Кареев Николай Иванович
Разработка теоретических вопросов исторической науки

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

Разработка теоретическихъ вопросовъ исторической науки *).

*) Рефератъ, читанный въ засѣданіи историческаго общества при Петербургскомъ университетѣ 24 января 1890 г.

   Среди задачъ, указываемыхъ историческому обществу при Петербургскомъ университетѣ его уставомъ, въ качествѣ совершенно самостоятельной задачи, значится разработка теоретическихъ вопросовъ исторической науки. Посвящая значительную часть своего времени изслѣдованіямъ въ области теоріи исторіи, я лично особенно былъ заинтересованъ въ томъ, чтобы при организаціи нашего общества ему, между прочимъ, была поставлена и такая цѣль, надѣясь, съ одной стороны, время отъ времени обмѣниваться съ его членами мыслями по указаннымъ вопросамъ, съ другой -- вызвать къ этимъ вопросамъ большій интересъ у спеціалистовъ и тѣмъ самымъ подвинуть впередъ разработку теоріи нашей науки. На мнѣ, конечно, лежитъ поэтому и обязанность объяснить вамъ, что разумѣлъ я подъ теоретическими вопросами исторической науки, когда составлялся проектъ устава историческаго общества, и намѣтить въ общихъ чертахъ, какимъ образомъ оно могло бы заниматься разработкой этихъ вопросовъ: вотъ этому-то и посвящаю я свое сообщеніе, тѣмъ самымъ приступая къ выполненію намѣченной задачи нашего общества.
   Позвольте мнѣ начать изложеніе своихъ мыслей о томъ, въ чемъ должна заключаться разработка теоретическихъ вопросовъ исторической науки, съ краткаго обзора того, какъ ставились до сихъ поръ эти вопросы въ научной и философской литературѣ. Литература эта достигаетъ громадныхъ размѣровъ и съ каждымъ годомъ все болѣе и болѣе увеличивается 1): въ ней, конечно, прежде всего, нужно разобраться, опредѣливъ, что ею уже сдѣлано, и отмѣтивъ, чѣмъ она до сихъ поръ пренебрегала, дабы тѣмъ самымъ установить, въ чемъ же, главнымъ образомъ, должна заключаться дальнѣйшая разработка теоретическихъ вопросовъ исторической науки. Замѣчу напередъ, что изъ послѣднихъ я выдѣляю теперь для нашего разсмотрѣнія одну только категорію, а именно вопросы, касающіеся самого историческаго процесса, какъ предмета науки, оставляя въ сторонѣ вопросы о томъ, какъ слѣдуетъ писать 2) или изучать 3) исторію, и вопросы, относящіеся къ теоріи исторической критики 4) или къ исторической методологіи 5). Міръ явленій, къ которому принадлежитъ и исторія, представляетъ изъ себя совокупность весьма разнообразныхъ процессовъ, изъ коихъ, каждый, отличаясь отъ другихъ особенными, ему только свойственными чертами, долженъ имѣть свою теорію, и вотъ въ этомъ-то смыслѣ я буду говорить въ настоящемъ своемъ рефератѣ о теоріи исторіи, о теоріи историческаго процесса.
   Впервые съ идеей теоріи историческаго процесса мы встрѣчаемся у писателей XVIII вѣка и ранѣе всѣхъ у Бико, автора прославившейся только въ нашемъ столѣтіи Новой науки, которая вышла въ свѣтъ въ 1726 г.6). Съ легкой руки первыхъ переводчиковъ и популяризаторовъ этой книги (въ двадцатыхъ годахъ нынѣшняго вѣка,) 7), значеніе итальянскаго мыслителя, остававшагося совершенно одинокимъ въ свое время, было нѣсколько преувеличено, хотя и несомнѣнно, что онъ былъ первый, кто поставилъ, наукѣ новую задачу -- изслѣдовать то, что впослѣдствіи стали называть историческими законами. Въ исторіи отдѣльныхъ народовъ Вико подмѣтилъ, нѣкоторое единообразіе, которое и объяснилъ себѣ, какъ результатъ ихъ. общей природы и вытекающаго отсюда единства въ способѣ ихъ развитія: передъ его воображеніемъ даже носилась нѣкоторая "идеальная и вѣчная", какъ самъ онъ выражается, исторія всѣхъ народовъ, ибо онъ думалъ, что дѣла человѣческія повторяются, когда націи возобновляются, и что потому вполнѣ возможно установить "единообразный ходъ націй". На его воззрѣніяхъ, какъ слѣдуетъ думать, сказалось вліяніе древней философіи: съ одной стороны, идеализмъ Платона внушилъ ему мысль о вѣчной исторіи повторяемой всѣми народами, какъ объ "идеѣ" исторіи; съ другой -- у Аристотеля онъ заимствовалъ принципъ, что наука должна говорить лишь о вѣчномъ и общемъ. Вико не оказалъ никакого вліянія на современниковъ, и первую оцѣнку его мысли нашли только черезъ сто лѣтъ послѣ выхода въ свѣтъ его Новой науки. Въ томъ же XVIII вѣкѣ, только нѣсколько позднѣе, идея о томъ, что исторія должна имѣть свою теорію, стала встрѣчаться у французскихъ и нѣмецкихъ писателей, положившихъ начало цѣлой историко-философской литературѣ, но исходный пунктъ у нихъ былъ, уже иной, чѣмъ у Бико: интересовало ихъ не то, какъ совершается исторія у каждаго народа, т.-е. не сущность историческаго процесса, отвлеченно взятаго, а то, что представляетъ изъ себя дѣйствительная исторія всѣхъ народовъ, образующихъ человѣчество, или философія всемірной исторіи. Если писатели эти и касались вопросовъ, входящихъ въ составъ, теоріи историческаго процесса въ его отвлеченной сущности, то вовсе не сознавая возможности положить этимъ начало особой теоретической наукѣ: ихъ занимала, главнымъ образомъ, идея прогресса въ приложеніи ко всему теченію всемірной исторіи, взятой въ цѣломъ, и именно съ этой точка зрѣнія писали свои извѣстные труды Тюрго и Кондорсэ во Франціи, Гердеръ въ Германіи 8). Въ эту эпоху, собственно говоря, и началось сознательное приложеніе философіи къ исторіи, и оно приняло, главнымъ образомъ, какъ разъ такое направленіе. Конечно, изъ общаго правила были исключенія, но они остались безъ замѣтнаго вліянія на дальнѣйшее развитіе историко-философской литературы: въ ней на первомъ планѣ стояло не изслѣдованіе того, что такое историческій процессъ вообще и какъ онъ совершается, а обработка всемірной исторіи съ точки зрѣнія идеи прогресса.
   Изъ философовъ такую именно задачу ставилъ Кантъ въ своей книжкѣ 1784 г. Идея о всемірной исторіи съ космополитической точки зрѣнія9): онъ прямо говоритъ тутъ о необходимости и возможности въ настоящее время философской попытки представить всемірную исторію по плану природы, имѣющему цѣлью совершенное гражданское общество. Это была плодотворная мысль, но она заключала въ себѣ и вредную сторону: хотя великій философъ и оговаривался, что рекомендуетъ свою точку зрѣнія, какъ руководящую идею, однако, этимъ онъ не гарантировалъ предложенный имъ методъ отъ возможныхъ злоупотребленій, отъ примѣненія его не къ философіи исторіи, а къ самой исторіи, къ конструированію послѣдней не такъ, какъ она была, а какъ того требовалъ упомянутый планъ. Двѣ наиболѣе крупныя попытки философіи исторіи, сдѣланныя въ XIX в., представляютъ собою ничто иное, какъ осуществленіе идеи Канта: и Гегель 10), и Огюстъ Контъ 11) дали въ своихъ знаменитыхъ историко-философскихъ трудахъ обзоры всемірной исторіи, въ коихъ прошлое человѣчества конструируется по апріорному плану, такъ что къ нему, въ сущности, чисто-искусственнымъ образомъ и подгоняется дѣйствительная исторія. Отъ книжки Канта объ идеѣ исторіи и отъ современныхъ ей Идей о философіи исторіи человѣчества Гердера, Очерка успѣховъ человѣческаго ума Кондорсэ и вызванныхъ идеей Канта Основныхъ очертаній прагматической исторіи міра, какъ попытки свести ее къ одному, Пёлитца12) до нашихъ дней не прекращаются такія попытки философскихъ обзоровъ всемірной исторіи 13) и, вѣроятно, не прекратятся до тѣхъ поръ, пока люди не перестанутъ интересоваться вопросомъ, откуда и куда идетъ человѣчество въ своемъ историческомъ развитіи. Философію исторіи мы считаемъ поэтому вполнѣ законнымъ явленіемъ въ литературѣ, лишь бы занимающіеся такимъ дѣломъ не нарушали главнѣйшихъ требованій научности 14), но философія исторіи, по нашему мнѣнію, не можетъ замѣнить того, что мы называемъ теоріей историческаго процесса.--
   Задача философіи исторіи есть задача синтетическая, тогда какъ теорія историческаго процесса можетъ быть результатомъ анализа. Одна представляетъ намъ то, что было одинъ разъ въ извѣстной послѣдовательности, другая должна заниматься тѣмъ, что бываетъ всегда и вездѣ, гдѣ только совершается историческая жизнь! Одна немыслима безъ внесенія нѣкоторыхъ субъективныхъ элементовъ 15), заключающихся въ идеѣ прогресса, въ оцѣнкѣ исторіи съ точки зрѣнія нашего идеала, въ нашихъ нравственныхъ и общественныхъ взглядахъ, другая, какъ и всякая вообще теорія, стремящаяся понять, какъ происходятъ тѣ или другія явленія, должна не сходить съ почвы строго-научнаго объективизма.
   Говоря о такой теоріи, мы обязаны, прежде всего, поставить вопросъ, возможна ли она? Въ XVIII в. или вѣрили въ ея возможность безъ доказательства, какъ, наприм., Вико, или совсѣмъ не подымали этого вопроса. Послѣдній, по моему мнѣнію, сводится вотъ къ чему: могутъ ли вообще факты, изучаемые исторіей, быть предметомъ теоріи? Нѣмецкія философіи конца прошлаго и начала нынѣшняго вѣка, впервые поставившія такой вопросъ, разрѣшили его въ неблагопріятномъ для историческихъ фактовъ смыслѣ. Особенно рѣзко по этому предмету высказался Шеллингъ 16): ставя вопросъ о самой возможности философскаго отношенія къ исторіи (ist eine Philosophie der Geschichte möglich?), онъ вырываетъ цѣлую пропасть между философіей и исторіей. "Что можно опредѣлить (berechnen) à priori,-- говоритъ онъ,-- что совершается по необходимымъ законамъ, не есть предметъ исторіи, и наоборотъ, то, чію составляетъ предметъ исторіи, не можетъ опредѣляться à priori". Противъ такого утвержденія въ общей его формѣ мы не можемъ ничего возразить, но философъ дѣлаетъ отсюда тотъ выводъ, что между философіей и исторіей нѣтъ и быть не можетъ никакихъ точекъ соприкосновенія: "для того, для чего возможна апріорная теорія, невозможна исторія, и наоборотъ, только то имѣетъ исторію, что не имѣетъ апріорной теоріи". "Theorie und Geschichte sind völlig Entgegengesetzte" заявляетъ онъ еще. Съ высоты своей философіи Шеллингъ съ такимъ пренебреженіемъ смотрѣлъ на занятіе исторіей, что предаваться послѣднему могли, по его мнѣнію, только самыя тупыя головы (die geistlosesten Köpfe). Самъ онъ допускалъ лишь философское конструированіе всемірной исторіи, и его послѣдователями сдѣлано было нѣсколько попытокъ въ этомъ направленіи 17). Съ аналогической точки зрѣнія отрицалъ научность исторіи и Шопенгауэръ 18). По его словамъ, исторія есть нѣчто, прямо противуположное и противное философіи, а потому существуетъ рѣзкая разница между философскими и историческими головами. Исходя изъ того принципа, что философъ долженъ заниматься только общимъ (φιλοκαϑόλου γὰρ ὁ φιλόσοφος), онъ думаетъ; что философское (теоретическое) знаніе прямо немыслимо для историка. Исторія не можетъ войти въ рядъ наукъ, ибо ея матеріалъ неспособенъ къ субординаціи, а только къ координаціи: "поэтому нѣтъ системы исторіи, какъ всякой другой науки. Науки, будучи системами понятій, всегда говорятъ о родахъ, исторія всегда -- объ индивидуумахъ, первая -- о томъ, что бываетъ всегда, вторая -- о случившемся однажды и болѣе не существующемъ". Взглядъ Шеллинга мы привели какъ образецъ крайне неблагопріятнаго отношенія къ исторіи со стороны нѣмецкихъ метафизиковъ начала XIX в.: отрицая возможность теоріи исторіи, такъ какъ всякая теорія казалась имъ по существу дѣла необходимо апріорною, они не затруднялись, однако, проповѣдыватъ апріорное конструированіе всемірной исторіи, дискредитировавъ на долгое время самую идею философіи исторіи. Другое дѣло -- Шопенгауэръ юнъ отрицалъ научное значеніе исторіи потому, что она не есть наука теоретическая, подобная наукамъ естественнымъ, и думая, что самыя матеріалъ исторіи неспособенъ къ теоретической обработкѣ. Послѣдняго онъ, юднако, не доказалъ: изъ того, что исторія не похожа на естественныя науки теоретическаго характера, вовсе еще не слѣдуетъ, чтобы матеріалъ юя не могъ быть предметомъ теоріи. Самъ же Шопенгауэръ высказалъ ту мысль, что "главы исторіи народовъ различны, въ сущности, только по именамъ и цифрамъ годовъ", ибо "настоящее, существенное содержаніе вездѣ одно и то же": вотъ это-то содержаніе, повторяющееся во всякой исторіи, и должно сдѣлаться предметомъ теоріи историческаго процесса.
   Мысль о возможности и необходимости такой теоріи нужно считать прочно обоснованною впервые только въ позитивной философіи Конта. Вопервыхъ, онъ показалъ, что все, подлежащее нашему знанію, можетъ быть изучаемо двоякимъ образомъ, а именно или абстрактно, или конкретно. "Однѣ науки,-- говоритъ онъ,-- абстрактныя, общія, имѣющія предметомъ открытіе законовъ, которые управляютъ разными родами явленій; другія -- конкретныя, особенныя, описательныя, состоятъ въ примѣненіи этихъ законовъ къ дѣйствительной исторіи различныхъ существующихъ предметовъ". Мы можемъ назвать абстрактныя науки помологическими, конкретныя -- феноменологическими и сопоставить съ этимъ дѣленіемъ наукъ то,-- что Шопенгауэръ говорить объ исторіи въ сравненіи съ другими науками: ошибка нѣмецкаго философа состояла въ томъ, что онъ требовалъ отъ -исторіи, пауки феноменологической, конкретной -- качествъ наукъ номологическихъ, абстрактныхъ. Во-вторыхъ, Контъ положилъ начало и для помологической науки объ обществѣ, которую назвалъ соціологіей, и -- что особенно для насъ важно -- раздѣлилъ эту науку на соціальную статику, изучающую общественныя явленія въ состояніи спокойствія (законы одновременныхъ явленій), и на соціальную динамику, изучающую тѣ же явленія въ состояніи движенія (законы послѣдовательныхъ явленій): динамическая часть соціологіи и должна была бы изучать in abstracto то, чѣмъ въ конкретныхъ проявленіяхъ "занимается исторія. Къ сожалѣнію, Контъ отступилъ отъ собственной идеи, когда задумалъ дать соціальную динамику въ своемъ Курсѣ положительной философіи: вмѣсто теоретическаго представленія о томъ, какъ происходитъ всякая исторія, онъ далъ философскій обзоръ всемірной исторіи съ точки зрѣнія своего ученія о трехъ фазисахъ міросозерцанія, т.-е. далъ науку, по его же опредѣленію, конкретную, такъ какъ только примѣнялъ въ ней соціологическій законъ трехъ фазисовъ къ дѣйствительной исторіи человѣчества 19).
   На то, что соціальная динамика въ идеѣ и соціальная динамика въ осуществленіи вышли у основателя позитивизма совершенно разными, никто до сихъ поръ не обращалъ вниманія, а, между тѣмъ, въ указанномъ обстоятельствѣ заключается одна изъ самыхъ слабыхъ сторонъ соціологіи Конта: невѣрное исполненіе было принято послѣдователями позитивизма за нѣчто совершенное, и ихъ мысль не направлялась поэтому на дѣйствительную теорію историческаго процесса, отвлеченно взятаго. И въ данномъ случаѣ, какъ и во многихъ другихъ, бывшихъ вообще послѣ зарожденія историко-философской литературы и въ частности послѣ извѣстной намъ книжки Канта, философскій обзоръ всемірной исторіи принимался за единственно-возможную и нужную историческую теорію. Впервые вполнѣ сознательно отнеслись къ такому смѣшенію задачъ основатели такъ называемой Völkerpsychologie, Лацарусъ и Штейнталь 20), которые изложили свои мысли объ этомъ новомъ направленіи психологіи въ первомъ же выпускѣ своего журнала (Zeitschrift für Völkerpsychologie und senschaft) и, между прочимъ, указали на то, что "психологія народовъ" должна сдѣлаться своего рода теоріей исторіи: "не думайте,-- писали они здѣсь,-- что задача эта разрѣшена философіей исторіи или что оттуда слѣдуетъ ждать ея разрѣшенія", ибо, "вмѣсто того, чтобы открывать законы развитія народовъ, философія исторіи давала только квинтъ-эссенцію исторіи". Лацарусъ и Штейнталь, правда, вовсе не имѣли въ виду соціальной динамики Конта, когда, это писали, но ихъ слова вполнѣ къ ней примѣнимы.
   На нашъ взглядъ, такое смѣшеніе задачъ исторіи, науки феноменологической, и соціальной динамики, науки номологической, весьма вредило обѣимъ: первую весьма часто принижали за то, что она не похожа на науки теоретическія, т,-е. за то, что она не даетъ системы общихъ понятій и не открываетъ законовъ; вторую отождествляли съ философіей исторіи, которая становилась на мѣсто теоріи историческаго процесса in abstracto. Въ такомъ смѣшеніи можно обвинить и Бокля. Въ одномъ мѣстѣ своей Исторіи цивилизаціи въ Англіи 21) онъ жалуется на отсталость исторической науки, формулируя свою мысль слѣдующимъ образомъ: "Несчастная особенность исторіи человѣка состоитъ въ томъ, что хотя искусно изслѣдованы ея отдѣльныя части, все же почти никто не пробовалъ слить ихъ въ одно цѣлое и объяснить ихъ взаимную связь. Во всѣхъ другихъ сферахъ вѣдѣнія,-- продолжаетъ Бокль,-- необходимость обобщенія признана всѣми и. сдѣланы благородныя попытки возвыситься надъ отдѣльными фактами и открыть законы, управляющіе этими фактами. Но историки такъ далеки отъ подобнаго взгляда, что между ними преобладаетъ мысль, будто все дѣло ихъ -- разсказывать событія, оживляя по временамъ этотъ разсказъ нравственными и политическими соображеніями, которыя могутъ показаться имъ полезными". Не касаясь вопроса о томъ, насколько вѣрно представляетъ Бокль современное ему состояніе исторической науки и насколько основательнымъ можно назвать его утвержденіе, будто почти никто не пытался слить отдѣльныя части исторіи въ одно цѣлое и объяснить ихъ взаимную связь, нельзя не остановиться, приводя эти слова, именно на томъ смѣшеніи понятій, которое проявилъ англійскій мыслитель, формулируя свои требованія отъ исторической науки. Дѣло въ томъ, что "слить части исторіи въ одно цѣлое и объяснить ихъ взаимную связь" далеко не одно и то же, что "возвыситься надъ отдѣльными фактами и открыть законы, ими управляющіе": мы можемъ соединить частныя исторіи отдѣльныхъ народовъ и цивилизацій въ исторію всеобщую, или всемірную, изслѣдовавъ при этомъ преемственность, между ними существовавшую, но это само по себѣ не даетъ намъ еще знанія сущности историческаго процесса, отвлеченно взятаго, силъ, его создающихъ, психологическихъ и соціологическихъ законовъ, въ немъ проявляющихся. Въ своей Соціальной динамикѣ Контъ какъ разъ, вѣдь, сливалъ въ одно цѣлое отдѣльныя части исторіи, а это-то, какъ мы осмѣливаемся утверждать, и отклонило его отъ настоящей задачи динамической части соціологіи, какъ науки абстрактной (номологической), отъ изслѣдованія того, что такое историческій процессъ самъ по себѣ, гдѣ бы и когда бы онъ ни совершался.
   Идея о необходимости понять сущность этого процесса in abstracto не затеривалась, однако, и у тѣхъ писателей, которые, главнымъ образомъ, интересовались не столько этимъ предметомъ, сколько составленіемъ цѣльнаго взгляда на прошлыя судьбы человѣчества: само составленіе такого взгляда требовало отъ нихъ выработки нѣкоторыхъ теоретическихъ основъ. Такъ, наприм., Гегель дѣлаетъ введеніе въ свою Философію исторію, чтобы установить, объяснить и оправдать свою теоретическую точку зрѣнія. Равнымъ образомъ и Огюстъ Контъ стремился найти, какъ самъ онъ выразился, "основную теорію исторической эволюціи", которая могла бы "стоять во главѣ построенія философіи исторіи". Гегель и Контъ не представляютъ собою исключеній: почти всѣ авторы философій исторіи высказывались въ томъ же смыслѣ 22). Къ сожалѣнію, въ громадномъ большинствѣ случаевъ, теорія историческаго процесса у писателей этой категоріи играла роль подчиненную, служебную: она должна была служить именно цѣлямъ составленія общаго философскаго взгляда на историческія судьбы человѣчества. До извѣстной степени и самъ я, принимаясь за изслѣдованіе основныхъ вопросовъ философіи исторіи, понималъ сначала не иначе задачу теоріи историческаго процесса, пока пристальное, въ теченіе многихъ лѣтъ, занятіе теоретическими вопросами исторической науки не привело меня въ болѣе ясному пониманію самостоятельной важности этихъ вопросовъ. Какъ бы мы ни смотрѣли на философію всемірной исторіи, несомнѣннымъ должна быть для всѣхъ, что лишь очень незначительный процентъ историковъ можетъ по своимъ склонностямъ, да и долженъ въ интересахъ самой исторической науки предаваться занятію философіей исторіи: громадное большинство историковъ будетъ всегда работать въ области исторіи одного какого-либо народа, одной эпохи, одного явленія. Самые замѣчательные и самые вліятельные историки XIX в. были именно историками отдѣльныхъ націй, отдѣльныхъ періодовъ, отдѣльныхъ событій и движеній: за философскія построенія прошлыхъ судебъ человѣчества брались большею частью философы, бывшіе только дилетантами въ исторической наукѣ. Но если послѣдніе не могли сдѣлать ни. одного шага безъ нѣкоторыхъ теоретическихъ воззрѣній,-- все равно, были ли эти воззрѣнія истинны, или ложны, развивались ли они подробно, или только вкратцѣ формулировались,-- не могли безъ нихъ обходиться и крупные представители исторической науки XIX в., являющіеся иногда основателями цѣлыхъ школъ и направленій. Въ громадномъ большинствѣ случаевъ, почти даже всегда, постигнуть сущность ихъ теоретическихъ воззрѣній оказывается возможнымъ, только изучая ихъ историческіе труды: сами они пренебрегали изложеніемъ своихъ теорій, лишь изрѣдка, при случаѣ давая какое-либо общее разсужденіе, наприм., о роли великихъ людей въ исторіи, и, очень можетъ быть, даже не отдавали себѣ яснаго отчета въ принципахъ собственнаго своего пониманія. исторической жизни. Къ сожалѣнію, за немногими исключеніями, и труды крупнѣйшихъ историковъ нашего вѣка не изслѣдовались ихъ біографами и критиками съ точки зрѣнія задачи опредѣлить, какое пониманіе сущности историческаго процесса лежитъ въ основѣ научной работы того или другаго историка. Едва ли, однако, возможно, чтобы и впредь такъ было: съ середины текущаго столѣтія такъ часто и съ столь разнообразныхъ точекъ зрѣнія оспаривалось право исторіи называться наукой, предлагались столь многія и непохожія одна на другую "реформы" исторіи, возникли въ ней такія новыя направленія и даны такіе новые отвѣты на старые вопросы, что историкъ, желающій сознательно относиться къ своей работѣ, долженъ такъ или иначе разобраться въ этомъ, подчасъ настоящемъ хаосѣ мнѣній. Дѣло уже не идетъ теперь о томъ, "какъ слѣдуетъ писать исторію": эта тема, подымавшаяся еще древними (Πῶς δεῖ τήν ἱστορίαν συγγράφειν -- Лукіана Самосатскаго во II в. по P. X.), тема историческаго искусства (artis historicae) давно уже уступила мѣсто темѣ историческаго изслѣдованія, т.-е. вопросамъ исторической критики и историческаго метода. Но не идетъ точно также дѣло и объ одномъ томъ, какъ слѣдуетъ изучать исторію, тѣмъ болѣе, что главныя основанія исторической методологіи (беря это слово въ самомъ широкомъ смыслѣ) можно считать установленными прочно, по крайней мѣрѣ, практикой научныхъ изслѣдованій, если не ихъ теоріей 23): дѣло идетъ о томъ, какъ слѣдуетъ понимать исторію. Наука наша достигла уже той ступени развитія, на которой чувствуется потребность въ теоріи: исключительныя точки зрѣнія "искусства" и "метода", на мой взглядъ, ею пережиты, и доказательство этого можно видѣть и въ томъ, что самая жизнь все шире и шире начинаетъ пониматься въ современныхъ историческихъ трудахъ, и въ томъ, что замѣчается стремленіе къ теоретическому обоснованію такого пониманія. Я думаю, что историкамъ самимъ въ скоромъ времени предстоитъ заняться тѣмъ дѣломъ, за которое прежде брались большею частью философы, именно den concreten Mechanismus der Geschichte in allgemeine (abstracte) Untersuchungen hlosszulegen und zu erläutern, говоря словами автора одной изъ неудачныхъ, правда, попытокъ создать теорію исторіи 24).
   Теорія историческаго процесса, мысль о которой зародилась еще у Вико, или соціальная динамика, какъ назвалъ ее Контъ, въ рукахъ философовъ и философствующихъ историковъ-диллетантовъ не могла представлять изъ себя ничего болѣе, какъ идею науки еще не осуществленную/ нѣчто вродѣ формы безъ содержанія. Историки, коимъ, главнымъ образомъ, слѣдовало бы превратить эту идею въ дѣйствительность, наполнить содержаніемъ эту форму, долго не чувствовали потребности въ такой теоріи, да и теперь многимъ кажется, что она -- нѣчто, пожалуй, и лишнее. Тѣмъ не менѣе, было бы ошибочно думать, что научнымъ движеніемъ XII в. не создано никакого содержанія для теоріи историческаго процесса, для соціальной динамики, кому больше нравится терминъ Конта, или исторіологіи, какъ недавно было передано въ одной исторической статьѣ то же понятіе 25): если не историки въ тѣсномъ смыслѣ этого слова, то представители другихъ наукъ о человѣкѣ, какъ существѣ духовномъ и общественномъ, уже приготовили весьма большой матеріалъ для будущей постройки теоріи историческаго процесса, если не по плану, то, по крайней мѣрѣ, по идеѣ философовъ и соціологовъ, указавшихъ на изученіе законовъ исторической жизни, какъ на новую задачу для науки о человѣкѣ.
   Въ дальнѣйшемъ я позволю себѣ сдѣлать краткій очеркъ исторіи разработки отдѣльныхъ, конечно, наиболѣе важныхъ теоретическихъ вопросовъ исторической науки: вы увидите, какіе вопросы уже поднимались и такъ или иначе рѣшались и какіе почти еще совсѣмъ до сихъ поръ не затрогивались.
   Теоретическіе вопросы, о коихъ будетъ идти рѣчь, могутъ быть распредѣлены на нѣсколько категорій. Довольно значительная ихъ часть, прежде всего, приводитъ нашу науку въ соприкосновеніе съ естествознаніемъ. Еще въ прошломъ столѣтіи Монтескьё 26) затронулъ интересную тему о вліяніи природы страны на культуру и соціальную организацію ея обитателей, а за нимъ и Гердеръ широко поставилъ вопросъ о значеніи для исторіи тѣхъ естественныхъ условій, при которыхъ она совершается. Идеи о философіи исторіи человѣчества были, какъ извѣстно, первымъ трудомъ, утвердившимъ мысль о необходимости для историковъ обращаться къ естествознанію, причемъ Гердеръ отчасти уже намѣчалъ задачу антропологіи, этой, по позрѣйшему опредѣленію Вайца 27) посредницы между естественно-исторической и исторической отраслями нашего знанія о человѣкѣ, имѣющей выяснять естественно-историческія основы исторіи. Въ XIX в. мысль Монтескьё и Гердера сдѣлалась весьма популярной, перешедши даже въ учебники. Главнымъ ея представителемъ, сводившимъ къ климатическимъ и инымъ естественнымъ вліяніямъ объясненіе главнѣйшихъ культурныхъ и соціальныхъ фактовъ, былъ, конечно, Бокль, но, и помимо него, ее раздѣляли многіе историки 28), хотя теоріи этой была противопоставлена другая теорія, которую, въ отличіе отъ "теоріи климата", называютъ "теоріей расы" 29). Хотя уже Гердеръ обратилъ вниманіе на различія въ организаціи народовъ, но только XIX вѣку суждено было, съ одной стороны, выдвинуть въ исторической наукѣ вопросъ объ этнографическихъ условіяхъ исторіи, съ другой -- создать цѣлую новую отрасль знанія о человѣкѣ, антропологію въ современномъ значеніи этого слова. Возникло даже столкновеніе между взглядомъ, пріучавшимъ преувеличивать вліяніе факторовъ внѣшней природы на исторію, и взглядомъ, не безъ преувеличенія также ставившимъ исторію народа въ исключительную зависимость отъ его происхожденія или этнографическаго состава. Во всякомъ, однако, случаѣ, историки некомпетентны въ рѣшеніи весьма многихъ теоретическихъ вопросовъ, возникающихъ на почвѣ разсмотрѣнія исторической жизни въ ея зависимости отъ естественно-историческихъ условій, именно, поскольку дѣло касается вліянія внѣшней природы и происхожденія на самого человѣка, а не на его привычки и нравы, на его вѣрованія и идеи, на его занятія и общественныя отношенія.
   Въ XIX вѣкѣ естествознанію пришлось оказать и иного рода вліянія на развитіе исторіологическихъ ученій. Не говоря уже о томъ, что, главнымъ образомъ, подъ вліяніемъ успѣховъ естествознанія основная задача теоріи историческаго процесса была опредѣлена, какъ задача -- открыть для исторіи такіе же непреложные законы, какіе открыты науками, изучающими природу, два естественно-историческихъ ученія особенно считались пригодными (положимъ, не среди самихъ историковъ) для выясненія самой сущности исторической жизни. Одно изъ этихъ ученій -- біологическая теорія Дарвина, другое -- новое воззрѣніе на индивидуальный организмъ, какъ на своего рода "общество" болѣе элементарныхъ живыхъ существъ. Дарвинизмъ оказалъ, несомнѣнно, громадное вліяніе на всѣ почти крупные отдѣлы человѣческаго знанія и, между прочимъ, сдѣлано было нѣсколько попытокъ свести главнѣйшія явленія исторической жизни къ "борьбѣ за существованіе", "естественному подбору", "наслѣдственности", т.-е. понять историческій процессъ, какъ повтореніе -- въ новыхъ формахъ -- процесса природы въ творчествѣ видовъ растительнаго и животнаго царства 30). Многія изъ такихъ попытокъ были крайне грубы, перенося цѣликомъ въ объясненіе человѣческой исторіи понятія, обобщавшія только явленія чистоматеріальной жизни, но между писателями, усвоившими новую точку зрѣнія, были такіе, которые отнеслись къ своей задачѣ критически, поставивъ вопросъ о томъ, что и какъ можетъ быть взято изъ дарвинизма для объясненія исторіи, принимая въ разсчетъ различіе между человѣкомъ и животными, между соціологіей и біологіей 31). Рядомъ съ попытками приложенія дарвинизма къ теоріи историческаго процесса развивалось другое направленіе въ соціологіи, которое, отождествляя "общественный организмъ" съ организмомъ индивидуальнымъ, въ исторіи, разсматриваемой, какъ жизненный процессъ общественнаго организма, усмотрѣло простое повтореніе жизненнаго процесса организма инрвидуальнаго. Всѣмъ извѣстно, что главнымъ представителемъ этой идеи является Гербертъ Спенсеръ 32): онъ теоретически понимаетъ исторію, именно какъ органическую эволюцію, какъ безличный процессъ развитія соціальнаго организма. Эта точка зрѣнія также нашла многочисленныхъ критиковъ даже среди лицъ, принявшихъ основную мысль о нѣкоторой аналогіи между организмомъ и обществомъ: цѣлью критиковъ было, между прочимъ, выяснить различіе, существующее между процессомъ историческимъ и развитіемъ индивидуальнаго организма 33). Это направленіе соціологіи имѣетъ тѣмъ большее право на вниманіе со стороны историковъ, что мысль объ органичности культурнаго и общественнаго развитія высказывалась еще задолго до примѣненія къ соціологіи новѣйшихъ біологическихъ воззрѣній на организмъ, а историкамъ вторили и лингвисты, видѣвшіе въ языкахъ тоже своего рода организмы 34), и юристы, примѣнявшіе къ праву идею органическаго развитія (такъ называемая историческая школа) 35), и представители государствовѣдѣнія (die organische Staatslerhe) 36). Конечно, кому, какъ не историку, судить о сущности историческаго прогресса, и историки не безъ основанія могутъ жаловаться на то, что въ сферу ихъ вѣдѣнія вторгаются натуралисты, сторонники біологическихъ аналогій, рѣшающіе безъ спеціальной подготовки вопросъ о сущности историческаго прогресса, но это-то и обязываетъ историковъ самихъ заняться установленіемъ основъ правильной исторической теоріи и критикой попытокъ ея построенія, идущихъ со стороны некомпетентныхъ людей.
   Біологическія аналогіи въ соціологіи грѣшатъ забвеніемъ того, что общественныя явленія выростаютъ на почвѣ духовной жизни человѣка и что потому "общественный организмъ" не можетъ быть разматриваемъ, какъ нѣчто подходящее подъ одну категорію съ организмами растительными и животными: между біологіей и соціологіей должна помѣститься психологія, которая и есть истинная основа второй изъ названныхъ наукъ. Попытки рѣшенія вопроса о сущности историческаго процесса дѣлались въ III в. и на почвѣ "науки о духѣ". Я уже упоминалъ выше о Völkerpsychologie Лацаруса и Штейнталя, поставившихъ своей наукѣ, между прочимъ, задачу открывать законы развитія народовъ, и совершенно съ тѣмъ же характеромъ нѣсколько лѣтъ спустя послѣ основанія журнала для "психологіи народовъ" явилась попытка основанія "психологіи общества", сдѣланная Линднеромъ въ книжкѣ Ideen zur Psychologie der Gesellschaft 37): Лацарусъ, Штейнталь и Линднеръ прилагали къ дѣлу въ своихъ ученіяхъ взглядъ общаго своего учителя Гербарта, говорившаго, что психологія будетъ всегда оставаться наукою одностороннею, пока будетъ разсматривать человѣка, взятаго особнякомъ. Не касаясь вопроса о томъ, что дали для научной теоріи исторіи труды названныхъ лицъ и ихъ послѣдователей, отмѣчу здѣсь важность самой идеи о коллективной психологіи: историческій процессъ совершается при помощи психологическихъ вліяній, оказываемыхъ одними людьми на другихъ, и вся историческая жизнь сводится въ послѣднемъ анализѣ къ психическому взаимодѣйствію между индивидуумами и національностями. Къ сожалѣнію, эта сторона коллективной психологіи -- психическое дѣйствіе человѣка на человѣка, единицы на массу и массы на единицу -- совсѣмъ не разработана, и никто не могъ бы быть компетентнѣе историка въ рѣшеніи общихъ и частныхъ вопросовъ, касающихся этого предмета. Говоря о необходимости внесенія психологическихъ вопросовъ въ теорію историческаго процесса, нельзя не упомянуть о счастливомъ сочетаніи психологическихъ и историческихъ знаній, какое представляетъ намъ одинъ изъ вліятельнѣйшихъ современныхъ историковъ, Ипполитъ Тенъ 38), прямо и заявляющій, что теорія исторіи цѣликомъ заключается въ психологіи, хотя мы не находимъ у него понятія психологіи коллективной: тѣмъ, что есть вѣрнаго въ тэновскомъ пониманіи историческаго процесса, онъ обязанъ своей, главнымъ образомъ, психологической подготовкѣ, но за то многіе недостатки этого пониманія объясняются, на мой взглядъ, тѣмъ, что Тэнъ упускаетъ изъ вида другую, именно соціологическую сторону исторической жизни, вопросы политики, права, народнаго хозяйства.
   Соціальныя науки въ современномъ своемъ состояніи также не могутъ считаться не имѣющими никакого значенія въ выработкѣ понятій и обобщеній для теоріи историческаго процесса. Сама соціологія, какъ наука объ обществѣ, по сущности своей должно заниматься, между прочимъ, и этою теоріей, ибо исторія и есть жизнь общества во времени, въ послѣдовательной сцѣнѣ поколѣній и эпохъ. Развитію соціальной динамики весьма много вредили ошибочное отождествленіе ея задачи съ философіей исторіи, внесеніе въ нее біологическихъ аналогій и нерѣдко пренебреженіе къ исторической наукѣ (наприм., у Спенсера). Съ другой стороны, науки политическія, юридическія и экономическія уже тѣмъ самымъ подготовляютъ матеріалъ для теоріи исторіи, что все болѣе и болѣе ставятъ свои вопросы на почву историческаго изученія и поднимаютъ, кромѣ спеціальныхъ вопросовъ, вопросы общіе. За послѣднее время особаго вниманія заслуживаетъ та точка зрѣнія, съ которой главнѣйшія историческія явленія имѣютъ свою основную подкладку въ экономическихъ отношеніяхъ общественнаго тѣла, причемъ иногда отрицается всякое значеніе той стороны исторіи, къ которой, наоборотъ, послѣдняя цѣликомъ сводится у Тэна. Не отрицая возможности одностороннихъ взглядовъ на сущность историческаго процесса при выработкѣ его теоріи съ спеціальныхъ точекъ зрѣнія государствовѣдѣнія, юриспруденціи и политической экономіи, мы должны признать, что никто, какъ представители названныхъ спеціальностей, не можетъ считаться призваннымъ освѣщать соціологическую сторону исторіи: общій историкъ на то и долженъ существовать, чтобы производить синтезъ между спеціальными взглядами политиковъ, юристовъ и экономистовъ. Нечего говорить, что въ томъ же отношеніи онъ долженъ стоять къ историкамъ отдѣльныхъ элементовъ духовной культуры, каковы: религія, философія, литература, художества, и что представители такихъ исторій, равнымъ образомъ, создаютъ матеріалъ для теоріи историческаго процесса вообще, если только въ какой бы то ни было мѣрѣ заботятся о сведеніи результатовъ своей работы къ высшимъ теоретическимъ обобщеніямъ.
   Особенно важными въ теоретическомъ отношеніи нужно признать тѣ "историческія работы въ только что указанныхъ областяхъ, которыя имѣютъ и общій, такъ сказать, философскій характеръ. Укажу для примѣра изслѣдованіе Фюстель де-Куланжа о государственной жизни грековъ и римлянъ, воззрѣнія Іеринга на силы, дѣйствующія въ исторіи права, взглядъ Маркса на процессъ первоначальнаго накопленія капитала 39) и т. д. Такой характеръ пріобрѣтаютъ изслѣдованія въ исторіи религій и вообще, вѣрованій, идей, въ исторіи поэзіи и вообще искусства, въ исторіи политическихъ, юридическихъ и экономическихъ отношеній, когда дѣлаются съ эволюціонной точки зрѣнія, сравнительнымъ методомъ, при помощи не одного историческаго, но и этнографическаго матеріала. Эволюціонная точка зрѣнія есть по существу своему точка зрѣнія теоріи историческаго процесса: процессъ измѣненій въ духовномъ и общественномъ быту народовъ и есть культурно-соціальная эволюція, открытіе законовъ которой и ставитъ себѣ задачей соціальная динамика. Но для открытія общихъ началъ въ развитіи отдѣльныхъ элементовъ культуры и отдѣльныхъ сторонъ общественнаго быта лучшее средство -- сравнивать исторію этихъ элементовъ и этихъ сторонъ въ жизни разныхъ народовъ: съ этой точки зрѣнія сравнительный методъ служитъ важную службу теоріи историческаго процесса, давая готовыя обобщенія, какъ матеріалъ для дальнѣйшихъ теоретическихъ операцій. Примѣненіе сравнительнаго изученія къ историческимъ явленіямъ, наконецъ, расширило область послѣднихъ, какъ предмета науки: изученіе народнаго быта въ смыслѣ "фольклора", обычнаго права и т. п., а также изученіе первобытной культуры съ такъ называемыми переживаніями внесли въ лабораторію теоретиковъ историческаго процесса массу новаго матеріала въ видѣ обобщеній, касающихся такихъ сторонъ жизни и такихъ эпохъ, которыми историки не занимались. Литература сравнительнаго изученія отдѣльныхъ проявленій духовной, общественной и исторической жизни человѣчества достигла громадныхъ размѣровъ, и это обстоятельства даже затрудняетъ приведеніе ея научныхъ результатовъ къ одному знаменателю 40).
   Я повторю еще разъ, что и важный обобщенный матеріалъ, и интересныя отдѣльныя теоретическія положенія или общія историческіе взгляды мы могли бы извлечь и изъ сочиненій главныхъ представителей исторической науки въ XIX вѣкѣ, но вмѣстѣ съ этимъ еще разъ приходится выразить сожалѣніе по поводу того, что эти историки рѣдко высказывались по теоретическимъ вопросамъ. Замѣчу мимоходомъ, что еще у насъ, въ Россіи, сравнительно чаще профессора исторіи хоть разъ въ жизни считала нужнымъ излагать свою научную profession de foi: для доказательства назову здѣсь K. Н. Бестужева-Рюмина, В. И. Герье, Грановскаго, Кудрявцева, Куторгу, И. В. Лучицкаго, проф. Надлера, Петрова, РославскагоПетровскаго, Соловьева, М. М. Стасюлевича, А. С. Трачевскаго 41), хотя большинствомъ упомянутыхъ лицъ написано было по теоретическимъ вопросамъ исторіи очень мало и болѣе или менѣе случайно (большею частью публичныя рѣчи, вступительныя лекціи, небольшія статьи и т. п.). Послѣднее можно сказать и о западно-европейскихъ историкахъ, которые только затрогивали такъ называемую у нѣмцевъ "историку" (теорію историческаго знанія). Слѣдуетъ прибавить и то, что опять-таки, въ громадномъ большинствѣ случаевъ, теоретическіе вопросы исторіи брались учеными историками и на Западѣ, и у насъ въ смыслѣ именно теоріи историческаго изслѣдованія, а не въ смыслѣ теоріи историческаго процесса.
   Между тѣмъ, есть такіе вопросы въ теоріи исторіи, которые съ успѣхомъ могутъ быть разрѣшены только спеціальными представителями исторической науки: если по вопросамъ о вліяніи природы на человѣка и о значеніи прирожденныхъ способностей племени въ исторіи историкъ зависитъ отъ натуралиста; если отъ психологовъ онъ долженъ ждать разработки явленій психическаго вліянія человѣка на человѣка и психическаго взаимодѣйствія, совершающагося въ обществѣ; если въ спеціальныхъ вопросахъ духовнаго и общественнаго быта народовъ ему необходимо искать указаній у филологовъ, фольклористовъ, этнографовъ, историковъ литературы и искусства, у политиковъ, юристовъ, экономистовъ,-- то есть у него и своя собственная область вопросовъ, не затрогиваемыхъ представителями иныхъ наукъ или затрогиваемыхъ только философами, и, притомъ, большею частью, съ слишкомъ общихъ точекъ зрѣнія и съ слишкомъ общими результатами.
   Я остановлюсь на двухъ примѣрахъ. Примѣръ первый 42). Еще во II вѣкѣ до P. X. греческимъ историкомъ Полибіемъ поставлена была нашей наукѣ задача связывать изучаемые ею факты причинною связью: историческіе факты суть слѣдствія по отношенію къ однимъ и причины по отношенію къ другимъ,-- это истина общепризнанная, и нѣкоторые историки даютъ наставленія относительно ошибокъ, въ какія можно впадать вслѣдствіе неумѣлаго примѣненія этого принципа. По, спрашивается, изслѣдована ли историческая причинность сама по себѣ? Общій законъ связи причины со слѣдствіемъ проявляется въ разныхъ формахъ въ зависимости отъ характера причиняющихъ и причиняющихся явленій: человѣкъ не такъ повинуется своимъ желаніямъ, какъ камень -- силѣ тяжести. Общую постановку вопросъ о причинности всегда, конечно, получалъ въ философіи, но послѣдняя,-- что разумѣется также само собою,-- въ своихъ рѣшеніяхъ равнымъ образомъ не выходила изъ области соображеній общаго свойства, не останавливалась на томъ, что спеціализируетъ проявленіе причинности въ механикѣ, въ химіи, въ психологіи или въ исторіи. Закономъ причинности въ человѣческихъ дѣйствіяхъ занимались психологи, но они имѣли всегда въ виду человѣка, "взятаго особнякомъ", тогда какъ въ исторіи дѣйствуютъ люди, взятые, наоборотъ, въ совокупности. Въ логикахъ наукъ (у Милля, у Бэна, у Джевонса и т. д.) причинность разсматривается съ особой точки зрѣнія въ связи съ теоріей наведенія и въ цѣляхъ открытія законовъ, и какъ-разъ такія логики наукъ разсматриваютъ почти исключительно случаи причинности въ явленіяхъ матеріальныхъ, въ предметахъ естествознанія. Есть есть еще одна спеціальность, представители коей тоже разрабатывали вопросъ о причинной связи, но опять-таки не имѣя въ виду цѣлей историческаго знанія: это -- уголовное право, такъ какъ для криминалистовъ въ теоріи причинности только и можно было найти основанія для теоріи вмѣненія. Конечно, и философы, и психологи, и логики, и криминалисты даютъ кое-что пригодное и для историковъ, но историки-то имъ съ своей стороны ничего взамѣнъ дать не могутъ по этому вопросу, такъ какъ сами имъ теоретически совсѣмъ не занимались.
   Другой примѣръ -- вопросъ объ историческомъ значеніи "героевъ", великихъ людей, о роли личности въ исторіи 43). Объ этомъ предметѣ много говорилось въ ту или другую сторону -- за героевъ противъ толпы и за массы противъ великихъ людей, за значеніе личности противъ непреодолимости историческаго рока и за значеніе силы вещей противъ самостоятельной роли личности, но какъ и что говорилось? На нѣсколькихъ строчкахъ, много если на двухъ-трехъ страницахъ, высказывались двѣ-три-четыре мысли, успѣвшія стать общими мѣстами, рѣдко когда приводились кое-какія соображенія, нѣсколько болѣе продуманныя, а еще рѣже, въ видѣ исключенія, предмету посвящалось то, что можно было назвать статьей съ самостоятельнымъ содержаніемъ. Впрочемъ, и тутъ, если подсчитать, что въ такой "литературѣ" вопроса принадлежитъ собственно спеціалистамъ исторической науки, то придется сдѣлать кое-какія ограниченія, такъ какъ окажется, что эти строки, страницы, статьи выражаютъ мнѣнія людей, на которыхъ историки могутъ съ большимъ или меньшимъ правомъ смотрѣть, какъ на простыхъ диллетантовъ историческаго знанія, даже какъ на профановъ въ "настоящей" наукѣ.
   Эти два примѣра, стоящіе въ связи съ новымъ моимъ сочиненіемъ Сущность историческаго процесса и роль личности въ исторіи, я могъ бы дополнить многими другими, но это значило бы начертать цѣлую программу теоретическихъ вопросовъ, рѣшеніемъ которыхъ обязаны, по моему мнѣнію, заниматься историки, такъ какъ, кромѣ нихъ, вопросами этими и некому заняться, размѣры же настоящаго обзора не позволяютъ этого сдѣлать. Подобныхъ вопросовъ -- и крупныхъ, существенныхъ, и мелкихъ, менѣе важныхъ -- наберется немало, и всѣ они могутъ остаться не только не рѣшенными, но даже и не затронутыми, если за нихъ не возьмутся сами историки, потому что для представителей другихъ, перечислявшихся нами наукъ многіе изъ указанныхъ вопросовъ не представляютъ интереса, или же они не обладаютъ необходимымъ для того матеріаломъ.
   Принявши дѣятельное участіе въ организаціи при Петербургскомъ университетѣ историческаго общества, я, между прочимъ, и имѣлъ въ виду, съ одной стороны, подвергать обсужденію своихъ товарищей по наукѣ собственныя работы въ области исторіологическихъ изслѣдованій, съ другой -- доставить возможность и другимъ высказываться по этимъ вопросамъ, даже прямо вызвать болѣе дѣятельный обмѣнъ мыслей теоретическаго характера между нашими членами. Кромѣ рефератовъ на подобныя темы, мы могли бы прибѣгнуть и къ другимъ способамъ коллективной работы: напримѣръ, мы могли бы ставить общіе и частные вопросы по теоріи исторіи, на которые желательно было бы имѣть отвѣты, или представлять на обсужденіе тезисы, заключающіе въ себѣ какія-либо мысли теоретическаго характера. Что касается рефератовъ, то содержаніе ихъ можетъ быть весьма разнообразно: въ нихъ могли бы найти мѣсто и рѣшеніе отдѣльныхъ вопросовъ исторической теоріи, и критика взглядовъ, высказывающихся въ литературѣ, и изслѣдованіе отдѣльныхъ направленій исторической науки, въ основѣ коихъ лежитъ то или другое пониманіе сущности историческаго процесса, и опредѣленіе историческаго міросозерцанія отдѣльныхъ историковъ, русскихъ и иностранныхъ, и разборъ книгъ или статей теоретическаго содержанія, появляющихся въ нашей и западноеропейской литературѣ, и т. п. Если, наконецъ, намъ удастся осуществить нашу мысль о научно-историческомъ журналѣ, какъ органѣ нашего общества, мы оказали бы важную услугу исторической наукѣ, еслибы отвели въ немъ подобающее мѣсто статьямъ и рефератамъ по теоретическимъ вопросамъ. Съ своей стороны, по крайней мѣрѣ, убѣжденный въ важности этого дѣла, я буду употреблять всѣ усилія, чтобы поддерживать въ нашемъ историческомъ обществѣ интересъ къ теоріи исторіи, будучи увѣренъ въ томъ, что такое, пока еще совсѣмъ у насъ новое дѣло многими членами историческаго общества, дѣйствительно, считается за дѣло важное.

Н. Карѣевъ.

   

ПРИМѢЧАНІЯ.

   Желая, чтобы настоящая статья не была простымъ изложеніемъ личныхъ взглядовъ на разработку теоретическихъ вопросовъ исторической науки, считаю нужнымъ присоединить въ ней и объективный матеріалъ въ видѣ библіографическихъ указаній, пріуроченныхъ къ отдѣльнымъ мѣстамъ статьи. Само собою разумѣется, что полная библіографія при этомъ и не могла быть моею цѣлью.
   1) Обзоры этой литературы существуютъ въ довольно значительномъ количествѣ, хотя и не всегда отличаются полнотою. Называемъ главнѣйшіе: Flint: "The philosophy of history in Europe" (есть и франц. переводъ). Marselli:" Scienza della storia". Rocholl: "Die Philosophie der Geschichte". Rougemont: "Les deux cités. La philosophie de l'histoire aux différents âges de l'humanité". Стасюлевичъ: "Опытъ историческаго обзора главныхъ системъ философіи исторіи". Указанія на менѣе значительные обзоры см. въ началѣ первой главы первой книги моихъ Основныхъ вопросовъ философіи исторіи, въ коихъ есть, кромѣ того, также и обзоръ самой литературы (подробный въ 1 изд., сокращенный во 2). См. также новѣйшее (1889 г.) сочиненіе "Lehrbuch der Historischen Methode".
   2) Первый извѣстный трактатъ объ этомъ предметѣ принадлежитъ жившему во II в. по P. X. Лукіану Самосатскому: "Πῶς δεῖ τήν ἱστορίαν συγγράφειν"
   3) Объ этомъ предметѣ существуетъ обширная литература, начиная съ сочиненія Бодена (въ XVI в.): "Methodus ad facilem historiarum cognitionem" и кончая названнымъ въ прим. 1 сочиненіемъ Бернгейма. Указанія на нее въ Осн. вопр. фил. ист.
   4) Исторической критикѣ посвящались или отдѣльныя сочиненія (изъ новѣйшихъ см. Smedt: "Principes de la critique historique"), или главы въ сочиненіяхъ болѣе общаго содержанія (см., напр., въ книгѣ Бернгейма главу IV, стр. 202--389).
   5) Объ этомъ можно повторить то, что сказано въ предъидущемъ примѣчаніи. Изъ отдѣльныхъ сочиненій укажемъ здѣсь на русскую книгу: "Исторія и методъ".
   6) Giambattista Vico: "Scienza nuova dell' origine delle nazioni". 1726. Объ этомъ оригинальномъ мыслителѣ существуетъ цѣлая литература (книги Ferrari, Werner'а, Flint'а и масса статей).
   7) Нѣмецкій переводъ Новой науки сдѣланъ Веберомъ въ 1822 г., французскій -- Мишле въ 1827 г. Кромѣ того, есть другой французскій переводъ 1844 г.
   8) Turgot: "Sur les progrès successifs de l'esprit humain". 1750. Condorcet: "Esquisse d'un tableau historique des progrès de l'esprit humain". 1794. Herder: "Ideen zur Philosophie der Geschichte der Menschheit". 1785.
   9) Kant: "Idee zu einer allgemeinen Geschichte in weltbürgerlichen Absicht". 1784.
   10) Hegel: "Philosophie der Geschichte". 1829. Объ этомъ сочиненія писалось очень много, и у него было весьма много послѣдователей. См. Springer: "Die Hegel'sche Geschichtsanschanung" и др.
   11) Comte: "Cours de philosophie positive". T. V--VI. "Système de politique positive". T. III, contenant la dynamique sociale ou traité général du progrès humain ("Philosophie d'histoire"). О Контѣ есть цѣлая литература, извѣстная и у насъ. Лучшее изложеніе въ книгѣ Jules Rig'а: "La philosophie positive".
   12) Pölitz: "Grundlinien zur pragmatischen Weltgeschichte, als ein Versuch sie auf ein Princip zurückzführen". 1795. Обозрѣватели историко-философской литературы обыкновенно пропускаютъ эту книгу, несмотря на ея важность, какъ перваго опыта примѣненія идеи Канта.
   13) См. въ извѣстномъ повременномъ обзорѣ исторической литературы Jahresherichte der Geschichtswissenschaft. Главныя указанія (до 1887 г.) можно найти и въ первомъ приложеніи въ I тому Осн. вопр. фил. ист. во второмъ изданіи.
   14) Разсмотрѣнію этого вопроса мы и посвятили только что названное сочиненіе (особенно томъ I).
   15) Этотъ важный вопросъ до сихъ поръ служитъ предметомъ спора въ нашей литературѣ, причемъ, къ сожалѣнію, во многихъ отношеніяхъ причины разногласія сводятся въ простому недоразумѣнію.
   16) Взгляды Шеллинга на этотъ предметъ см. а) въ его статьяхъ "Aus der allgemeinen Uebereicht der neuesten philosophischen Literatur" (подъ лит. B: ist eine Philosophie der Geschichte möglich?), далѣе b) въ "System des transcendentalen Idealismus", с) въ "Vorlesungen über die Methode des akademischen Studiums," именно въ 10-oft лекціи, d) въ "Philosophie und Religion", e) въ "System der gesummten Philosophie und der Naturphilosophie inshesondere" и f) въ "Einleitung in die Philosophie der Mythologie". Изъ одного этого перечня можно видѣть, какъ часто возвращался Шеллингъ къ вопросу.
   17) Шеллингистъ Stutzmann въ своей Philosophie der Geschichte der Menschheit (1808). Эмпирическая исторія подчинена философіи, ибо не можетъ быть философіи у предмета, противорѣчащаго разуму.
   18) Schopenhauer: "Ueber Geschichte". (Die Welt als Wille und Vorstellung. T. II, гл. 38). Имѣется въ русскомъ переводѣ.
   19) Осн. вопр. aил. ист., кн. I, гл. III.
   20) Lazarus und Steinthal: "Einleitende Gedanken über Völkerpsychologie" (1860).
   21) Buckle: "History of civilisation in England". Два русскихъ перевода.
   22) Приводимъ нѣсколько точныхъ указаній. Altmeyer: "Cours de philosophie de l'histoire" (1840), стр. 12--13. Iselin: "Ueber die Geschichte der Menschheit" (1786), I, 3. Görres: "Ueber Grundlage, Gliederung und Zeitfolge der Weltgeschichte" (1830), стр. 56 (по изд. 1880 г.). Jenisch: "Universal-historischer Ueberblick der Entwickelung des Menschengeschlechts" (1801), I, 31. Krause: "Die reine d. i. allgemeine Lebenlehre und Philosophie der Geschichte" (1843), стр. 1--13. Hermann:"Philosophie der Geschichte" (1870), стр. 647 и т. д.
   23) См. сочиненія по "историкѣ", главнымъ образомъ въ нѣмецкой литературѣ: Bernheim: "Lehrbuch der historischen Methode". Droysen: "Grundriss der Historik". Gervinus: "Grundzüge der Historik" и мн. др.
   24) Dörgens: "Ueber das Bewegungsgesetz der Geschichte als Einführung in das Verständniss der Weltgeschichte".
   25) Проф. Герье въ статьѣ о Тэнѣ въ янв. книгѣ Вѣстн. Евр. 1890 г. Замѣчу кстати, что такія изслѣдованія объ отдѣльныхъ историкахъ, какое представляетъ изъ себя статья проф. Герье, имѣютъ весьма важное значеніе при разработкѣ теоріи историческаго процесса. То же можно сказать и по поводу статьи проф. Виноградова о Фюстель де-Куланжѣ въ янв. книгѣ Русской Мысли 1890 г.
   26) Montesquieu: "Esprit des lois". Livres. XIV--XVII.
   27) Вайцъ: "Антропологія первобытныхъ народовъ". Объ отношеніи исторіи къ естествознанію писалось очень много, но нѣтъ ни одного сочиненія, въ которомъ предметъ исчерпывался бы или которое, по крайней мѣрѣ, заключало въ себѣ подведеніе итоговъ подъ всѣмъ, что объ этомъ писалось съ разныхъ точекъ зрѣнія. Для примѣра отмѣтимъ нѣсколько книгъ и статей. Bagehot: "Physics and Politics" (переведено по-русски). Buckle: "Hist. of. civ. in England". Droysen: "Erhebung der Geschichte zum Bang einer Wissenschaft". Du Bois Reymond: "Kulturgeschichte und Naturwissenschaft" и т. д. См. также въ книгѣ Беригейма стр. 70 и слѣд.
   28) Вопросъ подвергался теоретической обработкѣ, но общаго свода результатовъ и взглядовъ не существуетъ. См., наприм., Bertillon: "De l'influence du milieu". Durand: "De l'influence des milieux sur les caractères des races de l'homme. Бергъ: "О вліяніи внѣшней природы на соціальныя отношенія отдѣльныхъ народовъ и на исторію человѣчества". Peschei:"Einflusz der Ländergestaltung auf die menschliche Gesittung" и т. д. См. подробнѣе въ Осн. вопр. фил. ист., т. II, стр. 162 и слѣд. (117 и слѣд. по 2 изд.).
   29) И по вопросу о значеніи расъ въ исторіи не существуетъ общаго свода добытыхъ результатовъ и высказанныхъ мнѣній. Ср. Осн. вопр. фил ист., т. II, стр. 168 и слѣд. и 172 и слѣд. (118 и 144 и слѣд. по 2 изд.). Между тѣмъ, въ теоретическихъ представленіяхъ объ исторіи въ нашемъ столѣтіи идея племеннаго происхожденія играетъ весьма важную роль.
   30) Это слишкомъ обширная тема для того, чтобы говорить о ней въ краткомъ но необходимости примѣчаніи. Отсылаемъ въ соч. Роёу: "Le positivisme", гдѣ перечислены ученые разныхъ спеціальностей, на которыхъ ученіе Дарвина оказало вліяніе, и къ статьѣ Zitelman'а: "Der Materialismus in der Geschichtsschreibung" (Preussische Jahrbücher), а для примѣра отмѣтимъ: Clémence Royer: "Origine de l'homme et des sociétés". Bagehot: "Lois scientifiques du développement des nations". Hellwald: "Culturgeschichte in ihrer natürlichen Entwickelung". Winwood Read: "The martyrdom of man". Dean: "History of civilisation". Trezza: "Il darvinismo e le formazioni storiche". Gumplowicz: "Grundriss der Sociologie". Фикъ: "Теорія Дарвина на юридической почвѣ". Шлейхеръ: "Теорія Дарвина въ примѣненіи къ наукѣ о языкѣ" и т. п. У насъ критикой дарвинизма въ примѣненіи къ общественнымъ отношеніямъ занимались гг. Михайловскій, Южаковъ и др., а въ послѣднее время Данилевскій. См. также Осн. вопр. филос. ист., кн. III, гл. III.
   31) Къ сожалѣнію, общаго свода и разбора теоретическихъ воззрѣній на исторію, образовавшихся подъ вліяніемъ дарвинизма, тоже не имѣется въ научной литературѣ. Съ точки зрѣнія біологическаго эволюціонизма важное значеніе получаютъ изслѣдованія о животныхъ общежитіяхъ., См., наприм., соч. Espinas'а: "Les sociétés animales" (переведено по-русски).
   32) Herbert Spencer: "The principles of Sociology" (переведено по-русски). Кромѣ Спенсера, представителями біологической аналогіи являются Lilienfeld: "Gedanken über die Socialwissenschaft der Zukunft" (изъ пяти томовъ по-русски переведенъ только первый). Schäffle: "Bau und Leben des socialen Körpers". Особое воззрѣніе представляетъ изъ себя ученіе о "договорномъ организмѣ" въ книгѣ Fouillée: "La science sociale contemporaine".
   33) Болѣе всего критикой спенсеровскаго воззрѣнія на общество въ нашей литературѣ занимался г. Михайловскій (см. собраніе сочиненій этого автора). Съ своей стороны мы посвятили разбору органическаго взгляда статью Общество организмъ (Юридическій Вѣстникъ 1883 г.) и значительную часть 3 главы III книги Оси. вопр. фил. ист. Изъ крупныхъ явленій иностранной соціологической литературы отмѣтимъ большой трудъ Lester Ward'а: "Dynamic Sociology", о которомъ была обстоятельная статья въ послѣднихъ книгахъ Русской Мысли 1889 г. Книга Уорда имѣетъ важное значеніе для теоріи историческаго процесса.
   34) См. указанную въ прим. 30 брошюру Шлейхера и его книгу "Die deutsche Sprache", а также статью Штейнберга: "Органическая жизнь языка" (Вѣстникъ Европы 1871 г.).
   35) Ср. статью нашу Два взгляда на процессъ правообразованія въ Юридическ. Вѣстн. 1889 г.
   36) Van Krieken: "Ueber die organische Staatstheorie".
   37) Подробное изложеніе взглядовъ Линднера было сдѣлано г. Онгирскимъ въ журналѣ Дѣло 1872 г.
   38) Отсылаемъ за подробностями къ указанной въ прим. 25 статьѣ проф. Герье. Взглядъ Тэна на значеніе психологіи для исторіи былъ разсмотрѣнъ нами въ первой главѣ Ш книги Осн. вопр. фил. ист. Къ сожалѣнію, вопросъ мало разработанъ. См., однако, Vaeherot: "Essais de philosophie critique" (кн. II: "La psychologie et l'histoire"). Steinthal: "Philologie, Geschichte und Psychologie in ihren gegenseitigen Beziehungen". Важны нѣкоторыя статьи Лацаруса въ "Zeitschrift für Völkerpsychologie", каковы, наприм., "Einige synthetischen Gedanken für Völkerpsychologie", "Ueber die Ideen in der Geschichte" и др. Вопроса касаемся и мы въ нѣкоторыхъ мѣстахъ новой книги своей Сущность историческаго процесса и роль личности въ исторіи.
   39) Fustel de Coulanges: "La cité antique" (переведено по-русски). Ihering: "Der Kampf ums Recht" (перев. по-русски). Marx: "Kapital" (перев. по-русски).
   40) Эта литература такъ громадна, что мы затрудняемся дать здѣсь перечень хотя бы главныхъ ея явленій. Указываемъ, наприм., на сочиненія по первобытной культурѣ Тэйлора, Макъ-Леннана, Моргана, Мэна, Леббока, Зибера, Ковалевскаго и др., на этнографическую соціологію Летурно (нѣсколько отдѣльныхъ трудовъ), на сравнительныя изученія религіи, права, политики и т. д. въ работахъ Макса Мюллера, Поста, Фримана, Hearn'а и др., на разныя общія исторіи культуры, каковы "Исторія общественности" Стронина, особенно же "Kulturgeschichte der Menschheit in ihrem organischen Aufbau" Липперта и пр., и пр.
   41) Называемъ указанныя работы: Бестужевъ-Рюминъ: "Русская исторія" (введеніе). Герѣе: "Очеркъ развитія исторической науки". Грановскій: "О современномъ состояніи и значеніи всеобщей исторіи". Кудрявцевъ: "О современныхъ задачахъ исторіи". Куторга: "Историческое развитіе понятія объ исторіи". Лучицкій: "Отношеніе исторіи къ наукѣ объ обществѣ". Надлеръ: "Миѳическій элементъ въ исторіи". Петровъ: "Новѣйшая національная исторіографія". Рославскій-Петровскій: "Рѣшеніе вопроса: въ чемъ состоитъ истинное значеніе прагматической исторіи и какова должна быть ея обработка?" Соловьевъ: "Историческія письма". Стасюлевичъ: "Опытъ историческаго обзора главныхъ системъ философіи исторіи". Трачевскій: "Современныя задачи исторической науки" и его же: "Современныя задачи историческаго знанія".
   42) Отсылаемъ къ своей новой книгѣ: Сущность историческаго процесса и роль личности въ исторіи, гдѣ указывается на совершенную неразработанность вопроса объ исторической причинности и дѣлается попытка набросать главныя очертанія ея теоріи.
   43) Вопросъ крайне неразработанный. Посвятивъ его изслѣдованію только что названное сочиненіе, мы сочли нужнымъ подвергнуть своему разбору высказывавшіяся на этотъ счетъ мнѣнія. Нельзя сказать, чтобы литература вопроса была обширна. Не считая отдѣльныхъ мѣстъ, встрѣчающихся у историковъ (напримѣръ, у Гизо, Ранке, Соловьева, Бестужева-Рюмина, Пыпина и др.) или у философовъ (наприм., у Гегеля, Кузена, Миля, Спенсера и др.), мы въ указанномъ сочиненіи могли разобрать лишь слѣдующія книги (отдѣльныя главы) и статьи, въ коихъ затрогивается вопросъ о роли личности въ исторіи: Carlyle: "On heroes, hero-worship and the heroic in history". Гр. Л. Толстой: историческая философія въ Войнѣ и Мирѣ. Миртовъ: "Историческія письма и нѣкоторыя журнальныя статьи". Joli: "Psychologie des grands hommes". Hennequin: "La critique scientifique". Bourdeau: "L'histoire et les historiens". Михайловскій: "Герои и толпа"; его же: "Научныя письма", гдѣ разсмотрѣны взгляды Гальтона, Ромбоссона и Ломброзо ("Tre tribuni studiati da un alienista"). Gumplowicz: "Grundriss der Sociologie". Лотце: "Микрокозмъ". Коркуновъ: "Лекціи по общей теоріи права". Слонимскій: "Основные вопросы политики". Tarde: "Les fr aits communs de la nature et de l'histoire", вотъ почти и все. Самый бѣглый обзоръ приведенныхъ названій показываетъ, какъ мало существуетъ спеціальныхъ работъ о роли личности въ исторіи, и что мнѣній по этому вопросу приходится искать въ самыхъ разнообразныхъ книгахъ и статьяхъ. Характерно и то, что въ этомъ, несовсѣмъ случайномъ спискѣ авторовъ, касавшихся вопроса, "чистые" историки отсутствуютъ.

"Русская Мысль", кн.III, 1890

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru