Ясинский Иероним Иеронимович
Жених и невеста

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

ЖЕНИХЪ и НЕВѢСТА

ПОВѢСТЬ

I. ЯСИНСКАГО

(Максима Бѣлинскаго)

С.-ПЕТЕРБУРГЪ
Книгоиздательство Германъ Гоппе
1888

   

I.

   Дождливый сѣрый день нависъ надъ городомъ блѣдными сумерками; улица терялась въ туманѣ, блестѣла мокрая мостовая, брызгала грязъ отъ копытъ лошадей и грохочущихъ экипажей, и люди съ озабоченными лицами, подъ зонтиками, съ поднятыми воротниками или подобранными платьями, шли по тротуарамъ спѣшной, дѣловой походкой.
   Многоэтажные дома, облѣпленные красными, синими и черными вывѣсками съ золотыми буквами разнообразныхъ начертаній, двумя сплошными стѣнами выдѣлялись на фонѣ безцвѣтнаго скучнаго неба. Стояла осень.
   У подъѣзда лучшей въ городѣ гостинницы толпились посыльные и газетчики. Гостинница эта занимала громадный красный домъ съ единственною на немъ французскою вывѣскою: "Grand Hôtel". Въ этомъ отелѣ было пять этажей.
   Никто не обратилъ сначала вниманія на карету, которая остановилась у подъѣзда готинницы. Но когда швейцаръ, почтенный толстый старикъ съ французской бородкой, въ синемъ пиджакѣ и форменной своей шапкѣ, открылъ дверцу экипажа, то, не смотря даже на дождь, нѣкоторые прохожіе съ удовольствіемъ взглянули мелькомъ на молоденькую дѣвочку и юношу, вышедшихъ изъ кареты.
   Дѣвочкѣ было лѣтъ четырнадцать, много пятнадцать; молодому человѣку -- семнадцать или и того меньше. На ней было бархатное пальто и такая же шляпка съ перомъ; на немъ -- теплый англійскій сюртукъ и въ рукѣ трость съ золотымъ набалдашникомъ; онъ крѣпко опирался на трость.
   Они были бѣлокуры и румяны, и удивительно хороши собой. Можно было бы сказать, что это братъ и сестра. У ней только глаза были темнѣе.
   Весело и безпечно, точно чему-то радуясь, вошли они въ гостинницу, и молодой человѣкъ спросилъ у номернаго, который подбѣжалъ къ нему на верхней площадкѣ лѣстницы:
   -- Есть у васъ самые дорогіе номера?
   -- Есть-съ.
   Молодые люди отправились смотрѣть номера. Они шли за номернымъ по высокому коридору, устланному безконечной цвѣтной дорожкой. Наконецъ номерной остановился ли отворилъ дверь.
   -- Вотъ это?
   -- Это-съ...
   Номеръ состоялъ изъ передней, залы и двухъ боковыхъ комнатъ. Мебель была бархатная, на полу громадный коверъ, въ простѣнкахъ зеркала, на каминѣ бронзовые часы и подсвѣчники, съ потолка спускалась большая люстра, вся въ хрустальныхъ подвѣскахъ. Картина въ толстой золотой рамѣ, изображавшая полуобнаженную дѣвушку подъ лучами восходящаго солнца, висѣла надъ диваномъ.
   -- А это что? спросилъ молодой человѣкъ, указывая на печатное объявленіе подъ стекломъ, прибитое недалеко отъ дверей.
   -- Правила-съ.
   Молодой человѣкъ подошелъ и сталъ читать правила. Дѣвочка, не раздѣваясь, кинулась на диванъ: пружины подбрасывали ее, она прыгала, сидя, и улыбалась.
   -- Значитъ, я долженъ представить свой документъ?
   -- Можно, пока что, написать только на листкѣ-съ фамилію-съ.
   -- Моя фамилія Куликовскій. Меня зовутъ Владиміръ Никитичъ. Отецъ мой генералъ. А барышню зовутъ Ольга Михайловна, ея фамилія Розенблюмъ. Довольно съ васъ? Запишите.
   -- Слушаю-съ.
   -- Сколько жъ за этотъ номеръ?
   -- Въ сутки пятнадцать рублей-съ.
   -- Пятнадцать рублей! Положимъ, это небольшія деньги, но здѣсь нѣтъ рояля.
   Номерной молчалъ
   -- Дороже нѣтъ?
   -- Дороже этого нѣтъ-съ.
   -- Такъ хорошо. Мы возьмемъ номеръ.
   -- Слушаю-съ. Прикажете вещи снести-съ?
   -- Какія вещи? У насъ нѣтъ вещей. Мы безъ вещей.
   Дѣвочка стала хохотать.
   -- Мы не успѣли взять съ собой, продолжалъ молодой человѣкъ: -- потому что мы спѣшили. А все равно, у насъ есть деньги, и вещей сейчасъ я накуплю какихъ угодно. Вы большой дуракъ, если не вѣрите мнѣ. Вотъ посмотрите на сакъ-вояжъ, -- пузатенькій, не правда ли? Тутъ десять тысячъ. Можетъ быть, хотите получить впередъ?
   Владиміръ Никитичъ швырнулъ номерному двадцатипятирублевую бумажку. Ольга Михайловна весело запрыгала на диванѣ и, прыгая, едва доставая до пола маленькими ножками въ триковыхъ башмачкахъ цвѣта горчицы, стала разстегивать пальто и трясти головой, чтобы этимъ способомъ освободить себя отъ шляпки.
   -- Оня, ты ведешь себя, какъ дѣвочка, со снисходительной улыбкой замѣтилъ молодой человѣкъ.
   -- Молчать!
   -- Не прикажете ли еще чего-съ?
   -- Ага! Вѣжливѣе стали! Въ прислугѣ, мой другъ, прежде всего цѣнится вѣжливость. Нѣтъ, ничего теперь не надо! Я позвоню. Стойте!
   Онъ догналъ уходившаго номернаго въ передней, взялъ его за пуговицу и вполголоса сказалъ:
   -- Какъ вы думаете, кто это со мной? Я этой палкой убью всякаго, кто подумаетъ что нибудь дурное объ Ольгѣ Михайловнѣ! Это моя невѣста -- понимаете?
   Номерной молчалъ и хлопалъ глазами.
   -- Довольно! Уходите!
   

II.

   Владиміръ Никитичъ заперъ дверь и направился къ Ольгѣ Михайловнѣ, дѣлая pas de deux и, при помощи палки, прыжки. Ольга Михайловна вскочила съ дивана и побѣжала по залѣ, распростерши руки, какъ бы ловя Владиміра Никитича. Они встрѣтились и крѣпко поцѣловались: свѣтло-золотистая головка ея съ длинной толстой косой откинулась назадъ, губы она раскрыла и, цѣлуя Владиміра Никитича, хохотала придушеннымъ смѣхомъ, то совсѣмъ умолкавшимъ, то опять подымавшимся, въ видѣ отрывистыхъ гортанныхъ нотъ. Румяное длинное личико дѣвочки съ круглымъ большимъ подбородкомъ и алыми ушками разгорѣлось. Одна рука ея лежала на затылкѣ Владиміра Никитича, другая сжимала его руку. Это продолжалось нѣсколько минутъ. Вдругъ Ольга Михайловна оттолкнула Владиміра Никитича и закричала:
   -- Ухъ! Задушилъ! Не могу больше! Скверняга! Гадкій! Милый!
   Задыхаясь, бросилась она отъ него бѣжать; онъ чуть было не догналъ ее, но она, съ громкимъ дѣтскимъ смѣхомъ, взвизгнувъ, обогнула столъ. Началась бѣготня вокругъ стола. Ольга Михайловна кружилась, оборачиваясь, дразня Владиміра Никитича, посылая ему воздушные поцѣлуи. На ней было хорошенькое платье, немного ниже колѣнъ, моднаго горчичнаго цвѣта, и шелковые чулки, плотно облипавшіе ея еще худенькія ноги. Разъ она споткнулась и упала на коверъ. Владиміръ Никитичъ въ страхѣ бросился къ ней, но она вскочила и убѣжала въ спальню. Оттуда, вмѣсто слезъ, послышался смѣхъ. Тогда Владиміръ Никитичъ отправился въ спальню, улыбаясь виноватой улыбкой.
   -- Называетъ меня дѣвочкой, а самъ кто? Довелъ меня до того, что я упала! У, рожица!
   Владиміръ Никитичъ обнялъ ее за талію. Она сказала:
   -- Дурачокъ!
   -- Хорошо, Оня, пусть я буду дурачокъ! Знаешь, вотъ мы шалимъ, а вѣдь насъ ожидаетъ серьезное дѣло, милая умница моя.
   -- Ну?
   -- Надо поцѣловаться, конечно, а потомъ я поѣду распорядиться... Поцѣлуй меня!
   -- Ты не разсердился, что я тебя дурачкомъ назвала?
   Она склонила на бокъ головку и, приподнявшись на носкахъ, протянула обѣ руки, взяла Владиміра Никитича за шею и слегка укусила ему щеку. У ней были бѣлые свѣжіе, чудесные зубки. Владиміръ Никитичъ вскрикнулъ, но не принялъ щеки.
   -- Хорошенькая кусака моя! съ кислой улыбкой сказалъ онъ.
   -- Маршъ! произнесла она и оттолкнула отъ себя Владиміра Никитича.
   -- Прощай, Оня! До свиданія, Оня! Веди себя хорошо, Оня!
   Онъ озабоченно взялъ свою палку и направился къ дверямъ.
   -- Я ѣсть хочу! крикнула ему вслѣдъ Ольга Михайловна.
   -- Хорошо, я прикажу, сейчасъ принесутъ всего. Уху? Будешь ѣсть уху? Омаровъ хочешь? Тутъ, навѣрно, можно достать омаровъ! Можетъ быть, поросенка подъ хрѣномъ?
   Съ озабоченнымъ по прежнему лицомъ, потирая щеку, онъ вышелъ изъ номера.
   Оставшись одна, Ольга Михайловна нѣкоторое время расхаживала по комнатѣ, каждый разъ останавливаясь передъ зеркалами и оглядывая себя съ головы до ногъ -- en face, въ три четверти, даже старалась увидѣть себя въ профиль и до боли косила при этомъ глаза. Когда надоѣло ходить, она сѣла на подоконникъ и смотрѣла на улицу, по которой все шли люди и ѣхали экипажи. Дождливый день и то, что она была одна въ номерѣ, вдругъ нагнали на нее тоску. Она вздохнула и спрятала лицо въ руки, собираясь плакать.
   Она не плакала, но грустныя воспоминанія поднялись у нея, въ душѣ, и ей было тяжело думать, что она оставила въ Одессѣ родныхъ, ни съ кѣмъ не попрощавшись, не поцѣловавши свою милую добрую мамочку, не обнявши отца -- этого хорошаго отца, которому она всегда говоритъ, что онъ похожъ на Тараса Шевченку, и дотрогивается до его усовъ, а онъ въ отвѣтъ только цѣлуетъ ее, свою балованную дочку. "Вотъ они меня теперь всѣ считаютъ лгуньей. Ахъ, Боже мой! А прежде меня иначе не называли, какъ правдивая!"
   -- Ну, что же дѣлать, любовь! сказала она вслухъ, тряхнувъ головой, и соскочила съ подоконника.
   Дверь отворилась -- горничная, въ бѣломъ чепчикѣ и передникѣ, принесла обѣдъ. Ольга Михайловна накинулась на ѣду.
   

III.

   Владиміръ Никитичъ зашелъ въ магазинъ, на вывѣскахъ котораго было написано: "моды, шубки, дамскія пальто; приданое для невѣстъ", и обратился къ прикащику со слѣдующими словами:
   -- Покажите разныя дамскія вещи... нѣтъ ли у васъ муфтъ?
   -- Имѣется большой выборъ.
   -- Видите ли, мнѣ нужно богатое приданое молодой дѣвушкѣ...
   -- Сейчасъ-съ?
   -- Да, непремѣнно сейчасъ!
   -- Вамъ не лучше ли заказать-съ?
   -- Нѣтъ, нѣтъ! Нельзя ждать! Положеніе такое, что надо спѣшить!
   -- Онѣ сами сюда пожалуютъ?
   -- Кто? Невѣста? Невѣста теперь въ Грандотелѣ, и она устала съ дороги -- ей захотѣлось кушать... Она роста вотъ такого, а шириною въ плечахъ вотъ такая... Покажите мнѣ все!
   -- Мы, если прикажете, пошлемъ-съ въ Грандотель свою дѣвушку съ товаромъ...
   -- Ахъ, вотъ, пожалуйста! Это вы остроумно. Пожалуйста, всего пришлите. Боа, муфтъ! А деньги я тотчасъ же уплачу. У меня, слава Богу, есть. Только, смотрите, не скупитесь -- приданое должно быть на славу!
   Онъ подалъ руку прикащику, сказалъ, какой номеръ занимаетъ Ольга Михайловна, и вышелъ изъ магазина, держа высоко и бодро свою бѣлокурую голову.
   -- Нѣтъ ли у васъ готовой фрачной пары на мой ростъ? спрашивалъ онъ затѣмъ у портнаго.-- Только скорѣе, скорѣе! Торопитесь! Я не могу ждать! Мнѣ нужно, можетъ быть, сегодня же вѣнчаться!
   Въ ювелирной лавкѣ онъ накупилъ серегъ, колецъ, браслетовъ, купилъ часы для себя и для Они, торговалъ жемчужное ожерелье и говорилъ серьезному, слегка заспанному нѣмцу-ювелиру:
   -- Согласитесь сами, mein Herr, что все это побрякушки! Дикари любятъ украшать себя простыми камешками, а мы -- драгоцѣнными; но скажите мнѣ -- въ чемъ разница? И, наконецъ, вотъ вдругъ изобрѣтутъ алмазы... Боже, да ужъ изобрѣли! Только покамѣстъ маленькіе! Но можно чертить стекло... Какъ же, я читалъ! Тогда, позвольте, какую цѣну будутъ имѣть ваши брилліанты, mein Herr?
   Нѣмецъ вѣрилъ въ то, что брилліанты вѣчно будутъ брилліантами. Онъ ничего не возразилъ молодому человѣку и только произнесъ:
   -- Мм... Да-а...
   Владиміръ Никитичъ продолжалъ:
   -- Или вотъ, хотѣлъ бы я знать, куда дѣваются брилліанты? Ихъ носятъ давно... Кажется, еще Соломонъ носилъ... Каждый день въ каждомъ ювелирномъ магазинѣ люди покупаютъ брилліанты. И это много, много лѣтъ! Куда брилліанты исчезаютъ?
   -- Не знаю, отвѣтилъ нѣмецъ, пряча въ конторку деньги Владиміра Никитича и бросая тусклый взглядъ въ зеркальное окно на улицу.
   -- Однако я съ вами заболтался! вскричалъ молодой человѣкъ, какъ бы что вспомнивъ:-- mein Herr, вѣдь мнѣ еще надо къ попу! До свиданія!
   Онъ пріѣхалъ къ соборному протоіерею, отцу Николаю, адресъ котораго узналъ отъ церковнаго сторожа.
   О. Николай жилъ по барски. Лакей въ черномъ сюртукѣ встрѣтилъ Владиміра Никитича въ обширной передней и провелъ его въ залу съ зеркалами, цвѣтами, алебастровыми вазами, канарейками и олеографіями въ багетныхъ рамахъ. Владиміръ Никитичъ съ удовольствіемъ подумалъ, что его будетъ вѣнчать попъ, у котораго такая приличная обстановка.
   Только минутъ черезъ пять вышелъ о. Николай изъ внутреннихъ комнатъ къ посѣтителю и издали, подходя, смотрѣлъ на него вопросительнымъ холоднымъ взглядомъ своихъ рыжихъ глазъ. Онъ былъ худой, безъ косички, со сравнительно короткими волосами, между которыми серебрилась сѣдина, и его маленькая рѣденькая бородка раздваивалась. На немъ былъ голубой шелковый подрясникъ, и отъ него пахло щами.
   -- Кто вы такой? спросилъ онъ.
   -- Я сынъ генерала, Владиміръ Никитичъ Куликовскій.
   -- Прошу васъ садиться. Что вамъ угодно?
   -- Особеннаго ничего... Я хотѣлъ бы жениться, сказалъ Владиміръ Никитичъ и сѣлъ.
   Священникъ тоже сѣлъ. Поворочавъ во рту языкомъ, онъ спросилъ:
   -- Восемнадцать лѣтъ вамъ есть?
   -- Помилуйте! Даже больше. Я почти совершеннолѣтній.
   -- Гм... Отъ родителей разрѣшеніе воспослѣдовало?
   -- Отъ родителей... т. е. какъ вамъ сказать, у меня нѣтъ родителей, у меня только отецъ.
   -- Что-жъ, отецъ не препятствуетъ вамъ?
   -- Не препятствуетъ. Онъ не знаетъ. Согласитесь сами, я женюсь, а не онъ! Старикъ поворчитъ, посердится, а потомъ проститъ. Мнѣ натура его извѣстна. Да вотъ что: онъ самъ женился на покойной мамашѣ тайкомъ. Честное слово!
   О. Николай помолчалъ.
   -- Документы у васъ имѣются?
   -- Никакихъ документовъ, таинственно сообщилъ Владиміръ Никитичъ.
   -- Безъ документовъ нельзя, сказалъ священникъ.
   -- Ахъ, что вы говорите!.. разумѣется, можно! вскричалъ Владиміръ Никитичъ.-- Сколько случаевъ мнѣ извѣстно!
   -- Вы напрасно ко мнѣ обратились, началъ о. Николай послѣ паузы: -- будь вы постарше, деревенскій священникъ какой нибудь, можетъ быть, и повѣнчалъ бы васъ безъ документовъ. Но, пріемля во вниманіе вашъ возврастъ, едва ли кто отважится безъ документовъ. Папенька вашъ пожалуется, выйдутъ крупныя непріятности...
   -- Даю вамъ честное слово, батюшка!
   -- Какъ же, папенька вашъ -- генералъ, человѣкъ могущественный, напишетъ митрополиту, и конецъ: отъ одного взмаха пера поблекла жизнь бѣдняка, обремененнаго и многочисленнымъ семействомъ, и долженствующаго все таки заботиться о своемъ санѣ. Нѣтъ, нельзя, никто не повѣнчаетъ васъ
   Священникъ всталъ.
   -- Подождите, батюшка, не спѣшите отказывать! Именно я хочу, чтобы вы насъ повѣнчали. Еслибъ вы знали мою невѣсту, и какъ сильно мы любимъ другъ друга, вы бы повѣнчали насъ.
   Онъ вскочилъ и смотрѣлъ на о. Николая любящимъ, умоляющимъ взглядомъ.
   -- Пожалуйте въ кабинетъ! строго произнесъ о. Николай и, указавъ на дверь, пропустилъ впередъ Владиміра Никитича.
   

IV.

   -- А у невѣсты имѣются документы?
   -- Нѣтъ. Да ужъ если у меня нѣтъ, то у ней тѣмъ болѣе...
   -- Видите, дѣло усложняется. А невѣстѣ сколько лѣтъ?
   -- Шестнадцать, солгалъ Владиміръ Никитичъ и покраснѣлъ.-- Впрочемъ, не стану васъ обманывать -- ей нѣтъ еще пятнадцати лѣтъ.
   Священникъ въ волненіи поднялся съ кресла.
   -- Кощунственно! сказалъ онъ.
   -- Ну, можетъ быть, пятнадцать есть... съ хвостикомъ тамъ... Не нее ли равно? Вы почемъ знаете? Документовъ нѣтъ -- я васъ, положимъ, надулъ -- вы не говорите митрополиту, что я вамъ сказалъ, сколько дѣйствительно моей невѣстѣ лѣтъ -- и дѣло въ шляпѣ! Не правда ли?
   О. Николай, заложивъ руки въ карманы подрясника, ходилъ по кабинету.
   -- Нѣтъ, напрасно ко мнѣ обратились, молодой человѣкъ. Мнѣ іерейская совѣсть не позволяетъ.
   Онъ выразительно посмотрѣлъ на Владиміра Никитича.
   -- Но почему?
   -- Мое положеніе центральное, я протоіерей, и вдругъ осрамлюсь -- дѣтей обвѣнчаю! Нѣтъ, это не идетъ, не приличествуетъ! какъ бы самъ съ собой, разсуждалъ о. Николай.-- Капиталъ же у васъ большой?
   -- Десять тысячъ... вотъ въ этомъ сакъ-вояжѣ... Я при себѣ...
   -- Не боитесь потерять?
   -- О, нѣтъ!
   -- А ежели обрѣжутъ ремешки? Есть такіе спеціально тѣмъ занимающіеся господа. Десять тысячъ!
   О. Николай насмѣшливо и вмѣстѣ внимательно посмотрѣлъ на тугой сакъ-вояжъ Владиміра Никитича.
   -- Нескромный вопросъ, но, такъ сказать, по долгу іерея: откуда у васъ такія деньги?
   Владиміръ Никитичъ внезапно растерялся, поднесъ руку къ волосамъ, къ сакъ-вояжу, улыбнулся и заговорилъ быстро-быстро, самъ себя перебивая, торопясь и глотая слова:
   -- А видите ли, это мои собственныя деньги. Я не могу сказать, что я заработалъ, но я понимаю вашъ вопросъ, и вы, пожалуйста, не стѣсняйтесь, я на васъ не въ претензіи, потому что, если я не заработалъ, то все таки могу сказать, что деньги мои, потому что мнѣ бабушка подарила десять тысячъ пять лѣтъ тому назадъ, и онѣ всегда были мои, даже всегда я былъ увѣренъ, и самъ папа говорилъ: "твои десять тысячъ, Вольдемаръ". За пять лѣтъ должно быть процентовъ три тысячи, но я не хочу совсѣмъ, я оставилъ три тысячи папа и вообще Богъ съ нимъ, потому что мнѣ Оня, моя невѣста, сказала, что намъ достаточно денегъ, какъ нибудь проживемъ, а между тѣмъ папа найдетъ, что я правъ, и мы опять станемъ жить по прежнему съ нимъ, т. е. я буду у него и, разумѣется, съ женою, и вообще... Знаете... не въ деньгахъ счастіе!
   Придя къ этому выводу, Владиміръ Никитичъ умолкъ; священникъ продолжалъ пристально смотрѣть на него.
   -- Деньгамъ цѣны, полагать надо, вы не знаете?
   -- Что вы! Теперь такое время, что люди въ десять лѣтъ уже знаютъ, что такое деньги. Не бойтесь, не на такого наскочили! Но ежели нужно затратить -- что дѣлать! Я тогда не люблю скупиться! Я весь въ отца!
   -- Такъ что вы и полторы тысячи за вѣнецъ готовы уплатить?
   -- Знаете, батюшка, не будемъ торговаться. Хорошо -- пусть будетъ по вашему!
   Онъ ждалъ, что о. Николай протянетъ ему руку и весело скажетъ: "идетъ!" Но о. Николай опять зашагалъ по кабинету.
   -- Почему въ особенности вамъ желательно, чтобы я совершилъ таинство брака? спросилъ о. Николай, прищуривая одинъ глазъ и пытливымъ взглядомъ пронизывая юнаго жениха.
   -- Ахъ, мнѣ это очень важно, потому что у васъ самая лучшая церковь въ городѣ. Преображенскій соборъ славится! Я даже въ географіи училъ. Какъ можно больше торжественности! Я люблю торжественность! Чтобъ, горѣло много-много свѣчей, два хора пѣвчихъ, чтобъ были плошки на тумбахъ, и, непремѣнно, чтобы жандармы... Вѣдь вѣнчаться на всю жизнь, въ Россіи разводы почти невозможны, поэтому надо, чтобы помпа.
   Священникъ улыбнулся -- первый разъ за все время.-- Иже въ Канѣ Галилейстѣй честенъ бракъ показавый... нараспѣвъ произнесъ онъ, точно про себя, и въ то же время о чемъ-то думая и на что-то рѣшаясь.-- Знакомые у васъ тутъ имѣются? спросилъ онъ.
   -- Нѣтъ, совсѣмъ нѣтъ... Ни одной души!
   -- Вотъ тебѣ на! Никто не удостовѣритъ, слѣдовательно, вашей личности? Вѣнчанье безъ шаферовъ?
   -- Объ этомъ я не подумалъ. Но вотъ что: я сейчасъ. Черезъ два часа шафера будутъ. Пойду въ гостинницу, увижу порядочныхъ людей, познакомлюсь, конечно, разскажу имъ, въ чемъ дѣло, и они согласятся. Это пустяки!
   -- Нда. А когда, вамъ угодно вѣнчаться?
   -- Сегодня вечеромъ. Фракъ у меня готовъ, свадебные подарки я имѣю... Хотите, я покажу? Вотъ, оцѣните...-- Онъ вынулъ изъ кармана футляры.-- Наконецъ, приданое куплено. Я увѣренъ, что Оня выбрала себѣ все, что надо: я послалъ ей въ Грандотель, гдѣ мы остановились въ лучшемъ номерѣ, цѣлый магазинъ. У меня широкая натура. Неправда ли. батюшка, прекрасныя вещи?
   О. Николай посмотрѣлъ на игру брилліантовъ.
   -- Весьма цѣнныя вещи! произнесъ онъ.-- Весьма даже прекрасныя вещи!
   Налюбовавшись свадебными подарками, о. Николай самъ закрылъ футляры.
   -- Получите! сказалъ онъ и опять задумался.-- Навѣдайтесь завтра утромъ, молодой человѣкъ. Сегодня вѣнчаться -- это неподобная химера! Плодъ фантазіи! Вы ужъ отложите попеченіе. Ну, а завтра -- посмотримъ...
   -- Батюшка, вы согласны?
   -- Нѣтъ, не даю согласія, но и не отрицаюсь. Поступлю, какъ указуетъ долгъ іерея.
   Онъ искоса посмотрѣлъ на молодаго человѣка, который благодарно улыбнулся.
   -- Конечно, вы согласитесь!.. А что сегодня, такъ это, пожалуй, можетъ быть, дѣйствительно, скоро. Но зато завтра, завтра!
   Онъ сталъ крѣпко жать руку священника.
   -- Чуть свѣтъ буду у васъ...
   

V.

   -- Слава Богу, главное устроено, думалъ Владиміръ Никитичъ, направляясь къ Грандотелю.-- Теперь вотъ только остановка за шаферами. Ахъ, да? А посаженные отцы? А мать?
   Онъ прищелкнулъ пальцами и въ волненіи сталъ погонять извощика.
   "Впрочемъ, это обычай, а не формальная надобность", успокоилъ онъ себя.
   Подъѣхавши къ Грандотелю, онъ выскочилъ изъ экипажа и, не заходя къ себѣ, прямо отправился въ ресторанъ, въ общую залу, гдѣ стояли столики и за ними сидѣла и насыщалась публика.
   Владиміръ Никитичъ помѣстился въ углу и сталъ изучать лица, ища между ними наиболѣе симпатичныхъ. Но симпатичныхъ лицъ было мало. Къ нему подошелъ лакей и спросилъ, не прикажетъ ли онъ подать чего. Владиміръ Никитичъ взялъ карту и велѣлъ подать закусокъ и обѣдъ.
   Вдругъ онъ почувствовалъ пріятное сотрясеніе во всемъ организмѣ: въ десяти шагахъ отъ него сидѣлъ худой господинъ, съ длиннымъ розовымъ носомъ, огромными выпуклыми глазами и усищами изъ ряда вонъ: толстыми при основаніи, постепенно утоняющимися и на концахъ имѣющими подобіе двухъ острѣйшихъ иглъ. Предъ нимъ не стояло прибора, и онъ. можно было думать, уже отобѣдалъ, такъ какъ былъ вооруженъ зубочисткой.
   Онъ ласково улыбался нѣсколько соннымъ взглядомъ своихъ глазищъ и далеко отодвигалъ углы рта, любуясь Владиміромъ Никитичемъ. Онъ напоминалъ собою простодушнаго худаго, длинноногаго пса, который, хоть и съѣлъ только что свою овсянку, но непрочь прійти въ умиленіе при созерцаніи чужой, еще нетронутой, трапезы.
   -- Кто это такой? спросилъ Владиміръ Никитичъ у слуги шопотомъ.
   -- Графъ Прынтыкъ, отвѣчалъ слуга.
   -- Графъ?
   -- Такъ точно-съ!
   "Однако", подумалъ Владиміръ Никитичъ: -- "какія лица заходятъ въ этотъ ресторанъ и съ какимъ равнодушнымъ видомъ лакей произнесъ слово "графъ". Я, признаюсь, былъ бы очень радъ познакомиться съ нимъ. Графъ-шаферъ -- это очень хорошо. Гм!"
   И онъ съ оттѣнкомъ подобострастной застѣнчивости посмотрѣлъ на графа Прынтыка. Улыбка на лицѣ его сіятельства стала еще рѣзче; это ужъ было не умиленіе, а сладостный восторгъ. Владиміръ Никитичъ не вынесъ счастія и самъ улыбнулся. Тогда графъ Прынтыкъ всталъ во весь свой ростъ и, раздвигая все дальше и дальше улыбку, началъ вѣжливо подходить къ столику Владиміра Никитича, всматриваясь въ молодаго человѣка.
   Графъ Прынтыкъ былъ одѣтъ въ клѣтчатую жакетку съ короткими рукавами, съ клапанами вмѣсто кармановъ; панталоны на немъ были узенькіе, вздутые на колѣнкахъ; длинную красную морщинистую шею его схватывалъ воротничекъ черезчуръ бѣлый, безъ всякаго голубаго оттѣнка, а скорѣе желтоватый -- очевидно, каленкоровый. Галстухъ шарфикомъ, темносиній въ бѣломъ горошкѣ, украшалъ собою грудь сіятельнаго Прынтыка.
   -- Прошу васъ, молодой человѣкъ, извинить меня, что я... съ удивительной учтивостью началъ графъ: -- позвольте узнать, не князя ли Маракузена я имѣю счастіе зрѣть предъ собой?
   Владиміръ Никитичъ вскочилъ и покраснѣлъ. Ему хотѣлось бы сказать, что онъ князь. Онъ въ смущеніи заговорилъ:
   -- Вы ошиблись, я генералъ, т. е. я не генералъ, это было бы черезчуръ въ мои годы, да и въ военной службѣ я не былъ, а я сынъ генерала Куликовскаго. Очень пріятно познакомиться съ вами, графъ.
   Графъ Прынтыкъ пожалъ руку молодому человѣку съ такой дружеской энергіей, какъ будто бы много лѣтъ уже былъ знакомъ съ нимъ. Онъ непринужденно сѣлъ къ столику.
   -- Ужасно вы подобны до князя Маракузена! сказалъ онъ со своей умиленной улыбкой, посмотрѣлъ въ лицо Владиміру Никитичу, потомъ на коробку съ копчеными сардинками и снова на Владиміра Никитича.
   -- Да, это мнѣ многіе говорили... т. е. не то, что будто на князя... нѣтъ, но вообще часто находили сходство. У меня былъ товарищъ баронъ Шульгофъ -- такъ я на него тоже былъ похожъ.
   -- Такъ, такъі А гдѣ вы учились? Въ пажескомъ корпусѣ? спросилъ графъ Прынтыкъ и протянулъ руку къ сыру. Отрѣзавъ тончайшій ломтикъ, онъ положилъ его на кончикъ языка.-- Ежели въ пажескомъ корпусѣ, то вы могли знать князя Маракузена...
   -- Нѣтъ, не тамъ, съ огорченіемъ произнесъ Владиміръ Никитичъ.-- Я учился въ частномъ пансіонѣ.
   -- Въ какомъ городѣ?
   -- Въ Одессѣ.
   -- А! Представьте, никогда не былъ въ Одессѣ! началъ графъ Прынтыкъ, съѣдая копченку.-- Былъ въ Лондонѣ, въ Парижѣ, былъ, представьте себѣ, въ Вѣнѣ, въ Берлинѣ, въ Петерсбургѣ, въ Москвѣ, въ Нижнемъ, разумѣется, въ Варшавѣ, вездѣ былъ, а въ Одессѣ не былъ. Говорятъ, очень хорошій городъ, много разныхъ товаровъ и даже много живаго товару...
   Графъ Прынтыкъ посмотрѣлъ прямо въ глаза Владиміру Никитичу и засмѣялся съ выраженіемъ, которое молодой человѣкъ видѣлъ вообще въ первый разъ. Но онъ понялъ, что это выраженіе есть признакъ мужественности и душевной зрѣлости, и самъ постарался сдѣлать такіе же глаза, какіе сдѣлалъ графъ Прынтыкъ.
   -- Послушайте, молодой человѣкъ, тутъ подаютъ чудесную водку, называется та водка -- запеканка. Прикажите -- прелесть! Въ Одессѣ такой вы навѣрно не пили. Да! Такъ вы надолго сюда?
   -- Нѣтъ, на короткое время...
   -- А жаль! Я бы васъ познакомилъ съ одной...
   Онъ опять сдѣлалъ выразительные глаза и подмигнулъ юношѣ.
   -- Она здѣсь живетъ, въ Грандотелѣ. Пѣвица, Клара де-ла-Менотти...
   Графъ собралъ въ щепотку свои пальцы и крѣпко поцѣловалъ ихъ.
   -- Я вамъ скажу, замѣчательная дѣвушка!
   Тутъ подали водку-запеканку, и графъ налилъ двѣ рюмки. Онъ чокнулся съ Владиміромъ Никитичемъ и опрокинулъ рюмку въ ротъ. Затѣмъ онъ сдѣлалъ гримасу, какъ бы произнося букву "у!", и жадно закусилъ икрой. Владиміръ Никитичъ выпилъ свою рюмку и закашлялся.
   -- Правда, хорошая водка? спросилъ графъ, наливая еще двѣ рюмки.
   -- Да, превосходная... только, извините, я больше не могу.
   -- Пустое, молодой человѣкъ! Порядочные люди должны пить!
   Но Владиміръ Никитичъ никакъ не могъ выпить другой рюмки.
   -- Ну, пейте вино. Супъ вы съѣли? Пейте послѣ супу мадеру. Бутылку мадеры! крикнулъ онъ.
   Лакей подбѣжалъ и вопросительно глядѣлъ на молодаго человѣка.
   -- Да, да, для нихъ, живо! подтвердилъ графъ Прынтыкъ.
   Мадера появилась. Владиміръ Никитичъ сталъ чокаться съ графомъ мадерой.
   -- Графъ, простите меня великодушно, началъ Владиміръ Никитичъ, держа стаканъ въ рукѣ.-- Вы, кажется, пообѣдали... Но не съѣдите ли вы со мной еще -- чего нибудь особеннаго?
   -- Чего же? спросилъ графъ, оживляясь.-- Представьте, что я ужъ, дѣйствительно, пообѣдалъ, и притомъ -- не повѣрите -- два раза! По рублю серебромъ каждый обѣдъ! И все хочется! Это удивленія стоитъ, право, кромѣ шутокъ! А все знаете отчего? Я былъ боленъ тифомъ. Поэтому адскій апетитъ... Вотъ такъ здѣсь и винтитъ, и винтитъ... Чего же мы съѣдимъ? Сегодня, я знаю, есть лось. Такъ я бы лося скушалъ... Позвольте, я пойду самъ къ повару!
   Когда графъ Прынтыкъ вернулся съ лоснящимся и довольнымъ худымъ своимъ лицомъ, Владиміръ Никитичъ взялъ его за руку и сказалъ:
   -- У меня, графъ, къ вамъ большая просьба.
   -- Нуте? опасливо спросилъ графъ и хотѣлъ было отправить руку въ боковой карманъ жакета.
   Владиміръ Никитичъ сконфузился.
   -- Можетъ, вы подумали, графъ, что мнѣ нужны деньги? Нѣтъ, я не нуждаюсь! У меня, слава Богу, есть. У меня вотъ тутъ до десяти тысячъ, въ этомъ сакъ-вояжикѣ. Я не о томъ хотѣлъ васъ просить.
   -- О, пожалуйста! учтиво воскликнулъ графъ: -- и мой кошелекъ, и весь я къ вашимъ услугамъ, молодой человѣкъ.
   -- Благодарю васъ, я не знаю, какъ... кошелекъ зачѣмъ же?... Вы снизошли... Послушайте, графъ, мы благородные люди... Мы... Признаться ли вамъ, графъ, что я почувствовалъ къ вамъ живѣйшую симпатію? Я увезъ, графъ, молодую дѣвушку, Оню, съ тѣмъ чтобы жениться. Графъ, я честный человѣкъ. Завтра вѣнчанье въ Преображенскомъ соборѣ съ большой торжественностью. Но я въ городѣ никого не знаю. Мнѣ и Онѣ нужны свидѣтели, т. е. шафера. Будьте, графъ, любезны, согласитесь быть моимъ шаферомъ, и не познакомите ли вы меня съ кѣмъ нибудь, кто бы согласился быть шаферомъ Они? Графъ, я прошу васъ!
   -- Шампанскаго! закричалъ графъ Прынтыкъ.
   Лакей подбѣжалъ и вопросительно смотрѣлъ на Владиміра Никитича.
   -- Для нихъ, для нихъ -- живо! Въ ледъ зарубить!'А, поздравляю!.. а, молодой человѣкъ, узнаю горячую кровь! Хорошенькая?
   -- О!
   -- Блондинка?
   -- Ангелъ!
   -- А отлично -- уворовалъ уже дѣвицу! съ наслажденіемъ произнесъ графъ Прынтыкъ и крѣпко пожалъ руку молодому человѣку.-- Гдѣ же она?
   -- Здѣсь, въ Грандотелѣ.
   Подали свѣчи, зажгли газъ. При огнѣ глаза графа казались выпуклыми запотѣвшими стеклами.
   -- Разумѣется, мой милый, началъ графъ задумчиво, самымъ дружескимъ тономъ: -- я готовъ оказать эту вамъ услугу, хотя-жъ я рискую, вы сами должны это понимать. Хорошо! Согласенъ! Послѣ обѣда я познакомлю васъ... Тутъ имѣется одинъ очень порядочный человѣкъ, который, надѣюсь, не откажется. Ну, и все же я согласился -- онъ не станетъ ломаться. А, далеко пойдете! Такой молодой, и уже укралъ!
   Онъ опять съ восхищеніемъ пожалъ руку Владиміру Никитичу.
   "Господи! Какъ мнѣ все удается!" подумалъ Владиміръ Никитичъ, потрясая руку графа и желая поцѣловать его; но онъ сообразилъ, что неприлично такъ скоро цѣловаться, и, кромѣ того, мѣшалъ столикъ.
   -- Графъ, никогда не забуду вашего одолженія! съ чувствомъ произнесъ онъ.
   Графъ ничего не отвѣтилъ, великодушно улыбнулся и нотрогалъ свои иглы.
   Подали лосину въ глубокомъ серебряномъ блюдѣ и бутылку шампанскаго въ мельхіоровомъ ведрѣ. Опять чокался Владиміръ Никитичъ съ графомъ Прынтыкомъ. Когда онъ всталъ, наконецъ, изъ-за стола, то чувствовалъ, что лицо его горитъ, и полъ подъ нимъ какъ будто колеблется.
   Графъ нѣжно обнялъ его за талію, согнувшись надъ нимъ своимъ тонкимъ тѣломъ, изможденнымъ недавнимъ тифомъ, и, держа въ другой рукѣ зубочистку, направился съ молодымъ человѣкомъ въ бильярдную.
   

VI.

   Лампы ярко освѣщали зеленое сукно огромнаго бильярда. Маркеръ поставилъ шары. Владиміръ Никитичъ намазалъ мѣломъ то мѣсто на лѣвой рукѣ, по которому скользитъ кій, и сталъ цѣлиться въ неопредѣленное пространство, вывѣряя глазомъ, прямъ ли кій.
   -- Мы съиграемъ тутъ партійку, началъ графъ: -- а тѣмъ временемъ подойдетъ Антонъ Самойловичъ... вотъ, о которомъ я вамъ говорилъ,-- и вы познакомитесь. Да, онъ игрокъ, съ кія партію кончаетъ. Съ нимъ не совѣтую, если вы новичекъ, а со мной можно... Я ему всегда проигрываю.
   Онъ взялъ бѣлый шаръ, поставилъ его на сукно и наклонился, держа кій наготовѣ.
   -- Мнѣ начинать. Желтенькаго въ уголъ... Киксъ!
   -- Киксъ и очень мало! произнесъ маркеръ.
   -- Я вѣчно, киксую. Это мой большой недостатокъ. Видите, какъ я играю! Дѣлайте желтаго -- надъ лузой! Жаль -- отъ шара, не считается. А славно срѣзали. У, да вы, кажется, мастеръ! О-хо-хо-хо! О-о!
   Владиміръ Никитичъ пріятно улыбнулся.
   --. Я какъ-то выигралъ у маркера три рубля, сказалъ онъ.
   -- А что, въ самомъ дѣлѣ, давайте на интересъ? Ну, у меня выиграете три рубля -- все таки лучше, чѣмъ такъ катать шары, молодой человѣкъ! А? Не обѣднѣемъ?
   Графъ улыбнулся и подмигнулъ Владиміру Никитичу.
   -- Десять рублей партія -- идетъ? промолвилъ юноша.
   -- Десять? Хорошо -- пусть десять, какъ хотите. А то, знаете, я не люблю -- нѣтъ ощущеній, ежели на мѣлокъ.
   Онъ наклонился надъ бильярдомъ, хотѣлъ промахнуться, но ошибся -- увлекся чудеснымъ шаромъ и съ трескомъ положилъ его въ лузу.
   -- Двѣнадцать и будетъ! сказалъ маркеръ, вынимая шаръ и ставя его на сукно.
   -- Честное слово даю вамъ, что это фуксомъ -- и не ожидалъ, представьте себѣ! произнесъ графъ, цѣлясь въ краснаго.
   Хлопъ -- шаръ вскочилъ въ лузу, затрясся тамъ, но назадъ не выскочилъ.
   -- Пятнадцать и будетъ! выкрикнулъ маркеръ.
   -- Дублетомъ желтаго! сказалъ графъ, увлекаясь.
   Хлопъ -- стукъ -- шаръ ударился о бортъ и побѣжалъ по сукну прямо въ среднюю лузу и плавно упалъ въ нее.
   -- Въ углишку!
   Хлопъ -- во мгновеніе ока шаръ очутился въ угловой лузѣ.
   -- Рѣжу!
   Хлопъ -- опять лежитъ шаръ въ лузѣ, и бѣлый шаръ графа, кромѣ того, сталъ такъ, что неминуемо сдѣлаетъ краснаго, а потомъ желтаго.
   -- Тридцать девять и будетъ! крикнулъ маркеръ.
   -- Но! Ты не присчиталъ? спросилъ графъ удивленно.
   -- Никакъ нѣтъ-съ, отвѣчалъ маркеръ.
   Владиміръ Никитичъ молчалъ и думалъ: -- "Сдѣлаетъ, сдѣлаетъ этого шара. Какъ стыдно, что я хуже его играю... Ахъ, Боже мой, онъ не дастъ мнѣ ни одного шара!"
   Графъ ткнулъ кіемъ, и послышался скрыпучій стукъ -- неудача.
   -- Киксъ! вскричалъ онъ.-- А ужъ какой вѣрный шаръ! Надъ самой лузой стоялъ! И вамъ еще подставка на двѣнадцать! Хорошъ!
   Графъ былъ недоволенъ собою. Владиміръ Никитичъ радостно смотрѣлъ на зеленое сукно: онъ постарается и выиграетъ партію. Вотъ онъ сейчасъ сдѣлаетъ удивительный шаръ...
   -- Въ среднюю краснаго дуплетомъ, карамболь по желтому!
   -- Однако!
   Раздался трескъ, шары поскакали по сукну во всѣ стороны, безъ всякаго смысла, и бѣлый упалъ на себя.
   -- Ахъ, что-жъ это я!
   -- Да, шаръ былъ трудный, молодой человѣкъ!
   Графъ взялъ кій и еще разъ скиксовалъ.
   -- Гм! Играйте. Пожалуй, партію выиграете.
   Владиміръ Никитичъ опять не захотѣлъ дѣлать легкаго шара и выбралъ самый невозможный. Черезъ пять минутъ партія была проиграна; онъ отдалъ графу десять рублей и предложилъ съиграть новую партію.
   -- Новую? Я вамъ дамъ сорокъ форъ. Видно, что вы мастерски можете играть, но не въ ударѣ. Я же киксую на каждомъ шагу, а везетъ... Впрочемъ, посмотримъ, что будетъ дальше. Новичкамъ иногда случается дѣлать чудеса!'
   Давши Владиміру Никитичу сорокъ форъ, графъ пересталъ церемониться. Онъ кончалъ партію за партіей, и когда Владиміръ Никитичъ, утомленный игрою и неудачей, бросилъ кій, то долженъ былъ заплатить своему партнеру еще шестьдесятъ рублей, что и исполнилъ съ удовольствіемъ.
   Въ то время, какъ онъ расплачивался съ вспотѣвшимъ и счастливымъ графомъ, въ бильярдную вошелъ низенькій черноволосый человѣкъ, съ толстыми боками, но сравнительно плоской грудью, съ румяными напряженно-жирными щеками и двойнымъ подбородкомъ. Руки его были въ кольцахъ.
   -- А! вскричалъ графъ: -- вотъ онъ. Позвольте познакомить васъ, господа: Куликовскій, Фейгензонъ.
   

VII.

   Въ короткихъ словахъ передалъ графъ Прынтыкъ Фейгензону, какой услуги требуетъ отъ него Владиміръ Никитичъ. Фейгензонъ молча посмотрѣлъ на молодаго человѣка своими черными, какъ пара маслинъ, глазками и, растопыривъ пальцы, потеръ ладонь о ладонь; затѣмъ, сильно вращая мизинцемъ въ ухѣ, спросилъ съ гримасой:
   -- Женитесь? Увезли барышню? Какой вѣкъ насталъ! Я сегодня читалъ въ газетахъ, что въ Казани или въ какомъ другомъ городѣ, не помню уже, гимназистъ съ гимназисткой хотѣли жениться. Такъ имъ не позволили. Такъ они -- что вы думаете -- взяли и убѣжали. Стали жить они гражданскимъ бракомъ... и не знаю, какъ это такъ вышло, что ихъ поймали, а они сейчасъ пулю въ сердце... Разумные!
   Фейгензонъ поднесъ руки къ плечамъ ладонями наружу и склонилъ на бокъ голову.
   -- А вы стрѣляться не будете? спросилъ онъ, улыбаясь.
   -- Помилуйте! У меня даже нѣтъ револьвера!
   -- Г. Куликовскій на жизнь смотритъ весело -- чрезъ розовые очки, замѣтилъ графъ, любовно протягивая руку къ таліи Владиміра Никитича.
   -- Тѣмъ лучше для него! произнесъ Фейгензонъ.-- Хорошо, молодой человѣкъ, я готовъ быть шаферомъ у вашей невѣсты. Вы насъ, конечно, познакомите съ нею?
   -- Конечно, съ удовольствіемъ, мнѣ будетъ очень пріятно!
   -- Вы только берегитесь графа! пошутилъ Фейгензонъ съ милой улыбкой: -- онъ не любитъ пропускать случая...
   -- Послушай, Антонъ Самойловичъ!
   -- Я не ревнивъ, поспѣшилъ сказать Владиміръ Никитичъ, любезно глядя въ лицо встревоженному графу: -- пусть ухаживаетъ, кто хочетъ, за Оней. Я увѣренъ, что она меня любитъ -- и чего же мнѣ больше? Благодарю васъ, господа, за вашу доброту и готовность помочь мнѣ! Прошу васъ -- окажите мнѣ честь -- зайдите ко мнѣ въ номеръ. Мы устроимъ вечерокъ.
   -- Вечерокъ?
   Фейгензонъ и графъ Прынтыкъ переглянулись. Они о чемъ-то пошептались между собой, и Фейгензонъ спросилъ:
   -- Играете вы въ карты? Ну, разумѣется, играете! Во что вы играете?
   -- Во все... то есть я не спеціально, но по маленькой я могу, отъ нечего дѣлать! заявилъ Владиміръ Никитичъ.
   -- Отлично. Такъ мы сейчасъ придемъ!
   Они пожали ему руку, и онъ отправился къ себѣ -- не безъ страха предъ Ольгой Михайловной, которая сидѣла одна цѣлый день и, должно быть, сердится на него за то, что онъ такъ надолго ушелъ.
   

VIII.

   Ольга Михайловна плакала. Когда Владиміръ Никитичъ вошелъ, она обрадовалась; но, поднеся къ глазамъ кулаки, она отвернулась отъ него и остановилась въ позѣ дѣвочки, которая капризничаетъ.
   -- Оня, что съ тобой? спросилъ женихъ, разсердившись.
   Она не отвѣтила.
   -- Оня!
   Опять молчаніе.
   -- Кажется, вѣдь я говорю съ тобой?
   -- Что тебѣ?
   -- А то, что ты ведешь себя изъ рукъ вонъ!
   -- Грубый, нехорошій! вскричала Ольга Михайловна, и новыя слезы полились изъ ея глазъ.
   Владиміръ Никитичъ вспомнилъ, что отецъ, когда ссорился съ покойной матерью, ломалъ себѣ пальцы; онъ сдѣлалъ то же самое. Ольга Михайловна начала упрекать его:
   -- Самъ пошелъ, ко мнѣ прислалъ какую-то дуру; нанесли вещей, денегъ не оставилъ...
   -- Ахъ, я оселъ! закричалъ Владиміръ Никитичъ и пересталъ сердиться.-- Что-жъ, гдѣ приданое?
   -- Нѣту! Взяли назадъ! Я со стыда сгорѣла!
   -- Я сейчасъ побѣгу...
   -- Нечего бѣжать!
   Пауза.
   -- Прости меня, Оня! на тебѣ весь сакъ-вояжъ! Можно послать въ магазинъ, принесутъ еще разъ...
   -- Мнѣ эта дура грубостей надѣлала... продолжала Ольга Михайловна.-- И потомъ пришелъ прикащикъ... а я его выгнала... Нѣтъ, ужъ я теперь не хочу приданаго! Ужъ я теперь замужъ не выйду! Конченъ балъ!
   -- Гдѣ моя палка? Я пойду, искровяню этого прикащика! Ахъ, онъ! Послушай, Оня! Все сдѣлано, и было бы глупо не вѣнчаться. Нѣтъ, пожалуйста, мы непремѣнно поженимся. А онъ дуракъ -- я ему предлагалъ задатокъ...
   -- Какая была муфточка, еслибъ ты видѣлъ! начала съ умиленіемъ Ольга Михайловна, вытирая слезы: -- бѣленькая, должно быть, сдѣлана изъ болонки... Я такъ жалѣла... Фи, какой ты дрянной!
   -- Оня, я себѣ фракъ купилъ... Ахъ, опять исторія! Я забылъ его у священника въ передней! Ну, что дѣлать! Не пропадетъ! О. Николай честный. Потомъ, Оня, я уговорилъ о. Николая вѣнчать насъ -- онъ долго не хотѣлъ, и только завтра утромъ согласится. Потомъ, Оня, я купилъ тебѣ вотъ часы, вотъ три кольца... Смотри... давай пальчики... впрочемъ, это колечко я самъ буду носить... Потомъ браслетъ... Смотри -- горитъ! О. Николай такъ хвалилъ! Ты говоришь -- "пошелъ", какъ будто я ничего не сдѣлалъ! Нѣтъ, я все, все! Вотъ только еще пѣвчихъ... Да надо будетъ заказать обѣдъ... А шафера есть! Представь, графъ и другой -- также очень почтенный человѣкъ! Ну, какъ тебѣ подарки?..
   Оня подошла къ жениху, положила ему на грудь обѣ руки и, поднявъ личико, смотрѣла на него счастливымъ, безмолвнымъ взглядомъ.
   Вдругъ она отскочила отъ него.
   -- Гадкій! Отъ тебя пахнетъ водкой! закричала она.-- Ты пьянъ! Ты шатаешься!
   -- Я?
   -- Ты, ты!..
   -- Послушай, Оня, я дѣйствительно выпилъ -- всѣ мужчины пьютъ, и графъ такъ приглашалъ меня... Но неужели замѣтно? Отчего же я самъ не замѣчаю? Нѣтъ, ты ошибаешься! Я вотъ сейчасъ по этой каймѣ на коврѣ пройдусь...
   Онъ сталъ идти по каймѣ, быстро перебирая заплетающимися ногами.
   -- Пьянъ! опредѣлила Ольга Михайловна.-- Развѣ такъ идутъ? Смотри, какъ я!..
   Она съ увлеченіемъ побѣжала по ковру, остановилась на томъ пунктѣ, откуда надо идти, подняла платье выше колѣнокъ и, какъ танцовщица или канатная плясунья, стала идти, твердо опираясь на носки ботинокъ.
   -- Вотъ какъ идутъ по прямой линіи! сказала она съ улыбкой торжества, дойдя до намѣченнаго пункта и поворачиваясь.
   Владиміръ Никитичъ былъ побѣжденъ. Онъ все притворялся трезвымъ. Теперь онъ разсмѣялся, сдѣлалъ глаза пьянѣе, чѣмъ они могли быть на самомъ дѣлѣ, и, смѣшно садясь -- сначала на воздухъ, а потомъ уже на диванъ, такъ что чуть не упалъ -- промолвилъ:
   -- Ну, выпилъ! Но еслибъ ты знала, сколько я выпилъ! Я ужасно много выпилъ! Бутылку водки м-выпилъ, в-мадеры м-выпилъ, всего, всего... графъ -- и тотъ удивляется!
   -- Боже, какой ты потѣшный! воскликнула Ольга Михайловна.
   -- А прикащика я поколочу... во... палкой... по щекѣ бацъ... по бровямъ бацъ... за волоса -- цапъ! А!..
   -- Ложись спать! приказала Ольга Михайловна и стала тащить жениха за рукавъ, громко хохоча.
   -- Сейчасъ!
   Онъ не повиновался, сталъ разсуждать, что спать такъ рано могутъ только куры, хотѣлъ поцѣловать невѣсту, но она увернулась отъ поцѣлуя съ крикомъ:
   -- Фи, пьяный!
   Владиміръ Никитичъ упалъ на коверъ и захрапѣлъ. Ольга Михайловна сѣла возлѣ жениха и, уставши возиться съ нимъ, задумалась и спрятала лицо въ руки.
   Стукъ въ дверь заставилъ подскочить Владиміра Никитича. Онъ совершенно трезвымъ голосомъ закричалъ:
   -- Это гости... къ намъ. Оня, пришли гости... знакомиться съ тобою... Шафера! Вставай! Надо велѣть зажечь другую лампу... свѣчи... люстру... Боже мой, какъ они скоро явились! Сейчасъ, господа, сейчасъ! Здравствуйте! Милости просимъ!
   

IX.

   Графъ Прынтыкъ издали увидѣлъ Ольгу Михайловну; она издали увидѣла его усы и розовый носъ и скрылась въ спальню. Черезъ минуту она вышла, раскраснѣвшаяся и улыбающаяся. Платье на ней стало немножко длиннѣе: невѣста изъ кокетства опустила его. Графъ Прынтыкъ учтиво поклонился всѣмъ станомъ и, когда подавалъ Ольгѣ Михайловнѣ руку, то смотрѣлъ ей въ глаза такимъ взглядомъ, какъ будто слаще этого взгляда и на свѣтѣ ничего нѣтъ.
   -- Очень радъ познакомиться съ невѣстой моего молодаго пріятеля! сказалъ онъ, осклабляясь и указывая на свою грудь, какъ бы въ знакъ того, что тамъ скрытъ неистощимый запасъ радости.-- Позвольте представить вамъ моего друга, Антона Самойловича Фейгензона!
   Онъ посторонился -- выступилъ Антонъ Самойловичъ Фейгензонъ и, улыбаясь, развязно сказалъ:
   -- Я надъ вами вѣнецъ буду держать... а сколько вамъ лѣтъ?
   -- А вамъ какое дѣло? Сколько надо! отвѣчала Ольга Михайловна со смѣхомъ и бросила взглядъ на свое все таки еще короткое платье.-- Неужели я не кажусь большой? Смотрите, я съ васъ ростомъ! Очень вамъ благодарна, что вы будете держать надо мной вѣнецъ. Вы не еврей?
   -- Мм... ни...
   -- Онъ православный, сказалъ графъ Прынтыкъ.
   -- Чего-жъ стыдиться? Я сама крещеная еврейка. Наше семейство все выкрестилось. Я такъ рада... Терпѣть не могу жидовъ! Паршивый народъ!
   -- Ни... мм...
   -- Ну, да! продолжала Ольга Михайловна.-- Лукъ, чеснокъ ѣдятъ, христіанскую кровь пьютѣ...
   -- Не можетъ быть! усомнился Фейгензонъ и отправилъ мизинецъ въ ухо.
   -- Какую смѣшную гримасу вы сдѣлали! Сейчасъ видно, что изъ нашихъ! Если не пьютъ, то, все равно, способны пить!.. Да и крови тамъ сотая доля капельки!.. Разумѣется, не рюмками же пьютъ... Садитесь господа!
   -- Бойкая барышня! произнесъ Фейгензонъ, глядя на Ольгу Михайловну съ улыбкой.
   -- Правда, графъ, что вы упрашивали Вольдемара пить, и онъ хватилъ цѣлую бутылку... только не крови, а водки? спросила Ольга Михайловна, блестя глазками.
   -- Бутылку? Онъ пьетъ бутылками водку? А, нѣтъ! Онъ выпилъ столечко! При мнѣ, по крайней мѣрѣ. Ну, а безъ меня -- о томъ я не знаю. Такъ вотъ отчего онъ такъ плохо игралъ на бильярдѣ!
   -- Какъ! онъ игралъ на бильярдѣ! Вольдемаръ, отчего же ты не сказалъ мнѣ?
   Владиміръ Никитичъ заказывалъ въ передней лакею закуску и сдѣлалъ видъ, что не слышитъ вопроса Ольги Михайловны.
   -- На деньги играли? обратилась Ольга Михайловна къ графу.
   -- Да.
   -- Онъ проигралъ?
   -- Бездѣлицу! Что-то семьдесятъ рублей... промолвилъ графъ небрежно.
   Ольга Михайловна замолчала. Фейгензонъ посмотрѣлъ на нее и сказалъ графу Прынтыку громко и, въ то же время, конфиденціально:
   -- Графъ, ты непремѣнно долженъ проигрывать эти деньги обратно г. Куликовскому. Ты этого долженъ сдѣлать для меня.
   -- Хорошо... какъ случится... произнесъ графъ съ улыбкой: -- вотъ сядемъ въ карты -- я чувствую, что продуюсь... Владиміръ Никитичъ, ломберный столикъ будетъ?
   -- Сейчасъ принесутъ, я приказалъ!
   -- Ольга Михайловна недовольна, что вы отдали мнѣ семьдесятъ рублей, и мы порѣшили здѣсь общимъ совѣтомъ проиграть вамъ ихъ назадъ!
   Графъ Прынтыкъ пріятно захохоталъ, Владиміръ Никитичъ сталъ ему вторить, Ольга Михайловна тоже стала смѣяться, и одинъ Фейгензонъ не смѣялся. Онъ былъ серьезенъ и упрямо говорилъ:
   -- Ну, да, смѣшно, но я этого требую, графъ!
   Онъ перебиралъ своими брелоками и внушалъ молодымъ людямъ большое уваженіе къ себѣ своею толщиною и солидностью. Графъ Прынтыкъ ухаживалъ за Ольгой Михайловной и, главнымъ образомъ, разсчитывалъ на магическую силу своихъ матовыхъ сладкихъ глазъ. Ольга Михайловна не понимала многихъ его любезностей и находила, что лучшимъ отвѣтомъ на нихъ можетъ служить хохотъ. По временамъ графъ Прынтыкъ побѣдоносно выпячивалъ грудь и закручивалъ иглы своихъ усовъ, сладостно косясь на маленькую дѣвушку.
   Принесли закусокъ, чаю, винъ, конфектъ, фруктовъ.
   -- Господа, будьте такъ добры!.. любезно сказалъ Владиміръ Никитичъ и первый подошелъ къ столу и началъ ѣсть.
   Ольга Михайловна не замедлила присоединиться къ нему. Гости постояли, постояли и, наконецъ, сами налегли на закуски. Фейгензонъ, какъ всѣ эмансипированные евреи, обожалъ жидкую икру, графъ Прынтыкъ любилъ копченаго гуся и литовскую ветчину и запивалъ ее водкой-запеканкой.
   -- То страхъ, однако, какой у меня апетитъ послѣ тифа! замѣтилъ графъ, проглатывая послѣдній кусокъ ветчины.
   -- Не тифъ, а ты съ шестьдесятъ третьяго года не ѣлъ! шепнулъ ему Фейгензонъ съ кроткой ядовитостью друга.
   -- Тсс!.. Молчи, пархъ! шопотомъ же молвилъ графъ и, жадными глазами окидывая столъ, глубокомысленно произнесъ: -- чего я еще имѣлъ съѣсть?
   -- Покушай чернаго хлѣба! съострилъ Фейгензонъ, пожирая икру.
   -- Вотъ прелесть -- конфекты! Я ужасно люблю конфекты! восклицала между тѣмъ Ольга Михайловна.
   Владиміръ Никитичъ тоже ѣлъ конфекты; Ольга Михайловна подсовывала ему половинки особенно вкусныхъ конфектъ.
   -- Скушай вотъ эту! говорила она, умиляясь и слѣдя за выраженіемъ его лица.-- Ну, что?
   -- Господа, мы не пили за здоровье жениха и невѣсты! сказалъ графъ Прынтыкъ и налилъ стаканы бѣлымъ виномъ.
   -- Невѣста, пью за вашу бойкость! молвилъ Фейгензонъ, показывая свой стаканъ.
   Всѣ чокнулись и выпили.
   -- Теперь зеленое поле! солидно предложилъ Фейгензонъ, вытирая ротъ рукою.-- Я все таки стою на своемъ, графъ, на томъ, на чемъ я стоялъ прежде... Понимаешь ты меня или не понимаешь?
   Графъ кивнулъ головой и, подойдя къ карточному столу, распечаталъ новую колоду картъ привычнымъ пальцемъ.
   -- Винтъ! вскричалъ онъ необыкновенно счастливымъ голосомъ.-- Ольга Михайловна, садитесь возлѣ меня! Вы принесете мнѣ счастье! Хотите вы быть моимъ счастьемъ?
   Онъ значительно посмотрѣлъ на нее и слегка вздохнулъ. Потомъ взялъ стаканъ чаю, отпилъ, долилъ коньякомъ и бросилъ на столъ карты вѣеромъ.
   

X.

   Владиміръ Никитичъ совсѣмъ не умѣлъ винтить. Тѣмъ не менѣе, Антонъ Самойловичь насчиталъ, по окончаніи игры, какихъ-то пять рублей семьдесять пять копѣекъ, будто бы выигранныхъ Владиміромъ Никитичемъ. Графъ Прынтыкъ прислалъ Владиміру Никитичу пять рублей, а на семьдесятъ пять копѣекъ заложилъ "банчишку".
   -- Здорово играетъ вашъ женихъ! сказалъ онъ Ольгѣ Михайловнѣ серьезно. И, погрозивъ ей пальцемъ, прибавилъ: -- А вы измѣнили мнѣ! А, измѣнили, нехорошо!
   Ольга Михайловна покраснѣла и подумала: "разумѣется, я желала счастія только одному Вольдемару, и отъ этого онъ выигралъ". Ее очень радовалъ маленькій успѣхъ Владиміра Никитича. Глазки ея блестѣли, она спрятала пять рублей и сидѣла на своемъ стулѣ, какъ птичка, готовая сейчасъ вспорхнуть. Впрочемъ, слѣдя за игрой, она не забывала сластей, и постоянно слышался трескъ откусываемыхъ яблокъ и хрумканье ея зубовъ, растирающихъ конфекты потверже.
   Фейгензонъ тоже придалъ участіе въ штосѣ. Графъ Прынтыкъ все проигрывалъ Владиміру Никитичу, но ни одной карты не далъ Фейгензону.
   -- Фссс!.. произносилъ каждый разъ Фейгензонъ и дѣлалъ косую гримасу ртомъ.
   -- Вы ужъ выиграли двадцать два рубля! весело замѣтилъ графъ Владиміру Никитичу и прислалъ ему деньги.
   -- Я еще хочу выиграть! вскричалъ Владиміръ Никитичъ.-- Я чертовски счастливъ сегодня! Ахъ, какъ я счастливъ!.. три рубля очко! Десятка!
   -- О, смотрите, не зарвитесь! шутливо проговорилъ графъ Прынтыкъ и началъ метать карты.
   Всѣ смотрѣли на его длиннопалыя худыя руки. Налѣво легъ тузъ, направо -- десятка.
   -- Имѣете! сказалъ графъ.
   -- Уголъ! крикнулъ Владиміръ Никитичъ въ экстазѣ.
   Сердечко у Ольги Михаиловны крѣпко забилось. Она глядѣла на бѣлыя эластическія карты и ничего не понимала въ игрѣ. Она все думала только: "пусть еще выиграетъ Вольдемаръ! пусть еще" -- и ужасно вѣрила въ силу этого тайнаго желанія. Она перестала ѣсть, ей было страшно и пріятно ждать выигрыша.
   -- Бита! сказалъ графъ Фейгензону.
   -- Фссс!
   -- Бита! сказалъ онъ также Владиміру Никитичу.
   У Владиміра Никитича въ груди что-то разлилось горячее-горячее. Но, стараясь быть хладнокровнымъ, онъ промолвилъ:
   -- Нельзя же вѣчно выигрывать! Бубновая дама сто рублей! крикнулъ онъ.
   Ольга Михайловна поняла, что бубновая дама -- это она сама. Ей сдѣлалось жутко, она не знала, выдержитъ ли серьезное испытаніе бубновая дама. У нея зашлось дыханіе.
   -- Бита! объявилъ графъ Прынтыкъ и записалъ мѣломъ на зеленомъ сукнѣ долгъ за Владиміромъ Никитичемъ.
   -- Бубновая дама... на-пе! опять крикнулъ Владиміръ Никитичъ.
   -- Бита!
   -- Еще на-не!
   -- Бита!
   -- Не надо... бубновой дамы! съ огорченіемъ, со слезами шепнула Ольга Михайловна жениху.
   -- Уйди прочь, Оня! сухо отвѣчалъ Владиміръ Никитичъ.-- Не вмѣшивайся, ты ничего не понимаешь! Терпѣть не могу бабьихъ вмѣшательствъ!
   Ольга Михайловна обидѣлась и ушла въ спальню.
   -- Бубновая дама -- все же таки бубновая дама... Владиміръ Никитичъ остановился и сталъ думать: -- десять рублей! объявилъ онъ, не сомнѣваясь, что проиграетъ, и ставя бубновую даму только на зло Ольгѣ Михайловнѣ.
   Графъ Прынтыкъ долго металъ карты и, наконецъ, сказалъ:
   -- Ваша! Имѣете!
   -- Ахъ, чортъ возьми, отчего я не поставилъ больше! Это все Оня виновата! Ну, хорошо -- бубновая дама -- уголъ!
   Игра продолжалась съ перемѣннымъ счастіемъ часа два. Владиміръ Никитичъ проигралъ графу четыре тысячи. Улыбаясь, онъ отсчиталъ ему деньги, а у самого дрожали руки.
   -- Послушай, графъ, солидно сказалъ Фейгензонъ: -- заложи еще банкъ, или давай я заложу. Сначала выпьемъ... Что, нѣтъ уже икры? Мнѣ хочется, чтобы нашъ молодой женихъ что нибудь тоже выигрывалъ. Онъ выигралъ въ винтъ, пускай онъ еще въ штосъ... А? Ты согласенъ, чтобы онъ выигралъ?
   Владиміръ Никитичъ былъ несказанно радъ случаю отыграться, и въ душѣ у него, кромѣ того, шевелилась надежда даже обыграть графа и Фейгензона. Онъ весело началъ ставить маленькіе и большіе куши и черезъ полчаса вдругъ съ ужасомъ почувствовалъ, что у него нѣтъ уже больше денегъ, что онъ все проигралъ дочиста. Его пузатенькій сакъ-вояжъ висѣлъ уже на графѣ Врынтыкѣ, а на зеленомъ сукнѣ лежали золотые часы его съ цѣпочкей и брилліантовый перстенекъ, горѣвшій какимъ-то мучительнымъ для его воспаленныхъ глазъ огнемъ. Графъ Прынтыкъ и Фейгензонъ играли теперь крайне неохотно, единственно изъ снисхожденія къ его молодости, и нѣсколько разъ уже давали ему понять, что нельзя вести серьезную игру, ничего не смысля въ картахъ. Владиміръ Никитичъ былъ, какъ въ чаду; голова его горѣла, онъ видѣлъ, что окончательно и безповоротно гибнетъ. Онъ вспомнилъ о невѣстѣ и посмотрѣлъ на дверь спальни. Дверь была чуть-чуть пріотворена, и въ темной щели что-то блестѣло, какъ брилліантъ его перстенька -- должно быть, глазъ Они. Фейгензонъ металъ карты въ послѣдній разъ.
   -- Бита! лѣниво сказалъ онъ и, протянувъ руку къ золотымъ вещамъ, лежавшимъ на столѣ, взвѣсилъ ихъ на ладони и опустилъ въ карманъ.
   -- Господа! Я еще хочу играть! заявилъ Владиміръ Никитичъ измученнымъ голосомъ.-- Пожалуйста! Графъ, займите мнѣ денегъ!
   -- Завтра съ удовольствіемъ! сказалъ графъ Прынтыкъ съ изысканной учтивостью.-- Но сегодня -- во время игры -- увольте! Есть правило, въ силу котораго ни одинъ уважающій себя игрокъ не одолжитъ вамъ гроша на игру!
   Онъ поклонился.
   -- Это, дѣйствительно, есть, есть такое правило, подтвердилъ Фейгензонъ, ища глазами шапку.
   -- Вольдемаръ, у меня -- еще пять рублей! сказала Ольга Михайловна изъ двери.-- Возьми!
   -- Ахъ, вотъ отлично! вскричалъ Владиміръ Никитичъ.-- Нѣтъ, господа, прошу васъ! не угодно ли?
   Фейгензонъ пожалъ плечами.
   -- Хорошо.
   Вышла Ольга Михайловна.
   -- Можно стоять возлѣ тебя? робко спросила она у жениха.
   -- Стой, все равно. Я не суевѣренъ.
   Владиміръ Никитичъ проигралъ пять рублей.
   Ольга Михайловна сняла свои кольца и положила ихъ на сукно: кольца очутились въ карманѣ Фейгензона. Ольга Михайловна положила браслетъ, часы, сережки -- все забралъ Фейгензонъ.
   -- Ну, теперь? спросилъ графъ Прынтыкъ и посмотрѣлъ на Ольгу Михайловну сладкимъ взглядомъ.-- Владиміръ Никитичъ, вамъ остается только проиграть намъ Ольгу Михайловну! весело заключилъ онъ и пріятно разсмѣялся.-- Право, я буду ставить деньги, а вы -- поцѣлуи Ольги Михайловны!
   -- Это было бы оригинально! съ блѣдной улыбкой замѣтилъ женихъ, чувствуя на губахъ мѣлъ и въ ушахъ звонъ.
   -- Я серьезно предлагаю! съ увлеченіемъ продолжалъ графъ Прынтыкъ.-- За каждый поцѣлуй десять рублей!
   -- Оставь! Намъ надо идти домой! Поздно, что за глупости! Ступай къ Менотти цѣловаться! Ну! говорилъ Фейгензонъ.
   -- Ты иди, а я останусь... Нѣтъ, я серьезно говорю!.. Ольга Михайловна, вы согласны?
   Дѣвочка вопросительно посмотрѣла на жениха.
   -- Я этой палкой убью всякаго... истерически началъ Владиміръ Никитичъ, но не могъ продолжать и громко зарыдалъ.
   Ольга Михайловна обняла жениха и тоже стала рыдать. Фейгензонъ махнулъ рукой, графъ Прынтыкъ схватилъ свой цилиндръ.
   Въ передней показался высокій, толстый офицеръ въ сѣдыхъ усахъ и въ узенькихъ серебряныхъ погонахъ.
   

XI.

   A тотъ офицеръ былъ частный приставъ Дымейко, извѣстный въ городѣ службистъ и гроза всѣхъ плутовъ, безпаспортныхъ жидовъ, пристанодержателей и прочаго подобнаго люда.
   У него были маленькіе сѣренькіе глазки, красное заплывшее лицо и умный лобъ, переходившій въ плѣшь. Его сразу узнали графъ Прынтыкъ и Фейгензонъ и съ тоскою остановились въ двухъ шагахъ отъ него.
   -- А. вы тутъ? сказалъ имъ приставъ сочнымъ басистымъ полушопотомъ и погрозилъ толстымъ пальцемъ.-- Ни съ мѣста! Гдѣ г. Куликовскій? Вы?
   Владиміръ Никитичъ, рыдая, сказалъ:
   -- Я...
   -- Десять тысячъ при васъ?
   -- Нѣтъ...
   -- А гдѣ же?
   -- Проигралъ...
   -- Имъ?..
   -- Да...
   -- Деньги! не крикнулъ, а какъ будто крикнулъ Дымейко -- и Фейгензонъ и графъ Прынтыкъ стали вытаскивать изъ кармановъ деньги.
   Приставъ взялъ сакъ-вояжъ, пересчиталъ ассигнаціи и сказалъ:
   -- Тутъ не всѣ деньги.
   -- Я еще истратилъ на вещи... объяснилъ Владиміръ Никитичъ.
   -- Гдѣ же вещи?
   -- Проигралъ...
   -- Вещи! опять не крикнулъ, а какъ будто крикнулъ грозный приставъ -- и Фейгензонъ торопливо освободилъ свои карманы отъ свадебныхъ подарковъ Ольги Михайловны.
   -- Зачѣмъ вы взяли десять тысячъ у отца? спросилъ Дымейко.
   -- Это были мои деньги... Мнѣ отъ бабушки...
   -- Его, его! Онъ не воръ! Я знаю! воскликнула Ольга Михайловна.
   -- Ну, тамъ разберутъ.-- А вы -- дѣвица Розенблюмъ?
   -- Да.
   -- Къ вамъ телеграмма отъ родителей.
   -- Давайте сюда телеграмму! радостно закричала Ольга Михайловна.
   Она схватила телеграмму и стала читать: "Вернись, милая Оня, просимъ тебя, твои папочка и мамочка"... Она прижала телеграмму къ груди и заплакала:
   -- Вольдемаръ! О, Вольдемаръ!
   -- Ну, г. Куликовскій и г-жа Розенблюмъ, одѣвайтесь! сказалъ приставъ.-- Сейчасъ идетъ курьерскій поѣздъ. Васъ проводитъ до Одессы мой околодочный...
   Онъ подалъ пальто Ольгѣ Михайловнѣ и натянулъ на Владиміра Никитича его англійскій сюртукъ.
   -- А вы, графъ, и ты, Фейгензонъ, сказалъ въ заключеніе Дымейко: -- молите Бога, что вамъ такъ на этотъ разъ сойдетъ... Маршъ! Впередъ не попадаться!

Январь 1887.

КОНЕЦЪ.

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru