Карамзин Николай Михайлович
Деревня

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

СОЧИНЕНІЯ КАРАМЗИНА.

ТОМЪ СЕДЬМЫЙ.

МОСКВА.
Въ Типографіи С. Селивановскаго,
1803.

   

ДЕРЕВНЯ.

   Благословляю васъ, мирныя сельскія тѣни, густыя, кудрявыя рощи, душистые луга, и поля, златыми класами покрытыя! Благословляю тебя, кроткая рѣчка, и васъ, журчащіе ручейки, въ нее текущіе! Я пришелъ къ вамъ искать отдохновенія"
   Давно уже душа моя не наслаждалась такою тишиною, такимъ совершеннымъ уединеніемъ, такою совершенною свободою" Я одинъ -- одинъ съ своими мыслями -- одинъ съ Натурою"
   Какъ мила Природа въ деревенской одеждѣ своей! Ахъ! она воспоминаетъ мнѣ лѣта моего младенчества, -- лѣта, проведенныя мною въ тишинѣ сельской, на краю Европы, среди народовъварварскихѣ. Тамъ воспитывался духѣ мой въ простотѣ естественной; великіе феномены Натуры были первымъ предметомъ его вниманія. Ударъ грома, скатившійся надъ моею головою съ небеснаго свода, сообщилъ мнѣ первое понятіе о величествѣ Міроправителя; и сей ударъ былъ основаніемъ моей Религіи....
   Вижу садъ, алеи, цвѣтники -- иду мимо ихъ -- осиновая роща для меня привлекательнѣе. ВЪ деревнѣ всякое искусство противно. Луга, лѣсѣ, рѣка, буеракѣ, холмѣ, лучше французскихъ и Англійскихъ садовъ. Всѣ сіи маленькія дорожки, пескомъ усыпанныя, обсаженныя березками и липками, производятъ во мнѣ какое то противное чувство. Гдѣ видны трудѣ и работа, тамъ нѣтъ для меня удовольствія. Дерево пересаженное, обрѣзанное, подобно невольнику съ золотою цѣпью. Мнѣ кажется, что оно не такъ и зеленѣетъ, не такъ и шумитъ въ вѣяніи вѣтра, какъ лѣсное. Я сравниваю его съ такимъ человѣкомъ, которой смѣется безъ радости, плачетъ безъ печали, ласкаетъ безъ любви. Натура лучше нашего знаетъ, гдѣ расти дубу, вязу, липѣ; человѣкѣ мудритъ и портитъ.
   Нѣтъ, нѣтъ! я никогда не буду украшать Природы. Деревня моя должна быть деревнею -- пустынею. Дикость для меня-священна; она возвеличиваетъ духѣ мой. Рощи мои будутъ цѣлы -- пусть заростаютъ онѣ высокою травою! Пастушка пойдетъ искать заблуждщейся овцы своей, и проложитъ мнѣ тропинку. Къ тому же я люблю преодолѣвать затрудненія -- люблю продираться сквозь чащу кустарника и раздѣлять сростшіяся вѣтьви. Ядовитая змѣя услышитъ шорохѣ и удалится отъ ноги моей. Листья, къ которымъ дыханіе человѣческое рѣдко прикасается, свѣжѣе и бальзамичнѣе.
   Не хочу я имѣть въ деревнѣ большаго, высокаго дому; всякая огромность противна сельской простотѣ. Домикѣ какъ хижина, низенькой, со всѣхъ сторонѣ осѣняемый деревами -- жилище прохлады и свѣжести -- вотъ чего желаю! Не будетъ виду изъ оконъ -- правда -- но его и не надобно. Естьли я, сидя въ своей комнатѣ, вижу прелестные ландшафты, то мнѣ не такъ скоро захочется итти гулять. Нѣтъ, гораздо лучше смотрѣть на нихъ съ какого нибудь холма. Да и какъ улыбнутся передо мною долины и пригорки, когда я взгляну на нихъ, вышедши изъ моего сумрачнаго жилища! ВЪ комнатѣ надобно только отдыхать или работать, а наслаждаться въ полѣ.
   

День мой.

   И человѣкѣ просыпаетъ сіи торжественные часы утра, когда бѣлыя облака на позлащенныхъ хребтахъ своихъ выносятъ изъ безднъ океана свѣтозарнаго жениха Натуры, привѣтствуемаго громкими хорами живаго творенія!-- Молчу, и покланяюсь!-- Удивительно ли, что младенцы человѣчества, чада дикой Природы, простодушные народы древности обожали сіе великолѣпное свѣтило, на все жизнь и свѣтѣ изливающее? Оно есть покровѣ и одежда невидимаго Божества.
   Какая свѣжесть въ воздухѣ! Moря благоуханій волнуются между небомъ и землею, какъ между двумя берегами, раздѣленными великимъ пространствомъ.
   Уже стада разсыпаются вокругъ холмовъ; уже блистаютъ косы на лугахъ зеленыхъ, поющій жаворонокъ вьется надъ трудящимся поселяниномъ -- и нѣжная Лавинія приготовляетъ завтракѣ своему Палемону.
   Гуляю среди полей разноцвѣтныхъ. Здѣсь сребрится растѣніе Азіи; тамъ желтѣетъ колосистая рожь; тутъ зеленѣетъ ячмень съ острыми иглами своими. Живописецъ! кисть твоя никогда не изобразитъ всѣхъ оттѣнокъ сей прекрасной картины!
   Возвращаюсь въ свое тихое жилище. Стаканъ густыхъ, желтыхъ сливокъ ожидаетъ меня: какъ они пріятны послѣ утренней прогулки!-- Теперь перебираю книги свои; нахожу Томсона -- иду съ нимъ въ рощу, и читаю -- кладу книгу подлѣ малиноваго кусточка, смотрю на высокія дерева, на густую зелень вѣтьвей, которая, при мерцающемъ свѣтѣ солнца, изъ тѣни въ тѣнь переливается; слушаю разногласный шумъ листьевъ, столь отличный отъ городскаго, Парижскаго, Лондонскаго шуму -- погружаюсь въ задумчивость, и по томъ снова берусь за книгу.
   Время летитъ, и часы мои показываютъ полдень. Выхожу изъ рощи -- солнце льетъ на меня пламя -- вѣтерокъ не дышетъ -- сребрящіеся листочки осинника не колеблются, легкое перо лежитъ на муравъ неподвижно -- василекъ повѣсилъ свою головку: пестрая Сильфида отдыхаетъ на немъ. Все молчитъ, кромѣ стрекозы, сидящей подъ томною травкою -- пчела съ сладкимъ запасомъ своимъ сокрылась въ улей -- селянинъ покоится на бальзамической травѣ, имъ скошенной. Рѣчка журчитъ и манитъ меня къ берегамъ своимъ -- подхожу -- ея струи прельщаютъ, влекутъ меня -- не могу противиться сему влеченію, и бросаюсь въ текущій кристаллѣ. Двѣ ивы сплетаютъ надо мною зеленую бесѣдку -- лучь солнечный едва, едва проницаетъ сквозь кровъ ея, и пестрить осѣненную воду. Прохлада освѣжаетъ мое сердце"... Ахъ! тотъ не знаетъ одного изъ живѣйшихъ чувственныхъ удовольствій, кто въ жаркое время никогда въ рѣкѣ не купался!
   Обѣдъ мой готовъ -- два блюда, самыя простыя, составляютъ его.-- Сажусь подъ тѣнію вяза, растущаго противъ самыхъ оконъ моихъ; читаю ла-Фонтена, Грессета -- книга изъ рукъ моихъ выпадаетъ, и тонкая дремота на нѣсколько минутѣ покрываетъ глаза мои флеромъ -- зефиръ свѣваетъ его -- пробуждаюсь, и чувствую легкой жарѣ въ моей внутренности -- услужливой садовникѣ приноситъ мнѣ корзинку съ благовонною малиною... Какъ пріятны, освѣжительны сіи сочные плоды щедрой Натуры! Ахъ! можно ли не любить ее за все то, чѣмъ она тѣшитъ и нѣжитъ человѣка!
   Жаръ проходитъ -- иду на лугъ ботанизировать, какъ маленькой Коммерсонъ -- любуюсь травками и цвѣточками -- разсматриваю ихъ тонкія жилочки, зубчатые краешки, пестренькіе листочки, будто бы изъ тончайшаго шелка сотканные, то гладкіе, то пушистые -- удивляюсь разнодушистымъ испареніямъ, разносвойственнымъ сокамъ, варимымъ въ цвѣточныхъ чашечкахъ искусною Природою -- удивляюсь тонкимъ сосудамъ, въ которыхъ сіи питательные, соки обращается, и которые втягиваютъ во внутренность растѣнія живительный воздухъ. Срываю -- и каждую травку, каждый цвѣточикъ бережно завертываю въ особливую бумажку. Возвратясь въ свою комнату, разбираю, кладу ихъ на солнце, и не будучи многоученымъ Ботанистомъ, на каждое растѣніе пишу краткія примѣчанія. Наприм. "Сіи бѣлые цвѣточки съ желтою оттѣнкою, на гладкомъ, темнозеленомъ, сочномъ стеблѣ, пріятны для глазъ, но еще пріятнѣе для обонянія. Когда сокроется дневное свѣтило и вечерній мракъ сгустится въ пространствѣ воздуха, поди въ темную рощу: тамъ нервы твои затрепещутъ отъ небеснаго благоуханія, и ты въ сладостномъ упоеніи чувствъ воскликнешь: Ангелъ на крылахъ ночи спустился въ рощу! Нѣтъ! сіе благоуханіе изливается изъ колокольчиковъ, которые бѣлѣются въ густой травѣ, и по справедливости называются красочною ноги."
   Я слышу свирѣль пастуха -- стадо возвращается въ деревню, и каждая овечка находитъ дворъ свой; но селянинъ еще не возвратился съ поля.-- Какъ пріятенъ чай на чистомъ воздухѣ! Вечерніе ароматы льются ко мнѣ въ чашку. Но я спѣшу видѣть конецъ лучезарнаго дня -- спѣшу на высокой песчаной берегѣ излучистой рѣчки. Тамъ обширной гладкой лугѣ представляется глазамъ моимъ -- и за симъ лугомъ, по свѣтлому небу, катится вечернее солнце, въ тихомъ велелѣпіи и въ кроткомъ величествѣ. уже достигаетъ оно до вратъ запада -- мерцаетъ за тонкимъ, златоволнующимся облакомъ растопляетъ его лучами своими -- является снова во всей полнотѣ своей бросаетъ на землю блескъ и сіяніе -- и скрывается. Вечерняя заря алѣетъ теперь на западѣ. Такъ мудрый и добродѣтельный мужѣ, котораго жизнь была благотворнымъ свѣтиломъ для нравственныхъ существѣ, собратій его, тихо и великолѣпно приближается къ цѣли своего теченія. Пылкое воображеніе съ лѣтами прохлаждается, но разумъ не темнѣетъ и на западѣ жизни; спокойное величество блистаетъ на челѣ мудраго и въ самое то время, когда мрачная могила передъ нимъ разверзается; послѣдній ясный взоръ его есть послѣднее благодѣяніе для человѣчества. Онъ скрывается, но память его сіяетъ въ мірѣ какъ заря вечерняя.-- Я преклоняю колѣна. Всемогущій! сердце мое Тебѣ открыто: исполни его желаніе, достойное человѣка!
   Величественная ночь несется на черныхъ орлахъ своихъ; ея темная мантія развѣвается по воздуху, и все на землѣ засыпаетъ.
   Я одинъ иду по тихой равнинѣ, въ молчаніи, въ глубокой задумчивости. Но вдругъ душа моя содрогается отъ внезапнаго блеска огненныхъ лучей. Смотрю на восточное небо тамъ въ сизыхъ тучахъ блистаетъ молнія, и освѣщаетъ передо мною развалины старой церкви и густою травою заростшія могилы. Съ другой стороны восходитъ свѣтлая луна; небо вокругъ ее чисто.-- Такъ мракъ и свѣтъ, порокъ и добродѣтель, буря и спокойствіе, скорбь и радость, совокупно владычествуютъ въ нашемъ мірѣ!
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru