Яшнов Евгений Евгеньевич
Стихотворения

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Муза странствий
    "Лысая Азия! Сколько кругом..."
    "Смотрю ли в небо голубое..."
    На Коксу
    "Чернеют вечера, сереют годы..."
    Смерть
    "Взглянешь в окно на город ночной..."
    Азия
    В Маньчжурии
    "Бегут сумасшедшие годы..."
    "Я слушаю вьюг завыванье..."
    "Медлительно по азиатским долам..."
    В матросском кабаке
    Поэзия
    На прогулке
    "Немало в мире зеленеет..."
    "Чудесный жезл коснется слова..."
    Весной
    "Чуть-чуть затеплилось вдали..."
    "Вселенная прозрачною красою..."
    Из цикла "Отрывки из дневника"
    Раздумье за работой
    "Зажги, Пекин, вечерние огни..."
    "В вечерней полутьме едва маяча..."
    "Веленью тайному покорный..."
    "Хлещу я музу по худым бокам..."


Русская поэзия Китая: Антология

   

ЕВГЕНИЙ ЯШНОВ

МУЗА СТРАНСТВИЙ

             Пропала во мраке тропинка,
             Туманом запахло с болот,
             И месяца медная льдинка,
             Обтаяв, по ветру плывет.
             Зажег я костер у дороги.
             Безлюдье, бугор да ветла,
             Да тень моя длинные ноги
             В соседний овраг занесла.
             Лишь паспорт намокший в кармане
             И старое с ним портмоне...
             Поплачь о заблудшем Иване,
             Молись, моя мать, обо мне!
   

"Лысая Азия! Сколько кругом..."

             Лысая Азия! Сколько кругом
             Дикой извечной свободы!
             Все зародилось на лоне твоем:
             Злаки, стада и народы.
             В круговращеньи судеб мировом,
             Знаю, весенние воды
             Снова наполнят степей водоем.
             Чувствую я, из Европы беглец,
             Отпрыск культуры постылой,
             В гаме верблюдов, коней и овец
             Потенциальные силы.
             Слышу, как в творческом акте Отец
             Пружит набухшие жилы.
             Вижу, мужает скуластый творец.
             Жатва -- на западе, в Азии -- жнец!
   
             1920
   

"Смотрю ли в небо голубое..."

             Смотрю ли в небо голубое,
             В ночи ль мечты свои таю,
             Слежу ли время роковое --
             Я чувствую любовь твою.
             Она ведет меня в пустыни
             Бездушных сумасшедших дней,
             И тихо в сердце тает иней
             Бездомной старости моей.
   
             3 февраля 1920
   

НА КОКСУ

             Рассказывая про былое,
             Как встарь, течет-кипит Коксу.
             Заката око
             Позолотило золотое
             Твою осеннюю красу.
             Превращены мои желанья
             В прозрачный золотистый свет.
             И издалека
             Едва доносится дыханье
             Умчавшихся в былое лет.
             Их буйный хмель невозвратимый
             Как будто воротить спеша,
             Надеждой хрупкой
             И страстью острою томима,
             К тебе, голубка,
             Любовно тянется душа.
   
             8 апреля 1920
   

"Чернеют вечера, сереют годы..."

             Чернеют вечера, сереют годы,
             В душе все ветер, ветер... не любовь,
             А старческая желчь свободы --
             Ненужной! -- раздражает кровь.
             Осталась лишь одна -- последняя! -- отрада:
             За шахматною постигать доской,
             Что преходящи ухищренья ада,
             Неколебим порядок мировой!
   
             1 ноября 1923
   

СМЕРТЬ

             Осеннее солнце, поля, паутинки,
             Вдали -- горизонт голубой,
             И змейка бегущей в пространство тропинки
             Безмолвно зовет за собой.
             Как будто немного, и ты потеряешь
             Все связи с былым до конца,
             И близкого друга совсем не узнаешь,
             Любимой не вспомнишь лица.
             Останется только пустынное поле
             С простором его голубым,
             В котором сознанье без страха и боли
             Тихонько растает, как дым.
   
             17 сентября 1926
   

"Взглянешь в окно на город ночной..."

             Взглянешь в окно на город ночной,
             Спросишь судьбу: зачем и куда?
             Треплет, уносит ветер года --
             Желтые листья по мостовой.
             Чье-то лицо вонзится в тебя.
             Это ж она! Но время не ждет.
             Ветер уносит листья вперед.
             Новую встреть и люби, не любя.
             Только стихи в душе зазвучат,
             Как в кабаке, утонешь в тоске.
             Вот и седая прядь на виске.
             Годы все так же вихрем летят.
             Взглянешь в окно на город ночной,
             Спросишь судьбу: зачем и куда?
             Броситься, что ли, вниз головой
             И позабыть себя навсегда?
   
             19 сентября 1926
   

АЗИЯ
Вариант

             Колыбель и надгробье,
             Пракультура, праглушь, --
             Ты глядишь исподлобья
             На сумбур наших душ.
             Возрастила ты злаки,
             Оседлала коней,
             Пролила ты во мраки
             Тихий свет алтарей.
             Обрела ты в пустыне
             Изначальный закон,
             Написала на глине
             Начертанье имен.
             Наполняла ты тропы
             Гулом конских копыт,
             Потрясала Европы
             Зарождавшийся быт.
             И с невольным вопросом
             До сих пор мы в твоем
             Древнем взгляде раскосом
             Новых замыслов ждем.
   
             4 августа 1928
   

В МАНЬЧЖУРИИ

             Судьбы запутанный итог,
             Сводимый говором копыта.
             Пыль сладковатую дорог,
             Цвета и гам чужого быта,
             Чужой пейзаж, чужой порог,
             Восточной девушки ланиты
             И речи кружево чужой
             Люблю бродяжною душой.
             И здесь, в Маньчжурии, слепят
             Иероглифы, тряпки, знаки,
             Лавчонок с чем-то чайный ряд,
             Меж них голодные собаки,
             Гортанный крик, замкнутый взгляд
             И сквозь сползающие мраки
             Зовущий к радостям ночей
             Фонарь китайский у дверей.
             Как Духа Мрака древний стяг,
             Фонарь качается кровавый...
             Он, как убийца, что в овраг
             Немую жертву сталью ржавой,
             Влечет усталых и бродяг
             В притон забыться за отравой...
             Тысячелетья напролет фонарь зовет...
   
             1920-е
   

"Бегут сумасшедшие годы..."

             Бегут сумасшедшие годы,
             Звенит колокольчик-мечта,
             И юноша седобородый
             Вдруг видит, что жизнь прожита.
             Он может, коль хочет, смеяться,
             Он может поплакать в тиши,
             А годы без устали мчатся
             С остатками юной души.
   
             1 июля 1929
   

"Я слушаю вьюг завыванье..."

             Я слушаю вьюг завыванье
             В пустынях отживших сердец,
             Я чувствую горечь сознанья,
             Что близок печальный конец.
             Но самое главное -- это
             Бессилье понять, почему
             Душа человека от света
             Бежит в безысходную тьму.
   
             4 сентября 1931
   

"Медлительно по азиатским долам..."

             Медлительно по азиатским долам
             Текла вперед истории река,
             Порой плескаясь гунном иль монголом.
             Забыты нами кочевые тропы;
             Наполненные ржанием века
             Заглушены шоферами Европы.
             Но нас ведет тропинкой прихотливой
             Судьбы неугомонная рука,
             Сменяются приливы и отливы.
             Для наших внуков не придет ли время,
             Когда они средь смут издалека
             Услышат вновь бряцающее стремя?
   
             10 сентября 1932
   

В МАТРОССКОМ КАБАКЕ

             Когда на мир нисходит мрак,
             Неразрешимые вопросы,
             Люблю порой уйти в кабак,
             Где дико пьянствуют матросы.
             Там власть дает мне скверный ром
             Иной увидеть мир, нездешний,
             Над нашим безысходным злом
             Сияющий красою вешней.
             Кипенье скорби мировой,
             Звон золота, мольбу, рыданья
             Преображаю я в покой
             Вновь созданного мирозданья.
             И тот матрос, что здесь, как волк,
             Глядит кругом и ищет ссоры,
             Там в детской ясности умолк,
             Взглянув в надзвездные просторы.
   
             28 декабря 1932
   

ПОЭЗИЯ

             Сей дар богов, сей пламень ледяной,
             Перегоревший в слово жар сердечный,
             Певучий ветер из страны иной
             Над нашей жизнью быстротечной.
             Мы слышим в нем и муки естества,
             И радость жизнетворческого пира,
             И падает багряная листва
             С садов священных на дороги мира.
             Но гордый ум, водитель жизни нашей,
             Оценщик благ на рынке городском,
             Глумится часто над волшебной чашей,
             Над бредовым ее вином.
   
             1933
   

НА ПРОГУЛКЕ

             Медлительно вечер навстречу ведет
             Прохожих и окон туманный черед.
             Был молод и ты, и вон та же звезда
             Сияла над миром вечерним тогда.
             Но жизнь отсмеялась, друзья отошли,
             Любовь догорела, и сердце в пыли...
             .................................................
             Доходит до нас через тысячи лет
             Угасшей звезды отсветившийся свет.
             Так слышишь и ты из истлевших гробов
             Былого знакомый настойчивый зов.
             И юность ты вспомнишь, и скорбную мать,
             И книги, что ты собирался писать,
             И книги, что ты написал, рубежи,
             Которые ты проходил...
             Расскажи
             О правде прошедшего, но не тревожь,
             Могильщица-память, уснувшую ложь!
   
             11 декабря 1928 -- 9 марта 1933
   

"Немало в мире зеленеет..."

             Немало в мире зеленеет
             Неведомых материков,
             Немало в сердце цепенеет
             Невысказанных чувств и слов.
             Измученные нервным зноем
             Испепеляющих нас дней,
             Мы, может, так и не откроем
             Прохлады в глубине своей.
   
             15 марта 1933
   

"Чудесный жезл коснется слова..."

             Чудесный жезл коснется слова,
             И, ритмами окрылена,
             Его житейская основа
             Иным значением полна.
             "Ночь, улица, фонарь, аптека" --
             Не проза, а язык скупой
             Тоски трагического века
             Пред наступавшею грозой.
             Трагизм судьбы давно нам ведом.
             Поэтому близка ты нам,
             Та песня, что когда-то дедам
             Пропел печальный Вальсингам.
   
             1933
   

ВЕСНОЙ

             Опять в полях я, и душа нагая
             Меж небом и землей одна, одна...
             Весенний свет в пространства проливая,
             Сияет голубая вышина.
             Стоит повсюду тишина такая,
             Что в воздухе недвижимом слышна,
             Когда прореет ласточка, играя,
             Ее крыла звенящая струна.
             Прислушаешься к сердцу. Даже в нем
             Замолкли сожаленья о былом.
             Судьба изменчивая, но благая
             Ведет извилистым своим путем,
             И чувствуешь, что ближе с каждым днем
             К первоисточникам душа слепая.
   
             17--18 марта 1933
             Сунгари -- Щуанченпу
   

"Чуть-чуть затеплилось вдали..."

             Чуть-чуть затеплилось вдали
             Зари заплаканное злато;
             Украдкой звезды понесли
             Свои светильники куда-то.
             Замолкла, посерела тьма,
             Как будто в первый день творенья.
             Всплывает силуэт холма
             Туманной первозданной тенью.
             И следом дикою тоской
             Нежданно крик совы гортанный
             Прорезывает этот странный
             Борьбой насыщенный покой.
   
             28 февраля 1933
   

"Вселенная прозрачною красою..."

             Вселенная прозрачною красою.
             Волной прохладной обтекает нас.
             Трепещем мы крылом короткий час,
             Как бабочки над бездной голубою.
             Но в этот час мы испытаем много
             И счастья, и отчаянья... Порой
             Среди раздумья в тишине ночной
             Услышим даже тихий голос Бога!
   
             19 апреля 1935
   

ИЗ ЦИКЛА "ОТРЫВКИ ИЗ ДНЕВНИКА"

* * *

             Устали мы за круговою чашей
             На пиршестве. Но новый плеск вина!
             Харбинская эпоха жизни нашей
             Исчерпана и выпита до дна.
             Не обещал ли старый виночерпий
             Нам в юности свободу и покой?
             А ныне катастроф напиток терпкий
             Бесстрастною подносит он рукой.
             Пред демоном истории -- Пилатом --
             Вновь истине не поднимать очей!
             И суждено нам расставаться с братом
             И отрекаться от души своей!
             Мы, потерявши небо, одиноко
             Расходимся в сияющую ночь.
             В душе -- загробная усмешка Блока
             Над всем, над всем, чему нельзя помочь!
             Ну что ж, и эту чашу выпьем, други!
             Цените дружбы преходящий час!
             Ведь скоро не услышат среди вьюги
             Ответа многие из нас.
   
             1934
   

* * *

             На скучных сунгарийских берегах
             Мы жили в те томительные годы,
             Когда незримо разлагаться в прах
             Уж начали беспечные народы.
             Запутан был истории узор.
             Надежды нам всегда сродней и ближе.
             Мы верили. Лишь мой киргизский взор
             Порой провидел вандалов в Париже.
             Но надо мной смеялись: "Кто ж они?"
             Я пожимал плечами, сам не зная,
             Хоть голос внутренний шептал: "Взгляни,
             В самом тебе есть бездна роковая!"
   
             1935
   

РАЗДУМЬЕ ЗА РАБОТОЙ

             От цифр приподнимаешь взгляд,
             И видишь -- годы вдаль летят
             Колонной журавлиной.
             Любви трагический дымок,
             Да дум развеянный песок,
             Да сердца хладный иней.
             (Закономерность величин
             В метелях следствий и причин
             Над жизненной пустыней!)
             Мое печально ремесло:
             Доказывать, что лишь число
             Лежит в основе мира.
             Счастлив был, может, только раз
             С забытым другом в поздний час
             В хмельном чаду трактира.
             Да радость горькую порой
             Дарила праздною игрой
             Прельстительная лира.
   
             27 января 1936
   

"Зажги, Пекин, вечерние огни..."

             Зажги, Пекин, вечерние огни
             Морщинистой рукой,
             От шепота столетий отдохни,
             Глаза на миг закрой.
             Пусть вновь нарушат старика покой
             Слепой судьбы шаги, --
             Ты равнодушною качнешь главой, --
             Как тень пройдут враги.
             И золоту из-за запретных стен
             Вновь улыбнется май.
             Все в мире суета и тлен,
             Недвижим лишь Китай.
   
             13 апреля 1937
   

"В вечерней полутьме едва маяча..."

             В вечерней полутьме едва маяча
             И от усталости едва дыша,
             Стоит пред Ним заезженная кляча,
             Обглоданная временем душа.
             Отчаявшаяся, полуживая,
             Испившая судьбу свою до дна,
             Она глядит на мир, не понимая,
             Зачем была на жизнь осуждена.
             Под кислотой отчаянья истлела
             Последняя земная страсть,
             И шелуха исчерпанного тела
             Готовится -- отжившая -- отпасть.
   
             27 июня 1941
   

"Веленью тайному покорный..."

             Веленью тайному покорный,
             С открытой ясною душой
             Выходит мальчик в мир просторный
             Судьбы незримою тропой.
             Но нудному земли волненью
             Сейчас же отдается он.
             Уходит Бог прозрачной тенью
             Спесиво на вакантный трон.
             Садится разум непреложный,
             Дешевый толкователь снов,
             И скоро пылью придорожной
             Закрыта даль материков.
             И мальчик, распрощавшись с миром,
             С вершинами, с морской волной,
             Живет, скитаясь по квартирам,
             Грустя увядшею душой.
   
             30 мая 1942
   

"Хлещу я музу по худым бокам..."

             Хлещу я музу по худым бокам,
             Но, старая, изверилась в себе.
             Действительно, пора настала нам
             Уйти в себя, покорствуя судьбе.
             Средь диких воплей войн и мятежей
             Печальному не прозвучать стиху,
             И Аполлона не поймет речей
             Глухая чернь внизу и наверху.
   
             26 мая 1942
   

ПРИМЕЧАНИЯ

   Муза странствий // Русское обозрение. 1921. No 5. (Пекин). "Лысая Азия!.."; В Маньчжурии;"Устали мы за круговою чашей..."; "На скучных сунгарийских берегах..."; "Веленью тайному покорный..."; "Хлещу я музу по худым бокам..." -- из архива составителя. Все другие стихотворения печатаются по кн.: Яшнов Е. Стихи. Место издания не указано [Шанхай], 1947. 103 с. С портретом автора. Книга состоит из разделов: По Руси; Степные ночлеги; Туркестан; На пути в Афганистан; Из тетрадей и листков. Почти все стихотворения последнего раздела написаны в Китае. Вообще же в сборник вошли стихи 1911--1941 гг.

* * *

   Яшнов Евгений Евгеньевич (28.11.1881, Норская мануфактура близ Ярославля -- 25.6.1943, Шанхай) -- одно из наименее известных имен среди русских поэтов Китая. Его отец происходил из крестьян Нижегородской губ., мать -- из семьи ярославских мещан. В 1897 г. Яшнов окончил Ярославское городское училище. С 1899 г. жил литературными заработками, писал стихи и рассказы, работал корректором, печатался во многих газетах: "Нижегородский листок", "Самарский курьер", "Северный край", "Самарская газета" и др. Одновременно с началом журналистской деятельности устанавливает связь с революционной организацией. Три раза был под арестом; годы 1902--1904 провел в ссылке в Вологде, где работал земским статистиком. После окончания срока ссылки скрывался в Финляндии, затем осел на время в Петербурге, наездами бывал в Москве. Начал печататься в столичных периодических изданиях. Побывал в качестве корреспондента газеты в Италии, Германии, Австрии. "В 1907 г., -- писал он в автобиографии, -- я уехал в Туркестан, где вскоре стал работать в Управлении переселенческим делом в Сыр-Дарьинском районе". Работа состояла в обследовании казахского хозяйства. Верхом на лошади Яшнов объехал аул за аулом весь край. Исполнял он еще и поручение по статистическому обследованию русских поселенцев в Персии; по многу ночей кряду ночевал в степи под открытым небом. С начала 1915 до осени 1917 г. опять Петербург (заведовал отделом продовольственной статистики). После переворота переехал в Омск, а в конце 1919 г. во Владивосток, где служил при правительстве Антонова. После недолгого пребывания во Владивостоке Яшнов в 1921 г. эмигрировал в Харбин, нашел работу в Экономическом бюро КВЖД. Участвовал в кружке "Чураевка". Это был наиболее стабильный период в его жизни. Осенью 1935 г. дорогу купила Япония. Яшнов уехал в Тяньцзинь, затем в Пекин и, наконец, в Шанхай, где и прошли последние пять лет жизни. Он написал и издал шесть книг по экономике и статистике Китая: "Китайское крестьянское хозяйство в Северной Маньчжурии" (за эту книгу Яшнов в 1928 г. удостоился премии Русского географического общества), "Население и крестьянское хозяйство Китая", "Китайская колонизация Северной Маньчжурии и ее перспективы" и др.
   Стихи он писал с юности и до начала сороковых, т. е. более сорока лет. Выпустил брошюры "В каменном городе" (Петербург, 1906) и "Голоса молодости" (Петербург, 1907) (брошюры прозаические, с включением нескольких стихотворений). Его вдова, издавшая в 1947 г. посмертный сборник "Стихи", утверждала, что, живя в Петрограде, Яшнов встречался с Сологубом, Вяч. Ивановым, Блоком. Стихотворения, вошедшие в посмертный сборник, -- лишь малая часть им написанного. Остальные стихи, очевидно, утрачены. Даже по сравнению с поэтами, известными своими путешествиями (Бальмонт, Гумилев, Б. Волков), стихи Яшнова поражают своей необъятной топонимикой. Вот некоторые указания мест под его стихотворениями: Москва, Нижняя Быковка, Пустынька, Петровские Выселки, Кр. Городищи, Рельевка, Коровино, Чердаклы, Векиль-Базар, Сазан-тюбе, Байрам-Али, Серахс, Персия, Астрабад, Сун-гари-Шуанченпу, а также география в названиях стихотворений: "Речка Тананычка", "В Астраханской губернии", "На Неве", "К Соловкам", "Заврежье, Майна, Ить...", "Тургай", "Вечер на Тянь-Шане", "Джес-Тырнак", "На пути в Афганистан", "Горячий ветер из Андхоя...", "На Коксу", "Зажги, Пекин, вечерние огни...".
   
   

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru