Lib.ru/Классика: Юшкевич Семен Соломонович. Саша

Семён Юшкевич

Саша

Сумерки быстро надвигались. Третья площадка нашей горы, вся освещённая, с позолоченной скалой, продержалась миг -- побагровела, осветилась тёмно-красным огнём -- посинела и потухла. Спускалась ночь. Голубятня потеряла очертания и казалась ящиком, домом, горой. По двору торопливо двигались люди. Слышался говор, кашель: то рабочие возвращались с фабрик, мастерских, с дока. Андрей вывел из конюшни кабриолет и, осторожно опустив оглобли на землю, пошёл за лошадью.

-- Но, но, осади, -- бормотал он громко, возясь у стойла.

Послышались глухие удары и звон уздечек. Тяжело ступая и выбивая искры подковами, шла "Жёлтая" и фыркала Андрею в спину.

-- Но, но. -- бормотал он, отстраняя её рукой и, повернувшись у кабриолета к лошади лицом, стал напирать на неё. "Жёлтая", нехотя и всё тяжело ступая задом, пошла в оглобли. Андрей стал запрягать. Спускалась ночь.

Я стоял в тёмном коридоре и, высунувшись из окна, с нетерпением следил за действиями Андрея. Мать, уже готовая к выходу, в пышном платье, которое чудесно шло к ней, весело торопила бабушку. Маша, стоя на коленях и лазая вокруг неё, оправляла складки, когда они ей казались не на месте, и беспрестанно что-то делала булавками, которые вынимала изо рта, где их было много.

-- Готово ли, Маша? -- спрашивала мать и, когда Маша отвечала: "сейчас, барыня", раскрывала веер и со скучающим видом обмахивалась им.

Во дворе между тем наступила тишина. Рабочие скрылись. Ласково ворчал Андрей. Лошадь фыркала. Поднималась луна и приятный светло-синий свет пал на гору.

-- Ещё не готово, -- с нетерпением шептал я. -- Милая мама, поторопись, пожалуйста, мама, -- просил я, точно мой шёпот мог передать ей и моё нетерпение.

Но вот показалась толстая тень и стала у входных дверей. Заворчала Белка.

-- Готово, Андрей? -- раздался голос матери.

-- Готово, барыня моя... -- ответил Андрей, подняв голову.

-- Хорошо, мы сейчас, Андрей.

Я вздохнул от облегчения. Тотчас же, шурша платьем, с бабушкой под руку, показалась мать. Маша провожала их, и будто обе шли в дремучем лесу и могли о сучья порвать свои платья, -- она и с боков и сзади и забегая вперёд, охраняла их.

-- Выходят... -- шепнул я Коле в открытую дверь.

-- Тише! -- погрозил он мне.

-- В десять часов дети должны быть в постели, -- донёсся ко мне голос матери.

-- Ага, -- подумал я радостно, -- они вернутся очень поздно.

-- Слушаю, барыня, -- ответила Маша.

Стало тихо. Я ждал, выскользнув в беседку. Раздался важный отчётливый топот "Жёлтой", и Андрей, восседая на заднем сидении, показался у последнего окна и осадил.

-- Пожалуйте, барыня, -- почтительно проговорила Маша.

Лошадь забила копытами. Белка с лаем бросилась к воротам.

-- Уехали! -- крикнул я во весь голос, влетая к Коле, -- уехали!

Я вскочил на кровать и дважды стал на голову, упираясь ногами о стену.

-- Свободны, свободны! -- всё кричал я, стоя на голове, и мне было смешно, что вижу комнату опрокинутой. -- Маша, скорее чаю! -- нам некогда.

-- Маша, они уехали! -- заорал Коля и, тщетно попытавшись, подобно мне, стать на голову, спрыгнул с кровати и понёсся по комнате.

Через несколько минут Маша внесла чай на подносе. Как далека она была теперь от меня. Целая неделя прошла с тех пор, как я просил у неё прощения, и добрые чувства, взволновавшие меня, давно уже успели затеряться среди будничной жизни, с её маленькими радостями и маленькими заботами. Отсутствие Сергея в эти дни помогло забвению, и Машенька опять превратилась для меня в Машу, в горничную, в безответную рабыню; и, требуя от неё услуг, я теперь делал это зло, как бы наказывая её за минуты моей слабости... Безучастным взглядом посмотрел я на её покорную фигуру и вдруг нарочно толкнул её, чтобы вывалить поднос со стаканами из рук. И когда стаканы со звоном ударились о пол, а она вскрикнула от ожога, я с торжеством выбежал в столовую, напевая:

-- Машка, дурка, обожглась!

-- Ну, идём, -- выговорил Коля, погнавшись за мной. -- Они сейчас должны прийти.

-- Машка, дурка, обожглась, -- повторил я со смехом.

Маша вышла из нашей комнаты и, не показывая нам вида, что ей больно, с беспокойством спросила:

-- Куда вы уходите, паничи? Ведь мамаша сердиться будут.

-- Не твоё дело, Машка, -- бросил Коля, выбегая в коридор.

-- Не твоё дело! -- крикнул я в свою очередь, наскоро допивая чай.

Она молча вышла, а я, ужасно оживлённый, побежал за Колей. Возле конюшни я нагнал его и мы вместе пошли к голубятне, где было назначено свидание с Сергеем и Настенькой.

-- Их ещё нет, -- произнёс Коля, глядя на луну.

-- Сейчас придут, -- уверенно ответил я и постучал зубами от волнения.

В комнате Странного Мальчика был свет. Знал ли он, что мы сейчас будем у него? Свеча с прыгавшим пламенем мерцала, как звезда. Весь двор и стены флигелей и крыши утопали в ярких синеватых тенях, и от них было весело, как в праздничный день. Из голубятни шли шорохи, воркование. Кричали птенчики, протяжно, жалобно.

-- Кто-то идёт... -- прошептал Коля.

Я впился глазами в длинные качавшиеся тени придвигавшиеся своими огромными головами к стене левого флигеля.

-- Это Сергей и Настя, -- прошептал я волнуясь, -- кто же третий?

Тени согнулись, и головы их легли на стене.

-- Это Стёпа, -- с удивлением произнёс я, -- откуда он взялся?

Мы вышли из засады и поздоровались. Стёпа, смеясь и видимо довольный, что озадачил нас, размахивал корзинкой, наполненной до краёв.

-- И ты здесь, -- произнёс я, чуть разочарованный.

Он не ответил и только шире сделал своё улыбавшееся лицо.

-- Ну, вот и мы, -- проговорил Сергей, и я вдруг почувствовал, что недоволен его голосом. -- Что у вас нового?

-- Странный Мальчик выздоровел, -- ответил Коля.

-- Знаю; Стёпа сказал. Ничего другого? Пойдём. Странный Мальчик ждёт нас.

-- Когда ты познакомилась с Стёпой? -- шёпотом спросил я у Настеньки.

-- Это секрет, -- таинственно ответила она.

-- Секрет? -- переспросил я обиженным голосом и ясно почувствовал, что теряю весёлость и оживление.

-- А мне казалось, -- промолвил я сейчас же, -- что ты никогда не захочешь познакомиться с ним.

-- Почему же, Павел? -- с изумлением спросила она.

-- Он... грязный, Настя.

-- Он славный, Павел...

Я хотел ответить, объяснить, -- почему Стёпа не мог быть ей товарищем, но уже не успел. Сергей входил в квартиру Алёши. Настроение моё совершенно испортилось и, глядя с неудовольствием на Настеньку, я думал: "Тебе нравится Стёпа, нехорошая! Ну и пусть. Я найду лучшую Настеньку, чем ты. Ты выйдешь замуж за него, и у тебя муж будет кузнецом". Но это не только не успокоило меня, а ещё больше расстроило. Я совсем надулся и отошёл от неё, чтобы она почувствовала моё презрение. На всём кругом потемнели краски. Что-то грызло мою душу, что-то беспокоило. В комнату я вошёл пасмурным. Сняв шапку и бросив "здравствуйте" я, пригорюнившись, уселся в углу, и старался только о том, чтобы не поддаться искушению взглянуть на Настеньку.

-- Пусть знает, -- обиженно думал я. -- Теперь она увидит, кто лучше: я или Стёпа.

Между тем, Алёша, увидев нас, улыбнулся своей доброй улыбкой и подошёл к нам.

Настенька подала ему руку и долго вглядывалась в него. Сергей ерошил волосы.

-- Я рад, что вы пришли, -- говорил Алёша...

В комнате стояли две деревянные кровати и на одной из них лежал мальчик, до подбородка закрытый одеялом. В углу, подле печи, на низенькой скамеечке, сидел старик с большой седой бородой, покрывавшей всю его грудь, держал палку в руках, вертел ею и чертил что-то на полу. Соседнюю комнату занимала лавка, и в стеклянную дверь я видел женщину, вероятно мать Алёши. И всё в комнате казалось таким тихим, скромным, молчаливым, что мысль о другой жизни за этими стенами казалась обманом, сном. Незаметно и не привлекая внимания, висела икона... На стене, между двумя картинами, в клетке прыгал и царапался чижик, а под столом, как одногнёздки, высунув хвосты, лежали обнявшись котёнок и собачонка. Нежная тоска по чем-то прошлом, утраченном, не тревожа, тихо вошла в мою душу.

-- Я рад, что вы пришли, -- говорил Алёша, обращаясь к нам, к Настеньке...

-- Ворон!.. -- раздалось в углу.

Я вздрогнул. Настенька и Коля со страхом обернулись. То говорил старик с огромной седой бородой и чему-то улыбался.

-- Молчи, отец, -- оборвал его мальчик, лежавший на кровати.

Он повернулся к старику и, опираясь на локти, долго смотрел на него в упор, как кошка на воробья.

-- ...И вы сделали хорошо, -- добавил Алёша таким голосом, что всем стало хорошо на душе.

Только я ещё бунтовался. Настенька оглянулась на меня.

-- Монах... Красный Монах... -- продолжал старик и распустил бороду так, что она покрыла всю его грудь.

-- Молчи, отец, -- ещё громче произнёс мальчик, лежавший на кровати -- и голос его теперь угрожал.

Старик поставил палку меж ногами и, насторожившись, внимательно прислушивался. Настенька со страхом прижалась к Сергею, и испуганно взглядывала на старика.

-- Кто это? -- спросил тихо Сергей у Алёши.

Стёпа смеялся и делал гримасы.

-- Это мой отец, слепой, -- ответил спокойно и улыбаясь Алёша. -- Вы не бойтесь, -- он хороший...

-- Что же он говорит о Вороне?

-- Это его тайна, -- загадочно произнёс Алёша, -- мне нельзя сказать.

-- Ему снятся черти, -- сердито выговорил мальчик с кровати. -- Отец! -- крикнул он, -- положи палку, я приказываю.

Мы все задрожали от безумного страха. Слепой повертел палкой, будто писал ею в воздухе, и положил её на колени.

-- Он добрый, -- говорил Алёша, -- он хороший, -- он всё знает...

-- Монах, -- прошептал слепой.

-- Вот это, Саша, -- обратился Алёша к мальчику на кровати, и мы слушали с глухим беспокойством, -- мои новые знакомые: Сергей, Настя. Коля, Павел...

Саша приподнялся на локте и внимательно осмотрел нас.

-- Она мне нравится, -- деловито произнёс он, указывая на Настеньку. -- Пусть она сядет возле меня. А где Стёпа?!. Стёпа тоже.

Голос у него был такой же, как у Алёши, но казался более равнодушным и не тревожил. Стёпа прыгнул к нему на кровать, и оба они улыбнулись друг другу. Настя передвинулась так, что стала ему видна вся. Теперь и я заинтересовался и устроился подле Сергея.

-- Почему ты не встаёшь, -- недоверчиво спросила Настенька, усаживаясь на табуретке. -- Встань, пожалуйста, и я тебя не буду бояться.

-- Настя, -- с упрёком выговорил Сергей.

-- Но я его боюсь, -- упрямо повторила она.

И когда Алёша подошёл к ней, чтобы успокоить, она вдруг, забыв о страхе, подала ему корзинку и сказала:

-- Мама прислала вам всем... как братьям...

-- У меня мёртвые ноги, -- раздался голос Саши, -- я всегда лежал.

-- Как жаль, -- произнёс Коля, внимательно посмотрев на него.

-- Мёртвые ноги! -- с удивлением вырвалось у меня и у Сергея.

Слепой завозился в углу, и я повернулся спиной к нему, чтобы совершенно не видеть его.

-- Как здесь всё странно, -- со страхом подумал я.

-- Ты была на горе? -- спросил Саша, тронув рукой Настеньку, и она отодвинулась. -- Расскажи мне о ней. Через несколько дней мать на руках понесёт меня во двор и я её увижу.

-- Я была на горе, -- важно сказала Настя и все её ленточки задвигались на ней, -- и тогда она ещё цвела вся. Теперь гора умерла...

-- Алёша, -- позвал слепой. -- Выйди во двор и посмотри, где луна стоит?

-- Сейчас, отец, -- ответил он и вышел из комнаты.

-- Тебе не скучно лежать? -- спросил Сергей у Саши.

-- Некогда скучать, -- серьёзно произнёс Саша. -- Я весь день чем-нибудь занят. Мне нужно за домом смотреть. Отец -- слепой, занят своим, -- и всё о чём-то с Алёшей шепчется. Мать ничего не понимает. Не понимает, -- как бы удивляясь этому, повторил он. -- Только плачет и жалуется. Разве слёзы помогают? Вещь -- не пословица, жалоба -- не дело.

-- Но ты ведь не ходишь, -- возразила Настенька, -- как же ты за домом смотришь?

Он с удивлением посмотрел на неё, а Стёпа, знавший его мысли, рассмеялся и захлопал в ладошки.

-- Вот ноги умеют ходить, -- сказал он, -- а что толку? Без ног худо -- без головы круто. А тут все без головы. Вот в чём беда. Отец всё сидит и шарит руками -- точно таракан возится. То с Алёшей шепчется, -- о чём говорят, я и не пойму. А их кормить нужно. Отец любит покушать. Вовремя не подашь -- сердится, плачет. Вот он какой. Мать, когда в комнате, тоже плачет. Слёз у нас тут много. Слёз не оберёшься, -- прибавил он угрюмо.

Вошёл Алёша и громко сказал:

-- Луна стоит над башней, а флюгер горит, как звезда.

-- Ну, так сегодня поедем, -- ответил слепой, -- и лицо у него стало светлое, приятное, -- садись ближе, Алёша.

У Алёши заблестели глаза и -- будто нас не было в комнате -- он уселся возле старика. Голос его ласкал, как звуки струн, когда по ним ударят ладонью...

-- Говори, отец, -- попросил он. -- Луна стоит над башней...

Слепой загадочно улыбнулся, погладил бороду. Горячий шёпот тронул тишину. Будто листья зашелестели.

-- Вот так всегда они, -- произнёс Саша, с беспокойством следя за ними. -- О чём говорят, не пойму.

В голосе его была досада, но глаза неотлучно подстерегали каждое движение Алёши. Вдруг он упёрся на локоть и громко крикнул:

-- Алёша!

Странный Мальчик медленно повернул голову, будто она была теперь так тяжела, что не поддавалась его усилиям. Глаза были полузакрыты. Что-то блаженное неземное лежало в его улыбке.

-- Алёша, Алёша! -- всё громче звал Саша.

-- Лежи спокойно, -- медленно, как бы вдумываясь, ответил Странный Мальчик, -- я не сплю.

-- Отчего же твоя мать плачет? -- спросил Сергей дрожащим голосом, -- и мы снова встревожились.

-- От дел плачет, -- ответил Саша, успокоившись, и повернулся к нам. -- Ртов тут много, а дела плохие. Мать куда как мало кушает, а я ещё меньше. Всё для них бережём.

Он метнул глазами в сторону старика и Алёши и уже шёпотом прибавил:

-- И ещё потому плачет, что сестрёнка наша умерла. В прошлом году умерла. Аннушкой звали. Одна у нас девочка была -- и та умерла. Никак мать её забыть не может. Все забыли, -- она не забывает.

-- Плохо у вас тут, -- вырвалось у Коли.

-- Ну, и плохо... -- вдруг сорвался Стёпа, тяжело дыша. Казалось мне, он злился на нас и у него глаза горели. -- А я для Сашки на нож пойду. Батьке не уважу за него. Хочешь, сейчас тебе с горы земли принесу? Хочешь лягушку достану?

-- Сиди, сиди, -- деловито, но нежно ответил Саша, -- и я тебя люблю.

Стёпа угрюмо, всё тяжело дыша, опять уселся и стал с благоговением слушать.

-- Очень нехорошо у вас, -- печально произнёс Сергей, и всем нам сделалось тяжело от его голоса, -- но мать моя уже всё разберёт.

-- Как лучше сделать? -- угрюмо подхватил Саша. -- Только даром голову мучишь. Кому оно нужно? Не видать кому. Сдаётся, будто кто балуется, а нам достаётся.

-- Тебе жаль сестрёнки, Саша? -- с жалостью спросила Настенька.

Он задумался, как будто загадку решал, и не мог найти ответа.

-- Я и сам себя спрашивал, жалко ли мне её, или не жалко. Не знаю. Тесно ей было жить здесь, и никому она не нужна была. Вот оно что. И мы никому не нужны, -- вдруг прибавил он растерянно, -- и никто никому не нужен...

Настенька всплеснула руками. Я тоскливо посмотрел на неё, на Стёпу и вдруг обрадовался чему-то. Было так, как будто я до сих пор говорил: "не хочу, не хочу", -- а кто-то сильный сказал: "надо", -- и я уступил.

-- Стёпу нужно любить, -- молнией пронеслось у меня, -- и я его люблю, -- сейчас же ответил я себе.

-- Вот, я Алёшу люблю, -- опять сказал Саша, -- больше себя люблю. -- Куда Аннушка добрая была, а он ещё добрее. Смотрит он за мной крепко -- да толку мало. И в дело, тоже не годится, и мать не годится. Она ведь шагу без меня не делает. Я деньги считаю, долги записываю. Что мать, что камень -- всё одно. А кто тут из вас хозяйский сын?

-- Он хозяйский сын, -- ответил Стёпа, указывая на Колю, -- и Павка тоже.

-- Хорошо быть хозяином, -- задумчиво произнёс Саша, поглядев на нас. -- И гора ваша?

-- Гора наша, -- сказал Коля.

Саша замолчал вдруг, и мы не знали о чём говорить с ним. Словно лежал старый, старый человек, а мы беспокоили его, и от этого стало неудобно как-то, неприятно. Старик всё шарил руками и шептал. Открылась дверь из лавки и вошла мать Алёши. Она была высокая, худая, с мутными, как у рыбы, глазами и длинным, длинным носом. Лицо у неё было в красных пятнах, как будто раскрашенное. Она ходила ровно, не качаясь, точно кто-то держал её за носки и так передвигал. Слепой, услышав, что дверь раскрылась, перестал шептать и недовольным голосом сказал:

-- Мне, Марья, время покушать. Кушать я хочу.

-- Вот слышите, -- шепнул нам Саша, -- только об этом и слышишь: "Мне, Марья, время покушать". Днём покушает и пойдёт на улицу.

-- На улицу? -- удивилась Настенька, -- ведь он слепой.

-- Он привык. У него палка -- что глаза. Стучит палкой перед собой и ходит. А зачем ходить? На улице ему худо -- мальчики его мучают. Дёргают его сзади, палку вырывают, и он падает. Вот он и придёт, сядет и плачет. Крепко плачет. Зачем ходить. Я всё слышу, вижу и тоже плачу... потихоньку. У нас только Алёша не плачет.

Опять Саша замолчал. Старуха возилась у печки. Слепой ждал, стучал тихо палкой и писал ею на полу.

-- Чьи дети? -- спросила вдруг старуха с беспокойством, и дала старику есть.

-- Иди, мать, в лавку и не бойся, -- ответил Саша. -- Дети хозяйские. Вот корзину прислали тебе. После разберёшь.

-- Хозяйские, -- повторила она равнодушно. -- Ну, и пусть... Христос с ними. Я, Саша, посижу здесь.

-- Нельзя, мать, ступай в лавку. Придёт человек, никто не увидит, а он из лавки унесёт. Худо нам будет.

Она переполошилась от испуга.

-- Взаправду придёт? -- спросила она.

-- Будешь здесь, придёт. Добро стеречь нужно.

-- Так я пойду, Саша.

-- Иди, мать, иди!

-- Ты позови, когда что нужно будет. Я приду.

-- Я позову. Иди.

Старуха вышла. Слепой уже поел и поднялся. Он был толстый, высокий, -- и теперь борода его казалась ещё страшнее. Лицо у него было в морщинах, а веки он держал плотно закрытыми. Палка начала стучать по полу, и казалось, что глаза тихонько прыгают по земле и указывают дорогу.

-- Ты куда идёшь, отец? -- спросил Саша, -- ночь теперь...

-- Пойду под луну стану. Луна мне нужна.

-- Зачем тебе луна? Садись, где сидел.

-- Пойду я, -- угрюмо ответил старик.

-- Садись, отец. И без луны обойдёшься.

-- Ты что в луне знаешь? -- вдруг засмеялся слепой и это шло к нему. -- Ты, червяк... земной...

Ему, очевидно, понравилось это слово, и он несколько раз кряду повторил: "червяк, червяк", и прибавил с нежностью в голосе:

-- Про луну у Алёши спроси. Он знает.

-- Не хочу о луне знать. Человеку хлеб нужен, -- вот про это расскажи.

-- А я знаю, что хлеб не нужен, -- лукаво выговорил он, -- я знаю. Правда, Алёша?

Алёша наклонил голову и гармоническим голосом сказал:

-- Хлеб никому не нужен, никому!

Сергей давно порывался вмешаться, но сдерживался. Позже он говорил нам, что у него закружилась голова среди этих людей. Теперь он вдруг поднялся, и густым ровным голосом спросил:

-- Что такое жизнь?

Я вздрогнул от радости, но тотчас же растерялся. Коля и Настенька поднялись за Сергеем. Было так, будто этот вопрос всё время мучил нас, каждый думал о нём, и только за тем и пришёл, чтобы спросить.

-- Что такое жизнь? -- говорил Сергей, -- если знаете, скажите. С вами с ума сойдёшь.

-- О, о, он горячий! -- опять засмеялся слепой.

-- Жизни нет, -- тихо, но уверенно ответил Алёша.

Настенька опять всплеснула руками и, смотря прямо на Алёшу, взволнованно произнесла:

-- Жизнь есть, Алёша, -- вы говорите неправду. Вы здесь, я говорю с вами... Сергей слушает. Это жизнь.

-- Вам кажется, -- спокойно возразил Алёша.

-- Кому кажется, -- подхватил Сергей? -- мне или вам?

На лице слепого играла лукавая усмешка. Словно вечные враги сошлись, -- а ему дорога была победа одного, -- он гладил бороду, слушал и кивками одобрял Алёшу.

-- Мне кажется, -- убеждённо ответил Алёша, чуть покраснев, -- вас всё-таки нет, хотя я и отвечаю вам.

-- Вы сумасшедший! -- точно она, наконец, догадалась, воскликнула Настенька, и я задрожал от её голоса.

-- Червяк, червяк... -- проговорил слепой, и тихо и долго смеялся.

-- Уйдём отсюда, -- вырвалось у меня, -- я боюсь.

Мы переглянулись, -- и от моего голоса все поняли, как нам страшно. И лишь только поняли, -- страх удесятерился, и точно кто-то выстрелил в нас, мы вдруг бросились к двери и с криком выскочили во двор.

-- Больше никогда не пойду к ним, -- шепнул я Коле.

-- Вот странные люди, -- запыхавшись прибавил Сергей.

Настенька держала его за руку, -- и тихо говорила: "Какие они несчастные!"

Посреди двора мы остановились, чтобы разобраться в том, что случилось. От голубятни падала длинная тень...

Вдруг я крикнул не своим голосом. Кто-то сзади тронул меня за куртку.

-- Отчего вы крикнули? -- раздался голос Алёши.

Я бросился к Сергею и, держась за него, со страхом глядел на Алёшу.

-- Я ведь не страшный, -- тихо говорил он, и луна освещала его лицо. -- Вот вы убежали и Саша заплакал. А в доме нехорошо, когда он плачет.

-- Но вы все такие чудные... -- произнёс Сергей.

Алёша пожал плечами.

-- Приходите завтра на гору, -- вдруг предложил он. -- Придёте? Мать вынесет Сашу во двор, и он всех вас будет видеть. Когда я ему это обещаю, -- он успокоится. Придёте? -- попросил он, как бы делая кому-то уступку.

-- Я приду, -- с жаром произнёс я, -- я тебя люблю. Боюсь и люблю. А расскажешь о Красном Монахе? Милый Алёша, обещай нам и мы все придём.

-- Я расскажу, -- серьёзно ответил он. -- Поднимемся на третью площадку, и будем смотреть на море. -- Там и расскажу. Пошёл бы теперь, но Саша ждёт. Море ночью ещё красивее.

-- Разве ты был ночью на горе? -- недоверчиво спросил Сергей.

-- Конечно, был...

-- И не боялся, -- с нетерпением допытывался Сергей.

-- Я никого не боюсь, -- улыбнувшись ответил Алёша.

-- Алёша! -- позвал голос Слепого, -- Алёша!

-- Ну, прощайте! Завтра на горе увидимся, -- торопливо сказал он. -- Прощайте!

-- Прощай! -- крикнули мы все в один голос и смотрели ему вслед, пока он не скрылся в комнате.

-- Он бы и мать мою удивил, -- сказал Сергей. -- Однако пора, милые, домой.

Мы все были так полны пережитыми впечатлениями, что не хотелось ни о чём говорить, думать.

-- Домой, домой, -- заторопился и я, -- скоро мама с папой вернутся. Придёшь завтра на гору, Сергей? А ты, Настя?

Оба кивнули головой и мы простились.

-- Ещё несколько дней и снова начнётся осень... -- говорил я Коле, раздеваясь. -- Как скучна жизнь. Правда, Коля?

-- Интересна, -- возразил Коля и, потушив свечу, накрылся одеялом.

-- Завтра узнаем о "Красном Монахе" -- сказал я громко через несколько минут, но Коля уже не ответил мне. Повернувшись лицом к стене, он спал.

Источник текста: Источник: Юшкевич С. С. Собрание сочинений. Том IV. Очерки детства. -- СПб.: "Знание", 1907. -- С. 159.

Оригинал здесь: Викитека.

Оставить комментарий Юшкевич Семен Соломонович (bmn@lib.ru) Год: 1907 Обновлено: 29/01/2011. 25k. Статистика. Рассказ: Проза, Детская Очерки детства	Скачать FB2 Ваша оценка:

Юшкевич Семен Соломонович Саша

Саша

Юшкевич Семен Соломонович
Саша