Аннотация: Текст издания: журнал "Отечественныя Записки", No 9, 1879.
КАКЪ ОНЪ ПРОСЛАВИЛСЯ.
Его звали Александръ Петровичъ. Онъ былъ адвокатъ. Кажется, у него были всѣ шансы для того, чтобы успѣть на избранномъ поприщѣ. Въ самомъ дѣлѣ, несмотря на то, что онъ только что прошелъ всѣ академическія науки, онъ былъ на столько свѣжъ душой, что ему по каждому дѣлу было рѣшительно все равно, кого бы ни защищать, истца или отвѣтчика. Мало того, припоминая прошлое, я думаю, что Александръ Петровичъ искренно сокрушался о томъ, что адвокатъ лишенъ возможности защищать въ одно и тоже время обѣ стороны. По крайней мѣрѣ, я ничѣмъ другимъ не могу объяснить тѣхъ восторговъ, которые не одинъ разъ онъ высказывалъ мнѣ въ минуты откровенности. Впрочемъ, тутъ даже никакой особенной откровенности не было. Александръ Петровичъ былъ такъ юнъ сердцемъ, что не видѣлъ въ своихъ мечтаніяхъ ничего предосудительнаго.
-- Вотъ бы общество открыть, разсуждалъ онъ, весело расхаживая по комнатѣ:-- да!.. Какъ это никто не догадается? Адвокатскую контору на паяхъ. Надо тебѣ по какому-нибудь дѣлу прошеніе -- пять, десять рублей... Отвѣтъ противной сторонѣ на это прошеніе -- столько же... Въ адвокатѣ нуждаешься поддержать прошеніе -- изволь... Противникъ твой за адвокатомъ обращается опровергнуть искъ -- есть!.. Вѣдь тутъ, батюшка мой, знай только загребай денежки.
Онъ сжималъ губы и задумывался...
Да. Онъ непремѣнно долженъ былъ успѣть на поприщѣ защитника вдовъ и сиротъ за вознагражденіе по таксѣ, для присяжныхъ повѣренныхъ установленной. А между тѣмъ, вотъ уже сколько времени онъ на немъ подвизался, но дѣла не шли, несмотря на то, что для привлеченія ихъ были приняты всѣ мѣры.
Уже на далекомъ разстояніи отъ квартиры Александра Петровича, на заборахъ появлялись самыя разнообразныя вывѣски, которыя всѣмъ и каждому возвѣщали, что тамъ-то живетъ адвокатъ, готовый вести "всякаго рода дѣла" за самое умѣренное вознагражденіе. Прд вывѣскахъ красовались нарисованныя руки, указывающія, какъ пройти къ этому адвокату. Во всѣхъ газетахъ, на первомъ листѣ были напечатаны рекламы. Заманчивыя объявленія лѣзли въ глаза путешественниковъ на вокзалахъ желѣзныхъ дорогъ, на почтовыхъ станціяхъ по всевозможнымъ трактамъ.
Въ пріемныхъ комнатахъ Александра Петровича эффектно была установлена очень хорошенькая мебель, развѣшены зеркала. Разгуливая въ ожиданіи кліентовъ по залѣ, Александръ Петровичъ то и дѣло осматривалъ свою "обстановку". Онъ твердо вѣрилъ, что "обстановка, братъ, это первое дѣло" и, вслѣдствіе этого, упорно старался, чтобы каждый стулъ, каждое кресло огорошивали кліента.
Однако, кліенты являлись плохо и чаще только раздражали, а не удовлетворяли аппетитъ Александра Петровича. Приходилъ какой нибудь шустрый мѣщанинъ и изъявлялъ намѣреніе "поднять" дѣло о полуаршинѣ земли, захваченной сосѣдомъ. Александръ Петровичъ оживлялся и начиналъ любезничать съ мѣщаниномъ, но съ первыхъ же словъ послѣдняго оказывалось, что дѣло его давнымъ-давно разрѣшено во всѣхъ инстанціяхъ и "поднять" его не представляется никакой возможности. Прибѣгалъ иногда какой-то чиновникъ, который до того былъ взволнованъ, что долгое время не могъ выговорить ни слова. Однако, и его дѣла заключались, по большей части, въ томъ, что какая-нибудь старушонка обругала неприлично жену или дѣтей чиновника. По этому поводу, чуть не цѣлый часъ шли оживленныя разсужденія, доказывалось съ необыкновеннымъ азартомъ, что "эту старушонку весь городъ знаетъ", писались довѣренности, и, наконецъ, чиновникъ уходилъ, заручившись согласіемъ Александра Петровича "проучить хорошенько". Изрѣдка влеталъ въ пріемную солидный баринъ и чуть не сіялъ отъ восторга, принимаясь разсказывать о своемъ дѣлѣ. Но и у барина никакого крупнаго дѣла не оказывалось. Отъ нечего дѣлать, онъ постоянно тягался съ хозяиномъ своей квартиры и на этотъ разъ прилетѣлъ въ полной увѣренности, что хозяина, наконецъ, можно привлечь въ отвѣтственности за кражу со взломомъ и судить съ присяжными засѣдателями. Дѣло въ томъ, что у барина изъ запечатанной банки, стоявшей въ погребѣ, пропало полфунта варенья, а вмѣсто него была положена какая-то дрянь.
-- Моя гербовая печать!.. Вы посмотрите... прямо сказано? волновался баринъ и, чуть не эахлебываясь отъ восторга, читалъ очевидно заранѣе подысканные законы.-- Вѣдь это... Помилуйте?
Баринъ уходилъ. Александръ Петровичъ уныло бродилъ по комнатамъ, заложивъ въ карманы руки, и трепетно прислушивался къ малѣйшему шороху на крыльцѣ...
-- Гм! А мнѣ показалось... Хоть бы одна шельма съ настоящимъ дѣломъ! Ну, эти: чиновникъ, баринъ... Десять, двадцать рублей... какія это дѣла!..
Въ залѣ появлялся Иванъ, котораго Александръ Петровичъ только что разодѣлъ на славу.
-- А что, Густавъ Адольфовичъ не былъ? освѣдомлялся мой пріятель.
Иванъ опять отвѣчалъ отрицательно и при этомъ слегка улыбался. Улыбка его заинтересовывала меня.
-- Какой это Густавъ Адольфовичъ?
Александръ Петровичъ тоже начиналъ смѣяться.
-- Кліентъ одинъ, хозяинъ веселаго дома. Съ лѣстницы посѣтителя спустили, а тотъ къ мировому, говоритъ, будто деньги у него вынули.
-- Чего добраго!
-- Мудренаго ничего нѣтъ, подмигивалъ Александръ Петровичъ.-- Даже непремѣнно вынули. Ну, да прямыхъ доказательствъ не имѣется... Выиграемъ... Каковъ у меня Иванъ-то? Джентльменъ.
Я хвалилъ.
-- Да вѣдь ты не знаешь, какъ онъ у меня очутился, вдругъ вспоминалъ мой пріятель и весело начиналъ мнѣ разсказывать исторію Ивана. Оказывалось, что, нѣсколько дней тому назадъ, Александръ Петровичъ облюбовалъ его въ острогѣ, въ числѣ арестантовъ.
-- Ну вижу, собой молодецъ, ловокъ. Всякому кліенту въ глаза бросится... Предложилъ защищать, оправдали... Вотъ теперь у меня... Такъ и уговорились. Все-же обстановка!..
Наконецъ, дѣйствительно, раздавался звонокъ. Александръ Петровичъ приходилъ въ неописанное волненіе, стремительно кидался въ сосѣднюю комнату и изъ-за двери самымъ плотояднымъ образомъ начиналъ оглядывать пріемную. Въ это время онъ какъ нельзя больше напоминалъ кошку, ожидающую, что вотъ-вотъ давнымъ-давно скребущаяся въ какой-нибудь щели мышь выйдетъ на свѣтъ божій. Глаза его искрились, тѣло по временамъ вздрагивало...
-- Завтра, должно быть, будутъ, слѣдовалъ довольно грубый отвѣтъ Ивана.-- Неизвѣстно. Дѣла.
-- О, чортъ! опять эта старуха, вотъ отъ которой картина, сердито шепталъ Александръ Петровичъ.-- Каждый день, надоѣла.
Голосъ, дѣйствительно, былъ знакомъ мнѣ. Въ числѣ кліентовъ Александра Петровича а очень часто встрѣчалъ ветхую робкую старуху, которая, кажется, одного слова не могла выговорить безъ того, чтобы не залиться горькими слезами. Появляясь чуть не ежедневно въ пріемной моего пріятеля, она робко усаживалась въ какомъ-нибудь уголкѣ и терпѣливо ждала по цѣлымъ часамъ, когда Александръ Петровичъ удостоитъ ее своимъ вниманіемъ. Во время объясненій она смотрѣла на него съ какимъ-то тихимъ упованіемъ, и ни на минуту не спуская своихъ ужъ совсѣмъ почти потухшихъ глазъ. Такъ и видно было, что она желала прочитать на лицѣ Александра Петровича хоть какую-нибудь надежду; но онъ не только не старался утѣшить старуху, а, какъ мнѣ казалось, чуть не умышленно все больше и больше запугивалъ ее.
-- Сынъ у нея по одному дѣлу судится, объяснялъ онъ мнѣ на мои разспросы:-- вотъ, братецъ, картина у нея есть... Сколько времени прошу, и никакъ не хочетъ разстаться.
-- Да, можетъ, она дорога ей по чему-нибудь?
-- Вотъ и она такъ разсуждаетъ. Да ты подумай, что она понимаетъ? Ну, а картина...
Онъ долго разсыпался въ похвалахъ и просто выходилъ изъ себя отъ страстнаго желанія пріобрѣсть картину.
-- Я бы ее вотъ тутъ и повѣсилъ, тыкалъ онъ рукой на стѣну.-- Прелесть... На что она ей?.. Право.
И въ слѣдующій разъ онъ принимался до того запугивать старуху, что доводилъ ее чуть не до истерики. Наконецъ однажды, едва я вошелъ, какъ Александръ Петровичъ съ торжествомъ распахнулъ двери въ пріемную. На самомъ видномъ мѣстѣ висѣла дѣйствительно очень хорошая картина. Александръ Петровичъ съ восторгомъ обозрѣвалъ свое пріобрѣтеніе.
-- Ты на старика-то, вонъ справа онъ, посмотри, восклицалъ онъ.-- Отсюда, отсюда... Прелесть! Насилу, братецъ, добился. Антикъ да и только!
-- Въ счетъ гонорара?
-- Ну, нѣтъ, пришелъ онъ въ окончательный восторгъ: -- это такъ, сверхъ вознагражденія. Насилу разсталась; за сына боится.
Понимала или не понимала что-нибудь въ этой картинѣ старуха, однако потомъ она никогда не спускала съ нея глазъ и еще терпѣливѣе прежняго, сидя передъ картиной, дожидалась выхода Александра Петровича.
-- Сынъ покойникъ рисовалъ, объяснила она одинъ разъ и заплакала тихими, тихими слезами.-- А вотъ теперь другой... Неизвѣстно! О Господи!..
-----
Наклевывались иногда порядочныя дѣлишки. Въ пріемной появлялась синяя чуйка съ жиденькой бородкой и удивительно плутовскими, такъ и бѣгающими по сторонамъ глазами. Къ чуйкѣ Александръ Петровичъ относился въ высшей степени любезно и немедленно уединялся съ нею въ кабинетъ. Двери оставались непритворенными, но разговоръ по большей части велся очень тихо, чуть не шопотомъ, и только изрѣдка до меня долетали нѣкоторыя отдѣльныя фразы. Чуйка безпокойно вертѣлась на кончикѣ стула, ежесекундно кашляла въ руку и пугливо озиралась во всѣ стороны.
-- Такъ можно-съ? вопрошала она послѣ нѣкотораго молчанія и вслѣдъ за этими словами, быстро наклонившись чуть не къ уху Александра Петровича, начинала снова нашептывать.
-- Конечно, никто не узнаетъ, кивалъ головой мой пріятель.
-- Боже сохрани! Особенно, чтобъ Алексѣй Александровъ, то есть... ни-ни!
Шопотъ усиливался до крайности. Слѣдовало опять обнадеживаніе, что никому ничего не будетъ извѣстно.
-- Мы ужъ и бумагу подыскали самаго того года, сообщала чуйка и, вынувъ изъ кармана гербовый листъ, начинала показывать его на свѣтъ.
Александръ Петровичъ одобрялъ какъ нельзя больше.
-- Чтобъ въ аккуратѣ, восхищалась чуйка.-- А какъ же на счетъ вашихъ условій?
Лицо моего пріятеля при этомъ вопросѣ становилось въ высшей степени серьёзнымъ. Нѣсколько времени онъ задумчиво крутилъ усы и изрѣдка кидалъ на своего собесѣдника внимательные взоры. Очевидно, онъ соображалъ, какъ бы не дать маху на счетъ гонорара. Чуйка поводила глазами и еще усиленнѣе кашляла въ руку.
-- Двѣ радужныхъ, изрекалъ, наконецъ, Александръ Петровичъ. Кліента точно подкидывало на мѣстѣ.
-- Помилуйте! Какъ можно! Четвертную!
-- Ну, съ этимъ къ Иверской ступайте, рѣзко провозглашалъ Александръ Петровичъ и приходилъ въ такое волненіе, что не могъ даже сидѣть на мѣстѣ.
Чуйка съ сокрушеніемъ кивала головой и какъ будто умилялась.
-- Ну, въ такомъ случаѣ сами дѣлайте, безъ адвоката... На что лучше!
-- Не умѣемъ.
-- Вотъ я за то съ васъ и беру, что умѣю.
Волненіе моего пріятеля достигало высшихъ предѣловъ. Онъ быстро шагалъ по кабинету и по временамъ останавливался противъ чуйки.
-- Четвертную! чуть не презрительно кричалъ онъ.-- Вы бы только подумали, сколько я времени учился. Гимназія, университетъ... Четвертную! Смѣшно право.
-- Вѣдь дѣльце-то....
-- И какъ вамъ предлагать четвертную не стыдно... Гимназія -- восемь лѣтъ, университетъ -- четыре... Да-съ, двѣнадцать лѣтъ, а вы -- четвертную!
Эти разсужденія тянулись очень долго, причемъ Александръ Петровичъ продолжалъ волноваться, а чуйка покачивала головой и изрѣдка даже вздыхала. Однако, при уступчивости той и другой стороны, дѣло кончалось на радужной. Деньги выкладывались на столъ, и, немного погодя, Александръ Петровичъ съ довольнымъ лицомъ выходилъ изъ кабинета.
-- Каковъ мошенникъ! Жаловался онъ: -- четвертную! Слышалъ? Это онъ свой товаръ хочетъ на чужое имя перевести, чтобы отъ долговъ отдѣлаться, а сотенной жалко. Да для чегоже я въ самомъ дѣлѣ учился? Двѣнадцать лѣтъ! Шутка! Да этакъ я бы лучше на службу...
Разсужденія прерывались появленіемъ толстаго краснолицаго купца въ длиннополомъ сюртукѣ и сапогахъ на выпускъ. Его сопровождалъ франтоватый малый, очевидно, "молодецъ". Купецъ грузно опускался въ кресло и начиналъ отпыхиваться. Александръ Петровичъ вертѣлся и юлилъ около новаго кліента.
-- Ну вотъ, братецъ, это самый свидѣтель и есть, объяснялъ купецъ:-- спроси-ка его... чтобы поаккуратнѣе.
-- Мы его, Семенъ Семенычъ, навостримъ! радовался Александръ Петровичъ.
-- То-то. Ужъ ты постарайся... Чтобъ въ лучшемъ видѣ... А ты, Гаврило, примѣчай...
Но молодецъ, къ которому обращался Александръ Петровичъ, только улыбался и, наклонивъ на бокъ напомаженную голову, неловко мялся на мѣстѣ.
-- Ну, какъ-же? Семенъ Семенычъ ее били?
-- А ты отвѣчай! поощрялъ Семенъ Семенычъ, видя, что молодецъ мнется.-- Тутъ можно... безъ опаски...
-- Вы -- правду! наставлялъ и Александръ Петровичъ.
Молодецъ откашлялся и совсѣмъ скривилъ шею.
-- Точно, толкнули маленько.
-- Маленько! Ха, ха, маленько! Объ уголъ головой, а потомъ по животу ногами... Ха, ха! заливался мой пріятель и весело подмигивалъ Семену Семенычу.
-- Да ты самъ подумай... Ну, какъ ея не бить, шельму... Другой бы, кажется...
Допросъ молодца продолжался довольно долго, причемъ Александръ Петровичъ очень часто останавливалъ свидѣтеля и внушалъ ему, что о такомъ-то фактѣ надо умолчать, о томъ-то показать вотъ такъ.
-- А ты у меня замѣчай, грозилъ толстымъ пальцемъ Семенъ Семенычъ.
-- Не видалъ-молъ, да и только... А ты бы ему, Александръ Петровичъ, на бумажку, въ какомъ, то есть, смыслѣ.
Для большей вразумительности Семенъ Семенычъ чертилъ пальцемъ по своей ладони. Наконецъ, наставленія были кончены. Мой пріятель возвращался ко мнѣ и заливался веселымъ смѣхомъ.
-- Вотъ, брать, видѣлъ? Ну, плутъ! Дѣлъ у него столько, что страсть, а мнѣ на руку. Женщину какую-то побилъ, такъ что та выкинула. Вотъ и боится. Разъ что было... Вексель ему для уплаты представили, а онъ не будь глупъ: покажите. Тотъ съ дуру-то и дай, а Семенъ Семенычъ его въ ротъ. Пока кредиторъ кричалъ -- кончено...
Я качалъ головой, и это движеніе Александръ Петровичъ, должно быть, принималъ за знакъ недовѣрія.
-- Вѣрно, настаивалъ онъ.-- Я-же и повѣреннымъ у него по этому дѣлу былъ. Выиграли... Теперь хочетъ преслѣдовать кредитора за клевету. Такой гусь, что чудо! Меня ужь очень полюбилъ. Только бы вотъ это дѣло о женщинѣ намъ выиграть. Пять сотенныхъ обѣщалъ, да и прибавитъ еще, пожалуй, если подъ веселую руку. Въ тотъ разъ двѣ четвертныхъ накинулъ.
-----
Но увы! эти скромныя радости омрачались очень нерѣдко. У Александра Петровича то и дѣло можно было встрѣтить полнаго, усатаго господина, по всему видно отставнаго военнаго. При видѣ этого субъекта на лицѣ моего пріятеля всякій разъ появлялось желаніе куда-нибудь скрыться. Иногда ему даже удавалось притаиться гдѣ-нибудь за дверью, но толстякъ все-таки замѣчалъ.
-- Это я, я! басилъ онъ на весь домъ:-- какъ здоровье?
Александръ Петровичъ выскакивалъ изъ своего убѣжища и начиналъ весело трясти руку посѣтителя. На лицѣ онъ старался въ это время изобразить полнѣйшее удовольствіе, но гдѣ-то въ углу губъ и въ глазахъ читалось совершенно противоположное чувство.
-- Да, да, оправдали, суетился Александръ Петровичъ, вынимая изъ стола сигары и при этомъ, словно съ досадой, хлопая ящикомъ.-- Оправдали.
-- Поздравляю... И мнѣ кстати, очень ужъ кстати.
Толстякъ смѣялся. Послѣ этого слѣдовалъ разговоръ о какихъ-то процентахъ; Александръ Петровичъ опять лазилъ въ столъ, вынималъ деньги и вручалъ ихъ посѣтителю.
-- А вотъ что, говорилъ тотъ, медленно обгрызая сигару и потомъ старательно облизывая ее со всѣхъ сторонъ: -- еще къ вамъ, другъ любезный, просьба.
-- Ахъ, сдѣлайте милость!
-- Такъ вчера проигрался, что бѣда (толстякъ вздыхалъ и отчаянно махалъ рукою)! Сколько разъ даю себѣ зарокъ не садиться съ этимъ Вертуновымъ...
-- Да, онъ, дѣйствительно... ему счастье, бормоталъ Александръ Петровичъ и начиналъ упорно косить глаза куда-то въ уголъ. Мнѣ было ясно видно, что на лицѣ его появилось выраженіе полнаго отчаянія.
-- Не стѣсню васъ, дня на три, не больше, четвертною? Вы, впрочемъ, безъ церемоніи... если можно?
-- О, пожалуйста, какъ-то выкрикивалъ мой пріятель и опять принимался хлопать ящикомъ стола.
Толстякъ присоединялъ къ полученнымъ деньгамъ четвертную и, продолжая разсуждать о вчерашнемъ проигрышѣ, смаковалъ сигару.
-- Хорошо! Вотъ что значить быть адвокатомъ... Ну, за деньги большое спасибо. Отдамъ скоро.
-- Ничего, не безпокойтесь.
-- А дѣльце опять какъ-нибудь на дняхъ будетъ. Ужъ я тамъ стараюсь. Одинъ мужичекъ, плохонькій, да вы его не жалѣйте: найдетъ.
-- Конечно.
-- Тоже мѣщанинъ одинъ. Деньги есть у канальи, а казеннаго защитника хочетъ.
-- А вы его припугните. Наговорите того, другого.
-- Ужъ я знаю; устроимъ.
Толстякъ уходилъ, и, проводивъ его, Александръ Петровичъ съ недовольнымъ видомъ возвращался изъ передней.
-- Вотъ четвертная и улетѣла, разводилъ онъ руками.-- А не дать нельзя. Смотритель замка, дѣла доставляетъ.
-- Отдастъ! успокоиваю я; но Александръ Петровичъ только посвистывалъ.
-- Ну нѣтъ, это дудки! Онъ у меня агентъ своего рода: между арестантами молву обо мнѣ раздуваетъ. Наговоритъ имъ того, другого. Конечно, какія это дѣла! Двадцать, пятнадцать рублей, народъ все сѣрый, бѣднота, а все-же въ судѣ тебя видятъ. А вотъ ему, смотрителю-то, хорошо. Онъ съ арестанта возьметъ за то, что на меня укажетъ, съ меня потомъ за рекомендацію извѣстный процентъ по каждому дѣлу, да, кромѣ того, такъ иногда. Сильно они насъ обдираютъ. Вотъ прошлый годъ я, можетъ быть, тысячъ пять заработалъ, а спроси: много ли осталось? Навѣрное, половину проугощалъ, да вотъ этакимъ агентамъ роздалъ.
-- Будто и всѣ такъ?
-- Конечно, нѣтъ. Извѣстный адвокатъ давать не станетъ, а на первыхъ порахъ нашему брату нельзя. Въ зубахъ надо у всѣхъ навязнуть. Хватай дѣла, количествомъ бери -- вотъ къ тебѣ и приглядятся. Времена, братецъ, не тѣ нынче стали.
Онъ грустно покачивалъ головой и, забывая объ улетѣвшей четвертной, съѣзжалъ на свою любимую тэму. Въ теченіи цѣлаго часа я слушалъ разсказы о томъ, что было прежде, когда только-что открывались новыя учрежденія.
-- Тогда за самые пустяки кушами брали. Ну вотъ, хоть бы Александръ Иванычъ. Онъ за вводъ во владѣніе съ одной купчихи 10,000 получилъ. За одно прошеніе! Два всего слова: "прошу ввести" -- и только. Всякій писецъ за рубль напишетъ, а онъ 10,000. Конечно, можетъ быть, онъ и припугнулъ чѣмъ-нибудь купчиху. Ну, насказалъ ей того, другого. А ты поди-ка теперь ихъ напугай?
И онъ долго жаловался на то, каковы теперь стали кліенты, какъ они сами ведутъ дѣла и т. п.
-- Тутъ, братъ, ухо востро держать надо, а то какъ разъ... Иной мошенникъ-кліентъ только того и глядитъ...
Пользуясь расположеніемъ Александра Петровича, я старался иногда узнать отъ него, какими правилами руководствуется онъ при выборѣ дѣлъ и вообще въ своей дѣятельности.
-- Какими правилами! восклицалъ мой пріятель: -- у насъ, братецъ, одно правило: не эѣвай! Какъ можно больше бери впередъ, а не взялъ, да еще, сохрани Богъ, не довзыскалъ чего-нибудь -- пиши: пропало!
-- Нѣтъ, я вотъ объ чемъ. Вѣдь обращаете же вы вниманіе на самое дѣло, ну на людей, наконецъ, которые вамъ довѣряютъ...
-- Конечно. Еще-бы. За одно дѣло -- одна цѣна, за другое -- другая. Иногда, особенно, какъ на перебой съ другими адвокатами пойдешь, и меньше таксы возьмешь. Ну, и по кліенту глядя. Съ однимъ можно, пожалуй, и условія не заключать, зато съ другимъ...
-- Нѣтъ, все это не то.
-- Да ты о чемъ-же?
-- Я, братъ, о нравственной подкладкѣ дѣла...
Въ большинствѣ случаевъ, въ отвѣтъ на такіе вопросы Александръ Петровичъ только уставлялъ на меня глаза и потомъ начиналъ лукаво подмигивать. Но иногда, особенно въ тѣ дни, когда ему удавалось обдѣлать какое-нибудь порядочное дѣльце, мой пріятель былъ не прочь и пофилософствовать. Впрочемъ, философія его имѣла видъ какого-то бормотанья.
-- Нравственная подкладка... гм... да! Ну это, братъ... Да что я, судья что-ли? Вѣдь а не судить, а помочь кліенту долженъ. Стало быть, и докторъ обращать вниманіе на людей долженъ? а? Этакъ иной только хорошенькихъ барынь лечить захочетъ... Нравственная подкладка! Ну нѣтъ, братъ... Да что тутъ!
И такъ далѣе, все въ этомъ родѣ. А между тѣмъ, онъ былъ очень краснорѣчивъ въ другихъ случаяхъ... Очевидно, онъ даже и не думалъ о томъ, что у дѣла можетъ быть какая-то нравственная подкладка, и вслѣдствіе этого ничего не могъ даже сказать по этому поводу.
-----
Въ это время съ Александромъ Петровичемъ случались по истинѣ печальныя исторіи. Одна изъ нихъ особенно осталась въ моей памяти. Помню, одинъ разъ я засталъ своего пріятеля въ самомъ радостномъ настроеніи духа. Съ молоткомъ въ рукахъ онъ вертѣлся около только-что вывѣшеннаго при самомъ входѣ въ залъ объявленія. Оказалось, что Александръ Петровичъ только-что привелъ въ исполненіе свое давнишнее намѣреніе обложить платой всѣхъ, кто прибѣгаетъ къ нему за какими бы то ни было совѣтами, и теперь, любуясь на объявленіе, весело посвистывалъ.
-- Вотъ, братецъ, дѣло-то я устроилъ, привѣтствовалъ онъ меня, не давъ даже какъ слѣдуетъ полюбоваться на новое объявленіе:-- вотъ такъ устроилъ! Вексель одинъ у меня былъ на три тысячи. Думалъ, ничего получить не придется, и вдругъ сегодня... двѣ тысячи!!!
-- Поздравляю.
-- Да. И должникъ-то пройдоха... заклялся, забожился! Полторы давалъ, да я попридержался.
Лицо его такъ и цвѣло, глаза сіяли. Онъ бросился къ зеркалу, поправилъ свои тщательно расчесанные волосы и, охорашиваясь, продолжалъ хвастать.
-- Ужинать меня пригласилъ... ѣдемъ вмѣстѣ!
И вотъ, вечеромъ мы очутились въ какомъ-то трактирѣ.-- Около столовъ, по обыкновенію, ютился народъ. Наигрывала машина. Туда и сюда бѣгали половые. Должникъ, купецъ, довольно приличный съ виду, ужъ дожидался и, должно быть, немного зарядилъ отъ скуки. Александръ Петровичъ представилъ меня, какъ своего пріятеля. Началось пьянство. Купецъ ежеминутно подливалъ въ стаканы и не хотѣлъ слушать никакихъ отговорокъ.
-- По дѣлу надо! Велики твои дѣла! отвѣчалъ онъ на всѣ возраженія Александра Петровича: -- деньги получать умѣлъ? Пей-ка!
Угощая своего противника, купецъ пьянѣлъ все больше и больше. Глаза, у него дѣлались стеклянными. Онъ поминутно трепалъ по плечу Александра Петровича и какъ-то особенно посмѣивался.
Амбицію Александра Петровича немного задѣвала такая фамильярность.
-- Да-съ, адвокатъ, обидчиво возражалъ онъ и, слегка пожимая плечами, поглядывалъ на меня, какъ-бы давая помять, что словами пьянаго обижаться не стоитъ.
-- Адвокатъ! А вѣдь я тебя вотъ какимъ зналъ!
Купецъ отмѣривалъ отъ полу съ аршинъ и немедленно принимался подливать въ стаканы.
-- Да. Такимъ я тебя знавалъ, а ты вотъ противъ меня пошелъ. И тебѣ не стыдно? а? не стыдно?
-- Что же мнѣ стыдиться? Это -- моя обязанность.
-- Обязанность! А развѣ ты забылъ, какія я тебѣ дѣла предоставлялъ... Вѣдь, еслибы не я, ты бы съ голоду, можетъ, подохъ! Не помнишь? Ахъ, братецъ, ахъ!
Купецъ грозилъ пальцемъ, но замѣчая, что Александръ Петровичъ все чаще и чаще поглядываетъ на свою шляпу, смирялся. Ему, какъ видно, не хотѣлось, чтобы компанія разстраивалась. Отдавалось приказаніе о новыхъ бутылкахъ. Стаканы были опять полны. Мой пріятель, посвистывая, разгуливалъ по трактиру и запускалъ глаза на сосѣдній столъ, гдѣ сидѣлъ съ компаніей одинъ видный коммерсантъ.
-- Вотъ съ нимъ бы познакомиться, мечталъ Александръ Петровичъ, пользуясь отсутствіемъ своего собутыльника: -- у этого вотъ дѣла, такъ дѣла! А нашъ что!
Онъ кивалъ головой на должника, который неровными шагами приближался къ столу и грузно валился на диванъ... Все дѣло, можетъ быть, кончилось бы благополучно, еслибы только Александръ Петровичъ забылъ о своей амбиціи.
-- Что, адвокатъ, не пьешь? возобновилъ пьяный кліентъ свое приставанье: -- да, братецъ, стыдно! стыдно тебѣ противъ меня идти! отъ меня ты хлѣба тоже ѣлъ не мало! Ахъ, ты, аблакатъ, аблакатъ!
-- Адвокатъ, то есть.
-- Нѣтъ, не адвокатъ. Вся цѣна-то тебѣ -- вотъ!
Для большей наглядности купецъ плюнулъ и, шаркая по полу ногой, съ усмѣшкой смотрѣлъ на Александра Петровича. Послѣдній слегка обидѣлся.
-- Однако, съ васъ вотъ денежки получилъ! укололъ онъ купца.
Это было каплей, переполнившей чашу. Купецъ разразился самымъ веселымъ смѣхомъ.
-- Двѣ тысячи онъ съ меня получилъ, а туда же... хвалится! Ахъ ты! ахъ ты! ты! ты! Да знаешь-ли ты, еслибы ты былъ поумнѣе... Только маленько придержись ты, вѣдь я бы тебѣ всѣ отдалъ, да и проценты бы заплатилъ! А то... на-ка! Ахъ, ахъ, ахъ!
Александръ Петровичъ точно остолбенѣлъ и вытаращенными главами глядѣлъ то на меня, то на нашего амфитріона, который, держась за бока, продолжалъ оглашать трактиръ веселымъ хохотомъ.
И вдругъ, онъ совсѣмъ неожиданно приподнялся съ дивана, и, громко отхаркавшись, плюнулъ... Мы схватились за шляпы.
На Александрѣ Петровичѣ не было лица, когда мы выскочили изъ трактира. Но я до сихъ поръ не знаю, что больше всего поразило его, то ли, что онъ совершенно незаслуженно получилъ оскорбленіе отъ Ивана Кипріяновича, или что другое. По крайней мѣрѣ, всю дорогу онъ тосковалъ о томъ, что далъ маху. Только замѣтивъ мои удивленные взгляды, онъ какъ-то вскользь упомянулъ и объ томъ, что съ амфитріономъ надо раздѣлаться.
Но онъ не только не "раздѣлался", но, къ удивленію моему, примѣрно дня черезъ три послѣ этого происшествія, я вновь встрѣтилъ моего пріятеля около того самаго трактира, откуда мы бѣжали съ такимъ срамомъ. Александръ Петровичъ выходилъ оттуда вмѣстѣ съ бывшимъ нашимъ амфитріономъ и что-то необыкновенно горячо доказывалъ. О непріязни, какъ видно, между ними не было и помину.
-- Только ты меня, смотри, не продай, дружески говорилъ купецъ:-- а то вашъ братъ тоже...
Конца разговора я не слыхалъ, но Александръ Петровичъ потомъ разсказывалъ мнѣ, что купецъ будто бы самъ пріѣзжалъ просить прощенья и умолялъ взять дѣло за какой-то неслыханный гонораръ. Съ этимъ дѣломъ Александръ Петровичъ очень долго носился, но потомъ какъ-то вдругъ смолкъ и даже неохотно отвѣчалъ на мои разспросы.
Нѣсколько времени онъ былъ не въ духѣ. На его лицѣ появились какіе-то подозрительные, точно боевые знаки. По его словамъ, виной всему былъ пьяный извозчикъ, свалившій моего пріятеля на мостовую. Всему этому я отъ души вѣрилъ до тѣхъ поръ, пока одинъ разъ, разгуливая съ Александромъ Петровичемъ, мы чуть не столкнулись съ амфитріономъ.
Мой пріятель, который въ эту минуту съ упоеніемъ разсказывалъ о томъ, какъ какой-то адвокатъ до-чиста ободралъ своего довѣрителя, вдругъ смолкъ и опрометью кинулся въ ближайшій переулокъ.
-- Дѣла проигрывать!!! неслось ему въ догонку:-- я тебѣ, погоди, еще не такихъ наставлю! Ахъ! ахъ! ахъ!
-----
Послѣ происшествій, въ родѣ случая съ Иваномъ Кипріяновичемъ, мой пріятель нѣсколько дней ходилъ грустный. Между тѣмъ, въ это время, какъ нарочно, совершались такія событія, которыя еще больше увеличивали его грусть. По городу вдругъ разносился слухъ, что какой-нибудь до сихъ поръ почти вовсе неизвѣстный адвокатъ хватилъ такой гонораръ, о которомъ и прежде было не часто слышно. Или вдругъ начинали говорить, что открыта какая-то необыкновенная шайка мошенниковъ, которая дочиста разграбила какой-то банкъ. Александръ Петровичъ мѣнялся въ лицѣ при этихъ извѣстіяхъ и начиналъ немилосердно суетиться. Ему хотѣлось какимъ бы то ни было образомъ попасть въ число защитниковъ. Съ этой цѣлью онъ, какъ угорѣлый, бѣгалъ съ утра и до ночи по разнымъ мѣстамъ, безпрестанно торчалъ въ театрѣ, ѣздилъ по загороднымъ гуляньямъ. Всѣ мысли его были направлены на то, чтобы такъ или иначе привлечь вниманіе веселаго, толстаго купца, который тоже чуть не ежедневно показывался на гуляньяхъ и неистово грохоталъ при взвизгиваніяхъ цыганокъ.
-- Мѣшалкинъ. По банку онъ главный, самый главный... неужто не знаешь?
Но Мѣшалкинъ, какъ ни юлилъ передъ нимъ мой пріятель, не обращалъ на него никакого вниманія. Напротивъ, онъ сталъ все чаще и чаще появляться подъ ручку съ однимъ извѣстнымъ адвокатомъ. Александръ Петровичъ готовъ былъ провалиться сквозь землю отъ зависти.
Немного погодя, мой пріятель начиналъ успокоиваться, тѣмъ болѣе, что мечты о защитѣ Мѣшалкина не могли быть серьёзны. На такого крупнаго дѣятеля облизывалась чуть не сотня другихъ гораздо болѣе извѣстныхъ адвокатовъ.
Но являлись другія испытанія. На наши глаза все чаще и чаще сталъ попадать нашъ же товарищъ Камешковъ. Каждый разъ, какъ ни усядемся мы у окна потолковать о томъ, какъ прежде было хорошо адвокатамъ, коляска Камешкова непремѣнно появлялась на улицѣ, и самъ онъ, совсѣмъ лежа на подушкахъ, посылалъ намъ воздушные поцѣлуи. Александръ Петровичъ опять мѣнялся въ лицѣ.
-- Вѣдь съ нами на одномъ курсѣ былъ! чуть не плакалъ онъ, отскакивая отъ окна:-- а теперь... гляди, коляска, лошади...
-- Чай, въ долгъ все, пробовалъ я утѣшить его; но слова мои не помогали, и Александръ Петровичъ только отчаянно махалъ рукой.
-- Да что! Ты посмотри, у него въ судѣ все куплено, всѣ писцы на откупу. Чуть проситель заикнется о томъ, чтобы ему какое-нибудь прошенье написалъ, они его сейчасъ къ Камешкову. А онъ, конечно, свое дѣло знаетъ. И ему, да и писцу выгодно, потому онъ съ Камешкова красную за рекомендацію получаетъ.
-- Неужели?
-- Вѣрно, красную. А ужь самъ Камешковъ, не безпокойся, себя не обидитъ. Отъ него кліентъ не уйдетъ; онъ того ему наскажетъ, что тотъ что угодно дастъ, только дѣло возьми! А прежде, помнишь -- кто бы могъ подумать!
При этихъ разсказахъ Александръ Петровичъ приходилъ въ такое волненіе, что чуть не плакалъ и начиналъ по пальцамъ вычислять доходы Камешкова.
-- Обстановка у него одна чего стоитъ. Квартира -- тысячи двѣ, ну, барыня, лошади... Да что тутъ! Ловокъ! Безъ ловкости въ этомъ дѣлѣ ничего не подѣлаешь!
Камешковъ черезъ нѣсколько времени проѣзжалъ обратно, но Александръ Петровичъ даже не смотрѣлъ въ окно. Опустивъ голову, онъ ходилъ по комнатѣ и вздыхалъ. Его недавнее волненіе смѣнялось тихой грустью.
-- Пожить всякому хочется, говорилъ онъ:-- а какія у меня дѣла! Чѣмъ станешь жить? Еслибы у меня отецъ былъ другой человѣкъ... какое у него мѣсто было! Вотъ, братъ, мѣсто такъ мѣсто! Ну, честность заѣла! а могъ бы, очень бы могъ, и даже безъ всякихъ подлостей! Тогда бы и намъ послѣ него осталось.
Во время этихъ разговоровъ на противоположной сторонѣ улицы появлялся молодой человѣкъ. Завидя его, Александръ Петровичъ вдругъ кидался къ окну, но мгновенно, точно сообразивъ что-то, прятался въ глубину комнаты.
-- Смотри, смотри, куда онъ идетъ, показывать онъ мнѣ на молодого человѣка:-- къ Андреевымъ? Отлично!
Немного погодя, Александръ Петровичъ ужь натягивалъ перчатки и старательно отчищалъ свою шляпу. На лицѣ его свѣтилась надежда.
-- Давно я ловлю этого барина, разсказывалъ онъ мнѣ о нолодокъ человѣкѣ:-- мать у него умерла. Дѣло о наслѣдствѣ непремѣнно будетъ. Надо постараться, нельзя ли получить довѣренность. Ужь я давно стараюсь попасть ему на глаза. Сегодня и противника въ одномъ домѣ встрѣчу. Можетъ быть, который-нибудь изъ двухъ и довѣритъ.
И онъ летѣлъ къ Андреевымъ, весь разцвѣтая при мысли о возможности попасть на глаза молодому человѣку.
-----
Тѣмъ не менѣе, въ началѣ адвокатской дѣятельности моего пріятеля бывали такіе моменты, когда онъ торжествовалъ надъ всѣми препятствіями. Я помню, напримѣръ, такой случай.
Въ то время, Александръ Петровичъ очень долго путался съ такимъ отвратительнымъ субъектомъ, къ которому даже подойти близко было противно. Невысокаго роста, худенькій, съ лисьимъ, испещреннымъ веснушками лицомъ, съ узенькой рыжей бородкой -- этотъ человѣкъ былъ олицетвореніемъ подлости. Онъ никогда не смотрѣлъ прямо, а какъ будто старался спрятать свои глаза, и только, когда онъ думалъ, что никто не глядитъ на него, онъ начиналъ вдругъ необыкновенно быстро поводить ими во всѣ стороны, какъ бы высматривая добычу. Входя въ пріемную комнату Александра Петровича, кліентъ этотъ непремѣнно крался вдоль стѣны, робко перебирая въ рукахъ шапку, а въ разговорахъ поминутно хихикалъ гаденькимъ подозрительнымъ смѣхомъ.
Александръ Петровичъ безпрестанно ѣздилъ съ этимъ кліентомъ по судамъ. Они строчили бумаги, распивали чай въ трактирахъ и вели между собой самыя сокровенныя бесѣды. Разговоры всегда происходили шопотомъ, причемъ кліентъ всякій разъ еще непремѣнно освѣдомлялся, заперты ли двери.
-- Мошенникъ! рекомендовалъ мнѣ его Александръ Петровичъ:-- Дудочкинъ, здѣшній купецъ. Однако, богатъ...
Произнеся эту рекомендацію, онъ заливался веселымъ смѣхомъ и таинственно шепталъ мнѣ на ухо:
-- По векселямъ платить не хочетъ, хоть и признается, что долженъ. Вотъ мы съ нимъ и канителимся. Отбояримся.
Канитель эта тянулась долго. Наконецъ, Дудочкинъ и Александръ Петровичъ явились домой съ сіяющими лицами. У Дурочкина глаза такъ и искрились отъ восторга.
-- Вотъ такъ удружили! Ну-съ, теперь разсчитаемся, весело хихикалъ онъ:-- сколько вамъ придется?
-- Сколько? Развѣ забыли?
-- Да запамятовалъ.
-- Тысяча.
Дудочкинъ, повидимому, пришелъ въ изумленіе, но Александръ Петровичъ помнилъ твердо.
-- Да-съ, Егоръ Ефремычъ, тысяча рубликовъ-съ, повторилъ онъ совершенно вразумительно.
Но Дудочкинъ изумлялся все больше и больше и даже укорительно трясъ головой.
-- Ахъ, Александръ Петровичъ, Александръ Петровичъ! А я-то объ васъ думалъ... Это за два то слова... А-а-ахъ!
-- А вы бы сами ихъ и говорили!
-- Не умѣемъ-съ.
-- Вотъ я за то съ васъ и беру, что вы не умѣете, а я умѣю. Вы бы съ мое поучились...
Послѣдовалъ обычный разговоръ объ ученьѣ, причемъ Александръ Петровичъ опять исчислялъ по пальцамъ, сколько лѣтъ онъ провелъ въ гимназіи, сколько -- въ университетѣ. Но всѣ эти аргументы не убѣдили Дудочкина. На его лицѣ появилось очень хитрое выраженіе. Онъ даже взялся за шапку и, прищуривъ свои узенькіе глаза, такъ посматривалъ на моего пріятеля, какъ будто бы хотѣлъ надъ нимъ потѣшиться.
-- Ну, двѣсти рубликовъ... а? двѣсти... а? довольно будетъ?
-- Тысяча и ни копейки меньше.
-- Ну, такъ и быть -- двѣсти пятьдесятъ! за глаза, право, за глаза!
Но Александръ Петровичъ стоялъ на своемъ и вызывающимъ образомъ посматривалъ на Дудочкина.
-- Какъ вамъ угодно, какъ угодно! съ видомъ сожалѣнія говорилъ послѣдній: -- а и двѣсти пятьдесятъ -- деньги большія... Подитка, наживи ихъ...
-- Тысяча!
-- Да, и двѣсти пятьдесятъ на землѣ не поднимешь! Надо бы брать. А впрочемъ, вѣдь вы, Александръ Петровичъ, можетъ, съ меня по условію всѣ взыщете?
Мой пріятель, вмѣсто отвѣта, вынулъ изъ кармана какую-то бумажку, поднесъ ее на мгновеніе къ глазамъ Дудочкина и затѣмъ съ самымъ спокойнымъ видомъ изорвалъ на мелкіе клочья.
-- Вотъ ваше условіе, отрѣзалъ онъ.
Дудочкинъ сначала остолбенѣлъ, но потомъ въ глазахъ его засвѣтилась самая непритворная радость, и онъ съ веселымъ смѣхомъ кинулся изъ кабинета.
-- Значитъ, въ разсчетѣ? хи, хи... Прощенья просимъ! доносились до меня его восторженные возгласы. Но вдругъ онъ взглянулъ въ находящіяся въ его рукахъ бумаги и мгновенно притихъ. Выраженіе его лица измѣнилось, и даже всегда бѣгающіе по сторонамъ глаза остановились.
-- А какъ-же, Александръ Петровичъ, документикъ? бормоталъ онъ.
На этотъ разъ изумился уже мой пріятель.
-- Какой документикъ?..
-- Какъ какой... Вы вѣдь отъ меня получили -- о товарѣ?
-- Не помню.
-- Помилуйте, такъ нельзя-съ... Я сейчасъ къ прокурору, попробовалъ-было Дудочкинъ. Но эта угроза вызвала только самый веселый хохотъ со стороны Александра Петровича.
-- Къ прокурору!.. Ха, ха, ха! Да хоть къ тремъ, хоть къ четыремъ, другъ любезный! Гдѣ росписка, что я взялъ документъ?
-- Помилуйте! онъ у васъ въ карманѣ...
-- Въ карманѣ! Мало ли что у меня въ карманѣ... Что-же вы стойте? Вѣдь ужъ простились... до свиданья!
Но Дудочкинъ неподвижно стоялъ на мѣстѣ и только покачивалъ головой. Нѣсколько секундъ погодя, Александръ Петровичъ уже считалъ деньги.
-- Пятьсотъ, шестьсотъ... Коли и еще дѣло будетъ, Егоръ Ефремычъ -- но забывайте! заходите.
Дудочкинъ, съ своей стороны, увѣрялъ, что онъ хотѣлъ только пошутить, предлагая 250 р. вмѣсто тысячи, и обѣщался непремѣнно придти съ новыми дѣлами.
-- Ужъ и мастеръ же вы, Александръ Петровичъ! хвалилъ онъ.
-- Я бы могъ еще больше съ васъ запросить, да не хочу. Уговоръ помню, отвѣчалъ мой пріятель.
Нѣсколько дней сряду Александръ Петровичъ ходилъ внѣ себя отъ восторга и всѣмъ, и каждому разсказывалъ о своемъ подвигѣ.
-- Надуть хотѣлъ, хохоталъ онъ: -- да нѣтъ, братъ, постой!
И онъ пускался въ самыя подробныя объясненія. Оказывалось, что Дудочкинъ въ попыхахъ на судѣ передалъ Александру Петровичу какой-то очень важный контрактъ, которымъ мой пріятель потомъ и воспользовался. Если кто нибудь изъ неопытныхъ замѣчалъ, что, поступая такимъ образомъ, Александръ Петровичъ на будущее время потерялъ кліента, то пріятель мой только хохоталъ и съ веселымъ подмигиваніемъ увѣрялъ, что отъ Дудочкина, напротивъ, ему не будетъ отбоя. И онъ былъ правъ. Дѣйствительно, не только самъ Егоръ Ефремычъ не обходилъ съ дѣлами моего пріятеля, но даже слалъ къ нему всѣхъ своихъ родныхъ и знакомыхъ.
Изрѣдка, мы вмѣстѣ ходили въ судъ. Тамъ въ залахъ и корридорахъ происходило какое-то вавилонское столпотвореніе. Летали юркіе писцы съ ворохами бумагъ подъ мышкой, съ сознаніемъ собственнаго достоинства двигались шитые мундиры, толпились сюртуки, чуйки, жалась къ сторонкѣ сермяжные кафтаны, и среди всего этого разнороднаго люда ловко шныряли по всѣмъ направленіямъ черные фраки съ толстыми портфелями въ рукахъ. Въ судѣ Александръ Петровичъ совершенно измѣнялся. Здѣсь онъ нетолько не жаловался на недостатокъ дѣлъ, но напротивъ, ловко помахивая своимъ портфелемъ (въ которомъ зачастую была только одна чистая бумага), на право и на лѣво хвасталъ, что не знаетъ, какъ отдѣлаться отъ кліентовъ. Онъ точно нырялъ въ этой толпѣ, наполняющей корридоры, появляясь то тамъ, то сямъ, прислушивался, нюхалъ воздухъ и имѣлъ такой видъ, что, кажется, только стоило махнуть кредитной, чтобы онъ устремился куда угодно. Онъ удивительно напоминалъ мнѣ въ это время тѣхъ барынь, которыя въ извѣстные часы тащатъ свои хвосты по тротуарамъ Кузнецкаго Моста, стрѣляя во всѣхъ проходящихъ мужчинъ глазами.
Летая по суду, онъ былъ весь слухъ и вниманіе, а потому ежеминутно указывалъ мнѣ на что нибудь замѣчательное.
-- Тс... Василій Владимірычъ идетъ! вдругъ раздавался надъ моимъ ухомъ его благоговѣйный шопотъ, и онъ начиналъ раскланиваться съ толстенькимъ на коротенькихъ ножкахъ адвокатомъ, который, повертывая во всѣ стороны свою лысую голову и немилосердно гримасничая, торжественно двигался по корридору.-- А вчерашнее ваше дѣльце, Василій Владимірычъ, очень интересно!
Василій Владимірычъ на минуту останавливалъ на моемъ пріятелѣ глаза, потомъ вдругъ прищуривалъ ихъ и какъ-то странно скривлялъ на бокъ все лицо.
-- Интересно? А-а!.. Удивляюсь, какія это такія дѣла интересны! изрекалъ онъ хриплымъ, словно съ перепоя пропавшимъ голосомъ: -- я знаю только одно: есть дѣла денежныя и денежныя!
При послѣднихъ словахъ, онъ вдругъ придавалъ своей физіономіи кислое выраженіе и, показавъ кукишъ (что должно было изображать, какъ цѣнитъ безденежныя дѣла Василій Владимірычъ) слѣдовалъ дальше.
Мой пріятель заливался смѣхомъ и, поглядывая вслѣдъ знаменитому адвокату, цѣлыхъ полчаса повѣствовалъ мнѣ объ его подвигахъ.
-- Его, можетъ быть, разъ двадцать судили, хвасталъ Александръ Петровичъ.-- Да не скоро его поймаешь! Умница. Въ сколькихъ ученыхъ обществахъ онъ состоитъ членомъ, да еще почетнымъ!
Въ восторгѣ отъ доблестей Василія Владимірыча, мой другъ крутилъ головой. Его вниманіе привлекалъ другой адвокатъ, который лебезилъ около купца, очевидно, стараясь убѣдить его въ чемъ-то.
-- Я бы на вашемъ мѣстѣ, я бы показалъ имъ!..
-- Боязно, сомнѣвался купецъ:-- а ну какъ судебныя издержки...
-- Нѣтъ-съ. Въ этакомъ дѣлѣ не откажутъ-съ! Если ловкому адвокату... Вы только то возьмите: росписки у него нѣтъ.. Не получалъ да и только.
-- А если съ присяжными... Ха, ха!
Адвокатъ презрительно свисталъ и, бросивъ на окно портфель, начиналъ вычислять по пальцамъ всѣ шансы на выигрышъ дѣла...
-- Вотъ тоже и Матвѣй Иванычъ совѣтуетъ, самъ набивается, замѣчалъ купецъ, очевидно, колеблясь.
-- Матвѣй Иванычъ! Да развѣ онъ что-нибудь понимаетъ! Матвѣй Иванычъ! Да я бы ему самаго простого дѣла не повѣрилъ! Нѣтъ, вы выберите кого нибудь другого. Вотъ я недавно этого самаго Матвѣя Иваныча отдѣлалъ...
Александръ Петровичъ живо смекалъ, въ чемъ дѣло, и я ясно читалъ въ его глазахъ зависть къ ловкому адвокату.
-- Отъ платежа подбиваетъ отказаться, сообщалъ онъ мнѣ:-- и подобьетъ...
Мимо насъ проходилъ новый адвокатъ съ какимъ-то кліентомъ, повидимому, землевладѣльцемъ.
-- Нѣтъ-съ, мы это иначе подстроимъ, торопливо говорилъ адвокатъ: -- я этого Каплунова знаю... Нравственная подкладка! Прекрасно-съ. Такъ мы по другому отдѣленію махнемъ ваше дѣльце.