Ядринцев Николай Михайлович
Кому масляница

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:


   

КОМУ МАСЛЯНИЦА.

(ФЕЛЬЕТОНЪ).

   По поводу недавнихъ обвиненій насъ въ несочувствіи желѣзнодорожнымъ прожектамъ, мнѣ припомнился цѣлый рядъ дебатовъ, споровъ, статей, сценъ и героевъ желѣзнодорожныхъ проектовъ, которыхъ я былъ свидѣтелемъ нѣсколько лѣтъ назадъ. Мнѣ припоминается, какую массу словоизверженій выслушалъ я, сколько проектовъ прочиталъ, сколько громкихъ фразъ на своемъ вѣку наслушался, по странно! послѣ всего этого я рѣшительно не почувствовалъ никакого желѣзнодорожнаго аппетита, а напротивъ почувствовалъ жестокую оскомину. Я былъ молодъ и слишкомъ-овѣстливъ, стыдливъ, чтобы думать, какой гешефтъ можно устроить изъ этого дѣла и чтобы войдти, въ концѣ концовъ, въ союзъ съ тѣми или съ другими претендентами, ну, хоть съ г. Губонинымъ. Я читалъ, провѣрялъ цифры, не обольщаясь поддѣльными фразами, ложнымъ паѳосомъ, подтасованной статистикой, а вдумывался и размышлялъ надъ экономическимъ значеніемъ этихъ проектовъ и особенно ихъ подкладкою. Признаться сказать, меня коробило, когда какой нибудь залихватскій малый взлеталъ на каѳедру и, потряхивая плечами, оралъ: "Господа! Предъ нами "золотой сундукъ", доберемся до золотаго сундука!" Я зналъ, что малый ошибется: собственно въ сундукѣ золота но найдется, а лежитъ тамъ рухлядь разная, инородческая звѣриная одежда да сермяжная мужицкая одежонка. Я зналъ это, какъ и то, что залихватскій малый не задумается простерегъ длань ина эту одежонку и барахло. Я не имѣлъ духу говорить о богатствахъ края, зная его бѣдность, я былъ стыдливъ и, сознаюсь, чувствовалъ брезгливость, видя стаю разныхъ спекуляторовъ, зайцевъ и аферистовъ безъ гроша въ карманѣ, людей, не знавшихъ ни интересовъ населенія, не имѣвшихъ элементарныхъ понятій ни о разстояніяхъ нашихъ, ни о краѣ, о которомъ судили,-- тѣмъ по менѣе предлагавшихъ финансовыя предпріятія, старавшихся что-то загрести и простиравшихъ руки къ чему-то. Я видѣлъ ихъ много лѣтъ въ залахъ разнымъ обществъ, на биржѣ, въ гостиныхъ, въ прихожихъ финансистовъ, администраторовъ, но у меня не хватало духу завести съ ними дружбу и продать имъ свою совѣсть. Наконецъ, они начали врываться ко мнѣ.
   Нѣсколько лѣтъ назадъ, измученный отъ всякаго рода непріятностей, надломленный отъ борьбы житейской, истощенный нуждой, я лежалъ больной въ своей квартирѣ. Голова моя кружилась, сердце останавливалось, послали за докторомъ. Въ это время раздался довольно безцеремонный звонокъ и въ квартиру, не смотря на отказы прислуги и родственниковъ, ворвался ко мнѣ очень развязный господинъ неопредѣленныхъ занятій, неопредѣленнаго званія, но съ апиломбомъ человѣка на всѣ руки, съ жирнымъ лицемъ, масляными глазами, развязнымъ языкомъ и довольно нечистымъ акцептомъ. Я долженъ былъ встать съ постели и дошелъ, шатаясь, до дивана.
   -- Что вамъ нужно, какое экстренное дѣло васъ привело?-- спросилъ я.
   -- Видите ли, я давно искалъ случая съ вами познакомиться,-- при этомъ бойкій господинъ сказалъ не-русскую фамилію:-- зная, что вы писатель и писали о Сибири; я же сочинилъ проектъ, великолѣпный проектъ, который дастъ большія деньги,-- мы будемъ другъ другу полезны. Вы будете писать въ газетахъ, я...
   -- Позвольте, я не занимаюсь никакими проектами, наконецъ, позвольте предупредить васъ, что я -- боленъ...
   -- Пять минутъ терпѣнія, пять минутъ,-- тараторилъ безцеремонный господинъ, усаживаясь въ кресло.-- Мой проектъ не похожъ на другіе. Всѣ проектируютъ желѣзныя дорогина старыхъ основаніяхъ, знаете -- эти концессіи, гарантіи, я же предлагаю дешевѣйшій способъ постройки, совсѣмъ особый.
   -- Позвольте, я не могу слушать, оставьте до другаго раза...
   Нѣтъ, вы поймите!...-- "акціи", "облигаціи" и всякая биржевая терминологія сыпалась съ неугомоннаго языка спекулатора, онъ краснѣлъ и вынималъ толстую тетрадь для того, чтобы читать...
   -- Я не могу васъ слушать, я боленъ, прошу васъ отложить... повторялъ я.
   -- Нѣтъ, вы позвольте, двѣ минуты -- и вы поймете. Б.... давно обилъ всѣ пороги коммерсантовъ, банкировъ, но его знаютъ и его слова не пользуются авторитетомъ. Я имѣю входъ къ министру N., вы будете популяризировать, я... Вы поймите: я, вы и министръ...
   -- Я не могу васъ слушать долѣе, ко мнѣ пріѣхалъ докторъ,-- сказалъ я.
   -- Когда же вы назначите время? Я прочту вамъ записку...
   -- Когда хотите, только не теперь... отбивался я, проклиная это нахальное посѣщеніи.
   -- Вы поймите -- какія выгоды!-- мы будемъ въ компаніи, я, вы и...
   Я захлопнулъ дверь. Со мной чуть не сдѣлалась нервная горячка. Мнѣ грезились эти жадныя, грязныя руки, этотъ акцентъ, эта нахальная болтовня о гешефтѣ... Чтобы избавиться разъ навсегда отъ его посѣщенія, я приказалъ не принимать его. Но онъ еще разъ явился, когда меня не было дома.
   -- Г-нъ Я -- ъ,-- кричалъ онъ: -- мнѣ назначилъ свиданіе по экстренному дѣлу!
   -- Его нѣтъ дома.
   -- Мнѣ его нужно видѣть. У насъ есть важное дѣло: мы условились -- министръ N., я и онъ!-- наступалъ развязный господинъ и лѣзъ безцеремонно въ спальную, которую насилу защитили. Таковы были встрѣчи съ этими бойкими людьми. Но я встрѣчалъ ихъ немало и въ бѣлыхъ перчаткахъ, и во фракахъ, нахальныхъ и вкрадчивыхъ, и всѣ они одинаково исполнены однихъ вожделѣній, съ которыми я ничего не имѣлъ общаго. Меня дивила ихъ наглость говорить о странѣ, интересовъ, экономической жизни которой они не знали. Иначе смотрѣлъ я. Мнѣ казалось, что я по имѣлъ права закрывать глаза на трезвую дѣйствительность, я не хотѣлъ вставлять очки, я не хотѣлъ говорить съ развязностью и не имѣлъ совѣсти говорить о жертвахъ народныхъ милліоновъ, о народномъ имуществѣ. Я не продалъ ни себя, ни родины этимъ спекуляторамъ, но оставлялъ за собою одно право неподкупнаго писателя. И вотъ за это, что я не шолъ въ стачку съ спекуляціей на государственные милліоны, я обвиняюсь нынѣ съ другими сибиряками, не увлекшимися спекуляціей, въ отсутствіи патріотизма и въ нежеланіи благъ цивилизаціи моей родинѣ. Зато всѣ спекуляторы и хищники, которые устраивали банковыя аферы и сосланы теперь въ Сибирь, явились нынѣ пропагандистами новыхъ государственныхъ затратъ и обширнаго гешефта въ странѣ ихъ ссылки. Тѣ же громкія патріотическія фразы и та же подкладка корыстныхъ жадныхъ вожделѣній, какъ и въ старыхъ герояхъ.

-----

   Какъ выгоденъ бываетъ желѣзнодорожный патріотизмъ, я убѣдился, прочтя о мздѣ, полученной однимъ желѣзнодорожнымъ ходатаемъ и дѣятелемъ. Читатель вашей газеты можетъ припомнить, что во время диспутовъ объ уфимско-челябинской дорогѣ, которой приписывалось значеніе для всей Сибири, если она будетъ продолжена чрезъ Киргизскія степи "по Горькой линіи" до Омска тысячи на полторы верстъ и затѣмъ еще тысячу верстъ на Томскъ,-- что во время этихъ диспутовъ фигурировалъ уфимскій представитель г. Волковъ, издавшій даже цѣлую брошюру, гдѣ доказывалось, что Сибирь и Россія выиграютъ отъ проведенія дороги на Уфу. Г. Волковъ былъ мѣстный голова, землевладѣлецъ и практическій человѣкъ, который, конечно, понималъ лучше всего благодѣянія отъ проектируемой линіи. Безъ сомнѣнія, онъ былъ одушевленъ самыми чистыми патріотическими стремленіями. Вотъ какъ характеризовала недавно одна газета безкорыстную дѣятельность на пользу общую этого радѣтеля:
   "Къ числу всеобъемлюще-умныхъ и неустанно энергичныхъ корифеевъ и воротилъ обывательской жизни, безспорно, принадлежитъ и уфимскій городской голова г. Волковъ. Любо читать, какъ онъ славно и остроумно околпачилъ не только городъ Уфу, но и всю Уфимскую губернію. Въ разное время г. Волковъ ѣздилъ изъ Уфы въ Петербургъ, преимущественно, но частнымъ дѣламъ князей Бѣлосельскихъ-Бѣлозерскихъ, которыхъ онъ былъ уполномоченнымъ. Это было еще до окончательнаго рѣшенія полемическаго спора въ административно-экономическихъ сферахъ о направленіи сибирской желѣзной дороги. Каждый разъ твердили ему на прощаніе:
   -- "Такъ ужъ, пожалуйста, батюшка, сдѣлайте милость, на счетъ дороги-то похлопочите. Вамъ тамъ виднѣе будетъ, что и какъ.
   -- "Хорошо, хорошо,-- обыкновенно отвѣчалъ г. Волковъ.-- Весь Петербургъ обойду. Будьте покойны.
   "Въ прошломъ году, какъ извѣстно, восторжествовало уфимское направленіе сибирской дороги. Уфимцы были внѣ себя отъ радости. Ликовалъ и г. Волковъ, но не "самоцѣльпо", не идеалистическимъ восторгомъ обывателя, привѣтствующаго, хлопая въ ладошки, первый паровозъ, а какъ житейски мудрый и чисто практическій дѣятель. У г. Волкова быстро созрѣлъ тонкій и прекрасный планъ, въ настоящее время уже сполна осуществленный и давшій ему 9 тысячъ рублей бенефиснаго сбора. Почтенный голова разсудилъ такъ: уфимская линія принята и утверждена; а такъ какъ я неоднократно ѣздилъ въ Петербургъ, то уфимцы должны мнѣ заплатить на выпавшее на ихъ долю благодѣяніе. Тутъ, конечно, г. Волковъ присвоивалъ себѣ власть и силу чуть не министерскую; но иначе ему никакъ невозможно было провести чужую воду на свою мельницу. Притомъ, онъ и уповалъ на человѣческое простодушіе, какъ на лучшаго пособника для исполненія своихъ предначертаній. И вотъ пошелъ г. Волковъ со сборною кружкою "на возмѣщеніе издержекъ по утвержденію дороги" изъ думы въ губернское земство. Это, конечно, очень мало вѣроятно. Это -- готовая фабула для чисто юмористической шутки. Это переноситъ насъ въ совершенно фантастическою страну патентованныхъ "головотяповъ", съ которыхъ можно взыскивать деньги даже за пѣніе соловьевъ въ рощахъ и за произрастаніе влаковъ на поляхъ. Но это -- несомнѣнный фактъ. Явился г. Волковъ въ уфимское вемство и говоритъ:
   -- "Мм. гг.! Я тутъ гость среди васъ, но вы -- мои нравственные должники. Вамъ нужно свести счеты... Въ ближайшемъ будущемъ свистки паровоза ("ура! ура-а!") огласятъ глухія чащи нашимъ дѣвственныхъ лѣсовъ и можно будетъ, не садясь на извозчика, проѣхать изъ Уфимской губерніи даже въ Португалію и дальше (попои "ура")... Милостивые государи! Я скроменъ. Я не буду приписывать исключительно себѣ всей чести этого великаго и славнаго дѣла. Оно не могло обойдтись безъ извѣстнаго вліянія петербургскихъ сферъ. Но я "потерялъ здоровье и средства за борьбу осуществленія вашей общей завѣтной мечты". Казань мнѣ не давала спать. Нерѣдко, ночью, я срывался съ постели и, надѣвъ халатъ и туфли, летѣлъ за 2,000 верстъ, въ Петербургъ. Я звонилъ у министерскихъ подъѣздовъ и кричалъ швейцарамъ: "не Казань, а Уфа!" Меня отстраняли, но я проникалъ въ тѣ же квартиры съ чернаго хода и кричалъ камердинерамъ: "не Казань, а Уфа!". Я даже участвовалъ въ одной увеселительной процессіи, въ копопопскомъ залѣ, въ пользу славянскаго фонда и песъ, переодѣтый тирольцемъ, исполинское знамя, на коемъ было начертано: "не Казань, а Уфа!". Я вошелъ въ особое соглашеніе съ петербургскимъ продавцомъ заморскихъ пѣвчихъ птицъ Муллертомъ, который обязался передъ много за соотвѣтственное, весьма высокое, вознагражденіе, обучать всѣхъ своихъ, преимущественно покупаемыхъ важными лицами, попугаевъ только и исключительно одной фразѣ: "не Казань, а Уфа!". И вотъ, наконецъ, совершилось... Не Казань, а Уфа! (оглушительныя рукоплесканія). Благодарю васъ... У всѣхъ насъ бьется одно сердце. Но я почти раззорилъ себя. Я восемь разъ ѣздилъ въ Петербургъ по вашему дѣлу. Каждая поѣздка обходилась мнѣ по меньшей мѣрѣ въ тысячу рублей. Не признаете ли вы теперь возможнымъ ассигновать восемь тысячъ рублей изъ запасныхъ суммъ въ возмѣщеніе издержекъ по утвержденію дороги...
   "И что же вы думаете?
   "Ассигновали, значительнымъ большинствомъ, восемь запасныхъ тысячъ и въ карманъ г. Волкова переложили".
   Не правда ли, какъ хорошо оплачиваются патріотическіе желѣзнодорожные подвиги? Конечно, послѣ всего этого приходится пожалѣть и устыдиться за свою непроницательность. Ясно, кому выпалъ постъ, а кому масляница.

-----

   Кстати по поводу масляницы. Одному изъ петербургскихъ фельетонистовъ пришла въ голову на масляницѣ оригинальная фантазія предложить читателю прогуляться въ мѣсто скорби и печали -- въ здѣшній (петербургскій) домъ предварительнаго заключенія, въ эти chambres garnies, гдѣ обитало столько петербургскихъ знаменитостей, увѣковѣчившихъ свои имена не хуже покойнаго Герострата.
   Вотъ какъ описываетъ фельетонистъ печальный пріютъ:
   "Одиночныя камеры -- узкія длинныя комнаты съ окномъ подъ потолкомъ. Койка, стольчакъ, откидная желѣзная доска, служащая столомъ, и другая такая же поменьше, служащая стуломъ -- вотъ и все убранство камеры. Гулакъ-Артемовская хотѣла дополнить убранство своей камеры ковромъ; по ей не позволили. Въ дверяхъ устроено потайное оконце, въ которое, незамѣтно для арестанта, его можетъ наблюдать надзиратель. Въ нижнемъ этажѣ корридора помѣщаются "комнаты для присяжныхъ повѣренныхъ", т. е. для свиданій защитниковъ съ подсудимыми. Одинъ адвокатъ, прочтя надпись, съострилъ: "однако вы для насъ много камеръ заготовили; надѣетесь заполучать въ изобиліи квартирантовъ изъ нашего сословія". Однако, слава Богу, единственнымъ обитателемъ дома изъ среды присяжныхъ повѣренныхъ былъ лишь Коршъ, теперешній воротила одной сибирской газеты "патріотическаго" характера и правая рука мѣстнаго помпадура! ("Минута" 13-го февраля, No 41).
   Да, грустно, вѣрно, въ этомъ зданіи проводилась масляница. но послѣ этого мнѣ нарисовалась картина масляницы въ большомъ губернскомъ городѣ Сибири. Городъ кишитъ масляничными увеселеніями: въ собраніи блины, затѣмъ катанье, вечеромъ театры и маскарады. Въ первыхъ рядахъ, предаваясь всѣмъ удовольствіямъ и дирижируя ими, фигурируютъ нѣкіе люди, вынесшіе, постъ въ предварительномъ. Съ хохотомъ мчатся они теперь на парныхъ саняхъ съ своими дамами. Они рисуются въ обществѣ, которое но знаетъ, какъ встрѣчать этихъ героевъ, апплодировать ли имъ за ихъ подвиги, или отвертываться.
   Вотъ одинъ изъ этихъ воротилъ, устроивъ у себя журъ-фиксъ и собравъ червонныхъ валетовъ, хвастается предъ ними, что у него въ рукахъ всѣ дѣла изъ губернской канцеляріи, дѣла по статистическому комитету, контролю и т. д. Другой бывшій банковскій хищникъ, юзъ и старая лиса, подвергаетъ критикѣ мѣстные суды. Вотъ кто-то изъ нихъ строчитъ передовую статью. "Разъ общество не въ состояніи соединить въ своемъ умѣ теоретическую и практическую точку зрѣнія, оно является неспособнымъ къ постепенному прогрессу (ихъ практическая точка зрѣнія подразумѣвается). Таково было положеніе французскаго общества въ XVIII вѣкѣ. Токвиль талантливый изслѣдователь этого времени говоритъ"... {Извлеченіе изъ одной передовой статьи культуртрегерской газеты.}. Эти герои, видите, здѣсь почувствовали свое призваніе, они "проводятъ свои взгляды" въ печати, вносятъ "свои познанія", они пробуютъ "цивилизовать", они увѣряютъ даже, что они единственные здѣсь патріоты. А на самомъ дѣлѣ идутъ шулерскія дѣла, мѣстное адвокатство по темнымъ дѣламъ -- разставленіе сѣтей для богатыхъ наслѣдниковъ, обираніе неправоспособныхъ, малолѣтнихъ, затѣмъ кляуза, тайный доносъ на тѣхъ, кто имъ мѣшаетъ обдѣлывать гешефты, доносъ на администрацію, что она имъ мало покровительствуетъ.
   Но позвольте, причемъ же тутъ "Токвиль", причемъ "французское общество", когда дѣло идетъ просто о покой игрѣ и прожиганіи жизни? Развѣ это не маскарадъ и все это развѣ не масла" яичная оргія людей, вырвавшихся изъ Бисетра и Моабита. Мнѣ представляются эти Перегорѣпскіе, Чичиковы, Кречинскіе, "красавцы" и обиралы, "рвачи", собравшіеся со всѣхъ концовъ и ставшіе теперь во главѣ сибирской цивилизаціи. Люди, способные на интригу Яго, съ душой Фальстафа, съ рукой злодѣя, пируютъ на этомъ маскарадѣ. Вотъ какая масляница нарисовалась мнѣ. Бѣдный мой городъ, злосчастный край!

Добродушный Сибирякъ.

"Восточное Обозрѣніе", No 9, 1886

   

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru