Карпов Николай Алексеевич
Колдунья

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

Николай Карпов

КОЛДУНЬЯ

   "Колдовской цветок: Фантастика Серебряного века. Том IX": Salamandra P.V.V.; 2018
   
   Павел медленно шел по порубу узенькой, поросшей кудрявой муравой дорожки, которая вела к крупному лесу. Желтый Султан, помесь дворняжки с гончей, шнырял по кустам, обнюхивая траву, выбегал на дорожку и снова с треском скрывался в густой зелени поруба. Лесник, по привычке, прислушивался к лесным шорохам, и ухо его различало и резкое постукивание дятла, доносившееся из крупного леса, и монотонное жужжанье насекомых в зеленой траве, и предвечернюю болтовню дроздов на опушке. На краю оврага, отделявшего крупный лес от поруба, Павел услышал сердитое ворчали Султана и, переложив берданку из правой руки в левую, бросился в овраг, цепляясь за ветки свободной рукой, Впереди затрещали кусты, и навстречу ему вышла молодая высокая баба в красном ситцевом сарафане и белом платке. Смуглое, с большими карими глазами и вздернутым носом, лицо ее было угрюмо, бледные бескровные губы были плотно сжаты. Подол ее красного сарафана был высоко подоткнут, из-под него виднелась белая домотканая рубаха.
   Павел остановился, отозвал собаку и строго сказал:
   -- Ты чего здесь шатаешься?
   Баба спокойно взглянула на медную бляху на его сером кафтане; перевела взгляд на медного орла на его шапке и, сунув пучок травы в подол, тихо ответила:
   -- Травы собираю... А ты аль испугался, думаешь, чай, все твои ягоды унесу? Мне, милый, ни твоих ягод, ни грибов не надобно... -- и она улыбнулась, сверкнув белыми зубами...
   Лесник сердито взглянул на нее: он привык видеть у баб, которых заставал в лесу без билета, испуганные лица и молящие взгляды.
   -- А билет у тебя есть? Без билета по лесу ходить не полагается... Возьму вот, да представлю тебя на кордон к объездчику...
   -- Аль тебе травы жалко, сам ее сеял, што ль? Аль сам ее будешь жрать, траву-то? -- насмешливо заговорила баба, поправляя загорелой рукой на голове платок.
   -- Убирайся из леса -- и весь сказ... Еще разговаривает! Иди, добром говорю... -- сказал Павел и с угрожающим видом сделал шаг вперед.
   Баба взглянула ему прямо в глаза холодными карими глазами, выбросила из подола пучок травы и, повернувшись, пошла по тропинке из оврага.
   Лесник молча пошел за ней, вышел из оврага и, провожал ее глазами, остановился у опушки. Баба перепрыгнула через канаву, отделявшую казенный лес от крестьянского поля, перешла узенькую полоску темного пара, вышла на дорогу, ведущую к селу и, повернувшись к леснику, звенящим голосом крикнула:
   -- Погоди-ты, черт комолый, ты меня попомнишь! Травы тебе стало... жалко? Лихоманка тебе в ребра, идол толсторожий. Погоди, я те покажу!..
   -- Ведьма проклятая, -- пробормотал Павел и, вскинув берданку за плечи, зашагал к кордону.
   Дома, вешая ружье на гвоздь, он сказал жене:
   -- Знаешь, Варька, кого я встретил в лесу-то? Агашку-знахарку...
   -- Да ну? -- и Варька выжидательно посмотрела на него.
   -- Травы какие-то собирала... -- продолжал Павел, садясь за дубовый стол, -- да я ее прогнал к черту... Грозилась, лихоманку сулила, проклятая...
   -- Зря это ты, Паша... -- тихо сказала Варька, громыхая в печке ухватом, -- и взаправду напустит... Шут с ней, пускай бы собирала траву, ай ее мало в лесу-то...
   -- Много ты понимаешь! -- раздраженно вскричал Павел. -- Рази я могу дозволять, штобы без билета по лесу шлялись? Для чего я здесь приставлен? Для охраны! Ну, то-то и оно... Давай ужинать, пора... -- прибавил он уже спокойнее.
   Варька подала на стол чашку со щами, ложки и краюху хлеба.
   Несколько минут они молча хлебали щи.
   -- Не могу я дозволить, чтобы по лесу шлялись... -- заговорил снова Павел, словно оправдываясь. -- А может, она пришла лыки драть, бес ее знает... А я за все в ответе...
   -- А все-таки зря ты ее обидел... -- упрямо повторила Варька, -- она может тебе всякую пакость устроить... Слыхал, чай, как она Васьки Бубнова мальчонку испортила? Пришла, вишь ты, она к Ваське за картошкой; он ее прогнал да еще обругал черным словом. Она ему пригрозила, а к вечеру мальчонка его весь в жару мечется, анчутки ему представляются... Беспременно, она наслала... А у Микишиных сразу обе коровы сдохли, так тоже, говорят, она подстроила... Сердита она была на них...
   -- Мало ли што болтают, стану я всякие бабьи россказни слушать! -- вскричал Павел и встал из-за стола.
   Варька убирала посуду.
   -- Надоть Султану хлеба бросить... -- сказал Павел и вышел из избы. Он сел на бревно у завалины, бросил собаке хлеб и, свернув цигарку, закурил. В нем нарастала какая-то смутная тревога, предчувствие какого-то неизбежного несчастья, в глубине души он уже раскаивался, что обидел Агашку. Ночью, лежа на нарах рядом с женой, он ворочался с боку на бок, вздыхал и не миг заснуть. Неотвязная мысль, что колдунья отомстит, как назойливый комар, не дала ему заснуть до рассвета. А на дворе неистово лаял Султан и со злобным ворчаньем бросался в лес, но Павел не решался выйти из избы и взглянуть в темноту.
   Рано утром, невыспавшийся и злой, Павел пошел в обход и вернулся к обеду мрачный, как туча.
   -- Аль порубку нашел? -- робко спросила Варька, собирая обедать.
   -- Не хочется... -- неохотно ответил Павел. -- В груди сосет што-то...
   Варька испуганно взглянула на него, взгляды их встретились, и Павел насупился.
   -- Беспременно это она, проклятая... -- плачущим голосом вслух докончила свою мысль Варька.
   Павел молча, с усилием, прожевывал хлеб, пища не шла ему в горло, руки его стали словно деревянные, он испытывал странную безотчетную тоску, делавшую его тело вялым.
   После обеда он долго лежал на нарах, потом встал и стал надевать кафтан...
   -- Аль в обход? Не ходил бы уж, коли нездоровится... -- сказала Варька.
   -- На село пойду... Табаку нужно купить... -- тихо ответил Павел и вышел из избы. Султан радостно бросился ему навстречу, но он схватил его за ременный ошейник, запер в сенях и пошел по дороге к селу.
   Через час он сидел в избе бабки Луканихи, торговавшей тайно водкой.
   Маленький огарок сальной свечки тускло освещал закоптелые стены избы и блестел на зеленоватой бутылке и на образах в переднем углу. Двое белоголовых ребятишек, прячась за печку, с любопытством смотрели на гостя. Павел пил теплую, противную на вкус водку, закусывал солеными огурцами и говорил бабке Луканихе, маленькой старухе со сморщенным лицом, напоминавшим печеное яблоко:
   -- Скушно мне, бабка Луканиха, так скушно, что и белый свет не мил... Оттого и лью... Да и недужится што-то...
   -- С чего бы это? Мужик ты здоровый... -- удивлялась бабка Луканиха, подперев ладонью щеку и с сочувствием смотря на гостя. -- Может, в жару холодной воды испил? Может, лихоманка?
   -- Нет, бабка, не лихоманка... -- уныло ответил Павел, -- в груди сосет... И хворь эта отчего -- знаю... Вчерась я Агашку турнул из лесу, так это она, проклятая...
   -- Вестимо, она... -- согласилась Луканиха, сочувственно кивая головой. -- А ты бы, касатик, к ней наведался, да поклонился бы ей, ведьме, может, и снимет хворь-то?
   -- Штобы я к ней с поклоном пошел! -- вскричал захмелевший Павел, ударяя ребром руки по столу. -- Да лучше я ей, ведьме, башку разобью... Подохну, а не пойду!..
   Расплатившись с Луканихой, Павел вышел из избы и пошел по селу.
   Павел вышел из околицы и направился к лесу, но внезапная мысль, что ему придется идти темной чащей, заставила его остановиться и повернуть назад. Сосущая боль в груди усиливалась, он почти задыхался, чувствовал тупой страх и странную жалость к самому себе. У околицы он решил пойти к Агашке.
   -- Шут с ней, поклонюсь, голова не отвалится... -- думал он, -- уж ли ж пропадать ни за что?
   Изба Агашки стояла в лощине, довольно далеко от прочих изб.
   Павел отворил дверь и робко вошел в избу, освещенную тусклым светом жестяной лампочки, подвешенной к стене. Под низким потолком висели на мочальных бечевках пучки сухих трав, в переднем углу вместо образов несколько серых заячьих шкурок. Агашка сидела за столом без платка и среди черных растрепанных волос лицо ее казалось особенно бледным.
   -- Ну, чего тебе ночью понадобилось? -- сурово спросила она. -- Вчерась в лесу травы для меня пожалел, а нынче в гости... Соскучился, што ли?.. Садись уж, коли пришел...
   -- Да я ведь, ей-Богу, ничего, Агаша, -- тихо заговорил Павел, опускаясь на лавку и робко косясь на кота. -- По мне, хошь каждый день ходи в лес... Дело наше подневольное, за все в ответе... Закон -- положенье такое, штобы в лесу без билета не ходить... А теперь, значит, ходи в лес слободно... Мой ответ...
   -- Што же это ты сразу такой добрый стал? -- усмехнулась Агашка. -- За этим только и пришел, штобы сказать?
   -- Дело есть, Агаша, -- глухо сказал Павел, опустив голову, -- занедужил я... Вылечи, сделай милость, што хош проси...
   Агашка несколько секунд внимательно смотрела на него.
   -- Ну, шут с тобой, -- весело заговорила она, тряхнув волосами. -- Вылечу... Говори, што у тебя болит-то?
   -- В груди сосет... Дышать трудно, да и скушно как-то...
   -- Постой...
   Агашка подошла к нему и, наклонив свое бледное лицо к его лицу, тихо сказала:
   -- Раскрой рот, да дыхни на меня...
   Павел открыл рот.
   -- Винищем пахнешь... -- брезгливо сморщилась Агашка. -- Дыхни-ка еще...
   Павел широко открыл рот и с усилием стал дышать.
   -- Ну, парень, плохи твои дела, -- зловещим тоном заговорила колдунья, -- жабий дух я учуяла... Жаба у тебя в груди-то, вот што я тебе скажу...
   -- Жаба? -- упавшим голосом спросил Павел. -- С чего бы это?
   -- А, может, с водой как-нибудь попала, аль в лесу, когда спал, в рот залезла. Это бывает.
   Павел дрожал от страха, как в лихорадке, чувствуя, что в груди, действительно, что-то шевелится.
   -- Как же, Агаша? Аль нельзя выгнать ее, проклятую? -- плачущим голосом спросил он. -- Вылечи, Агаша... Чем хошь ублаготворю...
   -- Вылечить-то можно, нужно только жабьей травы в лесу достать... В лес идти надо...
   -- Сходи, Агаша, сделай милость... Я хоть целую ночь тут буду ждать...
   -- Нет, так не годится... И ты должен со мной в лес пойти, а то ничего не выйдет... -- сказала Агашка.
   -- Куда хошь, пойду, только вылечи!.. -- вскричал обрадованный Павел.
   -- Только чур, уговор -- не робеть, да слушаться меня... Да крест сними, не годится с крестом на такое дело идти...
   Павел расстегнул ворот рубахи, оборвал пальцами гайтан {...гайтан -- шнурок, обычно для нательного креста.} и положил крест на стол.
   В лесной тишине отчетливо слышался каждый треск сучка, каждый шелест травы. Порой в темной гуще ветвей вздрагивал сыч и с пугливым стоном махал крыльями, осыпая на головы идущих мелкие сучья и сухие листья, порой в кустах фыркал и шуршал листвой еж, и Павел вздрагивал от страха. Ему чудилось, что из-за кустов ему кивают головами какие-то странные существа с звериными мордами и высунутыми дрожащими языками. Впереди его белели рукава Агашки и слышался треск сучьев под ее ногами. Лес стал редеть, они вошли в поруб. Агашка остановилась и, шепнув Павлу: -- Стой тут... -- стала собирать в кучу сухой валежник. Потом она нагнулась над кучей, чиркнула спичкой, алый огонек побежал по веткам.
   Агашка закружилась вокруг костра, как-то странно подпрыгивая и размахивая руками, сарафан ее раздувался от быстрых движений, волосы растрепались, на лице ее, красном от огня, дико блестели карие глаза. Павел со страхом смотрел на нее и дрожал, как в лихорадке. Наконец, Агашка остановилась, вынула из-за пазухи темную тряпицу и бросила ее в огонь. Черный едкий дым ударил в лицо Павла, он закрыл глаза и невольно отшатнулся в сторону. Открыв глаза снова, он еле сдержал дикий крик ужаса: на пне против костра сидело, скорчившись, какое-то странное существо с темным голым телом, смуглым лбом, напоминавшим козлиную морду, и с костлявыми длинными ногами, на которых Павел ясно различил небольшие раздвоенные копытца. На голове, покрытой густой, курчавой, как у барана, шерстью, торчали маленькие рожки.
   -- Черт, -- догадался Павел и присел от страха.
   Агашка на коленях подползла к пеньку, на котором сидел черт и, выкликая какие-то непонятные слова, уткнулась лицом в траву.
   Черт медленно поднял костлявую лапу и указал крючковатым пальнем на куст. Агашка приподнялась и на коленях поползла в лес. Павел хотел последовать за ней, но ноги его словно вросли в землю, и он почувствовал, что не может шевельнуть даже пальцем. Лесник закрыл глаза, ожидая с минуты на минуту, что черт схватит его своими цепкими лапами и задушит.
   Сучья затрещали под ногами вернувшейся Агашки. Павел открыл глаза и вздохнул с облегчением. Черта на пне уже не было, костер покрылся серым налетом пепла и красным пятом выделялся среди травы, а над ним бесшумно реяла какая-то черная ночная птица.
   -- Ложись на траву, -- шепнула Агашка, -- ложись, открой рот да зажмурь глаза...
   Павел покорно лег на живот и открыл рот. Агашка положила перед ним пучок травы с маленькими желтыми цветочками и отошла к костру. Павел лежал с закрытыми глазами, боясь шевельнуться. Вдруг он почувствовал, что задыхается, сквозь его горло проскочил в рот какой-то скользкий комок, что-то шлепнулось в траву и сосущая боль в груди Павла прекратилась.
   -- Выскочила, проклятая, -- радостно вскричал он.
   Агашка неподвижно стояла у костра и расширенными, немигающими глазами смотрела в темноту.
   -- Ну и ладно... А теперь беги за мной, да не отставай, а то худо будет, -- сказала она и бросилась в чащу. Павел долго бежал за ней, спотыкаясь о корни, натыкаясь на кусты и по временам кричал:
   -- Агаша, подожди... Мочи моей нет. Агаша...
   Шелест кустов слышался далеко впереди. Павел собрал все силы и продолжал бежать. Неожиданно что-то словно обухом ударило его по голове, он полетел куда-то вниз, цепляясь за кусты, и потерял сознание.
   Очнулся Павел на дне лесного оврага, на том самом месте, где он в первый раз встретил колдунью. Без шапки, мокрый от росы, в разорванной рубахе, он встал и осмотрелся. Было уже светло, в кустах перекликались птицы, лучи восходящего солнца зажигали росу в густой траве косогора. Дрожа от холода, Павел пошел к кордону.
   -- Где это тебя черти носили? -- сердито встретила его Варька. -- Аль шапку-то пропил? А рубаху-то где исполосовал? Батюшки! И крест-то потерял, татарин поганый...
   -- Молчи уж, -- сердито оборвал ее Павел, садясь к столу. -- Где был, там меня нет... Помалкивай знай...
   Варька с любопытством взглядывала на мужа, но он молчал.
   -- Слышь, Варька, пойду завтра к объездчику... -- сказал он угрюмо. -- Хочу уволиться с кордона... Неладно тут, нечисто... Попрошусь на другой кордон аль в стражники, в стражниках не в пример лучше...
   

КОММЕНТАРИИ

   Впервые: Всемирная панорама. 1912. No 185/44, 2 ноября.
   
   Н. А. Карпов (1887-1945) -- поэт, беллетрист, мемуарист. Уроженец Пензенской губернии. С 1907 г. жил в Петербурге, публиковал стихи и рассказы в периодических изд. В советское время работал народным следователем, начальником милиции, инспектором Рабоче-крестьянской инспекции, публиковал в осн. юмористические и сатирические рассказы. Автор НФ-романа Лучи смерти (1924) и воспоминаний В литературном болоте.
   
   
   
   
   
   
   
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru