Lib.ru/Классика: Казина Александра Никандровна. Картинки домашнего воспитания

КАРТИНКИ ДОМАШНЯГО ВОСПИТАНІЯ.

Прошло четыре года послѣ того, какъ я была у Климовой, съ цѣлью присмотрѣться къ ея дѣтямъ и къ воспитанію, которое она имъ давала. Въ эти четыре года я потеряла ихъ изъ вида, хотя, впрочемъ, до меня и доходили объ нихъ слухи. Разсказывали, что сестра Климовой, Маша, уѣхала за границу держать экзаменъ, что самъ Климовъ отыскался, наконецъ, вернулся изъ Америки, опять сошелся съ женою -- и у нихъ пошли новые порядки.

Мнѣ захотѣлось взглянуть и на нихъ, и на эти новые порядки; кстати, у меня подвернулось дѣло, и я отправилась къ нимъ.

Я вошла въ переднюю не звоня, дверь стояла настежь. Горничная, старая знакомая, болтала на лѣстницѣ съ почтальономъ.

-- Дома барыня?

-- Дома, пожалуйте.

-- А баринъ?

-- Баринъ на практикѣ.

Я вошла. Квартира была та же, но имѣла другой видъ. Она была нарядна и даже изящна. На окнахъ висѣли занавѣсы, на дверяхъ портьеры; на мѣсто дыряваго кожаннаго дивана и разно калиберныхъ стульевъ, стояла хорошенькая мягкая мебель; на столѣ не лежали уже грудой наваленныя книги и газеты, а стояла лампа въ помпейскомъ вкусѣ, и такія же вазочки.

Эта помпейская лампа прежде всего бросилась мнѣ въ глаза. "Вотъ оно что! подумала я:-- ну, теперь я кое-что понимаю". Дѣло въ томъ, что я сдѣлала свое маленькое замѣчаніе -- я его не выдаю за абсолютную истину, нѣтъ, но я примѣтила, что нотаріусы, доктора, и отчасти адвокаты, когда имъ жизнь начинаетъ стлаться скатертью, и они начинаютъ пробираться въ область ликующихъ, непремѣнно начнутъ съ того, что на первыхъ порахъ украсятъ себя въ помпейскомъ вкусѣ: или квартиру займутъ съ красной лѣстницей, или галлерею выкрасятъ въ красное, или просто лампу заведутъ красную. Но это такъ, между прочимъ.

И такъ, гостиная Климовыхъ имѣла другой видъ, обличіи довольство, и даже нѣкоторую элегантность. Въ открытую дверь виднѣлся кабинетъ мужа, удобный и красиво заставленный мебелью. Зато комната Климовой осталась таже самая. Это была рабочая комната нетребовательнаго человѣка Въ ней было только самое необходимое: маленькая желѣзная кровать, столъ, комодъ, два, три стула. Столъ стоялъ посрединѣ комнаты и былъ заваленъ книгами, газетами, брошюрами. Этотъ столъ стоялъ во время дно въ гостиной, а теперь онъ занималъ чуть ли не треть комнаты. Вдоль стѣны тянулась большая этажерка для книгъ изъ простого дерева, не крашенная. Это была новая этажерка; такъ что, судя по ней, личные вкусы и потребности самой Климовой не измѣнились.

Въ ожиданіи хозяйки, я сѣла и принялась за альбомъ.

Рядомъ, въ сосѣдней комнатѣ, шелъ крупный разговоръ. Разговаривали громко, такъ что до меня долетало каждое слово.

Я пробовала кашлять, передвигала стулья, но меня не замѣчали.

-- Я не могу... не могу... понимаешь ли ты, что я не могу! говорилъ молодой голосъ страстно, чуть ли не съ плачемъ.

Говорила Мата, старшая дочь Климовой.

-- Ты говоришь вздоръ... это вещь невозможная, чтобы ты не могла.

-- Не могу.

-- Это упрямство, больше ничего -- нежеланіе.

-- Какая ты странная, мама... съ какой стати я буду упрямиться... для чего? Какая мнѣ отъ этого полна?.. Я просто не могу.

-- Послушай! Вѣдь это можетъ взбѣсить кого хочешь!.. Какъ это, въ шестнадцать лѣтъ не быть въ состояніи заставить себя выучить то, что нужно.

-- Какъ ты хочешь, мама, а катехизисъ невозможно выучить... его непремѣнно спутаешь.

-- Отчего же другіе учатъ?

-- Другіе могутъ, а а не могу!..

-- Мата!

-- Нѣтъ, увѣряю. Начну: многочастнѣ, многообразнѣ, многочастнѣ, многообразнѣ -- оказывается, что я точно во снѣ твержу это, а самой меня тутъ нѣтъ.

-- Ты себя распускаешь... сосредоточься, заставь себя...

-- Ахъ, мама, если я не могу! Я хочу, да не могу... у меня болѣзнь воли

-- Что-о?.. болѣзнь воли? Это ты откуда выкопала?.. Это что значить?.. Опять фразы!..

Мать сердилась, дѣвочка оправдывалась.

-- Мама, это не фразы, говорила она:-- увѣряю тебя, что не фразы. Я не могу себя заставить дѣлать то, что хочу... развѣ я не понимаю... я все понимаю... а знаю, что нужно, и не могу... Развѣ мнѣ пріятно, что ты на меня часто сердишься... У меня нѣтъ никакой силы надъ собою...

Въ тонѣ дѣвочки было отчаяніе... Отвѣтъ матери былъ неслышенъ.

-- Но, увѣряю тебя, мама, что сама я ничего не могу сдѣлать. Заставляй меня ты... тогда я буду дѣлать.

Климова заговорила громко, въ ея тонѣ слышался гнѣвъ.

-- Заставляй ее!.. Вотъ къ какому результату пришли мы въ шестнадцать лѣтъ! ничего толково не знаемъ, не можемъ выдержать экзамена въ шестой классъ -- не знаемъ того, что знаетъ каждая дѣвочка тринадцати лѣтъ...

-- Но, зато я знаю то, чего не знаетъ другая и двадцати.

Мать не слушала возраженія, и продолжала тѣмъ же тономъ.

-- Ничего не знаетъ, даже писать не умѣетъ, и, къ довершенію всего, "заставляй" ее дѣлать то, что ей нужно... Постыдись!.. Неужели тебѣ не дорога свобода дѣйствія?..

-- Ахъ, мама!, на что мнѣ эта свобода! что мнѣ съ нею дѣлать? совсѣмъ она мнѣ не нужна эта свобода... только непріятности...

Мать опять вспылила. Въ словахъ ея слышалась горечь, досада. Дѣвочка плакала.

Мнѣ было неловко. Я нѣсколько разъ пыталась уйдти. Но эта сцена волновала и меня. Мнѣ захотѣлось узнать, почему это все такъ вышло.

Въ сосѣдней комнатѣ смолкло.

Я уронила альбомъ.

-- Это ты, Николай? послышался голосъ Климовой.

-- Нѣтъ, это я... Кожухова.

-- Вы? Вотъ не ожидала! подождите, я сейчасъ приду.

Минуть черезъ пять, вошла Климова. На мои глаза она измѣнилась. Похудѣла. Въ лицѣ прибавилась какая-то черта, которая дѣлала выраженіе ея лица мягче, но и грустнѣе. Самоувѣренности было меньше, она стала какъ-то проще, привѣтливѣе.

О на была взволнована, и не скрывала этого.

-- Слышали вы нашъ разговоръ? спросила она меня послѣ первыхъ привѣтствій.

-- Слышала.

Она замолчала и задумалась.

-- Вы знаете... Я не знаю, что дѣлать съ моими дѣтьми... Иногда на меня находитъ отчаяніе... Рѣшительно ничего не понимаю... кто правъ, кто виноватъ, во, очевидно, тутъ виноватый есть... и этотъ виноватый, вѣроятно, я... конечно, я... Но, воля ваша, я тутъ ничего не понимаю... Что я просмотрѣла... что испортила -- не знаю... Я знаю только одно: что у меня была цѣль жизни -- дѣти... воспитаніе ихъ... А теперь оказывается, что я пришла къ совершенно инымъ результатамъ, чѣмъ тѣ, которыхъ добивалась... Совершенно не то, чего я хотѣла... Я въ положеніи курицы, которая думала вывести цыплятъ... Что я говорю: цыплятъ?.. орлятъ... Вотъ что я думала... и вдругъ оказалось Богъ знаетъ что...

-- Но въ чемъ же дѣло?

-- Сама не знаю!

-- Однако, какъ же это?.. Что такое?..

-- Да просто я пришла къ тому заключенію, что я, или совсѣмъ дура, ничего не понимаю, или что мать не можетъ, и не должна быть воспитательницей своихъ дѣтей. На это должны быть спеціалисты... Нужна другая обстановка... общественна! Жизнь, школа что ли! Однимъ словомъ, совсѣмъ не то, что мы можетъ имъ дать. А мать, потому только, что она мать, не можетъ, въ особенности, если она страстно относится къ дѣлу. Вы знаете, "охота смертная, да участь горькая".

-- Однако, мы видимъ много примѣровъ...

-- Чтобы мать, добросовѣстная.... умная.... Женщина нашего времени... нашего злосчастнаго круга сказала вамъ, что она довольна результатами своего воспитанія -- не вѣрю! Или она вретъ, или сама ничего не понимаетъ.

-- Нѣтъ... вотъ Madame Домерсмейеръ.

-- Нѣмка?.. Вы бы такъ и сказали: про нѣмокъ я ничего не говорю. И про такихъ женщинъ, "которыя похожи на нѣмокъ"... тѣ, можетъ быть, и знаютъ, гдѣ раки зимуютъ. Онѣ и могутъ. Видите ли, онѣ имѣютъ преимущество передъ нами. Она знаетъ навѣрно, что она дѣлаетъ. У нея есть три-четыре истины, она и стоитъ на нихъ. Учись хорошо, какъ показано въ программѣ, одобренной министерствомъ народнаго просвѣщеніе; не расточай, а лучше сберегай; не пачкай платья, умѣй быть пріятнымъ... Почемъ я знаю, чему она ихъ учитъ? Но чему она ихъ учитъ, того, конечно, достигаетъ...

-- Ну, а мы-то почему не можемъ добиться того, чего хотимъ?

-- Ахъ, Боже мой! Потому, что мы вопросъ ставимъ шире. Она хочетъ воспитать практическаго человѣка, она сама практическая -- ну и воспитаетъ, конечно... А мы сами не знаемъ, чего хотимъ. Мы всего хотимъ!

-- Да! мы всего хотимъ, мы хотимъ нашей кружечкой зачерпнуть весь океанъ, сказала я со вздохомъ.

-- Да, именно кружечкой! Что мы знаемъ? Чего мы сами стоимъ? Ничего!.. Въ насъ вѣдь нѣтъ ничего такого... настоящаго, цѣльнаго, опредѣленнаго... У насъ только стремленія, побужденія, желанія, ощущенія -- больше ничего! и все это мы принимаемъ за нѣчто. А знанія настоящаго, знаете, такого, которое необходимо, когда берешь на себя воспитать живую человѣческую душу, воспитать человѣка полезнаго себѣ и другимъ -- вотъ этого знанія у насъ нѣтъ. Мы сами ходимъ чуть ли не ощупью, безпрестанно спотыкаемся, сами мы слѣпы, глухи, глупы, сами рабы до кончика ногтей, а хотимъ прокладывать путь свободному, новому человѣку!

Климова была сильно взволнована. На глазахъ у нея блестѣла слезы. Видно было,.что она выкрикивала съ болью свою мучительную мысль.

-- Знаете ли, къ какому я еще пришла результату? начала она опять.

-- Ну?

-- О! я пришла ко многимъ неутѣшительнымъ результатамъ!-- Такъ какъ условія, въ которыхъ мы всѣ существуемъ въ настоящее время, ненормальны, невозможны, такъ какъ вездѣ, если не ложь, то потворство лжи, разладъ, компромиссы, независящія причины -- значитъ, негдѣ и искать среды, которая была бы совсѣмъ подходящая, и которую мы желали бы для нашихъ дѣтей... Однимъ словомъ, нѣтъ такой среды, въ которой мы на лгали бы имъ, не вносили бы въ ихъ душу разлада!

-- Ну?..

-- А если такой хорошей среды нѣтъ, если есть среда скверная, то, по моему, гораздо лучше, если цъ эдакой средѣ и родители будутъ скверные... Пусть дѣтямъ худо живется, пусть объ. нихъ не заботятся, пусть даже они слегка страдаютъ... повѣрьте, это будетъ лучше.

-- Богъ съ вами! Что вы такое говорите!

-- Нѣтъ, увѣряю. Я убѣждена и докажу вамъ, что у эгоистичныхъ, непорядочныхъ, нехорошихъ родителей скорѣе будутъ хорошія дѣти. Конечно, я не говорю о самодурахъ, о деспотахъ, о тѣхъ, которые ломаютъ и коверкаютъ -- нѣтъ! я говорю объ обыкновенныхъ среднихъ людяхъ. Если ребенку худо живется, то у него является недовольство, потомъ, при извѣстномъ, толчкѣ, скоро зарождается самостоятельная мысль -- смотришь, онъ ужь и сравниваетъ, понимаетъ; онъ многое что начинаетъ понимать, потому что самъ на себѣ все испытываетъ. Онъ самъ сознаетъ неправду и отстаиваетъ себя, борется; у него являются силы, вырабатывается мощь... онъ будетъ живое лицо!

-- Ну, а наши дѣти?;

-- Наши дѣти? Я не знаю, какіе они будутъ люди, но теперь въ нашемъ ребенкѣ ничего нѣтъ самостоятельнаго, ни мысли, ни чувства: все мы ему приподнесли раньше даже, чѣмъ могъ быть запросъ. Ничего онъ на своихъ плечахъ не вынесъ, не прочувствовалъ; онъ пользуется готовыми мыелями, которыя даже зачастую ничего ему не говорятъ. Обернули мы ему жизнь мякишемъ и искуственно играемъ на его сердцѣ разные этюды по своему усмотрѣнію. Гдѣ же тутъ явиться энергичному лицу съ самостоятельной мыслью? Такихъ людей нельзя искуственно фабриковать: они сами выработываются. А мы обоихъ дѣтей да же обезсиливаемъ воспитаніемъ.

-- Но, знаете ли, то, что вы говорите, подлежитъ еще большому сомнѣнію... Вы мало даете значенія воспитанію.

-- Я больше даю значенія врожденнымъ свойствамъ, и самостоятельной выработкѣ. Конечно, и воспитаніе, но...

-- По вашему, выходитъ, чѣмъ хуже, тѣмъ лучше. Этимъ путемъ мы всѣ давно были бы совершенствами...

-- Дѣло въ томъ, что относительно насъ пропорція не была соблюдена; гнета было больше, чѣмъ противодѣйствующихъ силъ.

Мы опять замолчали.

Вдругъ изъ дѣтской послышались рулады, сначала тихія, вполголоса, потомъ пѣсня полилась веселая, звонкая. Климова перестала ходить, у нея опустились руки, на лицѣ выразилось раздраженіе.

-- Слышите, какъ разливается?.. Это Мата... и послѣ того, какъ мы съ ней говорили. Ну, что вы скажете? Что она легко относится къ своимъ обязанностямъ? Или не сознаетъ ихъ? Да! она не сознаетъ ихъ! мнѣ кажется, что она положительно не сознаетъ, что ей нужно, необходимо нужно пріобрѣсть дипломъ... Климова быстро зашагала по комнатѣ, потомъ остановилась противъ меня и заговорила въ раздумья.

-- Но, знаете, въ этомъ опять она не такъ виновата, какъ кажется, и судить ее строго нельзя. Это цѣлая серія ошибокъ -- нашихъ ошибокъ... И эти разговоры, наши умные разговоры... вѣдь дѣти всегда были съ нами, и это мы ставили себѣ въ заслугу. Мы точно, не подозрѣвали, что передъ нами не аппараты съ восковыми сердцами, на которыхъ мы можемъ, по произволу, чертить рѣзцомъ, что хотимъ. Мы точно не думали, что передъ нами живой человѣкъ, подверженный извѣстнымъ человѣческимъ законамъ. Мы нарушали послѣдовательность... О, это цѣлая серія ошибокъ! цѣпь какая то фатальная! Представьте, что нетолько Маша, но и другія дѣти, также какъ мои, неспособны къ труду, къ усидчивости, къ дисциплинѣ. Помните, вы тогда осуждали -- вы были правы -- мы будили только ихъ любознательность, и для этого низводили науку въ веселое время-препровожденіе. А теперь вотъ -- результаты. Маша врядъ ли выдержитъ гдѣ экзаменъ: бездна пробѣловъ. Системы въ знаніи нѣтъ, техническая сторона дѣла дается съ невообразимой трудностью. Память не достаточно развита. Вообще, какое-то выдуманное воспитаніе, выдуманное развитіе... понимаете ли? Мы всѣ какой-то протестъ дѣлали всему, что насъ не удовлетворяло, всему, что было около насъ мерзкаго. Воспитаніе, которое мы давали дѣтямъ, было неровное, чуждое результатовъ, добытыхъ и жизнью, и знаніемъ. Наше общественное неустройство и на воспитаніе дѣтей дѣйствовало разрушающимъ образомъ. Ну что, кажется, свобода? Что можетъ быть лучше свободы? А я и на свободѣ обожглась, мнѣ она дала дурные результаты.

-- Что вы? Побойтесь Бога, какую несообразность вы говорите...

-- Нѣтъ, увѣряю! Дѣти у меня пользуются полной свободой. Я систематически хотѣла развить въ нихъ качества свободнаго человѣка: правду, смѣлость, великодушіе.

-- Ну, и что же?

-- А вотъ что. Свобода должна идти объ руку съ самостоятельностью, съ стояніемъ на своихъ ногахъ, и отвѣтственностію за свои поступки. Но возможно ли это на практикѣ?-- вотъ вопросъ. Отвѣтственность за поступки у ребенка! у ребенка, который ничего не смыслитъ и ничего не знаетъ! Вѣдь это только такъ говорится: "отвѣтственность!" Ну разъ сдѣлать, два, что поступки дѣтей обрушатся на ихъ голову, но постоянно это дѣлать нельзя! А поэтому приходится сглаживать, устраивать, нестолько для нихъ, сколько для своихъ цѣлей. Ну, отдастъ она свои платья первому, кто нуждается, вѣдь нужно ей сдѣлать платье -- ну и дѣлаешь! Не учится она, объѣстся, уйдетъ куда не нужно... мало ли что! Ну и опять сглаживаешь. Выходитъ, что свобода-то истрачивается на мелочахъ, въ пустякахъ, а иногда и дурно истрачивается. Выработывается этимъ путемъ своеволіе, самодурство, а не свобода. Чтобы не ходить на помочахъ, нужно знать кое-что, нужно понимать -- а что знаетъ ребенокъ? И что онъ можетъ? Нѣтъ, все скверно, и лучшія вещи не во спасеніе намъ!

-- Такъ гдѣ же искать спасенія?

-- Не знаю!.. Можетъ быть, въ народѣ, покуда онъ еще не завелъ культурныхъ привычекъ и не цивилизовался нашей цивилизаціей, или у тѣхъ интеллигентныхъ людей, гдѣ жизнь течетъ при болѣе нормальныхъ условіяхъ. Я слышала недавно удивительную исторію изъ быта небогатаго чиновника. Правда, это было въ провинціи. У него семь человѣкъ дѣтей, и трое сиротъ отъ сестры. Жена всѣхъ ихъ выходила, выучила, сама для этого сначала выучилась, изъ экономіи, чтобы не платить учителямъ. Дѣти вышли прекрасныя, но ихъ воспитывали не по правиламъ педагогики, ихъ воспитала сама жизнь; чуть ли не съ первыхъ своихъ шаговъ, они активно вступили въ дѣйствительную жизнь. Отецъ труженикъ, мать труженица и дѣти должны были работать. Это былъ не искуственный физическій трудъ. Они не играли въ работу. Ихъ трудъ былъ необходимъ. Это не то, что у насъ.

-- Вѣдь и у васъ обстановка была не дурна, сколько мнѣ помнится.

-- Нѣтъ, и у меня она была искуственна. И у меня былъ большой диссонансъ въ жизни, а это, повѣрьте, хуже всего.

Климова задумалась. Изъ дѣтской слышалось громкое "Многочастнѣ, многообразнѣ", потомъ "Птичка подъ моимъ окошкомъ"... И полилась пѣсня. Климова улыбнулась блѣдной, грустной улыбкой, пожала плечами и заговорила.

-- Я опять вернусь къ вопросу о свободѣ. Знаете, дѣти мои не цѣнятъ свободы, надъ ними никогда не было насилія, имъ не приходилось отстаивать себя и свои желанія, имъ далась свобода безъ борьбы; она предложена имъ раньше, чѣмъ у нихъ являлась потребность въ ней -- вотъ они и индиферентны къ ней.

-- Послушайте! вѣдь абсолютной-то свободы нѣтъ; все-таки приходится сдерживать себя... Мало-ли ради чего приходится сдерживать себя?

-- Да, вотъ и тутъ у меня опять брешь. Мою свободу и свободу сестры Маши, они всегда попирали ногами. Мы были имъ вѣрные слуги. Онѣ многое чего не выучились уважать. Онѣ не уважаютъ чужого труда и, представьте, онѣ барышни въ полнемъ смыслѣ слова. Удивительное дѣло! Я ведрами, такъ сказать, лила въ нихъ демократическіе принципы, а онѣ больше аристократки, чѣмъ демократки! конечно, безсознательныя, и...

Раздался звонокъ. Въ гостиную вошелъ мужъ Климовой.

Климовъ былъ еще человѣкъ молодой, изящный, съ умнымъ лицомъ и прекрасными манерами. Онъ былъ докторъ и либералъ. Отношенія его къ женѣ были нѣсколько странны. Одъ любилъ ее и гордился ею, но какая-то легкая, неуловимая черта проглядывала въ его отношеніяхъ къ ней. Онъ будто не въ серьёзъ принималъ ея убѣжденія и всю ея жизнь. Не вѣрилъ ли онъ искренности ея стремленій, или подсмѣивался надъ самыми этими стремленіями -- трудно было разобрать. Вѣрнѣе, впрочемъ, что это былъ вообще извѣрившейся человѣкъ.

-- А я дѣтей привелъ; смотрю, бѣгутъ мои дѣвочки съ портфелями, обрадовались очень, когда я ихъ провелъ по Невскому. Купилъ имъ по банту и по перчаткамъ въ четыре пуговки.

-- Въ четыре пуговки?-- Это для чего? У нихъ есть перчатки, прекрасныя, фильдекосовыя... Опять ты...

-- Я раньше зналъ, что ты будешь браниться, только я не виноватъ, воля твоя. Заноза меня уговорила: говоритъ, мамочка посердится -- и пройдетъ, а имъ безъ этихъ перчатокъ почему-то нельзя... Какіе-то очень серьёзные доводы приводили.

Вошли двѣ меньшія дочери, Гуля и Заноза. Онѣ очень выросли и выровнялись. Туалетъ, ихъ былъ въ порядкѣ. Лица привѣтливыя и умныя.

-- Вы въ гимназіи были? спросила я Гулю.

-- Нѣтъ, мы только готовимся къ гимназіи. Мы ходимъ къ Марьѣ Васильевнѣ, и она насъ подготовляетъ.

-- Мы были два года въ гимназіи, въ частной гимназіи, заговорила Заноза.-- Тамъ совсѣмъ не такъ учили -- вотъ Маша и не можетъ подготовиться..

-- А вы можете?

-- У насъ въ нашемъ классѣ не важно; въ казенной, кажется, даже лучше, не нужно такъ много выдумывать, обдумывать, параллели дѣлать.

-- Что же, мы ѣдемъ сегодня въ театръ? спросилъ отецъ.

-- Гуля не можетъ, сказала съ важнымъ видомъ, мелахнолически, Заноза:-- она говоритъ, что не можетъ.

-- Да, я не могу -- такая досада!-- И это вѣчно! вѣчно!

Гуля сердилась.

-- Почему же ты не можешь?

Гуля смотрѣла на меня.

-- Можешь все говорить при Аннѣ Михайловнѣ. Почему ты не можешь ѣхать?..

-- Мама! Амалія такая лѣнивая, такая неряшливая... я не знаю, какъ ты ее держишь! Ее давно нужно прочь.

-- Въ чемъ дѣло?

-- Еслибр ты видѣла мою юпку! какъ она выглажена -- ужасъ! совсѣмъ мятая, точно неглаженная! Полоса какая-то по срединѣ. Я не могу ее надѣть; изъ подъ барежа все будетъ видно, лучше ужь не ѣхать.

-- И воротничекъ Маты не выглаженъ, сообщила Заноза, дѣлая опять важную мину.

-- Амалія! зачѣмъ вы не выгладили?

-- Гулина юпка выглажена, утюгъ былъ только нехорошъ, остылъ, меня посылали въ лавочку. А воротникъ я выглажу къ вечеру, не было времени, говорила Амалія, стоя въ дверяхъ.

-- Выглажена? Моя юпка выглажена! Это такая гадость, что нельзя надѣть! Я не могу ее надѣть.

-- Привередничаете вы; дѣлать вамъ нечего.

-- Вотъ видишь, папа, всегда такъ; она скажетъ дерзость, отвѣтишь ей -- мама сердится, а она себѣ позволяетъ... Я не привередничаю, а вотъ вы, лѣнивая -- это правда! вы ничего не хотите дѣлать, а изъ за васъ я не могу ѣхать.

-- Можете ѣхать, вы только капризничаете. Ваша мама -- большая, а совсѣмъ не такая требовательная.

-- Ну, хорошо, хорошо, ступай, можешь отправляться... довольно! сказалъ Климовъ.

Ему была непріятна эта сцена, но онъ иначе смотрѣлъ на нее, чѣмъ жена. Онъ сдерживалъ себя, чтобы не выгнать Амалію.

-- Значитъ, ты не ѣдешь, Гуля? спросила мать, очень серьёзно.

-- Мама... она такая лѣнивая, эта Амалія! она ничего не хочетъ дѣлать! Ты ее балуешь... а она думаетъ, что можетъ...

-- Конечно, мама, вмѣшалась Заноза:-- она говоритъ, что ей не было времени, а я сама видѣла, что она долго сидѣла за чаемъ, а потомъ писала письмо.

-- Какъ будто она не могла написать послѣ!

-- Когда сдѣлала бы свое дѣло...

-- Нѣтъ, мама, папа правъ, какъ ты хочешь! она у насъ зажилась. Можно за эти деньги отличную взять, а эта себѣ такъ много позволяетъ.

Мать сначала молчала, потомъ спросила, повидимому, совершенно холодно, хотя голосъ ея слегка дрожалъ, и страданіе разлилось по лицу.

-- Ну, а вы? что вы дѣлали вчера вечеромъ?

-- Мы? Гуля играла съ Марьей Васильевной въ домино, я наклеивала декалькомани. А Мата? Гуля! что дѣлала Мата?

-- Мата смотрѣла, какъ мы играемъ.

-- Отчего Мата не выгладила себѣ воротничекъ?

-- Да развѣ это ея дѣло?

-- И потомъ Мата, вѣрно, устала: она училась.

-- А Амалія не могла устать, стоя цѣлый день у плиты?

-- Ужасная важность выгладить воротничекъ! она за это деньги получаетъ!

-- И это мои дѣти! сказала утомленнымъ голосомъ Климова.-- Анна Михайловна! понимаете вы мое ощущеніе! Это въ нихъ шла я душу свою, мысль, все, что было во мнѣ лучшаго!-- Судорга въ горлѣ помѣшала говорить Климовой.-- Подите прочь отъ меня!

-- Мамочка! жалобно пискнула Заноза.

-- Это все Амалія! сказала разсерженно Гуля.

-- Выйдите, дайте мнѣ успокоиться!

Дѣти вышли.

-- Послушайте, вы слишкомъ серьёзно принимаете дѣтскую болтовню. Вѣдь Гулѣ всего 14 лѣтъ.

-- Онѣ, по развитію, головой выше своихъ сверстницъ. Примите въ соображеніе, что онѣ знаютъ, какъ нужно смотрѣть на вещи, знаютъ мой взглядъ... мои отношенія... Но, понимаете ли, все это безплодно. Онѣ барышни старыхъ временъ. Знаете ли, что меня пугаетъ? Мнѣ кажется, это какъ въ сказкахъ, вотъ, какъ Эльфы: въ нихъ все пусто и прозрачно, мысли пролетаютъ насквозь, не задѣвая ничего! Хорошо, по крайней мѣрѣ, что хитрости нѣтъ въ нихъ. И то спасибо!

-- Зачѣмъ такъ трагически смотрѣть на вещи? говорилъ мужъ хладнокровно, спокойнымъ тономъ.-- Когда дѣвочки войдутъ въ возрастъ, я увѣренъ, что онѣ поймутъ; теперь онѣ еще положительно дѣти. Въ нихъ слишкомъ много наложено -- гдѣ имъ все это скомбинировать!

-- А кромѣ того, дѣти вѣдь мѣняются, сказала я.

-- Но, увѣряю васъ, что въ ихъ годы я совершенно иначе относилась къ прислугѣ. Я входила въ ея жизнь, и эта жизнь мутила меня. А ты знаешь, при какихъ условіяхъ я воспитывалась, чѣмъ меня пичкали.

-- Протестъ былъ... Протестовала, и дѣвочки протестуютъ противъ тебя, и наваливаютъ все на Амалію.

-- Но противъ чего онѣ протестуютъ? спросила я.

-- Противъ насилія.

-- Противъ какого насилія?

-- Противъ насилія надъ ихъ мыслью, и надъ ихъ ощущеніемъ. Она косвенно навязываетъ имъ своя мысли и свои ощущенія. Она вѣдь начинила ихъ равными "душеспасительными идеями" и "высокими чувствами". Запросу на нихъ еще не было, и не могло быть, а имъ все это было преподнесено, всѣ послѣдніе выводы, понимаете-ли? онѣ еще и первой страницы не открыли, ничего не испытали, и не видали, а ужъ узнали, какъ на что нужно смотрѣть. Индижестія произошла.

-- Да, это правда, сказала въ раздумьи Климова:-- всему есть свое время...

-- Отчего не пріучили вы ихъ работать, вѣдь это было бы большое спасеніе, сказала я.

-- Это физическій-то трудъ?

Климовъ улыбался.

-- Да.

-- Пробовали мы и въ эту игрушку играть! Какже! Пріѣзжаю сюда, а онѣ моютъ, скребутъ, чистятъ, пачкаются, мажутся, а Амалія сидитъ и книжку читаетъ съ папироской въ рукѣ.

-- Николай! развѣ можно надо всѣмъ смѣяться и выдумывать?

-- Милая, не смѣюсь! не сердись, но вѣдь ты сама все это прекратила. Я ни слова не сказалъ, все какъ то само собою кончилось, и вошло въ свою колею.

-- Иначе нельзя было. Ты внесъ большой диссонансъ въ нашу жизнь. Когда мы жили на полтораста рублей въ мѣсяцъ, и большая часть этихъ денегъ шла на воспитаніе дѣтей, мы могли всѣ работать, и это выходило, болѣе или менѣе, естественно. Но съ тобою вошли новые элементы въ нашу жизнь. Условія измѣнились, ну, и дѣти стали смотрѣть на мое желаніе, чтобы они работали, какъ на капризъ. Твои идеи, и твоя манера жить приходились имъ болѣе по вкусу. Ну, я и бросила настаивать. Сама я продолжаю дѣлать, что дѣлала, и дѣти, въ видѣ особой ко мнѣ любезности, иногда дѣлаютъ кое-что въ домѣ... Но вѣдь, собственно, вся наша обстановка, вся наша манера жить, и мои идеи -- это какъ-то не ладится. Я покорилась обстоятельствамъ... Ну, да, впрочемъ, это наше домашнее дѣло.

-- Но знаете ли, Николай Петровичъ, мнѣ кажется, что вы идете противъ самыхъ элементарныхъ требованій воспитанія... Ребенокъ долженъ все умѣть дѣлать самъ.

-- Слышали и это, только не знаю за чѣмъ? Свѣтъ вѣдь останется еще долго такимъ, каковъ онъ есть. Если дѣвочка будетъ богатая, то ничего она не будетъ дѣлать; а если самой придется заработывать деньгу, то нужно сосредоточиться на одной спеціальности, а разбрасываться неудобно и невыгодно.

-- Вотъ эти и тому подобные разговоры Николай всегда ведетъ при дѣвочкахъ.

-- Ну, и потомъ съ нравственной стороны: станетъ ли она лучше и человѣчнѣе смотрѣть на Амалію, если сама будетъ гладить воротнички и мести комнату?

Мы всѣ замолчали. Молчаніе было довольно тягостное. Климовъ усиленно курилъ, жена ходила по комнатѣ.

-- Скажите, пожалуйста, знаете вы Соснову? спросила я Климову.

-- И да, и нѣтъ. Спросите мужа, онъ ее лучше знаетъ; онъ теперь ее лечитъ.

-- Людмилу Андреевну? сказалъ мужъ.

-- Да.

-- Знаю.

-- Что вы объ ней скажете?

-- Въ какомъ отношеніи вамъ нужно знать?

-- Ну, какъ она?

-- Не дурна, богатая барыня, и, какъ водится, съ придурью... Добродѣтельная.

-- Мнѣ хотѣлось бы знать, что она изъ себя представляетъ, какъ относится къ сыну, къ мужу... вообще.

-- Мужъ ея большой руки мерзавецъ, и еслибы онъ не былъ Сосновъ, важный баринъ, то вотъ кого прокуроръ долженъ былъ бы, и имѣлъ бы полное основаніе признать разрушающимъ основы. Ужь это была бы не фикція.

-- Въ самомъ дѣлѣ?

-- Вотъ кто на дѣлѣ, и, главное, всю свою жизнь, не столько потрясаетъ, сколько подкапывается подъ всякія основы. Надо всѣмъ глумится... Все попираетъ ногами.

-- Но въ силу чего?

-- Въ силу своего нравственнаго убожества -- и только. Но замѣчательно, чѣмъ распущеннѣе и безыдейнѣе его жизнь, тѣмъ крѣпче онъ держится, тѣмъ громче говоритъ за мораль, и обычай. Посмотрѣли бы вы на него, когда онъ начинаетъ судить. Осанистѣе самого Бисмарка. И строже всѣхъ самыхъ строгихъ.

-- А онъ имѣетъ вліяніе на сына? воспитываетъ его?

-- Какъ-же! Самъ былъ свидѣтелемъ. Добродѣтельнѣйшія правила преподаетъ! Но чему только они его не учатъ, купно съ маменькой, этого несчастнаго птенца! Съ намѣреніемъ искажаютъ жизнь. Хотите, разскажу сцену.

-- Разскажите, пожалуйста!

-- Прихожу я какъ-то зимой. Сидитъ Никсъ -- мальчика зовутъ Никсъ. Ну, въ локонахъ -- ему одинадцать лѣтъ, локоны по плечамъ -- а на лбу волоса подрѣзаны бохромочкой. Фантазія маменьки: говорятъ, что это на англійскій ладъ. Впрочемъ, я слышалъ, что мальчикъ тяготится своимъ украшеніемъ. Ну, вотъ сидитъ Никсъ, противъ него барышня, Огнева, хорошая барышня, и дразнитъ его. Никсъ разсерженъ. Онъ долго подъискивалъ какой-нибудь эпитетъ, чтобы обидѣть ее, ну, и нашелъ, назвалъ ее нигилисткой. Она его спросила:-- "Знаешь ты, что значитъ нигилистка"?-- "Знаю", отвѣчалъ мальчикъ.-- "Ну что?" -- "Это тѣ особы, которыя себя неприлично вели..." -- "Какъ не прилично вели"?-- Mais comme èa! Apparament par ce qu'elles n'ont pas reèu une bonne education!.. "Вотъ и ты нигилистъ, потому что ты тоже не хорошо воспитанъ, хочешь меня обидѣть".-- Нѣтъ я не нигилистъ, потому что всѣ нигилисты простые люди.-- Какіе такіе простые? какая разница между простыми и непростыми?" -- "Простые -- это такіе, которые не знаютъ, что значитъ быть великодушнымъ; они жадные, не умны, пьютъ водку, ходятъ въ кабакъ и колотятъ жену, ils sont malhonnêtes et malpropres.-- Ну, а другіе какіе? спрашивала барышня.-- Другіе? les nobles?... Ты говори по-русски.-- Благородные?... это такіе, которые имѣютъ честь, сердце, благотворить... ils ne savent pas mentir...-- По-русски, по-русски!..-- Они не должны лгать, et ils ont les manières de gens comme il faut, et le bon Dieu leur а donné le blason -- имъ Богъ гербъ далъ, сказалъ мальчикъ.

-- Да откуда же пріобрѣлъ онъ всю эту премудрость? спросила я Климова.

-- Отъ маменьки, и, должно быть, отъ grande tante.

-- Что это за grande tante, я объ ней ничего не слышала.

-- Старая дѣва и писательница.

-- Писательница? вотъ какъ!

-- Да, сначала писала дѣтскія повѣсти; у нея всегда рѣзвились милыя малютки на лугахъ и птички были на сценѣ, и вѣночки. Малютки складывали ручки и пѣли гимны. Теперь она пишетъ душеспасительныя брошюры для народа, и участвуетъ въ нравственно-воспитательномъ журналѣ также для народа. И тутъ тоже у нея рѣзвятся крестьянскія малютки съ вѣночками и гимнами. Ну, а папашъ, и мамашъ этихъ интересныхъ малютокъ она видѣла только на Сѣнной, когда проѣзжала мимо въ каретѣ.

-- Ну, а сама Соснова?... Про нее вы мнѣ разскажите побольше... я буду у нея на дняхъ, и, разъ подготовленная, яснѣе буду видѣть.

-- Она сама? про ея умъ я ничего не могу вамъ сказать. Я не знаю, умна ли она или нѣтъ, но она прекрасно воспитанна, выдресирована, если хотите. Она вся проникнута чувствомъ долга, и дисциплинированна. Она способна дать распять себя ради тѣхъ идей, въ которыхъ была воспитана, и которыхъ держится, какъ альфы и омеги всего существующаго. Только подъ часъ курьёзно это. Случается, что ея нравственная теорія не совпадаетъ съ ея жизненными обычаями; вертится она, вертится, потомъ вдругъ ловко перескочитъ -- и опять пошла. Она не задумывается надъ этимъ. Она, кажется, даже не замѣчаетъ пробѣла...

-- Въ чемъ же состоитъ ея теорія?

-- Она христіанка, и притомъ католичка-мистикъ, хотя и православная. Она была воспитана на французскихъ книгахъ. Мораль почерпнула изъ Livres d'enfance и другихъ подобныхъ нравственныхъ книгъ. Ее русской сдѣлала тетка, та самая, которая съ вѣночками.

-- Ну, а къ мальчику своему какъ она относится?

-- Такъ же старается сковать; да она и всѣхъ сковала бы, еслибы была ея воля. Уже на что ея супружеская жизнь не сладка -- она знаетъ, что ея мужъ мерзавецъ, и онъ оскорбляетъ ее на всякомъ шагу, какъ человѣка, и какъ жену, оскорбляетъ все, что она привыкла чтить; она знаетъ, что онъ имѣетъ содержанокъ, мотаетъ на нихъ свои средства... И характеры у нихъ разные, и говорить имъ между собою нечего, и, какъ мужчина, онъ ей противенъ до омерзенія. И все-таки она примѣрная жена. И исполняетъ свои обязанности относительно мужа, въ точности.

-- Любопытная дама. Ну, а добрая?

-- Безстрастная. Ее считаютъ доброй, но доброты собственно въ ней нѣтъ. Женская мягкость, нервозность. Указано ей дѣлать добро въ извѣстномъ случаѣ -- будетъ дѣлать, не указано -- не будетъ. Ну, а сына она воспитываетъ съ помощью тетки. Зимой учителя къ нему ходятъ патентованные, при немъ до сихъ поръ находится англичанка, миссъ Грей, лицо безъ рѣчей и безъ движенія, глазами только хлопаетъ.

-- Гдѣ они теперь и какъ къ нимъ попасть?

-- Въ деревнѣ. Четыре часа ѣзды по желѣзной дорогѣ, а а тамъ верстъ семь.

-----

Дней черезъ пять, я сидѣла на балконѣ стариннаго барскаго дома въ Сосновкѣ. Стоялъ великолѣпный день въ половинѣ августа; листья слегка начали желтѣть; предо мною разстилался громадный запущенный садъ. Впрочемъ, передъ самымъ балкономъ дорожки были разчищены я масса цвѣтовъ наполняла клумбы. Былъ даже небольшой фонтанъ, который сверкалъ на солнцѣ и точно стекляннымъ колпакомъ накрывалъ цвѣты, насаженные бордюромъ, и большіе ноздреватые камни, переложенные мхомъ. А дальше виднѣлись сосны и угрюмыя ели. Оттуда вѣтеръ доносилъ смолистый запахъ и запахъ сыроватой земли, перегнившихъ иглъ и шишекъ, и этотъ запахъ смѣшивался съ запахомъ цвѣтовъ. Кругомъ было тихо -- никакихъ звуковъ. Только какаду, любимецъ хозяйки дома, прикованный за лапу, путешествовалъ по клѣткѣ и кричалъ своимъ непріятнымъ, пронзительнымъ крикомъ.

Фасадъ дома, обращенный въ садъ, сплошь былъ покрытъ стѣной изъ дикаго винограда. Листья уже начали краснѣть и желтѣть, а мѣстами приняли даже темнолиловый цвѣтъ. Большія окна дома стояли настежь, съ опущенными маркизами; маркизы были бѣлыя, подбиты зеленымъ; отъ нихъ въ высокихъ комнатахъ тѣнь и прохлада. Вездѣ и во всемъ роскошь и удобство; вообще хорошо.

Людмила Андреевна сидѣла въ гостиной съ сыномъ.

Людмила Андреевна серьёзно занималась сыномъ; она почти цѣлый день проводила съ нимъ, сама воспитывала его и даже учила. Лѣтомъ, исключая матери и тетки, да еще миссъ Грей, никто не занимался съ нимъ. Людмила Андреевна терпѣть не могла гувернантокъ, а молодого человѣка студента боялась взять: онъ могъ дать превратныя идеи ребенку, и притомъ молодой человѣкъ въ домѣ, когда мужа почти никргда не бываетъ дома, это какъ-то неловко; она еще не стара, могутъ выйдти толки, и потомъ она разъ уже обожглась. Они теперь ищутъ подходящаго старичка въ Швейцаріи, но Швейцарія не то что прежде: стала опасна, потому что тамъ также превратныя идеи развелись. Слѣдовательно, покуда Людмила Андреевна сама занималась съ сыномъ.

-- Ma tante! я хочу прежде всего, чтобы онъ былъ христіанинъ, говорила Людмила Андреевна теткѣ.

-- Oh, ma chère! говорила тетка.

-- Я хочу сама насаждать первыя сѣмена нравственности и религіозности въ его молодомъ сердцѣ.

-- Oui, ma chère, c'est votre droit, говорила тетка.

И Людмила Андреевна принялась насаждать. "И остави намъ долги наши, яко же и мы оставляемъ должникамъ нашимъ", говорила она сыну:-- это значить, Никсъ, что божественный Спасатель учитъ насъ...

-- Пожалуйста, не вздумай увѣрить его, что въ самомъ дѣлѣ нужно прощать долги, говорилъ мужъ.-- Нѣтъ, Никсъ, ты этого никогда не дѣлай... глупо, братецъ! И, главное, не думай, что этого Богъ желаетъ... для чего же существуетъ вексельное право? Эдакимъ путемъ, ты на соломѣ останешься, а законъ говоритъ ясно...

-- Mais c'est au figuré, mon cher! долги наши... значитъ вины наши... обиды, оскорбленія... Значитъ, если насъ обидятъ...

-- Это, матушка, мораль для монаховъ и бабъ... Если тебя обидятъ, Никсъ, да ты проглотишь обиду -- ну и будешь ты устрица, байбакъ, дуракъ, тряпка, всякій на тебя плюнетъ! Нѣтъ, братъ, ужь лучше самъ тресни, чѣмъ ждать, чтобъ тебя треснули!

-- Анатоль!.. ради Бога!.. что ты говоришь? вѣдь это урокъ религіи...

-- Я ничего не говорю противъ религіи! Уважай ее, благоговѣй передъ ней, Никсъ! C'est une sainte chose que la religion! Она необходима.

Людмила Андреевна возилась со своимъ сыномъ, какъ съ писанной торбой. Но не столько по личному желанію, сколько по обязанности. Это была также одна изъ розгъ, которыми она себя немилосердно казнила. Лѣтомъ, въ деревнѣ, она жила для него, хотя ее лично тянуло или на острова, или въ Баденъ-Баденъ. Она распредѣлила день съ математической точностью. Назначила часы занятій, часы прогулки, часы благотворительности, часы, которые онъ долженъ быть съ миссъ Грей.

Утро она всегда проводила съ Никсомъ; сначала она учила его, потомъ онъ ей читалъ, въ то время, когда она работала. Одинъ день онъ ей читалъ книги историческаго содержанія, другой -- путешествія, третій -- религіозныя. Религіозныя были большею частью французскія, потому что съ ними была больше знакома сама Людмила Андреевна.

И такъ, я сидѣла на балконѣ съ книгой. Въ гостинной Людмила Андреевна сидѣла за пяльцами и усердно считала points своего ковра. Не далеко отъ нея, въ большихъ креслахъ, сидитъ Никсъ и читаетъ тоненькимъ, монотоннымъ голосомъ "Imitation de Jésus Christ.".

Людмила Андреевна слушаетъ сына, слушаетъ крикъ какаду; слушаетъ плескъ фонтана и иногда, послѣ долгаго молчанія, перебиваетъ сына и спрашиваетъ. Мальчикъ отвѣчаетъ, не торопясь, вяло, больше односложно: "Oui, maman; non, maman".

Сама Людмила Андреевна иногда зѣваетъ, но украдкой, прикривая лицо маленькой ручкой, на которой сверкаютъ изумруды, рубины, опалы.

Она часто смотритъ на часы, которые болтаются у нея на поясѣ. Никсъ также смотритъ на часы на каминѣ, но смотритъ бочкомъ, однимъ глазомъ, въ то время, когда мать наклоняетъ голову къ узору.

-- Lisez comme il faut, mon enfant.

-- "Возбудите самого себя, противъ себя, читаетъ мальчикъ:-- и не допускайте духа гордыни поселиться въ васъ, старайтесь сдѣлаться такими покорными, такими маленькими, чтобы каждый могъ ходить по васъ и попирать васъ ногами, какъ уличную грязь...

-- Eh bien, enfant! Отчего ты остановился? Продолжай.

-- Maman, тутъ сказано... тутъ написано... что нужно обратиться въ уличную грязь!..

-- Eh bien?

-- Какъ же это! въ уличную грязь... Чтобы меня попирали!

-- Правило, мой милый!.. существуетъ правило... никогда не нужно относиться критически къ предметамъ священнаго писа нія. Написано и вѣрь... Слѣпо вѣрь. Свободомысліе -- c'est une peste... И это все отъ гордости. Гордость -- одинъ изъ капитальныхъ грѣховъ... изъ семи (она вспомнила романъ Сю). Богъ этого не любитъ.

-- А ты мнѣ говоришь, мама, зачѣмъ я съ Ванькой и Ленькой... что у меня гордости нѣтъ?

-- Это совсѣмъ не то... это совсѣмъ сюда не относится... Какой ты странный мальчикъ! ne sois donc pas bête!.. то вопросъ религіи, а это вопросъ житейскій... Гордость благородная должна быть... C'est autre chose...-- Людмила Андреевна нѣсколько спуталась.-- Равенства между людей нѣтъ, и не можетъ быть... Это Богъ указавъ...

-- Отчего же я не могу съ ними играть?..

-- Отъ того, что они тебѣ не ровные... il faut se respecter...

Въ дверяхъ показалась "ma tante".

-- Вы не кончили?.. Двѣнадцать било..

-- Кончили! Но мы разсуждаемъ... Вотъ скажите ему, ma tante, можно ли ему быть въ компаніи Ваньки и Леньки?

-- Да, милый, эта компанія тебѣ вредна, она можетъ пагубно дѣйствовать на тебя. Ils sont menteurs! Но и имъ вредно быть съ тобою, а объ нихъ нужно подумать, потому что объ нихъ некому подумать, исключая насъ. Они сами ничего не понимаютъ. Они люди темные. И это наша обязанность!

-- Ванькѣ вредно, когда онъ со мною? сказалъ съ выраженіемъ сомнѣнія Никсъ.

-- Да, дитя! Ему это еще вреднѣе, чѣмъ тебѣ, потому что это можетъ заронить ему въ душу самомнѣніе, гордость, Онъ можетъ подумать, что онъ все равно, что ты, что онъ можетъ позволить себѣ то, что ты можешь позволить себѣ. Онъ заxoчетъ постоянно быть въ компаніи, которая не его. Онъ можетъ сдѣлаться недовольнымъ тѣмъ положеніемъ, которое ему назначено. Можетъ начать роптать. Вотъ къ чему это можетъ привести! А потомъ знаешь, что еще можетъ быть? Вдругъ онъ не захочетъ, вдругъ ему не понравится быть крестьяниномъ! Et c'est un grand pêché! Богъ каждому указалъ путь, и каждому намѣтилъ мѣсто. Это очень почетное мѣсто, быть честнымъ и благонамѣреннымъ крестьяниномъ -- ну, и будь, честнымъ крестьяниномъ, и оставайся...

-- А какъ же Ломоносовъ?.. и святая княгиня Ольга?

-- Боже мой, откуда берутся эти мысли у мальчика?.. Тебя не спрашиваютъ, мой другъ, разсуждать. Ломоносовъ вышелъ въ люди по волѣ Божіей, и святая княгиня Ольга -- тоже; на это былъ особый перстъ Божій. А вообще, всякій долженъ оставаться на своемъ мѣстѣ.

-- А вотъ внукъ няни, maman... онъ теперь...

-- Assez, довольно! ты сталъ несносенъ.

-- Генералъ... договорилъ-таки мальчикъ.

-- Ступай къ миссъ Грей, попроси ее съ тобою идти въ садъ.

Вечеромъ, за чайнымъ столомъ, у насъ шелъ интересный разговоръ. Людмила Андреевна разсказывала, какъ она попала въ просакъ съ учителемъ.

-- Вообразите, и рекомендація была отличная. Всѣ его хвалили. Ректоръ университета рекомендовалъ его ma tante. Ну, мы и взяли его прошлымъ лѣтомъ сюда.-- Но вотъ что вышло. Вы представьте, мы это узнали послѣ; все это послѣ открылось, когда ужь онъ ушелъ. Представьте, несмотря на мое формально-выраженное нежеланіе, онъ все-таки позволялъ Никсу играть съ мальчишками. Уйдутъ въ лѣсъ, и тамъ играютъ.-- N'est ce pas comme c'est joli? Но это еще ничего. Въ игрѣ разъ Никсъ позволилъ себѣ дерзость, прибилъ мальчика. На мѣсто того, чтобы его наказать или пожаловаться мнѣ -- я бы ему этого не пропустила -- какъ бы вы думали, что онъ сдѣлалъ? Пари держу, что не догадаетесь! Онъ распорядился, чтобы этотъ мальчишка ударилъ въ свою очередь Никса!-- Какъ вамъ это нравится? Простота нравовъ... а?.. Удивленіе!..

-- Maman! tu disais... la reli... началъ-было мальчикъ..

-- Cessez... Не твое дѣло. Тебя не спрашиваютъ.

-- Вслѣдствіе этого вы ему и отказали?

-- Нѣтъ! я этого не знала, говорю вамъ, я это только послѣ узнала... quand il est parti. Нѣтъ, онъ самъ ушелъ, раскапризничался. И я рада, что это такъ вышло, что онъ самъ ушелъ.

-- Раскапризничался? Вотъ какъ!.

-- Да, вообще съ этими учителями и гувернантками комиссія! И все дѣло вышло изъ пустяковъ, какъ водится. Я ему сдѣлала небольшой выговоръ, и собственно не выговоръ, а такъ, замѣчаніе.. J'espère que c'est mon droit. Слышу какъ-то шумъ въ дѣтской, пискъ, плачъ. Прихожу. Оказывается, что Никсъ еще въ постели, что онъ сердится. Человѣкъ не принесъ ему сапоговъ, или не помогъ надѣть ихъ, или не вычистилъ хорошо -- не знаю, не поняла. Но при этомъ господинъ Ивановъ разводитъ свок теоріи мальчику... "Что, можетъ быть, ему самому придется сапоги чистить, что, вообще, чистка сапоговъ дѣло очень почтенное... que sais-je? что, можетъ быть, Никсу -- кому?.. Никсу! моему сыну!-- придется заработывать хлѣбъ чисткой сапоговъ... или чѣмъ-то въ родѣ этого. Натурально, это меня взорвало!

На другой день, я гуляла къ Никсомъ и миссъ Грей по саду. Изъ-за забора выглядывали бойко два востроглазыхъ мальчишка. Лица ихъ освѣтились радостью, когда они увидали Никса.

-- Ванька! Ленька! сказалъ мальчикъ. Глаза его оживились, милая улыбка осмыслила все лицо.-- Ленька! у тебя грачъ?..

-- И грачъ, и ворона...

Никсъ было бросился къ нимъ, но миссъ Грей остановила его. Мальчикъ ужасно покраснѣлъ, и злобно проворчалъ что то. Мальчишки сочувственно кивали ему своими всклокоченными головами.

Потомъ, когда мы остались одни съ Никсомъ, мы разговорились. Онъ довольно довѣрчиво говорилъ со мною, въ особенности. когда я сказала, что знаю его бывшаго учителя.

Мальчикъ опять оживился, когда я съ нимъ говорила объ учителѣ.

-- Да, онъ хорошій! Я его люблю... мнѣ жаль его...

-- Но вѣдь онъ вамъ сдѣлалъ что-то непріятное? Помните, maman ваша разсказывала...

Мальчикъ замолчалъ. Потомъ, минутъ черезъ пять, онъ подошелъ ко мнѣ, смѣло взглянулъ мнѣ въ глаза и совершенно серьёзно сказалъ:

-- А знаете, что я думаю?.. Это справедливо было, что Ванька меня прибилъ тогда... Я теперь не сержусь. И maman, и grande tante не такъ говорятъ. Ванька совсѣмъ не лгунъ, онъ честный, добрый... А вотъ князь -- онъ глупъ и трусъ. Ивановъ -- хорошій, а миссъ Грей -- дура... И вотъ еще: Imitation... Онъ остановился.

-- Что же, Imitation?

-- Этого нельзя сказать.

А--ва. <Казина А. Н.>

"Отечественныя Записки", No 12, 1878

Оставить комментарий Казина Александра Никандровна (bmn@lib.ru) Год: 1878 Обновлено: 16/12/2019. 51k. Статистика. Рассказ: Проза Проза	Скачать FB2 Ваша оценка:

Казина Александра Никандровна Картинки домашнего воспитания

КАРТИНКИ ДОМАШНЯГО ВОСПИТАНІЯ.

Казина Александра Никандровна
Картинки домашнего воспитания