Аннотация: Одесса 1867--1872 г.
Курскъ 1872--1875 г. Харьковъ 1875--1879 г. Одесса 1879--1880 г. Кіевъ 1880--1892 г. Одесса 1892--1894 г. Кіевъ 1894--1897 г.
C. Г. Яронъ.
Воспоминанія о театрѣ.
(1867 г.-- 1897 г.)
КІЕВЪ. Типографія И. И. Чоколова, Фундуклейская ул., д. 22 1898.
Любовь къ театру развилась во мнѣ въ весьма раннемъ возрастѣ. Воспитывался я въ г. Одессѣ, во второй гимназіи, гдѣ товарищами моими были А. Деранковъ (впослѣдствіи по сценѣ Масловъ), В. Ашкенази (по сценѣ Степановъ, нынѣ артистъ Императорскихъ театровъ), Біязи (по сценѣ Андреевъ-Біязи), братъ мой М. Яронъ (по сценѣ Горскій) и друг. Благодаря хорошимъ отношеніямъ къ упомянутымъ товарищамъ, постоянно твердившимъ о театрѣ, заявлявшимъ, что они, при первой возможности, поступятъ на сцену (что они и сдѣлали), и я сталъ мечтать о сценѣ. Мечты остались, впрочемъ, мечтами, но попавъ какъ-то разъ на галлерею въ городскомъ театрѣ (мнѣ было тогда четырнадцать лѣтъ) я до того увлекся, что сталъ изыскивать всевозможные способы чаще ходить въ театръ; какъ сейчасъ помню кассира галлереи Соколова, къ протекціи котораго прибѣгали многіе гимназисты и я въ томъ числѣ. Положимъ, протекція эта состояла въ томъ, что насъ пропускали будто-бы безплатно, но все-же на другое утро дома мы не досчитывались той или другой книжонки! Какъ ни ограничены были мои денежные рессурсы -- я получалъ ежедневно три копѣйки на завтракъ,-- но эти рессурсы также давали мнѣ возможность разъ въ недѣлю ходить въ театръ; ради театра я отказался отъ завтраковъ; какіе-бы я въ то время ни получалъ подарки отъ родныхъ или знакомыхъ -- я тотчасъ-же все превращалъ въ наличныя деньги, а деньги въ театральные билеты. Хотя въ гимназія я учился недурно, но все-же я могъ гораздо лучше и съ большимъ увлеченіемъ передавать эпизоды изъ жизни Фабіанской, Андреевой, Никитина, Виноградова и др., чѣмъ изъ жизни Перикла и Сократа. Я зналъ безошибочно какую изъ ролей исполнялъ каждый изъ артистовъ въ любой пьесѣ, чего не могъ сказать относительно названій и именъ по географіи и исторіи. Увлеченіе мое театромъ дошло до того, что когда товарищи мои затѣяли любительскіе спектакли я, совершенно забывъ о гимназіи, проводилъ цѣлые дни на репетиціяхъ и счастью моему не было предѣловъ, когда мнѣ. поручали ка кую-нибудь выходную роль въ два слова или предлагали суфлировать. Въ этихъ любительскихъ спектакляхъ особенно выдѣлялись Біязи и Деранковъ. Боже, какъ я завидовалъ ихъ успѣхамъ. Кстати, эти успѣхи вскружили имъ головы до того, что они оставили гимназію и окончательно посвятили себя сценѣ. То-же сдѣлали братья Ашкенази (Степановъ и Лавровъ) и Евгеній Недзѣльскій (Недѣлинъ, нынѣ одинъ изъ выдающихся провинціальныхъ артистовъ) {Въ своемъ мѣстѣ я о Недѣлинѣ поговорю подробно.}. Выдавался еще замѣчательнымъ талантомъ и H. В. Самофаловъ, но онъ сценой не увлекся до того, чтобы бросить науку, и окончилъ университетъ {Въ настоящее время занимаетъ должность управляющаго Кіевской Казенной Палатой.}. Изъ университетскихъ товарищей, посвятившихъ себя сценѣ, укажу еще на Чужбинова (извѣстнаго въ провинціи артиста, умершаго въ Кіевѣ августа 1897 г.) и Лелева (Вучетича), нѣсколько лѣтъ тому назадъ скончавшагося въ Одессѣ въ крайней нуждѣ. Частыя посѣщенія театра и постоянное общеніе съ артистами, товарищами и гимназіи, повели къ тому, что я сталъ знакомиться съ закулиснымъ міромъ и уже гимназистомъ 7-го класса я былъ въ театрѣ "свой"; я получилъ право входа за кулисы, сталъ бывать на дому у артистовъ и, наконецъ, рѣшилъ попытать свои силы въ качествѣ любителя-рецензента. Это было въ 1868 году. Никогда не забуду своей первой рецензіи о г-жѣ Ю. И. Лавровой, замѣчательной въ то время водевильной актрисѣ (впослѣдствіи она перешла на роли ingenue dramatique). Хотя замѣтка моя, написанная на двухъ страницахъ, и была сокращена до неузнаваемости (въ печати появилось строкъ двадцать), но всеже эта первая моя замѣтка, удостоившаяся печати, заставила меня серьезно отнестись къ дѣлу и я предложилъ свои услуги въ качествѣ рецензента редактору "Одесскаго Вѣстника" Н. П. Сокальскому. Предложеніе мое было принято, но я исписалъ еще не одинъ листъ бумаги, пока за мной наконецъ было признано право писать рецензіи. Впослѣдствіи я перешелъ въ "Новороссійскія Вѣдомости" издававшіяся г. Гросуломъ-Толстымъ, а когда эта газета прекратила свое существованіе,-- я вновь вернулся въ "Одесскій Вѣстникъ". Съ тѣхъ поръ, какъ мной написана первая рецензія, прошло почти тридцать лѣтъ; во все это время, за небольшими перерывами, я продолжалъ писать о театрѣ, проживая въ разныхъ провинціальныхъ городахъ, и потому не удивительно, что у меня накопилось много воспоминаній о театрѣ. Эти-то воспоминанія я и рѣшилъ напечатать.
Заканчивая предисловіе, считаю необходимымъ оговориться: если гг. артисты встрѣтятъ ошибки въ хронологіи, да простятъ они мнѣ этотъ грѣхъ; въ особенности прошу прощенія у артистокъ; иной ошибочно мною помѣченный годъ можетъ вызвать цѣлую бурю негодованія и совершенно справедливо: отъ неправильнаго "лѣтосчисленія" можно прійти къ невѣрному выводу о возрастѣ той или иной артистки, а у меня вовсе нѣтъ цѣли задѣвать ихъ больное мѣсто. А вотъ и фактъ: мѣсяцевъ пять тому назадъ, когда я приступалъ къ составленію этихъ записокъ, я встрѣтился съ одной драматической артисткой, съ которой познакомился въ 1880-мъ году. Заговорили о прошломъ и я напомнилъ артисткѣ, что познакомился съ ней у H. К. Милославскаго въ Одессѣ. Артистка вспылила, заявила мнѣ, что это неправда, что я ошибаюсь и т. д. Я сконфузился, хотѣлъ сказать, что это было не въ 1880 г., а въ 1890 г., но это оказалось неудобнымъ, такъ какъ Милославскій въ 1882 г. уже былъ покойникомъ. Я промолчалъ. Спустя нѣсколько минутъ артистка отвела меня въ сторону и сообщила, что ей "теперь 29 лѣтъ", а такъ какъ по этому счету въ 1880 г. ей было всего 12 лѣтъ, то потому я и долженъ быть осторожнѣе при постороннихъ и, вспоминая о прошломъ, никогда не упоминать въ какомъ году что было. Въ силу этого замѣчанія, мною полученнаго, я еще болѣе убѣдился въ необходимости извиниться въ "невольныхъ" промахахъ по части хронологіи.
II. Одесса.
Антрепренеромъ Одесскаго городского театра, сгорѣвшаго въ 1872 году, съ незапамятныхъ временъ былъ итальянецъ Иванъ Карпычъ Фолетти и, не смотря на то, никогда русская драма въ Одессѣ такъ не процвѣтала, какъ при немъ. Все, что было выдающагося въ провинціи, всегда приглашалось въ Одессу; нѣтъ такого выдающагося артиста или артистки періода 1867--72 г., которые не подвизались-бы въ Одессѣ. И странное дѣло, антрепренеръ не только не терпѣлъ убытковъ, формируя ежегодно выдающіяся драматическія труппы, но чистой прибылью, получавшейся отъ драмы, покрывалъ убытки, получавшіеся отъ итальянской оперы. Надо замѣтить, что городской театръ былъ до того малъ, что полный сборъ едва достигалъ 900 руб.; если къ этому добавить, что и цѣны мѣстамъ были крайне не велики, такъ, въ спектакли русской драмы кресло 1-го ряда стоило 1 р. 25 к.. а 2-го 1 рубль, то пожалуй покажется непонятнымъ значительная прибыль, получавшаяся отъ русской драмы. А объясняется это весьма просто: незначительными окладами артистовъ. О тысячныхъ окладахъ понятія не имѣли: H. Е. Милославскій получалъ 400 или 450 руб., семейство Новикова, состоявшее изъ 6 лицъ (Н. И. Новиковъ, его жена, сестра Лаврова съ мужемъ, сестра Шелихова и старуха-мать) 800 руб. и пр. Русская драма играла три раза въ недѣлю, а итальянская опера -- четыре. И вотъ 12--13 спектаклей въ мѣсяцъ давали такіе барыши, что ими покрывались убытки итальянской оперы. Одесситовъ упрекаютъ въ пристрастіи къ итальянской оперѣ; по моему мнѣнію, это невѣрно: и русская драма, и русская опера всегда приносили большіе барыши, но подъ однимъ условіемъ: чтобы составъ труппъ былъ хорошъ, кое-какая русская драма или опера въ Одессѣ ничего не сдѣлаютъ; драма періода 60-хъ начала 70-хъ годовъ, да и русская опера того времени давали всегда почти полные сборы. Сборъ въ 700 р., при полномъ сборѣ въ 900 р., считался рѣдкостью въ мое время; билетами на драматическіе спектакли приходилось запасаться за нѣсколько дней. Что касается бенефисовъ, то о нихъ анонсировалось обыкновенно за недѣлю и бенефиціанты продавали билеты на дому или въ буфетѣ театра, а въ кассу очень рѣдко попадали билеты. На бенефисные спектакли въ два -- три дня публика разбирала всѣ билеты, причемъ въ рѣдкихъ случаяхъ не платили любимцамъ вдвое или даже втрое противъ назначенной цѣны. Не любимцы обыкновенно прибѣгали къ рекламѣ, выпуская огромныя разноцвѣтныя афиши, дѣля пьесу на массу картинъ и измышляя для каждой картины страшныя названія. Особенно отличались по этой части актеры Надеждинъ и Кастровскій. Послѣдній, какъ сейчасъ помню, поставилъ въ свой бенефисъ "Доля-горе", объявивъ, что на постановку пьесы потрачено до 2-хъ тысячъ рублей и что на сценѣ будутъ корабли, пароходы, масса живой рыбы и т. д. Объявленіе о затратѣ 2-хъ тыс. руб. сдѣлало свое дѣло: въ то время 2 тыс. руб. значило больше, чѣмъ теперь 10 т. руб. о которыхъ объявляется при постановкѣ новыхъ пьесъ. Кастровскій взялъ валового сбора больше 4-хъ т. рублей. Конечно, пароходы на сцену не попали, а мирно стояли въ Одесской бухтѣ, но Кастровскій получилъ за рекламу около 2-хъ т. руб. Актеръ Надеждинъ считался спеціалистомъ по части картинъ: поставленный имъ въ бенефисъ свой "Вѣчный жидъ" былъ раздѣленъ на двадцать слишкомъ картинъ. Имѣя массу долговъ и насчитывая въ числѣ своихъ кредиторовъ чуть не половину одесскихъ ростовщиковъ, онъ всегда откладывалъ уплату долговъ до своего бенефиса. Пока въ буфетѣ производилась имъ продажа билетовъ -- онъ долговъ не платилъ, доказывая, что деньги принадлежатъ антрепренеру до конца спектакля, а послѣ спектакля онъ обыкновенно исчезалъ изъ театра, совершенно скрываясь въ точеніе 6-7 дней. Все это время онъ проводилъ въ обществѣ 'милыхъ, но погибшихъ созданій', съ которыми и прокучивалъ бенефисныя деньги. Когда денегъ не оставалось ни копѣйки, Надеждинъ появлялся въ театрѣ и сиплымъ голосомъ разсказывалъ, что прекрасно прожилъ недѣлю 'на всемъ готовомъ'. Накладывать арестъ на жалованье кредиторы не могли: Надеждинъ всегда былъ въ переборѣ; описать имущество нельзя было, оно заключалось въ одномъ чемоданчикѣ съ кое-какимъ малоцѣннымъ бѣльемъ- и по неволѣ кредиторы оставляли артиста въ покоѣ. Прослужилъ Надеждинъ въ Одессѣ нѣсколько лѣтъ не мѣняя образа жизни и тамъ-же умеръ въ нищетѣ. Его послѣдній бенефисъ заставилъ много о себѣ говорить. Чтобы умилостивить кредиторовъ, которые сильно надоѣдали бенефиціанту, онъ предложилъ имъ мѣста въ партерѣ, пока кончитъ свою роль, а затѣмъ просилъ пожаловать къ нему въ уборную для расчета. Не помню, какая шла пьеса, но въ послѣднемъ актѣ герой, котораго изображалъ Надеждпнъ, умираетъ. Бенефиціантъ удобно улегся на сценѣ и сидѣвшіе въ первыхъ рядахъ креселъ замѣтили, какъ онъ сложилъ двѣ фиги и протянулъ руки, по направленію къ партеру. Раздался сдержанный смѣхъ знакомыхъ Надеждина, но въ это время опустили занавѣсъ. Когда кредиторы бенефиціанта съ трудомъ пробрались за кулисы -- его уже тамъ не было! Оказалось что онъ ушелъ съ чемоданчикомъ въ рукахъ. Всѣ рѣшили, что онъ, по обыкновенію, отправился на 'все готовое', но чрезъ нѣкоторое время выяснилось, что Надеждинъ сейчасъ-же, послѣ спектакля, отправился на вокзалъ и куда-то уѣхалъ. Спустя недѣлю отъ него было получено письмо, съ разъясненіемъ, что фиги относились къ кредиторамъ. О Надеждинѣ мнѣ еще придется говорить по поводу одного изъ бенефисовъ В. В. Чарскаго
Говоря, однако, что одесская публика любила все выдающееся по сценѣ, я не могу, во имя правды, пройти молчаніемъ два хорошо запечатлѣвшихся въ моей памяти случая, когда публика эта, исключительно по капризу, пренебрегла весьма выдающимися артистками. Первый случай былъ съ Ристори, знаменитой итальянской драматической артисткой. Пріѣхала она въ Одессу на нѣсколько спектаклей и назначила, какъ полагали нѣкоторые мѣстные богачи, слиткомъ большія цѣны мѣстамъ, о чемъ они и сообщили г-жѣ Ристори, требуя уменьшенія цѣнъ. Артистка не согласилась и что-же? Богачи эти объѣхали всѣхъ извѣстныхъ имъ театральныхъ завсегдатаевъ своего круга и гдѣ просьбами, а гдѣ угрозами заставили всѣхъ отказаться отъ посѣщенія театра во время гастролей г-жи Ристори. Знаменитая артистка играла почти при пустомъ театрѣ, а герои этого скандала повсюду трубили побѣду. Могутъ возразить, что господа, затѣявшіе эту исторію, совершенно правы, что иностранныя знаменитости, являясь въ Россію, черезъ чуръ уже безцеремонно дерутъ деньги съ публики, но я съ этимъ не согласенъ: если исходить изъ такого начала, то гдѣ-же границы той платы, которая всѣми одинаково будетъ признана не высокой; съ такимъ-же правомъ, какъ утверждать, что 25 р. за ложу много, можно утверждать, что и 30 коп. за мѣсто на галлереѣ тоже дорого: все зависитъ отъ средствъ, которыми обладаетъ желающій быть въ театрѣ. Желаете дешевыхъ цѣнъ -- стройте общедоступные театры и давайте антрепренерамъ субсидіи. Наконецъ, видѣть такую всемірную знаменитость, какъ Ристори -- исключительный случай, который и не можетъ быть доступенъ для каждаго; за это надо платить много и два-три одессита, затѣявшіе скандалъ, вовсе не исходили изъ того начала, что не слѣдуетъ брать большихъ цѣнъ, а просто по своему капризу придрались къ цѣнамъ и заставили почти всю состоятельную Одессу не воспользоваться пребываніемъ такой великой артистки.
Если этотъ фактъ быть можетъ и будетъ спорнымъ, то врядъ-ли тотъ, который я сейчасъ разскажу, не докажетъ наглядно, что одесситы подчасъ бываютъ очень капризны.
Въ 1870 г. г. Фолетти приглашена была въ составъ итальянской оперы пѣвица Понти-дель-Арми. Дебютировала она въ 'Лукреціи Борджіа' съ громаднымъ успѣхомъ; такого феноменальнаго голоса одесситы давно уже не слыхали.
Долженъ замѣтить, что свою входную арію, какъ это требуется по ходу оперы, артистка спѣла подъ маской. Когда, послѣ исполненія этой аріи, Понти-дель-Арми сняла маску -- зрители увидѣли передъ собой крайне некрасивую особу, но впечатлѣніе, произведенное голосомъ артистки, было такъ сильно, что на наружность и не обратили вниманія. Антрепренера Фоллети со всѣхъ сторонъ поздравляли съ столь цѣннымъ пріобрѣтеніемъ и пѣвицу до того полюбили, что всѣ спектакли съ ея участіемъ давали полные сборы, а въ бенефисъ ей платили за ложи и кресла бѣшенныя деньги и поднесли по подпискѣ брилліантовую діадему въ нѣсколько тысячъ! И артистка стоила этихъ подношеній и овацій! Такъ прошло два сезона, а когда Фолетти пригласилъ г-жу Понтидель-Арми на третій сезонъ, то по городу стали распространяться слухи, что золотая молодежь не желаетъ болѣе слушать эту артистку, что она надоѣла, ибо очень некрасива, и если Фолетти не пригласитъ на ея мѣсто болѣе молодую и красивую, то будетъ скандалъ. Слухи эти дошли до администраціи, которая съ своей стороны приняла мѣры предотвратить скандалъ, но это ей не удалось. Въ вечеръ перваго выхода г-жи Понти-дель-Арми (въ "Гугенотахъ") театръ былъ переполненъ, а на театральной площади, въ ожиданіи скандала, собралась толпа въ нѣсколько тысячъ человѣкъ. Первый актъ прошелъ спокойно, а когда во второмъ актѣ появилась Понти-дель-Арми (Валентина), ее встрѣтили оглушительными свистками. Какъ будто весь театръ аплодировалъ, но рѣзкіе свистки раздавались со всѣхъ сторонъ. Оказалось, что золотая молодежь, состоявшая главнымъ образомъ изъ грековъ и итальянцевъ, пригласила съ собой матросовъ и уложила ихъ въ ложахъ, приказавъ свистать въ то время, какъ сама она, выдвигаясь впередъ, неистово аплодировала. Полиція, въ поискахъ за нарушителями порядка, выбивалась изъ силъ, но никого не находила. Такъ продолжалось съ четверть часа, занавѣсъ опустили: при вторичномъ поднятіи занавѣса, повторилось то-же самое и наконецъ режиссеръ объявилъ со сцены, что спектакль продолжаться не можетъ, а что Понти-дель-Арми отказалась служить въ Одессѣ. И дѣйствительно, на другой день она выѣхала въ Ростовъ на Дону, гдѣ, какъ и слѣдовало ожидать, имѣла въ продолженіи сезона колосальный успѣхъ. И вотъ капризъ нѣсколькихъ десятковъ лицъ лишилъ одесситовъ возможности слушать выдающуюся пѣвицу потому только, что она некрасива". Этотъ вечеръ мнѣ памятенъ еще потому, что полиціей было арестовано нѣсколько матросовъ, явившихся въ театръ съ ножами и заявившихъ, при арестѣ, что если-бы скандалъ не былъ прекращенъ распоряженіемъ администраціи, они пустили-бы въ ходъ и ножи, такъ какъ подъ этимъ условіемъ ихъ и нанимали.
Какъ курьезъ разскажу и слѣдующій фактъ, имѣвшій мѣсто въ этотъ же вечеръ на галлереѣ. Какой-то еврей, сильно кричавшій "Понти", до того надоѣлъ своему сосѣду, что тотъ ударилъ его чѣмъ-то по губамъ: еврей, замѣтивъ послѣ удара, что по губамъ его и подбородку течетъ какая-то красная жидкость, съ испугу закричалъ "кровь! кровь"! Явилась полиція, но оказалось, что это была вовсе не кровь, а что сосѣдъ, которому надоѣлъ крикъ еврея, ударилъ его помидоромъ по губамъ! Когда, спустя недѣлю послѣ этого вечера, назначили вновь "Гугеноты", многіе изъ евреевъ отказались идти въ театръ, мотивируя свой отказъ тѣмъ, что въ Одессѣ "Гугеноты" даются не въ четырехъ актахъ, какъ вездѣ, а только въ одномъ.
Перехожу къ составу драматическихъ труппъ того времени. За короткое время перебывали въ Одессѣ Фабіанская, Андреева (Чарская), Лукашевичъ, Стрѣлкова, Ольга Козловская, Ф. Козловская, Н. И. Степанова, О. Н. Воронина, М. И. Соколова, Ю. И. Лаврова, H. К. Милославскій, П. А. Никитинъ, H. X. Рыбаковъ, М. Л. Крапивницкій, Н. И. Новиковъ К. Ф. Бергъ, П. Г. Протасовъ, Арди, В. В. Чарскій. П. Н. Николаевъ, Н. П. Новиковъ-Ивановъ, Л. Н. Самсоновъ, Много-ли изъ нихъ осталось теперь въ живыхъ? Да почти никого! Андреева (Чарская) содержится теперь въ убѣжищѣ, имена двухъ-трехъ еще живущихъ забыты для сцены, а большинство покоится тамъ, гдѣ "нѣсть ни болѣзни, ни печалей, ни воздыханій". Недавно я былъ въ Одессѣ и случайно на кладбищѣ наткнулся на могилу H. К. Милославскаго, умершаго въ 1882 г., а рядомъ на могилу О. Н. Ворониной, которая провела съ нимъ послѣдніе годы своей жизни и умершей за два года до него. Видъ этихъ заброшенныхъ могилъ меня поразилъ! И это могила Милославскаго, этого геніальнаго артиста, доставлявшаго одесситамъ въ теченіи многихъ лѣтъ столько чудныхъ минуть эстетическаго наслажденія своей высоко-художественчой игрой? А могила Самсонова, похороненнаго въ Кіевѣ на Байковомъ кладбищѣ? гдѣ она? Гдѣ могила этого вѣчнаго борца за меньшую актерскую братію, артиста-писателя, всю жизнь ратовавшаго за созданіе правильно организованнныхъ товариществъ драматическихъ артистовъ? Могила эта давно уже заросла и не найти къ ней больше дороги! А могила П. А. Никитина, тоже похороненнаго въ Кіевѣ на Байковомъ кладбищѣ? гдѣ она? Да простятъ мнѣ это небольшое отступленіе, оно явилось помимо моей воли!
Сезонъ 1868 года былъ однимъ изъ выдающихся по составу драматической труппы. Изъ дебютировавшихъ впервые артистокъ особенное вниманіе обратилъ на себя В. В. Чарскій, выступившій въ роли Жадова ("Доходное мѣсто"). Въ первыхъ двухъ актахъ артистъ ничѣмъ не выдѣлялся, но въ третьемъ актѣ (въ трактирѣ) г. Чарскій имѣлъ значительный успѣхъ, который, чѣмъ дальше, шелъ crescendo, а по окончаніи спектакля дебютантъ уже былъ предметомъ шумныхъ овацій. Не прошло и двухъ недѣль какъ г. Чарскій сталъ любимцемъ публики. Особенно полюбили г. Чарскаго студенты Новороссійскаго университета, а когда они узнали, что артистъ, до посвященія себя сценѣ, былъ студентомъ Кіевскаго университета, любовь эта уже не имѣла границъ: Чарскій сталъ кумиромъ молодежи, но... ненадолго. Случилось одно обстоятельство, сразу оттолкнувшее отъ артиста всѣхъ его юныхъ поклонниковъ. Назначенъ былъ бенефисъ Чарскаго. Для своихъ артистическихъ именинъ онъ выбралъ пьесу Манна "Говоруны". Хотя студенты, узнавъ объ этомъ выборѣ, и просили артиста перемѣнить пьесу, такъ какъ "Говоруны" -- сплошной поклепъ на русскую молодежь, но бенефиціантъ просьбы не исполнилъ. Наступилъ день спектакля. Всѣ ложи второго яруса (каждая ложа дѣлились на шесть мѣстъ -- купоновъ) были заняты студентами, не мало было ихъ и на галлереѣ. По окончаніи перваго акта изъ ложъ и галлереи послышались свистки и крики: "долой пьесу"! "Вонъ режиссера! вонъ Чарскаго"! Шумъ поднялся неимовѣрный, явилась полиція, стала увѣщевать, но ни что не помогало: крики не умолкали! На сцену вышелъ режиссеръ г. Н. И. Новиковъ, котораго встрѣтили пронзительными свистками. Г. Новиковъ неоднократно порывался кое-что сказать, но за шумомъ, криками и свистками ничего нельзя было разобрать. Наконецъ кто-то изъ студентовъ крикнулъ "тише! Дайте ему объясниться"! Водворилась тишина. Г. Новиковъ заявилъ, что онъ отъ режиссерства уже третій день какъ отказался, да если-бы и былъ еще режиссеромъ, то все-же выборъ пьесы зависѣлъ не отъ него, а отъ бенефиціанта. Заявленіе Новикова было встрѣчено апплодисментами. передъ нимъ стали извиняться въ самыхъ лестныхъ для него выраженіяхъ и съ еще большей настойчивостью стали требовать выхода г. Чарскаго. Артистъ не выходилъ. Вмѣсто него появился г. Надеждинъ и объявивъ, что онъ режиссеръ, обратился къ первымъ рядамъ креселъ съ слѣдующей (помню ее дословно) фразой: "я обращаюсь къ образованной части публики, а не къ тѣмъ наверху сидящимъ,-- желаетъ она слушать продолженіе пьесы"? Польщенные такой фразой, перворядники отвѣтили: "желаемъ", "желаемъ"!, но что кричали верхи -- я и передать не могу. По адресу Надеждина посыпались такіе эпитеты, что онъ быстро скрылся за занавѣсъ; крики: "долой пьесу! вонъ Чарскаго! вонъ Надеждина"! дошли до того, что о происшествіи въ театрѣ вынуждены были сообщить градоначальнику г. Бухарину. Но и его присутствіе не помогло: молодежь не унималась. Когда неоднократныя просьбы прекратить скандалъ ни къ чему не повели, г. градоначальникъ распорядился арестовать временно всѣхъ бывшихъ въ театрѣ студентовъ и записать ихъ адресы. Но и это не помогло: пьеса дальше перваго акта не пошла и была замѣнена какими-то водевилями. Прошло дней пять или шесть. Въ университетъ стали доходить слухи о вторичной постановкѣ "Говоруновъ" по распоряженію высшей администраціи края. Слухи оказались основательными {Генералъ-губернаторомъ Новороссійскаго края былъ въ то время П. Е. Коцебу.}. Говорить, что сборъ былъ полный -- нахожу излишнимъ. О скандалѣ въ бенефисъ Чарскаго зналъ весь городъ и билеты брались на расхватъ; кто не знаетъ, что публика всегда падка на скандалъ! Позаботились о билетахъ и студенты: ими были взяты билеты не только въ галлерею и купоны, но и въ кресла; университетское начальство также не оставалось спокойнымъ; въ театръ явились: ректоръ, проректоръ, субъ-инспекторъ, педеля; были и нѣкоторые изъ профессоровъ. Наступилъ день спектакля. Въ семь часовъ вечера зрительный залъ былъ уже переполненъ. Въ театрѣ было тихо, но всѣ знали, что это временное затишье передъ грозой. Волновался только одинъ человѣкъ-субъ-инспекторъ Лонгиновъ. Человѣкъ этотъ былъ любимъ всѣми студентами за свои къ нимъ отношенія; онъ всегда принималъ всѣ мѣры, чтобы избавлять студентовъ отъ непріятностей, ходатайствовалъ за нихъ передъ профессорами во время экзаменовъ, удерживалъ педелей отъ доносовъ на студентовъ, защищалъ предъ начальствомъ при такъ наз. студенческихъ исторіяхъ со слезами на глазахъ упрашивалъ не вмѣшиваться "въ личное ему одолженіе". И на этотъ разъ Лонгиновъ былъ неспокоенъ за своихъ студентовъ: онъ зналъ, что въ случаѣ скандала многіе пострадаютъ и потому постоянно шнырялъ между рядами креселъ, упрашивая "плюнуть на пьесу и Богъ съ ней". Увертюра была съыграна, ожидали поднятія занавѣса, но... на аванъ-сцену вышелъ кто-то изъ артистовъ и заявилъ, тчо по чьей-то болѣзни вмѣсто пьесы "Говоруны" поставлена будетъ пьеса "Перемелется-мука будетъ". Отвѣтомъ на это заявленіе былъ взрывъ аплодисментовъ и крики -- "браво"! Хотя часть публики разочаровалась, ибо "скандалъ не состоится", но лица студентовъ сіяли. Сіялъ и Лонгиновъ; не стѣсняясь онъ вслухъ сталъ поздравлять студентовъ и, плача отъ радости, со многими цѣловался. Принимали пьесу, конечно, на ура!, а когда въ финалѣ перваго акта раздалось со сцены "gaudeamus igitur", къ театральному хору примкнули всѣ студенты. Это былъ чудный моментъ, котораго никто изъ бывшихъ въ театрѣ студентовъ никогда не забудетъ. Нечего прибавлять, что болѣзнь артиста была мнимая и служила только предлогомъ отмѣнитъ "Говоруновъ". Помогли въ этомъ случаѣ антрепренеръ Фолетти и его секретарь Андрушевичъ: ихъ просили "Говоруновъ" не ставить, но ослушаться администраціи нельзя было, и исходъ былъ найденъ. Такъ кончилась исторія съ "Говорунами", благодаря которой г. Чарскій пересталъ быть кумиромъ молодежи.
Особенной любовью Одесской публики пользовался Николай Карловичъ Милославскій: человѣкъ умный, образованный, интеллегентный, прекрасно воспитанный и замѣчательно находчивый, H. К, несмотря на массу недостатковъ, былъ въ Одессѣ чуть-ли не первый изъ артистовъ, котораго всюду принимали и знакомствомъ съ которымъ гордились. Если-бы я вздумалъ въ своихъ воспоминаніяхъ передавать эпизоды изъ жизни H. К. въ Одессѣ, мнѣ пришлосьбы писать очень много, но удерживаетъ меня не это обстоятельство, я опасенія, что я буду повторять уже извѣстное, такъ какъ о Милославскомъ появлялась въ печати такая масса анекдотовъ и разсказовъ, что врядъ-ли я съумѣю сообщить кое-что новое. Постараюсь припомнить тѣ изъ эпизодовъ, которые, на сколько я знаю, въ печать еще не попадали и которымъ я былъ свидѣтелемъ. Всѣмъ извѣстно, что Милославскій былъ большой циникъ и хотя категорія скабрезныхъ о немъ анекдотовъ очень велика, но имъ, конечно, не мѣсто въ печати; эти анекдоты болѣе или менѣе извѣстны театральному міру и еще долго будутъ передаваться изъ устъ въ уста.
Съ H. К. Милославскимъ, впродолженіи нашего 15-лѣтняго знакомства, я встрѣчался очень часто, преимущественно въ Одессѣ, и одинъ только сезонъ къ Харьковѣ, гдѣ онъ служилъ у Н. И. Новикова. Несмотря на массу недостатковъ онъ былъ для меня однимъ изъ симпатичнѣйшихъ людей; даже разсказывая о своихъ похожденіяхъ, которыхъ у него было не мало и которые далеко не отличались чистоплотностью, онъ всегда производилъ какъ на меня, такъ и на всѣхъ присутствовавшихъ какое-то особенное, странное впечатлѣніе. Такой-же разсказъ изъ устъ другого человѣка вызывалъ-бы несомнѣнно чувство гадливости, а въ устахъ Милославскаго это вызывало только смѣхъ. Сознаешь, что человѣкъ разсказываетъ о совершенномъ имъ скверномъ поступкѣ, а прощаешь, и не только прощаешь, а весело смѣешься вмѣстѣ съ расказчикомъ, точно разсказываетъ онъ не о себѣ, а о комъ-либо другомъ. Нерѣдко мнѣ даже казалось, что H. К. приписывалъ себѣ такія дѣянія, которыя вовсе и не имѣли мѣста, что онъ взводилъ на себя обвиненія "ради краснаго словца", изъ желанія развеселить общество и показать, насколько онъ былъ всегда находчивъ и остроуменъ; мнѣ не хотѣлось вѣрить, что человѣкъ способенъ такъ спокойно и хладнокровно разсказывать о такихъ поступкахъ, которые прямо предусмотрѣны улож. о наказ. Милославскій служилъ въ Одессѣ много лѣтъ подъ рядъ и всегда одинаково пользовался любовью и симпатіями публики: его восторженно принимали и въ "Ляпуновѣ", и въ "Велизаріѣ", и въ "Кларѣ д'Обервилль", и не менѣе восторженно въ роляхъ современнаго репертуара. Долженъ замѣтить, что въ описываемый мною періодъ громаднымъ успѣхомъ пользовались пьесы Дьяченко, изъ которыхъ почти ни одна необходилась безъ роли генерала или князя. Этихъ-то "высокопоставленныхъ" всегда игралъ Милославскій и игралъ замѣчательно: баринъ въ жизни -- онъ былъ таковымъ и на сценѣ; изъ нынѣшнихъ артистовъ его отчасти напоминаетъ И. П. Кисилевскій, но съ той только разницей, что Милославскій серьезнѣе относился къ своимъ обязанностямъ: онъ никогда не выходилъ на сцену, не зная роли. Не молодъ былъ Милославскій, когда явилась пьеса Толстого "Смерть Іоанна Грознаго": она была была поставлена въ Одессѣ съ H. К. въ заглавной роли; кто зналъ Милославскаго какъ артиста, не усумнится, конечно, что него были всѣ данныя для художественнаго исполненія этой роли. И дѣйствительно, успѣхъ Н. К. былъ колоссальный: за короткое время пьеса прошла 12 разъ при полныхъ сборахъ. Правда, раза три -- четыре выступалъ въ роли "Грознаго" и Н. И. Новиковъ, но разница въ исполненіи была громадная; Новикову во многомъ вредили его голосовыя средства, да и самый характеръ "Грознаго" былъ имъ не вполнѣ понятъ. Здѣсь-же кстати приведу фактъ, который очень удивилъ театраловъ, хотя вскорѣ и выяснился: въ одинъ изъ спектаклей, когда Новиковъ исполнялъ "Грознаго", ему, послѣ каждаго акта, подносились весьма цѣнные подарки изъ ложи бенуара, примыкавшей къ сценѣ. Такъ какъ ложу эту занимали молодые люди, далеко не обладавшіе средствами на подобныя подношенія и такъ какъ это случилось не въ бенефисный спектакль, то явилось предположеніе, что молодые люди подносятъ подарки на средства г. Кехрибарджи, врага Милославскаго, въ пику сему послѣднему. По точно наведеннымъ справкамъ оказалось однако слѣдующее: наканунѣ этого спектакля у Новикова былъ званый вечеръ, на которомъ въ числѣ гостей находились и юные поклонники артиста. Послѣ ужина усѣлись играть въ карты и Новикову до того не везло, что онъ проигралъ около тысячи рублей, которые и выиграли его поклонники. Такъ какъ Новиковъ проигралъ эти деньги будучи далеко не трезвъ, то молодежь рѣшила выигрышемъ не воспользоваться; возвратить деньга было бы, конечно, обидно и потому порѣшили на весь выигрышъ купить цѣнныя вещи и поднести ихъ Новикову въ первый-же спектакль, въ которомъ онъ выступитъ. Спектакль этотъ, по случайности конечно, и былъ "Смерть Іоанна Грознаго" съ Новиковымъ въ роли "Грознаго".
Если я, вспомнивъ о Грозномъ, упомянулъ о Киселевскомъ, то именно потому, что въ настоящее время это единственный артистъ, который могъ-бы съ успѣхомъ исполнить эту роль, но этому не бывать: г. Киселевскій никогда роли не выучитъ; не училъ онъ ролей смолоду, не станетъ же онъ учить ихъ на старости лѣтъ.
Какое впечатлѣніе Милославскій производилъ даже въ пьесахъ ходульныхъ -- доказываетъ слѣдующій фактъ: шла "Графиня" Клара д'Обервиль". Въ театрѣ присутствовали артисты французской труппы, прибывшей въ Одессу на нѣсколько спектаклей. Игра Милославскаго произвела на французскихъ артистовъ такое сильное впечатлѣніе, что по окончаніи четвертаго акта они бросились за кулисы, ворвались къ нему въ уборную и наперерывъ другъ передъ другомъ принялись цѣловать его. H. К. растерялся, началъ скромно благодарить, а французскіе артисты, услыхавъ вызовы публики, вынесли Н. К. на рукахъ изъ его уборной до сцены.
За много лѣтъ пребыванія H. Е. въ Одессѣ былъ только одинъ случай поползновенія удалить его со сцены, но этотъ случай какъ нельзя лучше доказалъ, на сколько артистъ былъ любимъ. Нѣкій К--жи, имѣвшій какую-то непріятную для него стычку съ М., пожелалъ ему отомстить какъ артисту и собравъ "партію", человѣкъ въ тридцать, послалъ ихъ въ театрѣ освистать Милославскаго. Шелъ въ этотъ вечеръ "Гувернеръ". На сколько М-ій былъ хорошъ въ роли Жоржа Дорси -- извѣстно всѣмъ. Послѣ сцены съ Машенькой, которую М--кій провелъ замѣчательно, раздались вдругъ свистки наемныхъ героевъ. Публика крайне возмутилась этой выходкой и устроила артисту такую шумную овацію, какая рѣдко достается на долю даже любимаго артиста въ его бенефисъ. К--жи потерпѣлъ полное пораженіе и съ тѣхъ поръ никогда уже не посылалъ мстить артисту Милославскому.
Антрепренеромъ Русскаго театра въ Одессѣ Милославскій сталъ въ 1877 г. Арендовалъ онъ этотъ театръ у бр. Рафаловичъ, пріѣхавъ въ Одессу изъ Харькова съ сорока руб. въ карманѣ. Еще не имѣя контракта М--ій пустилъ слухъ, что театръ имъ снятъ и сейчасъ-же занялся отдачей арендныхъ статей. Задатками, полученными отъ контрагентовъ, М--ій внесъ авансъ, подписалъ контрактъ и сталъ собирать труппу. Время было благопріятное: проходившіе черезъ Одессу, по случаю войны, войска дали громадный наплывъ посѣтителей, сборы были постоянно полные и М--ій заработалъ значительную сумму. Впослѣдствіи онъ отъ антрепризы отказался, а сдавалъ театръ въ аренду, принимая, впрочемъ, участіе въ спектакляхъ на разовыхъ. Получалъ онъ поспектакльно 150 руб. и отъ этой цыфры никогда не отступалъ. Въ 1880 г. H. К. выступалъ нѣсколько разъ, но былъ уже до того слабъ, что съ трудомъ могъ доиграть спектакль и то при помощи разныхъ возбуждающихъ средствъ. Одно время онъ держалъ въ своемъ театрѣ итальянскую оперу. Послѣдній годъ своей жизни H. К провелъ въ совершенномъ одиночествѣ, имѣя при себѣ только доктора Попича, котораго онъ очень любилъ и который своимъ искреннимъ къ нему участіемъ вполнѣ стоилъ этой любви.
Мало того, что Милославскій съ сорока рублями взялъ въ аренду театръ, ему везло и дальше: такъ, напр. костюмы, стоившіе больше двадцати тысячъ руб. и заложенные Раппортомъ и Меньшиковой послѣ неудачной ихъ оперной антрепризы въ Одессѣ, были пріобрѣтены Милославскимъ съ торговъ чуть не за три тысячи руб. Извѣстно, что являться на аукціонъ при продажѣ театральныхъ костюмовъ почти нѣтъ охотниковъ и какъ ни дорого они стоятъ антрепренеру, но въ продажу идутъ за гроши. Милославскій этимъ и воспользовался и, для признанія торговъ правильными взялъ съ собой г-жу Софью Дорфманъ, о роли которой въ театрѣ сообщу въ своемъ мѣстѣ. Она прибавила къ объявленной цѣнѣ рубль, Милославскій накинулъ два, Дорфманъ отказалась и имущество осталось за Милославскимъ. Объ этихъ костюмахъ много говорили въ Одессѣ послѣ смерти Милославского по слѣдующему поводу: наслѣдникъ его генералъ Фридебургъ явился какъ-то въ Русскій театръ для осмотра завѣщаннаго ему имущества, а чрезъ нѣсколько минутъ послѣ его ухода костюмы эти, застрахованные въ 15 тысячъ р., загорѣлись. Возникло дѣло о поджогѣ, но виновниковъ не оказалось и дѣло было прекращено.
Какъ антрепренера, мѣстная пресса H. К. не любила; вылазки противъ него появлялись въ одесскихъ газетахъ чуть не ежедневно. Особенно преслѣдовалъ его г. Озмидовъ, редакторъ "Новор. Телеграфа". Но и H. К. въ долгу не оставался: его отвѣты, въ видѣ открытыхъ писемъ и даже объявленій, производили фуроръ. Помню, было какъ-то объявлено М--мъ, что редакціи мѣстныхъ газетъ приглашается прислать въ контору театра за рецензентскими билетами. Сотрудникъ "Одесскаго Листка" г. Краевъ помѣстилъ въ газетѣ рѣзкую противъ М. замѣтку по поводу этого объявленія и закончилъ ее слѣдующей фразой: "Жаль, что М--ій не написалъ еще въ какомъ костюмѣ надо являться въ контору". М--ій на слѣдующій-же день написалъ отвѣтъ въ отдѣлѣ объявленій: "явиться въ контору можно въ любомъ костюмѣ, только не въ арестантскомъ халатѣ". Если добавить, что г. Краевъ за какіе-то проступки когда-то содержался въ тюрьмѣ, то станетъ понятнымъ тотъ фуроръ, который произвелъ М--ій своимъ отвѣтомъ. Доставалось, впрочемъ, и М--му. Назначилъ онъ свой бенефисъ и объявилъ, что на сценѣ будетъ масса звѣрей дѣвственныхъ лѣсовъ Америки. Конечно, звѣрей никакихъ не было, а выведенъ былъ принадлежавшій М--му оселъ. Рецензентъ "Новор. Телегр.", порицая М--то за его рекламу замѣтилъ, что на сценѣ, кромѣ осла, другихъ звѣрей не было. М--ій все-же въ долгу не остался и въ отдѣлѣ объявленій возразилъ, что онъ видѣлъ въ театрѣ не одного, а двухъ ословъ: своего -- на сценѣ и редакціоннаго въ третьемъ ряду креселъ. Подобнаго рода "полемика" допускалась въ то время въ Одессѣ; одесскія газеты, полемизируя между собой, доходили до того, что порядочные люди брезгали брать ихъ въ руки; какихъ только обвиненій не взводили сотрудники другъ на друга; и въ шантажѣ, и въ кражѣ, и въ вымогательствѣ и пр. Я указываю на это для того, чтобы объяснить, почему М--ій такъ свободно могъ "объявлять" и объ арестантскомъ халатѣ и объ ослахъ и пр. Таково было настроеніе одесской прессы, настроеніе, отъ котораго она еще и понынѣ не можетъ совершенно отрѣшиться. Вражда между Милославскимъ и Озмидовымъ дошла до того, что М--ій обучилъ своего попугая ежедневно повторять: "Озмидовъ д--къ, Озмидовъ б--въ"; сколько ни старались общіе знакомые помирить враговъ, еще недавно бывшихъ большими пріятелями, но старанія ни къ чему не привели: такъ врагами и сошли оба въ могилу.
Вспоминая о М--мъ, не могу не указать на одну громадную его ошибку: эта ошибка, сдѣланная М--мъ быть можетъ противъ его воли, принесла не мало вреда русской драмѣ. М--ій, будучи довѣреннымъ лицомъ г. Сура, пригласилъ въ Одессу въ 1871 г. русскую оперетту, во главѣ которой стояли Корбіель, Лентовскій, Медвѣдевъ и др., и назначилъ имъ такіе значительные оклады, о которыхъ драматическіе артисты и понятія не имѣли. Оперетка имѣла громадный успѣхъ. И масса прекрасныхъ драматическихъ артистовъ, которые могли-бы стать гордостью русской драмы, перешла въ оперетку, исключительно побуждаемая крупными окладами. Положимъ, съ теченіемъ времени многіе изъ отступниковъ вернулись обратно, но это ими дѣлалось не по собственной иниціативѣ, а въ силу обстоятельствъ: оперетка пала и драма опять стала занимать подобающее ей мѣсто, жирныхъ окладовъ оперетка уже не могла выдерживать и пришлось идти назадъ, идти туда, гдѣ кусокъ хлѣба болѣе обезпеченъ".
Заговоривъ объ опереткѣ нельзя пройти молчаніемъ слѣдующій характерный фактъ. Въ то время какъ иностранцы -- антрепренеры поддерживали у насъ серьезное драматическое искусство, русскіе антрепренеры вводили у насъ балаганъ, именуемый опереткой. Антрепренеръ одесскаго городскаго театра -- итальянецъ Фолетти держалъ прекрасную русскую драму; другой одесскій антрепренеръ нѣмецъ -- Суръ держалъ русскую оперу и русскую драму: нѣмецъ Бергеръ также привезъ въ Одессу русскую оперу. А оперетку въ Одессѣ насадили русскіе антрепренеры: сначала Н. И. Новиковъ, а затѣмъ и H. К. Милославскій. И что еще болѣе непонятно: вѣдь г. Новиковъ и Милославскій были крупные драматическіе артисты. Что общаго имѣли они съ опереткой? Тоже, къ сожалѣнію, приходится сказать и о I. Я. Сѣтовѣ, кіевскомъ антрепренерѣ, насадившемъ оперетку въ городскомъ театрѣ и отодвинувшемъ оперу на задній планъ. Къ стыду Кіева -- оперетка процвѣтала съ разрѣшенія городского управленія.
Впрочемъ, періодъ власти оперетки былъ въ Одессѣ непродолжительный; существовала она, положимъ, долго, да еще и теперь, благодаря Киселевичу, нерѣдко выплываетъ, но успѣха она не имѣетъ, а это лучшее доказательство, что время ея миновало. Въ подтвержденіе паденія оперетки въ Одессѣ, можно привести цѣлый рядъ послѣдовательныхъ краховъ: послѣ Сура на опереткѣ прогорѣлъ г. Омеръ, затѣмъ г-жа Троцкая, далѣе г. Арбенинъ, Бураковскій, Ліановъ, а теперь постоянно горитъ (а недавно совершенно прогорѣлъ уже) и г. Киселевичъ.
На сколько въ Одессѣ была любима русская драма, видно изъ того, что тамъ одновременно играли двѣ драматическія труппы: одна у г. Фолетти, а другая у графовъ Морковыхъ, построившихъ въ Одессѣ такъ наз. народный театръ. Говорю такъ наз. потому, что репертуаръ далеко не соотвѣтствовалъ названію "народный". Для этого театра много поработалъ Л. Н. Самсоновъ, какъ режиссеръ приглашенной гр. Марковымъ труппы. Въ составъ ея входили, на сколько припоминаю, г-жи Литвина, Воронина, Вознесенская, H. X. Рыбаковъ, М. Л. Кропивницкій, Выходцевъ и др. Дѣла театра, несмотря на крайне дешевыя цѣны, шли блестяще. Положимъ, нѣкоторые артисты по привычкѣ прибѣгали къ рекламамъ, чѣмъ особенно отличался Выходцевъ, но этимъ не брезгали и крупныя силы. Какъ сейчасъ помню, въ бенефисъ г-жи О. Н. Ворониной назначена была пьеса "Смерть Ляпунова". Для обезпеченія полнаго сбора H. К. Милославскій посовѣтовалъ бенефиціанткѣ въ одномъ изъ антрактовъ разыграть лошадь, о чемъ и было объявлено на афишѣ. За два дня до спектакля всѣ билеты были разобраны. Большинство публики составляли евреи, которыхъ видимо соблазняла возможность выиграть лошадь. При розыгрышѣ счастливцемъ оказался кассиръ театра. Быть можетъ это была и случайность, но многіе иронически заявляли, что "правда хороша, а счастье лучше". Прошло нѣсколько дней, шла пьеса "Каширская старина", сборъ былъ неважный и, что обратило на себя особенное вниманіе, въ театрѣ не было ни одного еврея, вѣроятно, по случаю пятницы. Въ одномъ изъ антрактовъ является H. К. Милославскій. "А замѣтили, господа, что въ театрѣ ни одного еврея?-- "Замѣтили".-- А знаете причину". "Должно быть по случаю пятницы". "Вовсе нѣтъ, я сейчасъ встрѣтилъ одного, еврея и онъ мнѣ объяснилъ причину. Виной всему -- бенефисъ Ворониной. "Помилуйте" сказалъ онъ "въ прошлый разъ, когда разыгривали лошадь, взяла "Каширская сторона", сегодня опять объявлена "Каширская", чего-же мы пойдемъ"?!
Милославскій, надо отдать ему справедливость, прекрасно понималъ свое дѣло; онъ умѣлъ ладить съ публикой и; отлично держалъ себя въ отношеніяхъ съ артистами. Не насмѣхаться надъ многими онъ не могъ, не могъ онъ и не острить на ихъ счетъ, такова уже была его натура, не вмѣстѣ съ тѣмъ онъ всегда за нихъ стоялъ горой. Хозяйственная сторона дѣла также была ему хорошо знакома; обмануть М--аго было очень трудно и если это и удавалось его управляющему III., то только въ послѣдніе годы, когда здоровье М--аго сильно пошатнулось и онъ уже рѣдко являлся въ театръ. Помню, принималъ Милославскій на службу какого-то контролера".
-- H. К., не берите его, говорили со всѣхъ сторонъ, онъ мошенникъ!
-- Оттого-то я его да возьму. Я самъ мошенникъ, знаю всѣ продѣлки контролеровъ, а если научусь у него чему нибудь, мнѣ еще неизвѣстному, тѣмъ лучше, впредь пригодится.
И служащій былъ принятъ, но не долго онъ оставался: Милославскій ему ходу не давалъ, всѣ продѣлки сразу обнаруживалъ и контролеръ отказался, находя службу у Милославскаго для себя невыгодной.
Жилъ Милославскій всегда хорошо, и эта привычка быть можемъ и была причиной, что онъ ни передъ чѣмъ не останавливался для пріобрѣтенія средствъ. Подписать одновременно контрактъ съ двумя антрепренерами, занять подъ благовиднымъ предлогомъ малую толику, подвести товарища, даже просто надуть -- было для Милославскаго весьма не трудно. О своихъ "похожденіяхъ" въ области "пріобрѣтенія" онъ часто разсказывалъ своимъ пріятелямъ, и мнѣ въ томъ числѣ. Помню его разсказъ, какъ онъ въ Курскѣ, подъ видомъ богатаго помѣщика, успѣлъ втереться въ довѣріе къ одной духовной особѣ и призанять три тысячи рублей, конечно, безъ отдачи.
Характеренъ его разсказъ, какъ онъ, вмѣстѣ съ актеромъ Славскимъ, въ томъ-же Курскѣ, забралъ у игроковъ 900 р., рискуя всего 5 рублями и, въ крайнемъ случаѣ, еще и своими боками. Вотъ этотъ расказъ:
-- Сижу я въ номерѣ гостинницы совсѣмъ грустный, всѣхъ денегъ пять руб., выѣхать не съ чѣмъ, а тутъ еще на иждивеніи у меня Славскій; занять негдѣ, всѣмъ купцамъ успѣлъ задолжать, въ гостинницѣ тоже не мало долженъ. Положеніе грустное. Вбѣгаетъ Славскій.
-- Николай Карловичъ, деньги есть?
-- Нѣтъ у меня денегъ, убирайся!
-- Сейчасъ на Московской улицѣ большая игра идетъ. Я только что оттуда. Если-бъ нѣсколько рублей -- можно много выиграть.
-- У меня всего пять рублей, на игру мало.
-- Не мало, Николай Карловичъ, я знаю вѣрную карту: Поѣдемъ.
Взяли извозчика. Пріѣхали; было часовъ девять вечера. Игра была въ разгарѣ. Подходимъ къ одному столу вижу -- передъ банкометомъ денегъ много.
-- Николай Карловичъ, шепчетъ мнѣ Славскій, я поставлю карту, а какъ услышишь мой крикъ -- туши свѣчу и бѣги, а я за тобой.
Сталъ онъ возлѣ банкомета, накрылъ пятя руб. картой и, сказавъ "кушъ подъ картой", впился въ банкомета. Не прошло и полуминуты, какъ слышу вдругъ голосъ Славского "передернулъ с-ъ сынъ!", я сейчасъ-же потушилъ свѣчу, да и бѣжать. Только добѣжалъ до извозчика, а возлѣ меня уже и Славскій. Помчались домой, а по пути Славскій и говоритъ"какъ потушилъ ты свѣчу, я сейчасъ одной рукой хвать деньги у банкомета, другой опрокинулъ столъ, да и за тобой.
-- А если догонятъ?
-- Не могутъ, побоятся скандала, потому,-- шулера. Дома сосчитали деньги -- 900 рублей. Расплатились въ гостинницѣ и на утро выѣхали изъ Курска. Вотъ какія, иногда, бываютъ вѣрныя карты! закончилъ свой разсказъ Николай Карловичъ.
Начиная съ 1877 г. Милославскій жилъ очень широко, занимая громадную квартиру въ д. Рафаловича по Пушкинской улицѣ. У него очень часто бывали вечера, на которые являлись члены высшаго мѣстнаго общества. Велась довольно большая игра въ карты, но Николай Карловичъ самъ очень рѣдко въ ней участвовалъ, а за себя обыкновенно усаживалъ кого-либо изъ гостей, не обладавшихъ средствами для подобной игры: проигрышъ онъ принималъ на себя, а выигрыъ дѣлилъ пополамъ.
Со смерти О. Ворониной Николай Карловичъ сталъ почти отшельникомъ, распродалъ всю свою роскошную обстановку и переѣхалъ на дачу, а оттуда въ гостинницу, гдѣ прожилъ до самой смерти. Когда Милославскій жилъ на дачѣ -- я бывалъ у него часто и нерѣдко оставался ночевать. Лѣтнюю труппу въ то время держалъ артистъ В. Л. Форкати, кстати сказать, первый просвѣтитель Одессы по части кафе-шантана. Зайдя какъ-то вечеромъ въ театръ, я встрѣтилъ Форкати, который сообщилъ мнѣ, что только-что умеръ Николай Карловичъ. Что Николай Карловичъ былъ серьезно боленъ -- я зналъ, но такой быстрой развязки не ожидалъ. Чтобы провѣрить этотъ слухъ, я поѣхалъ на дачу къ Милославскому, спрашиваю лакея: "какъ здоровье Николая Карловича?" -- "Ничего, очень веселы, у нихъ гости." Я вошелъ, но ничего, конечно, не сказалъ по поводу слуха. Я засидѣлся и остался ночевать. Рано утромъ пріѣхалъ кто-то изъ актеровъ и сообщилъ, что Форкати уже составилъ программу похоронъ и написалъ надгробную рѣчь. Чрезъ нѣкоторое время пріѣхалъ М. А. Максимовъ и сообщилъ о томъ-же. Николай Карловичъ былъ въ прекрасномъ расположеніи духа и М. А. разсказалъ ему какъ о слухахъ о его смерти, такъ и о составленной Форкати программѣ похоронъ и надгробной рѣчи. Къ часу дня пріѣхалъ и Форкати. Узнавъ, что Милославскій живъ, онъ видимо осмутился: трудился надъ программой похоронъ, написалъ рѣчь и вдругъ все это напрасно! Увидя Форкати, Николай Карловичъ весьма спокойно обратился къ нему съ просьбой прочитать надгробную рѣчь. "Умру не услышу, а интересно какую ты про меня глупость написалъ". Положеніе Форкати было очень незавидное, и еще долго надъ нимъ издѣвались по поводу надгробной рѣчи и больше всѣхъ -- самъ Николай Карловичъ!
О поступленіи своемъ на сцену Николай Карловичъ разсказывалъ не разъ, хотя и не очень подробно; видно было, что воспоминанія объ этомъ событіи были ему далеко не по душѣ, и, слушая Милославскаго, невольно приходило на умъ, что разсказъ ведется не безъ кое-какихъ пропусковъ. Милославскій происходилъ изъ семьи Фридебуровъ; многіе артисты увѣряли, что семья эта носила баронскій титулъ, но самъ Николай Карловичъ никогда объ этомъ не упоминалъ. Онъ называлъ себя просто Фридебуромъ, разсказывалъ, что состоялъ въ военной службѣ и, выйдя въ отставку, посвятилъ себя сценѣ. Въ то время сестра его въ Петербургѣ играла довольно видную роль; узнавъ, что Николай Карловичъ желаетъ дебютировать на сценѣ, она пришла въ ужасъ. Званіе актера считалось въ обществѣ настолько унизительнымъ, что сестра его предложила ему довольно приличную сумму, чтобы онъ отказался отъ своего намѣренія. Николай Карловичъ на это не согласился, а предложилъ компромиссъ: выступая на театральные подмостки онъ будетъ фигурировать не подъ своей фамиліей, что причинитъ горе семьѣ, а подъ какимъ нибудь псевдонимомъ и тогда-же избралъ псевдонимъ "Милославскій". Дебютъ Николая Карловича состоялся на Императорской сценѣ, но успѣха онъ не имѣлъ, о чемъ постаралась, главнымъ образомъ, его сестра: она не желала, чтобы онъ игралъ въ городѣ, гдѣ она постоянно проживаетъ, такъ какъ это ее компрометируетъ и потому подобрала партію, которая его ошикала. H. К. все-же не унимался; недоразумѣнія съ сестрой закончились тѣмъ, что онъ, взявъ снова отъ сестры приличный кушъ, обѣщалъ никогда больше въ Петербургѣ не выступать и выѣхалъ въ провинцію. Сдержалъли онъ слово -- не знаю, объ этомъ Николай Карловичъ также никогда не говорилъ, равно не говорилъ и о своихъ дальнѣйшихъ отношеніяхъ къ семьѣ. Впрочемъ, весь этотъ разсказъ Милославскаго о поступленіи его на сцену по провѣркѣ оказался вымышленнымъ; на Императорской сценѣ въ Петербургѣ онъ служилъ и имѣлъ успѣхъ; особенно нравился въ "графинѣ Кларѣ Д'Обервиль"; было это въ пятидесятыхъ годахъ; изъ Петербурга онъ перешелъ въ Москву и тоже игралъ на Императорской сценѣ и уже послѣ Москвы перенесъ свою дѣятельность въ провинцію, гдѣ и оставался до самой смерти, послѣдовавшей въ Одессѣ въ 1882 г. По поводу пребыванія Милославскаго въ Москвѣ одинъ изъ старыхъ артистовъ передавалъ мнѣ даже слѣдующій фактъ, свидѣтельствующій о смѣлости этого, въ то время, молодого еще актера. Въ Москву прибылъ въ первый разъ директоръ Императорскихъ театровъ -- Сабуровъ, съ которымъ Милославскій встрѣчался гдѣ-то въ Петербургѣ. Вся труппа Малаго театра была въ сборѣ въ ожиданіи пріѣзда г. Сабурова, не было одного только Милославскаго. Каково-же было удивленіе всѣхъ артистовъ, когда они увидѣли Сабурова, входившаго въ сопровожденіи Милославскаго; еще болѣе ихъ поразило, когда Милославскій, обращаясь къ Сабурову, съ развязностью сталъ представлять ему всѣхъ членовъ труппы, точно онъ былъ первое тамъ лицо".
Въ 1880 году, когда матеріальное положеніе Никодая Карловича было довольно хорошее, но онъ сталъ серьезно болѣть въ Одессу неожиданно прибылъ его братъ Фридебургъ, не то дѣйствительный, не то тайный совѣтникъ. Хотя въ городѣ говорили, что пріѣздъ этотъ вызванъ запахомъ наслѣдства, но Николай Карловичъ былъ видимо очень польщенъ этимъ визитомъ и всюду старался являться вмѣстѣ съ братомъ. Николай Карловичъ мнѣ говорилъ, что состоявшій при немъ Ш., такъ безбожно его обираетъ, что онъ боится остаться безъ всякихъ средствъ и потому-то онъ самъ вызвалъ брата для приведенія въ порядокъ его дѣлъ и, главное, удаленія Ш. Что Ш. былъ удаленъ послѣ пріѣзда брата Николая Карловича -- это вѣрно, но врядъ-ли вѣрно, что Николай Карловичъ самъ вызвалъ къ себѣ брата Что Милославскій не особенно уважалъ своего брата, я убѣдился изъ ихъ бесѣдъ, при которыхъ я часто присутствовалъ. Я помню и такой случай: Фридебуръ, обидѣвшись на какое-то замѣчаніе Николая Карловича, замѣтилъ что онъ генералъ и потому проситъ брата деликатнѣе выражаться, на что Николай Карловичъ, вспыливъ, отвѣтилъ: "Что ты генералъ -- это вѣрно, но такихъ генераловъ какъ ты -- въ Россіи много, а такихъ какъ я, генераловъ отъ сцены, мало, а потому прошу передо мной не величаться". Что отношенія между братьями были далеко не дружескія видно хотя-бы изъ того, что Николай Карловичъ, оставивъ свои средства брату, не получилъ отъ него взамѣнъ даже памятника на могилу, которая, какъ я уже сказалъ, находится въ безобразномъ видѣ. О Е К. Милославскомъ, какъ Фридебурѣ, много говорили въ Одессѣ въ 1868 году по слѣдующе поводу: Николай Карловичъ, подписавъ контрактъ съ Казанскимъ антрепренеромъ, получивъ авансъ, остался въ Одессѣ у Фолетти. На неоднократныя требованія казанскаго антрепренера пожаловать на службу, Николай Карловичъ, ничего не отвѣчалъ и тогда антрепренеръ обратился къ начальнику Новороссійскаго края съ просьбой склонить Милославскаго выѣхать въ Казань. Разсказываютъ, что Николай Карловичъ, приглашенный начальникомъ края для объясненій, заявилъ, что онъ по сценѣ Милославскій, но настоящая его фамилія -- Фридебуръ и потому склонять его нельзя. Такъ-ли это -- не знаю, но что Николай Карловичъ, послѣ приглашенія къ начальнику края, оставался весь сезонъ въ Одессѣ и въ Казань не поѣхалъ -- не подлежитъ сомнѣнію!..
Изъ артистовъ, чаще другихъ посѣщавшихъ Николая Карловича, укажу на М. А. Максимова. Пока бесѣда шла о постороннихъ предметахъ все обстояло благополучно, но стоило только Максимову заговорить о сценѣ или о себѣ, какъ объ артистѣ, какъ Николай Карловичъ тотчасъ начиналъ изводить несчастнаго М. А.-- "Ну какой ты, Миша, артистъ"? М. А. былъ человѣкъ очень раздражительный, но Николая Карловича онъ почему-то боялся и, вмѣсто возраженій, Максимовъ, чтобы выйти изъ неловкаго положенія, обыкновенно вынималъ табакерку, набивалъ носъ табакомъ, и предлагалъ "нюхнуть" Милославскому. Николай Карловичъ бралъ табакъ, подносилъ къ носу, говорилъ "спасибо" и прибавлялъ, "а все-же, Миша, ты не артистъ, а чортъ знаетъ что"! Максимовъ начиналъ злиться, хватался за цилиндръ и крича "ноги моей у тебя никогда не будетъ", направлялся къ выходу.-- "Постой, Миша, сейчасъ завтракъ будетъ, понте-кане чудное получилъ" -- "Ишь какой, мириться хочетъ", улыбаясь говорилъ Максимовъ и возвращался. За завтракомъ Николай Карловичъ Максимова не задѣвалъ больше, но за то, по окончаніи завтрака, опять начиналось прежнее. Максимовъ выходилъ изъ себя, голосъ его дрожалъ, на глазахъ появлялись слезы, въ такія минуты жаль было на него смотрѣть.-- "Уйду, уйду и навсегда, нѣтъ больше у тебя друга; не думалъ я, чтобы мы, заслуженные артисты, могли унижать одинъ другого".-- "Не мы, а я, я заслуженный артистъ; я сколько получаю отъ спектакля? полтораста рублей".-- "Ну, полтораста".-- "А тебѣ и четвертной не дадутъ".--"Врешь ты, давали и пятьдесятъ рублей, да не бралъ. Стыдно тебѣ, стыдно". Максимовъ, послѣ такихъ сценъ, удалялся съ тѣмъ, чтобы больше къ Николаю Карловичу не являться. Проходило дня два -- три. Скучно было Николаю Карловичу безъ Максимова, да и Максимова тянуло къ Милославскому. Сидитъ онъ, бывало, въ кондиторской Фанкони, да на часы посматриваетъ. Подхожу -- "М. А.! ѣдемъ къ Н--ю К--чу".-- "Ни за что. Ругай онъ меня, какъ человѣка -- ничего, но оскорблять себя, какъ артиста -- не позволю. Я дебютировалъ на Императорской сценѣ,-- фуроръ произвелъ, а онъ меня признавать не хочетъ". М. А, да вѣдь Николай Карловичъ шутить, онъ знаетъ, что это васъ злитъ, вотъ и подтруниваетъ".-- "Ну, чортъ съ нимъ, поѣдемъ". Пріѣзжаемъ. Николай Карловичъ радъ; радъ и М. А., при встрѣчѣ цѣлуются. "И какая ты свинья, Николай Карловичъ", укоризненно говоритъ Максимовъ. "Хоть свинья, а артистъ, а ты что"?-- "Опять"?-- "Опять".-- "Понюхай табаку" и... повторяется старая исторія. Бывало, Максимовъ иной разъ долго выдерживаетъ характеръ, цѣлую недѣлю не является, но дальше ему становилось не въ моготу и онъ вновь приходилъ.
Послѣ смерти Николая Карловича я съ Максимовымъ больше не встрѣчался; знаю только, что онъ арендовалъ Русскій театръ, раньше находившійся въ арендѣ у Милославскаго. Въ судьбѣ этихъ двухъ артистовъ было какъ будто много общаго; и тотъ, и другой были арендаторами Русскаго театра и оба умерли, состоя арендаторами. Невольно становишься фаталистомъ: H. К Милославскій арендовалъ Русскій театръ съ 1877 года и умеръ въ 1882 году; вслѣдъ за нимъ арендовалъ этотъ театръ М. А. Максимовъ и тоже умеръ, состоя арендаторомъ; третій артистъ, арендовавшій этотъ театръ, былъ Н. П. Новиковъ-Ивановъ, онъ умеръ въ 1896 г., тоже состоя арендаторомъ. Должно быть артистамъ арендовать Русскій театръ въ Одессѣ не слѣдуетъ, хотя въ матеріальномъ отношеніи никто изъ арендаторовъ пожаловаться не могъ. Еще одно замѣчаніе: аренда этого театра отъ артистовъ переходитъ по наслѣдству къ дамамъ сердца; такъ, отъ Максимова театръ перешелъ къ г-жѣ Петровской, а отъ Новикова-Иванова къ г-жѣ Дѣдинцовой, которая его до сихъ поръ и арендуетъ.
Какъ я уже сказалъ, Николай Карловичъ пользовался большими симпатіями мѣстнаго общества и нечего, конечно, добавлять, что съ театральными завсегдатаями онъ былъ въ пріятельскихъ отношеніяхъ. Изъ завсегдатаевъ особенно памятенъ мнѣ, да мнѣ-ли одному, М. И. Ягницкій. Это былъ человѣкъ высокообразованный, пользовавшійся въ Одессѣ громадной популярностью. Его мѣткія слова и остроты имѣли всегда громадный успѣхъ и передавались изъ устъ въ уста. Онъ не признавалъ ни именъ, ни ранговъ, никого не стѣснялся и попадать къ нему на зубокъ не очень-то было пріятно. Театръ М. И. любилъ безумно, за кулисами былъ "свой" и всѣ артисты въ немъ заискивали. Нерѣдко, въ затруднительныхъ обстоятельствахъ, за совѣтомъ обращались къ М. И. и нетолько артисты, но и антрепренеры. Когда М. И. окончательно раззорился, (а состояніе было у него въ полъ милліона), онъ, вмѣстѣ съ другимъ театральнымъ завсегдатаемъ г. Галаховымъ, взялся за антрепризу, причемъ деньги на лѣто внесъ Галаховъ. Антреприза была не изъ удачныхъ и вскорѣ прекратилась. М. И. заболѣлъ душевной болѣзнью и скончался въ больницѣ.
Упомянулъ я объ этихъ завсегдатаяхъ не безъ умысла. Дѣло въ томъ, что въ послѣдніе годы почти во всѣхъ театрахъ главныхъ провинціальныхъ городовъ, какъ въ частныхъ, такъ и въ городскихъ, красуется анонсъ: "входъ постороннимъ лицамъ воспрещается". Такого анонса въ [описываемое мною время не было, публика имѣла свободный входъ за кулисы, но туда, кромѣ завсегдатаевъ, никто не являлся. Эти-то завсегдатаи и были тѣмъ связующимъ звеномъ, которое сливало во едино артистовъ и публику. Интересъ къ театру былъ громадный, о новыхъ готовящихся пьесахъ, о роляхъ, въ которыхъ имѣютъ выступать тѣ или другіе артисты, узнавалось не изъ афишъ и газетъ, а непосредственно отъ самихъ артистовъ. Постоянное общеніе артистовъ съ публикой устанавливало общія, пріятельскія отношенія; чуть не ежедневно въ театральномъ буфетѣ можно было видѣть по вечерамъ за табль'дотомъ до пятидесяти и болѣе лицъ, мирно бесѣдовавшихъ о театральныхъ дѣлахъ, о пьесахъ, о роляхъ; нерѣдко цѣлый вечеръ проходилъ въ обсужденіи характеровъ той или иной роли; въ этомъ обсужденіи участвовали и артисты, и представители прессы, и театральные завсегдатаи. Эти вечера приносили громадную пользу артистамъ и оставались не безъ вліянія на публику, устанавливая болѣе или менѣе правильный взглядъ на искусство; льстить артистамъ въ глаза и порицать ихъ въ отсутствіи не было надобности, такъ какъ всѣ свободно могли высказываться и никому изъ артистовъ никогда въ голову не приходило обижаться за нелестный отзывъ; порицали не ради порицанія и хвалили не ради похвалы; не отмѣтки ставились, точно гимназистамъ, а разбирали, исполненіе, полемизируя съ артистами, не указывали недостатки игры, а доказывали путемъ подробнаго анализа. Я вполнѣ увѣренъ, что одинъ такой вечеръ, проведенный артистомъ въ театральномъ буфетѣ, приносилъ ему гораздо болѣе пользы, чѣмъ многія нынѣшнія рецензіи за цѣлый сезонъ, рецензій, въ которыхъ ставятся авторитетно отмѣтки отъ неудовлетворительныхъ до весьма удовлетворительныхъ -- включительно. Близкія отношенія публики къ артистамъ, духовная связь, между ними существовавшая, сказывалась и въ подаркахъ, подносившихся артистамъ. Въ то время, за весьма немногими исключеніями, подарки подносились, подносились по подпискѣ; дорогихъ подарковъ, въ смыслѣ ихъ цѣны -- не было, но подарки были для артистовъ дороги, дороже нынѣ подносящихся, хотя нынѣшніе по цѣнѣ и довольно крупны. Еще замѣчу, что серебряные вѣнки, и адресы, ставшіе въ послѣдніе годы обычнымъ подношеніемъ, въ то время подносились очень рѣдко, а врядъ-ли кто станетъ отрицать, что имена тогдашнихъ артистовъ имѣли больше правъ на такія подношенія, чѣмъ имена нынѣшнихъ. Въ то время два -- три молокососа, ухаживая за артисткой и плѣнясь разрѣзомъ ея платья, не рѣшились-бы поднести ей публично серебряный вѣнокъ и адресъ; не хватило-бы смѣлости, а въ наше время это вполнѣ возможно, чему имѣется не мало наглядныхъ доказательствъ. Публика въ то время уважала артистовъ и отдѣльныя лица не рѣшались оскорблять цѣлую труппу, публично поднося бездарностямъ женскаго персонала крупные подарки; эти лица боялись публики, боялись, чтобы ихъ выходки не имѣли дня нихъ грустныхъ послѣдствій. Если крупные подарки и подносились артисткамъ за ихъ закулисные таланты, ничего общаго со сценой не имѣвшіе, то и подносились они не публично, а за кулисами-же.
При поднесеніи подарковъ артисткамъ въ то время не справлялись о возрастѣ артистокъ: подносились подарки одновременно и драматической артисткѣ -- г-жѣ Ольгѣ Козловской, и комической старухѣ г-жѣ М. Г. Ленской. Въ наше время что-то не замѣчается, чтобы на ряду съ подарками молодымъ артисткамъ подносили что-либо г-жѣ Звѣровой, а артистка она изъ крупныхъ и заслуженная.
Замѣчу еще, что подарки, подносившіеся артистамъ были болѣе цѣнные, чѣмъ подносившіеся артисткамъ и это вполнѣ понятно: публика, при подношеніяхъ, не руководствовалась поломъ и возрастомъ, а исключительно талантливостью: Н. К. Милославскій, Н. И. Новиковъ, К. Ѳ. Бергъ удостоивались большаго, чѣмъ О. Козловская, Ю. Лаврова, О. Воронина и Марья Николаевна Радовичъ (сестра H. Н. Демочани, секретаря Кіевской городской думы, по мужу Милорадовичь).
Я уже сказалъ, что подарки подносились публикой и на! подпискѣ; подносились они и въ бенефисы, и почти ежегодно въ послѣдній спектакль, вслѣдствіе чего, по требованію публики, этотъ спектакль былъ всегда сборный и участвовала въ немъ вся труппа. Въ одинъ изъ такихъ спектаклей, на собранные нѣсколько сотъ рублей, были поднесены подарки г-жѣ О. Козловской, Лукашевичъ, Ленской, Лавровой, Милославскому, Новикову, А. Рютчи и не помню еще кому. Можете поэтому судить, какова была цѣна каждаго изъ подарковъ, но насколько, они были дороги артистамъ -- говорить не стану. Виноватъ, былъ въ тотъ вечеръ поднесенъ цѣнный подарокъ и г-жѣ Кирьяковой, но публика была здѣсь ровно ни при чемъ. Г-жа Кирьякова была артистка далеко не талантливая, но очень полезная и большая труженица. Хотя публика ее и не любила, но все-же отдавала ей должное за "усердіе и трудолюбіе". Это, однако, еще не давало ей права на подарокъ отъ публики и таковой былъ ей поднесенъ ея покровителемъ Севастопуло, богатымъ грекомъ-негоціантомъ. Одинъ только Ягницкій, указывая на антрепренера, громко произнесъ: "timeo Danaos et dona ferentes". Тотъ-же Ягницкій, сильно не долюбливавшій г-жу Кирьякову, какъ артистку, придумывалъ для нея разныя клички. Какъ-то разъ, прійдя за кулисы, онъ серьезно спросилъ: "А что Балаклава, пришла уже"?-- "Какая Балаклава"?-- "Да Кирьякова"!-- "Почему-же она Балаклова"?-- "Близка къ Севастополю". Съ тѣхъ поръ, кличка Балаклава осталась за Кирьяковой надолго.
Большимъ любителемъ подарковъ былъ К. Ѳ. Бергъ. Въ Одессу онъ пріѣхалъ изъ Саратова, гдѣ до того прослужилъ три сезона. Вскорѣ, познакомившись съ театральными завсегдатаями, онъ сталъ ихъ приглашать къ себѣ на вечера; приглашалъ онъ и студентовъ и, чтобы ближе съ ними сойтись, предложилъ имъ свои услуги въ качествѣ режиссера студенческихъ спектаклей. Особенно участились вечера у Берга за мѣсяцъ до его бенефиса. Какъ сейчасъ помню, въ одной изъ комнатъ стоялъ у него на виду шкафъ, за стеклянными дверцами котораго красовались серебряные сервизы, жбаны, кубки, бокалы, и проч. Въ каждый изъ вечеровъ Бергъ, будто случайно, звалъ двухъ-трехъ изъ гостей покурить и всегда въ ту комнату, гдѣ помѣщался шкафъ. Указывая на вещи Бергъ сообщалъ, что все это подарки, поднесенные ему саратовской публикой и обыкновенно заканчивалъ сообщеніе фразой: "а что-то мнѣ поднесетъ одесская публика"? Эти намеки, конечно, были не по душѣ театральнымъ завсегдатаямъ, не привыкшимъ къ такимъ пріемамъ и хотя Бергу въ бенефисъ его и былъ поднесенъ подарокъ, но по цѣнѣ своей онъ нисколько не выдѣлялся изъ ряда обыкновенно подносившихся подарковъ. А вечера Берга стоили ему не мало денегъ и навѣрное вдесятеро больше, чѣмъ стоилъ подарокъ!
Возвращаюсь къ Милославскому. Какъ извѣстно, Николай Карловичъ очень серьезно относился къ своимъ обязанностямъ по сценѣ и того-же требовалъ и отъ другихъ; особенно возмущала его небрежность молодыхъ актеровъ. Шелъ "Гувернеръ" съ Милославскимъ въ роли Жоржа Дорси. Въ третьемъ актѣ, кажется, у него есть прекрасная сцена съ молодымъ слугой, котораго онъ обучаетъ французскому языку. Роль эту игралъ молодой актеръ Соколовъ; уже по первымъ его словамъ видно было, что онъ роли не знаетъ и что поэтому вся эта сцена у Милославскаго пропадетъ. Сколько ни подсказывалъ ему Милославскій, какъ ни наводилъ, но тотъ все путалъ. Милославскій вспылилъ, схватилъ Соколова за ухо и не на шутку выдралъ, сказавъ: "роль учить, прежде всего роль учить, мальчишка" и прогналъ его со сцены, прибавивъ, еще "придешь завтра, когда урокъ хорошо выучишь". Этотъ урокъ принесъ Соколову большую пользу; съ того спектакля, не было случая, чтобы Соколовъ вышелъ на сцену, не зная роли, что называется, "на зубокъ".
Николай Карловичъ на сценѣ никогда не терялся. Игралъ онъ какъ-то Опольева ("Старый баринъ") Роль эта считалась одной изъ лучшихъ въ его репертуарѣ; нашлись, однако, лица, которыя вздумали свистать Милославскому. Раздался свистокъ съ одной стороны, спустя минуту и съ другой. Милославскій не обращалъ на это вниманія, но когда свистки участились, онъ весьма серьезно обратился къ артисткѣ, игравшей роль его дочери: "что это? у тебя въ квартирѣ какъ-будто сверчки завелись? Прикажи прислугѣ эту дрянь вывести". Публика поняла намекъ и наградила артиста шумными аплодисментами, а свистковъ уже не слышно было.
Милославскій былъ крайне невоздержанъ на языкъ; это былъ человѣкъ, къ которому вполнѣ была примѣнима поговорка: "для краснаго словца не пожалѣетъ родного отца". Изъ-за этой невоздержанности ему приходилось не мало переносить непріятностей, но онѣ, тѣмъ не менѣе, нисколько не служили къ его исправленію. Его злого языка всѣ боялись и старались не давать повода къ колкимъ и всегда очень мѣткимъ замѣчаніямъ, но Милославскій самъ находилъ эти поводы. Въ Харьковѣ онъ очень дружилъ съ большимъ театраломъ Данилой Губинымъ, по профессіи портнымъ. Чуть не каждый вечеръ главные артисты собирались въ гостинницѣ Астраханской у Андрюшки Смирнова, куда приходили и театралы. Губинъ обязательно всегда бывалъ и всегда-же напивался. Для характеристики Губина разскажу слѣдующій случай. Въ одинъ изъ вечеровъ разсказывались анекдоты и Губинъ тоже пожелалъ разсказать какой-то анекдотъ. "Господа, началъ онъ, "однажды я былъ пьянъ"... Послѣ этихъ словъ раздались шумные аплодисменты, крики: "довольно, довольно, анекдотъ уже разсказанъ". Такъ вотъ этотъ самый Губинъ, слова котораго, "однажды я былъ пьянъ", уже приняли за анекдотъ, повздорилъ за ужиномъ съ Милославскимъ. Слово за слово и въ результатѣ Милославскій своими насмѣшками надъ Губинымъ довелъ его до того, что тотъ нанесъ Николаю Карловичу оскорбленіе дѣйствіемъ. Вѣсть объ этомъ быстро разнеслась между всѣми артистами и на другое утро, когда труппа собралась въ театръ на репетицію, только и было разговора, что объ инцендентѣ съ Милославскимъ. Всѣ артисты съ нетерпѣніемъ ожидали его прихода, чтобы видѣть его сконфуженную физіономію и въ душѣ радовались, что наконецъ и Милославскаго проучили; "вотъ когда онъ будетъ тише воды, ниже травы", порѣшили всѣ. "Идетъ! идетъ"! крикнулъ кто-то. Вся труппа выстроилась и напряженно стала слѣдить за входившимъ Милославскимъ. "Что, слышали"? обратился Милославскій ко всѣмъ.
-- А что, Николай Карловичъ?-- Никто и вида не показалъ, что знаетъ уже про исторію съ Губинымъ.
-- А Губинъ-то? Вѣдь побилъ меня!
-- Да не можетъ быть, Николай Карловичъ!
-- "Чего-же не можетъ быть. Говорю вамъ-побилъ!
И по дѣломъ мнѣ! не знайся съ портнымъ"!
Противъ такого аргумента трудно было возразить; исторія это вскорѣ забылась и Николай Карловичъ по прежнему первенствовалъ въ труппѣ, отпуская остроты на счетъ всѣхъ и каждаго.
Спустя нѣсколько лѣтъ, Милославскій возобновилъ съ Губинымъ пріятельскія отношенія, точно между ними никогда никакихъ недоразумѣній не было. Вотъ еще фактъ находчивости Николая Карловича на сценѣ: какъ-то ставили "Вѣчнаго жида". Агасфера игралъ Милославскій. Въ пьесѣ этой, какъ извѣстно, почти всѣ дѣйствующія лица умираютъ. Въ послѣднемъ актѣ Милославскій, выйдя на сцену, замѣтилъ, что двое изъ участвующихъ, съ которыми ему еще надо было вести разговоры, лежатъ уже мертвыми, а Уже умерли"! сказалъ онъ спокойно "рано! значитъ, разговаривать не съ кѣмъ! Что-жь? занавѣсъ"! И занавѣсъ былъ опущенъ при громѣ рукоплесканій. Вызовамъ артиста не было конца.
Кромѣ H. К. Милославскаго много лѣтъ подъ рядъ служили въ Одессѣ П. Н. Николаевъ, П. Г. Протасовъ, Л. Н. Самсоновъ и Казариновъ.
Кто изъ одесситовъ не зналъ симпатичнаго старика Петра Николаевича Николаева, замѣчательнаго артиста на роли лакеевъ. Николаевъ дальше этихъ ролей никуда не шелъ, но на этомъ амплуа онъ никогда не имѣлъ себѣ соперниковъ; его имя въ театральномъ мірѣ пользуется громкою извѣстностью, несмотря на скромное амплуа, которое онъ занималъ. Со смерти его и по настоящее время еще не нашелся въ Россіи артистъ который, не скажу его замѣнилъ, но который хоть отчасти напоминалъ бы его. Играя исключительно лакеевъ. онъ создавалъ типы: Осипъ въ "Ревизорѣ", "Яковъ" въ "Старомъ баринѣ", лакей въ "Гражданскомъ бракѣ" -- никогда не забудутся. Какъ человѣкъ, Николаевъ пользовался громаднымъ уваженіемъ всѣхъ артистовъ: далекій отъ театральныхъ интригъ, всегда скромный на службѣ, Николаевъ держался особнякомъ и никто никогда не замѣчалъ, чтобы онъ вмѣшивался въ какія-либо театральныя исторіи. Получая скромное жалованье и имѣя большую семью, Николаевъ жилъ для этой семьи, отказывая себѣ во многомъ. По окончаніи спектакля однимъ изъ первыхъ уходилъ домой Николаевъ, котораго, еще издали, можно было узнать по костюму: легкое пальто, башлыкъ и высокіе сапога. Большаго труда стоило затянуть иногда Николаева въ компанію на рюмку водки, хотя нельзя сказать, чтобы онъ не любилъ выпить; его скромность не позволяла ему принимать часто приглашенія, онъ боялся быть навязчивымъ. У Николаева, много лѣтъ прожившаго въ Одессѣ, была масса знакомыхъ и многіе изъ нихъ охотно помогли-бы ему въ нуждѣ, которая таки частенько его посѣщала, но онъ всегда старался обходиться безъ этой помощи, онъ никому не желалъ обязываться. Съ Одессой онъ свыкся до того, что никогда не же налъ принимать приглашеній въ другой городъ, хотя-бы и на увеличенный окладъ. Такъ было, по крайней мѣрѣ, до 1872 г.; Послѣ пожара городского театра я Одессу оставилъ и съ Николаевымъ больше не встрѣчался. О празднованіи въ Одессѣ 25-тилѣтняго юбилея исполненія имъ роли Осипа, я читалъ въ газетахъ и искренно радовался за симпатичнаго старика, юбилей которому былъ устроенъ вполнѣ заслуженно; изъ газетъ-же я узналъ о его смерти.
Изъ дѣтей Николаева я впослѣдствіи, въ 1875 г. встрѣтилъ въ Харьковѣ, на сценѣ лѣтняго театра, его дочь, бывшую замужемъ за сыномъ Милославскаго. М. Н. Не долго, впрочемъ она была на сценѣ: она умерла отъ чахотки въ довольно раннемъ возрастѣ.
Любимцемъ Одессы, долгое время тамъ служившимъ, былъ и Петръ Герасимовичъ Протасовъ, въ прошломъ году праздновавшій въ г. Саратовѣ пятидесятилѣтіе своей сценической дѣятельности. Протасова я помню еще въ 1859 году. Я только что поступилъ тогда въ гимназію и, въ награду за успѣхи, отецъ повелъ меня въ театръ. Ммѣ очень понравился актеръ, который, отплясывая съ какой-то артисткой, напѣвалъ: "семь су, семь су, что намъ дѣлать на семь су"? Я спросилъ его фамилію и мнѣ отвѣтили, что это комикъ Протасовъ. О Протасовѣ, задолго до моего съ нимъ знакомства, я часто слышалъ дома преинтересные разсказы; его всегда хвалили какъ актера, но всегда прибавляли "картежникъ". Разсказывали, что страсть его къ картамъ доходила до того, что онъ въ антрактахъ между двумя дѣйствіями, въ костюмѣ и гримѣ, отправлялся въ кофейню, близь театра, "поставить карточку". (Въ то время въ Одессѣ въ кофейняхъ открыто играли въ карты). Бывало, давно пора начинать актъ, а Протасова нѣтъ. Снаряжались посланные и артиста "привлекали къ дѣлу". Таковы были слухи. Лично я этой страсти Протасова къ картамъ не замѣчалъ, если не считать игры въ преферансъ, нынѣ замѣненной винтомъ. Когда я съ нимъ познакомился -- онъ все больше игралъ въ билліардѣ и йгралъ мастерски. Въ Одессѣ, среди знаменитыхъ спеціалистовъ по билліардной игрѣ, имя Протасова было изъ первыхъ. Мнѣ часто приходилось видѣть его игру въ два шара. Ударъ шелъ нерѣдко на пятьсотъ и даже тысячу рублей. Протасовъ ставилъ обыкновенно рублей 50, все-же остальное ставили "мазчики", до того они вѣрили въ его игру и эта вѣра ихъ не обманывала: Протасовъ игралъ не только хорошо, но и счастливо.
Въ большихъ пьесахъ Протасовъ участвовалъ очень рѣдко, его спеціальностью были водевили, въ которыхъ онъ имѣлъ громадный успѣхъ. Въ настоящее время этихъ водевилей совсѣмъ не ставятъ и, мнѣ думается, потому, что нѣтъ подходящихъ исполнителей, такъ какъ сами-то водевили очень веселые и остроумные и куда легче смотрѣлись, чѣмъ водевили новѣйшей формаціи.
Съ Протасовымъ я встрѣчался впослѣдствіи въ Харьковѣ, гдѣ онъ тоже пользовался большими симпатіями публики, чего нельзя сказать о многихъ другихъ членахъ его артистической семьи, за исключеніемъ, впрочемъ, сестры его, Матрены Герасимовны Ленской, но объ этомъ -- въ своемъ мѣстѣ.
Амплуа серьезнаго комика много лѣтъ занималъ въ Одессѣ Левъ Николаевичъ Самсоновъ. Его имя пользовалось извѣстностью нетолько артиста, но и писателя. Какъ писатель онъ впервые заставилъ о себѣ говорить послѣ написанной имъ брошюры "Золотой городъ", сперва напечатанной въ приложеніи къ "Одесскому Вѣстнику", а затѣмъ вышедшей отдѣльнымъ изданіемъ. Въ брошюрѣ этой имъ была выведена Одесса, со всѣми ея тогдашними язвами, приводились довольно прозрачные намеки на дѣятельность мѣстной администраціи, дѣятельность, вызывавшую ропотъ всего населенія. Написана была брошюра прекраснымъ слогомъ и показала знакомство автора со всѣми вопросами, волновавшими въ то время Одессу. Успѣхъ брошюра имѣла громадный и имя Самсонова стало популярнымъ. Въ театральномъ мірѣ Самсоновъ сталъ извѣстенъ какъ писатель послѣ напечатанной имъ довольно объемистой книги о товариществахъ артистовъ ("Пережитое"). Въ этой книгѣ Самсоновъ возставалъ противъ антрепризы, доказывая, что артисты отдаютъ себя въ кабалу одному человѣку, который, ничего не дѣлая, пожинаетъ обильные плоды, живя на счетъ труда артистовъ. Единственный исходъ изъ такого ненормальнаго положенія Самсоновъ видѣлъ въ товариществахъ артистовъ, гдѣ-бы всѣ члены ихъ получали равномѣрное вознагражденіе за свой трудъ, не удѣляя барышей антрепренеру. Самсоновъ доказывалъ, что членами société должны быть не только артисты, но и весь служащій персоналъ т. е. и машинисты и рабочіе, и разносчики афишъ, и пр. Вразумляя низшій штагъ служащихъ, Самсоновъ въ своей книгѣ ведетъ съ ними бесѣду въ самой простой, народной формѣ. Послѣ выхода этой книги Самсоновъ прослылъ между товарищами идеалистомъ, хотя нельзя отрицать, что осуществившіяся, спустя много лѣтъ, товарищества артистовъ, въ основаніи своемъ, руководствовались взглядами Самсонова. Написалъ еще Самсоновъ рядъ юмористическихъ разсказовъ подъ общимъ названіемъ "Маковъ городъ"; не знаю -- были-ли они напечатаны; мнѣ ихъ читалъ Самсоновъ въ рукописи. Какъ трудно судить о писателѣ по его произведеніямъ -- наглядно доказалъ Самсоновъ. Идеалистъ-писатель онъ, какъ человѣкъ, былъ большой матеріалистъ. Такимъ, по крайней мѣрѣ, я его зналъ въ теченіи многихъ лѣтъ: Самсоновъ не прочь былъ поиграть въ картишки, иногда просиживая за этимъ занятіемъ по цѣлымъ, ночамъ и наровя побольше выиграть, не прочь былъ и занимать деньги у добрыхъ знакомыхъ и не въ силу необходимости, а просто изъ желанія жить шире и лучше, чѣмъ дозволяли средства. Долженъ, впрочемъ, оговориться, что близко я узналъ Самсонова въ то время, когда съ нимъ была уже "Леночка", которую онъ взялъ кажется въ Елисаветградѣ изъ какого-то вертепа и хотѣлъ перевоспитать. Быть можетъ для этой Леночки и бывшимъ при ней собачкѣ Карочки, попугая я пр. и измѣнялъ своимъ взглядамъ Левъ Николаевичъ, прибѣгая къ не совсѣмъ благовиднымъ пріемамъ для пріобрѣтенія средствъ. Изъ Леночки Самсоновъ хотѣлъ создать артистку, но это ему не удалось: одно время она выступала въ народномъ театрѣ въ Одессѣ, гдѣ Левъ Николаевичъ былъ режиссеромъ, но этимъ кажется и ограничилось.
Плохо пришлось Самсонову послѣ Одессы: Леночка его стала болѣть, леченіе стоило большихъ денегъ, а тутъ еще переѣзды изъ города въ городъ, да не съ одной Леночкой, а съ цѣлымъ ея штатомъ. Свое тогдашнее положеніе Самсоновъ яркими красками описалъ въ "Новомъ Времени", гдѣ помѣщенъ былъ цѣлый рядъ его фельетоновъ. Въ 1874 году я встрѣтилъ Самсонова въ Курскѣ. Какъ актеръ онъ уже не пользовался прежнимъ успѣхомъ, къ дѣлу своему онъ сталъ относиться спустя рукава, при немъ были и Леночка, и Карочка и какой-то пріемышъ -- Катя. Содержать семью, имъ для себя созданную, не хватало средствъ: Самсоновъ не устоялъ въ борьбѣ съ нуждой и запилъ. Стала пить и Леночка. И вотъ, тотъ самый домъ, гдѣ въ Одессѣ съ наслажденіемъ проводились часы въ бесѣдѣ о святомъ искусствѣ, въ Курскѣ превратился въ кабакъ; Леночка, раньше прибѣгавшая къ морфію, за отсутствіемъ средствъ, накинулась на водку. Въ пьяномъ видѣ она теряла человѣческій образъ и поведеніемъ своимъ напоминала всецѣло тотъ вертепъ, изъ котораго когда-то извлекъ ее Левъ Николаевичъ въ надеждѣ перевоспитать. Изъ Курска Самсоновъ выѣхалъ неизвѣстно куда и я потерялъ его изъ виду. Въ 1882 году, уже въ Кіевѣ, я видѣлъ его лѣтомъ на сценѣ драматическаго общества, а затѣмъ въ Бояркѣ. Въ Октябрѣ мнѣ кто-то сообщилъ, что Левъ Николаевичъ проживаетъ съ Леночкой въ номерахъ Горбунова, на Козинкѣ. Я отправился туда и глазамъ моимъ представилась ужасная картина: въ маленькомъ номерѣ, на простой кровати, на голыхъ доскахъ, покрытый лохмотьями, лежалъ Левъ Николаевичъ. Его исхудалое, блѣдное, безжизненное лицо и безсмысленно блуждавшій взглядъ произвели на меня тяжелое впечатлѣніе. Глаза тусклые, казалось, не смотрѣли, а только были открыты; ни выраженія, ни мысли нельзя было отыскать въ глазахъ. Это впечатлѣніе еще болѣе усугубилось появленіемъ Леночки: она была пьяна и держала въ рукахъ штофъ водки. Она меня узнала и расплакалась, но, поговоривъ съ ней немного, я убѣдился, что состояніе ея ненормально, что впослѣдствіи и подтвердилось. Левъ Николаевичъ, услыша нашъ разговоръ, привсталъ и вырвавъ изъ рукъ Леночки штофъ съ водкой, съ жадностью на него накинулся. Я долѣе оставаться не могъ. Заѣхавъ къ тогдашнему антрепренеру -- Иваненко, я разсказалъ ему о положеніи Самсонова и мы, вмѣстѣ съ режиссеромъ Казанцевымъ, рѣшили собрать кое-какія средства и отправить несчастнаго Льва Николаевича въ больницу. Помощь оказалась запоздавшей: на третій день; Левъ Николаевичъ скончался, и собранныя нами для него средства пошли на похороны. На Байковомъ кладбищѣ, гдѣ похоронили Самсонова, при погребеніи находились Казанцевъ, два-три артиста изъ труппы Иваненко, я, да нѣсколько нищихъ, пришедшихъ, конечно, не ради Самсонова, а ради немногихъ грошей, которые имъ и были розданы. Левъ Николаевичъ родился въ 1839 году. По окончаніи въ 1860 году педагогическаго института, онъ назначенъ былъ въ Харьковъ во вторую гимназію преподавателемъ естественныхъ наукъ. Такъ какъ онъ воспитывался на казенный счетъ, то долженъ былъ отслужить восемь лѣтъ, но его тянуло къ сценѣ и онъ, прослуживъ всего одинъ годъ, благодаря протекціи, бытъ освобожденъ отъ дальнѣйшей обязательной службы; дебютировать въ Харьковѣ, какъ онъ желалъ, подъ своей фамиліей, ему не позволили его товарищи-учителя. Въ упомянутыхъ мною запискахъ его, "Пережитое", онъ передаетъ; подробности своей скитальческой жизни, Привожу оттуда одно мѣсто: "Довольно меня кормили чужіе люди и казна! Я самъ: создамъ себѣ будущее, а съ казною, за ея хлѣбъ-соль, я разсчитаюсь на другой дорогѣ"!
Самсоновъ былъ очень несчастливъ въ семейной жизни. Въ 1863 году онъ женился на дѣвушкѣ, которую страстно любилъ, но черезъ три мѣсяца послѣ свадьбы онъ остался одинъ. Спустя нѣкоторое время онъ сошелся съ другой женщиной, но въ теченіи многихъ лѣтъ совмѣстной съ ней жизни, не зналъ спокойствія. Эта женщина была Леночка, о которой я только что упомянулъ.
Въ числѣ долго служившихъ въ Одессѣ артистовъ, я назвалъ и имя Казаринова. Врядъ-ли кто изъ нынѣшнихъ артистовъ помнитъ Казаринова; да и не удивительно: какъ артистъ онъ не выдѣлялся, но для меня, какъ одессита, съ этимъ именемъ связаны воспоминанія дѣтства и юности. Я живо рисую себѣ, въ теченіе болѣе десяти лѣтъ, утренніе спектакли на масляной недѣлѣ. Изъ года въ годъ по четвергамъ утромъ давались бенефисы г. Казаринова и неизмѣнно же изъ года въ годъ шли однѣ и тѣ-же пьесы; объявлялся бенефисъ Казаринова и билеты брались на-расхватъ, ибо о томъ, какая идетъ пьеса, не считали нужнымъ справляться, знали, что кромѣ "Чортовыхъ пилюль" и "Школьнаго учителя", Казариновъ ничего не поставитъ. Это были единственные въ Одессѣ спектакли для дѣтей. Казариновъ служилъ въ театрѣ не столько въ качествѣ актера, сколько отчасти въ качествѣ помощника секретаря, а отчасти и помощника режиссера. Что-бы въ театрѣ ни случилось -- во всемъ былъ виноватъ Казариновъ; это былъ въ театрѣ "бѣдный Макаръ, на котораго всѣ шишки валятся". Работалъ онъ какъ волъ въ продолженіе цѣлаго сезона, получая грошовый окладъ и, если-бы не перспектива бенефиса на масляной недѣлѣ, кто знаетъ -- обладалъ-ли бы онъ такой поразительной выносливостью. Такіе типы, какъ Казариновъ, попадались мнѣ и впослѣдствіи: есть не мало антрепренеровъ, которымъ необходимъ хоть одинъ служащій въ должности "козла отпущенія", служащій, на которомъ можно было-бы въ сердцахъ, безнаказанно сорвать свою злобу; повидимому это даже полезна для ихъ здоровья, накричатъ на такое безотвѣтное существо, выругаются и вполнѣ успокоятся, а вѣдь это безотвѣтное существо работаетъ безустанно, не покладая рукъ, первымъ оно является въ театръ и послѣднимъ изъ него уходитъ, ибо за все оно въ отвѣтѣ:-- и за несвоевременно выпущенную, по винѣ типографіи, афишу, и за не во время потушенный сторожемъ газовый рожокъ въ уборной, и за недоставленную по винѣ реквизитора нужную для сцены обстановку, и за несвоевременный выходъ на сцену артиста и пр. По большей части эти лица состоятъ въ должности помощника режиссера. Я зналъ такого субъекта: онъ долгое время служилъ у г. Сѣтова, затѣмъ у Савина, потомъ у г-жи Сѣтовой, а въ послѣднее время, кажется служилъ у г. Соловцова. Да и кто не знаетъ въ Кіевѣ Гринберга? Отъ постоянныхъ криковъ и простудъ, голосъ его вѣчно хрипитъ; въ то время какъ всѣ артисты жалуются на холодъ, у него со лба потъ градомъ катитъ. Такова эта служба, которую въ Одессѣ несъ много лѣтъ подъ-рядъ Казариновъ. Послѣ 1872 г., я его больше не встрѣчалъ: по слухамъ, онъ умеръ отъ чахотки. Зная жизнь Казаринова -- я могу повѣрить этимъ слухамъ.
Вспомнивъ объ артистахъ, много лѣтъ подъ-рядъ служившихъ на одесской сценѣ, не могу обойти молчаніемъ М. М. Андрушевича, хотя и не артиста, но человѣка, имѣвшаго громадное вліяніе на ходъ театральнаго дѣла въ Одессѣ. М. М. Андрушевичъ занималъ въ Одессѣ скромную должность секретаря при антрепренерѣ Фолетти, но въ дѣйствительности М. М. былъ руководителемъ всего дѣла: если Одесса много лѣтъ подъ-рядъ имѣла на сценѣ городского театра выдающіеся составы драматическихъ труппъ, то этимъ, скажу безъ преувеличенія, она обязана М. М. Г. Фолетти былъ настолько увлеченъ итальянской оперой и поѣздками въ Италію для приглашенія пѣвцовъ, насколько М. М. былъ увлеченъ русской драмой и поѣздками по провинціи для приглашенія выдающихся русскихъ артистовъ. М. М., формируя труппу, никогда не упускалъ изъ виду необходимость имѣть артистовъ на всѣ амплуа и вотъ почему въ Одессѣ всегда могла итти любая пьеса безъ "исправляющихъ должность" артиста или артистки на недостающее амплуа. Составъ труппы былъ всегда громадный, а это имѣло немаловажное значеніе въ томъ отношеніи, что многіе изъ артистовъ, будучи свободными, имѣли время не только выучивать, но и изучать роли, что въ свою очередь вліяло, конечно, на ансамбль. Въ большинствѣ русскихъ драматическихъ труппъ, обыкновенно замѣчается или при слабыхъ силахъ хорошій ансамбль, или при выдающихся силахъ плохой ансамбль. Достиженіе хорошаго ансамбля при выдающихся силахъ -- вотъ задача, къ которой стремился всегда М. М., что ему и удавалось. Справедливость, впрочемъ, требуетъ замѣтить, что М. М. не избѣгъ одного недостатка, который присущъ почти всѣмъ антрепренерамъ и режиссерамъ: свои личныя симпатіи и антипатіи онъ, хотя и рѣдко, но все-же вносилъ въ дѣло. Покровительствуя той или другой артисткѣ, М. М. подчасъ, въ угоду ей, давалъ такія роли, которыя были ей далеко не по силамъ. Мнѣ лично пришлось сильно возставать противъ допущенія прекрасной водевильной артистки, М. Соколовой на амплуа драматической ingenue, на которомъ она оказалась весьма слабой. М. М., какъ человѣкъ очень умный, понялъ вскорѣ свою ошибку и водворилъ артистку на прежнее амплуа.
Въ настоящее время М. М. состоитъ въ Одессѣ дѣлопроизводителемъ театральной коммиссіи; по моему мнѣнію М. М. былъ-бы прекраснымъ режиссеромъ въ русской драмѣ. Давно уже дознано, что функціи артиста и режиссера въ одномъ лицѣ не совмѣстимы, что артистъ-режиссеръ всегда пристрастенъ и, прежде всего, къ самому себѣ; достиженіе возможно большаго безпристрастія возможно только при условіи, чтобы режиссеръ не былъ одновременно и артистомъ. Замѣчательное знакомство М. М. со сценой, знакомство чуть-ли не свыше тридцати лѣтъ, даетъ мнѣ полное основаніе предполагать, что М. М. въ должности режиссера былъ-бы вполнѣ на своемъ мѣстѣ. И въ настоящее время есть режиссеры не артисты, но по моему это режиссеры -- апилике, творящіе волю антрепренера даже въ распредѣленіи ролей. Для правильнаго хода дѣла нуженъ режиссеръ независимый, а такихъ я, признаться, не знаю. Впрочемъ, замѣчаніе это я дѣлаю вскользь, къ слову пришлось; возвращаюсь къ воспоминаніямъ.
Въ какомъ уголкѣ Россіи не знали разсказчика изъ еврейскаго быта Павла Исаевича Вейнберга, и въ какомъ изъ этихъ уголковъ появленіе Вейнберга не сопровождалось скандаломъ со стороны еврейскаго населенія? Вейнбергъ избралъ своей спеціальностью разсказы изъ еврейскаго быта совершенно случайно. Выступивъ въ Одессѣ, гдѣ онъ воспитывался во второй гимназіи, на одномъ любительскомъ спектаклѣ въ качествѣ разсказчика, Вейнбергъ имѣлъ колоссальный успѣхъ, что главнымъ образомъ объясняется тѣмъ, что разсказы въ этомъ жанрѣ были въ то время новинкой. Было это, кажется, въ 1866 г. Успѣхъ вскружилъ голову юношѣ. Выступивъ еще раза два, но уже не въ любительскомъ спектаклѣ, а по приглашенію антрепренера городского театра Фолетти, при чемъ успѣхъ его все возрасталъ, Вейнбергъ окончательно рѣшилъ посвятить себя сценѣ и не только въ качествѣ разсказчика, но и драматическаго артиста. Я помню его въ трехъ роляхъ, послѣдовательно исполненныхъ имъ въ теченіе короткаго времени: Хлестакова въ "Ревизорѣ", Англичанина въ "Купленномъ выстрѣлѣ" и Янкеля въ "Маркитанткѣ". Изъ всѣхъ этихъ ролей наиболѣе удалась Вейнбергу, какъ и слѣдовало ожидать, роль Янкеля. "Маркитантка", благодаря участію Вейнберга, дала нѣсколько полныхъ сборовъ. Не скажу, чтобы Вейнберіу совсѣмъ не удалась роль Хлестакова, но иллюзіи сильно вредилъ голосъ артиста, какой-то визгливый, рѣзавшій слухъ. И странное дѣло, этотъ-же голосъ вполнѣ подходилъ къ еврейскому акценту, при передачѣ разсказовъ. Чтобы Вейнбергъ послѣ Одессы выступалъ гдѣ-либо въ качествѣ актера -- я ни отъ кого не слыхалъ, но лично мнѣ приходилось встрѣчать его впослѣдствіи во многихъ городахъ и всюду, за исключеніемъ впрочемъ Кіева, только въ качествѣ разсказчика. Насколько Вейнбергъ былъ хорошъ въ еврейскихъ разсказахъ, настолько-же онъ былъ слабъ въ разсказахъ изъ народнаго быта; особенно слабымъ онъ казался для тѣхъ, кто имѣлъ случай хоть разъ въ жизни слышать неподражаемаго Ивана Федоровича Горбунова. Вейнбергъ обладалъ особенной способностью собирать анекдоты, изъ которыхъ имъ и составлялись сцены и разсказы. За хорошій анекдотъ Вейнбергъ не отказывался даже платить, а если эти анекдоты передавались ему пріятелями, онъ, вмѣсто денегъ, дарилъ обыкновенно на память галстухъ. Знакомыхъ и пріятелей у Вейнберга была такая масса, что въ любомъ изъ русскихъ городовъ, въ которыхъ онъ появлялся, онъ чувствовалъ себя какъ дома. Знакомству этому не мало содѣйствовали его веселый нравъ и остроуміе. Съ русской артистической семьей Вейнбергъ былъ также очень близокъ и не удивительно: врядъ-ли въ Россіи есть такой театръ, на подмосткахъ котораго не выступалъ-бы Вейнбергъ. Одно время онъ былъ до того популяренъ, что вечера его давали громадные сборы, впослѣдствіи программа вечеровъ дополнялась, для большаго успѣха, участіемъ и другихъ лицъ. Былъ даже такой періодъ, когда Вейнбергь разъѣзжалъ по Россіи съ венгерской шансонетной пѣвицей Илькой Огай, устраивая литературно-вокальные вечера: представителемъ литературы былъ Вейнбергъ, а вокальной части г-жа Огай.
Выше я указалъ уже, что Вейнбергу часто устраивались скандалы со стороны еврейскаго населенія. Хотя къ такимъ скандаламъ Вейнбергъ повода не подавалъ, ибо разсказы его никогда не рисовали евреевъ съ дурной стороны, а касались только находчивости и остроумія евреевъ, тѣмъ не менѣе находились лица, которымъ вообще не нравилось почему-то появленіе Вейнберга на сценѣ; ихъ злилъ его успѣхъ, злило наконецъ то, что Вейнбергъ, будучи самъ изъ евреевъ, осмѣливался изображать ихъ на сценѣ. Вейнбергъ къ этимъ скандаламъ относился довольно равнодушно и послѣ каждаго такого скандала разсказывалъ о немъ на другой-же день со сцены и, конечно, въ юмористической формѣ. Помню его разсказъ, какъ толпа евреевъ въ Одессѣ ожидала выхода его изъ театра съ цѣлью избить. Евреевъ было человѣкъ двадцать. Когда Вейнбергъ появился, послышался голосъ изъ толпы: "ну начинай", "зачего я, начинай ты" послышалось въ отвѣтъ. Вейнбергь прошелъ квартала два; въ толпѣ все шли переговоры, кому начинать, но, видимо, никто не рѣшался выступить первымъ. Вдругъ кто-то крикнулъ: "Г-нъ Вейнбергъ!" -- "Что вамъ угодно?" остановился тотъ.-- "Спокойной вамъ ночи!" -- "И вамъ также".-- "Благодаримъ вамъ, будьте здоровы". И толпа разошлась. Интересно, что въ то время какъ нѣкоторые евреи возставали противъ Вейнберга, интеллегентная часть еврейскаго общества относилась къ нему весьма дружелюбно и въ средѣ ея онъ имѣлъ обширное знакомство во многихъ большихъ городахъ. Съ Вейнбергомъ я часто встрѣчался, а въ послѣдній разъ видѣлся съ нимъ въ Кіевѣ въ 1886 г. По газетнымъ извѣстіямъ, лѣтъ пять тому назадъ Вейнбергъ впалъ въ нужду, серьезно заболѣлъ и попалъ въ Тифлисѣ въ больницу. Вышелъ-ли онъ изъ больницы и какова судьба его въ настоящее время -- не знаю; ни слышать, ни читать о немъ мнѣ съ тѣхъ поръ не приходилось. Говорили, впрочемъ, что жена его, пѣвица Красовская, устраиваетъ ежегодно въ Петербургѣ концертъ въ его пользу, причемъ имя его обозначается иниціалами П. И. В.
Началомъ артистической карьеры Вейнберга, какъ уже сказано, было появленіе его въ дивертисментѣ. Здѣсь кстати будетъ сказать нѣсколько словъ вообще о дивертисментахъ въ прежнее время. Имъ публика придавала громадное значеніе и тѣмъ охотнѣе шла въ театръ, чѣмъ длиннѣе былъ дивертисментъ. Бенефиціанты прекрасно знали конечно эту любовь публики къ дивертисментамъ и старались по возможности ихъ разнообразить: исполненіе юмористическихъ куплетовъ, чтеніе серьезныхъ стихотвореній, пѣніе романсовъ -- все это было вносимо къ программу дивертисмента. По части юмористическихъ куплетовъ отличался комикъ Александровскій 2-ой {Объ этомъ артистѣ я слышалъ чрезъ нѣсколько лѣтъ, что онъ заболѣлъ разстройствомъ умственныхъ способностей, въ чемъ наглядно убѣдились въ Орлѣ по слѣдующему факту: купивъ на триста рублей рябчиковъ, онъ изъ пуха ихъ приказалъ сдѣлать для себя перину, на которой и спалъ, хотя и недолго, такъ какъ его вскорѣ отправили въ больницу.}. Александровскій 1-ый (трагикъ) читалъ изъ Некрасова, романсы пѣлъ Николаевъ (теноръ), причемъ громадный успѣхъ имѣлъ всегда его романсъ: "Ахъ няня, няня, что со мною". Кто въ особенности содѣйствовалъ сборамъ своимъ появленіемъ въ дивертисментахъ,-- такъ это Павелъ Александровичъ Никитинъ. Кто не знаетъ, что Никитинъ былъ выдающійся чтецъ, не имѣвшій соперниковъ. Читалъ хорошо безспорно и Монаховъ, но того впечатлѣнія, которое производилъ Никитинъ, Монахову никогда не удавалось произвести. Никитинъ, былъ чтецъ, котораго можно было заслушаться; для чтеца стихотвореній, какъ извѣстно, высшая похвала, если сказать, что "стиха не слышно". Этимъ громаднымъ достоинствомъ и обладалъ Никитинъ въ совершенствѣ. Какъ актеръ, Никитинъ далеко не всегда былъ удовлетворителенъ, но имя его, какъ чтеца, пользовалось громадной извѣстностью. Никитинъ, выступая въ Чацкомъ, его не игралъ, но читалъ онъ Чацкаго такъ что объ игрѣ никто и не думалъ. Чтеніе монолога: "Не образумлюсь, виноватъ" было шедевромъ чтенія. Есть у насъ чтецы и въ настоящее время (мелодекламаторовъ, вродѣ Долинова, я въ счетъ не ставлю, это уже искусство новѣйшей формаціи, которое быть можетъ кое-кому и нравится, но встарину было иначе: читать-такъ читать, нѣтъ-такъ пѣть, а играть-такъ играть,-- одно изъ трехъ, но читать, пѣть и играть одновременно -- до этого додумались уже впослѣдствіи). Есть, говорю я, чтецы и въ настоящее время, но читаютъ они, en passent, и потому весь свой репертуаръ ограничиваютъ какимъ нибудь "Поросенкомъ", "Индюкомъ" или "Охотой", да и то пускаютъ въ ходъ этого "Поросенка" или "Индюка" съ благотворительной цѣлью, въ пользу воспитанниковъ учебныхъ заведеній. Дивертисмента въ театрѣ теперь нѣтъ и нѣтъ его не потому, что публикѣ онъ не нравится, а по причинѣ болѣе простой: читать некому, нѣтъ артистовъ или артистокъ, которые позаботились-бы объ обширномъ репертуарѣ для чтенія, а повторять постоянно одно и то-же неудобно, да и публикѣ надоѣстъ слушать. Чтобы выучить одно стихотвореніе и повторять его въ теченіе цѣлаго ряда лѣтъ, для этого, какъ-бы это помягче выразиться, надо быть слишкомъ смѣлымъ. Такіе смѣльчаки попадаются, но нельзя-же ихъ причислять къ категоріи чтецовъ.
Въ бытность Никитина въ Одессѣ довольно часто выступали на сценѣ двое его сыновей. Одного изъ нихъ, спустя много лѣтъ, я встрѣтилъ въ Черниговѣ, гдѣ онъ одновременно состоялъ актеромъ, декораторомъ, бутафоромъ и помощникомъ режиссера.
Кромѣ Никитина, въ Одессѣ выдѣлялся въ дивертисментахъ г. Молотовъ. Актеръ онъ былъ не изъ важныхъ, на сцену поступилъ, оставивъ военную службу, но какъ исполнитель солдатскихъ пѣсенъ онъ былъ неподражаемъ. Какъ сейчасъ вижу передъ собой серьезную физіономію Молотова, одѣтаго въ форму отставного солдата, вытянувшагося въ струнку, руки по швамъ, голова кверху; поетъ онъ пѣсни по содержанію безсмысленныя, но каждая строка вызываетъ взрывъ хохота. На Молотова этотъ дружный хохотъ не вліяетъ, онъ по прежнему серьезенъ. Кончается одна пѣснь, по единодушному требованію публики начинается другая и нерѣдко, бывало, уходишь изъ театра чуть не въ полночь, хотя пьеса закончилась въ одинадцать: не хочется разставаться съ Молотовымъ. Военный людъ былъ безъ ума отъ Молотова, увѣряя, что болѣе типичнаго исполнителя солдатскихъ пѣсенъ и представить себѣ трудно.
Что въ самомъ дѣлѣ особеннаго въ этихъ строкахъ:
"Одинъ бѣжитъ безъ ноги,
Другой лежитъ безъ руки,
Эхъ, что-жъ это за раздолье,
Море черное шумитъ.
А хохлишекъ -- ребятишекъ
Ребятишекъ полонъ домъ",--
но слышать эти строки въ исполненіи Молотова доставляло громадное удовольствіе.
Какъ исполнитель комическихъ куплетовъ не малымъ успѣхомъ пользовался и Арди, а изъ чтицъ могу упомянуть только о г-жѣ Фабіанской; читали и другія артистки, но нельзя сказать, чтобы съ успѣхомъ.
Возвращаюсь къ составу труппы 1867 -- 1868 года. О Чарскомъ, Милославскомъ и Протасовѣ -- я уже говорилъ раньше. Кромѣ этихъ лицъ, видное мѣсто въ труппѣ занималъ Н. И. Новиковъ, съ которымъ въ Одессу прибыли и многіе члены его семьи, а именно: жена Елизавета Николаевна, сестра Юлія Ивановна, по мужу Лаврова, мужъ ея -- Максимъ Лавровъ, другая сестра -- Шелихова и, наконецъ, мать. Изъ всей этой семьи выдѣлялись только: Н. И. Новиковъ, (серьезный комикъ), и Ю. Н. Лаврова, водевильная артистка; остальные выступали рѣдко, и въ роляхъ второстепенныхъ; что касается М. Лаврова, то это былъ полнѣйшая бездарность и, если онъ числился въ составѣ труппы и получалъ жалованье, то, конечно, ради жены, которая былъ необходима. Мужей актрисъ, равно какъ и женъ актеровъ, можно встрѣтить чуть-ли не въ каждой труппѣ и явленіе это настолько обычное, что антрепренеры къ нему уже привыкли. Нужна напримѣръ, артистка, знаетъ антрепренеръ, что при ней и мужъ состоитъ и поневолѣ накидываетъ "припеку" рублей 75--100 этому мужу, которому при другихъ условіяхъ никогда и сцены не видать. "Не служу безъ жены, не служу безъ мужа" и вопросъ разрѣшенъ, бери чету или откажись отъ необходимаго актера или актрисы. Такихъ мужей актрисъ и женъ актеровъ я зналъ, да и теперь знаю такую массу, что перечисленіе ихъ заняло-бы не мало мѣста, по я объ этомъ умолчу, къ чему... гусей дразнить.
Наибольшій успѣхъ имѣлъ Н. И. Новиковъ въ пьесахъ Островскаго, хотя нельзя отрицать, что имъ создано не мало ролей и въ другихъ современныхъ ему пьесахъ. Были, однако, двѣ роли, въ которыхъ Н. И. не рѣшался выступать; онъ всегда говорилъ мнѣ, что роли эти ему не по силамъ и что играть ихъ онъ боится. Роли эти -- Фамусова и Расплюева. Что до 1883 г. онъ этихъ ролей не игралъ -- я могу поручиться. Послѣдняя моя съ нимъ встрѣча была въ Кіевѣ -- именно къ указанномъ году, когда онъ служилъ у Савина, гдѣ состоялъ и режиссеромъ. Расплюева онъ въ этотъ. сезонъ, однако, рѣшился сыграть.
Новиковъ, какъ и Милославскій, имѣлъ въ Одессѣ обширный кругъ знакомства и жилъ довольно открыто. Еженедѣльно у него устраивались вечера, на которые приглашались сливки общества. На вечерахъ этихъ велась карточная игра и довольно крупная: играли на многихъ столахъ; начинали обыкновенно съ преферанса и кончали обыкновенно-же штоссомъ, что уже дѣлалось послѣ ужина, который всегда былъ роскошно сервированъ.
У г. Новикова была одна страсть, которую онъ, не смотря на всѣ старанія, никакъ не могъ въ себѣ побороть, а именно, страсть къ антрепризѣ. Стоило Н. И. прослужить гдѣ нибудь сезонъ и скопить немного денегъ, какъ сейчасъ-же получались свѣдѣнія, что онъ занялся антрепризой. Главной ареной его антрепренерской дѣятельности -- былъ городъ Кишиневъ. Продержится кое-какъ сезонъ, прогоритъ и опять на службу.
Поступая на службу онъ увѣрялъ, что антрепризу бросилъ навсегда, что нѣтъ смысла быть антрепренеромъ, когда можно жить обезпеченно, получая хорошій окладъ. Я не сомнѣваюсь, что въ моментъ, когда онъ это говорилъ, онъ говорилъ искренно, но кончался сезонъ и Новиковъ опять уже формируетъ труппу; на моихъ глазахъ онъ былъ антрепренеромъ въ трехъ городахъ: нѣсколько лѣтъ въ Кишиневѣ, одинъ годъ въ Одессѣ (лѣтній сезонъ 1869 г.) и одинъ въ Харьковѣ (въ 1875--76 г.). Для Одессы онъ составилъ громадную труппу, даже не одну, а двѣ: драматическую и опереточную, въ послѣдней, впрочемъ, участвовали многіе изъ драматическихъ артистовъ. Объ этой труппѣ я въ своемъ мѣстѣ скажу подробно; здѣсь замѣчу только, что въ опереткѣ часто участвовали: Фани Федоровна Козловская, Н. И. Новиковъ, П. М. Медвѣдевъ, Ник. Петр. Новиковъ-Ивановъ и др. И эта антреприза, какъ и всѣ другія, окончилась для Новикова неблагопріятно, въ чемъ, впрочемъ, онъ самъ и былъ виноватъ. Для лѣтняго сезона въ Одессѣ составленная Новиковымъ труппа была слишкомъ дорогая и окупить себя она не могла, несмотря на то, что Маріинскій театръ, гдѣ подвизалась эта труппа, посѣщался довольно усердно.
Послѣ сезона 1869 г. я съ Новиковымъ не встрѣчался вплоть до 1875 года; въ этомъ году я встрѣтился съ нимъ въ Харьковѣ; онъ опять былъ антрепренеромъ: лѣтомъ -- оперетки въ саду ("Шато-де-флеръ") у Никулина, а зимой -- драмы и оперетки въ такъ наз. Пащенковскомъ театрѣ на Екатеринославской улицѣ. Къ Н. И. Новикову я еще вернусь при изложеніи воспоминаній о Харьковѣ. Сестра Н. И. Новикова, Юлія Ивановна Лаврова, была лучшая изъ водевильныхъ актрисъ, когда либо мною видѣнныхъ: Лаврова обладала всѣми данными, требующимися для водевильной артистки; живая, веселая, граціозная, при этомъ очень молодая и привлекательной внѣшности, Ю. И. не могла не имѣть громаднаго успѣха. Былъ, впрочемъ, одинъ недостатокъ у артистки, но онъ сказывался только въ водевиляхъ, гдѣ требовалось пѣніе: артистка голосомъ не обладала и потому куплеты передавались ею слабо, недостатокъ этотъ выкупался, однако, сторицей ея прекрасной игрой. Смотря на Юлію Ивановну въ исполненіи ею водевилей, никогда нельзя было думать, что она перейдетъ со временемъ на амплуа драматической ingenue; казалось, у артистки для этого нѣтъ никакихъ данныхъ, но одинъ случай убѣдилъ всѣхъ театраловъ въ противномъ. Было это такъ: для В. В. Чарскаго ставилась пьеса: "Подруга жизни". Наканунѣ спектакля, по болѣзни одной изъ артистокъ, роль молодой Сбоевой была передана г-жѣ Лавровой. Мы шли въ театръ съ предубѣжденіемъ, не допускали мысли, чтобы водевильная актриса могла хоть сколько нибудь сносно исполнить серьезную роль, впервые ею на себя принятую, но дѣйствительность всѣхъ насъ поразила: въ исполненіи артистки было столько жизненной правды, столько теплоты и задушевности, что просто не хотѣлось вѣрить: Лаврова-ли это? Успѣхъ артистки былъ громадный, особенно въ послѣднемъ актѣ. Хотя г-жа Лаврова въ роляхъ iugenue за весь сезонъ ни разу болѣе не выступала, но не подлежало сомнѣнію, что на этомъ амплуа она современемъ займетъ видное мѣсто. И дѣйствительно, въ сезонъ 1875--76 года, Лаврова въ Харьковѣ, гдѣ я ее впервые увидѣлъ послѣ Одессы, съ достоинствомъ занимала амплуа драматической ingenue. На роляхъ драматическихъ актрисъ была Ольга Николаевна Воронина. Какъ артистка она не выдѣлялась и если ее назвать полезностью, то это все, что можно о ней сказать. Старанія было много, было и знаніе ролей, но я не могу указать ни одной роли, въ которой г-жа Воронина выдѣлялась. Что г-жа Воронина талантливой артисткой не была -- подтверждается уже тѣмъ, что даже H. К. Милославскій, съ которымъ она провела много лѣтъ, не могъ имѣть на нее вліянія и, несмотря на все свое желаніе, не могъ ее выдвинуть изъ ряда полезностей. Между тѣмъ извѣстно многимъ, что талантливыя артистки, попавшія подъ покровительство Милославскаго, были имъ выдвигаемы на столько, что въ короткое время пріобрѣтали громкое имя. И теперь я знаю артистокъ, которыя началомъ своей карьеры исключительно обязаны Милославскому, но эти артистки были отъ природы талантливы и Милославскій своимъ значеніемъ въ любой труппѣ умѣлъ только "давать имъ ходъ". Этотъ театральный терминъ "давать ходъ", понятенъ многимъ театральнымъ дѣятелямъ, они знаютъ какую роль онъ играетъ въ ихъ жизни. Объ артистахъ, которымъ "давали ходъ" мнѣ еще не разъ придется говорить, равно и о тѣхъ, которыхъ, опять привожу театральный терминъ, "забивали" и они, несмотря на талантливость, такъ и оставались въ ряду чернорабочихъ, спивались съ круга и совершенно стушевывались на подмосткахъ сцены.
Что мною сказано о О. Н. Ворониной, относится и ко всей ея семьѣ, также посвятившей себя сценѣ: и сестры ея, Евгенія Николаевна, по мужу Рютчи и Елизавета Николаевна, по мужу Горева, дальше полезности не шли, то-же скажу и о ихъ братѣ Воронинѣ. Есть впрочемъ лица, признающія Гореву талантливой артисткой; я этого взгляда не раздѣляю, что она артистка-извѣстная -- согласенъ, но что эта извѣстность явилась плодомъ безсовѣстной рекламы -- врядъ-ли можетъ подлежать спору.
Съ тѣхъ поръ, какъ я знаю г-жу Гореву, а знаю я ее лѣтъ двадцать, ее всегда почти сопровождала реклама. Реклама не только по сценѣ, но и реклама внѣ сцены: о Горевой и ея эксцентричности, что-ли, говорила вся Россія, а это, въ связи съ заграничной рекламой, доставило ей извѣстность; такая извѣстность въ свою очередь дала ей смѣлость являться гастролершей. Сколько есть у насъ выдающихся артистокъ, въ сравненіи съ которыми г-жа Горева не болѣе какъ посредственность, но эти артистки въ гастролерши не шли, а скромно служили цѣлые сезоны въ одномъ и томъ-же городѣ. Впрочемъ, не долго г-жа Горева морочила публику, ее скоро раскусили и всѣ большіе театры, въ которыхъ она, благодаря рекламѣ брала сначала полные сборы, являясь туда à la Сарра Бернаръ, окруженная бездарностями, дабы самой рельефнѣе выдѣляться, всѣ эти театры, при послѣдующихъ появленіяхъ г-жи Горевой, были пусты и она, въ силу необходимости, стала разъѣзжать по маленькимъ городамъ, гдѣ реклама еще дѣлала свое дѣло. Эти строки я привожу, съ цѣлью показать, что г-жа Горева артистка далеко не талантливая, нельзя-же производить въ таланты всякую артистку, обладающую симпатичнымъ голосомъ и красивой внѣшностью.
На роляхъ комическихъ старухъ была Марья Андреевна Чарская. Я помню ее еще подъ псевдонимомъ Андреевой, когда она служила въ Одессѣ одновременно съ Никитинымъ и Фабіянской, но это было очень давно и какія она тогда играла роли -- не знаю. Г-жа Чарская пользовалась въ Одессѣ успѣхомъ, но послѣ описываемаго сезона я ее въ драмѣ больше не видѣлъ; въ Кіевѣ, въ 1881 г. она служила у Сѣтова въ опереткѣ, а г-нъ Чарскій въ то время облекся уже въ тогу Шекспира, разъѣзжая на гастроли. Вспоминая сезонъ 1867--68 г. не могу бойти молчаніемъ суфлера театра Ивана Павловича Ананьева, съ которымъ я прожилъ цѣлый годъ на одной квартирѣ, а потому и коротко узналъ. Педантъ по службѣ, онъ въ будкѣ своей священнодѣйствовалъ и не было случая, чтобы кто-либо изъ артистовъ былъ имъ недоволенъ; напротивъ, большинство артистовъ въ Ананьевѣ заискивало, онъ было прекрасный суфлеръ и не разъ выручалъ артистовъ. Такъ, по крайней мѣрѣ, говорили мнѣ всѣ. Какъ человѣкъ, Ананьевъ былъ очень симпатиченъ и въ высшей степени скроменъ. Внѣ театра онъ зналъ только свою квартиру и въ очень рѣдкихъ случаяхъ мнѣ удавалось затащить его въ трактиръ выпить чаю или закусить. Ананьевъ отъ "большихъ" артистовъ держался въ сторонѣ и больше якшался съ "маленькими" и нерѣдко мнѣ приходилось видѣть, какъ онъ дѣлился съ ними послѣднимъ рублемъ. Такимъ я зналъ Ананьева до его женитьбы на сестрѣ Чарской. Впослѣдствіи я съ нимъ встрѣтился въ Кіевѣ, спустя много лѣтъ, но прежнія отношенія между нами уже не возобновлялись. О смерти Ананьева, послѣдовавшей въ 1890 года, въ Екатеринославѣ въ будкѣ во время спектакля, я искренно пожалѣлъ, какъ и вѣроятно всѣ, близко его знавшіе. Послѣ смерти Ананьева осталась вдова и сынъ. Одно время вдова эта служила въ драматическомъ обществѣ въ Кіевѣ, а затѣмъ въ театрѣ Соловцова; сынъ Ананьева тоже поступилъ на сцену и въ настоящее время служитъ у Соловцова и своимъ небольшимъ жалованьемъ прокармливаетъ себя и мать. Живутъ они гдѣ-то возлѣ Байкового кладбища, занимая крошечную квартиру за три рубля въ мѣсяцъ.
При театрѣ, во время антрепризы Фолетти, состояло два присяжныхъ ростовщика-еврея: Бонгардтъ и Софья Дорфманъ. Услугами этихъ лицъ пользовались исключительно русскіе артисты, а услугами Бонгардта иногда и антрепренеръ. Милославскій, всегда нуждавшійся въ деньгахъ, обращался какъ къ Бонгардту, такъ и къ Софьѣ Дорфманъ; къ ней-же обращались постоянно и артистки, такъ какъ Дорфманъ не только снабжала ихъ въ трудную минуту-деньгами, но и пріобрѣтала для нихъ на выплатъ брилліантовыя и золотыя вещи; чрезъ нее, когда являлась необходимость, вещи эти и закладывались. Дорфманъ пользовалась большимъ уваженіемъ въ театральномъ мірѣ, такъ какъ брала крайне незначительный процентъ за свои труды и отличалась излишнею довѣрчивостью; до сихъ поръ еще здравствуютъ многіе артисты и артистки, состоящіе должниками Софьи Дорфманъ и ее нерѣдко можно встрѣтить въ томъ или другомъ городѣ, куда она является изъ Одессы дня полученія старыхъ долговъ. У Дорфманъ есть замѣчательная черта: она не душитъ своихъ должниковъ, а выжидаетъ. Стоитъ ей узнать, что дѣла той или другой артистки поправились и она тутъ какъ тутъ; получитъ часть въ счетъ уплаты и скроется до новаго благопріятнаго момента. Еще нѣсколько лѣтъ тому назадъ я встрѣтилъ Дорфманъ въ Кіевѣ, куда она прибыла за получкой къ одной изъ служившихъ тамъ артистокъ Между прочимъ, она показала мнѣ списокъ своихъ должницъ; изъ скромности я ихъ не назову, но замѣчу только, что по этому списку, какъ на ладони, можно было видѣть въ какіе годы какая изъ артистокъ бѣдствовала, когда поправлялась, когда широко жила и когда опять бѣдствовала: цифры долга, стоявшія рядомъ съ именемъ артистки, ясно объ этомъ свидѣтельствовали.
Другой театральный ростовщикъ Бонгардтъ не любилъ, какъ онъ выражался, путаться съ бабами, онъ снабжалъ артистовъ деньгами, за поручительствомъ антрепренера и являлся за полученіемъ въ дни выдачи жалованья. Одинъ только Милославскій пользовался у него кредитомъ самостоятельно, да и то потому, что Бонгардтъ не желалъ отдать Милославскаго всецѣло С. Дорфманъ. Хотя Милославскій былъ крайне неаккуратенъ, но Бонгардтъ относился къ нему весьма снисходительно, уважая въ немъ большаго артиста. Случалось нерѣдко, что Бонгардтъ. являлся къ Милославскому за полученіемъ денегъ, а уходилъ отъ него не только безъ всякой получки, но съ облегченнымъ карманомъ: Милославскій такъ убѣдительно доказывалъ Бонгардту нужду въ деньгахъ, что тотъ соглашался къ старому долгу добавлять еще сотню -- другую. И на какія только хитрости не пускался Милославскій, чтобы взять у Бонгардта денегъ. Какъ-то разъ Милославскій увидѣлъ въ окно, что къ нему направляется Бонгардтъ. Артистъ накинулъ на себя халатъ и улегся въ кровать. Какъ только показался Бонгардтъ, Милославскій сталъ охать и кряхтѣть и слабымъ голосомъ сказалъ: "Спасибо, что пришелъ, боленъ, дай на лѣкарство, да на доктора, а то хоть умирай"! Бонгардтъ разжалобился и далъ 25 руб. Въ тотъ-же день Милославскій угощалъ пріятелей устрицами въ Петербургской гостинницѣ и, запивая шабли, разсказывалъ, какъ онъ пріобрѣлъ деньги на это угощеніе
Кромѣ Бонгардта у Милославскаго было не мало другихъ кредиторовъ. Узнали они какъ-то, что Милославскій собирается распродать обстановку своей квартиры и хочетъ переѣхать въ меблированныя комнаты при Маріинскомъ театрѣ. Узнали они это, когда обстановка была уже запродана и Милославскому оставалось только получить деньги и сдать обстановку. Чтобъ выгадать время и обмануть кредиторовъ, Милославскій, вмѣстѣ съ пріятелемъ своимъ, извѣстнымъ театраломъ М. И. Ягницкимъ, придумали слѣдующее: когда кредиторы явились въ квартиру Милославскаго, онъ передалъ Ягницкому въ ихъ присутствіи чекъ Фолетти на предъявителя и попросилъ его вмѣстѣ съ кредиторами пойти въ банкъ и, получивъ деньги, со всѣми за него расплатиться. Ягницкій долго отказывался, Милославскій все упрашивалъ, ссылаясь на свою болѣзнь, препятствующую ему выйти изъ дому; къ просьбамъ Милославскаго присоединились наконецъ и кредиторы и Ягницкій согласился. У входа въ банкъ Ягницкій попросилъ кредиторовъ подождать, такъ какъ неловко являться туда гурьбой, а спустя часъ онъ вышелъ изъ банка сіяющій и указывая кредиторамъ на оттопырывавшійся боковой карманъ, пригласилъ всѣхъ къ себѣ для разсчета. Кредиторы въ веселомъ настроеніи пошли съ Ягницкимъ къ нему на квартиру, но каково было ихъ разочарованіе, когда Ягницкій, вмѣсто кредитныхъ билетовъ, вынулъ изъ кармана пачки гладко сложенной газетной бумаги. А гдѣ-же деньги? завопили они. Денегъ не дали, преспокойно отвѣтилъ Ягницкій. Кредиторы бросились къ Милославскому, но его и слѣдъ простылъ. Пока Ягницкій водилъ евреевъ въ банкъ, а оттуда къ себѣ, Милославскій успѣлъ передать покупателю всю свою обстановку, получить деньги и переѣхать въ номера при Маріинскомъ театрѣ, гдѣ вся обстановка принадлежала хозяину номеровъ.
Въ составѣ труппы, сформированной Н. И. Новиковымъ на лѣтній сезонъ 1869 г. я помню слѣдующихъ лицъ: Фанни Федоровну Козловскую, Наталью Ивановну Степанову (сестру Н. И. Новикова), Е. Н. Новикову, П. М. Медвѣдева, П. А. Никитина, Песоцкаго, Н. П. Новикова-Иванова, H. Н. Николняа и Лисовскаго-Козловскаго (мужа Ф. Ф.), котораго всѣ звали "Ленька". Какъ я уже упомянулъ, у Новикова была драма и оперетка и въ послѣдней участвовали многіе изъ драматическихъ артистовъ. Сегодня Ф. Ф. выступаетъ въ какой нибудь легкой комедіи, а на другой день видишь ее въ опереткѣ "Всѣ мы жаждемъ любви". Новиковъ-Ивановъ сегодня изображаетъ генерала въ "Самоуправцахъ", а на завтра Менелая въ "Прекрасной Еленѣ", тамъ опять герцога Ришелье, а на завтра Риголяра въ "Всѣ мы жаждемъ любви". Сторонникомъ оперетки я никогда не былъ и потому очень рѣдко ее посѣщалъ, драматическихъ-же спектаклей я, по своей обязанности, не пропускалъ. Наибольшій успѣхъ въ этотъ сезонъ имѣла Н. И. Степанова, которая въ пьесахъ Островскаго, была замѣчательна; коронною ролью этой артистки была Катерина въ "Грозѣ". Много Катеринъ видалъ я на своемъ вѣку, но такой, какъ Степанова, мнѣ видѣть не приходилось. У г-жи Степановой былъ одинъ органическій недостатокъ: она слегка пришепетывала, но и на этотъ недостатокъ публика, послѣ нѣсколькихъ произнесенныхъ ею фразъ, уже не обращала вниманія, до того она увлекалась поразительной игрой артистки. Прослужила Степанова одинъ только лѣтній сезонъ въ Одессѣ, а затѣмъ я снова увидѣлъ ее въ Одессѣ въ сезонъ 1892-- 98 г. въ составѣ труппы Грекова. Она занимала тогда амплуа драматическихъ старухъ и такъ-же, какъ и въ молодые годы, пользовалась громаднымъ, вполнѣ заслуженнымъ, успѣхомъ. Не разъ ея правдивая, полная задушевности игра вызывала слезы у зрителей. Я убѣдился по пріему, оказывавшемуся артисткѣ, что она принадлежитъ къ категоріи тѣхъ заслуженныхъ артистокъ, которыя пользуются уваженіемъ не только среди своихъ товарищей, но и среди публики. Въ настоящее время такихъ артистокъ да амплуа драматическихъ старухъ, какъ г-жа Степанова, у насъ нѣтъ, а если современемъ мы такую и увидимъ, то развѣ въ лицѣ лучшей нашей драматической артистки, М. М. Глѣбовой.
Фанни Федоровна Козловская выступала въ Одессѣ не часто, поперемѣнно играя то въ опереткѣ, то въ легкихъ комедіяхъ; въ роли драматической ingenue, амплуа, которое впослѣдствіи создало ей громкую извѣстность въ Россіи, я Ф. Ф. въ Одессѣ ни разу не видѣлъ, но и тѣ роли, въ которыхъ она тогда выступала, обратили на себя вниманіе публики; г-жа Козловская считалась весьма недурной артисткой на амплуа ingenue comique. Помню, что въ публикѣ часто упоминали о ея мужѣ Лисовскомъ, который былъ очень плохой семьянинъ и даже удивлялись, что страдая сильно въ жизни, артистка эта была всегда такъ весела на сценѣ. Настоящей артисткой, артисткой производившей сильное впечатлѣніе своей выдающейся игрой, я впервые увидѣлъ Ф. Ф. въ Харьковѣ въ 1877 году. Объ этомъ періодѣ я буду говорить при воспоминаніяхъ о Харьковѣ и тогда подробно коснусь и Фанни Федоровны.
Жена Н. И. Новикова, Елизавета Николаевна, обладая недурнымъ голосомъ, выступала преимущественно въ опереткахъ, а иногда и въ драмѣ, въ бытовыхъ роляхъ. Какъ артистка она въ драмѣ успѣха не имѣла, но въ опереткѣ занимала довольно видное мѣсто. Меня крайне удивляло одно: играя бойко и живо въ опереткѣ, г-жа Новикова, выступая въ драмѣ, всегда вела роли вяло и безжизненно, точно это была другая артистка. Вообще г-жа Новикова повидимому сцены не любила и если и выступала, то въ силу необходимости, во время антрепризы мужа. По крайней мѣрѣ въ Одессѣ, когда она служила у Фолетти вмѣстѣ съ Н. И., она очень рѣдко появлялась на сценѣ и то въ самыхъ незначительныхъ роляхъ. Осталась-ли она на сценѣ послѣ смерти мужа -- мнѣ неизвѣстно.
Изъ всѣхъ артистокъ, когда либо много видѣнныхъ въ теченіе почти тридцати лѣтъ, я не встрѣчалъ ни одного, кромѣ, впрочемъ, Соловцова, который отличался-бы большимъ разнообразіемъ репертуара, чѣмъ Николай Петровичъ Новиковъ-Ивановъ. Г-нъ Новиковъ-Ивановъ, какъ онъ самъ разсказывалъ, воспитывался въ театральномъ училищѣ, но для балета и посвятилъ себя драмѣ совершенно случайно. Быть можетъ въ томъ періодѣ, о которомъ я пишу, г-нъ Новиковъ-Ивановъ еще не зналъ своего настоящаго амплуа и потому брался за все, но странно было видѣть артиста, который въ теченіи одного сезона появлялся въ роляхъ комика, трагика, злодѣя, любовника и резонера, кромѣ того, еще и въ опереткахъ, гдѣ опять-таки брался за все. Игралъ онъ и "Риголяра", въ "Птичкахъ пѣвчихъ" и Менелая въ "Прекрасной Еленѣ", Конечно нечего и говорить, что Новиковъ-Ивановъ былъ далеко не одинаковъ во всѣхъ роляхъ, которыя онъ бралъ на себя, а нѣкоторыя роли просто имъ проваливались, какъ напр. "Ришелье".
Настоящее амплуа Новикова-Иванова, какъ это впослѣдствіи и выяснилось, было амплуа комиковъ, и когда артистъ перешелъ исключительно на это амплуа -- онъ имѣлъ всюду поразительный успѣхъ и былъ любимцевъ публики. Чтобы Николай Петровичъ серьезно относился къ сценѣ -- я сказать не могу. Ему ничего не стоило, увлекшись какой нибудь опереточной артисткой, бросить драму и перейти въ оперетку, равно и наоборотъ. Всѣмъ извѣстно, сколько разъ Новиковъ" Ивановъ въ періодъ своей артистической дѣятельности переходилъ изъ драмы въ оперетку и обратно. И дѣлалъ это онъ очень легко, безъ всякой борьбы, здѣсь главную роль, кромѣ увлеченія дамами, игралъ подъ часъ и вопросъ "Кто больше"? Нельзя, конечно, отрицать, что Новиковъ-Ивановъ былъ очень талантливый артистъ и что нѣсколько имъ созданныхъ ролей надолго останутся въ памяти старыхъ театраловъ, каковы напр. Загорѣцкаго, Разгильдяева, и др., но вмѣстѣ съ тѣмъ нельзя не пожалѣть, что этотъ артистъ смотрѣлъ на искусство какъ на ремесло и таланта своего не только не развивалъ, но постепенно губилъ.
У Новикова-Иванова, какъ и у Н. И. Новикова, была страсть къ антрепренерству и ареной его дѣятельности, какъ и Н. И. Новикова, былъ городъ Кишиневъ. Какъ и Н. И. Новикова его постоянно преслѣдовали неудачи и дошло даже до того, что Новиковъ-Ивановъ былъ объявленъ Кишиневскимъ окружнымъ судомъ несостоятельнымъ должникомъ. Только въ послѣдніе годы его жизни несостоятельность эта была снята и Новиковъ-Ивановъ, освободившись отъ долговъ, взялъ въ аренду Русскій театръ въ Одессѣ, гдѣ и скончался скоропостижно въ 1896 году. Какъ человѣкъ, НовиковъИвановъ имѣлъ много недостатковъ; въ дружбу его никто не вѣрилъ; встрѣчаясь съ пріятелями онъ всегда съ ними цѣловался, называя ихъ "мамочка"! а за глаза порицалъ такъ, какъ никто изъ враговъ никогда не рѣшился-бы. Другой недостатокъ Новикова-Иванова, недостатокъ всѣмъ извѣстный, заключался въ томъ, что онъ сильно вралъ; Новикову-Иванову никто и никогда не вѣрилъ, даже если ему приходилось говорить правду, не вѣрилъ также словамъ, какъ и не вѣрилъ поцѣлуямъ.
Въ послѣдніе годы своей жизни Новиковъ-Ивановъ, переживая въ Одессѣ вторую молодость, сильно подпалъ подъ вліяніе своей пассіи и окончательно потерялъ даже намекъ на какую-бы то ни было самостоятельность: и раньше было не легко имѣть съ нимъ дѣло, но въ послѣднее время это стало даже нѣвозможнымъ.
Роли первыхъ любовниковъ и героевъ исполнялъ г-нъ Песоцкій. Артистъ этотъ талантомъ не обладалъ, но былъ большой труженикъ. Въ Одессѣ молодежь его любила. Дебютировалъ г. Песоцкій въ "Уріэль Акоста", исполняя заглавную роль, но успѣха не имѣлъ. Песоцкій нравился молодежи не столько какъ артистъ, сколько какъ "свободомыслящій"; въ средѣ молодежи онъ имѣлъ обширный кругъ знакомства и проводилъ съ нею все свое свободное время въ разсущденіяхъ на разныя животрепещущія темы. Этими разсужденіями онъ и подкупилъ молодежь, которая свои симпатіи къ человѣку переносила и на артиста.
Послѣ Одессы я видѣлъ Песоцкаго уже спустя много лѣтъ въ труппѣ Соловцова въ Кіевѣ, гдѣ онъ занималъ амплуа резонеровъ.
Въ труппѣ Новикова служили также двѣ сестры Доропткевичъ; отличались онѣ прекрасными голосами и потому исполняли изрѣдка небольшія роли въ опереткахъ, а большою частью выступали въ хорѣ, гдѣ занимали видное мѣсто; обращали на себя вниманіе сестры Дорошкевичъ и въ "Русской свадьбѣ" исключительно благодаря своимъ голосамъ; особенно хорошимъ голосомъ выдѣлялись Дорошкевичъ 1-ая. Спустя много лѣтъ я встрѣтилъ старшую изъ сестеръ въ Кіевѣ, въ опереточной труппѣ, гдѣ она подвизалась подъ псевдонимомъ Дюроше. Успѣха она не имѣла. Другая сестра, Чекалова, слишкомъ хорошо извѣстна всей Россіи, какъ комическая старуха въ опереткѣ. Всюду, гдѣ она ни появлялась, она пользовалась громаднымъ успѣхомъ. Еще нѣсколько лѣтъ тому назадъ я видѣлъ ее въ Москвѣ; въ послѣднее время, какъ я слышалъ, г-жа Чекалова перешла въ драму и занимаетъ амплуа комическихъ старухъ въ театрѣ Немети въ Петербургѣ.
Появленіе Ольги Федоровны Козловской въ Одессѣ было встрѣчено весьма сочувственно; хотя какъ артистку ее мало знали, но ея сценическая внѣшность сразу почему-то завоевала ей симпатіи публики; расходились только въ одномъ: на какое именно амплуа приглашена г-жа Козловская? Кто утверждалъ, что на роли grande-dame, кто доказывалъ, что на роли драматическихъ актрисъ, а кто до слезъ спорилъ, что она водевильная актриса. И всѣ были съ своей точки зрѣнія правы: всякъ судилъ по той роли, въ которой ее видѣлъ. Я лично, видя ее во многихъ роляхъ, пришелъ къ заключенію, что амплуа ея -- роли драматическихъ актрисъ, а что выступаетъ она и въ другихъ роляхъ между прочимъ. Особенно удивилъ меня одинъ изъ ея дебютовъ въ водевилѣ "Чудо нашего столѣтія", гдѣ она изображала барышню, переодѣвающуюся въ гусарскую форму и отплясывающую мазурку. Какъ сейчасъ помню разговоръ двухъ пшютовъ въ театральномъ буфетѣ, послѣ участія ея въ сказанномъ водевилѣ.
-- Что братъ, хороша?
-- Очень рѣдкой красоты.
-- А какова артистка?
-- Прелесть. Настоящая драматическая, какъ она чудно танцуетъ мазурку!
Успѣхъ Ольги Федоровны Козловской у Одесской публики меня поражалъ. Артистка эта обладала только внѣшними сценическими данными: представительной фигурой, красивой наружностью, прекраснымъ выговоромъ; эти данныя и подкупали публику; игра ея никогда не производила впечатлѣнія, она била на эффектъ, но того, что называется жизненной правдой, въ игрѣ не было, ея игра никогда не хватала за душу; смотрѣть Ольгу Федоровну было интересно, но чтобы зритель, выходя изъ театра, выносилъ какое-либо впечатлѣніе -- этого никогда не бывало. У г-жи Козловской не было ни одной роли, которая запечатлѣлась-бы въ памяти зрителя: вышелъ изъ театра и точно Козловскую и не видѣлъ. Я полагаю, что это лучшее доказательство отсутствія таланта. Г-жа Козловская была не артистка, а ремесленница, въ ея игрѣ было все дѣланное и въ этомъ отношеніи какая громадная разница между Ольгой и Фани Федоровной.
Г-жа Ольга Козловская никогда въ роли не вникала, относилась къ нимъ спустя рукава, подчасъ даже и ролей не знала. Быть можетъ это было слѣдствіемъ того, что Одесская публика съ первыхъ-же шаговъ артистки сразу ее избаловала и она стала потому небрежно относиться къ дѣлу -- спорить не стану; причины сами но себѣ, но важенъ фактъ -- г-жа Козловская артисткой, какъ я понимаю это слово, никогда не была. На сколько одесская пресса раздѣляла этотъ мой взглядъ видно изъ того, что въ одномъ изъ номеровъ "Одесскаго Вѣстника", по окончаніи сезона, были помѣщены посвященія всей труппѣ словами Грибоѣдова и относительно г-жи Козловской приведенъ былъ слѣдующій стихъ: "подумаешь, какъ счастье своенравно". И дѣйствительно, г-жѣ Козловской въ Одессѣ посчастливилось и успѣхъ, которымъ она пользовалась, былъ далеко не по заслугамъ. Благодаря тому, что публика избаловала артистку, она не обращала вниманія на указанія прессы и въ силу присущаго артистамъ самолюбія, объясняла эти указанія интригами. Какой была г-жа Козловская въ 1868 году, такой-же она была и позже: я видѣлъ ее и въ Новочеркаскѣ, и въ Кіевѣ и опять въ Одессѣ въ 1891 году уже въ роляхъ драматическихъ старухъ -- игра ея была та-же: эффектная и только; ни задушевности, ни жизненной правды!
Г-жа Лукашевичъ въ роляхъ драматической ingenue, имѣла громадный успѣхъ и вполнѣ по заслугамъ. Артистка эта не обладала сценической внѣшностью, говорила она съ польскимъ акцентомъ и, тѣмъ не менѣе, не смотря на такіе недостатки, г-жа Лукашевичъ все-таки выдѣлялась изъ состава труппы, занимая въ ней видное мѣсто. Своимъ успѣхомъ г-жа Лукашевичъ была обязана исключительно своему таланту; симпатіи публики она завоевала не сразу, трудно ей пришлось вначалѣ, но съ теченіемъ времени, когда къ игрѣ ея присмотрѣлись, положеніе ея стало прочнымъ. Г-жа Лукашевичъ была въ Одессѣ чуть-ли не единственная артистка, которая ни съ кѣмъ изъ публики не была знакома, не была она знакома и съ рецензентами; рѣдко можно было встрѣтить артистку, которая такъ серьезно относилась-бы къ своему дѣлу, какъ г-жа Лукашевичъ: въ театрѣ ее можно было видѣть или во время репетицій, или въ спектакляхъ въ тѣ вечера, когда она играла, все остальное время артистка проводила дома, занятая изученіемъ ролей. Г-жа Лукашевичъ пользовалась особенной любовью учащейся молодежи. Ея игра всегда производила сильное впечатлѣніе: это была артистка съ огонькомъ, въ исполненіи ея было много задушевности! Смотря игру г-жи Лукашевичъ, приходилось удивляться, до какихъ мельчайшихъ деталей она изучала роль: зритель не видѣлъ ни одного жеста, который казался-бы лишнимъ, желанія бить на эффектъ -- не было. Въ описываемый мною періодъ одесская публика лучшей исполнительницы на амплуа драматич. ingenue не видѣла. Въ то время какъ перворядники увлекались г-жей Козловской, галлерея и купоны, посѣщавшіеся почти исключительно студентами, души не чаяли въ Лукашевичъ. Свое участіе къ ней, какъ артисткѣ, молодежь наглядно доказала преподнесеніемъ ей ея портрета, нарисованнаго тушью, однимъ изъ студентовъ. Послѣ Одессы я г-жу Лукашевичъ нигдѣ болѣе не встрѣчалъ и какова была ея дальнѣйшая карьера -- не знаю.
Въ числѣ артистовъ драматической труппы г. Фолетти выдѣлялся Максъ Шмитгофь, отецъ извѣстнаго артиста Анатолія Шмитгофа. Игралъ онъ комиковъ и простаковъ и былъ очень любимъ публикой. У г. Шмитгофа была довольно разнообразный талантъ: выдающійся актеръ онъ вмѣстѣ съ тѣмъ считался и выдающимся музыкантомъ и кажется не было такого инструмента, на которомъ Шмитгофь не игралъ. Нерѣдко онъ даже дирижировалъ оркестромъ и весьма удачно. Какъ человѣкъ-Шмитгофъ былъ очень любимъ за свой веселый нравъ и благодаря этой любви ему многое прощалось. По части рекламы это былъ большой спеціалистъ и чтобы замануть публику въ театръ въ день своего бенефиса, онъ всегда придумывалъ такіе фортели, что публика волей-неволей ловилась на закидываемую Шмитгофомъ удочку. Въ Одессѣ онъ, впрочемъ, не очень-то пользовался своей спеціальностью но части рекламы, такъ какъ особенной надобности въ томъ не было, но, попадая въ небольшіе города, онъ расходился во всю. Его рекламы напр., въ Курскѣ, памятны до сихъ поръ: "Въ заключеніе бенефиціантъ будетъ летать по всему театру", объявлялъ онъ; сборъ, конечно, полный. Г. Шмитгофь бросаетъ въ публику свои карточки, всѣ хохочутъ и артисту устраиваютъ овацію за его находчивость.
Г. Шмитгофъ очень любилъ показывать фокусы, и курское купечество очень любило эти фокусы, хотя знало, что за нихъ придется платиться карманомъ. Къ фокусамъ Шмитгофъ не прибѣгалъ во время сезона, а оставлялъ ихъ на великій постъ, когда нуждался въ деньгахъ. Одинъ изъ такихъ фокусовъ и я помню. Сидѣли на лавочкѣ богачи-купцы Г--въ и Т--въ. Подходитъ Шмитгофъ.
-- Не ваша и не ваша, значить мои! заявляетъ Шмитгофъ, кладетъ обѣ бумажки въ карманъ и удаляется, а купцы, довольные фокусомъ, хохочутъ во всю.
Кто зналъ близко Шмитгофа -- не могъ его не любить, лицо у него было до того симпатичное и всегда жизнерадостное, что въ его присутствіи пропадало всякое грустное настроеніе; если къ этому добавить, что у Шмитгофа былъ неисчерпаемый запасъ анекдотовъ и масса фокусовъ, въ родѣ сейчасъ разсказаннаго, основанныхъ на игрѣ словъ, то понятно станетъ то громадное удовольствіе, какое онъ всегда доставлялъ своимъ присутствіемъ. Въ Одессѣ Шмитгофъ служилъ одинъ только сезонъ, но всѣ, знавшіе его, до сихъ поръ вспоминаютъ о немъ, какъ о симпатичнѣйшемъ человѣкѣ. Нѣкоторыя черты его характера перешли и къ его сыну Анатолію, о которомъ мнѣ. придется упомянуть въ своемъ мѣстѣ.
Я уже сказалъ, что Максъ Шмитгофъ былъ прекрасный артистъ, хорошій музыкантъ и фокусникъ. Какъ-то постомъ, нуждаясь въ деньгахъ, онъ затѣялъ концертъ.
-- На чемъ будете играть? спрашиваютъ его.
-- На скрипкѣ.
-- Неудобно, недавно былъ Венявскій.
-- Ну, такъ на рояли.
-- И это неудобно, Рубинштейнъ уже былъ.
-- Ну, такъ я буду разсказывать сцены изъ народнаго быта.
-- И это сбора не даетъ, только третьяго дня былъ, вечеръ И. Ф. Горбунова.
-- А фокусника не было? спрашиваетъ онъ.
-- Не было.
-- И отлично: я буду показывать фокусы.
Объявленъ былъ вечеръ черной и бѣлой магіи и Шмитгофъ взялъ полный сборъ, что, конечно, объясняется любовью къ нему публики, желавшей ему помочь.
Роли вторыхъ любовниковъ исполнялъ г. Николинъ, Николай Николаевичъ (въ жизни Бутовичъ). О немъ разсказывали, что онъ былъ богатый помѣщикъ и что на сцену пошелъ вслѣдствіи несчастной семейной жизни.
Николинъ талантливостью не обладалъ, но это былъ, несомнѣнно большой труженикъ; если онъ впослѣдствіи и выдвинулся, то исключительно благодаря своему громадному труду. Былъ у Николина и природный недостатокъ: внѣшность его была крайне несимпатичная, что для его амплуа вторыхъ любовниковъ было весьма неблагопріятно. Николинъ служилъ въ Одессѣ сначала у Фолетти, а затѣмъ у Н. И. Новикова. Личныя мои отношенія съ Николинымъ были недурны, хотя онъ часто смѣшивалъ отношенія свои ко мнѣ съ отношеніями артиста къ рецензенту, вслѣдствіе чего за мои о немъ неблагопріятные отзывы -- всегда обижался. Я, конечно, не обращалъ на это вниманія, но одинъ случай заставилъ меня съ нимъ раззнакомиться. Поставилъ какъ-то Новиковъ "Свадьбу Кречинскаго". Роль Кречинскаго исполнялъ Никитинъ, а Нелькина -- Николинъ. Я далъ о немъ плохой отзывъ, что ему не понравилось и онъ обратился къ брату моему Ивану, писавшему въ одной со мной газетѣ, написать возраженіе. Братъ исполнилъ просьбу, завязалась у насъ полемика, не помню чѣмъ Окончившаяся. Нечего, конечно, прибавлять, что знакомство мое съ Николинымъ прекратилось. Прошло не мало времени, сезонъ закончился и послѣ послѣдняго спектакля мнѣ случайно пришлось объясниться съ Николинымъ по поводу установившихся между нами отношеній. Происходило это объясненіе за ужиномъ въ "Сѣверной" гостинницѣ, гдѣ присутствовало не мало театраловъ и почти вся труппа и привело оно къ тому, что я вынужденъ былъ нанести Николину оскорбленіе, которое, какъ онъ заявилъ, "смоется только кровью". На другое утро я дѣйствительно получилъ вызовъ, который я принялъ. Секундантомъ я пригласилъ H. К. Милославскаго, а Николинъ -- Н. П. Новикова-Иванова. Въ теченіи сутокъ я упражнялся въ стрѣльбѣ въ цѣль въ Ботаническомъ саду, гдѣ и должна была происходить дуэль. Къ назначенному времени ни Николинъ, ни секундантъ его не явились, а явился какой-то посыльный съ запиской хотя и краткаго, но яснаго содержанія: "Напрасно ждете, Николинъ выѣхалъ въ Харьковъ". Послѣ этого событія я встрѣтилъ Николина уже въ 1876 г. въ Харьковѣ, въ труппѣ Дюкова. Я его, конечно, узналъ, узналъ и онъ меня; само собою разумѣется, о возобновленіи прежняго знакомства не могло быть и рѣчи, но меня все-же крайне удивляло, что въ бесѣдахъ моихъ съ Дюковымъ и съ нѣкоторыми членами труппы, Николинъ, какъ ни въ чемъ не бывало, принималъ участіе, нерѣдко обращаясь ко мнѣ съ вопросами и замѣчаніями. Удивляло это, впрочемъ, не только I меня, но и всѣхъ членовъ труппы, прекрасно знавшихъ всѣ подробности разсказаннаго выше инцидента съ Николинымъ.
Послѣ 1876 года я Николина на сценѣ больше не встрѣчалъ, слышалъ только, что онъ, примирившись съ семьей, навсегда оставилъ театральныя подмостки; насколько слухъ этотъ былъ вѣренъ -- не знаю.
Хотя, какъ я уже сказалъ, Николинъ былъ труженикъ и не мало времени посвящалъ изученію ролей, но не меньше времени посвящалъ онъ и'картамъ.
Обыкновенно послѣ каждаго спектакля въ одномъ изъ кабинетовъ при театральномъ буфетѣ можно было видѣть Николина, Самсонова, Сахарова, въ сообществѣ В. В. Навроцкаго, (нынѣ редактора-издателя "Одесскаго Листка") и нѣкоторыхъ другихъ, съ увлеченіемъ упражнявшихся въ "штоссѣ". Игра шла мелкая, банки разрѣшались только трехърублевые и каждый изъ участвовашихъ въ игрѣ металъ по очереди. Слышалось "уголъ, на не, транспортъ съ кушемъ и по кушу очко" Постороннее лицо могло-бы подумать, что игра ведется очень серьезная, но, въ дѣйствительности, по кушу очко не могло превышать 28 коп., ибо кушъ былъ 2 коп. И въ такой игрѣ проводились на пролегъ цѣлыя ночи; оставляя игру въ 5--6 часовъ утра говорили: "сегодня рано окончили". Вообще въ то время можно было наблюдать рѣзкую разницу между лѣтнимъ и зимнимъ сезономъ; зимой, если игра и составлялась, то весьма не часто и то на вечерахъ. устраивавшихся главными персонажами у себя на дому; лѣтомъ игра шла изо дня въ день; всякъ игралъ по средствамъ: велась и крупная игра и игра, о которой я только что упомянулъ: играли и въ гостинницахъ и въ театральномъ буфетѣ. Крупную игру любили H. К. Милославскій, П. А. Никитинъ и Н. И. Новиковъ. Николинъ и Самсоновъ далѣе трехрублеваго банка не шли и проигрышъ рублей въ 10--15 составлялъ уже крупное событіе.
Какъ человѣкъ, H. Н. Николинъ былъ большой эгоистъ и въ этомъ вѣроятно кроется главная причина, по которой: онъ симпатіями товарищей не пользовался. Удивляла, впрочемъ, всѣхъ его привязанность къ "маленькому" актеру -- Сахарову. О Сахаровѣ знали только, что онъ имѣлъ когда-то средства, увлекся кѣмъ-то изъ театральнаго міра, промотался и поступилъ на сцену. Получалъ онъ рублей 25--30 жалованья и исполнялъ маленькія роли въ водевиляхъ. Человѣкъ онъ былъ тихій, скромный, безобидный и потому "большіе" относились къ нему снисходительно; прислуживаться онъ не умѣлъ заискивать у старшихъ было не въ его характерѣ и, понятно, дальше выходныхъ ролей онъ идти не могъ. Одинъ только разъ о Сахаровѣ заговорили: но болѣзни кого-то изъ артистовъ ему поручили небольшую, но отвѣтственную роль не помню въ какой пьесѣ. Исполненіемъ этой роли онъ произвелъ на публику такое сильное впечатлѣніе, что нѣсколько разъ былъ вызванъ всѣмъ театромъ. Сахарова на перерывъ поздравляли, совѣтовали не губить своего таланта, начать работать и пр. Много хорошихъ словъ услышалъ онъ въ этотъ вечеръ отъ "большихъ", но слова такъ и остались словами. Прошла недѣля-другая, о Сахаровѣ забыли и онъ по прежнему выступалъ въ маленькихъ роляхъ. Просить и кланяться, какъ я уже сказалъ, Сахаровъ не умѣлъ, покровителей не было и въ результатъ этотъ неудачникъ, и прежде иногда прибѣгавшій къ спиртнымъ напиткамъ, теперь налегъ на нихъ сильнѣе, думая этимъ залить свое горе. Вотъ въ это-то время Николинъ приблизилъ къ себѣ Сахарова, сталъ помогать ему и матеріально, даже помѣстилъ у себя на квартирѣ, постоянно твердилъ ему не губить своего таланта, бросить пить и заняться дѣломъ. Кто знаетъ, если-бы тогда Николинъ былъ силой въ труппѣ, такой силой, которая можетъ "дать ходъ", легко можетъ быть, что Сахаровъ былъ-бы выдающимся артистомъ. Какъ-бы то ни было, но Николинъ все-же имѣлъ нѣкоторое вліяніе на Сахарова и если послѣдній впослѣдствіи (я видѣлъ его на Новочеркасской сценѣ въ 1877 г.) сталь полезнымъ актеромъ, то, по моему, благодаря участію, принятому въ немъ Николинымъ,
Опереточная и драматическая труппы были въ Одессѣ одновременно два раза: при антрепризѣ г. Новикова, а за тѣмъ и г., Сура въ 1872 г. Объ опереткѣ Новикова я уже говорилъ, воспоминанія свои могу дополнить развѣ нѣсколькими словами о мужѣ Ф. Ф. Козловской -- Лисовскомъ. Онъ былъ дирижеромъ оркестра и какъ артистъ выступалъ только одинъ разъ въ опереткѣ "Орфей въ аду" въ роли Орфея, но успѣха никакого не имѣлъ, хотя прекрасно игралъ.... на скрипкѣ. Ясно было, что роль Орфея взята имъ ради solo на скрипкѣ, исполняемой Орфеемъ въ первомъ актѣ. Какъ скрипачъ Лисовскій произвелъ фуроръ, но со втораго акта какъ артистъ -- онъ былъ просто невозможенъ.
Что касается оперетки г. Сура, то о ней я сообщу позже кое-какія подробности, а раньше отмѣчу еще нѣкоторыхъ изъ состава драматической труппы. Болѣе другихъ въ памяти моей запечатлѣлась артистка Александра Александровна Мартынова, дочь знаменитаго Мартынова. Прибыла она впервые въ Одессу одновременно съ г. Лентовскимъ. приглашеннымъ для оперетки. Г-жа Мартынова была очень молода и поразила не одного меня, когда разнеслись слухи, что она приглашена на амплуа комическихъ старухъ. Мы, театралы, не допускали мысли, чтобы такая молодая артистка рѣшилась выступать въ роляхъ старухъ. И тогда, какъ и теперь, самымъ обыденнымъ явленіемъ было видѣть на сценѣ старухъ въ роляхъ молодыхъ, но никакъ не наоборотъ. Дебютъ г-жи Мартыновой показалъ, однако, что слухи были основательны. Артистка имѣла въ Одессѣ довольно крупный успѣхъ, но прослужила она тамъ одинъ только сезонъ, точно также, какъ и г. Лентовскій. Въ роляхъ драматическихъ ingenue, въ той-же труппѣ, выступала Надежда Александровна Кузьмина. Г-жа Кузьмина принадлежала къ артистической семьѣ; въ разные годы и въ разныхъ городахъ мнѣ приходилось впослѣдствіи встрѣчать ея сестеръ: если не ошибаюсь, одна была на сценѣ подъ фамиліей Матрозовой, другая -- Коноковой и третья -- Алексѣевой. Изъ всѣхъ четырехъ сестеръ самой талантливой была Надежда Александровна, служившая, въ Одессѣ. Супругъ ея, г. Кузьминъ, тоже служившій въ Одессѣ, принадлежалъ къ категоріи "мужей актрисъ": онъ подвизался больше въ опереткѣ, гдѣ исполнялъ незначительныя роли и если иногда о немъ говорили, то развѣ въ тѣ спектакли, когда на сценѣ исполнялся канканъ. Кузьминъ хорошо канканировалъ и въ немъ г-жа Корбіель нашла себѣ достойнаго партнера, въ особенности въ опереткѣ "Парижская жизнь".
Послѣ опереточной труппы Новикова, подвизавшейся въ лѣтній сезонъ 1869 г., Одесса не знала оперетки до 1872 г., когда ее предоставилъ Суру г. Милославскій. Во главѣ труппы стояли М. В. Лентовскій и Е. А. Корбіель. Г-нъ Ленювскій, прежде чѣмъ выступать на сценѣ, выступилъ въ газетѣ письмомъ въ редакцію.
Письмо это было довольно мило написано. О Лентовскомъ сообщили репортеры, что онъ выдающійся теноръ. Дабы публика не ожидала отъ него чего-либо особеннаго, какъ отъ пѣвца, она счелъ нужнымъ письмомъ въ редакцію разъяснить, что онъ ни теноръ, ни баритонъ и вообще не претендентъ на голосъ и если онъ рѣшился выступать въ опереткѣ, то просто потому, что оперетка теперь въ ходу и онъ считаетъ себя не хуже другихъ, на этомъ поприщѣ подвизающихся. Это письмо очень понравилось и, благодаря ему, успѣхъ артиста уже частью былъ обезпеченъ. Дебютъ г. Лентовскаго въ роли Пикилло (Птички пѣвчія) былъ удаченъ: онъ очень понравился и не столько голосомъ, говоря откровенно очень недурнымъ, сколько бойкой, непринужденной игрой. За короткое время артистъ успѣлъ стать любимцемъ публики; особенно онъ поправился въ роли Париса (Прекрасная Елена). Впослѣдствіи г. Лентовскій пробовалъ въ Одессѣ свои силы и въ драмѣ, выступая въ пьесѣ "Самозванецъ Луба", но, несмотря на успѣхъ, опытовъ въ драмѣ больше не повторялъ. Выступалъ Лентовскій и въ дивертисментѣ, но точно также, какъ теперь выступаетъ г. Соловцовъ: у послѣдняго имѣются "Индюкъ" и "Поросенокъ", у Лентовскаго были: "Касьяна именины" и "Боль ревматизма". Съ Лентовскимъ я встрѣтился во второй разъ въ 1876 году въ Харьковѣ, гдѣ онъ выступалъ въ труппѣ г. Новикова, но здѣсь онъ выступалъ уже какъ гастролеръ. Пока я зналъ Лентовскаго какъ опереточнаго артиста въ провинціи -- онъ производилъ на меня прекрасное впечатлѣніе: находчивый, остроумный, способный уважать чужое мнѣніе, приличный въ спорахъ, никогда, впрочемъ, до ссоръ не доходившихъ, скромный, талантливый и о себѣ никогда не трубившій. Когда Лентовскій сталъ антрепренеромъ Московскаго "Эрмитажа" и мнѣ часто приходилось о немъ слышать и читать, какъ о выдающемся самодурѣ,-- я долго не хотѣлъ вѣрить, что рѣчь идетъ о Михаилѣ Валентиновичѣ; мнѣ казалось, что никакія, даже самыя благопріятныя, обстоятельства не могутъ за короткое время тактъ измѣнить человѣка, но, къ сожалѣнію, въ Москвѣ въ 1884 г. я убѣдился, что слухи были вѣрны и нисколько не преувеличены. Хотя я съ Лентовскимъ въ Москвѣ и не сталкивался, но наблюденія мои со стороны въ томъ-же "Эрмитажѣ" и въ манежѣ, который онъ временно арендовалъ, вполнѣ убѣдили меня, что М. В. Лентовскій самодуръ, не знающій предѣловъ своему самодурству, чему въ значительной степени потворствовали близко стоявшія къ нему лица. Измѣнился-ли Лентовскій теперь, послѣ того, какъ фортуна стала къ нему спиной, не знаю. Хотя я часто бывалъ въ Москвѣ въ послѣдніе годы, но о Лентовскомъ ничего не слышалъ, не смотря на то, что вращался въ театральномъ мірѣ. Иногда проскользнетъ въ "Московскомъ Листкѣ" замѣтка о гастроляхъ Лентовскаго въ какомъ нибудь маленькомъ городѣ, иногда тамъ-же извѣщалось, что звѣзда Лентовскаго еще не померкла и онъ вновь займется антрепризой, но дальше этихъ извѣстій я ничего не знаю.
Одновременно съ М. В. Лентовскимъ выступила въ Одессѣ въ опереткѣ и Елизавета Августовна Корбіель, крупная въ то время опереточная звѣзда. Я признаюсь, за все время пребыванія своего въ Одессѣ, не помню ни одной ни драматической, ни оперной артистки, которая имѣла-бы такой колоссальный успѣхъ, какъ г-жа Корбіель, подвизавшаяся въ опереткѣ. Для успѣха артистка, безспорно, имѣла всѣ данныя; все что требуется, или, вѣрнѣе, что можно требовать отъ исполнительницы опереточныхъ ролей, имѣла въ изобиліи г-жа Корбіель: граціозная, живая, веселая, непринужденная игра, игра не только не уступавшая, но даже превосходившая игру сихъ дѣлъ мастерицъ-француженокъ и при этомъ-недурной голосъ, которымъ артистка прекрасно распоряжалась, заставляя даже многихъ думать, что у нея и въ самомъ дѣлѣ былъ очень хорошій голосъ. Участіе г-жи Корбіель въ спектакляхъ было всегда гарантіей полнаго сбора; ни одинъ спектакль не обходился безъ подношеній, то въ видѣ букетовъ и корзинъ, то въ видѣ болѣе существенномъ: серебра, золота и даже брилліантовъ. Когда г-жа Корбіель заболѣла оспой, пролежавъ въ постели болѣе двухъ мѣсяцевъ, справляться о ея здоровьи являлись ежедневно десятки лицъ. Выходъ г-жи Корбіель въ первый разъ по выздоровленіи сопровождался весь вечеръ безпрерывными подношеніями и оваціями. До настоящаго времени старые одесскіе театралы не могутъ забыть г-жу Корбіель и при появленіи какой-либо новой опереточной звѣзды, всегда можно услыхать: "хороша, но не то, что Кобріель". И та же г-жа Кобріель, спустя десять лѣтъ, выступивъ въ г. Кіевѣ, въ 1883 г., въ опереточной труппѣ г. Савина, никакого успѣха не имѣла: одесситы, бывшіе въ театрѣ и знавшіе артистку въ 1872 г., удалились разочарованные: предъ ними была не прежняя Корбіель, но какая-то исполнительница, игра которой была ниже посредственности. Послѣ неудавшагося выхода на сценѣ, г-жа Кобріель вышла... замужъ и сцену оставила на всегда^ Г-жа Кобріель тоже принадлежала къ артистической семьѣ, вѣрнѣе вокальной. Сестра ея Наталья Августовна подвизалась въ оперѣ, подъ фамиліей Михайловской, исполняя партіи контръ-альто. Артистка пользовалась въ свое время не малымъ успѣхомъ и въ Кіевѣ. Впослѣдствіи она вышла замужъ за Присяж. Повѣрен. Кривцова, поселилась въ Одессѣ и сцену оставила, выступая только въ рѣдкихъ случаяхъ съ благотворительной цѣлью. Другая сестра г-жи Корбіель, г-жа Веселаго, тоже выступала при мнѣ въ Одессѣ и также въ опереткѣ, но исполняя исключительно партіи, требовавшія голосовыхъ средствъ, Голосъ у г-жи Веселаго (драматическое сопрано) былъ очень хорошій, но артистка она была невозможная. Если-бы, при игрѣ г-жи Корбіель, да передать ей голосъ г-жи Веселаго, она пожалуй, и на закатѣ дмей продолжала-бы подвизаться на сценѣ, точно также, какъ подвизается теперь г-жа Волынская. Настоящая фамилія г-жи Кобріель и ея сестеръ была Лейброкъ; отецъ ихъ имѣлъ въ Петербургѣ музыкальный и нотный магазинъ. Г-жа Корбіель избрала для себя этотъ псевдонимъ, переставивъ буквы своей фамиліи въ обратномъ порядкѣ (Лейброкъ-Корбіель). Говоря о г-жѣ Корбіель, не моіу не указать на одинъ курьезъ, чтобы не сказать болѣе: артистка въ первый разъ была замужемъ за какимъ-то докторомъ философіи; неправда-ли; недурно?-- мужъ-философъ, жена-опереточная артистка. Ну, какъ тутъ не пофилософствовать?
Изъ подвизавшихся на ряду съ Кобріель и Лентовскимъ артистовъ, не могу не указать еще на г. Гулевича. Артистъ онъ былъ посредственный, ничѣмъ не выдѣлялся, но внѣ сцены его зналъ весь городъ и потому-то Гулевичу прощалось многое, за что другіе поплатились-бы серьезно. Спеціальностью Гулевича были анекдоты. Какъ ни одна сколько нибудь порядочная свадьба не обходилась прежде безъ генерала, такъ ни одинъ сколько нибудь приличный ужинъ не обходился безъ Гулевича. Гулевичъ, помимо того, что разсказывалъ анекдоты, разыгрывалъ еще роль шута и это къ нему шло -- не знаю почему, но шло. Другой бы въ этой роли вызывалъ чувство гадливости, а Гулевичъ вызывалъ только улыбку, а иногда и смѣхъ Не надо забывать, что Гулевичъ происходилъ изъ весьма порядочной семьи, былъ довольно образованъ и, до поступленія на сцену, находился въ военной службѣ. Какъ дошелъ онъ до жизни такой-было для многихъ загадкой, но спрашивать объ этомъ не приходилось; такимъ прибылъ онъ въ Одессу, такимъ и уѣхалъ, такимъ-же я встрѣтилъ его въ 1875 г. въ Курскѣ, а затѣмъ въ 1880-хъ годахъ и въ Москвѣ.
Гулевичъ, кромѣ службы какъ артистъ, исполнялъ еще и обязанности помощника режиссера, а также и переводчика. Переводчикъ былъ необходимъ вотъ почему: антрепренеромъ состоялъ г. Суръ, ни слова не понимавшій по-русски, режиссеромъ былъ г. Лентовскій, ни слова не понимавшій ни по-французски, ни по-нѣмецки, языки, на которыхъ могъ объясняться г. Суръ. Посредникомъ въ переговорахъ между Лентовскимъ и Суромъ и былъ назначенъ Гулевичъ, заявившій, что онъ прекрасно владѣетъ всѣми тремя языками. На самомъ дѣлѣ Гулевичъ слабо владѣлъ французскимъ языкомъ, а нѣмецкимъ почти не владѣлъ и если онъ взялся быть переводчикомъ, то просто въ силу присущей ему смѣлости. Если кто изъ театраловъ или артистовъ желалъ вдоволь посмѣяться, то стоило только являться въ тѣ дни, когда Лентовскій чрезъ Гулевича дѣлалъ заказы Суру для постановки новыхъ опереттъ.
Прійдетъ, бывало, Леонтовскій съ требованіями, выслушаетъ терпѣливо Суръ дѣлаемый Лентовскимъ по-русски докладъ и, ничего не понимая, требуетъ Гулевича.
-- Herr Goulevitch! Vas vüncht Lentowski?
-- Il veut monsieur Sour, tout de suite -- отвѣчаетъ Гулевичъ и беретъ листъ у Лентовскаго.
По прочтеніи Гулевичъ заявляетъ Суру:
-- "Il faut de grand blanc балахонъ", а Лентовскій прибавляетъ: "avec de пуговицы спереди".
-- Oui, de пуговицы par avant, дополняетъ Гулевичъ.
-- И сзади большіе, кричитъ Лентовскій.
-- Et de grand par dérier -- переводитъ Гулевичъ.
Суръ начинаетъ терять Терпѣніе, хватается за голову и все повторяетъ: "je ne comprens, rien je necomprens rien"!
Гулевичъ однако не унимается, не умѣя перевести слово "пуговицы" по-французски, онъ начинаетъ кричать по-нѣмецки "кнопфъ, grande кнопфъ" и для уясненія начинаетъ дергать пуговицы ни сюртукѣ Сура. Суръ злится и бьетъ Гулевича по рукѣ; Лентовскій хохочетъ, хохочутъ и всѣ присутствующіе, одинъ только Гулевичъ стоитъ невозмутимый.
Суръ въ концѣ концовъ говоритъ: "моргенъ", Гулевичъ очень доволенъ и отвѣчаетъ "Гутъ" и Лентовскій удаляется ни съ чѣмъ.
"Васъ канъ ихъ махенъ митъ Гулевичъ"! обращается Суръ къ присутствующимъ, и уходитъ. Вслѣдъ за нимъ уходитъ и Гулевичъ, направляясь въ буфетъ и жалуясь на усталость.
"Моргенъ" происходитъ сцена въ такомъ-же родѣ, и въ концѣ концовъ требованія переводятся Суру при участіи посторонняго лица.
Если Гулевичъ и имѣлъ въ Одессѣ успѣхъ, то развѣ какъ разсказчикъ и то не потому, чтобы онъ былъ хорошій разсказчикъ, а исключительно благодаря содержанію разсказовъ, которое всегда отличалось новизной. Гулевичъ, по неистощимому запасу разсказовъ, былъ чуть-ли не единственный изъ всѣхъ разсказчиковъ, которыхъ я когда либо зналъ.
Какъ человѣкъ Гулевичъ былъ очень добръ и считался хорошимъ товарищемъ; деньгамъ онъ цѣны не зналъ и хотя часто нуждался, но получая деньги, онъ долго держать ихъ при себѣ не могъ и быстро тратилъ, тратилъ, впрочемъ, не одинъ, а всегда въ обществѣ товарищей. При деньгахъ Гулевичъ никогда не отказывалъ товарищу дать взаймы,не требуя обратно, но и самъ, занимая, тоже никогда не отдавалъ. Помню я въ Курскѣ такой случай, по моему, свидѣтельствующій о доброй душѣ Гулевича. Служилъ одновременно съ нимъ "маленькій" актеръ Николаевъ, получавшій гроши. Узналъ Гулевичъ, что Николаева удаляютъ съ квартиры за невзносъ платы; денегъ у Гулевича не было,но онъ, желая помочь товарищу, пошелъ въ трактиръ "Комаровъ", гдѣ въ дворянскомъ залѣ по вечерамъ собиралось именитое купечество. Спустя часа три Гулевичъ возвратился и далъ Николаеву 10 руб. Оказалось, что деньга эти Гулевичъ получилъ отъ одного изъ купцовъ за разсказанные имъ двадцать анекдотовъ.
Въ опереткѣ Сура я помню еще актера на роли комиковъ г. Базарова (настоящая его фамилія Михайловскій). Какъ актеръ онъ ничего выдающагося собой не представлялъ и если я о немъ упомянулъ, то только потому, чтобъ каждомъ городѣ, гдѣ мнѣ приходилось съ нимъ впослѣдствіи встрѣчаться, онъ представлялъ меня своей женѣ и, удивительное дѣло, въ каждомъ городѣ жена была другая. Меня, близко знавшаго театральный міръ, никогда не поражала происходившая въ семейной жизни актеровъ пертурбація, но столь частая перемѣна женъ г. Базаровымъ даже меня поразила. Въ pendant къ Базарову, кстати сказать, я зналъ еще одну артистку, фамилія которой, напечатанная въ какой-то газетѣ, занимала нѣсколько строкъ; къ фамиліи ея были прибавлены фамиліи всѣхъ ея мужей-артистовъ. Я сейчасъ помню только рядомъ стоявшіе имена Симони-Сахарова-Арди-Вучетичъ-Власовъ, но именъ этихъ было не менѣе пятнадцати. Фамилію артистки я изъ скромности не называю, ибо для знающихъ ее это излишне, а для незнающихъ это не важно; дѣло не въ фамиліи, а характеренъ фактъ.
Въ Курскѣ Базаровъ занималъ амплуа серьезнаго комика и, по прежнему, какъ актеръ не выдѣлялся. Я встрѣчался съ нимъ довольно часто, при чемъ онъ всегда говорилъ мнѣ, что пишетъ какую-то пьесу, имѣющую произвесть фуроръ. Пьесу эту, какъ я узналъ, онъ писалъ не одинъ, а въ компаніи съ моимъ товарищемъ дѣтства В. Я. Шумилинымъ, большимъ театраломъ и недурнымъ любителемъ, въ то время тоже проживавшемъ въ Курскѣ. Хотя пьеса эта писалась чуть-ли не цѣлый годъ (названія ея не помню), но, поставленная на сцену, она успѣха не имѣла. Подъ первымъ своимъ произведеніемъ авторы изъ скромности не подписались полными фамиліями, а только иниціалами. Впослѣдствіи Базаровъ сталъ смѣлѣе: при встрѣчѣ съ нимъ въ 1877 г. въ Петербургѣ, онъ заявилъ мнѣ, что написалъ нѣсколько драмъ и ставилъ ихъ на одной изъ клубныхъ сценъ, гдѣ состоялъ режисеромъ. Каковы были эти драмы -- не знаю, ибо никогда ихъ не смотрѣлъ и не читалъ. Продолжалъ ли Шумилинъ "авторствовать", или ограничился только опытомъ въ товариществѣ съ Базаровымъ -- мнѣ неизвѣстно.
Говоря о русскихъ драматическихъ труппахъ въ Одессѣ, я уже упомянулъ, что одно время тамъ были двѣ труппы: одна въ городскомъ театрѣ у г. Фоллети, а другая -- въ народномъ у графовъ Морковыхъ. Впрочемъ, одно время труппа г. Фолетти, вслѣдствіе ремонта, кажется, городского театра, играла въ Маріинскомъ. Театръ этотъ помѣщался рядомъ съ Сѣверной гостинницей, въ Театральномъ проулкѣ и былъ, насколько помнится, передѣланъ изъ цирка. Не смотря на массу неудобствъ, въ силу которыхъ онъ впослѣдствіи былъ закрытъ, въ стѣнахъ его, за короткое сравнительно время его существованія, перебывало не мало знаменитостей и подвизались тамъ не только русскія, но и французскія, итальянскія и даже еврейскія труппы. Въ описываемый мною сезонъ режисеромъ драматической труппы былъ К. Ѳ. Бергъ, а въ составъ труппы, между прочимъ, входили: Милославскій, Рготчи, И. П. Новиковъ, Рахимовъ, г-жи Радовичъ, М. Г. Ленская, Тургенева. Начало этого сезона мнѣ особенно памятно по слѣдующему обстоятельству. Бергъ назначилъ къ постановкѣ водевиль "Мужъ, жена и куропатка". На репетиціи къ Бергу подошелъ Милославскій и серьезно заявилъ ему, что водевиль итти не можетъ.-- Почему? спросилъ, недоумѣвая, Бергъ.-- Реквизита не достанешь, отвѣчалъ Милославскій, "куропатку-то достанешь, но гдѣ взять мужа и жену? у насъ въ труппѣ нѣтъ". Дѣйствительно, не смотря на большой составъ труппы, въ ней не было ни одной пары, узами брака соединенной; Милославскій и Воронина, Рютчи и Трусова, Бергъ и Радовичъ, И. Новиковъ и Тургенева, Рахимовъ и Морвиль и т. д.-- все это были случайныя пары. Труппа все-таки была довольно удовлетворительная и имѣла успѣхъ. Любимцемъ публики въ этомъ сезонѣ, кромѣ Милославскаго, былъ и К. Ѳ. Бергъ, хотя, какъ режисеръ, онъ возлагавшихся на него надеждъ не оправдалъ и, главнымъ образомъ, вслѣдствіе присущей всѣмъ режисерамъ болѣзни -- пристрастія къ "своимъ": и репертуаръ, и распредѣленіе ролей не разъ вызывали въ труппѣ недоразумѣнія, доходившія до скандаловъ, что отчасти и вліяло на сборы. Получая приличный окладъ какъ артистъ, Бергъ какъ режисеръ жалованья не получалъ, но, по окончаніи сезона, долженъ былъ получить отъ Фолетти особое вознагражденіе по усмотрѣнію послѣдняго и въ зависимости отъ дѣлъ.-- "Будетъ мнѣ хорошо, будетъ и тебѣ хорошо"! сказалъ Фолетти, поручая Бергу режисерство. Замѣчу кстати, что Фолетти былъ человѣкъ очень добрый, но нервный и малѣйшія неудачи сильно на него вліяли. При хорошихъ сборахъ Фолетти былъ очень веселъ, лицо его улыбалось и цилиндръ, съ которымъ онъ никогда не разставался, лежалъ у него на затылкѣ. Разъ сборъ плохой -- Фолетти шагалъ мрачнѣе тучи и цилиндръ надвигался имъ ниже лба. Это было настолько всѣмъ извѣстно, что справки о сборѣ наводились не въ кассѣ и не въ зрительномъ залѣ, а интересовавшійся яялялся за кулисы и смотрѣлъ на Фолетти: по положенію цилиндра знали уже и о сборѣ. По окончаніи сезона, неудавшагося въ матеріальномъ отношеніи, Бергъ явился къ Фолетти за полученіемъ режисерскихъ. По положенію цилиндра на головѣ антрепре.Digitized by
Goo Le.
-- 83 нера, уже видно было, что ничего хорошаго ожидать нельзя. Бергъ все-таки заикнулся о своемъ гонорарѣ.-- Не дамъ! отрѣзалъ Фолетти.-- Почему?
-- Я что говорилъ въ началѣ сезона, припомни: "будетъ мнѣ хорошо -- будетъ и тебѣ хорошо!".--
-- Да, говорилъ,-- А вышло что? тебѣ хорошо, а мнѣ скверно, значитъ я тебѣ за режисерство и не долженъ", На чемъ впослѣдствіи порѣшили -- незнаю.
Въ продолженіи всего описываемаго сезона было довольно весело, чему не мало въ значительной степени содѣйствовала сожительница Н. П. Новикова -- г-жа Тургенева. Артистку эту забыть трудно, и не столько, конечно, какъ артистку, (она выступала въ водевиляхъ съ пѣніемъ), сколько какъ человѣка. Это была особа весьма буйнаго нрава, никогда никѣмъ и ничѣмъ не смущавшаяся и въ выраженіяхъ не стѣснявшаяся. Новикова она ревновала ко всѣмъ и вся; стоило ему уйти на часъ изъ дому и опоздать на нѣсколько минутъ -- скандалъ уже былъ готовъ. Такого Отелло въ юбкѣ мнѣ въ жизни не приходилось больше видѣть; узнала она какъ-то, что Новиковъ гуляетъ на бульварѣ въ сообществѣ знакомыхъ, между которыми есть и дамы, а узнала потому, что при ней состояли шпіоны, сообщавшіе ей о каждомъ шагѣ артиста. Было это въ началѣ сентября, публики на бульварѣ была масса; Тургенева, явившись на бульваръ, разыскала Новикова, который дѣйствительно сидѣлъ въ приличномъ дамскомъ обществѣ, ведя мирную бесѣду. "Ванька, домой!" -- раздался издали рѣзкій голосъ. Ванька узналъ этотъ голосъ, поблѣднѣлъ, но сразу встать не рѣшился. Туча надвинулась ближе:-- "тебѣ говорятъ, подлецъ, маршъ домой"! Новиковъ сидѣлъ ни живъ, ни мертвъ.-- "Такъ вотъ какъ"! И въ одну секунду съ головы Новикова слетѣла шляпа, сильная рука вцѣпилась въ волосы артиста и несчастнаго поволокли. Сцена эта. конечно, обратила на себя всеобщее вниманіе. Кто такая? слышалось со всѣхъ сторонъ и съ этого дня имя Тургеневой получило извѣстность въ Одессѣ, не смотря на то, что дебютъ ея на сценѣ еще къ тому времени не состоялся. Жилъ Новиковъ въ разстояніи двухъ кварталовъ отъ бульвара, но это не мѣшало ему весь путь до квартиры ощущать сильную руку въ своей шевелюрѣ. Вылъ у Новикова пріятель г. Пивинскій, который посовѣтовалъ ему остричь волосы, но вышло хуже -- за отсутствіемъ шевелюры несчастнаго "Ваньку" били по чемъ попало. Казалось-бы, что послѣ такихъ событій, всякія отношенія должны быть прекращены, но на дѣлѣ выходило не то: часа два -- три спустя Новиковъ, какъ ни въ чемъ не бывало, появлялся въ публикѣ подъ руку съ Тургеневой. Что она Новикова безумно любила -- не подлежало сомнѣнію, но до чего доводила эта любовь видно изъ только что описанной мною сцены. Скандалы у Новикова съ Тургеневой происходили до того часто, что нѣкоторые дѣлались даже достояніемъ прессы, хотя и безъ указанія фамилій; по окончаніи-же сезона въ посвященіи артистамъ относительно Новикова и Тургеневой былъ приведенъ Грибоѣдовскій стихъ: "И какъ васъ Богъ не въ пору вмѣстѣ свелъ".
Въ труппѣ гжу Тургеневу если и не любили, то всеже всегда были рады ея присутствію; въ спектакляхъ безъ ея участія, когда она не являлась, на сценѣ было скучно. Выражалась г-жа Тургуеяева болѣе чѣмъ просто и не двусмысленно, и называя все своими именами; ея лексиконъ непечатныхъ словъ былъ весьма обширенъ и пускала она его въ ходъ не взирая ни на время, ни на мѣсто, ни на обстоятельства; знакомыхъ своихъ она не стѣсняясь приглашала въ свою уборную, не смотря на то, что стояла въ одной сорочкѣ. И при всемъ этомъ поведеніе ея по отношенію къ Новикову было вполнѣ безукоризненно, ухаживателей, дѣлавшихъ ей крупные намеки, она всегда отвергала и посылала ихъ, при помощи своего лексикона, такъ далеко, что они белыпе уже къ ней не являлись. И откуда только брались у нея выраженія? Помню я такой случай. Познакомился съ ней Рютчи, который отличался своей скромностью и не было для нея высшаго наслажденія, какъ при встрѣчѣ съ нимъ выпалить, au naturel, какое нибудь словечко и любоваться Несчастнымъ А. А., краснѣвшимъ точно юная дѣвица. Стало это Рютчи не въ моготу и сталъ онъ всѣмъ жаловаться на Тургеневу. К. Ѳ. Бергъ посовѣтовалъ Рютчи при первой-же встрѣчѣ пустить Тургеневой такую фразу, которая показала-бы, что онъ ужъ не стѣсняется. Заучилъ Рютчи эту фразу, но на другой день, подошелъ къ Бергу и чуть не плача заявилъ "не помогло".-- Какъ не помогло?-- "Да такъ, увидѣлъ я идущую мнѣ на встрѣчу Тургеневу и только собрался выпалить заученную мною фразу, а она, вмѣсто привѣтствія, какъ на зло раньше хватила эту-же фразу. Я такъ и присѣлъ и ни слова не отвѣтилъ".
Послѣ этого сезона я ни съ Новиковымъ, ни съ Тургеневой больше не встрѣчался, но знаю, что они и по настоящее время находится вмѣстѣ,-- лучшее доказательство на сколько -они, не смотря на разныя пертурбаціи, привязаны другъ къ другу. Новиковъ занялся въ Самарѣ антрепризой и даже состоялъ одно время редакторомъ-издателемъ газеты, которую, какъ я слышалъ, онъ недавно кому-то продалъ. Что-жь, при такой поддержкѣ, какъ г-жа Тургенева, роль антрепренера въ значительной степени облегчается, на нее можно смѣло возложить переговоры съ членами труппы.
Иванъ Петровичъ Новиковъ занималъ амплуа простаковъ и далеко не безъ успѣха: по крайней мѣрѣ, послѣ Арди, это былъ лучшій артистъ на это амплуа. Новиковъ вносилъ въ игру свою много веселости и жизни. Былъ у него одинъ природный недостатокъ -- онъ пришепетывалъ и подчасъ до того, что рѣзалъ слухъ, но на этотъ недостатокъ мало обращалось вниманія, благодаря весьма и весьма недурной игрѣ. Особенно хорошъ былъ Новиковъ въ роляхъ такъ наз. русскихъ, бытовыхъ; если придерживаться дѣленію простаковъ, какъ любовниковъ, на фрачныхъ и рубашечныхъ, то Новиковъ былъ простакъ рубашечный. Изрѣдка. Новиковъ выступалъ и въ дивертисментахъ, какъ исполнитель куплетовъ, и тоже не безъ успѣха.
Какъ въ труппѣ, такъ и въ публикѣ Новикова знали подъ именемъ "Ванька", сначала онъ былъ "Ванька" для Тургеневой, но когда она по нѣсколько разъ въ день стала справляться о своемъ "Ванькѣ" и на сценѣ, и въ буфетѣ, и на бульварѣ, то кличка эта уже осталась за нимъ навсегда. Въ обществѣ Новиковъ былъ весьма желаннымъ гостемъ, но.... безъ Тургеневой; при ней это былъ уже другой человѣкъ, все исполнявшій по ея приказанію. Сознавалъ Новиковъ прекрасно ту власть, которую взяла надъ нимъ Тургенева и хотя и тяготился этимъ, но молчалъ исключительно во избѣжаніе скандаловъ, какъ онъ самъ объяснялъ. Дружили съ Новиковымъ очень немногіе, только самые храбрые, ибо Тургенева, затѣвая скандалы съ Ванькой, не щадила и всѣхъ его друзей.
Амплуа любовниковъ занималъ Алексѣй Алексѣевичъ Рютчи. Внѣшность его для занимаемаго имъ амплуа была далеко не подходящая: небольшого роста, съ брюшкомъ, съ маленькими, еле замѣтными, глазками, Рютчи не производилъ впечатлѣнія героя и потому, вѣроятно, поклонницъ имѣлъ очень мало. Была, впрочемъ, причина, по которой онъ долженъ былъ избѣгать поклонницъ. Его положеніе въ труппѣ напоминало отчасти положеніе Новикова: его тоже ревновали, за нимъ и слѣдили не менѣе рьяно, чѣмъ за Новиковымъ, но особа, близкая его сердцу, отличалась крупнымъ достоинствомъ: это была женщина далеко не дюжиннаго ума: фамилія ея была Трусова. Несмотря на свою антипатичную, чтобы не сказать болѣе, внѣшность и на довольно солидный, а по отношенію къ Рютчи, даже старый возрастъ, г-жа Трусова, исключительно благодаря своему уму, пріобрѣла массу знакомыхъ, не безъ удовольствія проводившихъ время въ ея сообществѣ. Умъ г-жи Трусовой ей, конечно, подсказывалъ держать себя съ тѣмъ тактомъ, съ какимъ она себя держала: никогда никто не слыхалъ, чтобы г-жа Трусова сдѣлала Рютчи замѣчаніе относительно его поведенія, никогда г-жа Трусова никому на него не жаловалась, хотя было не мало къ тому основаній; если и была иногда рѣчь по поводу безсонныхъ ночей и излишней выпивки, то не въ видѣ упрека, а съ чувствомъ сожалѣнія: "Алеша, это вредно для твоего здоровья!" говорила Трусова и только. Такъ было при постороннихъ, не то было дома, какъ разсказывали ближайшіе сосѣди. Выше я сказалъ, что положеніе Рютчи напоминало отчасти положеніе Новикова; что это дѣйствительно "отчасти", видно уже изъ того, что г. Новиковъ и по настоящее время проживаетъ съ г-жей Тургеневой, тогда какъ Рютчи, когда наступилъ моментъ, нашелъ возможность разойтись съ Трусовой и жениться на г-жѣ Колосовой (сестрѣ Горевой).
Какъ артистъ Рютчи, не смотря на нѣкоторые внѣшніе недостатки, пользовался значительнымъ успѣхомъ, выступая, главнымъ образомъ, въ роляхъ рубашечныхъ любовниковъ, амплуа такъ назыв. фрачныхъ занималъ въ то время Чарскій. Впрочемъ, Рютчи былъ для антрепренера весьма полезенъ и ни отъ какихъ ролей не отказывался, подчасъ даже второстёпенныхъ, если этого требовалъ ансамбль.
Товарищи по сценѣ очень любили г-на Рютчи, особенно благоволилъ къ нему H. К. Милославскій, хотя тогда въ родствѣ еще съ нимъ не состоявшій. Любилъ иногда Рютчи и "побаловаться". "Баловаться" въ то время называлось -- выступать въ опереткѣ; баловался и Чарскій и даже Милославскій. Я помню спектакль, когда въ "Прекрасной Еленѣ" Чарскій выступалъ въ роли Агамемнона, а Рютчи -- Ахилла. Нельзя было безъ смѣха слушать безголоснаго Рютчи, распѣвавшаго "Я Ахиллъ такъ и смѣю", или Чарскаго въ третьемъ актѣ той-же оперетки распѣвавшаго: "Посуди, посуди, что-же будетъ впереди" и при этомъ откалывавшаго канканчикъ. Чѣмъ, какъ не баловствомъ, можно назвать подобное появленіе на сценѣ серьезныхъ артистовъ! Въ то время, какъ Рютчи подвизался на сценѣ у Фолетти, г-жа Трусова выступала въ народномъ театрѣ; я помню ее въ одной только пьесѣ "Свекровь", гдѣ она исполняла заглавную роль. Хотя первой "свекровью" считается г-жа Стрѣлкова, но мало чѣмъ уступала ей въ исполненіи этой роли -- г-жа Трусова.
Погонинъ когда-то говорилъ о себѣ и о Мельниковѣ, что въ Россіи всего два "идіота"; я могу сказать, что въ Россіи были только двѣ "свекрови" -- Стрѣлкова и Трусова. Если я г-жу Трусову въ другихъ роляхъ не помню, то, вѣроятно или потому, что серьезныхъ ролей, кромѣ "свекрови", она не исполняла, или-же, если и исполняла, то слабо, не оставивъ никакого впечатлѣнія. Въ этомъ отношеніи у нея было много общаго съ г-жей Стрѣлковой, по крайней мѣрѣ въ моихъ глазахъ.
Г-нъ Рахимовъ, въ послѣднее время занимавшій видное мѣсто въ провинціи и въ т. наз. народномъ (Черепанова) театрѣ въ Москвѣ на амплуа бытовыхъ ролей, исполнялъ въ труппѣ небольшія роли и какъ актеръ не выдѣлялся, хотя подавалъ уже тогда большія надежды. Видно было, что онъ трудится и серьезно относится къ дѣлу. Если Рахимову трудно было предсказать въ будущемъ большую извѣстность, то все-же было несомнѣнно, что изъ него выйдетъ современемъ весьма полезный артистъ, что и оправдалось. Одно время и Рахимовъ чуть было не свихнулся, сильно пристрастившись къ спиртнымъ напиткамъ, (это было въ Кіевѣ въ 1883 г., при антрепризѣ г. Савина); но страсть эту онъ видно поборолъ въ себѣ, такъ какъ въ послѣдніе годы, часто встрѣчаясь съ нимъ въ Москвѣ, я не замѣчалъ, чтобы онъ предавался пьянству. Будучи вообще далеко не тихаго нрава, Рахимовъ, подъ вліяніемъ Бахуса, наводилъ страхъ не только на антрепренера, но и на всю труппу. Былъ даже періодъ, когда артисты ставили условіемъ антрепренеру -- не приглашать Рахимова.
Въ Одессѣ я во второй разъ видѣлъ Рахимова на сценѣ по истеченіи чуть-ли не двадцати пяти лѣтъ (въ 1894 г.). Онъ выступалъ въ Русскомъ театрѣ въ бытовыхъ роляхъ и имѣлъ значительный успѣхъ. Года два тому назадъ, какъ я слышалъ, Рахимовъ опять свихнулся и поэтому съ трудомъ уже находитъ теперь ангажементъ.
Амплуа комическихъ старухъ занимала сестра Протасова -- Матрена Герасимовна Ленская. Какъ актрису ее очень любили, хотя нельзя отрицать, что она была ужъ слишкомъ однообразна: часто, смотря на игру г-жи Ленской, можно было безошибочно сказать, въ какомъ мѣстѣ, какой жестъ она сдѣлаетъ, какой интонаціей произнесетъ извѣстную фразу и въ какомъ мѣстѣ разразится "фейерверкомъ", какъ говаривали о ней. Товарищи М. Г., отдавая должное ея дарованію, тѣмъ не менѣе называли ее "фа! фа"!, такъ какъ она всегда выпаливала свои монологи крайне однообразно, точно ракету. Г-жа Ленская иногда выступала и въ роляхъ драматическихъ старухъ и здѣсь, по моему мнѣнію, она была больше на своемъ мѣстѣ. Прибѣгая въ комическихъ роляхъ къ шаржу и утрировкѣ, артистка въ роляхъ драматическихъ была вполнѣ реальна и нерѣдко производила сильное впечатлѣніе. До сихъ поръ я помню г-жу Ленскую въ пьесѣ "Нашъ другъ Неклюжевъ": исполненіе ею роли Поспѣловой была поразительно и вызывало слезы на глазахъ у зрителей. Г-жу Ленскую я никакъ не могу представить себѣ безъ ея сыночка-Коленьки, какъ равно не могу представить себѣ М. И. Соколову (водевильную актрису) безъ ея мамаши-Домны. Коленька былъ въ гимназіи, кажется въ четвертомъ классѣ, когда порѣшилъ бросить ученье и поступить на сцену. Старшій братъ его-Алексѣй служилъ въ то время въ Судебной палатѣ и тоже нашелъ въ себѣ талантъ. Противъ поступленія на сцену Коленьки г-жа Ленская ничего не имѣла, но сильно возставала противъ Алексѣя, доказывая ему, что у него нѣтъ никакихъ данныхъ для сцены и что портить свою карьеру не слѣдуетъ. Алексѣй однако поставилъ на своемъ, бросилъ службу и попалъ на сцену. Предсказаніе матери сбылось: актера изъ Алексѣя не вышло: онъ странствовалъ по разнымъ городамъ, всюду пробовалъ свои силы, но безуспѣшно и въ концѣ концовъ спился съ круга. Въ такомъ жалкомъ видѣ я встрѣтилъ его въ Харьковѣ, въ концѣ 70-ти годовъ и о дальнѣйшей судьбѣ его ничего не знаю.
Коленька на моихъ глазахъ поступилъ на сцену и вся его сценическая карьера прошла на моихъ-же глазахъ. Въ первый разъ Николай Ленскій выступилъ въ любительскомъ спектаклѣ въ Одессѣ: въ спектаклѣ этомъ участвовали дѣти преимущественно театральной семьи, если можно такъ выразиться. Шла пьеса "Свадьба Кречинскаго". Роль Кречинскаго исполнялъ Ленскій, Лидочки-сестра Ворониной, Лиза (впослѣдствіи Горева), впервые тоже тогда выступившая на сцену. Остальныхъ исполнителей не помню, но за то прекрасно помню свою сосѣдку-Матрену Герасимовну Ленскую и вотъ почему: послѣ какой-то фразы Коленьки, фразы, вызвавшей одобреніе публики, я почувствовалъ ударъ въ бокъ. Оглядываюсь -- Ленская: "что, каковъ мой Коленька"?-- спрашиваетъ.-- "Хорошъ", говорю. Чрезъ нѣсколько минутъ опять ударъ въ бокъ и тотъ-же вопросъ. Послѣ перваго акта я пересѣлъ на другое мѣсто, но Матрена Герасимовна меня разыскала и удары возобновились. Судя по числу полученныхъ мною въ тотъ вечеръ ударовъ Коленька несомнѣнно имѣлъ успѣхъ. Своего сыночка Матрена Герасимовна держала постоянно при себѣ, строго слѣдя за его нравственностью и опасаясь, чтобы его кто-либо не соблазнилъ. Надо думать, что благодаря этой строгости Коленька и убѣжалъ отъ мамаши, захвативъ съ собою гдѣ-то на югѣ англичанку, на которой и женился; впрочемъ, жену свою онъ скоро оставилъ, замѣстивъ ее Еленой Семеновной Карцевой, что случилось въ Харьковѣ, въ сезонъ 1878--1879 г. Восторгаться Коленькой было idée fixe г-жи Ленской и если кто-либо находилъ въ Коленькѣ какіе нибудь недостатки, Ленская считала его своимъ личнымъ врагомъ. Наоборотъ, стоило похвалить Коленьку, чтобы изъ мерзавца сразу сдѣлаться прекраснымъ человѣкомъ. Слабость Матрены Герасимовны къ Коленькѣ знали, конечно, всѣ и нерѣдко этимъ пользовались въ своихъ интересахъ.
Къ Коленькѣ и его дѣятельности на сценѣ я возвращусь, пока-же еще нѣсколько словъ о Матренѣ Герасимовнѣ. Жизнь она вела почти отшельническую; кромѣ дома и театра ее нигдѣ никогда не видѣли, развѣ поведетъ когда Коленьку погулять. Я часто слышалъ, что Матрену Герасимовну называли "камфора", а когда я съ ней познакомился, то дѣйствительно замѣтилъ, что отъ нея часто несетъ камфорой, хотя причины и не зналъ. Объяснили мнѣ, однако, слѣдующіе: послѣ смерти мужа Матрена Герасимовна рѣшила вести монашескій образъ жизни и если-бы не дѣти, которыхъ надо было воспитывать, она поступила-бы въ монастырь. Оставшись ради дѣтей въ свѣтѣ, но опасаясь мірскихъ соблазновъ, Матрена Герасимовна и прибѣгла къ камфорѣ, которой себя мазала "дабы грѣховные помыслы не лѣзли ей въ голову". Я не утверждаю, что это было такъ, но объ этомъ говорили всегда открыто, не стѣсняясь и присутствія Матрены Герасимовны, такъ что нельзя было не вѣрить, да и подтверждалось это отчасти и образомъ жизни Ленской, женщины въ то время далеко еще не старой, имѣвшей, при желаніи, возможность пріобрѣсть себѣ друга сердца.
Какъ я уже сказалъ, трудно было представить себѣ Матрену Герасимовну безъ Коленьки, равно какъ и Марью Ивановну Соколову безъ мамаши, которую звали-Домна. Мнѣ кажется, что въ пьесѣ "Откуда сыръ-боръ загорѣлся" типомъ актрисы и ея мамаши взяты именно Марья Ивановна и ей мамаша Домна; по крайней мѣрѣ, смотря это пьесу и я. и всѣ знавшіе Домну, приходили всегда къ такому заключенію.
Марья Ивановна Соколова была недурная водевильная артистка. Мамаша ея-Домна была неграмотная старуха, дальше своей Машеньки ничего и никого не признававшая. О чемъ-бы ни заговорили -- Домна всегда переводила разговоръ на Машеньку -- "и красавица моя Машенька! и первая актриса моя Машенька! и любитъ мою Машеньку Михаилъ Михайловичъ (секретарь Фолетти А--чъ) какъ родную сестру! и никогда моя Машенька ни съ однимъ мущиной не зналась" -- словомъ, все только о Машенькѣ -- Любила еще Домна щегольнуть иногда иностранными словами, но значенія ихъ, какъ женщина неграмотная и простая, она не знала. Разсказывая о томъ, какъ за Машенькой ухаживали, она хотѣла сказать, что Машеньку повели въ фотографію, гдѣ сняли съ нея портретъ, но сказала фразу, которая въ театральномъ мірѣ стала исторической, а именно: "и мою Машеньку въ кунсткамеру водили и съ нея дагеротипъ сняли"! Можетъ быть въ этой фразѣ и есть преувеличенія, но что въ этомъ родѣ что-то было сказано-не подлежитъ сомнѣнію, такъ какъ громкую извѣстность Домна получила въ Одессѣ только послѣ того, какъ Машенька была въ фотографіи. Въ доказательство того, что Машенька наивна и ничего не понимаетъ, Домна разсказывала, какъ Машенька, придя домой въ морозный день и желая согрѣться, не подошла къ печкѣ, а, увидѣвъ сидѣвшаго у нихъ Михаила Михайловича: "моя Машенька юркъ къ нему подъ шубу". Много анекдотовъ я могъ-бы передать о Машенькѣ и Домнѣ, но не дѣлаю этого потому, что всѣ они на одну и ту-же тему и свидѣтельствуютъ лишь о безумномъ поклоненіи Домны -- своей дочери.
Карьера М. И. Соколовой была очень печальная. Не видѣлъ я ее послѣ сезона въ Одессѣ лѣтъ около двадцати. Въ лѣтній сезонъ 1885 г. въ Бояркѣ былъ назначенъ спектакль съ участіемъ Чужбинова. Пріѣхавъ туда я, въ составѣ труппы, встрѣтилъ нѣсколько знакомыхъ лицъ, между прочимъ вниманіе мое обратила на себя одна уродливая, чтобы не сказать болѣе, старуха, одѣтая въ жалкое тряпье. Я долго вспоминалъ гдѣ и когда я видѣлъ это лицо; моментами мнѣ казалось, что это лицо Соколовой, но я не допускалъ мысли, чтобы это была она. Я обратился къ Чужбинову. Кто это? спросилъ я. "Извѣстная въ свое время водевильная артистка Марья Ивановна Соколова", отвѣтилъ онъ, "а теперь -- видишь! Изъ милости взяли, пришла, просить помощи и мы ей платимъ 5 руб. за выходъ, давая ей играть разъ въ недѣлю. Что-же дѣлать? денегъ у насъ самихъ нѣтъ"!
Что было дальше съ Соколовой -- не знаю, но теперь она счастлива, ибо умерла; жить такъ, какъ она жила когда-то и затѣмъ стать нищей и протягивать руку -- это ужасно! Смерть куда легче!
Вотъ подробности, собранныя мною о послѣднихъ дняхъ Марьи Ивановны Соколовой. Проживала она въ 1887 г. въ г. Кіевѣ въ страшной нуждѣ и безъ службы. Квартирой служилъ ей сарай на задворкѣ гдѣ-то въ Кожемякахъ, на Подолѣ. Зимой того-же года, на Александровской улицѣ, подъ заборомъ, найденъ былъ трупъ, судя по костюму, нищей. Въ этомъ трупѣ кто-то узналъ нѣкогда извѣстную артистку Марью Ивановну Соколову. Вскрытіемъ было установлено, что несчастная умерла отъ истощенія. Разсказалъ мнѣ объ этомъ очень недавно одинъ изъ извѣстныхъ драматическихъ артистовъ и на вопросъ мой: какимъ-же образомъ это могло случиться въ городѣ, гдѣ постоянно имѣются театры, а слѣдовательно и товарищи-артисты,-- я получилъ отвѣтъ, что въ тотъ сезонъ въ Кіевѣ драмы не было, а только опера и оперетка и потому Соколовой не къ кому было обратиться за помощью, а можетъ быть она и обращалась, да вѣроятно поддержки не нашла на томъ основаніи, что для оперы и оперетки, драматическая артистка -- чужая!
Такъ окончила свои дни Соколова. Да она-ли одна? Будемъ утѣшаться тѣмъ, что въ настоящее время подобные случаи уже немыслимы; дряхлые, или по болѣзни неспособные къ труду, артисты находятъ теперь пріютъ, гдѣ они могутъ спокойно доживать свой вѣкъ!
Таковы главныя лица, дѣйствовавшія въ составѣ драматическихъ труппъ въ городскомъ театрѣ въ описываемый мною періодъ. Если я не упомянулъ ни разу о гастролерахъ, то это потому, что въ то время о гастролерахъ понятія не имѣли. Знали труппу, но не знали артиста или артистку, ради которыхъ исключительно шли въ театръ, не взирая на жалкій антуражъ этихъ гостей. Знали ансамбль, знали съигравшуюся труппу. Въ то время такіе артисты какъ Чарскій, Горева, Ивановъ-Козельскій и др. не рѣшились бы выдѣлить себя изъ общаго состава и требовать громадной поспектакльной платы, возмечтавъ о себѣ и ни вѣсть что! Да что Чарскій и Козельекій! были артисты и болѣе талантливые, но въ гастролеры они себя не возводили, а служили цѣлый сезонъ. Я думаю, что гастролеры въ провинціи появились съ одной стороны благодаря публикѣ, которая, не зная предѣловъ своимъ восторгамъ и увлеченіямъ, баловала артистовъ, а съ другой, благодаря самомнѣнію этихъ избалованныхъ публикой артистовъ: провинціальные гастролеры брали не столько талантомъ, сколько смѣлостью. Кто-бы могъ напр. думать, что Чарскій и Ивановъ-Козельскій, возмнивъ себя Росси и Сальвина, откажутся служить посезонно и превратятся въ гастролеровъ, требуя по 200--300 руб. отъ спектакля; и еще страннѣе, что антрепренеры на эту плату соглашались, точно не понимали, что въ итогѣ они сами наносили себѣ матеріальный ущербъ, ибо, пріучивъ публику къ гастролерамъ, отучили ее отъ посѣщенія театра въ отсутствіи гастролеровъ. Да иначе и быть не могло: разсчитывая на гастролеровъ г.г. антрепренеры изъ суммы, ассигнованной на сформированіе труппы, удѣляли значительную часть на уплату "знаменитостямъ", а изъ остатка составляли кое-какъ труппу, "числомъ поболѣе, цѣною подешевле". Понятно, что здѣсь рѣчи не могло быть объ ансамблѣ и сколько нибудь сносномъ исполненіи; набирались артисты для подъигриванія "знаменитости", а разъ "знаменитость" исчезала, то исчезала и публика изъ театра. Врядъ-ли кто станетъ отрицать, что паденіе драмы въ провинціи отчасти обязано и гастрольной системѣ, глубоко пустившей корни въ концѣ 70-хъ и началѣ 80-хъ годовъ.
Въ послѣднее время, къ счастью, антрепренеры, серьезно относящіеся къ дѣлу, поняли весь вредъ, наносимый гастрольной системой и отъ нея отказались; жалѣть объ этомъ имъ навѣрное не приходится, а публикѣ остается радоваться, что вмѣсто созерцанія одного актера или артистки, она можетъ пользоваться хорошо сформированной труппой.
Говоря о гастролерахъ я, конечно, дѣлаю исключеніе для артистовъ иностранныхъ, а равно артистовъ Императорскихъ театровъ: эти гастролеры вреда не приносили; не говоря уже о томъ, что они появлялись въ весьма рѣдкихъ случаяхъ, самое это появленіе было случайное и потому не имѣло вліянія на составъ труппы; лишній хорошій артистъ въ хорошей труппѣ, хотя и временно, но всегда желателенъ, единственный хорошій артистъ, но тоже временно, въ плохой труппѣ никогда не желателенъ по причинѣ, указанной выше. Появленіе, напримѣръ, въ Одессѣ знаменитаго въ свое время Ольдриджа было встрѣчено сочувственно; оно свидѣтельствовало, что антрепренеръ желаетъ познакомить публику съ артистомъ, о которомъ говорила вся Европа, но ради Ольдриджа составъ труппы не мѣнялся; съ Ольдриджемъ продолжали играть и Фабіанская, и Никитинъ, и другіе выдающіеся артисты. Былъ, впрочемъ, въ Одессѣ, въ описываемый мною періодъ, одинъ гастролеръ не иностраненъ и не артистъ Императорскихъ театровъ, выступавшій исключительно въ пьесахъ Шекспира, но этотъ гастролеръ былъ не артистъ по призванію, а любитель. Фамилія его была Чернышевъ. Это былъ когда-то довольно богатый землевладѣлецъ, но, увлекшись изученіемъ Шекспира, онъ махнулъ рукой на хозяйство и довелъ послѣднее до того, что вынужденъ быль уйти изъ деревни въ городъ, гдѣ и рѣшилъ показать себя публикѣ. Слухъ о Чернышевѣ, какъ о странномъ помѣщикѣ, помѣшавшемся на Шекспирѣ, давно уже проникъ въ городъ, а потому неудивительно, что появленіе его имени на афишѣ сильно заинтересовало всѣхъ театраловъ. Выступилъ онъ въ "Гамлетѣ" и я помню только, что онъ кричалъ; впослѣдствіи мнѣ его напомнилъ въ той-же роли артистъ Любскій. Къ Чернышеву относились сначала снисходительно, но когда онъ участилъ свои гастроли, то пріѣлся публикѣ. Интеллегентъ -- интеллегентомъ, но долго морочить публику все-же нельзя было. Прекративъ гастроли въ городскомъ театрѣ, Чернышевъ перешелъ въ народный театръ, гдѣ контингентъ посѣтителей былъ совершенно другой. Съигравъ здѣсь нѣсколько разъ, Чернышевъ скрылся съ горизонта. Это былъ единственный гастролеръ, появившійся на подмосткахъ одесскихъ театровъ и, какъ видите, совершенно случайно.
Перехожу къ народному театру, о которомъ я уже вскользь упомянулъ выше. На Александровской площади въ Одессѣ долгое время стоялъ деревянный циркъ Сура. Это-то зданіе и было превращено въ народный театръ. Антрепренерами театра была два брата-графы Морковы, обладавшіе большими средствами и ничего не жалѣвшіе для сформированія хорошей труппы. Дѣло было новое и потому рискованное. Взявшись за это дѣло гр. Морковы, надо отдать имъ справедливость, не думали о какихъ-бы то ни было барышахъ; они дѣйствительно задались цѣлью открыть доступъ въ театръ и менѣе состоятельному классу населенія Одессы. Цѣны мѣстамъ были назначены весьма низкія, билетъ на галлерею стоилъ 10 копѣекъ. Нечего прибавлять, что такія низкія цѣны, и притомъ въ театрѣ, гдѣ подвизались извѣстные артисты, сдѣлали этотъ театръ любимымъ. Что гр. Морковы старались привлечь извѣстныхъ артистовъ видно хотябы изъ слѣдующаго краткаго перечня персонала: г-жи Воронина, Литвина, Трусова, гг. H. X. Рыбаковъ, Л. Н. Самсоновъ, М. Л. Кропивницкій, Выходцевъ, Ковровъ -- другихъ не припомню. Ставились пьесы превосходно, такъ какъ для постановки денегъ не жалѣли.
Посѣщеніе этого театра доставляло мнѣ громадное удовольствіе; не столько интересовало меня исполненіе на сценѣ, сколько публика, которую я внимательно наблюдалъ. Это была настоящая публика, для которой артистамъ стоило стараться; это была публика, сливавшаяся съ артистами во едино; она увлекалась искренно и когда хохотала отъ души, и когда проливала слезы; герои и героини пьесъ были близки этой публикѣ, которая переживала съ ними всѣ страданія и радости, ихъ обуревавшія. Внимательно слѣдя за ходомъ пьесы, публика эта приходила въ восторгъ, когда въ финалѣ порокъ наказывался, а добродѣтель торжествовала. Какъ часто отъ этой публики приходилось слышать такія мѣткія замѣчанія, которыя-бы сдѣлали честь не одному заправскому рецензенту. Конечно, относительно самаго исполненія роли тѣмъ или другимъ артистомъ сужденіе этой публики бывало нерѣдко ошибочное, да оно и понятно: она не столько увлекалась игрой артиста, сколько словами роли; нигдѣ успѣхъ артиста не зависѣлъ столько отъ характера роли, какъ въ этомъ театрѣ: роли жертвы вызывали состраданіе толпы, роли злодѣевъ вызывали ея негодованіе и это негодованіе выражалось вслухъ; какой нибудь монологъ, въ которомъ злодѣй увѣрялъ жертву въ любви, вдругъ прерывался возгласомъ: е не вѣрь ему, обманетъ!" Такіе и другіе возгласы свидѣтельствовали наглядно, насколько толпа сливалась во едино съ героями пьесъ, жила одной съ ними жизнью.
У публики народнаго театра было два любимца: трагикъ, какъ его называли, Николай Хрисанфовичъ Рыбаковъ и комикъ -- Выходцевъ.
Кто изъ прежнихъ артистовъ не зналъ Николая Хрисанфовича, не зналъ этого хотя и оригинала, но добрѣйшей души человѣка. Много за нимъ водилось странностей и кто-только не пользовался этими странностями въ своихъ интересахъ. Была у Николая Хрисанфовича страсть приврать. Объ этой его страсти можно было-бы написать чуть не цѣлую книгу. И ничѣмъ нельзя было угодить такъ Николаю Хрисанфовичу, какъ спокойнымъ выслушиваніемъ его разсказовъ, подчасъ до того невѣроятныхъ, что и самъ-то онъ несомнѣнно не вѣрилъ тому, что разсказывалъ. Начнетъ онъ. говорить, а ты его только слушай; чѣмъ внимательнѣе слушаешь, тѣмъ болѣе онъ выказываетъ расположенія: сначала угоститъ чайкомъ, а тамъ, смотришь, появится на столѣ и графинчикъ водки съ закусочкой; разсказываетъ и угощаетъ, и, Боже сохрани, чтобы кто, за столомъ сидящій, усумнился хоть въ одномъ словѣ его разсказа: вспылитъ старикъ и вонъ прогонитъ! "Такъ я, значитъ, вру, ну и пошелъ вонъ отъ стола и нѣтъ тебѣ водки". Николай Хрисанфовичъ пользовался громаднымъ уваженіемъ всѣхъ артистовъ и знакомыхъ; его отзывами артисты очень дорожили и слова Островскаго ("Лѣсъ") "Самъ Николай Хрисанфовичъ" не есть преувеличеніе; такъ и говорили: "самъ Николай Хрисанфовичъ похвалилъ -- значитъ хорошо".
Что Николай Хрисанфоровичъ былъ прекрасный актеръ старой школы въ бытовыхъ и историческихъ роляхъ -- извѣстно всѣмъ; меня въ игрѣ его, хотя и своеобразной, всегда поражала детальная отдѣлка роли. Не мало подкупалъ и его плавный басовой голосъ съ груднымъ оттѣнкомъ. Казалось, что только такимъ голосомъ и надо обладать, чтобы выступать въ Прокопѣ Ляпуновѣ или Велнэаріѣ и если въ этихъ-же роляхъ выступалъ съ громаднымъ успѣхомъ H. К. Милославскій, то не надо забывать, что этотъ артистъ обладалъ выдающейся гибкостью голоса, которая одинаково помогала ему какъ въ указанныхъ выше роляхъ, такъ и въ роляхъ современнаго репертуара. До моего знакомства съ Ник. Хрисанф., мнѣ приходилось слышать о немъ, какъ о самодурѣ, но я этого подтвердить не могу. Въ его поступкахъ мнѣ не приходилось никогда замѣчать признаковъ самодурства, если, конечно, не считать его страсти къ вранью. Но и эта его страсть имѣла полное оправданіе. Не надо забывать, что Николай Хрисанфовичъ былъ страстный охотникъ, а кто изъ людей этой категоріи не подверженъ той-же слабости. Я никогда не слышалъ отъ Николая Хрисанфовича, чтобы онъ совралъ что-либо, говоря о себѣ, какъ объ артистѣ: не говорилъ онъ ни о чрезвычайныхъ успѣхахъ своихъ на сценѣ, ни о крупныхъ, подносившихся ему, подаркахъ, о чемъ такъ часто приходилось слышать баснословные разсказы другихъ артистовъ. Николай Хрисанфовичъ больше разсказывалъ о своихъ похожденіяхъ на охотѣ: то о потерянныхъ имъ часахъ, найденныхъ чрезъ три дня его собакой, сдѣлавшей надъ ними стойку, то объ отдыхѣ его на громадномъ упавшемъ деревѣ, оказавшемся потомъ хрѣномъ и пр. Слушая разсказы Николая Хрисанфовича приходилось только соглашаться, что онъ превзошелъ даже барона Мюнхгаузена; его разсказы были безобидные, а разсказывалъ онъ съ такимъ увлеченіемъ, что доставлялъ громадное удовольствіе слушателямъ. Одно было не хорошо: Николай Хрисанфовичъ любилъ сквернословить и до того увлекался, что и присутствіе дамъ его не останавливало. Отношеніе Николая Хрисанфоровича къ сценѣ было весьма серьезное; сцена для него была "Святая Святыхъ"; роли свои онъ всегда зналъ прекрасно и крайне возмущался, если замѣчалъ въ комъ либо изъ молодыхъ артистовъ небрежное отношеніе къ дѣлу. То-же я могу сказать и о Милославскомъ. Вообще артисты старой школы относились съ уваженіемъ къ искусству; въ требованіяхъ сцены были до педантизма строги сами къ себѣ, ни въ одномъ изъ нихъ я не замѣчалъ того пренебреженія къ сценѣ, которое проглядываетъ у большинства нынѣшнихъ артистовъ, завоевавшихъ себѣ почетное имя, хотя и не столь громкое, какъ Милославскій и Рыбаковъ. Нынѣшнія извѣстности, съ момента, какъ эта извѣстность добыта, относятся уже къ дѣлу спустя рукава; ихъ ни мало не интересуетъ ни публика, которая-де все проститъ въ счетъ прежнихъ заслугъ, ни товарищи, ни сцена. Не то было въ старину! Тогда заслуженные артисты до послѣдней минуты своего пребыванія на сценѣ не переставали быть учителями молодыхъ артистовъ, служа имъ примѣромъ, какъ надо относиться къ своимъ обязанностямъ. Нынѣшнимъ молодымъ артистамъ можно только искренно совѣтовать не поражать современнымъ извѣстностямъ и брать себѣ въ образецъ уже отошедшихъ въ вѣчность знаменитостей, имена которыхъ съ благоговѣніемъ еще долго будутъ произноситься всѣми, кому дорого родное искусство!
Нѣтъ, конечно, ничего удивительнаго, если благодаря таланту, нѣкоторому дарованію или даже усиленной работѣ, артистъ получаетъ извѣстность, но страннымъ должно показаться, если крупная бездарность въ продолженіи цѣлаго ряда лѣтъ имѣетъ успѣхъ, именно благодаря бездарности. Такого актера я однако зналъ въ лицѣ Григорія Алексѣевича Выходцева, служившаго въ Одессѣ въ народномъ театрѣ. Нѣкоторое представленіе о Выходцевѣ я имѣлъ уже незадолго до его пріѣзда въ Одессу. Какъ-то лѣтомъ, H. К. Милославскій и извѣстный театралъ Ягницкій предложили мнѣ съѣздить въ г. Аккерманъ, гдѣ подвизается Выходцевъ въ качествѣ антрепренера какой-то бродячей труппы и будетъ играть. "Грознаго" въ пьесѣ Толстого "Князь Серебряный". При этомъ Милославскій объяснилъ мнѣ, что получилъ отъ Выходцева письмо съ просьбой пожаловать на этотъ спектакль, такъ какъ онъ, Выходцевъ, преклоняясь передъ Николаемъ Карловичемъ въ этой роли, желалъ бы, чтобы знаменитый артистъ посмотрѣлъ и комика въ Грозномъ. На вопросъ мой: кто такой Выходцевъ, Ник. Карл. объяснилъ мнѣ, что это бездарный, малограмотный актеръ, подвизающійся въ провинціи, играющій все, когда антрепренерствуетъ и считающій своимъ амплуа комическія роли, когда состоитъ на службѣ; стиховъ Выходцевъ не признаетъ и въ любой пьесѣ все передаетъ своими словами. Страсть Выходцева -- сорвать аплодисментъ и для этого онъ ни предъ чѣмъ не остановится, кренделя и фортели Выходцева доходятъ до невѣроятія. Понятно, что посмотрѣть такого артиста въ роли Грознаго -- дорогого стоитъ. Въ Аккерманъ я поѣхать не могъ, о чемъ и пожалѣлъ, но объ исполненіи роли Грознаго Выходцевымъ я узналъ однако слѣдующее: въ одномъ мѣстѣ пьесы онъ -сказалъ такую фразу: "Дать ему сорокъ сороковъ соболей на шапку" -- Милославскій, сидѣвшій въ первомъ ряду креселъ, крикнулъ громко: "Ого! слишкомъ большая шапка!" Выходцевъ до того сконфузился, что вслѣдъ за этимъ, вмѣсто словъ "не посмотрѣвъ въ святцы, да бухъ въ колоколъ", сказалъ: "не посмотрѣвъ въ колоколъ, да бухъ въ святцы"! Нечего прибавлять, насколько эти слова привели публику въ веселое настроеніе, уже до конца спектакля ее не оставлявшее, благодаря, конечно, и присутствію Милославскаго, дѣлавшаго вслухъ на каждомъ шагу остроумныя замѣчанія, на которыя онъ былъ такъ способенъ.
Познакомиться съ Выходцевымъ и его сценической дѣятельностью мнѣ пришлось очень скоро, такъ какъ онъ былъ приглашенъ въ труппу гр. Морковыхъ. Дебютировалъ Выходцевъ въ пьесѣ: "Стряпчій подъ столомъ". Хотя я и былъ подготовленъ увидѣть на сценѣ нѣчто особенное, но то, что я увидѣлъ, превзошло мои ожиданія. Я видалъ актеровъ шаржировавшихъ и прибѣгавшихъ къ "кренделямъ", я видалъ, наконецъ, клоуновъ въ циркѣ, клоуновъ, позволявшихъ себѣ разныя неумѣстныя прибаутки и остроты, но Выходцевъ, конечно въ отрицательномъ смыслѣ, былъ куда выше ихъ. Въ первомъ актѣ я возмущался ужаснымъ, балаганомъ, но во второмъ, до сихъ поръ не знаю въ силу чего, я уже хохоталъ до слезъ вмѣстѣ со всей публикой, наполнявшей театръ. Съ этого вечера я почти не пропускалъ, спектакля, въ которомъ участвовалъ Выходцевъ. Да и не одинъ, я, масса театраловъ дѣлали то-же самое: никого не интересовало, какую роль игралъ Выходцевъ, достаточно было его имени на афишѣ, чтобы знать заранѣе, что вечеръ будетъ весело проведенъ. Отличительной чертой Выходцева была "отсебятина". Эту "отсебятину" онъ пускалъ въ ходъ во всѣхъ пьесахъ; для него было безразлично, кто-бы ни былъ авторъ пьесы: онъ коверкалъ и передѣлвалъ роли не только въ пустыхъ фарсахъ и водевиляхъ, но и въ пьесахъ Грибоѣдова и Гоголя. На часто дѣлаемыя Выходцеву замѣчанія, что такъ, нельзя, что Грибоѣдова и Гоголя надо уважать и ни одного ихъ слова не измѣнять, Выходцевъ оправдывался тѣмъ, что подлинныя слова этихъ авторовъ въ его исполненіи аплодисментовъ не вызываютъ, а въ передѣлкѣ своими словами производятъ фуроръ и онъ имѣетъ успѣхъ. Всѣмъ старымъ артистамъ извѣстны многія выраженія Выходцева, которыя онъ пускалъ въ ходъ, играя Фамусова. Такъ напримѣръ стихъ: "то флейта слышится, то будто фортепіано", Выходцевъ передѣлалъ такъ: "то будто-бы свиститъ флейта, то будто бренчитъ фортепіано". И Выходцевъ доказывалъ, что за его передѣлку ему и аплодировали.
Долженъ замѣтить, что Выходцевъ былъ далеко не глупъ,онъ прекрасно сознавалъ, что таланта у него нѣтъ и если онъ можетъ имѣть какой нибудь успѣхъ, то только изображая шута гороховаго и чѣмъ выходки его будутъ курьезнѣе и балаганнѣе, тѣмъ и успѣхъ будетъ большій. Не разъ спрашивалъ я Выходцева, что побуждаетъ его прибѣгать къ балаганнымъ выходкамъ и его объясненія, довольно искреннія, вводились къ тому, что онъ такимъ себя уже зарекомендовалъ въ провинціи и что чѣмъ больше онъ будетъ изображать изъ себя шута, тѣмъ большій будетъ у него успѣхъ. "Я буду колесомъ ходить по сценѣ", говорилъ онъ, "и меня будутъ принимать на ура, а позволь себѣ то-же самое другой актеръ -- его освищутъ". И Выходцевъ былъ правъ: ему не только все прощалось, но ради него шли въ театръ въ надеждѣ, что онъ придумаетъ нѣчто новое, чтобы потѣшить публику. На Выходцева смотрѣли исключительно какъ на актера, обязанность котораго потѣшать публику и ради потѣхи театръ и посѣщался. Я присутствовалъ при исполненіи пьесы "Донъ-Жуанъ". Выходцевъ игралъ роль "Педрило". Въ продолженіи всей пьесы онъ до того смѣшилъ публику разной "отесбятиной", что за громкимъ хохотомъ многое и не было разслышано. Окончилась пьеса. Изъ всѣхъ исполнителей вызывали одного только Выходцева. Я забылъ упомянуть, что Выходцевъ, кромѣ "отсебятины" смѣшилъ еще и тѣмъ, что послѣ каждой фразы прибавлялъ слово "хучъ-бы", а слова съ ь въ концѣ, произносилъ мягко; вмѣсто "будетъ-будетъ, вмѣсто хочетъ-хочетъ" и г. д. На вызовы Выходцевъ вышелъ разъ пять, но публика не унималась, ужъ въ больно добродушное настроеніе привелъ онъ ее. Послѣ продолжительныхъ вызововъ, Выходцевъ выкатился изъ-за занавѣса, какъ это дѣлаютъ часто актеры, исполняющіе роль Валентина въ "Фаустѣ на изнанку". Аплодисменты и крики достигли невѣроятныхъ предѣловъ. Выходцевъ долго раскланивался, посылалъ поцѣлуи въ публику, наконецъ легъ на аванъ-сцену и, ползая на животѣ, скрылся за занавѣсъ; послѣ этой выходки стонъ стоялъ въ театрѣ. Такого пріема врядъ-ли когда удостоивались и первыя театральныя знаменитости. Выходцевъ вновь появился, но уже изъ суфлерской будки. Подойдя къ рампѣ, онъ началъ кричать: "тише! тише"! и размахивать руками. Съ трудомъ публику успокоили и когда водворилась, наконецъ, тишина, Выходцевъ обратился къ партеру съ слѣдующей фразой: "Господа кавалеры! видѣли, какъ Донъ-Жуанъ въ адъ пошелъ? вотъ такъ, хучь-бы и съ вами будетъ, какъ за чужими женами гоняться будите". Кто изъ артистовъ позволилъ-бы себѣ подобную выходку? А вѣдь Выходцевъ сдѣлалъ это сознательно, онъ понималъ, что его назначеніе потѣшать публику, а какимъ способомъ -- для него было безразлично.
Былъ и такой случай: не помню въ какой пьесѣ Милославскій совѣтовалъ Выходцеву въ какой-то сценѣ не прибѣгать къ "отсебятинѣ", чтобы не мѣшать другимъ артистамъ. Выходцевъ обѣщалъ и сдержалъ слово. По окончаніи акта онъ вошелъ въ уборную крайне смущенный. "Вотъ послушалъ Николая Карловича, провелъ сцену по пьесѣ и ни хлопка"!-- "Значитъ плохо провелъ", отвѣтили ему. "И вовсе не плохо, а у автора тутъ словъ не хватаетъ, чтобъ былъ аплодисменѣ; какъ пойдетъ въ другой разъ пьеса -- я вамъ это докажу". И доказалъ. По пьесѣ у Выходцева были слова: "Негодяй! Подлецъ"! Сказалъ онъ "негодяй"!-- ни хлопка; началъ ждать, и крикнулъ: "подлецъ"!-- опять ни хлопка, "собачій сынъ"! хватилъ Выходцевъ и понятно, что послѣ такого выраженія, раздался взрывъ аплодисментовъ при страшномъ хохотѣ. Выходцевъ сіялъ.-- "А что", говорилъ онъ всѣмъ въ антрактѣ "сказалъ, что сорву аплодисментъ и сорвалъ".
Въ бенефисъ свой Выходцевъ поставилъ "Донъ-Кихота"Выпустилъ онъ громадную афишу, внизу которой крупнымъ, шрифтомъ между двумя указательными пальцами значилось буквально слѣдующее: "Бенефиціантъ проситъ публику, при выѣздѣ его на ослѣ-ему не аплодировать". Прочиталъ это Милославскій и спрашиваетъ Выходцева: "кому ему? тебѣ или ослу"? "Это все равно, мы вмѣстѣ выходимъ, я боюсь, чтобы онъ меня, хучь-бы, не сбросилъ".
Посмотрѣть выѣздъ Выходцева на ослѣ собралось много публики, причемъ было условлено непремѣнно встрѣтить бенефиціанта аплодисментами, но Выходцевъ объ этомъ провѣдалъ и на ослѣ не выѣхалъ. При появленіи бенефиціанта, начались аплодисменты и крики: "оселъ! оселъ"! Выходцевъ водворилъ, тишину и, обращаясь къ первымъ рядамъ, крикнулъ: "Нѣтъ! я не оселъ, видите, я одинъ вышелъ, а оселъ сзади идетъ". Таково было вступленіе Выходцева въ роли "Санхо-Панчо".
Въ 1876 г. Выходцевъ служилъ въ Житомірѣ въ драматической труппѣ H. Н. Савина. По условію съ атрепренеромъ ему былъ данъ одинъ бенефисъ, но Выходцеву очень хотѣлось получить второй бенефисъ, что, конечно, зависѣло отъ Савина. Долго Выходцевъ искалъ случая застать Савина въ хорошемъ расположеніи духа, но это никакъ ему не удавалось. Надо добавить, что Выходцевъ часто игралъ въ пикетъ съ Савинымъ и, чтобы привести антрепренера въ хорошее расположеніе, онъ сдѣлалъ слѣдующее: на рукахъ у него было четыре туза, но ни одного короля. По правиламъ этой игры, четыре туза считаются выше четырехъ королей, которые вовсе не идутъ въ счетъ при четырехъ тузахъ. Узнавъ, по своимъ картамъ, что у Савина четыре короля, Выходцевъ, будто-бы нечаянно, сбросилъ одного туза, чѣмъ далъ возможность Савину посчитать королей. Савинъ пришелъ въ веселое настроеніе, а Выходцевъ этимъ и воспользовался, попросилъ о второмъ бенефисѣ и ему не было отказано. Когда бенефисъ уже прошелъ, Выходцевъ и разсказалъ, какъ онъ его добился. "Проигралъ на тузахъ рубль, а за то взялъ въ бенефисъ двѣсти". Въ бенефисъ свой онъ поставилъ "Стряпчаго подъ столомъ", причемъ на афишѣ, въ красную строку, значилось: "роль Стряпчаго исполнитъ самъ господинъ бенефиціантъ". Выходцевъ жилъ очень скупо, все копилъ деньги и съ единственной цѣлью-вернуться къ антрепризѣ, которая ему очень нравилась, не смотря на то, что онъ постоянно на ней прогоралъ.
Въ 1880 г., проѣздомъ чрезъ Елисаветградъ, я узналъ, что Выходцевъ опять антрепренерствуетъ. Это меня заинтересовало и я остался на одинъ день, чтобы быть въ спектаклѣ. Въ составѣ труппы я замѣтилъ двухъ очень недюжинныхъ исполнителей: г-жу Киселеву (драматическая актриса) и г. Т. Селиванова (сильныя драматическія роли), остальные были очень слабы. Въ бесѣдѣ съ Выходцевымъ я узналъ, что дѣла его идутъ плохо, не смотря на всѣ его старанія имѣть всегда хорошую труппу. "Все же" говорилъ онъ "лучше быть антрепренеромъ, чѣмъ служить". Вспомнилъ я про Одессу и Выходцевъ оживился: "хорошее было время, жаль только, что Милославскій преслѣдовалъ своими насмѣшками".-- "А здѣсь какія роли играете"? спросилъ я -- "Всѣ; и въ драмахъ, и въ трагедіяхъ, и въ комедіяхъ; труппа маленькая, а ставить все надо". Въ драмѣ и трагедіи я Выходцева не видѣлъ, такъ какъ на другой день выѣхалъ изъ Елисаветграда и о дальнѣйшей судьбѣ этого, въ своемъ родѣ, фееомена-артиста, я узналъ слѣдующее: втянувшись въ антрепризу, при чемъ главными мѣстами его дѣятельности были -- Елисаветградъ и Кременчугъ, Выходцевъ дошелъ до того, что не только потерялъ всѣ свои, годами накопленныя, деньги, но и все пріобрѣтенное имъ театральное имущество. Многіе не вѣрили, что Выходцевъ совершенно раззорился и были убѣждены, что онъ отложилъ капиталецъ про черный день, но оказалось, что послѣ его смерти не на что было даже его похоронить и пришлось прибѣгнуть къ подпискѣ.
Въ народномъ-же театрѣ впервые выступилъ при мнѣ извѣстный теперь всей Россіи артистъ и авторъ малороссійскихъ пьесъ -- Маркъ Лукичъ Кропивницкій. Говорили, что, до поступленія своего на сцену, Кропивницкій былъ Бессарабскій помѣщикъ и часто выступалъ въ Кишиневѣ въ качествѣ любителя. Его первый дебютъ въ Одессѣ, на сценѣ народнаго, театра, былъ въ роли Стецько ("Сватанья на Гончарівці). Дебютантъ имѣлъ громадный и вполнѣ заслуженный успѣхъ. Долженъ замѣтить, что Кропивницкій, поступивъ на сцену, игралъ не только въ малорусскихъ пьесахъ, но и въ русскихъ, гдѣ также имѣлъ большой успѣхъ, скажу даже больше: репертуаръ малорусскихъ пьесъ былъ въ то время на столько ограниченъ, что выступать исключительно въ немъ и нельзя было.
Кропивницкій служилъ въ русской труппѣ и въ пьесахъ малороссійскихъ выступалъ между прочимъ. Уже впослѣдствіи, когда, благодаря главнымъ образомъ тому-же Кропивницкому, какъ автору, малорусскій репертуаръ увеличился, Кропивницкій-артистъ совершенно оставилъ русскую драму и посвятилъ себя исключительно малорусской сценѣ. Кромѣ Кропивницкаго выступалъ еще въ Одессѣ въ малорусскихъ пьесахъ актеръ Павловъ-Хилинскій; въ настоящее время онъ проживаетъ въ Кіевѣ и занимается починкой скрипокъ.
Изъ женскаго персонала, кромѣ раньше упомянутыхъ мною артистокъ, укажу еще на г-жу Литвину, исполнявшую сильныя драматическія роли. Была она уже довольно стара, но молодилась и красила волосы: неудивительно, что она была чистѣйшая блондинка и со сцены многимъ казалась интересной. Ужасно преслѣдовалъ ее, за ея страсть молодиться, H. К. Милославскій и въ обществѣ, гдѣ присутствовала Литвина, какъ будто нечаянно, всегда вспоминалъ о такихъ событіяхъ, которыя имѣли мѣсто много лѣтъ назадъ и постоянно, какъ на свидѣтеля ссылался на г-жу Литвину. Жаль было смотрѣть на несчастную артистку, то блѣднѣвшую, то краснѣвшую, но всегда молчавшую: противъ фактовъ трудно было спорить. Недолго, однако, происходила эта травля. Г-жа Литвина, отправляясь куда нибудь ужинать, ставила первымъ условіемъ "безъ Милославскаго". Не обошлось, впрочемъ, безъ суда: какъ-то на репетиціи Милославскій въ присутствіи всей труппы назвалъ Литвину какимъ-то словомъ, которое она сочла для себя оскорбительнымъ и подала къ мировому. Объ этому дѣлѣ много говорили по двумъ обстоятельствамъ. Въ числѣ свидѣтелей былъ Лентовскій, который, не знаю уже но какимъ мотивамъ, называлъ себя дворяниномъ. Въ судѣ, на вопросъ судьи о званіи, Лейтонскій вынужденъ былъ сказать, что онъ не то мѣщанинъ, не то изъ кантонистовъ (не помню навѣрное). Это обстоятельство и дало Милославскому основаніе на каждомъ шагу рѣзать Лентовскаго на счетъ его дворянскаго происхожденія. Второе обстоятельство было довольно курьезное: на вопросъ судьи, какое слово сказалъ Милославскій,-- Литвина отвѣтила, что оно написано въ прошеніи. Судья прочиталъ это слово и недоумѣвалъ, что оно значитъ! Милославскій, не отрицая, что это слово было имъ сказано, настаивалъ на томъ, что такого слова даже нѣтъ въ русскомъ языкѣ и если г-жа Литвина обидѣлась, то вѣроятно потому, что это слово очень похоже на другое, дѣйствительно обидное. Судья, признавъ, что сказаннаго Милославскимъ слова въ русскомъ языкѣ вовсе нѣтъ и потому оскорбительнымъ его считать нельзя, Милославскаго оправдалъ.
Изъ молодыхъ артистовъ, служившихъ въ народномъ театрѣ, надо отмѣтить и г. Коврова. Началъ онъ свою службу въ городскомъ театрѣ у Фолетти, выступивъ въ небольшой роли юнкера ("Ошибки молодости") и сразу обратилъ на себя вниманіе. Въ народномъ театрѣ онъ также пользовался успѣхомъ. О дальнѣйшей карьерѣ Ковіюва мнѣ мало извѣстно; впослѣдствіи я слышалъ только, что онъ антрепренерствовалъ въ г. Воронежѣ. Жена Коврова -- г-жа Яниковская (по сценѣ Брянская) одесситка, дочь чиновника, выступала въ Одессѣ въ качествѣ любительницы въ роляхъ драматической ingenue и не безъ успѣха. Сестру г-жи Брянской, выступавшей на сценѣ подъ своей фамиліей (Яниковская), я встрѣтилъ въ Кіевѣ въ 1881 г. въ составѣ русской оперной труппы.
Въ оперѣ эта артистка пробыла всего, нѣсколько лѣтъ и перешла въ оперетку; въ томъ-же Кіевѣ, гдѣ она выступала въ оперѣ, я видѣлъ ее въ 1889 году въ составѣ опереточной труппы г. Ларина.
Изъ подвизавшихся въ описываемый мною періодъ въ Одессѣ артистокъ, упомяну еще объ опереточной пѣвицѣ Юліи Медвѣдевой и ея супруіѣ-любителѣ Медвѣдевѣ. Г-жа Медвѣдева не обладала ни голосомъ, даже сноснымъ для оперетки, ни внѣшностью, ни манерами, тѣмъ не менѣе она выступила въ "Прекрасной Еленѣ" въ заглавной роли. Дебютъ ея заставилъ о себѣ много говорить: разрѣзъ платья, который до того времени всѣ исполнительницы роли Елены дѣлали сбоку, г-жа Медвѣдева сдѣлала посрединѣ и до того высоко, что нарушила 29 ст. устава о наказаніяхъ. Такой выходки трудно было ожидать и даже бывшіе въ театрѣ мужчины сильно переконфузились. Не помню, выступала-ли еще послѣ этого спектакля г-жа Медвѣдева; я, по крайней мѣрѣ, на сценѣ ее больше не видѣлъ.
Сохранился у меня въ памяти и супругъ г жи Медвѣдевой. Онъ служилъ гдѣ-то полицейскимъ приставомъ и, по примѣру своей жены, вздумалъ посвятить себя сценѣ. Для перваго дебюта, какъ любитель, онъ пожелалъ выступить въ роли Городничаго.
-- Ой, трудно будетъ въ такой роли дебютировать! заявляли ему многіе.
-- Мнѣ-то, отвѣтилъ Медвѣдевъ -- да никогда; я двадцать лѣтъ служу по полиціи, да чтобы городничаго не сыграть. Пустяки!
И сыгралъ, но какъ -- умолчу... больше его сцена не видала!
Въ 1876 г. я встрѣтилъ Медвѣдева въ Харьковѣ въ одномъ изъ ресторановъ.
-- Ну что, подвизаетесь на сценѣ?
Да, подвизаюсь и недурно, дѣла хорошо идутъ.
-- И имѣете успѣхъ?
-- Какъ какой вечеръ. Здѣсь я всего третій день и еще не знаю.
-- Но я васъ въ театрѣ ни разу не видѣлъ!
-- Да моя сцена и не въ театрѣ, а здѣсь.
И Медвѣдевъ указалъ мнѣ на эстраду, устроенную въ въ залѣ ресторана.
Оказалось, что Медвѣдевъ, оставивъ сцену и жену, собралъ десятка полтора дѣвицъ и основалъ женскій хоръ.
Антрепренеръ значить?
-- Онъ самый.
Дѣла антрепренера пошли недурно. Дѣвицъ онъ эксплоатировалъ, какъ и всѣ содержатели хоровъ и если ему вскорѣ и пришлось оставить Харьковъ, то не вслѣдствіи плохихъ заработковъ, а изъ-за недоразумѣнія съ княземъ К, давшемъ, ему пощечину за потребованную имъ неподходящую сумму по ангажементу какой-то пѣвицы.
Одессу я оставилъ въ концѣ 1872 года, мѣсяца за два до пожара городского театра и выѣхалъ въ г. Курскъ, гдѣ поступилъ на службу по судебному вѣдомству, но страсть къ театру меня не оставляла и я по прежнему постоянно вращался въ артистическомъ мірѣ.
Воспоминанія о Курскѣ будутъ предметомъ слѣдующей главы.