Кетчер Николай Христофорович
Из переписки недавних деятелей

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Письма Н. Я. Кетчера к А. И. Герцену.

   

Изъ переписки недавнихъ дѣятелей *).

(Матеріалы для исторіи русскаго общества).

*) Русская Мысль, кн. VIII.

Письмо Н. Я. Кетчера къ А. И. Герцену.

(1844--1845).

   Слѣдующія далѣе шесть писемъ Кетчера въ оригиналахъ не носятъ помѣтокъ годовъ, да по большей части и чиселъ. По упоминаніямъ въ нихъ о событіяхъ въ семействѣ Герцена и объ обстоятельствахъ, извѣстныхъ уже намъ изъ писемъ Огарева, можно заключить, что эти письма Кетчера писаны въ 1844--1845 г. изъ Петербурга. Они относятся къ психическому настроенію нѣкоторыхъ членовъ кружка и къ возбужденнымъ имъ этико-философскимъ вопросамъ, наконецъ, къ занимавшему весь кружокъ дѣлу объ основаніи своего журнала и въ связанному съ нимъ вопросу объ устроеніи судьбы В. Гр. Бѣлинскаго, который чѣмъ далѣе, тѣмъ болѣе тяготился своимъ отношеніемъ къ А. А. Краевскому съ работой въ Отечественныхъ Запискахъ,

-----

7 генваря (1814).

   Съ того самаго времени, когда я оставилъ васъ, ни разу не былъ я еще такъ веселъ и доволенъ, какъ получивъ послѣднее письмо ваше. Странное созданіе человѣкъ! До разрѣшенія отъ бремени Наташи я былъ почти совершенно увѣренъ, что все кончится хорошо, а когда узналъ, что она родила хорошо и ребенокъ прожилъ какъ нельзя лучше цѣлыя сутки, чистая живая радость затемнилась тотчасъ же сомнѣніями и опасеніями {30 декабря 1834 г. А. Н. Герценъ, послѣ нѣсколькихъ неблагополучныхъ случаевъ, родила сына, Николая, который потомъ уже, въ 50-е годы, утонулъ въ морѣ подлѣ Ниццы.}. Какъ стоикъ, черезъ какіе-нибудь полчаса я сказалъ, однакожь: "Вздоръ, не бывать же ничему дурному!" -- послалъ за шампанскимъ, да и выпилъ за здоровье матери и сына, въ твердой увѣренности, что послѣ этого они посовѣстятся изъубыточить меня понапрасну и деньгами за шампанское, и радостію такъ драгоцѣнной. А писать, несмотря на весь стоицизмъ и на всю увѣренность въ ихъ совѣстливости, я, все-таки, не могъ рѣшиться; нелѣпыя: но, что, ну если -- останавливали меня каждый разъ и я ждалъ вашего письма ужь совсѣмъ не какъ стоикъ, а какъ голодный, передъ которымъ поставили вкуснѣйшее блюдо, да запретили до него дотрогиваться. Но вотъ позволено -- и новая бѣда: только что разлакомился -- и все! Скорѣй же, друзья, новое блюдо голодному, да повкуснѣе и посытнѣе!
   А, между тѣмъ, онъ пойдетъ къ Пан., который нынѣ именинникъ, а тамъ съ бокаломъ въ рукѣ пожелаетъ вамъ всѣхъ возможныхъ возможностей приготовить вышеупомянутое блюдо.
   Лиза, чтобы не сглазить, совѣтуетъ мнѣ заплакать, а я, по моему крайнему разумѣнію, рѣшилъ, что глазъ у меня не глазящій, то-есть не черный, и что, во всякомъ случаѣ, слезы -- вещь соленая, разъѣдающая, мертвящая; шампанское же -- влага умащающая, живящая, слѣдовательно, соотвѣтственнѣйшая вездѣ, гдѣ дѣло идетъ о жизни.
   Перечитывая не помню въ который разъ первое письмо о новомъ пришельцѣ, котораго жизнь не играетъ, все-таки, какъ то же самое шампанское въ чистомъ, свѣтломъ бокалѣ, несмотря на все безпокойство, я не могъ, однако же, не улыбнуться тому, что о бѣдномъ. Сашкѣ въ письмѣ ни слова, хотя у него коклюшъ продолжается. Получивъ второе, я ужь просто расхохотался отъ души, вычитавъ изъ него, что подъ камнемъ, который свалился на грудь почтеннаго родителя, открылся не одинъ источникъ остротъ, которымъ, конечно, можно подчивать друзей своихъ, но, въ то же время, открыласъ опять и темная бездна глубочайшихъ медицинскихъ познаній и соображеній, которыми, конечно, можно бы посовѣститься подчивать и злаго татарина, не только что друзей.
   Отъ души обнимаю васъ всѣхъ -- и большихъ, и малыхъ, и малѣйшихъ, и даже куму мою, которая да выкормитъ изъ полъаршина два аршина самаго крѣпкаго и здороваго тѣла,-- это покамѣстъ самое главное. Прощайте! Въ веселомъ расположеніи какъ-то не пишется, и это, вѣдь, глупо и, все-таки, хорошо, еслибъ всегда можно было находиться въ такой глупости. Пишите, пожалуйста, поскорѣй а все до малѣйшей подробности; готовъ даже съ величайшимъ удовольствіемъ читать и медицинскія разсужденія Александра, если они будутъ только относиться къ тому, что мнѣ, право, такъ же дорого, какъ и ему.
   А кумѣ хотѣлось бы мнѣ что-нибудь послать, да не знаю что; всего лучше, если Наташа, когда оправится, подаритъ ей что-нибудь отъ меня.
   Я радъ очень, что крестить будетъ Шепелявый {T. Н. Грановскій.} съ Луизой, которой кланяюсь. Къ чорту Дервери! Впередъ, а не назадъ!
   Пишите же и скорѣй, и подробнѣй.

-----

   Двѣ вещи меня приводятъ всегда въ странное недоумѣніе: первая -- глупость, а вторая -- неблагодарность людская. И въ той, и въ другой я обвиняю тебя, Наташа, какъ мнѣ ни больно это. Тебѣ дано все, что только есть прекраснаго въ жизни: ты счастливая жена, мать, ты любима всѣми, чья любовь хоть нѣсколько можетъ быть для тебя пріятной. Ты одарена умомъ, чувствомъ, и изъ всего этого ты умѣешь высасывать ядъ для себя, а, слѣдовательно, и для другихъ. Ты неблагодарна, потому что самый ничтожный шипъ на розѣ заставляетъ тебя забывать розу, что ничтожная царапина имъ перевѣшиваетъ у тебя все прекрасное цвѣтка. Ты неблагоразумна, потому что ищешь, видишь шипъ тамъ, гдѣ его и нѣтъ, оцарапываешь себя и несуществующимъ. Что ты видѣла и испытала на себѣ дѣйствія и шиповъ дѣйствительныхъ, это не даетъ еще никакого права предполагать, искать и видѣть шипы тамъ, гдѣ ихъ нѣтъ,-- томить, разрушать себя воображаемымъ, пренебрегать, топтать въ грязь настоящее, готовить себѣ, создавать (безъ того, можетъ быть, никогда неосуществившіяся бы) бѣдствія, лишивъ себя въ добавокъ и всякой силы и возможности противустать имъ. Знаешь ли что?-- ты слишкомъ избалована счастьемъ и потому и жертвуешь такъ часто и такъ безумно счастливыми мгновеніями настоящаго воображаемымъ будущимъ несчастіямъ. Ты скажешь, что эти воображаемыя будущаго дѣлались не разъ уже и существенностью, но я скажу тебѣ на это, все-таки: воображаемое будущаго должно только побуждать меня къ принятію мѣръ противъ всякой возможности осуществленія его, отнюдь не изглаживая изъ памяти, что кромѣ этого воображаемаго есть еще много дѣйствительнаго и прекраснаго, которое приносить въ жертву кому-нибудь "можетъ быть" и грѣшно, и стыдно. Это вообще,-- перейдемъ къ частностямъ: несчастье съ кормилицами, конечно, было нехорошо для малютки и это могло тебя безпокоить, но не до такой же степени, чтобы разстраивало твое здоровье. Разъ, что разстройство твоего здоровья не принесло здоровья Наташѣ, а, во-вторыхъ, и самое дѣло показало, что ты разстраивала себя изъ ничего. Ты скажешь, пожалуй, на это: да, это смѣшно,-- какъ положить мѣру насколько можно безпокоиться и насколько нельзя? А я тебѣ скажу: не смѣшно,-- какъ истерикѣ можно положить предѣлъ силой воли, такъ точно и безпокойство можно ограничить весьма простымъ даже благоразуміемъ.
   Мысль оставить дѣтей и ѣхать въ Гельсингфорсъ и куда бы то ни было -- планъ рѣшительно хандрящаго расположенія. Это вздоръ рѣшительный. А вотъ что необходимо -- деревня, но не далеко отъ Москвы, съ лѣсомъ и съ рѣкой, рѣчкой или прудомъ, но не въ болотистомъ мѣстѣ.
   Хандра же Александрова -- гниль, на которую и плюнуть можно, тѣмъ паче, что онъ отъ хандры толстѣетъ.
   Я не писалъ къ вамъ давно потому, что находился въ препорядочной апатіи. Половина возможности перехода въ М. рухнула. Скучно, грустно, тяжело. Съ мѣсяцъ я совсѣмъ почти не выхожу изъ дома, но и дома не избѣгъ простуды, благодаря прекрасному устройству моей квартиры. Завалило горло и маленькая лихорадочка, однакожъ, кажется, проходитъ. Элизабетѣ Богдановнѣ скажите, что можно танцовать, супругу ея -- что можно возвышаться, Евгенію -- что можно наслаждаться вторымъ сыномъ и, все-таки, въ то же время, можно кое-что и приписать къ замерзающему въ 700 верстахъ отъ нихъ. Михаилѣ Семеновичу и говорить объ этомъ нечего, потому что еслибъ онъ не имѣлъ такого страннаго отвращенія къ перу, такъ написалъ бы. Кланяйтесь всѣмъ. Какъ здоровье Егора Ивановича?
   Сашка, письмо твое получилъ, да ты впередъ пиши на маленькой бумажкѣ; я тебя цѣлую, а ты поцѣлуй за меня братишку да сестришку.

-----

   Въ Дневникѣ Герцена и въ его мемуарахъ не мало говорится о психическомъ настроеніи жены его, которому дано было на тогдашнемъ языкѣ кружка названіе Grübeleien. Особенно сильно проявлялось это настроеніе въ 1842--1843 гг., когда, какъ видно изъ отмѣтки Герцена въ Дневникѣ, объ этомъ онъ говорилъ и съ Кетчеромъ, и когда, кромѣ нравственныхъ причинъ, оно обусловливалось и болѣзненнымъ состояніемъ организма, вслѣдствіе несчастныхъ родовъ, причиненныхъ потрясеніемъ отъ второй ссылки ея мужа. Уѣхавъ отъ друзей въ Петербургъ (24 окт. 1843 г.), Кетчеръ писалъ имъ письма, по поводу которыхъ въ Дневникѣ Герцена замѣчено: "К--во письмо проникнуто любовью и нѣжностью. Какъ въ немъ странно спаялись его демократическая угловатость, грубость внѣшняя съ дѣтскою нѣжностью и свѣжестью души! Онъ долго въ Петербургѣ не проживетъ". Письма Кетчера того времени не сохранились. Настоящее письмо и тѣсно съ нимъ связанное слѣдующее относятся ко времени послѣ рожденія у Наталіи Александровны Герценъ втораго сына.

-----

   Ты, я думаю, удивился восклицаніямъ послѣдняго письма? Не удивляйся: частью они дѣльны, а частью бредъ горячки, -- по-подробнѣе о нихъ при личномъ свиданіи, когда-нибудь. Обратимся лучше къ вашему послѣднему письму, за которое премного благодарю старшую Наташу. Вотъ еслибъ она всегда такъ высказывалась и въ письмахъ, и во всемъ, да это было бы не житье, а масляница, которую я, впрочемъ, провелъ весьма скучно. Но на письмо это я имѣю сдѣлать, все-таки, слѣдующее возраженіе.
   Меня всегда возмущаютъ ссылки во всѣхъ нашихъ глупостяхъ на натуру, которая, за исключеніемъ физическихъ уродствъ (да и эти она порождаетъ нисколько не сама собою, а виной я погрѣшностями родителей), даетъ человѣку только всѣ возможности прекраснаго, предоставляя уже ему развивать и осуществлять ихъ. Какъ развитіе, такъ и осуществленіе ихъ обусловливается неминуемо внѣшнимъ міромъ. Теперь, чѣмъ же виновата она, если человѣкъ сталъ или поставленъ въ условія со внѣшнимъ міромъ ложныя и не развиваетъ или развиваетъ возможности прекраснаго въ дурную сторону? А зло только ложное развитіе возможности прекраснаго. Виновата ли плодотворная сила, необходимая для существованія человѣка, что ты отвлекаешь ее отъ настоящаго ея предназначенія узкими башмаками къ сгибу пальца и заставляешь порождать совсѣмъ ненужныя и мучительныя мозоли, которыя не перестаютъ порождаться нѣсколько времени и по устраненіи производящей причины, потому что она пріучила уже ее дѣйствовать въ этихъ частяхъ сильнѣе, чѣмъ нужно? Такъ и ты, увлекаясь привычкой обвинять природу, винишь ее въ твоей излишней чувствительности, тогда какъ, въ то же самое время, говоришь, что не призывала въ помощь силы, которыя у тебя есть. Не природа подноситъ намъ горькое, а наше дурное устройство жизни, и часто, по слабости, не видя выхода изъ него, мы пріучаемъ себя къ этому горькому, какъ пьяницы къ болѣе существенной горькой -- до того, что ищемъ его вездѣ, создаемъ его себѣ, лелѣемъ призракъ его con amore.
   По этой же самой причинѣ я рѣшительно не согласенъ съ idée fixe Александра: что Grübeley -- доля фонда всего твоего характера и что оно естественное опредѣленіе его. Въ томъ-то и дѣло, что не естественное, а вытекающее рѣшительно все изъ того же дурнаго устройства общества. Еслибъ это было естественное опредѣленіе, нечего было бы и хлопотать; какъ противъ рожна прати? Съ естественными опредѣленіями, то-есть съ опредѣленіями, слагающимися въ утробѣ матери, смѣшны и всякое воспитаніе, и всякая мысль о совершенствованіи -- достаточно одного питанія. И если вы хотите быть хоть немного послѣдовательными, такъ согласитесь, что человѣкъ -- машина, что онъ не можетъ быть ни на волосъ лучше того, чѣмъ ему опредѣлилъ уже быть случай, что злодѣй рожденъ быть злодѣемъ, развратный -- развратнымъ, лгунъ -- лгуномъ, хвастунъ хвастуномъ, скряга -- скрягой, что одержимый костоѣдой рожденъ страдать костоѣдой, страждущій мозолями -- мучиться мозолями, переломившій себѣ ногу -- быть безногимъ. Качайте по боку и все историческое развитіе человѣчества, оправдывайте и существующій порядокъ, а пуще всего смертную казнь и всяческія убійства и самоубійства, такъ логически вытекающія изъ подобныхъ сужденій. Казните, вѣшайте, вѣшайтесь, рѣжьте, рѣжьтесь, вы глупы, если не дѣлаете или возстаете противъ этого, а, впрочемъ, и въ этой глупости вы правы, потому что она естественное опредѣленіе. Странно только, какъ до сихъ поръ не догадались еще признать все прошедшее и все настоящее за хлопоты объ улучшеніи себя, за безпрерывные порывы къ усовершенствованію просто сумасшествіемъ, воображавшимъ и воображающимъ измѣнить предопредѣленіе случая.
   А если спросить по совѣсти: да для чего же все это уничтоженіе человѣчества, это низведеніе человѣка до жалкой пѣшки, передвигаемой какимъ-то слѣпымъ магометанскимъ рокомъ? Только для оправданія своей слабости, своей лѣни, своего малодушія, пугающихся всякаго усилія, всякаго движенія, выходящаго изъ привычной колеи. Дали волю усыпляющему безволію, оно разслабляетъ, пріучаетъ ко всякому гнету до того, что дѣлается уже легче стенать подъ нимъ, чѣмъ напрячь однажды всѣ силы свои для того, чтобы свергнуть его. Такъ, долго носившіе мундиръ находятъ въ началѣ весьма безпокойнымъ гораздо покойнѣйшее штатское платье; такъ, многіе вздыхаютъ и о тюрьмѣ; такъ, дѣти, которыхъ водили на помочахъ, боятся ступить безъ нихъ и тогда, какъ способность хожденія развилась уже у нихъ вполнѣ.
   Податель ѣдетъ -- продолженіе впредь. Я жажду перебраться въ М.; если совсѣмъ не удастся, такъ, все-таки, пріѣду хоть въ отпускъ. Кланяйтесь всѣмъ, да пишите. Сашкѣ спасибо за письмо. Когда поѣду, напишу ему, чтобъ къ пріѣзду всѣ игрушки были разставлены.

-----

   Чтобъ удивить аккуратностью, отвѣчаю пунктъ въ пунктъ: Краевскій никакимъ образомъ незнакомъ съ Муравьевымъ, а былъ нѣсколько сродни ему Тютчевъ, да и тотъ, какъ тебѣ не безъизвѣстно, отбылъ въ Крымъ. У насъ если дождь и не льетъ ливня, такъ, все-таки, подчасъ орошаетъ какъ изъ сита, а небо сѣро, а въ воздухѣ душно и холодно-влажно. Виссаріонъ переѣхалъ на дачу, т.-е. въ лачугу полуразвалившуюся, двѣ стороны которой выходятъ на дворъ, третья -- на огородъ, а четвертая -- въ такъ называемый садикъ, въ которомъ къ стѣнѣ придѣланъ парусинный навѣсъ, три сирени, двѣ паршивыхъ березы, коза и всякая дрянь и соръ, а онъ очень доволенъ. Третьяго дня я ѣздилъ на лодкѣ въ Екатерингофъ, который мнѣ нельзя сказать чтобы понравился, а взморье хорошо: свѣтлая серебряная скатерть такъ и сверкаетъ, и тамъ, и сямъ парусъ, и пароходъ при мнѣ промчался и исчезъ за горизонтомъ. У Московской заставы я случайно взглянулъ налѣво и увидалъ Корпіей; я догадался, что вы всѣ были тутъ, и мнѣ стало еще грустнѣе {Кетчеръ пріѣзжалъ въ 1844 г. на нѣкоторое время въ Москву, откуда пріятели проводили его 30 мая, согласно отмѣткѣ въ Дневникѣ Герцена.}. Поѣзжайте скорѣе, несмотря на дождь, или въ деревню, или на дачу. Получилъ письмо отъ Николая Платоновича; онъ съ Николай Михайловичемъ {Н. Пл. Огаревъ и H. М. Сатинъ.} въ Берлинѣ -- оба лечутся: первый пьетъ декоктъ, а второй подвергается разнымъ перерѣзамъ сухожилій. Василій Петровичъ {В. П. Боткинъ.} въ Италіи изучаетъ человѣка, не занимаясь красотами природы.
   Вотъ стихотвореніе, возбужденное декоктомъ:
   
   Завидуя, что нѣсколько стиховъ
             Здѣсь пишетъ другъ ученый,
   Carissimo, я и своихъ готовъ
             Въ пакетъ прибавить оный.
   Стихи сіи (другимъ путь до Москвы)
             Шлю къ берегамъ Невы я,
   Гдѣ будете читать ихъ точно вы,
             Хотя ихъ пишете не вы -- я.
   Какъ Сат., въ нихъ скажу, что предъ судьбой
             Еще не гнется выя,
   Хотя давно съ проклятою хандрой
             Мы всѣ знакомы, вы, я,
   Знакомъ съ ней тожь Григорьичъ Виссарьонъ
             И Г..., и профессоръ
   (Желательно, чтобъ поскорѣй, баронъ,
             У нихъ съ души сей слѣзъ соръ!).
   Знакомъ съ ней русскій и не-русскій подъ
             И женщины иныя,
   Хоть долженъ я признаться вамъ, что тутъ
             Не вижу ихъ вины я.
   За то душой люблю всѣ вина я
             И тожь не врагъ коньяка,
   И съ ними въ жизни сердцемъ не остыну я
             И буду бодръ конь (?)
   Пусть намъ извнѣ судьба печали шлетъ,
             Внутри быть надо стойку...
   А правда ли, что Г. нынче пьетъ
             Бальзамъ или настойку?
   Бальзамъ и хересъ вздоръ. Пить надо джинъ,
             Еще пить можно Porto;
   Разъ послѣ нихъ я не пошелъ одинъ,
             А требовалъ транспорта.
   Бывало даже послѣ Romanée
             Терялъ я въ счастье вѣру;
   Но все же пилъ я послѣ ромъ, а не
             Противную мадеру.
   Но нынѣ, Боже! Цитманъ мой герой,
             И какъ-то духомъ палъ я;
   Не знаю, что начать съ самимъ собой?
             Читать уже усталъ я,
   Хотѣлъ бы даже послужить въ полку,
             А книги скласть на полку,
   Но только жизнь я мыслью натолку,
             А все въ ней мало толку.
   За симъ прощай! На, вотъ тебѣ рука
             И ты свою дай руку;
   Рожь смелется и выйдетъ, братъ, мука,
             Пока потерпимъ муку!
   
   За симъ прощайте, кланяйтесь всѣмъ, поцѣлуйте Сашку и теску. Что Дмитрій Львовичъ, поправляется ли? Прощайте, да возьмите съ собой на дачу Елизу Богданову непремѣнно. Егора Ивановича попросите, чтобъ онъ извинилъ меня, какъ добрый христіанинъ, что не сдержалъ обѣщанія и не заѣхалъ къ нему проститься. Татьяну Алексѣеву не извиняю ни въ какомъ случаѣ, она просто капризничаетъ, а Сергѣю Ивановичу жму руку, и я думаю, если есть вакансія въ межевомъ корпусѣ, такъ почему же не подать ему просьбу? Попытка не шутка, а спросъ не бѣда. Прощайте, поклонъ и привѣтъ всѣмъ! Можетъ быть, я перемѣню квартиру, такъ адресуйте письма Якову Яковлевичу Кетчеру, въ медицинскомъ департаментѣ, съ передачею мнѣ.
   Іюня 12 -- раньше не могъ отослать, потому что получилъ въ субботу, а вчера было воскресенье.
   Ныньче получилъ я письмо ваше и, право, не знаю, что отвѣчать. Что я радъ, это, разумѣется, само собой, а какъ я радъ -- рѣшительно написать не умѣю; вотъ браниться, такъ это другое дѣло, на томъ ужь стоимъ. И потому простите, нельзя ужь безъ этого. Ты, Александръ, пишешь: Она сама собирается кормитъ первые дни; я полагаю, что это даже хорошо. Да чортъ ли въ твоемъ полаганіи? Спроси лучше, хорошо ли это будетъ, у людей, у которыхъ по этой части не свиститъ въ головѣ такъ, какъ въ твоей. Смотри же, спроси непремѣнно, да и вообще, пожалуйста, менѣе полагайся на свои полаганія; какъ я ни люблю брань, поводовъ къ ней, особенно въ такихъ отношеніяхъ, не терплю, однакожь. Обнимаю мать, а новой гостьѣ {Дочь Герцена Наталія, родившаяся 14 дек. 1844 г.} въ этомъ мірѣ желаю, чтобы она была похожа на нее; желаю, чтобы она была такъ же любима, какъ мать ея, а затѣмъ, пожелавъ еще обѣимъ полнаго здоровья, больше и лучше ничего уже и пожелать не могу.
   Свистуну {А. И. Герценъ.}, потѣшившему меня не мало окончаніемъ письма, которымъ провозглашаетъ о рѣшительномъ непозволеніи писать Наташѣ, вслѣдствіе котораго она черезъ строку и приписала, строжайшее напоминовеніе того, что было говорено ему мною въ маѣ прошедшаго мѣсяца (sic! года). Sapienti sat.
   Прошу писать почаще и по-подробнѣе о всемъ.
   Такъ какъ письмо это придетъ не задолго до новаго года, а поздравляя съ новымъ годомъ, обыкновенно желаютъ чего-нибудь, то и я, какъ человѣкъ благопристойный, почитаю обязанностью за невозможностью изустныхъ прибѣгнуть къ письменнымъ:
   Наташѣ -- здоровья и живости, а лѣтомъ набрать или насолить кадки три грибовъ.
   Лизѣ {Ел. Б. Грановской.} -- убѣдить почтеннаго супруга ускорить защищеніе диссертаціи, убѣдить его дать ей, то-есть диссертаціи, полный преферансъ надъ преферансомъ; самой же наслаждаться постоянно пріятною бесѣдой неравнодушнаго къ ней воплощеннаго здоровья, для ради того, чтобы воззрѣніе на таковое здоровье устыдило ее и убѣдило сдѣлаться хотя на половину такъ здоровою.
   Татьянѣ Алексѣевнѣ {Т. А. Астараковой.} -- не сердиться на то, что не пишу къ ней особенно.
   Софьѣ Карловнѣ -- дать возможность Евгенію {Е. Ѳ. Коршу.} огорчаться такъ же справедливо, какъ и прежде, новымъ маленькимъ лобикомъ.
   Марьѣ Ѳедоровнѣ {М. Ѳ. Коршъ.} -- убѣдить его какъ можно скорѣе, что лучше пусть онъ заикается, а вздоромъ не огорчается.
   Михаилу Семеновичу {Щепкину.} -- возможности не только что самому надѣвать носки, но и плясать въ присядку.
   Евгенію {Коршу.} -- носить потоньше носки, да потолще книжникъ.
   Тимоѳею {T. Н. Грановскому.} -- отвращенія къ преферансу и отреченія отъ романтизма.
   Александру -- поменьше полаганія на свой свистъ, да побольше терпѣнія.
   Рѣдькину -- жениться.
   Гофману -- наготовить поболѣе май-транку.
   Крылову -- да неужели онъ, въ самомъ дѣлѣ, такъ серьезно болѣнъ?
   Богданову -- клокотать безъ умолку.
   Констанъ Серг. {Аксакову.} -- образумиться, наконецъ, понять очень простую вещь, что дѣло нисколько не въ шапкѣ.
   А затѣмъ всѣмъ здоровья, веселья и всякой радости.

24 декабря (1844 г.).

-----

1845 г.

   Я разсерженъ на всѣхъ васъ жестоко и потому пишу только о дѣлѣ.
   Вы хлопотали о журналѣ въ Москвѣ -- хлопоты не удались; но онѣ могутъ удасться въ Петербургѣ {Въ теченіе 1844 г. московскіе пріятели надѣялись хлопотать о разрѣшеніи журнала, редакторомъ котораго долженъ былъ быть Грановскій. 27 декабря получено было въ Москвѣ извѣстіе, что "Государь не соизволилъ разрѣшить г. Грановскому издавать журналъ".}. Можно купить который-нибудь изъ здѣшнихъ журналовъ, а купить и имѣть журналъ необходимо. Надобно сшибить... Краевскаго, необходима и война безпощадная съ юродивыми честно-подлыми славянами. Редакторомъ долженъ быть Виссаріонъ; ему нужно прямое полученіе тѣхъ же шести тысячъ въ годъ, которыя онъ получалъ у Краевскаго, всѣ прочіе могутъ работать въ чаяніи будущихъ благъ, и потому напиши, какія средства думали вы имѣть на изданіе въ Москвѣ, кромѣ трехъ тысячъ Николая {Огарева.}. Все это должно обратить на изданіе въ Петербургѣ. Сверхъ того, я пишу къ Николаю и требую нѣсколькихъ тысячъ просто для себя, которыя я употреблю туда же. Какъ Николай, такъ и ты съ ума сошли углубленіемъ въ естественныя науки, когда такъ животрепещуще теперь изученіе наукъ соціальныхъ, политической экономіи и исторіи съ тѣхъ же точекъ; ваше углубленіе, по-моему, рѣшительное филистерство.
   Да, я и позабылъ сказать, за что я разсерженъ на васъ: за то, что не пишете! Что дѣловая переписка съ Петербургомъ? Что хандра Наташи? Скажите отъ меня Сашкѣ, чтобы хоть онъ напоминалъ вамъ почаще о писаніи ко мнѣ.
   Свиданіе двухъ Николаевъ {Огарева и Сатина.} за границей -- рѣшительное безуміе. Я сердитъ на всѣхъ и на все. Все слова, слова о дѣйствіяхъ, и всѣ дѣйствія ограничиваются бездѣйственнымъ скорбленіемъ, которое, вишь, единственный путь къ истинѣ! Пожалуй, я и соглашусь, что къ истинѣ, да къ истинѣ ипохондрика, истинѣ моего знакомаго, у котораго "чѣмъ тебя я огорчила?" прогуливается подъ кожей это лба къ затылку.
   Люди со всѣми нравственными и матеріальными средствами для дѣйствій толкуютъ о дѣйствіяхъ, а, въ сущности, заняты только своимъ: "чѣмъ тебя я огорчила?"
   Люди, которыхъ не занимаетъ подкожное: "чѣмъ тебя я огорчила?" -- а огорченные существенно за неимѣніемъ средствъ для дѣйствій, стучатъ лбомъ въ стѣну, которая, по крайней мѣрѣ, не оскорбляетъ вопросомъ: "чѣмъ тебя я огорчила?" Огорчайтесь же себѣ, господа, да только дайте ваши средства, лежащія встунѣ, людямъ, которые не зароютъ ихъ въ землю, какъ вы. Коротко: мнѣ надобны деньги; я былъ всегда щекотливъ въ денежныхъ отношеніяхъ; къ чорту щекотливость! Денегъ мнѣ, денегъ, и чѣмъ больше, тѣмъ лучше! О содѣйствіи умственномъ и говорить нечего,-- въ этомъ я увѣренъ; но, деньги, деньги... Повѣрьте мнѣ хоть нѣсколько изъ преизбытковъ вашихъ; у меня есть глубокое убѣжденіе, что онѣ не пропадутъ. Сердитесь или не сердитесь, но я ждалъ, что вы сами, хоть какимъ-нибудь образомъ, да употребите ихъ въ дѣло; теперь вижу, что надо требовать, и требую. Деньги нужны не сейчасъ, а къ осени или въ половинѣ лѣта.

"Русская Мысль", кн.IX, 1892

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru