Ключевский В. О. Лекции по истории Западной Европы в связи с историей России
М.: НП ИД "Русская панорама", 2012.
СОДЕРЖАНИЕ
Младший класс (1871/72 учебный год). "Время с половины XVII и до
конца XVIII века"
Старший класс (1872/73 учебный год). "Время с половины XVIII и до середины XIX века
Младший класс (1871/72 учебный год) Время с половины XVII и до конца XVIII вв.
Лекция 1. Тридцатилетняя война
В рукописи ошибочно отнесено к названию лекции 1.
Исходным пунктом, с которого мы начнем изучение времени с половины XVII и до конца XVIII в. в истории европейского человечества, возьмем состояние Европы после Тридцатилетней войны. Чтобы понять смысл и значение этого состояния Европы, мы должны знать, отчего произошла и из-за чего потом шла Тридцатилетняя война и какие ее результаты?
Она началась в Германии борьбой за религиозные вопросы, за религиозную свободу, борьбой протестантства с католичеством. Скоро сюда присоединилась борьба против притязаний императора за интересы имперских князей, а потом эта внутренняя германская война превратилась в общеевропейскую вследствие вмешательства в нее других держав. Швеция и Франция приняли сторону протестантской Северной Германии, Испания и Италия стали за императора и Южнокатолическую Германию, религиозные причины к концу войны отошли на второй план, остались чисто политические. Франция и Швеция стремились к расширению своих владений на счет Германии, для чего Франция в лице знаменитого министра своего Ришелье и Швеция в лице не менее знаменитого военного гения Густава-Адольфа старались прежде всего ослабить могущество дома Габсбургов. Германские князья сражались за свою свободу и самостоятельность. Преобладание чисто политических интересов в отношениях государств над религиозными обнаруживается и в трактате, окончившем Тридцатилетнюю войну. Швеция и Франция оторвали от Германии значительные области, "в религиозном отношении окончен давний спор за равноправность как лютеранства с католичеством вообще, так реформатов или кальвинистов в частности". В политическом отношении война определила внутренний строй Германской империи; за имперскими князьями признаны верховные права в их владениях, а отсюда следствием соглашения [между ними] и Ришелье было то, что дом Габсбургов настолько был ослаблен, что сила и власть императорская в Германии сделалась весьма незначительною. Трактат, закончивший Тридцатилетнюю войну, окончательно определил религиозное положение Европы: в романских народах удержалось, вообще говоря, католичество, все германские [народы] последовали новому учению. Ясно, что к спасению для новой протестантской церкви послужила двойственность стремлений, вызвавших Тридцатилетнюю войну, т. е., начавшись борьбой за религию, она к концу утратила религиозный характер и приняла значение политическое -- факт, на который можно также смотреть как на результат долгой почти общеевропейской борьбы; католичество удержалось, но протестантство не допустило его возвратить прежнее исключительное господство над западноевропейским миром.
Итак, с половины XVII в. можно обозначить зарождение и начало нового духа и направления Европы в политическом и общественном отношениях. В этом направлении -- начало системы политического равновесия Европы, что породило впоследствии многочисленные войны за равновесие политических сил.
Рядом с ослаблением в Германии дома Габсбургов и императорской власти во Франции идет развитие и возвышение королевской власти благодаря кардиналу Ришелье, употреблявшему для этой цели всевозможные средства, так что, когда Людовик XIV, этот замечательный государь, вступил на королевский престол Франции и взял в свои сильные руки управление королевством, то Европа не замедлила возвести его на степень политического идеала, он сделался предметом зависти для всех европейских венценосцев.
Лекция 2. Франция
Мы видим, что во Франции королевская власть мало-помалу все усиливается по мере ослабления феодальной аристократии. Королевская власть достигла своего могущества при Людовике XIV. Еще при Генрихе IV Франция была разделена на 12 областей. Из феодального времени она вышла пестрой смесью отдельных феодальных областей, различных как по объему, так и по законодательству и учреждениям. Каждая область имела свои законы и учреждения, сложившиеся в феодальное время. Для образования из них плотного государства требовалось соединение этих областей, т. е. объединение их. Объединяющим элементом была королевская власть. Людовик XIV понял это и преследовал эту цель. Еще до Людовика XIV Франция была разделена Генрихом IV на 12 областей. Когда Ришелье принял управление Францией, вся власть почти находилась в руках высшего сословия. В средние века высшее сословие имело политическое значение. Оно выражалось в Собрании государственных чинов. Чтобы познакомиться с организацией и составом этих представительных собраний, возьмем собрание 1614 г. Созванные в этом году чины состояли из 140 духовных, 132 дворян и 192 представителей третьего сословия -- городского, большинство которых принадлежало к чиновничеству.
Представители каждого сословия собирались и совещались отдельно, в особых залах и разделялись на 12 групп по числу областей. Дела решались большинством голосов в каждом сословии и потом большинством голосов сословий. Собрание в 1614 г. отнеслось очень резко к королевской власти, почему и было распущено. Собрания эти с тех пор не созывались до времени революции. Но их значение в политических делах исчезло не вполне. Представители аристократии собираются около двора и начинают руководить планами и политикой короля. Часть из них была также губернаторами и захватывала власть в своих областях как в административном отношении, так и в политическом и военном.
В XVII в. они были стеснены; у них была оставлена только военная власть, а суд и администрация перешли в руки королевских чиновников из среднего класса. Во Франции с XIV в. государственные должности начали отдавать на откуп. Один откупщик податей Шарль Поле составил план распродажи должностей в наследственное пользование с условием вносить в казну за это пользование известную подать. Эта подать по имени откупщика была названа полеттой; она составляла 1/60 стоимости должностей, определенной по оценке. Понятно, что богачи забирали все должности административные и финансовые. В 1614 г. была попытка уничтожить по-летту, но она не удалась, так как чиновнический класс достигал уже до 50000 человек. Это была корпоративная партия, которая даже грозила королевской власти. Из нее образовались парламенты: это были высшие королевские судилища. В XVII в. 12 городов уже имели парламенты; столичный парламент был самый важный, в нем разбирались важные процессы. Он состоял в XVII в. из 200 членов. Когда правительство, перестав созывать государственные чины, стало грозить свободе своим полновластием, парламенты стали стремиться перенести на себя права чинов и защиту их от правительственного произвола. Все правительственные указы заносились в парламентский протокол. Впоследствии парламенты стали возражать королю на указы и тем замедляли исполнение этих указов. В крайнем случае короли сами являлись в парламент и заставляли заносить указы в протокол {Это называлось littre de justice.}. В таком положении находились дела, когда вступил в управление Ришелье.
Он поставил себе задачей возвысить королевскую власть. При его образе действий аристократия волей-неволей должна была смириться. Некоторые из знатных вельможей были казнены. Он ограничил власть парламентов и губернаторов, ввел в управление областями интендантов, которые выбирались не из аристократии и зависели только от министра. Нантский эдикт был изменен; гугенотам оставлена была религиозная свобода, но отменены те постановления эдикта, которые утверждали политическую особность гугенотских общин. Строгость и суровость Ришелье оправдывается тем, что он хотел возвратить спокойствие и развитие стране. Необходимо заметить, что по характеру своему французский народ всегда чувствовал сильную потребность в энергическом властителе, в сильном правительстве. Необходимо обратить внимание также на результаты деятельности Ришелье. Он создал довольно хорошую армию, увеличил территорию Франции; значительно улучшил судопроизводство и торговлю. Всем этим воспользовался Людовик. Во время своего правления Ришелье оставлял в пренебрежении интересы дворянства и духовенства, тогда как крестьян защищал от произвола высших сословий.
Рассматривая царствование Людовика, мы видим, что сперва он подражал Ришелье, продолжал его политику. При нем королевская власть достигла самых широких размеров. Он хотел стать душою и жизнью для своего народа. Для большей ясности вот отрывок из записок, составленных им для руководства дофину: "Франция составляет монархическую страну в полном смысле этого слова. Вся власть принадлежит королю. Только эта форма правления соответствует характеру народа. Все, что находится в государстве, казначействе и нашей шкатулке, одинаково принадлежит нам, мы одинаково распоряжаемся всем этим. Кто родился подданным -- тому остается только повиноваться. Сила, создавшая нас, дает нам внушения, необходимые для управления народом".
Причины Тридцатилетней войны определились, с одной стороны, стремлением католической церкви воротить старое положение господствующей церкви, с другой -- стремлением императорской власти в Германии отнять независимое положение у князей. Исход возгоревшейся от этого борьбы состоял в том, что католическая церковь отказалась от своих стремлений, а императорская власть была еще более ограничена: это произошло от двойственности целей войны; католическое государство Франция вмешалась в войну, чтобы стать за протестантских князей, ибо усиление императорской власти на их счет грозило опасностями самой Франции. К концу войны политические интересы взяли верх над религиозными. Это-то преобладание политических интересов над религиозными вопросами и характеризует Европу с половины XVII в.
Но этот исход борьбы дал возможность протестантской церкви развить свои основные начала. Протестантская церковь боролась за свободу вероисповедания и достигла ее.
Наконец война кончилась, протестантству дана свобода и возможность устроиться и шире развить свои основные начала. По характеру сложившегося впоследствии строя протестантской церкви она стала в зависимость от государства, хотя светской власти и не надо было законодательного значения в церковных делах.
В политическом отношении война эта повела к тому, что вместо религиозных интересов отношения между державами в последующее время стали определяться чисто политическими интересами. Главной задачей дипломатов с этого времени сделалось сохранение политического равноправия. Таково было главное внешнее явление в истории Европы с половины XVII в. К внутренним государственным явлениям этого времени должно отнести развитие королевской власти. Это явление стало обнаруживаться в большей части западных держав, но с наибольшей силой развилось оно во Франции. Здесь эта власть стала объединяющим элементом в государстве. Она развивалась на счет политического значения сословий, имевших представительство в Собрании государственных чинов. Воспользовавшись разладом между сословиями, правительство перестало созывать чины. Но их значение старались присвоить себе парламенты и высшее наследственное чиновничество, образовавшееся благодаря продаже государственных должностей и в половине XVII в. простиравшееся до 50000 человек. Эта мундирная знать (noblesse de robe), благодаря наследственности пользовавшаяся обширным влиянием, стремилась приобрести по отношению к престолу такое самостоятельное положение, какое имела феодальная аристократия. Но, вышедши из буржуазии, она сохранила ее сословный эгоизм и ограниченность взгляда, и это помешало ей приобрести сочувствие и поддержку в народных массах.
Ришелье сломил и родовую, и чиновную аристократию, уничтожил политическую особность гугенотов и проложил путь к полному развитию королевского самодержавия.
Лекция 3. ФРАНЦИЯ (продолжение)
В таком положении находилась Франция при начале правления Людовика XIV. Людовик XIV хотел быть самодержавным вполне и в таком смысле определить свои отношения к привилегированным сословиям. Самостоятельность дворянства стала падать с тех пор, как оно начало стекаться к двору из своих феодальных замков. Роскошь придворной жизни и дорогой блеск, с каким оно являлось в лагере во время частных войн при Людовике, расстроили его материальные средства. Придворный этикет и лагерная субординация приучили строптивого дворянина к повиновению. Обедневшее дворянство стало зависеть от милостей двора, получая от него пенсии и подарки. Это много содействовало финансовому истощению Франции. Для младших сыновей дворян правительство заводило большие кадетские корпуса, штат которых при Людовике простирался до 4000 воспитанников. Еще более богатым средством вознаграждения дворян за службу служила раздача духовных мест. Дворяне получали пенсии и жалование из доходов епископов и аббатств, или же младшие сыновья дворян возводимы были в сан епископов и аббатов. Разумеется, епископ или аббат, получивший воспитание в кадетском корпусе, был плохой служитель алтаря и духовный пастырь, зато он оставался преданным слугою короля. Точно так же несколько энергических мер короля заставили смолкнуть наследственное чиновничество, и оно затаило свои притязания до более благоприятного времени. Права и корпорации городских общин были разрушены, это разрушение довершено было введением продажи должностей мэра и городских старшин (1692). Значение этого среднего класса заключалось в будущем: из него выходили хорошие духовные для низших церковных мест и влиятельные писатели; развитие в его среде образования впоследствии принесло обильные плоды. Так все склонилось перед двором, и Людовик был вправе сказать своему сыну: "В государстве, которым ты будешь править, ты не найдешь ни одного общественного союза, который не чувствовал бы себя обязанным искать единственного обеспечения для себя и глубочайшей покорности пред тобою". Надобно, однако ж, помнить, что такое развитие королевского самодержавия имело характер захвата, узурпации. По закону продолжали существовать политические права сословий, ограничивавшие королевскую власть; последняя только отняла у них возможность действовать. Собрания государственных чинов не были отменены, а только перестали созывать их; многие провинции сохранили за собой, по крайней мере, формальное право созывать свои областные чины для утверждения налогов.
Людовик получил небрежное воспитание, но его природный здравый смысл и острый взгляд выкупали этот недостаток во многих отношениях. Чрезвычайно чувствительный к своей власти он хотел сам все знать, все контролировать. Под его надзором администрация стала стеснительнее, но зато правильнее и отчетливее. Король ограничил власть губернаторов, постановив давать эту должность только на три года и отняв у нее право набирать войска. Напротив, круг власти интендантов расширен, и войска, расположенные в провинциях, поставлены в их распоряжение. При Людовике совершено было много законодательных работ: выработаны были уголовный кодекс и новый порядок уголовного судопроизводства, морское уложение, торговый устав.
В выборе сотрудников Людовик был очень счастлив сначала. Дельный и усердный чиновник, безгранично преданный королю, Летелье сделан был канцлером, его сын, маркиз Лувуа -- военным министром, Монн руководил иностранными делами. Обер-интенданта финансов Фуке король ненавидел за независимость, с какой он держал себя по отношению к королю. Он был низвержен, и на его место поставлен Жан Батист Кольбер, сын торговца из Реймса, потом секретарь у Мазарини: он возвысился своей аккуратностью и прилежанием.
Кольбер привел в порядок государственное хозяйство Франции, возвысил доходы, оживил торговлю, своей деятельностью и бескорыстием дал королю средства для предприятий, сообщивших блеск его царствованию. При вступлении Кольбера в управление финансы находились в печальном положении: государственный долг простирался до 400 млн, ежегодный дефицит равнялся одной трети всех доходов. Кольбер стал составлять сметы расходов и доходов, первый ввел в финансовое управление правильный бюджет. Изменена была система налогов: Кольбер понижал прямые подати и возвышал косвенные налоги, особенно на предметы роскоши. Эта мера вышла из политических соображений Кольбера: возвышая косвенные налоги, он привлекал к несению государственных тягостей и привилегированные сословия, не платившие прямых податей. До Кольбера государство получало чистого дохода 32 млн, в конце деятельности Кольбера -- 100 млн. Войны помешали значительному уменьшению прямых налогов, к которому стремился Кольбер. Другим препятствием для его целей была придворная роскошь и дорогие постройки короля, например сорокалетние работы над Версалем стоили 90 млн ливров, не говоря о расходах на постройку других королевских замков. В продолжение 16 лет (1674-1690) на различные королевские постройки потрачено было около 150 млн.
Кроме финансов, Кольбер заведовал в продолжение некоторого времени флотом и торговлей. И в этих отраслях управления он сделал много. До него французский флот состоял из 30 военных кораблей; благодаря его деятельности в 1692 г. Франция имела более 350 кораблей, из них 96 линейных и 42 фрегата. В Рошфоре была основана военная гавань с арсеналом, военным госпиталем и морской школой. На французском флоте считалось 60000 моряков.
В развитии промышленности и торговли Кольбер руководился усвоенным им взглядом на государственное хозяйство. Этот взгляд основывался на распространившемся тогда из Голландии ошибочном представлении, что фабрики и мануфактура составляют самый обильный источник народного богатства. Поэтому правительства односторонне и чрез меру покровительствовали их развитию, ввоз иноземных произведений запрещали или посредством высоких пошлин делали невозможным; напротив, сельское хозяйство и связанные с ним промыслы оставляли в пренебрежении или стесняли. Благодаря заботам Кольбера французские мануфактуры получили возможность соперничать с английскими и голландскими и нашли широкий сбыт своим произведениям на европейских рынках. Во множестве приготовлялись на французских фабриках и вывозились за границу шелковые материи, зеркала, обои, кружева, сукна, полотна. В 1669 г. считалось во Франции 44600 ткачей на шерстяных фабриках.
Принят был ряд мер для развития внешней и внутренней торговли Франции.
Кольбер составил план сухопутных и водяных сообщений. Он соединил Атлантический океан с Средиземным морем посредством Лангедокского канала, проведенного от реки Гаронны к гавани Сет.
Этот канал стоил 13 млн ливров и простирался на 225 верст. Чтобы развить внешний вид товаров, он основал вольные гавани в Марселе и Дюнкерхене; устроил колонии на острове Мадагаскар и в Кайенне, и в Южной Америке; он положил начало торговым компаниям Вест-Индской и Ост-Индской.
В меньшей мере, сравнительно с Кольбером, но также с творческим талантом действовал военный министр Лувуа. Вследствие его усилий Франция стала первою военною державою и в военном отношении образцом для других государств. Он ввел однообразную форму в одежде войск; улучшил оружие, увеличил артиллерию, выстроил много казарм и крепостей, в Париже создал Дом инвалидов. Он изменил порядок движения по службе, установил повышение в чинах по старшинству.
Благодаря Кольберу и Лувуа по хозяйственному устройству, по управлению и по организации войск Франция стала лучшим государством и занимала первое место как в мире, так и на войне.
Говоря о заслугах для Франции Кольбера и Лувуа, не должно забывать и ту разницу, какая существовала между этими замечательными государственными деятелями. Жизнь и стремления Кольбера были посвящены общественной пользе. Лувуа руководился более эгоистическими побуждениями, старался подделываться к страстям и наклонностям короля и на этом основывал свое влияние.
Политическая система Франции этого времени состояла в сосредоточении всех сил страны в руках правительства. Для осуществления этой системы Ришелье построил машину, а пустил ее в ход Кольбер.
Лекция 4. ФРАНЦИЯ(продолжение)
Людовик стремился стать в такое же повелительное отношение к другим державам Европы, какое он утвердил за собой во внутренних делах своего государства. В 1661 г. все европейские дипломаты встретили в Лондоне шведского посланника. По заведенному издавна обычаю первое место в подобных случаях принадлежало испанскому посланнику. Но французский посланник граф д'Эстрад хотел ехать впереди испанского, между прислугою обоих завязалась драка, лондонская чернь стала за испанцев и карета д'Эстрада была разбита, лошади и прислуга переранены. Раздраженный Людовик выслал испанского посла из Парижа, отозвал своего из Мадрида и послал тестю своему королю Филиппу IV требование признать первое место за французским посланником, угрожая в противном случае немедленной войной Испании. Филипп уступил, и его уполномоченный объявил в Фонтенебло, в присутствии двора и представителей иностранных держав, что испанский король дал своим министрам приказ впредь не спорить с французским посланником о первом месте.
Еще с большей бесцеремонностью Людовик поступил с папой. Уже давно велись споры французского двора с папой по церковным вопросам. Нунций жаловался папе, что светские французские власти своим вмешательством нарушают права церкви. В то время уполномоченным от Людовика в Риме был беспокойный и надменный герцог де Креки. У его прислуги были частые столкновения с корсиканскими солдатами папы, поэтому начальник папских войск внушил своим солдатам при случае отплатить французам. В 1662 г. корсиканцы, пользуясь численным превосходством, при одном столкновении одержали верх над французами и бросились к дворцу посланника, стреляли в окна, многих ранили, одного пажа убили. Людовик обратился к испанскому правительству, также к герцогам Савойскому и Тосканскому, с просьбой позволить ему провести чрез их владения 18 тыс. войска в Римские области. Папа испугался мести Людовика и изъявил готовность дать удовлетворение. Но 21 тыс. войска все-таки была отправлена в папскую область. Распря эта кончилась тем, что посланник папы униженно извинился перед Людовиком, а герцог де Креки, возвращаясь в Рим, торжественно встречен был посланником папы за 10 миль от города с выражением сожаления о случившемся.
Скоро открылся Людовику другой случай дать соседям почувствовать силу французского короля. В 1665 г. умер испанский король Филипп IV, и престол должен был перейти к его сыну от второго брака, но дочь его от первого брака была за Людовиком; на этом основании Людовик изъявил свои права на испанские Нидерланды. Он отправил в 1667 г. две армии, одну для занятия Фландрии, другую для занятия Франш-Конте. Испания не была готова к этой войне. С торжеством Людовик въезжал в завоеванные города. Но в это дело вмешались скоро Голландия, Англия и Швеция. Людовик, изумленный смелостью голландцев и не приготовленный к борьбе с тройственным союзом, согласился на мир, получил хорошее вознаграждение за свои легкие военные усилия. В 1668 г. был подписан в Ахене договор, по которому Франция удержала за собой завоеванные в испанских Нидерландах 12 городов: Дорник, Уденард, Риссель, Шарлеруа и др.
Но Людовик сложил оружие ненадолго. Вскоре после Ахенского мира в его совете заговорили о новых завоеваниях. Лувуа доказывал, что больше пользы и славы обещает завоевание Соединенных Штатов, чем завоевание испанской провинции, ибо первые составляют сборный пункт богатств обоих Индий и рынок для целой Европы, и что за Голландской республикой испанские Нидерланды отойдут сами собой к Франции. Развивая этот план Людовику, он доказывал даже, что для самой Голландии выгодно присоединение к Франции, потому что освободит ее от нескончаемой внутренней борьбы между двумя политическими партиями, оранской и республиканской, и доставит голландцам более безопасности в их торговых предприятиях. Для осуществления этого плана Людовик делал обширные дипломатические и военные приготовления. Прежде всего нужно было отнять у голландцев друзей. Были для этой цели заведены сношения с имперскими князьями, с Швецией и Англией. Одних склонили к союзу, другие согласились за деньги остаться нейтральными зрителями приближающейся войны. В Англии в то время шла внутренняя борьба между королем и парламентом, и Карл II старался отстоять абсолютизм и восстановить господство католической церкви. Видя по судьбе своего отца, что собственных сил короны для подобной борьбы недостаточно, он искал внешней опоры, рассчитывая на Людовика XIV Людовик действительно обещал ему денежную помощь за обещание с его стороны присоединить английский флот к французскому в борьбе с Голландией. Война эта началась в 1672 г. В продолжение борьбы враги Людовика умножились, но Людовик все-таки вышел из нее с приобретениями. Ему удалось разъединить врагов и заключить отдельный мир с Голландией. Из имперских князей только один догадывался об опасности, грозившей всей Европе. Это Фридрих Вильгельм, курфюрст бранденбургский. Война эта кончилась тем, что голландцы удержали все свои владения. Зато у Испании были отняты Франш-Конте и многие города в Нидерландах. От империи отнята часть Лотарингии и Эльзаса. Швеции возвращены были по договору ее владения в Германии, отнятые у нее курфюрстом бранденбургским {Опасаясь нараставшего могущества победителя при Фербеллине, империя и император отреклись от своего союзника при заключении Нимвегенского мира.}. Говорят, последний, подписывая 27 июля 1679 г. условия Сенжерменского трактата, подтвердившего решение Нимвегенского мира возвратить Померанию Швеции, сказал словами Виргилия: "Да явится кто-нибудь мстителем из нашего рода (Exoriare aliquis nostisex ossibus ultor)!". Результат этой борьбы для Европы состоял в том, что Франция в состоянии бороться с целыми коалициями и из разъединения их извлекать значительные выгоды. Тогда, по-видимому, не было государства, способного бороться с Людовиком, и нигде не было мысли о прочном и обширном союзе против замыслов Людовика. Армия Франции состояла из 114 тыс. человек. В ее флоте считалось 138 линейных кораблей и фрегатов. Полагаясь на эти силы и дипломатическое свое влияние, Людовик развивал планы дальнейших захватов. Он стремился поставить европейские государства в вассальные отношения к Франции.
Лекция 5. ФРАНЦИЯ(продолжение)
Войны, конченные Ахенским и Нимвегенским трактатом, показали цели и характер внешней политики Людовика. Захваты в Германии, следовавшие за голландской войной, еще более объяснили его замыслы. Все видели, что Людовик хочет поставить Францию во главе всех государств Европы и раздвинуть пределы своего государства до Рейна. Идея всемирной монархии от времени до времени являлась и прежде в Европе. В XVII в. стремления Людовика были уже не первым опытом в этом роде. В политике против этой идеи существовала и до сих пор существует идея политического равновесия, поддерживаемая политическими коалициями. Но в Европе XVII в. столько было противоположных интересов, что трудно было остановить успехи Людовика, образовать против него достаточно сильную коалицию. Людовик умел находить себе союзников в Германии в то самое время, как обирал ее. Князья итальянские, стараясь вытеснить испанцев, утвердившихся на их полуострове, становились на сторону Франции. Последний из Стюартов искал дружбы Людовика, думая при его помощи одолеть своих внутренних врагов.
В тогдашней Европе были только два князя, которые ясно понимали грозившую ей опасность: это курфюрст бранденбургский Фридрих-Вильгельм и штатгальтер Голландии Вильгельм Оранский. Первый из них был отличный боец против Людовика, но вместе с тем не отличался политической ловкостью, был плохим дипломатом; второй, напротив, был отличный политик. Он начал свою деятельность в начале войны Голландии с Францией. Он умел вовлечь в борьбу против Людовика Испанию, Германию, Данию. Впоследствии опасения, возбужденные бесцеремонными захватами Людовика в Германии, помогли усилиям Вильгельма. В 1684 г. император и Испания робко уступили Людовику захваченные им 20 имперских городов с округами, заключив с ним перемирие в Регенсбурге. За это Людовик обязался не простирать своих захватов далее. Но это обязательство не сдержало его. В 1685 г. умер курфюрст пфальцский Карл, не оставив прямого наследника. Пфальц должен был перейти в боковую линию. Но так как сестра умершего курфюрста была за братом французского короля, герцогом Орлеанским, то Людовик ее именем объявил притязание на пфальцские земли. Тогда благодаря дипломатической ловкости и энергии Вильгельма Оранского составилась обширная коалиция, в которую вступили император, Испания, Швеция, Голландия, Пфальц, Саксония, Бранденбург, Бавария, Савойя, даже папа. В Аугсбурге в 1686 г. заключен был тайный оборонительный союз против Франции. Только одна Англия оставалась на стороне Людовика. Но Вильгельм скоро лишил ее и этой союзницы. С большой ловкостью он вмешался в борьбу между Иаковым II и народом английским. Иаков должен был оставить Англию, а на престол вступил Вильгельм Оранский. Таким образом, силы Англии, доселе поддерживавшие Людовика, вошли в коалицию против него. Скоро сказались следствия этого союза. Это была первая война, из которой Людовик вышел без завоеваний, едва даже отстоял целость своего государства. Он должен был признать Вильгельма королем Англии по Рисвикскому мирному трактату 1697 г. Заключая этот мир, Людовик спешил развязать себе руки для решения вопроса о престолонаследии в Испании. Там приближался к смерти последний представитель испанской линии Габсбургов Карл II, не оставляя после себя потомства. С трех сторон шли притязания на богатое наследство: со стороны внука короля французского, Филиппа Анжу, со стороны сына императора, эрцгерцога Карла, и со стороны сына курфюрста баварского, принца Иосифа Фердинанда. Узнав, что Людовик по соглашению с Англией и Голландией уже решил разделить испанские владения между претендентами, Карл II объявил своим наследником баварского принца, но последний скоро умер и понадобился новый раздел. Еще до смерти Карла Людовик послал ловкого агента хлопотать о том, чтобы по завещанию Карла Испания перешла к Филиппу. В конце 1700 г. Карл умер. Когда стало известно завещание, Леопольд и Вильгельм сильно смутились, узнавши, что испанский престол переходит к члену дома Бурбонов, и стали готовиться к борьбе. Все государства, прежде действовавшие в союзе с Вильгельмом, снова были призваны к борьбе против Людовика. Но в это время Вильгельм Оранский умер, сделав все приготовления к войне.
Лекция 6. ФРАНЦИЯ (продолжение)
Обширная коалиция, составленная Вильгельмом III против Франции, не распалась с его смертью. Напротив, она повела войну с такой энергией и таким успехом, что рядом тяжких поражений, нанесенных французам, сняла с французской армии то обаяние славы, которым она окружила себя в предшествующие войны. Таким образом, политика Вильгельма сдержала завоевательные стремления Людовика.
В бедствиях, постигших Францию в эту войну, обнаружились последствия того направления, какое приняла деятельность Людовика во вторую половину его царствования, он довел свое государство до внутреннего истощения и внешнего бессилия. Прежний блеск двора поддерживался с трудом, силы народа доведены были до такого напряжения, что отказывались служить новым замыслам властителя. Отчасти этот упадок объясняется тем, что около Людовика уже не было прежних дельцов-министров. Лувуа умер в 1691 г. Еще раньше, в 1683 г., сошел в могилу Кольбер. В последние годы своей жизни он находился в натянутых отношениях к королю, его оскорбляло все возраставшее при дворе влияние Лувуа. За несколько минут до смерти Кольберу прислано было письмо от Людовика, и, когда окружающие хотели вскрыть это письмо, умирающий сказал: "По крайней мере теперь пусть он оставит меня в покое: если бы для Бога сделать столько, сколько сделал я для него, я десять раз заслужил бы царство небесное". Чтобы удовлетворить все возрастающим финансовым нуждам короля, Кольбер в последнее время должен был обратиться к новым налогам на напитки и другого рода товары. Это возбудило против него такое озлобление в низших классах парижского населения, что в день похорон понадобилась вооруженная сила, чтобы сохранить прах его от оскорблений со стороны толпы. Народ не знал, какого защитника он терял в Кольбере. Во время третьей завоевательной войны гнет налогов достиг такой степени, что преемник Кольбера по управлению финансами Лепеллетье сам отказался от своей должности, чтобы не быть орудием беспрестанного выжимания народных средств для наполнения военной кассы. Следующий генерал-контролер финансов Поншартрен был настолько жесток, чтобы вытянуть из стонущего народа последние копейки. В общем, во вторую половину царствования Людовик менее был счастлив в выборе своих министров. Уверенный в своей правительственной принципиальности и опытности он выбирал в свой кабинет более молодых и гибких людей, из которых надеялся воспитать государственных дельцов по своему вкусу; но они, слабые характером и правительственными познаниями, обыкновенно становились орудием Ментенон и вместе с нею руководили королем, в то время как он считал себя не ограниченным повелителем своего государства. С помощью таких министров король во вторую половину царствования разрушил почти все, что было сделано для народного благосостояния в первую половину.
Наиболее гибельным делом для экономического и нравственного благосостояния в это время было преследование гугенотов. Людовик всегда отличался набожностью, которая с летами увеличивалась, и от него распространялась на придворных; при дворе частое посещение богослужения считалось признаком хорошего тона, хотя большая часть придворных делала это только для того, чтобы лишний раз попасться на глаза короля. Но эта набожность Людовика всегда оставалась чисто внешней, состояла только в исправном исполнении предписанных церковью обрядов. Герцогиня Орлеанская, образованная и остроумная дама, в своих письмах выражалась о короле: "Невозможно быть в религии наивнее короля. Он верит, как слову Божию, всему, что говорят ему папы. Во всю свою жизнь он не прочитал слова в библии и не знает ничего, кроме того, что говорят ему духовники, а они внушили ему, что в делах религиозных не следует мудрствовать, должно пленить разум в послушании веры, чтобы сделаться блаженным". Людовик рано стал обращать внимание на гугенотов. Его советники, замечая в нем отвращение к кальвинистам, воспользовались этим для своих корыстных целей и совратили короля с пути той осторожности и веротерпимости, с какой правительство относилось к гугенотам при Ришелье. Против них пустили тысячу мелких стеснений, объявили их неспособными к занятию известных должностей, лишали некоторых промышленных привилегий, не допускали их детей в высшие школы. Гораздо тяжелее всего этого для гугенотов была отмена так называемых chambres miparties {Смешанных палат (фр.).}(1669 и 1679). Под этими словами разумелось приобретенное гугенотами во время религиозных войн право, в силу которого уголовные обвинения против гугенотов и гражданские процессы между ними и католиками разбирались в парламентах парижском, руанском, тулузском, бордоском и гренобольском палатами, которые в этих случаях должны были состоять наполовину из гугенотских судей. Эта отмена лишила гугенотов последней защиты их личной и имущественной безопасности.
Впоследствии католическая ревность короля еще усилилась. Духовник его отец Лашез, поддерживаемый другими священниками и полной ханжества Ментенон, постоянно внушал Людовику, какую милость Божию заслужит он, возвратив столь многих грешников еретиков на путь истинной веры, и с какой славой перейдет память о нем в католичество, если он совершит дело, за которое напрасно принималось столько правительств прежнего времени. Не позабыли тронуть и самую чувствительную струну в душе Людовика: указывали ему на то, что он не может и считать себя вполне самодержавным, пока два миллиона его подданных принадлежат к другой церкви, чем король. Людовик назначил особые суммы на покрытия расходов миссий, которые должны были заняться обращением еретиков, а также на награды обратившимся в католическую церковь. Угождая королю, епархиальные епископы принялись за дело и в утешение ему начали ежегодно посылать к нему списки с 300 или 400 новообратившихся душ в их епархиях. В 1680 г. строго запрещены были смешанные браки между католиками и кальвинистами, в некоторых местах начали разрушать гугенотские храмы. Скоро вмешался в дело и Лувуа со своей обычной военной решительностью и вместе со священниками послал отряды драгун в провинции, где жили еретики. Эти апостолы в шпорах размещались по домам у прямых гугенотов и поступали с их имуществами и семействами, как со своей собственностью. Средства, скопленные тихим многолетним трудом бережливого семейства, исчезали в несколько месяцев в руках вооруженных проповедников католической истины, многие из гугенотских проповедников были казнены; женщинам, которые пели кальвинистские церковные песни, отрезали косы, отнимали у гугенотов детей и отдавали в католические сиротские дома, стариков солдаты с ругательствами волокли в церковь, чтобы причастить их по католическому обряду. Чтобы пресечь побеги за границу, в портовые и пограничные города, был разослан указ задерживать и поступать, как с государственными преступниками, со всеми, кто пытался выехать из Франции без надлежащего свидетельства от епископа.
Эти преследования начались в Пуату (1681), потом были распространены на Гиень и другие провинции. Протесты, просьбы и ходатайства кальвинистов пред интендантами, губернаторами и самим королем оставались без действия. Напрасно вступались за гонимых курфюрст Бранденбургский и королева шведская (Христина), напрасно даже папа Иннокентий возражал Людовику, [говоря], что Христос никогда не пользовался таким способом распространения веры, что людей надобно приводить в храм убеждением, а не тащить силой.
Эти насилия наполовину оставались неизвестны Людовику, он только утешался быстрым уменьшением еретиков и надеялся скоро вполне достигнуть цели церковного объединения своего государства. Но Лувуа хорошо знал, какими средствами были достигнуты эти успехи, и понимал, что большинство обращенных тотчас воротится в свою прежнюю церковь, как только прекратятся преследования. Потому он склонил короля к решительной мере. Вместе с Лашезом он убедил и Людовика, что ничтожное количество еще не обратившихся гугенотов делает Нантский эдикт более ненужным законом. В конце 1685 г. последовала отмена эдикта с объяснением, что единственной целью его издания было примирение двух враждовавших религиозных партий, а так как это примирение уже совершилось, то нет больше нужды в этом эдикте; немногие упорствующие кальвинисты -- не более как беспокойные головы, которые скоро будут приведены к повиновению. Им поэтому строго воспрещается всякое религиозное собрание, равно как и отправление кальвинистского богослужения в замках дворянства; ослушники подвергаются тюремному заключению и конфискации имущества. Каждый гугенот, который попытался эмигрировать, и каждый гугенотский проповедник, который в продолжение 14 дней не эмигрирует, осуждается к ссылке на галеры. Этот указ исполнен был с величайшей строгостью, и тысячи людей наполнили тюрьмы за то, что не хотели оставить веры своих отцов. Обращавшиеся в католичество при смерти отказывались принимать обряды католической церкви, почему в следующем, 1686 г. издан был указ, по которому такой человек, в случае выздоровления, ссылался на галеры. Лувуа старался не выпустить ни одного гугенота из Франции, но это вызвало со стороны гугенотов разные хитрости и, несмотря ни на что, до 1/2млн гугенотов вышло из Франции, унесши с собой и свои капиталы, и свои знания. Протестантские государства охотно принимали к себе этих переселенцев, потому что видели в них развитых, образованных и деятельных людей. Некоторые отрасли мануфактуры до того времени процветали лишь во Франции, теперь, благодаря беглецам, они стали достоянием и других государств в Европе. В Лондоне одно предместье заселено было французскими переселенцами, занимавшимися шелковыми изделиями. В курфюрстве Бранденбург переселилось до 20 тыс. французов, где они стали учить туземных жителей разным промыслам, до того здесь неизвестным. Вобан в донесении своем Лувуа ярко рисует вред, причиненный Франции этим гонением. Он говорит, что в пять лет обращений (1681-1685) Франция потеряла более 100 тыс. работников и более 60 млн капитала. Промышленное величие Франции, созданное Кольбером, в короткое время было разрушено.
Но еще более, чем в материальном отношении, Франция страдала от этого гонения в отношениях умственном и нравственном. Протестантский элемент в литературе исчез, а следовательно, в католической церкви Франции исчез элемент, заставляющий ее (церковь) двигаться вперед и развиваться, в ней с того времени стал замечаться застой. С другой стороны, способные люди, насильно переведенные в католичество, относились к католичеству враждебно. Эти-то люди и содействовали впоследствии разрушению религиозных и нравственных понятий, и, таким образом, благодаря бессмысленному гонению на гугенотов в конце XVII в. было подготовлено основание того, что последовало во Франции в XVIII в. Но не во всех гугенотских общинах без сопротивления встречены были распоряжения короля. В Севеннских горах издавна обитали потомки альбигойцев, после приставшие к кальвинизму. Скоро и сюда достигли гонения, и вот в этих тихих долинах обнаруживается вскоре (1702) восстание камизаров. Религиозная их ревность обратилась в фанатизм. Их нестройные толпы, под начальством некоего Кавалье, смело выступили против королевских отрядов. Молодой Кавалье был простой подмастерье у булочника и не имел еще 20 лет, но он имел чрезвычайную способность командовать своими толпами. Зная отлично страну, он истреблял один за другим отряды королевских войск. С большим трудом Франция справилась с этим храбрым человеком. Впоследствии Кавалье сделался офицером королевской армии и умер в Англии в чине генерал-майора. Восстание это началось в 1702 г. и кончилось 1705 г. Более 100 тыс. человек убито было с обеих сторон за это время.
Во французской церкви скоро обнаружилось особое направление, которое должно было внести в нее некоторое оживление и вознаградить за отмену Нантского эдикта. В католической церкви и в особенности в ордене иезуитов стала замечаться сильная деморализация. Среди ордена распространилось мнение, что если в старое время можно было монахам заниматься разработкой земли, то в новое время ничего не будет дурного, если орден будет заниматься торговлей. Вместо того чтобы заниматься догматикой и экзегетикой, иезуиты более склонны были обращаться к светским знаниям. Их деятельность значительно изменилась и в школах и, наконец, на исповеди, где они были наиболее могущественны. По их уставам они должны были безвозмездно обучать, а теперь, имея в виду богатые подарки, они охотнее стали принимать для обучения детей богатых родителей; неисполнение устава стало извиняться слабостью. Как духовники они привлекали к себе людей слабых совестью своим учением о грехах.
Вот основные черты этого учения: грех есть добровольное отступление от заповедей Божиих; для того же, чтобы это отступление было добровольно, нужны два условия:
1) чтобы человек ясно знал свойства своего поступка, т. е. грехи;
2) чтобы его воля принимала в поступке полное участие. Если этих условий нет или если нет одного из них, то нет и греха. Легко понять значение этого учения. На основании его иезуиты прощали многие грехи. Это широкое эластическое учение о человеческой нравственности было усилено учением о пробабилизме (вероятии), состоящем в том, что в нравственном мире есть много понятий, не имеющих безусловной истины, что их можно называть только вероятно справедливыми или вероятно ложными и что всякий может применять к известному случаю вероломно-ложное определение вместо вероломно-истинного. Этим учением цель, во всяком случае, оправдывала средства. Равным образом, если я, давая клятву, в то время в уме своем говорю, что клятву произносят только мои уста, то, когда я впоследствии не исполню своей клятвы, меня нельзя обвинять за клятвопреступление {Учение иезуитов об отпущении доходило до того, что, например, великосветские дамы по дороге на бал в вечернем туалете заходили к исповеди и на следующий день принимали причастие.}.
Католическая церковь должна была сильно пострадать, если бы учение это распространилось. Но в то время во французском обществе стали являться люди, стремившиеся остановить это зловредное учение. Главными борцами с иезуитами являются два человека: голландец Янсе[ний] и друг его француз Дюверже, учившиеся в Лувенском университете. В то время у доминиканцев с иезуитами происходили споры о свободе человеческой воли. Доминиканцы учили, что единая сила у человека -- это благодать Божия, что воля не стремится к добродетели; иезуиты говорили напротив, что воля и без благодати совершенно способна к добру, а благодать только укрепляет эту способность. Оба студента, благодаря распространенности споров, стали заниматься богословскими вопросами.
Впоследствии из них вышли замечательные богословские деятели. Дюверже сделался аббатом французского монастыря Сен-Сирана в Берри, а Янсе[ний] -- профессором в Лувенском университете, а потом епископом в Иперне. Дюверже, став на сторону доминиканцев, распространял в обществе в простой форме, в домашних беседах учение о внутреннем благочестии. Янсе[ний] хотел сделать то же путем теоретическим, он стал работать над сочинением о свободе человеческой воли, вышедшем в 1640 г., под заглавием "Августин". Здесь Янсе[ний] доказывает, что единственный источник стремления человека к добру есть вдохновение свыше, или непроизвольное действие благодати, что добро есть истина и что вся добродетель сводится к любви Божией и деланию добра. Дюверже в то время успел образовать около себя значительное число учеников и распространить свое учение о внутреннем благочестии далеко и даже в столице. Здесь он приобрел большое влияние на монастыри и преимущественно на один женский монастырь -- Port royal, находившийся в загородном месте. Благодаря новому направлению, внесенному в него влиянием Дюверже, монастырь этот прославился и быстро стал наполняться, потом он перешел в предместье св. Иакова, в здании же Пор-Рояль-де Шан поселились многие ученики Дюверже для беседы об учении своего учителя о внутреннем благочестии и вообще для разработки разных богословских вопросов. Скоро из них образовалось общество полусветское и полумонашеское, но вообще из людей ученых и даровитых. Главным основанием для бесед здесь служила книга Янсе[ния]. В то время иезуиты отыскали в ней две-три фразы неясные и двусмысленные и вывели заключение, что в книге содержатся мысли, направленные против непогрешимости папы. Общество стало защищать книгу Янсе[ния], и вот открылась долгая и жаркая полемика с иезуитами. Общество вследствие этого стало называться обществом янсенистов. В числе главных деятелей этого общества был знаменитый математик Паскаль. Он обнародовал известные "Провинциальные письма". В них Паскаль с подробностью изобличил учение иезуитов о грехе, и благодаря изяществу языка письма сделались весьма популярными во Франции, чем пользуются даже и до сих пор. Но власти, и король и папа, были на стороне изобличаемых. Иезуитам удалось добиться того, что от всех французских священников, монахов и монахинь было потребовано произнести проклятие янсениевской ереси, кто отказывался, подвергался изгнанию. В 1710 г. был разрушен и сам монастырь Пор-Рояль. Иезуиты опять стали полновластными господами. Мы должны сказать, что янсенисты не одну только полемику вели. Они много работали для общества и в другом роде. Так, они издавали хорошие учебники для школ и тому подобное.
Лекция 7. ФРАНЦИЯ(окончание)
Мы должны бросить общий взгляд на Францию при Людовике XIV. Правительство Франции с половины XVII в. получило решительное преобладание не только во Франции, но и во всей Европе. В чем же заключаются причины и источник этого преобладания?
Обыкновенно указывают на внешние признаки царствования Людовика, на блеск его двора, на искусство, литературу. Но, без сомнения, источник этого всего находится в другом. В современной литературе личность Людовика сделалась похожа на личность сказочного героя, так что трудно уловить в ней живые черты. В этом и заключается трудность оценки Людовика как исторического деятеля. Необходимо вспомнить, в каком положении находилась Франция, когда Людовик вступил в самостоятельное управление государством. В то время внутри страны происходили усобицы, а извне угрожали враги. Своей политикой Людовик вывел ее из такого состояния, дав ей толчок вперед. Своими войнами он обезопасил страну от внешнего вторжения, а своему двору доставил влияние, дотоле небывалое в Европе. В политике внешней у Людовика в первую половину царствования господствовали не религиозные и не личные, но исключительно национальные интересы. Так же широка его деятельность и в политике внутренней. Впервые тогда явилась во Франции администрация, сосредоточившая в своих руках все силы страны, пересмотрен был весь строй государства, составлен целый ряд кодексов, сделавших образцами для законодательств в других европейских государствах. Все отрасли внутренней жизни страны встречали в правительстве полную готовность содействовать развитию их.
И вообще Людовик представляет образец правителя, вполне в своих силах уверенного и спокойного. Однако в XVIII в. мы замечаем факт, не имеющий ничего общего с тем, что видели мы в царствование Людовика. Внешнее влияние правительства французского исчезает, точно так же падает его внутренний авторитет, на первый план выступает само общество, борющееся со слабым правительством. Чем же объясняется эта перемена, где причины этого падения? Главное объяснение в основе и характере деятельности Людовика. Мы видели, что деятельность Людовика основывается на неограниченной его власти. Все общественные силы в его царствование исчезли или замолкли. Старые французские сословия давно уже были ослаблены, а Людовиком окончательно разрушены. Власть Людовика была чисто фактическая.
А известно, что если абсолютная власть не опирается на внутренние силы страны, то эта власть не имеет прочного основания и скоро падет. С 80-х годов, т. е. со второй половины царствования Людовика, стали являться значительные перемены во внутренней и внешней политике Людовика. Теперь он забыл свою обязанность заботиться о подданных, забыл об опеке над низшими классами народа. Он захотел стать душою своего народа, за него мыслить и действовать, выкроить жизнь народа по своему вкусу и произволу; словом, стать восточным деспотом, окруженным покорными рабами. Но он ошибся. При дворе открылись бесконечные интриги, которым были подчинены и государственные интересы. Самоуверенно думая, что военные силы его не встретят достаточно сильного врага, он пустился в бесконечные войны, вследствие чего Европа сомкнулась в союз, сломивший силу Франции. Изгнав гугенотов, он совсем разрушил благосостояние страны и обогатил в то же время своих врагов. Сколько сил умственных и материальных ушло! К концу царствования Людовика оказалось, что у Франции нет флота, что гавани остались беззащитными, а финансы пришли в крайнее расстройство. С конца царствования Людовика королевская власть падает. К концу Людовик уединяется от народа и не разделяет его нужд: между тем как двор утопает в роскоши, народ страждет в нищете. Участие в правлении королевских любовниц решительно роняет королевское достоинство. Скоро королевская семья почти вымерла, и господство перешло в руки регента. Филипп Орлеанский с Людовиком XV окончательно уничтожили нравственное значение королевской власти.
В том и объяснение упадка власти Людовика, что могущество его государства основывалось лишь на его лице и вместе со старостью лица стало дряхлеть и государство.
Вместе с падением королевского авторитета стали падать и высшие сословия: блестящая, воинственная аристократия Франции и духовенство. Бывшие руководители народа скоро стали отказываться от своей деятельности и распространять в народе мысль, что ему самому необходимо взяться за дела страны. В том и состоит главная причина перелома, происшедшего в стране в конце XVIII в.
Все эти следствия абсолютизма с быстротою стали сказываться в следующее царствование. Людовик XIV усыновил и дал права в королевстве своим незаконным сыновьям. В то время управление государством, по завещанию Людовика, перешло в руки Правительственного совета. Это сделано было Людовиком с целью устранить от прав на французский престол племянника его герцога Орлеанского. Но последний уничтожил это завещание. Он привлек на свою сторону исполнителей завещания, маршала Вильруа и парламент, обещая последнему восстановить политические и общественные его права, отнятые Людовиком XIV В парламенте от регента ожидали всего хорошего. Но эти надежды были гораздо шире, чем бы они должны были быть по своим основаниям. И вот в самое первое заседание свое парламент передал власть в руки Филиппа. Через несколько дней после смерти Людовика Францию нельзя было узнать. Пока Людовик был жив, в высших классах распространены были набожность, ханжество. Теперь, когда он умер, эта набожность вдруг исчезла; вместе с распущенностью нравов обнаружилось самое необузданное безверие. В то время, когда здесь стала основываться и распространяться критика всего существующего, французская церковь вполне хранила еще старые свои недостатки. Теперь как при дворе, так и в образованном обществе сделался модным либерализм, отрицающий все священное. Лучшим образцом этого духа был двор с регентом во главе. Этот регент был замечательною личностью в то время. Он учился и воспитывался у сына аптекаря, ставшего потом аббатом и наконец кардиналом Дюбуа. Нужно сказать, что Дюбуа, хоть и сделан был кардиналом, но тем не менее был корифеем разврата, это был человек, для которого ничего святого не было. Сблизившись со своим учеником, он скоро заметил, что ученик обладает горячею натурою, пылкими страстями. Хитрым языком он внушил ему, что цель жизни человека заключается в наслаждении и что дружба, честь, долг и т. п. -- это суеверия ограниченных голов. Замечательно, что эти принципы Дюбуа проповедовал открыто и никто должного внимания на это не обращал. Питомец в совершенстве усвоил все сказанное ему аббатом. Кроме того, в короткое время он приобрел обширные знания. В начале регентства он изумил своею ученостью даже ученых. Речь его проникнута была живостью, остроумием, силою. Если бы ему пришлось жить своим трудом и встретить порядочного учителя, то из него, без сомнения, вышел бы отличный ученый, поэт, художник... Но, твердо заучивши внушения своего учителя, регент скоро дошел до виртуозности в пороке. Нашлось и общество, подобное ему, даже такое, что сам регент при своей нравственности дал им прозвание висельников. Всякий вечер эта компания кутила в залах Версаля, и редкий из членов ее возвращался домой на своих ногах. На другое утро регент едва мог, да и то бессмысленно, подписывать бумаги. А между тем страна находилась в самом отчаянном положении. Кредит общественный и государственный упал, казна опустела, доходы с страны собраны были за два года вперед; солдатам нечем было заплатить жалование. В 1715 г. валовый доход казны простирался до 165 млн ливров, чистый до 69 млн, а расходы до 147 млн, процентов за долги до 70 млн, а государственный долг Франции простирался до 2,5 млрд ливров. Чтобы выйти из этого положения, регент старался изыскать какое-либо радикальное средство. Пришла мысль -- отобрать у откупщиков податей и владетелей государственных облигаций, умевших с необыкновенною ловкостью сосредоточить деньги в своих руках, все приобретенные ими несправедливо барыши. Все требовали проверки книг с целью отнять богатства у богачей. Назначена была розыскная комиссия, строго принявшаяся за свое дело. И государственный контролер, и все чины потребованы были к суду. Явились на улицах объявления, что никто на некоторое время не имеет права выехать из Парижа; вообще привлечено было к суду до 4,5 тыс. человек; у них отнято 250 млн ливров. Но и эта громадная сумма быстро исчезла даром, промотанная регентом и разными окружающими его хищниками.
Затем стали выдумывать другие средства, чтобы обогатить казну; ловкие люди подучили регента отбирать старую монету и переливать ее в новую меньшей ценности. Но это скоро заметили, и монета или оставлялась дома, или уходила за границу. Затем обратились к несправедливому средству, состоящему в уменьшении ценности государственных облигаций на 10% и более, следствием чего было то, что разорилось много лиц, всего менее виновных в чем-либо.
Наконец, к регенту явился один ловкий игрок шотландец Джон-Ло, обещавший быстрое обогащение посредством одного предприятия. Он предложил основать ассигнационный банк при известном фонде с целью облегчить для торговцев недостаток оборотного капитала. Банк был основан с 6 млн ливров фонда. Скоро обнаружились выгоды этого предприятия. Для купца сделалось возможным всегда занять в банке денег, а скоро Джон-Ло сделался известен по всей почти Европе, и к нему обращались с большими вкладами. Регент хотя и сделал этот банк королевским, с обещанием гарантий для него, но потом изменил его характер, присоединив к нему и торговые операции в Америке и Ост-Индии.
Банк не долго существовал, вследствие неумеренности в выпуске билетов и разных других не менее важных причин, он быстро пришел к банкротству.
Лекция 8. Голландия
Взглянем на состояние Голландской республики. Эта республика, отпавшая от Испании в конце XVI столетия, составилась из политического союза 7 областей. Области эти были: собственно Голландия, Утрехт, Зеландия, Гелдерн, Оверэйссел, Фрисландия и Гронинген. В этом союзе верховная власть принадлежала Собранию депутатов из всех провинций. Обыкновенно из каждой провинции отправлялись шесть уполномоченных; от своего провинциального Сейма эти уполномоченные получали инструкции. Главою исполнительной власти был штатгальтер, выбиравшийся всеми штатами. Этот штатгальтер не имел неограниченной власти. Он мог решать известного рода дела, касающиеся внутреннего или внешнего правления. Важнейшие вопросы, как, например, вопросы о войне и мире, о союзе с другими государствами, о податях, о перемене государственных законов, решались единогласием депутатов. Рядом с штатгальтером стоял Верховный государственный совет. На то время, на которое Генеральные штаты распускались, место его занимал этот совет. В руках же штатгальтера сосредотачивалась власть и над военными силами. Такова была организация Голландской республики. В провинциях отношения к штатгальтеру были различны. Нужно заметить, что здесь законодательный голос принадлежал уполномоченным от дворянства и горожан; в некоторых штатах этот голос принадлежал и землевладельцам недворянского происхождения. В Утрехте были депутаты и от духовенства. Из всех провинций главное значение имела Голландия. Она была самая богатая и оплачивала 72 всех расходов республики. Стряпчий Голландии был представителем в Сейме и Совете этой провинции; назывался он ратспенсионаром. Он также всегда заседал в главном Правительственном совете. Из положения его видно, что он был первым лицом после штатгальтера. В 1648 г. Голландия была признана самостоятельною. Таким образом, окончилась борьба ее с Испанией.
Но вопрос: откуда страна эта получила силы для войны? Надобно вспомнить ее промышленность и ее образованность, и легко догадаться, что эти два качества страны служили единственным могущественным средством ее в успехе войны. С давних пор Голландия вела широкую торговлю. В Тридцатилетнюю войну сношения эти более увеличились, ибо Голландия избавилась от конкуренции Ганзейского союза и германских торговых городов. После этого она самостоятельно отыскала путь в Ост-Индию, основала там колонии. Чтобы дело было более успешно, голландцы основали много компаний, из них особенно известна Ост-Индская компания. На островах Азии господствовали португальцы и испанцы. Но туземцы относились к ним не хорошо. Этим воспользовались голландцы и завели сношения с Цейлоном (островом), основали колонии на Молуккских островах в Японии. Связи эти так усилились, что вскоре на Яве было устроено особое управление колониями. Около половины XVII столетия голландцы еще завладели Малаккой. Скоро они завладели почти всею торговлею пряными кореньями в Ост-Индии. Один из голландцев, Густон {Гудзон Г. (1570-1611) -- англ. мореплаватель, указанное открытие совершил, будучи капитаном голландского судна.}, открыл в Северной Америке реку, названную его именем, и там основал колонии. В начале XV столетия голландцы утвердились и в Южной Америке. Но здесь они вооружили против себя туземцев своим корыстолюбием, жестокостью; этим воспользовались португальцы и вытеснили голландцев из Южной Америки. Обнаружились затруднения и в других колониях голландцев. Туземцы были мало-помалу порабощены и обременены тяжелой принудительной работой. Голландия не могла высылать достаточное количество поселенцев в свои колонии, не страдая избытком населения. Только на мысе Доброй Надежды, где голландцы утвердились в половине XVII столетия, основана была земледельческая колония; кроме того, оказалось необходимым поселить колонистов на некоторых Молуккских островах, где туземцы исчезли благодаря жестокому обращению и тяжелым работам. Впрочем, управление голландскими колониями отличалось большим порядком сравнительно с управлением колониями испанскими и португальскими.
Колонии не были единственным источником богатств для голландцев. Они в большом количестве вывозили продукты из портов Балтийского моря, из России, Белым морем. Большие выгоды давала им ловля сельдей и китов в северных водах. В 1640 г. один город Энкхейзен выслал более 400 кораблей для ловли сельдей. Внутри страны приобретены были для земледелия значительные пространства посредством осушения болот и озер. Фабрики шерстяных, пеньковых, полотняных изделий открывались во множестве, благодаря обилию необходимых для этого капиталов в стране. Убеждение, что путем промышленности и торговли всего вернее и легче достигается благосостояние отдельных лиц и всего государства, все более утверждалось в умах голландцев; распространению этого убеждения содействовала и перемена, происшедшая в умственной жизни Европы с половины XVII в. и характеризующаяся падением религиозных интересов. Меркантильные стремления начали обнаруживаться с силой, еще не виданной дотоле, и пример Голландии, несомненно, всего более содействовал распространению этих стремлений и в других странах Европы. Фабрики и колонии с того времени получили в глазах европейских политиков значение единственного источника народного богатства; действие этого источника старались еще усилить высокими пошлинами на привозимые товары или даже совершенным запрещением привоза. Отсюда вышла та скряжническая, руководящаяся только торгашеским расчетом политика, которая чуждалась всяких высших интересов и поставила задачи государства единственно в исчислении своих душ и квадратных миль и в увеличении количества вывозимых товаров.
Лекция 9. Англия
Парламент в Англии родился и вырос среди внутренней и внешней борьбы. В XVI в. парламент и корона заключили взаимный союз, чтобы отстоять законодательство от усиливавшихся в то время внешних притязаний папской власти, позже от парламента корона получила содействие в борьбе с внутренними и внешними врагами, а позже корона за это все более расширяла права парламента. Таким образом, рука об руку во взаимном содействии развивались парламент и корона. Но при Елизавете и Генрихе VIII эти хорошие отношения стали ухудшаться. При Генрихе VIII впервые парламент возвысил свой голос по религиозным вопросам, и вообще говоря, начиная с Елизаветы у парламента с короной стали являться недоразумения и несогласия, но еще не обнаруживались вполне, потому что грозила еще как внутри, так и извне опасность. С начала же XVII в. этот союз (со времени Стюартов) оканчивается, и, кроме того, между парламентом и короною начинается борьба.
В то время, когда впервые обнаружилась эта борьба, Франция боролась с Габсбургами за первенство в Европе. Поэтому, имея в виду борьбу двух сильных династий на материке, Англия могла быть спокойна за какой-либо переворот в политическом положении Европы, который бы коснулся и ее. Но положение это изменилось к концу XVII в. В Европе случился кризис, именно: Франция, одержав верх над Габсбургами, вступила в борьбу с Голландской республикой, в которую втянула и английского короля Карла II, ставшего на стороне Людовика. Ближайшим следствием этого было то, что внутренняя антипатия к королю соединилась с внешней враждой англичан к Людовику и его захватам. В царствование Иакова опасность для внутренней свободы Англии сделалась еще грознее. В то время Людовик одержал решительный верх над коалицией и в особенности был сильнее, чем когда-либо; между тем Иаков II вошел в союз с Людовиком с целью дать ход религиозным своим планам; парламент же английский соединился с вождями борьбы за политическое равновесие в Европе, и таким образом власть короля все более и более падала. И вот из кризиса внешнего европейского и внутреннего английского вышла революция 1688 г. Эта революция состояла в том, что король оставил свое государство, чтобы воротиться в него с иностранной помощью, а парламент установил новый порядок в Англии.
Ко времени борьбы Стюартов с парламентом относится происхождение двух политических партий в Англии, на которых и до сих пор основывается внутренняя политическая жизнь страны. Это тори и виги (во второй половине XVII в.). Образование этих партий, их учение, политическая цель и т. д. стояли в тесной связи с политической борьбой, которая совершалась в Англии в XVII в. Эта борьба отличалась и политическими, и религиозными интересами. Один из французских уполномоченных в царствование Иакова II писал в своем донесении, что тори -- это приверженцы английской, а виги -- пресвитерианской церкви.
В самом деле, в глубине целей и учения их прежде всего лежат религиозные начала. Известно, что пресвитериане вышли из Шотландии, где образовалась их церковь, и при Карле I вступили в борьбу с английскою церковью. Впоследствии борьба эта получила политический оттенок; это произошло оттого, что церковь епископальная стала на стороне короля, пресвитериане же на стороне парламента. Со временем англиканцев победили пресвитериане, во главе которых стоял Кромвель. По смерти Кромвеля обе партии на время соединились для восстановления династии; вместе с тем должна была восстановиться и англиканская церковь; вместе с тем должны были одержать верх пресвитериане (тори). Но и пресвитерианская сторона <...> {Не разобрано одно слово.}не исчезла в парламенте. Соединившись с другими недовольными элементами, она в борьбе с королем составила энергическую оппозицию в палате лордов (виги). Обе эти партии сложились еще прежде, чем отысканы были им имена. Но при Иакове II случилось, что консервативная и роялистская партии отломились от короля, стремившегося утвердить католическую церковь на счет англиканской и политическую теорию, грозившую старому устройству страны. В то же время и пресвитерианцы обратились к Вильгельму III с просьбою сберечь основы их английской свободы. В этом заключается сущность переворота, происшедшего в 1688 г. в Англии. С тех пор в основе ее власти лежит договор с народом, выразившийся в билле о правах, где с точностью определяется отношение короля к парламенту. В билле было указано, что король не должен останавливать исполнение закона, что без парламентского согласия он не может собирать податей и учреждать специальных судов и что никаким образом в мирное время не может содержать войска и т. п. В том и состоит вся перемена, означаемая именем: "английская революция" (1688). Ставши, с уменьшением королевской власти, на более самостоятельную и свободную почву, обе партии (тори и виги) с большею резкостью обнаружили свои взаимные контрасты. Тори опирались на церковную организацию в Англии, а последняя оказывала им в графствах большое содействие; в парламенте Вильгельма III тори часто были в огромном большинстве (вторая палата общин); виги соединялись со всем, что уклонялось от господства англиканской церкви, они находили более друзей в больших городах, в аристократическом и зажиточном среднем сословии. Вообще можно сказать, что виги -- это городское дворянство с преобладающим аристократическим элементом; тори же -- это среднее сельское дворянство. Чтобы не быть подавленными парламентским большинством, виги должны были все более и более усиливать самостоятельное значение палаты лордов и королевской власти. В то же время различие их было совсем иное, чем в последующее время. Именно: тори более всего старались о рассмотрении прав палаты общин, а виги утверждали, что народ имеет право заявлять свой голос об общественных делах, и стремились с другой стороны расширить права короны. Позже эти различия изменились: тори обратились в консервативную партию, старавшуюся сдержать стремления к реформе; виги образовали партию либеральную, прогрессивную, старавшуюся дать ход новым требованиям времени. В более позднейшее время, в XIX в., эти различия несколько сгладились, ибо стала развиваться третья партия -- радикалов.
Итак, голландский штатгальтер сделался английским королем вследствие движений, имевших целью спасение и английской свободы, и политического равновесия европейских держав. С большим энтузиазмом он был встречен в Лондоне. Но вскоре он очутился в весьма затруднительном положении. Причины этому лежат в отношении его к партиям. Известно, что революция была следствием минутного союза тори с вигами при опасности от католического короля. Но опасность миновала, и чуждые друг другу элементы стали расходиться и по-прежнему враждовать. Отпала от Вильгельма III и англиканская церковь (Вильгельм был кальвинист). Первый иерарх англиканской церкви архиепископ Кентербери отказался короновать его. В одном из первых заседаний парламента многие англиканские епископы с шумом оставили зал палаты лордов и не возвращались сюда до смерти Вильгельма. Когда приводили к присяге Вильгельму, то оказалось, что 400 священников отказались от присяги и предпочли лишиться своих мест. Эта вражда англиканского духовенства к Вильгельму сказывалась во время его царствования. В то же время и тори отделились от Вильгельма и обратили свои симпатии к королю, находившемуся за морем (Иакову). В первые дни царствования Вильгельма в Лондоне открыто стали собираться тори и сноситься с Иаковом II, составляли заговоры с целью убийства Вильгельма. Но еще более стали враждовать с королем виги. Главные друзья Вильгельма до революции, они скоро охладели к нему. Причиною этому послужил отказ короля в обращенных к нему их неумеренных требованиях. Виги требовали, чтобы король действовал исключительно в их интересах, оставался главою их партии. Вильгельм же понимал свою задачу гораздо шире: он хотел сблизить все разнородные и враждебные элементы в Англии, не хотел быть вождем партии. В парламенте он всегда склонялся к той стороне, какая была слабее, чтобы не дать решительного преобладания сильнейшей. Уже в начале 1690 г. он должен был отсрочить парламент, а потом и распустить его.
Относительно внешней политики своей Вильгельм встретил в парламенте и в народе полное сочувствие. Оно выразилось в тех денежных субсидиях, какие он получил от парламента для борьбы с Людовиком XIV. Эти субсидии были гораздо обширнее, чем они бывали прежде, при прежних королях. Ближайшим следствием этой помощи было восстановление внешнего влияния Англии и увеличение ее сухопутных и морских сил. Англия обладала при Иакове II флотом из 70 кораблей с экипажем в 18 тыс., в 1701 г. флот состоял уже из 184 кораблей, кроме мелких судов, с экипажем до 50 тыс. человек.
В продолжение внутренней борьбы ториев с вигами при Вильгельме подробнее стало определяться английское устройство.
Сюда относятся два закона, утвержденные Вильгельмом III:
1) о парламентском сроке;
2) о бюджете.
В прежнее время совершенно не было определено, сколько времени может заседать палата общин в одном составе (говорим: "палата общин", ибо палата лордов составляется не посредством выборов). Это зависело от отношения короля к палате. Он мог удержать ее на неопределенное время, мог отсрочить или распустить ее совсем (так, при Карле II одна палата заседала 18 лет). Разумеется, это вредно влияло на английскую политическую жизнь. Во внутренней политике Англии одни интересы, конечно, сменялись другими, жизнь шла своим обыкновенным прогрессивным путем; между тем представители народа -- члены палаты общин -- давно удалились от народных интересов, устарели. С другой стороны, эти неопределенные сроки содействовали некоторым злоупотреблениям и порче парламентской жизни: чтобы долее пользоваться выгодами своего положения, члены иногда старались уступчивостью отклонять скорее распущение палаты, продавали свои голоса правительству. Чтобы уничтожить все эти неблагоприятные следствия неопределенности сроков, внесен был билль, чтобы срок для деятельности палаты общин в известном составе ограничен был тремя годами. Для короля, без сомнения, это было невыгодно, и Вильгельм несколько лет отказывался утвердить билль. Он утвердил его в 1694 г. среди тяжелых внутренних и внешних отношений. И так в каждые три года палата общин должна была обновляться в своем составе.
В основании английского устройства, между прочим, был закон, что король взимает налоги не иначе, как с разрешения парламента. Этот закон был основою английской свободы. Впоследствии он изменился в практическом приложении своем. Вошло в обычай, что доходы, необходимые для содержания королевского двора и покрытия обыкновенных государственных издержек, назначались парламентом при вступлении короля на престол на все время царствования, и только для расходов чрезвычайных при каждом случае требовалось особое разрешение парламента. Поэтому некоторые бережливые короли, не имея нужды в дополнительных доходах, могли много лет управлять без парламента, освобождая себя от его контроля. При Вильгельме постановлено, что в начале царствования парламент ассигнует постоянные доходы только на содержание королевского двора; доходы на покрытие издержек по государственному управлению утверждаются лишь на один год. Ежегодно министерство представляет парламенту на утверждение смету расходов (бюджет). Поэтому стало необходимо обращаться к парламенту каждый год, и он получил сильное влияние на внешнюю и внутреннюю политику правительства.
Лекция 10. Скандинавия
Обратимся теперь к обзору состояния других государств. Когда народы Запада боролись за преобладание двух династий: Бурбонов и Габсбургов и за политическое равновесие в Европе, на севере Европы в это время шла борьба за господство на берегах Балтийского моря. Главными деятелями этой борьбы были Карл XII и Петр Великий, Швеция и Россия, около которых группировались и остальные державы Северо-восточной Европы: Дания, Польша, Турция...
Для изучения хода событий мы должны здесь вкратце очертить состояние этих держав в конце XVII в.
В Скандинавских государствах (Дании и Швеции) ход развития был одинаков в общих чертах. Вслед за Реформацией в обоих государствах усилилось политическое влияние земледельческой аристократии; с половины же XVII в. стало слабеть это преобладание аристократии и усиливаться королевская власть. Эти два факта мы и должны рассмотреть в истории Швеции и Дании во второй половине XVII в. До 1648 г. в Дании, в продолжение 60 лет, царствовал король Христиан IV Он участвовал в Тридцатилетней войне весьма неудачно; воевал два раза с Швецией также с потерями; но зато внутреннее развитие страны сделало большие успехи, ибо Христиан был одним из лучших правителей. В его царствование улучшено законодательство; в Норвегии создано было земское устройство, улучшено народное образование. В таком устроенном виде он передал страну Фридриху III, своему сыну. Аристократия господствовала в Дании. Она захватила вследствие реформации земли католического дворянства; она уничтожила даже наследственность королевской власти. Вследствие этого Фридрих должен был утвердить избирательную капитуляцию (политические привилегии дворянства). Вместе с королем во главе управления стоял Совет из 23 членов-аристократов, без согласия которых король ничего не мог сделать. Право дворян не подвергаться аресту ни за какое преступление в начале царствования Фридриха простиралось и на дворянские семейства. Вообще, дворянские льготы значительно увеличились. Во время шведского короля Карла X Дания вступила в борьбу с Швецией. Столица датская осаждена, король и народ приготовились к отчаянной борьбе и отстояли столицу; мужество и образ действий короля во время этой борьбы приобрели ему сочувствие подданных; горожане утвердились в сознании своих сил и начали действовать решительнее против аристократии. Аристократия вооружила против себя всех своим корыстолюбием; землевладельческое дворянство одно свободно было от податей, одно имело право на беспошлинную торговлю во всем государстве; оно присвоило себе исключительное право брать в заклад и аренду государственные имущества, коронные земли за небольшую оплату. Вследствие всего этого государственные финансы терпели большой вред. При Христиане с коронных имуществ шло арендной платы до 40 тыс., а при Фридрихе она уменьшилась до 10 тыс. Вследствие войны с Швецией финансы расстроились, так что за средствами необходимо было обратиться к государственным чинам. В 1660 г. в Копенгагене собраны были государственные чины, представители дворянства, горожан и духовенства. И духовенство, и горожане изъявили свое согласие обложить налогами жизненные припасы для уплаты домов и удовлетворения разных нужд страны. Духовенство и горожане стали требовать, чтобы этим налогам подверглись и дворянские земли, также, чтобы коронные земли были отдаваемы в аренду впредь с аукциона. Страшно раздражены были этим дворяне, но горожане были решительны; они подняли, кроме того, вопрос о наследственности королевской власти. Вождями движения были бургомистр столицы Нанзень и епископ зеландский Иоанн Сване. Считая себя слабыми осуществить план ослабления аристократии и усиления королевской власти, эти вожди вошли в сношение с королем и маршалом, который на всякий случай держал наготове армию. Узнав об этих приготовлениях, дворяне решились оставить столицу, но городские выходы были заняты отрядами, и они уступили. Так выразился недостаток энергии в дворянстве и его слабость (в тяжелое время Дании). В конце 1660 г. все сословия объявили отмену избирательной королевской капитуляции. Но что было постановлено на место этого? У вождей движения были пред глазами смуты междуцарствия в Англии, они склонны уже были дать королю неограниченную власть. В следующем году закон этот был утвержден, и таким образом совершилась отмена аристократической сословной конституции в Дании. Фридрих оправдал доверие к нему. Скоро он уничтожил привилегии аристократии. Государственный сейм из законодательного обратился в совещательный, зависящий уже от короля.
Это движение в Дании отозвалось и в Швеции. В продолжение славного царствования Густава Адольфа Швеция сделала многие потери. На полях браней она лишилась многих сынов своих, финансы истощились, зато поднялся народный дух ее и возросло внешнее к ней уважение. В то время объем ее территории значительно расширился. Она имела восточные берега Балтийского моря; ей принадлежали Лифляндия, Эстляндия, Финляндия, Ингерманландия. В 1648 г. по Вестфальскому трактату ей предоставлены были Померания, герцогство Бремен и другие владения, и таким образом Швеция утвердилась даже на части Германии. Внутреннее ее устройство, как и в России, отличалось преобладанием аристократического элемента. Власть короля была ограничена Государственным советом, состоявшим из 25 членов из высшего дворянства. С меньшим значением, чем в других государствах, был здесь Сейм, или Собрание государственных чинов. Дела решались в сеймах большинством сословий. Особенность Сейма Шведского та, что на нем присутствовали депутаты и от крестьянского сословия. Густав Адольф завел обычай сзывать по своему усмотрению Комиссию из чинов, и этот обычай утвержден был Сеймом с тем, чтобы Сейм собирался для решения важных дел. Все высшие государственные должности замещены были аристократами, которые, как и в Дании, свободны были от податей и имели многие другие привилегии. Дворянин не мог здесь вступать в брак с лицом недворянского происхождения.
Духовенство в Швеции со времен Реформации не имело никакого политического значения. Духовные сановники примкнули к дворянству и действовали в его интересах, а низшее духовенство находилось в бедности, ибо доходы с десятины шли в королевскую казну. Но казна все-таки была обыкновенно пуста, так что правительство постоянно продавало и закладывало имущества, которые переходили в руки дворянства.
По смерти Густава Адольфа в Швеции наступило регентство, и дворяне спешили захватить влияние для развития своих интересов. Впоследствии дочь Густава Адольфа Христина, достигнув совершеннолетия и вступив в управление страною, старалась ограничить преобладание аристократии. Она возводила в дворянское достоинство и горожан; землям церковным даны одинаковые льготы с дворянскими, и увеличила состав Государственного совета преданными ей членами.
В царствование Карла X Швеция ступила в борьбу с Даниею, Польшею и Россиею. Эта борьба уже совершенно ее ослабила. Главные причины ее внутренней слабости те, что средства ее были ниже того положения, какое она занимала в европейской политике. Хотя она расширила при Густаве Адольфе свои границы, но она должна была постоянно обороняться от соседей. Вторая причина -- это преобладание аристократии. Вследствие того, что Швециею за малолетством Карла XI управляла аристократическая олигархия, иностранным державам легко было сделать ее орудием, как это и сделал Людовик XIV, именно Швеция вступила в союз с Людовиком. Но сделавшись совершеннолетним, Карл XI отказался от союза этого и вообще от внешней деятельности и обратился к внутреннему устройству страны.
С этой целью в 1681 г. созван был Сейм, и король встретил здесь энергическое содействие со стороны горожан, духовенства и крестьян. Вследствие требования большинства сословий было решено произвести строгое изменение о регентстве в малолетство короля. При исследовании открыты были злоупотребления регентства, расточительность его, вымогательства, и дворяне должны были выплатить все из своих средств. В следующем году дана была королю власть законодательная, и решено было отобрать у дворян коронные имущества. Вследствие этого у них отобраны были 10 графств и 70 баронств. Эта редукция, распространенная и на отдаленные провинции, доставила значительные средства для уплаты долгов, пополнение финансов и восстановление флота.
Энергический Карл XI завещал престол сыну своему знаменитому Карлу XII.
Итак, в Дании и Швеции во вторую половину XVII в. мы замечаем одинаковые явления, именно: возможность сломить преобладание аристократии и восстановить значение королевской власти, происходившая оттого, что в государстве были и другие сильные элементы, кроме аристократии. Дания и Швеция -- страны земледельческие и промышленные; в них мы видим значительные торговые города. В России и Швеции можно заметить тот же политический тип, как и на Западе Европы. Этот тип характеризуется сложностью и разнообразием государственных элементов, не позволявших одному из них господствовать исключительно.
Обращаясь теперь к двум другим державам -- к Польше и России, мы не замечаем этого разнообразия элементов, здесь иной тип, здесь все сосредоточилось под властью какой-либо одной силы: в Польше -- аристократии, в России -- верховной власти, все остальное служит лишь орудием для них.
Лекция 11. Польша
Сложность элементов, характеризующая западноевропейские общества, не найдем в Польше. Здесь резче выступает восточное однообразие. И по свойствам своей природы Польша мало похожа на Западную Европу: большая часть ее составляет продолжение обширной Восточной равнины, или России. Согласно с этим и история Польши представляет черты, напоминающие историю России. В той и другой стране ход развития характеризуется преобладанием одной общественной силы над другими, в Польше -- аристократии, в России -- верховной государевой власти.
Начало польской истории знаменуется сильным воинственным движением. В XI в., во времена Болеславов Храброго и Смелого, Польша ведет обширные войны на западе и на востоке, завоевывает Померанию, Силезию, Моравию, Галицию. Во время этих войн около воинственных королей образовалась многочисленная дружина, из которой составилось высшее сословие, землевладельческий элемент населения. Другой элемент, городской промышленный, не развивается и не уравновешивает влияния землевладельческого дворянства. Польша, как и Россия, -- страна по преимуществу земледельческая. Города ее, удаленные от моря и торговых путей, не поднимаются, не делаются богатыми центрами промышленной и торговой деятельности. Таким образом, рядом с военным сословием не является богатого и влиятельного промышленного класса. Дружина короля получает решительное преобладание в стране. Члены этой дружины приобретают обширные земельные имущества, занимают правительственные должности, становятся управителями областей. Впоследствии являются новые условия, благоприятствовавшие усилению дворянства. Польша делится между сыновьями Болеслава III по родовому праву (1138); начинаются родовые усобицы между польскими князьями, которые ослабляют последних и дают еще больше силы земледельческой аристократии, освобождают ее от сдержки, какую она встречала во власти королей Болеслава I и Болеслава II. Попытки некоторых королей после Болеслава III восстановить единодержавие не удаются; вельможи выгоняют одного из них за другим. Сенат, составленный из представителей аристократии, получает сильное политическое влияние, ограничивает власть государя, который без согласия Сената не может ни издать закона, ни объявить войны. Чтобы уравновесить влияние Сената, король Владислав Локетек, восстановивший единодержавие, созвал первый Сейм (в 1331 г.) из представителей всего дворянства, шляхты. Но короли находили мало поддержки в шляхетском Сейме, как и в аристократическом Сенате. Остальные сословия по-прежнему не имеют влияния. При слабости промышленной и торговой деятельности между поляками польские города наполняются промышленниками и купцами из немцев и жидов; польский город получает немецкое городское устройство; городское сословие, принявшее в свой состав много чуждых элементов, не получает участия в политической жизни страны, представителей его нет на Сейме. Крестьяне превратились в крепостных слуг шляхты и аристократии. Одно дворянство господствует; оно постепенно все более ограничивает власть короля и права остальных сословий. При короле Людовике Венгерском (в конце XIV в.) королевское право налагать подати ограничено согласием Сейма. Шляхта подчинила крестьян вотчинному суду землевладельца, отняв у них право пользоваться общим судом, отняла у крестьян и мещан, т. е. городских жителей, право владеть землею, также право занимать высшие церковные должности.
Таков был ход государственного развития Польши. По прекращении династии Ягеллонов со смертию Сигизмунда II Августа (1572) государственное устройство Польши получает окончательный вид. Соединенные Польша и Литва составляют Речь Посполитую, т. е. республику, с общим Сенатом и Сеймом. Королевская власть сделалась избирательной; короля избирает шляхта. По смерти короля примас архиепископ гнезенский провозглашает междуцарствие и созывает Сейм конвокационный, который назначает время для созвания Сейма элекционного, т. е. избирательного. Последний собирался на лугу близ Варшавы. Сюда являлась шляхта на конях с знаменами. Избранный король давал клятву в точном соблюдении основных законов государства, ограничивавших его власть (pacta conventa);он не мог не только назначить, но и предложить преемника, не мог без согласия Сената ни жениться, ни развестись, не мог без согласия Сейма объявить войну, отправить посольство, наложить новую подать. В каждые два года раз король обязан созвать Сейм. В последнем сосредоточивалась вся законодательная власть. Он собирался в мазовецком городе Варшаве и с XV в. состоял из двух изб, или палат: сенаторской и посольской. Первая состояла из епископов и высших светских сановников, воевод, или управителей областей, каштелянов, т.е. начальников крепостей. Всех сенаторов было несколько более ста. Посольская изба состояла из представителей простого дворянства, или шляхты. Обыкновенно каждое из воеводств (провинций), на которые делилась Речь Посполитая, посылало на Сейм по два депутата, или посла. Они собирались на областных сеймиках, на которые по призыву воеводы собиралась шляхта каждого воеводства. Депутатам давались инструкции, или наказы, по которым они, возвратившись с Сейма, отдавали отчет своим избирателям. Заседания Сейма продолжались не более шести недель. Дела на Сейме решались единогласием, а не большинством; каждый депутат, заявив свое несогласие с решением большинства и покинув собрание, мог остановить совещание товарищей, сорвать Сейм. Это право каждого члена сейма (liberum veto),вышедшее из кастового духа шляхты, с течением времени развило ряд гибельных последствий для государства. Благодаря ему законодательная власть Сейма была шатка; воля целого собрания поставлена была в зависимость от произвола одного депутата, который бы вздумал закричать на решение Сейма: не позволяя. Вследствие этого права в XVII и XVIII вв. Сейм редко доводил свои совещания до практических результатов. Для управления при короле находились независимые от него бессменные сановники в равном числе для Короны (Польши) и Литвы. Это были: два великих маршала для гражданского управления и полиции, два великих канцлера и два вице-канцлера для суда и иностранных дел, два великих и два полных гетмана для управления военными делами, два великих казначея с двумя помощниками для финансов, два надворных маршала для управления королевским двором. При господстве шляхты в Польше не могло образоваться постоянное войско, которое одновременно с усилением королевской власти во всех государствах Западной Европы сменило собою прежнее феодальное ополчение. В случае войны в Польше объявлялось посполитое рушенье, т. е. всеобщее поднятие шляхты на войну; шляхетское ополчение представляло нестройные толпы. У короля была лишь небольшая постоянная гвардия; но и она состояла под начальством гетмана.
Итак, в Польше не было ни правильно организованной законодательной власти, ни постоянного войска. Король, которому предоставлена была только исполнительная власть, лишен был действительных средств, необходимых исполнительной власти для поддержания внутреннего порядка и охранения общего блага. Польша представляла в XVII в. обширное военное государство, в котором военное сословие, шляхта, сосредоточивая в своих руках все политические права, жила за счет земледельческого населения. Военное сословие было единственной силой, развивавшейся беспрепятственно. Отсутствие сдержек, сознание своей исключительной полноправности развили в польской шляхте стремление к необузданной свободе, неуменье подчинять свой произвол требованиям общего блага.
Была еще причина внутренней слабости Польши. При описанном ходе внутреннего государственного развития она не могла успешно бороться с своими западными врагами -- немцами. С этой стороны были потеряны завоевания Болеслава I -- Померания, Си-лезия. Отступая перед немецким натиском на западе, Польша стремилась вознаградить себя на востоке, отняла у русских князей Галицию, посредством соединения с Литвой приобрела другие княжества Юго-Западной Руси. Чтобы теснее привязать к себе эти княжества, Польское государство стремилось подавить в них русскую народность и православие. Но это удалось только относительно высшего землевладельческого сословия; православно-русская масса населения оставалась в большинстве верна своей вере и народности и в защиту их поднимала восстания, расстраивавшие внутренний порядок в государстве и дававшие соседним государствам возможность вмешиваться во внутренние дела Польши.
При таком состоянии Польши ее королем в 1697 г. стал курфюрст саксонский Август II. Он потратил много денег, даже отказался от протестантизма, чтобы добиться польской короны. Но он смотрел на Польшу как на добычу, надеясь посредством раздела часть ее присоединить к своей Саксонии.
Старший класс (1872/73 учебный год) "Время с половины XVIII и до середины XIX в."
Характер французской революции
Для того чтобы понять происхождение и ход Великой французской революции, надобно рассмотреть ее главные особенности. Прежде всего легко заметить, что она имеет всемирный, общечеловеческий характер. Будучи сначала произведением одной страны и одного народа, она скоро вышла из своих первоначальных границ и стала стремиться к разрешению общечеловеческих задач. Она поставила себе целью пересоздать мир сообразно с отвлеченным философским идеалом. Имея в виду не столько Францию XVIII в., сколько человечество вообще, отвлеченное общество независимо от времени и места, она сообщила своим идеям ту общепонятность, благодаря которой они могли быстро распространяться в различных странах и при различных условиях. Этим объясняется и другая характеризующая эту революцию черта -- наклонность к пропаганде. Французы проповедуют ее начала как новое учение за границей с таким же фанатизмом, с каким стараются осуществить их у себя. Поэтому никакая другая революция с такой силой не увлекала массы во имя своего политического учения, не была таким всенародным движением. При всем этом и на французской революции лежит сильный отпечаток места и времени ее происхождения. Она зародилась во Франции, ибо общественные неустройства и противоречия феодального порядка и королевского абсолютизма нигде не обнаруживались так резко, как во Франции XVIII в. В развитии революции легко заметить действие французского народного характера -- живого, восприимчивого, непостоянного; в изумительно короткое время было пройдено страшное расстояние от неограниченной монархии до республики и пройдено с необузданной порывистостью, с такою же быстротой необузданная свобода сменилась жарким деспотизмом военной диктатуры. В этих переходах сказался и характер французского общества XVIII в.: это испорченное общество взяло на себя осуществление многих идей 1789 г., и вот почему эти идеи выродились в безобразные явления 1793 г.
Франция перед революцией
В продолжение столетия, предшествовавшего революции, в политической жизни Франции развились глубокие противоречия. Со времени Ришелье здесь утвердился государственный порядок, основанный на королевском абсолютизме. Королевская власть приобрела тогда популярность, защищала крестьянина и ремесленника от произвола феодальной знати и внушала массам убеждение, что королевское правительство -- лучшая охрана их интересов. В то же время в стране водворяется порядок и безопасность, увеличиваются материальные средства, усиливается внешнее влияние. В правление Людовика XIV творческий ум Кольбера завершил развитие системы Ришелье: при нем государство создало в стране новые отрасли промышленности, открыло новые пути для торговли, развило военные силы в небывалых размерах. При Людовике XIV королевская власть является оживляющей силой, которая пробуждает и вызывает к деятельности народный организм. Но этот же король начал забывать назначение своей власти -- покровительство и опеку над низшими классами народа. Он начал ставить свою волю, свой каприз выше интересов народа. Следствиями этого были потеря первенствующего положения Франции в Европе и упадок ее внутреннего благосостояния. Вместе с тем падал в стране и кредит королевской власти. Людовик XIV замкнулся от своего народа, не делил с ним нужд, продолжал окружать себя блеском и роскошью, когда внутренние и внешние бедствия довели народ до нищеты. Безоружное регентство еще более уронило достоинство королевской власти, еще более увеличило нравственную и экономическую несостоятельность правительства. Людовик XV наконец довершил и то и другое.
Притом королевское полновластие было только фактом, не основанным на законе и противоречившим старинным государственным учреждениям Франции. Такими учреждениями были государственные чины и парламенты. Но первые давно не созывались, а на парламенты обращали мало внимания. Могущественным орудием королевской власти была администрация. Во главе управления стоял королевский совет с генеральным контролером; они заведовали всеми внутренними делами, от них исходили и самые важные и мелочные распоряжения. Областями управляли губернаторы, которые избирались из старого французского дворянства и имели только внешний блеск, вознаграждавший их честолюбие за потерю прежней феодальной независимости. Действительная власть в провинциях находилась в руках интендантов. Интенданты управляли всем в провинциях, распределяли и собирали подати, производили рекрутские наборы, заведовали полицией и судопроизводством. Интендантам подчинены были другие органы, чрез которых они действовали, субделегаты в кантонах, синдики и сборщики в сельских общинах. Эти провинциальные чиновники убивали всякую самодеятельность местного общества, вмешивались во всякие общинные дела. Понадобится выстроить мост, поправить церковный дом в сельском приходе или восстановить развалившуюся колокольню: община не могла сделать этого без спроса у субделегата или интенданта, который в свою очередь справлялся в королевском совете, чтобы года через два или три объявить общине разрешение или отказ в ее просьбе. Такая административная опека оставляет неблагоприятные следствия: убивая в народе самодеятельность, она поселяет в нем равнодушие к собственным делам и в то же время развивает в нем неумеренную требовательность по отношению к правительству, приучает возлагать на него все надежды и заботы. В такой стране правительство мягкое и слабое скорее вооружит против себя народ, чем энергическое, хотя и произвольное. Где государственная власть берет на себя все, там она должна и отвечать за все, не только за свои ошибки, но и за бездождие или поветрие. Рядом с этой всепоглощающей централизацией во Франции XVIII в. сохранялись еще обломки феодального порядка и именно то, что было в нем худшего. В некоторых отношениях положение французского крестьянина в XVIII в. было лучше, сравнительно с положением крестьянина в других странах: первый уже не был крепостным и имел право владеть землей; даже около трети поземельной собственности во Франции принадлежало мелким собственникам-крестьянам. Но при этом на французском крестьянине лежало множество разных феодальных повинностей, которые превращали в призрак его право на землевладение и от которых он не мог откупиться. С французского дворянина государство сняло все обязанности феодального времени, суд в его владениях, заботы о материальных нуждах крестьян; но оно оставило за дворянством его феодальные привилегии. Пользуясь последними, дворянство не делало ничего, что смягчало бы их тяжесть для крестьян, и возбуждало в них ненависть и озлобление. Уничтожая часть средневековых установлений, делали во сто раз ненавистнее то, что еще оставляли (слова Токвиля). Это неправильное отношение дворянства к крестьянству было одним из горячих материалов для революции. Французское духовенство [не] участвовало в этих феодальных привилегиях и потому разделило народную антипатию, направленную против дворянства. Обе аристократии были фактически разобщены от народа и, однако ж, жили на его счет. Такое же разобщение вносило цеховое устройство в среду городского промышленного и ремесленного населения. Здесь право на труд, на занятие ремеслом условливалось принадлежностью работника к известному цеху. Перед революцией в Париже было около 80000 ремесленников, не принадлежащих ни к какому цеху и занимавшихся ремеслом незаконно. Это была готовая революционная армия, боровшаяся за свое существование. Ко всем этим элементам революции присоединилось еще отношение столицы к провинциям. Вследствие сильной централизации в Париже сосредоточивалась [по разным отраслям] политическая, умственная и промышленная [власть], по мере того как она ослабевала в провинциях. Это преобладание столицы над провинциями во Франции резко обнаружилось во время революции и сильно содействовало ее развитию: страна по привычке пассивно подчинялась тому, что предписывал Париж, т. е. партия, в ней восторжествовавшаяся.
Рассматривая происхождение революции, не нужно забывать положение французской литературы XVIII в. Литература отражает в себе мысли и стремления, господствующие в обществе. Во французской литературе были противоречия, подобные тем, какие находились в жизни Франции XVIII в. Никогда литература не занималась больше политикой, общественными отношениями и вместе не была более далека от общественного порядка, существовавшего в действительности. Французские писатели стояли в стороне от этого порядка, не принимали прямого участия в общественных делах, были писателями, и только. В Англии представители литературы были и практическими общественными деятелями; из литературных кругов выходили государственные люди; эта связь вносила в литературу практическое направление; обращала ее к вопросам действительной жизни. Во Франции, напротив, литература отличалась теоретическим, отвлеченным характером. У каждого писателя была своя система политического быта. Но все они согласны в одном, что препятствием к осуществлению их идеалов служил тогдашний порядок; все они выходили из одного положения, что, отбросив старые, негодные обычаи, основанные на предании, гораздо лучше жить обществу, следуя простым правилам, почерпнутым из разума и естественных законов человеческой природы. И во имя своих отвлеченных идеалов они всеми средствами старались разрушить действительный общественный порядок. Во главе этого литературного движения стояли Вольтер, Монтескье и Руссо. Вольтер происходил из среднего класса, но вращался в аристократическом кругу. Главною его литературною задачей было разрушение авторитета во всем: в церкви, в государстве, в литературе. Это стремление он выражал в самых разнообразных литературных формах, романах, трагедиях, сатирах, философских трактатах и т. п. Результатом его деятельности был легкомысленный скептицизм, усиление общего недоверия к существующему порядку. Более серьезным и положительным направлением отличался Монтескье. Он также сознавал невозможность дальнейшего существования тогдашнего порядка, но искал другого выхода из него: государственным идеалом у него является английская конституция. Вольтер и Монтескье были представителями двух классов общества, аристократии и высшего чиновничества, из среды которого вышел второй из этих писателей. Но названные классы далеко не составляли всего французского общества. Оставались еще низшие классы народа, чуждые безбожия, какое проповедовал Вольтер, и не понимавшие серьезного Монтескье. В этих классах господствовало мрачное настроение. Представителем их в литературе был Руссо. Руссо не был француз ни по происхождению, ни по характеру. Он пришел со стороны; но он собственным опытом изведал условия жизни низших классов, выстрадал их. Он приобрел громкую известность и популярность в массах благодаря живому изложению своих сочинений, увлекательному языку и умению говорить чувству человека, а не одному холодному уму. Литературной задачей его было нападение на существующее гражданское общество во всем его объеме. Своим первым сочинением, увенчанным Дижонской академией, он поколебал мнение о значении европейской цивилизации; в другом сочинении он поколебал право собственности. В своих романах "Эмиле" и "Новой Элоизе" он высказал новый взгляд на воспитание и семейство. В трактате "Общественный договор" он изложил учение о социальной республике, ставшее потом программой и катехизисом для вождей террора.
Людовик XVI. Опыты реформ, Тюрго, Неккер, Калонн
При Людовике XV вместе с королевскою властью пали правительственное дворянство и духовенство. Из этих двух сословий перестали выходить таланты, какие являлись в XVII в. В 1774 г. вступил на престол внук Людовика XV, не имевший 20 лет. В то время уже было распространено убеждение, что положение Франции невыносимо и старый порядок не может продолжаться. Вопрос был в том, кто возьмется вывести страну из такого положения, правительство или сам народ? Людовик с нравственной стороны был привлекательная личность, отличный человек в частной жизни, но с посредственным умом и без государственных талантов. Он не любил дела, а занимался какими-нибудь пустяками. От трудных государственных работ и вопросов он любил уходить в свою мастерскую и заниматься слесарством. К этому надо прибавить еще плохое воспитание и крайне слабый характер. В нем было искреннее желание принести пользу народу, но он не знал и не заботился узнать, что нужно сделать для этого. Являлся у него хороший советник, предлагавший полезные меры, -- и все шло хорошо; являлся другой с другими внушениями -- и прежние хорошие меры отменялись или забывались. Королева Мария Антуанетта была такое же дитя, как и сам король: оба они способны были заниматься пустяками в страшные минуты. Королева притом пользовалась плохой репутацией во Франции как австриячка, напоминавшая народу несчастный политический союз с Австрией (в Семилетнюю войну), благодаря которому состоялся брак. В народе находили веру самые нелепые слухи о ее предосудительном образе жизни.
Несмотря на все это, начало царствования молодого короля обещало много хорошего. К государственным делам призваны были лучшие люди в стране, Мальзерб и Тюрго. К несчастью, во главе нового министерства поставлен был маркиз Морена, интриган-аристократ. В деле государственного хозяйства Тюрго принадлежал к школе физиократов, основанной придворным медиком Людовика XV Кене. Эта школа учила, что основа и главный источник народного благосостояния заключается в земледелии, эта школа шла против меркантилизма, которого держался Кольбер, искусственно развивавший в стране торговлю и мануфактурную промышленность. Для того чтобы поднять земледелие, Тюрго хотел освободить земледельца от излишних обременявших его государственных тяжестей. Он старался преобразовать систему податей и ввести правильно распределенный поземельный налог. Тюрго испытал верность своей системы на практике еще до вступления в министерство. Он служил 10 лет интендантом в Лимузене, одной из наиболее разоренных провинций Франции. Его десятилетнее управление подняло благосостояние этой области. Он вступил в министерство (1774) с готовым широким планом реформ, которые радикально изменяли податную систему и вводили стройную организацию местного самоуправления; в каждой общине должен был составиться избирательный совет, наблюдающий за благосостоянием общины и распределяющий налоги. Из общинных советов должны были образоваться окружные, из окружных провинциальные, из этих последних государственные чины. Обращено было внимание на уничтожение злоупотреблений при взимании податей. В то время существовала откупная система в сборе податей, чрезвычайно обременительная для народа. По свидетельству Вобана, если казне нужно было получить посредством откупной системы 30 млн дохода, то это стоило ей 60 млн расхода, а плательщикам 80 млн убытка. Предположено было отменить обременительные пошлины, особенно в торговле хлебом. Благодаря этим пошлинам нередко случалось, что одна провинция голодала, когда в другой хлеб был в изобилии. В сентябре 1774 г., через несколько дней по вступлении Тюрго в министерство, вышел указ о свободе внутренней торговли хлебом. Этот указ вызвал против Тюрго настоящую "мучную войну". Появились снабженные деньгами шайки, которые скупали хлеб, чтобы произвести искусственную дороговизну в столице. Душою этого мучного заговора был глава министерства Морепа. Однако Тюрго провел свою реформу, за которой следовал ряд других. Сначала Людовик поддерживал министра, но потом охладел к его планам, утомился борьбой, в 1776 г. Тюрго подал в отставку. Правительство лишилось в нем последнего дельца; подобного честного и даровитого человека оно не нашло потом во Франции.
В том же году призван был для управления финансами Неккер. Это был лучший банкир в Париже, считавшийся хорошим финансистом. Люди, бывавшие у него на обедах, уверили его, что он отличный государственный человек. Но все его искусство состояло лишь в том, что он ловко делал займы, пользуясь большим кредитом в Амстердаме, Лондоне и в других торговых центрах. До 1778 г. он успел увеличить долг Франции на 500 млн. Но это средство должно было истощиться. Будучи противником Тюрго, Неккер, однако, кончил тем, что пришел к мысли о необходимости его реформ. Одною из подготовительных мер к ним было обнародование отчета о состоянии финансов. Цифры в этом отчете были верны, но так расположены, что неопытному человеку трудно было угадать, где скрывается дефицит. Прежде финансовые отчеты составляли правительственную тайну; теперь стало всем ясно плохое экономическое состояние государства и расточительность двора. Придворные восстали на нескромного министра, и он получил отставку. Одним из преемников Неккера был Калонн, вся финансовая мудрость которого состояла в том, что он новыми займами покрывал старые дефициты. При этом он был очень расточителен, оправдывая себя в этом особыми соображениями. Кто хочет жить займами, говорил он, тот должен жить роскошно, иначе ему не будут верить. Эта расточительность увеличилась еще издержками на американскую войну. Опять пришлось обратиться к реформам Тюрго, чтобы выйти из затруднений. Но как осуществить эти реформы? Решились созвать нотаблей. Думали, что они будут орудием в руках правительства, потому что это собрание составлялось из членов, назначаемых королем, и имело лишь совещательный характер. Но для этого необходимо было доверие, которым вовсе не пользовалось правительство. Оно еще более пало, когда возвратились на родину французы, участвовавшие в американской войне и в создании демократической республики Нового Света. Возвратившись во Францию, они еще сильнее почувствовали разницу между ее положением и тем, что они видели за океаном. К числу их принадлежали такие люди, как Лафайет, Ноайль. К несчастным происшествиям того времени присоединилась еще скандальная история ожерелья, в которую молва запутала королеву. Нотабли были созваны в начале 1787 г., из числа их Лафайет предложил созвать государственные чины Франции. Преобразовательные предложения Калонна были отвергнуты, и он должен был удалиться. Место его занял тулузский архиепископ Ломени-де-Бриенн. Новый министр обратился к той же программе Тюрго и хотел провести реформы с помощью парламентов; но со стороны их он встретил упрямое сопротивление. Реформы были необходимы народу, а парламенты были против них; но общество сочувствовало парламентам. Из этого видно, что общество сочувствовало всякой оппозиции правительству, из каких бы побуждений она ни выходила. Правительство хотело переустроить парламенты, но вследствие волнений принуждено было взять назад свою меру.
На место Ломени-де-Бриенна вступил в министерство вторично Неккер. Он вступил в него весело, обещая созвать государственные чины, с помощью которых он надеялся поправить состояние страны. В то время мысль о созвании чинов была распространена в обществе. На них смотрели, как на последнее средство спасения государства. Они не были созываемы уже с 1614 г. Это учреждение основывалось на сословной особности. Но в старой форме невозможно было созвать чины в конце XVIII в. Парижский парламент, однако, прибавил к указу о созвании чинов условие, чтобы они созваны были в форме 1614 г. Неккер по издании указа о созвании государственных чинов не принял мер, чтобы обеспечить за собою влияние на них. Не было решено, как будут они подавать голоса, по-прежнему ли, по сословиям, или иначе. Этим и другими вопросами о чинах занялась печать. В то время было издано более 2 тыс. политических брошюр. Особенно замечательна была брошюра Сиейса "Что такое третье сословие?". Аббат Сиейс обладал обширными познаниями в политическом устройстве Европы, тонким умом, был ловкий диалектик, остроумный политический мыслитель, хороший теоретик, но плохой практик. Содержание брошюры состояло в решении вопроса, которым она озаглавлена. Духовенства в стране, рассуждает автор, 80 тыс., дворян 120 тыс., и третьего сословия 25 млн. Отсюда, заключал автор, ясно, что третье сословие [должно иметь] двойное количество депутатов сравнительно с каждым из остальных сословий и чтобы подача голосов была поголовная. Эта брошюра произвела сильное впечатление: она послужила готовой программой для депутатов третьего сословия.
Выборы в "государственные чины" вызвали сильное движение в стране. Однако нигде не было больших беспорядков, чего нельзя было ожидать от народа, не привыкшего к самоуправлению. В депутаты выбрали цвет ума и талантов Франции. Они получили инструкции от своих избирателей. В этих инструкциях или тетрадях выражались нужды и желания различных классов общества. Они познакомят нас с положением страны пред революцией. Желания, выраженные в них, были довольно разнообразны: здесь встречались мнения крайние демократические и нелепые средневековые; но они были согласны в одном: в необходимости уничтожения абсолютной монархии. Они требовали политической и религиозной свободы, и это требование выражало даже духовенство, которое сходилось во многих мнениях с третьим сословием. В духовенстве были два различные класса: аристократический и демократический (сельское духовенство, приходские священники). Из 300 депутатов духовенства более 200 было из низшего духовенства, священников. Дворянство требовало восстановления старого французского порядка: оно требовало посословной подачи голосов и охранения своих средневековых привилегий, даже самых нелепых, вроде обязанности крестьян защищать сон господина от кваканья лягушек. В числе таких привилегий было и исключительное право охоты, по которому крестьянин, убивший зайца, должен был подвергнуться смертной казни. Объявление этих притязаний вызвало против дворянства заслуженное порицание со стороны других сословий. Третье сословие требовало, чтобы его представители были представителями всего народа, так как оно составляло массу около 25 млн; далее, чтобы депутаты подавали голоса поголовно; если бы на это не соглашались другие сословия, выборные третьего сословия должны совещаться особо, как национальное представительное собрание. Далее высказывались резко против системы податей, против интендантов, злоупотреблений и опеки чиновников, требовали хотя некоторого самоуправления, отмены тайных приказов об аресте, тайной полиции и т. п.
Национальное собрание
Мы видели, с каким настроением и с какими требованиями явились в Версаль депутаты. Собрание было открыто в начале мая.
Правительство приняло требование Сиейса и позволило иметь третьему сословию двойное количество голосов, но высказалось о порядке подачи их. Вследствие этого должно было явиться 300 депутатов от духовенства, то же число от дворянства, а от третьего сословия 600 человек; на самом деле явилось от духовенства 291, от дворянства 270 и от третьего сословия 557, всего 1118 человек. В составе депутатов дворянства преобладали мелкие дворяне, землевладельцы, в среде депутатов духовенства -- приходские священники, в третьем сословии -- купцы, мещане и адвокаты. Это были лучшие люди Франции по происхождению, уму и талантам. Они явились перед правительством, у которого не было определенного плана действий. Оно даже ясно не знало, для чего собраны депутаты, и не дало им никакой программы. Этим собранием было сначала легко управлять: депутаты были мало знакомы между собою и не имели еще руководителей. Большинство их было еще предано монархии. Во время процессии 4 мая в церковь, когда депутаты шли в средневековых костюмах, толпа радостно приветствовала короля и с восторгом принца Орлеанского за его ссору со двором. 5 мая король открыл заседание речью, в которой мало говорилось о положении страны, указывалось на брожение умов, на огромный долг государства, но что надо делать, чтобы это исправить, и что должны делать депутаты, об этом ни слова. И Неккер выступил с длинным и скучным отчетом о финансах Франции; чтение его утомило всех и не открыло истинного положения дела. Из отчета его выходило, что Франция имела долгу только 56 млн. На самом деле сумма долга простиралась до 551 млн. Эта уловка была не достойна положения, в каком находилось государство. Потом возникли толки о том, как чинам совещаться, вместе или по-старому, по сословиям. Правительство не дало своего решения. Депутаты третьего сословия считали необходимой поголовную подачу [голосов], ибо иначе двойное число их теряло всякое значение. 6 мая дворянство и духовенство собрались каждое в своей зале и тем показали, что совещания будут идти отдельно по сословиям. Депутаты третьего сословия явились в общую залу и приглашали туда остальных депутатов. Распря об этом между сословиями продолжалась около шести недель. Она только усилила сословное несогласие. Третье сословие увидело, что депутаты остальных сословий при своем упрямстве не единодушны между собою, а правительство не принимает на себя инициативы действий. 10 июня в заседании этого сословия Сиейс предложил пригласить в последний раз дворянство и духовенство для общего совещания, и если они не явятся, продолжать занятия независимо от них. Прежде всех отозвались на это приглашение приходские священники: из них трое через день присоединились к депутатам третьего сословия; вслед за ними стали покидать залу духовенства и другие священники. Таким образом, вследствие этих переходов зала третьего сословия постепенно теряла свой сословный характер и превращалась в собрание представителей народа. Оставалось отыскать название, которое соответствовало бы его изменившемуся составу. После горячих прений принято было 17 июня предложение назвать депутатов третьего сословия Национальным собранием. Это решение было мотивировано тем, что депутаты третьего сословия представляют не часть народа, а весь народ. К этому присоединены были постановления продолжить сбор прежних податей на время до распущения собрания и исследовать причины голода, обнаружившегося в провинциях.
Все эти постановления наносили ряд ударов привилегированным сословиям, которые до 1789 г. наделали столько затруднений королю и уничтожили попытки реформы. Поэтому королю следовало одобрить образ действий третьего сословия. Но он подчинился влиянию придворной аристократии и решился неожиданным ударом восстановить попранные права привилегированных. 20 июня зала заседаний третьего сословия была заперта, депутаты собрались в зале "игры в мяч" и там произнесли торжественную клятву не расходиться до тех пор, пока они не создадут новой конституции. Когда заперли и эту залу, депутаты собрались в одной церкви, где 22 июня к ним присоединились 149 депутатов духовенства с несколькими епископами.
23 июня {в рукописи ошибочно: мая.} было королевское заседание. Король открыл его простыми словами, плохо гармонировавшими с робким тоном его голоса. Отменено имя Национального собрания и прочитан новый проект государственного устройства, измененный в 35 пунктах. В этом проекте узнали знакомую программу реформ Тюрго. Значит, правительство само бралось за исполнение задачи, для которой были созваны представители сословий. В заключение король приказывал собранию разойтись и впредь совещаться отдельно по сословиям. Ясно было, что осуществление реформ предоставлялось на волю правительства и двух привилегированных сословий. Людовик ушел, за ним последовали его министры, большинство дворян и некоторые из духовенства. Спустя минуту общего смущения из среды оставшихся депутатов поднялся с сильною речью энергический граф Мирабо. Смело и горячо заговорил он против произвола короля и потребовал у депутатов, чтобы они остались верны данной ими клятве. Тогда явился церемониймейстер и напомнил собранию приказ короля разойтись. Мирабо отвечал ему от имени депутатов, что они не иначе очистят это место, как только под натиском штыков. Эти слова встречены были громким одобрением всего собрания. Людовик и здесь не выдержал навязанной ему роли и скоро отказался от задуманного плана. Когда ему [было] донесено о случившемся, он сказал: "Ну если они не хотят идти, пусть остаются".
Скоро к третьему сословию присоединилось почти все духовенство и часть дворян. В числе последних были герцог Орлеанский, д'Эгильон и другие популярнейшие аристократы. Сам король советовал остальным присоединиться к Национальному собранию. Правительство еще раз потерпело поражение своей нерешительностью: оно уже прежде потеряло нравственное влияние. Теперь, побоявшись довести до конца предпринятое нападение на собрание, оно потеряло и обаяние страха.
Было еще средство возвратить силу правительству, на это средство указывал отличный политический ум Мирабо: составить министерство из влиятельных членов собрания. Вместо этого при дворе задумали обратиться к новым насильственным мерам. В Париже и Версале было сосредоточено 19, большей частью иностранных, наемных полков. В собрании произошла тревога. По этому случаю Мирабо произнес энергическую речь, и по его внушению [был] представлен правительству адрес с требованием удалить войска: здесь указывалось на опасности, которыми сосредоточение войск грозит правительству и собранию. В то время правительство замыслило новый удар; чтобы прекратить волнение, [оно решило] отставить министерство Неккера и военной силой усмирить столицу. Новое министерство было составлено, исключая Броши, из ненавистных людей, подобных бывшему армейскому интенданту Фулону, который во время неурожая сказал при голодающих: "Пусть народ жрет солому и сено; он ведь скот".
В Париже произошло волнение, когда узнали об этих замыслах. Здесь была готовая революционная армия из 100000 рабочих, не имевших приюта и постоянных занятий. Стали составляться сходки. Особенно сильное движение было в Пале-Рояле, принадлежавшем герцогу Орлеанскому. В садах его перед всяким сбродом произносились запальчивые речи; из ораторов стал выдвигаться Камилл Демулен. 11 и 12 июня стали распространяться в столице зловещие слухи о замыслах двора. В город были введены войска; на одной площади даже была стычка с народом; несколько булочных и лавок с оружием были разграблены. Статуи принца Орлеанского и Неккера носили с криками по улицам. Зажиточные граждане организовали 13 июля для обороны имущества из своей среды национальную гвардию. Собравшаяся 14 [июля] толпа стала приставать к Флесселю, городскому голове, требуя оружия, и убила его. Потом был разграблен склад оружия в Доме инвалидов, откуда чернь предместий унесла 20 тыс. рублей. Тогда было произнесено ненавистное народу слово: "Бастилия". Эта была маленькая крепость, служившая тюрьмой для политических преступников. Рассказывали, что в продолжение 45 лет в ней умерло до трех тысяч арестантов. В ней было до 100 человек гарнизона, которым командовал чрезвычайно робкий комендант. Толпа взяла приступом крепость и перебила гарнизон. Вскоре был убит и Фулон, схваченный в окрестностях Парижа. 14 июля прибыл к королю граф Лианкур и донес о случившемся. "Да ведь это бунт", -- сказал король. "Нет, государь, это революция".
При дворе все потеряли голову. Советовали королю обратиться за помощью к Национальному собранию. Здесь он со слезами просил всех действовать дружно. Собрание выразило королю горячее сочувствие. На то король вступил в Париж, куда он поехал для восстановления порядка! Собрание едва могло сдержать народное волнение. Первым распоряжением короля было возвращение Неккера. Вскоре он добровольно бежал из Франции; это была достойная награда за его неспособность.
Взятие Бастилии отозвалось сильными волнениями в провинциях, крестьяне восстали на помещиков. В Дофине в две недели истреблено было до 70 замков. Не было волнений только в Бретании и Вандее, где существовали добрые отношения между крестьянами и помещиками. В то время Национальное собрание уже было единственной верховной властью. Но оно проводило время в отвлеченных рассуждениях. Лафайет вздумал в это время предложить в собрании объявление человеческих прав. Это было несвоевременно, потому что тогда скорее должно было напоминать об обязанностях, которые забыли, а не трактовать о правах, которыми слишком плохо пользовались на деле.
Объявление состояло в трех пунктах:
1) все люди по природе свободны и равны между собою,
2) каждый имеет право с оружием в руках сопротивляться насилию,
3) верховная власть в государстве принадлежит народу.
Объявлять это вслед за падением Бастилии значило подливать масло в огонь. Мирабо советовал обсудить это предложение по окончании [обсуждения] конституции. Но собрание рассмотрело и приняло его 4 августа. Наконец решилось принять практические меры к улучшению состояния государства. 4 августа ночью было заседание, которое уничтожило остатки феодального порядка во Франции. На трибуну взошел герцог Ноайль, а потом герцог д'Эгильон. Они требовали равномерного распределения податей, уничтожения барщины и личных повинностей крестьян и выкупа феодальных прав по установленной оценке. Духовенство отказалось от десятины и особых привилегий. Горожане также отказались от своих привилегий и цеховых уставов. Среди общего энтузиазма пали феодальные привилегии средних веков. В одну ночь было уничтожено то, против чего много лет напрасно боролись Тюрго и его преемники. Главные результаты этого собрания были таковы: отменены остатки крепостного права, уничтожена десятина, принято равномерное распределение налогов, был открыт доступ всем к военным и гражданским должностям, отменена продажа должностей, уничтожены все городские и провинциальные привилегии, решено ввести даровое судопроизводство, преобразовать цехи и т. д. Этими постановлениями собрание дало законную силу тому, что уже с начала движения существовало на деле и требовалось всеми.
Октябрьские события
Национальное собрание занималось отвлеченными прениями, правительство не знало, что делать; страна была близка к банкротству. Тогда Неккер предложил в собрании налог на доход, который обещал казне 400 млн. При помощи Мирабо предложение было принято. Смуты в столице усиливались все более и более; среди них получило значение событие 1 октября, когда в Версале встречали Фландрский полк. Во время пиршества, данного полку королевской лейб-гвардией, некоторые позволили себе выходки против собрания и вмешали в это событие короля и королеву, пригласив их присутствовать при празднестве. Придворные устроили королевскую демонстрацию. Революционная печать разглашала это событие как заговор против народа. В это время в Париже особенным влиянием пользовались два человека, герцог Орлеанский и Лафайет. Влияние первого основывалось на деньгах, которые он давал демагогам, и на оппозиции правительству. Это был сам по себе ничтожный человек, ограниченный, робкий и в высшей степени испорченный нравственно. Даже люди, получившие от него деньги, ставили его ни во что. Всего лучше характеризуют его значение в обществе следующие слова, сказанные Мирабо, когда его называли слугой герцога: "Я и герцог Орлеанский! Да этот малый не годится мне и в лакеи". Другой был Лафайет -- блестящий представитель старого французского дворянства, богач, член собрания, начальник национальной гвардии, либерал, борец за независимость Американских штатов. Он увлекался своими отвлеченными, неясными идеями и был в них фанатик. Он далеко не был агитатором по убеждению или ремеслу: на уличное движение он смотрел как на средство и не прочь был возбудить его, чтобы постращать двор и упрямых консерваторов. Пылкий, увлекающийся, он легко сближался с разными партиями и легко покидал их. Его политические убеждения были неопределенны; но он имел привлекательный характер и умел сближаться с людьми низших классов. Когда старый порядок разложился, Лафайет был несколько времени самым популярным и влиятельным человеком в Париже, и, следовательно, в целой Франции. Его значение особенно сильно обнаружилось 5 октября. Утром этого дня большие толпы стали собираться на Гревской площади перед Думой; одна из них двигалась от Пале-Рояля, подстрекаемая агентами через Орлеанского. Все требовали хлеба. Чтобы предупредить беспорядки, Лафайет созвал национальную гвардию и донес в Версаль, что ему грозит нашествие парижан, а потому просил короля переселиться в Париж. При этом у Лафайета была своя цель -- освободить Людовика от влияния придворного дворянства и подчинить своему собственному влиянию. Собралось до 100000 народа, и это сборище направилось к Версалю, сопровождаемое национальной гвардией, которая должна была не допускать толпы до насилия. Депутация из женщин явилась к королю и потребовала свободы и хлеба. Им это обещали. Лафайет удерживал толпу от беспорядков всю ночь; но перед рассветом он заснул; тогда заговорщики ворвались во дворец, перебив стражу; конечной их целью было убийство короля, о чем свидетельствует записка, писанная герцогом Орлеанским на другой день: "Простофиля (король) еще жив; надо было его убить". Но вскоре подоспел Лафайет и разогнал толпу. 6 октября толпа, собравшись перед дворцом, кричала: "В Париж, в Париж!" -- и король был принужден покориться требованию. Теперь изменился ход событий, на сцену выступила парижская чернь, поколебавшая авторитет Национального собрания. Надежда на восстановление порядка разбилась об эту массу. С этого времени Мирабо меняет свой образ действий и отстаивает королевскую власть. Зная хорошо степень общественного развития Франции, он стремился к конституционной монархии. Свои взгляды он изложил в докладной записке к королю от 15 сентября; но у Людовика не доставало решимости привести советы Мирабо в исполнение. С той же целью в Национальном собрании Мирабо провел два закона: первый о водворении порядка, по которому против мятежников общинный совет мог употреблять оружие, второй закон касался финансов. Чтобы избавить государство от банкротства, решено было предложить отобрание церковных имуществ; часть доходов с них должна была идти на содержание церкви, а самые имущества обращались в залог для государственного долга. Для этого выпускались ассигнаты, обеспеченные церковными имуществами. Закон прошел благодаря влиянию Мирабо.
Государственное устройство
С ноября 1789 г. и до сентября 1791 г. в Национальном собрании шли прения о новом устройстве государства. Эта конституция имеет важное историческое значение. Она была создана лучшими людьми Франции и впоследствии послужила образцом для конституций Голландии, Германии, Испании и др. Вся Франция получила новое областное деление и новое однообразное административное устройство. Это деление основывалось на географических границах. Франция была разделена на 83 департамента, департаменты на округа, округа на кантоны, а эти на общины, которых было 44000. Эта мера имела и свои дурные стороны, она разорвала местные исторические связи в стране и убила самобытную жизнь провинций, давши новое условие для преобладания столицы. К участию в политических делах призывался всякий француз не моложе 25 лет, не менее года живущий в округе, не состоящий в услужении и платящий налог в размере трехдневной заработной платы. Он имел право подавать голос и выбирать в первоначальных собраниях. Таким образом общество делилось на два разряда: активных граждан и пассивных. Конституция не выдержала начала равенства, которое было провозглашено в объявлении человеческих прав. В первоначальных собраниях избирались депутаты в собрания департаментские; сюда могли быть избраны граждане, платящие налог в размере шестидневной заработной платы. Из департаментских собраний избирались депутаты в Национальное [собрание]. Они должны были иметь земельную собственность и платить налог в размере 1 серебряной марки (около 50 франков). Следовательно, политические права определялись цензом. Далее, всякое религиозное неравенство было устранено, даже евреи уравнены с католиками. Департаментом управляют 36 избирательных чиновников с исполнительным комитетом, а округом -- 12 окружных чиновников, также по выбору. Общинами управляли мэры, старшины, избираемые на два года действительными гражданами. Таким образом все низшие органы управления были независимы от короля. В государстве власть короля становилась как бы излишней. Конституция дала широкое приложение выборному началу, но народу, дотоле лишенному самоуправления, оно скоро прискучило, и он потом с радостью передал его энергическому правительству. Преобразовано было судебное устройство. Уголовный суд был гласный с присяжными, которых хотели ввести даже в гражданские дела. Судебное устройство было лучшей частью конституции. Это объясняется тем, что в составлении его участвовали лучшие юристы и адвокаты Франции. Напротив, неудачной частью конституции было определение отношений к государству, возбудившее ропот и неудовольствие. Прежде церковь имела много привилегий; теперь старались ограничить их возможно более и вполне подчинить церковь государству. Всякий департамент составляет епархию. Никакой епископ не должен признавать власти митрополита, живущего вне Франции (папы). Всякий епископ и священник избирается действительными гражданами простым большинством голосов. Этими постановлениями нарушены были церковный порядок и религиозные предания народа. От духовных стали требовать присяги новой конституции. Одни дали ее, другие не дали. Отсюда произошло разделение духовных на присяжных и неприсяжных. Это разделение было одной из причин междоусобной войны. Конституция, как мы сказали, имела громадное влияние на последующее политическое развитие Европы, но во Франции она не имела времени установиться и стала для нее "бумажной конституцией".
Печать и клубы
Вместе с усилением народных волнений в Париже стали возвышаться две силы с направлением, враждебным порядку: печать и политические клубы. В печати исчезло влияние цензуры, и она быстро перешла из границ, необходимых для свободы слова. В ней предлагались меры, враждебные общественному порядку, призывалась масса к мятежу и убийству. Листки с таким направлением жадно читались в народе; один из них, например, расходился в 200 тыс. экземплярах; характер его выразился в его эпиграфе: "Большие лишь потому кажутся нам такими, что мы на коленях: так поднимемся же". Особенным неистовством отличалась газета Марата "Друг народа". В ней распространялись клеветы и ругательства. Как образчик подобного красноречия приведем место, написанное в 1790 г., когда правительство еще сохраняло силу. Марат советует поставить в саду Тюльери 800 виселиц, чтобы на них болтались изменники с проклятием Рикетти (Мирабо); надо зажечь костер и на нем поджарить министров; идти и арестовать австриячку (королеву). Таким же вредным направлением отличались политические клубы. Это необходимое явление в конституционных государствах; депутаты одинакового образа действий в палате. Первый клуб был основан депутатами Бретани. В клубе подготовлялась работа для заседаний. Потом характер его изменился: переселившись из Версаля в Париж и избрав для своих заседаний здание Якобинского монастыря, он усвоил себе крайне революционное направление и облек свои совещания в формы, сходные с Национальным собранием, ввел бюро, протоколы, шумные прения, подачу голосов и т. д. По его образу и с таким же направлением устроились клубы в провинциях, вскоре покрывшие своей сетью всю Францию. Но приводил в движение столичный клуб, служивший центром этой широко разветвленной революционной организации.
Бегство короля. Окончание и принятие конституции
В 1790 г. оканчивались прения о конституции, и был решен вопрос о праве войны и мира. Левая сторона предлагала перенести это право в руки Национального собрания, отняв его у короля. Мирабо возражал на предложения левой. Решено было разделить это право между королем и Национальным собранием; точно также королю не было предоставлено окончательное veto, которое бы могло отменять постановления Национального собрания; король получил только veto суспенсивное, или отсрочивающее, терявшее силу через две палаты, т. е. 4 года. 14 июня 1790 г., в годовщину взятия Бастилии, новая конституция была освящена праздником братства, на который вся Франция выслала тысячи депутатов, чтобы присягнуть новому порядку перед [лицом] отечества. Торжественно хотели заявить этим праздником, что покончили со старым порядком во имя конституционной монархии. Но единодушия здесь не было; в газете Марата были зловещие речи против празднества и монархии, демагоги хотели вести дело дальше.
В апреле 1791 г. умер Мирабо. Мы видели, какое огромное влияние он имел на собрание, но в последнее время он удалялся от деятельности и редко входил на трибуну; он чувствовал недоверие к себе со стороны общества. Это объясняется отчасти тем, что Мирабо, постоянно нуждаясь в деньгах, решился получать плату от двора. Последние минуты его жизни омрачались мрачными предчувствиями о судьбе Франции: он понимал, какую силу теряла в нем страна. Это было выражено им перед смертью одному из друзей: "О если б я мог завещать тебе свою голову", -- сказал Мирабо. Его смерть произвела сильное впечатление на Национальное собрание. Это был единственный человек во Франции, способный если не остановить, то, по крайней мере, ослабить ход революции. С Мирабо исчезла для короля последняя опора для охранения порядка и конституции. У Людовика явилась мысль выйти из затруднительного положения бегством за границу. Прежде Мирабо противился этому намерению; с его смертью мысль о бегстве стала развиваться все более и более в короле. С апреля стали готовиться к отъезду; но минута бегства была выбрана неудачно. Король рассчитывал на помощь иностранных дворов, которой те не могли очень скоро ему доставить. Одна страна, которая по родственной связи дворов могла бы это сделать, Австрия, только что кончила неудачную войну с турками. Ее новый император Леопольд II заботился об успокоении внутренних волнений и меньше думал о внешних делах. У Екатерины II был в то время на очереди тяжелый вопрос о Польше. Чтобы отвлечь внимание соседей от Польши и Турции, она предлагала заняться им делами Франции. Только в одном Берлине было больше охоты и возможности вооружиться против революции. Фридрих Вильгельм II был рыцарь монархизма и потому в падении Людовика видел опасность, угрожающую монархическому порядку в Европе. Мы уже сказали, что приготовления к бегству были ведены нелепо: была приготовлена огромная карета, невольно привлекавшая внимание своей старинной формой; отложили отъезд на сутки, чем спутали все распоряжения.
Несмотря на бдительность Лафайета, король ускользнул 20 июня; во время дороги он вел себя чрезвычайно неосторожно; долго останавливался на станциях и разговаривал там со встречными. На одной станции он был узнан почтмейстером Друэ, якобинцем, который узнал его по изображению на ассигнации. В Варение король был задержан национальной гвардией. Король не употребил авторитета своей власти, а стал упрашивать, чтобы его отпустили; арестованный Людовик был отправлен в Париж. В Национальном собрании, лишь только узнали о его бегстве и аресте, предложили и приняли закон об отсрочке королевской власти. За королем отправлены были три депутата. Между ними был Петион. Людовик проехал в Тюльери между рядами войск и национальной гвардии, при зловещем молчании собравшегося народа. В Национальное собрание посыпались адреса из провинции с требованием отречения короля. 16 июля в собрании после долгих прений был принят закон о безответственности и неприкосновенности короля. По числу голосов за и против короля оказалось, что республиканцы в собрании составляли еще незначительное меньшинство. Решение этого вопроса произвело раскол между республиканцами в якобинском клубе. Умеренные отделились и образовали клуб фельянов с Лафайетом во главе. Через это в якобинском клубе осталось более энергичное и однообразное общество. 17 июля уже произошла схватка на улице. Толпа хотела подать адрес королю, но была разогнана по распоряжению муниципалитета вследствие закона о мятежах. Тогда демагоги утихли, и даже "Друг народа" не выходил несколько дней.
После того собрание подвергло пересмотру созданную им конституцию; однако и теперь не устранили двух наиболее слабых ее пунктов, однокамерного представительства и отсрочивающего veto. Если первая из этих статей была направлена против высших сословий, то вторая лишала короля действительной и необходимой власти. Вновь исправленную конституцию представили Людовику; он долго колебался и принял ее с горьким чувством. В страшном волнении и со слезами на глазах отправился он 14 сентября в собрание и присягой подтвердил конституцию. Исполнив свою задачу, Национальное собрание должно было разойтись в сентябре и замениться Законодательным собранием. Вместе с тем конституционное правление должно было войти в обычную колею. Но новый государственный порядок оставался еще вопросом. Страна была мало приготовлена к конституционной жизни. Поэтому надо было желать, чтобы члены Учредительного собрания вошли и в Законодательное, так как они лучше других понимали созданную ими конституцию и лучше других умели бы ее осуществить, как самые талантливые люди страны. В мае по предложению Робеспьера решено было закрыть членам Учредительного собрания доступ в Законодательное. Это был гибельный шаг для конституции.
Законодательное собрание. Священники и эмигранты
1 октября открылось Законодательное собрание. Депутаты в числе 745 человек были большею частью неизвестные стране люди, не имевшие в своей среде таких талантов, какие были в Учредительном собрании. Большинство их состояло из купцов, адвокатов, писателей; здесь было много горячей молодежи, но мало устойчивых элементов. Середину между радикально-демократической Горой и конституционно-монархической правой стороной занимали умеренные республиканцы, к числу которых принадлежали лучшие таланты в собрании. Вожди этой партии были большей частью депутаты от Бордо и департамента Жиронды, например, Верньо, Гаде, Жансоне. Это были очаровательные молодые люди, преданные своим идеям; они не были государственными людьми, а были идеалистами, и идеалом их была демократия во вкусе Руссо или древнего греко-римского мира. Но занятые своими мечтами они никогда не отдавали себе отчета, как осуществить такую демократию. Со своими идеалами они были непонятны уличной толпе, которая теперь получила решающее значение, и не могли руководить ею. Эта партия соединила вокруг себя большинство палат; деловых людей в ней было немного. Все ведение дел перешло в руки жирондистов, как стала называться эта партия. В первое время собранию предстояло решить два важных вопроса: об эмигрантах и о неприсяжных священниках. Эти вопросы вызвали борьбу, кончившуюся падением конституции. Как мы уже сказали, священники должны были присягнуть выработанному в 1790 г. гражданскому устройству духовенства, на что многие из них не согласились. Вследствие этого возник вопрос о карательных мерах против неприсяжных. Но эти меры были несправедливы и опасны; несправедливы потому, что это сословие много сделало для революции, опасны потому, что духовенство имело прямое и сильное влияние на народ. Король, который был уступчив в делах политических, был до крайности тверд в религиозных, он был набожен до ханжества. Несмотря на это, 29 ноября было объявлено, чтобы священники в неделю дали присягу; неприсяжные лишаются пенсии и будут считаться заподозренными в злоумышлении против государства. Другой вопрос был об эмигрантах. После взятия Бастилии началась эмиграция; уехали за границу даже братья короля. Эмигранты собирались в прирейнских провинциях и там с большим шумом набрали полк из сотни человек родовитых дворян. Это имело дурное влияние на ход дел во Франции, чем воспользовались демагоги. В собрании после блестящих речей Бриссо и Верньо был принят строгий декрет: все эмигрировавшие французы подозреваются в заговоре против Франции и будут приговорены как изменники к смертной казни, если к 1 января 1792 г. не отстанут от своего образа действий и не вернутся в отечество. Король наложил veto на оба постановления собрания. Это оправдывало подозрение, что Людовик состоит в заговоре с эмигрантами. Оба запрета произвели сильное неудовольствие. Жирондистам оставалось или завладеть королем, образовав из себя министерство, или окончательно разделаться с ним. Ход дела склонил их к первому решению, но они не умели им воспользоваться.
Внешние дела
К этим внутренним затруднениям присоединился тяжелый вопрос об отношениях внешних. Людовик обратился к Леопольду II с просьбой о помощи. Император поэтому в июле 1791 г. обратился к европейским дворам с посланием, в котором выставил дело французского короля делом всех государей. Послание это чрезвычайно раздражило французов. В августе 1791 г. состоялось свидание в замке Пильнице короля прусского и австрийского императора, сюда явились граф Артуа и другие эмигранты и просили этих государей помочь им против анархии. К этим обстоятельствам присоединились запутанные счеты Франции с имперскими князьями. Некоторые из областей Франции, Эльзас, Лотарингия, Франш-Конте, принадлежали прежде Германии, многие имперские князья владели землями в этих областях, отошедших к Франции. Вместе с князьями и епископы Кельна, Майнца, Трира и другие пользовались в них обширными церковно-феодальными правами, десятиной, барщиной, вотчинным судом и пр. Но феодальные порядки во Франции были уничтожены в 1789 г. Национальное собрание могло так поступить с французскими землевладельцами, но было ли оно вправе это сделать относительно иностранных князей? Ясно было, что этот вопрос мог быть разрешен на основании международного права. Французское правительство соглашалось на вознаграждение; но князья не хотели получить за свои прекрасные владения плохие бумажные деньги французов и потому обратились к Имперскому сейму с жалобами. Дело долго тянулось, и императору не хотелось давать ему ход. Между тем во Франции развитие народного движения заставило ожидать войны. Жирондисты желали вовлечь Францию в войну. Бриссо в одной речи говорил: "Нам необходима война, чтобы утвердить свободу и удалить людей, которые могут погубить ее".
Война
В 1792 г. началась война Франции с Пруссией и Австрией; этой войны желали во Франции разные партии: жирондисты потому, что посредством ее надеялись овладеть правлением, умеренные потому, что считали ее единственным средством устранить внутренние затруднения; люди, враждебные революции, надеялись, что война выдвинет диктатора, который положит конец анархии. С конца 1791 г. по поводу нот императора Леопольда, в которых он приглашал государей к соглашению с целью охранения престолов, начали распространяться толки о европейском конгрессе для решения французских дел с помощью постороннего вмешательства. Пользуясь раздражением, какое возбуждали эти толки во французском обществе, Жиронда провела в январе 1792 г. постановление объявить изменником всякого француза, который принял участие в конгрессе. Вместе с этим собрание пригласило короля объявить дворам, что иностранный государь, который посягнет на конституцию Франции, хочет ли он поддерживать добрые отношения к Франции? Разумеется, это оскорбило императора, и он заключил оборонительный союз с Пруссией. В марте 1792 г. осторожный Леопольд умер. Преемник его Франц II находился под влиянием эмигрантов и был способен только ускорить разрыв.
В Париже Жиронда шла к низвержению министерства; Бриссо обвинил в измене министра иностранных дел Делессара, и старое министерство пало; составлено новое почти из одних жирондистов, членов якобинского клуба, с Роланом во главе. Это был ничтожный человек, который обязан своим значением жене, вышедшей из среднего класса и увлекавшейся идеями Руссо. Она обладала не женской энергией, большим влиянием и ее называли "единственным мужчиной" у жирондистов. Министром иностранных дел стал Дюмурье. Это был талантливый человек, без состояния, сам пробивший себе дорогу, привыкший мало стесняться в выборе средств для достижения цели и потому часто игравший двуличную роль: то он был умеренным либералом, то якобинцем, то приверженцем короля; он не был достаточно стоек и постоянен в своем образе действий. Он старался везде только пользоваться обстоятельствами и явился интриганом, умным повесой, как назвала его мадам Ролан. Дюмурье отправил дерзкую ноту к императору, в которой заключался вызов. 20 апреля 1792 г. собрание почти единогласно высказалось за войну. В манифесте о войне объявлялось, что французы признают братьями и приютят у себя всех иностранцев, которые станут под их знамена. Но правительство, решив войну, не позаботилось узнать средства страны, которые были плохи; старая армия разлагалась, офицеры эмигрировали, рядовые не знали дисциплины, положение дел было хуже, чем в Семилетнюю войну. Решено было вторгнуться в Бельгию, потому что там было недавно восстание против Австрии, но при этом забыли, что восстание было вызвано либеральными реформами Иосифа II и что республиканцев еще более ненавидели в консервативной Бельгии. Было выставлено три армии, и одна под начальством Лафайета должна была произвести вторжение. Кампания началась постыдно для французов: они бежали перед незначительными силами противника и убивали своих начальников. Лафайет отступил; граница Франции оставалась открытой, и ничего не стоило произвести вторжение. Но Францию спасла медленность и нерешительность союзников, которые ничего не делали в следующие три месяца.
Восстание 20 июня
Между тем в Париже жирондисты повели нападение на самого короля, потому что он более слушал своих доверенных советников, нежели их министров. В собрании, обвиняя двор в тайной связи с внешними врагами, постановили распустить конституционную королевскую гвардию и сформировать новую в 20 тысяч из якобинцев, которая должна была стать лагерем около Парижа. Потом Жиронда хотела усилить преследование неприсяжных священников и постановила изгнать их из Франции. Король по праву наложил veto на оба постановления. Тогда Жиронда обратилась к уличной агитации. Министерство подало в отставку, клубы начали волновать народ, толпе читались брошюры, грозившие смертью королю. Якобинцы подняли в предместьях сильную тревогу, лозунгом которой было королевское veto. Главные руководители оставались в стороне, предоставляя видимое управление толпой бандитам, подобным золотых дел мастеру Россиньолю, пивовару Сантерру и мяснику Лежандру. Городские власти знали об этих приготовлениях, но были связаны намеренным бездействием парижского мэра Петиона, грубого республиканца, жирондиста и союзника якобинцев. 20 июня собрались из предместий громадные толпы; они сначала, ворвавшись в здание Законодательного собрания, торжественно, с барабанным боем, прошли через его залу, а потом направились к Тюльери, ворвались во дворец, окружили короля с неистовыми криками: "Долой господина veto!К черту veto!". Кто-то из толпы нахлобучил на короля красную якобинскую шапку и подал ему стакан вина, чтобы он выпил за парижский народ. Королеву в другой зале осаждали торговки и другие подобные женщины с ругательствами; она стоически это сносила; и здесь надели красный колпак на дофина, но даже Сантерр сжалился над ним и, сняв колпак, сказал: "Ему жарко, бедняжке". Только вечером удалось очистить дворец. В числе смотревших на эти сцены был молодой артиллерийский офицер, который в волнении, скрестивши руки и расхаживая взад и вперед дворца с товарищами, говорил: "Если бы мне дали 3-4 пушки, я бы рассеял эту сволочь". Это был Бонапарт. События 20 июня произвели сильное впечатление на общество в пользу короля: отовсюду присылались адреса с требованием восстановления порядка. Даже один якобинец требовал строгих мер против обществ, поднявших восстание. В столицу явился Лафайет, но без войска, королю предлагали разогнать якобинский клуб с помощью национальной гвардии; но у короля недоставало духа это сделать и сблизиться с приверженцами конституции. Людовик оставался нерешительным.
Падение монархии
Жирондисты провели декрет об устройстве якобинского лагеря около столицы. В начале июля Верньо выступил в собрании с блестящей речью, в которой доказывал, что источник внутренних и внешних опасностей заключается в имени короля. Отсюда вывод ясен. Речь Верньо клонилась к тому, чтобы объявить отечество в опасности, т. е. в осадном положении. Вследствие этого состоялось постановление 4 июля: Национальное собрание вправе без согласия короля объявить отечество в опасности и призвать Национальную гвардию к оружию; все обязаны носить трехцветную кокарду. Жиронда сделала последнюю попытку к сближению с королем, но он отказался вступить в соглашение; он сделался одиноким, и жирондисты повели его к гибели. Якобинцы не отставали от них. В клубной речи Робеспьер объявил, что источник бедствий страны заключается в том, что законодательная власть желает погубить государство, а исполнительная не хочет спасти его, а потому надо уничтожить власть короля, распустить Законодательное собрание и образовать Конвент. Переворот ускорен был давлением извне. Герцог Брауншвейгский перед вступлением во Францию издал манифест в дерзком вызывающем тоне, внушенном братьями короля. Вследствие этого якобинца, образовав революционный комитет в ратуше из представителей городских частей, решились низвергнуть короля. В совещаниях о плане восстания принимали участие Робеспьер, Дантон, Демулен, Марат. Во дворце это знали и готовились к отпору. Оборона дворца поручена была начальнику Национальной гвардии Мандату, энергическому и смелому солдату. Якобинцам прежде всего хотелось сбыть его с рук. В полночь с 9 на 10 августа ударили в набат, собрались громадные толпы, все было в смятении. Но главные руководители этого движения остались дома. Революционный комитет вызвал Мандата в ратушу, откуда его потащили в тюрьму и потом убили. Мятежники заняли площадь перед дворцом, и испуганный Людовик, по совету приближенных, отправился искать защиты в собрание. Это смутило национальных гвардейцев; одни из них ушли, другие пристали к мятежникам. Но швейцарцы решились еще твердо защищаться и оборонять дворец. Кто-то из толпы выстрелил из пистолета, они дали залп, и толпа очистила площадь; но король, услыхав выстрелы, приказал перестать стрелять, вследствие чего одна часть защитников дворца направилась к зданию Национального собрания и там сложила оружие, а другая была перебита на улице. Покинутый ими дворец был разграблен. Король своим образом действий уронил совсем уважение к себе. Собрание решило временно приостановить королевскую власть и созвать Конвент, составить новое министерство, приставить к дофину воспитателя и назначить королю содержание. Жиронда разделила торжество с новыми людьми. Было восстановлено прежнее министерство Ролана, но министром юстиции стал Жорж Дантон. Вскоре оказалось, что он управлял другими министрами и страной, которая встретила события 10 августа с пассивным оцепенением; нигде не пошли дальше мысли о сопротивлении, хотя огромное большинство департаментов было против столичных событий. Только Лафайет, стоявший с армией у Седана, решился восстать против якобинцев, но оказалось, что большинство горожан и многие офицеры -- их приверженцы. В среде армии обнаружилось волнение, вследствие чего Лафайет бежал с немногими офицерами, был пойман австрийскими форпостами и заключен в тюрьму, из которой был освобожден впоследствии Наполеоном по договору в Кампо-Формио. Все дела стали исходить из революционного общинного совета, самовольно составившегося в ратуше 10 августа, руководителями которого были Дантон и Робеспьер. Национальное собрание ничего не сделало, чтобы сдержать этот совет. 10 августа постановили, что при выборах в Конвент отменяется всякий ценз и право участия в выборах дается каждому французу, достигшему 25 лет и прожившему один год на месте. Легко было видеть, что выборами овладеют якобинцы.
Дантон
Вследствие событий 10 августа 1792 г. все дела в государстве были захвачены революционным общинным советом; объявлено о созвании Конвента и было предложено выдать вознаграждение бандитам 10 августа. Стали организовывать террор. Все мировые судьи были отставлены, их заподозрили в привязанности к королю; Робеспьер предложил учредить новый революционный суд, который судил бы всякого, заподозренного в заговоре и сочувствии к монархии. Учрежден был Комитет общественной безопасности с правом арестовать всякого подозрительного; неприсяжным священникам было объявлено, чтобы они в две недели выехали из страны, но им не выдавали паспортов и заключали в тюрьму. В конце августа отобрали имущества у эмигрантов, раздробили эти земли на участки, которые отдавали за бесценок патриотам-революционерам. Доход от этого грабежа простирался до 6 млрд. Средоточием террора был революционный общинный совет. Он хотел разом покончить со своими врагами и нашел отличного вождя в лице Дантона. Дантон впервые выказал себя 10 августа. Высокий ростом, обладая чрезвычайно сильным голосом, он мог производить своими речами громадное впечатление на массы. Это был истый оратор улицы. Он презирал смерть и был один из немногих террористов, не боявшихся черни. Магически действуя на толпу, он делал ее послушным орудием в своих руках. Впоследствии, возведенный на эшафот, среди шума и криков неистовой черни он громовым голосом крикнул: "Молчать" -- и все смолкло. Человек даровитый, но развращенный, он не имел никаких нравственных правил; личные интересы были у него на первом плане. Но он не лишен был и некоторой цинической прямоты, с какою он признавался в совершенном преступлении, не смягчая и не украшая его цветами красноречия. Этого-то человека вздумал террор избрать своим вождем, чтобы избавиться от врагов. Дантон выступил с речью, в которой указывал на опасности, грозящие Франции от внутренних и внешних врагов, а потому просил собрание дозволить ему произвести домашние обыски в Париже, чтобы узнать, не хранится ли где оружие. Это был только повод, цель же была забрать всех подозрительных. И действительно, когда это было дозволено, то оружия оказалось мало, а арестованных очень много. Эти аресты происходили 29, 30, 31 августа; тогда были улицы оцеплены, дома и лавки заперты; для обысков назначена была комиссия из 30 человек на каждую из 48 частей города. Захвачено было до 8 тыс. народу. Затем Дантон предложил, чтобы правительство уполномочило его диктаторской властью, чтобы можно было предавать смертной казни всякого, оказавшего сопротивление революционному комитету, заседавшему в ратуше; главная цель при этом была убийство заключенных в тюрьмах. Собрание дало полномочие 2 сентября, и тогда начались убийства, продолжавшиеся и весь следующий день. Избиение началось с 22 неприсяжных священников, за ними последовали швейцарцы и захваченные во время обыска 29-31 августа. Всех убитых было до 1500 человек.
Вальми
Эти события происходили в то время, когда положение французских армий становилось все хуже и хуже. Но и у союзников был чрезвычайный беспорядок; в прусском штабе господствовала анархия, и главнокомандующий герцог Брауншвейгский был в борьбе с королем, который хотел вести войну быстро и энергически, а герцог любил действовать с методической медленностью; кроме того, Австрию и Пруссию более занимали дела на востоке, где готовился второй раздел Польши. Только в июле союзники приблизились к французской границе и обнародовали манифест, в котором с наглостью требовали, чтобы французы уничтожили новый порядок, введенный революцией; в их армии было не более 80 тыс. человек; они успели занять крепость Лонгви и Верден. В северной французской армии не было ни запасов, ни амуниции, ни дисциплины, которая едва стала вводиться, когда главнокомандующим сделался Дюмурье. Действия происходили в горной местности, называемой Аргонским лесом и находящейся между Маасом и Марной; в центре ее лежит город Сен-Манеги, к юго-западу Вальми и к северо-востоку Гран-Прэ и Седан. Если бы принцу Брауншвейгскому удалось раньше занять эту местность, то вся северная Франция была бы в его руках. Поэтому Дюмурье поспешил занять Гран-Прэ и успел это сделать прежде союзников, несмотря на то что те были к нему ближе; но здесь одна атака австрийской конницы заставила его отступить к Сен-Менеги. Союзники могли бы захватить в плен всю армию, если бы действовали энергичнее. Тогда у Вальми стоял отдельный отряд Келлермана, на который было поведено нападение по настоянию короля. Французы встретили пруссаков сильной пальбой, но вскоре упали духом и готовы были отступить; союзники ждали сигнала к атаке, но его не последовало, и французы удержали позицию, что случилось с ними тогда в первый раз. Французы расславили это дело, как великую победу. Вследствие этого сражения расстроился поход 1792 г., и Дюмурье вступил в переговоры с пруссаками, отдельно от австрийцев, желая расстроить коалицию, и тем временем успел стянуть к себе подкрепления; но союзники, в свою очередь, стали отступать так быстро и в таком беспорядке, что французам легко было бы их разбить. Австрийцы, узнав о переговорах, отозвали свой корпус, и пруссаки, отступив к Маасу, принуждены были потом вовсе покинуть Францию.
Национальный Конвент. Процесс короля
В это время положение Жиронды в Париже сделалось хуже. Желая предупредить убийства, обеспечить личную свободу и порядок, она предложила закон о распущении революционного общинного совета и свободе домашнего очага; по этому закону ночью власти не могли ворваться в дом француза и арестовать его. Это было последним действом Законодательного собрания, которое утвердило предложенные законы 20 сентября, а 21 сентября собрался Конвент. Выборы в Конвент обнаружили, как разнились взгляды жителей столицы и департаментов. Жирондисты имели за собой большинство в собрании; из крайних они обратились теперь в умеренных. Вскоре началась борьба их с левой стороной якобинцев. В одном из первых заседаний было предложено Колло д'Эрбуа уничтожить королевскую власть, на деле уже не существовавшую с 10 августа. Епископ Грегуар при этом сказал: "К чему совещания, если все согласны? В нравственном мире короли то же, что чудовища в природе; дворы их -- это лаборатории злодейств, их история -- это история страданий народа". Без прений принят был закон, постановлявший уничтожение королевской власти во Франции. Теперь возникла борьба между жирондистами и левой стороной, партией Горы. В этой борьбе померялись силами противники, и оказалось, что за жирондистами было большинство, у них не было недостатка в патриотизме и талантах, но они были не практичны. Партия Горы была слаба численностью, но единодушна, организована, была энергична и невероятно дерзка, умела ворочать массами и руководить уличным движением. Ее сила обнаружилась в процессе короля; по ее настоянию король с семейством был переведен из Люксембургского дворца в башню Тампль. С юридической точки зрения короля невозможно было судить. В 1791 г. была объявлена всеобщая амнистия, снимавшая и с короля ответственность за действия с 1789 г., а после 1791 г. за все отвечало министерство. С этой стороны король был недоступен, и потому решились на него напасть с политической стороны. Объявили, что высший закон -- это общее благо; он выше конституции, и во имя его должен погибнуть король. Жирондисты любили указывать как на пример на казнь Карла I в Англии, но они забывали, что вследствие этого была там уничтожена республика и что побежденная партия всегда усиливается, когда у нее являются мученики. Жирондисты предложили судить короля, хотя это не согласно было с конституцией; но они были далеко от мысли о казни короля и хотели остановиться на половине дороги, забыв, что якобинцы не дозволят этого. В этом отношении якобинцы действовали прямее. Робеспьер говорил: "Конвент уклонился от своей истинной задачи; он не суд, а Людовик не подсудимый; задача Конвента -- обеспечить благо народа. Людовик должен умереть, чтоб жила республика". Теперь только Жиронда поняла, что ей грозит опасностью падение короля, которое передаст всю власть противной партии; поэтому она решилась отстоять короля; но прямо действовать она не могла, надо было прибегнуть к уловке. Она настаивала на том, что следует обратиться за утверждением приговора Конвента к народу, который, как можно было надеяться, выскажется против казни Людовика. Расчет был верен, ибо во всех департаментах было сильное неудовольствие против якобинцев. Начался процесс, и короля призвали перед собранием, прочли ему список его преступлений и стали требовать его ответа. Людовик явился в собрание среди глубокого молчания членов, бледный, с всклокоченной бородой, но вел себя чрезвычайно хладнокровно. Он уничтожил обвинение двумя ответами, что до 1791 г. он был неограниченный монарх, следовательно ни за что не отвечает, а после 1791 г. по конституции за все ответственны министры. После этого в заседании возникли прения "об апелляции к народу", и якобинцы одержали верх. Поэтому представили Конвенту для решения три вопроса:
1) Виновен ли Людовик в заговоре против народа и в посягательстве на его свободу?
2) Следует ли решение Конвента подвергнуть утверждению народа?
3) В чем должно состоять наказание короля?
Первый вопрос был решен утвердительно, второй, как мы сказали, отрицательно. Решение третьего вопроса отложили до следующего дня, хотя он уже был решен отчасти ответом на первый вопрос. Все нужные меры были приняты якобинцами, чтобы настоять на своем. Рано утром все входы и галереи были заняты молодцами из якобинского лагеря, и нелюбимый депутат подвергался толчкам, пробираясь сквозь толпу в собрание. Всех депутатов было 721. Каждый из них должен был подать свой голос, войдя на трибуну и объявив свое мнение кратко или в целой речи. Каждый депутат, подававший голос против осуждения, был встречаем криком и бранью из галерей. Но особенное отвращение у всех вызвал герцог Орлеанский (Эгалите), когда он подал голос за смерть. Когда собрали голоса, то оказалось, что из 721 члена 361 высказались за смерть. Следовательно, король был осужден большинством только одного голоса. 21 января удалось согнать к эшафоту народ, из среды которого немногие кричали: "Долой короля". Один из палачей говорит, что Людовик обнаружил удивительное спокойствие и пассивное мужество, которое только вера и набожность могли внушить ему.
Падение Жиронды
После процесса короля жирондисты все еще продолжали иметь большинство в Конвенте, но по-прежнему обнаруживали мало практического смысла, не предложили ни одной энергической и благоразумной меры, которая могла бы поправить положение дел; они говорили блестящие речи, не достигавшие никакого полезного результата. Между тем якобинцы, действуя единодушно и неутомимо в клубах и в городском общинном совете, выставили новую программу, которая была направлена против собственности и вела бедных к междоусобной войне с богатыми. Основные мысли этой коммунистической программы террористов высказал Робеспьер в Конвенте. Он говорил, что высший общественный закон состоит в обеспечении за всеми членами общества возможности существования, что все необходимое для поддержания жизни составляет собственность всего общества, и только излишек, остающийся за удовлетворением этой потребности, может быть представлен на долю частной собственности. Чтобы осуществить эту программу, сначала было необходимо понизить цену на предметы первой потребности, и якобинцы готовы были употребить насилие, если бы собственники воспротивились исполнению этой меры. Действительно, толпы разграбили 25 февраля 1793 г. до 1200 домов и лавок со съестными припасами и другими товарами. 2 мая, после демонстрации, в которой участвовало несколько тысяч жителей предместий, в Конвенте принят был закон о высшей цене на хлеб, по <...> {Далее почти целая строчка вытерта.}и едва покрывавшей издержки землевладения. Но у Жиронды неожиданно явился новый союзник Дантон, который возвратился из Бельгии, куда он был послан в качестве правительственного комиссара, чтобы устроить эту новоприобретенную страну. Здесь он с якобинцами производил грабежи и поборы в обширных размерах, разжигал борьбу пролетариев с собственниками и возвратился оттуда с громадным имуществом. Он полагал, что все спасение Франции заключается в диктатуре, которую должен захватить Конвент. Для исполнения этого плана он протянул руку Жиронде. Следствие его союза с Жирондой тотчас же обнаружились в вопросе о преобразовании революционного суда и Комитета общего блага. Якобинцы хотели устроить суд, независимый от Конвента, без присяжных и следствия, суд, карающий политических преступников, и этот суд направить против Жиронды. Благодаря усилиям Жиронды и Дантона, в суд ввели присяжных, назначаемых Конвентом из всех департаментов, суды также назначались Конвентом. Таким образом, Горе не удалось сделать новое учреждение своим орудием. Комитет общего блага должен был сосредоточить в себе управление внутренними и внешними делами. Робеспьер надеялся пополнить его якобинцами, но при выборах из них прошел лишь один; остальные были кандидаты Дантона и Жиронды. Но союз с сентябрьским убийцей Дантоном, на который Жиронда решилась с большим трудом, вскоре разорван был внешними событиями.
После казни короля посланнику французов в Лондоне было предложено оставить Англию; следствием этого было объявление войны Англии и Голландии. В ноябре 1792 г. Дюмурье победой при Жеманне завоевал Бельгию. В Люттихе сосредоточили армию для завоевания Голландии, но якобинцы расстроили эту армию, не доставляли военных снарядов и запасов и восстановили против нее народ; поэтому Дюмурье стал жаловаться на них в Конвент. Этого не могли простить ему якобинцы. В то же время Кюстин овладел левым берегом Рейна и взял Майнц. Но коалиция к началу 1793 г. получила больше силы и единодушия: Австрия дала Пруссии согласие на приобретение земель от Польши, зато получила согласие Пруссии по делу об обмене Баварии. Следствием этого было то, что союзники выставили в 1793 г. более 200000 войска, а 18 марта австрийцы разбили Дюмурье при Неервиндене. Не имея в Париже партии за себя, Дюмурье не мог ждать ничего хорошего от раздраженных против него якобинцев и решился нанести удар самой революции. План его состоял в том, чтобы заключить союз с Австрией, во главе армии вернуться в Париж и восстановить монархию. Предложение это было радушно принято в австрийском лагере, но армия Дюмурье отделилась от вождя, объявила его изменником, и он бежал к австрийцам. В Конвенте поднялась страшная буря, когда узнали об этом, а так как Дантон много говорил о диктатуре и хорошо отзывался о Дюмурье, то Жиронда имела неосторожность обвинить его в сообщничестве с изменником. Дантон в сильной речи опроверг обвинение и перешел на сторону якобинцев. Судьба Жиронды была решена. Посыпались адреса в Конвент с требованием изгнания из него и наказания Жиронды. Стараясь отклонить опасность и пользуясь ропотом против якобинцев, вызванным в имущих классах требованием принудительного займа, т. е. контрибуции с богатых, жирондист Гаде 18 мая выступил с предложением распустить общинный совет Парижа и перенести Конвент в Бурже. Если бы жирондисты действовали искусно, они еще могли бы выиграть. Но якобинец Барер внес предложение об отсрочке этих мер, чтобы предварительно расследовать действия общинного совета, т. е. чтобы выиграть время и организовать народное движение против Жиронды. 27 мая толпы ворвались в Конвент и требовали уничтожения комитета 12-ти, который назначен был для исследования действий из жирондистов. Ночью на 31 мая поднялось другое более сильное восстание: толпа требовала смерти жирондистов и настояла на закрытии комитета 12-ти. 2 июня толпы народа, в числе 40000, к которым присоединилось и войско, под предводительством Анрио, устремились к Конвенту и требовали изгнания из него жирондистов. Следствием этого было то, что 32 жирондиста, и в том числе самые влиятельные вожди партии, были подвергнуты домашнему аресту, из-под которого многие из них бежали.
Робеспьер. Организация террора
Итак, якобинцы одержали верх и стали властителями Франции. В департаментах это событие вызвало сильные движения против парижских демагогов. Самые большие города подняли голоса за Жиронду. Но у них не было вождей и единства в действиях. Только Вандея и Бретань единодушно поднялись за короля и церковь. После победы над Жирондой выступают три человека: Робеспьер, Кутон и Сен-Жюст, которые начинают заправлять всем. Робеспьер впервые сделался известен в 1789 г. в качестве члена левой стороны в Национальном собрании, но он тогда между блестящими ораторами оставался в тени. Робко и нерешительно заявлял он свое мнение голосом тонким и пронзительным; изложение его речей было монотонно и скучно по содержанию; все, что он ни говорил, было давно известно из сочинений Руссо. Большей частью он ограничивался протестами. Только один из депутатов в собрании понял его -- это Мирабо, который сказал о Робеспьере: "Этот человек имеет будущее, ибо он верит в то, что говорит". Постоянство в убеждениях было в то время редким явлением во Франции. Этому постоянству в убеждениях и отзывам о народе он обязан своей популярностью в массах. Здесь не могли не заметить человека, который постоянно твердил: народ всегда хорош, но правители его дурны. Он был великий мастер устраивать революционные движения, различать друзей от недругов, но во время движения он оказывался робким и сидел дома. Он обладал громадным тщеславием и любил рисоваться, его маленькая квартира была наполнена собственными бюстами в разных позах. Что бы ни говорил он, везде выставлял он свою личность. В Париже он сначала слыл за святошу. Он был чужд материальной корысти и не был развратен. С необыкновенной энергией работал он для одной цели, чтоб вывести вперед социально-демократическую партию, дать понять стране, что спасение заключается в диктатуре и что спасителем явился он сам. Для общего блага надо истребить среднее сословие и содержание всей массы бедного населения возложить на государство.
Сен-Жюст 8 июля предложил объявить изменниками жирондистов, бежавших из Парижа и поднявших восстание в департаментах. Состав комитета общего блага изменился: в него были введены якобинцы, и в том числе Сен-Жюст, Ленге и Кутон. Но чтобы утвердиться, Робеспьеру надо было опереться на вооруженную массу, и начали организовывать революционную армию в 6 тыс. пехоты и 1200 канониров для истребления заговорщиков; назначено по три франка в день членам революционных комитетов и по 40 су участвующим в заседаниях городских секций. Революционный суд был преобразован; должность обвинителя была в нем поручена Фукье-Тенвилю. Эти распоряжения были увенчаны законом 17 сентября "о подозрительных". На основании его всякий человек объявлялся подозрительным, если он был в сношении с эмигрантами и обнаружил чем-либо нелюбовь к республике; этому закону подвергались все уехавшие за границу с 1789 г., хотя бы они и вернулись оттуда. Итак, машина была готова, оставалось пустить ее в ход. Но опасность представлялась еще от командующих армиями и особенно от талантливых и счастливых полководцев. Их надо было сбыть с рук. Первым стоял на очереди Кюстин; сначала разузнали, имеет ли сочувствие к нему армия, и когда оказалось, что оно не велико, то Кюстин был обвинен и казнен. Другой генерал Гушар был казнен за то, что не умел воспользоваться своей победой при Гондскоте. Многие генералы были заменены неспособными якобинцами. Совершив это, якобинцы решились разделаться окончательно с жирондистами. Этому помогло убийство Марата Шарлоттой Корде.
Господство террора
Господство террористов началось. В октябре 1793 г. была обвинена и казнена королева. Вслед за тем жирондистов обвинили в роялизме, в котором они были всего менее виноваты, и после бурного процесса в конце октября казнили тех из них, которые после ареста 2 июня оставались еще в Париже; некоторые из них, например Ролан, Кондорсе, сами лишили себя жизни. 73 члена Конвента, поднявшие голос за жирондистов, были исключены из Конвента. После этого начались сцены ужаса во Франции. Восставший против якобинцев Лион был усмирен в октябре. Любопытен указ Конвента о наказании этого города: город должен быть разрушен, дома богатых сравнены с землей; предписывалось пощадить только общественные здания и дома бедных граждан. Среди бывшего города должен быть оставлен столб с надписью: "Лион восставал против свободы, и Лиона не существует". Исполнение этих предписаний возложено на Колло д'Эрбуа и Фуше; они начали было исполнять их с точностью, но были удержаны линейными войсками; несмотря на то до 6 тысяч граждан было казнено. Подобные сцены происходили почти по всей Франции. Всюду революционные комитеты, опираясь на санкюлотов, поднимали борьбу пролетариата против собственников, сопровождавшуюся грабежами и убийствами. При этом террористы обнаружили фанатическое озлобление против церкви. Иконы выносились из храмов, сосуды превращали в монету. Приведена была в действие самая бесстыдная система поборов. На крестьян департамента Нижнего Рейна наложена была контрибуция в 4 млн за право слушать обедню у старых священников. В Страсбурге взяли 300000 с хлебников, как врагов человечества. Вся контрибуция простиралась до 400 млн. Террористы оправдывали все эти насилия необходимостью обороны страны от внутренних и внешних врагов; между тем для отражения внешних врагов сгоняли тысячами новобранцев, которых плохо кормили и одевали, а потому и дезертирство в армии совершалось в громадных размерах. Хороший дух между солдатами не могли поддержать якобинские генералы, отправленные из клубов на смену старых опытных служак, которых поддерживали в приверженности к королю. Только при Карно стал водворяться в армии порядок.
Раскол в партии террора
К концу 1793 г. система террора была доведена до высшей степени, и тогда же стала обнаруживаться реакция. В самой партии Горы начался разлад, первой причиной которого послужил религиозный вопрос. Стали уничтожать внешнюю обрядовую сторону церковной жизни: был отменен христианский календарь, дали новые названия месяцам, уничтожили христианские имена. Особенной ревностью к распространению атеизма отличалась группа террористов, во главе которой стояли Гебер, от которого получила название эта партия, Шометт и немец Клотс, который называл себя "личным врагом Иисуса". Страшные атеистические оргии стали совершаться в стране. Священники добровольно слагали с себя сан во имя Разума, устраивались публичные поругания христианского богослужения. Санкюлоты отдавали облачение и утварь с престола "Своего бывшего господа" уличной сволочи и публичным женщинам. Но в народе еще дорожили святыней, и потому меры эти вызвали ропот. Против них восстал сам Робеспьер, который был деистом в духе Руссо. Он ополчился против гебертистов, и их выгнали из клуба. Вместе с Дантоном он провел закон 6 декабря, запрещавший действия против свободы богослужения. Таким образом, в среде господствующей партии произошел раскол; скоро он обнаружился и с другой стороны: против диктатуры Робеспьера восстала целая группа под предводительством Дантона, который в 1793 г. вышел из Комитета общественного блага, уехал на родину и женился. Ему все опротивело, и особенно бесцельные казни и грабежи. Он первый заговорил о терроре и видел в нем спасение, но зато чужд был личной злобы и мести. Приехав в Париж в конце 1793 г., он стал говорить о необходимости покончить с ужасами. К нему присоединились некоторые искренние республиканцы, например, Камилл Демулен, который стал издавать с января 1794 г. газету "Старый кардельер", отличавшуюся ядовитым остроумием. В ней осмеивались проделки "бешеных гебертистов", закон о подозрительных и т.д. Итак, у Робеспьера между приверженцами оказались враги. Особенно опасен был Дантон, который имел влияние на улице и под которого Робеспьер должен был подкапываться осторожно. Он стал с конца 1793 г. произносить злые речи, которые начинались общими рассуждениями и оканчивались личной клеветой; в этих речах Робеспьер признавал одинаково опасными для республики как умеренных (Дантона и его товарищей), так и крайних революционеров (гебертистов). Дантон не принимал против этого никаких мер, потому что был самоуверен и не боялся смерти, как пресыщенный развратник. В половине марта были арестованы "бешеные" Клотс, Гебер и другие, а в конце схватили Дантона, Демулена и их друзей. Первые были выведены на гильотину (24 марта), сопровождаемые насмешливыми криками толпы, и перед смертью обнаружили всю свою низость и малодушие. Но не так вели себя дантонисты: без страха они явились в суд и осыпали судей дерзкими ругательствами. Это бесстрашие произвело впечатление на чернь, присутствовавшую при процессе, и поколебало присяжных, из которых некоторые готовы были дать оправдательный приговор и только угрозами были удержаны от этого. Требование очной ставки обвиненных с обвинителями, Робеспьером и его друзьями, Конвент отстранил постановлением, чтобы суд произнес свой приговор без дальнейшего допроса. Дантон шел на казнь, как человек равнодушный к жизни, пресыщенный ею. "Я, -- говорил он, -- весело пожил, много промотав денег, хорошо покутив, а теперь пора спать". Народ присутствовал при казни в мрачном настроении, не выражая к ней сочувствия. Когда у эшафота несколько подкупленных голосов заревели в знак одобрения, Дантон остановил их, крикнув: "Молчать, неблагодарные! Перед вами умирает республиканец". Палачу он заметил: "Мне довольно одного ремня, а другой побереги для Робеспьера". Когда начальник жандармов предложил Дантону освободить его, тот сказал: "Поздно, дайте мне умереть, я не хочу, чтобы лилась кровь на моей могиле". Это событие произошло 5 апреля 1794 г.
Сен-Жюст
Теперь власть осталась в руках чистых террористов, опиравшихся на вооруженный пролетариат. Посредством его хотели создать республику "на началах добродетели и честности". План нового общественного порядка был начертан Сен-Жюстом, чрезвычайно даровитым человеком: 27 лет он был самым видным вождем террора. Это был человек, развивавшийся во время революции, для которого конституционная монархия уже была отжившей стариной. Учителем его был Робеспьер; еще в 1790 г., когда Робеспьер был мало известен, Сен-Жюст в восторженном письме называл его "великим человеком и депутатом человечества". Впервые он выступил как оратор в процессе короля. Сочинения Руссо были евангелием для Сен-Жюста, а он был его апостолом. В нем было много фанатизма, но он чужд был личных страстей, личной ненависти, хотя ему ничего не стоило пролить для своего идеала потоки крови. В 1793 г. он является в качестве комиссара Конвента в Эльзасе, где все было в расстройстве. С помощью гильотины он восстановляет порядок, формирует армию и дает ей в начальники талантливого Пишегрю. Обычной фразой его было: "Ну, вперед, по колена в крови и слезах". Он говаривал: "Если у 10 тысяч солдат нет башмаков, значит сегодня же аристократы снимут с себя башмаки". Такой-то человек выступил с программой "осуществить общественный порядок, согласный с природой". Чтобы осуществить такой порядок, необходимо было новое воспитание: все дети с пяти лет поступают в основанные государством сельские школы, где должны обучаться чтению, письму, плаванию, питаться молоком, кореньями и хлебом с водой. Их должны воспитывать старики не моложе 60 лет, избираемые народом. От 10 до 16 лет все готовятся к войне и земледелию, при этом они делятся на роты, батальоны и легионы. От 16 до 20 лет надо было избрать специальность и готовиться к ней. Следовательно, новое поколение воспитывалось как спартанцы по законам Ликурга; все плоды европейской цивилизации отбрасывались, как лишний хлам.
Падение Робеспьера
С подобными же планами носился тогда и Робеспьер; он хотел прежде всего установить новый религиозный порядок.
В мае он провел в Конвенте предложение, по которому
1) французский народ признает бытие Верхнего существа и бессмертие души;
2) поклонение этому существу состоит в исполнении человеческих обязанностей, которые суть: ненависть к безверию и деспотизму, защита слабых, делание ближнему добра и т.п.
В честь этого Верховного существа 8 июня было устроено в Тюльерийском саду театральное празднество, в котором роль жреца играл Робеспьер, разряженный и украшенный букетом; но он был испорчен тщеславием и надменностью жреца, который даже друзьям оказался противным и смешным. Он заметил это и решился отомстить. Он провел (10 июня) закон о преобразовании революционного суда для ускорения судопроизводства. В суд были введены самые преданные ему люди, отменен допрос свидетелей и наказание должно [было] состоять в смертной казни; с 10 июня стали казнить ежедневно до 70 человек. Это продолжалось семь недель. В одном Париже погибло до 1700 человек. Но самые излишества террора подкапывали его господство и уменьшали страх перед святой гильотиной, как называли ее якобинцы. Против этих мер возникла оппозиция даже среди друзей Робеспьера. Никто не мог поручиться, что его не осудят завтра. В Комитете общественного блага, который управлял государством, было 10 человек, между которыми главными были Робеспьер, Сен-Жюст и Кутон, имевшие значение верховных законодателей. Во главе оппозиции стоял второй триумвират в составе комитета, Билло-Варенн, Барер и Колло д'Эрбуа. В Конвенте была еще группа людей, которых называли "рабочими", которые руководили администрацией и заведовали военной частью. Карно был их главой. Питомец математической школы, он был трезвый и способный делец. Характер он имел энергический, отличный организаторский талант и способность находить даровитых людей. Он был неподкупным и честным управителем. Он говорил прямо Робеспьеру: "Я презираю вас, трусливых диктаторов". Робеспьер сознавался, что он необходим; только в ответ ему ограничивался словами: "Смотри, не заносись, ведь в случае неудачи и ты попадешь под гильотину". Стычки между партиями в Конвенте происходили уже в июле. Робеспьер особенно сильно боялся войска и талантливого полководца, который мог бы захватить диктатуру, и потому-то он старался о заключении мира с Австрией. Это дало повод его противникам заподозрить его в измене. Робеспьер в то время редко являлся в комитет и в Конвент. 8 термидора (28 июля) он решился обвинением в заговоре уничтожить противников и изгнать их из Конвента и комитета. Враги его знали, что он умеет спешить. Они сначала были испуганы, потом начали атаку, соединившись с умеренными и привлекши на свою сторону зажиточных национальных гвардейцев. С этими силами можно было вступить в бой. 27 июля, когда Сен-Жюст хотел говорить, его прервали с криком. Рассерженный Робеспьер с искривленным от злости лицом подбегает к трибуне, хочет говорить, его не допускают до трибуны. В Конвенте постановили арестовать Анрио, начальника Национальной гвардии. Между тем какой-то неизвестный депутат закричал: "Я требую ареста Робеспьера". Большинство приняло это, и он был арестован с товарищами. Между тем ратуша подняла восстание за Робеспьера и освободила его, а вокруг Конвента собралась буржуазия и даже чернь из предместья Сент-Антуан с Лежандром во главе. Вся эта толпа направилась к ратуше. Между тем Анрио ускользнул от ареста и, напившись для храбрости, собрал на Гревской площади перед ратушей верных гвардейцев. Преданные ему канониры готовы были стрелять в толпу, но Конвент объявил его стоящим вне закона, и войско его оставило; он залез в канаву для стока нечистот, но его вытащили оттуда багром. Тогда толпа направилась к ратуше, где находился Робеспьер; когда она стала приближаться, то Кутон застрелил себя, вручив прежде этого другой пистолет Робеспьеру, который приставил оружие ко рту и нетвердою рукой спустил курок; так как рука его дрожала, то он только раздробил себе челюсть, но не убил себя. Другие говорят, что его застрелил один из восставших, ворвавшихся с толпой в ратушу. Младший Робеспьер бросился из окна на мостовую, но был еще жив, когда его подняли. Анрио был выброшен за окно кем-то из своей партии, взбешенным его трусостью. В несколько минут все были арестованы. Так как объявлена была проскрипция, говорит Зибель, то не требовалось никаких судебных форм. Казнь была назначена на следующий день. Робеспьера положили на стол, под его раненую голову подложили ящик. Он молчал и не двигался, только вытирал на лице клочками бумаги кровь, текущую из раны в большом количестве. Любопытные беспрестанно подходили и уходили; Робеспьер слышал вокруг себя только слова озлобления и радости; но не шевельнул ни одним мускулом лица и смотрел на своих гонителей неподвижными оловянными глазами. Наконец явились повозки, чтобы отвезти его с 21 человеком спутников. На эшафоте палач сорвал с него наскоро сделанную перевязку; тут он (Робеспьер) громко вскрикнул от боли: это был первый и последний звук, который он издал во время ареста. С ним вместе казнены 21 человек, а на следующий день 72 человека. Все рады были уничтожению террора; террористы, поднявшие восстание, думали, что они одержали победу; но они сильно ошиблись.
Реакция. Конституция III (1795) года
После событий 9 термидора Франция представляла страну без администрации, правосудия, без гражданского порядка, страну, в которой всюду господствовал хаос. Не было и помину об идеях 1789 г. Из основных начал революции, свободы и равенства, осталось на деле только последнее; первая погибла под руками террора и якобинских комиссаров Конвента в департаментах. Зато равенство сохранилось и имело широкое применение: все сословные различия исчезли; слова Бонапарта, что всякий солдат носит в своем ранце маршальский жезл, не были одной фразой. Проникнутая этим началом масса народа представляла силу, сознававшую свое значение и способную к дружному внешнему действию. Власть и будущность принадлежали тому, кто воспользуется этой силой, направит ее к внешней деятельности и даст ей славу и завоевания. Террористы, одержав победу 9 термидора, ошиблись, думая, что они и воспользуются ею. Теперь неудержимо стали выступать реакционные элементы, и среднее сословие, доселе подавленное, подняло голову. В первое время партии, соединившиеся против Робеспьера, действовали в Конвенте единодушно: уменьшено число революционных комитетов, коих было 52 тыс. с полумиллионом членов, стоивших казне 600 млн. ежегодно; издан закон против тайных обществ; с петициями могли обращаться только отдельные лица. Вместе с тем и общественная жизнь начала принимать другой вид: воскресла роскошь и веселость. Сборища раззолоченной молодежи расхаживали по улицам, напевая новую песню "Пробуждение народа", которая дышала ненавистью к террору. Это юношество решилось разогнать палками якобинский клуб, находившийся на улице Сент-Оноре, и исполнило это с успехом. В Париже много смеялись над тем, как недавние владыки Франции удирали от палок "раззолоченных". Против тех же якобинцев было направлено предложение отменить закон о "высших ценах", которое было принято. В Конвент ввели 73 жирондиста, некогда выгнанных из него Горой; они воротились теперь с жаждой мести и усилили в Конвенте реакционную партию. У пролетариата отняли плату за участие в городских собраниях. Чтобы спасти свою власть, демагоги устроили восстание 1 апреля и 20 мая; толпы наполнили Конвент, но были разогнаны.
Для того чтобы завершить новое положение дела, решено было составить новую конституцию, которая должна была устранить недостатки прежней. Эти недостатки заключались в безграничном полновластии народа, множестве выборов и безграничном равенстве; поэтому было постановлено, что верховная власть принадлежит всему народу, а не части его. Было учреждено много должностей, которые зависели от правительства; объявлено, что равенство состоит в равенстве всех перед законом; также "права человека" были ограничены тем, что право восстания с оружием было уничтожено. По этой конституции законодательная власть была предоставлена двум палатам; при этом ценз определял избирательное право. Выборы производились по двойной системе, которая состояла в том, что 200-300 граждан выбирали одного депутата, а эти депутаты избирали из своей среды представителей в законодательную палату. Условиями для выборов в Совет 500 были 30-летний возраст и пребывание в известной общине не менее 10 лет; в Совет старейшин избирались члены не моложе 40 лет и пробывшие в общине не менее 15 лет; ежегодно состав палат обновлялся на 1/5; из палаты старейшин выбиралось 5 директоров, из которых один ежегодно должен выходить в отставку. С теоретической точки зрения эта конституция 1795 г. была лучше прежних, но она не имела прочной опоры и была беззащитна в стране, которая в то время разбивалась на множество партий с разными стремлениями. Составители конституции знали об опасности, которая ей угрожала, для этого они употребили не совсем законную, но практически полезную меру: они провели постановление, что 2/3 депутатов в новое собрание должны быть избраны из Конвента, а если бы они не были избраны в таком количестве, тогда недостающее число должно быть назначено по усмотрению Конвента. Это ограничение свободы выборов вызвало движение со стороны роялистов. 13 вандемьера (5 октября) было произведено восстание буржуазии и роялистов, которое было усмирено Бонапартом.
Директория. Победы Бонапарта
Конвент одержал верх, но задача нового правительства была трудна: оно должно было восстановить порядок с незначительными силами; кроме того, члены исполнительной власти не были согласны между собой. Самый дельный и даровитый член Директории Карно не сочувствовал Директории. Директория должна была усиленно следить за внутренними и внешними событиями.
Эти последние в недавнее время приняли более благоприятный для Франции оборот по двум причинам:
1) изменился характер французской армии;
2) переменился состав коалиции.
В 1793 г., благодаря стараниям Карно, улучшился состав и организация армии; якобинские бездарные генералы заменены были даровитыми и молодыми вождями, каков был, например, Гош, родившийся в 1768 г., другой генерал, особенно возвысившийся, был Бонапарт. Кроме того, изменилась тактика французов, которым трудно было преодолеть союзников выправкой, а потому они начали действовать другим образом: скоплялись огромные массы, сводились огромные колонны при многочисленной артиллерии и действовали дружным натиском, который после неудачи скоро повторялся, и союзники уступали этим силам французов. Гош оттеснил австрийцев за Рейн. Келлерман также имел успех. Второй причиной успехов французов было распадение коалиции: второй раздел Польши расстроил союз Пруссии с Австрией, и первая заключила с Францией Базельский мир, по которому Пруссия уступила Франции свои зарейнские провинции; но Австрия нашла себе союзника в России и продолжала войну. Журдан и Гош вторглись в Пфальц, но искусными действиями Клерфа принуждены были отступить за Рейн. В следующем 1796 г. план войны у французов был изменен, решено произвести вторжение в Австрию с двух сторон: на севере Моро и Журдан с 150 тыс. должны были вторгнуться с Рейна, на юге в Италии назначено действовать Бонапарту с 40 тыс. человек. Состояние армии в Италии, когда Бонапарт был назначен главнокомандующим, было очень плохо; солдаты не имели одежды, обуви и даже недоставало провианта. Новый главнокомандующий по приезде в армию издал прокламацию, в которой, указывая на плохое состояние армии, обещал в будущем "честь, славу и богатство"; не было ни слова о свободе и республике. Методичным австрийцам трудно было справиться с 27-летним полководцем, умевшим чрезвычайно одушевлять солдат; тактику свою он высказал в немногих словах: "Все военное искусство состоит в том, чтобы превосходить неприятеля числом там, где нужно". Сначала последовал ряд мелких битв, которые ослабили неприятеля, и все кончилось в пользу Бонапарта, следствием этих побед был выход Пиемонта из союза с Австрией и сдача победителю многих пиемонтских крепостей. Далее Бонапарт двинулся на Милан и на дороге обобрал герцога Пармского. Везде французы налагали громадные контрибуции, увозили в Париж произведения искусства; в несколько недель они собрали до 100 млн контрибуции, не считая запасов. Опорным пунктом австрийцев была Мантуа, которую осадили французы; на защиту этого пункта австрийцы высылали против Бонапарта несколько армий, но они были одна за другой разбиты; Вурмзер -- при Гардлеме, Альвинци -- при Арколи и вторично при Риволи, в 1797 г. сдалась Мантуа, и Бонапарт вторгнулся в Австрию, одержав верх над эрцгерцогом Карлом. В Штирии в Леобене было заключено 18 апреля перемирие. При этом Наполеон подвергался опасности восстания в тылу. Но народного восстания против Франции боялось и австрийское правительство. В Вене говорили: "Врагу заткнем рот провинцией, а поднять народ -- это значит разрушать престол". Австрия медлила заключением мира, надеясь на падение Директории от внутренних волнений, от восстания роялистов и коммунистов. Эти последние думали перевернуть все социальные отношения; во главе их стоял Бабеф, который издавал газету "Народный трибун" и там проповедовал радикальное преобразование общества. "Собственность, -- писал он, -- есть источник всяких зол, обременяющих человечество. Солнце светит одинаково всем, и земля не может быть ничьей собственностью; собственностью завладели разбойники, а законы созданы сильными. Ну-ка, братья, бейте и валите это общество, которое против вас, и тащите все, что вам надобно". С такими стремлениями он составил себе партию и привлек в заговор до 17 тыс. человек; но заговор был открыт, его зачинщик и участники 10 мая 1796 г. были арестованы. Потом поднялись роялисты, которые чрезвычайно усилились в палате и центром своей деятельности сделали клуб Клиши. Даже в Директории обнаружилось раздвоение, и директоры Бартелеми и Карно были против конституции III года. Но благодаря армии правительство одержало верх; переворотом 18 фруктидора (4 сентября 1797 г.) оно изгнало из палаты 53 депутатов-роялистов с двумя директорами -- Бартелеми и Карно. Это событие благоприятно подействовало на заключение мира, ибо австрийцам нельзя было надеяться на внутренние несогласия внутри Франции. К Бонапарту был послан для переговоров граф Кобенцель, бездарный дипломат, хотя и слывший за мастера своего дела. Но французский полководец умел обращаться с людьми подобного сорта. Заметив в Кобенцеле желание затянуть переговоры, Бонапарт разыграл с ним комедию, которая ускорила дело: во время одного из долгих совещаний он грозно закричал дипломату: "Если Австрия хочет войны, то в три месяца я обращу ее в груду вот таких же осколков". С этими словами он разбил вдребезги дорогой сервиз и вышел из комнаты, едва скрывая смех. 17 октября 1797 г. был подписан договор в замке Кампо-Формио, по этому договору Австрия отказалась от Бельгии и Ломбардии, получив за это Венецию, Истрию и Далмацию; в секретных статьях Франции предоставляется левый берег Рейна за то, что она обещалась помочь Австрии приобрести Зальцбург и часть Баварии. Из Ломбардии с другими областями Верхней Италии была образована Цизальпинская республика.
Новые республики
Чтобы занять победоносные войска, стоявшие теперь праздными, Директория повела революционную пропаганду в соседних странах и окружила Францию рядом республик-дочерей. Таковы были устраненные до 1798 г. республики Батавская и Цизальпинская. В этом году явились две новые: Римская и Гельветическая. В Риме послом был Иосиф Бонапарт, который из образованных людей средних классов образовал здесь сильную партию недовольных папским управлением, и она с помощью войска Бертье провозгласила республику (в феврале 1798 г.). Но Бертье действовал нерешительно, и его заменил Массена, отличавшийся большими военными талантами и вместе самым бесстыдным хищничеством. Про него рассказывают, что, когда Наполеон однажды упрекнул его в воровстве, он отвечал: "Я ворую, ты воруешь, он ворует" и т.д. Он обобрал папу и заставил его бежать из Рима. Точно так же и в Швейцарии была основана Гельветическая республика, где под влиянием французской революции происходили раздоры между кантонами. Воспользовавшись этими раздорами, французы заняли Швейцарию и преобразовали ее в республику с конституцией, похожей на французскую конституцию III года (в апреле 1798 г.). В январе 1799 г. и Неаполитанское королевство преобразовано было французами в Партенопейскую республику, и таким образом Франция распоряжалась всем Апеннинским полуостровом.
Переворот 18 брюмера
После мира в Кампо-Формио Наполеон был торжественно принят в Париже и Директорией, и народом; все общество относилось с доверием к победителю и с презрением к правительству; но Бонапарт с намерением уклонялся от народных оваций, не принимал никого, кроме ученых, и вел жизнь частного человека. Между тем он не оставался в бездействии и развивал новые смелые планы. Таков был план похода на Восток. В трезвой натуре Бонапарта была некоторая доля фантастичности. Ему хотелось подвигов, которые напоминали бы классических героев. "Надо идти на Восток, -- говаривал он иногда, -- ибо там источник великой славы". К этому предприятию отнеслась сочувственно Директория, ибо ей было опасно иметь близко к себе популярного генерала. Теперь покинули план высадки в Англию и задумали египетский поход, предпринятый в мае 1798 г. Между тем в отсутствие Бонапарта в Европе образовалась новая коалиция, которая действовала успешнее первой по двум причинам:
1) глава коалиции император Павел I не имел эгоистических целей, какие преследовали члены первой коалиции;
2) у коалиции явился такой полководец, как Суворов.
Но бессовестная политика Тугута уничтожила плоды одержанных им побед. В Швейцарском походе, говорит Гейссер, Суворов спасся из положения, "в котором из 100 генералов 99 сдались бы врагу; отступление его -- единственный, не имеющий подобного подвига в военной истории". Но победы его в 1799 г. все-таки пропали даром, и к концу этого года коалиция распалась.
Встревоженный событиями в Европе Бонапарт поспешил сюда из Египта, счастливым случаем ускользнувши от английских крейсеров, и благополучно высадился в городке Фрежюсе, где был восторженно встречен народом; один местный Демосфен приветствовал его речью, в которой сказал: "Ступайте и побейте наших врагов, генерал; а мы вас сделаем королем, если вы этого желаете". Но Наполеон вел себя в Париже по-прежнему: удалялся от шума и торжеств. Тогда в Директории даровитые члены Сиейс и Дюкос были в разладе с остальными неспособными. С помощью своего брата Люсьена, президента Совета 500, Наполеон вошел в сношение с Сиейсом и Дюкосом; последний был жирондист, убежденный в необходимости диктатуры; первый был хитрый и осторожный человек, но готовый войти в соглашение с Бонапартом. "Я готов действовать с генералом Бонапартом, -- сказал он на предложение Люсьена, -- ибо считаю его самым гражданским из солдат, хотя и знаю, что после победы он швыряет товарищей своих себе через голову". Для победы над Директорией Наполеону надо было привлечь на свою сторону армию и ее вождей; он успел в этом, но не успел склонить к себе только Бернадота, пронырливого и хитрого генерала, который сам был не прочь разыграть переворот, задуманный Наполеоном. Приготовления к перевороту велись довольно открыто, и он совершился 18 брюмера (9 ноября 1799 г.). Утром этого дня Сиейс устроил экстренное заседание Совета старейшин; на него приглашены только 120 человек, которым ввиду опасностей, грозящих республике, предложили перенести законодательные советы в Сен-Клу. Исполнение этого декрета было возложено на Бонапарта, ему же была вверена команда над линейными войсками и национальной гвардией. Бонапарт обратился с воодушевляющей речью к войскам и произвел им смотр. В этот день вечером он покончил с директорами, которые отказались от должностей или были задержаны в своих квартирах. На другой день надо было покончить с палатами, которые готовились оказать сопротивление. Утром 19-го в Совете 500 поднялись крики; республиканцы торжественно поклялись умереть за конституцию III года. Наполеон с приближенными лицами находился в соседней комнате. Когда усилились крики, он сказал: "Пора кончить" -- и вошел в залу Совета старейшин; здесь он обратился к депутатам с бессвязной речью, где говорил о победах, о клеветах на него, о спасении республики, и когда один депутат напомнил ему о конституции, Бонапарт с своей стороны напомнил, когда ее нарушали сами республиканцы, и прибавил: "Спасите ее основы, свободу и равенство". Покончив с Советом старейшин, он пошел в Совет 500, где его встретили с криками: "Долой диктатора" -- и даже не дали говорить ему. Гренадеры Мюрата вступили в залу, забил барабан, и депутаты стремительно бросились вон в двери и окна. Этой сцены не мог забыть Наполеон до конца своей жизни; он и прежде мало верил в силу идей, а теперь окончательно потерял эту веру.
Консульство. Конституция
Для нового порядка вещей надо было составить и новую конституцию. Этой работой руководил Сиейс, участвовавший в составлении всех конституций с 1789 г. Поклонник идеи равенства, он не был искренним другом свободы. В его проекте конституции было удержано избирательное право, выражение народного самодержавия, но в применении ему дано было мало простора. Такую конституцию считал он наиболее согласной с положением страны, которая более всего нуждалась в порядке и в которой существовала одна организованная сила -- армия. Вот главные черты проекта Сиейса. Он предложил тройную систему выборов. Все граждане округа, имевшие право голоса, выбирали 1/10 часть своего состава для занятия общинных должностей; из этой 1/10 выбиралась 1/10 часть для занятия департаментских должностей, из этой 1/10 избиралась 1/10 для занятия высших должностей и мест депутатов в народном представительстве. Имена людей, составлявших последнюю десятую, вносились в так называемые национальные списки. Первая десятая заключала в себе 500000 человек, вторая 50000 и т. д. Таким образом избирательное право народа состояло только в выборе кандидатов на должности и звание народных представителей.
Законодательная власть состояла из четырех палат. Это были:
1) охранительный Сенат из 80 членов, выбираемых из национальных списков пожизненно; обязанность его состояла в наблюдении за неприкосновенностью конституции и выборе по национальным спискам народных представителей в Трибунат и Законодательный корпус;
2) трибунат из 100 членов не моложе 25 лет; задача его состояла только в обсуждении предлагаемых законов;
3) законодательный корпус из 300 членов не моложе 30 лет; он без прений, тайной подачей голосов принимал или отвергал предлагаемые законы;
4) государственный совет, вырабатывавший проекты законов и посредством своих ораторов защищавший их в законодательном корпусе.
Наполеон был согласен с таким проектом Сиейса; они разошлись с ним только в вопросе о главе исполнительной власти. По проекту Сиейса этот глава с титулом Великого избирателя назначался пожизненно, представлял республику перед иностранными державами, получал 6 млн франков содержания, был окружен блеском, но был лишен самостоятельной власти, мог только назначить двоих консулов, без согласия которых он ничего не мог предпринять. Звание такого главы Сиейс предназначал Бонапарту, надеясь соблазнить его блеском и огромным окладом. Но Наполеон угадал мысль аббата и сказал ему о проектированной им главе государства: "Или вы думаете, что народ захочет содержать такого тунеядца? Возможно ли, чтобы человек с честью и талантом согласился на роль откармливаемой на убой свиньи?". Поэтому был предложен другой проект устройства исполнительной власти, по которому во главе управления становились три консула, избираемые на 10 лет с правом быть избранным вторично. Вся власть сосредоточивалась в руках первого консула, который имел главное начальство над морскими и сухопутными силами страны, назначал министров и других административных и судебных чиновников. Товарищи первого консула имели только совещательный голос. Опираясь на преданный Сенат, Наполеон подчинил себе законодательные палаты и на деле имел более широкую власть, чем короли старой Франции, ибо теперь не было ни церкви с прежним устройством, ни аристократии, ни сословных привилегий и корпораций. Новое устройство было утверждено нацией большинством 3 млн. голосов против 1500 человек. При содействии Сиейса Наполеон ввел во Франции новое административное и судебное устройство. Первое Национальное собрание дало слишком большой простор местному самоуправлению и из каждой общины сделало род почти независимой республики. Теперь во главе департамента поставлен префект с властью интенданта старой монархии; от него зависели подпрефек-ты округов и мэры общин. Для разбора споров о пределах власти этих чиновников в каждом департаменте существовал совет префектуры. Все эти чиновники назначались правительством. В судебном устройстве работами руководил Камбассерес, который устранил недостатки прежнего судопроизводства и при этом сохранил кассационный суд и мировых судей; вновь были учреждены или преобразованы гражданские суды, 29 апелляционных судов и в каждом главном городе департамента уголовный суд; судьи утверждались в должностях правительством. Высшие административные и судебные должности Наполеон замещал очень удачно, пользуясь системой слияния партий, призывая к деятельности приверженцев и революции, и старой монархии. В скором времени Наполеон еще более сосредоточил власть в своих руках, изменив власть законодательных палат; консульство было объявлено пожизненным, и должности товарищей первого консула были отменены; участие народа в выборах устранено учреждением избирательных коллегий из богатейших граждан, назначаемых пожизненно. Депутаты, избираемые этими коллегиями, были в сущности назначаемы правительством. Наконец, консульство было заменено империей.
Пруссия и Германия после Тильзитского мира
Тильзитский мир поставил Пруссию в тяжелое положение: она лишалась 2 1/2 тыс. кв. миль территории, 5 000000 жителей, т.е. около половины своих владений; остальная часть подвергалась тяжкому игу. Она должна была уплатить 140 млн франков контрибуции и в обеспечение уплаты принять французский гарнизон крепости Глюгау, Штеттин и Кюстрин. По секретной статье договора, Пруссия ограничивала свою армию на десять ближайших лет до 42000 человек. В 1808 г. контрибуция была уплачена, и французские войска выведены из страны; в течение двух лет французы взяли с Пруссии более 1/2 млрд франков реквизиции, не считая поборов натурой. После таких тяжких потерь задача прусской политики должна была состоять в поддержании мирных отношений к Франции и возрождении страны с помощью реформ. Одной из главных реформ было изменение военного устройства. До того времени Пруссия была военной державой, основанной на чиновничестве и армии, состоявшей наполовину из наемных иностранных солдат; теперь введена была общеобязательная военная повинность, и армия сделана чисто национальной. Отменено было предпочтение дворян при занятии офицерских мест, и повышение по службе определялось специальным общим образованием в мирное время и военными заслугами в военное. Главными исполнителями военной реформы были Шарнгорст и Гнейзенау. Во главе прусских государственных людей этого времени стоит Штейн, который с октября 1807 г. был первым министром и чрезвычайно много работал для внутреннего устройства страны. Был улучшен быт крестьянского сословия: указами 1807 г. отменена личная зависимость крестьянина от землевладельца и ему возвращены гражданские права. Преобразовано было и городское устройство. Со времени Фридриха Вильгельма I у городов отнято было самоуправление, но в них остался цеховой гнет, от которого страдала промышленность и торговля. В 1808 г. уничтожены цехи, заведование городским хозяйством было передано собранию городских гласных, избираемых от лиц, имеющих в городе недвижимую собственность; эти последние выбирали из себя членов магистрата и бургомистра; гласные не получали жалования. Но Штейн не ограничивал своей деятельности одной Пруссией: он хотел пробудить национальный дух во всей Германии, для чего было учреждено в Кенигсберге патриотическое общество Тугенбунд с нравственно-научными целями, скоро распространившееся далеко за пределы Пруссии. Эти меры министра вооружили против него всемогущего Наполеона; в руки последнего попалось письмо Штейна, где были неясные намеки на план освобождения Германии. Это письмо Наполеон велел напечатать в "Мониторе" с замечанием, что Фридрих Вильгельм будет отвечать за такого неискусного и испорченного министра. Штейн подал в отставку в конце 1808 г. и удалился в Австрию, а потом в Россию. Его преемник Гарденберг действовал по программе своего предшественника: хотя он и не имел такой творческой силы, как Штейн, и такой энергии характера, но зато ловко умел поддерживать с Наполеоном добрые отношения до времени, когда наступила борьба за национальную свободу.
Владычество Франции не прошло бесплодно для Германии. Исключая Пруссию и Австрию, все германские государства одно за другим вступили в Рейнский союз; их войска прошли хорошую военную школу под знаменами Наполеона и приобретенной здесь опытностью много способствовали потом освобождению Германии. Кроме военного устройства, и в гражданское были внесены под влиянием Франции лучшие начала и порядки: уничтожены многие мелкие владения, улучшены администрация, судопроизводство, законодательство, введен суд с присяжными; но самым благодетельным следствием чужеземного ига было пробуждение национального духа. Наука принесла более живое направление, сосредоточием которого стал Берлинский университет. Столица Пруссии уже тогда получила значение метрополии немецкой науки и просвещения. В Германии оживилось изучение родной старины, и под влиянием его усилилась вера в свое будущее.