечно невольную, и выполнитъ свой долгъ передъ правительствомъ, котораго распоряженія если и могутъ сдѣлаться предметомъ оцѣнки, то однако благонамѣренной и безъ искаженія истины.
"Примите, милостивый государь, увѣреніе въ совершенномъ почтеніи и преданности, съ коими имѣю честь быть вашимъ покорнѣйшимъ слугою".
При отношеніи была приложена статья, которая вмѣстѣ съ нимъ напечатана въ No 161 "С. Петербургскихъ Вѣдомостей". Она фактами и указаніями на рѣшенія Комитета гг. Министровъ подробно Объясняетъ, что 1) постройка хлѣбной пристани въ Петербургѣ еще не совсѣмъ кончена; 2) двухъ-копѣечный сборъ съ куля предназначенъ не на одну только постройку этой пристани, но имѣетъ также и другія назначенія, именно служитъ къ вознагражденію за постройку хлѣбныхъ магазиновъ Александро-Невской Лавры, которая и получаетъ половину его, между тѣмъ какъ другая половина должна, кромѣ постройки пристани, обращаться на ремонтъ ея и на усиленіе общихъ городскихъ доходовъ.
Надобно признаться, что объясненія, данныя этою статьею, неоставляютъ мѣста сомнѣнію въ справедливости сборами что образъ дѣйствія, принятый въ этомъ дѣлѣ г. Муравьевымъ, конечно есть единственный полезный способъ отвѣчать на указанія злоупотребленій. Если указаніе вѣрно, прямое признаніе фактовъ со стороны лица принимающаго контроль надъ дѣйствіями людей допустившихъ злоупотребленіе, конечно, скорѣе всего способно заставить вѣрить въ его искреннее желаніе уничтожить злоупотребленіе и возстановить нарушенную законность. Если же, какъ въ настоящемъ случаѣ, указаніе ошибочно, опять таки прямой отвѣтъ съ изложеніемъ фактовъ представляется единственнымъ средствомъ вывести публику изъ ошибки,-- публику, говоримъ мы, потому что журнальная статья всегда основывается на мнѣніи, уже существующемъ въ публикѣ независимо отъ статьи. Писатель не придумываетъ это мнѣніе, а только выражаетъ его, и появленіе его статьи во всякомъ случаѣ есть обстоятельство выгодное для контроля, потому что даетъ ему возможность уничтожить ложное мнѣніе.
-----
Вотъ, напримѣръ, передъ нами грамотная и опрятная книга, изданная въ Харьковѣ, подъ заглавіемъ: "Замѣчанія объ Италіи, преимущественно объ Римѣ", г. Пауловича. Авторъ путешествовалъ то Египту, Сиріи, Палестинѣ, Малой Азіи, Анатоліи, Румеліи, Македоніи, Греціи и по многимъ островамъ Оттоманской Имперіи. Слѣдовательно, путешественникъ онъ бывалый. Обратимъ же вниманіе на его книгу.
Прежде всего бросается въ глаза то, что авторъ назвалъ скромнымъ именемъ "Замѣчаній" толстѣйшую книгу, въ 844 страницы самого убористаго шрифта. Это, конечно, похвально. Но дѣло не въ томъ: интереснѣе всего прослѣдить взглядъ и воззрѣнія г. Пауловича на людей и предметы.
Г. Пауловичъ, хотя и упоминаетъ очень часто о своемъ безпристрастіи, взглянулъ на Италію самымъ суровымъ окомъ. И это, конечно, не бѣда. Но спрашивается, чѣмъ же онъ болѣе всего недоволенъ? Онъ недоволенъ: 1) бѣдными носильщиками, которыхъ онъ безпрестанно называетъ мошенниками, итальянской сволочью, чергнью, и т. д. Болѣе всего г. Пауловича смущаетъ то обстоятельства,-- что эту чернь бить невозможно. "А бить ихъ," говоритъ нашъ путешественникъ на страницѣ 41, -- "бить ихъ опасно, несли удалишь кого нибудь изъ нихъ, то уже развязка съ ними будетъ стоить вдесятеро дороже." Дѣйствительно, это очень обидно, что итальянскіе полицейскіе законы такъ неблагоразумно защищаютъ какого ніибудь дряннаго носильщика! Въ противномъ случаѣ нашъ путешественникъ развернулся бы и далъ волю своимъ кулакамъ. Онъ съ горестью восклицаетъ, что брань и ругательство здѣсь не помогадотъ! (Стр. 41.) Онъ до того не могъ переварить мысли, что съ этими людишками надо обращаться вѣжливо, что, по собственному признанію, "нерѣдко проклиналъ итальянцевъ и слабое ихъ правительство, дозволяющее черни производить такія безобразныя дѣйствія въ классической некогда землѣ ихъ." И чтожь вы думаете, какой случай подалъ поводъ нашему путешественнику проклинать итальянское правительство? А вотъ послушайте: "У меня, говоритъ онъ, разъ на пристани, въ Неаполѣ, двое (носильщиковъ) взяли на пароходѣ зонтикъ, одинъ съ одного конца, а другой съ другаго, и одинъ другому не уступали, и я, чтобъ избавиться отъ дальнихъ непріятностей, долженъ былъ заплатить обоимъ за выносъ зонтика на берегъ изъ парохода. Такія огорченія и наглости, продолжаетъ онъ съ негодованіемъ, претерпѣваемыя пріѣзжими иностранцами ютъ дерзкихъ итальянцевъ, трудно исчислить, по многосложности и разнобразности ихъ. Правительство смотритъ сквозь пальцы на такія наглости своихъ подданныхъ и защищаетъ ихъ только потому, что они питаются этимъ промысломъ." Такъ вотъ онъ, источникъ благороднаго гнѣва, что два бѣдняка, наперерывъ другъ передъ другомъ, хотѣли заработать что нибудь и схватились за зонтикъ! Да развѣ у насъ, въ Петербургѣ, или Харьковѣ, винитъ ли кто нибудь правительство, если одинъ извощикъ или другой тащутъ сѣдока къ своимъ дрожкамъ? Да это составляетъ ихъ ремесло, каждый хочетъ что нибудь заработать. Какія жь тутъ наглости подданныхъ, на которыя смотритъ правительство сквозь пальцы? Стыдно, г. Пауловичъ, стыдно, по поводу такой мелочи, неизбѣжной во всякомъ незнакомомъ городѣ, такъ грубо бранить все правительство, на которое вы озлились собственно потому, что оно не дозволяетъ безнаказанно бить "чернь", столь для васъ презрѣнную и ничтожную.
Чтожь дѣлать, если правительство считаетъ своихъ бѣдняковъ тлкими же людьми, какъ и пріѣзжихъ богатыхъ иностранцевъ? Разумѣется, такое равенство для васъ щекотливо, потому то, на страницѣ 800-ой вашихъ прелестныхъ замѣтокъ, вы объявляете, что вы "русскій дворянинъ въ генеральскомъ рангѣ". Но что станете дѣлать съ такимъ страннымъ правительствомъ, какъ итальянское...
2) Нашему путешественнику также не понравились итальянскіе театры. Отчего же, видно музыка плоха? Нѣтъ. Такъ видно пѣвцы дурные? Нѣтъ, не то. Такъ, вѣроятно, цѣны дорогія? Тоже нѣтъ, объ этомъ авторъ даже и не упоминаетъ. А вотъ же не отгадаете, и послушайте лучше самого автора: "Обыкновенно они (неаполитанцы) не соблюдаютъ въ театрѣ даже и должнаго благочинія. Они слушаютъ спокойно только любимые свои новыя оперы, выучиваютъ изъ нихъ аріи наизусть и часто повторяютъ громко тоже пѣніе въ театрѣ при антрактахъ и спускѣ занавѣсы. Всѣ эти и подобныя привычки итальянской театральной публики не могутъ нравиться пріѣзжему сѣверному иностранцу, въ особенности русскому, привыкшему видѣть въ петербургскихъ и московскихъ театрахъ лучшую цивилизацію, строгій и благоразумный порядокъ, скромное обхожденіе публики, тишину и во всемъ благоустройство". (стр. 34 -- 35). Да вѣдь вы же сами говорите, г. Пауловичъ, что итальянцы громко поютъ только во время антрактовъ, слѣдовательно никому не мѣшаютъ?-- Вѣдь и въ Петербургѣ и въ Москвѣ, во время театральныхъ антрактовъ, происходитъ большой шумъ: одни хлопаютъ, другіе смѣются, громко разговариваютъ, третьи шикаютъ и такъ далѣе. Нѣтъ, господинъ Пауловичъ, видно вы очень давно были въ Петербургѣ, и напрасно изволите взводить небылицу на наше правительство, которое ни мало не стѣсняетъ насъ въ театрѣ. Антрактный шумъ здѣсь никто не думаетъ считать неблагопристойностью, можетъ быть это такъ заведено у васъ въ Харьковѣ, но только не въ Петербургѣ, и не въ Москвѣ. А вы, чего добраго, желая возвысить насъ въ глазахъ иностранцевъ, еще можетъ быть, похвалились, что у насъ, дескать, въ столицахъ и во время антрактовъ люди не дышатъ, все изъ благопристойности и хорошаго тону. Въ такомъ случаѣ очень жаль, если вы насъ подобнымъ образомъ похвалили.
3) Путешественникъ нашъ страстный охотникъ до брани. Такъ, по поводу паспорта, незасвидѣтельствованнаго какъ должно канцеляріею нашего посольства, итальянская полиція задержала г. Пауловича, сочтя его, по наружнымъ признакамъ, за извѣстнаго возмутителя, котораго давно уже ожидали въ Римѣ. Нечего и говорить, что каждому изъ насъ подобная исторія была бы непріятна, но врядъ ли кто изъ васъ, послѣ того, какъ одинъ изъ начальниковъ нашего посольства, графъ Стакельбергъ, подтвердилъ справедливость словъ президента итальянской полиціи, сказавшаго автору на его грозныя обвиненія: "васъ на заставѣ точно нельзя было пропустить; паспортъ вашъ не былъ засвидѣтельствованъ, какъ должно, а причиною этого -- канцелярія вашего посольства," врядъ ли, говоримъ, кто изъ насъ, послѣ такого же подтвержденія со стороны нашего чиновника, сознавшагося, что наша канцелярія дѣйствительно нѣсколько виновата въ этомъ дѣлѣ, врядъ ли рѣшился бы отправиться, на третій день послѣ всей исторіи, на заставу, чтобъ побраниться съ таможенными чиновниками. "Дилижансъ", говоритъ авторъ, разсказывая о своемъ отъѣздѣ изъ Рима -- "по прежнему остановился уворотъ заставы, кондукторъ взялъ наши паспорты,-- и я вмѣстѣ съ ними вошелъ въ гауптвахту, чтобъ видѣть моихъ непріятелей и побраниться съ ними. Но тамъ были уже все новыя лица и дежурный офицеръ и писмоводитель. Побранить мнѣ было некого" заключаетъ авторъ не безъ горести (стр. 806). Да, дѣйствительно, жаль упустить такой прекрасный случай! но намъ въ особенности понравилось то, какими торжественно-сановитыми словами г. Пауловичъ обдалъ президента, принося ему жалобу. "Я прожилъ здѣсь у васъ, въ Римѣ" сказалъ ему г. Пауловичъ на латинскомъ языкѣ -- "съ полгода, какъ гость, осматривалъ вашъ городъ (скажите, какая честь!), издержалъ свое золото и серебро (да кто же просилъ?) и (это лучше всего!) вмѣсто признательности и слѣдуемой мнѣ чести (!!), я былъ содержанъ вашими подчиненными около четырехъ часовъ, какъ преступникъ подъ арестомъ; я непремѣнно буду жаловаться за учиненную мнѣ обиду святѣйшему Папѣ" (стр. 802). Да, подитежь послѣ этого -- невѣжды толкуютъ, что латинскій языкъ теперь мертвый, а вотъ же г. Пауловичъ какъ громозвучно объяснился на немъ съ г. президентомъ, ну, да и на русскомъ переводѣ тоже вышло не безъ силы. Мы не можемъ удержаться отъ удовольствія, чтобъ не выписать для читателей еще одну, фразу, сказанную вашимъ путешественникомъ на томъ же латинскомъ языкѣ тому же злополучному президенту: -- "Признаюсь вамъ, милостивый государь," сказалъ онъ въ заключеніе своего краснорѣчиваго спича: "признаюсь, милостивый государь, такого безпорядка, какой, къ несчастію моему, я испыталъ у васъ надъ собою, я невидѣлъ ни въ Азіи, ни въ Африкѣ и нигдѣ въ Европѣ, кромѣ у васъ только, въ Римѣ. Почему вы, устроивъ конторы дилижансовъ, не обязали директоровъ ихъ -- не принимать пассажировъ безъ паспортовъ, отмѣченныхъ вашею полиціею?" Неужели, въ самомъ дѣлѣ, г. Пауловичъ, вы нигдѣ не встрѣчали ни въ Азіи, ни въ Африкѣ такихъ безпорядковъ? Позвольте усомниться: въ любомъ нашемъ кварталѣ могутъ встрѣтиться такія же недоразумѣнія, да еще писарь попроситъ за труды, чего не сдѣлали съ вами итальянскіе досмотрщики, благодаря, можетъ быть, тому, что вы запугали ихъ своимъ латинскимъ краснорѣчіемъ. Гнѣвъ нашего путешественника такъ былъ великъ, что графъ Стакельбергъ едва его отговорилъ "этотъ", по собственному выраженію автора, "поступокъ римскаго управленія опубликовать въ газетахъ" (стр. 804). Боже мой! отъ какихъ крошечныхъ мелочей раздражаются русскіе люди за границей!... О, если бы они были такими ревнителями правды у себя, какъ бы было это хорошо!...
4) Нашъ путешественникъ, великій охотникъ до краснорѣчія и брани, также испыталъ огорченія, по случаю мыла и воды Іорданской, которую онъ получилъ отъ высокопреосвященнаго викарія іерусалимскаго, для раздачи христіанамъ, по возвращеніи въ Россію. "Это мыло", говоритъ авторъ: "состояло изъ круглыхъ четвероугольныхъ и трехъ-угольныхъ плоскихъ кусочковъ, въ полпальца толщины, на которыхъ сверху вытиснута была фигура церкви. По осмотрѣ этого мыла, они (досмотрщики) объявили мнѣ, что всякого рода мыла и духи воспрещены, а потому, все это мыло конфискуется." Дѣло, однакожь, обошлось благополучно, и г. Пауловичъ привезъ мыло въ Россію. Необыкновенно какъ хорошъ, послѣ исторіи съ мыломъ, переходъ автора къ сужденіямъ о цѣломъ народѣ итальянскомъ. "Мнѣ кажется, что нѣтъ въ Италіи правительства, которое могло бы заставить итальянцевъ принять европейскую цивилизацію", восклицаетъ онъ на страницѣ 814, очевидно, находясь еще подъ вліяніемъ только что случившейся исторіи.
О томъ, какъ авторъ говоритъ, не безъ негодованія, о сладострастіи итальянцевъ, о ихъ невѣжествѣ, лѣности, о преувеличенности похвалъ, расточаемыхъ Италіи путешественниками, о неблагоустройствѣ, порочности и т. д., и т. д.,-- обо всемъ этомъ, по недостатку мѣста, распространяться не будемъ. Замѣтимъ только одно, что книги, въ которыхъ говорится о неблагоустройствахъ и порочности чужихъ земель, неизвѣстно почему -- обыкновенно посвящаются у насъ генераламъ. Г. Пауловичъ тоже посвятилъ свое сочиненіе одному изъ превосходительныхъ лицъ города Харькова. Врядъ ли генералъ, прочитавъ это сочиненіе, останется довольнымъ за подобное посвященіе.
Но ради Бога, спроситъ нетерпѣливый читатель, скажите намъ, что понравилось въ Италіи г-ну Пауловичу? Да что вамъ сказать? о картинахъ рафаэлевскихъ онъ не безъ улыбки замѣтилъ "славны бубны за горами" Но зато мы радуемся за Аполлона Бельведерскаскаго и Венеру Капитолійскую -- они очень понравились нашему путешественнику. Да и то, можетъ быть, потому что, какъ онѣсамъ признается: "Я люблю и одобряю живопись рельефную, т. е. съ выпуклостью." (стр. 687) А, такъ вотъ отчего и понравилась ему Венера Капитолійская....
Въ заключеніе скажемъ, что было время, когда въ Москвѣ разнеслись слухи, что Гоголь, въ бытность свою въ Римѣ, написалъ: дневникъ русскаго генерала въ Римѣ." Слухи, къ сожалѣнію, оказались ложными. Но. самъ Гоголь, въ письмѣ къ одному изъ своихъ пріятелей, замѣтилъ потомъ, что мысль такого произведенія очень недурна. Боже, еслибъ онъ былъ живъ и прочиталъ "Замѣчанія" объ Италіи, преимущественно о Римѣ", г-на Пауловича, какой великолѣпный и комическій имѣли бъ мы разсказъ! Совѣтуемъ кому нибудь изъ нашихъ литераторовъ воспользоваться идеей, одобренной, во оставленной безъ исполненія великимъ комикомъ.
"Перейдемъ теперь къ роману въ стихахъ г-на Н. Жандра: "Свѣтъ." Строго говоря, о романѣ этомъ не стоитъ и говорить -- такъ онъ ничтоженъ и пустъ -- но претензіи автора, замѣтныя на каждой страницѣ, заставляютъ обратить вниманіе на заблужденіе ближняго и сказать ему добрый совѣтъ.