Катков Михаил Никифорович
Внутренние смуты во Франции и поддержка их политикой Бисмарка

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

М.Н. Катков

Внутренние смуты во Франции и поддержка их политикой Бисмарка

   Невозможно без содрогания читать описание бойни, происходившей в Париже 22 марта, подробностями которой переполнены тамошние газеты... Сколько проклятий сыпалось на Людовика Наполеона, стрелявшего в толпы безоружных граждан! Какими красками -- и в стихах, и в прозе -- изображали так называемые защитники народа, вроде Виктора Гюго с компанией, убийцу мирных граждан, которому они сулили то галеры, то виселицу! Что скажут они теперь? Вот эти герои свободы, эти чада революции, вот эти неизвестные, эти таинственные, к которым жалкие фразеры стремили свою несчастную страну! Вот что таилось на дне бездны, куда ее ринули! Вот слово разгадки! Вот последняя поверка великой революции, которая сорвала Францию с исторической почвы! Теперь вы можете измерить те исполинские шаги, какими неслась эта страна по пути прогресса, открывшегося для нее в последние годы минувшего столетия. Дантон, Робеспьер, Наполеон -- вот поколение, которое принадлежало еще к другой эпохе: это творцы революции. Февральские герои и Людовик Наполеон -- вот ее дети. Гнусные трусы и убийцы бельвилльские -- вот ее внуки. Далее идти некуда. Великая революция разрушила все исторические основы государства; февральская революция расшатала основы общества и сделала необходимостью Наполеона III; нынешние герои являются практическим отрицанием всего, что люди называют нравственностью и честью. Это апофеоз всякой мерзости, всякой подлости. Здесь не распознаешь грабителя с наемным поджигателем, каторжника с подосланным от неприятеля агентом. И все это беспрепятственно хозяйничает посреди многочисленного вооруженного населения, которое с тупой покорностью отдает себя в распоряжение этому новому, неслыханному правительству, перед которым достославные деятели 2 декабря -- идеальные герои!..
   "Гнусные трусы, -- говорит "Journal des Debat", -- спасавшиеся бегством при одном появлении неприятеля, стреляли в упор в безоружных сограждан, которые осмелились выразить свою преданность порядку, свое уважение к избранникам всеобщей подачи голосов". Так называемые "преступления" Второй Империи бледнеют перед этим бессмысленным террором, не имеющим себе ничего подобного в истории, даже во времена первой революции, самые кровожадные представители которой действовали по крайней мере во имя какого-нибудь принципа... Здесь мы не видим ни принципа, ни знамени; перед нами совершается нечто до такой степени дикое, что все останавливаются в недоумении. Горсть неизвестных людей, пользуясь бедственным положением страны и деморализацией войска, привлекает к себе часть национальных стражников, состоящую из лентяев и бродяг, которые не хотят расстаться с оружием, чтобы даром получать деньги, и возглашает о своем намерении "спасать республику". И с чего начинают свои действия эти самозванные спасители республики, эти уличные провозвестники свободы, равенства и братства? Они расстреливают двух республиканских генералов, подвергают истязаниям двух других, запрещают газеты, производят аресты, наконец, стреляют в людей, которые совершают мирную манифестацию в честь республики и порядка!
   Действительно, идти далее некуда. Франция должна или погибнуть, или оставить путь революции. "L'incident est clos" -- должна она сказать, оглядываясь с горьким чувством на пережитый ею революционный период.
   Европа с недоумением смотрит на события во Франции, и у всякого на устах один и тот же вопрос: "Чем это может кончиться?"
   К числу небывалых явлений в летописях истории принадлежит, конечно, и дружественная переписка между прусскими властями и мятежниками, торжествующими в Париже. По поводу ноты, адресованной генералом Шлоссгеймом центральному комитету, из Компьена от 21 марта "Liberte" замечает следующее: "Общее внимание обратило на себя то обстоятельство, что прусская нота, адресованная комитету, рекомендует немецким властям дружественное положение относительно парижского правительства. В первый раз еще немецкая дипломатия употребляет столь многозначительное по нынешним обстоятельствам выражение. Г-н фон Бисмарк не мог сделать ничего менее для выражения признательности к услугам, оказанным во время осады людьми 31 октября, которые под предлогом войны на жизнь и смерть расстроили оборону".
   Та же газета замечает, что так как ответ, данный центральным комитетом генералу Шлоссгейму, подписан просто делегат по иностранным делам, то все интересуются узнать имя этого делегата; "ибо есть основательные поводы предполагать, что он природный прусак".
   "Norddeutsche Allgemeine Zeitung" оговаривает слово дружественный в письме генерала Шлоссгейма и объясняет, что это не более как ошибка в переводе. Но общий тон послания соответствует этому слову. Всех поразила разница при сравнении тона прусских обращений к французскому правительству в Версале и к анонимному Бельвилльскому комитету. "Если сравнить, -- говорит парижский корреспондент "Times", -- текст двух сообщений, генерал-майора фон Шлоссгейма к фактическому коменданту Парижа и генерала Фабрице к министру иностранных дел в Версале, то почти возможно вообразить себе, что неприятель решительно склоняется более к инсуррекционному лагерю, чем к тому, над которым развевается знамя Франции". Казалось бы, собственный интерес немцев и обеспечение верного исполнения мирных условий должны требовать скорейшего прекращения смут, представляющих даже не борьбу партий, а начало разрушения всех основ общественных и нравственных, и в этом смысле еще могут быть понятны угрозы, обращенные к г-ну Жюлю Фавру, ибо только при восстановлении порядка Франция получит возможность выплатить свой громадный долг. Но как объяснить поощрение, даваемое уличным бунтовщикам и трусам, которым стоило бы только пригрозить, чтобы они попрятались в свои норы?
   Замечательно также, что герои бойни на Вандомской площади являются вежливыми дипломатами в сношениях с прусаками. "Если тексты двух немецких сообщений, -- продолжает корреспондент "Times", -- различаются как по содержанию, так и по манере; если слова обращения к инсургентам дружественны, а обращение в Версаль грознее, то ответы обеих властей различаются еще более. Ответ г-на Жюля Фавра отличается достоинством и благородством; он защищает несчастный город, захваченный врасплох мятежом, и старается отвратить от него бедствия, коими угрожают ему; а ответ комитета городской думы гнусен, лжив и подл". Эти герои "обороны до последней крайности" объявляют, что они принимают мирные условия, хотя и слагают ответственность за них на версальское правительство; они чуть не отказываются от самой революции, совершенной ими, говоря, что она исключительно муниципальная, что противоречит всем их прокламациям и всем их деяниям, и присовокупляют, что эта революция "нисколько не враждебна немецким армиям".
   
   Впервые опубликовано: "Московские ведомости" 1871, 19 марта, No 61.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru