Ядринцев Николай Михайлович
Условия прогресса в сфере наказаний

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
 Ваша оценка:

   

УСЛОВІЯ ПРОГРЕССА ВЪ СФЕРѢ НАКАЗАНІЙ.

   
   Où est la nécessité pour la marche du monde et le progrès de la civilisation, que les hommes se dctostent et se déchirent?

P. S. Proudhon.

I.

   Вопросъ о наказаніи въ исторіи человѣчества съ первыхъ вѣковъ до настоящаго момента составляетъ тотъ фатальный, міровой вопросъ, который положительно не разрѣшенъ ни человѣческой практикой, ни самой теоріей юридической науки. Но сколько человѣческое чувство ни протестуетъ противъ насилія надъ человѣческою природою, противъ употребленія казней, -- безвыходное положеніе общества, въ виду внутренняго индивидуальнаго разлада, принуждаетъ его считать ихъ необходимыми. Старая цивилизація, самая религія санкціонировали и освятили ихъ, а нравственная философія и наука права -- старались до послѣдняго времени оправдывать ихъ крайнею необходимостію. Разсматривая этотъ вопросъ съ точки зрѣнія юридическихъ теорій, даже самыхъ современныхъ, разсматривая его въ практической жизни нашей цивилизованной эпохи, приходить къ самымъ грустнымъ размышленіямъ. Неужели эшафоты, казни, тюрьмы, какія-бы они ни были, должны вѣчно служить средствами устрашенія и никогда не уничтожатся? Неужели человѣческая цивилизація, несмотря на свои тысячелѣтніе успѣхи, безсильна для облегченія человѣческаго несчастій; геній науки и знанія не можетъ оказать никакой помощи; самый духъ христіанства и братской любви безсиленъ, человѣческое самопожертвованіе тщетно? Неужели палачъ и тюрьма должны быть всегда спутниками людей и бѣдныя созданія на землѣ безъ топора надъ головой, безъ замка темницы никогда не найдутъ себѣ гарантіи покоя, любви и счастія? Мысль страшная и безотрадная! Вотъ тѣ роковые вопросы, которые съиздавна заставляютъ задумываться не одного изслѣдователя. Гдѣ-же искать разрѣшенія этихъ вопросовъ? Изслѣдуя ихъ въ области старой юридической науки и преимущественно въ ея уголовномъ правѣ, мы должны сознаться, что найдемъ мало утѣшительнаго. Наука права до сихъ поръ только оправдывала грубыя практическія наказанія. Въ послѣднее время главныя основы науки права, утвердившіяся на старой идеальной философіи, глубоко поколеблены даже съ точки зрѣнія научной. Успѣхи естествознанія показываютъ внѣшнія причины, обусловливающія жизнь человѣка. Статистика и исторія пытаются объяснить законы соціальнаго развитія. Научная логика и положительная философія, внося ясную критику въ исторію знанія, вытѣсняютъ все метафизическое и неподлежащее наблюденію, и опредѣляютъ тѣ границы, гдѣ знаніе получаетъ право положительнаго закона. Наука уголовнаго права -- взлелѣянное дитя отвлеченной нравственной философіи -- раздѣлила ея участь. Ея выводы остались недоказанными, и она разошлась не только съ положительнымъ знаніемъ, опередившимъ ее, но и съ движеніемъ реальной жизни, постоянно отрицавшей ея выводы. Наука о наказаніяхъ поэтому должна искать новаго базиса для объясненія реальныхъ явленій въ исторіи правовыхъ отношеній общества. Явленіе преступленій должно быть изучаемо въ законахъ соціальной жизни людей, обусловленныхъ въ свою очередь законами внѣшней природы и внутренними физіологическими законами человѣческой природы. Эмпирическія и грубыя лекарства излеченія общественныхъ болѣзней должны подвергнуться строгой критикѣ: исторія наказаній и ихъ мотивы должны составить предметъ особыхъ историческихъ изслѣдованій, и на нихъ-то и должна опереться вся наука о наказаніяхъ. Потребность такого изученія сознаютъ и современные юристы. "Нѣтъ никакого сомнѣнія, что естественныя науки, говоритъ Миттермайеръ, и въ особенности медицина, своими огромными успѣхами обязаны большею частію тому новому ихъ направленію, которое, при помощи тщательныхъ наблюденій и собранныхъ опытовъ, вырабатываетъ положительныя данныя для опредѣленія самаго существа употребляемыхъ веществъ и ихъ дѣйствія. Еслибы подобнымъ-же образомъ и въ области уголовнаго права, въ особенности относительно родовъ наказанія, была изслѣдована цѣлесообразность каждаго наказанія, и, на основаніи опытовъ, истинное значеніе наказанія и его дѣйствіе,-- тогда уголовное законодательство было-бы согласно съ потребностями и состояніемъ нравственности и могло-бы достигнуть лучшихъ результатовъ" {Смертная казнь, Миттермайеръ, I.}. Конечно историческія изслѣдованія о примѣненіи наказаній могутъ оказать въ этомъ дѣлѣ несомнѣнную услугу. Съ ихъ помощію наука уголовнаго права, какъ средство для облегченія болѣзней общественнаго организма, получитъ фактическое и реальное основаніе въ своихъ выводахъ и войдетъ въ рядъ наукъ положительныхъ. Тогда, можетъ быть, мы найдемъ выходъ изъ лабиринта человѣческихъ ошибокъ и выступимъ на новую дорогу съ тѣмъ, чтобы болѣе ужь не возвращаться къ старому. Мы уяснимъ себѣ, чѣмъ была нравственность по понятіямъ древняго общества, въ чемъ заключались средства для ея поддержанія и исправленія ошибокъ и какую печальную услугу оказали человѣчеству разнообразныя казни и наказанія. Такое изученіе заставитъ насъ отбросить все ложное и предразсудочное въ дѣлѣ наказанія, изобрѣтенное невѣжествомъ первыхъ эпохъ гражданственности и рядомъ метафизическихъ заблужденій... Историческая жизнь народовъ покажетъ, какъ постоянно интеллектуальная часть общества требовала измѣненія пріемовъ наказанія, какъ сама жизнь отрицала старые опыты и воззрѣнія прежнихъ идеалистическихъ системъ, какъ наконецъ, требованія прогресса становились все шире и шире въ послѣдующія эпохи. На эти-то главныя эпохи въ прогрессѣ наказанія мы и хотимъ обратить вниманіе въ нашихъ этюдахъ.
   Приступая къ очерку изъ исторіи наказаній, мы должны сказать нѣсколько словъ о зарожденіи самаго понятія о наказаніяхъ. Идея наказанія далеко не была сознательна въ первобытныхъ обществахъ, какъ и въ обществѣ теперешнихъ дикарей. Она выродилась изъ простого и грубаго животнаго инстинкта, послѣ того какъ начали появляться преступленія, но самыя преступленія имѣли до нея свою исторію и значеніе. Преступленіе явилось само собою прежде чѣмъ организовалось человѣческое общество съ его общежительными инстинктами, съ взаимными связями и договорами. Самыя преступленія въ первобытную эпоху не считались преступленіями, она было дѣломъ борьбы, борьбы за существованіе, войны индивидуума противъ индивидуума и семьи противъ семьи. Это былъ доисторическій періодъ звѣрства, насилія, животной борьбы, когда зло причиняемое другъ другу (преступленіе) являлось результатомъ антисоціальной анархіи и разрозненной животно-хищнической жизни, какъ только люди сталкивались на тѣсныхъ границахъ для удовлетворенія своихъ потребностей. Слѣды того, что преступленія не всегда считаются преступленіями, а нерѣдко оправдываются въ дикихъ обществахъ, гдѣ соціальныя и между-человѣческія отношенія не пришли въ гармонію, мы замѣчаемъ и въ ордахъ теперешнихъ дикарей. Кража и похищеніе скота у жителей другого аула и племени, у кочевниковъ считается молодечествомъ и признакомъ ловкости, заслуживающими одобренія. Грабежъ и убійство -- постоянное явленіе разрозненныхъ родовъ и племенъ враждующихъ между собою. Эта борьба, дробясь въ индивидуальныхъ и семейныхъ отношеніяхъ, въ доисторическомъ обществѣ была еще крупнѣе и зло приносимое другъ другу еще чаще и обычнѣе. Такая борьба постоянно вызывала мотивы гнѣва, возмездія, расплаты. Война за войну, месть за вредъ, "зло за зло". Это первое и самое простое чувство положившее основу наказанію. Обязанность наказанія за всякую сдѣланную несправедливость принимаетъ на себя не общество, а самъ обиженный, или его родные и близкіе, имѣющіе право на мщеніе. Родственники и домочадцы убитаго считали для себя священнымъ долгомъ отомстить убійцѣ. Обычай кровной мести является такимъ образомъ несвязанный никакимъ закономъ и производитъ внутри самаго племени враждебную изолированность семействъ. Изъ самаго незначительнаго повода возникаютъ кровавыя распри, и убійство свирѣпствуетъ до тѣхъ поръ, пока общее истощеніе силъ не принудитъ къ перемирію. Злоба, породившая убійство, возрастаетъ въ своихъ собственныхъ дѣлахъ до ярости канибала. Для неистовой кровожадности уже не довольно смерти врага: она хочетъ физическаго уничтоженія его тѣла. Врагъ убивается и потомъ съѣдается или, если ярость уничтоженія достигаетъ высшей степени, онъ пожирается живымъ. "Безъ канибализма, говоритъ Вундтъ, не обходилось, можетъ быть, естественное состояніе ни одной человѣческой расы". Надъ плѣнными истощали всевозможныя неистовства. Индѣйцы плѣннаго привязываютъ къ колу, жарятъ его живымъ, прикладывая къ нему раскаленное желѣзо; изъ тѣла вырѣзываютъ куски мяса, голову посыпаютъ горячимъ пепломъ и т. д. Точно также и преступникъ подвергался самымъ жесточайшимъ казнямъ. На островахъ Фиджи преступниковъ въ прежнее время осуждали на пожираніе. На о-въ Навуа, цѣлое племя за государственную измѣну было изжарено и съѣдено. Такимъ образомъ идея наказанія далеко не имѣла того чистаго источника, какой приписываютъ ей юристы въ своихъ трактатахъ. Она развивалась не подъ вліяніемъ идеи справедливости, не изъ общественнаго договора (contrat sociale), а изъ грубаго чувства мести. Когда общество начало организоваться, месть составила право власти. Въ патріархальной семьѣ это право принадлежало главѣ семьи, рода, старѣйшинамъ; въ воинственнымъ обществахъ месть составляетъ право вождя и начальника, въ иныхъ мѣстахъ -- теократической или военной аристократіи. Сообразно съ понятіями объ общественныхъ интересахъ, начинаютъ сознаваться преступленія противъ общества, и право наказывать переносится на общество или государство. Принципъ наказанія является подражаніемъ индивидуальной мести, выполняемой коллективно. "Когда римское общество, говоритъ Менъ {Ancien Law, Muen.}, чувствовало себя обиженнымъ, оно прибѣгало къ аналогіи личнаго правонарушенія, выводило изъ нея послѣдствія съ абсолютною буквальностью, и государство отомщало преступнику извѣстнымъ актомъ".-- Съ явленіемъ уголовнаго законодательства принципъ мести входитъ какъ въ римское, такъ и древне-германское право. Самая индивидуальная месть здѣсь узаконяется. {Въ 12 римскихъ таблицахъ существуетъ tabio и наказаніе называется иногда vindicte. Германцы при извѣстныхъ преступленіяхъ лишали покровительства законовъ и дозволяли месть. Въ германскихъ капитуляріяхъ преобладаетъ принципъ возмездія.} Такимъ образомъ грубый мотивъ гнѣва и мести переходитъ изъ первобытныхъ инстинктовъ дикарей въ гражданскія общества, въ уголовные кодексы. Съ явленіемъ языческихъ религіозныхъ понятій та же месть переносится на божество. Антропоморфированный богъ требуетъ искупленія, наказанія и жертвы для себя. Въ греческой исторіи является спеціальное божество для исполненія приговоровъ и мести -- это Фемисъ (Фемида), чѣмъ выражается понятіе, что приговоры диктуются божествомъ. Эти приговоры изрекаются устами царей или судей. Вмѣстѣ съ тѣмъ утверждается взглядъ на необходимость жертвы божеству. Эти понятія, имѣя начало въ языческихъ жертвахъ, варварскихъ обществахъ, переходятъ въ теократическія воззрѣнія римлянъ въ первые вѣка ихъ гражданскаго устройства, когда смертная казнь сопровождалась богослуженіемъ для примиренія съ божествами, разгнѣванными на народъ за преступника. Выполненіе воли божества постепенно переходило на царей и управителей, которые въ первое время даже отождествлялись съ богами и полубогами. Съ установленіемъ древнихъ римскихъ гражданскихъ и уголовныхъ кодексовъ, эти воззрѣнія въ дѣлѣ наказанія, правда, вытѣсняются; но древній взглядъ на наказанія снова со всею силою и необузданностію проявляется въ средніе вѣка. Такимъ образомъ, идея древняго наказанія развивается подъ двумя мотивами: подъ вліяніемъ человѣческой мести и подъ вліяніемъ страха быть наказанными за грѣхи преступника божествомъ. Рядомъ съ этимъ зарождается мысль о предусмотрительности въ дѣлѣ преступленія, и общество и государство стараются, кромѣ лести, ввести принципъ устрашенія. Мысль эта является изъ того предположенія, что страхъ физическихъ страданій способенъ произвести сильнѣйшее впечатлѣніе на природу человѣка, какъ на животное, и можетъ удержать отъ совершенія преступленій; на основаніи такихъ убѣжденій, свойственныхъ неразвитымъ и грубымъ обществамъ, построилась вся древняя система наказаній. Какъ дикарь, не довольствуясь смертію врага, требовалъ его мученій, такъ древнее общество и государство вводитъ казни мучительныя, квалифицированныя. Только впослѣдствіи, по мѣрѣ смягченія нравовъ общества, и судопроизводство начинаетъ отрѣшаться отъ страстей и болѣе хладнокровно обсуждаетъ преступленіе и назначаетъ за него наказаніе. Но это хладнокровіе тотчасъ-же смѣняется страстностію, какъ только въ обществѣ начинается борьба партій. Исторія наказаній въ Европѣ вся наполнена подобными колебаніями.
   Древнія общества, вводя у себя наказанія за преступленія, обыкновенно начинали съ самыхъ жестокихъ квалифицированныхъ казней, требующихъ предварительныхъ мученій преступника. Употребительнѣйшими казнями до изданія кодексовъ въ римскомъ обществѣ были: сверженіе съ тарпейской скалы, повѣшеніе на arbor infelix, утопленіе въ мѣшкѣ (poena culei), отрубленіе головы, которому предшествовало наказаніе розгами {Даже въ 12 таблицахъ находится много жестокихъ казней, какъ казнь чрезъ огонь и т. п. См. Монтескье. Духъ законовъ, о Римскихъ законахъ гл. XV.}. Но римская цивилизація не могла оставаться при старыхъ казняхъ. Съ устройствомъ Рима на республиканскихъ началахъ, начинается созданіе прочнаго и болѣе безпристрастнаго законодательства. Римское право впервые разработало юридическія отношенія и послужило основаніемъ для позднѣйшихъ кодексовъ. Въ это-же время являются первыя попытки реформировать судъ и смягчить самыя наказанія. Римская республика ревниво охраняла права своихъ гражданъ и никто изъ нихъ не могъ быть арестованъ безъ приговора суда, что, конечно, доказывало довольно высокое развитіе общества. Самыя уголовныя наказанія для гражданъ Рима примѣнялись только за важныя государственныя преступленія, но и ихъ можно было обойти изгнаніемъ. Вмѣсто sacrationis capitis и другихъ уголовныхъ наказаній изгнаніе стало обыкновеннымъ высшимъ наказаніемъ во время блестящаго періода римской республики. За обыкновенныя правонарушенія (delicta), судимыя преторами, назначались денежныя пени (multa). Злодѣянія (crimina publica) судились особыми преторами съ присяжными изъ народа. Эти судилища уже начинали понимать цѣль наказанія въ огражденіи общества отъ преступника; они стали уже отрѣшаться отъ личнаго чувства мести и жестокости, поэтому чаще всего ограничивались удаленіемъ преступника изъ отечества. Безъ всякихъ философскихъ теорій о существѣ и цѣли наказанія римское общество стало отвыкать отъ пріемовъ варварства, но, къ сожалѣнію, гуманныя воззрѣнія республиканскаго законодательства скоро должны были исчезнуть въ виду ожесточенной борьбы политическихъ партій, внесшихъ снова личное чувство мести и озлобленія. Въ лучшую эпоху Рима казнь совершалась посредствомъ удавленія въ темницѣ (tullianum). Тѣла казненныхъ бросались въ Тибръ. Такимъ образомъ погибли сообщники Каія Гракха и Каталины, Иногда государственныхъ преступниковъ свергали съ тарпейской скалы, но это наказаніе назначалось только въ моменты особенно сильныхъ политическихъ возбужденій. Обратный ходъ римское законодательство получило только при цесаряхъ, которымъ, впрочемъ, уже предшествовали проскрипціи Суллы. Съ паденіемъ римской свободы, римскіе императоры изобрѣтаютъ новыя уголовныя наказанія. Они уничтожаютъ права свободныхъ гражданъ и, по деспотическому произволу, изъ личныхъ страстей и съ цѣлями устрашительными возвращаются къ суровымъ казнямъ. Въ этомъ періодѣ римское уголовное право низошло наконецъ на ту-же ступень, на которой оно было до своего развитія. Оно стало тѣмъ-же, чѣмъ является наказаніе у грубѣйшихъ народовъ Востока, гдѣ господство личнаго и жестокаго произвела замѣняетъ юридическое право. Римскіе цесари начинаютъ чаще и чаще употреблять смертную казнь: при Тиверіи, Каіи Калигулѣ, Неронѣ, Веспасіанѣ и Домиціанѣ казни совершаются тысячами по произволу и капризу деспотовъ. "При Домиціанѣ, говоритъ Тацитъ, море наполнилось ссыльными; подводные камни окрасились кровью убитыхъ и въ Римѣ царствовалъ ужасъ" Августъ Максиминъ навелъ ужасъ на провинціи, которыми онъ управлялъ съ полнымъ произволомъ. "Сенатъ постоянно получалъ въ то время извѣстіе, говоритъ Капитолинъ, что иные распинались на крестѣ, другіе отдавались звѣрямъ на растерзаніе, или зашивались въ кожу звѣрей, только-что убитыхъ, и этимъ казнямъ подвергались всѣ, несмотря на оказанныя услуги. Страшныя казни назначались гражданамъ, но для рабовъ онѣ усиливались и усложнялись невыразимыми мученіями. Громадное населеніе въ завоевательномъ по характеру римскомъ государствѣ лишено было всякихъ гражданскихъ правъ и отдано или продано господамъ, имѣвшимъ право жизни и смерти надъ рабами. Жизнь раба въ римской имперіи цѣнилась ни вочто. Они выпускались въ цирки на борьбу со звѣрями. Преступниковъ изъ нихъ бросали къ этимъ звѣрямъ нарочно для растерзанія. За убійство господъ или за возстанія, которыя при рабской невыносимой жизни повторялись часто, назначались самыя ужасныя казни, сопровождаемыя мучительными страданіями насчастныхъ жертвъ. Тарпейская скала и крестъ для раба были дѣломъ обыкновеннымъ. У подножія тарпейской скалы гнили тысячи труповъ и сотни новыхъ свергались туда чуть не ежедневно. Рабовъ казнили тысячами во время возстаній. По взятіи Энны, Публій Рунилій приказалъ распять 20,000 рабовъ. Въ предмѣстіяхъ Рима сотни рабовъ томились постоянно на крестахъ; многихъ зарывали до головы въ землю и осуждали умирать подъ знойными лучами солнца, иныхъ связывали съ разлагающимися трупами и оставляли медленно гнить. Казалось, все воображеніе истощалось въ изобрѣтеніи пытокъ и казней. Совершая свой кругъ въ дѣлѣ наказаній, древнее римское общество все-таки пришло въ концѣ къ тѣмъ-же способамъ жестокихъ квалифицированныхъ казней. Кромѣ того, въ древнѣйшихъ законодательствахъ самое количество преступленій, за которыя полагалась казнь, произвольно расширялось. Древнее уголовное право римлянъ въ началѣ своего установленія предписываетъ казни для свободныхъ гражданъ только за государственную измѣну (prodicio), за возмущеніе противъ властей (perduellio), за злоумышленное убійство, за зажигательство, за ложное свидѣтельство и за сжатіе хлѣба на поляхъ, посвященныхъ богамъ. По впослѣдствіи смертная казнь распространялась и на другія преступленія, по виду даже маловажныя. Въ Римѣ, напримѣръ, при децемвирахъ издаются законы о смертной казни для сатириковъ. При Гоноріи издается законъ, спеціально-угрожающій смертною казнью тому, кто вольноотпущенника покупалъ за раба; другой-же римскій законъ предписывалъ смертную казнь младшимъ врачамъ за неискуство и неумѣнье лечить. Изъ этого видно, что смертная казнь является мѣрою устрашенія въ самыхъ разнообразныхъ преступленіяхъ, которыя особенно хотѣло прекратить правительство. Но отъ частныхъ устрашеній казнью римскіе правители нерѣдко переходятъ и къ общимъ устрашеніямъ по всѣмъ преступленіямъ. Сулла предписываетъ во всѣхъ случаяхъ два наказанія: изгнаніе или смерть. Драконъ въ Греціи, какъ извѣстно, шелъ еще далѣе: по его кодексу за всѣ преступленія назначалась смертная казнь. Это было крайнее развитіе и величайшій абсурдъ, до чего только могла дойти идея устрашенія.
   Римскій міръ оканчиваетъ свое существованіе жестокимъ преслѣдованіемъ христіанъ. Во время десяти гоненій съ Нерона до Домиціана, подъ вліяніемъ опасеній за старыя вѣрованія, развились самыя ужасныя квалифицированныя казни. Духъ нетерпимости и раздраженія противъ новыхъ вѣрованій вызываетъ всѣ дурныя человѣческія страсти, которыя вносятъ въ теорію наказаній старую месть и жестокость. На иновѣрцевъ обрушиваются всѣ муки, какія только существовали въ древніе вѣка: христіанъ бросали на растерзаніе звѣрей, сѣкли и отрубали головы, колесовали, варили въ котлахъ, преслѣдовала самыми мучительными пытками и казнями. Въ римскомъ мірѣ такимъ образомъ исчезли всѣ гуманныя начала, которыя были выработаны въ лучшую эпоху республики и наказаніе снова приняло тотъ безпощадный характеръ, которымъ оно отличалось въ древности.
   Варвары, вторгнувшіеся въ римскую имперію, стояли на довольно низкой степени развитія и ихъ понятія о наказаніи ничѣмъ почти но отличались отъ понятій первобытныхъ народовъ. Германское право, основанное на суровыхъ и дикихъ обычаяхъ, только по разгромленіи римской имперіи, начинаетъ медленно переходить всѣ степени юридическихъ отношеній, заимствуя ихъ отчасти изъ римскаго кодекса. Самое принятіе христіанства съ его гуманной теоріей милосердія не могло передѣлать жестокихъ нравовъ общества, жившаго старыми традиціями. Христіанскій Римъ сохранялъ преданія невольническаго Рима; онъ также страстно былъ привязанъ къ гладіаторскимъ играмъ и находилъ развлеченіе въ кровавыхъ казняхъ. Суровое дикое германское общество, привыкшее къ войнѣ и грабежу, заимствовало изъ римской жизни только то, что подходило къ его понятіямъ, и прежде всего суровыя наказанія, которыя считало справедливымъ возмездіемъ за преступленія, жертвой разгнѣванному Богу. Эти грубыя понятія отодвинули европейское общество опять къ воззрѣніямъ Востока. Католическое духовенство, видя въ устрашеніи одно изъ могучихъ средствъ для утвержденія своей власти, покровительствовало введенію суровыхъ наказаній и въ средніе вѣка казни не только не смягчаются съ дальнѣйшимъ развитіемъ общества, но становятся грубѣе и строже. Обыкновенными формами наказанія являются сожженіе, висѣлица, залитіе горла свинцомъ, колесованіе, отсѣченіе рукъ, языка и клейменіе. Теряется всякая пропорціональность между преступленіемъ и наказаніемъ, такъ что часто полицейское распоряженіе обезпечивается угрозою смертной казни. Смертная казнь стоитъ на первомъ планѣ и христіане ее употребляютъ столь-же часто, какъ и язычники. Ставши господствующей религіей, католичество само, пускается въ преслѣдованія иновѣрцевъ, сектантовъ и еретиковъ. Гнѣвъ, месть и устрашеніе вносятъ въ эту борьбу все жестокое и необузданное, что могло только руководить варварскими обществами. Рыцари доходили даже до канибальства и осуществляли месть въ ужасающихъ формахъ. Одинъ провансальскій историкъ, на котораго ссылается Монтескье, приводитъ разсказъ, что одинъ еврей, за произнесеніе хулы на святую Богородицу, былъ приговоренъ къ содранію кожи съ живого. Рыцари въ маскахъ, съ ножами въ рукахъ, вошли на эшафотъ, согнали съ него палача и сами совершили казнь. Фанатизмъ, суевѣріе, клерикальный деспотизмъ іезуитовъ и инквизиція разжигали костры по всей Европѣ. Еще въ 1757 году, во времена Дидро, Даламбера и Вольтера, въ Европѣ ведутся кровавые процессы противъ еретиковъ, которыхъ предаютъ безчеловѣчнымъ казнямъ. Одинъ эдиктъ 1757 г. опредѣляетъ смертную казнь авторамъ сочиненій, клонящихся къ нападкамъ на религію, къ нанесенію ущерба королевской власти и къ нарушенію порядка въ королевскихъ земляхъ. Іезуиты и католики самымъ возмутительнымъ образомъ пользовались этимъ закономъ. Въ 1762 году былъ повѣшенъ протестантскій пасторъ Рошетъ и казнены трое братьевъ Гренье, протестантовъ, первый за проповѣдываніе евангелія, остальные за-то, что хотѣли защитить его во время волненія католической толпы, возбужденной патерами. Въ мартѣ 1762 г. колесованъ Жанъ Каласъ, ложно обвиняемый въ убійствѣ родного сына. Въ томъ-же году дочь протестанта Сирвена бѣжала отъ іезуитовъ и гдѣ-то погибла; на ея отца обрушился процессъ по обвиненію въ убійствѣ дочери и онъ былъ приговоренъ къ смерти. Въ 1766 г. двое молодыхъ офицеровъ д'Эталонъ и Лабаръ были преданы суду по подозрѣнію, что они испортили ночью крестъ на мосту въ городѣ Абевилѣ. Первый бѣжалъ, но второй былъ осужденъ на сожженіе живымъ съ предварительнымъ отсѣченіемъ языка и правой руки. Парижскій парламентъ оказалъ ему милость, замѣнивъ эту ужасную казнь обезглавленіемъ. И всѣ эти ужасы совершались во имя религіи. Всякій извѣстный ученый и литераторъ въ то время долженъ былъ страшиться, что его обвинятъ въ ереси и казнятъ. Дидро жилъ подъ дамокловымъ мечемъ эдикта 1757 года. Вольтеръ увѣщевалъ Дидро оставить Францію. "Нельзя воздержаться отъ обращенія къ Солону, писалъ онъ, когда Мелити и Аниты купаются въ крови и зажигаютъ костры". "Я не понимаю, продолжаетъ онъ, какъ человѣкъ съ теплымъ сердцемъ и свѣтлымъ умомъ можетъ жить въ странѣ обезьянъ, ставшихъ тиграми". "Я знаю, отвѣчалъ Дидро, что когда хищное животное обмакнетъ свой языкъ въ человѣческую кровь, то оно уже не можетъ обойтись безъ нея. Я знаю, что буду первымъ, кого оно истребитъ, я знаю, что, можетъ быть, ранѣе конца этого года, я припомню ваши совѣты и воскликну: О Солонъ, Солонъ!" Такъ писалъ геніальный человѣкъ, оканчивая свою энциклопедію; такимъ страшнымъ опасностямъ подвергался онъ, когда создавалъ свой великій трудъ, представлявшій всю цѣльность человѣческаго знанія XVIII вѣка и пророчившій людямъ свѣтлую зарю счастія и прогресса. Многіе мыслители и философы, прокладывавшіе новый путь, въ эту мрачную эпоху остатковъ варварства терпѣли гоненія, а нѣкоторые заплатили даже своею жизнію. Что-же дѣлало въ эти вѣка, гражданское законодательство? Юридическая паука въ средніе вѣка имѣла безплодное схоластическое направленіе и въ своемъ развитіи только пережевывала юридическіе термины и классификаціи римскаго права, и не шла далѣе теоріи устрашенія и изобрѣтенія новыхъ жестокихъ казней. Конецъ XV столѣтія и начало XVI особенно были неблагопріятны для развитія уголовнаго права. Кругъ преступленій, подлежащихъ казни, страшно расширяется. Записки палачей того времени наполнены описаніемъ жестокихъ квалифицированныхъ казней. Самое право помилованія, предоставленное прежде присяжнымъ, исчезаетъ. Образчикъ имперскаго германскаго законодательства того времени представляетъ Каролина, уголовное уложеніе Карла V (Constitutio criminalis Carolina 1532 г.). Каролина постоянно угрожаетъ смертью, а ея законодатель Карлъ V подписалъ болѣе 2000 смертныхъ приговоровъ. Въ законахъ XVII вѣка точно также смертная казнь занимаетъ обширное мѣсто. Причины лежали въ томъ-же религіозномъ фанатизмѣ, въ войнахъ и насиліяхъ, порождавшихъ грубость нравовъ. Законодатели приходили къ заключенію, что для искорененія преступленій, порождаемыхъ анархіею, войнами и общественной дезорганизаціей, необходимы строгія и жестокія казни. Такъ, напримѣръ, въ виду усиливавшихся разбоевъ во Франціи была изобрѣтена казнь колесованіемъ. Теоретики не могли идти въ разрѣзъ съ понятіями эпохи и самъ Гоббзъ оправдывалъ смертную казнь, какъ актъ защиты въ военное время. Практика дѣйствовала еще безпощаднѣе. Власть, для своего укрѣпленія и для побѣды надъ феодализмомъ, считала необходимымъ прибѣгать къ помощи устрашенія и необыкновенно частыхъ, разнообразныхъ и безчеловѣчныхъ казней. Уголовными мѣрами является костеръ и топоръ, зарытіе заживо въ землю, залитіе горла расплавленнымъ свинцомъ, колесованіе, сажаніе на колъ, висѣлица, рваніе тѣла раскаленными щипцами, обрѣзаніе членовъ, пытки и темничныя истязанія. Вся артистичность и искуство палачества обнаруживались въ этой системѣ, въ которой фанатики патеры идутъ объ руку съ феодалами средне-вѣковой Европы. Въ средніе вѣка европейское человѣчество не дѣлаетъ ни малѣйшихъ успѣховъ въ воззрѣніи на наказаніе и скорѣе сохраняетъ традиціи первобытнаго варварскаго времени, осуществляетъ ту-же древнюю месть въ самой ужасной формѣ. То-же жертвоприношеніе и то-же устрашеніе служатъ мотивами для наказанія какъ и въ доисторическій періодъ. Только съ XVI столѣтія въ Европѣ подготовляется внутренній переворотъ и жизнь начинаетъ измѣняться къ лучшему. Реформація вноситъ новыя воззрѣнія и вытѣсняетъ грубое господство и абсолютизмъ католическаго духовенства. Вмѣшательство духовенства въ свѣтскія дѣла начинаетъ мало-по-малу ограничиваться. Философія Ловка, Гоббза, Кондильяка и сенсуалисты въ XVII и XVIII вѣкѣ представляютъ новыя воззрѣнія на нравственный міръ вмѣсто устарѣвшихъ средневѣковыхъ ученій; появляются новыя стремленія и общественные идеалы, правда, въ первое время скорѣе предчувствуемые смутно, чѣмъ ясно сознаваемые. Вмѣстѣ съ этимъ зарождается потребность критики всѣхъ соціальныхъ отношеній, вызвавшая въ XVIII ст. серьезныя изслѣдованія Монтескье, Кондорсе и за тѣмъ школу энциклопедистовъ. Начинается грозная борьба противъ феодализма, противъ произвола и насилія, противъ фанатизма духовенства и злоупотребленія судовъ. Въ XVIII вѣкѣ выступаютъ новыя стремленія и въ наукѣ права. Осужденіе старыхъ пріемовъ судопроизводства и новыя гуманныя воззрѣнія на наказанія являются рядомъ съ критикою законодательства. Монтескье въ своемъ историческомъ изслѣдованіи первый высказывается противъ жестокихъ казней. Въ VI кн. своего труда о духѣ законовъ онъ говоритъ: "Опытъ доказываетъ, что въ государствахъ, гдѣ наказанія кротки, духъ народа столь-же ими обуздывается, сколько въ другихъ мѣстахъ наказаніями жестокими". "Съ введеніемъ жестокихъ казней, продолжаетъ онъ, пружина правленія ослабляется, воображеніе привыкаетъ къ самой суровой казни, какъ прежде было привычно къ умѣренной, и правительство, по мѣрѣ уменьшенія страха къ послѣдней, принуждено бываетъ ввести первую во всѣхъ случаяхъ. Увеличеніе жестокихъ каръ помогаетъ такимъ образомъ лишь въ первое время и за тѣмъ дѣйствіе ихъ ослабляется. Самыя суровыя казни имѣютъ свои неудобства въ томъ, что огрубляютъ и развращаютъ народъ. За суровыми казнями остается порокъ, произведенный жестокостью". За тѣмъ онъ возстаетъ противъ неравномѣрности наказанія и противъ пытки, которую можно отвергнуть безъ всякаго неудобства (ri. XVI). Монтескье первый положилъ начало опытному изслѣдованію о вліяніи наказаній. Другой замѣчательный ученый, слѣдовавшій по пути, проложенному Монтескье,-- Цезарь Веккаріа издалъ книгу спеціально о преступленіяхъ и наказаніяхъ, которая въ свое время составила эпоху (1764 г.). Веккаріа, положительно отвергаетъ смертную казнь, какъ ненужную жестокость. Мѣрою преступленій и наказаній по его теоріи должна быть польза, нарушаемая преступленіемъ. Наказаніе является необходимостью, но для этого во все не требуется смерти преступника. Веккаріа отвергаетъ всѣ наказанія, измышленныя злобою и фанатизмомъ, какъ злоупотребленія духовенства. Онъ требуетъ смягченія наказаній и опровергаетъ самое право общества на человѣческую жизнь. Сочиненіе Веккаріи имѣло впослѣдствіи самое рѣшительное вліяніе на законодательство Европы. Пропаганда противъ суровыхъ казней быстро начала распространяться въ Европѣ. Энциклопедисты и гуманисты въ XVIII вѣкѣ возстали противъ варварскихъ приговоровъ судовъ, совершавшихся предъ ихъ глазами. Самымъ блистательнымъ борцомъ и популяризаторомъ новыхъ воззрѣній является Вольтеръ. Со всею силою блистательнаго краснорѣчія, съ глубокимъ негодованіемъ онъ ополчается противъ фанатизма, суевѣрія, деспотизма и противъ жестокости. "Когда въ Тулузѣ былъ колесованъ невинный, говоритъ Маколей, когда юноша, виновный только въ нескромности, былъ обезглавленъ въ Абевилѣ, когда храбраго офицера, угнетеннаго общественною несправедливостью, влекли съ заклепаннымъ ртомъ къ мѣсту казни на Гревскую площадь, изъ Фернея тотчасъ-же раздавался голосъ, который слышался отъ Москвы до Кадикса и предавалъ тупоумныхъ судей общему презрѣнію и ненависти всей Европы". Извѣстію то дѣятельное участіе, которое принималъ Вольтеръ въ процессѣ Каласа. Вольтеръ впродолженіи трехъ лѣтъ боролся за это дѣло. Онъ пишетъ "трактатъ о вѣротерпимости по поводу смерти Жана Каласа", разсыпаетъ во всѣ концы сотни писемъ, ведетъ переговоры съ лучшими адвокатами, собираетъ деньги въ пользу обнищавшей семьи казненнаго и наконецъ достигаетъ цѣли: верховный парижскій судъ оправдываетъ казненнаго, а король назначаетъ его семейству 36,000 ливровъ. Въ этомъ случаѣ Вольтеръ оказалъ громадныя услуги какъ публицистъ; онъ сдѣлалъ для Европы больше чѣмъ Лютеръ и Кальвинъ и, конечно, несравненно болѣе, чѣмъ всѣ средневѣковые юристы, взятые вмѣстѣ. Рядомъ съ Вольтеромъ всѣ энциклопедисты и лучшіе мыслители возставали противъ жестокостей уголовнаго права. Бриссо издаетъ цѣлую юридическую библіотеку: "Les institutions criminelles", гдѣ первый выступаетъ съ принципомъ невмѣняемости. Замѣчательно, что протестъ противъ казней шелъ не столько отъ компетентныхъ криминалистовъ, сколько отъ гуманистовъ и энциклопедистовъ. Самъ Беккарія былъ профессоръ политической экономіи, Монтескье не былъ криминалистомъ, Вольтеръ менѣе того, и въ добавокъ онъ даже нигдѣ не анализировалъ основъ и цѣлей наказанія. Все это показывало, что самые правы далеко измѣнились, и старая наука лишилась авторитета и практическаго смысла въ глазахъ умныхъ и честныхъ людей. Подорванные въ теоріи старые пріемы наказаній должны были падать и на практикѣ. Въ концѣ XVIII ст. No замѣчаемъ первые шаги прогресса въ дѣлѣ отмѣны смертной казни и смягченія наказаній. Въ 1786 г. Леопольдъ отмѣняетъ въ Тосканѣ смертную казнь. Законодатель убѣдился изъ 14-лѣтняго опыта съ 1772 г., что жестокія наказанія порождаютъ только вредныя послѣдствія, что исправленіе преступника, въ которомъ не слѣдуетъ отчаиваться, должно составлять главную цѣль наказанія, рядомъ съ общественною безопасностью и примѣрамъ для общества, и что эта цѣль гораздо вѣрнѣе достигается посредствомъ хорошихъ тюремъ, чѣмъ смертною казнью. Эти аргументы впослѣдствіи были развиты и подтверждены лучшими учеными и юристами. За Тосканою послѣдовала и Австрія. Гуманный императоръ Іосифъ II стремится также отмѣнить смертную казнь и смягчить наказанія и съ этою цѣлію оставляетъ за собой право окончательной конфирмаціи. Въ 1787 г. смертная казнь была совершенно отмѣнена въ Австріи, но при Францискѣ II она снова входитъ въ законодательство; при этомъ замѣчательно, что въ декретѣ Франциска по этому предмету приведенъ былъ и фактъ, "что съ отмѣною смертной казни преступленія не увеличились". Несмотря однако на такой опытный и неопровержимый выводъ, законодатели въ критическія минуты кидались къ прежней системѣ устрашенія, вѣру въ которую они сохраняли по традиціи. Вслѣдъ за другими Франція также подняла вопросъ о смертной казни. Подготовленная ученіемъ энциклопедистовъ, знакомая съ идеями Беккаріи, она не могла обойти его. Въ 1790 Лепельтье-Сентъ-Форжъ представилъ національному собранію докладъ объ уничтоженіи смертной казни съ тѣмъ однако, чтобы она была сохранена для политическихъ преступниковъ. Извѣстно, что самъ Максимильянъ Робеспьеръ говорилъ за отмѣну ея, но большинство собранія объявило себя за сохраненіе казни. Въ 1793 г. Кондорсе снова представилъ конвенту проектъ отмѣны смертной казни за всѣ обыкновенныя преступленія; проектъ этотъ долго обсуждался, по пренія не привели ни къ чему. Извѣстно, что первая революція, провозгласившая принципы человѣческой свободы и "правъ человѣка", была наклонна въ теоріи ко всему гуманному и человѣчному, а потому декретомъ республики IV года было объявлено уничтоженіе смертной казни "со дня объявленія всеобщаго мира". Но это желаніе не могло выполниться, потому что борьба ея съ внѣшними врагами и съ интригами эмигрантовъ внутри постоянно возбуждала опасенія реставраціи стараго порядка и заставляла держаться постоянно на военномъ положеніи. Республика 1793 года сдѣлала только нѣкоторый шагъ въ смягченіи самого способа казни. Мы говоримъ о предложеніи конвенту изобрѣтенія врачей Луи и доктора Гильотена. Страшная и кровожадная на современный взглядъ Гильотина имѣла однакожъ свое историческое значеніе. Въ то время, когда существовали квалифицированныя казни съ предварительными ужасными муками, когда палачи при помощи топора долго истязали преступника, когда повѣшеніе переламывало позвонки и медленно душило казненныхъ на висѣлицѣ, введеніе гильотины было большимъ смягченіемъ въ дѣлѣ наказанія. Всѣ лучшіе тогдашніе ученые оправдывали ея примѣненіе. Серръ, профессоръ медицинской школы въ Парижѣ и извѣстный мюнхенскій анатомъ Земерингъ защищали это "филантропическое предложеніе". Пиша и Кабанисъ поддерживали также это нововведеніе. Понятно, что это былъ все-таки шагъ отъ прежнихъ квалифицированныхъ казней, которыя съ этого времени совершенно исчезаютъ въ Европѣ. Постепенно вопросъ объ отмѣнѣ казни дѣлалъ успѣхи и въ Англіи. Несмотря на множество казней, совершавшихся въ XVII и XVIII вѣкахъ въ эпоху разныхъ распрей и при полномъ господствѣ принципа устрашенія, въ Англіи, въ концѣ XVIII в. воззрѣнія на смертную казнь стали также понемногу измѣняться. Джонъ-Говардъ (1726--1791 г.), одинъ изъ первыхъ рѣшился обратить вниманіе на систему наказаній. Явившись представителемъ реформы, Говардъ, какъ и его современники, возсталъ противъ жестокости тогдашнихъ уголовныхъ наказаній и сосредоточилъ все свое вниманіе на улучшеніи тюремныхъ учрежденій. Говардъ пришелъ къ ясному заключенію, что къ преступленію располагаетъ само общество недостатками въ своихъ учрежденіяхъ, и что наказаніе должно имѣть главною цѣлію исправленіе и наставленіе преступниковъ. Такимъ образомъ Говардъ, какъ теоретикъ и практикъ, первый положилъ основаніе системѣ исправленія въ Европѣ и поставилъ цѣлію наказанія совершенно новый принципъ. Вмѣстѣ съ Говардомъ въ томъ-же направленіи дѣйствовалъ и оказалъ громадное вліяніе на законодательство Англіи, Іеремія Бентамъ (41748 г.). Свѣтлый и развитый умъ, исполненный высокой любви къ человѣчеству, Бентамъ положилъ основаніе покой научной и опытной разработкѣ права въ его утилитарномъ значеніи. Онъ выступилъ противъ всѣхъ предразсудковъ стараго законодательства и произвелъ оцѣнку наказанія съ точки зрѣнія его практическаго вліянія и пользы для государства. Поэтому все суевѣрное, безполезное и жестокое онъ положительно отвергаетъ въ дѣлѣ наказаній. Вредъ всякихъ жестокостей и ненужность смертной казни Бентамъ доказывалъ неопровержимыми доводами. "Откуда можетъ проистекать жестокость, съ которою это наказаніе употребляли такъ щедро? восклицаетъ Бентамъ.-- Это -- слѣдствіе раздраженія, которое прежде всего обращается къ большей строгости и слѣдствіе лѣности ума, которая заставляетъ находить въ быстромъ уничтоженіи виновныхъ великую выгоду не думать больше о нихъ. Смерть! одна смерть! Это не требуетъ ни размышленія генія, ни сопротивленія страстямъ. Нужно только отдаться на ихъ волю, чтобы сразу прійти къ этому. Скажутъ, что смерть необходима, чтобы отнять у убійцы возможность повторять свое преступленіе, но по той же причинѣ слѣдовало-бы убивать сумасшедшихъ, бѣшеныхъ, отъ которыхъ общество можетъ опасаться всего. Если можно обезпечить себя отъ этихъ, то почему-же нельзя было-бы обезпечить себя отъ другихъ"? Таковы доводы Бентама противъ казни {Бентамъ, "Основн. Начал. угол. кодекса", кн. о наказан., гл. IX, стр. 569 русскаго изд.}, постоянно повторяющіеся въ его книгѣ. Вслѣдъ за Бептамомъ самые благородные и вліятельные люди, какъ Ромильи, Блекстонъ, Роское и Мэкингошъ постоянно протестовали противъ нея и склоняли законодательство и англійскій парламентъ къ ея ограниченію. Въ то-же-время на другомъ концѣ міра наслѣдники европейской цивилизаціи, американцы также удачно разрѣшали вопросъ объ отмѣнѣ казни. Онъ былъ поднятъ въ Пенсильваніи въ 1794 г. Такимъ образомъ уже съ половины XVIII вѣка замѣчается нѣкоторый прогрессъ въ дѣлѣ наказанія. Этотъ прогрессъ постепенно усиливаясь, въ наше время привелъ ко многимъ практическимъ улучшеніямъ въ системѣ уголовныхъ наказаній. Теперь есть даже возможность вывести тотъ общій законъ, который можетъ быть названъ историческимъ закономъ въ исторіи.наказаній, по которому шло это совершенствованіе и измѣненіе наказанія. Наказаніе измѣняется во-первыхъ въ формѣ, во-вторыхъ въ кругѣ обнимаемыхъ имъ преступленій и въ-третьихъ въ самыхъ воззрѣніяхъ на цѣль наказанія. Это видно изъ того, что жестокія квалифицированныя казни исчезаютъ въ половинѣ XVIII столѣтія и замѣняются мгновенною казнью. Такимъ образомъ происходитъ преобразованіе въ смягченіи форми наказанія. Затѣмъ отмѣняются казни за преступленія противъ вѣры и слѣдовательно уменьшается кругъ преступленій, наказываемыхъ смертію. Наконецъ измѣняется самый взглядъ на наказаніе, и метафизическое воззрѣніе на наказаніе какъ на возмездіе начинаетъ терять свою силу. Принципъ личной мести отходитъ на задній планъ и уступаетъ мѣсто взгляду на наказаніе, какъ на право общества устрашать и ограждать себя отъ преступленія. Самый принципъ устрашенія въ своей грубой формѣ теряетъ силу и его формула измѣняется. Юристы, вмѣстѣ съ Бентамомъ, убѣждены теперь, что нужно устрашать не силою наказанія и его ужасами, по примѣрностью наказанія. Отсюда выводится прямое заключеніе, что можно устрашать и несравненно болѣе слабыми наказаніями, чѣмъ казнь. Правда, теорія устрашенія еще не совсѣмъ исчезла изъ уголовнаго кодекса, но ея послѣдователи уже пошли на компромиссы; а нѣкоторыя правительства даже рискнули уничтожить смертную казнь. Правда и то, что новыя уголовныя теоріи медленно прививаются къ обществу, въ которомъ глубоко засѣли традиціонныя убѣжденія, однакожъ нельзя не согласиться, что въ XIX вѣкѣ началась новая эпоха въ исторіи наказаній. Въ прежнее время никто и не помышлялъ о соразмѣрности наказанія съ преступленіемъ: въ XIX вѣкѣ на этотъ вопросъ обращена серьезное вниманіе; онъ подвергся точнымъ изслѣдованіямъ, результатомъ чего явилось расширеніе степеней наказанія мы "лѣстницы наказаній". Принципъ этотъ, какъ непремѣнное условіе соразмѣрности наказанія, разработанъ превосходно еще Бептамомъ, но получилъ практическое примѣненіе лишь въ XIX вѣкѣ. Смертная казнь стала употребляться несравненно рѣже, ее стали назначать за меньшее число преступленій, и замѣнять ее другими наказаніями. Въ Англіи въ 1765 г., по свидѣтельству Блэкстона, смертная казнь назначалась за 160 самыхъ разныхъ преступленій, въ томъ числѣ даже за обыкновенное воровство на сумму 40 шиллинговъ. Въ первое десятилѣтіе нашего столѣтія въ Англіи смертная казнь ограничивалась уже только 7 родами преступленій. Кодексъ Наполеона въ 1810 г. угрожалъ казнью въ 36 преступленіяхъ, а законъ 1832 г. ограничилъ число угрожаемыхъ смертью преступленій до 7. Въ Піемонтѣ въ 1839 г. смертная казнь назначалась въ 41 случаѣ, а въ 1859 г. она ограничена только 13 преступленіями. И въ другихъ европейскихъ государствахъ мало-по-малу сокращался кругъ преступленій, наказываемыхъ смертью, такъ-что она оставлена теперь только для умышленнаго убійства и за государственную измѣну въ исключительныхъ случаяхъ. Нѣкоторыя-же государства, какъ мы уже говорили, совсѣмъ отмѣнили смертную казнь. Американскіе штаты самое убійство подраздѣлили на 2 категоріи и полагаютъ казнь только за убійство по 1-й категоріи. Нѣкоторыя государства, какъ Бельгія, Швейцарія, Португалія отмѣнили казнь для политическихъ преступленій. Но кромѣ уменьшенія круга преступленій, къ которымъ примѣнялась смертная казнь, мы должны еще обратить вниманіе на уменьшеніе самыхъ приговоровъ и число казненныхъ. Число этихъ приговоровъ уменьшалось: во 1-хъ, подъ вліяніемъ смягченія уголовныхъ законодательствъ и ограниченія круга преступленій, подлежащихъ казни. Во 2-хъ, подъ вліяніемъ уступки общественному мнѣнію, которое постоянно требовало помилованія осужденныхъ на казнь. Наконецъ въ 3-хъ, подъ вліяніемъ добросовѣстнаго судопроизводства и свободы выраженія мнѣній присяжными, какъ выразителями того-же общественнаго взгляда на наказаніе. Всѣ эти причины привели къ тому, что число смертныхъ приговоровъ въ Европѣ замѣтно уменьшилось. Статистическія данныя, собранныя Миттермайеромъ въ его трудѣ о смертной казни, даютъ намъ ясную картину этого утѣшительнаго движенія впередъ. Въ Австріи, напримѣръ, съ 1803 по 1848 г. было произнесено 1,304 смертныхъ приговоровъ; помиловано 856 человѣкъ. Въ томъ числѣ изъ 911 убійцъ казнено 421, изъі 20 лицъ за измѣну казнено 2 и изъ 84 человѣкъ за поджогъ 18. Можно принять, что двѣ трети преступниковъ получали помилованіе. Съ 1822 г. по 30 г. была помилована половина приговоренныхъ. Съ 1845 г. по 1848 г. состоялось 357 приговоровъ и изъ нихъ было исполнено только 27 (11 въ Галиціи). Уменьшеніе смертныхъ приговоровъ -- фактъ общій, но въ частности онъ имѣетъ нѣкоторыя колебанія, смотря по измѣненію политики правительствъ и соотвѣтственно движенію политическихъ реформъ. Въ этомъ случаѣ въ Австріи, Франціи и Пруссіи съ 1848 года замѣтно отступленіе къ худшему. Но тамъ, гдѣ общество развивалось болѣе спокойно и ровно подъ вліяніемъ лучшихъ условій, тамъ уменьшеніе смертной казни изъ года въ годъ очевидно. Еще въ 1817 въ Англіи было произнесено 1.302 приговора. Въ 1834 г. уже 480. Въ 1859 -- 52, въ 1860 -- 48 и такъ далѣе. Въ Шотландіи въ 1823 г. было 32 приговора, въ 1851 всего одинъ. Въ 1858--9 г. ни одного, въ 1860 г. хотя и было 4 приговора, но ни одинъ не былъ исполненъ. Точно такой-же замѣтный прогрессъ въ отмѣнѣ смертныхъ приговоровъ произошелъ въ Даніи, Швеціи и Норвегіи, но самый большій, конечно, въ тѣхъ государствахъ, которыя рѣшидись совершенно отмѣнить смертную казнь какъ, напримѣръ, въ Тосканѣ, въ Нидерландахъ, Ольденбургѣ, Нассау, Ангальтѣ, Шварцбургѣ, Саксенъ-Кобургъ-Готѣ, Фрейбургѣ, Невшателѣ и въ нѣкоторыхъ штатахъ С. Америки. Въ настоящее время такимъ образомъ около 7.000,000 европейскаго на селенія избавлены отъ смертной казни. Какъ ни ничтожно это число (оно составляетъ около тридцатой части всего населенія Европы), но и оно показываетъ, что люди могутъ жить спокойно и безопасно, безъ устрашенія смертной казнію, -- истина, къ которой пришло человѣчество вѣками.
   Постепенная отмѣна смертной казни доказываетъ, что ея авторитетъ постоянно падаетъ въ глазахъ юристовъ и народа. Она считается уже не столь необходимою какъ въ прежніе вѣка, ея жестокость возмущаетъ людей нашей цивилизаціи и самые нравы, идя впереди, заставляютъ законодательства отмѣнять ее. Соціальныя нужды и общественное мнѣніе въ обществахъ прогрессивныхъ всегда идутъ впереди права, какъ говоритъ Менъ, а поэтому, что бы ни говорили старые юристы, но наступитъ время, когда на практикѣ смертная казнь подучитъ свой окончательный приговоръ. Гораздо важнѣе тѣ выводы, которые мы можемъ сдѣлать изъ исторіи смертной казни; а также изъ тѣхъ послѣдствій, которыя послѣдовали за ея отмѣною. Уменьшеніе приговоровъ и совершенное неупотребленіе казни нисколько не увеличило числа преступленій, какъ разсчитывали люди старыхъ побужденій и робкіе. Въ Тосканѣ, гдѣ хотя съ 1795 г. и введена была казнь, но не приводилась въ исполненіе, незамѣтно было никакого увеличенія преступленій. Съ 1831 г. до новѣйшаго времени въ Тосканѣ не случилось ни одной казни и статистическія таблицы показываютъ, что тяжкія преступленія не увеличиваются. Не менѣе очевидныя доказательства представляютъ Бельгія, Баварія, Баденъ и Ольденбургъ, гдѣ смертная казнь уже давно не употреблялась. Спеціальное изслѣдованіе тѣхъ преступленій, за которыя казнь постепенно отмѣнялась, представляетъ тѣ-же выводы. Статистическія таблицы Англіи показываютъ, что отмѣна казни за нѣкоторыя преступленія, какъ, напримѣръ, за воровство лошадей, за поддѣлку монеты, подѣйствовали благопріятно на ихъ уменьшеніе. Тоскана, Ольденбургъ, Нассау, Ангальтъ, Фрейбургъ, Невшатель, какъ и штаты Америки Мичиганъ и Родъ-Эйланъ совершенно обходились безъ смертной казни, не замѣчая увеличенія преступленій. Въ Тосканѣ высказано многими, что она не потребовалась бы и тогда, еслибы преступленія увеличились. Статистика различныхъ провинцій Бельгіи доказала, что отмѣна казней но препятствуетъ уменьшенію преступленій, какъ существованіе казни не мѣшаетъ ихъ увеличенію.
   Въ двухъ провинціяхъ Лимбургѣ и Люксембургѣ съ 1830 г. случилась только одна казнь, а въ Люттихѣ не было съ 1825 г. ни одной; число преступленій, которыя прежде наказывались смертью, уменьшилось на 13 процентовъ. Въ аппеляціонномъ округѣ Брюсселя съ 1832 г. произошло 25 казней и число обвиненныхъ увеличилось въ 20 лѣтъ на 22 процента. Въ округѣ Гепта произошли 22 казни и преступленія увеличились на 13 процентовъ.
   Изысканія уголовной статистики, въ связи съ причинами преступленій, привели къ выводу, что преступленія зависѣли отъ другихъ причинъ, коренившихся въ обществѣ, и что никакой страхъ наказанія, также какъ и отсутствіе ого, не могли имѣть важнаго вліянія на развитіе преступленій. Опытныя психическія наблюденія надъ вліяніемъ казни на личность преступника до преступленія, какъ и послѣ него, а также повѣрка впечатлѣнія, которое производитъ казнь на зрителей, привела, на основаніи точныхъ изслѣдованій, точно также къ совершенно другимъ выводамъ. Строгій анализъ показываетъ, что теорія страха находится въ прямомъ противорѣчіи съ человѣческой природой и опытомъ. Она опирается на ошибочное предположеніе, что преступникъ всегда предъ совершеніемъ преступленія взвѣшиваетъ всѣ стороны предпринимаемаго имъ дѣла, pro и contra; за тѣмъ наказаніе произвольно соразмѣряется съ величиной побужденія къ преступленію, причемъ удовольствіе и страхъ представляются отдѣльными другъ отъ друга, между тѣмъ какъ, опыты доказываютъ, что во время совершенія извѣстнаго поступка, въ душѣ человѣка существуетъ только одно основное настроеніе. Эта теорія не обращаетъ вниманія на то, что устрашающая сила уголовнаго закона заключается не въ величинѣ угрожаемаго зла, а въ увѣренности избѣгнуть его {Миттермайеръ, Смертн. казн. с. 66. Еще яснѣе говоритъ лордъ Брумъ: "Вы думаете, что устрашай ни остановите человѣка, идущаго совершить преступленіе, Заблужденіе! Сначала онъ обольщаетъ себя тѣмъ, что не попадется; когда попался, старается избѣгнуть суда; судимый, старается утаиться отъ судей; приговоренный надѣется на помилованіе".
   Рѣчь въ парижской академіи 1862 г.}. Впечатлѣніе, производимое казнью на остальныхъ преступниковъ и на публику, было въ большинствѣ случаевъ совсѣмъ не то, какое предполагали теоретики. Она не только не устрашала остальныхъ, но производила дурныя и даже пагубныя послѣдствія, какъ доказываетъ тотъ-же опытъ. Въ Англіи во время казни совершаются многочисленныя воровства. Казнь не производитъ впечатлѣнія даже на людей, которые уже были судимы за преступленія. Священникъ Робертъ сообщаетъ, что изъ 167 человѣкъ, которыхъ онъ въ Бристолѣ напутствовалъ передъ казнію, 161 объявили, что присутствовали при совершеніи казней. Опыты показываютъ, что впечатлѣніе казней имѣетъ напротивъ иногда самое пагубное вліяніе на зрителей и даже вызываетъ на совершеніе тѣхъ-же преступленій. Это было замѣчено въ Бостонѣ. Когда послѣ долгаго отсутствія казней, снова казнили одного поджигателя, вдругъ появились чаще поджоги. Изслѣдованіе показало, что всѣ послѣдующіе поджигатели присутствовали при казни. Потрясающія зрѣлища отражаются часто самымъ болѣзненнымъ образомъ на людяхъ. Въ этомъ случаѣ замѣчателенъ фактъ, недавно бывшій въ Россіи и опубликованный въ газетахъ. Въ Казани, во время конфирмаціи женщины за убійство мужа, приговоренной къ каторгѣ и выведенной на эшафотъ, впечатлѣніе выставки, имѣющей тоже устрашительный характеръ, произвело такое потрясеніе, что другая женщина, присутствовавшая при наказаніи пришла домой и убила мужа безовсякой причины. Въ этомъ случаѣ сильное впечатлѣніе производитъ такое нервное разстройство, что оно доводитъ даже до маніи къ тому-же преступленію. Таково вліяніе устрашающихъ и торжественныхъ зрѣлищъ, которыя особенно защищаютъ юристы и которые защищалъ даже Бейтамъ {О наказаніяхъ, гл, IX. "усилить впечатлѣніе наказаній на воображеніе".}. Видъ устрашающихъ наказаній и казной для зрителей, привычныхъ къ ихъ виду, не можетъ возбудить особаго чувства страха, какъ и бывало при частомъ употребленіи казней въ древности. Тогда-же, когда казнь употребляется рѣдко, она потрясаетъ зрителей и у нихъ обнаруживается чувство соболѣзнованія къ участи преступника. Блѣдный, разстроенный, впавшій въ отчаяніе, обезсиленный, находящійся почти въ безсознательномъ положеніи,-- какъ это и бываетъ большею частью,-- преступникъ долженъ возбудить невольное соболѣзнованіе. Въ такомъ случаѣ зрѣлище казни можетъ возбудить еще отвращеніе и даже негодованіе! Въ людяхъ-же развитыхъ и обладающихъ чувствомъ, зрѣлище казни возбуждаетъ горячій протестъ. Гдѣ цивилизація проникла сильнѣе, гдѣ грубость и варварство исчезли изъ нравовъ, тамъ самое настроеніе массы не позволитъ совершать жестокихъ зрѣлищъ. Во Флоренціи, во время послѣдней казни, народъ высказалъ свое отвращеніе тѣмъ, что уходилъ съ тѣхъ улицъ, по которымъ шла процессія, и на мѣстѣ казни не было зрителей. Это отрицаніе самаго вида казни должно было доказать, что даже массы народа дошли до пониманія ея ненужности, до пониманія чего не достигли еще многіе юристы. Признанная въ принципѣ несправедливою и безполезною, эта мѣра наказанія должна была уничтожиться во всѣхъ своихъ формахъ. Но оставшись въ традиціяхъ юристовъ даже при самой юридической отмѣнѣ казни, она къ сожалѣнію измѣняется часто только по внѣшней формѣ. Нѣкоторыя законодательства рѣшились замѣнить открытую казнь и закрытою, какъ, напримѣръ, Пруссія, Виртембергъ, Саксенъ-Альтенбургъ, Гамбургъ, Баварія, и, наконецъ, нѣкоторые Американскіе штаты. Но подобная уступка уничтожила только одни кровавыя зрѣлища, которыя вмѣсто явныхъ сдѣлались потаенными, какъ будто сами исполнители правосудія уже страшились выступать съ ними предъ народомъ. "Если наказаніе смертью справедливо, то совершайте его при свѣтѣ дня. Если оно морализируетъ массы, исполняйте его при свѣтѣ солнца, этотъ страшный урокъ. Но если вы сами сомнѣваетесь въ его дѣйствіи, если вы не увѣрены въ чувствахъ, которыя оно возбуждаетъ, зачѣмъ-же вы еще прибѣгаете къ нему. Примѣненіе тайной казни было притомъ совершенно непослѣдовательно, такъ какъ утилитарное значеніе ея -- устрашеніе -- терялось, и въ ней оставался только мотивъ воздаянія за вину -- месть. При подобной уступкѣ древній принципъ наказанія замѣнился еще болѣе древнѣйшимъ нежели принципъ устрашенія. Другая уступна была сдѣлана въ томъ отношеніи, что иногда преступнику отстрачиваютъ исполненіе казни на годъ, какъ въ штатѣ Мэнъ, но эта отсрочка казни безъ сомнѣнія крайне мучительна. Государства совсѣмъ отмѣнившія смертную казнь замѣняютъ ее вѣчнымъ заключеніемъ, какъ въ Бременѣ, Ольденбургѣ и Тосканѣ. Но это погребеніе заживо въ темницѣ едвали лучше казни. Вѣчное заключеніе, что это такое, какъ не та же смерть болѣе утонченно и болѣе мучительно примѣняемая. Цѣлая жизнь вѣчнаго одиночнаго заключенія, цѣлая вѣчность безнадежныхъ страданій и это называется смягченіемъ! Въ одномъ изъ штатовъ Америки придумали надъ такимъ заключеннымъ поставить даже надгробный памятникъ на верху его вѣчной темницы. И такое возмутительное лицемѣріе называется иногда отмѣною казни! Изъ этого видно, что самый принципъ казни далеко еще не уничтожился въ новыхъ формахъ наказанія, замѣняющихъ ее: сущность остается та же, измѣняется только форма.

Н. Ядринцевъ.

"Дѣло", No 6, 1871

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru