Катков Михаил Никифорович
Чрезмерная свобода печати для органов антинационального направления

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

М.Н. Катков

Чрезмерная свобода печати для органов антинационального направления

   Тягостное впечатление производит укор, когда его произносят дружелюбные уста и когда приходится признать до некоторой степени его справедливость. Такое впечатление должна произвести в России недавно напечатанная в новосадской газете "Застава" статья д-ра Полита, обращенная к России. Эта статья недавнего гостя Москвы и Петербурга, полная горечи, вызвана постоянными ожесточенными выходками некоторых петербургских газет, особенно же "St.-Petersburger Zeitung", против заграничных славян и сочувствия к ним в России. "Возвращения нашего с московской выставки на родину, -- так начинает г. Полит, -- наши соплеменники ждали с волнением и нетерпением. Они жаждали услышать из наших уст, как и что делается в великой славянской державе, на которую всегда со страстною любовью были устремлены их взоры и на которую они возлагали свои надежды, когда их постигали горькие печали. Наши соплеменники следили за каждым шагом нашим в России, читали каждое слово, сказанное нами, и почерпали утешение в отзыве, который находили наши заявления в сердцах братьев-славян. Мы возвратились из России. Мы рассказывали о ее обширности, хвалили достоинства братского русского народа, описывали достопримечательности Петербурга и Москвы, -- словом, мы рассказывали обо всем, что хорошо, но о дурном мы молчали, не желая портить того представления, которое славяне, и особенно сербы, имеют о России".
   Г. Полит с чувством говорит о дружеской встрече, которая была оказана в России славянским гостям; но, говорит он, мы с недоумением замечали, что в то самое время когда к нам отовсюду протягивались братские длани и радостью дышала, казалось, вся Русская земля, в это самое время некоторые голоса отделялись от общего хора приветствий и отказывались принять участие в чувствах русской нации. "Весть" делала неодобрительные намеки, которые должны были нравиться ее многочисленным читателям в Царстве Польском и Западном крае, a "S.-Petersburger Zeitung", глумясь над "гостями русского народа", осмеливалась называть их изменниками. "Об этом мне потом читали в Вене, -- говорит д-р Полит, -- когда хотели назначить против меня следствие, а в доказательство верности возводимых петербургскою газетой обвинений указывали на находящийся на ней русский герб". И вот прошло с тех пор более полугода. Волнение, произведенною московскою выставкой, начинало успокаиваться, и преследования против гостей наших начинали прекращаться, когда австрийскому правительству понадобилось возбудить агитацию против России. Следуя лозунгу, данному венской официозной печати, газета Российской императорской академии снова поднимается в поход против славян и снова кричит об измене. Затем в Петербурге печатают, будто там образовалось общество, которое всеми силами постарается "положить конец славянской комедии и хлопотам славянофилов (!) собирать русские деньги в пользу австрийских чиновников, осмеливающихся агитировать против своего законного государя". В то же время "Весть" с гласом трубным стала провозглашать не имеющую смысла в ее устах фразу: "Россия для русских". Но вот что замечательно. В то самое время как помянутые петербургские газеты так горячатся за целость Австрийской империи и усматривают опасность для нее в литературном сближении племен и народов славянских, со стороны германского племени грозит ей опасность гораздо более серьезная. Мы получили на днях из Вены воззвание центрального комитета для III немецкого стрелкового празднества "К германским соотечественникам в чужих краях", которое имеет характер, конечно, несравненно более политический, нежели все взятые вместе речи славянских гостей наших 1867 года. Президент и вице-президенты Центрального Комитета приглашают "мужей германских, живущих на чужбине", прибыть в Вену "для поддержания германского чувства и духа" и объявляют, что цель предполагаемого празднества -- "свобода и единство отечества". Какое же отечество всех этих "германских мужей"? Уж, конечно, не Австрия, переставшая и сама себя почитать германскою державой. Что же может значить единство этого германского отечества? Очевидно, слияние немецких земель австрийского императора с первенствующею державой Германии... Что же скажет на это "вестфальский муж в Петербурге"? Что до нас, то мы обещаем быть снисходительнее к нему, чем он к г. Политу, если б он стал проповедывать в Вене о свободе и единстве германского отечества.
   Кто живет в России, тот неизбежно привыкает ко многому, что совершенно непонятным кажется для человека, живущего за границей: поразительные для постороннего глаза аномалии едва обращают наше внимание, и твердая вера в могущество времени и в ту таинственную силу, которая бьет из недр русской земли, поборая мало-помалу все ей несвойственное и враждебное, не покидает нас. Но, ставя себя в положение постороннего наблюдателя, мы не должны удивляться, если г. Полит восклицает с недоумением: ""Petersburger Zeitung" есть газета русской академии; эта газета носит на себе знак царского орла, она орган известных официальных кругов; ее слова суть, следовательно, выражение образа мыслей господствующей в России силы", и так как г. Полит своими глазами удостоверился в сочувствии русского общества к славянам, то естественно заключает, что "немцы овладели Россией", что исторические противники славянства господствуют в России. "Россия и ее немецкие господа" -- таково заглавие статьи сербского публициста! И г. Полит не один дает подобное толкование странным явлениям нашей печати. Относительная свобода, которою пользуются газеты известного направления, и повторенные удары, наносимые газетам другого направления, комментируются за границей как выражение того или другого направления, будто бы принимаемого русскою политикой. По поводу запрещения "Москвича", "ультра-панславистской газеты, которая каждое утро проповедовала святой Руси крестовый поход против неверных", "Journal des Debats" настоятельно говорит: "Русской печати полезно будет поразмыслить о судьбе "Москвича": у нее много забот, кроме ежедневного натравливанья своих читателей на Турцию, на Австрию, на Запад"... Читатели наши уже знают, что подобные же умозаключения выражены газетами "Temps", "Norddeu-tsche Allgemeine Zeitung", "Correspodance Nord-Est". Иностранным публицистам неизвестны и непонятны те личные отношения, которые господствуют над русскою журналистикой. "Я несколько раз перечитывал, -- говорит д-р Полит, -- статью, подавшую повод ко вторичной приостановке газеты "Москва", -- и ни как юрист, ни как публицист не мог найти в ней ничего, кроме возбуждающей улыбку преувеличенной деликатности, с которою устанавливается различие между администрацией и правительством... Я думаю, -- продолжает он, -- что если бы какой-нибудь мадьярский публицист критиковал с такою же деликатностью венгерского министра, то этот последний прислал бы ему письменную благодарность. Если бы мерить на русский аршин, то редактора газеты "Мадьяр-Уйсаг" давно следовало бы сослать в Сибирь".
   Все эти укоры и намеки -- мы пропускаем то, что страдает преувеличениями и раздражением, -- трогают нас потому именно, что они внушены не враждою, а сочувствием. В наших ушах еще звучат одушевленные слова г. Полита, который не пропускал ни одного случая во время пребывания своего в России, чтобы заявить о священной и правой связи, соединяющей сербов, его соотечественников, с русскими. Откуда же эта горечь в теперешних словах его, с небольшим через полгода по возвращении из "обетованной земли"? Он это объясняет сам. "Серб еще в колыбели воображает, что русский есть наибольший господин в мipe, и никак не может представить себе, что он не господин даже у себя дома". Слова язвительные, но, к прискорбию нашему, не лишенные некоторого основания! В стране, самой либеральной в мipe, есть такие понятия, которые оскорблять никто не посмеет; в обществе, в котором оказывается наибольшее уважение к личному мнению, одиночные голоса не дерзают отвергать то, во что верует, что любит вся масса. Отчего ж у нас иначе? Мы видим у себя несколько газет, служащих органами для партий антинациональных и открыто глумящихся над народом, среди которого издаются, -- и они остаются в покое. Если это делается из уважения к свободе печатного слова, -- мы очень рады этому и ничего не имеем возразить; но мы видим, с другой стороны, что газеты иного направления подвергаются тяжким невзгодам за всякое, быть может, лишь чрезмерно горячее слово, сказанное в смысле национальном. Почему же в отношении к ним свобода слова не уважается? Мы видим далее, что некоторые газеты не только критикуют действия правительства, но нападают на него с ожесточением, честя, например, администрацию Западного края скопищем грабителей и разбойников и не уступая в этом отношении ни краковскому "Часу", ни "Газете Народовой". Нам отвечают: это значит, что у нас печать пользуется свободой. Прекрасно, но мы видим, что резкое суждение с русской точки зрения редко обходится без каких-либо невыгодных для газеты последствий. Это почему? Это потому, говорят, что администрация не может допустить порицания своих действий. Разве тут нет такого противоречия, из которого иностранец, мало знакомый с закулисною стороной наших отношении, может вывести те же самые, как д-р Полит, заключения?
   Мы не станем хвалиться чрезмерною свободой печати пред д-ром Политом; но скажем ему с полною откровенностью, что хотя ни о каком антиславянском обществе мы не слыхали и можем отрицать его существование, но очень хорошо знаем, что наши национальные интересы и симпатии имеют у нас противников не менее горячих, чем в Австрии. Мы посоветуем ему не придавать чрезмерного значения выходкам петербургской немецкой газеты, хотя она и носит знак русского герба, потому что она, оскорбляя его и славянских его собратов, оскорбляет и народное чувство всей России и противоречит словам Венценосного Вождя, верховного представителя ее, сказавшего славянским гостям своего народа в их прошлогодний приезд: "Мы сербов всегда считали за своих родных братьев, и Я надеюсь, что Бог готовит вам в скором времени лучшую будущность". Наконец, мы заметим г. Политу, что он слишком увлекся. Обязанность доброго сербского патриота не может состоять в том, чтоб ослаблять доверие своих соплеменников к России, возбуждая фальшивые надежды на помощь западных держав или проповедуя фантастический Sonderbund [чрезвычайный союз (нем.)] с поляками, то есть делая именно то самое, что как нельзя более согласно с желаниями весьма немногочисленной в России, враждебной славянству и глумящейся над ним партии. Австрийские славяне не должны хоть в будущем осуществлять программу своих коренных зложелателей.
   
   Впервые опубликовано: Московские Ведомости. 1868. 5 марта. No 48.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru