Каратыгин Петр Андреевич
14 декабря 1825 г. Из воспоминаний

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Петр Андреевич Каратыгин

Из воспоминаний

14 декабря 1825 г.

   
   Оригинал здесь: Хронос.
   
   Петр Андреевич Каратыгина (1805-1879) родился в театральной семье, обучался в Петербургском высшем училище, а с 1816 по 1825 год -- в. театральном. После удачного театрального дебюта в 1823 году принят на службу в Императорский Александрийский театр. П.А.Каратыгин был автором очень многих водевилей, драматических пьес, переводов на злобу Дня. "Записки", отрывок из которых воспроизводится ниже, написаны П. А. Каратыгиным в 50-60-х годах, но опубликованы в С.-Петербурге только в 1880 году.
   
   "В конце ноября было получено известие о неожиданной смерти Александра. Это событие всех сильно поразило. Все почти непритворно об этом плакали и в преемнике Константине не много ожидали доброго. Появились гипсовые бюсты, портреты Александра с печальными эмблематическими изображениями; траурные кольца с надписью "Наш ангел на небесах"; все это покупалось тогда нарасхват. Прошли смутные, тяжелые две недели междуцарствия, в продолжение которых успели налитографировать портреты Константина Павловича с надписью "Император всероссийский". Приближалось грозное 14 декабря.
   В народе носились зловещие слухи, что общественное мнение сильно разделено относительно преемника престола. На рынках и в мелочных лавках, куда стекаются из низших слоев народонаселения разные городские сплетни и толки, распространялись темные слухи. Так, и наша прислуга слышала 13 декабря, что завтра назначена войскам присяга, но что многие не хотят присягать новому Императору Николаю Павловичу.
   Разумеется, мы этому ничему не верили и запретили прислуге повторять такие нелепости.
   Наступило утро рокового дня; казалось, что все шло своей обычной чередой; на улицах ничего особенного не было заметно. В этот день был именинник наш директор Аполлон Александрович Майков, который хотел справлять свои именины у дочерей своих Азаревичевых, живших с матерью в казенной квартире в доме Голлидея на втором этаже (в том самом доме, где и мы жили). Над ними была квартира Катерины Телешовой, с которой граф Милорадович был в коротких отношениях. Часов в десять с половиной графская карета в четверке подъехала к крыльцу со двора, и Милорадович в полной парадной форме, в голубой ленте вышел из нее и пошел, по обыкновению, прежде наверх к Телешовой, потом обещал зайти на пирог к Майкову.
   Видя генерал-губернатора в этот день спокойным, мы тоже начинали успокаиваться и были почти уверены, что нелепые вчерашние слухи не имели никакого основания, иначе как бы мог в такой важный день и час генерал-губернатор столицы быть в гостях у частного лица?
   Неужели бы эти зловещие городские слухи не дошли до него? Но не прошло и четверти часа по приезде графа, как во двор наш прискакал жандарм, соскочил с лошади и побежал наверх в квартиру Телешовой. Через несколько минут карета графа подъехала к крыльцу, и он, быстро сбежав с лестницы, торопливо сел в карету, дверцы которой едва успел захлопнуть его лакей и которая тотчас же помчалась за ворота. Мы побежали смотреть в окна, выходившие на Офицерскую улицу, и тут увидели батальон Гвардейского экипажа, который шел в беспорядке, скорым шагом, с барабанным боем и распущенным знаменем; ими предводительствовал знакомый нам капитан Балкашин. Уличные мальчишки окружали солдат и, прыгая, кричали: "Ура!"
   Быстрый отъезд графа и эта последняя картина мало доброго обещали. Мы с братом начали собираться со двора, чтобы узнать, в чем дело, но матушка наша взяла с нас слово, что мы далеко не уйдем и чтобы не совались в толпу и были осторожнее. [...]
   С Гороховой шел Московский полк, также с барабанным боем и распущенными знаменами, и густые толпы разного сброда и особенно мальчишек окружали солдат и горланили: "Ура!" Якубович пожал руку моему брату и, побежав вперед, вскоре скрылся из наших глаз. Поворотя за угол, мы увидели Якубовича, уже без шинели, с обнаженной саблей впереди полка; он сильно кричал и махал своей саблей. Мы взялись с братом за руки, чтобы толпа не оттерла нас друг от друга, и прошли на Дворцовую площадь и там увидели нового Императора в полной парадной форме перед батальоном Преображенского полка. Он был бледен, но на лице его не было заметно ни малейшей робости; он распоряжался молодцом, и с этой торжественной минуты он вселил во мне искреннее к себе уважение.
   Все виденное нами была только шумная увертюра перед кровавой драмой, которая через час должна была разыграться на Петровской площади. Известно всем, что это несвоевременное представление на Руси имело несчастное фиаско благодаря твердости и мужеству молодого Императора.
   Со всех улиц густые толпы народа всякого звания и возраста стекались ко дворцу и к Сенату. Там скакала кавалерия, тут бежала пехота, дальше видна была артиллерия. Вся эта обстановка ничего не обещала доброго, и потому мы с братом решили лучше подобру да поздорову убраться восвояси. Брат мой хоть и разыгрывал героев во многих народных трагедиях и площадных мелодрамах, но представление на Петровской площади было нам обоим не по вкусу, и мы должны были оставить свое неуместное любопытство, за которое могли поплатиться жизнью, потому что пуля-дура не разбирает ни правого, ни виноватого.
   На обратном пути мы увидали карету графа Милорадовича без кучера и форейтора, посторонние люди вели лошадей под уздцы, говоря, что в кучера и форейтора народ бросал поленьями и избил их.
   Мы воротились домой часа в два и рассказали отцу и матери все, что видели.
   День был пасмурный, перепадал мелкий снег, и к трем часам значительно стемнело; мы все сидели у окошек и видели беспрестанную народную беготню; то проскачет казак, то жандарм, то фельдъегерь промчится во всю прыть. Часу в четвертом с той стороны, где Петровская площадь, что-то мелькнуло, и через секунду раздался пушечный выстрел, другой, третий... В наших сердцах болезненно отозвались эти зловещие выстрелы. Матушка наша перекрестилась и заплакала. Тут кто-то из знакомых прибежал к нам прямо с площади и рассказал о бунте, разумеется, с преувеличенным прибавлением, и что граф Милорадович смертельно ранен и в бунтовщиков стреляли картечью. Матушка наша никого из домашних не отпускала от себя. Обеденный стол давно был накрыт, но никому из нас и в голову не приходило идти в столовую, и мы целый вечер провели в мучительной неизвестности".
   

Примечания

   Каратыгин П.А. Записки. -- СПб., 1880. С. 140-144. (Цитируется по кн.: Крутов В.В., Швецова-Крутова Л.В. Белые пятна красного цвета. Декабристы. В двух книгах. Книга первая. Новости прошлого. М., 2001.)
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru