Каченовский Дмитрий Иванович
Жизнь и сочинения Даниеля Вебстера

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Works of Daniel Webster, Boston, 1853, VI vols.

ЖИЗНЬ И СОЧИНЕНІЯ ДАНІЕЛЯ ВЕБСТЕРА.

Works of Daniel Webster, Boston, 1853, VI vols.

I.

   Изъ государственныхъ людей Сѣверной Америки никто не пользовался въ послѣднее время такою обширною репутаціей, какъ Вебстеръ. Сограждане дали ему почетное имя защитника федеративнаго устройства, гордились имъ, какъ знаменитостью Новаго Свѣта, оплакивали его смерть, какъ національную потерю; европейскій образованный міръ видѣлъ въ немъ лучшаго представителя за-атлантической политики, первостепеннаго дѣятеля вашингтонской дипломаціи. Около тридцати лѣтъ занималъ онъ самое видное мѣсто въ исторіи Соединенныхъ Штатовъ; безъ его участія союзное правительство не рѣшило ни одного крупнаго вопроса. Даже враги и противники Вебстера, которые вели съ нимъ ожесточенную борьбу и не вѣрили ни въ чистоту его намѣреній, ни въ стойкость убѣжденій, чувствовали на себѣ магическую силу его таланта и соглашались, что онъ владѣетъ большими политическими способностями, глубокими разносторонними свѣдѣніями и даромъ неотразимаго краснорѣчія. "Въ сѣверныхъ штатахъ нѣтъ ему равнаго; въ южныхъ нѣтъ выше его!" таковъ былъ общій голосъ. Самые холодные люди, самые положительные Янки собирались толпами въ конгресъ слушать своего любимаго оратора, смотрѣли на него съ какимъ-то восторженнымъ удивленіемъ, плакали, какъ женщины, когда произносилъ онъ свои патріотическія рѣчи! Въ американскомъ сенатѣ не запомнятъ такого тріумфа, какой достался Вебстеру во время его полемики противъ Гейна и Калгоуна.
   Дѣйствительно по уму, по заслугамъ и по направленію Вебстеръ стоитъ безспорно выше своихъ соперниковъ, скажемъ болѣе -- выше всѣхъ современныхъ ему политическихъ дѣятелей въ Соединенныхъ Штатахъ. Конечно, сѣверо-американская федерація, кромѣ своихъ безсмертныхъ основателей, можетъ по справедливости гордиться многими великими гражданами; она произвела замѣчательныхъ юристовъ, ораторовъ, министровъ и дипломатовъ; имена Маршала, Ливингстона, Стори, Клея, Калгоуна и другія знакомы образованной Европѣ и принадлежатъ XIX столѣтію. Но какъ ни великъ былъ авторитетъ ихъ въ отечествѣ, должно согласиться, что они имѣютъ больше мѣстное, относительное значеніе. Подобные люди встрѣчаются у каждаго способнаго къ политическому развитію народа, можно сказать даже, во всякое время. Они отличились преимущественно въ одной какой нибудь отрасли управленія и, за исключеніемъ развѣ талантливаго Клея, не выходили изъ ряда обыкновенныхъ дарованій. Природа Вебстера была богаче. Онъ принадлежалъ къ числу тѣхъ рѣдкихъ и обширныхъ умовъ, которые охватываютъ съ одинакою силою всѣ части государственной науки. Ему были равно знакомы вопросы законодательница, администраціи, политической экономіи, Финансовъ и международнаго права. Кругъ его дѣятельности расширялся почти съ каждымъ годомъ жизни; онъ началъ съ адвокатства, потомъ, не оставляя вовсе прежнихъ занятій, сдѣлался государственнымъ юристомъ (constitutional lawyer) и наконецъ дипломатомъ. Такая разносторонность нисколько не мѣшала ему предаваться глубокимъ и основательнымъ изученіямъ. Его сочиненія, каковы бы ни были ихъ недостатки, конечно не могутъ быть названы поверхностными.
   Впрочемъ отсюда нельзя заключать, что Вебстеръ былъ ученымъ, по крайней мѣрѣ въ обыкновенномъ смыслѣ этого слова. Напротивъ, подобно всѣмъ государственнымъ людямъ своего отечества, онъ слѣдовалъ чисто практическому направленію. Ему некогда было заниматься отвлеченными теоріями, некогда предпринимать спеціяльныхъ изысканій. Онъ изучалъ науку для дѣла, знакомился только съ ея современнымъ состояніемъ и результатами, и приносилъ плоды своихъ кабинетныхъ трудовъ прямо на политическую арену. Поэтому его сочиненія тѣсно связаны съ жизнію и не могутъ быть разсматриваемы отдѣльно. Чтобы познакомиться съ ними, мы должны прослѣдить государственную дѣятельность этого замѣчательнаго человѣка {Главнымъ пособіемъ при составленія этой біографіи служилъ намъ мемуаръ Эверетта, помѣщенный въ первомъ томѣ сочиненій Вебстера (pp. XIV--СІХ). Кромѣ того мы имѣли подъ рукою нѣсколько статей, напечатанныхъ въ англійскихъ обозрѣніяхъ.}.
   Вебстеръ происходилъ отъ шотландской Фамшки, поселившейся въ Америкѣ издавна, вскорѣ по прибытіи первыхъ пришельцевъ. Отецъ его Ибенеэеръ отличался всѣми качествами того ново-англійскаго поколѣнія, котораго слѣды до сихъ поръ замѣта на цѣлой сѣвероамериканской націи. Это были люди неукротимой воли, крѣпкіе тѣломъ и духомъ, привычные ко всѣмъ лишеніямъ. Они добывали себѣ насущный хлѣбъ трудомъ, изъ непокорной земли, защищая ее отъ нападенія дикихъ. Будучи непремѣнно фермерами, солдатами, охотниками и законодателями, они вы" оказали во всѣхъ родахъ дѣятельности стойкость, независимость, здравый смыслъ и политическій инстинктъ. Характеръ ихъ закалился въ ежедневной борьбѣ съ суровою жизнію пограничнаго жителя, въ тѣхъ отчаянныхъ схваткахъ съ природою, гдѣ ничто не достается даромъ, гдѣ нужно завоевать каждый шагъ. Ибевезеръ, по разказамъ старожиловъ, былъ высокаго роста, атлетическаго сложенія, широкоплечій, загорѣлый старикъ. Цѣлая вшамъ его прошла въ неослабныхъ трудахъ. Онъ участвовалъ въ лѣсныхъ кампаніяхъ семилѣтней войны, во время нападенія на Канаду и пріобрѣлъ рангъ капитана. Когда заключенъ былъ миръ (1763), Вебстеру, какъ и другимъ отставнымъ ратникамъ, дали землю по рѣкѣ Мерримаку, въ томъ мѣстѣ, гдѣ находится теперь городъ Салисбери. Сюда въ то время еще не заходилъ образованный человѣкъ; до самаго Монреаля кругомъ лежала пустыня. Старикъ построилъ себѣ избу (log-cabin) и началъ обрабатывать землю. Знаменитый государственный мужъ Америки сохранялъ до конца жизни воспоминанія объ этомъ мѣстѣ. "Братья мои, говоритъ онъ въ одной изъ своихъ рѣчей,-- родились въ простой хижинѣ, среди снѣговъ Нью-Гемпшира... Остатки нашего жилища сохранились до сихъ поръ. Я каждый годъ ѣзжу туда съ дѣтьми, чтобы они видѣли, какія лишенія терпѣли наши праотцы. Мнѣ пріятно останавливаться на нѣжныхъ воспоминаніяхъ, кровныхъ отношеніяхъ, первыхъ привязанностяхъ, трогательныхъ приключеніяхъ, соединенныхъ съ этимъ первобытнымъ жилищемъ. У меня льются слезы при мысли, что многихъ его обитателей уже нѣтъ между живыми. Если когда-нибудь я буду стыдиться бѣдной избушки, или потеряю уваженіе къ тому, кто защищалъ ее противъ дикихъ, кто подъ ея кровлею лелѣялъ всѣ домашнія добродѣтели, и, сквозь огонь войны, перенесъ труды, опасности и жертвы, чтобы служить отечеству, чтобы приготовить дѣтямъ лучшій жребій, да исчезнетъ мое имя и потомство навсегда изъ памяти человѣчества!"
   Какъ только открылась борьба за независимость, старикъ Вебстеръ составилъ изъ своихъ родственниковъ и знакомыхъ дружину и принялъ участіе въ кампаніи. Въ это время, въ послѣдній годъ войны, 18 января 1782 года, родился Даніель Вебстеръ. Мать его, вторая жена капитана, была умная и энергическая женщина. Она, кажется, предугадала способности мальчика. Между тѣмъ какъ старшіе его братья отличались Физическою силою, онъ былъ очень слабаго, болѣзненнаго сложенія. Замѣчая, что Даніель не годенъ къ матеріяльному труду и очень любознателенъ, родители рѣшились, какъ можно скорѣе, учить его, и совершеннымъ малюткой отправили въ школу. Общественное воспитаніе въ пограничныхъ мѣстахъ Сѣверной Америки находилось тогда въ самомъ жалкомъ положеніи. Обыкновенно въ городкѣ появлялся какой нибудь полуграмотный прохожій человѣкъ, провозглашалъ себя учителемъ и заводилъ временную школу, гдѣ дѣти упражнялись въ мудреномъ для самого руководителя искусствѣ чтенія, письма и счета. Таковъ по крайней мѣрѣ былъ первый наставникъ Даніеля: онъ читалъ и писалъ еще порядочно, но складывалъ плохо. Бѣднаго пальчика посылали къ нему за двѣ, иногда за три мили, зимою и пѣшкомъ. Гораздо болѣе удовлетворилъ любознательности Вебстера второй его учитель Джонъ Тапманъ. Около этого времени въ Салисбери была основана публичная библіотека. Здѣсь Даніель нашелъ нѣсколько англійскихъ классиковъ и принялся изучать ихъ. Особенно занимали его: Зритель, Опытъ о человѣкѣ, Попа, и драмы Шекспира. Владѣя воспріимчивою и твердою памятью, онъ легко удерживалъ идеи и образы, которые находилъ въ этихъ книгахъ. Государственное уложеніе Соединенныхъ Штатовъ въ первый разъ попалось ему въ сельской лавкѣ. Оно было напечатано на бумажномъ платкѣ; Вебстеръ купилъ этотъ платокъ на собственныя карманныя деньги и въ тотъ же вечеръ, сидя подлѣ лучины, со вниманіемъ прочиталъ его. Кто могъ подумать тогда, что имя дитяти со временемъ будетъ тѣсно связано съ основными законами могущественнаго государства?
   Но самыя сильныя впечатлѣнія Вебстеръ получилъ отъ окружающей сферы. Она имѣла рѣшительное вліяніе на его характеръ и направленіе. Отецъ былъ источникомъ того американскаго духа и патріотизма, который разлитъ въ сочиненіяхъ сына. Старикъ самъ игралъ нѣкоторую, хотя и скромную, роль въ исторіи. Отъ него Даніель слышалъ разказы о двухъ колоніальныхъ войнахъ, "Иліаду и Одиссею Американской независимости". Природа также дѣйствовала на мальчика. "Онъ видѣлъ," по его собственнымъ словамъ, "безплодную и упорную землю, но видѣлъ также упорное намѣреніе человѣка покорить ее". Непреклонныя скалы предъ его глазами уступали труду еще болѣе непреклонному. "Мужеская сила и мускулистая рука свободныхъ людей, изъ которыхъ каждый воздѣлывалъ свой участокъ, каждый былъ готовъ защищать его",-- все это внушало ему довѣріе къ себѣ и къ человѣческой дѣятельности. Но съ другой стороны такое дѣтство рано пріучило Вебстера къ сосредоточенности, къ самоуправленію; въ немъ не было живости, наивности и общительности, которыми отличается отроческій возрастъ.
   Четырнадцати лѣтъ Даніель поступилъ въ академію, которая тогда была основана въ Эгзетерѣ. Замѣчательно, что будущій ораторъ никакъ не могъ декламировать. Напрасно учителя убѣждали его побѣдить себя; ему не доставало рѣшительности. Большая, хорошо сложенная голова, звучный голосъ и блестящіе глаза мальчика, по видимому, обѣщали талантъ, но онъ развернулся не скоро и съ трудомъ. Въ этой сдержанности и отвращеніи отъ публичности замѣтна будущая гордость и скупость на эффекты, которая проглядываетъ въ его рѣчахъ.
   Не прошло года отъ поступленія Даніеля въ академію, какъ старикъ рѣшился отдать его въ университетъ (коллегію).,"Я по мню, пишетъ самъ Вебстеръ, какъ отецъ сообщалъ мнѣ о своемъ намѣреніи. Я не могъ говорить и думалъ только, какъ можетъ онъ, съ такимъ семействомъ и въ такихъ тяжелыхъ обстоятельствахъ жертвовать въ мою пользу столько денегъ. Меня бросило въ жаръ; я заплакалъ, склонивъ голову на плечо отца."
   Въ университетѣ Вебстеръ оставался четыре года. Кромѣ обыкновенныхъ занятій, онъ изучалъ въ это время исторію и литературу, принималъ участіе въ газетахъ, а въ вакаціонные мѣсяцы давалъ уроки, чтобы облегчить отца и собрать денегъ для воспитанія брата. Его способности обратили на себя здѣсь общее вниманіе товарищей: на Вебстера, говоритъ одинъ изъ нихъ, мы всегда смотрѣли, какъ на человѣка, отмѣченнаго природою: будущіе его успѣхи не были для насъ неожиданными.
   По окончаніи курса, Вебстеръ рѣшился заняться юридическою практикою и поступилъ ученикомъ къ одному адвокату. Университетъ, кажется, почти не приготовилъ его къ дѣятельности этого рода: по крайней мѣрѣ онъ такъ мало цѣнилъ пріобрѣтенныя свѣдѣнія, что самъ разорвалъ свой дипломъ. Дѣйствительна, американскія коллегіи тогдашняго времени были очень похожи на англійскіе университеты и знакомили молодыхъ людей преимущественно съ древними классиками, съ математикою и нѣкоторыми частями философіи. Наука правовѣдѣнія преподавалась слабо; притомъ же Вебстеръ, кажется, не занимался ею спеціально до выхода изъ университета и почувствовалъ къ ней склонность только тогда, когда ему попадись въ руки "комментаріи Клакстона". Къ несчастію, адвокатъ, къ которому поступилъ юнъ, былъ тупоголовый педантъ и мало поощрялъ своего ученика. Не прежде 1804 года Вебстеру удалось отвязаться отъ своего учителя и перейти въ Бостонъ. Здѣсь, подъ руководствомъ Кристофера Гора, отличнаго адвоката и цивилиста, онъ окончилъ свое юридическое образованіе и пріобрѣлъ самыя разнообразныя свѣдѣнія. Не ограничиваясь казуистикою, онъ изучалъ сочиненія англійскихъ юристовъ и государственныхъ людей, познакомился съ международнымъ правомъ и политическою экономіею. Библіотека Гора представляла для этого богатыя средства, и Вебстеръ вполнѣ ею воспользовался. Нельзя не удивляться, какъ у него доставало времени и характера для такой дѣятельности: юнъ долженъ былъ учиться и вмѣстѣ бороться съ бѣдностью.
   Наконецъ тяжелое время лишеній, по видимому, миновало для Вебстера. Въ 1805 году онъ былъ допущенъ къ адвокатству. Но судьба готовила ему новое испытаніе. Его отецъ былъ избранъ въ графствѣ Гилльсборо судьею общихъ тяжбъ; въ судѣ открыдось мѣсто секретаря съ значительныхъ жалованьемъ; старикъ предложилъ его сыну. Къ счастію Горъ отстоялъ своего ученика: замѣтивъ въ немъ большіе таланты, ясный и живой умъ и необыкновенную способность понимать самыя запутанныя стороны права, онъ употребилъ все свое вліяніе, чтобы отклонитъ это обольстительное предложеніе, и совѣтовалъ Вебстеру лучше потерпѣть еще нѣсколько времени, нежели похоронить себя заживо въ провинціяльномъ судѣ. Дѣйствительно, опасность была велика: канцелярское письмоводство могло бы ослабить и даже заглушить умственныя силы будущаго государственнаго мужа Сѣверной Америки.
   Итакъ, не смотря на желаніе отца, Вебстеръ отказался отъ предложенной должности и принялся за прежнія занятія. Девять лѣтъ продолжалась его адвокатская дѣятельность преимущественно въ Портсмутѣ (въ Сѣверной Америкѣ), гдѣ сошлись тогда лучшіе представители судебнаго краснорѣчія. Здѣсь ему нѣсколько разъ приходилось состязаться съ первокласными юристами и, если вѣрить біографу, диспуты по большей части оканчивались въ его пользу. Онъ побѣждалъ своихъ противниковъ ораторскими талантами и неусыпнымъ трудомъ. Особенно страшенъ былъ для него Meзонъ, опытный адвокатъ, непотрясаемаго характера, удивительной проницательности; безпощаднаго ума, отъ котораго не могла скрыться никакая ложь. Въ борьбѣ съ нимъ Вебстеръ развилъ ту юридическую логику, которою отличаются его рѣчи.
   До 1813 года Вебстеръ почти не принималъ участія въ политической жизни своего отечества: все его вниманіе было сосредоточено на практической юриспруденціи; притомъ же положеніе Соединенныхъ Штатовъ въ это время не вызывало свѣжихъ людей. къ самостоятельной дѣятельности. Духъ партій двигалъ управленіемъ; каждое новое лицо должно было отказаться отъ независимаго взгляда и непремѣнно пристать къ той или другой сторонѣ; конгресомъ овладѣли горячія головы, которыя требовали крайнихъ мѣръ. Это напряженное состояніе умовъ въ Америкѣ объясняется, кромѣ другихъ причинъ, тогдашними политическими событіями Европы. Между Наполеономъ и Англіею завязалась борьба на жизнь и смерть. Не имѣя силъ одолѣть другъ друга обыкновенными способами, воюющіе начали безпощадно поражать нейтральную торговлю. Императоръ Французовъ рѣшился отрѣзать своего противника отъ сношеній съ образованнымъ міромъ; Сентъ-Джемскій кабинетъ отвѣчалъ ему расширеніемъ блокады. Понятно, что эти произвольные поступки должны были сильно возбудить общественное мнѣніе въ Сѣверной Америкѣ: они были слишкомъ чувствительны для ея коммерческой дѣятельности. Напрасно Джефферсонъ старался положить конецъ прежнимъ распрямъ и приглашалъ всѣхъ соединиться, чтобы обсудить спокойно новыя обстоятельства. Едва только были изданы Берлинскій и Миланскій декреты,-- въ Соединенныхъ Штатахъ поднялась сильная политическая буря, среди которой съ трудомъ могъ устоять самый холодный государственный умъ. Одна партія требовала, чтобы союзное правительство сопротивлялось силою притязаніямъ воюющихъ; другая объявила себя въ пользу такъ называемой стѣснительной системы (the restrictive system). Эта послѣдняя политика, хотя робкая и даже малодушная, ръ удивленію, одержала верхъ, потому что на ея сторонѣ былъ Джефферсонъ. Она состояла въ томъ, чтобы не выпускать купеческихъ кораблей изъ отечества и такимъ образомъ спасти ихъ отъ крейсеровъ. Не отваживаясь вовлекать націю въ опасности войны, президентъ ограничился мѣрами къ оборонѣ береговъ""отказался отъ защиты торговли на Океанѣ.
   Не такъ смотрѣлъ на это дѣло Вебстеръ. Еще въ 1806 году, въ одной изъ первыхъ публичныхъ рѣчей своихъ, онъ произнесъ другое сужденіе на счетъ политики Соединенныхъ Штатовъ. "Если у насъ есть торговля, сказалъ онъ,-- мы должны защищать ее: это ясно. Въ нашемъ отечествѣ одинаково развита торговали земледѣльческая дѣятельность. Земледѣльца съ мореплавателемъ соединяютъ неразрывныя узы. Природа поставила насъ въ благопріятное положеніе для коммерческихъ занятій, и никакое правительство не можетъ измѣнить этого назначенія. Большая часть нашего имущества находится на морѣ; шестьдесятъ или восемьдесятъ тысячъ гражданъ ожидаютъ тамъ защиты и покровительства".
   Въ самомъ дѣлѣ народъ въ душѣ не одобрялъ систему Джефферсона. Съ удаленіемъ его отъ дѣлъ, она пала. Къ тому же сами воюющіе скоро увидѣли несправедливость своихъ мѣръ и сознали необходимость успокоить раздраженныя нейтральныя государства. Берлинскій и Миланскій декреты были смягчены для Америки; эдикты англійскаго тайнаго совѣта (orders of council) также потеряли силу. Впрочемъ эти позднія уступки со стороны Великобританіи не достигли своей цѣли, по крайней мѣрѣ для Новаго Свѣта. Конгресъ уже объявилъ ей войну, и въ 1812 году непріязненныя дѣйствія начались на границѣ.
   Въ это самое время Вебстеръ былъ избранъ представителемъ на конгресъ и явился на немъ умѣреннымъ федералистомъ, послѣдователемъ Гамильтона и Джея. Генрихъ Клей, избранный тогда предсѣдателемъ (speaker), какъ бы предугадывая дипломатическія способности будущаго государственнаго секретаря Сѣверной Америки, назначилъ его членомъ комитета иностранныхъ дѣлъ. Молодому человѣку, который до сихъ поръ вращался въ тѣсной сферѣ провинціальной жизни, не легко было осмотрѣться въ вопросахъ подобнаго рода. Однако же Вебстеръ скоро далъ себя замѣтить и сталъ на равную ногу съ другими членами, между которыми были люди, носившіе довольно громкія имена. Доказательствомъ его успѣховъ служитъ первая рѣчь (maiden speech), сказанная имъ по случаю континентальной и блокадной системы. Въ ней уже замѣтны всѣ тѣ качества, которыми отличаются позднѣйшія произведенія оратора: сила логики, умѣренность тона, строгая точность, отсутствіе размашистой реторты и надутыхъ фразъ, горячій, неподдѣльный патріотизмъ. Эта рѣчь, какъ видно изъ современныхъ газетъ, произвела большое впечатлѣніе и склонила на свою сторону большинство. Соотечественники начали считать Вебстера, вмѣстѣ съ Клеемъ и Калгоуномъ, за одного изъ лучшихъ представителей парламентскаго краснорѣчія Америки. Главный судья Маршалъ, бывшій въ числѣ слушателей, говоритъ объ немъ: "я убѣдился, что Вебстеръ имѣетъ большій дарованія и будетъ въ числѣ первыхъ государственныхъ людей въ Соединенныхъ Штатахъ, а можетъ-быть и самымъ первымъ" {March Reminiscences of Congress, pp. 35, 36.}. Вебстеръ оставался въ конгресѣ до 1846 года и принималъ живое участіе во всѣхъ замѣчательныхъ преніяхъ этого времени. Но онъ еще не рѣшался посвятить себя исключительно политической дѣятельности: ему нужно было сначала обезпечить себѣ независимое состояніе. Между тѣмъ домъ его и почти все имущество сгорѣло во время большаго пожара, бывшаго въ Портсмутѣ въ 4813 году. Поэтому онъ принялся снова зa адвокатство и переселился въ Бостонъ, гдѣ для его таланта открылось самое широкое поприще. Здѣсь окончательно утвердилась юридическая репутація Вебстера. Можно сказать безъ пре увеличенія, что никогда въ Новой Англіи ни одинъ адвокатъ не Пріобрѣталъ такой громкой славы. Онъ имѣлъ необыкновенное вліяніе на присяжныхъ: видя его передъ собою, они какъ ба чувствовали прикосновеніе высшей природы! Этого нельзя приписать одному краснорѣчію или такту адвоката: Вебстеръ былъ скупъ на эффекты и не отличался особенною гибкостію. Но въ его душѣ былъ инстинктъ правды, который находился въ какомъ-то магнетическомъ сродствѣ съ чувствомъ присяжныхъ. Въ дѣлахъ, самыхъ отчаянныхъ передъ закономъ, но имѣющихъ на своей сторонѣ истину, онъ торжествовалъ надъ противниками. Ни одинъ ложный свидѣтель не могъ избѣжать тогда его испытующаго взора: своими блестящими глазами онъ смотрѣлъ въ Самую душу человѣка и исторгалъ изъ нея признаніе, какъ бы властію инквизитора. Защита Кеннистоновъ и дѣло противъ Написа (Knapps) служатъ блистательными доказательствами необыкновенныхъ способностей Вебстера: въ первомъ случаѣ онъ спасъ своихъ кліентовъ отъ одного изъ страшныхъ заговоровъ я съ необыкновеннымъ искусствомъ распуталъ сѣти, разставленныя противъ нихъ; во второмъ заставилъ присяжныхъ обвинить злодѣя, котораго преступленіе было несомнѣнно, но который могъ избѣжать наказанія по причинѣ тонкости и отрывочности доказательствъ {Рѣчь, сказанная въ защиту Кеннистоновъ, помѣщена въ V томѣ (рр. 441--461), а противъ Написа въ VI томѣ сочиненій Вебстера (стр. 41--105). Здѣсь же можно найдти нѣсколько другихъ рѣчей, говоренныхъ имъ предъ присяжными. Мы не разбираемъ этихъ произведеній, потому что они имѣютъ болѣе мѣстный интересъ.}. Читая эти рѣчи, нельзя не удивляться обширному и систематическому уму адвоката: онъ охватываетъ разомъ всѣ стороны дѣла, упрощаетъ самые запутанные вопросы, съ быстротою группируетъ факты около высшихъ началъ я наконецъ съ необыкновенною нравственною силою бросаетъ свои выводы передъ присяжными.
   Но дѣятельность Вебстера не ограничивалась адвокатствомъ въ провинціальныхъ судахъ. Обыкновенные гражданскіе и уголовные процессы не могли долго питать такого ума: онъ требовалъ себѣ болѣе широкой сферы. Дѣйствительно, въ непродолжительномъ времени ему открылось новое поприще. Законодательная власть Нью-Гемпшира измѣнила хартію Дармутской коллегіи (въ которой Вебстеръ получилъ воспитаніе), и совершенно преобразовала эту корпорацію. Члены-основатели протестовали противъ распоряженія, но ихъ жалобы не были уважены: актъ получилъ законную силу. Новоизбранные кураторы приняли должность, и прежнимъ оставалось только вести дѣло судебнымъ порядкомъ. Дѣйствительно, они подали прошеніе; начался сложный процессъ,который съ каждымъ годомъ принималъ большіе размѣры и наконецъ поступилъ въ верховный судъ Соединенныхъ Штатовъ (supremecourt of theUnited States). Истцы выбрали своимъ защитникомъ Вебстера и тѣмъ доставили ему случай выказать юридическій талантъ. Съ своей стороны онъ вполнѣ оправдалъ ихъ довѣріе и выигралъ дѣло. Въ 1819 году судъ объявилъ распоряженія Нью-Гемпшира противозаконными и вполнѣ обезпечилъ права университетовъ {Webster Works, V, 462--501.}.
   Съ этого времени дѣятельность Вебстера принимаетъ другое направленіе. Онъ вступаетъ въ новую область законовѣдѣнія и изъ провинціальнаго адвоката становится государственнымъ юристомъ (constitutional lawyer). Чтобы понять смыслъ этого выраженія, надобно опредѣлить яснѣе характеръ верховнаго суда Соединенныхъ Штатовъ.
   Сѣверо-Американская федерація состоитъ, какъ извѣстно, изъ республикъ, совершенно независимыхъ одна отъ другой въ дѣлахъ внутренняго управленія, имѣющихъ отдѣльные органы законодательства, суда и администраціи, живущихъ вполнѣ самобытною внутреннею жизнію. Онѣ связаны между собою только одною крѣпкою юридическою связью -- союзнымъ устройствомъ, только однимъ закономъ -- именно, союзнымъ актомъ. Въ силу этого акта всѣ высшіе національные интересы переданы федеральному правительству: оно заступаетъ націю предъ иностранными государствами, ведетъ войну, заключаетъ миръ и трактаты, распоряжается финансами, территоріями и государственнымъ имуществомъ, путями сообщенія, словомъ -- сосредоточиваетъ въ себѣ тѣ верховные аттрибуты власти, безъ которыхъ Соединенные Штаты не могли бы составлять одного политическаго тѣла. Въ такомъ сложномъ механизмѣ возможны столкновенія: каждое колесо близко соприкасается съ другимъ; каждый членъ можетъ вторгнуться въ чужую область; отдѣльные штаты находятся въ сосѣдствѣ между собою и слѣдовательно нерѣдко имѣютъ поводъ къ спорамъ; отношенія ихъ къ союзной власти также щекотливы. Правда, ея сфера точно опредѣлена закономъ, но нетрудно представить себѣ случай, когда она выйдетъ изъ предѣловъ закона, или будетъ толковать его по своему усмотрѣнію, въ самомъ широкомъ смыслѣ, Спрашивается: какъ же предупредить раздоръ, неизбѣжный въ подобныхъ случаяхъ? Какъ рѣшить недоумѣніе, привести въ законныя границы каждый органъ и возстановить нарушенную гармонію? Для этого существуетъ верховный судъ Соединенныхъ Штатовъ. Будучи совершенно независимымъ отъ другихъ элементовъ федераціи, онъ разсматриваетъ не только всѣ споры между штатами, но и законодательныя постановленія отдѣльныхъ республикъ, также какъ и акты союзной власти. Онъ служитъ послѣднею инстанціею, въ которой утверждается сила распоряженій всѣхъ членовъ Союза, и верховнымъ истолкователемъ государственнаго устройства. Дѣйствительно, оно не могло бы устоять безъ этого высшаго мѣста: sans la cour suprême des Etats-Unis, справедливо говоритъ Токвиль, la constitution est une oeuvre morte!
   Изъ сказаннаго не трудно понять, что верховный судъ Соединенныхъ Штатовъ рѣзво отличается отъ судебныхъ мѣстъ, существующихъ въ другихъ государствахъ. "Входя въ это зданіе и слыша слова: штатъ Огайо противъ штата Миссури! пишетъ Токвиль,-- вы чувствуете, что здѣсь рѣшаются дѣла милліоновъ народа, вопросы, занимающіе цѣлый Союзъ". Въ члены суда избираются обыкновенно юридическія знаменитости, лучшіе умы Сѣверной Америки. Здѣсь-то произносилъ свои приговоры Маршалъ (Chief justice Marshall), пользующійся до сихъ поръ такимъ безпримѣрнымъ уваженіемъ въ Сѣверной Америкѣ {Эти приговоры служатъ едва ли не лучшимъ пособіемъ къ проясненію Сѣверо-Американскаго союзнаго законодательства съ практической его стороны. Строгая, ясная логика, постоянное сознаніе главной цѣли, господства надъ аналогіями и побочными вопросами, почтенная законность помысловъ, невозмутимая юридическая атмосфера,-- вотъ качества, которыя, но словамъ Моля, дѣлаютъ эти произведенія любопытными для Европы. Они изданы въ Бостонѣ, въ 1839 году.}. На него справедливо смотрятъ, какъ на корифея той шкоды государственны хъ юристовъ (constitutional lawyers), къ которой принадлежитъ и Вебстеръ. На ней лежитъ великая обязанность защищать передъ потомствомъ дѣло основателей федераціи, носить въ себѣ живой смыслъ союзныхъ постановленій, охранять отъ разрушенія и отъ опасныхъ перестроекъ всѣ части славнаго зданія.
   Cum amplitudine rerum crescit ingenii, сказалъ древній писатель. Справедливость этихъ словъ подтверждается на Вебстерѣ. Будучи адвокатомъ, онъ далеко не обнаружилъ своихъ способностей въ такихъ широкихъ размѣрахъ, какъ въ верховномъ судѣ. Около тридцати лѣтъ гремѣло здѣсь его имя. Трудно перечислить всѣ дѣла, въ которыхъ онъ являлся въ качествѣ совѣтника (councel). Мы остановимся только на важнѣйшихъ, и чтобы не возвращаться къ предмету въ другой разъ, прослѣдимъ его дѣятельность на этомъ поприщѣ до конца жизни. Она заслуживаетъ вниманія тѣмъ болѣе, что воспитала государственнаго мужа Америки, ознакомила его съ практическими вопросами публичнаго права и укрѣпила въ немъ тѣ начала и убѣжденія, которыя въ послѣдствіи онъ защищалъ съ такою славою въ сенатѣ. Дѣло Гиббонса и Огдена (1824) доставило Вебстеру первый случай выказать свои способности въ глазахъ цѣлаго Союза. Штатъ Нью-Йоркъ далъ наслѣдникамъ Фультона исключительную привилегію на пароходство по внутреннимъ водамъ. Всѣ низшіе суды подтвердили это распоряженіе; наконецъ вопросъ о его законности былъ поднятъ въ верховномъ судѣ Соединенныхъ Штатовъ. Вебстеръ явился противникомъ монополіи и въ блистательной рѣчи доказалъ, что нью-йоркскія начальства преступили границы своей власти, такъ какъ право распоряжаться торговлею предоставлено одному конгресу {Рѣчь Вебстера по этому дѣлу помѣщена въ шестомъ томѣ сочиненій, стр. 3--23.}. Судъ вполнѣ согласился съ мнѣніемъ оратора, и съ тѣхъ поръ, по словамъ одного Американца, "каждая бухта, рѣка, гавань, каждое озеро -- свободны отъ вліянія монополій" {Everett Biographical Memoir р. 53.}. Съ такою же силою Вебстеръ защищалъ союзную власть по дѣлу Огдена и Сондерса въ 1827 году и въ процессѣ о собственности надъ мостомъ черезъ рѣку Чарльзъ. Въ первомъ случаѣ его нападенія были обращены на банкротскій уставъ нью-йоркскаго штата; во второмъ, также на монополію. Впрочемъ ему не удалось склонить большинства судей на свою сторону {Works, VI, р. 24--40; Biographical Memoir р. 54, 55.}. Гораздо успѣшнѣе дѣйствовалъ онъ въ процессѣ байка Соединенныхъ Штатовъ, въ спорѣ о границахъ между Массачузетомъ и Родъ-Айландомъ, по вопросу о завѣщаніи Гирарда и проч. Мы не передаемъ подробно содержанія этихъ рѣчей: онѣ имѣютъ болѣе мѣстный интересъ {См. Works VI, 106--134.}.
   Для насъ важнѣе знаменитый политическій процессъ Родъ-Айланда, въ которомъ такъ отличился Вебстеръ. Рѣчь, сказанная имъ по этому случаю, обошла всю Европу и вездѣ прославила его имя. Въ ней изложены основныя начала американскаго устройства, высказаны задушевныя убѣжденія государственнаго мужа Соединенныхъ Штатовъ. Читая ее, можно видѣть, какъ ошибочны нѣкоторыя ходячія понятія о гражданскомъ и общественномъ бытѣ за-атлантической республики. Здѣсь,-- говорятъ обыкновенно, господствуетъ необузданная демократія; напротивъ изъ рѣчи Вебстера мы узнаемъ, что дѣло вовсе не такъ просто, какъ представляется поверхностному туристу, что американское устройство есть весьма сложная система преградъ и равновѣсій (checke and balances), что оно имѣетъ свою исторію, институты, преданія, предразсудки, неровности, что въ немъ заключается органическій продуктъ народной жизни.
   Дѣло, по которому Вебстеръ высказалъ эти мысли, произошло слѣдующимъ образомъ. Въ штатѣ Родъ-Айландъ одна партія назвала себя большинствомъ, устроила митинги и, наперекоръ властямъ, составила правительство изъ своихъ членовъ. Законное начальство не оробѣло, провозгласило движеніе мятежемъ и уничтожило его силою. Спустя шесть лѣтъ объ этомъ завязался процессъ передъ верховнымъ судомъ. Вебстеръ сталъ на сторонѣ оскорбленной власти и порядка. "Люди, сказалъ онъ, не имѣютъ права собираться, и пересчитавъ голоса, объявлять себя правительствомъ. Въ такомъ случаѣ другая толпа на разстояніи нѣсколькихъ миль могла бы дѣлать тоже самое. Что же это, если не анархія, дикая, мятежная, бурная, яростная? Только въ Южной Америкѣ, гдѣ власть является мимолетно, мгновенно, какъ бы судорожно, подобные поступки называютъ свободою; она поддерживается оружіемъ сегодня, подавляется оружіемъ завтра. Неужели и мы раздѣляемъ эти понятія?"Чтобы отвѣчать на предложенные вопросы, ораторъ объясняетъ природу самоуправленія (selfgoveroement) въ томъ видѣ, какъ оно существуетъ въ Соединенныхъ Штатахъ. Представляемъ главные его аргументы.
   По духу сѣверо-американскаго устройства, не безпорядочная толпа служитъ источникомъ власти, но правительство, учреждаемое народомъ, на основаніи закона, посредствомъ избираемыхъ представителей, а не по произволу. Безъ правительства нѣтъ штата; безъ полномочія нѣтъ правительства. Полномочіе передается посредствомъ подачи голосовъ. Отсюда Вебстеръ выводить два другія начала американской системы, строго консервативныя по ихъ характеру. Первое состоитъ въ томъ, что свободная подача полоса должна быть обезпечена противъ насилія и обмана; второе -- въ томъ, что она должна быть опредѣлена предварительнымъ закономъ. Такимъ образомъ американская нація не только ограничиваетъ власть штатовъ и союза, но также обуздываетъ и ограждаетъ самое себя противъ напора со стороны количественнаго большинства. Напримѣръ, перемѣны въ федеративныхъ законахъ могутъ происходить неиначе, какъ по предложенію двухъ третей и съ согласія трехъ четвертей членовъ. "Не публичные митинги, не бурныя сходки, устрашающія робкихъ, безпокоящія благоразумныхъ и возмутительныя для общества", выражаютъ волю государства; она должна проявиться въ законной формѣ {Works, VI, 217--242.}.
   Но ораторская дѣятельность Вебстера далеко не ограничивалась судебными мѣстами. Съ 1820 года мы видимъ его также на мы, гонгахъ, выборахъ, публичныхъ праздникахъ, банкетахъ: вездѣ гремѣло его могучее слово; нигдѣ не упускалъ онъ случая пробудить чувства національности и патріотизма въ согражданахъ. Первые два тома его сочиненій наполнены рѣчами подобнаго рода. Предѣлы журнальной статьи не позволяютъ намъ разбирать ихъ въ подробности. Замѣтимъ только, что онѣ признаны за образцы американскаго краснорѣчія, распространились во всѣхъ штатахъ и даже изучаются въ школахъ. Трудно назвать лучшія изъ нихъ, для Европейца особенно интересны характеристики Вашингтона, Адамса, Джефферсона, Стори, Мезона; кромѣ того любимымъ предметомъ оратора были историческія воспоминанія. Онъ охотно останавливался на подвигахъ предковъ, "отцевъ Новой Англіи", на лѣтописяхъ колоній, много говорилъ о войнѣ за независимость, о поддержаніи союза и народности, о назначеніи Новаго Свѣта и отношеніяхъ его къ старому. Въ каждой его фразѣ замѣтно уваженіе къ существующему порядку и федеративному устройству; каждая мысль проникнута американскимъ духомъ и благородно патріотическими началами. Яснѣе всего задушевныя убѣжденія государственнаго человѣка видны въ слѣдующихъ достопамятныхъ словахъ: "Мы должны глубоко запечатлѣть въ сердцахъ тѣ святыя обязанности, которыя достались въ удѣлъ современному поколѣнію. Основатели нашего отечества съ каждымъ днемъ изчезаютъ въ нашихъ рядахъ. Драгоцѣнный залогъ переходитъ теперь въ новыя руки. Мы не можемъ пожать лавровъ въ войнѣ за независимость: они пожаты иными достойнѣйшими. Для насъ нѣтъ мѣста подлѣ Солона, Альфреда и другихъ строителей государствъ: оно занято нашими предками. Но намъ выпала на долю великая обязанность защиты и сохраненія; намъ открыта благородная цѣль, къ которой призываетъ духъ времени. Наше дѣло -- улучшать; настоящій вѣкъ есть вѣкъ улучшеній. Въ дни мира мы должны подвизаться въ мирныхъ дѣлахъ и искусствахъ. Разовьемъ ресурсы нашей страны, вызовемъ изъ нѣдръ ея силы, создадимъ учрежденія, подвинемъ впередъ всѣ великіе интересы, и тогда посмотримъ, не удастся ли и намъ совершить что-нибудь достойное памяти! Будемъ питать истинный духъ соединенія и гармоніи! Стремясь къ этой цѣли, будемъ дѣйствовать по твердому убѣжденію, что всѣ штаты составляютъ одно цѣлое. Расширимъ наши взгляды на весь кругъ обязанностей, наши идеи на все поле труда! Да будетъ у насъ передъ глазами отечество, цѣлое отечество, одно отечество! Пусть всегда міръ смотритъ на него съ удивленіемъ, какъ на памятникъ не ужаса и угнетенія, но мудрости, мира и свободы! {Work, I, 77, 78.}..."
   Осенью 1822 года Вебстеръ снова является въ конгресѣ. Онъ былъ избранъ въ палату представителей депутатомъ отъ Бостона. Теперь уже ничто не могло отвлечь его отъ политической карьеры: онъ достигъ совершенно независимаго положенія въ обществѣ, успѣлъ составить себѣ трудами значительное состояніе и пріобрѣсти репутацію. Конгресъ открывалъ ему дорогу къ занятію первыхъ мѣстъ; сограждане видѣли въ немъ способнаго человѣка; отечество требовало отъ него услугъ; словомъ, онъ долженъ былъ исключительно посвятить себя государственной дѣятельности.
   Соединенные Штаты были въ это время совершенно спокойны, но въ Европѣ происходили знаменательныя событія. Дѣла Италіи и Испаніи обратили на себя вниманіе первокласныхъ державъ. Конгресы: тропаускій, лайбахскій, веронскій, быстро слѣдовали одинъ за другимъ. Въ Греціи завязалась борьба между христіанствомъ и магометанствомъ, на которую тотчасъ же устремились всѣ взоры. Съ трепетнымъ участіемъ слѣдилъ образованный міръ за удачами и неудачами воскресшаго народа. Америка также высказала къ нему горячую симпатію: войны за независимость особенно электризуютъ умы въ Соединенныхъ Штатахъ, потому что пробуждаютъ въ гражданахъ дорогія для нихъ историческія воспоминанія. Въ главныхъ городахъ Союза образовались общества гелленофиловъ и вступили въ корреспонденцію съ парижскимъ комитетомъ греческихъ патріотовъ. Президентъ Монро въ своемъ посланіи также отозвался отреческой войнѣ съ сочувствіемъ и уваженіемъ. Когда, наконецъ мессенскій сенатъ формально аппеллировалъ къ Соединеннымъ Штатамъ, конгресъ приступилъ къ обсужденію этого дѣла. Вебстеръ явился здѣсь защитникомъ Грековъ: въ его словахъ слышался голосъ общественнаго мнѣнія {Рѣчь Вебстера въ пользу Грековъ помѣщена въ третьемъ томѣ сочиненій, стр. 60--93.}. Онъ требовалъ, чтобы въ Аѳины былъ отправленъ дипломатическій агентъ. Но такая демонстрація была найдена преждевременною. Отдаленность разстоянія помѣшала Соединеннымъ Штатамъ принять какое-нибудь участіе въ освобожденіи Греціи. Къ тому же они были затронуты другою, сосѣдственною борьбою. Около этого времени отъ Испаніи отторглись ея колоніи; на континентѣ Америки образовалось множество самостоятельныхъ государствъ. Истощаясь въ безплодныхъ усиліяхъ подавить инсургентовъ, метрополія не думала однако же отказаться отъ своихъ правъ и старалась заинтересовать въ свою пользу другія европейскія державы. Скоро разнеслась вѣсть о вмѣшательствѣ. Соединенные Штаты поспѣшили предупредить его. Президентъ Монро въ своемъ посланіи къ конгресу высказалъ твердое намѣреніе оградить американскій материкъ отъ союзниковъ Испаніи и въ случаѣ нужды дѣйствовать силою. Вашингтонскій кабинетъ встрѣтилъ сочувствіе въ Каннингѣ, и такимъ образомъ самостоятельность новыхъ республикъ была признана двумя могущественными, народами.
   Этотъ важный вопросъ сильно занималъ Вебстера. Онъ вполнѣ; раздѣлялъ надежды (впрочемъ, до сихъ поръ не сбывшіяся) своихъ соотечественниковъ на Южную Америку, и когда Боливаръ, созвалъ общій конгресъ въ Панамѣ, чтобы обезпечить независимость новыхъ государствъ, высказалъ горячее сочувствіе къ этому дѣлу {Works, III 178--217.}. Но краснорѣчіе государственнаго мужа истощалось напрасно: конгресъ, какъ извѣстно, кончился ничѣмъ и не принесъ никому пользы. Отъ него ожидали многаго; но попытка была преждевременна: анархическія республики Южной Америки далеко не созрѣли для того, чтобы образовать стройный международный союзъ, и не могли даже обезпечить у себя внутренній порядокъ.
   Гораздо плодотворнѣе была дѣятельность Вебстера на поприщѣ внутренней политики въ это время. Онъ принималъ самое живое участіе въ преніяхъ о тарифѣ 1824 года, причемъ высказалъ нѣсколько дѣльныхъ замѣчаній противъ вульгарнаго понятія о торговомъ балансѣ {Ibid. 94--149.}, и въ составленіи уголовнаго закона о преступленіяхъ противъ Соединенныхъ Штатовъ. Въ этомъ послѣднемъ дѣлѣ отъ имѣлъ въ виду не столько теоретическія реформы, сколько практическія потребности: нужно было пополнить пробѣлы въ дѣйствующемъ правѣ. Опытъ показалъ пользу новаго закона, составленнаго подъ исключительнымъ вліяніемъ Вебстера.
   Съ 1827 года начинается сенаторская карьера Вебстера; онъ былъ избранъ отъ Массачузетса значительнымъ большинствомъ. Въ это время пересматривался тарифъ. Жалкое положеніе хлопчато-бумажныхъ aабрикъ вызвало протекціонныя мѣры. Но въ такой обширной странѣ, какъ Соединенные Штаты, онѣ не могли быть приняты безъ оппозиціи, потому что затрогивали мѣстные интересы. Раздоръ достигъ такой степени, что нѣкоторые члены, одобряя билль въ цѣлости, принуждены были или подать голосъ противъ него, или принять нѣкоторыя, по изъ мнѣнію, неразумныя и даже вредныя постановленія. Отсюда билль получилъ названіе отвратительнаго (bill of abominations). Вебстеръ также защищалъ покровительственную систему, изъ политическихъ соображеній, хотя едва ли былъ ея приверженцемъ по убѣжденію.
   Между тѣмъ срокъ управленія Дж. Квинси Адамса приближался къ концу. Не трудно было предвидѣть, на кого падетъ выборъ: генералъ Джаксонъ еще прежде пріобрѣлъ популярность, получилъ самое большое число голосовъ и не былъ избранъ только потому, что оно не достигло законной цифры, а въ такихъ случаяхъ назначеніе президента принадлежитъ конгресу {Если въ избирательныхъ коллегіяхъ ни одинъ изъ кандидатовъ не получитъ узаконеннаго числа голосовъ, то президентъ назначается палатою представителей. Только здѣсь голоса подаются въ такомъ случаѣ не поголовно, но по числу штатовъ. Представители каждаго штата выбираютъ изъ среды себя одного уполномоченнаго (teller).}. Теперь же почти всѣ партіи соединились, чтобы дѣйствовать въ пользу Джаксона: онѣ были недовольны Адамсомъ и вели самую страшную оппозицію противъ его кабинета. Управленіе президента, хотя составленное изъ талантливыхъ людей, благородно и бережливое, не пользовалось популярностію. Напротивъ, новый кандидатъ имѣлъ на своей сторонѣ народъ: отъ него многаго ожидали; разочарованіе наступило уже въ послѣдствіи. Къ чести Вебстера должно сказать, что онъ не раздѣлялъ увлеченія своихъ согражданъ, добросовѣстно поддерживалъ управленіе Адамса и добросовѣстно сопротивлялся ли аксону.
   Едва вступилъ въ должность новый президентъ, какъ въ коигресѣ обнаружился расколъ. Онъ былъ вызванъ такъ называемымъ великимъ преніемъ (the great debate) о рѣшеніи Фута (Foot's resolution). Этотъ споръ заслуживаетъ особеннаго вниманія какъ по своимъ послѣдствіямъ для Соединенныхъ Штановъ, такъ и потому, что онъ возвысилъ Вебстера на высоту славы. Знаменитый государственный мужъ Америки является здѣсь не только великимъ ораторомъ и великимъ членомъ парламента,-- ему удалось сдавать отечеству незабвенныя услуги, спасти цѣлость Cor юза и защитить отъ неминуемой опасности федеративное устройство.
   Споръ произошелъ слѣдующимъ образомъ: 29 декабря 1829 года, одинъ изъ сенаторовъ Футъ потребовалъ отъ конгреса описи всѣхъ общественныхъ земель, и настаивалъ, чтобы продажа ихъ была ограничена на время. Такой спеціальный вопросъ, по видимому имѣетъ спеціальное значеніе, но къ нему присоединился: другой, отъ рѣшенія котораго зависѣло самое существованіе федераціи. Именно -- южные депутаты высказали при этомъ особенную теорію толкованія союзныхъ актовъ, и рѣшились примѣнять ее ко всѣмъ политическимъ отношеніямъ. Эта теорія, извѣстная въ Америкѣ подъ именемъ теоріи уничтоженія (doctrine of nullification), состоитъ въ томъ, что по духу основныхъ законовъ отдѣльнымъ штатамъ будто бы принадлежитъ полное право уничтожатъ по собственному усмотрѣнію распоряженія союзной власти, противорѣчащія федеративному устройству. Нуллификаторы встрѣтили сочувствіе во всѣхъ противникахъ централизаціи (которыхъ въ Америкѣ очень много), составили сильную партію и нѣсколько разъ уже пытались провести свою систему на конгресѣ. Споръ о рѣшеніи Фута подалъ къ тому новый поводъ. Одинъ изъ депутатовъ Гейнъ (Hayne), блистательный ораторъ, напалъ на Новую Англію, упрекая ее въ эгоизмѣ и враждѣ къ другимъ штатамъ. Изъ бойкой рѣчи Гейна легко было замѣтить сильное желаніе сблизить между собою южныхъ и западныхъ членовъ Союза. Этотъ планъ былъ придуманъ уже давно и, должно сознаться, очень ловко. Чтобы понять его, надобно замѣтить, что западные штаты имѣли обширныя владѣнія, распоряженіе которыми принадлежало конгресу. Итакъ, для составленія коалиціи, нужно было убѣдить союзниковъ въ выгодахъ теоріи уничтоженія. Этого не трудно было достигнуть: Нуллификаторы обѣщали имъ землю въ полное распоряженіе.
   Отсюда видно, какъ была опасна предполагаемая коалиція. Вебстеръ отвѣчалъ на обвиненія враждебной партіи сжатою и спокойною рѣчью {Works, III, рр. 348--369.}. Но она принесла мало пользы. Гейнъ снова возразилъ ему нагло и яростно, осыпая эпиграммами Новую Англію и не щадя личности самаго оратора, а въ заключеніе изложилъ передъ конгресомъ теорію уничтоженія. Тогда Вебстеру пришлось защищать уже не только себя, свою партію, сѣверные штаты, но и федеративное устройство. Онъ не заставилъ противниковъ ожидать, и 26 января произнесъ свою вторую рѣчь о рѣшеніи Фута, которая признается всѣми образцовымъ его произведеніемъ {Works, III, рр. 270--342.}. Считаемъ необходимымъ познакомить читателя съ ея содержаніемъ.
   Первая половина рѣчи не такъ любопытна. Ораторъ разбираетъ здѣсь спорный вопросъ, мѣтко и спокойно опровергаетъ личныя нападки Гейна и отстаиваетъ сѣверные штаты. Но его сарказмы на теорію нуллификаторовъ и сенатистовъ очень замѣчательны. "Для этихъ людей, говоритъ онъ, не существуютъ общіе интересы въ Соединенныхъ Штатахъ. Вопросы торговли, путей сообщенія и т. п. важны для нихъ только тогда, когда касаются отечественной области. Не такъ думаемъ мы, жители Новой Англіи, люди узкаго ума! Наши понятія о вещахъ совершенно различны. Мы разсматриваемъ штаты не порознь, а совмѣстно. Мы любимъ этотъ Союзъ, дорожимъ взаимными благами и общею славою, которую онъ далъ намъ. Въ нашемъ воззрѣніи Южная Карелина и Огайо -- части одной и той же земли, штаты, соединенные общимъ правительствомъ, имѣющіе много одинаковыхъ, смѣшанныхъ интересовъ. Мы не полагаемъ географическихъ границъ своему патріотизму, не ищемъ горъ, рѣкъ, градусовъ широты, чтобы установить предѣлы для общаго прогреса. Мы представители, узкой и эгоистической Новой Англіи, считаемъ своею обязанностію имѣть въ виду благо цѣлаго!..."
   Вторая половина рѣчи въ особенности для насъ интересна: она касается основныхъ законовъ и объясняетъ существо сѣверо-американской федераціи. Вебстеръ со всею силою неумолимой я о гики громитъ и разбиваетъ теорію своихъ противниковъ. Гейнъ утверждалъ, что каждый штатъ имѣетъ полное право судить а законности или незаконности распоряженій союзной власти и отказать ей въ повиновеніи. "Я не допускаю этого, говоритъ Вебстеръ. Изслѣдуемъ происхожденіе федеральнаго правительства, источникъ его отправленій! Кто далъ ему полномочіе? Кѣмъ создано это устройство -- законодательною властію отдѣльныхъ штатовъ, или цѣлою націею? Въ первомъ случаѣ конечно они могутъ имѣть надъ нимъ контроль; во второмъ никто кромѣ народа не имѣетъ этого контроля." По словамъ Гейна, союзная власть подчинена не только всѣмъ штатамъ, но каждому порознь; она -- слуга двадцати четырехъ господь въ одно и то же время, господъ, которые могутъ имѣть разныя намѣренія и давать противорѣчащія приказанія. Это -- неразумно, несогласно съ природою вещей. Сѣверо-американская нація начертала федеративное устройство; оно создано націею, для націи, и отъ ней одной зависитъ. Изъ этого источника происходятъ въ Америкѣ всѣ власти. Конечно, штаты самостоятельны внутри своихъ границъ, но лишь въ той мѣрѣ, въ какой не связаны законами соединенія. По мнѣнію Гейна, каждый штатъ можетъ произвольно рѣшить, слѣдуетъ ли повиноваться или не повиноваться федеральному правительству. Но отсюда произойдетъ хаосъ и анархія. Да что другое можетъ произойдти отъ такого порядка, въ которомъ существуютъ двадцать четыре истолкователя законовъ? Подобное состояніе будетъ федеративнымъ состояніемъ только до тѣхъ поръ, пока угодно каждому члену. Но за то здѣсь члены независимы, говоритъ Гейнъ. Какая же это независимость? отвѣчаетъ Вебстеръ. Она состоитъ въ свободѣ одного штата судить и рѣшать дѣла, касающіяся всѣхъ, въ правѣ возвышать свой приговоръ надъ общественнымъ мнѣніемъ, надъ законами, надъ порядкомъ, надъ государственнымъ устройствомъ.
   За тѣмъ ораторъ дѣлаетъ различіе между федеративнымъ правительствомъ и обыкновеннымъ союзомъ народовъ. Федеральныя распоряженія, говоритъ онъ, имѣютъ силу всеобщаго закона; судебная власть рѣшитъ сомнѣнія. Эти два правила доказываютъ дѣйствительность и господство извѣстнаго порядка. Онъ не оставленъ въ добычу двадцати-четыремъ истолкователямъ: въ такомъ случаѣ ему нельзя было бы приписать названіе государственнаго устройства. Это было бы собраніе догмъ для преній, спорныхъ пунктовъ для народа, преданнаго спорамъ. Приведши ученіе своихъ противниковъ ad absurdum, Вебстеръ заключилъ рѣчь патріотическимъ воззваніемъ. "Въ продолженіе всей моей жизни, сказалъ онъ, я имѣлъ въ виду сохраненіе нашего федеративнаго устройства: ему мы обязаны безопасностью дома и достоинствомъ за границею; ему мы обязаны всѣмъ, что имѣемъ, чѣмъ можемъ гордиться. Мы достигли этого порядка, воспитавъ себя въ суровой школѣ несчастія; мы пришли къ нему, извѣдавъ горе и нужду отъ разстройства Финансовъ, паденія торговли, разрушенія кредита. Подъ его благодѣтельнымъ вліяніемъ все это воскресло; вездѣ закипѣла новая жизнь. Каждый годъ существованія доказывалъ добро и пользу отъ Союза и, хотя наша территорія растянулась шире и шире, наше населеніе распространилось дальше, но покровительство Союза шло за нами всюду. Онъ былъ для всѣхъ насъ благодатнымъ источникомъ народнаго, общественнаго и личнаго счастія". "Когда мои глаза, воскликнулъ наконецъ ораторъ вдохновеннымъ и громовымъ голосомъ, обратятся въ послѣдній разъ къ солнцу, да не освѣтитъ оно передо мною позорныхъ развалинъ когда-то славнаго Союза, да не покажетъ мнѣ растерзанныхъ, преданныхъ междоусобіямъ, непріязненныхъ штатовъ, земли, изрытой гражданскою враждою и напоенной быть-можетъ братскою кровью! Пусть мой прощальный взоръ увидитъ, какъ развѣвается великолѣпное знамя уважаемаго государства еще шире, въ первобытномъ блескѣ, со всѣми своими цвѣтами и звѣздами, съ яркими словами на складкахъ... дорогими каждому американскому сердцу: независимость и союзъ, нынѣ и вѣчно, едино и нераздѣльно."
   Трудно представить себѣ, какъ сильно была затронута Сѣверная Америка этимъ преніемъ. Отъ него зависѣла будущность Союза. Несмѣтное множество народа собралось въ конгресъ; толпа горѣла нетерпѣніемъ знать, на чьей сторонѣ останется побѣда, кто восторжествуетъ, Сѣверъ или Югъ, федералисты или нуллификаторы. Тысячи глазъ были устремлены на Вебстера; каждый старался прочесть на его лицѣ надежду, или отчаяніе. Знаменитый гражданинъ не потерялся и вполнѣ понялъ важность минуты: успѣхъ или неудача были для него теперь жизнію или смертью; онъ держалъ въ рукахъ славу своего имени, будущность отечества. Чтобы представить себѣ то впечатлѣніе, которое произвела его рѣчь, надобно читать воспоминанія одного безпристрастнаго очевидца { March Reminiscences of Congress, p. 132--148.}. Приводимъ здѣсь отрывокъ изъ этихъ воспоминаній.
   "Вебстеръ былъ тогда въ цвѣтѣ мужества. Онъ достигъ среднихъ лѣтъ, той поры жизни, когда Физическія и умственныя способности окрѣпли въ полномъ развитіи. Всю энергію и силу, которая заключалась въ немъ, должны были вызвать теперь событія, цѣлая жизнь и честолюбіе.
   "Онъ всталъ въ полномъ самообладаніи. Въ его голосѣ не было замѣтно никакого дрожанія; въ манерахъ никакой поспѣшности или аффектаціи. Спокойствіе высшей силы было видно во всемъ -- въ физіономіи, въ тонѣ, въ позѣ. Глубокое убѣжденіе въ важности вопроса и въ своей способности рѣшить его, кажется, вкоренилось въ умѣ и обняло Бебстера. Онъ началъ рѣчь... Тѣ, которые боялись, что ему не удастся одолѣть своихъ противниковъ, увлеклись теперь страхомъ другаго рода. Слыша изреченія его сильной мысли, видя, какъ они возвышаются одно надъ другомъ, какъ ораторъ, подобно титану, хочетъ достигнуть до небесъ, они испугались паденія Икара. Разнообразіе рѣчи и постоянные переливы страстей держали слушателей въ непрерывномъ волненіи и ожиданіи. Не было струны въ человѣческомъ сердцѣ, которой ораторъ не коснулся бы рукою мастера. Рѣчь была похожа на драму, составленную изъ комическихъ и патетическихъ сценъ; смѣхъ и слезы поперемѣнно одерживали побѣду...
   "Въ углу галлереи столпилась группа людей изъ Массачузетса. Съ первой минуты они были прикованы къ оратору.... но когда онъ вспомнилъ о страданіяхъ, борьбахъ и тріумфахъ Новой Англіи, когда онъ намекнулъ на Массачузетсъ и обратилъ къ нимъ свои горящіе глаза, они плакали, какъ женщины.
   "Какъ волны на берегахъ "далеко шумящаго" моря, падали глубокіе и мелодическіе кадансы его голоса. Слова имѣли Мильтоновское величіе...
   "Рѣчь была окончена, но звуки все еще ласкали слухъ и приковывали къ мѣстамъ очарованныхъ слушателей. Они протягивали и безсознательно пожимали другъ другу руки... Все казалось забытымъ, кромѣ оратора."
   Рѣчь Вебстера обошла всѣ хижины, степи и лѣса Соединенныхъ Штатовъ: ее издавали въ видѣ памфлета, перепечатывали въ газетахъ, учили наизусть. Одни ораторскія достоинства не могутъ объяснить такого успѣха: не столько Форма, сколько содержаніе рѣчи отозвалось во всѣхъ сердцахъ. Вебстеръ открылъ своимъ согражданамъ истинный смыслъ федеративнаго устройства, показалъ существо Союза и затронулъ самыя живыя струны американской національности. "Послѣдствіяэтой рѣчи, говоритъ канцлеръ Кентъ, были чрезвычайно благодѣтельны. Подобно Сократу, который, по сказанію, свелъ философію съ неба, великій геній сената (Вебстеръ) извлекъ изъ судебныхъ архивовъ и библіотекъ юристовъ и наши основные законы, представилъ ихъ глазамъ и суду американской націи. Приговоръ ея съ нами, на него не къ кому аппеллировать".
   Такъ блистательно началась сенаторская карьера Вебстера! Но на политическомъ поприщѣ удачи и неудачи смѣняются быстро; послѣ легкаго тріумфа нерѣдко приходится вести тяжелую и упорную борьбу; здѣсь опасности возникаютъ неожиданно, вражда встрѣчается на каждомъ шагу. Одержавъ побѣду надъ Гейномъ, Вебстеръ нашелъ новаго и болѣе сильнаго противника въ президентѣ; одолѣть его было трудно, потому что онъ пользовался большою популярностію. Но знаменитый ораторъ не принадлежалъ къ числу робкихъ и уступчивыхъ людей, и соединившись съ другими членами конгреса, сталъ въ ряды оппозиціи. Будучи столько гордъ, чтобы не пользоваться оружіемъ анархиста или демагога, онъ повелъ ее систематически и въ границахъ закона. Нововведенія Джаксона казались ему несогласными съ духомъ федеративнаго устройства и вредными для интересовъ Союза, а потому, не смотря на временныя пораженія, онъ твердо сопротивлялся президенту. Въ самомъ дѣлѣ, нужно много стойкости, чтобы выждать, пока толпа откроетъ глаза, и послѣдствія неблагоразумныхъ, но популярныхъ мѣръ будутъ поняты. "Нельзя утверждать, говорить Вебстеръ, чтобъ оппозиція противъ большинства, чтобъ борьба противъ человѣка, который пользуется народностью, была пріятнымъ занятіемъ, праздничнымъ дѣломъ."
   Мы не будемъ останавливаться на подробностяхъ оппозиціи: для этого слѣдовало бы обозрѣть весь историческій ходъ событій. Достаточно опредѣлить въ общихъ чертахъ административный характеръ Джаксона и указать на главныя его распоряженія. Это былъ человѣкъ не совсѣмъ способный удерживать себя въ конституціонныхъ границахъ, энергическій, смѣлый и даже дерзкій. Избранный огромнымъ большинствомъ, онъ считалъ себя органомъ народной воли и рѣшалъ политическіе вопросы съ рѣзкостію и быстротою солдата. Темныя идеи объ исполнительной власти тотчасъ же были пущены въ ходъ; она должна быть свободна и расширить кругъ дѣятельности, говорили друзья президента. Съ своей стороны онъ недолго обдумывалъ предпринимаемыя мѣры: каждый планъ немедленно былъ приводимъ въ исполненіе, не смотря на препятствія) Такимъ образомъ, наперекоръ мнѣнію верховнаго суда и въ противность трактатамъ, Индѣйцы были изгнаны изъ южныхъ областей. Но лучше всего виденъ военный характеръ Джаксона изъ дѣла его съ банкомъ Соединенныхъ Штатовъ. Напрасно конгресъ, по предложенію Дилласа и Вебстера, хотѣлъ -возобновить привилегію этого учрежденіе {Works, III, 391--447.}; непоколебимый генералъ, увлекаясь враждою къ банку, не затруднился призвать на помощь президентское veto.
   До сихъ поръ Вебстеръ во всѣхъ политическихъ вопросахъ былъ противъ президента. Но скоро наступили событія, которыя принуждали каждаго федералиста стать на сторону правительства. Южная Каролина пыталась примѣнить теорію уничтоженія, и не хотѣла повиноваться союзной власти. Дѣло приняло такой крутой оборотъ, что ежеминутно угрожало междоусобною войною или разрушеніемъ федераціи. Раздоръ произошелъ по случаю протекціоннаго тарифа, враждебнаго интересамъ цѣлаго юга. Главою оппозиціи былъ Калгоунъ, бывшій вице-президентъ. Этотъ способный человѣкъ сначала поддерживалъ Джаксона, но потомъ поссорился съ нимъ и перешелъ на сторону его враговъ. По внушенію Калгоуна, законодательное собраніе Южной Каролины созвало конвентъ, который уничтожилъ таможенные законы 1828 и 1832 годовъ въ предѣлахъ штата и запретилъ мѣстнымъ властямъ платить установленныя по тарифу пошлины съ 1-го января 1833 г.
   Этотъ рѣшительный шагъ задѣлъ за живое президента. Герой Новаго-Орлеана вообще не былъ силенъ въ политической логикѣ; но здѣсь его послѣдовательность высказалась вполнѣ. До сихъ поръ онъ, повидимому, самъ держался теоріи уничтоженія, но какъ только дѣло дошло до того, чтобы примѣнить ее въ ущербъ (исполнительной власти, объявилъ сепаратистовъ мятежниками, и вооружившись краснорѣчіемъ своего друга и министра Ливингстона, издалъ противъ Южной Каролины грозную прокламацію. "Въ ней высказано твердое намѣреніе привести въ дѣйствіе тарифъ, и всякій, кто зналъ президента, былъ вполнѣ увѣренъ, что онъ не отступитъ отъ своихъ словъ.
   Но нуллификаторы не оробѣли. Гейнъ, бывшій теперь губернаторомъ Южной Каролины, отвѣчалъ на прокламацію президента контра-прокламаціею и приготовился къ открытой войнѣ съ федеральнымъ правительствомъ. Съ своей стороны Джаксонъ потребовалъ себѣ чрезвычайной власти на случай опасности и представилъ конгресу такъ называемый билль о насиліи (the force-bill). Въ сенатѣ завязался длинный споръ. Главнымъ противникомъ билля былъ Калгоунъ. Кабинетъ, хотя и увѣренный въ большинствѣ, рѣшился однако же просить помощи Вебстера. Дѣйствительно, знаменитый государственный мужъ не отказался защитить союзную власть: по его убѣжденію, она поступила въ этомъ дѣлѣ согласно съ основными законами. Здѣсь высказывается въ полномъ блескѣ политическое благородство Вебстера: онъ умѣлъ возвыситься надъ воззрѣніемъ партій, сталъ изъ патріотизма на сторону человѣка, которому до сихъ поръ и въ послѣдствіи постоянно сопротивлялся, и охотно принесъ въ жертву личную вражду интересамъ цѣлой націи.
   Вебстеру пришлось бороться съ опаснымъ противникомъ. Калгоунъ принадлежалъ къ числу самыхъ даровитыхъ государственныхъ людей Юга, отличался необыкновенною силою діалектики и вполнѣ владѣлъ парламентскою тактикою. Собравши всѣ свои средства, онъ вооружился на президента и около двухъ дней говорилъ противъ билля о насиліи. Знаменитая рѣчь его объ этомъ дѣлѣ по справедливости признается образцовымъ произведеніемъ остраго и смѣлаго ума. Она посвящена не только конституціонному вопросу, но содержитъ также исторію централизаціи отъ Соломона до Андрея Джэксона включительно. Теорія уничтоженія стоитъ здѣсь конечно на первомъ планѣ. Считаемъ необходимымъ представить читателямъ главные выводы Калгоуна {Калгоунъ развилъ вполнѣ свои идеи въ двухъ сочиненіяхъ: А disquisition on governement and on the constitution of the United States. Colamb. 1852 (Edit, by Cralle). Они занимаютъ очень видное мѣсто въ политической литературѣ Америки и вообще отличаются оригинальнымъ воззрѣніемъ на общество. Калгоунъ противникъ централизаціи и чистаго большинства; всѣ его изысканія направлены къ тому, чтобы усвоить veto каждой независимой корпораціи, каждому меньшинству. Въ этомъ отношеніи онъ рѣзко отдѣляется отъ своихъ соотечественниковъ.}.
   Государственное устройство Сѣверной Америки, говоритъ Калгоунъ, есть договоръ между самостоятельными государствами. Въ силу этого договора нѣкоторыя Функціи власти переданы союзному правительству, какъ агенту или повѣренному, но съ условіемъ, что всѣ прочія права остаются въ рукахъ отдѣльныхъ штатовъ или народа. Правительство, созданное такимъ образомъ, есть федеральное, а не центральное (consolidated); самостоятельность принадлежитъ штатамъ всецѣло и нераздѣльно; она не подлежитъ раздѣленію. Осуществленіе верховныхъ правъ нельзя смѣшивать съ самостоятельностью; передача ихъ не есть отреченіе отъ самостоятельности. Государства могутъ давать извѣстное полномочіе своимъ агентамъ,.но уступить хотя малѣйшую часть самостоятельности значитъ разрушить цѣлое.
   Ясно, что при такомъ раздѣленіи власти, каждый органъ судитъ самъ о принадлежащей ему долѣ, не переходя въ сферу другихъ; иначе раздѣленіе будетъ уничтожено. Говорятъ, что верховный судъ имѣетъ право рѣшать спорные вопросы въ такихъ случаяхъ, но это не точно: права, усвоенныя штатамъ, одинаково ограждены противъ законодательной, судебной и исполнительной власти Союза. Агентъ самостоятельныхъ штатовъ не можетъ судить о правахъ своихъ довѣрителей: это было бы противно самому простому и ясному юридическому закону и не согласно съ существующимъ порядкомъ въ Америкѣ.
   Итакъ, если распоряженія федеральнаго правительства признаются незаконными, оно должно уступить отдѣльнымъ штатамъ, какъ въ обыкновенномъ процесѣ повѣренный уступаетъ довѣрителю; это право штатовъ контролировать своего агента, держать его въ границахъ полномочія и уничтожать противузаконныя его распоряженія, есть великій консервативный элементъ государственнаго устройства. Онъ охраняетъ независимость штатовъ, предупреждаетъ произволъ въ законодательствѣ и препятствуетъ федеральной власти вторгаться въ чуждую ей область. Правда, теоретики утверждаютъ, что предѣлы этой власти установлены союзнымъ актомъ, но на самомъ дѣлѣ ограниченія не существуютъ, если она считается судьею собственныхъ поступковъ. Въ такихъ случаяхъ большинство будетъ управлять наперекоръ справедливости, и сопротивленіе штатовъ не принесетъ пользы: они должны или уступить, или требовать измѣненія основныхъ законовъ. Разумѣется, они изберутъ первое, потому что достигнуть втораго трудно: перемѣны въ актахъ Союза происходятъ не иначе, какъ по предложенію двухъ третей и съ согласія трехъ четвертей изъ числа всѣхъ штатовъ. На билль о насиліи, Калгоунъ смотрѣлъ, какъ на попытку подкрѣпить грабежъ убійствомъ. "Дѣло Южной Каролины -- воскликнулъ онъ -- есть вопросъ самосохраненіи. Говорю смѣло, если этотъ билль пройдетъ, мы будемъ ему сопротивляться, рискуя даже жизнію! Смерть не есть послѣднее несчастіе; для свободныхъ и храбрыхъ существуютъ другія, невыносимыя -- потеря независимости и чести!"
   Разсматривая эти положенія, не трудно понять, къ чему направлена логика Калгоуна: онъ силится доказать, что Соединенные Штаты не составляютъ одного политическаго тѣла (Bundesstaat), но совокупность независимыхъ государствъ (Staatenbund), гдѣ каждый членъ считается свободнымъ, какъ напримѣръ въ Германскомъ Союзѣ. Но никакое діалектическое искусство не могло защитить такого взгляда. Хорошо зная силу и слабость своего противника, Вебстеръ поразилъ прежде всего основную мысль, на которой построена вся рѣчь, именно, что государственное устройство Сѣверной Америки есть договоръ между штатами. По словамъ Вебстера этого нельзя допустить. Развѣ союзный актъ называетъ себя договоромъ, лигою, или конфедераціею? Нѣтъ. Онъ называетъ себя государственнымъ устройствомъ, основнымъ закономъ. Это идея опредѣленная, и вполнѣ сложилась въ умахъ сѣверо-американской націи съ 1789 года. Другое дѣло -- прежній, актъ (1776 г.): тамъ прямо сказано, что отдѣльные штаты заключаютъ между собою договоръ.
   Далѣе основный законъ называетъ учрежденную имъ систему правительствомъ Соединенныхъ Штатовъ. Но можетъ ли договоръ создать правительство? Конечно нѣтъ. Правительство есть политическое тѣло, имѣющее свою волю и власть для приведенія въ исполненіе своихъ постановленій. Въ договорѣ нѣтъ другой, власти кромѣ войны.
   Если подъ договоромъ разумѣть согласіе націи, или то, что европейскіе публицисты называютъ contrat social, и въ такомъ случаѣ государственное устройство нельзя назвать договоромъ, но его результатомъ. Конечно, оно основано на согласіи, но когда согласіе состоялось, отсюда произошло устройство. Такъ точно законы Соеданенвыхъ Штатовъ происходятъ вслѣдствіе соглашенія двухъ палатъ и президента, но тѣмъ не менѣе называются законами, а не договорами.
   Напрасно утверждаютъ, что союзному правительству передана извѣстная власть; сна передана точно также и отдѣльнымъ штатамъ отъ націи. Они получили ее отъ своихъ жителей; органы Союза -- отъ всѣхъ гражданъ. Основный законъ начинается словами: мы, народъ Соединенныхъ Штатовъ!
   За тѣмъ Вебстеръ доказываетъ исторіею, аналогіею и словами акта 1788 года, что въ Сѣверной Америкѣ есть основные законы, состоящіе изъ государственнаго устройства, декретовъ конгреса и трактатовъ, что истолкователемъ ихъ признается верховный судъ, и что всякая попытка отдѣльныхъ штатовъ къ неповиновенію есть произвольная, насильственная, революціонная мѣра. Ораторъ заключилъ свою рѣчь сильнымъ нападеніемъ на нуллификаторовъ: "среди оргій уничтоженія, отдѣленія, разрыва и мятежа, сказалъ онъ, намъ придется отпраздновать похороны нашего устройства".
   Послѣ рѣчи Вебстера никто уже не сомнѣвался, на чьей сторонѣ было право. Билль прошелъ, но дурныя его послѣдствія были предупреждены Генрихомъ Клеемъ. Онъ внесъ въ сенатъ новое согласительное предложеніе (the compromise bill), и убѣдилъ правительство смягчить таможенные законы. Дѣйствительно, было рѣшено сбавить пошлину по тарифу, и Южная Каролина, радуясь случаю отказаться отъ войны, приняла эти мѣры за уступку своимъ требованіямъ.
   Такимъ образомъ миновала страшная опасность, которая грозила Союзу расторженіемъ. Но президентъ готовилъ отечеству новыя испытанія и немедленно послѣ втораго своего избранія началъ ожесточенную войну съ банкомъ. Напрасно сенатъ думалъ поддержать это учрежденіе и выразилъ неудовольствіе, когда у банка были отняты государственныя суммы {Рѣчи Густера по этому дѣлу помѣщены въ третьемъ (р. 506--550) и четвертомъ томахъ сочиненій (IV, 1--102). }. Джаксонъ формально протестовалъ противъ такого вмѣшательства (15 апрѣля 1834 г.) и не отступилъ ни на шагъ отъ своей политики. Но съ другой стороны этотъ протестъ возбудилъ неудовольствіе въ конгресѣ и вооружилъ на президента большую часть членовъ сената. Во главѣ оппозиціи явился Вебстеръ. Считая эту выходку Джаксона противузаконною, онъ произнесъ 7 мая блистательную рѣчь, въ которой снова защищалъ государственное устройство Соединенныхъ Штатовъ. Она любопытна въ особенности потому, что въ ней превосходно объяснены взаимныя отношенія законодательной и исполнительной власти Союза. Ораторъ дѣлаетъ здѣсь удачныя сближенія и сравненія между основными законами Англіи и Сѣверной Америки, показываетъ различіе между аттрибутами короля и президента и энергически возстаетъ противъ притязаній Джаксона {Works, IV, 103--147.}.
   Между тѣмъ война президента съ банкомъ приближалась къ концу. Вебстеръ принималъ въ ней самое живое участіе и былъ, разумѣется, противъ исполнительной власти. Не разбирая подробно его рѣчей, сказанныхъ по этому случаю, замѣтимъ только, что въ нихъ видно глубокое знаніе политической экономіи и государственнаго хозяйства. Вебстеръ вполнѣ изучилъ эти науки и задолго предсказалъ всѣ послѣдствія политики Джаксона {См. между прочимъ его рѣчь, сказанную въ Нью-Йоркѣ гражданамъ 15 марта 1837. Works I, 343--380.}. Теперь его предсказанія сбылись: Соединенные Штаты испытали страшный Финансовый и монетный кризисъ. Паническій страхъ овладѣлъ умами; президентъ потерялъ популярность; всѣ требовали новыхъ людей и новыхъ мѣръ. Преемникъ Джаксона, Фанъ-Буренъ, думалъ еще продолжать Финансовую политику прежняго кабинета, но его планы не были одобрены конгресомъ. Вебстеръ снова явился здѣсь главою оппозиціи и снова одержалъ побѣду надъ Калгоуномъ, бывшимъ на сторонѣ Фанъ-Бурена {Works, IV, 402--522.}.
   Такъ плодотворна и разнообразна была дѣятельность Даніеля Вебстера въ критическую эпоху Джаксонова управленія. Утомленный многолѣтнею борьбою онъ рѣшился наконецъ дать себѣ отдыхъ, и весною 1839 года, въ первый разъ въ своей жизни, посѣтилъ Европу. Не смотря на кратковременность путешествія, ему удалось объѣхать Англію, Шотландію и Францію. Особенное вниманіе обращалъ онъ на успѣхи земледѣлія, на экономическіе и монетные вопросы, на состояніе рабочаго класа и на международныя отношенія Стараго Свѣта. Англія сдѣлала ему такой пріемъ, какой достается здѣсь немногимъ американскимъ путешественникамъ, и оказала такія почести, какія воздаются только посланникамъ и министрамъ. Въ честь его давались банкеты; на него сыпались со всѣхъ сторонъ приглашенія; онъ присутствовалъ на всѣхъ публичныхъ празднествахъ. Особенно сблизился Вебстеръ съ лордомъ Ашбуртономъ. Этою дружбою, какъ мы увидимъ въ послѣдствіи, воспользовалось англійское правительство, чтобы уладить свои споры съ вашингтонскимъ кабинетомъ.
   Возвратившись въ отечество, Вебстеръ обратилъ всѣ свои усилія къ тому, чтобы поддержать выборъ въ президенты одного изъ кандидатовъ, генерала Гаррисона, и его старанія увѣнчались полнымъ успѣхомъ: Гаррисонъ былъ избранъ въ 1840 году. Съ этого времени начинается новый періодъ въ жизни Вебстера: онъ становится членомъ кабинета и представителемъ внѣшней политики Соединенныхъ Штатовъ.

Д. Каченовскій.

"Русскій Вѣстникъ", No 5, 1856

   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru