Есть у меня пріятель. Живемъ мы на разныхъ концахъ свѣта, повидимому, намъ другъ до друга нѣтъ никакого дѣла, а онъ -- нѣтъ, нѣтъ, да и царапнетъ меня. Особенно онъ любитъ прохаживаться насчетъ Сибири и моихъ земляковъ, зная мою чувствительную струну, и видимо бываетъ весьма доволенъ, если удастся ему меня, такъ сказать, уязвить.
-- Это вѣдь онъ увѣряетъ, что вотъ у нихъ Италія тамъ,-- тыкаетъ онъ въ меня пальцемъ:-- а въ этой Италіи я былъ-съ: 40о морозу, птица на лету мерзнетъ...-- разсказываетъ онъ слушателямъ.
-- И лѣтомъ?-- спрашиваетъ кто-то изумленно.
-- И лѣтомъ морозъ, -- храбро говорить этотъ пріятель,-- круглый годъ морозище, а они... Италія!.. Тундра, глушь, трущоба невообразимая! Никого, кромѣ каторжниковъ и медвѣдей, нѣтъ... Города! какіе это чортъ города! Знаете, въ одной гостинницѣ мнѣ подали замороженную сырую рыбу... а они ѣдятъ-съ,-- ткнулъ онъ опять въ меня.
Слушающіе обыкновенно послѣ этого бросали на меня улыбку сожалѣнія. Я дивился сначала нахальству этого человѣка, который своимъ слушателямъ городилъ всякую околесицу и ниспровергалъ элементарныя истины географіи. Выпаливъ "40о морозомъ" и огорошивъ имъ наивнаго слушателя, онъ наслаждался эффектомъ. Слушателемъ его былъ обыкновенно средній русскій человѣкъ, который географіи не учился, о метеорологіи понятія не имѣлъ, а любилъ почерпать всѣ свѣдѣнія объ отечествѣ отъ встрѣчной бабы, отъ баньщика или отъ половаго. Такой слушатель обыкновенно свистѣлъ отъ изумленія и развѣшивалъ уши.
Узнавъ съ перваго раза въ этомъ просвѣтителѣ и распространителѣ свѣдѣній о Сибири извѣстнаго Ноздрева, я не думалъ опровергать его и жалѣлъ только о тѣхъ, кто былъ на столько бѣденъ умственно, что самого Ноздрева могъ принимать за провозвѣстника истины и свѣта.
Наглости Ноздрева нечего было дивиться, опровергать его совершенно было напрасно, ибо онъ безъ всякой совѣсти начиналъ настаивать на своемъ и даже въ видѣ убѣдительности прибавлялъ еще вдвое. Что ему сдѣлала Сибирь у какое ему было дѣло до нея, я не зналъ, но онъ имѣлъ ка кой-то зубъ противъ сибиряковъ.
Особенно онъ не могъ выносить никакой похвалы ей никакой защиты ея интересовъ. Когда съ теченіемъ времсш начали у Сибири подниматься вопросы, касающіеся ея гражданской жизни, этотъ пріятель поднялся на дыбы и не могі переносить ихъ даже въ принципѣ.
-- Вопросы! Какіе тамъ вопросы!-- фыркалъ онъ:-- у самоѣдовъ-то... вопросы!
Въ своихъ воззрѣніяхъ онъ откровенно заявлялъ, что всѣинородческія племена должны "передохнуть", и жалѣть ихъ нечего. О мѣстномъ же русскомъ населеніи онъ рѣшалъ, чт" ему нужны "ежовыя руковицы" и хорошая синельниковска палка, и больше ничего.
-- На что имъ университетъ! Кіо въ немъ учиться будетъ? Кто къ нимъ поѣдетъ изъ профессоровъ?-- задавалъ онъ вопросы.-- Никого у нихъ въ университетѣ не будетъ! Знаете,-- въ видѣ аргумента прибавлялъ онъ:-- мнѣ одинъ сибирскій купецъ говорилъ (въ другихъ случаяхъ онъ также авторитетно употреблялъ фразу: "А вотъ мнѣ одинъ ярославскій половой въ трактирѣ разсказывалъ"), -- такъ этотъ сибирскій купецъ говорилъ: никакого намъ, говоритъ, университета не нужно, а вамъ нужны сапожники, столяры, маляры... а не университетъ. И это правда, -- прибавлялъ Ноздревъ: -- вѣдь у нихъ ничего тамъ не умѣютъ, только вѣдь ссыльные ремесленники ихъ одѣваютъ и обуваютъ.
-- Новый судъ, говорятъ, имъ нуженъ!-- также горячился благожелатель:-- да кто у нихъ будетъ присяжными?-- возьмите во вниманіе разстоянія, черезъ которыя придется вызывать свидѣтелей, напр., изъ Туруханска. Какъ этотъ судъ разъѣзжать будетъ -- на сабакахъ? Ха-ха-ха!
Такими отдѣльными загвоздками бойкій пріятель затемнялъ всякіе вопросы объ улучшеніи сибирскаго правосудія. Сначала онъ городилъ какую-то баррикаду изъ нелѣпостей въ умѣ своего слушателя, созидалъ огромный абсурдъ, построенный на лганьѣ, а затѣмъ, тыкая въ созданную имъ самимъ нелѣпость, торжествовалъ.
-- Земство!-- продолжалъ фыркать онъ:-- да изъ кого у нихъ будетъ земство? гдѣ у нихъ представители, гдѣ у нихъ "интеллигенція"?-- вѣдь у нихъ въ земствѣ кабатчикъ будетъ засѣдать, хорошо земство!
Во всѣхъ этихъ вопросахъ доброжелатель старался такъ подтасовать невѣжественныя представленія слушателя, что Сибирь, по мѣрѣ надобности, то являлась "снѣжной пустыней", то инородческимъ самоѣдскимъ царствомъ, то онъ старался внушить, что тамъ одни каторжные живутъ и т. п. Тщательно онъ только скрывалъ отъ слушателя, что это страна земледѣльческая, что гдѣ въ ней также хлѣбъ родится и люди живутъ, что тамъ уже гражданскій строй начинается и, кромѣ самоѣдовъ, волковъ и ссыльныхъ, есть свободное полноправное населеніе гражданъ, желающихъ жить также, какъ живутъ ихъ братья въ Европейской Россіи.
Говорить ему объ этомъ мѣшало предубѣжденіе къ сибирякамъ, онъ придумывалъ все, чтобы досадить имъ и отрѣзать мути ко всякой цивилизаціи, увѣривъ, что въ пустыню пока и вводить нечего. Но когда присутствовалъ при этомъ кто либо изъ сибиряковъ или бывавшихъ въ Сибири и заявлялъ, что сибиряки хотятъ того-то и того-то, то онъ открывалъ походъ противъ самаго населенія.
-- Эти сибиряки,-- говорилъ онъ съ убѣжденіемъ чистой души: -- развращенпѣйшій элементъ, кулаки-съ, наживали, смѣсь съ инородцами-съ; если есть и чистый русскій элементъ, то пріѣзжіе временно и ссыльные, по русскій элементъ какъ капля розовой воды распускается въ этой тинѣ, въ этомъ болотѣ. Ссыльный выше стоитъ сибирскаго населенія, онъ его цивилизуетъ...
-- Ну, а иногда поворовываютъ и обманываютъ...-- рѣшался иногда прибавить присутствующій сибирякъ.
-- Васъ обкрадываютъ, васъ обманываютъ!-- накидывается Ноздревъ:-- да вы сами всѣхъ чище обманете, они ссыльнаго готовы всякимъ способомъ притѣснять, соки изъ него выжать...
При такомъ неожиданномъ оборотѣ смирный сибирякъ обыкновенно терялся. Со всякимъ другимъ подобное сравненіе съ жуликомъ и воромъ могло бы навлечь непріятныя столкновенія. Но сибирякъ въ этомъ вопросѣ чувствуетъ себя робкимъ и предъ цивилизаторомъ возражать не смѣетъ. Ему можно доказывать, что онъ, не совершившій никакого преступленія, по нравственнымъ качествамъ хуже всякаго вора. Видя такое безпристрастіе и нелицепріятіе, онъ предпочитаетъ умолкнуть и только горькая усмѣшка блуждаетъ у него. Онъ слушаетъ оратора и думаетъ про себя: "вѣдь вотъ подумаешь, какъ вретъ-то безъ стыда и не треснетъ".
-- Но, позвольте, въ Сибирь ссылаютъ вѣдь разныхъ жуликовъ, карманниковъ, иногда убійцъ: какая же тутъ цивилизація?-- возражаетъ недоумѣвающій посторонній слушатель.
-- Отличнѣйшіе-съ люди! Помилуйте, они тамъ честнымъ трудомъ живутъ, прислуга -- все ссыльные, а сибирякъ только думаетъ о наживѣ!
Однако, вѣдь это странно: воровалъ, воровалъ и вдругъ сталъ олицетвореніемъ добродѣтели, и гдѣ же?-- въ Сибири, куда онъ явился голъ какъ соколъ!-- думаетъ слушатель.
-- Нѣтъ ничего удивительнаго!-- возражаетъ ораторъ.-- Вотъ я видѣлъ повара, изъ каторжныхъ, отличный поваръ, а въ Россіи 7 душъ убилъ, другой домомъ обзавелся, я самъ у него останавливался, съ семьей живетъ отлично, а въ Россіи воровалъ... Нѣтъ, вѣдь тамъ изъ нихъ выходятъ отличные люди. Да и сами посудите, вѣдь его воровать нужда заставила, развѣ безъ надобности онъ укралъ бы?..
Я всегда дивился этой перемѣнѣ взгляда на преступность и преступленіе, которая осѣняла заѣзжихъ людей, и та необыкновенная симпатія, которой они внезапно проникались къ людямъ, нравственныя качества которыхъ и поведеніе когда-то возмущали ихъ. Въ Россіи вамъ не случается слышать такой ярой защиты и такого примирительнаго взгляда по отношенію къ поступкамъ этихъ лицъ. Воръ такъ воръ, и воровство такъ воровство. Никто не будетъ говорить про убійцу, зарѣзавшаго съ цѣлію грабежа цѣлую семью, что это премилый человѣкъ и добрѣйшій, а порѣзалъ семью нечаянно... Если къ вамъ влѣзутъ въ Россіи въ окно, стянутъ золотые часы... вы возопіете и непремѣнно потребуете, чтобы этого человѣка куда нибудь спрятали, а не позволили ему лазить по чужимъ окнамъ. Но въ Сибири, встрѣчая того же самаго субъекта, заѣзжій человѣкъ вдругъ размягчается. Въ самомъ дѣлѣ, вѣдь этотъ человѣкъ болѣе въ окошко къ нему не лѣзетъ, а вонъ и домкомъ обзавелся, да и бифштексъ ему изготовилъ,-- острота преступленія изгладилась изъ памяти, чувства размягчаются, и вотъ начинается бесѣда.-- Какъ же это васъ сюда занесло?-- "Несчастный случай", "судьба", "попалъ по случайности", "по подозрѣнію", -- скажетъ одинъ, а другой и цѣлую чувствительную исторію разскажетъ, да еще какую занимательную.-- Ахъ бѣдный, бѣдный! А какъ вы живете?-- Плохо-съ, своими трудами, да сибиряки старожилы притѣсняютъ, -- скажетъ ловкій ссыльный, чтобы возбудить сочувствіе.
Пріѣзжій, встрѣчая въ первый разъ преступника, да еще человѣкъ чувствительный, весьма легко поддается на эти разсказы и исповѣди. Онъ не прочь записать ихъ, думая, что дѣлаетъ "психологическое открытіе", забывая одно, что человѣческія исповѣди не подносятся въ видѣ бифштекса и яичницы для угощенія первому встрѣчному. Человѣку, у котораго накопилось на душѣ много тяжелаго, нелегко высказываться, но заѣзжій не замѣчаетъ, что передъ нимъ излагается романъ. Три мушкатера". Вотъ источникъ всѣхъ ссыльныхъ повѣстей и разсказовъ о добродѣтеляхъ. Странно одно, что примиреніе съ фактомъ преступленія совершается на другой почвѣ. Отчего бы добрымъ людямъ, проникшимся новыми взглядами только въ Сибири, не отнестись также мягко съ самаго начала и не клеймить, не карать, не ссылать этихъ людей, пострадавшихъ невинно, по ихъ словамъ. Намъ извѣстно, что русское общество далеко еще не стоитъ на точкѣ зрѣнія, отвергающей вмѣняемость, смотрящей на всякое преступленіе съ точки зрѣнія причинъ, породившихъ его, и на преступника но всегда усвоиваетъ взглядъ какъ на общественную жертву. Разсказы самихъ преступниковъ не встрѣчаютъ здѣсь такого довѣрія, ибо рядомъ съ этимъ въ Россіи идетъ весьма точное слѣдствіе, и судъ (предоставляющій въ то же самое время всѣ средства къ оправданію), который констатируетъ иногда весьма некрасивые факты. Не подкрашенное преступленіе убійцы изъ-за денегъ, подлость, подлогъ возбуждаетъ негодованіе. Въ Сибири иное... Странно, что не закрадется здѣсь только сомнѣніе въ разсказанномъ, слушатель не подозрѣваетъ, что поваръ можетъ въ концѣ изъ самаго барина бифштексъ изготовить, что невинный человѣкъ, можетъ быть, по прежнему ночныя экскурсіи совершаетъ, а если и закрадется сомнѣніе, всякій подумаетъ: "да вѣдь онъ теперь не въ мое окно лазаетъ". Давая отчасти такое объясненіе особымъ симпатіямъ въ отношеніи преступныхъ элементовъ въ Сибири, я, однако, дивился, откуда мягкосердіе могло взяться у Ноздрева: онъ человѣкъ былъ несантиментальный. Симпатіи его мнѣ разъяснились впослѣдствіи лучше, когда я узналъ о его влеченіяхъ и карьерѣ.
Между тѣмъ, пока сибиряки безмолвствовали и молчаливо принимали всѣ упреки и обвиненія съ равнодушіемъ тюленей, люди заинтересованные распускали всевозможную ложь и нареканія на сибиряковъ. Среди ссыльныхъ были и не одни простолюдины, подкупавшіе сердца жалобными словами,-- ссылка имѣетъ своихъ "орловъ". Позднѣйшіе процессы дали настоящихъ уголовныхъ героевъ, представителей разныхъ аферъ, свихнувшихся юристовъ, героевъ банковъ, сонмъ "черной банды". Это были люди во фракахъ съ наточенными ногтями и скобленными пальцами для всякой игры, люди, ловко проникающіе въ общество и умѣющіе проводить свои взгляды.
Въ одномъ изъ сибирскихъ большихъ городовъ рядомъ съ шулерскими притонами ссыльныхъ сформировался цѣлый союзъ нѣкіихъ ссыльныхъ, высшихъ профессій аферистовъ, осужденныхъ за подлоги, за расхищенія и т. п. Они составили сливки и своего рода аристократію и рѣшились выдвинуться съ своимъ мнѣніемъ. Сначала эти "образованные люди" занимались въ сибирскомъ городѣ просто жульничествомъ, тяжбами, шантажомъ, а потомъ вдругъ возмнили себя цивилизаторами въ Сибири и съ дерзостью не менѣе Ноздревской начали проводить "взгляды и идеи".
Они даже начали создавать свою печать въ Сибири, главная цѣль ихъ явилась доказывать сибирское невѣжество и свое превосходство, и вмѣстѣ съ тѣмъ они начали выпускать всевозможные пасквили на сибирское общество. Ругать и травить сибиряковъ стало ихъ любимою тэмою, они начали распространять мнѣнія, что сибиряки -- ябедники, что они своекорыстны, что они эксплоатируютъ ссыльныхъ, что сибиряки "квасные патріоты* своей мѣстности (а они космополиты "зеленаго поля"). Что шайка людей постороннихъ, враждебныхъ обществу, готова была чѣмъ нибудь отмстить за свой позоръ и униженіе сибирякамъ,-- это было понятно. По удивительно, что ихъ мнѣнія и лганье начали получать поддержку у людей простодушныхъ. Не стѣсняясь никакими средствами, давно привыкнувъ играть фразами, словами, девизами, вѣчно подъ фальшивой маской, они вдругъ провозгласили себя сторонниками "русскаго дѣла" и представителями русскаго взгляда въ сибирской жизни. Это была уже неожиданная дерзость! Какъ будто до нихъ не было въ Сибири русскихъ людей. Подбирая "ягоды своего поля" во всей Сибири, немудрено, они завели сношеніясо всѣми героями одинаковой участи и встрѣтили сочувствіе, но они вводили въ заблужденіе и довѣрчивыхъ русскихъ людей, которымъ хотѣлось сказать:
-- Не компрометируйте, по крайней мѣрѣ, себя. ЧтоЧ можсте вы имѣть общаго съ Шуллерами? Какими цивилизаторами могутъ явиться ссыльные кассиры, адвокаты, сосланные за жульничество? Какое русское дѣло могутъ они защитить? Что общаго между "русскимъ дѣломъ" и людьми, ошельмованными, уличенными въ кражахъ, подлогахъ? Но въ то время, когда лучшіе честные русскіе люди отвернулись отъ сформировавшейся черной банды въ Сибири и но считали себя съ ней нимало солидарными, нашлись бойкіе люди, по сходству души начавшіе вторить имъ. Это были люди такого же аппетита, самые безцеремонные хищническіе элементы изъ заѣзжихъ цивилизаторовъ, явившіеся въ Сибирь срывать куши, нагрѣвать и спекулировать. Однородные элементы соединились.
Какъ только появились нападки на сибиряковъ и Сибирь, указанный пріятель пришелъ въ необыкновенный восторгъ и сталъ ими захлебываться. Онъ цѣдилъ изъ этого источника, изъ этой клоаки все пикантное. Я зналъ и прежде, впрочемъ, его особое расположеніе къ такимъ мѣстамъ, которыя другіе обходятъ. О Сибири я съ нимъ уже не говорилъ. "Оставь ты ее въ покоѣ,-- какъ-то я ему сказалъ:-- и безъ насъ она съ тобою проживетъ; если ты не благоволишь къ ней, то никто туда тебя не приглашаетъ, а если ты отъ нея будешь подальше, то даже очень обяжешь".
Но пріятель не унимался. Надояхъ, онъ съ торжествомъ принесъ новое произведеніе, вышедшее изъ враждебной сибирякамъ лиги. Въ этой статьѣ отстаивался энергично жульническій элементъ Сибири, и говорилось, что ссылка способствовала экономическому благосостоянію всѣхъ сословій Сибири. Когда бы не было ссыльныхъ,-- доказывала статья,-- сибирякамъ было бы ѣсть нечего, и въ доказательство приводилось, что генералъ Киндерманъ ранѣе кормилъ сибиряковъ только березовой корой. (И березовой кашей кормили!). "Теперешніе сибиряки, сами потомки ссыльныхъ,-- говорилось въ другой статьѣ, популяризировавшей первую, -- неохотно даютъ въ своихъ сословныхъ обществахъ пріютъ ссыльнымъ, отбывшимъ срокъ наказанія, именно потому, что предпочитаютъ эксплоатировать ихъ трудъ, какъ людей безпріютныхъ. Вообще грубый эгоизмъ отличительная черта сибиряковъ (sic!!), къ какому бы они званію ни принадлежали". Прочитавъ эту реплику я увидѣлъ карты знакомой подтасованной колоды.
-- Каково!-- воскликнулъ благопріятель съ торжествомъ:-- каковы неблагодарные сибиряки! Пользуются, эксплоатируютъ и жалуются еще, грубые эгоисты -- я давно говорилъ это, и "всѣ безъ исключенія, къ какому бы званію ни принадлежали",-- кинулъ онъ язвительный взглядъ въ мою сторону. Я понялъ, что послѣдняя фраза кинута для меня, чтобы я не ушолъ изъ рѣшета.
Мнѣ не хотѣлось возражать Ноздреву. Здѣсь что ни слово, то была подтасованная ложь. "Сибиряки потомки ссыльныхъ". Но кто же не знаетъ, что Сибирь завоевывали и колонизовали казаки и промышленные люди, что до сихъ поръ въ Сибири живетъ масса вольныхъ свободныхъ гражданъ. Но не учить же было Ноздрева! "Сибирякамъ безъ ссыльныхъ было бы ѣсть нечего". Кто не видалъ въ Сибири ссыльныхъ и бродягъ, кормящихся сибирскимъ подаяніемъ, кто не знаетъ, что ссыльные самые негодные работники, и никогда не были земледѣльцами, да и откуда явиться этому трудолюбивому элементу! Достаточно прочесть хоть очерки Короленко, который свидѣтельствуетъ, что даже якуты содержатъ ссыльныхъ, которые не умѣютъ жить своимъ трудомъ. "Сибиряки неохотно даютъ въ своихъ сословныхъ обществахъ пріютъ ссыльнымъ". Но любопытно знать, кто когда спрашивалъ сибиряковъ -- желаютъ ли они принимать ссыльныхъ, и что они могутъ дѣлать "неохотно", когда ссыльныхъ обязательно приписываютъ къ обществамъ?
Ссылка сибирякамъ выгодна, а они, видите, грубые эгоисты. Но если они грубые эгоисты, то имъ, конечно, надобно желать ссылки, а не протестовать противъ нея. Но Ноздреву все равно до противорѣчій!
Въ этихъ объясненіяхъ меня заняла не нелѣпость ихъ, не то, что сибиряковъ зачислили всѣхъ въ кругъ "грубыхъ эгоистовъ", не различая интеллигентныхъ отъ невѣжественныхъ, не различая категорій и сословій и т. д. Я зналъ давно подобное объясненіе, зналъ, что сибирское общество рабочее, промышленное общество, не имѣло въ средѣ своей "привиллегированнаго альтрюизма". Тамъ, гдѣ приходится не на чужой счетъ жить, а самому изыскивать средства, понятно развитіе эгоизма. Я охотно уступалъ всѣ чувства альтрюизма пріѣзжающимъ, напримѣръ, за отысканіемъ золота и всѣмъ, кто ѣхалъ цивилизовать Сибирь съ двойными прогонами и годовымъ невзачетъ жалованьемъ (сибиряки этой привиллегіей альтрюизма не пользовались). Я примирялся съ свойствомъ нашего эгоизма. Но меня въ данную минуту заняли послѣдствія. Ну, хорошо, эгоисты!-- сказалъ я:-- однако вѣдь это не значитъ, что мы воры и мошенники. Мало ли эгоистовъ на свѣтѣ,-- что же дальше?!
-- Я вотъ что!-- воскликнулъ Ноздревъ;-- вы, жесткіе эгоисты, жалуетесь на ссыльныхъ, а они еще мало васъ пробираютъ. Васъ надо почище еще проучить. Ссыльные правѣе васъ и добродѣтельнѣе. Нечего церемониться съ вами, эгоистами!
Признаться сказать, это было неожиданно.
-- Но вѣдь ты проповѣдуешь войну:-- замѣтили я Ноздреву на его нелѣпость:-- ты проповѣдуешь войну жуликовъ противъ свободныхъ честныхъ людей. Вѣдь ты натравливаешь ссыльныхъ, поощряешь ихъ обирать эгоистовъ, лѣзть въ окно, очищать шкатулки. Вѣдь это проповѣдь преступленія противъ мирнаго общества, какая же это цивилизація!
Отъ одной мысли я пришелъ въ ужасъ, увидя, къ чему вела проповѣдь ссыльной банды въ Сибири противъ сибиряковъ. Ноздревъ, конечно, меня не слушалъ.
Чрезъ нѣсколько дней я встрѣтился съ однимъ знакомымъ землякомъ и спрашиваю:-- Скажите, вы знаете цивилизатора Ноздрева? Изъ-за чего онъ Сибирь ругаетъ? За что онъ васъ ненавидитъ?
-- Да неужели же ты не понимаешь! Вѣдь у него у самого одно стремленіе -- куши срывать, а времена худыя, почвы нѣтъ, въ Россіи противъ хищенія пошли, суды подтягиваютъ. Вотъ онъ и злится. Зависть беретъ. А дай ему волю, онъ чище насъ окажется!
-- Такъ вотъ откуда эти предубѣжденія?-- воскликнулъ я.-- Не понимаю только, почему его при всемъ этомъ, однако, такъ Сибирь интересуетъ.
-- Да вѣдь онъ знаетъ, что ея не минетъ... сказала мнѣ землякъ.
-- Какъ такъ!-- воскликнулъ я.
-- Да у него ужъ дѣлишки есть, того гляди, сошлютъ...
-- Скажите, такъ вотъ откуда симпатіи-то къ извѣстнымъ элементамъ ссылки, къ ея "орламъ"! Онъ самъ среди нихъ будетъ, браво!!.. Ай да альтрюистъ!