Предполагаемое преобразование Академии наук должно состоять в увеличении ее штатов
Нам не раз по разным случаям приходилось заводить речь о нашей Академии наук, причем мы касались и газетных толков об ее предполагаемом преобразовании. Эти толки были такого свойства, что им нельзя было придавать серьезного значения. Мы были уверены, что опасность "коренного преобразования" пройдет мимо Академии и из простого вопроса об уравнении ее штатов с штатами университетов не возникнет вопроса о самом ее существовании. Мы были уверены, что новый штат Академии дает ей новые средства служить той цели, для которой она учреждена, а не поведет к ее профанации, как того желали бы люди, для которых уже один факт существования Академии служит как бы укором и которые, по-видимому, желали бы сочинить для России такую академию наук, какой еще не видал свет, нечто вроде увеселительного клуба, доступного по простоте и удобопонятливости своих занятий для всех и каждого, хотя бы даже безграмотного. Вот почему мы не считали нужным серьезно рассуждать об эксцентрических планах преобразования Академии наук или по их поводу высказывать желания относительно возможных улучшений в постановке этого учреждения. Но теперь проект нового устава Академии наук представлен после продолжительных административных соображений в высшую законодательную инстанцию, и это обстоятельство возлагает на нас обязанность поговорить об Академии наук с тою частью русской публики, которая интересуется судьбой просвещения и учености в России. Мы ни на минуту не сомневаемся, что наше высшее ученое учреждение, остававшееся неприкосновенным, как наследие Петра Великого, даже во времена всяческих гонений против науки и мысли, не может потерпеть какой-нибудь ущерб в царствование, открывающее новые пути для русского просвещения. Мы хотим поэтому говорить не в пользу Академии против притязаний, которых она была за последнее время предметом, а в пользу тех интересов, которым она могла бы служить с большим успехом, чем доселе.
По поводу нового устава Академии естественно возникает недоумение о том, в какой степени, посреди стольких безотлагательных задач законодательства вообще и по народному просвещению в особенности, настоит необходимость переделывать устав Академии наук, даже вовсе не древний (1836 года) сравнительно с уставами подобных учреждений во всем цивилизованном мipe. Устав есть самое последнее дело в жизни ученой корпорации. Даже при формальном взгляде на дело надобно согласиться, что гораздо важнее устава для ученой корпорации ее предания и обычаи, сложившиеся временем и поддерживающие в ней ее дух. Труды нашей Академии наук свидетельствуют, что дух строгой науки не увял в ней и что она стоит не без чести в ряду первостепенных академий Европы. Если смотреть на Академию как на ученое учреждение, то едва ли не было бы достаточно вместо переделки всего устава Академии ограничиться согласованием частных постановлений, изданных относительно ее в разное время, и также согласованием ее устава с позднейшими общими узаконениями. Только один пункт требует в этом отношении особенного внимания, именно согласование второго, или так называемого русского отделения, образованного из Российской академии, с двумя остальными отделениями (I физико-математическим и III историко-филологическим), из коих первоначально состояла, а говоря в сущности, и теперь еще состоит Академия наук. Это вопрос трудный, хотя, по нашему мнению, совершенно ясный. Задача второго отделения наследована им от Российской академии; эта задача -- блюсти чистоту русского языка -- не может быть вверена такому учреждению, как Академия наук, и требует совершенно особенной организации. Это вовсе не дело учености, а скорее дело вкуса, поддерживаемого опытностью. Академические кресла второго отделения должны быть доступны не только ученым, но и литераторам; они не могут идти в параллель с кафедрами отделений I и III. Было бы очевидною ошибкой приводить к одному знаменателю вещи совершенно разнородные, и можно наперед сказать, что обе стороны проиграли бы, если бы единственно в видах наружного однообразия преобразование Академии наук было сопряжено с окончательным введением в состав академии II отделения, существующего на основании своих собственных правил и штатов, совершенно отличных от остальных двух отделений. Академия словесности и академия наук -- различные учреждения. Слитие их воедино по упразднении Российской академии не было бы счастливою мыслию. Успех заключался бы теперь в их взаимной эмансипации, а не в дальнейшем закреплении их неестественной связи. Русский язык как предмет ученых изысканий должен входить в состав историко-филологического отделения (теперешнего III), и учреждение в этом отделении особой кафедры для славяно-русской филологии есть действительно потребность весьма ощутимая; отделять эту кафедру от остальных кафедр историко-филологического отделения не только нет надобности, но было бы даже вредно для славяно-русской филологии, которая пострадала бы от такого уединения. С другой стороны, практическая литературная задача, лежавшая на Российской академии, не может быть осуществлена иначе как обществом довольно многолюдным, и нет никакой причины требовать, чтобы все члены этого общества состояли на постоянном казенном жалованьи.
Но как ни важен вопрос об отношении второго отделения Академии наук к остальным, это все-таки вопрос частный. Что же касается до общих потребностей академии, то на первом плане стоит, конечно, осуществление забот, сильно занимавших еще прежнего президента ее, графа Блудова, и именно возвышение академических штатов для уравнения их с университетскими; без этого не только оказывается совершенно невозможным пополнять состав академии новыми членами, но невозможно и ожидать, чтобы нынешние академики, при своих скудных окладах (от 700 руб., содержание адъюнкта, до 1400 руб., ординарного академика), не были отвлекаемы от ученых занятий посторонними должностями. Упоминать ли, что при теперешних экономических условиях Академия наук, получающая, например, лишь около 2500 р. в год на все свои ученые предприятия и экспедиции, будет мало похожа на прежнюю академию, которою должен дорожить всякий образованный русский человек? Итак, возвышение штатов есть потребность бесспорная. Затем внутренняя организация академии не только очень может остаться в прежне силе, но и надобно желать, чтобы так случилось. В этом мы совершенно согласны с защитниками statu quo. Говорить, что Академия наук обладает какими-то сословными привилегиями, угнетающими, подобно крепостному праву, весь ученый люд Российской империи, значит либо частное возводить к общему (частные случаи зависят от личных отношений, а не от устава, и должны находиться под контролем администрации), либо смеяться над здравым смыслом читателей. Академия наук в действительности обладает только одною привилегией -- давать по своему произволению титул академика и требовать от своего избранника трудов на пользу науки. Если действительно положение члена Императорской Академии наук сколько-нибудь почетно, если оно действительно сколько-нибудь льготно -- льготным оно может быть названо, впрочем, только в том смысле, что дает возможность посвятить себя интересам чистого знания, -- если это так, то весь этот почет и эта льгота должны служить только гордостью для всего нашего ученого люда, а не вызывать на зависть. В этих преимуществах академического положения, ныне, впрочем, материально не существующих и могущих возобновиться лишь с утверждением новых штатов, должны были бы чувствовать свою силу и значение в государстве все без изъятия служители отечественного просвещения, от самых высших до самых низших. В нашем отечестве, где строгая наука находит еще так мало привета, государственное покровительство науке, проявляющееся в учреждении Академии наук, есть вопрос государственной важности. В лице академии оказывается государством почет и поощрение каждому человеку, занимающемуся науками, каждому таланту, чувствующему в себе призвание к серьезному ученому поприщу. В интересе просвещения и науки следует желать не сокращения прав Академии наук, а скорее расширения их.
"Академия наук есть первенствующее ученое сословие в Российской Империи", -- гласит первый параграф нынешнего ее устава, -- тот параграф, который сидит, как бельмо на глазу, у некоторых наших писак и педагогов, изумляющих публику своими россказнями о современных открытиях наук, о тайнах естествознания, о реальных гимназиях и т.п. Но если правительство признает Академию наук за первенствующее ученое сословие в России и в этом значении жертвует на нее значительные денежные средства, то не естественно ли, чтобы правительство, и в особенности ведомство народного просвещения, извлекали для себя возможную польз из того, что у них под руками есть такое учреждение? Если при министерстве народного просвещения существует "первенствующее ученое сословие", содержимое на казенные деньги, то есть ли надобность содержать при том же министерстве на те же казенные деньги особенный ученый комитет? Административные занятия последнего разве не могли бы лежать на департаменте народного просвещения, а что касается до ученых занятий, то разве есть хотя малейшее сомнение в том, что возложить их отчасти на Академию наук, отчасти на университеты было бы в тысячу раз вернее, чем учреждать под именем ученого комитета особый департамент, который вдобавок может иногда титуловаться ученым на том же основании, на котором слово lucus [роща (лат.)]. производят а поп lucendo [не светит (лат.)]?
Что наша академия принимает к сердцу дело русского просвещения, о том достаточно свидетельствует уже один факт помещения известной статьи г. академика Наука в календаре на 1866 год. Нет сомнения, что академия могла бы оказать немало услуг делу русского просвещения, если бы правительство потребовало их она могла бы служить этому делу не только установкой и разъяснением понятий, но, вероятно, не уклонилась бы и от труда более тяжелого. В XVIII веке Академия наук занималась отчасти и педагогическим делом; сомневаться ли, что ее члены были бы готовы взяться за него и ныне? Почему бы не учредить при Академии наук стипендии для молодых людей, окончивших университетский курс, с тем чтоб эти молодые люди под надзором академиков приготовлялись к профессорскому и учительскому званию? Назначение таких стипендий, хотя бы из средств нынешних педагогических курсов, существующих при учебных округах, было бы, кажется нам, самым полезным из нововведений нового академического устава. Приготовление дельных учителей и профессоров есть ныне самая существенная из потребностей ведомства народного просвещения.
Впервые опубликовано: Московские Ведомости. 1866. 12 марта. No 54.