Вред излишней правительственной опеки в организации церкви. Взгляд священника англиканской церкви на православную
Ничего хорошего не может выйти из недоверия к собственным силам, возведенного в правило и организованного в систему. Всякая сила слабеет и теряется от бездействия. Уклоняться от действия и борьбы, с которою оно неразлучно, не значит сохранить себя и сберегать свои силы; напротив, это значит зарывать в землю свой талант, это значит быть рабом ленивым и неверным.
Государственная сила объемлет всю совокупность интересов общественной жизни, и потому государство может успешно ведать и охранять каждый из интересов лишь в том, что все они имеют между собою общего. Государству подлежат только необходимые условия общественной жизни, только ее всеобщие, так сказать, родовые элементы. Где действует только одна эта всеобщая сила, там не может быть жизни в теснейшем и собственном значении этого слова, потому что там ни один интерес не раскрывается в своей особенности, ни один не живет из своих внутренних источников, ни один не действует своею собственною энергиею, ни один не обнаруживает своей истинной природы, и все пребывает в состоянии скрытном, скудном и бездейственном.
Интерес религиозный есть, без сомнения, величайший из всех интересов человеческой жизни; но его сила заключается не в тех условиях его существования, которые общи ему со всевозможными другими интересами; сила его заключается в том, что только ему одному свойственно, что составляет его отличительную сущность. Та безразличная, всеобщая, внешняя сила, которая находится в ведении государства, никогда не может заменить внутреннюю силу, свойственную исключительно тому или другому жизненному интересу, высшему или низшему; никогда не может успешно способствовать развитию или охранению каждого интереса в его специальности, а тем менее религиозного в том, что составляет его существенную сторону.
Мы часто удивляемся и часто сетуем, находя, что в нашем обществе мало жизни, что ни один интерес не действует в нем с достаточною энергиею, что даже самый высший, самый дорогой для целого народа интерес, - религия, церковь, - остается непроизводительным и неплодным в общественной жизни. Мы видим наше духовенство в уничижении, религиозное воспитание народа и самого клира в крайнем небрежении, видим целые области, принадлежащие русскому государству и православной церкви, преданные запустению; мы замечаем в нашем светском образовании не только отсутствие религиозного интереса, но часто полное отрицание его, видим все это, и скорбим, и сетуем, и с содроганием помышляем о будущем; мы удивляемся таким плачевным признакам, умножающимся под сильною рукою государства, которое неусыпно заботится об охранении религиозного интереса и не оставляет ни одного сколько-нибудь важного отправления церковной жизни без своего пособия, опеки и контроля. Если даже при такой могущественной опеке государства, - так можем мы подумать, - если при таком деятельном участии охранительной его силы во всем, что касается церковной жизни, религиозный интерес у нас слаб, церковь наша не обнаруживает никакой энергии, то что же было бы с ними, если бы государство, призываемое другими заботами, прекратило наконец свое неусыпное вмешательство в дела религиозного интереса и оставило без своего попечительства нашу церковь? Что было бы?.. И вот мы уже готовы сомневаться во внутренних силах нашей церкви и жизненных начал, ей присущих, между тем как нам следовало был убедиться, что печальные признаки, поражающие нас в действительности, именно и происходят оттого, что церковь живет у нас не собственными своими силами, религиозный интерес поддерживается у нас не собственною своею энергией, что за них действует во всем государственная сила. Нам следовало бы убедиться, что не в недостатке попечительства заключается оскудение этой великой силы, а, напротив, в ее излишестве. Мы недостаточно ценим внутренние силы нашей церкви и истину, ей присущую, потому что мы не видим их проявлений, потому что они находятся в скрытном и бездейственном состоянии.
Не обнаруживаясь в жизни, не создавая в обществе соответственного себе могущественного интереса, который возбуждал бы людей к деятельности, церковь не может оказывать достаточной силы отпора, она не одерживает побед. Ее жизненность подвергается сомнению, потому что за нее во всем и везде действует сила, отнюдь не заменяющая ее сущности. В жизни церковь наша кажется скудною и несильною, потому что в обществе, среди которого она находится, за всем и во всем действует и ответствует одна безразличная государственная сила.
Когда зайдет речь об охранении православия, то мы не находим лучшего способа, как механически отделять его от других вероисповеданий. Мы боимся, что при первой встрече с другими исповеданиями, особенно с деятельными и одержимыми духом, каково римско-католическое, наша церковь не выдержит состязания. Возникает ли вопрос о расколе, у нас на уме только меры преследования и гонения как единственное средство возвратить заблудшихся, хотя история убедительно свидетельствует, что именно эти-то самые меры и были причиною заблуждения и упорства в нем; возникает ли опасение иноверной пропаганды, мы ограждаем себя от совращений мерами полицейской охраны, хотя ежедневный опыт свидетельствует как нельзя убедительнее, что делу религии такая охрана опаснее напасти.
Нет! не иноверная пропаганда, как бы ни была она организована, не католические ксендзы, не упорствующие раскольники могут быть опасны истинным интересам православной церкви, так же как не революционные элементы, откуда бы они ни шли и какими бы средствами ни вооружались, могут быть опасны для нашего государства; нам более всего вредно и опасно излишнее бюрократическое попечительство и излишняя надежда на полицейскую охрану. Наши общественные силы, предоставленные самим себе в своих специальных интересах, будут несравненно безопаснее, сохраннее и плодотворнее. Кто не ограничивается поверхностью явлений и отдает себе какой-либо отчет в их сущности, тот не усомнится, что самодеятельность и самоохранение не уронят, а возвысят наши силы и что православная церковь, освобожденная от излишней опеки и от бюрократического элемента в своей организации, столь не соответственного ее духу, может выдерживать всякое состязание. Католическая пропаганда, несмотря на несчастные для нас исторические обстоятельства прежних времен, несмотря на организацию своих воинствующих орденов, несмотря на неразборчивость в средствах, не много сделала завоеваний у православия; и нет сомнения, что православная церковь в настоящее время при сколько-нибудь благоприятных обстоятельствах могла бы не потерять, а выиграть от свободного состязания с латинством. Уж и теперь богословы других вероисповеданий все более и более обращаются мыслию к востоку и начинают видеть в православной церкви основание и залог церковного единства. Дух, более таящийся, нежели раскрывающийся в ней, уже и теперь привлекает к ней религиозное чувство иноверцев, ищущих единения, хотя ее обстановка отнюдь не обладает притягательным свойством.
Кстати, мы припоминаем об одном священнике епископальной (англиканской) церкви в Америке, г. Йонге из Нью-Йорка, который недели две назад был в Москве, одушевленный ревностно желанием ознакомиться ближе с основаниями и обрядами нашей церкви и вступить в сношения с ее иерархами. Он сообщил нам, между прочим, записку, в которой высказывается взгляд его единоверцев на православную церковь. "Немногие вопросы, - сказано в этой записке, - из поднимавшихся в американской епископальной церкви могут состязаться в важности и значении с вопросом о сближении с восточною церковью. В последнее время с особенною силою представлялись нашему убеждению права восточной церкви. Чем более изучаем мы ее историю, чем ближе знакомимся с нею, тем слышнее становится для нас голос ее авторитета и тем живее стремления наши к сближению с нею. Мы были ложно приучены видеть в латинской церкви церковь первоначальную, древнейшую по организации, главный авторитет в деле предания. Мы забывали, что римская церковь была лишь отпрыском греческой... Несмотря на страшное потрясение, раздвоившее церковь, восточная церковь осталась твердою и верною хранительницею первоначального предания; она ожидает той поры, когда могущественное движение в христианском мipe начнет искать забытых путей, начнет искать единения и мира... Мы с радостью приветствуем принятое в последнее время в нашей конвенции решение заботиться о сближении с восточною церковью... Мы не хотим верить, чтобы восточная церковь в России не могла по существу своему быть независимою относительно государства... Углубляясь в свою историю, убеждаясь в своей жизненности и в своих судьбах, она не может не чувствовать потребности занять то положение в обществе и христианстве, на которое даровано ей право".
Впервые опубликовано: "Московские ведомости". 1864. 17 апреля. No 87