КАМЕНСКИЙ Анатолий Павлович [17(29).11, по др. сведениям--19.11(1.12).1876, Новочеркасск -- 23.12.1941, Ухтижемлаг Коми АССР], прозаик, драматург, киносценарист. Из дворян; сын чиновника, непременного чл. Астраханского Приказа обществ, призрения. Окончил г-зию в Астрахани (1895). С сент. 1895 до марта 1897 в Петербурге студент Ин-та инженеров путей сообщения. В авг. 1897 поступил на юридич. ф-т Петерб. ун-та (окончил в апр. 1902). С окт. 1903 по февр. 1909 служил в Мин-ве финансов (в Гл. управлении неокладных сборов и казенной продажи питей; с апр. 1907 -- пом. столоначальника) .
Выступил в печати в 1896 с шут-ливо-фантасмагорич. рассказом "Амурчик" ("Родина", No 32). Неск. др. рассказов -- напр., "Нервы" ("Жизнь", 1897, No 2), "Конец века" (ЖО, 1898, No11) -- выделялись на фоне текущей журн. беллетристики нек-рой щеголеватостью письма при еще полулюбит, непритязательности содержания (обычно, умело рассказанный "случай" или анекдот). Колорит рассказов К. сгустился и приобрел мрачность, когда (к 1901) определилась центр, в его прозе тема "мучительности" жизни, унижающей и посрамляющей "маленького человека", страдательно-безвольного и беспомощного перед ней ("Королева" -- "Север", 1901, No 3--4). Тогда же сильное влияние А. П. Чехова трансформировалось у К. в прямую имитацию чеховской манеры и мироощущения,-- это особенно заметно в рассказе "Степные голоса" ("Ежемес. соч.", 1901, No 12; в одной из позднейших перепечаток посв. "памяти Антона Чехова"), давшем назв. первому сб-ку его рассказов (СПб., 1903). Элегия ущерба и упадка в среде провинц. дворян, интеллигенции, близко знакомой К. по Астрахани (туда он часто ездил к родным), перемежалась в сб-ке сценами жестокости и страсти, трактуемых порой в криминально-психопатологич. ключе (засилие среди персонажей "мужчин-неврастеников, женщин-эротичек" отметил П. О. Морозов -- "Новости и бирж, газ.", 1903, 10 апр., подпись Северов; др. рец., носившие в осн. выжидат. характер: И. Забрежнев -- "Всемирный вест.", 1903, No 3; Н. Б.-- "Север", прил., 1903, No 10; Н. В. Б. <Н. Н. Вентцель> --НВ, илл. прил., 1904, 7 мая). Лит. "имя" создали К. рассказы "Ничего не было" -- о том, как в компании цивилизованных мужчин пустяк провоцирует взрыв атавистич. зверства, выливающийся в глумление над единств, среди них женщиной (МБ, 1904, No 1; похвальные отзывы Ю. И. Айхенвальда -- РМ, 1904, No 2, подпись Ф. Арн.; А. В. Луначарского -- "Обр.", 1904, No 4), и "Диплом" -- реалистически-подробная история студента, проваливающего экзамены, пропитанная, однако, "колдовской" петерб. атмосферой, как бы на время отменяющей реальность, к-рая под занавес оскорбительно-грубо мстит за себя (МБ, 1904, No 10; отзыв Айхенвальда -- РМ, 1904, No 11, подпись А.). Постепенно в рассказах 1904--06, лучших у К., сложился по-своему выразительный образ мира, в к-ром разл. социальным институтам (напр., браку), условностям, стереотипам мысли и чувства и т. д., выступающим как мертвящая сила, противостояла "искренность", т. е. правда непосредств. реакции на жизнь. Часто (и всё чаще) это противостояние принимало идеологич. форму "проповеди" о красоте, свободе и счастье, достигаемых разрывом с господствующей в об-ве моралью. [В рассказе "Белая ночь" (СМ, 1906, No 2, нояб.) приятели, гуляя по ночному Петербургу, звонили в дверь к незнакомым и отворившего хозяина пылко уговаривали отречься от "лжи цивилизации"]. Однако носитель авторского голоса у К. обычно бывал неспособен стать вровень с собственной проповедью, так или иначе терпел фиаско по ходу (как правило, любовной) фабулы, и поэтому преобладал в повествовании тон растерянно-недоумевающий, грустно-меланхолический (рассказ "Почему?" -- "Счастье", 1906, No 4). Проницат. критик, называя К. "теоретическим отрицателем", пояснял: "Жизнь не захватывала. Захватывала мысль о жизни. ... Его отрицание не доросло до неба и не пустило глубоких корней в земле" (Пильский ).
К тому времени К. хорошо освоился среди петерб. лит. богемы; к давним лит. знакомствам [А. А. Измайлов (товарищ детства), И. И. Ясинский, H. H. Брешко-Брешковский] прибавились новые -- М. П. Арцыбашев, А. И. Куприн, В. В. Муйжель; их довольно тесный в годы 1-й рус. революции кружок, практиковавший легкое приятельство, безбытность и нек-рое нарочитое "шалопайство", принял самоназвание "кружка хлопающих себя по колену" (письмо К. к Муйжелю от 5 июля 1906).
Прочитав в рукописи рассказ К. "Четыре", в к-ром речь в брутальной манере шла о соблазнении офицером подряд четырех женщин, М. Горький в дек. 1905 писал автору: "я ... не говорю -- рассказ плох", но подчеркивал, что герой психологически недостоверен, сюжет неуместен в трагич. время революции (в кн.: Лит.-худож. сб. "Красной Панорамы", Л., 1928, дек., с. 56). Сам же К., отвечая на анкету К. И. Чуковского о "лит-ре и революции", назвал революцию "бешенством человека, над к-рым издевались тысячу лет", и заявил, что"художник должен быть выше бешенства" ("Свобода и жизнь", 1906, 19 нояб.). Опубликование рассказов "Четыре" ("Пробуждение", 1907, No 3, 5) и "Леда" ("Обр.", 1906, No 12), в к-ром героиня, призванная олицетворить тезис К. о победе над низменной похотью плоти, появляется перед гостем нагой, вызвало грандиозный скандал, протесты читателей, поток пародий (см., напр., "Свободные мысли", 1907, 9 и 16 июля; 1908, 11 февр.; "Родная земля", 1907, 5 марта; "Пробуждение", 1907, No 15) и сделало К. одним из лидеров "эротич." течения в беллетристике (см. интервью с ним: Р (еги-н и ) н Вас, Откровения "молодых". У Анатолия Каменского.-- "Петерб. газ.", 1908, 31 июля), к-рое к весне 1907 Горький воспринимал уже в образе духовного бедствия: "... на лит-ру наступают различные параноики, садисты, педерасты и разного рода психо-патологич. личности, вроде Каменского, Арцыбашева и К®. Чувствуется хаос духовный, смятение мысли, болезненная, нервозная торопливость" (XXIX,17).
На спаде революции К.-- восприимчивый, но неглубокий, талантливый, но безвольный, самолюбивый, но несамостоятельный, к тому же ошеломленный скоропалительной славой, оказался фигурой характерной и значимой. Невзирая на приятельство, жестко отозвался о нем (в письме Ф. Д. Батюшкову в янв. 1907) Куприн: ""Я" Каменского -- в том, что все позволено, и, стало быть, можно для личного удобства и сочного куска бифштекса ограбить, оклеветать и сморкнуться тайно в чужой платок". Развивая замысел статьи о современности, Куприн включал его в примечат. историко-лит. ряд: "... здесь будет Гапон, Шмидт, Хрусталь-Носаревский -- революция, Каменский, Стенька Разин, Верховенский, Гершуни, Блок, Гофман, Белый -- героизм, индивидуализм" (Куприн, с. 229).
Откликаясь на выход "Рассказов" К. (т. 1,СПб., 1907), критика разл. направлений находила их не только заметным фактом лит-ры, но и "приметой эпохи" и согласно предрекала "свежему дарованию" большое будущее (Д. Шестаков -- "Слово", 1907, 6 июля; др. рец., 1907: Б. Бразоленко -- "Вест, знания", No 3; П. К-в -- "Лит.-худож. неделя", No 3; Вл. Кранихфельд -- СМ, No 4; М. Костеловская -- "Новая книга", No 4; А. Курейнский -- "Весы", No 6; А. Филиппов <А. Ф. Даманская> -- "Перевал", No 8--9). Кажется, один А. А. Блок уже летом 1907 видел, что К. фактически исчерпал свой творч. потенциал; отметив и "чеховскую" наблюдательность, и тонкость стиля, Блок, тем не менее, писал: "У него -- легкий юмор и сомнения, не перегоревшие "в горниле благ и бед" ... Такая лит-ра не знает, куда ей деваться. Как будто есть какие-то "запросы", но, в сущности, все рекорды побивают "юмор" и чувственная изобразительность" (V, 123). Сам К., говоря о себе, уже не мог отделаться от усвоенного тона баловня богемы, в к-ром, впрочем, м. б., звучала и искренняя растерянность: "... хотя я и пытаюсь писать о жизни ... единственно-важным вопросом для человека я считаю смерть ... декаденты называют меня реалистом, а реалисты декадентом ... Я и сам не знаю, кто я такой" ("Альм, молодых", СПб., 1908, с. 15--16).
Во всяком случае, хотя и будучи "модным" беллетристом, К. в 1907--09 очевидно метался: переделывал "Леду" в пьесу, к-рую запретила цензура (см.: "Жизнь -- сцена", 1907, No 2), тянулся к "модернистам" из "Золотого руна", заверяя их, что "порывает с реализмом и позитивизмом" (см. об этом несостоявшемся сотрудничестве -- ЛН, т. 92, кн. 3, с. 317); в пов. "Студенческая любовь" (ЛПН, 1908, No 1--3) вспоминал собств. юность на Волге с такой (неожиданной) "чистотой" и "умиротворенностью", к-рая, по словам Л. М. Василевского, роднила его с "автором известных "Гимназистов" -- Гариным" (СМ, 1909, No 3, отд. Критика и библ., с. 124), и горько сетовал на свою лит. репутацию: "Ведь это мелкая газетная шушера и подлая человеческая толпа выделила из моих исканий ... "Четыре" и "Леду", вещи неплохие, но и не характерные для меня" (письмо Измайлову от 1 дек. 1909).
В 1908 в "Образовании" (No 7-- 8, 9--10а; отд. изд. -- СПб., 1910) появился роман К. "Люди", к-рый, по его словам из письма Измайлову, он "писал в горести и тоске ... в надежде дать нашему алчущему читателю нечто похожее на хлеб, а не на камень". Из-под его пера вышло аморфное, растянутое произв., на всем протяжении к-рого герой, называющий себя "проповедником новых отношений", вторгается в чужие семьи и разрушает их изнутри под флагом борьбы с фальшью и лицемерием; и хотя эта тема имела созвучие в "воздухе" эпохи (так, Ан. Н. Чеботаревская, благодаря К. за "Людей", писала ему: "Факт "преодоления" всяческих норм, включая и брак -- сам по себе мне близок и понятен" -- ИРЛИ, ф. 123, оп. 1, No 899), критика все-таки отозвалась в осн. насмешками либо недоумением (М. Волошин -- "Аполлон", 1909, No 3; <А. Г. Горнфельд> -- РБ, 1909, No 12; Вл. Кранихфельд -- СМ, 1910, No 1; С. Адрианов -- ВЕ, 1910, No 1 ; Ю-н <Н. Н. Вентцель> -- НВ, илл. прил., 1912, 18 июня и др.).
С тех пор писат. деградация К. шла так же стремительно, как падала его лит. репутация. "Вылощенная ... как бы лаком покрытая" фраза, ценившаяся Куприным, тускнела, острота фабульных ситуаций сменялась низкопробной "пикантностью", юмор -- двусмысленным балагурством, элегантная эксцентричность -- ставкой на скандал. Произв. К., опубл. в 10-х гг. в "Пробуждении", "Аргусе", "Синем ж-ле", "Белом слоне", "XX веке", "Огоньке", "Солнце России", "Цветных сб-ках", "Летучих альманахах" и др., а также выходившие отд. изд. (см. Др. произв.), безоговорочно относились к бульварной лит-ре. К 1917 К.-прозаик был полностью забыт (В. Ирецкий: "Вы помните Бориса Четидзе? ... А Родионов где? А Домрачев? А А. Каменский?" -- ЖЖ, 1916, No 12, с. 4).
Тем не менее в поведении К. сказывался некий тяжелый комплекс (уязвленное самолюбие, упрямство, слепая вера в собств. "дар", а м. б., и расчетливое презрение ко всем и вся), к-рый заставлял его то пускаться гастролировать в Киеве и Москве с "опытом послесловия к нек-рым своим произв." -- лекцией "О свободном человеке" (К., 1910), беспощадно высмеянной в прессе (А. П. <Панкратов А. С.>, Мышиные идеалы.-- РСл, 1910, 13 марта; <А. Г. Горнфельд> -- РБ, 1910, No 8; см. также: Мокульский С., "Священное животное". Лекция А. Каменского.-- "Рус. голос", К., 1918, 13 сент.), то выступать на "среде" H. Д. Телешова, заслуживая, по свидетельству И. А. Бунина, "даже грубости", высказанные в лицо (в кн.: Горьковские чтения, М., 1961, с. 69). Именно в это время фатоватый облик К., резонерский апломб, с к-рым он высказывается о будущем рус. культуры (сб. "Куда мы идем?", М., 1910), о самоубийстве (БВед, веч. в., 1912, 19 мая) и сомнит. образ жизни, прикрываемый маской респектабельности, делают его фигуру непереносимой для тех, кто чувствует повседневный драматизм эпохи: "морда Анатолия Каменского" -- один из образов "страшного мира" для Блока (VII,88); в глазах Л. Н. Андреева он -- "талантливый содержатель дома свиданий" (ЛН, т. 72, с. 343).
В 1913 началась кинематография, карьера К. (с не изменившей ему чуткостью он угадал великое будущее кино как иск-ва в ст. "Что я думаю о кинематографе" -- "Киножурнал", 1914, No 23-- 24). После успеха картины "Идеальная женщина (Две Матильды)" с участием К. А. Варламова, он присутствовал в Париже на съемках "Трагедии Леды" (1914; "изложение" сценария: "Сине-фоно", 1914, No 14; "Кинема-омниум", 1914, No 22), в к-рой полностью переосмыслил собств. рассказ, как позднее и рассказ "Четыре" в одноим. фильме (1917, "изложение" -- "Проектор", 1917, No 17 --18), чем, кстати, выявил изнач. необязательность их замысла и внутр. формы.
Состоя распорядителем лит. части в кинофирмах А. Г. Талдыкина, Г. О. Либкена и "Биохром", до сер. 1918 К. написал ок. 30 сценариев, среди к-рых экранизации его собств. произв., "Хромого барина" А. Н. Толстого, "Олеси" Куприна, 2 романов А. М. Пазухина и нес к. ори г. сюжетов в жанре мелодрамы, детектива, комедии и оккультного действа. Успехом пользовались "Любовный маскарад" (1915), "Магнолия", "Чаша запретной любви" -- "кинороман" с проекцией на "Первую любовь" И. С. Тургенева, и "То, что дороже миллионов" -- фильм-фантазия на тему взаимоотношений П. И. Чайковского с Н. Ф. фон Мекк (все три -- 1916).
В сезоне 1915--16 в т-ре Л.Б.Яворской шла драма К. "Завтра" (отд. изд.-- М., 1916; первонач. назв. "Может быть, завтра") -- о петроград. "неофеминистке", в судьбе к-рой благодетельно-роковое участие принимал некий "старец", прямо списанный с Г. Е. Распутина. По доносу из распутинского окружения спектакль был запрещен за час до премьеры; однако К., спешно заменив рус. "старца" шведом, изучавшим йогу, и, изменив назв., добился постановки через неск. дней (см.: "Рампа и жизнь", 1915, No 50--52; 1916, No 1, 3; П. Пильский -- "Одес. новости", 1915, 18 нояб.; Б.Садовской -- БВед, 1915, 21 дек.; А. Тунина -- "Женское дело", 1916, No 7; M. Шагинян -- "Кавк. слово", 1916, 24 июля).
Летом 1918 К. уехал в Киев; в 1919 -- в Одессе и Бердянске, откуда перебрался в Севастополь, где организовал т-р "Коломбина". За пост, пьесы А. Шницлера "Хоровод", признанной "порнографической", был выслан врангелевской администрацией из Крыма ("Наш путь", Севастополь, 1920, 3 июня). Жил в Берлине. Гл. произв. эмигрант, периода -- эротико-религ. драма "Черная месса" ("по матлам" Ж. К. Гюисманса -- Б., [1922]) с попыткой (в подтексте) объяснить рус. революцию заговором сатанинских сил против "буржуазного Бога". В 1924 вернулся в СССР. По разл. источникам, живя в Москве, работал над пьесами "Гибель Пушкина" и -- позднее -- "Технология любви" (о процессе насильников-"чубаровцев") ; принимал участие в деятельности ФОСП (сообщил А. И. Рейтблат); зарабатывал гл. обр. правкой "пролет, рукописей". В 1929 участвовал в подделке поэмы Н. А. Некрасова "Светочи", о чем рассказал в ст. "Демьян Бедный и бедный Некрасов" ("Руль", Б., 1930, 4 июня), умолчав о собств. участии в предприятии (см.: Рейсер). Летом 1930 выехал за границу. В Берлине рассказал о своем разочаровании в "сов. системе" и тяготах жизни в СССР, первым сообщил о телефонном звонке И. В. Сталина М. А. Булгакову ("Руль", 1930, 18, 22 мая). Поселился в Париже. В сент. 1935 вернулся в СССР. В кон. 1937 арестован, весной 1939 осужден на 8 лет за шпионаж, в 1941 срок увеличен до 10 лет, умер в заключении.
Др. произв.: "Солнце" (СПб., 1908; рец., 1908: Ф. К.-- РСл, 16 апр.; Л-ч <С. Ф. Либрович> -- СМ, No 4; Н. Остаин <Н. И. Петровская> -- "Весы", No 6), "Легкомысленные рассказы" (СПб., 1910), "Зверинец" (СПб., 1913), "Княжна Дуду" (СПб., 1914).
Изд.: Рассказы, 2-е изд., т. 1--2, СПб., 1908; Рассказы, т. 3, СПб., 1910; Леда, M., 1918; Ничего не было, M., 1918; Мой гарем. Рассказы о любви, Б., 1923; Белая ночь, M.--Л., 1928; Петербургский человек. Повести и рассказы. (1905--1915), М., 1936.
Лит.: Блок. Зап. кн. (ук.); Пильский П., А. Каменский.-- "Родная земля", 1907, 26 марта; Алексеев Г., Живые встречи, Б., 1923, с. 27--31; Мат-лы к биографии А. И. Куприна. (Подобраны Э. Ротштейном).-- В кн.: Куприн А. И., Забытые и несобранные произв., Пенза, 1950, с. 295; Ходотов Н. Н., Близкое -- далекое, Л.--M., 1962, с. 175--76; Судьбы рус. реализма нач. XX в., Л., 1972 (ук.); Рейсер С. А., Основы текстологии, Л., 1978, с. 109 -- 10; История рус. лит-ры, т. 4, Л., 1983 (ук.); Рус. лит-ра и журналистика (2, ук. ). + НЭС; Венгеров. Источ.; Рус. энциклопедия; ЛЭ; КЛЭ; Альм. и сб-ки (1, 2); Муратова (2); Вишневский; Масанов.
Архивы: ЦГАЛИ, ф. 1088;Арх. дело No 18567 в КГБ СССР.
А. В. Чанцев.
Русские писатели. 1800--1917. Биографический словарь. Том 2. М., "Большая Российская энциклопедия", 1992