Историко-литературныя изслѣдованія о нашихъ старинныхъ писателяхъ, за рѣдкими исключеніями, поражаютъ своими яркими пробѣлами. Между прочимъ, въ такомъ неполномъ видѣ до настоящей минуты представляется жизнь одного изъ интересныхъ авторовъ XVIII вѣка -- Александра Петровича Сумарокова: ни книга профессора Вулича -- "Сумароковъ и современная ему критика" (Спб., 1854 г.), ни журнальныя статьи и перепечатка архивныхъ бумагъ {Изслѣдованіе профессора Булича, основанное на архивныхъ и печатныхъ данныхъ, извѣстныхъ до 1854 года, вызвало нѣсколько замѣчательныхъ статей: Михайлова (Библіот. для Чтен., 1854 г., кн. 5), Гаевскаго (Журналъ мин. Нар. Просв., 1854 г., т. 83), Галахова (Отеч. Зап., 1854 г., кн. 6), Бестужева-Рюмина (Московск. Вѣдом., 1854 г., No 40, 47 и 68), Пыпина (Петерб. Вѣдом., 1854 г., No 83--84) и неизвѣстныхъ авторовъ (Современн., 1854 г., кн. 7; Русск. Инвалидъ, No 130; Петерб. Вѣд., No 157; Пантеонъ, кн. 6). Затѣмъ появились слѣдующіе матеріалы: "Три письма императрицы Екатерины, относящіяся до Сумарокова" (Москвит., 1855 г., кн. 17--18), "Замѣтка о Сумароковѣ", профессора Сухомлинова (Извѣстія Имп. Акад. Наукъ, 1855 г., вып. 4), "Сумароковъ и слезная драма", статья И. Шигина (Пантеонъ, 1855 г., кн. 9), "Извѣтъ Третьяковскаго на Сумарокова" (Москвит., 1856 г., кн. 13--14), "Библіографическія указанія для біографіи Сумарокова", Гр. Геннади (Музык. и Театр. Вѣстникъ, 1856 г., No 41), "А. П. Сумароковъ", В. Стоюнина (Спб., 1856 г., 172 стр.), "Матеріалы для біографіи Сумарокова" (Библіогр. Записки, 1858 г., No 14, 15 и 16), "Отрывки изъ переписки Сумарокова" (Отеч. Зап., 1858 г., кн. 2), "Письма Сумарокова къ императрицѣ Екатеринѣ" (Русск. Бесѣда, 1860 г., кн. 20), "Письмо императрицы Екатерины къ Сумарокову" (Чтенія въ Общ. Исторіи, 1860 г., т. 2), "Переписка Сумарокова съ разными лицами" (Лѣтописи русск. литер. и древн., 1860 г., т. 3), "Матеріалы для словаря русскихъ писателей: Сумароковъ", С. Полторацкаго (Сѣверн. Пчела, 1860 г., No 259), "Для біографіи Сумарокова: письма и прошенія" (Библіогр. Зап., 1861 г., No 4 и 17), "Письма Сумарокова къ Шувалову" (Приложеніе къ Запискамъ Акад. Наукъ, 1862 г., т. 1), "Письма Сумарокова къ Козицкому (Лѣтописи русск. литер. и древн., 1862 г., т. 4), "Собственноручная записка А. П. Сумарокова" (Русск. Архивъ, 1867 г., кн. 1), "Два донесенія А. П. Сумарокова" (Осьмнадцатый Вѣкъ, 1869 г., кн. 3), "Послѣдніе годы жизни Сумарокова", изслѣдованіе М. Лонгинова (Русск. Арх., 1871 г., кн. 10 и 11), "Анекдотъ о Сумароковѣ" (Русск. Арх., 1874 г., кн. 4), "Изъ записной книжки А. М. Павловой о Сумароковѣ" (Русск. Арх., 1874 г., кн. 11), "Могила Сумарокова" (Московск. Вѣдом., 1874 г., No 136), "Современная характеристика А. П. Сумарокова", профессора Н. С. Тихонравова (Русск. Стар., 1884 г., кн. 3).} еще не пролили яркаго свѣта на всю біографію этого русскаго сатирика. Поэтому приходится дорожить всякимъ новымъ документальнымъ свѣдѣніемъ, которое вѣрнѣе разъясняетъ тотъ или другой фактъ въ "измѣнчивой судьбѣ" названнаго писателя. Такіе именно еще неизвѣстные матеріалы мы и спѣшимъ напечатать, благодаря просвѣщенному вниманію княжны Екатерины Александровны Вадбольской {Названная личность, родственница Сумарокова, сообщила намъ и слѣдующую генеалогическую таблицу:
Александръ Петровичъ Сумароковъ:
Екатерина Александровна (ея мужъ Я. Б. Княжнинъ).
Александръ Яковлевичъ и Борисъ Яковлевичъ Княжнины.
Викторъ Александровичъ Княжнинъ.
Вѣра Александровна Княшнина (ея мужъ, кн. Хованскій).
Прасковья Александровна (ея мужъ, гр. А. П. Головинъ).
Елизавета Антоновна (ея мужъ, кн. П. Вадбольскій).
Александръ Петровичъ Вадбольскій (князь).
Екатерина Александровна Вадбольская (княжна.)}.
Прежде всего, между этими документами обращаетъ на себя вниманіе небольшая тетрадка, сшитая изъ листковъ плотной сѣрой бумаги. На ея первыхъ шести страницахъ скорописью XVII вѣка изложены слѣдующія свѣдѣнія:
"ЛѣтаЗРЧД марта въ и день по указу великихъ государей, царей и великихъ князей Іоанна Алексѣевича, Петра Алексѣевича, всея Великія и Малыя и Бѣлыя Россіи самодержцевъ и по грамоте не помѣстнаго приказу за пряписью дьяка Анисима Невѣжина и по приказу воеводы Петра Ивановича Наумова по челобитью стольника Перѳилья Дмитріева сына да стольника Панкратья Богданова сына Сумароковыхъ алек синецъ пушкарь Ѳедька Пашинъ ѣздилъ въ торуской уѣздъ, въ селецкой станъ, въ Переильеву вотчину, Дмитріева сына Сумарокова, въ половину, деревню Ширяеву, а Гавриловка тожъ; а не доѣзжая той вотчины взялъ съ собою тутошнихъ и стороннихъ людей, старостъ и цѣловальниковъ и крестьянъ; да въ той вотчинѣ при тѣхъ стороннихъ людехъ переписалъ дворы и мѣста дворовыя, и пашню, и сѣно, и лѣсъ, и всякія угодья". Затѣмъ, на двухъ страницахъ содержится подробная "опись", послѣ которой слѣдуютъ такія строки: "...а переписавъ да ту вотчину отказалъ (Пашинъ) столышку Панкратью Богданову сыну Сумарокову въ вотчину жъ со всѣми угодьи..."
Послѣ того, до конца тетрадки тянется длинный перечень "тутошнихъ и стороннихъ людей" -- свидѣтелей описи.
По приведеннымъ выдержкамъ легко понять немаловажное значеніе новаго документа: съ одной стороны, онъ впервые открываетъ имя и отчество дѣда нашего писателя -- Панкратія Богдановича Сумарокова, а чрезъ это и вѣрное прозваніе его отца -- Петра Панкратьевича, между тѣмъ какъ нѣкоторые біографы, напримѣръ, митрополитъ Евгеній {См. "Словарь русскихъ свѣтскихъ писателей", Москва, 1845 г., т. II, стр. 184--185.}, называли послѣдняго Петромъ Николаевичемъ. Съ другой стороны, тотъ же документъ всего лучше разъясняетъ, что частыя указанія сатирика на свое "знатное" происхожденіе (въ сравненіи съ Тредьяковскимъ и Ломоносовымъ) вытекали не изъ "призрачнаго самолюбія" или "пустаго хвастовства", а изъ дѣйствительной гордости высокимъ положеніемъ предковъ: дѣдъ Сумарокова и другой родственникъ (Перѳилій Дмитріевичъ), какъ теперь открылось, значились "стольниками" въ 1686 году {Позднѣе же, именно въ 1703 году, Панкратій Богдановичъ Сумароковъ значился "стряпчимъ съ ключомъ", какъ показываетъ рукопись Казанскаго университета, No 1509 (см. "Описаніе рукописей Казанскаго университета" въ "Лѣтописи занятій археографической коммиссіи", Спб., 1684 г., вып. VII, отд. III, стр. 41).}.
Послѣ названной "описи" приходится указать на второй документъ: это -- пергаментный листъ, на которомъ, въ фигурной рамкѣ, напечатаны слѣдующія строки:
"Божіею милостію Мы Елисаветъ Первая, Императрица и Самодержица Всероссійская и прочая, и прочая. Извѣстно и вѣдомо да будетъ каждому, что Мы Александра Сумарокова, которой при Нашемъ Оберъ-Егеръ-меистерѣ Адьютантомъ ранга капитанскаго служилъ, для ево оказанной къ службѣ Наше ревности и прилѣжности, ко оному жъ Оберъ-Егеръ-меистеру въ Генералсъ-Адьютанты ранга Маіорскаго, тысяща седмьсотъ четыредесять третьяго года, іюня седмаго дня Всемилостивѣйше пожаловали и учредили, якоже Мы симъ жалуемъ и учреждаемъ, повелѣвая всѣмъ Нашимъ помянутаго Александра Сумарокова, за Нашего Генералсъ-Адьютанта ранга Малорскаго надлежащимъ образомъ признавать и почитать; напротивъ чето и мы надѣемся, что онъ въ семъ ему отъ Насъ Всемилостивѣйше пожалованномъ новомъ чинѣ, такъ вѣрно и прилѣжно поступать будетъ, какъ то вѣрному и доброму офицеру надлежитъ. Во свидѣтельство того, Мы сіе собственною Нашею рукою подписали, и государственною Нашею печатью укрѣпить повелѣли. Данъ въ Санктпетербурге (sic). Лѣта 1774 генваря 20 дни". Ири этомъ, кромѣ сургучной печати, находятся двѣ собственноручныя подписи: "Елисаветъ" и "Ѳелтъ-марешаль князь Долгоруковъ" {Это -- фельдмаршалъ, князь Василій Владиміровичъ Долгоруковъ (Списки замѣчательныхъ лицъ, Карабанова, Москва, 1860 г., стр. 12).}.
На этотъ "патентъ" нужно смотрѣть, какъ на точное объясненіе одного темнаго вопроса въ біографіи Сумарокова: прежде, по немногимъ даннымъ, высказывались только одни гадательныя предположенія о времени его "адьютантства"; такъ академикъ Я. К. Гротъ осторожно выразилъ лишь слѣдующее соображеніе: "въ этотъ день (25 апрѣля 1742 года) Сумароковъ могъ поступить въ лейбъ-компанію, подъ начальство графа К. Г. Разумовскаго, при которомъ черезъ десять лѣтъ, можетъ быть, получилъ должность адьютанта, ибо онъ въ одномъ письмѣ говоритъ, что отъ графа поступилъ въ директоры театра" {См. "Письма Ломоносова и Сумарокова къ И. И. Шувалову" (Записки Императорской Академіи Наукъ, 1862, приложеніе, No 1, стр. 14).}. Въ настоящее же время, съ обнародованіемъ подлиннаго документа, устраняются всякія догадки и становится яснымъ, что Сумароковъ, сначала служившій при оберъ-егермейстерѣ {Оберъ-егермейстеромъ графъ А. Г. Разумовскій былъ назначенъ 25 апрѣля 1742 года (см. книгу Васильчиково: "Семейство Разумовскихъ", Спб., 1880. т. II, стр. 12).} адьютантомъ "ранга капитанскаго", съ 7-го іюня 1743 года былъ пожалованъ "въ Генералсъ-Адьютанты ранга Маіорскаго" къ тому же лицу и къ самой императрицѣ.
Но особенно интересную новость для біографіи Сумарокова представляетъ третій документъ -- подлинный дипломъ, выданный нашему писателю отъ Лейпцигскаго литературнаго Общества. До сихъ поръ онъ не былъ извѣстенъ ни одному изслѣдователю. Такъ академикъ П. П. Пекарскій, упоминая, что этотъ дипломъ полученъ Сумароковымъ "по ходатайству Мюллера", не могъ документально подтвердить свои слова и счелъ долгомъ прибавить: "въ "Москвитянинѣ" (1842 г., No 3, стр. 120--121) есть указанія о перепискѣ, впрочемъ, ничтожнаго содержанія, Сумарокова съ Мюллеромъ" {Исторія Императорской Академіи Наукъ, Спб., 1870 г.. т. 1, стр. 361).}.
Вслѣдствіе неизвѣстности документа даже самое Лейпцигское учрежденіе именовалось различно: оно называлось то "Лейпцигскимъ ученымъ собраніемъ" {"Опытъ краткой исторіи русской литературы, Греча. Спб., 1822 г., стр. 441.}, то "Лейпцигскимъ ученымъ обществомъ свободныхъ наукъ" {Словарь русскихъ свѣтскихъ писателей, митрополита Евгенія, Москв., 1845 г., т. II, стр. 184.}. Теперь же, благодаря подлинному документу, можно восполнить давно ощутительный пробѣлъ и уничтожить нѣкоторыя ошибки въ біографія Сумарокова. Вотъ этотъ "дипломъ" въ своемъ оригинальномъ видѣ:
"Wir Vorsteher, Aeltester, und übrige Glieder der Gesellschaft der freien Künste zu Leipzig, erklären, vermöge dieses offenen Briefes, allen die Hm lesen werden: dass wir, aus brünstigem Eifer, die schönen Wissenschaften aller Arten in unser Muttersprache gemeiner und beliebter zu machen; aucli theils die jenigen, welche sich um dieselben bereits rühmlichst verdient gemachet, ihrer bisherigen Bemühungen wegen, so viel an uns ist, zu unterscheiden; theils andre, die künstig diese Absicht zu befördern, geschickte Werkzeuge abgeben können, dazu aufzumuntern, Den Hochwohlgebohrnen Herrn Herrn Alexander Sumarokow Russisch Kaiserlichen Hochbestallten Brigadier, zu einem Ehren-Gliede unser obgedachten Gesellschaft der freien Künste, aufgenommen haben. Wir ertheilen also Demselben hiermit alle Vorrechte, die andre Glieder dieser Gesellschaft zu geniessen pflegen; und hegen zugleich das feste Vertrauen: es werde Selbiger ferner, die Ehre des Vaterlandes, durch mündliche oder schriftliche Beförderung der freien Künste, in deutscher Sprache fortzupflanzen suchen, die schöne Gelehrsamkeit, in Aufnahme zu bringen, auch derselben Flor, so viel ihm möglich ist, durch Bath und That zu unterstützen, eifrigst bedacht sein. Nichts ist patriotischer, als die Ehre des deutschen Witzes, auch durch wohlabgefasste deutsche Schriften aller Arten, sonderlich solche, die zu den schönen Wissenschaften gehören, immer höher zu treiben; alles was unsre Vorfahren dazu dienliches bereits geleistet, mit billigem Ruhme hervorzuziehen und bekannter zu machen; selbst löblich in ihre Lusstapfen zu treten, und nicht eher zu ruhen, bis man, durch gemeinschaftlichen Fleiss und Eifer, alle Ausländer genöthiget, die deutsche Nation für eine der geistreichesten und gelehrtesten zu halten, ihre Schriften und Sprache aber, für eben so artig, lehrreich und angenehm zu erklären, als die Thrigen. Gegeben zu Leipzig den 7-ten des Erndten Monats 1756. Urkundlich mit des Vorstehers und Aeltesten eigenhändiger Unterschrift, wie auch der Gesellschaft grossem Siegel bezeichnet".
Подъ послѣдней строчкой этого интереснаго "диплома" еле сохранилась печать съ изображеніемъ Аполлона, играющаго на лирѣ и окруженнаго девятью музами, а по бокамъ ея видны мало разборчивыя подписи трехъ лицъ. Впрочемъ, яснѣе другихъ подписался Johann Christoph Gottsched, извѣстный нѣмецкій писатель первой половины XVIII вѣка (1700--1866 г.)Наконецъ, къ тремъ названнымъ документамъ намъ остается присоединить два письменныя свидѣтельства о затруднительныхъ денежныхъ условіяхъ Сумарокова въ предсмертные годы. Такимъ свидѣтельствомъ является слѣдующее письмо, печатаемое ними съ буквальной точностью:
"Милостивый мой Государь Александръ Петровычь!
"Человѣкъ вашъ Цигановъ, явясь у меня, подалъ писмо ваше, по которому старался я всевозможные благотворенія оказать, а за поворотомъ ево съ конского заводу его сіятельства графа Алексѣя Григоръевыча, въ недостаткѣ снабдилъ ево и денгами. По старому знакомству, рекомендуя себя и въ предь къ услугамъ вашего превосходительства, пребываю съ почтеніемъ. Вашего превосходительства милостивого моего государя все покорній слуга Семенъ Кочубей. Заблудова, марта 29 дня 1769 года".
Это письмо, какъ видно изъ подписи, принадлежитъ Семену Васильевичу Кочубею, сначала -- нѣжинскому полковнику, а потомъ -- генеральному обозному и близкому родственнику графа А. Г. Разумовскаго {С. В. Кочубей былъ женатъ на двоюродной сестрѣ графа, Ксеніи Герасимовнѣ Стрѣшенцовой (см. о немъ въ книгѣ Васильчикова: "Семейство Разумовскихъ", Спб., 1880 г., т. I, стр. 70).}. Къ нему-то въ трудныя минуты и обратился Сумароковъ, какъ къ лицу, которое, "по старому знакомству", могло оказать "всевозможныя благотворенія"... Но иначе пришлось поступить нашему писателю, пять лѣтъ спустя, какъ показываетъ слѣдующій "вексель":
"Санктъ-Петербургъ, октября 10-го, 1774 году.-- Въ шесть мѣсяцевъ, щитая отъ сего октября десятаго дня тысяча семь сотъ семьдесятъ четвертаго году, по сему моему одинакому (sic) векселю долженъ я заплатить купцу Гавриле Бахерахту или кому прикажетъ денегъ восемь сотъ два рубля, толикое число получа сполна. Дѣйствительной штатской совѣтникъ и кавалеръ Александръ Сумароковъ".
Съ этимъ "векселемъ", какъ видно изъ его надписей, произошла длинная исторія, оконченная уже послѣ смерти должника: кредиторъ Бахерахтъ нѣсколько разъ поручалъ взысканіе денегъ то московскому купцу Карлу Ивановичу Амбургеру, то "армянской компаніи купцу" Петру Шаристанову, то иностранцу Андрею Андреевичу Кригеру. Послѣдній, уже послѣ кончины Сумарокова, предъявилъ протестъ, вслѣдствіе котораго на самомъ "векселѣ" появилась такая надпись: "1778 года іюля 31 для изъ учрежденнаго при московскомъ магистратѣ департамента, въ соотвѣтствіе заключенія минувшихъ маія 18 и іюня 22 чиселъ резолюцей, на сей вексель изъ вырученной за векселедащовы именіи суммы въ платежъ произведено пять сотъ двадцать девять рублей тридцать семь копеекъ съ половиною. Секретарь Федоровъ. Канцеляристъ Григорій Озеровъ". Остальная же сумма была получена кредиторомъ только черезъ годъ, какъ можно судить по слѣдующей роспискѣ: "1779 года поля 22 дня по сему векселю, за уплатою выданныхъ отъ магистрата, достальной платежъ векселедавца господина Суморокова отъ дочери ево девицы Прасковьи Александровны сполна получилъ, и сей вексель впредь безъ требованія отъ меня обратно платежа ей выдалъ. Андрей Андреевъ Кригеръ".
Нѣтъ нужды дѣлать общее заключеніе изъ всѣхъ приведенныхъ документовъ. Остается только пожелать, чтобы они обратили на себя вниманіе тѣхъ, кто интересуется любопытною жизнью Сумарокова.