Съ роскошными золотыми кудрями, красавецъ-ребенокъ, въ бархатной курточкѣ и кружевахъ, любовался на себя въ большое трюмо, въ гостинной. Это былъ общій любимецъ, окруженный гувернантками и боннами. Все было употреблено къ тому, чтобы дать ребенку самое элегантное, самое изысканное воспитаніе и развить его способности. Всевозможныя игры, педагогическія забавы примѣнялись къ нему; языки сами усвоивались въ болтовнѣ съ гувернерами, все ему давалось легко и безъ затрудненій. Все спѣшило помочь ему.
Ребенокъ выходилъ съ одной стороны балованный, ему льстили и давали массу наслажденій, во, съ другой стороны, свѣтская дисциплина, извѣстный режимъ, сдерживалъ его излишнюю дѣтскую игривость. Ему позволялось проявлять игривость на столько, на сколько позволяло приличіе, и на столько, на сколько это развивало грацію.
Жоржъ было 12 лѣтъ, онъ смотрѣлъ умнымъ и замѣчательнымъ мальчикомъ. Онъ обладалъ свѣтскостью, лоскомъ, граціей, къ нему ходили учителя, стараясь возможно популярнѣе и безъ усилій вложить ему "различныя познанія". Мальчикъ обладалъ хорошими способностями и быстро все схватывалъ. Окружающая среда этому способствовала. Отецъ его былъ европейски образованный человѣкъ. Какъ Жоржъ получалъ лучшія конфекты отъ Рабона, такъ привыкалъ онъ и къ самой изысканной умственной пищѣ. Съ возрастомъ гувернантки отошли на второй планъ за гувернерами, но продолжали ласкать эту хорошенькую головку, кладя ее къ себѣ на колѣни и иногда страстію цѣлуя. Да и нельзя было не любить Жоржа: онъ умѣлъ превосходно располагать къ себѣ, онъ умѣлъ обольстить всѣхъ, вымолить все, что ему хотѣлось, Рано онъ научился наблюдать и знать всѣ слабости окружающихъ. Рядомъ съ умомъ у него проявилась замѣчательная хитрость.-- "Ахъ какой хитрый!" восклицали гувернантки, когда онъ проводилъ бѣдную сестренку, или заставлялъ родителей надѣлать ему уступокъ... Жоржъ выходилъ ужасный лакомка и баловень. Когда ему не давали конфектъ и лакомствъ, онъ вымаливалъ ихъ и дѣлалъ милую рожицу, такъ что невольно хотѣлось уступить. Въ случаѣ недостиженія результата, онъ нервничалъ, капризничалъ, плакалъ и угрожалъ. Ему легко уступали. Только мать относилась строго къ капризамъ и иногда лишала Жоржа желаемаго. Получивъ непріятность, Жоржъ, однако, не могъ примириться съ мыслью не удовлетворить аппетитъ, какъ онъ только являлся, и быстро научился обходить запретъ. Онъ тихонько залѣзалъ и бралъ то, что желательно. Такъ онъ рано пріобрѣталъ конфекты, а послѣ запрещенные романы въ шкафу отца. По удовлетвореніи аппетита, онъ былъ смиренъ, и никто въ немъ порывовъ не замѣчалъ. Напротивъ, онъ былъ милъ, игралъ какъ котенокъ и только располагалъ къ себѣ.
Въ 18 лѣтъ Жоржъ былъ красавцемъ и пережилъ юношескій возрастъ. Будучи еще 12 и 14-лѣтнимъ мальчикомъ онъ умѣлъ сходиться съ гувернерами и учителями. Всѣ ему уступали. Наконецъ, онъ былъ уже студентъ. Онъ любилъ безъ умолку говорить за общимъ обѣдомъ, мѣтко острилъ, схватывалъ все на лету, много зналъ. Въ домѣ отца собирались ученые, литераторы и онъ зналъ послѣднюю политическую новость, послѣдній европейскій романъ. Въ университетѣ за способности былъ на лучшемъ счету. Дома онъ велъ себя джентльменомъ, былъ услужливымъ кавалеромъ, легко ухаживалъ за дѣвицами, но никогда не надоѣдалъ и не показывалъ себя влюбленнымъ, хотя любилъ, чтобы въ него влюблялись, и. онъ влюблялъ въ себя. За стѣной дома онъ отдавался необузданно удовольствіямъ съ товарищами. Запретнаго для него ничего не было. Темпераментъ подвижной и страстный увлекалъ его. Онъ зналъ всѣ гулянья, удовольствія, лучшіе рестораны и самыхъ красивыхъ женщинъ. Жизнь предъ нимъ раскрывалась и пользоваться ею все располагало. Отецъ и мать уже не входили въ его интимную жизнь. Имъ казалось неудобнымъ и напраснымъ контролировать молодаго человѣка. Конечно, всѣ эти удовольствія требовали только порядочной суммы карманныхъ денегъ, но отецъ стоялъ у хорошаго дѣла и денегъ не считалъ. Онъ по зналъ даже, сколько онъ передавалъ Жоржу, а Жоржъ, кромѣ того, бралъ еще у конторщика на книги, атласы и т. п. У пріятелей тоже Жоржъ привыкъ занимать, но и самъ обливалъ ихъ шампанскимъ, не считая долговъ. Онъ оканчивалъ курсъ въ университетѣ въ чаду удовольствій. Диссертація далась легко, онъ написалъ ее бойко въ три вечера, и всѣ признали его талантливымъ. Онъ былъ юристъ и мечталъ о широкой карьерѣ, о литературной славѣ, о большихъ коммерческихъ предпріятіяхъ. Онъ обставилъ себя превосходно, сдѣлался тотчасъ же блестящимъ адвокатомъ, принялъ участіе во множествѣ литературныхъ предпріятій и былъ принятъ въ избранномъ кругу.
Отецъ вполнѣ довѣрился ему. Несомнѣнно, онъ обладалъ даровитымъ и прекраснымъ сыномъ. Окружающіе, мать, сестры, родные, любовались на него. Онъ былъ, выдающійся дѣятель, способный къ широкимъ дѣламъ. Онъ говорилъ съ отцомъ уже какъ равный о всѣхъ его предпріятіяхъ и въ то же время зналъ всю непрактичность отца, всю его довѣрчивость къ людямъ, за что старикъ платился, но никогда не выражалъ ни жолчи, ни озлобленія. Это былъ сердечный, добродушный старикъ. Жоржъ былъ не таковъ. При всемъ баловствѣ, онъ не желалъ жертвъ для другихъ, онъ не хотѣлъ быть неразборчиво добрымъ. Онъ былъ прекраснымъ и великодушнымъ пріятелемъ, но въ тоже время онъ намѣчалъ себѣ практическую дорогу дѣльца. Отецъ видѣлъ дѣловыя наклонности сына и радовался, что у него больше расчета и практичности-качествъ, которыми самъ онъ не обладалъ. Съ карандашомъ въ рукахъ онъ сидѣлъ у отца въ кабинетѣ и дѣлалъ ему выкладки, какъ выгодно вступить въ одно акціонерное предпріятіе. Отецъ уступалъ. Но первые шаги были не особенно удачны. Сынъ, видимо, рисковалъ, онъ утопилъ значительное состояніе отца. Старикъ хотѣлъ упрекнуть сына, но тотъ отнесся шутя и смѣялся.-- "Помилуйте, папаша, не одни мы лопнули. Расчетъ былъ вѣренъ -- случайность, мы поправимъ дѣло".-- Начались опять тирады объ акціяхъ и облигаціяхъ. По отецъ уже начиналъ сомнѣваться въ дѣловитости сына. Онъ казался ему легкомысленнымъ и неосторожнымъ, но въ дѣтской откровенности его трудно было сомнѣваться. Однако явились весьма странныя совпаденья. Разъ сынъ явился очень разстроеннымъ. Когда отецъ спросилъ его, отчего онъ не въ духѣ, Жоржъ разразился жалобами на несчастную профессію. Быть юристомъ и адвокатомъ для него было невыносимо.-- "Представьте, говорилъ онъ:-- я въ качествѣ повѣреннаго долженъ предъявлять иски, не смотря ни на какія обстоятельства безъ всякой человѣческой жалости. Вы знаете такого извѣстнаго писателя?.."
Старикъ поднялъ отъ изумленія глаза. Это было извѣстное имя во всей литературѣ.-- "Неужели долженъ, и искъ?!.."
-- Да, и ничтожная сумма, но я долженъ описывать. Сердце сжимается отъ жалости.
Старикъ поблѣднѣлъ.-- Постой, Жоржъ, нельзя ли спасти?-- Деньги!-- горько пожалъ плечами сынъ.-- Ахъ какъ это скверно! Сколько говоришь?-- Сынъ сказалъ сумму. Старикъ полѣзъ въ столъ.-- "Отдай! сочтемся," -- сказалъ великодушный старикъ. Сынъ бросился со слезами благодарить отца.
-- Спасибо тебѣ,-- сказалъ отецъ:-- что ты далъ мнѣ возможность сдѣлать это.
Чрезъ нѣсколько мѣсяцевъ старикъ изъ разговора съ однимъ пріятелемъ узналъ, что дѣла извѣстнаго писателя поправились; у старика касса была плоха, онъ рѣшился напомнить деликатно объ оказанной услугѣ,-- какъ вдругъ, къ своему удивленію, получилъ отъ извѣстнаго писателя сухое письмо съ полнѣйшимъ недоумѣніемъ, когда и чѣмъ онъ обязанъ былъ отцу извѣстнаго адвоката. Задумчивый и мрачный старикъ въ этотъ день встрѣтилъ сына и позвалъ въ кабинетъ.
-- Что это значитъ, Жоржъ?-- спросилъ онъ, показавъ письмо.
Взглянувъ на надпись, блестящій адвокатъ поблѣднѣлъ, съежился, но затѣмъ быстро онъ изобразилъ мольбу, ласку... Началось безсвязное объясненіе. Какія-то обстоятельства, искъ угрожалъ не писателю, а Жоржу, но, не желая огорчить, не желая отравлять, онъ рѣшился...
Старикъ ничего не понималъ.
-- Но зачѣмъ же эта ложь, этотъ обманъ?-- Старикъ не зналъ, что Жоржъ давно прибѣгалъ къ этимъ средствамъ, онъ прибѣгалъ къ нимъ съ малолѣтства. Старикъ еще взялъ документъ и бросилъ на столъ передъ сыномъ дрожащей рукой. Это былъ уже вексель на имя отца съ фальшивою подписью сына.
-- Папаша! Простите! Я безконечно виноватъ, не оправдываюсь... Онъ хотѣлъ склониться тихонько на колѣни и ловилъ руку.
Но рука была холодна. Старикъ выдернулъ ее. Онъ закрылся руками.
-- Жоржъ, Жоржъ, что ты со мной сдѣлалъ!-- промолвилъ, рыдая, старикъ. Онъ чувствовалъ, что сынъ его былъ завзятый обманщикъ, способный на все. Открылось, что это быль лжецъ и лицемѣрный негодяй. Старикъ вспомнилъ, какъ лебезилъ этотъ ребенокъ и цѣловалъ его руки и плакалъ, когда отецъ поймалъ его въ дѣтствѣ въ своемъ кабинетѣ и уличилъ въ похищеніи какого-то пустяка. Это было начало, предъ нимъ теперь открылась цѣлая масса мелочей. Онъ вспомнилъ, какъ у матери была украдена дорогая брошка и какъ Жоржъ увѣрялъ, что это взяла горничная, которой отказали. Онъ вспомнилъ массу темныхъ исторій, гдѣ игралъ сомнительную роль Жоржъ, но это раньше не приходило ему въ голову.
Все передумалъ старикъ въ то время, когда Жоржъ кидался на кресло, позировалъ и, наконецъ, схвативъ шляпу, скользнулъ изъ кабинета.
Послѣ этого чрезъ нѣсколько дней, старикъ, повидимому, совершенно спокойно и безъ малѣйшаго удивленія вынесъ визитъ одного виднаго лица по судебному вѣдомству, который долго подготовлялъ его, деликатно подходилъ и, наконецъ, сообщилъ "непріятную вѣсть", что сыну его и блестящему адвокату угрожаетъ непріятный процессъ. Старикъ поникъ головою,-- этого должно было ожидать.
Открылся судъ, выплыло дѣло о растратѣ довѣренныхъ денегъ и подлогѣ.
Жоржъ позировалъ на судѣ и казался убитымъ, что немѣшало ему подтасовывать статьи въ свою пользу. Выплыла масса компрометирующихъ подробностей.
-- Это лицо быль не уличный воръ, это лицо съ прекраснымъ воспитаніемъ, изъ благородной и честной семьи, самъ семьянинъ, недавно женатый, при блестящемъ положеніи и съ талантами, надѣленными Богомъ. Что побуждало его къ преступленію, къ растратѣ и подлогамъ? Нужда, горе, безвыходность, какъ другихъ?-- говорилъ прокуроръ.-- Нимало, господа судьи, этотъ человѣкъ велъ шикарную жизнь и бросалъ чужія деньги для наслажденій. Этотъ молодой женатый человѣкъ держалъ блестящихъ содержанокъ. Свѣтскимъ блескомъ, манерами, своимъ краснорѣчіемъ онъ прикрывалъ свои пороки, свои страсти, грязнѣйшія побужденія и приличнымъ видомъ обманывалъ довѣріе другихъ. Онъ пользовался, какъ юристъ, своими знаніями, чтобы дѣлать подлоги, растраты... что говорить за снисхожденіе къ нему?
А Жоржъ сидѣлъ въ живописной позѣ убитаго горемъ "героя дня", готовился къ трогательной защитѣ, дѣлалъ мину, возбуждающую жалость, придумывалъ эффекты и фокусы, чтобы еще разъ надуть публику. Это былъ тоже "шпанка" только другой среды. Въ типѣ простаго арестанта, выставленнаго въ прошломъ очеркѣ, и этого джентльмена трудно не найти общихъ чертъ, а вѣдь, повидимому, какая огромная разница въ обстановкѣ и воспитаніи!..