Кареев Николай Иванович
Pro domo sua

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    (Несколько слов по поводу статьи г. Слонимского).


Pro domo sua
(Нѣсколько словъ по поводу статьи г. Слонимскаго).

   Въ XI книгѣ Вѣстника Европы (ноябрь 1883 г.) появилась статья г. Слонимскаго: Законы исторіи и соціальный прогрессъ, написанная "по поводу" моего сочиненія Основные вопросы философіи исторіи. Въ этой статьѣ нѣкоторые изъ моихъ исторіософическихъ взглядовъ подвергаются суровой критикѣ. Внимательно перечитывая сдѣланныя мнѣ возраженія, я пришелъ къ тому заключенію, что возраженія эти могли явиться, только какъ результатъ нѣсколько поспѣшнаго и недостаточно внимательнаго чтенія моей книги.
   1) Авторъ статьи упрекаетъ меня, что я избѣгаю положительной постановки вопроса о законахъ исторіи, отсылая, читателя къ психологіи и соціологіи, которыя, однако, какъ я самъ это доказываю, вопроса не рѣшаютъ (стр. 257). Авторъ не хотѣлъ меня понять: законы исторіи я положительно отвергаю, это -- вѣрно, какъ вѣрно и то, что отсылаю къ психологіи и соціологіи, но вовсе не затѣмъ, чтобы послѣднія рѣшили этотъ вопросъ: я прямо и опредѣленно говорю, что "вообще не можетъ быть историческихъ законовъ, какъ таковыхъ, а, вмѣсто нихъ, нужно искать чего-либо иного" (Осн. вопр., I, 114). Г. Слонимскій не обратилъ особаго вниманія на различеній мною наукъ номологическихъ и феноменологическихъ: имѣть въ виду это различеніе необходимо всегда при чтеніи моей книги.
   2) Необходимо также было хорошенько усвоить сдѣланное мною различеніе между философіей исторіи и исторіософіей. "Г. Карѣевъ,-- говоритъ авторъ,-- долженъ прежде всего вычеркнуть самого себя изъ списка дѣятелей по философіи исторіи" (257). Но кто сказалъ, что я въ своей книгѣ хотѣлъ дать философію исторіи? Въ предисловіи я прямо заявилъ, что пишу исторіософію (стр. IV). Философію исторіи я, можетъ быть, еще напишу, а пока я ограничился общей теоріей философіи исторіи, которой далъ названіе исторіософіи. Философіей же исторіи я называю философскую исторію всего человѣчества, философской исторіей -- спеціальную исторію чего бы то ни было съ философской точки зрѣнія, которая отличаетъ ее отъ простой исторіи, ставящей на первый планъ изображеніе самыхъ явленій и только подготовляющей обобщенія и оцѣнку фактовъ для философской исторіи. Авторъ думаетъ, что при моемъ различеніи на долю философа исторіи останется только смутное, неопредѣленное "философствованіе надъ исторіей" (258), исходя изъ того, что "философія исторіи составляетъ необходимую принадлежность всякой вообще исторіи". Въ томъ-то и дѣло, что распредѣленіе опытнаго знанія (повѣствованія) и философскихъ идей въ сочиненіяхъ по исторіи бываетъ различное, и никто, наприм., не назоветъ философомъ исторіи Ранке въ томъ смыслѣ, въ какомъ мы говоримъ о Контѣ, какъ философъ исторіи {Г. Слонимскій обвиняетъ меня въ пренебреженіи къ Конту,когда какъ я его вообще высоко цѣню и только не раздѣляю идрлопоклонства многихъ передъ его именемъ.}, но никто не назоветъ его ненаучнымъ историкомъ за то, что онъ, главнымъ образомъ, повѣствователь, не возводящій насъ къ философскимъ идеямъ. Г. Слонимскій не потрудился узнать мой взглядъ на философію въ отличіе отъ науки: иначе онъ не отождествилъ бы "рукововства данными психологіи и соціологіи, политическихъ, юридическихъ и экономическихъ и другихъ вспомогательныхъ наукъ" (258) съ философскимъ отношеніемъ къ исторіи. О значеніи философіи можно спорить, но при критикѣ философскихъ взглядовъ необходимо постоянно имѣть въ виду пониманіе философіи критикуемымъ, а не предполагать, что онъ принимаетъ за философію то же самое, что и критикующій.
   3) Если бы г. Слонимскій внимательнѣе отнесся къ книгѣ, о которой говоритъ, то понялъ бы, почему я требую, чтобы философія исторіи имѣла въ виду все человѣчество. Одной изъ идеальныхъ цѣлей прогресса я ставлю объединеніе человѣчества (Осн. вопр.,-- II, 344 и слѣд.), а такъ какъ философія исторіи должна быть исторіей прогресса, то необходимо имѣть въ виду все человѣчество, насколько оно было разъединено или объединялось въ разныя эпохи.
   4) Авторъ находитъ у меня противорѣчіе: я говорю, что не дѣло философіи исторіи изслѣдовать законы, и съ этимъ г. Слонимскій сопоставляетъ другое мѣсто, гдѣ я утверждаю, что для философіи исторіи особенно важно изслѣдованіе законовъ (259). Да, для нея, а не въ ней: сама она не изслѣдуетъ, но для нея важно, чтобы изслѣдованіе было произведено другими науками. Г. Слонимскій опять не понимаетъ различія между философіей исторіи и исторіософіей: онъ все думаетъ, что "исторіософія должна (по моему мнѣнію) восполнить недостаточность философіи исторіи". Въ томъ-то и дѣло, что такого мнѣнія я не высказываю; оно мнѣ навязывается: я прямо и опредѣленно ставлю обѣимъ наукамъ разныя цѣли (Осн. вопр., I, 105--112, 142--143). Одна -- наука повѣствовательная, хотя бы въ ней повѣствованіе и было доведено до послѣдней степени отвлеченности, другая -- теоретическая. Авторъ думаетъ, что исторіософія есть часть философіи исторіи (260), и, полагая, что и я то же думаю, находитъ выдѣленіе мною исторіософіи въ особую дисциплину страннымъ. Нѣтъ, я никогда не могъ изъ науки теоретической сдѣлать части науки повѣствовательной. Повторяю, хотя въ самой книгѣ это повторяется безчисленное множество разъ: исторіософія есть система идей, понятій, теорій, которыми долженъ руководиться философъ исторіи, и, конечно, не моя вина, если многія изъ нихъ еще спорны.
   5) Г. Слонимскій представляетъ, далѣе, дѣло такъ, будто я позволяю соціологу помогать историкамъ, а историку запрещаю оказывать помощь соціологамъ (261). Этого я нигдѣ не говорю: читатель можетъ даже найти противоположное, гдѣ я, слѣдуя за Миллемъ, указываю на важность эмпирическихъ обобщеній, какъ матеріала для теоретической науки (Осн. вопр., II, 46), а о томъ, что историки должны дѣлать обобщенія,.у меня повторяется постоянно. Авторъ говоритъ, между тѣмъ, что я понимаю наоборотъ слѣдующее положеніе: "соціологія должна поручать часть своего матеріала отъ исторической науки и давать ей взамѣнъ свои руководящія идеи" (261). Именно, именно такъ и я понимаю дѣло: "пусть, говорю я, историкъ обобщаетъ; его обобщенія могутъ принести большую пользу и соціологу" (Осн. вопр., I, 134). Авторъ говоритъ еще, что, по моему, философія исторіи создаетъ будто бы руководящія идеи вродѣ теоріи прогресса. Никогда, нигдѣ, ни въ какомъ случаѣ я этого не говорилъ: философія исторіи сама можетъ опираться только на теорію прогресса, созданную исторіософіей, т.-е,- расширенной соціологіей. Еще разъ для большей вразумительности повторяю, что философія исторіи не есть наука теоретическая. Г. Слонимскій положительно не успѣлъ достаточно познакомиться съ тѣмъ, въ какомъ смыслѣ я употребляю тотъ или другой терминъ.
   6) Все разсужденіе г. Слонимскаго на стр. 263 (съ 4 строки снизу), до перваго абзаца на стр. 265, направленное противъ меня, есть, въ сущности, воспроизведеніе моихъ же взглядовъ, которые, очевидно, были забыты авторомъ при невнимательномъ чтеніи книги. Г. Слонимскій утверждаетъ, что я кладу рѣзкую грань между правильностью природы и хаотичностью исторіи. Отсылаю къ своей книгѣ, и именно къ стр. 208 и слѣд. перваго тома, гдѣ я положительно протестую противъ взгляда, по которому въ природѣ все неизмѣнно и закономѣрно. Внимательный читатель нашелъ бы и въ другихъ мѣстахъ то же самое (см., напр., II, 297 и слѣд.).
   7) Этой же невнимательностью автора я объясняю и еще одно его нападеніе на меня. "Всякій законъ,-- говоритъ онъ,-- выражается въ видѣ условной формулы", а я будто бы думаю иное. Отдѣльныхъ мѣстъ въ моей книгѣ, гдѣ говорится объ условности законовъ, масса. Прочтите, наприм., стр. 117 перваго тома: "изъ того,-- говорю я,-- что извѣстный законъ существуетъ, еще не слѣдуетъ, что дѣйствіе его непремѣнно обнаружится: встрѣтится ли такое явленіе, къ которому можно было бы примѣнить найденную формулу, или не встрѣтится, будетъ зависѣть уже отъ того, могло ли произойти это явленіе при данныхъ обстоятельствахъ и условіяхъ, или нѣтъ". О безусловности, постоянствѣ и неизмѣнности законовъ я говорю въ томъ смыслѣ, что разъ дана причина, слѣдствіе ея непремѣнно обнаружится. Я самъ въ книгѣ возстаю противъ ненаучности искать однообразную послѣдовательность государственныхъ формъ при всѣхъ условіяхъ (Осн. вопр., I, 117 и сл.), а г. Слонимскій думаетъ, что именно этого-то я и ищу (стр. 266).
   8) Обходя пункты несогласія со мной г. Слонимскаго, такъ какъ пока я только разсматриваю пункты непониманія меня моимъ критикомъ, укажу еще на одинъ упрекъ. Г. Слонимскій находитъ, что я возобновляю гегельянство, которое самъ же "раскритиковалъ" (стр. 274 и слѣд.). Авторъ упрекаетъ меня, наприм., въ томъ, что я въ формулѣ прогресса говорю только о прогрессивныхъ фактахъ. Но дѣлаю я это потому же, почему физіологъ имѣетъ въ виду лишь нормальнаго человѣка. Вотъ когда я буду писать философію исторіи, т.-е. прикидывать дѣйствительную исторію къ идеальной мѣркѣ прогресса, то покажу и регрессивныя, патологическія явленія исторіи и современности. Въ самой исторіи, повѣрьте, игнорировать ихъ не стану: я даже предупредилъ читателей, что "мыслящему историку свойственнѣе быть пессимистомъ" (Осн. вопр., I, 426), и гегелевскій оптимизмъ былъ мною дѣйствительно "раскритикованъ". Впрочемъ, внимательный читатель нашелъ бы въ моей книгѣ массу указаній на регрессивныя явленія въ исторіи; а если я говорю исключительно о прогрессѣ, то потому, что теорія его есть цѣль всего сочиненія. Когда, повторяю, я отъ исторіософіи перейду къ самой философіи исторіи, то укажу, что хотя въ общемъ разумъ и дѣлается господиномъ исторіи, но еще далеко имъ не сдѣлался. Г. Слонимскій, критикуя меня съ этой стороны, не понялъ, въ какомъ, смыслѣ я говорю о нормальности и ненормальности общественныхъ явленій, или, вѣрнѣе, онъ забылъ, что по этому поводу было у меня сказано на стр. 405 перваго тома. Для г. Слонимскаго нормальное и естественное -- синонимы, и свое пониманіе термина онъ приписываетъ и мнѣ (стр. 277). Что касается принятія мною закона Гегеля, то г. Слонимскій, вѣроятно, и не потрудился хорошенько прочесть всю послѣднюю главу втораго тома: онъ тогда бы увидѣлъ всю разницу. Не могу же я такъ грубо себѣ противорѣчить.
   9) Еще маленькое замѣчаніе. Авторъ находитъ страннымъ, что я, "теоретикъ прогресса, ставящій свой идеалъ въ благѣ личностей безъ всякаго минуса", въ нѣсколькихъ словахъ обрекаю мелкія этнографическія группы на погибель (стр. 278 и 279). Да, я ставлю такой идеалъ, но не отъ меня зависитъ, что онъ не можетъ вполнѣ осуществиться; я только предсказываю невозможность сохраненія національности мелкихъ этнографическихъ группъ, неимѣющихъ замкнутой территоріи (наприм., евреевъ, цыганъ), но я же и прибавляю, что пусть ихъ исчезновеніе (не въ смыслѣ вымиранія, а въ смыслѣ сліянія съ большими народами) не, сопровождается подавленіемъ дѣятельности ихъ членовъ, но совершается мирно и безболѣзненно. Отчего г. Слонимскій не привелъ этихъ словъ?
   Довольно. Прошу извиненія у критика, который, все-таки, высказалъ нѣкоторое сочувствіе къ моему труду, что обвиняю его въ поспѣшности и невнимательности при чтеніи моей книги, иначе не могу объяснить его возраженій въ его же собственныхъ интересахъ. Но вотъ пунктъ, по которому мы расходимся кореннымъ образомъ. Для г. Слонимскаго прогрессъ заключается и въ искусствѣ повальнаго избиванія людей, и въ ростѣ налоговъ; да, въ дѣйствительности это все есть и занимаетъ очень важное мѣсто въ исторіи, но прогрессъ ли это? Г. Слонимскій думаетъ, что и это -- прогрессъ (стр. 278). Вотъ противъ такого-то пониманія прогресса и направлена вся моя книга: я не отрицаю ни существованія, ни важной роли круповскихъ пушекъ и пауперизма, но всѣми силами души протестую, что это тоже прогрессъ. г. Слонимскій знаетъ это, и отмѣтилъ не напрасно, что извѣстные идеалы проходятъ красною нитью чрезъ мою книгу (стр. 256). Что же ему помѣшало отличить прогрессъ отъ безразличной эволюціи, осуществляющей равнодушно добро и зло? Или г. Слонимскій счелъ излишнимъ читать то мѣсто въ моей книгѣ, гдѣ очень опредѣленно прогрессъ въ томъ смыслѣ, какъ онъ его понимаетъ, названъ эволюціей, которая производитъ и прогрессивныя, и регрессивныя явленія?
   Когда я отдавалъ свое сочиненіе на судъ философской и ученой критики (Осн. вопр., предисловіе, стр. IV), я имѣлъ въ виду, что критикъ тщательно изучитъ книгу, въ которой, какъ мнѣ кажется, все тѣсно связано одно съ другимъ. Г. Слонимскій поторопился подѣлиться мыслями, которыя у него явились при бѣгломъ чтеніи книги, и, забывъ многое, что прочиталъ, нерѣдко, по пословицѣ, моимъ же добромъ мнѣ челомъ бьетъ. Не этого я ожидалъ отъ критики, хотя бы въ тысячу разъ болѣе суровой, чѣмъ критика г. Слонимскаго: я ожидалъ именно, что въ основѣ ея будетъ лежать менѣе поспѣшное и поверхностное, болѣе основательное и серьезное знакомство съ книгой во всѣхъ ея подробностяхъ.

Н. Карѣевъ.

   Варшава, 7-го ноября 1883 г.

"Русская Мысль", No 12, 1883

   
   

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru