Клеменц Дмитрий Александрович
Из поездки в качинскую степь

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

ИЗЪ ПОѢЗДКИ ВЪ КАЧИНСКУЮ СТЕПЬ.

Окрестности Минусинска и его древности.-- Остатки койбаловъ.-- Абаканская инородная у права.-- Татарскій праздникъ и жертвоприношеніе горному духу.-- Посвященное животное.-- Священное дерево.-- Шаманъ и его странствіе по горамъ.-- Лошадь съ чашкой на спинѣ.-- Древнее обаяніе шаманскаго культа.-- Что подрываетъ старыя вѣрованія.-- Практическое направленіе.-- Къ лучшему ли идетъ дѣло.

   Нынѣшнимъ лѣтомъ намъ удалось предпринять небольшую этнографическую экскурсію въ Каминскую степь. Но прежде этого мы посѣтили Татарскій островъ, близь Минусинска, извѣстный массой древнихъ могилъ и въ послѣднее время привлекающій все болѣе вниманіе нашихъ археологовъ. Объ этихъ археологическихъ рѣдкостяхъ нашихъ мы поговоримъ особо.
   Ознакомившись бѣгло съ Татарскимъ островомъ, мы переправились за Енисей черезъ перевозъ подъ Синимъ камнемъ. Такъ называютъ мѣстные жители утесы зеленоватаго и зеленовато-сѣраго глинистаго песчаниковъ, образующихъ лѣвый берегъ р. Енисея. Здѣсь начинается такъ называемая Койбальская степь. Она занимаетъ уголь между Енисеемъ и Абаканомъ, съ юга и запада ограничена предгоріями Саянъ. Къ ней теперь уже не идетъ названіе Койбальской: она вся занята качинцами и русскими, и теперь отъ койбаловъ осталось въ Минусинскомъ округѣ только одно воспоминаніе. Языкъ, нечего и говорить, совершенно утраченъ, нѣкоторые роды койбальскіе считаютъ себя качинцами и очень немногіе помнятъ свое происхожденіе. По всей степи можно назвать только два центра, гдѣ остались койбалы, или считающіе себя койбалами -- это улусъ подъ Синимъ камнемъ, чрезъ который пришлось намъ ѣхать, и деревушка Уты, на рѣчкѣ Утѣ, гдѣ была лѣтъ 25 тому назадъ особая Койбальская инородческая дума. Коибалы на Утахъ до того перемѣшались съ русскими, что среди нихъ немногіе знаютъ и качинскій языкъ, живутъ въ избахъ, занимаются земледѣліемъ. Койбалы водъ Синимъ камнемъ, не смотря на близость города, болѣе похожи на инородцевъ, чѣмъ ихъ утинскіе собратья: большинство ихъ живутъ въ юртахъ, говоритъ по-татарски и почти не сѣютъ хлѣба. Перевозъ, близость города развили въ нихъ страсть къ стороннимъ заработкамъ. Большую часть своихъ луговъ они сдаютъ городскимъ мѣщанамъ въ аренду, скота держатъ мало и большую часть гида, особенно зиму, перебиваются кое-какъ въ впроголодь. Какъ всегда при такихъ обстоятельствахъ бываетъ, изъ койбаловъ выдѣлились человѣка два болѣе зажиточныхъ, которые и пользуются остальной голытьбой. Между инородцами и русскими койбалы не пользуются доброй славой. Особенно койбалы подъ Синимъ камнемъ: конокрадство и переводъ коней обычный порокъ всѣхъ кочевыхъ инородцевъ, но про койбаловъ и не злые языки говорить, что они не брезгаютъ и ручной кражей. Уголъ степи между Абаканомъ и Енисеемъ представляетъ высокую равнину, перерѣзанную рядомъ низкихъ озеръ и болотинъ, идущихъ отъ Абакана къ Енисею. На сухихъ и высокихъ мѣстахъ видимъ мы рядъ довольно большихъ кургановъ плоскихъ, обозначенныхъ камнями но угламъ. Подобные видѣли мы и на Татарскомъ островѣ, но здѣсь они большаго размѣра, есть курганы длиною въ 50 и 55 шаговъ. Цѣпь ихъ тянется съ небольшими перерывами съ юга на сѣверъ до горы СаЛквалъ, лежащей между устьемъ Абакана и Енисеемъ. Со временемъ эти курганы будутъ чистой находкой для археолога. Близость города даетъ возможность найдти рабочихъ, и большинство кургановъ совершенно цѣлы, на нихъ не видно никакихъ слѣдовъ хищническихъ раскопокъ.
   Абаканская инородческая управа лежитъ на крутомъ, лѣвомъ берегу Абакана. Издали она совершенно напоминаетъ небольшое русское сельцо; церковь и рядъ домиковъ тянутся по берегу, юртъ не видно. Абаканъ здѣсь шириною около 80 саженъ, впрочемъ, по словамъ видѣвшихъ эту рѣку, онъ верстъ на 200 отъ устья сохраняетъ ту же ширину.
   Въ Абаканскую управу мы попали чрезвычайно удачно. Намъ сказали здѣсь, что на завтрашній день, на горѣ Салюхвалѣ, противъ устья Абакана, назначено шаманское всенародное приношеніе горному духу. Празднество это бываетъ разъ въ годъ, и на него собираются массы народа. Рѣшено было остаться въ управѣ на завтрашній день, а остатокъ дня посвяти гь осмотру большаго могильника за рѣчкой Ташебой, въ 15 верстахъ отъ управы.
   Назавтра мы узнали, что въ 12 часовъ назначено начало торжественной церемоніи жертвоприношенія горному духу, или по-татарски Тагъ-тай. Старожилы жаловались только, что нынѣшній годъ собрались очень мало народу, что будетъ участвовать всего одинъ шаманъ, тогда какъ обыкновенно подобные торжественные праздники освящались сослуженіемъ нѣсколькихъ шамановъ; вообще раздавались голоса, утверждавшіе, что древнее шаманское благочестіе упадаетъ, благодаря развитію скептицизма и маловѣрія.
   Какъ, однако же, ни великъ скептицизмъ современныхъ татаръ, онъ, все-таки, не помѣшалъ на другой день съ утра нѣсколькимъ сотнямъ инородцевъ собраться на правомъ берегу Абакана, на горѣ Самохвалъ, около небольшаго березоваго лѣсочка, близь вершины горы. Центръ сцены занимала высокая береза, увѣшанная синими и бѣлыми лоскутьями -- цвѣта горнаго духа. Тутъ же подъ березой былъ разложенъ костюмъ шамана; подъ деревомъ былъ привязанъ бурый конь, котораго надобно было во время церемоніи посвятить горному духу, или, другими словами, сдѣлать его изыхомъ горнаго духа. Каждый изъ духовъ татарской шаманской демонологіи требуетъ себѣ въ посвященіе извѣстнаго рода животныхъ, по большей части, коней; масть, возрастъ и прочія свойства нужнаго для посвященія животнаго опредѣляетъ шаманъ. Иногда ставятъ изыха въ случаѣ болѣзни или для предотвращенія несчастій. Въ нѣкоторыхъ татарскихъ семьяхъ сохранился обычай ставить родоваго изыха, покровителя стадъ и дома извѣстнаго рода; напримѣръ, у инородцевъ Картиныхъ (сёкъ ойрягъ) изъ рода въ родъ ставятъ соловаго изыха. инородцы Колитымовы (сёкъ каска) -- гнѣдаго и т. д. Каждому изыху соотвѣтстуетъ извѣстный знакъ его, идолъ, или тюсь (у калмыковъ и черневыхъ татаръ -- онгонъ). Общій типъ ихъ -- раздѣленная на двое березовая вѣтка, на концахъ вилокъ которой навѣшаны разные лоскутки, иногда кусочки парчи, собольяго или бѣличьяго мѣха, конскіе волосы и т. д. Ставленіе изыха сопряжено съ нѣкоторыми расходами. Кромѣ уплаты за труды шаману, нужно еще кормить идола, или тюся -- представителя изыха, то есть приносить ему жертвы. Посвященное животное пускается въ табунъ и съ этихъ поръ никто, кромѣ хозяина дома, не имѣетъ права ѣздить на изыхѣ. Къ сбруѣ его не смѣетъ прикасаться ни одна женщина. Ни одна татарка ни за что не рѣшится перешагнуть даже черезъ ремень или узду, бывшую на изыхѣ. Но истеченіи извѣстнаго срока посвященіе съ коня снимается, и онъ превращается въ обыкновенную домашнюю скотину.
   Мы подошли къ группѣ татаръ и татарокъ, расположившейся недалеко отъ священнаго дерева. Женщины занимались разборкой заколотыхъ жертвенныхъ барановъ, мужчины отчасти помогали имъ, но большинство было занято переливаніемъ изъ пустаго въ порожнее и переливаніемъ молочнаго вина (арака) изъ бутылей въ стаканчики, а оттуда въ желудки. Компанія была очень довольна новыми посѣтителями и немедленно начала посвящать насъ въ различныя подробности предстоящаго событія.
   -- "Что, пріѣхали посмотрѣть, какъ ясашные свой законъ справляютъ?-- Что же, посмотрите.
   -- Вотъ это дерево называется -- бай-казынъ (богатая береза), около нея будетъ шаманщикъ ходить. Бараны эти пойдутъ въ жертву Богу, а шкуры шаману за труды. А вотъ и самъ шаманщикъ.-- Ей, Анчей, подойди-ка сюда!
   Герой дня довольно развязно подошелъ къ намъ и тутъ же заявилъ, что онъ былъ знакомъ съ разными петербургскими господами. Оказалось, что его услугами пользовались уже В. В. Радловъ, А. В. Андріановъ и мѣстный любитель этнографіи г. Кузнецовъ. Отъ бесѣды шаманъ, однако же, отказался, подъ тѣмъ предлогомъ, что ему надобно готовиться къ дѣйствію и усѣлся одаль, въ одиночествѣ и какъ бы предаваясь глубокимъ размышленіямъ.
   -- Усталъ онъ, всю ночь здѣсь на горѣ прошаманилъ,-- снова принялись пояснять наши собесѣдники.
   Словоохотливость татаръ и отсутствіе всякой подозрительности объяснялись очень просто тѣмъ, что все это былъ народъ тертый, видавшій виды. Большинство ихъ, желая блеснуть своей цивилизованностью, даже пробовали увѣрять насъ, что въ сущности они никакимъ шаманамъ не вѣрятъ. Я думаю, что въ данную минуту, сидя рядомъ съ "русскими", которые слѣдили внимательно за всѣмъ происходившимъ, многое знали сами изъ шаманскаго ритуала, но не обнаруживали никакой боязни передъ заклинателемъ чертей, инородцы набрались храбрости и довольно искренно посмѣивались надъ шаманомъ: но частенько и между нашимъ братомъ встрѣчаются отъявленные вольнодумцы, которые блѣднѣютъ, замѣтивъ 13-го за столомъ. То же было и здѣсь. Только замѣтили наши компаньоны, что шамань начать облачаться, какъ мигомъ всѣ шутки смолкли, и толпа придвинулась къ священной березѣ.
   Шаманъ облекся въ блестящій новый костюмъ изъ свѣтлозеленаго сукна съ красными полосами, усаженный раковинами, на голову надѣлъ остроконечную шапку съ ястребиными перьями, украшенную крестиками изъ раковинъ, лицо закрылъ цѣлымъ рядомъ цвѣтныхъ ленточекъ; одинъ изъ присутствующихъ подалъ ему березовую вѣтку, увѣшанную синими и бѣлыми лоскутками, и дѣло началось какъ всегда съ призываній духовъ; бубенъ во время горной жертвы не употребляется.
   Шаманъ медленно, какъ бы благословляя толпу, поводилъ по воздуху березовой лозой и кланялся священному дереву. Онъ еще владѣлъ собой, и важныя, медленныя движенія, очевидно, были заучены.-- "Вы замѣчаете, -- сказалъ мнѣ вполголоса сосѣдъ, минусинскій мѣщанинъ:-что шаманъ этотъ подражаетъ въ своихъ манерахъ православному священнику?"
   И дѣйствительности благословляющіе жесты, медленныя, движенія и поземные поклоны священной березѣ были чѣмъ-то новымъ, не шаманскимъ. Горную жертву я видѣлъ не разъ, но ничего подобнаго не замѣчать въ манерахъ другихъ шамановъ, но какъ только кончилось общее обращеніе ко всѣмъ духамъ и самому Ильхану, шаманъ быстро перемѣнилъ свои манеры: начались дикія завыванія, вздрагиванія всѣмъ тѣломъ, вѣтка завертѣлась у него въ рукахъ. Онъ мысленно переносился теперь съ одной горы на другую и духу, хозяину каждой горы, приносилъ жертву. Съ Самохвала онъ перешелъ на гору Изыхъ, воскликнувъ:
   
   Лейте, лейте вино!
   Лейте, лейте, брызгайте вино!
   
   и принялся плескать молочнымъ виномъ на березу. Съ Изыха шамань въ безпорядкѣ переходилъ съ одного урочища на другое. Въ сущности это было уже отступленіе отъ порядка. Обыкновенно во время Тагъ-тая шамань отправляется сначала на востокъ отъ того мѣста, гдѣ приноситъ жертву, упоминаетъ всѣ находящіяся по спопутности вершины горъ, поварачиваетъ къ югу и здѣсь, поминая дальнія горныя вершины, приходитъ въ совершенное неистовство. Горные духи, хозяева грозныхъ Саянскихъ вершинъ, шутить не любятъ, это очень важныя особы, и хорошій шаманъ просто лѣзетъ изъ кожи, призывая ихъ.
   Къ тому же процедура вся эта симулируетъ путешествіе шамана по горнымъ вершинамъ, и чѣмъ дальше идетъ онъ въ своемъ пути, тѣмъ большія трудности испытываетъ онъ, что и старается дать знать слушателямъ дикими возгласами.
   -- А намъ какъ кажется -- путаетъ что-то?-- спросилъ я стараго татарина, стоявшаго рядомъ со мной.
   -- Пьянъ онъ, сабака! Гдѣ ему дураку знать всѣ гольцы и хребты! Вотъ сагайскіе шаманщики, тѣ все по порядку ведутъ, а этотъ городить только, что припомнитъ!-- съ негодованіемъ отвѣтилъ сослдъ.
   Наконецъ, нашъ шаманъ съ грѣхомъ пополамъ добрался до вершины Абакана -- этого ultima Thule нашихъ инородцевъ и крайняго пункта своего воображаемаго путешесівія. Инородцамъ вершины Абакана рисуются въ какой-то невѣдомой, мистической дали, окруженные какими-то непреоборимыми препятствіями:
   
   Абаканъ бажинъ -- а къ таскылъ
   Абаканъ бажинъ-ракъ таскылъ.
   Вершина Абакана -- бѣлая гора.
   Вершина Абакана -- дальняя гора.
   
   Вашъ покорнѣйшій слуга пользуется немалой извѣстностью среди инородцевъ за то, что онъ былъ на вершинахъ Абакана.
   Послѣ упоминовенія вершинъ Абакана, должна была слѣдовать церемонія отпуска изыха горнаго духа.
   Двое татаръ отвязали коня, шаманъ началъ обходить его и прыскать на него молокомъ и потомъ виномъ. Табунный копь, трое сутокъ простоявшій безъ пищи и безъ питья, вымытый два раза въ тепломъ настоѣ травы, позволилъ спокойно продѣлывать надъ собой эту процедуру. Затѣмъ шаманъ поставилъ лошади на крестецъ чашку съ виномъ и велѣлъ пустить коня на всѣ четыре стороны. Лошадь спокойно принялась щипать траву и успѣла сдѣлать нѣсколько шаговъ, прежде чѣмъ свалилась чашка съ виномъ съ крестеця {По тому, какъ упадетъ чашка и ложка, дѣлается заключеніе о счастливомъ годѣ.}.
   Этимъ и закончилась процедура горнаго жертвоприношенія. Шаманъ разоблачился и тутъ же предложилъ намъ, что если мы желаемъ снять съ него фотографію въ полномъ шаманскомъ облаченіи, то онъ ничего не имѣетъ противъ этого.
   Не смотря на скептицизмъ слушателей, не смотря на то, что шаманъ былъ очень недоволенъ скудностью жертвоприношеній (всего 7 барановъ!) и старался только поскорѣе отдѣлаться и дѣлалъ свое дѣло кое-какъ,-- все-таки, несмотря на все это, изъ всей процедуры этого выносится очень серьезное впечатлѣніе. Глядя на заклинанія шамана и на окружающую его паству, вы невольно приходите къ убѣжденію, что этотъ нѣкогда страшный культъ злыхъ силъ природы сильно обветшалъ, что съ каждымъ годомъ, съ каждымъ часомъ слабѣетъ его власть надъ умами, но какъ выраженіе умонастроеніи недавняго прошлаго онъ полонъ глубокаго, жизненнаго смысла. Немного нужно силы воображенія, чтобы перенестись въ ту эпоху, когда шаманщикъ безраздѣльно владѣлъ умами кочевниковъ. Вся природа полна мрачныхъ, враждебныхъ силъ. Зимняя вьюга, лѣтняя жара, черный нависшій утесъ, бурноревущій потокъ, даже уродливое дерево -- все это страшныя, невѣдомыя издѣлія силы. Я не говорю уже о болѣзняхъ, губительныхъ эпизоотіяхъ. И вотъ являются люди со странными свойствами -- нервные, почти эпилептики, задумчивые, впадающіе въ какія-то странные припадки. Имъ кажется, что какіе-то духи, невѣдомыя силы, умершіе предки бесѣдуютъ съ ними, зовутъ ихъ къ себѣ.
   Много зилютъ умные старики, много видѣли они на своемъ вѣку, многое помнятъ они отъ отцовъ и дѣдовъ, которыхъ никто и не видывалъ, кромѣ ихъ. Старики крѣпко держатъ завѣтныя преданія, хранятъ народную мудрость, но камы, или шаманы, мудрѣе ихъ! Они умѣютъ говорить съ какими-то невѣдомыми силами, умѣютъ заставлять ихъ слушаться себя!
   Можно легко понять, какое грозное впечатлѣніе производило на слушателей призываніе страшныхъ горныхъ духовъ, среди величественной обстановки пустыни, гдѣ нибудь на вершинѣ горы, откуда открывается далекій горизонтъ, вмѣщающій въ себѣ чуть ли не предѣлы всѣхъ извѣстныхъ дикарю земель! И для насъ этотъ культъ природы, эти воззванія къ владыкамъ горъ не потеряли еще извѣстной доли суровой поэзіи.
   Вспомнимъ, какая масса разныхъ предразсудковъ и переживаній хранится въ насъ самихъ, и намъ станетъ ясно, что культъ шаманства еще долго будетъ владѣть умами инородцевъ, и черезъ многая, многая лѣта поздній отпрыскъ его скажется въ видѣ какого нибудь непонятнаго обычая.
   Какія же силы подкопали и подкапываютъ понынѣ шаманство какъ міросозерцаніе? Христіанство, религія благаго Божества, религія Богочеловѣка, замѣнившаго религію злаго бога, бога звѣря?-- Степень этого вліянія можетъ измѣрить только миссіонеръ, духовный учитель, владѣющій мыслями и совѣстью своей паствы. Намъ, людямъ мірскимъ, не берущимъ на себя трудной задачи руководить и словомъ, и примѣромъ нравственностью людей, трудно судить, на сколько глубоко пустило корни христіанское ученіе въ инородцахъ. Мы знаемъ, что всѣ качинцы крещеные, но на сколько "облеклись во Христа" эти новокрещенные участники шаманскихъ жертвоприношеній, пусть судятъ добросовѣстные, честные и нелицемѣрно вѣрующіе миссіонеры. Мы же въ дѣлѣ разложенія стараго, инородческаго міросозерцанія укажемъ на другой факторъ, болѣе доступный нашему наблюденію. Факторъ этотъ не имѣетъ ничего общаго съ христіанствомъ. Христіанство духовно, сознательно-человѣчно, главная область его внутренній міръ человѣка, хотя вліяніе его обнаруживается во всѣхъ сферахъ жизни. Факторъ, о которомъ я намѣренъ сказать нѣсколько словъ, -- матеріаловъ, безсердеченъ, безсознателенъ и даже безчеловѣченъ; сфера его дѣятельности -- внѣшняя обстановка. Его самого ближе всего можно обозначить, какъ измѣненіе матеріальныхъ условій обстановки. Знакомясь съ русскими, татаринъ узнаетъ массу новыхъ вещей, совершенно ему невѣдомыхъ, а что главнѣе -- онъ знакомится съ совершенно новымъ для него строемъ жизни. Строй этотъ крѣпкій. сильный -- татаринъ чувствуетъ, что онъ мало-по-малу подпадаетъ подъ его власть. Прежній натуральный кочевой порядокъ не въ состояніи бороться съ тѣми подонками цивилизаціи, которые проникаютъ въ жизнь инородца. Въ чемъ-же главная сила этого порядка? Въ крѣпкой нравственной связи, въ высшей справедливости, взаимной помощи, въ непосредственномъ общеніи съ нездѣшними силами, въ колдовствѣ?-- Нѣтъ! Просто въ матеріальныхъ богатствахъ, въ деньгахъ, по-просту сказать. Деньги ломятъ все, у кого онѣ есть, не нужно ни попа, ни шамана, ни громадныхъ табуновъ съ изыхами; эта сила и сила власти русскаго чиновника не знаютъ предѣловъ. Ни законъ, ни обычай не сдерживаютъ ихъ, заклинанія шаманя противъ нихъ не помогутъ. Сдѣлаться чиновникомъ не всякому дано, наживать деньги всякій можетъ не трудомъ, такъ воровствомъ. Передъ этой грубой матеріальной силой, передъ всемогуществомъ кулачества, передъ чудодѣйственными фортелями русскаго коммерсанта блѣднѣетъ страшный культъ шаманства. Прежнія простыя взаимныя отношенія, прежній экономическій бытъ, стоявшій въ такой гармоніи и съ природой, и съ культомъ, начинаютъ измѣняться. Умный татаринъ только и мечтаетъ о томъ, какъ бы уподобиться купцу Ивану, Петру, Ѳедору, которые такъ ловко наживаются отъ его сородичей. Русскіе обходятся безъ шаманства, они смѣются надъ нимъ, смѣются надъ обычаями татаръ, русскіе серьезны только тогда, когда идетъ дѣло о деньгахъ, о торговлѣ. Инородецъ сначала подражаетъ имъ просто но переимчивости, но скоро и самъ проникается величіемъ рубля. Въ жертву ему приносятся самые дорогіе обычаи, вмѣстѣ со старымъ культомъ ветшаютъ и самыя святыя сокровища души инородца -- честность, простота, взаимная довѣрчивость. Вотъ этотъ могучій факторъ, враждебный всякому идеалистическому воззрѣнію на жизнь, который подрываетъ всѣ основы инородческаго міросозерцанія и взамѣнъ ихъ не даетъ ничего, кромѣ культа грубой матеріальной силы. Но къ лучшему ли эти замѣны?-- вотъ вопросъ.
   Съ разсказа о горной жертвѣ я, однако, какъ-то незамѣтно съѣхалъ на тему о современномъ татаринѣ и той внутренней ломкѣ, которую переживаетъ онъ теперь. Вопросъ этотъ слишкомъ обширенъ, чтобы его исчерпать сразу.

Д. К--цъ.

"Восточное Обозрѣніе", No 47, 1886

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru