Кохановская Надежда Степановна
Кража невесты

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Драматическое представление в 5 действиях.

   

НАДЕЖДА СТЕПАНОВНА КОХАНОВСКАЯ (СОХАНСКАЯ)

КРАЖА НЕВЕСТЫ

ДРАМАТИЧЕСКОЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ В 5 ДЕЙСТВИЯХ

(Пьеса опубликована: Литературное Приложение к газете "Гражданин". 1885. Октябрь. С. 41 -- 160).

   

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

   Гаврила Михайлович Белозеров, богатый помещик.
   Анна Гавриловна, его молодая дочь.
   Иван Васильевич Образцов, близкий приятель Белозерова.
   Никанор Васильевич Слатин, приятель Образцова.
   Оленька, его дочь, подруга Анны Гавриловны.
   Марка Петрович Шагаров, молодой богатый барин.
   Николай Иванович Рыков, офицер гвардии, в отпуску.
   Марфа Осиповна Зернова, средней руки помещица.
   Татьяна, ее племянница, из подруг Анны Гавриловны, без речей.
   Савельич, дворецкий.
   Емельяновна, няня.
   Комариная Сила, неотступный слуга Белозерова.
   Ефрем, староста.
   Филька-Филимон, удалой рабочий.
   Дед Кондрат.

Гости обоего пола и всех возрастов, сенные девушки, рабочие, два мальчика, франт кучер с балалайкою, казачок с опахалом, мужик с метлою.

В деревне Белозерова, ранней весною.

*

Действие происходит в шестидесятых годах XVIII столетия в нынешней Курской губернии. I, II, III и V акты в имении Белозерова; 1 картина IV акта в имении генеральши Рахметовой; 2-я -- на постоялом дворе села Погореловки. По времени: I акт -- на Св. Неделе, II -- на Фоминой, III -- 9-го мая на Николаев день, IV -- в начале сентября под Покров и V -- в половине сентября, спустя год без малого после происшествия IV акта.

   

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Всю глубину сцены образует богато убранная зала, во вкусе Помпадур; прямо перед зрителями причудливо изукрашенный камин, как бы храмик какого-нибудь мифологического божества, и над ним возвышается великолепный портрет Екатерины, в образе Фелицы, со скипетром в руке, как бы шествующей и расстилающей за собою волны белого горностая и царского пурпура. Ближе к рампе, кабинет Белозерова, отделенный от залы колоннами, и тяжелые занавесы могут открывать и закрывать вход из залы; в кабинете две двери, окна прямо; комод, у стены красный сафьянный диван и над ним болышущие оленьи рога, увешанные охотничьими снарядами, перед диваном -- стол с готовым кофейным прибором. Раннее весеннее утро.

   Белозеров (входит маленькою дверью в штофном халате и в туфлях, бодро и весело произнося, садится на диван). Ну, ты мой верный раб, Сила моя Камариная! иди свою службу исполнять.

(Из других дверей показывается Сила с маленькою скамеечкою и с большой книгою в руках -- щедушный старичок в косе и в пуклях и во французском суконном кафтане. Он ставит скамеечку, кладет на нее свою книгу и низко кланяется Белозерову).

   Комариная Сила. Желаю здравствовать, батюшка Гаврила Михайлович. Здорово опочивать изволили? Хорош сон милости вашей привиделся?
   Белозеров. Не больно хорош, коли сказать бабе-цокотухе, -- и почнет она по Соломону свои бабьи гадки гадать (немножко сплевывает в сторону). А про мужской разум таково живеть: куда ночь, туда и сон (приподнимает немножко чашку с подноса). А давай-ка, Сила, заморскую гущу попивать.
   Комариная Сила. Сию-с, сударь, самую минуту (берет салфеткою кофейник, наливает кофе и придвигает поднос со всеми принадлежностями к Белозерову).
   Белозеров. Давай. Будем есть и пить во свое здравие.
   Комариная Сила. И житию-с, батюшка сударь, починать.
   Белозеров. Починай, братец, и житию...

(Комариная Сила отходит к двери, усаживается на скамейке, делает приготовления к чтению: откашливается, надевает огромные очки, развертывает свою книгу на коленях и начинает непрестающее, однообразное чтение, как жужжание большого комара. В это время из глубины залы показывается Анна Гавриловна в роскошном туалете а lа помпадур; за нею следует Емельяновна, повязанная большим темным платком, в кофте и в юбке. На ходу она внимательно осматривает, охорашивает барышню. Анна Гавриловна, входя с нянею на аван-сцену, приостанавливается. Емельяновна еще осматривает ее, расправляет шлейф).

   Емельяновна. Ступай, сударыня, здравствовать батюшку, да гляди, свет, не прогневи его добром, ни худом.
   Анна Гавриловна. Ох, нянюшка-голубушка! да все ли в моем наряде хорошо? (Осматривается.)
   Емельяновна. Хорошо-то оно все хорошо и сама ты, сударыня, кажись, краше на белом свете нет; да каким глазушком сударь Гаврила Михайлович поглядеть изволит? Не угадать нам. Иди, свет!
   Комариная Сила (читает). "Римскаго царствия скиперты недостойне приимши Диоклитиан нечестивый, вельми прилежаше...".
   Анна Гавриловна (ступает несколько шагов и опять возвращается). А мушка, нянюшка, приглядно над височком сидит?
   Емельяновна. Сидит, матушка, как ей указано: приглядно сидит; а ты не изволь, сударыня, своего часу-времени терять. Родительская власть твою милость ждет, а то и гневаться станет.
   Анна Гавриловна. Иду, няня. По тебе слово сказать, сей час иду.

(Емельяновна становится к сторонке, вынимает чулок из большого наружного кармана и вяжет, шевеля губами; но часто приостанавливается и с тревогою слушает голоса в кабинете).

   Комариная Сила (при чтении запнувшись долго и комично разбирает слово). "И-до-ло-слу-же-ни-ю...".
   Белозеров (увидя подошедшую Анну Гаврилов.). А! и ты, дочка, стала перед отцом! (Зорким взглядом окидывает ее с головы до ног. Протягивает руку). Здорова встала? Хорошо ли, дочка, почивала?
   Анна Гаврил. (с большой почтительностью целует руку). Желаю здравствовать, батюшка! Как вы изволите себя чувствовать в вашем добром здоровьи?
   Белозеров. Подойди поближе, нагни головку. Отцовские уста негде денут твою французскую мушку. (Целует ее в лоб с глубокой нежностью). Здравствуй! (Смотрит на дочь, видимо любуясь ею). Ну, о чем же мы речь с тобою поведем, молодая моя хозяюшка?
   Анна Гаврилов. О чем вам угодно, батюшка. Вы вольны сказать, а я должна послушать.
   Белозеров. С любовью, дитя! потому, как я у тебя один, так и ты у меня одна, вот наша семья. -- Много у нас слуг верных на службу нам; а на радость сердцу ты у меня одна дочка, утеха моя! Порождение мое сладкое, Аннушка! присядь, обойми меня.
   Анна Гаврилов. (тихим порывом присадясь, обнимая отца и целуя его руку). Батюшка, государь мой родной! Сердце у меня трепещется и вся я сама не своя, что ваша ласка и нега родительская так уже любит и жалует меня.
   Белозеров. Родное дите! (Кладет ей руку на голову). Видел я ноне будто не к добру сон: вылетала у меня ласточка косатая из правого рукава. Боюсь, чтобы пташкою не была ты, Анна моя.
   Анна Гаврил. Чтой-то вы, батюшка, свет мой дорогой! Запечалились от пустяшного сна! Коли я у вас ластушка косатая, так куда мне лететь из родительского гнезда?
   Белозеров. Эх, Аннушка, свет ты мой белый! так-то оно так, да вон-то как? Поминаючи речь приятеля моего дорогого, Ивана Большого... Ну, да и впрямь: не баба же я, чтобы мне сидеть нюни распустя. Так будто сердце потронулось, свое порождение любя. Как же ты, моя хозяюшка, для-ради сегодняшнего Юрьева дня, кого ты помиловала? в чем кого пожаловала? -- сказывай, Аннушка-свет, отцу.
   Анна Гавриловна. Помиловала я, батюшка, вашей великой милостию, для-ради Юрьева дня, всем праздновать: крестьянам барщины не робить, челядь вашу дворовую пивцом повеселить и две вдовы было с подводками хлебца и прочее на бедность попросить. Еще Афоню-дурачка пригостила; да старая Евпраксия, батюшка, смерти ждет, присылала проститься звать.
   Белозеров. Так ты проститься к старухе ходила?.. Вот-то твоя милость из милостей, Анна! Другое-прочее от избытка отца ты пожаловала; а это из души взяла да старой слуге своей на вечность дала. Хорошо, Анна.
   Анна Гавриловна. И вашим словом, батюшка, кухарю Прову Иванову, за карманад-соус, большое спасибо сказала.
   Белозеров. И стоит, заслужил Проша. Таков изряднехенький соусец состряпал, что на-поди. Ну, а про гостей наших милых, чем их повеселить? Что ты, свет, пригадать изволила?
   Анна Гавриловна. Что и сказать, батюшка, -- не знаю. Мы коли вместе соберемся, молодой народ, нам и без веселья наша радость бодра и весела с нами. По вечеру игры заведем, танки плясать выйдем.
   Белозеров. Нечего повечерия ждать. У тебя, матушка, не монастырь в барской хороме, и я не за игумна слыву, чтобы в один указанный час служки в било били... Дочка! утешь отца. Чтоб у тебя не дрёму гости дремали, один праздник от утра до вечера и с вечера до утра светел и радостен был! Ступай, иди... Нет, пожди малость. Дай я тебе знаменье мое отцовское положу от призору очей (целует в лоб). Теперь ступай, на веселье иди, ино сказать ласточка по воле щебечи!
   Анна Гавриловна (с жаркой, веселой ласковостью целует руку). Батюшка, свет мой дорогой! есть из чего вашей Аннушке не то ласточкой косатою щебетать, а соловьем в саду распевать: с вашей неги родительской, с моей радости девической. (Уходит).
   Белозеров (в след ей, умиленно качая головою). Дитё мое милое! дитё мое любимое! одно, что осталося... Другим покорыстовался лиходей чужой! (Глубоко вздыхает и сидит опустя голову, Анна Гавриловна, выбежавши из кабинета, наталкивается на няню и в радостном порыве начинает ее целовать и обнимать).
   Анна Гавриловна. Нянюшка, голубушка! как свет-батюшка меня целовал-миловал, так и я тебя обойму и поцелую! (Убегает, весело распевая).
   
   У ворот мурава
   Зеленым-зелена:
   Уж и я ль, молода,
   Веселым-весела.
   
   Емельяновна (следуя медленно и поправляя свой сбитый на сторону платок). Минула гроза. Со старых плеч как гора спала до утрешнего дня. (Скрывается).
   Комариная Сила (во все время не переставая жужжать по-комариному, возвышает голос и читает в слух ушей Белозерова). "Таковым глаголам почудившеся и нечаянному"...
   Белозеров (За сценой слышны голоса и движение). Пожди мало. Чтой-то мне сдается голос Ивана Васильевича, из приятелей приятеля моего, по душе человека.
   Комариная Сила. Они-с самые и есть.
   Белозеров. Отворяй, Сила, двери; зови гостя желанного.
   Образцов (входя). И не чванного, батюшка. Коли на что пойдет, я сам своей рукой владыкою отворю и войду, и поздравствуюсь с хозяином. (Обнимаются большим приятельским объятием). Здравствуйте, батюшка, Гаврила Михай-лович!
   Белозеров. Здорово, свет. Иван Большой, да Гаврила Старшой, -- оба мы с тобой в равном чине стоим.
   Образцов. Как же не в равном, батюшка! (Садится). Равнялась сова до красного петуха и говорит: "Нет, обожди, братец, пока вырасту".
   Белозеров. Ну, ты завсегда со словцом своим, как с книжицею за пазухою. Отчитал, да и был таков... Что спозаранку объявился? Отколева? Коим тебя ветром занесло?
   Образцов. Да ведь я, батюшка, Гаврила Михайлович, коли так сказать: не сегодняшний пирог, а вчерашняя кваша, коли милость ваша.
   Белозеров. Ой ли? как так?
   Образцов. Ведь я с ночи гостюю у вас на широком дворе. Приехал за полночь, стал своим табором; люди и собаки меня знают -- ни одна дворняжка не тявкнула... Ну, сударь вы мой (в изумлении разводит руками)... Видал я виды, а такого в жизнь не видывал.
   Белозеров. Какого?
   Образцов. На что четверня бурых в масле сударя нашего отметного, Марка Петровича, глаза берет, и сами вы, батюшка, изволите знать, что есть чем и взять! Что уже один в один подобраны на славу: гривач в гривача, силач в силача -- ни приметинки, ни отметинки... Ну, вот как в сказках сказывается: и голос в голос, и волос в волос...
   Белозеров (не совсем довольно). Кой ляд! Ай ты нанялся, сударь, к Марку его чертей бурых на картине писать?
   Образцов. Марка Петрович к примеру стать; а тут, батюшка Гаврила Михайлович, у вас народилось чудо-чудное, диво-дивное.
   Белозеров. Что? Чай кит рыба о семи головах?
   Образцов. Одна, батюшка, да больно хороша, за все семь станет. Гаркуша-то ваша, сударь, гончая, что в смычке за Загривком ходит... ахти! светы мои!..
   Белозеров (с интересом). Что ты захлебываешься, сударь! Говори лад;м.
   Образцов. Цуцыка привела! да какого цуцыка, сударь вы мой, бурдастый да головастый, лапа загребистая... Ну, не пивши, не евши, гляди и сыт будешь!
   Белозеров (немножко насмешливо). А твои рысьи глаза, сударь, где таково заприметили?
   Образцов. Видно, батюшка, по пословице: кто рано встает, тому Бог дает... Встал я ранехонько (в бричке не выспишь гораздо, что на постели), и так мою душу, как словно волоком, на псарню-то вашу и потянуло. Прихожу; Матюшка рад; все ходит, посмеивается себе в бороду; а дале поманул меня к сторонке и сказывает: "Батюшка, Иван Васильевич! не сглазьте, говорит, а подивуйтесь диву. Не то под полой держу, а в пазухе ношу"... Раскрыл пазуху, да как показал -- так у меня все жилки затряслись и под коленками стукнуло! Так в пазухе и носит Матюшка, со своим ребенком в одну люльку кладет. "Выношу, говорит, и тогда ихней милости, батюшке Гавриле Михайловичу, явлю".
   Белозеров. Ничего, Матюшка свое дело знает... А это что оно такое объявляется? (За сценою слышен грохот подъезжающего экипажа, ржанье и бряцанье). Словно конь богатырский бежит, земля дрожит.
   Образцов (заглянув в окно, останавливается в изумлении). Батюшка, Гаврила Михайлович! Не один конь, а вся четверня... Гость-то, Марка Петрович, на помине легок и не сам один, а с питерским гостем, с Рыковым... и бурые-то, бурые, батюшка, из воды вышли! Знать, они у вас под садом хватили броду -- отряхаются, шарахаются, серебряными цепями звенят и серебряные удила грызут в прах! Подивуйтесь, сударь!
   Белозеров. Что там глазеть? Ай отродясь такого дива не видали, как четверня в запряжке? (А между тем поднимается, заглядывает в окно и, опускаясь на диван, произносит). Черти бурые!
   Савельич (с докладом). Марка Петрович и питерский сударь-с, Миколай Иванович, к милости вашей пожаловали.
   Белозеров. Проси их милости и Анне Гавриловне доложи.
   Савельич. Слушаю-с (отворив обе половины дверей, держится за одну рукою, и с почтительным поклоном возглашает). Велик сударь, Гаврила Михайлович, просит своих дорогих гостей пожаловать. (Первый влетает Рыков, в башмаках и пряжках, схожий на француза, расшаркивается по-балетному, говорит и смотрит немножко свысока).
   Рыков (к Белозерову). Имею честь презентировать себя вашей чести и искать персональной благорасположности, государь вы мой!
   Образцов (в сторону). Мусью сударь!
   Белозеров. А я, батюшка, поминаючи вашего родителя, с коим мы под час и не мирили (прошу садиться), да все не раз хлеб-соль соседскую водили, -- сынку его рад.
   Шагаров (входя). На каковом, весьма приятном слове из уст ваших, я вхожу, сударь Гаврила Михайлович (раскланивается с ним и с Образцовым) и смею лестно баловать себя.
   Белозеров. Ну, гость молодой! лестно балуют тебя барыни да барышни: так ты и от меня, старика, сударь, потому же баловства захотел? Такова, как твоя милость, не то побаловать и пожурить можно.
   Шагаров (садясь и с веселой почтительностию). За что таково, сударь Гаврила Михайлович? Без вины виноватым не буду; я в своей вине головой повинюсь.
   Белозеров. А почто ты, сударь, блазнишь народ? Мало твоей чести, что встречать тебя на выпередки стар и млад бегут: "Марка Петрович едет! Марка Пстрович едет!". А ты вздумал ездить по морю, аки по суху. Не просясь броду, прямо несешься в воду. Супротив, сударь, водного естества пошел.
   Шагаров. Государь мой, Гаврила Михайлович! по вас слово скажу. Негде силы деть. Сила чрез край пошла. Не в ответе я, коли моим силачам земли мало; промеж ног землю уносят.
   Белозеров. Так, твоя милость...
   Шагаров. Не Илья пророк. С колесницею не взнесусь под небеса; так разом шарахнем в воду, авось пересилит земля!
   Белозеров. Тьфу, ты пропасть, батюшка! Сплюнуть надо, чтобы не сглазить такова молодца!
   Рыков (все время любовавшийся носками своих башмаков и перебиравший свои манжеты). Ноне, в образованных обществах, сии непросвещенные приметы дурного глаза отнюдь в вероятие не принимаются.
   Белозеров (значительно). Мало ли чего, батюшка, не принимается, да на свете живет. Тетерьку глиняную и во французском кафтане принимать вероятия нету; а промеж людей и та бредет.
   Шагаров (вставая.) Дозвольте, государь наш, Гаврила Михайлович, откланяться вашей высокой чести и пройти в аппартаменты...
   Рыков (поспешно вскакивая). Комплиментировать с добрым утром наипрелестнейшую Анну Гавриловну.
   Белозеров. Комариная Сила, слышь; проводи молодых господ к веселым гостям Анны Гавриловны. (Те откланиваются и идут чрез залу). И мы с тобою, дружище свет, тож пойдем смотреть доморощенное чудо-юдо.
   Образцов. Да как и не посмотреть, батюшка. (Уходят во входную дверь).
   

ПЕРЕМЕНА ДЕКОРАЦИИ.

На заднем плане фасад барского дома Белозерова; сцена -- широкий двор, обрамленный кустами и деревьями прилегающего сада, слева виднеется угол забора; у самого крыльца большая развесистая береза.

   Ефрем староста (выходя поспешно со стороны и обращаясь в глубину сцены). Живее, живее, ребята! Чтобы стриженая девка косы не заплела...

(Рабочие поспешно выходят с бревнами на плечах).

   Филька Филимон. А барская качель готова была?
   Ефрем. Ты слова из уст не вырывай, Филька ты, шут малый! а до дела руку прикладай. (Филька и рабочие складывают бревна).
   Филька Филимон. Эх, дядюшка Ефрем! ворон крячет, а сорока скачет; хоть на колу, да на своем на двору.
   Ефрем. Ну, ты знамый язычник дворовый! Покрячь да поскачь в пору да во время; а теперь, ну-ка-ся, за мастера качели ладь. Вы, ребятки, живее подносите бревна, ставьте столбы.
   Рабочие (вместе). Сейчас, сейчас! (Принимаются охотно за дело).
   Один рабочий. Где ставить-то? На каком самом месте?
   Другой рабочий. Туто-ся, что ли, игрищу барскому указано быть?
   Филька Филимон. Эй-эй! была не была посередь двора зелена трава. Дядюшка Ефрем! Коли я за мастера, так ты за укащика к иному, дядюшка, мамону, а не к Фильке-Филимону ступай... Ребята! Коли я в попа над вами стал -- моего звону слушать.
   Ефрем. Тьфу, ты! впрямь шут удалой малой! Старосту с приказу гонит. Благо, что мне не одно дело, а в десять местов заглянуть надоть... Оставайся, голова! да гляди, Филька, гораздо ладь дело.
   Филька Филимон (обращаясь к рабочим). Сладим, братцы, не без рук ребята. (К Ефрему) А чего не сладит рука, то доплатит спина; с Фильки урону не будет. Свое, дядюшка, возьмешь.
   Ефрем (удаляясь.) Ай, ты, висельник малый! И говори, не сговоришь с ним. Сам батюшка Гаврила Михайлович зачастую изволит ему рублевик жаловать. А за что такова милость Фильке? -- За красное словцо. (К людям, вносящим и расставляющим скамьи под деревьями). Не туда, сюда скамью-то и другую рядком, да ковры давай, застилай... Что ж вы? Двор-то метлой мети, желтым песочком посыпай... Ай, да неурядный народ! Впервой, что ли, вам к барскому игрищу сборы сбирать? Им бы самим глазеть, да потешаться наперед бар. (Сцену метут и усыпают песком).

(На крыльце показывается Савельич. Издали видно, как он распоряжается жестами. За ним выносят ковер, расстилают его под березою, ставят два кресла, маленький столик. Комариная Сила выносит ящик с шашками, которые рассыпает нечаянно по ковру и вскривает: "Ай, шашечки посеял!" и, собравши, ставит ящик на стол.

   Затем, является казачок с пуком павлиньих перьев и устанавливается под березою позади кресла.

(Когда все это совершается посреди сцены, по которой расхаживает Ефрем, делая свои короткие замечания: "Так... ловче... что ты, Слепота Куриная, метлою-то мне в бороду суешь!", и затем удаляется со сцены, а также и Савельич уходит с крыльца; тем временем Филька-Филимон с рабочими живо ладит качели. Поставлены столбы; он взбирается на поперечину и, постукивая топором, и ввинчивая кольца, к которым привязаны веревки качелей, обшитые красным сукном, Филька сначала мурлыкает себе под нос, а потом, воодушевляясь, все громче и живее поет:

   
   Девица, девица!
   Чём тебя, девица,
   На улице нету?
    -- Нету, нету, молодец,
     Нету, моя радость! (bis)
   Ай у тебя, девица,
   Ходочков-от нету?
    -- Нету, нету, молодец,
     Нету, моя радость! (bis)
   Я девицу люблю,
   Ходочки ей куплю.
    -- Купи, купи, молодец,
     Купи, моя радость! (bis)

(Что не более распевается Филька-Филимон, тем явственнее слышится весело насмешливая, комическая нота в повторенных припевах девицы).

   Филька Филимон (рабочим). Зазевали, братцы! Лови, ворона летит... (Поет).
   Девица, девица!
   Чём тебя, девица,
   На улице нету?
    -- Нету, нету, молодец,
     Нету, моя радость!
   Ай у тебя, девица,
   Алой ленты нету?
    -- Нету, нету, молодец,
   Нету, моя радость!
   Я девицу люблю,
   Алу ленту куплю.
    -- Купи, купи, молодец,
   Купи, моя радость!

(Тем временем под качелями образуется совершенно народная сцена. Выползает старый высокий старик, в кожухе и без шапки, и садится на землю, обхвативши колени руками. Он с участием следит за работою и говорит: "Эх, детки! была силка да измаялась; а то бы дедушка Кондрат подсобил работать". Выбегают двое ребятишек, которые, поглазевши на качели, присадятся тут же играть в кремешки; но мало-помалу песня разбирает их, и они, взявшись в бока, начинают плясать друг перед дружкою самым забавным образом; показывается франт из гостинных кучеров и начинает подыгрывать на балалайке. На бренчанье ее и голос молодецкой песни, мелькают меж деревьями головы сенных девушек. Одна раскрасавица опирается на забор из сада и слушает, прикрывая разгорающееся лицо захваченным в руку передником; но, неощутимо для нее самой, рука с передником опускается и начинает прищелкивать; дед старый, сидя на земле, притопывает обеими ногами. Казачок с павлиньим опахалом начинает стиха, помаленьку, свистать и присвистывать, переминаясь с ноги на ногу и готовый сию минуту пуститься в пляс; названный Куриная Слепота метет сцену с суровым, невозмутимым выражением лица; но метла сама собою пляшет по сцене. Один Филька-Филимон, как бы не замечая общего движения, производимого им, работает во всю руку и поет во весь голос:

   Девица, девица!
   Чём тебя девица,
   На улице нету?
    -- Нету, нету, молодец,
     Нету, моя радость!
   Ай у тебя, девица,
   Перстенечка нету?
    -- Нету, нету, молодец,
     Нету, моя радость!
   Я девицу люблю,
   Золот перстень куплю.
    -- Купи, купи, молодец,
   Купи, моя радость!

Завершив работу ударом обуха-топора, Филька-Филимон акробатски спускается с перекладины по веревкам качелей и, ступив ногою на землю, пускается в пляс, повторяя последний припев:

   Купи, купи, молодец,
   Купи, моя радость!

С молодецким ударом Филькиной ноги в землю, темп балалайки заиграл живее, -- и все разом встрепенулось и заплясало; рабочие хором подхватили припев.

   Дед Кондрат. А, знатно! А ну, еще! А приударь, Филя!
   Филька Филимон. Изволь, дедушка. Прибавим и приударим. (Поет и молодецки приплясывет).
   
   Я девицу люблю,
   Золот перстень куплю.
   Хор рабочих (подхватывает).
   Купи, купи, молодец,
   Купи, моя радость!
   
   Ефрем (останавливается, оглядывает всю сцену; он сердился бы и сердца нет). Оглашенный народ! чай вы перебесились все от стара до мала? Наперед барского игрища, свое завели. А все ты, Филька, всему делу почин. Уж где Филька, там песню слыхать и девку видать. (Оглядывается). Вот и она на поготове стоит!
   Сенная девушка (вскрикивает). Ай, дядюшка Ефрем! (убегает).
   Филька Филимон (смеясь). Спугнул воробейку, дядя. (Все очень довольны и смеются, поглядывая на старосту и Фильку).

(За сценою начинает раздаваться хоровой, немного заунывный напев, который ощутимо приближается. Общее движение).

   Все. Бары, бары!

(Ефрем машет рукою, Куриная Слепота с метлой убирается со сцены, весь черный люд сбивается в кучку за качели. Франт-кучер прячет за спину балалайку; дед Кондратий поднимается на ноги; Филька-Филимон становится к столбу у качелей и говорит сам с собою: "Уж поработала рука, дай потешу глаза!". Ефрем отходит к крыльцу.
(На крыльцо из дому вылетает средних лет и средней руки барыня, в чепце, с большими полинялыми бантами, в пестром платке и, оборачиваясь назад, машет рукою и говорит дробною, крикливою речью).

   Зернова. Ну, вы себе, гости модные да церемонные! Ждите послов и позыватых; а я помню одно, что сама матушка Анна Гавриловна изволила всех звать на ее девичьи игры посмотреть и, коли охота есть, песен послушать. А заслышал песню, вот тебе посол и позыватый, другого не жди. Я хоть и во вдовстве состою, а судите меня, или нет, добрые люди, из девок, на песню, как муха на мед, летом лечу. (Сходит быстро с крыльца и, увидя Ефрема): Ефрем, батюшка! Здорово живешь-можешь?
   Ефрем (с поклоном). Помаленьку, сударыня, милостью господскою.
   Зернова (зорко озирая окрестность и увидя показывающегося из-за дому Рыкова, идет к нему навстречу). А, сударь молодой, гость-то питерский! что изволишь по задворью слоняться? Отставала лебедь белая прочь от стада лебединого -- знать, твоя милость не пристала к веселому хороводу? Так пожалуй, садись, сударь, со старухою. (Ведет его к скамье более близкой к зрителям). Не взыщи: молодой негде взять, коли твоя честь от хоровода отстал.
   Рыков (следует совершенно недовольный). Вы меня, сударыня, точно в плен ваш ведете.
   Зернова. Веду, сударя, веду и сосватать могу. Скажи, кто тебе ндравится? О ком изволил, сударь, запечалиться?

(В это время за сценою явственно раздаются голоса).

   А мы пашеньку пахали--
    Пахали...
   
   Зернова (поспешно махая рукою.) И не говори, не говори, сударь! Вот только взгляну -- сама скажу и по имени назову, и пальчиком укажу.

(С первыми звуками песни, выходит Белозеров с Образцовым и со множеством гостей, которые размещаются на скамьях; а Белозеров садится под березою играть в шашки с своим задушевным приятелем. Комариная Сила стоит также у березы, держа наготове кисет и трубку; Казачок с опахалом из павлиньих перьев делает свое дело).
(На сцену является яркая до ослепления вереница девушек в сарафанах и паневках и молодых людей в русских костюмах, не менее осьми или десяти человек; между ними Шагаров и Анна Гавриловна блистают как звезды первой величины. Анна Гавриловна в клетчатой паневе, затканой шемаханскими шелками, с штофной или глазетовой прошвой напереди и в блистающей девичьей повязке. Все лица держат друг друга за руку и, становясь справа стеною поперек сцены, поют).

   Ой, Дид-Ладо, пахали-
   Пахали!

(С противоположной стороны появляется другая такая же вереница и, наступая, и отступая мерно, под такт песни, отвечает):

   
   А мы просо сеяли-сеяли.
   Ой, Дид-Ладо, сеяли-
   Сеяли! [1]
   
   Первая сторона.
   А мы просо вытопчем -- вытопчем,
   Ой, Дид-Ладо! Вытопчем -- вытопчем!
   *
   А мы коней выпустим -- выпустим,
   Ой, Дид-Ладо! выпустим! выпустим!
   *
   А мы коней выкупим -- выкупим,
   Ой, Дид-Ладо! Выкупим -- выкупим!
   *
   А мы дадим сто рублев -- сто рублев,
   Ой, Дид-Ладо! сто рублев -- сто рублев!
   *
   А мы дадим тысячу -- тысячу,
   Ой, Дид-Ладо! Тысячу -- тысячу!
   *
   А мы дадим девушку -- девушку,
   Ой, Дид-Ладо! Девушку -- девушку!
   
   Вторая сторона.
   Ой, чем же вам вытоптать -- вытоптать?
   Ой, Дид-Ладо! вытоптать--вытоптать?
   *
   А мы коней залучим -- залучим,
   Ой, Дид-Ладо! Залучим -- залучим!
   *
   Ой, чем же вам выкупить -- выкупить?
   Ой, Дид-Ладо! Выкупить -- выкупить?
   *
   Мы ста рублев не берем -- не берем,
   Ой, Дид-Ладо! не берем -- не берем!
   *
   Мы тысячи не берем -- не берем,
   Ой, Дид-Ладо! не берем -- не берем!
   *
   Нам девушка до любви -- до любви,
   Ой, Дид-Ладо! до любви -- до любви!

(С последним звуком припева, вся первая сторона бросается бежать врассыпную; ее преследует вторая сторона; молодцы ловят девушек, все скрываются за кулисы и затем тотчас раздаются густые торжествующие звуки:

   А нашего полку прибыло -- прибыло...

(И двое молодых людей выводят под руки Анну Гавриловну на средину сцены, ближе к зрителям; вся вторая сторона становится позади полукругом и поет:

   Ой, Дид-Ладо! Прибыло-
   прибыло!

(А Анна Гавриловна, как пленница, представляет вид смущенной и опечаленной; стоит, опустя ясные очи, и низко кланяется на обе стороны).
(За кулисами раздаются заунывные звуки первой стороны:

   А нашего полку убыло -- убыло,
   Ой, Дид-Ладо! Убыло -- убыло!).
   
   Зернова (Рыкову). Что, свет, скажешь: не эта полонянка во полон сударя взяла? Гляди -- не наглядишься, любуй, не налюбуешься!
   Рыков (не сводя глаз с Анны Гавриловны). Это истинно, что дочка Гаврилы Михайловича во всех нарядах ужасть как мила... невообразимо даже и в сем пейзанском наибесподобно хороша!

(С последним замирающим звуком за кулисами, Анна Гавриловна делает быстрое движение руками, как бы сбрасывает с себя оковы и с усмешкою говорит молодцам, державшим ее):

   Анна Гавриловна. Будет с вас, судари, отецкую дочь за белы руки в полону держать. Меня сударь-батюшка зовет и хоровод ждет.

(Живо оборачивается и идет навстречу к высыпающей из-за кулис молодежи той первой стороны, в которой она начинала игру).

   Молодцы. И мы, красная девица, идем за тобою, не отстаем.

(Часть молодежи устремляется к качелям, а другая группируется на аван-сцене. Анна Гавриловна как бы немного смущена тем, что причинила товарищам по игре печаль и убыль, давши уловить себя, особливо сердечную досаду этому статному да показному доброму молодцу, схожему будто на Марка Петровича, который угрюмо стоит немного поодаль других, принадвинувши черную шляпу на молодецкие глаза).

   Анна Гавриловна (обращаясь ко всем). Что же, красные девушки, дорогие мои подруженьки! будем еще пашню пахать и в охотку, молодцы, просо сеять?
   Общие голоса. Будем, так будем. На то весна, чтобы пашня пахалась, веселье сеялось. (Шагаров угрюмо стоит и молчит).
   Анна Гавриловна (обращаясь к нему). Что же ты, добрый молодец, стоишь, слово не молвишь? Вместе пели и играли, вместе и совет держать.
   Шагаров (снимая шляпу и приступая на шаг). Что усоветывать-то, душа красная девица! После убыли ретив; сердце щемит. Не охотно молодцу ни пахать, ни сеять.
   Оленька Слатина (одна из бойких подруг Анны Гавриловны). Вишь ты какой! Не по правде живешь, молодец; не по закону игру ведешь! В игре да в хороводе все молодые подруженьки равны; а у тебя, после одной-единой убыли, ясны очи замутилися, белы руки опустилися... Коли не охоч, твоя молодецкая честь, пахать и сеять, пойдем под качели играть. (Быстро шаловливо отворачивается, прищелкивает пальцами и начинает припевать и приплясывать, обхватывая ласковой рукою Анну Гавриловну и вводя ее в пляску с собою).
   Оленька и Анна Гавриловна (поют и пляшут).
   
   Играй, мое дитятко,
   Шути шутки, милое!
   Как старость-то пришибет,
   Игра на ум не пойдет
   И шуточка пропадет.
    -- Я старость-то пришибу
   Моим малым башмачком
   Сафьяненьким каблучком.

(Быстро переменяют напев на чрезвычайно живой и бойкий):

   У ворот мурава
   Зеленым-зелена;
   Уж и я ль, молода,
   Веселым весела!

(В продолжение этой коротенькой шаловливой песни и пляски, Белозеров, как бы не своею силою, поднимается с кресла и, с шашкою в руке, подходит смотреть на дочь. На ходу он роняет туфлю и не замечает того; Комариная Сила поднимает ее и стоит недвижимо. За Белозеровым следует Образцов, и некоторые почетные пожилые гости также приближаются и обступают дорогую пару; между Зернова и Рыков).
(С окончанием пения, подруга Анны Гавриловны быстро целует ее на лету, бросается к качелям, захватывает на пути другую девушку; через мгновение они уже обе стоят на качельной доске, держась за веревки, и молодцы их с веселым смехом и говором, высоко качают).
(Гаврила Михайлович и Анна Гавриловна остаются окруженные гостями).

   Все гости в один голос. Ай, да барышни! ай, раскрасавицы! Честь отцу-матери, задор молодецким глазам!
   Зернова (Слатину). Твоя-то, Никанор Алексеевич, как вьюн на воде скользка, не ухватишь. Гляди, уж на качелях стоит.
   Слатин (отходя). На то и девка, чтоб девкой, а не бабой была, весела да игрилива.
   Зернова (к Белозерову). А про вашу, батюшка Гаврила Михайловнч, не знаю: не то говорить, не то молча-молчать. Видала я много плясок на своем веку, а такой походки павлиной да поводки лебединой ни в жизнь, сударь, не видала!
   Пожилой гость (в дворянском, как бы не своем мундире). Чай и при Дворе Государыни-Матушки, у всех знатных вельмож глазки бы разгорелись, глядя на плясочку нашей лебедушки белой, Анны Гавриловны.
   Белозеров (стараясь подавить свое чувство, лукаво). Кто пляшет? -- Аннушка. А кто хвалит? -- Мать да бабушка. (Образцову). Ну, дружище, Иван сударь! пойдем. Дочернина пляска доплясана, а игра наша не доиграна (хочет идти и останавливается). Дочка! слышь: с три гороба тебя нахвалили дороги да милы гости, утешаючи отца... Утешь и ты меня: чтобы твое веселье молодое, как полная чаша, через край шло!
   Анна Гавриловна (порывом целует руку). Пойдет, батюшка; пойдет на радость вам и всем моим дорогим гостям! (Всем кланяется одним общим поклоном, и все гости, кроме молодежи, шутящей у качелей и занятой своим, отвечают поклоном Анне Гавриловне).
   Белозеров (Образцову). Что мы с тобой, сударь, застояли место? Пойдем на свою насесть, сидеть... (поворачивается идти).
   Комариная Сила. Батюшка Гаврила Михайлович! Туфлю-с обронить изволили.
   Белозеров. Что? А!.. давай, братец, туфли, чтоб ноги не пухли... Кой ляд! да вот и шашка в руке застряла (уходят под березу и продолжают игру).

(Анна Гавриловна остается окружаемая гостями).

   Пожилой гость. Голубушка наша, свет белый, Анна Гавриловна! заповедь батюшки дана: веселить гостей своих развесельем девичьим. А вы плясочкой-то вашей малою, почитай, медком нас по губам мазнули; а мы, гости-то проедливые: коли мед, так и ложку.
   Все вместе. Так, истинно так. Хлебом не корми, песней помяни.
   Зернова. Ненасыть такая на песню и пляску возьмет. Все жилки дрожат и говорят.
   Анна Гавриловна (с большим приветом). Слушаю вас, судари мои и все вы гости батюшкины, дорогие да желанные! Прошу вас, дайте мне малую минуту: я с милыми подружками и с молодцами своими сговорю.
   Гости. Сговаривай, сговаривай, свет наш, радость дорогая! (Анна Гавриловна выступает из круга и направляется под качели; а впереди сцены образуется группа молодых людей с Шагаровым и Рыковым).
   Рыков. Свидетельствуюсь честно, государи мои, что не разумею я вашего резону наряжаться в сии костюмы мужицкие. И хороводы сии, пляски, судари мои, суть увеселения низкого люду. Для плезиру нашего мы имеем: минуэт, экосез, англез, в коих танцах можно всякую куртуазию своей даме оказать, а хороводы сии потоплены суть, на берегах царственной Невы, в Лете просвещенного забвения.
   Шагаров. Эх, братец! просвещение просвещением, а хоровод хороводом! Я и сам, коли нужно, не хуже милости вашей, настоящего француза из себя презентирую: в минуэте пройдусь, и коса у меня сзади висит, и лавержет напереди взбит... Но что значит, сударь мой, коса и парикмахерский лавержет, когда заслышишь родную плясовую песню. Синий кафтан на плечи, сапоги с серебряными подковами, черная шляпа -- вот такая! с павлиным пером, и несешься в хороводе как буря!.. Да что толковать-то? как ты ни перефранцузился в Питере, а заслышишь игрушьё -- у тебя сами ноги начнут подплясывать, даром что они в немецких штанах, да во французских чулках.
   Рыков (недоверчиво улыбаясь). Ну, не думаю, судари мои...
   Один из молодых людей. И нет, Николай Иваныч! вы не говорите. Вы ведь не слыхали то... (От качелей начинает приближаться Анна Гавриловна с Оленькой Слатиной и еще с другой подругою, взявшись за руки).
   Другой молодой человек. А вот и барышни наши жалуют. (вполголоса) Эх! что за красота смотреть-то, как они в паневки да в сарафаны нарядятся, повязки повяжут на задор молодецким глазам, и не знаешь, не скажешь... разве само сердце полюбит да почует -- которая лучше, а на взгляд все они одно хороши! Поглядите-ко, Николай Иванович.
   Шагаров (в сторону). На кого глядеть-то? Одна... глаза и душу взяла!
   Анна Гавриловна (приближаясь). Ино не пригоже нам, красным девушкам, речи молодецкие перебивать, да что делать, судари! Гости веселья просят.
   Молодые люди. Ай нечего дать?.. Что ни есть затею громкую да веселую давайте, братцы, запевать.
   Шагаров (топнгув ногою). То не веселье, что ладится да запевается; а то веселье, что прямо из сердца живым ключом бьет. Зазрели свою радость молодецкие глаза и взыграла душа... "Лен, Лен!" -- (восклицает он с приемами пляски).
   Анна Гавриловна (хлопая в ладоши и весело напевая, устремляется на средину сцены).
   При дороге лен, лен!

(И вслед за нею несколько голосов подхватывают):

   При широкой, белой!

(и со всех сторон молодежь начинает собираться к хороводу).

   Оленька Слатина (будто идя и останавливаясь, вполоборота говорит Рыкову). Мы станем игры играть, а вы чай будете в затейниках сидеть да молчать!
   Рыков (с поклоном). Вы забываете третие, сударыня, что я охотою моею делаю: сие есть любуюсь вами до восхищения чувствий.
   Оленька Слатина. Хорошо любованье: с Марфой Осиповною чуть не обнявшись сидеть. Она зря сударя посватает и знаю на ком; только, свет добрый молодец, помни слово красной девушки: за ласый куст хватаешься, да скоро подавишься. (Убегает).
   Молодые люди (в нетерпении топая подковками). Почин делу, почин!
   Рыков (самодовольно глядя вслед). Очень бойкая персона и находится в интересе ее чувствий к моей персоне, смею сказать.

(И начинается пантомимная плясовая игра всем хороводом. Поют, приплясывая).

   1.
   Учит мене мати
   Пашню пахати
   "Так, доню, так,
   Вот и этак,
   Вот и так!"
   При долинй лен, лен!
   При широкой белой!
   2.
   Учит мене мати
   Бел лен рассевати.
   "Так, доню, так,
   Вот и этак,
   Вот и так!".
   При долине лен, лен,
   При широкой белой ).

(Гости любуются, прихваливая, притопывая, прихлопывая в ладоши. "Ай, свет! ай, радость дорогая! Живи, не умирай, душа!". Многие и не из молодых вовсе, своею непосидчивостию и движениями ясно показывают, что, за малым чем, они и сами готовы пуститься в пляс -- особливо выдается своею живостию Зернова. Она встает и садится, как бы сама не своя. Вдруг, в самом разгаре припева, не давая замолкнуть песне, она врывается в хоровод).

   Зернова. Честной хоровод, расступись, народ! Подивуйся диву. Авось старая кобыла борозды не испортит. (И с тем вместе она живо пускается в пляску, прищелкивая и поя песню. Хоровая раздается на две стороны, и, после первого куплета, густыми мужскими голосами, начинает подпеввать Зерновой).
   
   Зернова (поет и пляшет).
   Ой, за речкою диво -
   Да варил чернец пиво!
     Чернечик ты мой,
     Чернец молодой!
   Чернецкое пиво
   Разымчиво было.
     Чернечик ты мой,
     Чернец молодой!
   Разымчиво было,
   В голову вступило.
     Чернечик ты мой,
     Чернец молодой!
   В голову вступило,
   Голову разломило.
     Чернечик ты мой,
     Чернец молодой!
   Нельзя мне тряхнуться,
   Нельзя ворохнуться.
     Чернечик ты мой,
     Чернец молодой!
   Пойду скакать, плясать,
   Пойду танки водить.
     Чернечик ты мой,
     Чернец молодой!
   Авось я тряхнуся,
   Авось ворохнуся.
     Чернечик ты мой,
     Чернец молодой!

(Зернова должна плясать превосходно. Пляска ее заразительна; некоторые из гостей приступают к хороводу, и когда Марфа Осиповна снова начинает песню и поет и пляшет с таким изменением:

   Чернецкое пиво
   Разымчиво было,
   Разымчиво было,
   Мне в ручки вступило,
   Руки опустило...

из гостей выхватывается другая особа, и пантомимная пляска идет вдвоем. С последним припевом:

   Чернечик ты мой,
   Чернец молодой!

Зернова падает на скамыо в изнеможении).

   Зернова. Невмоготу, добрые люди! Был конь -- да изъездился. Была плясуха, а теперь становлюсь баба-шептуха.
   Все гости. Славно, славно, Марфа Осиповна! разутешила, распотешила всех зауряд, молодых и старых!
   Образцов (пробираясь вперед). Не усидел... Батюшка Гаврила Михайлович! прости старому дураку. Видно, бес куцый в ладыжках играет! И не хочу, а в пляс пойду... Эй, господа честные! Чарка не допитая, песня не доплясана -- не честь-слава хозяину, не веселье гостям! (И с тем вместе начинает).
   Ой, за речкою диво.

(Ведя пантомимную игру вдвоем с подругою Зерновой и с следующим изменением в песне:

   Чернецкое пиво
   Разымчиво было,
   Разымчиво было,
   Мне в ножки вступило,
   Ноги подкосило.

(С последним звуком припева чернеца, затопали ноги молодцов, в хороводе воскликнули в нетерпении).

   Молодцы. Пристояли ноги стоючи, на чужую пляску глядючи!
   Шагаров. Братцы! мы свой танок поведем красным девушкам на радость, нам, молодцам, на удалость... Живее! чтобы мать-сыра земля всколыхалася, сине море расплескалося!..

(Живо схватываются руками, и Шагаров ведет кривой танок, свивая и развивая его по сцене. Танок, как метла, пометает все за собою: к нему пристают мало-помалу все гости, кроме Рыкова и очень немногих удалившихся с Образцовым под березу к Гавриле Михайловичу. Не переставая петь и вести танок, Шагаров вводит в него Фильку-Филимона, и рабочих, и кучера... Все охвачено одною силою, одним обаянием живого, родного веселья).

   Хоровод поет:
   Я по сенюшкам хожу, млада, хожу,
   Сквозь стеколушко на милого гляжу,
   Сквозь стеколушко на милого гляжу.
   Мой милый друг и хорош и пригож,
   Мой милый друг и хорош и пригож,
   Душа моя, чернобров, черноглаз,
   Душа моя, чернобров, черноглаз.
   Я не знаю, к чему друга применить?
   Я не знаю к чему друга применить?
   Применю друга к золотому перстеньку,
   Применю друга к золотому перстеньку:
   Золот-перстень на руке, на руке,
   Мой милый друг на уме, на уме...

(Хоровод движется стройно и плавно. Молодые глаза Анны Гавриловны, под обаянием слов песни, невольно приковываются к Шагарову, и она машинально и безмолвно движется в хороводе. При последних словах песни, она до того задумывается и заглядывается, что Шагаров замечает девичью думу и, сняв свою черную шляпу, низко кланяется Анне Гавриловне).

   Анна Гавриловна (сконфуженная). Ах! (разрывает хоровод и убегает).

Общее движение, занавес быстро падает.

КОНЕЦ ПЕРВОГО ДЕЙСТВИЯ.

   

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

   Гаврила Михайлович Белозеров.
   Сестрица его, генеральша Рахметова, вдова.
   Анна Гавриловна.
   Ив. Вас. Образцов.
   Никанор Алексеевич Слатин.
   Оленька, его дочь.
   Алексей Дмитриевич Морозов, Корочанский помещик.
   М.П. Шагаров.
   Н.И. Рыков.
   Емельяновна.
   Комариная Сила.
   Савельич.
   Гайдук генеральши.
   М.О. Зернова.
   Запевало.
   Гости, лакеи, певчие, женщины.

(Утро. Зала и кабинет Белозерова, как и в первом действии; прибор попитого кофе на столе; Комариная Сила мурлыкает про себя житие; Белозеров сидит на диване, и Зернова у него в гостях).

   Белозеров (полунасмешливо). Так как же, матушка сестрица, генеральша изволит обзывать братца?
   Зернова. Так и изволит, батюшка, не прогневайся на слове -- не из тучи гром, не моего ума речи. "Сударь мой, братец, -- сказывают их превосходительство, -- знать от великого его разума с ума спятил. Держит Аннушку, не выдает замуж: словно она бесприданница какая, у отца на вороту виснет".
   Белозеров (значительно). Гм!..
   Зернова. Ну, ты прикашливать, батюшка, прикашливай, коли твою честь перхота в горле берет; а ты, сударь, отец есть, дочь -- невеста на выданье: каков ни есть, а ответь свахе держи. Я к твоей чести, великому сударю, не от мелкой сошки заехала. Сам, как есть, князь и сиятельной графини племянник.
   Белозеров. Гм!.. (возвышенно):
   Я князь, мой сияет дух,
   Владелец -- коль страстьми владею,
   Болярин -- коль за всех болею,
   Царю, Престолу, Церкви друг...
   Какого ты мне, матушка, князя суешь! Что мать избрынькалась, по-заграницею шляючись, отец в вольтерьянцы пошел, а князек-от у тетушки за дармоеда живет? Сила!
   Комариная Сила. Чего изволите, батюшка?
   Белозеров. Стань передо мною, как лист перед травою.
   Комариная Сила (оставляет скамеечку и становится перед барским лицом). Стою-с, батюшка.
   Белозеров. Упомнил я заподлинно: как далеко пес мой, Ястребиное Рыло на угонку гнал?
   Комариная Сила. Не далеко-с, батюшка. Вот как до милости вашей Рыло-то не угнал-с.
   Белозеров. Вот то-то и есть, братец мой, Комариная Сила, (выразительно) далеко куцому до зайца гнать.
   Зернова (в сторону). А сваха те речи слушай, да на ус себе мотай... (Громко) Ну, батюшка сударь! потеха твоя собачья завсегда при тебе живет, и вольна твоя честь песью лапу и рыло поганье хоть за стол с собою сажай: а дорогого скатного жемчуга не займай, сударь! Жемчуг -- товар весовой, а дочь у отца гость часовой. Выросла, честь отцу-матери на люди вынесла, поклонилась, да и была такова!
   Белозеров. Типун бы тебе на язык за таковы те слова!
   Зернова. Отец родной! чтобы я, Зерниха, за сваха была, коли б испужалась да твоего типуна? Да ты мне их хоть десять сажай, а я на том стою: что у твоей великой чести дорог да ценен товар есть; а у меня -- не то один и другой купец, важен да знатен, из себя гож и пригож, молодой сударь есть. Где ни бывал, кого ни видал! а пришел час сердечный -- все перезабыл и Питер не мил стал. Одно спит и видит: Анны Гавриловны руку получить.
   Белозеров. А как не получит?
   Зернова. Всякого чувства себе приятного лишится и печаловаться будет по гроб жизни своей. Не моги, сударь, обойти такова жениха.
   Белозеров. Ха, ха, ха! Что, мол, на тетерьку глиняную схож? И не чаял, чтобы ты, матушка Осиповна, распотешила таково меня! А! что же ты, сваха подъезжая, дорого берешь за таковы твои хвальные слова?
   Зернова. А к кому едешь, батюшка, таково и поезжалое. К твоей чести и не возьмешь дешево: потому что сам ты себя изволишь понимать, сударь! Что к сильному, могучему зверю лесному в берлогу лезть, его шкуру съимать, то у твоей чести дочку добывать -- не ровен час, здорово ли выедешь?
   Белозеров. Ну, так поезжай, матушка Осиповна, подобру-поздорову и, коли у тебя слажено с твоим писанным женихом за сто рублев, (отодвигает ящик в столе и достает деньги) на! бери с меня два ста! да чтобы ты сама не была и всей своей братье, свахам, заказала: ни ногою к моему двору! а то не быть добру, а быть худу... Сила, отворяй настежь двери, провожай сваху с поклоном на первый раз.
   Зернова. И с приговором в другой: иди, не вертайся... Иду, сударь дорогой! Свет за очами, иду! Таково богатых да почестных провод не встречала я, счастливая сваха, на веку. (Уходит в настежь растворенные двери, провожаемая Комариною Силою).
   Белозеров (один, в веселом раздумье). Губа-то выходит не дура у Рыковского малоумца. На ты поди такова зятька! (Задумывается). А -- что же она медлит-то, нейдет, бесприданница моя, здравствовать родителя отца!..

(Тем временем из глубины сцены показывается Анна Гавриловна, сопровождаемая нянею, в том самом наряде, как и в первый раз).

   Емельяновна (на ходу). Постой, сударыня! Дай оглядеть-то нарядец. Что спешно таково, без опаски идешь! Постой, свет!
   Анна Гавриловна (делая движение назад рукою). Да ничего, няня! Нарядец, как есть нарядец: и не раз побывал на батюшкиных глазах.
   Емельяновна. Ох, ступай, свет! (Остается по-прежнему с чулком).
   Анна Гавриловна (входя к отцу). Здравствуйте, батюшка, государь мой, родитель родной! Не положите гневу вашего...
   Белозеров. За что таково, дочка, бесприданница ты моя! здравствуй, свет! Прождал я тебя...
   Анна Гавриловна (с нежностию целуя руку). А за ваше ждание, батюшка, и мое промедление... Повелите мне вслух вам прочесть что?
   Белозеров. Повелеваю, радость моя. Сила Комариная, где делся? -- не знаю, не читает жития.

(Анна Гавриловна отходит, берет книгу и, возвращаясь, становится перед отцом. Он зорко ее осматривает с головы до ног).

   Анна Гавриловна (читает). "Maия второго".Тропарь...
   Белозеров. Постой, постой! положи книгу... Что ты, матушка, отца срамишь? Поглянь ты на себя.
   Анна Гавриловна (в недоумении). Я гляжу, батюшка.
   Белозеров. И не видишь! Ступай сюда. Я тебе отцовскою рукою покажу. (Приподнимается с дивана и снимает со стены турецкий кинжал). Изволила нацепить платье на плечи, почитай, тебе надеть нечего, что ты день третий не сымаешь его? Вот тебе мой указ! (Тыкает платье кинжалом и широко распарывает его). Не стыди, дочка, отца! а в чести моей, что маков цвет, цвети у меня! Возьми, сударыня, ключи, отворяй комоды. Есть про тебя добра припасено. Забирай, беги. А чтобы тебе обноски носить -- ни в жизнь не моги!

(Анна Гавриловна, в испуге и в радости и тревоге, отворяет комод, схватывает несколько штук материй, которые у нее выскользают из рук, развертываются, волочатся за нею; она путается в своем оборванном платье и прибегает по сцене, произнося):

   Анна Гавриловна. Батюшка, простите... Ах, стыд мой, ах, срам какой!..
   Емельяновна (всплескивает руками выше головы, хватается ими за верх своего платка и уходит вслед, причитывая.) Ох, беда, беда! и где взялась она?.. (Скрывается).
   Белозеров (один, еще с недовольно сдвинутыми бровями). А няня, старая Емельяниха, что она видела, что света-Аннушку в таково тряпье снарядила, ино пригляделося моим старым глазам, а не то молодым гостям! Тем, почитай, и пошли соваться женихи, думаючи: "Устал батька снаряжать дочку, авось на подмогу зятя возьмет". Гг!.. Эй! Кто вы тут, народы! Позвать Емельяниху, чтобы сейчас на ответе стала.

(К этому времени за сценою поднимается довольно большая суета, и человека два лакеев пробегают по зале с ошалелыми лицами, восклицая: "Жалуют! Их превосходительство жалуют", и скрываются. На возглас Белозерова быстро отворяются двери в кабинет).

   Комариная Сила. Батюшка, Гаврила Михайлович! сестрица, генеральша-матушка, в гости жалуют.
   Белозеров. Что ты попусту мелешь? Ее милости дело не указывает быть.
   Савельич (являясь на пороге, возглашает доклад). Их превосходительство, сестрица-генеральша, к милости вашей, сударю братцу, изволят жаловать спешно: осьмериком-с, в их синей-с карете с золотыми тюлипами, два гайдука на запятках-с.
   Белозеров. Принимать почетно всем домом, под обе ручки вести.
   Савельич. Слушаю-с (исчезает в дверях).

(В то же время Белозеров выходит в залу в сопровождении Комариной Силы. Последий становится к сторонке, а Белозеров, поправляя на ходу спущенный пояс штофного зеленого шлафрока и шаркая туфлями, проходит навстречу сестрице генеральше. Она показывается, ведомая под руки Савельичем и ее гайдуком; одета в синюю атласную робу и вообще является во всех статьях вельможного наряда Екатерининских времен).

   Генеральша (обмахиваясь большим опахалом). Ух, жарко! Пустите, светы мои, садите скорей! Измаялась, шестьдесят верст в карете маючись (опускается на кресло, которое спешит придвинуть целая гурьба лиц, последствующих генеральше, и даже рука сударя-братца); а все к тебе, свету дорогому, еду-не доеду.
   Белозеров. Здравствуйте, матушка сестрица! (Подходит к ручке). Благодарствую за труд и любовь.
   Генеральша (простирая объятия). Здравствуй, белый свет мой родной! (Целуются трижды, и потом братец целует руку у сестрицы). Как вам, сударь братец, живется-можется?
   Белозеров (садится на придвинутое кресло). Живем, матушка сестрица, и хлеб жуем.
   Генеральша (осматриваясь). А Аннушка? где свет-Аннушка и старая Емельяниха? Ай, она умерла, или таково запанела, что сустречать меня, сударыню, не была, старая корга!
   Белозеров. Извольте не беспокоиться, матушка сестрица!.. Не в приборе Аннушка, чтобы дорогую нежданую гостью сустречать. Девичье дело, прибирается да наряжается.
   Генеральша (полутаинственно). Оно и к делу, сударь мой братец. Пока девичьи наряды идут, а мы вдвоем побеседуем... Савельич! на-мол, прийми милость: поцелуй мою ручку, и ступай себе с моим гайдуком.
   Савельич (с низким поклоном). Благодарствую, матушка, родная сударыня! за честь и великую милость. (Целует руку и уходит с гайдуком, и все предстоявшие лица, мужчины и женщины, незаметно исчезают; один Комариная Сила остается на своем месте)
   Белозеров (это время сидевший потупя голову и взявшись руками за колени, выпрямляется). О чем таком побеседуем, матушка сестрица, вы изволили сказать?
   Генеральша. Подожди, свет, доложу.... Это такое дело, что об нем след толком поговорить и толком посудить.
   Белозеров. Вот оно что. Значит, вы, матушка сестрица, по делу ко мне приехать изволили?
   Генеральша. Не без дела, сударь мой братец, не без дела... Силушка, ступай себе с Богом.
   Комариная Сила. Слушаю, матушка. (Направляется к выходу из залы).
   Генеральша. И дверь-то за собою, Силушка, припри...
   Белозеров (возвысив голос -- Силе). Не надо!.. (Генеральша слегка нахмуриваясь). Матушка сестрица! дом мой не есть Канцелярия Тайных дел, и в доме у меня тайностей не имеется. Я скорее глотки и уши заткну; а уже, ото всякой дряни хоронясь, дверей моих запирать не стану... Слышишь, Комариная Сила? Что бы ты у меня слухом не слыхал и видом не видал!
   Комариная Сила. Слушаю, батюшка Гаврила Михайлович.
   Белозеров. И я вас, матушка сестрица, слушаю. Извольте говорить, коли вы мне сказать что желаете. (Закладывает с решительным видом ногу за ногу и свешивает туфлю).
   Генеральша (после небольшого молчания нюхает табак). Я, батюшка братец, об Аннушке говорить приехала.
   Белозеров. Что такое -- Аннушка?
   Генеральша. Счастье ей привалило большое, сударь мой братец, пребольшое.
   Белозеров (хмурясь). Какое? -- Кажись, Аннушка не безсчастна у отца живет.
   Генеральша. Так точно, братец, да жених ей хороший находится.
   Белозеров (помолчав, еще сильнее хмурит брови). Какой жених?
   Генеральша. Такой, сударь мой братец, что и не надо нам лучшего. Друцкой княгине свойственник, Трубецкого князя Илью дядей зовет, Ширинские ему своя семья, да и бабушка тож двоюродная, Анфиса Петровна, человек в случае: вельмож за уши дерет.
   Белозеров. Гм!
   Генеральша. И достатком тож, кам сами вы, сударь братец, сведомы, не обижен он. Родовые вотчины не за горами и богатство его, отцовское, не на воде писано: четыре тысячи душ.
   Белозеров (молчит).
   Генеральша (также помолчав и посмотрев на брата со стороны). Так вот, свет вы мой, батюшка братец, -- в добрый час молвить, а в худой помолчать, -- как вы этому делу -- что скажете и что прикажете?
   Белозеров (встав с места решительно). Не отдам!
   Генеральша (всплеснув руками). За Марка Петровича!!..
   Белозеров. И за Марка не отдам!
   Генеральша (в гневе). Да что ж ты это, батюшка! Ума ты, сударь, отступился! Чего ты девкой мудруешь? Какого еще жениха желать? Или ты ей генерала с лентою чаешь?
   Белозеров. Довольно с нас, матушка сестрица, и одной генеральши.
   Генеральша. Так мне не довольно, сударь вы братец! Разве она тебе одному дочь, а мне не племянница? Осталось дитё без матери, сирота голубиная! Клюй ее, батюшка -- сизый орел! Велики когти -- защиты нет!
   Белозеров (грозно). Сестра! говори да думай!
   Генеральша. Чего тут думать? Девке семнадцать лет. Ей во сне женихи снятся, а отец родной наяву женихам отказы дает. Ты, батюшка, лучше бы ее в монастырь сослал: так бы она черницей слыла, лбом землю стукала и, на радость тебе, черную рясу волочила.
   Белозеров (стукнув кулаком по столу). Не отдам!..
   Генеральша. Хорошо, батюшка, не отдавай, сударь! Не отдавай, отец родной! Держи ее на просол девку... Да только уже после этого -- извини! Нога моя больше в твоем доме не будет... Эй, люди, люди! Фомка! Васька!!..

(Гайдуки вбегают).

   Фомка. Что прикажете, ваше превосходительство?
   Генеральша. Еду! Фалалею сказать, чтоб сейчас запрягал. Еду!
   Васька. Осмелюсь доложить, матушка, ваше превосходительство, лошади не выкормились.
   Генеральша (топнув ногою). Еду, болван! Не успрося тебя, дурака!
   Фомка и Васька (вместе). Слушаем, матушка, ваше превосходительство! (Уходят).
   Белозеров (в сторону). Экая притча сочинилася! (генеральше) Что же вы, матушка сестрица! не в шутку ехать изволите?
   Генеральша. Я тебе не шутиха далася. Нет, батюшка! я своему братцу сестрица. Сказала, что нога моя больше в твоем доме не будет -- и не будет, пока жизнь моя!
   Белозеров. Ну, коли оно так, -- я не держу вас, матушка сестрица. (Уходит в кабинет). Комариная Сила, иди житие читать.
   Комариная Сила. Иду-с, батюшка сударь.

(Входит в кабинет и опускает за собою занавесы; в то же время выдвигается ширма и закрывает пространство между колоннами).

   Генеральша (одна, тоскуя, ходит по залу). Аннушка! Аннушка! поди, сиротинка моя безсчастная! Поди, выпровожай тетку!
   Анна Гавриловна (вбегая с встревоженным лицом). Тетенька, голубушка, что такое значит, что я с вами здравствуюсь и прощаюсь вместе? Вам лошадей запрягают?
   Генеральша. Еду, голубеночек мой, еду! И минутки лишней в хоромах твоего батюшки не останусь. Изобидел меня братец, ни родства, ни чина моего не уважил. Жениха я тебе сватала, Аннушка; а родитель твой отказ, как шест дал. "Не отдам, мол, пущай дочка век в девках сидит, отцу родному на потешанье -- всему миру на посмеянье". (Завидев Емельяновну)... Что ты хоронишься, старая? Не хоронись, а иди сюда! Слушай, Емельяниха, меня!
   Емельяновна (подходя). Слушаю,матушка-сударыня. Что сказать-приказать изволите?
   Генеральша. Не умолила ты, старая Емельяниха, на печке сидя! Судилась судьба свету-Аннушке; а отец родной рассудил, что не быть тому! Жениху отказ дал.
   Анна Гавриловна (в смущении). Но... кто же это такой, тетенька... жених?
   Емельяновна. Может, ваше превосходительство, неподхожий...
   Генеральша (Анне Гавриловне). Аль не в догад тебе?.. (Емельяновне) Не подхожий! Дура ты старая! не подхожий... Марка Петрович не подхожий тебе -- а?.. Что скажешь, Аннушка, свет мой!
   Анна Гавриловна (опустив голову). Что же мне сказать, тетенька! Воля батюшкина.
   Генеральша. Знаемо дело, что батюшкина, да каково твоей девичьей доле под батюшкиной-то волей этою жить? Ведь, чай, половина сверстниц твоих замуж повышли да и деток повывели; а ты сиди, да у моря погоды жди... (слезливо) Ах, сиротинка моя горькая! не привелось мне пристроить тебя (всхлипывает)...
   Анна Гавриловна. Полноте, тетенька милая, не огорчайтесь! Что же тут такого... Мне и у батюшки хорошо. Я... совсем не хочу замуж.
   Генеральша. Рассказывай! Ай я сама девкой не была? Россказни твои знаю и ведаю. А чего ты лицом вся поменилася, услыхавши, что жених от Марка Петрович был?
   Анна Гавриловна (в замешательстве). Ах, тетенька! что вы...
   Васька. Лошади-с готовы (уходит). (Движение Анны Гавриловны удержать тетушку).
   Генеральша. И ни-ни! Не останусь, Аннушка! И во сне меня не проси. За все его великие и тяжкие обиды, сказала сударю братцу, что нога моя в его доме не будет -- и не будет! пока жизнь и смерть моя.
   Анна Гавриловна. Тетенька милая! Как я с вами да стану прощаться-то навсегда?
   Генеральша. Так и прощай, свет мой (поднимает ее)! Эх! славная ты девка, Анна: и красой, и разумом, и всем взяла; да видно не судилась тебе судьба. (Генеральша вздыхает, качает головою, поднимает руки и удаляется из залы. Анна Гавриловна провожает ее, совсем опечаленная).
   Емельяновна. Вот тебе ждали и дождали радости! запечалилась моя старая голова! (Уходить вслед).
   

ПЕРЕМЕНА ДЕКОРАЦИИ

(Живописная местность. Вдали, по взгорьям, между кустами виднеются многочисленные ряды ульев; налево красивый обрыв, из которого бьет ключ живой воды; глубже за ним, из густой зелени, показывается дымящаяся труба как бы кухни; направо разнообразные кусты, а посредине, на первом плане, огромный развесистый дуб, и в ветвях его утвержден улей).
(Савельич, в полном наряде, выходит со стороны кухни; за ним следует множество лакеев с ножками стола, с досками, с корзинами белья, посуды, серебра, хрусталя и всего, всего, что следует для праздничного барского стола).

   Савельич (становясь под дубом, перед началом своего великого дела, осматривается). Начнем словом, а покончим делом. Постой, ребята!.. Сударю нашему, Гавриле Михайловичу, с гостями пир пировать здраво и весело; а нам, верным слугам, послужить и милость господскую получить! Ну, теперь, молодцы, стол накрывать.

(Начинается накрыванье большого круглого стола под дубом: Савельич стоит в сторонке и наблюдает, показывая жестами; лакеи приходят и уходят, наливают в карафины воду из ключа и прочее. Образцов и Рыков, гуляя, выходят со стороны и бросаются перед рампою полежать на траве и побеседовать).

   Образцов (оглядывая вокруг). Эх, благодать какая у нашего батюшки Гаврилы Михайловича, куда ни погляди. Псарни -- так жарые, и пасека -- так уже пасека... Люблю я, изо всех пиров, это пированье и столованье Гаврилы Михайловича на пасеке!
   Рыков. Да-с... Но, признательно, сказать вам, государь мой, я был сегодня совсем фрапирован, увидев здесь Марка Петровича. Никак не ожидал я, чтобы он, получив от Гаврилы Михайловича отказ на свою пропозицию, решил бы, после сего афронту, бывать в его доме.
   Образцов. Да, батюшка! На счет этого доложу вам, что и все мы немало удивлены были. Каким оно первым манером вышло, я сам был свидетелем тому. После того, как Гаврила Михайлович проводить изволил сваху, сестрицу-то генеральшу, Марка Петрович долгонько-таки не заглядывал, сердечный! Да только, почитай, каженный день мимо усадьбы проносилась его четверня. Сами изволите знать чертей-то его бурых. Топот да гоготанье такое вставало, что и на все окна в хоромах тряслись.
   Рыков (улыбаясь). А, может статься, не только что окна, а и девическое сердце вздрагивало...
   Образцов (живо). Не знаю, батюшка, не знаю. Девичье сердце -- потемки... Ну-с, как бы тамо оно ни было, а на третью неделю, только что за стол мы сели, и Гаврила Михайлович не успел еще салфетки под бороду себе подвязать, как вдруг Марка Петрович -- сию минуту пронесшийся мимо так, что куверты и хрусталь на столе звоном звенели... вот вам чудо! нежданым гостем явился. Мы все рты поразинули, а Анна Гавриловна, голубушка, как жар, заалела!
   Рыков. Вот пассаж беспримерный!
   Образцов. Но вы, батюшка, слушайте, что дальше-то было. Вот-с, взошел Марка Петрович, поклонился всем и, как ни в чем не бывало, говорит Гавриле Михайловичу: "Извините, мол, меня, Гаврила Михайлович! Я совсем-было не думал заезжать к вам (и сами вы знаете, что не с руки мне), да вот, проезжая, увидел в окно Анну Гавриловну, -- и как я сам здесь, вы меня не спрашивайте!". Гаврила Михайлович не спросил ничего, и только сказал: "Прибор!" и посадил за обед гостя нежданного... Вот с той поры Марка Петрович опять стал бывать, и не только что мыслей своих не таит, а во всеуслышание, почитай за каждым обедом, сказывает Гавриле Михайловичу, что "он, Марка Петрович, не сам здесь сидит и не своя воля посадила его -- не есть дорогие и не питья медвяные Гаврилы Михайловича, -- а засадили его -- посадили очи голубые Анны Гавриловны, да своя зазноба сердечная!".
   Рыков. Полагать должно, государь мой, что Марка Петрович, постоянной аттенцией своей к Гавриле Михайловичу, думает добиться сатисфакции своему желанию.
   Образцов. Так вот и добьется он сатисфакции-то вашей! Нет, батюшка! Гаврила Михайлович, коли раз скажет слово -- так оно, сударь, все одно, что гора стоит, каким хочь мелким бесом рассыпайся!..
   Слатин (выходя из кустов). Кто такой? перед кем? О чем вы рассуждаете, господа честные!
   Рыков. Мы соболезновали, сударь, о том, что Гаврила Михайлович, по непостижимому упорству своей натуры, отказал Марку Петровичу в руке прелестнейшей Анны Гавриловны.
   Слатин (лукаво переглядываясь с Образцовым). Да, чай, батюшка, и не одному ему? Всем сестрам по серьгам досталось.
   Рыков (обидчиво). Что вы сим имеете сказать, сударь мой?
   Слатин. Я имею сказать, батюшка, что напрасно упрямится хоть бы и Гаврила Михайлович. Сударь, Марка Петрович по всему жених Анне Гавриловне, и взглянуть на них, так одно, как есть себе, пара: что сокол с соколкою, что лебедь с лебедкою! Ну, да мне думается, что Гаврила Михайлович, кажись, так только не поддается, ради авантажу: дескать не думай, что мы больно твоим сватовством обрадованы и, по первому слову, дочку с рук готовы спустить.
   Рыков. Я сам имею с вами то же рассуждение, сударь мой! и почитаю отказ сей за каприз стариковский.
   Слатин. Именно! именно! Вот посмотрите, коли стар, да знатен наш воевода не кончит тем, что, веселым пирком да и за свадебку -- да и еще какой пир-то нам задаст! веселье на весь мир, что до внуков не забудем.
   Образцов (покачав головою). Ой, нет, сударь мой! Я лучше вас знаю Гаврилу Михайловича. Не быть тому так.
   Слатин. А почему не быть! По какому твоему резонту?
   Образцов. По моему-то резонту следовало бы быть; да у Гаврилы Михайловича резонт-то свой, а не наш с тобой.
   Рыков (Образцову). Однако же, государь вы мой! в чем сей важный резонт вами предусматривается?
   Образцов. А кто его знает. Может и в замужестве старшей-то дочери Гаврилы Михайловича, что горькую чашу от мужа пьет.
   Слатин. Ну, так что же? По пословице, что ли? Обжегся на молоке, подуешь и на воду... А я об заклад биться готов, что Гаврила Михайлович выдаст дочку за Марка Петровича.
   Образцов (насмешливо). Об заклад?! Да что ты прозакладуешь? чай кисет твой старой?
   Слатин. Кисет? Как бы не так? нет, братец? я такую штуку поставлю, что у тебя слюнки потекут... Знаешь мою борзую Игрушку? ведь ты на нее давно зубы точишь; еще о прошлой осени приставал, чтобы продать ее тебе... Ну, так вот ее, Игрушку-то мою, я ставлю против твоего кинжала персидского.
   Рыков. Весьма интересная пари составляете вы, судари мои. Это напамятовает мне, как однажды гвардии полковник Ржевский рассказывал анекдот про двух англичан...
   Слатин. Позвольте, батюшка! тут не до англичан: у нас свой анекдот идет... Ну, так как же, Иван Васильевич, согласен на заклад-то?
   Образцов. Еще бы мне отказываться? я за твою Игрушку сто рублев заплатить готов; а ты мне ее даром теперь отдать хочешь.
   Слатин. Ну, это еще бабушка надвое ворожила... Так по рукам, что ли?
   Образцов. По рукам! (Ударяют друг друга по рукам). Николай Иванович, разнимайте руки.
   Рыков. С моим наипребольшим удовольствием.
   Слатин. Да, будьте свидетелем, Николай Иванович. Коли Марка Петрович от нынешнего дня -- от весенего Николы -- до Покрова не женится на Анне Гавриловне, так я свою борзую, Игрушку, Иван Васильевичу отдать должен; а коли женится -- Иван Васильевич даст мне кинжал свой персидской и поклонится низким поклоном: что, мол, Никонор Алексеевич, друг сердечной, дальше носа своего видеть и нам кажет.
   Образцов. Хорошо. Пусть станется, коли сладится.
   Савельич (приближаясь с поклоном). Прощение просим, господа милостивые! побеспокоитесь немного, чтобы нам с ребятами места дать.
   Слатин. Изволь, братец, изволь. Мы и совсем уйдем отсюда, чтобы вам не в помеху быть... Ну, Иван Васильевич, не забывай про заклад наш, дружище. Да, чур, за столом, как начну я речь -- поддержать меня. Я там шепну кое-кому, так ты, смотри, не выдавай меня.
   Образцов. Нет, нет! будь спокоен... (Все трое уходят).
   Савельич (лакеям). Ну, ну, ребята! живее поворачивайтесь... (Вынимает из жилетного кармана серебряные часы луковицей). Без десяти минут два часа: скоро и за кушаньем пора идти будет. (Обходит кругом стола). Куверты, Терешка, неровно у тебя расставлены... Экая ты, братец, ворона! никакого у тебя глазомеру нету (показывает Терешке, как должно расставлять куверты). Бокалы-то розовые хрустальные под эту сторону ставьте. Тут барыни да барышни сядут. (Отходит от стола и рассматривает его издали). Ну, теперь несите его да плато, да вазы, да улей сахарный подавай!.. тише! осторожнее... Что суетесь-то как барыни? Улью изъян какой причинили и никто не моги! Батюшка Гаврила Михайлович, под великую ласку, любит гостей сам золотыми сахарными пчелами обделять. Вот так! (Ставит сахарный улей посредине круглого стола между вазами с цветами). Кажись, все теперь готово -- а? (Окидывает внимательным взглядом все приготовления). Ну, стулья к столу! водку на стол, да и марш, ребята, за кушаньем. Сенька да Лаврушка, вам носить.
   Оба лакея вместе. Слушаем. (Уходят).

(Являются песенники и проходят слева на правую сторону в кусты; впереди запевало.)

   Савельич (расхаживая и все еще осматривая). А вот и вы, наши соловьи заливные... пора, пора вам на места-то быть: за кушаньем пошли... Становитесь-ка в ранжир, да чинно стоять; промеж себя не шушукать, а как батюшка-барин с гостями за стол сядут, так вы тут песенку и гряньте.
   Запевало (немножко насмешливо). Да а вы, Прокофий Савельич, не трудитесь порядки давать! Мы и сами с усами.
   Савельич. Хоть бы и с бородою козлом был, а без порядку нельзя.
   Лаврушка (Лаврушка вносит серебряную миску с супом, а Сенька несет серебряное блюдо с кулебякою. Лаврушка ставит миску на малый стол, где водка). Готово, Прокофий Савельич.
   Савельич. Готово? Ну!... (Берет сложенную салфетку, встряхивает, распускает ее). По местам, ребята, по местам! да стрункой стоять, не дышать... а я пойду с докладом.

(Уходит; лакеи становятся в чинных позах. Несколько минут молчаливого ожидания. Потом Савельич возвращается и начинает разливать суп. Немного погодя, входят: Белозеров с правой стороны, за ним Анна Гавриловна в кругу дам и подруг, Морозов, Шагаров, Образцов, Слатин, Рыков, и другие гости обоего пола, Зернова и позади всех Комариная Сила. Слатин незаметно отстает от прочих, подходит к песенникам и шепчет что-то на ухо запевале. Тот выслушивает его с улыбкою).

   Анна Григорьевна. Милости просим, гости дорогие, хлеба-соли откушать.
   Белозеров. Посмотрим, хозяюшка молодая, как ты ноне, для праздника радостного, гостей моих уподчиваешь? Господа честные! водочки прошу, а сам первый по-хозяйски пью и гостям дорожку глажу (наливает и выпивает).
   Морозов. Так оно и след, сударь. Сказывается недаром: "У кого в руках, у того и в устах".
   Белозеров (подавая ему налитую чарку). Ну, вот и милости вашей, любезному гостю, из рук в руки, первая почетная чарка идет. (Оглядывая всех приступивших к водочке). Никанор Алексеич, где ты, братец? Иди водку пить.
   Слатин. Сейчас, батюшка Гаврила Михайлович! (Запевале вполголоса). Так понял ты, любезный?
   Запевало. Понимаем-с. Это значит того: как изволите-с сказать вы слово-с, так и начинать?
   Слатин (торопливо). Да, да... Как только скажу я: "Что, мол, вы призадумались?" -- так начинай. Смотри же, не забудь.
   Запевало. Не забудем-с, покойным будьте. (Слатин отходит от песенников и проворно подбегает к столу с закускою).
   Белозеров. Где ты это застрял, братец? Пей водку-запеканку твою любезную.
   Слатин. Сейчас, батюшка, сейчас (наливает себе чарку). Здоровье ваше и молодой хозяйки! (Выпивает одним духом и крякает).

(К этому времени Анна Гавриловна с дамами успевает разместиться за столом, и они занимают полукружие, спиною к зрителям).

   Белозеров (к мужчинам). Пожалуйте за стол, гости мои любезные! Алексей Дмитрич! вы, батюшка, поближе ко мне. Я с вами, с редким-то гостем, вдоволь наговориться хочу... А вы, господа честные, садитесь потеснее, чтобы честное место не было пусто, чтобы и рои садились, и пчела роилась, и сердце хозяина веселилось, глядя на своих на милых гостей, что тесно сидят и в лад говорят! (Кланяется всем величавым поклоном и опускается на свое место под дубом).
   Голос гостей. Благодарствуем, сударь наш, Гаврила Михайлович, -- наперед вашей хлеба-соли -- за привет и ласку.

(Певчие начинают торжественный гимн "Коль славен наш Господь". Обед идет своим чередом).

   Слатин. А что, батюшка, Алексей Дмитрич, скажите на милость, запамятовал я давеча спросить у вас: воевода-то ваш корочанский, Аким Попов, о сю пору здравствует?
   Морозов (с усмешкою). Здравствует и благоденствует. Недавно на городской площади смертную казнь учинил.
   Голоса между гостями. Смертную казнь!.. что вы, батюшка... Да можно ли это?
   Морозов (смеясь). Что, не верится? Козлу на площади голову отрубили по суду и воеводскому приговору. Мясо его поступило на покорм колодникам, а голова, с наиболее виновными рогами, на три дня была выставлена на колу перед воротами острога. (Смех между гостями).
   Белозеров. Ну, Алексей Дмитрич, много у нас на Руси всяких воевод перебывало, а такого, как ваш Еким Попов, кажись, ни в сказке рассказать -- разве в той, что "Не любо -- не слушай, а лгать не мешай".
   Зернова. За то, батюшка, корочанские-то и хвалятся им, как диковинкою.
   Морозов. Именно, сударыня. Он у нас на Короче, городе нашем, за место кунсткамеры живет.
   Образцов. Я нарочито, Алексей Дмитрич, хочу в Корочу съездить, чтоб на воеводу-то вашего поглядеть. (Шагарову, сидящему с ним рядом): Слышите, батюшка, Марка Петрович, поедемте-ка вместе, на чертях ваших бурых, воеводу, Акима Попова, глядеть. Э! да что вы, свет мой, сумрачный такой? И вина не пьете, и чудеса Акима Попова не слушаете!
   Слатин (С ударением и бросив взгляд песенникам). Что призадумались, Марка Петрович?
   Шагаров. Так, ничего... Голова болит что-то.

(Песенники начинают петь).

   Не туман в поле расстилается,
   Добрый молодец во беседушку,
   Он на пир идти собирается.
   На пиру сидит -- голова болит,
   Во беседушке -- не слыхать речей.
   Ой, чем соколу
   Лечить голову?
   Ой, чем ясному
   Ретиво сердце?
   Лечить голову -
   Перепелкою,
   Ретиво сердце -
   Коростелкою,
   Добра молодца -
   Красной девкою.
   
   Слатин (по окончании песни, хлопнув в ладони). Знатно, ребята! А за песню-то платить милости вашей, Марка Петрович!
   Несколько голосов. Да, да!..
   Образцов (подмигнув Слатину). Коли на пиру не пить и хозяина не веселить...
   Шагаров. Так что делать?
   Слатин. Доброго молодца кручину лечить!.. Батюшка, Гаврила Михайлович, для ради праздника большого, будь во отца -- полечи молодца!
   Белозеров (нахмурясь). Не немец! Скоморошеством от родителей, батюшка, не занимаемся.
   Слатин. К чорту немецкое скоморошество! Мы на чистоту российскую идем. У вас, батюшка, товар, а у нас купец-молодец.
   Белозеров (ударив кулаком по столу). Не отдам!.. Комариная Сила, вина! (Комариная Сила проворно наливает вина барину; тот выпивает его залпом).
   Шагаров (поднявшись с места). Коли на то пошло, так почему бы вы, государь мой, Гаврила Михайлович, не изволили отдать за меня? я не ошельмованный какой; зазорного дела за мной нет, и моя дворянская амбиция, сударь мой, по всему равна вашей амбиции. Коли вы мне конфус такой даете, в чем сей есть конфус? благоволите ответствовать.
   Белозеров (поднимает кулак, чтобы ударить по столу, но удерживается и резко обращается к песенникам). Ей, "Смердова Сына"! (Гости переглядываются между собою. Шагаров садится на место).

(Песенники поют унылым напевом):

   Отдал меня батюшка
   За смердова сына;
   Дал мне батюшка,
   Приданого много:
   Село с крестьянами,
   Церковь с колокольною,
   Сокола с сокольнею,
   Коня с конюшнею.
   Не умеет смердов сын,
   Он мною владати,
   Крестьянами посылати.
   Назвал он, смердов сын,
   Меня -- немкиною,
   Село -- пустынею,
   Церковь -- часовнею,
   Сокола -- вороною,
   Коня -- коровою.
   
   Белозеров (по окончании песни). Так вот, чтобы не было другого смердова сына, -- не отдам! (Ударяет кулаком по столу, разбивает тарелку и сбрасывает черепки наземь. Лакеи проворно подбирают их; после минутного молчания, с силою и слезами в голосе): Не отдам! покарала меня судьба одной дочерью, не отдам другую! Пусть она себе девкой векует у отца, а уж ни один смердов сын не будет больше величаться, да наругаться над моей дочерью! Слышишь, Марка Петрович?
   Шагаров. Слышу. Коли, значит, от одной падали смердь пошла, ужели соколу не клевать свежего мяса?
   Белозеров. Клюй себе, Марка Петрович, да не у моего гнезда. Я сам с клевом.
   Шагаров. А я -- молодец с летом. Коли вы не отдаете, Гаврила Михайлович, так я украду (Движение между гостями и восклицания: "Ах, батюшки, ах!..")
   Белозеров (насмешливо). Что-о?
   Шагаров. Я украду Анну Гавриловну, вот что!
   Белозеров. Молодец! А после что?
   Шагаров. А после -- ничего.
   Белозеров. Так я, милости вашей, покажу что... Сила, сюда! (Делает знак Силе, что хочет говорить ему на ухо. Тот нагибается к барину, который шепчет ему что-то; после чего Сила проворно удаляется). Ей, ты, запевало, поди сюда! (Запевало подходит к Белозерову, тот также шепчет ему на ухо; запевало, выслушав, отходит на свое место. Во время этого шепота старческий голос между гостями). Ох, что-то оно затевается и что-то из того выйдет!..
   Голос Зерновой. А вот посмотрим, мать моя, так удивим.
   Белозеров (отдавши приказание запевале). Так вот, сударь, мой Марка Петрович, попытка -- не пытка, а спрос -- не беда.
   Шагаров (весело). Смелость города берет.
   Белозеров. И кандалы трет.

(Минута молчания и ожидания. Затем является Комариная Сила с серебряным подносом, на котором стоит золоченая стопа с медом и лежит что-то, покрытое белою скатертью).

(Песенники начинают петь:

   Чара моя,
   Серебряная,
   На золотом блюде
   Поставленная.
   Кому чару пить?
   Кому выпивать?
   Пить чару Марку-свет.
   Пить Петровичу.

(Комариная Сила подносит чару Шагарову. В то же время один из лакеев сдергивает салфетку с подноса. Под ней оказывается связанный пук розог. Движение между гостями).

   Несколько голосов. Батюшка-свет, -- розги!..

(Песенники поют:

   На здоровье,
   На здоровье,
   На здоровьеце ему!
   Чтоб головушка не болела,
   А сердечушко не щемело!

(Шагаров встает с места, берет с подноса стопу, кланяется на обе стороны, выпивает мед, а остаток плещет на розги).

   Шагаров. Чтоб росли, зеленели! (Величаво) Посла не бьют, не казнят -- лаской жалуют! (Бросает Комариной Силе три или четыре золотых. Песенникам). Спасибо вам, ребята, за величанье! (Вынимает из кармана одну за другою горсти золота и бросает песенникам). Теперь милость вашу, ласковый хозяин, благодарим на сладком меде, да на приветливом слове.
   Белозеров. Просим не погневаться! Чем богаты, тем и рады. Только в другой раз уж извините, батюшка, подчивать вас будет не Комариная Сила.
   Шагаров (в сторону). Хоть сам чорт! (Громко). Извините, Анна Гавриловна, а я вас украду! Не дочь вы Гаврилы Михайловича и не отецкий буду я сын, коли не выкраду вас из орлиного гнезда, желанная моя! (Кланяется ей и всему обществу, выходит из-за стола и удаляется).

(Минута молчания).

   Белозеров (в раздумье). Вот не было бы печали, так черти наказали! Сажай теперь Анну, как соловья в клетку... Слышь, дочка! ты у меня дорог, да люб товар: придется под замком держать. С Марком шутить нельзя... Ей, Савельич!
   Савельич (подходя к барину). Что прикажете, батюшка, Гаврила Михайлович?
   Белозеров. Слышал, чем сейчас похвалялся вор этот названный, Марка Петрович?
   Савельич. Слышал, батюшка, сударь.
   Белозеров. Ну, то-то... смотри у меня. С нынешнего дня -- караул держать с вечера до бела света, по двору и у околицы! Вокруг всего дома дозору ходить, и чтоб из господских хором, слышь ты, мышь не выбежала и птица не вылетела! А в комнаты барышни, Анны Гавриловны, да в зал и в гостинную двойные рамы вставить... Слышишь?
   Савельич. Слушаю, батюшка, барин.
   Белозеров. Ну, ступай. Да пошли кого-нибудь старую Емельяпиху ко мне звать. (Савельич уходит). Ну, судари вы мои! сами знаете, чай, пословицу: "Бережливого и Бог бережет"... Дочки ваши по-соседски живут с Анной Гавриловной: она пьет, ест, встает и ложится с ними; думка у них девичья одна... Так вот, поминаючи мою хлеб-соль и ласку, вы мне отвечаете за ваших дочерей, коли какая-либо из них вздумает послучай подслужиться Марку Петровичу.
   Несколько гостей (подняв руки). Батюшка, Гаврила Михайлович, не вскладай на нас беды такой!
   Образцов. Статочное ли дело, чтобы отцу ручиться и отвечать, что на уме его взрослой девки? Да скорее можно верховыми вилами на воде писать.
   Слатин. Известное дело: где чорт не сможет, там баба поможет. Они, батюшка, все разом готовы выскочить за Марка Петровича, а то -- чтоб они любимицу свою, Анну Гавриловну!.. да они ее руками выдадут. Это такой народ. Одна моя быстроглазая этим делом как раз смекнет.
   Оленька (сконфуженная). Ах, что вы это, батюшка! Как можно говорить так...
   Слатин. А будто неправда? Поклеп, что ли, на тебя отец кладет?
   Белозеров. Ну, коли оно так, с нынешнего дня берите их всех по домам. Оставайся, моя Анна, одна! Запечалила твою радость Маркова молодецкая похвальба! Будь оно вору не ладно!..

(Движение между барышнями; Анна Гавриловна в смущении сидит неподвижно, опустив глаза. Входит Емельяновна).

   Емельяновна. Требовать меня изволили, батюшка барин?
   Белозеров. Да; слышала ты, старая Емельяниха?
   Емельяновна. Слышала, батюшка Гаврила Михайлович, слышала... Грех такой!
   Белозеров. Смотри в оба, чтоб у меня было без греха! Возьми Настю Подбритую к себе. Она баба крепкая, смотреть будет, да чтоб и все смотрели! Правого и виноватого всех овиню!..

(Встает из-за стола; за ним все встают; занавес падает).

КОНЕЦ ВТОРОГО ДЕЙСТВИЯ.

   

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

   Г.М. Белозеров.
   Анна Гавриловна.
   И.В. Образцов.
   Н.А. Слатин.
   Н.И. Рыков.
   Емельяновна.
   Комариная Сила.
   Настя Подбритая.
   Савельич.
   Матюшка, псарь.
   Лаврушка.
   Терешка.

Гости Белозерова. Декорация 1-го акта. Вечереющий осенний день.

(При поднятии занавеса сцена пуста).

   Голос Анны Гаврил. (за сценой). Отстань от меня, Подбритая! Зачем ты за мной следом идешь? Вот напасть моя! Ну, куда я от тебя, Подбритой, уйду? (Показывается в дверях гостиной). Я только по залу пройдусь, похожу, пока батюшка из вечерен будет.
   Настя Подбритая (идя следом). Похожай, матушка сударыня! Похожай в свою волю барскую, а я тем часом уголки огляжу и на порожке стану, постою (Зорко оглядывает все уголки).
   Анна Гавриловна (порывом). Ну, глянь еще, Бритая, в печку погляди! Авось там Марка Петрович с каретою сидит, увезти меня.
   Настя Подбритая. А я барского слова беспременно слушаться должна. На то я господская верная раба (открывает камин и внимательно заглядывает в него). Нету-ти, матушка барышня, не сидит-с (становится в дверях гостиной, складывает подобострастно руки и стоит недвижимо, следя глазами за Анной Гавриловной).
   Анна Гавриловна (прохаживаясь по зале). Тоска ты, печаль моя! Когда ты вернешься, радость, до меня? Видно, прошла пора, что я одна то знала: пела да плясала, да собирала себе веселых подруг; а теперь и к церкви не иду и не хочу! С самого Николина дня и вот до Покровских праздничных вечерен в церкви я не была... Хотя бы Насти Подбритой не видели мои глаза! чтобы я тоску мою, одиночество, с нянею, без Насти, понесла! (Смотрит в окно). За двойными рамами колокола не слыхать, как он гудит с ветром и по ветру на праздник людей зовет... И коли я сама в затворе, по воле батюшкиной, сижу, и сторожит меня Подбритая, неусыпучая, пусть я хоть выйду, на народ погляжу, как он станет от вечерен идти и расшумится, разгудится, как рой по весне. (Идет к дверям передней, и только что отворяет их, как Настя стремглав бросается ниц перед барышней и, растягиваясь по полу руками, вопит).
   Настя Подбритая. Матушка, сударыня! барышня моя!.. Казни и милуй, живую в гроб клади!!..
   Анна Гавриловна. Пусти, я пройду.
   Настя Подбритая. Милость твоя! покелева жива, не мертва Настя Подбритая, не сойдет она, не встанет, не подвинется с места сего, по приказу батюшки Гаврилы Михайловича!

(Лаврушка и Терешка показываются в дверях передней; они становятся на колени и протягивают руки к Анне Гавриловне).

   Лаврушка и Терешка (вместе). Матушка! барышня!
   Анна Гавриловна. Да ведь я нигде денусь! Я только выйду на людей погляжу. Я одного голосу людского послушаю.
   Лаврушка и Терешка (кланяясь до земли). По головам нашим пройди, матушка барышня.
   Настя Подбритая. Своей ножкой сахарною раздави ты меня. Не жалею я рабского живота! (Анна Гавриловна с минуту стоит в нерешимости, затем топает ногой и отворачивается).
   Анна Гавриловна. Смерть-тоска моя судья тебе, Марка Петрович! Запечалил ты мою девичью долю и, надо быть, избыл меня из памяти вон! Коли ты похвалялся по любови украсть меня, хоть бы ты, свет мой, украл меня для того одного, чтоб насолить Насте Подбритой, чтобы она, со всеми ее поводками да приглядкою, села как рак на мели! (Насте, вставшей и опять стоящей у дверей) Соступи ты, с глаз моих поди! Запри меня на замок, и одно то, что ты, Подбритая, в замочную скважину не гляди.
   Настя Подбритая. Я одним глазочком, матушка барышня.
   Анна Гавриловна (вне себя от досады). Противная ты, бритая, Подбритая! Провались ты сквозь земли от меня!
   Емельяновна (входя). Что это, матушка, на холопку свою гневаться изволишь, коли она не в своей воле ходит, а судьи батюшки твоего наказ велик держит... (Садится на краешек стула). Изнемощнела я совсем: не достоявши вечерен пошла. Доложу я батюшке Гавриле Михайловичу, чтобы милостию барскою ослобонил старые кости, на лежанку лечь, не вставать.
   Анна Гавриловна (ластясь к няне со слезами в глазах). Нянюшка, голубушка! Пусть не стоит Настя Подбритая. Ослобони меня! Я с тобою душу отведу.
   Емельяновна. Ух, сударыня ты моя! далась тебе баба пуще горького хрену... Настя, сойди с глаз. Я золото свое сама пригляжу. (Настя низко кланяется и уходит). Невмоготу мне, белая лебедка моя, службу мою денную и ночную при тебе справлять. С Николы вот до Покровы не доедала, не допивала, ночей не досыпала...
   Анна Гавриловна (застенчиво улыбаясь). Няня! А ведь я сегодня во сне видела, что меня Марка Петрович совсем украл.
   Емельяновна (качая головой). Свет моя утенушка! куда ночь -- туда и сон. А ты батюшку не гневи. Знаешь, кто на земле чудеса творит? Тот, Кто высоко сидит, из-под солнца глядит... Не печалься, моя утенушка.
   Анна Гавриловна. Ты бы мне, нянюшка, на бобах раскинула. У меня бобы здесь. (Опускает руку в карман).
   Емельяновна. Грех, грех, матушка! Вечерни идут -- на бобах гадать.
   Анна Гавриловна (стыдливо). Да я не о том, няня... Я не о Марке Петровиче... Греха нету... Я, няня, чтобы узнать: дозволит ли батюшка мне завтра в обедне, или, по крайности, в заутрене побывать. Няня, голубушка! ведь нельзя того, чтобы не быть? Раскинь ты на бобах.
   Емельяновна (кряхтя). Ну, это можно. Мирского греха нету. Раскинуть на бобах можно. Давай, матушка, бобы.
   (Анна Гавриловна вынимает из кармана бобы и подает Емельяновне. Та придвигается к столу и начинает раскидывать. Анна Гавриловна внимательно следит).
   Анна Гавриловна. Няня! что это такое выходит? То будто чет, то нечет?
   Емельяновна. Такое и выходит, сударушка. Раскину тебе на обедню -- нет чету! Не бывать тебе у обедни, не выходит. А кину на заутреню -- и будешь ты, свет мой, и будто не будешь.
   Анна Гавриловна. Да как же это, няня?
   Емельяновна. Да вот так же, радость моя. Чужую беду на бобах разведу, а к своей-то беде и ума не приложу. (Встает и смешивает бобы). Будет оно так, как сударь батюшка, Гаврила Михайлович, быть тому повелит. (Анна Гавриловна вздыхает и отходит к окну. Емельяновна ее останавливает и ласкает). Да ты не тяжеленько вздыхай! А как станешь опочивать ложиться, да на сон грядущий..
   Лаврушка (распахнув дверь в передней, громогласно). Гаврило Михайлович от вечерни с гостями жалуют!

(Терешка выносит зажженные свечи и ставит на стол).

   Емельяновна (Анне Гавриловне). Плыви, моя утена, и свои бобы бери. (Передает ей бобы). А я доложусь батюшке, Гавриле Михайловичу, что я немощна стою. (Становится у прилавки).

(Анна Гавриловна уходит. Из передней входит Белозеров в кафтане тонкого сукна и в ботфортах ).

   Белозеров (увидав Емельяновну). Что?
   Емельяновна. Изнемощнела, батюшка.
   Белозеров. Ступай на лежанку лежать; а Настя Подбритая в твое место смотреть в оба глаза!

(Емельяновна уходит в корридорную дверь; из передней входят гости -- одни мужчины, и большая часть в охотничьих костюмах. После всех Комариная Сила, который становится у дверей).

   Гости. Батюшка, Гаврила Михайлович! здорово живете! что делать изволите? А мы к вам от росы небесной и от всей благодати земной! -- прямо с отъезжего поля.
   Белозеров. Велика благодать, судари! Ерышков ловить, да матерого зверя губить. Вам бы, судари мои, не охотниками, а кошкодавами быть. По листопаду взрыскались на охоту с Семина дня! Зверь не выцвел, не вылинял, еще по нем ость не пошла, холод не уматерил его... И что то за зверь, хоть бы какой русак, коли он раз-другой не отряхнулся в молодом снежку? Лисица хвостом пороши не помела, а об волке и помолвка нейдет. (Махнув рукой и увидев входящего Слатина с красивой борзой собакой на своре). Здорово, Никанор Алексеич, гость дорогой! Что ты ко мне за сучку на обрывочке ведешь?
   Слатин. Здравствуйте, ласковый хозяин, батюшка, Гаврила Михайлович! На смотр к вам "Игрушечку" свою веду на послезавтра для ради вашей знатной охоты. Как на ату-то идет! на переем русака берет! (Обращаясь ко всем). Ахти вам, господа.
   Белозеров. Посмотрим, что за коза? Ничего. Поджилки хороши.
   (Гости обступают "Игрушку" и рассматривают ее).
   Рыков. Осмелюсь напамятовать единое обстоятельство, кое счастливому обладателю сей "Игрушечки" не в авантаже находится.
   Слатин (схватив себя обеими руками за голову). Не напамятовайте, сударь, не напамятовайте! Сам помню и всем чувствием трепещу.
   Белозеров. С какого страху такого?
   Слатин (указывая на вход Образцова). А вон и страх-от мой в двери ползет... Ату его, "Игрушечка"! Ату его, ворога нашего!
   Образцов (весело раскланиваясь на все стороны). Э! Никанор Алексеич, не берет... Ин быть так, что не ворога, а хозяина чует. Сударь мой, Гаврила Михайлович! Доложу-с вам, на дворе, батюшка, рай земной. Мжица мжит, перед носом пальца своего не видать, и ветер только не тявкает, а то, как пес удалой, на все вои воет. Вот уже погодушка; погодушка и волюшка душу на простор вывела!
   Белозеров (шутливо). Хорошо тебе, Иван Васильевич, что на просторе; а я вот в тесноте сижу: своего красного зверя берегу.
   Образцов. Да что это вам, батюшка, снится? Пора бы из памяти вон. Сболтнул молодец на пиру -- в головке шумело; а вы ни весть какую напасть вывели. Сами вы сидите, не в обиду сказать вашей чести, как жучка на привязи, и голубушку Анну Гавриловну в тенета загнали.
   Белозеров. А язык-то тебе не привязали?.. (Гости вслушиваются и смеются). Вот то-то и есть, что болтун; да Марка-то болтает не по-нашему с тобой: не на ветер лает. У него и батюшка был таков: что спьяну сказал, то тверезый исполнил.
   Образцов. Так ищите ж вы Марка по пеклу! -- Вы его теперь, батюшка, и с борзыми не отыщете. Пропал без вести, и черти его бурые пропали с ним, и дом, окна и двери заколочены -- стоит; даже тропки по двору заросли травой-муравой.
   Голоса гостей. Да, да!..
   Слатин. Поминай как звали нашего Марка Петровича! Дал маху молодец. Видно, зеленая закуска не по вкусу пришлась. И слово сказал, да от дела бежал.
   Белозеров (вдумчиво). Ну, знаю я Марка. Он не вот-то побежит. Ему хоть лазана отведать, а он не заспит и не задумает своего дела.
   Образцов. Да где дело-то, батюшка? Ни слуху, ни духу. Хоть бы он, ради того слова, которым похвалялся на пиру, отведочку малую какую оказал: хоть не сделал, да попробовал! Нет, даже и не пробовал!
   Рыков. Благоразумно соблюдая осторожность, государь мой, что и пробовать, когда никоим манером совершение оной надежды получить нельзя.
   Один из гостей. Совершение оной надежды получить можно одним манером.
   Белозеров (небрежно). Каким таким, сударик вы мой?
   Гость. А таким, батюшка Гаврила Михайлович, как в песне поется:
   "Я к тебе, я к тебе соколом прилечу,
   Я тебя, я тебя под крылом унесу".
   Образцов. Э, нет! сударик вы мой дорогой! Плох манер. Посильнее да побыстрее молодецкого крыла соколиного бьет батюшкино орлиное -- нельзя. -- А вот, на послезавтра, в буденный день, на знатную вашу охоту, батюшка Гаврила Михайлович, выехать можно.
   Белозеров. Повидим, как выедем.... Не ровен час и дома посидим. -- (Комар. Силе) Позвать Матюшку псаря ко мне! (Комар. Сила исчезает в переднюю, потом возвращается и становится на прежнее место у двери кабинета).
   Образцов (почти в ужасе). Хоть казни меня, хоть милуй, батюшка, велик ты наш сударь! Уж ли на тебя такого холоду Марка Петрович нагнал, что ты свои свычаи и обычаи знатной охоты запогубить хочешь? Сидеть тебе, батюшка, сиднем, не ехать в отъезжее поле, на другой день Покрова -- да ты, сударь, такого сраму не полагай на нас и на себя, на своего Матюшку псаря и на твоего, сударь, последняго гончего пса!
   Белозеров. Что так, сударь, раскудахтался? Нетерпячее тебя берет... Надокучило ерышков ловить, так чаешь, знатною охотою потешиться... Что же Матюшку ко мне?
   Матюшка (живо выступает из передней). Здесь-с. Милости вашей приказа жду.
   Белозеров. Ну! Все ли у тебя, братец, как след делу быть? Ко поре -- ко временю?
   Матюшка. Все-с, батюшка Гаврила Михайлович.
   Белозеров. Смотри, чтоб не в пословицу вышло: "Как на ловлю ехать, то и псов кормить".
   Матюшка. Слушаю-с.
   Белозеров. Сколько у тебя хортовых свор на счету стоит?
   Матюшка. Хортовых свор, батюшка Гаврила Михайлович, на счету стоить-с... Милость ваша под один счет успрашивать изволите-с, али по порядкам доклад вести?
   Белозеров. Веди по порядкам.
   Матюшка. Первая, значит, подборная стая матерых борзых в сто двадцать свор без пятка одного; да к ним гончих смычек по три на десяток-с. Извольте смекать-с?
   Белозеров. Ну, смекаю, полтораста всего.
   Матюшка. Да прибылых прошлогодних свор совместных, значит, по такому же милости вашей расчету, два сорока да одно девяносто.
   Слатин. Ох-хо-хо! Батюшка Гаврила Михайлович! Вашего-то знатного полку прибыло.
   Белозеров. Хорошо, значит, сударь, что не убыло... Понимай меня, Матюшка! Хочу потешиться. Завтра, обед барский отдан, -- чтоб ты у меня в ближних островах, на перебоях, с борзыми и гончими был. Вся матерая стая и гостинной своры ни одной! (Гостям) Прошу не погневаться, судари мои! Ваши-то нарыскались хорты, а я своих собачонок поразмять хочу. Никанор Алексенч! для милого, брат, дружка и сережка из ушка: ты своего Игрушечку бери. Пусть маленько снюхается с моими! Приказ тебе отдан, Матюшка: иди, да труби у меня так, чтобы от леса до леса все в голоса пошло и затрубило.
   Матюшка. Слушаю-с. (Уходит. Между гостями большое движение).
   Образцов (с жарким изумлением). Отец родной! благодетель ты наш! Смутил душу и разутешил... Что, в самом деле, золотое времечко губить -- через ночь ждать? Побывали в церкви, подкрепили немощную плоть...
   Белозеров. Вишь она, немощная, какая у тебя да у меня! Сила! Подбритую Настю зови ко мне.
   Комар. Сила. Слушаю-с, батюшка, сейчас! (Уходит в коридор у дверей).
   Гости (окружая Белозерова). Новость-то вы знатную объявить изволили, сударь Гаврила Михайлович! -- К празднику праздник, к веселью -- пир. -- Оно и заподлинно так! Чем в картишки перешибаться и куражиться в пустых разговорах, так знатною-то охотою честь празднику, батюшка, приписать, по всему будет приятнее и душе веселее. (Входят Комариная Сила и Настя Подбритая).
   Белозеров (шутливо). Так-то оно так, да вон как... Ты пришла, Настя Подбритая?
   Настя Подбритая. Звана и пришла, батюшка Гаврила Михайлович!
   Белозеров. Слушай меня! Нельзя тому быть, чтоб ее милость Анна Гавриловна да в праздничной заутрени не была. Быть ей, сударыне! а тебе провожать большим проводом. Помни и смотри! -- Эй, Савельич!
   Савельич (выходя из дверей). Я, батюшка сударь.
   Белозеров. На заутреню нарядить провожатых к ее милости Анне Гавриловне: чтоб фонари несли, и сзади и спереди ливрейные лакеи, оберегая, шли.
   Савельич. Наряжу-с, батюшка! Слушаю, сударь. (Уходит).
   Настя Подбритая. А я-с, батюшка Гаврила Михайлович, Софью-с Мазаную на подмогу-с себе возьму: под ручки сударыню Анну Гавриловну со сторон вести-с.
   Белозеров. Бери Мазаную и ступай себе, иди, Настя Подбритая... (Настя кланяется и уходит). А вы, государи мои, на мое домоседство пойдем. Я старый конь и к своему стойлу приобык, да и эта сбруя не по мне... (указывает на свой наряд). Сила, братец, отворяй ворота! (Комариная Сила отворяет двери; все уходят в кабинет).

Перемена декорации.

   

КАРТИНА ВТОРАЯ

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

   Г.М. Белозеров.
   Анна Гавриловна.
   И.В. Образцов.
   Н.А. Слатин.
   Савельич.
   Терешка.
   Афонька.
   Настя Подбритая.
   Софья Мазаная.
   Девочка.
   Комариная Сила.
   М.П. Шагаров.
   Алексашка, его любимый доезжачий.

Гости Белозерова; дворовые люди Шагарова; народ.

(Сад Белозерова. Направо, на первом плане, каменная пятиглавая церковь с колокольнею, слабо освещенная изнутри. За церковью видна часть каменной же, белой ограды с воротами и калиткой, выходящими в поле. В глубине сцены, несколько налево, задний фасад дома Белозерова с крыльцом в сад. В окнах дома кой-где мелькают огоньки. Ночь. Небо покрыто тучами. Слышен шум порывистого ветра).
(Входят Шагаров и Алексашка с противоположных сторон. Оба переодетые: Алексашка нищим с обвязанным лицом, заплатой на левом глазу и с клюкой в руках, Шагаров -- мужнком: на нем рыжий парик, накладная борода, серый зипун, опоясанный красным поясом, большая черная шапка. Вся последующая сцена ведется вполголоса).

   Шагаров (прислушиваясь и приглядываясь). Ты?..
   Алексашка. Я.
   Шагаров. Да ты кто?
   Алексашка. Я -- нищая сума, по бабушке двоюродной -- ночная сова.
   Шагаров (напевая).
   А где ж ты бывала,
   А что ты видала?
   Сова моя, совка,
   Сова полетовка!
   Алексашка (приблизившись). С три короба вестей несу, батюшка Марка Петрович!
   Шагаров (зажимая ему рот). Тсс... Что ты и впрямь совою стал? У ворот овчарни да псарни не след волка по имени величать... Ну, говори! Разведал ты?
   Алексашка. Все по-вашему вышло, сударь: по тому самому, как вы полагать изволили. Сударыня Анна Гавриловна беспременно у заутрени будут-с. Сам вечор Насте Подбритой приказ изволил дать.
   Шагаров. Насте?.. А няня-то что же?
   Алексашка. Изнемощнела, сударь: на лежанку вечор отпросилась слечь полежать.
   Шагаров. Гм! С Подбритой надо держать ухо востро: баба крепкая... Ну, а кроме Насти, кто еще в проводах будет?
   Алексашка. А еще Софья Мазаная-с... это там, тоже, одна баба здоровая; видел я ее -- стоит мужика... Да девчонка платье оберегать будет -- шлейф понесет; да два лакея с фонарями позади и спереди дорогу светить.
   Шагаров (продолжая речь Алексашки). Да все, что будет народа в церкви, да сам он угоден воевода, с гостями и со псарями... А, чорт!.. крепка сторожа. Ну, да была -- не была! На то пошел; или пан, или пропал! (Раздается первый удар колокола к заутрени). Звонят!.. Удача моя молодая, помогай мне на счастье, на радость! Покров, мою желанную сердцу покрой!.. (Осматривается) Алексашка! время бы нашим ребятам на место собираться, а то как бы не прозевать.
   Алексашка. Не прозевают, сударь. Еще с полуночи кругом села оступивши ждут. Вот как не видно нагрянут-с.
   Шагаров. Ну, а скажи-ка мне, молодец, никто тут во дворе не сдогадался, что за калика перехожий к ним вечор в застольную пожаловал?
   Алексашка. Ни единая душа, барин. Мало тут всякой хромоты и слепоты собралось-пришло! Да где им и догадаться-то? Живет Сашка в армяшке, не с эдакой заплатой (указывая на свою одежду и заплату на глазу)! Да к тому же, все чают, что милость ваша о-сю пору коли не на Москве, так где-нибудь за тридевять земель, в тридесятом царстве обретается... Никому и на ум не приходит, что сокол прилетел днем с огнем и вечером без свету.
   Шагаров. Правда... Воротившись из Москвы, я еще в Красное свое село, за сто верст отсюда, тайком приехал, а в здешную вотчину, вишь каким сивым мужиком на простой повозке прикатил, чтоб за разведки приняться.
   Алексашка. Да целый месяц за лесом в заброшенных кирпичных сараях проживать изволили. (Благовест продолжается. На сцену входят, один за другим, через калитку церковной ограды, дворовые люди Шагарова, переодетые мужиками).
   Алексашка. А вот, кажись, и ребята наши; надо голос подать... (кричит по-совиному, ему откликаются со всех сторон. Люди окружают Шагарова и молча ему кланяются).
   Шагаров. Ребята, время приспело. Слышите? Как я сказывал и приказывал: по два в ряд становиться против церковных дверей, начиная с клыльца... (Указывает на крыльцо церкви. Люди становятся на места, указанные барином). Вот так! Тем, что позади будут, слышишь? -- задних провожатых Анны Гавриловны оттереть; а вам, крылечным, повершить дело -- и так ли, сяк ли; а вырвать милость из когтей Насти Подбритой.
   Один из людей. Слушаем, батюшка. Не сумлевайтесь. Постоим за себя...
   Шагаров. Смотрите же, братцы! Охулки на руки не положите. Добудем себе молодую барыню, и ни я, ни вы, ребята, в накладе не останетесь... Вы знаете мое барское слово?
   Сдержанные голоса. Знаем честь твою, сударь, довольно знаем!
   Один голос. А Настю Подбритую можно маленько -- того, позажать горло, коли она примется не в пору кричать?
   Шагаров. Глуп ты, парень, что ты на спросы пошел! Мое было бы дело сделано, а твое делай как знаешь. Алексашка! что, зипун новый и шайку припас?
   Алексашка. Припас, батюшка. Эй, вы! у кого? -- подавай, неси (подает Шагарову вещи).
   Шагаров. А тройка с тележкой?
   Алексашка. Наготове-с, тут, недалечко, за оградой стоит.
   Шагаров (отходя немного в сторону). Ох, беспокойно будет голубушке Анне Гавриловне на первый сумяточный час в тележке скакать. Нам лишь бы до лесу добраться, а там карета дожидается... Только до леса и боюсь погони... Сослужите мне верную службу, бурые мои! (немного помолчав) Кажись бы все придумал и пригадал (снова останавливается в раздумье), а что не додумано и не догадано... "Авось", ты мой братец! выручай меня. (Начинается трезвон. На сцену прибывает народ и, толпясь, входит в церковь). Ну, пора! Вишь? (Указывает на окна дома, где зажигаются более яркие огни). Замигали, забегали огоньки... Поднялись, значит... В добрый час, ребята!

(Скрывается вместе с Алексашкой в толпе народа. Немного спустя, на крыльце дома показывается Белозеров с гостями. Впереди Савельич несет фонарь. Сзади всех Комариная Сила).

   Голоса между гостями. Погодушка! ай, да удалая! Хоть осипни, в острову труби -- не услышишь и собак растеряешь.
   Белозеров. Хотя-бы вы, судари, идучи к церкви, собак не поминали, а устно молитву творили.
   Образцов. Ох, искушеше, батюшка! так-то ее и сотворишь... Ай, шапку чуть не сорвало!.. (Поправляет шапку на голове). Страшенный ветрище разгулялся какой.
   Савельич (с фонарем в руке). Сторонись, сторонись, братцы -- народ православный! Никто иной -- сам велик сударь Гаврила Михайлович с гостями до святой Покровы изволит шествовать.

(Народ расступается. Белозеров, гости, Савельич и Комариная Сила входят в церковь. Немного спустя, на крыльце дома, соступая на нижние ступени, показывается Терешка, ливрейный лакей, с фонарем в руке. За ним выходит Анна Гавриловна в шубке с перехватом на золотых застежках, крытой белым атласом и опушенной черным соболем, и в зимней бархатной шапочке с напускными ушками, подвязанной у подбородка розовой лентой).

   Анна Гавриловна (нетерпеливо поворачивая назад голову). Что ты, Настя Подбритая со своею Мазаною, долго я вас буду ждать? Пока заутреня отойдет? Берите меня под руки и ведите, а то я сама пойду! (Топает ногой).
   Голос Насти Подбритой (за сценой). Не извольте-с, матушка-барышня, супротив приказу сударя-родителя-с на свою идти... (Другим тоном) Ступай, курносая, шлейф бери и созади шубку пуще глаза своего гляди!

(Из сеней дома выскакивает молоденькая девочка, видимо получившая сзади хорошего пинка. Она спотыкается, падает и хватается обеими руками за Анну Гавриловну).

   Девочка. Ах, сударыня-барышня, какую я беду сотворила!
   Анна Гавриловна (выходя из терпения). Подбритая! Будет ли твоим приглядкам и распорядкам конец? Иди и меня веди!
   Голос Насти Подбритой (за сценой). Сейчас, матушка-сударыня-барышня, сейчас! (выглядывает) Ты, Терешка, с фонарем стоишь?
   Терешка. Стою.
   Настя Подбритая (опять скрывается и говорит за сценой). А ты, Афонька, следом идешь?
   Голос Афоньки (за сценой). Иду.
   Голос Насти (за сценой). Правой ногой-от, леший, через порог ступай (показывается на крыльце, высоко шагая правой ногой через порог. За ней Софья Мазаная). Под левую ручку, под локоточек, Мазаная, бери и опаско, потихоньку, полегоньку сударыню-барышню веди, малым-помалу, Софья! А я под правую ручку, под самое плечико вежливенько возьму, и в добрый час поведу.
   Анна Гавриловна. Берите меня, как знаете, только ведите скорее.

(Настя и Софья берут Анну Гавриловну под руки и сводят с крыльца. Сзади девочка обеими руками поддерживает шлейф; впереди Терешка с фонарем; Афонька, тоже с фонарем, замыкает шествие).

   Анна Гавриловна. Ух, ветер какой!.. А крепка моя сторожа, что никакой буйный ветер не унесет.
   Настя Подбритая. Терешка! в гору фонарь не дери, а свети на следу, малый! Вот так, понизше... (Идут, входят в народ). Иди, иди! Бестолочь деревенская! Что они, почитай, слепни, на огонь лезут? (Идут. Народ теснится и заступает дорогу).
   Терешка. Вишь насадило какого мужичья! В ограде тесно... Подайся, пусти, расступись! Ай тебе высадило? Не видит, кто идет!
   Настя Подбритая. Да что они прут? Стеной мужичье ломит...
   Софья Мазаная (вскрикивает). Душат! Матушки родные! Сиволапы душат, ходу не дают!
   Девочка (вскрикивает). Ай, ай, ай!.. Ай, беда моя! Ай, пропала я! (Поднимается суматоха).
   Голоса в народе. Девчонку, девчонку -- вона! придушили! Экой народ какой! (Афонька вскрикивает, спотыкается, роняет фонарь и исчезает из виду, смятый и затертый толпой).
   Настя Подбритая (оборачиваясь). Где ты, курносая? Куда девалась? Ай! Афоньки с фонарем нету!.. Афонька! Афонька! Нету Афоньки!.. (к народу) Да что ж вы это, охреяны проклятые! (Ломится в толпе).
   Терешка (поднимая во всю руку фонарь). Раздайся! пусти! черти, не мужичье! Куда вас нечистая сила прет?
   Настя Подбритая (с азартом). А вот я их своими локтями попру. (Выпускает руку Анны Гавриловны и начинает знатно работать локтями. Народ расступается и захватывает ее в свою середину. В то же время Софью Мазаную отдергивают в сторону).
   Софья Мазаная (вскрикивает). Ох, батюшки родные!.. (Шагаров, его дворовые люди и Алексашка окружают Анну Гавриловну и накидывают на нее серый зипун. Затем Шагаров выводит ее на аван-сцену).
   Шагаров (вполголоса, торопливо опуская на голову Анны Гавриловны мужицкую шапку). Ах, моя желанная! Насилу-то я дождался такого часу! (Быстро уводит ее через калитку ограды).
   Терешка (ничего не замечая и продолжая подвигаться вперед). Прочь! Подайся! Я тебе шиворот-навыворот поворочу! Экое непроломное мужичье! Насилу-то дорогу дали... (Оборачивается и, не видя за собой никого, светит фонарем, ищет глазами и, заметив в толпе бьющуюся Настю, опрометью бросается к ней). Где барышня? Барышня где? Не видать ли, где барышня!
   Настя Подбритая (мечется в толпе). Ах, батюшки! ах, светы мои! Ах, родные ж мои! Да где она делася! да куда ж она затаилася. Да откуда мне взять ее?.. (Вскрикивает): Украли Анну Гавриловну!!..

(В толпе смятение и слышен зычный гул: "Анну Гавриловну украли!").
(Через минуту из церкви выбегает Белозеров, бледный, без шапки и почти с потерянным взором. Вокруг него толпятся растерявшиеся гости).

   Белозеров (бросаясь в середину толпы). Где украли? Как украли?.. с лица земли сотру!..
   Настя Подбритая (хватаясь за его руку). Здесь, здесь, батюшка Гаврила Михайлович, на эвтом самом месте с глаз украли!

(Белозеров, как щепку, стряхивает Настю с рукава своего, по-видимому, не узнавая ее, и бросается на крыльцо дома).

   Белозеров. Розог!.. пуки розог со мной!.. Эй, вы! все, что дышит и слышит во дворе, розог! пуки рогоз со мной! Лошадей, лошадей!.. Крылья -- не лошадей.
   Комариная Сила. Шапочку, батюшка, Гаврила Михайлович, извольте, милость ваша, приладить!
   Белозеров (машинально). Надевай!.. Розог и лошадей! Кучера, охотники, вся моя дворня! Слышишь, ребята, барское слово: по сту рублев каждому и по синему кафтану всем, только взять руками и не выпускать вора. Во все четыре стороны погоню гони и пуки розог -- розог с собой!

(На сцене страшная беготня и суета, за сценой крик, топот, возгласы).

   Голоса за сценой. Веди! запрягай, нуздай! Ребята, седлай! Тройку! Сударю-барину тройку!.. Садись, садись, пуки розог в торока!.. Готово? -- садись!
   Белозеров (Комариной Силе, предстоящему с двумя пуками розог). Слышишь? готов! Нечего подавать стать. Идем!
   Гости (обступая Белозерова и идя за ним следом). И нас бери, батюшка! Не ты один, и мы с тобою твою погоню гнать, горе и радость твою, сударь, вместе делить.
   Образцов. Батюшка, Гаврила Михайлович! меня с собой бери; я не отстану от тебя.
   Белозеров. Ну, коли идешь, -- одна нога тут, а другая там! (Быстро уходит, за ним Образцов).
   Слатин (поспешая за ним). Вот-те и с праздником, Гаврила Михайлович! И как это молодецки спроворил он, Марка Петрович? Истинно знатная охота: куну с соболем ловить... Лиха беда -- как поймаем! Уноси тебя, Марка Петрович, не то твои черти бурые, а эти ветры буйные. Жутко, молодец, за тебя! (Уходит).

Занавес падает.

КОНЕЦ ТРЕТЬЕМУ ДЕЙСТВИЮ

   

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

   Г.М. Белозеров.
   Ив. В. Образцов.
   Генеральша Рахметова.
   М.О. Зернова.
   Федосья -- старшая горничная генеральши.
   Лакеи и горничные.

Спальня генеральши Рахметовой. Одна дверь прямо, другая -- направо. Налево -- кровать со штофным пологом. Ночь. Слабое освещение. Генеральша вся в белом, в широкой кофте и ночном чепце с большими оборками, сидит на кровати. Неподалеку в креслах Марфа Осиповна Зернова.

   

КАРТИНА ПЕРВАЯ

   Генеральша. Ну-ка, мать моя! Я стара, да и ты не молода. Садись-ка поближе; на сон грядущий еще с тобой побеседуем.
   Зернова. Извольте, матушка, ваше превосходительство, с моим удовольствием (придвигает свое кресло).
   Генеральша. Так вот твоей Татьяне бесприданной женишок приискался? Ну, она у тебя девка -- путя, смышлена... Не то за мужнинной головой, а какой муж доведется и ее умом на свете проживет. Ну, а приданное какое? у него, чай, курточка, а у нее кофточка: кофточкой постелемся, курточкой оденемся, а любовью, мать моя, согреемся.
   Зернова. Да известно, ваше превосходительство, наше богатство видимое какое. Одна надея на добрых людей. Дай Бог здоровья батюшке Гавриле Михайловичу! Как сговорила сироту, ден десять назад, и поехала доложиться к нему, сударю, и не отпустил с пустыми руками: ни, ни не отпустил.
   Генеральша. Батюшка братец известен в том -- щедрая рука.
   Зернова. Да и вы, матушка, ваше превосходительство, -- сестрица своему братцу: не оставите сироты-девки в ее случае; а вас Господь Бог милостию своею великою не оставит.
   Генеральша. Не оставлю, я тебе говорю, что твою Татьяну люблю: за тем, что смышлена девка. Вот не в пример Ольга. Быстра глазами, да не взяла умком; ветры в голове веют, а поди ты -- замуж выскочила, не ни весть какие тысячи за собой понесла, -- а теперь -- Рыковша, мать моя, обнявшись с мужем сидит. Эх, эх, эх! одна, ты моя, Анна безсчастная, застряла в девках... Так как же? Батюшка братец ни куда ее ногою, ни в церковь не пущает?
   Зернова. Такова уж воля его, сударя, отцовская, что не пущает... Да по вас, слово сказать, матушка-генеральша, (язык-то наш бабий сболтнет, хоть и не хочет) на что и церковь, коли батюшка, Гаврила Михайлович, свой монастырь у себя во дворе завел! Света отступился, людей открекается: служки по ночам ходят да в било бьют; а Настя Подбритая за попа стала... Так-то диву дивуются, сказывают люди.
   Генеральша (качая головою). Ах, ты, срам какой! Подеялось что-то сударю-братцу... уж коли он людей не срамится и своего рождения -- Аннушки ему не жаль, -- нешто сударь Бога забыл, что дочь родную, в дому своем отцовском, почитай колодника в остроге держит?
   Зернова. Нет, ваше превосходительство, по моему уму-разуму: Гаврила Михайлович Бога-то помнит, да только и похвальбы Марка Петровича не забывает. Не хочется ему, чтоб молодец своей мудростью его премудрость перехитрил.
   Генеральша. Ох! Коли б то, да перехитрил! По истине тебе говорю, Марфа Осиповна: как прослышала я, что Марка похвалился на пиру Анютушку украсть, так сейчас три поклона положила, за обещанье дала молебен петь. Но, видно, воздыхания мои грешные недоходливы. Вот сегодня и ночь Покрова, сидим мы с тобою, мать моя, да беседуем; а с самого вешнего Николы не слыхать Марка и не видать его -- с самой похвальбы его -- словно расступилась земля и приняла молодца! Ох, ох, ох! Анютушка моя, лебедка белая! Сиднем сидишь ты у морюшка, да нет тебе погодушки...

(За сценой слышатся отдаленный шум и невнятные голоса).

   Что это? будто голоса.
   Зернова. Чай, ветер, матушка, о полуночи... (Шум приближается).
   Генеральша. Постой, это что?.. (Тревожно прислушивается).
   Зернова. Ах, матушка! Что это в самом деле? Побегу, посмотрю... (Быстро встает с места, но останавливается в изумлении и испуге, потому что в ту ж минуту на сцену вбегает Федосья, совершенно растерянная от страха).
   Генеральша. Что ты, Федосья? что приключилося?
   Федосья (бросаясь к средней двери и заступая ее). Ох, батюшки!.. Ох, страсти какие! пришел конец наш...
   Генеральша (в испуге). Да что такое?.. что?..
   Зернова и Генеральша (вместе). Говори, девка!.. говори, дура!..
   Федосья (задыхаясь). Ох, батюшка Гаврила Михайлович пожаловать изволил... Сюда идут... по дороге все ломом ломят.

(За сценою раздается стук падающей мебели и голос Белозерова).

   Белозеров (за сценой). Огня, свети!.. отворяй! (растворяет среднюю дверь ударом кулака. Федосья силится заступить ему дорогу). Прочь, ведьма!.. (Взмахом руки отталкивает ее прочь и входит на сцену в сопровождении Образцова. Позади их в дверях толпятся слуги и Генеральша, испуганная и растерянная).
   Генеральша (в ужасе). Защити, заступи и покрой своим покровом.
   Белозеров. После, матушка-сестрица, изволите молитву прочесть... Где Аннушка? Выдавай мне головой Марка! Куда ты его, сударыня, в свои бабьи юбки запрятала?.. (Сжимает кулаки и топает ногами).
   Генеральша (поняв в чем дело и успокоившись). Что! что, братец-сударь? Искать Аннушку, поминать Марка изволите? Ищи, мой батюшка... ищи родимой мой!..
   Белозеров (озираясь по сторонам). Дочь не иголка, как не найти!
   Генеральша. И Марка тоже, показен молодец, не схоронится. Так это, значит, сударь мой, Гаврила Михайлович, вы проберегли дочку, и похвальба Марка в прок пошла? Рада же я, рада; от радости земли под собою не слышу... А когда же это, батюшка-братец, в пору какого часа спомогся-то Марка Петрович? Позову завтра попа, велю молебен петь... А старая-то Емельяниха и Подбритая ваши, чего-то они смотрели?.. (Смотрит на брата с насмешливым торжеством).

(Белозеров с минуту стоит неподвижно с сжатыми кулаками, потом со всей мочи ударяет кулаком по этажерке, с которой при этом слетает фарфоровая чаша и разбивается вдребезги. Генеральша пронзительно вскрикивает).

   Белозеров (слугам генеральши). Светить! Весь дом обыщу, все закоулки перерою... Бабьи похоронки всякие и кладовые поотпирать, не то замки собью!
   Генеральша (вскочив с места и силясь удержать брата). Да что же это, погром татарский, что ли? Как вы смеете, сударь, ни родства, ни чина моего не почитать, ночью в дом мой врываться и разорение наносить?
   Белозеров (оттолкнув сестру). Прочь с дороги!!..

(Уходит, хлопнув дверью; генеральша вскрикивает и падает в кресло).

   Генеральша. Ох, ох!.. дурно... подступило... умираю!.. Уморил, разбойник-братец, уморил сестру!..

(Зернова, Образцов и Федосья хлопочут вокруг генеральши).

   Зернова. Голубушка моя, ваше превосходительство, матушка родная... Девка, девка! скорее воды, воды! (На сцену вбегает несколько горничных с оторопелым видом). Их превосходительству дурно... капель каких ни на есть! спирту... воды!.. (Горничные суетятся и толкаются).
   Образцов. Успокойтесь, матушка, ваше превосходительство.

(Федосья приносит воду, другие горничные склянку со спиртом. Зернова трет генеральше виски; Образцов предлагает стакан с водой).

   Генеральша (выпив воды, нюхает спирт и обмахивается платком). Ух!.. спасибо, мои родные, спасибо... будет, Марфа Осиповна... Теперь полегчало, а то думала, что совсем конец... Уморил было меня варвар-братец. Нет, я этому делу спуску не дам. Не на пращалыгу, сударь, напал, а на сестру-генеральшу. Ведь это разбой чинить! Вломился ночью, кричит, бьет и ломает что ни попадется, да еще и на меня самое руку занес! Нет, доживу до рассвета, еду к самому наместнику в Белгород, челобитную подам... (К Образцову) И ты, отец, хорош! Туда же с братцем моим в дом ко мне буянить приехал!
   Образцов. Матушка, ваше превосходительство! простите великодушно. Ей-ей, ни за какие блага не посмел бы обеспокоить милость вашу, да что ж прикажете делать с Гаврилой Михайловичем. Взялся за гуж -- не говори, что не дюж. Пристал я к нему погоню гнать, да не так пуще погоню, как думалось мне: что лучше выйдет, коли я буду при нем -- все-таки хоть в чем ни есть, а поудержу Гаврилу Михайловича. Крепко же распалился он! И сердце его родительское по дочери щемит, да и амбиция страждет, что Марка Петрович перехитрил его: из-под носа дочку украл.
   Генеральша. Да расскажи ты мне, батюшка, когда у вас эта оказия вышла?
   Образцов. Сегодня, матушка, сегодня чуть-свет, как к заутрени шли.

(Зернова соучаствует в разговоре выразительными жестами, восклицаниями и повторениями последних слов генеральши).

   Генеральша. Вот оно что! Да как же это Марка-то умудрился? Сударь мой братец ведь и к церкви не пущал дочку: хуже колодника в мешке держал.
   Образцов. Держать-то держал, да не удержал. Бывает и на старуху -- проруха... Извините, матушка ваше превосходительство, -- так к слову говорится.
   Генеральша. Да ты мне не к слову говори, а самое-то слово сказывай, как Аннушка украдена стала?
   Образцов. Матушка, ваше превосходительство! Не был при том, и никто не знает и не ведает, и в толк не возьмет. Повелел Гаврила Михайлович с вечера, чтоб сударыня Анна Гавриловна у заутрени была. Настя при всех нас приказ приняла, и провожатых велено было нарядить, и еще какую-то Мазаную Софью сама Настя Подбритая себе на подмогу взяла. Крепка сторожа по всему была. А лиха беда склалася недуманно и негаданно! Мы все в церкви стоим; Гаврила Михайлович певчим подпевает -- как вдруг слышим крик, а далее голоса: "Украли"! Анну Гавриловну украли! Не допустя до церкви, в ограде, с глаз украли. Была Анна Гавриловна и только -- глядь! -- не стало ей!
   Генеральша (Зерновой). Хе, хе, хе, хе!.. Мать моя! Ну, молодец Марка! каково спроворил?
   Зернова. Спроворил, матушка, спроворил?
   Генеральша (Образцову). Что ж, батюшка, как услыхали вы крик-то, -- чай, такой содом поднялся, что святых вон неси?
   Образцов. И не говорите, матушка! Просто -- думалось света преставление. Служба, почитай, приостановилась. Гаврила Михайлович, сломя голову, бросился в середину толпы; "Где украли?" -- спрашивает, себя не помня. Кричит... "Розог! лошадей, лошадей!". Народ сыпет во все стороны, шумят, толкаются, куда зря... Ни дознать чего-либо, ни допроситься как, куда, не видал ли кто? -- ничего нельзя!
   Генеральша. Хе, хе, хе!.. Славную кашу Марка заварил вам для праздника большого?
   Образцов. Ужасно было, матушка, ваше превосходительство, смотреть-то на Гаврилу Михайловича, как он, батюшка, простоволос стал на крыльце, поднял руки и вопит!.. Вскочили мы с ним на тройку и понеслись первые. Переехавши плотину, остановились пообождать, пока охотники, с пуками розог в тороках, окружали нас. Тут Гаврила Михайлович успел в себя прийти, и все распоряжения, как следует, роздал. Человек десять верховых и Никанора Алексеевича разослал в разные стороны. А сам Гаврила Михайлович со мною и с остальными в гору поднялся. Просновавши верст десять полями, выехали мы на большую дорогу; начинало светать, -- и видим мы на дороге воловий обоз. "Эй, вы, хохлы! -- крикнул Гаврила Михайлович. -- Не видали вы, чтоб проскакал кто мимо?". Хохлы, не молвя слова, направо показали, значит, на ту дорогу, что в здешнюю сторону ведет...
   Генеральша. Ах, батюшки! так это по милости хохлов-то безмозглых, сударь братец мой изволил ко мне нагрянуть нежданно-негаданно, честь мою оскорбляет да разорение всякое в доме чинит?
   Образцов. И нет, ваше превосходительство! вы изволите выслушать, что дальше-то было, как показали это нам хохлы направо: глянули мы туда и видим -- впереди что-то чернеет и движется, будто экипаж. "Пошел, пошел!" -- крикнул Гаврила Михайлович. Охотники, как мухи, сыпнули и понеслися вскачь. Да только и экипаж, что вдали чернелся, не стоял на месте и уходил вперед, что есть духу. Тут ветер, утихший было маленько к рассвету, опять стал крепчать и развеял туман. Солнце проглянуло, и вся дорога, как слитая, сверкнула изморозью. Поглядели мы -- и мигом узнали половинчатую коляску Марка Петровича.
   Генеральша (всплеснув руками). Батюшки!.. И поскакали?
   Образцов (усмехнувшись). А вот послушайте, ваше превосходительство, тут-то самая суть делу выходит.
   Генеральша. Ну, ну?..
   Зернова. Ну, сказывай, батюшка!
   Образцов. Как увидел Гаврила Михайлович половинчатую коляску, так только сказал: "Розги!" и тронул их рукою. Понукать людей не нужно было: сами рванулись вперед. Коляска все больше и больше выяснялась, даже гвоздики медные, которыми она вся осыпана, так и блестели в глаза. Тут уже Гаврила Михайлович не вытерпел: "Ребята!" -- крикнул он во всю мочь. Лошади из последних сил рванулись -- и вдруг стали, как вкопанные. Гаврила Михайлович подался в тележке, смотрит, и мы смотрим, и глазам своим не верим. Коляска Марка Петровича назад поворотила, и так прямо назад и несется. Поравнялась она с нашей тележкой -- обе полы боковых фартуков отстегнуты, а в коляске нет никого!
   Генеральша и Зернова (смеясь). Никого?..
   Образцов. Ни души! -- Охотники наши бросились было под перед, чтоб коляску задержать, да не тут-то было! Кучер поднял всю четверню бурых на дыбы, и они ринулись напролом. Смотреть было страшно! Гаврила Михайлович изволил принять коляску за отвод: дескать, Марка Петрович сам едет этою дорогой, да, чтоб отвести глаза, оставил коляску и бурых своих позади, в том чаянии, что когда увидят, как коляска ехала, ехала и пустая назад поехала, так не погонятся больше этою дорогою. А батюшке Гавриле Михайловичу думалось, знать, матушка: что Марка Петрович, укравши невесту, беспременно в вашу отчизну навострил лыжи, и что ваше превосходительство, на радостях, повелите своему попу обвенчать их.
   Генеральша. А что же ты думаешь -- не повенчала бы? Как жива стою -- повенчала! (За сценой слышны шаги и голос Белозерова). Ах, батюшки! Никак сударь мой братец опять идет сюда буянить... Да что ж это он в гроб меня живую положить хочет?
   Белозеров (широко распахнув среднюю дверь). Иван Васильич, идем! Нет нигде вора Марка. Весь дом обошел, все закоулки пересмотрел -- нет ничего: ни вида, ни примет! Авось Никанор Алексеич да ребята мои счастливее будут... Едем назад! Колымага под крыльцом стоит: я шестерню свежую велел для себя в конюшне взять.
   Генеральша. Что? что?.. шестерню? Какую это шестерню? мою-то, с моей конюшни? Да что же это такое, сударь мой братец? Аль вы и взаправду, с горя-то, что дочку проберегли, атаманом разбойничьим порешили быть, -- дворянские вотчины разорять, да родную сестру грабить?.. Нет, батюшка, этого не будет!.. не будет! Вы тут распоряжаться не вольны. Я вам покажу, что я госпожа в доме... Эй, люди! Васька, Фомка, Мишка! (Из боковой двери опрометью вбегают три лакея). Сию минуту бегите сказать, чтоб карету распрягли и лошадей отвели на конюшню! (Лакеи делают движение бежать).
   Белозеров (лакеям грозно). Не сметь! (Лакеи стоят неподвижно). А вы, матушка сестрица, успокойтесь! Нечего понапрасну кровь портить себе... Не советую вам супротив меня напролом идти... Едем, Иван Васильич! (Уходит).
   Генеральша. Свет ты мой! Вот что значит вдовой горькой остаться без мужчины в доме жить (плачет).
   Зернова. Полноте, голубушка моя, ваше превосходительство! К чему так огорчаться -- здоровье еще свое убивать?
   Образцов. И впрямь, матушка, об чем беспокоитесь? Велика беда, что Гаврила Михайлович лошадок ваших взял: целы будут, родная! А хоть и загонит -- так вы с братцем своим люди -- сочтетесь...
   Голос Белозерова (за сценой). Иван Васильич! где же ты, братец?
   Образцов. Иду, иду, батюшка Гаврила Михайлович!.. (Генеральше торопливо). Прощайте, ваше превосходительство, позвольте ручку поцеловать.
   Генеральша (сухо сует ему руку). Прощай, батюшка! (Образцов целует руку генеральши).
   Голос Белозерова (за сценой). Да иди же, чорт побери!
   Образцов (торопливо). Сию минуту, сию минуту, батюшка. (на ходу) Прощайте, Марфа Осиповна! (Поспешно уходит).
   Зернова. Прощайте, отец мой!
   Генеральша (стерев слезы, решительным тоном). Завтра же к наместнику еду, челобитную подам и властью требовать буду, по моему вдовству и сиротству, защиты от конечного разоренья и, по высокому чину своему, удовлетворения себе за великое оскорбление генеральской чести! (Уходит в великом гневе и досаде, и за нею прочие).

(Перемена декорации)

   

КАРТИНА ВТОРАЯ

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

   Г.М. Белозеров.
   Ив. Вас. Образцов.
   Н.А. Слатин.
   Григорий Федосеев, дворник.
   Ефрем, староста.
   Матюшка, псарь.
   Алешка, охогник.
   Влас Никандрович Покровский, отставной подъячий.

Охотники Белозерова. Баба с кувшином молока.

Комната на постоялом дворе. Одна дверь направо, другая -- налево. Прямо от зрителей три небольших окна. Кругом стоят широкие лавки, стол на известном месте. Ночь. На сцене темно.

(Входит Белозеров, Образцов, Ефрем и Григорий Федосеев из двери направо. Федосеев несет свечку в железном подсвечнике и ставит ее на стол).

   Федосеев (на ходу). Милости просим, батюшка Гаврила Михайлович! отдохните маленько. Горенка здесь чистая: к Покрову прибирали... чайник с водой прикажете нагреть? -- я мигом...
   Белозеров. Не надо... Ефрем! зови людей... Вести, какие вести? подавай сюда... Эй вы! Никанор Алексеевич, спишь, чай, пробудись: вести давай!

(Слатин, протирая глаза, торопливо выходит из двери налево; а из двери направо Матюшка, Алешка и много других охотников Белозерова, все с более и менее приметными следами сна на лицах).

   Слатин. Здравствуйте, батюшка Гаврила Михайлович (молча кивает головой Образцову). А я соснул маленько, намаялся.
   Охотники. Здесь милости вашей охотники.
   Белозеров. Нечего здравствоваться... сказывай! Ребята! ну, говори... что? Вести какие? (Охотники переглядываются между собою, минута молчания).
   Слатин. Да что, батюшка Гаврила Михайлович! Тут такие вести, что просто чудеса воочию совершаются. Не в том дело, что украл, а в том дело как концы схоронил. А Марка Петрович, просто, аль в огне их сжег, что и пепелу не оставил, или в море потопил; а на земле следу нет. Как ты изволишь, батюшка, -- нет следу!
   Белозеров (отрывисто). Говори!
   Слатин (флегматически). Я-то говорить буду... да что говорить, Гаврила Михайлович! Нечего говорить.
   Белозеров. А коляска?
   Слатин (нетерпеливо). А что, батюшка, в коляске, коли она вам пустая?
   Образцов. Чудеса! Ни птица не перелетала, ни зверь не перебегал, а овин между глаз сгорел -- и курева нет!
   Белозеров (в гневе топнув ногой). К чорту!.. что ж Марка оборотнем стал? Идет у тебя выше лесу стоячего?.. (Увидав бабу, проходящую по сцене с кувшином молока). Давай! (Берет у нее из рук и, не отрываясь, выпивает его до дна. Баба глядит на Белозерова, разинув рот, потом, приняв от него пустой кувшин, уходит, печально смотря в глубину посуды). Едем, Иван Васильевич!
   Образцов. Да куда же мы, батюшка Гаврила Михайлович, едем?
   Белозеров. А тебе невдомек стало? Ко Власу Никандровичу едем.
   Образцов. А! теперь вдомек, батюшка! Значит -- коли самим не удалось, так его попытаем, авось скажет.
   Белозеров. Так (надвигает себе шапку низко на уши и идет к двери).
   Слатин. Так зачем вам, сударь Гаврила Михайлович, самим-то справляться к нашему вестовщику, всесветному пугалу гороховому, коли оно, почитай, в двух шагах отсюда своим домишком живет? Сидите, батюшка, пождите. Я вам его сейчас лицом представлю. А то вам, таки, сударю, честь такую оказывать кутейнику, с приписью подъячему, коего барской милостию вашею поите и кормите и синим халатиком наделяете? Много чести будет рыльцу с шильце.
   Белозеров (убежденный). Ин быть по-твоему. Слушай! И описания житию дел, бедствий и всяких приключений Влас чтобы брал и нес с собою. Иди и живее веди!
   Слатин. Возьмет и принесет. Пождите малую малость. Чай Влас уже проснулся вести собирать; а коли нет -- пробужу Власа. Эй!.. (Делает знак охотникам; двое из них бросаются вслед за ним, -- и уходят).
   (Белозеров садится на лавку, облокачивается на стол и, сняв шапку, склоняет голову на руку. Несколько минут молчание. Охотники один за другим соступают со сцены, и остается один Ефрем у притолки).
   Образцов (помедливши). Как ты это, старина Ефрем Савельев, догадался в пору и ко времени, и на самое настоящее такое место подставу выслать -- а?
   Ефрем. Да так, попросту, сударь ты Иван Васильевич. Зевать-то не приходилось; а смекали делом время и безвременье, и у Григорья Федосеева быть подешове безвременно миром порешили.
   Белозеров (поднимая голову). Умно! (Образцову). Как тебе сдается? Попытаемся у Власа? Укажет Влас след? Аль еще бабку-ворожею придется посылать звать? (Плюет, с досадою и презрением).
   Образцов. Как и сказать, батюшка Гаврила Михайлович: бывали случаи, что, кажись, никоим образом не дойти им до Власа Никандровича; а они доходили, и он узнавал их и записывал в свою житию. У него и нос вострый такой, на ветер глядит, что словно он всякую новину за десять верст чует. Ну, да это смешки, как и то, что говорят люди: будто сороки на вестях у Власа Никандровича служат. А тут, сударь мой, и сороки не нужно, как сам Влас Никандрович ни встречного, ни поперечного не пропустит даром -- кто б ни шел, ни ехал, в окошко обзовет, за ворота выбежит, даже бабу, свою единую крепостную, вдогонку пошлет, а уже достодолжно узнает: кто это едет и зачем, куда и откудова? -- что слышал и что видел?
   Белозеров. Так сдается тебе: можно тому быть, что узнаем от Власа?
   Образцов. Да уж если узнаем, батюшка Гаврила Михайлович, куда наш знатный вор затаился или, по крайности, след заприметим его, так и я скажу, что не только сороки, а почище сорок -- иной кто на вестях у Власа Никандровича служит... Да вот и Никанор Алексеевич с ним.

(Входит Слатин и Покровский, худой, остроносый человек с косичкою и в пестрядином халате. Он входит неловко и робко, переминая в руках толстую тетрадь синеватой бумаги).

   Слатин (опережая Покровского). Вот вам, батюшка Гаврила Михайлович, Влас своею персоною... Только что от сна восстал, как я пришел... Баба его и в светелку не хотела пущать меня; крепко не жалует она гостей. Дармоеды, мол, от безделья, ни свет -- ни заря, по чужим дворам шатаются... (Образцов усмехается. Покровский глядит на Белозерова со страхом и недоумением, и робко жмется к стене).
   Белозеров. Что ты это, Влас Никандрович, словно открещиваться от меня хочешь?
   Покровский (робким голосом). Сумнение взяло...
   Образцов (Слатину вполголоса). И точно сумнение возьмет, как поглядишь на Гаврилу Михайловича: в грязи весь, другой день не умытый, не спавши, не евший. Голос даже не его стал; осип, как от перепоя.
   Белозеров (расхаживая по сцене большими шагами). Ну, Влас Никандрович, сослужи службу; по век того не забуду... Чай, тебе рассказывать нечего: сам знаешь.
   Покровский (смиренно). Знаю-с, государь мой милостивый...
   Белозеров. И записал?
   Покровский. И записал.
   Белозеров (порывом). Чтоб тебе руки отсохли!.. (переменив тон) Не погневайся, братец! (помолчав немного) Так помогай беде, Влас Никандрович! Следу нет: вор Марка след затаил... Не в примету ли тебе: не проезжал ли, минул ли кто? не прослышал ли ты чего? Ведь, говорят же, что тебе сороки на хвостах вести носят.
   Покровский (в смущении). Оно пожалуй-с и говорят...
   Белозеров (наступая на него). Так, ну же, ты говори!.. (Покровский подается к стенке, и в смущении перебирает свою тетрадь дрожащими руками. Белозеров еще ближе наступает на него и бросает взгляд на его тетрадь). Ну, читай: что там написано?.. что тебя лихорадка бьет?.. (Покровский дрожа подходит к столу, на котором горит свеча, и переворачивает листа два-три своей тетради. Слатин и Образцов глядят на него, тихонько посмеиваясь и перешептываясь между собою).
   Покровский (Белозерову). С Покрова читать?
   Белозеров. С Покрова читай... Что у тебя там настрочено?
   Покровский (однообразным жужжащим тоном) "Месяц Октайибрей, по-словенски именуемый Паздерник, полагает изначала своего праздник Покрова; ныне, за грехи наши, не погож есть: мгла с небес и земное ветра устремление"... (Останавливается).
   Белозеров. Ну, дальше? что там еще за устремление?
   Покровский (читает). "Искушение найдя на мя ворочающуся из заутрени, промчалась Танька, Ванька, сие есть девка, мчущаяся на лошади, простоволоса и продерза!.. (Заминается, открыв рот, со страхом взглядывает на Белозерова).
   Белозеров (грозно). Что?! (Покровский сжимается и приседает от страха. Белозеров ударяет кулаком по столу). Ума ты рехнулся, чтоб моя дочь была простоволоса и продерза!.. Читай дальше.
   Покровский (трепещущим голосом). "Воротившуся из обедни и вкушающу праздничное учреждение, пироги именуемое, узрел я на дороге чумацкий обоз и, исшед во стретение, вопрошал: "Что везут сии Чумацкие люди, хохлы?" (они же и малороссы, по стране своей Малороссийстей нарицаются); один из сих малоросских людей, якобы посмеваясь мне, ответствовал: "А кто его знае, пане! Може барошно, а може и барышню". Сие есть: якобы они везут, ино быть, муку, а ино есть и барышню"...
   Белозеров (пораженный). Что?!. (ударяет себя по лбу) Старый дурак! Так вот оно, что значит обоз тот чумацкий и пустая коляска!.. Вот где угораздило вора спрятать концы -- в кулях с мукою!.. Лошадей, лошадей!! (Бросается к дверям; Слатин и Образцов его удерживают).
   Слатин и Образцов (вместе). Батюшка, Гаврила Михайлович! Куда вы это?
   Белозеров. В город, в город! на постоялый двор, где пристают обозы... Там только и можно отыскать концы...
   Образцов. Сударь вы мой, Гаврила Михайлович! Да ведь концы-то длинные: два дня и две ночи прошло.
   Белозеров (оттолкнув Образцова). Прочь!.. (Быстро уходит и громко кличет за сценой) Матюшка! Ванька! лошадей давай!
   Голос Матюшки (за сценой). Сейчас, батюшка, оседлаю.
   Голос Белозерова. Я тебе не говорю, шут: седлай, а давай!
   (С минуту тишина; потом раздается топот лошади, скачущей в галоп.)
   Образцов (опомнясь). Вот тебе и Описание житию! Ай да Влас Никандрович! так ли, сяк ли, а след указал... А ты, наш батюшка Гаврила Михайлович! двое суток не спавши, не евши, на неоседланной лошади за десять верст поскакать изволил догонять ветра в поле. Не догонишь, свет: пиши пропало! Удача великая; удача нашему Соколу Орловичу украсть дочь у такого отца!
   Слатин. Украсть-то украл и теперь, гляди, уже и поп свенчал; да каково молодым с повинною-то являться к родителю будет?
   Образцов. Ну, это -- пожди время, пригадай час... А заклад-то наш, Никандр Алексеевич, с тобою пропал.
   Слатин. Коли позариться на твой персидский кинжал, Иван Васильевич, так не пропал. Ведь Марка Петрович женился.
   Образцов (горячо). Да что он тебя, или отца родного спросился? Суть-то делу была: ты сказывал -- отдаст Гаврила Михайлович, а заклад-то я держал, что не отдаст; а вышла середка на половине; отец не отдал, а налетел ясный сокол да сам голубку взял!

(Занавес падает).

КОНЕЦ ЧЕТВЕРТОГО ДЕЙСТВИЯ.

   

ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

   Г.М. Белозеров.
   М.П. Шагаров.
   Анна Гавриловна.
   Комариная Сила.
   Емельяновна.
   Савельич.
   Лакеи Шагарова Терешка.
   Афонька.
   Слуги Белозерова.

Кабинет Белозерова. Одна дверь прямо -- в залу, другая -- направо, в корридор; налево -- печь с расписными изразцами. На первом плане большой диван, обитый зеленым сафьяном. Ясный осенний день.

   

КАРТИНА ПЕРВАЯ

(Белозеров, значительно поседевший против прежнего, в рубахе и шароварах, спит на диване, прикрытый халатом. Комариная Сила сидит на полу у печи, с большой книгой в кожаном переплете).

   Комариная Сила (читает). ..."Заутра же убо муж воста и узол обрет разреши, злато виде, ужас и мечтание себе быти вменяше" (Белозеров стонет и тяжело вздыхает во сне. Комариная Сила, прекратив чтение, с грустью смотрит на него и говорит после небольшого молчания): Эх, батюшка, барин! И во сне покоя ему нетути, стонет да вздыхает... Все сердце его родительское по Анне Гавриловне сокрушается-то! Ни слуха, ни весточки. Год скоро, как пропала сударыня, и куда ее, сердечную, Марка Петрович завез... Оно-то, может статься, соседи и успели перехватить кой-какие вести, да только пересказать их батюшке барину, коли он изволит молчать и не спрашивать, охотников не находится... И глядя, как он будто по-прежнему весел, гостей ласково принимает, да шутки с господами шутит, думают все, что може он и позабыл дочку свою любимую... (Вздыхает). Эх! Кабы смел я порассказать, что по ночам слышу и вижу за этою дверью. (Указывает рукою на корридорную дверь). Почитай, каждую ночь Гаврила Михайлович до вторых петухов не спит -- встанет он, батюшка, со своего ложа барского, да ниц падает, слезно моляся. Где бы я делся, чтобы мне слухом не слышать того и видом не видать! Зароюсь в постель, голову под подушку упрячу, да только и под подушкой слышны мне молитвы слезные да причитанья батюшки Гаврилы Михайловича!.. (После некоторого молчания). А ведь как мудрено Марка-то Петрович украл и концы схоронил! Наткнулся было сударь Гаврила Михайлович на след-то, узнавши, что в чумацком обозе Анна Гавриловна схоронена была, да ничего не розыскал. И-и! как боялись все, особливо Настя Подбритая. Да, прошло мимо -- не было грозы. Гаврила Михайлович с дороги баню потребовать изволил; а после бани, покушавши, спать залег, да и проспал, сударь, мало что не целые сутки. Должно быть в том сне богатырском он и гнев-от заспал свой: никому ничего не было, ни даже помину какого. И вот, с той поры, все у нас будто по-прежнему идет: и гости съезжаются, и музыка играет, да на душе у батюшки Гаврилы Михайловича скорбь -- перемена великая! (Вздыхает и, помолчав немного, снова начинает читать) "Темже концы перст превращая злато, и испытно зряше и"...

(В то время, как Комариная Сила читает, дверь из залы тихо отворяется, и на сцену осторожно входят Шагаров и Анна Гавриловна. Шагаров несет на розовой атласной подушке нарядно убранного младенца; а Анна Гавриловна держит новый богатый шлафрок и бархатные, шитые золотом, туфли).

   Комариная Сила (подняв глаза и увидев вошедших). Батюшки-светы!..
   Шагаров. Тсс.... тсс...  [3].
   Анна Гавриловна (мужу). Ах, свет мой дорогой! Право, я боюсь...
   Шагаров. Ничего, милая, не бойся. Смелее!..

(Показывает жестами Комариной Силе, чтобы он взял вещи у Анны Гавриловны. Комариная Сила подползает к Анне Гавриловна).

   Комариная Сила (слезливым шепотом). Матушка, барышня! голубушка!.. Привелось-таки повидать вас, родная!..

(Берет шлафрок и туфли, и вместе припадает к руке Анны Гавриловны).

   Анна Гавриловна. Здравствуй, голубчик, здравствуй! Ну, будет, не плачь... (Отнимает у него руку и с робкой нежностью смотрит на отца). Ах, как батюшка постареть изволил за этот год! Брови и усы совсем побелели... (вздыхает) А все, знать, через меня, неразумную... Согрешила я перед родителем: из дому отцовского бежала... Не выдержала неволи; а батюшка без меня тосковал, свет, и сокрушался! Некому было порадовать его старые очи и повеселить его... (Утирает слезы).
   Шагаров. Полно, Анюта, милая моя! успокойся. Мы все прошлое загладим и батюшку возвеселим.
   Комариная Сила. Матушка Анна Гавриловна! (Указывая) Сыночек, али доченька?
   Анна Гавриловна (улыбаясь). Сынок. Вчера ему шесть недель минуло.
   Шагаров. А доселе еще не крещеный... Сейчас крестить будем. В зале уж и поп с дьяконом, и кума -- тетушка-генеральша -- дожидается. Иди отсюда, Анюта.
   Анна Гавриловна (указывая на младенца). Я, свет мой, боюсь, чтобы он, неравно, не раскричался.
   Шагаров (взглянув на младенца). Нет, ничего -- он спит крепко. Ступай же, голубка... Пора нам свое дело делать; а то еще, пожалуй, батюшка сам проснется. (Делает знак рукою; Анна Гавриловна уходит в коридорную дверь. Шагаров подходит к Белозерову, лежащему на спине, и, положив ему на колени подушку с младенцем, говорит громко и весело): Что это вы, батюшка, заспались так? Вставайте внука Гаврила крестить: поп в ризах ждет. (Поспешно и неслышными шагами уходит в корридорную дверь).
   Белозеров (пробудясь, но не опамятовавшись -- в полусне). Кой ляд! Вот сон мне привиделся... Будто Марка приехал, да и говорит мне: "Что это вы, батюшка, заспались так? (Поднимается). Вставайте внука Гаврила крестить...". (Увидав на коленях у себя подушку с младенцем). Это что? что это?.. Да, сон мой выходит, у меня в руках... младенец! (Смотрит на внука некоторое время в молчании). Так... так... и смуглый весь, и волосенки темные... Это его сын! сын вора того... Аннушкино рождение... (Задумывается).
   Савельич (появляясь на пороге залы в парадном костюме). Пожалуйте-с младенца к оглашению! Поп в ризах и их превосходительство сестрица генеральша кумою вашу милость ждут-с. (Скрывается).
   Белозеров (в смущении). Сейчас! Сила! (встает с дивана) Давай!

(Комариная Сила подает барину шлафрок и туфли, привезенные Шагаровыми. Белозеров одевается, не замечая, что ему подают новые вещи. Сначала он хочет положить младенца на диван, потом передать его Силе, но кончает тем, что все время не спускает его с рук; и, надевая рукава шлафрока, переменяется своей ношей то на ту, то на другую руку. Наконец, поднимает обе руки с младенцем вверх и дает Силе подпоясать себя. Затем он уходит в залу, в сопровождении Комариной Силы. Сцена с минуту пуста. Потом входит Анна Гавриловна, падает на колени и благоговейно складывает руки. Няня, сильно взволнованная, вбегает на сцену и бросается на шею Анне Гавриловне).

   Емельяновна. Родная моя! Залетная! прилетела... (Кашляет). Кхе, кхе, кхе!.. Ох! еле дух перевожу... Лебедушка моя! (Плачет, припадая к Анне Гавриловне. Платок спадает у нее с головы).
   Анна Гавриловна. Голубушка нянечка! (Обнимает). Ну, полно же, полно, не плачь! (Сама утирает слезы. Няня от волнения шатается. Анна Гавриловна усаживает ее на стул). Успокойся, нянечка милая! (Поправляет на ней платок. Шагаров входит).
   Шагаров (весело). Чтой-то вы расплакались от радости, словно с тяжкого горя? Ну, голубушка моя, старая Емельяновна! (Та хочет встать. Шагаров осаживает ее рукою). Дай мы с тобою во уста поцелуемся... (Целуется трижды с Емельяновною и, отступя, кланяется ей в пояс). Спасибо тебе, нянюшка, что ты мне возростила и взлелеяла жену молодую, -- и вишь какую! Что я год скоро гляжу на нее и не нагляжусь. Спасибо тебе, нянюшка! Выняньчила мне жену, поняньчи и моего сына. (Кланяется ей и кладет на колени несколько червонцев. Анне Гавриловне): Ну, Анюта! я за тобою. Пора нам и в гостиной быть. Пойдем. (Уходит вместе с женою).
   Емельяновна (глядя на деньги). Батюшка, свет мой! честь от тебя, поклон твой боярский дороже казны золотой. (Поднимается и уходит).

Перемена.

   

КАРТИНА ВТОРАЯ

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

   Г.М. Белозеров.
   М.П. Шагаров.
   Анна Гавриловна.
   Генеральша Рахметова.
   И.В. Образцов.
   Н.А. Слатин.
   Н.И. Рыков.
   М.О. Зернова.
   Танечка. Оленька (с замужними женщинами).
   Комариная Сила.
   Савельич.
   Емельяновна.
   Ефрем -- староста.
   Гости и слуги Белозерова.
   Лакеи Шагарова.

Парадная гостиная в доме Белозерова. Направо дверь в залу, налево -- другая, во внутренние комнаты. Прямо стеклянная дверь в сад, и по сторонам ее окна, драпированные бархатными занавесками.

(Шагаров и Анна Гавриловна входят из двери налево).

   Шагаров. Ну, Анюта, душа моя! Сейчас батюшка должен прийти сюда... Станем-ка, покаместь, вот тут у окна; занавеской немножко прикроемся, чтобы не вдруг в глаза ему броситься...

(Анна Гавриловна, взволнованная, становится на место, указанное мужем. Шагаров помещается неподалеку от нее. Некоторое время молчание; потом дверь из залы быстро распахивается, и входит Белозеров, держа на руках подушку с младенцем. За ним -- генеральша Рахметова, разряженная, в высоком чепце и желтой атласной робе на фижмах).

   Белозеров (ища вокруг глазами). Она же где? Где она?! Анюта!.. (Анна Гавриловна выбегает из-за занавеси и бросается к ногам отца). Аннушка! Анюта! встань. Из какой тебе вины лежать в ногах... Я не вижу тебя... Дай мне взглянуть на тебя, Анюта... встань!..
   Анна Гавриловна (встает и с рыданием припадает к груди отца и к своему ребенку). Батюшка!..
   Белозеров (стараясь подавить свое волнение). Возьми свое сокровище, бери его! (Передает дочери ребенка и, взяв в обе руки ее голову, приникает к ней и остается так с минуту, потом целует ее. Оглядывается). Ну, а молодец наш где?
   Шагаров (выступая вперед). Здесь молодец!
   Белозеров. Вижу молодца... Что ж? Ты украл у меня дочь и еще за жену не хочешь поклониться отцу?
   Шагаров. Отчего не хотеть, батюшка? Голова не отпадет! За такую жену не грех челом бить. (Подступает ближе и кланяется Бплозерову в ноги).

(Анна Гавриловна, следившая с беспокойством за разговором отца и мужа, бросается вперед и также кланяется в ноги Белозерову).

   Белозеров (отступив назад). Поди, Анюта!.. Что ты с младенцем валяешься у ног? (Указывая на Шагарова). Ай боишься, что он без тебя не сумеет головы нагнуть? Пусть поучится.
   Шагаров. Ученого учить только портить, батюшка! А эту науку мы хорошо знаем.

(Кланяется тестю в ноги в другой и третий раз. В продолжение этого разговора, из двери направо входят Емельяновна и прочие слуги и группой становятся в дверях. Между ними лакей Шагарова в богатом ливрейном кафтане, напудренный, в шелковых чулках и башмаках. Он держит серебряный поднос с бутылкою шампанского и золочеными чеканными бокалами, и становится отдельно, поодаль от прочих слуг).

   Белозеров (пристально глядя на зятя). Ну, так как же?..
   Шагаров. Да вот так же, батюшка! Внука вы перекрестили, а стопой вина не запили его. Сухая ложка рот дерет.
   Белозеров. Давай! (Лакей Шагарова, по знаку своего барина, подходит с подносом. Шагаров откупоривает бутылку и наливает шампанское в бокал. Вино переливается и бежить через край. Увидя это, Белозеров говорит): Полно наливаешь, свет-зятек.
   Шагаров. От полноты радости, батюшка! (Берет поднос от лакея и с поклонами подает его тестю).
   Белозеров (взяв бокал). Ну, здравствуйте! (Наклоняет голову и поводит взором вокруг, желая показать, что ко всем относит свой поклон). Во здравие моему сыну крещеному (Шагаровым) и вашему порожденному! (Выпивает вино и остатки плещет в потолок). Здравствуйте!!..
   Слуги. Здравия желаем, батюшка Гаврила Михайлович! Со внуком, сынком крестным, честь имеем "проздравить"!
   Белозеров. Спасибо!

(Шагаров наливает вином другой бокал и подносит его генеральше).

   Шагаров. Тетушка! Милости прошу за здоровье крестника выкушать!
   Генеральша. Давай, свет, давай! (Берет бокал) Желаю ему расти и вырасти, в чинах и богатстве жить, да деда и родителей веселить! (Отпивает из бокала).
   Шагаров. Чтож вы мало, тетушка?
   Генеральша. Не могу, родной, -- охмелею.
   Шагаров. Для нынешнего дня, тетушка, не грех и охмелеть немножко... Покорно прошу. (Кланяется).
   Генеральша. Ну, уж так и быть! для крестника разве... (Снова берет бокал и допивает его).

(Во время этого разговора, Анна Гавриловна передает ребенка Емельяновне. Та уносит его, и, некоторое время спустя, возвращается и становится на свое прежнее место).

   Шагаров (задумчиво). Теперь, радость сердцу моему дорогая, мать молодая! выпьем же и мы во здравие нашему первенцу-сыну... (Передав поднос лакею, берет один бокал сам, а другой подает жене). Теперь во здравие восприемников! (Снова наливает вино в бокалы и подносит Белозерову, генеральше и жене. Потом ставит поднос на стол, берет бокал и кланяется). Ваше здравие, батюшка, и ваше, тетушка! (Все чокаются и пьют).
   Белозеров (весело). Марка, наливай еще!.. Коли ты думаешь, что за твое здоровье не след пить, как оно и не след есть: вор ты этакой, окаянный, святотатец! из церковной ограды украл! Так вот я за мое дитя порожденное выпью... (Обнимает дочь. После небольшого молчания, отрывается от дочери и выпивает бокал, тем временем налитый и поднесенный ему Шагаровым). Хорошо вино, Марка, отецкий сын! А что ты, молодец, думаешь?
   Шагаров. А что я, батюшка, думаю?
   Белозеров. Да ты, чай, совсем думать забыл, о чем я говорил тебе?
   Шагаров. Не погневайтесь, батюшка, -- давно было.
   Белозеров. Да что было?
   Шагаров. Да что бы ни было.
   Белозеров. Да ты, я вижу, со мной в слова как в свайку играешь? Помнишь те речи, что шли у меня с тобою на пиру?
   Шагаров. Помнить все речи, батюшка, которые ведутся на пиру, долгую память надобно иметь.
   Белозеров. А у тебя она, знать, не выросла? Так если ты молод, да память у тебя коротка, то я хоть и стар, а память долга у меня. Похвалялся ты, Марка, что украдешь дочь у меня -- и украл; а я, на твою похвальбу, сказал всем, что тебя высеку; и что ж, ты думаешь, -- не высеку?
   Генеральша (вскочив с места и всплеснув руками). Ах, сударь мой, братец!..
   Анна Гавриловна (бросаясь к отцу и обнимая его). Батюшка!..
   Белозеров (отводя дочь рукою). Прочь, бабье!.. Вы, матушка сестрица, извольте идти отдыхать с пути, а ты, дочка, ступай дитя колыши! Да не учись вязнуть на следу мужа, а делай так, чтобы муж к тебе шел, а не ты у него на глазах торчала. Ступайте все! А мы вот с зятьком побеседуем.

(Генеральша и слуги уходят. Анна Гавриловна следует за ними; но, сделав несколько шагов, останавливается).

   Шагаров (значительным тоном). Анюта!

(Анна Гавриловна уходит в дверь налево).

   Белозеров (после некоторого молчания). Так вот, дорогой зятек, позабыл ты это?
   Шагаров. Да и вы-то, батюшка, вспомнили: -- спустя лето в лес по малину идти!
   Белозеров. Как так?
   Шагаров. Конечно, так. Коли б вы меня в ту пору да поймали, -- негде деться, ваша бы воля была. Украл да поймался, -- не проси милости: по делам вору и мука. А теперь какой я вам вор? Я честный муж вашей честной дочери, и вам, честному отцу, полагать на меня безчестье нельзя.
   Белозеров. Ой-ли?.. (Задумывается). Марка?
   Шагаров. Что, батюшка?
   Белозеров. Я тебя высеку.
   Шагаров. Ну, это еще бабушка надвое ворожила.
   Белозеров (с жаром). Да ведь ты понимай меня, Марка! Ведь я тебя вовсе не хочу сечь: ты теперь, почитай, моя плоть и кровь, -- сын мой по дочери. А все-таки я тебя высеку, Марка!
   Шагаров. Да что же это за напасть такая? Вы меня, батюшка, не хотите сечь, а добиваетесь высечь?
   Белозеров. Марка, сын мой, понимай меня! Я не хочу тебя сечь, чтобы высечь; а я тебя высеку, Марка, потому что сказал, что высеку тебя!
   Шагаров. Э, э, э!.. Раскудахталась курица прежде, чем яйцо снесла... Нет, уж извините, батюшка! своя кожа не чужая одежа. Выпьемте-ка лучше вина. (Наливает бокал и подает его Белозерову).
   Белозеров (отводя рукою бокал). Нет, Марка! не хочу я вина... Ты взгляни на мою старость, Марка. Ты молодой человек, только что нарекаешься на свете жить, и ты сказал свое слово -- и исполнил. А я дед побелелый; глянь ты на меня! И чтобы я век свой изжил и не научился тому, коли я свое слово говорю, то, значит, на ветер лаю. (Утирает слезы).
   Шагаров (в смущении и нерешимости глядит то на тестя, то вокруг себя). Но ведь это ни весть что такое, батюшка! Чтоб я дал себя высечь вам...
   Белозеров. Дай я тебя высеку, Марка, сын мой! Коли ты украл у меня дочь и она тебе по сердцу, жена, дай я тебя высеку, Марка!

(Шагаров, топнув ногой, схватывает бокал с вином, стоящий на столе, и выпивает его залпом).

   Шагаров. Секи, отец! Больно секи!.. Пусть же все люди знают и поминают, что я украл твою дочь и что она есть мне по сердцу размилая жена!.. Секи меня.
   Белозеров (с благоговением воздев руки кверху). Благодарю, что Ты меня создал, воспитал, воспитал, человеком меж людьми поставил, и, на старости лет, не посрамил меня!.. (преклоняется до земли и встав говорит): Теперь ты мой, Марка, а я твой на веки -- вечные; в верх твоей головы целую тебя! (Крепко обнимает зятя и целует его в голову). Нечто я взаправду стану сечь тебя? Мне твоя воля вольная была нужна. Хотело сердце родительское спознать, и спознал я, что Аннушка тебе мила пуще твоего живота. Свет мой Марка! обойми меня! (Снова обнимает зятя, и целуются с ним трижды). Эй, Комариная Сила!
   Комариная Сила (появляясь на пороге). Что прикажете, батюшка Гаврила Михайлович?
   Белозеров. Старосту! Ефрема позвать! (Комариная Сила уходит. Белозеров берет зятя под руку). Ну, Марка, сын мой, пойдем теперь к Аннушке... Или пусть она, свет, сама пожалует -- придет к нам. Заглохли, Марка, занемели мои барские, большие хоромы без Аннушкиной тихой походочки и звонкой поговорочки. (Умиленно). Пусть она на своем следочку пробудит их глухоту и немоту, жалуя к тебе и ко мне.
   Шагаров. Пусть, батюшка. Зовите вы, и я позову. И чутка душа у Анны Гавриловны; заслышит она вас и меня.
   Белозеров и Шагаров (вместе.) Аннушка! Анюточка! Анна Гавриловна -- радость моя! По батюшкину веленью, по мужнину хотенью, пожалуй, радость, сюда!

(Анна Гавриловна быстро входит из двери налево).

   Анна Гавриловна (бросаясь к отцу на шею и протягивая мужу руку). Батюшка! и ты, друг мой -- свет белый! Все у вас хорошо вышло?
   Белозеров. Все, Анна... Оставила ты мне зятя, а теперь видишь сына; слышишь, Анна, моего родного сына!
   Анна Гавриловна (радостно). Слышу, батюшка, слышу, родной мой! (Целует руки отца).
   Белозеров. И меня слушайте, дети! порешим все дело за один раз. Что ж вы это приехали, да и опять покинете меня одного? -- Тяжело жить одному, дети. Я бы и сам перебрался к вам, да не хорошо старому петуху свою насесть бросать.
   Шагаров. Подлинно не хорошо, батюшка. Так мы, молодые, возле вас гнездо совьем.
   Белозеров. Ой-ли? Правда твоя, Марка?
   Шагаров. Истинная.
   Белозеров. Ну, а ты, дочка, не станешь перечить мужу?
   Анна Гавриловна. Батюшка! батюшка!..
   Белозеров (растроганный). Ну, хорошо, дети. Спасибо, дети! (Немного помолчав -- громко и весело): Эй! Где ж Ефрем-то староста званный?
   Ефрем (в праздничном кафтане появляясь на пороге залы). Здесь, батюшка барин!
   Белозеров. Ефрем, ты мой братец! Господа молодые пожаловали... (Указывает на них рукою. Ефрем низко кланяется и подступает ближе). И что мы здорово приняли их и окрестили нашего внука, а вашего барина, дай знать во все вотчины: подушное за нынешний год я плачу!.. недоимки, какие есть по казне -- нет их: я плачу... (Ефрем кланяется барину в ноги). Подожди, пока все услышишь, тогда поклонишься. -- Кто забирал хлеб и не отдал -- простить ему; кто чем винен по барщинам -- простить барщину и всем сказать, что я жалую всех своею барскою милостью и великим пиром через десять дней.
   Ефрем (снова кланяется барину в ноги). Спасибо тебе, батюшка, Гаврила Михайлович. Вели нам с хлебом-солью на поклон к молодым господам быть.
   Белозеров. На малый поклон. Пусть дворовые с поклоном придут, а крестьянам ждать дня великого пира. (Ефрем уходит в дверь направо. В то же время, из двери налево входит генеральша.) Сестра, матушка! радость братнюю пойми. Дети под крылом у меня гнездо совьют. Сын Марка сказал и дочка моя, Анна Гавриловна, со внуком моим не перечат тому. Старость мою, предел человеческого житья, не в сиротстве одиноком прийму!
   Генеральша. Истинно радость вам, сударь, братец мой; и мне в Аннушке великое утешение. По грехам моим и не быть бы тому, да -- ин так оно сталося и склалося, как душе желалося, батюшка-братец, сударь вы мой!
   Белозеров. Дети мои! сестра-матушка! Пьян я великой радостью, пьян твоим сладким вином, Марка, сын мой; а еще хмелю иного просит душа. Подавай, дочка-разумница моя! Где твои песни и пляски? Потешай отца. Чтоб от седой головы и до моей стоптанной туфли (подымает ногу) весь опьянел я!.. Кой ляд! а туфля-то выходит нова! (Оглядывает себя). Весь обновился я -- что за притча такая? Дочка! подавай "Трушья!".

(Анна Гавриловна трижды хлопает в ладоши и живо уходит вместе с Шагаровым. С минуту спустя, на сцену вносится хоровод, яркий до ослепления: в нем переодетые и непереодетые гости. Зернова, в чепце и в большом, развевающемся платке, рука об руку с Образцовым и Слатиным; на другом конце свивают и развивают платок. Вносясь на сцену, весь хоровод, среди пляски, кланяется Белозерову и начинают окружать его и Генеральшу, знаками приглашая их в середину, и Зернова восклицает: "Не подиви, сударь, на нас! Все мы собрались твою радость взвеселить". Белозеров с сестрицей сначала отказываются, но мало-помалу их отрицательные жесты переходят в пантомиму русской пляски, отвергающей, отказывающейся, и важная пара замыкается в хоровод. И когда все вокруг них уносится в одушевлении пляски, Белозеров и Генеральша, сохраняя приличную им важность и степенность, чуть движутся, почти стоя на месте, и ведут пляску одною пантомимою. Хор поет):

   Велела мне матушка,
   Велела сударыня,
   Трушья наломать (bis.).
   А я, моя матушка,
   А я, государыня,
   Наломала, наломала,
   Наломала молода.
   
   Велела мне матушка,
   Велела сударыня,
   В печи растопить (bis.).
   А я, моя матушка,
   А я, государыня,
   Растопила, растопила,
   Растопила молода.
   
   Велела мне матушка,
   Велела сударыня,
   Киселя наварить (bis.).
   А я, моя матушка,
   А я, государыня,
   Наварила, наварила,
   Наварила молода.
   
   Велела мне матушка,
   Велела сударыня,
   Гостей созывать (bis.).
   А я, моя матушка,
   А я, государыня,
   Созывала, созывала,
   Созывала молода.
   
   Велела мне матушка,
   Велела сударыня,
   Гостей подчивати (bis.).
   А я, моя матушка,
   А я, государыня,
   Подчивала, подчивала,
   Подчивала, молода!

(По окончании песни и пляски, хоровод разрывается на две стороны, и Белозеров остается посередине).

   Белозеров. Дочка! (Ищет глазами). Дочка моя! Нешто у тебя, окроме овсяного киселя, нечем другим подчивать гостей дорогих?

(Тихая музыка, и Анна Гавриловна появляется в пунцовом штофном сарафане, выложенном напереди и по подолу серебряным позументом и серебряною сеткою, с пристегнутыми внизу гремучими серебряными колокольчиками. Ее пудреные волосы спрятаны под шитую золотом сороку, с разноцветными шелковыми снурками сзади, в виде густой бахромы. Поется соло):

   Колокольчики мои бряцнули,
   А бубенчики мои звяцнули,
   Колокольчики мои бьют, гудут,
   А бубенчики сами в пляс идут...

(Затем -- мотив более оживленный и плавная грациозная пляска Анны Гавриловны).

   Ой, по сеням, сенюшкам,
   По новым стекольчатым;
   Там ходила, погуливала,
   Молодая боярыня,
   Молодая, хорошая.
   Она будила, побуживала,
   Своего друга милого,
   Своего друга сердечного.

(При этих словах песни, на сцену появляется Шагаров, в русском костюме, и начинает плясать вместе с женою).

   Ты устань, мой милый друг,
   Пробудися, надёжа моя!
   Оторвался твой ворон конь
   От столба точеного,
   От кольца злаченого.
   Поломал плетневый тын,
   Потоптал зеленый сад,
   Вишенье, орешенье,
   Калину и малину,
   Черную смородину.
   
   "Не печалься, умная,
   Не тужи, разумная!
   Заплету плетневый тын,
   Насажу зеленый сад,
   Вишенье, орешенье,
   Калину и малину,
   Черную смородину".

(Хор подхватывает):

   Колокольчики мои бряцнули,
   А бубенчики мои звяцнули,
   Кококольчики мои бьют, гудут,
   А бубенчики сами в пляс идут!..
   
   Белозеров. Полно! Пьяным-пьяна напилась и возрадовалась душа! Полно, дети!.. Богу единому хвала!..

(Занавес падает).

   

ПРИМЕЧАНИЯ:

   1. Должно понимать, что эта игра-песня отражает в себе преданье старины глубокой -- если не совсем той старины, о которой напоминает Нестор-Летописец, когда Славянские роды "погано живяху" и составляли между собою игрища и на этих игрищах похищали девиц, наподобие того, как римляне похитили сабинянок, -- если не совсем этой языческой старины, то с примесью другой: старины междуусобиц удельного периода, когда за все и про все возникали ссоры и распри, дорого стоившие народной жизни. И здесь, в игре, явственно видны две неприязненные стороны, которые попеременно, с песнею, наступают одна на другую; под конец похищают девушку, и когда одна сторона торжествует свою прибыль, другая печалится о своей убыли. И, вероятно, вследствие жизненной правды исторического предания, напев песни, несмотря на игру, довольно заунывный. При игре, непоющая сторона стоит стеною, держась за руки, как бы мужественно встречая нападения, а поющая наступает мерно, под лад песни и, словно не осиливая этого дружного мужества, отступает.
   2. Пантомима этой пляски должна быть в высшей степени выразительна, при показывании на голову, на руки, на ноги, которые разломило и особливо при переходе от изнеможения, что нельзя тряхнуться и потом: авось я тряхнуся, при чем уже именно все жилки дрожат и говорят.
   3. Примечание: Вся последующая сцена ведется вполголоса.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru