Lib.ru/Классика: Ядринцев Николай Михайлович. Бродячее население Сибири

БРОДЯЧЕЕ НАСЕЛЕНІЕ СИБИРИ.

І.

Русскій народъ издавна имѣлъ наклонность къ бродяжеству, порожденную особенными условіями его исторической жизни. Сначала пустота и обширность территоріи, которую онъ занималъ, естественно влекла его отъ центра въ мѣстамъ незанятымъ. Государственный складъ старой Руси, полный неустройствъ и притѣсненій всякаго рода, споры независимыхъ княжествъ съ Москвою, вызвали обширныя эмиграціи на украйны, и затѣмъ во все продолженіе исторіи народъ искалъ предчувствуемой имъ свободы въ бѣгствѣ. Побѣги составляли единственное средство избавиться отъ дурной обстановки и тягостной жизни въ обществѣ. Какъ въ древней, такъ и въ новой Руси побѣгъ и бродяжество были единственнымъ протестомъ личности противъ стѣснявшихъ ее всякаго рода обстоятельствъ. Тяжело ли было русскому человѣку отъ крѣпостнаго права, давилъ ли его воевода, брали ли его въ войско, начинали ли записывать въ податной подушный окладъ, запрещали ли исповѣдывать старую вѣру, накладывали ли тяжелую подать, голодъ ли приходилъ, бѣдность ли душила, семья ли одолѣвала -- онъ дѣлалъ одно -- бѣжалъ и бѣжалъ. Обиліе какъ историческихъ терминовъ, такъ и ходячихъ нынѣ, для характеристики бѣгствъ показываетъ близкое знакомство народа съ этимъ дѣломъ. Какъ прежде, такъ и нынче тысячи людей любятъ бродить по пространству необъемлемаго русскаго царства. Можно сказать, что русскій народъ воспитался въ бѣгахъ, на его почвѣ выработалась даже дикая религія бѣгства (бѣгуны). Въ историческомъ значеніи эти побѣги, можетъ быть, составляли болѣе пассивную, чѣмъ активную сторону народной жизни. Во всякомъ случаѣ, приступая къ разбору подобнаго явленія въ современной жизни, мы должны коснуться исторической стороны вопроса о бродяжествѣ въ Россіи.

Древняя Русь почти вся состояла изъ бродячихъ людей; конецъ бродяжеству, по крайней мѣрѣ, въ сословіи земледѣльцевъ и работниковъ думали положить прикрѣпленіемъ крестьянъ къ помѣщичьей землѣ, но эта мѣра нисколько не искоренила бродяжества. Ея непосредственнымъ результатомъ было обращеніе массы народа въ рабство, что въ свою очередь и способствовало усиленію вѣковой страсти народа къ бродяжеству съ тою только разницею, что теперь оно стало предъ закономъ преступленіемъ. Бродяжеству также помогъ новый государственный строй Россіи. На развалинахъ стараго порядка строилось сильно централизаціонное государство, обращавшее народъ подъ власть воеводъ и круто дисциплинировавшее распущенную массу. Это порождало новыя эмиграціи и усиливало старыя. Бродячіе люди всякаго сорта воздавали казачество на украйнахъ, на Днѣпрѣ, Дону, Волгѣ, Терекѣ и Яикѣ. Чуть не вся Русь разбрелась врозь, и повалила въ Польшу, Турцію, на югъ и въ сѣверо-восточные лѣса. Неудовлетворительное состояніе крестьянства, посады и села, обремененные повинностями, пошлины; таможни, злоупотребленія воеводъ и служилыхъ людей, дурное правосудіе, правежъ и пытки дѣлали жизнь для населенія невыносимою и гнали его. "Причины шатанія и побѣговъ лежали во внутреннемъ организмѣ гражданскаго порядка, говоритъ Костомаровъ; побѣги были до того обыкновенны, что въ челобитныхъ жители угрожали правительству, что разбредутся въ рознь". Соловьевъ, въ своей исторіи, точно также довольно картинно рисуетъ печальное положеніе тогдашней бѣгущей во всѣ стороны Руси {Историческія монографіи Костомарова, т. 2-й стр. 233--238. Истор. Росс. Соловьева т. XIII стр. 182--138.}. Время междуцарствія, расколы, наборы Петра, бироновщина, самоуправство временщиковъ, безурядица по смерти Петра I до Елизаветы Петровны и ея слабое управленіе -- все способствовало къ побѣгамъ. Крестьяне крѣпостные, дворцовые, архіерейскіе и монастырскіе бѣгали непрестанно. Широкимъ потокомъ стремилось бѣгущее населеніе, цѣлыя деревни становились безлюдными -- и такихъ насчитывали десятками. Напротивъ сѣверовостокъ и юговостокъ населялись. На Тралѣ, въ Оренбургѣ и Астрахани оказалось такъ много бѣглыхъ и пришлыхъ, что если бы ихъ вывести, то на Уралѣ всѣ заводы остановились бы, въ оренбургской губерніи надобно было опустошить цѣлыя слободы, а астраханская почти вся состояла изъ "сходцевъ" {Сѣверовосточная колонизація Ешевскаго. Вѣстн. Евр., 1866 г. кн. 1.}. Правительству только оставалось признать существующій фактъ и оставить бѣглецовъ на новыхъ мѣстахъ ихъ поселеній: такъ оно и распорядилось со всѣми, кто бѣжалъ до ревизіи 1719 г. Однакожь подобныя распоряженія были исключеніемъ. Напротивъ, думали удерживать бродяжество изданіемъ строгихъ мѣръ: "за бѣглыми отправляли сыщиковъ, говоритъ Костомаровъ, ловили, били кнутомъ и водворяли на прежнихъ мѣстахъ, но усиленная ловля бѣглецовъ не прекращала бродяжничества, а произвела только разбойничество. Пойманные и водворенные облагались большею повинностію и потому снова бѣжали, соединялись для защиты и составляли разбойничьи шайки. Во второй половинѣ XVII столѣтія разбои особенно усилились. Люди оставившіе трудъ, праздные, гонимые и ожесточенные естественно видались на воровство и грабежъ въ своей безконтрольной бродячей жизни. Бродяжескія шайки казаковъ, такимъ образомъ, бушевали на украйнахъ государства, разбивая ка-. раваны, а внутри шайки воровъ грабили крестьянство. Общество разъѣдала какая-то анархическая борьба однихъ элементовъ противъ другихъ и дѣлала жизнь небезопасною и бѣдственною. Бродяжество самымъ неблагопріятнымъ образомъ отзывалось на всемъ гражданскомъ строѣ остальнаго осѣдлаго общества" {Историч. моногр. Костомаровъ т. 2-й стр. 288--5; о томъ же Соловьевъ въ Истор. Росс. т. XI стр. 80--83, т. XIII стр. 132. Ешевскій въ Вѣсти, Евр. 1861 кн. 1-ая.}. Изъ многочисленныхъ шаекъ бѣглыхъ составлялись даже цѣлыя арміи. Такъ, въ 1603 году, Хлопка Косолапый, во главѣ такой бродяжеской арміи, является самозванцемъ и идетъ на Москву. Въ 1724 году шайка въ тысячу человѣкъ подъ начальствомъ бѣглаго солдата Клопова въ пензенской губерніи строитъ крѣпостцу. Бродячіе же элементы дали готовую силу для Стеньки Разина и пугачовщины. Но въ то время, когда бродяжеству невидимому становилось уже тѣсно въ Россіи, одна изъ бродячихъ шаекъ героически ринулась за Уралъ, и открыла новый міръ и новый просторъ для бѣглыхъ.

Стѣсняемое бродяжество получило тогда право гражданства въ Сибири, и на первыхъ порахъ развивалось въ ней совершенно свободно, какъ и въ древней Руси. Новая страна, представлявшая свободную жизнь безъ властей и контроля, съ готовыми землями и промыслами, была такъ обольстительна, что въ нее народъ кинулся массами, а сѣверо-восточныя губерніи Россіи стали наоборотъ пустѣть. Сначала правительство смотрѣло на эти переселенія благосклонно, поощряя колонизацію новопріобрѣтенныхъ земель, но скоро оно замѣтило, что переселенія угрожаютъ увлечь чуть не все крестьянство, что деревни пустѣютъ, цѣлыя тысячи тяглыхъ людей исчезаютъ безслѣдно, переваливъ за Уралъ, въ лѣсахъ и пустыняхъ Сибири. Скоро оно ограничило колонизацію только одними вольными гулящими людьми, бобылями и захребетниками, запретивъ перемѣщаться тяглымъ людямъ. Для удержанія переселенія крестьянства въ Сибирь поставлены даже были "заставы крѣпкія {Истор. Росс. Соловьева т. XIII стр. 137 -- 8. Дополненіе къ антамъ историч. т. VI, 19.}. Но это, разумѣется, не превратило движенія. Сибирь представляла, какъ по своимъ физическимъ условіямъ, такъ и по малочисленности населенія, превосходный пріютъ для бродяжества. Темныя тайги и урманы, скалистыя и трудно-проходимыя горы Алтая и Саяновъ, неизвѣданныя и неоткрытыя мѣста -- все благопріятствовало побѣгу. Сибирь сдѣлалась притономъ раскольниковъ, которые создавали здѣсь скиты, деревни и такъ разростались и утверждались, что правительство, наконецъ, перестало ихъ ссылать сюда {Указъ 15 декабря 1793 года. Полное собраніе законовъ Росс. Имперіи.}. Крѣпостные крестьяне здѣсь искали убѣжища во все время крѣпостнаго права. Сюда уходили бѣглые солдаты и преступники. Они дѣлались промышленниками-звѣровщиками, а иногда и работниками у жителей. Такіе бродячіе люди разнаго сорта назывались "гулящими людьми". Они были типомъ тогдашняго колонизаторства,-- піонерами колонизаціи, и всегда образовывали линію, по которой должно было идти дальнѣйшее осѣдлое заселеніе. Они занимали лѣса, строили избушки и приступали къ звѣриному промыслу. Люди одинокіе, бобыли, вызванные сюда или нуждой или стѣсненіями, не боялись опасностей и шли, не останавливаясь передъ трудностями. Люди закаленнные въ нуждѣ, они не заботились о завтрашнемъ днѣ и продолжали питать антипатію къ прочной осѣдлой жизни. Этотъ духъ непостоянства увлекалъ ихъ впередъ въ завоеванныя пустыни, а нужда и голодъ не позволяли сидѣть сложа руки. Но бродячее населеніе не ограничивалось только одними пришельцами. Селимые и водворяемые въ Сибири на правахъ гражданства, послѣ непродолжительнаго отдыха начинали испытывать тѣ же неудобства, которыя гнали ихъ изъ Россіи. Имъ часто приходилось едва ли еще не хуже. Воеводы вдали отъ контроля высшаго правительсва были необузданнѣе и своевольнѣе, поборовъ и гнета было еще болѣе, и жизнь становилось еще тяжелѣе, а повинности въ неустроившемся обществѣ еще тягостнѣе. Крестьяне и здѣсь стали прикрѣпляться; они приписывались къ заводамъ и монастырямъ. Все это вызвало и здѣсь уходы и скитальчество. Жители разсыпались по лѣсамъ и промысламъ, такъ что трудно было отличить гражданина отъ бѣглаго. По мѣрѣ заселенія и введенія осѣдлости въ краѣ, все бѣглое и промышленное населеніе двигалось въ глубь еще неизвѣданныхъ мѣстностей и гнѣздилось по окраинамъ, скрываясь отъ надзора. Только въ половинѣ прошлаго столѣтія, когда крестьянство стало переходить отъ звѣроловной къ земледѣльческой промышленности, когда въ краѣ утвердилось прочное управленіе вмѣстѣ съ кое-какой гражданственностью, правительство контролируетъ скитаніе и стремится ловить бѣглыхъ, но темные лѣса и пустыни въ тысячи верстъ все еще даютъ широкій пріютъ и не позволяютъ властямъ услѣдить за бродяжествомъ. Оно скрывается все глубже и глуже., Въ вершинахъ Бухтармы между скалъ создаются деревни бѣглыхъ, въ лѣсахъ гнѣздятся скиты, привлекая крестьянъ раскольниковъ. Такъ создались деревни каменщиковъ въ 1760 г., скитъ чернеца Некрасова на Убѣ въ 1760 же году, или подобный же, основанный чарыжскими крестьянами на той же р. Убѣ {Акты Омскаго обіастнаго архива. Матеріалы къ исторіи Сибири Г. Н. Потанина.}. Кромѣ того все прошлое столѣтіе на Барабѣ, по всей южной Сибири, на Карасунѣ, Ульбѣ, Убѣ и Бухтармѣ разсыпались промышленныя избушки, открытыя для бѣглыхъ. Ямщичьи зимовья были такими, же притонами. Правительство начинаетъ борьбу съ бѣглыми и бродящими, принимая противъ нихъ жестокія и карательныя мѣры. Крестьяне, бродившіе ранѣе свободно, наказываются за переходъ границы указомъ 1743 года свыше 40 лѣтъ отъ роду кнутомъ, а моложе плетьми. Отлучившіеся отъ мѣста приписки отыскиваются. Такъ промеморіей 1762 года начальство волыняно-воскресенскихъ горныхъ заводовъ объявляетъ объ отлучившихся 114 подзаводскихъ крестьянахъ, не взявшихъ паспортовъ и скитающихся неизвѣстно гдѣ, и такъ какъ люди закабаляютъ себя: часто купцамъ въ работы, то просятъ ихъ не держать, а выслать. Зимовщикамъ по дорогамъ дается инструкція бѣглыхъ не держать, ночлега не давать и представлять начальству. Сверхъ того посылаются военныя команды, чтобъ по дорогамъ и лѣсамъ ловить бѣглыхъ {Омск. обл. арх томъ No 48. 1759 г. стр. 80, томъ 67 стр. 727, томъ 47 стр. 78.}. Начались поиски -- и въ прошломъ столѣтіи возникаетъ цѣлая масса дѣлъ о разныхъ личностяхъ, находившихся въ бѣгахъ. Забираются крестьяне, ходящіе на рыбныя ловли въ степи, на хмѣлеваніе и за звѣроловствомъ на линію, берутся крестьяне, жившіе по лѣсамъ по десяти и двадцати лѣтъ, такъ Устюжанинъ изъ Тары или подзаводскій крестьянинъ Березовскій, шедшій по казенной надобности, но увлекшійся соболинымъ промысломъ и оставшійся въ лѣсахъ, какъ бродяга. Попадаются бѣглые ямщики, преступники изъ ссыльныхъ, солдаты изъ полковъ и всякіе другіе {Омск. обл. арх. т. 67, 73 и др" Матеріалы къ истор. Сиб. Г. В. Потанина.}. Подъ вліяніемъ преслѣдованія образовался уже не такой мирный типъ бѣглыхъ. Въ 1747 году берутъ съ оружіемъ въ рукахъ шайку полупромышленниковъ, полуразбойниковъ, предводимую Селезневымъ; она отчаянно сопротивлялась, и ее можно было захватить только послѣ рѣшительнаго боя. Затѣмъ безпрестанно являются донесенія о шайкахъ бродягъ, дѣлающихъ нападенія на деревни для грабежа, отстрѣливающихся отъ командъ и упорно защищающихся. На Карасунѣ, устроилась цѣлая колонія бѣглыхъ; ее розыскивали по показаніямъ казака Нагибина въ 1759 году и взяли послѣ сильнаго упорнаго сопротивленія {Мат. къ истор. Сиб. стр. 215--222 и омск. обл. арх. т. 47 стр. 164.}. Разбои долго еще свирѣпствовали но Сибири въ концѣ прошлаго и началѣ нынѣшняго столѣтій. Это было явное послѣдствіе преслѣдованій, но вмѣстѣ съ тѣмъ, съ заселеніемъ Сибири бродяжество уже имѣло менѣе простора и свободы. Бродяги и бѣглецы не могли свободно скрываться и большая часть изъ нихъ должна была снизойти до участи воровъ и нищихъ. Уже въ 1762 году взятые бѣглый: ямщикъ съ барабинской степи и бѣглый оренбургскій солдатъ Пономаревъ пробираются по деревнямъ ночами, воруютъ по погребамъ на пропитанье и отгоняютъ лошадей. Въ 1762 году пойманный тобольскій солдатъ Батеневъ съ товарищами показываетъ, что скрывались они по избушкамъ, проходя по деревнямъ нищенствовали или нанимались работать; такъ шили они на Барабѣ у мужика шубу три дня. Словомъ, складывался уже другой типъ бѣглецевъ, типъ паразитствующій, приниженный, занимающійся воровствомъ и скрывающійся между осѣдлымъ населеніемъ.

Изъ этого мы видимъ, что какъ въ Россіи, такъ и въ Сибири существовали одинаковые переходы бродяжества. Сначала оно имѣетъ полную свободу, потомъ, подъ вліяніемъ запрети, превращается въ бѣглыхъ и преслѣдуемое проявляетъ свою дѣятельность безчинствами и разбоемъ. Съ введеніемъ же гражданственности, бродяжество принимаетъ характеръ воровства и паразитизма. При дальнѣйшемъ развитіи государственнаго порядка и улучшеніи общественной организаціи оно должно было уменьшиться и, наконецъ, совершенно исчезнуть. Къ этому бродяжество приходитъ нынѣ въ Россіи, къ тому же оно приближалось въ Сибири въ прошломъ столѣтіи. Но затѣмъ здѣсь явились особенныя обстоятельства, отчасти измѣнившія характеръ бродяжества, усилившія его новымъ элементомъ, и потому увеличившія число его членовъ. Въ самомъ дѣлѣ нынѣ, когда мы видимъ въ Россіи бродяжество довольно слабымъ, стѣсненнымъ и тщательно скрывающимся отъ правосудія, въ Сибири оно живетъ довольно свободно, получивши своего рода право на существованіе, рядомъ съ осѣдлою гражданственностью. Причины, увеличившія снова бродяжество и поддерживающія его донынѣ въ Сибири, это ссылка. По мѣрѣ того, какъ уничтожалось вольное бродяжество народа, въ Сибири создавалась новая форма его ссыльная, принявшая свой оригинальный характеръ.

Ссылка въ Сибирь завелась давно, но прежде она была въ небольшихъ размѣрахъ. Она началась въ 1658 году посылкою воровъ и разбойниковъ, приговоренныхъ къ отсѣченію руки. Съ 1686 г. стали ссылать бродягъ, бунтовщиковъ, мятежныхъ псковичей, жителей Углича, крамольныхъ стрѣльцовъ. Число ссылаемыхъ увеличилось особенно съ 1754 г., съ отмѣной смертной казни, но постоянно установилось только въ нынѣшнемъ столѣтіи. Въ 1807 г. было учреждено общее по колодницкой части присутствіе въ Тюмени. Въ 1823 г. учрежденъ приказъ о ссыльныхъ въ Тобольскѣ. Съ учрежденіемъ его являются положительныя свѣденія о числѣ ссыльныхъ. По статистическимъ отчетамъ видно, что съ 1822 по 1852 г. сослано было 200,000 человѣкъ обоего пола разныхъ званій. Съ 1852 по 1868 годъ число это по разсчету должно было увеличиться еще на 150,000 человѣкъ {По вычисленію Гагемейстера, съ 1822 по 1852 годъ прибыло въ Сибирь 200,000 всякаго рода ссыльныхъ (Истор. статист. обозр. Сибири Гагемейстера, т. 2-й). Въ 1854 г. было ссыльныхъ 7,350 чел. об. пола, съ 1854 по 1859 г. прибыло въ пять лѣтъ 47.842 ссыльныхъ (Тоб. губ. вѣд. 1859 г., No 28--31), въ 1860 г. прибыло 7,728, въ 1861 г. 9,003, въ 1862 г. 7,377, въ 1863 г. 8,079 (Статист. Временникъ 1865 г.). Ежели мы сюда прибавимъ по 8,000 ссыльныхъ ежегодно прибывающихъ до 1868 г., то найдемъ, что ссылка дала Сибири съ 1822 по 1868 г. до 350,000 ссыльныхъ.}, т. е. въ 46 лѣтъ прибыло въ Сибирь всего около 350,000 ссыльныхъ. Ссылка по самому своему характеру не могла быть слишкомъ благопріятною для осѣдлости. Она наводняла Сибирь людьми, шедшими по неволѣ, большею частію безъ семействъ, {Изъ 200,000 ссыльныхъ явившихся съ 1822 по 1852 г. женщинъ было только 40,000, притомъ большая часть изъ ссыльныхъ прибываемъ холостыми, незамужними и не въ молодыхъ лѣтахъ, такъ съ 1851--1852 г. ¹/₃ всѣхъ женщинъ и ¹/₂ мужчинъ были старѣе 40 лѣтъ. Въ 1851 г. въ губерніяхъ тобольской, томской и енисейской было 34,123 ссыльныхъ женщинъ и у нихъ только 28,146 дѣтей (Историко-статистическое обозрѣніе Сибири Гагемейстера, т 2-й, стр. 65--70).} крайне предубѣжденными противъ здѣшней жизни, безнравственными и малоспособными къ труду, которые притомъ ставились здѣсь нарочно въ дурныя экономическія условія, какъ люди наказанные. Поэтому-то ссылка необходимо увеличила въ поразительныхъ размѣрахъ бродяжество. Ссыльные не могли обѣщать прочной осѣдлости и по своему характеру и по неудовлетворительности ихъ обстановки на поселеніи, и въ особенности на каторгѣ. Большая часть ихъ потому и ссылалась, что неспособна была въ гражданственности и труду на своей родинѣ. Страна же, такая какъ Сибирь, требующая и по климату, и по нетронутости почвы, упорныхъ и неутомимыхъ физическихъ усиліе, не могла имъ нравиться. Они были лишены наиболѣе благородныхъ мотивовъ труда и къ нему могли побудить ихъ лишь крайняя нужда и голодъ. Труда они избѣгали до послѣдней возможности и прежде чѣмъ обратиться къ нему, разумѣется, изыскивали всѣ средства для пропитанія, къ которымъ прибѣгаютъ люди, нечувствующіе пользы и разумности труда и получившіе къ нему отвращеніе. Гораздо легче пуститься въ легкое наживаніе денегъ разными предосудительными способами: обманами, кражей, попрошайничествомъ, нищенствомъ и бродяжествомъ, нежели рѣшиться заняться тяжелымъ трудомъ. Ссыльные одинаково прибѣгали ко всѣмъ этимъ средствамъ. Сибирское бродяжество, такимъ образомъ, концентрировало и довольно рельефно выражало всѣ дурныя стороны ссылки, и было продуктомъ ея. Мы постараемся въ этомъ этнографическомъ очеркѣ показать настоящій характеръ сибирскаго бродяжества.

По оффиціальнымъ отчетамъ мудрено составить общую цифру ловимыхъ бѣглыхъ. Ихъ могла бы свести въ общему итогу одна администрація, но къ сожалѣнію даже попытокъ къ этому не дѣлается или, по крайней мѣрѣ, о нихъ не публикуется. Сами по себѣ мѣста, могущія доставить цифры, какъ тюремные комитеты, остроги, экспедиціи, о ссыльныхъ, приказы и т. п. учрежденія въ собранію свѣденій ничѣмъ не побуждаются, а губернскіе статистическіе комитеты ограничиваются только той программой, которую имъ даетъ центральный статистическій комитетъ. Старыми оффиціальными данными, разбросанными въ разныхъ мѣстахъ, не рѣшаемся руководствоваться какъ мало заслуживающими довѣрія, а приведемъ цифры изъ нашихъ собственныхъ наблюденій, вынесенныхъ изъ изученія острожной жизни. Надобно замѣтить, что всѣ сибирскіе остроги, сюда же слѣдуетъ причислить и пермскій, какъ пограничный, запружены бродягами. Тобольскій, омскій, томскій и иркутскій остроги, а въ особенности, Маріинскій, Каинскій, лежащіе на бродяжескомъ трактѣ, наполнены почти исключительно бродягами. Острогъ, который былъ доступенъ нашимъ наблюденіямъ, также содержалъ большую часть этого ссыльнаго бродячаго населенія. Въ 1865--6 годахъ доходило бродягъ здѣсь до 500 на 100 крестьянъ и мѣщанъ. Въ 1867 г. перебывало въ годъ 1367 арестантовъ, изъ нихъ большинство бродяги. Составъ бродяжескаго населенія показываетъ, что они большею частію изъ сосланныхъ на поселеніе, съ заводовъ, рудниковъ и дезертиры. Но число бродягъ по острогамъ должно считаться mimum'омъ ихъ настоящаго, бродящаго по Сибири числа -- это только бродяги, попавшіе за обнаруженныя преступленія во время свитальчествъ или взятые по поводу разныхъ розысковъ преступленій, совершенныхъ бродягами же. Большая часть этихъ скитальцевъ ходитъ свободно и безпрепятственно -- стоитъ только пошарить въ любой волости, чтобы найдти сотни такого проходящаго неизвѣстно куда, и неизвѣстно откуда народу. Въ 1867 г. въ юдинской волости тобольской губерніи, по случаю убійства трехъ проѣзжихъ монахинь, набрали облавами до 400 человѣкъ бродягъ. Въ той же губерніи въ кулачинской волости (первая станція отъ Омска), по случаю убійства еврейскаго семейства, взято было до 200 бродягъ. Къ острогу разомъ подвозили по десяти и болѣе подводъ съ этимъ людомъ. Забираніе по деревнямъ прекращается иногда только вслѣдствіе предписанія земскаго начальства,-- садить некуда, остроги переполняются наловленными арестантами. Какъ велико число кочующихъ по волостямъ и округамъ мы предоставляемъ судить по слѣдующимъ разсказамъ бродягъ. Они говорятъ, что въ 1864 г. около Иркутска по разнымъ волостямъ зимовало до 4000 бродягъ. Около Верхнеудинска ихъ было одно время 500. Близь одной деревни иркутской губерніи въ 400 человѣкъ жителей, зимовало по избушкамъ до 200 бродягъ. Тамъ, гдѣ лежитъ бродяжескій трактъ но большой дорогѣ, проходитъ чрезъ деревню лѣтомъ по 30, 40 и даже 60 бродягъ, да и зимою случается человѣкъ по 20. Иркутская губернія наиболѣе обильна числомъ бродягъ, какъ имѣющая нѣсколько казенныхъ заводовъ и благодаря проходящему чрезъ нее пути изъ Забайкалья, гдѣ еще больше заводовъ и рудниковъ. Въ селеніяхъ енисейской губерніи число бродягъ также значительно, хотя часть ихъ и отвлекается на пріиски. Въ 1866 г. въ каинскомъ округѣ зимовало ихъ 400 человѣкъ. На большомъ трактѣ, на одной мельницѣ по случаю какой-то задержки въ проходѣ, ихъ скопилось де 200 человѣкъ. Черезъ деревни лѣтомъ здѣсь также проходятъ отъ 40 до 60. Въ томской губерніи бродяжество также распространено, хотя и болѣе разсыпано по губерніи, такъ какъ тѣ, которые хотятъ остаться въ Сибири, далѣе нейдутъ. Въ укромныхъ мѣстахъ, по лѣсамъ, даже создаются цѣлыя деревеньки изъ бродягъ; такъ мнѣ разсказывали о деревнѣ въ 30 дворовъ на одной рѣчкѣ въ томской губерніи.

Цифру всѣхъ бродящихъ по Сибири однако опредѣлить трудно, но во всякомъ случаѣ многіе весьма вѣроятные факты показываютъ, что число это громадно. Едва ли мы ошибемся, если положимъ такого народа въ Сибири отъ 20,000 до 30,000 человѣкъ. Эта цифра заслуживаетъ вниманія, тѣмъ болѣе, что бродяжество не только не уменьшается, но новыми ссылками постоянно пополняется я увеличивается. Ссыльные, ловимые снова, отправляются на заводы и снова бѣгутъ оттуда. Такимъ образомъ, отъ востока Сибири до Урала идетъ постоянный бродяжескій perpetuum mobile.

Явленіе бродяжества, по нашему мнѣнію, заслуживаетъ изслѣдованія по многимъ причинамъ; во первыхъ, оно обращаетъ на себя вниманіе, какъ участь нѣсколькихъ тысячъ людей, ведущихъ жалкую, случайную жизнь. Вынужденные обстоятельствами идти въ бѣга, они обрекаютъ себя къ этому на цѣлую жизнь. Ловимый и ссылаемый постоянно, онъ такъ и сякъ спасается отъ наказаній и, проводя часть своей жизни въ бѣгахъ, проводитъ остальную въ острогѣ и каторгѣ. Такъ тянется цѣлая жизнь его. Онъ убьетъ всю ее на отысканіе призрачной свободы, выбьется изъ силъ, но какъ въ заколдованномъ кругу не можетъ найдти ея. Стараясь выбиться изъ Сибири, онъ неминуемо схватывается полиціей или населеніемъ, когда готовъ уже выйдти за ея границы. Это отравляетъ ему дальнѣйшую жизнь, дѣлаетъ его ожесточеннымъ, озлобленнымъ, безпокойнымъ. Постоянная оппозиція въ душѣ противъ общества и властей не потухаетъ въ немъ, а по мѣрѣ препятствій только разгарается и превращается иногда почти въ бѣшенство. Самые энергичные члены бродяжества борятся съ своей судьбой цѣлую жизнь на смерть и вымѣщаютъ свою злобу на всемъ, что имъ попадется на пути. Какъ отдѣльно страдающая личность, бродяга достоинъ -- состраданія, какъ лицо деморализированное -- психическаго анализа. Біографіи подобныхъ личностей достойны вниманія и онѣ не разъ встрѣчались въ нашей литературѣ -- жалко только, что въ нихъ увлекались одной романической стороной дѣла. Еще замѣчательнѣе тотъ бытъ, который сложился у этихъ людей, связавъ ихъ въ отдѣльное сословіе, живущее независимо и слѣдующее своимъ правиламъ и принципамъ. Въ цѣломъ оно представляетъ довольно грандіозное явленіе, захвативъ тысячи людей, создавъ имъ особую жизнь, слѣдующую своимъ законамъ причинности. Массы этого бродячаго населенія создали интересы своей корпораціи, свои нравы, обычаи, поэзію, преданія, мифы и свое законодательство. Они завоевали себѣ извѣстныя права у общества, которыя удерживаютъ до нынѣ и за которыя борятся съ крестьянствомъ. Потому тѣмъ большаго вниманія заслуживаютъ они по вліянію на страну, гдѣ блуждаютъ, предъ которой не принимаютъ никакихъ обязательствъ, и на общество, на счетъ котораго живутъ. Охарактеризовать это вліяніе составитъ главную нашу задачу.

II.

Какъ ни разнообразны причины бродяжества, вслѣдствіе индивидуальныхъ побужденій каждой личности и разнохарактерности обстановки субъекта, но ихъ можно все-таки формулировать. Понятно, что общая основная причина скрытной бродячей жизни есть неудовлетворительность окружающей обстановки, въ которую поставленъ человѣкъ, бѣдность, нужда, голодъ, желаніе избѣжать наказанія за преступленія и т. п. Такъ какъ въ Сибири по преимуществу бродяжничаютъ ссыльные каторжные, ссыльные поселенцы и дезертиры, то мы и будемъ говорить только о нихъ. Большая часть ссыльныхъ, является въ Сибирь уже со всѣми задатками къ бродяжеству, съ рѣшимостью на это и съ готовыми планами бѣгства.

Болѣе всего побужденій къ бѣгамъ существуетъ, конечно, у каторжныхъ. Первый побѣгъ каторжныхъ объясняется страхомъ наказанія и желаніемъ избавиться долголѣтней каторги, наложенной за преступленіе, подвергшее его ссылкѣ. Часто бѣгутъ съ дороги, изъ остроговъ и едва добравшись до завода. Бѣгство имѣетъ цѣлью не постоянное бродяжество, а желаніе послѣ поимки показаться поселенцемъ, солдатомъ или просто непомнящимъ, а не каторжнымъ. Такое стремленіе улучшить судьбу очень естественно въ ссыльномъ человѣкѣ и рѣдкій его не желаетъ. Во время бродяжества и въ острогахъ подыскивается случай сослаться на какое нибудь лицо и затѣмъ совершается побѣгъ, имѣя въ виду, что во время слѣдующей поимки бѣжавшій дастъ новыя показанія и перемѣнитъ свою участь. Это удается и нѣтъ. Выходятъ ложныя справки, т. е. показанія не подтверждаются, клейма обнаруживаются, знаки прежняго наказанія также уличаютъ, и вотъ приходится отвѣчать за побѣгъ какъ каторжному, хотя иногда и неоткрывшему завода или рудниковъ, куда онъ былъ прежде сосланъ. Снова ищется случай бѣжать и вновь показаться на кого нибудь, снова неудается и такъ идетъ у нѣкоторыхъ цѣлая жизнь по необходимости въ бѣгахъ и бродяжествѣ. Все здѣсь зависитъ отъ перваго побѣга, неудача котораго затягиваетъ въ дальнѣйшіе побѣги по необходимости. Стремленіе къ исправленію личности посредствомъ наказанія не всегда достигается; наказаніе, опредѣляемое на 30, 40 лѣтъ и безъ срока, разумѣется, не можетъ исправить человѣка, которому рѣшительно все одно -- наказываютъ его или нѣтъ. Не видя конца своему наказанію, онъ ищетъ спасенія только въ побѣгѣ. Такъ образуются вѣчные бродяги. Мы сказали, что долговременные сроки вынуждаютъ побѣгъ, поэтому наложеніе наказанія за первое преступленіе, обрекающее преступника на ссылку, всегда рѣшаетъ его дальнѣйшую судьбу. Въ этомъ случаѣ, чѣмъ строже наказаніе и долголѣтнѣе срокъ работъ, тѣмъ болѣе представляется шансовъ къ побѣгу личности и тѣмъ менѣе возможности къ ея исправленію. Это не теорія, а законъ, выработанный жизнью бродяжества. Изъ сотенъ примѣровъ того, какъ дѣлались бродягами вѣчными люди еще способные къ исправленію, или какъ дѣлаются такими отчасти скромные и неприносящіе зла, мы приведемъ хоть слѣдующіе. Былъ въ Москвѣ купеческій сынъ, человѣкъ молодой, честный и скромный, но онъ имѣлъ необыкновенно-пылкій характеръ. Разъ сидѣлъ онъ на вечерѣ съ своими товарищами въ холостой компаніи. Велась бесѣда о женщинахъ: Одинъ изъ купеческихъ дѣтей сдѣлалъ неприличные намеки на сестру С*. С*, проситъ перестать говорить объ этомъ. Товарищъ продолжаетъ, забавляясь надъ скромнымъ С*. Наконецъ С* требуетъ, чтобы наглецъ замолчалъ, тотъ не унимается. Тогда оскорбленный и возмущенный С* кидается на оскорбителя и такъ его хватилъ въ голову, что тотъ покатился на полъ. Я хотѣлъ просто побить его, но случайно убилъ человѣка. Онъ въ отчаяньи и проситъ послать за полиціей. Входитъ квартальный и начинаетъ ругать С*, клеймя его названіемъ убійцы, душегубца и пр. Тотъ стоитъ блѣдный, съ понуренной головою. Квартальный на него наступаетъ. "Оставьте меня, я и безъ того несчастный"! говоритъ С*. Но квартальный продолжаетъ свое, наконецъ толкаетъ С*. Тогда преступникъ вскрикиваетъ: "А! если ты не понимаешь моего несчастія -- такъ вотъ тебѣ!" За тѣмъ ударилъ квартальнаго, сшибъ его съ ногъ и началъ топтать ногами. Начался процессъ "стараго суда". За нечаянное, ненамѣренное убійство С*, вышло покаяніе, а за покушеніе убить полицейскаго чиновника во время исполненія имъ обязанностей службы, онъ былъ осужденъ на 12 лѣтъ въ каторжную работу. И вотъ этотъ купеческій сынъ идетъ на каторгу недовольный, протестующій въ глубинѣ души. Скоро тяжелая жизнь и пылкій характеръ вызываютъ его на ожесточеніе. Онъ связываетъ свою судьбу съ такими же какъ и онъ ожесточенными и отчаянными людьми и бѣжитъ. Затѣмъ уже возврата нѣтъ. Онъ ловится; ссылается, снова бродяжитъ. Онъ принялъ бродяжескую профессію монетчика и обманщика. Ему было еще только 40 лѣтъ, когда онъ сдѣлалъ уже четыре побѣга съ каторги, говорилъ, что выходилъ пѣшкомъ бродяжа и идя по этапамъ до 40,000 верстъ (въ Сибири это не мудрено) и послѣдній разъ ссылался на 44 ¹/₂ года въ работу. Ему предстояло еще нѣсколько разъ бѣжать въ свою жизнь. Этотъ человѣкъ былъ не грубый каторжникъ, у него на душѣ не лежало тяжкихъ преступленій, обманывать его вынуждала скитальческая жизнь. До сихъ поръ онъ сохранилъ сильную логику, душу способную чувствовать все хорошее и обладалъ завиднымъ даромъ краснорѣчія. Въ острогахъ его считали юристомъ и умницей. Другого я зналъ скромнаго и тихонькаго старичка, вся жизнь котораго прошла въ бродяжествѣ при всей его скромности и беззлобіи. Онъ бѣжалъ отъ утѣсненій помѣщицы въ 1824 году изъ Петербурга съ однимъ товарищемъ. Пристроились они къ одному помѣщику, принимавшему бѣглыхъ и записывавшему ихъ на мѣсто своихъ умершихъ, чтобы не даромъ отдавать за нихъ подати. Въ то время много было такихъ помѣщиковъ. Здѣсь ихъ сдали въ солдаты, но и изъ солдатъ они бѣжали, трудно показалось служить. Взятые, какъ бѣглые, они были сосланы въ Сибирь въ 1847 г., и здѣсь начали снова бродяжескую жизнь. На поселеньи было жить трудно, и вотъ этотъ старикъ бѣжалъ. Его посылаютъ каждый разъ на заводъ и онъ бѣгаетъ. Я его засталъ въ острогѣ въ то время, когда ему было 63 года отъ роду; онъ судился какъ непомнящій родства, наказанъ былъ 20 ударами плетей и ссылался на 4 года въ заводъ. Это была скромная и самая безобидная личность. Надъ нимъ смѣялись арестанты, изъявляя сомнѣніе въ томъ, что едва ли могъ онъ убить крестьянскаго ягненка во время бродяжества, какъ онъ разсказывалъ, чтобы чѣмъ нибудь пропитаться.

Кромѣ страха долголѣтняго страданія на каторгѣ и нежеланія выживать такой срокъ, есть еще большой импульсъ къ побѣгамъ -- это тяжелая жизнь на заводахъ, тоска и естественное стремленіе къ волѣ, хоть на мигъ. Для всего этого люди готовы жертвовать даже жизнью, когда совершаются бѣгства.

Представьте себѣ обстановку каторги. Въ дальней тайгѣ дикая и угрюмая мѣстность, съ голымъ стемнымъ характеромъ, угрюмая горы и холмы тянутся на значительное пространство; мелкій и тощій кустарникъ пробирается между холмами, а вдали только темно и угрюмо синѣетъ мрачная тайга съ непривѣтными елями, соснами и пихтами. Какъ скучна и подавляюща мѣстность, такъ скучна и тяжела жизнь. Работы въ цѣпяхъ, съ тачками, на трудно подающейся лому и кайлу почвѣ, на холодѣ, подъ дождемъ и непогодой, иногда въ разрѣзахъ но колѣно въ водѣ, коченѣя отъ стужи. Какъ трудны работы можно судить потому, что рабочіе часто нарочно переламываютъ, себѣ ломомъ ногу, уродуютъ руку, чтобы избавиться отъ нихъ. Утомленный арестантъ питается самой грубой пищей въ четыре фунта хлѣба и жидкой похлебкой. Изнуреннаго и полуголоднаго его мучитъ злость и если прибавить дурное обращеніе съ нимъ конвоя, какъ съ каторжнымъ -- можно себѣ представить его.положеніе. Отъ каторжныхъ я слышалъ постоянныя жалобы на дурное содержаніе. Хлѣбомъ трудно кормиться и усиленная работа заставляетъ человѣка съѣдать его не 4, а 8 фунтовъ (чему нерѣдки примѣры), такъ какъ мясо ему не дается, а жидкія щи почти равносильны водѣ. Одежда самого грубаго свойства и холодная, легко промокаемая въ непогоду. Плохая обувь, какъ черки, при земляной работѣ изнашиваются прежде казеннаго срока. Кромѣ того арестанты какъ люди полные страстей и угнетаемые невыносимо душащей ихъ тоской, бросаются, чтобы сколько нибудь забыться, въ тайную игру и въ пьянство; проматываютъ платье и обувь, проигрываютъ пайки хлѣба. Въ подобныхъ случаяхъ конечно съ него взыскивается тѣлеснымъ наказаніемъ, и вотъ каторжная жизнь представляется ему рядомъ изнуряющаго труда, Голода, перспективой страданій и пытокъ, уже чисто физическихъ. Такая жизнь предвидится годы и годы сосланнымъ на 10, 12, 15 и болѣе лѣтъ, а иногда и на вѣчно.

-- И пойдешь къ пріятелю, говоритъ коринецъ {Коринцы съ пріисковъ коринскихъ, въ нерчинской области, гдѣ работы огромныя и содержаніе строго.} и скажешь: что, братъ, намъ себя мучить, пойдемъ. Соберется насъ такъ пять, шесть человѣкъ, запасемъ хлѣба, выйдемъ на работу и ударимся на уру.

Выходятъ каторжные на утро на работу, окруженные цѣпью конвойныхъ съ ружьями. Нѣкоторые, подготовивъ кандалы, легко снимаютъ ихъ, другіе освобождаютъ одну ногу и цѣпь берутъ пока въ руки, раздается ура, и человѣкъ пять отчаянныхъ головъ вылетаетъ изъ-за цѣпи конвоя и какъ бѣшеные кидаются къ лѣсу. Раздаются выстрѣлы. Двое, трое ранены или убиты, остальные уходятъ. Идущіе знаютъ навѣрное, что кому либо изъ нихъ суждено упасть подъ пулями, но здѣсь свобода или смерть ставятся на карту. Выбравшись изъ-подъ пули, они, какъ одурѣлые, мчатся нѣсколько верстъ въ тайгу, и, какъ сами говорятъ, блуждаютъ нѣсколько дней въ какомъ-то помѣшательствѣ отъ ужаса и боязни. Часто они не могутъ найдти себѣ дороги, и возвращаются на тотъ же пріискъ. Но изступленіе проходитъ. Они сидятъ по нѣскольку дней въ трущобахъ, пока пройдетъ погоня, съ фунтомъ, двумя хлѣба, и только истощенные ночью прокрадываются, чтобы выпросить его на дорогу у пріятелей и собратовъ на своемъ или чужомъ пріискѣ. Затѣмъ тихо, тихо, по укромнымъ тайгамъ, ночами, подъ страхомъ встрѣтить бурята или мужика съ винтовкой, боясь каждаго куста, почти голодомъ пробираются они къ Байкалу; обошли и его питаясь въ рыбачьихъ балаганахъ; вошли въ иркутскую губернію; раскинулась большая дорога, потянулись гостепріимныя сибирскія деревни. Слава Богу! Но конченъ ли рискованный подвигъ? Получена ли свобода? И на долго ли она? Подвигъ только начинается и свобода печальная, бродяжеская свобода. На долго ли? Что за нужда!

Хоть часъ бы одинъ подышать

Дыханьемъ луговъ полевыхъ,

О хоть бы часъ лишь одинъ!

Не долго ему погулять на свободѣ, первая встрѣча и онъ узнанъ, какъ "тавреный конь", какъ называютъ себя бродяги за старыя клейма. Нѣкоторые изъ нихъ еще успѣваютъ пристроиться куда нибудь, показавшись на другихъ лицъ, но тотъ, кто былъ съ клеймами, тому одна дорога на заводъ, откуда снова стремится уйдти. За побѣгъ каторжному даютъ отъ 40 до 80 и до 100 плетей и набавляютъ срокъ работъ. Второй и третій побѣгъ ставитъ ихъ въ безнадежность выйдти когда нибудь съ завода легально. Коринецъ Калина сосланъ на 20 лѣтъ въ работы, за преступленіе получилъ онъ 90 плетей. За первый побѣгъ съ каторги дали ему 20 плетей и набавили 10 лѣтъ работъ. Бѣжавши во второй разъ, онъ получилъ 40 плетей и сверхъ 30-ти лѣтъ ему надбавлены еще 15 лѣтъ. За третій побѣгъ онъ получилъ уже 60 плетей и приговоренъ въ работамъ безъ срока. Въ четвертый побѣгъ онъ показывается на другого каторжнаго и выигрываетъ нѣсколько десятковъ плетей и 20 лѣтъ работъ вмѣсто безсрочной каторги. Онъ опять пошелъ въ каторгу, но ему всего 28 лѣтъ, онъ высокъ ростомъ, хорошо сложенъ, въ полной силѣ и необыкновенно здоровъ. Навѣрное онъ еще нѣсколько разъ убѣжитъ.-- "Я не хотѣлъ жить 20 лѣтъ въ рудникѣ раньше, неужели я теперь останусь", говорилъ онъ самонадѣянно. Другіе пройдя два раза въ бродяжествѣ, теряютъ всякую надежду выжить срокъ, и имъ одинъ выходъ -- бѣгство. Бѣглый съ заводовъ Данила Н. 50-ти лѣтъ отъ роду, приговоренъ за второй побѣгъ къ 50-ти плетямъ и 18 годамъ каторги. Хилый и забитый, онъ не надѣется прожить до 68 лѣтъ и обѣщаетъ уйдти, желая попользоваться хоть годомъ какой нибудь свободы. Есть такіе, которые, будучи сосланы на долгую каторгу, удачно показываются на непомнящихъ и идутъ на 4 года въ заводъ, но иные и этихъ лѣтъ не хотятъ отработать. Остальные, сосланные за одно бродяжество, говорятъ: "за что насъ на заводы, развѣ мы преступленіе сдѣлали, неужели мы за простокишу работать станемъ"? Всѣ бродяги прошеніе милостыни, или иначе простокишу, во время бродяжества считаютъ слишкомъ невиннымъ занятіемъ, чтобы идти за это на каторгу. Такимъ образомъ попавшіе на заводы прямо выходятъ на дорогу вѣчныхъ бѣговъ и вѣчнаго бродяжества. Есть такіе, у которыхъ руки, лопатки и лицо покрыты клеймами, означающими число побѣговъ, доходящихъ до значительнаго числа. Одинъ молодой бродяга разсказывалъ мнѣ, что онъ шелъ съ 75-тилѣтнимъ старикомъ, который бѣжалъ съ каторги 18-й разъ и каждый разъ неудачно. Въ бѣгахъ есть перемѣняющіе свои имена безчисленное число разъ, но есть и ходящіе постоянно подъ своимъ именемъ, не желая перемѣнить крещенаго имени, неся самоотверженно отвѣтственность за всю свою жизнь. Есть нерѣдко бродящіе по 40 лѣтъ и болѣе, которые хотѣли бы въ концѣ открыть свое происхожденіе и всю свою жизнь, но справокъ никакихъ не оказывается, и они судятся непомнящими. Такимъ, напр., судился 63-лѣтній старецъ, бѣжавшій въ 1864 году изъ Петербурга отъ помѣщицы, о которомъ я упомянулъ. Вѣчный бродяга перенесетъ много бѣдъ, онъ бываетъ избитъ розгами, шпицрутенами, плетями, кнутомъ и обезображенъ клеймами. Нерѣдко приходятъ изъ бѣговъ совершенно извлеченные. Такъ въ больницѣ при мнѣ лежалъ арестантъ бродяга Деревягинъ; въ его медицинскомъ свидѣтельствѣ значилось: на спинѣ слѣды кнута и шпицрутеновъ, на ягодицахъ знаки розогъ и плетей, на спинѣ клейма, на рукахъ клейма, на лицѣ клейма. Онъ былъ худъ, какъ шепка, ходилъ съ костылемъ, желтъ и со впавшими щеками. Скоро я узналъ, что онъ былъ выписанъ изъ больницы и какъ бродяга каторжный наказанъ 60-ю плетьми и сосланъ въ каторгу.

Все сказанное о каторжныхъ на рудникахъ и казенныхъ пріискахъ можно отнести и къ заводамъ и къ арестантскимъ ротамъ съ тою разницею, что съ заводовъ уйдти удобнѣе. На заводѣ жизнь хотя легче чѣмъ на рудникѣ, но все-таки тяжела и вызываетъ бѣгство. Тяжесть работъ, и скудное содержаніе почти одинаковы. На большей части заводовъ, разсказываютъ бродяги, отпускается два съ половиною фунта хлѣба на день, да 1 р. 10 к. въ мѣсяцъ на приварокъ; изъ этого же приходится заводить и одежду. Надобно замѣтить, что на работахъ, напр. въ солеваренномъ заводѣ, все необыкновенно скоро носится и трухнетъ -- приходится одежду брать впередъ и потомъ отработывать за нее. Живутъ здѣсь и терпѣливо сносятъ работы развѣ только женатые, остальные немедленно уходятъ. Одинъ изъ бѣглыхъ сообщалъ мнѣ, что въ одинъ годъ съ января по іюнь ушли разъ 1,800 человѣкъ съ завода. По собраннымъ свѣденіямъ г. Шелгуновымъ оказывается, что нерчинскій заводъ считалъ за 10 лѣтъ бѣжавшими 4,299 арестантовъ, которые всѣ скитаются по Сибири. Въ 1851 г. было на немъ сосланныхъ 3,992 человѣка, изъ нихъ находилось на лицо 1,127 человѣкъ; бѣжавшихъ на этомъ заводѣ приходилось 109%,

Строгость содержанія не вліяла, да едва ли и повліяетъ на искорененіе побѣговъ -- трудно удержать рѣшительнаго человѣка опасностію, а такихъ людей много между важными преступниками. Есть особенные искусники и люди изобрѣтательные, которыхъ ничто не удержитъ отъ побѣговъ; такъ извѣстенъ теперь въ Сибири сосланный солдатъ, прославившійся въ Ярославлѣ убійствомъ часоваго и уходомъ изъ секретной. Онъ еще не доходилъ до каторги. Къ характеристикѣ этой не глупой, между прочимъ, личности нужно прибавить, что онъ судился семнадцать разъ а ни разу не былъ наказанъ въ Сибири, а все скрывался до приведенія въ исполненіе конфирмаціи и сидѣлъ каждый разъ подъ новымъ именемъ. Онъ ушелъ изъ томскаго острога, переодѣвшись служителемъ больницы, сидя въ Каинскѣ, онъ сдѣлалъ подкопъ, изъ Омска онъ ушелъ, выѣхавъ изъ острога въ бочкѣ съ нечистотами изъ ретирадовъ. Ушелъ въ іюлѣ 1867 г., въ февралѣ ныньче опять взятъ. Въ 7 мѣсяцевъ его четыре раза ловили и 4 раза онъ уходилъ изъ тюремъ. На дняхъ его уличили въ дѣланіи фальшивыхъ ассигнацій въ секретной. Самое строгое содержаніе, конечно, въ арестантскихъ ротахъ и острогахъ. Здѣсь всѣ подъ замками, кругомъ штыки и тесаки. Зданія окружены каменными стѣнами и высокими палями. Въ работы ходятъ съ конвоемъ, ной здѣсь побѣги постоянные. Легко найти случай подпоить конвойнаго, обмануть его, изрѣдка подкупить, а то и убить. Въ острогахъ для побѣговъ употребляется много способовъ, да едва ли ихъ можно и предвидѣть, за открытіемъ старыхъ являются новые. Не даромъ тысячи арестантскихъ головъ работаютъ цѣлую жизнь днемъ и ночью, помышляя о побѣгѣ и волѣ. Не только сдѣлать подкопъ, перекинуть веревку, перепилить рѣшотку, но даже умудряются пролѣзть въ рѣшотку, оставляя часто на безчувственномъ и неподатливомъ желѣзѣ свою кровь. Бѣгутъ на рискъ, съ опасностію жизни.

Я никогда не забуду эпизода, видѣннаго мною въ этомъ родѣ. Изъ острога задумали бѣжать два арестанта. Это были два сильные и отважные парня 23 и 25 лѣтъ -- Они должны были идти на каторгу и хотѣли избавиться отъ нея бѣгствомъ. Утромъ, когда арестантамъ были отворены двери для полученія пищи, они вышли на дворъ. Одинъ изъ нихъ взялъ кисть и ведро бѣлильщика, а другой подставилъ лѣстницу къ стѣнѣ; забравшись на нее, они маневрировали на ней какъ бѣлильщики; лишь только часовой отвернулся, они успѣли спрыгнуть за стѣну, однако ихъ увидали съ верхняго этажа; поднялась тревога. Изъ острога кинулись солдаты въ погоню, поскакали верхами надзиратели, острогъ загудѣлъ, по корридорамъ шла повѣрка я бѣготня. Арестанты приникли къ рѣшоткамъ оконъ и, переговариваясь, стали смотрѣть на результаты поисковъ. Изъ оконъ, какъ на ладони было видно поле и лѣсокъ, куда скрылись бѣгущіе. Вниманіе арестантовъ было жадно приковано къ полю. Многіе изъявляли сочувствіе, только знатоки дѣла качали съ горькой досадой головой, говоря: "эхъ, не такъ, кто же утромъ, эхъ!" и т. д. Послѣ тревожнаго ожиданія скоро показалась изъ-за кустовъ группа солдатъ. Бѣглецы шли* окруженные то падая, то снова поднимаясь на ноги, но, не пройдя нѣсколькихъ шаговъ, снова падали. Бѣжавшіе не могли уйдти. Одинъ, увидя погоню, самъ вышелъ на встрѣчу; другой мчался какъ вѣтеръ до лѣса, но его настигли лошадьми. Началась расправа, солдаты дѣйствовали по старой традиціи, какъ ихъ не удерживали -- ихъ обуяла злоба {Прежде солдатъ самъ жестоко платился за побѣгъ арестанта; его прогоняли сквозь строй. Нынѣ это отмѣнено и это благодѣяніе для арестанта. Солдаты прежде вымещали свои шпицрутены на немъ.}. Скоро окровавленныхъ бѣглецовъ ввели въ больницу -- одинъ былъ полутрупъ. Живѣйшимъ участіемъ окружили ихъ арестанты. Къ нимъ прилагались заботы, какъ къ роднымъ страдающимъ. Всякій подходилъ и качалъ головой. Можетъ каждый думалъ, что и ему придется испытать тоже. Такъ платятся люди за призракъ свободы.

Вслѣдъ за каторжными къ бродячему люду нужно отнести поселенцевъ. Причинами побѣговъ ссыльныхъ съ поселенія служитъ неестественное положеніе въ мѣстѣ ссылки. Гнетущая тоска, вторичное преступленіе и желаніе избѣжать наказанія, наконецъ бѣдственное экономическое положеніе. На поселеніе ссылаются или прямо изъ Россіи или выходятъ туда съ заводовъ и рудниковъ по пробытіи сроковъ. Какъ тѣ, такъ и другіе, и по своему характеру, и по мѣстнымъ условіямъ труда, мало были наклонны къ нему, какъ и къ осѣдлости. Нечего говорить, что значительная частъ изъ ссыльныхъ люди испорченные. Многіе и здѣсь не оставляютъ своихъ прежнихъ преступныхъ профессій, дѣлаютъ новыя преступленія и бѣгутъ отъ наказаній. Какіе элементы содержитъ ссылка, видно изъ того, что большинство судится за воровство. Опубликованныя свѣденія тобольскаго приказа о ссыльныхъ съ 1854 по 1859 годъ это указываютъ. (Тобольск. губ. вѣд. 1859 г. XV 28--31). Второе мѣсто за воровствомъ принадлежитъ бродяжеству. При всемъ этомъ ссыльное населеніе въ Сибири ставится вообще въ дурныя условія. Явившись въ другую мѣстность и въ другую среду, ссыльные не могутъ найдти тѣхъ занятій, которыя имѣли на родинѣ и которыя часто становятся имъ ненужными или нетребующимися въ новой странѣ -- это зависитъ отъ разницы въ экономической и соціальной жизни между Сибирью и Россіей, наконецъ отъ разности ихъ развитія. Сибирь по преимуществу страна земледѣльческая, а потомъ скотоводческая и горнопромышленная. Она производительница самаго грубаго сырья; для добыванія этого сырья изъ нѣдръ природы требуется трудъ по большей части физическій -- нужно пахать, боронить, ходить за скотомъ, копать землю на пріискахъ и т. п. Въ городахъ ремесла и заводская промышленность стоятъ здѣсь на низкой степени развитія и цивилизованныя потребности жителей крайне ограничены. Россія же въ значительной части своихъ губерній страна мануфактурная въ сравненіи съ Сибирью -- въ ней болѣе заводовъ и фабрикъ, ремесла наиболѣе развиты, раздѣленіе труда сильнѣе, функціи его многосложны, а потому населеніе переходитъ отъ труда грубаго и валоваго къ болѣе легкому и изысканному. Такимъ образомъ, какому нибудь мастеру или работнику съ бархатной, суконной, хлопчато-бумажной или сахарной фабрики въ Сибири нѣтъ возможности найдти обычнаго занятія и онъ принужденъ заняться какимъ нибудь непривычнымъ тяжелымъ трудомъ: напр., идти въ работники къ мужику или наняться на пріиски. Ремесленникъ, сосланный въ деревню, становится въ самое неестественное стѣсненное положеніе. Многіе изъ поселенцевъ не привыкли ни къ какому физическому труду, бывши на родинѣ приказчиками, торговцами, половыми, разносчиками, лакеями, актерами и т. п. Такихъ значительная часть; наконецъ въ Сибирь является много народу, который снискивалъ средства къ жизни разными предосудительными способами; игроки, шулера, контрабандисты, фальшивые монетчики, артисты-воры и проч. Всѣ эти люди, переселенные въ страну, гдѣ необходимъ физическій трудъ, иусиленное прилежаніе, настойчивость въ преодолѣвали препятствій, представляемыхъ дѣвственной природой, въ жизни дѣлаются совершенно несостоятельными. Люди, явившіеся безъ имущества, пролетаріи большею частію бобыльные и одинокіе, притомъ поставленные въ своихъ правахъ ниже крестьянства, они совершенно теряются, кидаются въ плутовство, мошенничество, обираніе мѣстнаго населенія разными уловками и обманомъ, и наконецъ идутъ скитаться по острогамъ. Должно сказать, что къ числу невыгодныхъ обстоятельствъ для поселенцевъ явился промышленный и буржуазный характеръ сибирскаго общества, охватывающій даже крестьянство, которое стремится закабалить работника. Поселенецъ какъ человѣкъ продувной и нелюбящій труда старается, въ свою очередь, надуть крестьянина и поживиться на его счетъ. Оттого возникаетъ между крестьянами и поселенцами антагонизмъ, переходящій въ ненависть. Крестьянинъ считаетъ поселенца, человѣкомъ способнымъ на всякое преступленіе и надувательство, тунеядцемъ, сидящимъ на мужичьей шеѣ. Сибирскіе крестьяне создали пословицу: "поселенецъ, что младенецъ, на что взглянетъ, то и стянетъ". Поселенецъ, въ свою очередь, презираетъ мужика, переноситъ на него ему же данное названіе челдона, видитъ стремленіе крестьянина эксплуатировать поселенца, а потому считаетъ дозволительнымъ, въ свою очередь, обирать и обкрадывать его, добродушно называя это ученіемъ сибиряковъ. Я приведу типъ поселенца, съ которымъ я встрѣтился, и который можетъ служить истиннымъ выраженіемъ воззрѣній поселенца и его отношеній къ мѣстному населенію. Во время моего знакомства съ нимъ Никифоръ Голубевъ объявилъ мнѣ прямо, что онъ бывшій петербургскій карманникъ,"впрочемъ", прибавилъ онъ, "все будетъ въ сохранности -- мы только вѣдь на волѣ занимаемся качествами-съ {Качествомъ въ острогѣ называется всякое плутовство и мелкое преступленіе.}. Надо чѣмъ нибудь жить", говорилъ онъ. "У насъ вѣдь здѣсь много фальтикулѣтетныхъ людей". Фальтикультетными людьми онъ называлъ особенно плутоватыхъ, изъ своего брата, поселенцевъ. Скоро фальтикультетный человѣкъ сообщилъ мнѣ повѣсть своей жизни.

"Происхожу я изъ торговаго сословія въ Санктпетёрбугѣ", разсказывалъ онъ, "и пріѣхали мы сюда въ столицу, то есть съ тятенькой изъ Костромы и завелъ онъ въ Питерѣ лабазъ: въ малолѣтствѣ моемъ онъ отдалъ меня на обученіе къ торговцу фрухтами и пряниками. Много насъ жило ребятъ у хозяина. Мы разносили фрухты и лакомства по городу и дачамъ, а то сидѣли въ Александровскомъ паркѣ -- знаете? Ну-съ, началъ я подростать, было ужъ мнѣ лѣтъ четырнадцать, и сталъ я съ своими товарищами тоже разносчиками заводить компанства, начали баловать. Разъ я промоталъ отъ хозяина весь товаръ, да и бѣжалъ, однако меня нашли. Отецъ выдралъ и взялъ къ себѣ. Тутъ ужь я былъ неудержимъ-съ. Сижу въ лавкѣ у отца, а самъ думаю, какъ бы стащить что нибудь да въ трактиръ. Сошелся я въ это время съ купеческимъ сыномъ, у котораго отецъ недалеко отъ насъ у Андреевскаго рынка трактиръ держалъ -- богатѣйшій человѣкъ -- одно слово. Этотъ самый купеческій сынъ хватилъ разъ у отца рублей триста и пошли мы съ нимъ кружить. Мотались дня три; всѣ деньги уходили и растеряли, а ужь насъ розыскиваютъ. Пріѣхали -- накрыли насъ добрыхъ молодцевъ. Купеческаго сына въ тѣ поры отецъ отстранилъ отъ распоряженія выручкой въ трактирѣ, а меня родитель вздулъ, какъ Сидорову козу. Началъ я тутъ подумывать, какъ бы вырваться на волю -- и вотъ взялъ я разъ изъ-за прилавка выручку, да и былъ таковъ -- пошелъ по Петербургу. Долго я шатался по городу, гдѣ ночь, гдѣ день. Покуда были деньженки, все было ладно, а потомъ и подъ открытымъ небомъ въ Лѣтнемъ саду пришлось ночевать -- гдѣ я тутъ ни шатался -- ну и наткнулся я на моихъ наставниковъ, да и сталъ карманникомъ, Дѣло тутъ самое простое, значитъ. Знаете какъ мы на Невскомъ или около балагановъ отличаемся. Много у меня тоже происшествіевъ и приключеніевъ бывало. Въ работѣ я былъ непривыченъ. Бѣжалъ безъ вида и кушать хотѣлось и покутить тоже -- вотъ и сталъ я воровать. Нарвался,-- меня послали въ Сибирь на поселенье. Что же въ Сибирь, такъ въ Сибирь. Нашъ братъ идетъ важно -- духу не теряемъ, продолжалъ Никифоръ. Идемъ мы въ партіи, сначала щеголяли, деньги были -- Москва награжаетъ подаяніемъ -- шаровары плисовые, поддѣвка новая, рубашечка красная французскаго ситцу, шапочка на бекрень,-- знатно мы идемъ въ походѣ. Подходимъ къ деревнѣ, стукъ въ окно. "Хозяинъ! медъ, икра есть"?-- Что надо?-- "Подайте милостыньку, Христа ради" -- Богъ подастъ -- рожа толста.-- Ничего, идемъ дальше -- съ деньжонками-то все ладно. Другіе сударушкой въ партіи обзаведутся. Она и начнетъ нагрѣвать нашего брата. Купи, говоритъ, душка, этого мнѣ гуся или этого чертенка, а сама башмачкомъ, носочкомъ-то и толкаетъ гуся съ поросенкомъ. Ну нашъ братъ не рядится. Сейчасъ на, что запросилъ -- значитъ народъ идетъ съ форсомъ, однако покупаетъ, покупаетъ, да и профершпилится; опять {Осторожный терминъ картежной игры.} подкузьмитъ. Глядь изъ Казани выходитъ голъ какъ соколъ, такъ и пѣсня сложена:

Отъ Москвы и до Казани

Идемъ съ полными возами;

Отъ Казани до Тобола

Идемъ съ горькими слезами.

Глядь къ Сибири-то подходимъ, сударушка и говоритъ: дай, душка, чернаго хлѣбца. Тутъ ужь носочкомъ-то шевелить покупки не удастся, прогоримъ. Другой сударушку и на карту ставитъ. Придемъ въ Сибирь,-- голь одна- Запрутъ это насъ въ сибирскую волость, въ деревню. Здѣсь глухо, народъ необразованный, только и знаютъ, что соху; вотъ я и попалъ въ такую деревню. Къ работѣ тяжелой непривыченъ, а пришлось заниматься. Нанялся я въ работники къ мужику, и проклялъ я въ тѣ поры и жизнь свою. Ничего не знаю, потому какъ пріучонъ не былъ и великатное воспитаніе получилъ. "Эй ты, кричитъ хозяинъ, поди запряги лошадей! на покосъ надо ѣхать". Какъ тутъ, думаю, быть, я отродясь не запрягалъ, однако надо какъ нибудь, пошелъ, вижу рядъ саней другъ подлѣ друга, сталъ соображать, запрегъ. Только выходитъ хозяинъ, какъ взглянулъ, такъ животики и подперъ, и почалъ же онъ ругать меня: "ахъ ты дуракъ, говоритъ, да гдѣ же ты видѣлъ, чтобы такъ лошадей запрягали, да гдѣ ты сокровище такое уродился". Я стою не понимаю, досадно мнѣ. А я, знаете, оглобли-то совсѣмъ перепуталъ, какъ стоялъ рядъ саней я взялъ оглоблю отъ однихъ, да оглоблю отъ другихъ, да въ нихъ и впрягъ лошадь. Долго надо мной хозяинъ дивовался. Такъ вотъ я какой въ Сибирь-то пришелъ! Въ другой разъ собирались мы на сѣнокосъ, я приготовилъ все, что было нужно.-- Взялъ ли ты бастрыкъ-тоУ говоритъ мнѣ хозяинъ. Какой, думаю бастрыкъ?-- Взялъ говорю. Вышелъ хозяинъ на дворъ.-- Гдѣ же онъ? говоритъ.-- Здѣсь! указываю я на телегу.-- Ахъ ты, глупая башка, да вѣдь вонъ онъ бастрыкъ-отъ въ углу еще стоитъ! Указалъ онъ мнѣ на жердь въ углу, что на сѣно привязываютъ поверхъ воза для упора. А кто его зналъ, какой онъ бастрыкъ такой! Ну и много же горя и ругани съ перваго разу принялъ. Бываю хозяинъ ругаетъ, а меня досада беретъ. Къ тому же и работа трудная. Злому татарину я не пожелаю жить въ работникахъ у сибирскаго мужика, онъ изъ тебя всѣ кишки выжметъ. Кормить -- кормятъ хорошо, всего вдоволь: щей, мяса, каши, квасу и водки -- ну за то и работай съ нимъ какъ волъ. Они здоровы работать, потому имъ это дѣло привычное, ну а мнѣ ужь за ними бывало не угнаться. Еще куда до зори проснется хозяинъ, позавтракаемъ: сбирайся, говоритъ, на пашню. Поѣдемъ -- давай боронить -- работаемъ до обѣда; послѣ обѣда отдохнуть бы надо -- анъ лѣтъ,-- пойдемъ, говоритъ хозяинъ, паря, порубимъ дровецъ, чего дѣлать-то! А! чтобъ тебя, рубимъ до вечера, пріѣдешь -- походи за конями. Къ вечеру такъ умаешься, что не ѣмши свалишься. На другой день чуть свѣтъ опять будитъ: "ну, паря, надо въ поле -- вставай" -- опять до вечера работа. Другой разъ въ воскресенье только пообѣдаемъ, "что, скажетъ, не съѣздить ли намъ на пашню". Посмотрѣлъ я это -- нѣтъ говорю -- птру! На другое воскресенье чуть свѣтъ шасть въ кабакъ, да до другого утра поминай какъ звали. Ничего, "что, говорятъ, погулялъ?" Да, да оно и надо въ праздникъ -- такъ я и отбился отъ воскресенья. Зимой опять работа настала -- возки съ товарами возить; -- ямщиной, значитъ, хозяинъ занимался. Возка такъ и повалили -- такая гоньба пошла, что бѣда. Только прійдешь, закусишь -- опять надо ѣхать! Разъ я три дня почти съ козелъ не слѣзалъ. Отвезешь возокъ" -- ѣдешь назадъ дремлешь. Пріѣхалъ -- опять подъ новый запрягаемъ. Хозяинъ спрашиваетъ: "не свезешь ли?" Ну -- нельзя -- опять ѣду -- только виномъ и жилъ. Помотался я эдакъ дня съ три -- чортъ съ вами, думаю. Зашелъ въ кабакъ -- напился, да и пошелъ кружить дня на четыре. Прихожу послѣ къ хозяину. "Что же ты, говоритъ, въ такое пущее время запилъ, другого-то времени не нашелъ -- жить не хочешь что ли". А что, молъ, я вамъ за батракъ дался,-- развѣ я другого мѣста не найду,-- разругался съ хозяиномъ и отошелъ. Поступилъ къ другому мужику -- вижу такая же маетная работа. Нашему брату поселенцу совсѣмъ тутъ непривычно -- и житья нѣтъ -- плохо. Потому-то мы ихъ не терпимъ. Сибирякъ норовитъ все насъ батракомъ сдѣлать, а Mit не хотимъ. Теперь въ годъ онъ работнику платитъ 20, 25, много 30 рублей -- ну за что я ему тутъ буду выбиваться изъ силъ. Денегъ у него просить начнешь -- скупится, жилитъ, а коли дастъ, пронять наровитъ съ тобой же. И жилы же эти богатые мужики -- сущіе живодеры, да и остальные-то челдоны -- такіе же. Есть теперь деньги у поселенца, все къ его услугамъ -- лучше его на свѣтѣ нѣтъ -- все предоставитъ, жену отдастъ; будь бѣдный -- только и наровитъ нашего брата утѣснить. Придешь на сходку: "давай подати".-- Нѣтъ,-- Гдѣ хочешь возьми, да подай, а то драть -- ну и пойдешь воровать. У нихъ же украдешь, да имъ же принесешь. Али теперь судъ случится -- нѣтъ, вѣдь челдоны своего оправдаютъ, а нашего брата драть примутся. Кто что ни нагрезилъ -- въ отвѣтѣ у нихъ все поселенецъ -- все валятъ на поселенца. Идешь по деревнѣ -- такъ только облаять тебя наровятъ: "вишь" скажутъ, "варнакъ идетъ -- мотри ребята какъ бы не стянулъ что".-- Ладно, думаешь, ужь покажу же я вамъ варнака, желторотые. Ну и подъѣдаетъ же ихняго брата челдона нашъ братъ, коли насолятъ ему. Ночью у него ворота вымажешь дегтемъ, куръ, барановъ перерѣжешь, лошадямъ гривы и хвосты острижешь. На вотъ тебѣ! Ему на лошадяхъ-то показаться никуда нельзя будетъ -- всѣ смѣяться станутъ, какъ на безхвостыхъ лошадяхъ поѣдетъ. А то стога сожжемъ. Но пуще всего имъ, какъ мы поселенцы съ женами ихъ валандаемся, потому ихъ бабы насъ поесленцевъ лучше любятъ -- нашъ братъ и развернуться умѣетъ, и красивѣе ихъ мужлановъ. Опять имъ этимъ досаждаютъ. За все это мужикъ наровитъ тебя побить, или прямо изъ винтовки лахманъ дастъ. А вотъ я ему варнаку пулю въ бокъ, скажетъ,-- у него расправа коротка. Вотъ съ нимъ и держишься опаски. Придешь въ гости къ женѣ его, а у самого двѣ шапки. Одну всегда въ карманѣ на случай держишь, застанетъ хозяинъ насъ -- пойдешь будто до вѣтру -- надѣнешь другую шапку, да ффю -- поминай какъ звали, потому иначе съ ними нельзя. Этихъ челдоновъ часто нашъ братъ облапошиваетъ, потому куда имъ до россейскихъ,-- неотесы неотесами -- только мы ихъ и образовываемъ,-- они должны за нашего брата Бога молить. Нашъ братъ и ассигнаціи имъ дѣлаетъ, нашъ братъ ворожитъ и колдуетъ ихъ бабамъ -- вѣдь они во все это вѣрятъ. Одно слово дураки какъ ихъ не учи. Теперь на счетъ воровства, куда же имъ за нами гнаться или поймать, я вамъ скажу: продамъ я купцу мѣсто чая, а тамъ будетъ глыба песку, или тюкъ ситцу а вмѣсто него рогозка; дамъ я ассигнацію въ обложкѣ, онъ посмотритъ, возметъ, а у него обложка только и останется, ассигнація-то у меня, гдѣ же имъ это сдѣлать. Насмотрѣлся я на этихъ мужиковъ, когда жилъ въ горничныхъ у засѣдателя. Ну и крутили же мы ихъ съ засѣдателемъ. Послѣ этого, какъ же нашему брату поселенцу не управиться съ ними, какъ ихъ не панкрутитъ. Ну, и панкрутимъ. Одначе въ деревнѣ все же нажива плохая, оттого нашъ братъ больше наровитъ на пріиски; -- крестьянская работа 30 рублей въ годъ, а на пріиски даютъ однихъ задатковъ по 40, 50 и 70 рублей -- погулять можно. Ну вотъ я и самъ польстился на нихъ, хоть и покаялся. Пріѣзжаетъ къ намъ приказчикъ нанимать на пріиски, пошли мы поселенцы наниматься. Пришли -- дали намъ задатковъ но 40 руб., раскутились мы въ тѣ поры, задали пыли сибирскимъ мужикамъ; другіе нанимали ихъ возить себя -- знай нашихъ. Наконецъ стали насъ собирать вести на пріиски и приказчикъ тутъ, Дорогой такой же кутежъ у насъ идетъ. Кто пропилъ деньги, шапка, рукавицы, бродки, полушубокъ -- все въ закладъ идетъ; выйдетъ другой голъ, какъ мать родила, сейчасъ его опять одѣваютъ -- такъ я возъ съ одежей за нами ѣхалъ. Само собой, что все это въ счетъ ставятъ; на квартирахъ наши буйствуютъ, хозяевъ бьютъ, стекла, посуду ломаютъ -- ничего: приказчикъ за все платитъ. Другой разъ въ деревнѣ или городѣ такъ разсыплемся, что едва соберутъ, полиціи деньги даютъ, чтобъ насъ пораньше выгнали, и гулянка же идетъ. Такъ мы до пріиску и кружимъ. За нами какъ за наемщиками въ рекруты ухаживаютъ. Пришли на пріискъ еще пьяные. Ну, говорятъ намъ, ложитесь, отдохнете, завтра на работу. Легли,-- только-что разоспались, какъ вдругъ чуть свѣтъ слышимъ: "Ну-ка вы, шкаличники, бутылочники -- вылазь, ну-ну, такъ васъ сюды-туды, пьяницы, пропойцы, кабачники"! Лежимъ, что, модъ, такое. "Что вы не встаете! я вотъ васъ падкой, голь кабацкая. Сволочь пропившаяся"! Это будилка пришелъ, какъ его называютъ. Ну, думаемъ, попались. Погнали насъ на работу, башка трещитъ -- не доспали. Работа трудная, землю копать, кайлой бить. Въ разрѣзъ поставили, иные въ водѣ да въ грязи какъ черти перепакостились. За работой понукаютъ, ругаются, стращаютъ, а управляющимъ на томъ пріискѣ былъ Л--скій -- во всей тайгѣ только двое варваровъ такихъ было -- онъ да В--ковъ. Сейчасъ, чуть не сработалъ, что требуется, или провинился, драть; 200, 500, 700 ровокъ всыплютъ; для того тутъ у нихъ и казаки на пріискахъ приставлены начальствомъ. На другой день у насъ руки отнялись, какъ кайлой помахали -- нѣтъ, не привычна намъ, думаемъ, эта работа, а насъ ужъ стали примѣчать. "Ну, говорятъ, лѣнтяи, погодите, пріучимъ васъ работать какъ слѣдуетъ -- вотъ только управляющій пріѣдетъ" (его въ то время за пріискѣ не было). Подумали, подумали мы: нѣтъ, молъ, надоть убираться отъ этой каторги. Лѣшій ихъ возьми и съ пріискомъ; сговорилось нашихъ человѣкъ шесть, взяли хлѣба, да ночью вышли и айда! Ну и натерпѣлись же дорогой горя, какъ бѣжали. Все травы да лѣса, утесы, да горныя рѣчушки. Сошелъ въ падь, опять на верхъ подымайся; опять и хлѣба мало. Чуть не утонули на Енисеѣ, чуть съ голоду не умерли, однако кое-какъ до деревни доплелись. Съ писаремъ сдѣлались, чтобъ это дѣло замазать. Съ тѣхъ поръ баста, думаемъ, ходить на пріиски, какъ пріѣдутъ приказчики нанимать рабочихъ -- стой, насъ не проведешь! мы начали штуки дѣлать и много же денегъ у нихъ побрали въ задатки. Я одинъ раза четыре биралъ, и ни разу не ходилъ въ тайгу. Это можно дѣлать -- придемъ наниматься по фальшивымъ паспортамъ. Паспортъ дадимъ, а деньги возьмемъ -- а послѣ отыскивай. А то тутъ былъ у насъ калѣка безъ-пальцевъ на рукахъ. Придетъ въ рукавицахъ -- сначала не примѣтятъ -- возьметъ задатокъ, пропьетъ, а послѣ что съ него взять -- сами откажутся. Послѣдній разъ мы снова нанялись и взяли задатки, только приказчикъ и узналъ, что мы столько разъ нанимались, да бѣгали или совсѣмъ не ходили, а задатки мы ужъ получили съ него. Призываетъ онъ насъ эдакъ черезъ часъ. Ребята, гдѣ у васъ деньги, говоритъ, я бы вамъ помельче далъ, а то не такія выдалъ, а мы конечно смекнули въ чемъ дѣло, кто пять, кто трюшницу выложилъ, а остальныя, говоримъ, ужь размѣняли -- нѣту; такъ ничего и не могъ взять.

Давно ужь я бьюсь въ Сибири, разъ и бродяжить ходить, въ Расеи пробирался -- однако не удалось. Въ послѣднее время я вотъ въ городѣ *** пристроился, ну, здѣсь опять пришлось заниматься качествами, потому больше нечѣмъ заниматься. Къ работѣ мы непривычны, а больше все своимъ умомъ, да смѣкалкой живемъ. Думаешь, думаешь, да и выдумаешь штуку -- что же дѣлать, надобно чѣмъ нибудь питаться. Вдругорядь крайность заставляетъ. Попадешься съ хапанымъ -- надо откупиться, опять воровать идешь".

Никифоръ дѣйствительно смотрѣлъ на свой промыселъ, какъ на произведеніе своего генія и свой трудъ, иногда крѣпко защищая украденное, какъ законы) ю добычу.

"Я вотъ вамъ разскажу, говорилъ онъ мнѣ разъ, какое въ нашемъ дѣлѣ соображеніе нужно и смѣтку. Прошлымъ лѣтомъ тутъ телегу съ лошадью мы стянули, на насъ пало подозрѣніе. Приводятъ меня въ полицію. Нельзя ли, говорю, отпустить? Нѣтъ, требуютъ за это 10 руб.-- Гдѣ же, говорю, мнѣ взять такую сумму?-- А нѣтъ, такъ будешь въ острогѣ.-- Дайте, говорю, хоть срока достать эти деньги. Отпустили на три дня -- надо было какъ нибудь промышлять. Иду я и вижу на рѣкѣ бадьи меду на плотахъ приплавили;-- смекнулъ, вечеромъ подхожу къ плотамъ,-- вижу, по берегу два караульныхъ ходятъ. Я съ палкой тоже началъ похаживать около сосѣднихъ плотовъ, начинаю съ караульными разговоръ: "что, молъ, покарауливаете!" Точно такъ, говорятъ. "И мы тутъ вчера плотикъ прикупили" -- разговорились, покурили. Только я и говорю: "что. модъ, братцы, мы будемъ всѣ трое караулить, давайте по очереди, я вотъ теперь сосну, а вы поприглядите, а потомъ я за васъ. Согласились. Полежалъ часа два въ караулкѣ -- вышелъ, зѣваю. Что выспался? спрашиваютъ. Все маненько легче, говорю. Ну ладно, мы теперь соснемъ, посматривай.-- Ладно. Пошли они спать. Я хожу, постукиваю. Черезъ полчаса захожу въ караулку, будто цыгарку закурить. Что спите? спрашиваю. Молчатъ. Не хотите ли покурить? Только всхрапываютъ. Дѣло, думаю, ладно. Вышелъ; взялъ я эти три бадьи, скатилъ на берегъ, да въ навозъ и зарылъ, а самъ махай драло. На другой день я взялъ знакомаго извозчика и ночью мы перевезли эти бадьи въ одинъ домъ.

Никифоръ въ послѣдній разъ попалъ въ острогъ за то, что подъ фальшивымъ паспортомъ ходилъ и занимался воровствомъ по деревнямъ. Изъ подъ ареста въ волости онъ пробовалъ бѣжать. Была зима,, онъ ознобилъ пальцы ногъ, которые пришлось отрѣзать. Съ тѣхъ поръ фальтикультетный человѣкъ началъ еще пуще клясть Сибирь немшоную. Скоро онъ, заплативъ нѣсколько рублей, выбрался изъ дѣла чистъ, вышелъ изъ острога и его уже видѣли продающимъ на базарѣ доморощеныхъ лошадей. "Ребята, культяпый, конѣ въ конницу поступилъ, въ пѣхотѣ, больше не можетъ служить,-- ахъ куцый плуты", хохоталъ острогъ.

По этому типу можно судить, какъ относятся большею частію поселенца въ мѣстному населенію. Само собою разумѣется, что вѣчная борьба съ опасностями, страхъ кнута и плети, голодная и холодная жизнь не особенно благопріятствуютъ добродѣтельной жизни поселенцевъ. Жестокость наказанія, имѣющая въ виду устрашить и исправить преступника, приводитъ къ противоположному результату; она ожесточаетъ его еще болѣе... Въ Сибири большая часть преступленій дѣлается ссыльными и подъ вліяніемъ ихъ; по крайней мѣрѣ, такъ отзываются многіе изъ слѣдователей. Остроги содержатъ всего болѣе за преступленія бродягъ и поселенцевъ. Наконецъ та безнравственность, развратъ, плутоватость и даже наклонность къ разбоямъ, которыя вошли въ нравы и характеръ сибирскаго крестьянства совершенно объясняются вліяніемъ штрафной колонизаціи. Значительная часть холостыхъ переселенцевъ, являющаяся въ деревняхъ, не можетъ не понизить уровня нравственности и не отразиться на семейномъ быту крестьянъ. По городамъ, куда являются разные артисты плутовства, и не могутъ не возникать преступленія и безнравственность. Изъ полицейскихъ отчетовъ видно, что въ сибирскихъ городахъ за пьянство, буйство и проч. попадается въ полицію больше всего поселенцевъ (Томск. Губ. Вѣдом. 1865 г.). Часто въ городахъ вдругъ появляется новая профессія воровства, какъ напр. срѣзываніе часовъ, прежде невиданная -- ясно, что появилось какое нибудь новое лицо. Докапываются, открываютъ; оказывается, что это только-что прибывшій изъ Москвы карманникъ, явившійся на поселеніе и только-что выпущенный изъ острога. Полицейская практика Въ Сибири можетъ много представить этому примѣровъ. Этимъ дурнымъ вліяніемъ поселенцевъ объясняется и та вражда и ненависть въ сибирскомъ населеніи, которую питаютъ къ нимъ. Слово поселенецъ здѣсь имѣетъ поэтому самое дурное значеніе. Вражда противъ нештрафнаго населенія выразилась еще болѣе у крестьянъ въ преслѣдованіи бродяжества. Только самая малая часть начинаетъ жить въ странѣ ссылки осѣдло, обзаводится хозяйствомъ и питается трудомъ. Къ такимъ относятся преимущественно женатые и только тѣ люди, преступленіе которыхъ не предполагаетъ въ нихъ крайней испорченности, и было слѣдствіемъ порыва и чрезвычайныхъ обстоятельствъ. Только ремесленники, работники и трудолюбивое крестьянство изъ сосланныхъ дѣлаются въ мѣстѣ ссылки производителями. Для этихъ людей Сибирь, по обилію земель, по дѣвственности, нетронутости природы, по малонаселенности и потребности въ ремесленникахъ, составляетъ кладъ. Многіе акклиматизуются, богатѣютъ и не нахвалятся страной. Даже каторжные, выходя съ заводовъ и вздумавши заняться трудомъ, преобразуются въ капиталистовъ. Въ Восточной Сибири есть нѣсколько купеческихъ домовъ происхожденіемъ изъ бывшихъ каторжныхъ. Подобные ссыльные говорятъ: "Сибирь что хаять, Сибирь земля хорошая, богатая, она всѣхъ накормитъ". Крѣпостные крестьяне считали поселеніе сюда благодѣяніемъ, но такихъ людей изъ поселенцевъ конечно весьма немного, и, при всестороннемъ взглядѣ на вліяніе ссылки, должно принимать ихъ, какъ часть къ цѣлому. При исправительномъ вліяніи ссылки на нѣкоторыхъ нельзя упускать изъ виду порчу, вносимую неисправимыми въ среду здороваго общества. Люди испорченные, тюремные пташки (les oiseaux de prison) совершенно другого взгляда на мѣсто ссылки и на трудъ. Такіе люди предпочитаютъ тунеядствовать и мошенничать. Они страшатся тяжелаго труда, и особенно не любятъ сохи, т. е. того, чѣмъ живетъ теперь сибирское населеніе. Они предпочитаютъ ей пріиски, потому что здѣсь, получивши задатки, они могутъ погулять; тутъ они ведутъ на половину каторжную, на половину разгульную жизнь. Все, что лѣтомъ скопляется усиленнымъ трудомъ, осенью проматывается. Выходя съ пріисковъ, яти люди, грубые и безнравственные, вносятъ въ жизнь страшный развратъ, и за деньги они покупаютъ все, соблазняютъ, безобразничаютъ, буйствуютъ. Чтобы видѣть, какой производятъ они содомъ, надобно взглянуть на города Сибири, сосредоточивающіе золотопромышленность. Быстро прокутившись, они часто до весны и новыхъ задатковъ пускаются въ преступленія. Такая жизнь, то тяжкая и каторжная, то разгульная и безнравственная конечно еще болѣе способствуетъ растлѣнію поселенца. Ходя въ тайгу на пріиски и часто бѣгая оттуда, они привыкаютъ бродяжить по Сибири и окончательно дѣлаются бродягами на всю жизнь. Они идутъ часто изъ-за тунеядства, изъ-за голода, отъ подати, отъ наказаній за совершенныя преступленія. Впереди поселенецъ небоится острога, онъ прошелъ его горнило, а это много значитъ. Въ немъ онъ провелъ значительный срокъ во время слѣдствія и суда на родинѣ; шелъ въ Сибирь по этапамъ, перебывалъ въ нѣсколькихъ острогахъ, втянулся въ острожную жизнь и сдѣлался гражданиномъ ея. Проводя здѣсь время въ праздности, въ игрѣ, свыкшись съ средой удалыхъ и буйныхъ добрыхъ молодцевъ, напитавшись ихъ разсказами, наконецъ изучивши ихъ профессію мошенничества, онъ привязывается даже къ этой жизни. У поселенцевъ есть пословицы: "кому острогъ, а намъ домъ", "кто острожнаго хлѣба поѣлъ, такъ того къ нему и тянетъ", "что намъ Сибирь, дальше солнца не ушлютъ, а Сибирь мы видали". Во всемъ они показываютъ довольно легкое отношеніе къ острогу, даже въ названіяхъ, потому для поселенца онъ потерялъ устрашительный характеръ и ему нечего бояться попасть сюда. Кромѣ того къ бродяжеству вызываетъ поселенцевъ ихъ стѣсненное гражданское положеніе. Неполноправность, бѣдность, являющіяся вслѣдствіе перемѣщенія новаго положенія въ странѣ, непривычки и неустройства. Ко всему этому поселенцу, приписанному къ волости и живущему въ деревнѣ, выпадаютъ на долю часто притѣсненія. Какъ лицо сосланное и обязанное пріобрѣтать еще. права крестьянина, онъ принужденъ быть меньшимъ членомъ крестьянской семьи. Онъ не имѣетъ голоса и часто принужденъ повиноваться безусловно мѣстному обществу, которое его иногда обдѣляетъ. Нерѣдко встрѣчаются жалобы, что крестьяне отводятъ ему неполные и дурные участки. Въ дѣлѣ суда и расправы сибирскіе крестьяне пристрастны и болѣе протежируютъ своимъ, чѣмъ поселенцу. Въ отношеніи предложенія труда поселенецъ терпитъ большое затрудненіе, такъ какъ у крестьянъ репутація поселенцевъ подорвана. Крестьяне пришедшаго вновь не возьмутъ, "потому что, кто его знаетъ, кто онъ такой;" есть мѣста, гдѣ не берутъ поселенцевъ въ работники даже изъ-за хлѣба. Наконецъ, на поселенца обрушается всегда болѣе подозрѣнія въ случаѣ совершившагося преступленія -- все это стѣснительныя стороны поселенческаго быта. Къ причинамъ, затрудняющимъ осѣдлость поселенца, должно отнести и другія препятствія. Такъ, поселищамъ 3-го разряда прежде воспрещено было вступать въ браіъ ранѣе 5-ти лѣтъ ссылки, а нынѣ ранѣе 3-хъ лѣтъ. Бобыльная одинокая жизнь, такимъ образомъ, тоже способствовала въ бродяжеству, и не привязывала человѣка въ мѣстности. Сплошь и рядомъ мелкое начальство не выдаетъ поселенцамъ паспортовъ съ прихода ихъ, что затрудняетъ ихъ въ выборѣ мѣстностей для труда. Затѣмъ на обзаведеніе поселенца всегда имѣетъ вліяніе дороговизна хлѣба и вообще съѣстныхъ припасовъ. Поселенцы всегда справляются, идя на поселенье, почекъ хлѣбъ въ такой-то и такой-то губерніи. Самая страшная въ этомъ случаѣ губернія иркутская, гдѣ хлѣбъ доходитъ до 2 р. и даже былъ 2 р. 80 к. Ссыльные говорили, что разъ, во время прохода партіи по Забайкалью, они принуждены были платить по 7 к. с. за фунтъ чернаго хлѣба. Понятно, какъ тяготятся этимъ переселяющіеся. При дороговизнѣ хлѣба крестьяне мало ихъ принимаютъ и въ работники -- и вотъ голодъ является естественнымъ побужденіемъ питаться милостынею, которая легко пріобрѣтается въ бродяжествѣ. Иркутская губернія, какъ самая неблагопріятная въ этомъ отношеніи, вызываетъ и болѣе бѣгствъ. Если бы можно было услѣдить и измѣрить потокъ бродяжества, и особенно поселенческаго, то можно было бы увидѣть колебаніе цифръ бродяжества, въ прямой зависимости съ поднимающимися цѣнами хлѣба. Что ссыльные на поселеніе мало утверждались осѣдло въ Сибири, это можно видѣть до сихъ поръ на населенныхъ ими волостяхъ, точно также какъ и то, какую они здѣсь испытываютъ бѣдность. Извѣстно также, что пробовали ихъ селить съ особенною заботливостью по тракту въ Восточной Сибири, строили имъ дома, давали скотъ и предоставляли имъ готовое хозяйство, и извѣстны также тѣ непривлекательные результаты, какимъ подверглись эти колоніи -- онѣ разбѣжались. Въ значительной степени, тутъ, конечно, участвовалъ личный характеръ ссыльныхъ. До сихъ поръ еще въ нѣкоторыхъ волостяхъ Восточной Сибири существуетъ обыкновеніе строить дома для поселенцевъ, куда они являются гуртами. Но и это не помогаетъ имъ при нежеланіи производительнаго труда съ ихъ стороны. Какъ мало способны они въ гражданственности, можно судить потому, сколько ихъ находится на мѣстахъ приписки. Волостные писаря, и крестьяне говорятъ, что ихъ не болѣе одной пятой, много четверти на лицо изъ того, что присылается. Остальные въ разбродѣ, а больше въ бродяжествѣ. Тоже подтверждаютъ и сами поселенцы. Они показываютъ, напримѣръ, что въ черемховской волости иркутской губерніи и уѣзда на 3,000 крестинъ приписано 5,000 поселенцевъ, но едва ли на самомъ дѣлѣ ихъ найдется 300. Остальные бродятъ или живутъ въ Иркутскѣ. На пріискахъ. Поселенецъ тобольской губерніи изъ деревни Красноярской, какъ старожилъ, замѣтилъ, что на 100 крестьянъ нѣсколько лѣтъ тому назадъ было у нихъ 180 человѣкъ поселенцевъ, нынѣ же только 16, остальные повымерли, а другіе въ бѣгахъ и отлучкахъ. Въ городѣ Ишимѣ изъ 600 приписанныхъ поселенцевъ, какъ говорятъ, едва 100 найдется на лицо. Жизнь поселенца совершенно особенная въ деревняхъ. Они нанимаютъ иногда, человѣкъ 10, одну избу. У нихъ одно ведро, одинъ зипунъ и они по очереди ходятъ по улицѣ. Сидятъ въ деревняхъ больше по кабакамъ, оборванные, пьяные, подбитые, а работать нейдутъ -- жизнь крайне неприглядная и ничего не дающая для мѣста ихъ новаго поселенія. Есть и еще одинъ стимулъ, вызывающій поселенца бѣжать съ мѣста поселенія, который обойдти мы не можемъ -- это любовь въ родинѣ. Какъ ни трудно, но большая часть ссыльныхъ желаетъ повидать ее. Эта вѣчно теплящаяся любовь, даже въ самомъ грубомъ сердцѣ, постоянно влечетъ его къ мѣстамъ, гдѣ протекли его лучшіе дни, гдѣ онъ оставилъ все родное, любимое и, наконецъ, свое счастіе. Ему грезится всегда его земля съ родными дубами, съ широкой Волгой или Окой, съ красивыми городами и золотыми куполами, онъ мечтаетъ о ней, какъ изгнанникъ, и вотъ онъ добивается дойти до нея всѣми средствами, не смотря ни на какія трудности. Всѣ они попадаются самое дальнее на границѣ тобольской губерніи съ пермскою, но они все-таки идутъ, и трепетная надежда авось дойдти не покидаетъ, несмотря на несбыточность мечты. Я видѣлъ много такихъ пробиравшихся и рѣдко кто изъ нихъ обращаетъ вниманіе на практическую сторону своей задачи. Всѣ они руководствуются только инстинктомъ бродяги. Иногда безъ всякихъ особенныхъ вынуждающихъ обстоятельствъ идетъ поселенецъ изъ одного того, что онъ въ ссылкѣ. Такіе часто встрѣчаются, какъ говорятъ сами бродяги. "Да изъ-за чего ты бѣжалъ, спрашиваютъ его." -- "Да, какъ же, отвѣчаетъ онъ, меня натчно на поселенье сослали". Всѣ ихъ пѣсни наполнены жалобами на одиночество: "мальчишки въ чужой дальней сторонѣ".

Непривлекательна такимъ людямъ Сибирь, не свыкнутся они съ нею, она всегда для нихъ останется страною изгнанія; страданія и наказаній. Имъ не приглянутся ея пространства, ея крѣпкіе лѣса, дѣвственная природа, требующая титаническаго труда для успѣшной борьбы съ нею; неприглянутся, потому что они не пришли свободно создать себѣ здѣсь благосостояніе, а пришли поневолѣ, нехотя, на муку и испытаніе. Не такимъ людямъ суждено заселить и обработать Сибирь.

Послѣ поселенцевъ въ бродячемъ людѣ является болѣе всего дезертировъ и рекрутовъ; они здѣсь скрываются подъ именемъ "непомнящіхъ родства". Всѣ они стремятся обойдти службу и выдти, по крайней мѣрѣ, "на вольное поселеніе", но поступаютъ въ общій ссыльный водоворотъ и проводятъ жизнь только бродягами и каторжниками. О побѣгахъ изъ войскъ извѣстны слѣд. оффиціальныя цифры. Въ 1856 г. бѣжало въ Россіи 4,294 человѣка, въ. 1857 г. 5,791, въ 1858 г. 5,163, но цифры прежде были несравненно крупнѣе. Обыкновенно перемѣщеніе бродяжествъ съ россійской почвы въ Сибирь какъ дезертировъ, такъ и свободныхъ сословій дѣлается путемъ юридическимъ. Бѣглые изъ полковъ или чѣмъ нибудь побуждаемые крестьяне переходятъ въ Россіи изъ одной губерніи въ другую и здѣсь, взятые за бѣглецовъ, за необъявленіе званія, отправляются въ Сибирь на поселеніе. Съ поселенія они немедленно уходятъ и продолжаютъ бродить по Сибири уже болѣе безопасно.

III.

Если мы окинемъ взглядомъ большую сибирскую дорогу, отъ большого нерчинскаго завода до границы пермской губерніи, à vol d'oiseau, то увидимъ цѣлыя массы народа, снующія но неб труппами въ 10, 20, а иногда и 40 человѣкъ. Растянувшись по дорогѣ, они то обгоняютъ другъ друга, то отстаютъ, то группируются на мельницахъ, на заимкахъ, на пашенныхъ избушкахъ, то разбиваются и парами расходятся по деревнямъ, лежащимъ близъ тракта. Это сибирскіе бродяги. Они идутъ большимъ трактомъ, какъ кратчайшимъ путемъ, идутъ и проселками по правую и лѣвую сторону дороги, заворачиваютъ въ сторону, кружатъ по деревнямъ, и снова выходятъ на большую дорогу. Нѣкоторые пробираются тайгами, гдѣ прямѣе, нѣкоторые плывутъ рѣками, но у всѣхъ у нихъ, несмотря на запутанность пути, одно направленіе. Они всѣ стремятся достичь иркутской губерніи, по преимуществу Забайкалья. Потокъ ихъ направляется на западъ, къ Россіи; по пути онъ увеличивается притоками новыхъ бѣглецовъ съ разныхъ заводовъ и поселенія. Войдя въ иркутскую губернію, они стараются выбраться на большой трактъ; здѣсь идти вольготнѣе, только мѣстами приходится проходить тайги. Сухимъ путемъ они проходятъ енисейскую губернію, обходя городъ Красноярскъ, и въ томской губерніи раздѣляются; одни идутъ отъ Ачинска прямо къ озеру Чаны и, минуя большой трактъ, проходятъ южными округами подзаводскихъ крестьянъ, другіе идутъ на Томскъ; затѣмъ направляются къ сѣверу на Тюкалу, на Ингамъ, на Ялуторовскъ, Камышловъ или Шадринскъ, къ границамъ Россіи. Здѣсь дорога для бродягъ становится небезопасною; въ тобольской губерніи ихъ уже чаще ловятъ, здѣсь имъ особенно опасны два округа -- омскій и тарскій; а въ пермской губерніи они должны совершенно скрываться и идти ночами. Перевалъ черезъ границу тобольской губерніи составляетъ самое важное затрудненіе, а потому нѣкоторые идутъ на Ирбитъ, на Пелымъ и затѣмъ черезъ Уралъ тайгой и безслѣдными мѣстами къ Чердыни, другіе заходятъ еще сѣвернѣе къ самому Березову, переходя пустыни на лыжахъ. Иные проходятъ изумительныя пространства, тысячъ но сорока верстъ. Необозримыя сибирскія пустыни не останавливаютъ страстнаго желанія бродягъ побывать на родинѣ; вѣчныя скитанія знакомятъ ихъ до того подробно и отчетливо съ мѣстностью, что нѣкоторые изъ нихъ пересчитываютъ наизустъ всѣ станціи отъ Забайкалья до россійской границы, знаютъ всѣ деревни и деревушки, чрезъ которыя слѣдуетъ проходить. Они точно знаютъ, гдѣ приходится, для безопасности или удобства, идти непроложенной дорогой и тайгами, гдѣ -- чрезъ деревни и даже города; вездѣ у нихъ есть свои примѣты, зарубки и надписи.

Громадный путь бродягъ, по мѣстамъ часто пустыннымъ, конечно, полонъ трудностей, бѣдствій и неудобствъ всякаго рода. Уже выходя съ завода, они начинаютъ терпѣть лишенія, что же приходится имъ испытывать, проходя громадное пространство по Забайкалью? Здѣсь самое народонаселеніе старается всѣми средствами затруднить путь бродягъ; буряты съ особенной охотой занимаются этимъ. Поэтому бѣглецы здѣсь пробираются тайгами; рѣдкому изъ нихъ не придется поголодать сутокъ трое, четверо, а иногда даже и больше; въ деревни заходить нельзя и приходится пробираться стороною, чуть не ползкомъ. Но самый трудный переходъ -- кругомъ Байкала, длиною въ 350 верстъ. Нынѣ впрочемъ, послѣ проведенія дороги, онъ сталъ нѣсколько легче, хотя все же по своимъ удобствамъ, для обыкновенныхъ путешествій, считался бы почти немыслимымъ; на немъ для бродягъ осталось еще не мало обходовъ но мѣстамъ пустыннымъ и таежнымъ; особенно досаждаютъ имъ рѣчки Снѣжная, Бумажная и другіе горные потоки, быстрые и капризные, прыгающіе по камнямъ и представляющіе весьма серьезныя затрудненія при переправѣ. Какъ перебраться на другой берегъ? думаетъ бѣдняга, и вотъ сооружается самодѣльный плотикъ и кое-какъ, палкой или доской, переводятъ его на другой берегъ; но бываютъ и такіе смѣльчаки, что кидаются въ бродъ; а то употребляются и другіе способы: рубятъ, напримѣръ, палку и перебрасываютъ на выдавшійся камень; перебравшись по ней и утвердившись на камнѣ, палка перебрасывается на слѣдующій и т. д. но. при этомъ малѣйшее неосторожное движеніе, палка повертывается и смѣльчакъ летитъ въ воду; онъ погибаетъ навѣрное, стремительность потока не допускаетъ сопротивленія; упавшій быстро несется въ устью, а затѣмъ въ громадное озеро. Много жертвъ унесли эти рѣчки, и бродяги съ тоской и страхомъ вспоминаютъ о нихъ. Трудность кругоморской дороги выражается въ пѣснѣ:

"Обойдемъ мы кругомъ моря,

Половину бросимъ горя",

поютъ бродяги. Зимою переходъ дѣлается черезъ замерзшій Байкалъ. Этотъ переходъ не разъ уже описывался, и мы не будемъ много о немъ распространяться. Идутъ 60 верстъ и болѣе по голому льду, подъ вѣтромъ и часто буранами. Представьте себѣ этого путника среди ледяной пустыни, нищаго, въ оборванномъ армякѣ, шагающаго посреди вѣтра, подавляемаго и шириной пространства, и стихійными силами озера! Въ дальнѣйшемъ пути бродягамъ нерѣдко приходится идти дикими урманами, а часто и плавиться водой. Послѣдній путь многіе избираютъ, не смотря также на его опасность. Пускаются по Ангарѣ, внизъ до Енисея, по Бирюсѣ и по Кану. Для плаванія иногда крадутъ и угоняютъ крестьянскія лодки; за неимѣніемъ же ихъ дѣлаютъ плоты, кое-какъ скрѣпленные; плаваютъ на нихъ группами въ 10, 15 и 25 человѣкъ. Встрѣчающіеся пороги на Кану и Ангарѣ обходятъ пѣшкомъ, тайгою; болѣе же смѣлые пускаются на плотахъ и черезъ пороги, надѣясь провести ихъ. Такой плотъ, кинувшись въ водоворотъ, кружится и уносится съ неимовѣрной быстротой, погружаясь иногда совершенно въ пѣнящіяся волны, и выкидывается на поверхность, далеко за порогомъ. Такое плаваніе рѣдко обходится счастливо, ударъ о камень полагаетъ конецъ земному странствованію бродягъ.

"Бѣжали мы, видишь, шестеро изъ тайги съ пріиска", говорилъ мнѣ одинъ бродяга. "Вышли мы на маленькую таежную рѣчку, что въ Енисей впадаетъ, срубили плотъ и отправились; былъ у насъ хлѣбъ съ собой запасенъ и огонь горѣлъ на плоту. Плыли мы съ баграми дня два; наконецъ начали къ устью подплывать, только не можемъ съ плотомъ справиться, такъ его и относитъ. Разъ поднесло къ самому берегу: "ну, думаемъ, конецъ;" выкинули мѣшки на берегъ, хотѣли было за тальникъ схватиться, а плотъ-то какъ двинетъ о берегъ, мы попадали, глядь, а насъ опять отнесло. Что тутъ дѣлать? въ мѣшкахъ у насъ и хлѣбъ лежалъ, а тутъ въ рѣку претъ. Одинъ товарищъ пробовалъ веревку съ петлей накинуть на тальникъ, какъ поровнялись съ берегомъ; накинулъ, схватился за веревку, а плотъ какъ повернется, свернулся бѣдняга и бухъ въ воду. Смотримъ насъ отнесло, а его и слѣда нѣтъ, такъ и ушелъ ко дну, царство ему небесное! Вынесло насъ въ Енисей на средину рѣки. Несетъ день, два, голодъ насъ сталъ пробирать, холодъ, мокрота. "Господи! что это, думаемъ, будетъ." На плоту мы огонь кое-какъ все поддерживаемъ. На третій день голодъ насъ сталъ еще хуже мучить; пьемъ воду -- тошнитъ, кору ѣдимъ -- тошнитъ, а тутъ плотъ прогорѣлъ, вода заливается, думали, потонемъ. Ходимъ мокрые, иззябли, окоченѣли всѣ; пятый день плывемъ, пусто, кругомъ вода и къ берегу не подноситъ. Какъ мухи слабы стали, ползаемъ по плоту, а иной омертвѣлъ и языкъ отнялся. На утро въ шестой день увидѣли мы людей на берегу, заревѣли мы. лихимъ матомъ: "спасите, православные христіане!" Видимъ на берегу человѣкъ стоитъ въ бѣлой фуражкѣ и въ пальто; подлѣ тарантасъ. "Кто вы такіе", кричитъ намъ. "Бѣглые, говоримъ, бродяги, спасите!" -- "А, такъ откуда плывете, туда и ступайте", говоритъ. Плоть пронесло, безпомощные мы остались, отчаянность на насъ напала, упали мы, начали каяться, къ смерти собираться. Только въ седьмой день къ полудню насъ поднесло къ берегу, такъ плотъ въ песокъ и врѣзался. Вышли мы на берегъ, Козаковъ услыхали, пошли къ деревнѣ, а насъ тутъ въ бѣлой шапкѣ баринъ-то и встрѣчаетъ. Это былъ самъ исправникъ. Упали мы въ ноги. "Возьмите насъ, говоримъ, ваше благородіе -- съ голоду пропадаемъ". Разобрали насъ въ тѣ поры мужики, обогрѣли, накормили. Такъ вѣдь что: съ первого-то раза, облопавшись, мы чуть не умерли".

Переходы пустынь и лѣсовъ также не безъ трудностей, напримѣръ, путь изъ Охотска въ Якутскъ по мѣстамъ гористымъ, дикимъ и совершенно безлюднымъ, вдали отъ дорогъ и жилья. Путешествіе по этой дорогѣ продолжается по 40 сутокъ въ одиночествѣ и совершенной пустынѣ, покрытой туманами, посреди утесовъ или извилистыхъ, переплетающихся рѣчекъ. Плутать приходится сплошь и рядомъ. Впрочемъ проходы по тайгамъ въ 260, 400 верстъ нерѣдки; къ нимъ совсѣмъ привыкли бродяги.

"Тайгой мы часто ходимъ"; разсказываетъ бродяга, "кто знаетъ сноровку ничего, я сколько разъ хаживалъ. Запасешь хлѣба пудъ и валяй. Мошка только одолѣваетъ. Гдѣ тропинки расходятся, смотришь примѣты, наши же дѣлаютъ, зарубки на деревѣ, хворостъ сложенъ, али углемъ на лѣсикѣ написано куда идти. Знающему человѣку изъ лѣсу можно выйдти; смотри гдѣ полдень -- разъ но вѣтвямъ; также гдѣ кора на лѣсикахъ трескается, и по муравьинымъ кучамъ у корней -- все это на полдень; мохомъ деревья обросли -- къ полночи; ночью по звѣздамъ смотри, а еще лучше, коли имѣешь матку (компасъ). Хлѣба не Достанетъ -- ягоды, дикій лукъ ѣдимъ, колбу, осолодковый корень, бѣлоголовникъ -- травку-то часто по бродяжеству варить въ котелкѣ приходится... А звѣрь? нашего брата звѣрь не тронетъ, его дѣйствительно въ тайгѣ много, а онъ смиренъ, посмотритъ изъ-за куста, и пойдетъ въ сторону".

Но если бродяги и неидутъ тайгой, то имъ все-таки встрѣчается не меньше неудобствъ и препятствій. Здѣсь, проходя кратчайшимъ путемъ въ деревню, бродяга попалъ въ трясину, тамъ, когда переплывалъ черезъ рѣченку, у него унесло узелокъ съ платьемъ и онъ остался голый въ степи. Такихъ прорухъ и приключеній множество. Жизнь бродягъ представляетъ много опасностей уже потому, что она ничѣмъ не гарантирована, онъ легко можетъ быть обобранъ и даже убитъ, какъ своимъ братомъ бродягою, такъ и крестьяниномъ; въ огражденіе отъ перваго онъ боится идти съ незнакомымъ путникомъ, встрѣчи въ полѣ со вторымъ онъ постоянно пугается. "Бродяжить, надо каждаго куста бояться", говорятъ бродяги; ему не удается даже хорошенько спрятаться, потому что кружащіяся вороны указываютъ мѣсто, гдѣ онъ скрылся, и это вошло въ примѣту у крестьянъ. "Воронье войско насъ знаетъ", говорятъ бродяги. Только по широкому сибирскому тракту идутъ они спокойно, хотя, какъ дальніе и нищіе пѣшеходы, неприглядно.-- "Эхъ кабы вы видѣли, любезный господинъ, какъ мы съ туязками, да котомками по дорогѣ идемъ", говоритъ бродяга, "лоскутъ на лоскутѣ, кто безъ рубахи, кто безъ сапогъ, посмотрѣть, ровно трубочисты, съ собой ничего -- кругомъ Иванъ Иваенычъ. Другой по дорогѣ зимой лупитъ, въ сермяжонкѣ, сѣномъ обернувшись, такъ что держись. Заткни перо -- полетитъ. Отъ насъ за три версты дымомъ несетъ; какъ пройдемъ по деревнѣ, три дня собаки лаютъ. Эхъ вы! пѣтухи, собаки лаютъ -- деревня близко {Бродяжеская поговорка.}, прибавь шагу."

Картину обдерганныхъ, почернѣлыхъ сибирскихъ бродягъ вѣроятно случалось видѣть, каждому проѣзжающему по Сибири. Идутъ бродяги массами по дорогѣ, ихъ никто не останавливаетъ; идутъ и по деревнямъ свободно, въ отребьи, безъ рубахъ, въ арестантскихъ халатахъ съ тузами, иногда съ бритыми головами. Всѣ они одѣляются милостынею; къ нимъ привыкли. Бродягамъ не зачѣмъ даже скрывать, кто они такіе, они прямо называютъ себя "прохожими". Встрѣчается иногда съ ними, засѣдатель застанетъ ихъ въ деревнѣ просящими милостыню около окошекъ, подзоветъ къ себѣ. "Кто вы такіе?" спрашиваетъ онъ. "Бродяги, ваше благородіе", отвѣчаютъ ему спокойно.-- "Какъ же вы смѣете ходить тутъ?" -- "Куда же намъ дѣваться, ваше благородіе, вѣдь надо же что нибудь ѣсть, куда же мы провалимся!" Посмотритъ, посмотритъ засѣдатель, махнетъ рукой, да поѣдетъ дальше. Въ самомъ дѣлѣ, куда же дѣваться человѣку? взять его въ острогъ, да онъ можетъ быть самъ, давно туда напрашивается. Да и что толку, когда такого народа не оберешься!

Такъ валятъ бродяги; отдыхаютъ по балаганамъ, лачугамъ, а чаще всего въ деревенскихъ баняхъ. Иногда, особенно зимой, подъѣзжая къ деревнѣ ночью, можно видѣть, что всѣ бани дымятся -- это расположились бродяги на ночлегъ. Крестьяне охотно даютъ пріютъ этимъ странникамъ и смотрятъ на нихъ снисходительно, пока они безвредны; крестьяне любятъ слушать бродяжескія сказки и прибаутки. Эта идиллическая сторона бродяжества занесена даже въ одну изъ новѣйшихъ ихъ пѣсень:

"Обойдемъ мы кругомъ моря,

Половину бросимъ горя.

Какъ придемъ мы во Култукъ --

Подъ окошечко стукъ, стукъ.,

Мы развяжемъ тарбатейки,

Стрѣлять станемъ саватейки.

Надаютъ намъ хлѣба, соли,

Надаютъ и бараболи.

Хлѣба, соли наберемъ,

Въ баньку ночевать пойдемъ.

Тутъ приходятъ къ намъ старые

И ребята молодые Слушать

Франца-Веньціана,

Про Бову и Еруслана.

Проводить ночь съ нами рады,

Хотя потъ течетъ съ нихъ градомъ --

Сибирякъ развѣситъ губы

На полкѣ въ бараньей шубѣ *).

*) Тарбатейки -- бродяжескіе мѣшки, стрѣлять саватеекъ -- просить милостыню, бараболи -- картофель.

Въ баняхъ и разныхъ избушкахъ проводятъ бродяги зиму; это самое трудное время для нихъ; но прошла зима, засвѣтило апрѣльское весеннее солнце, затаялъ снѣгъ, пахнуло теплымъ воздухомъ, показались изъ-подъ снѣга зеленыя прогалинки и, какъ весеннія вереницы птицъ, вылѣзли и потянулись по дорогамъ закопченные бродяги. Поэтому лѣто для бродягъ имѣетъ много привлекательнаго: природа и жизнь улыбается, дрожь отъ холода не пробѣгаетъ по тѣлу, и мягкій нѣжащій воздухъ ласкаетъ и грудь, и истомленныя ихъ лица. Они собираются компаніями, набираютъ хлѣба, складываются деньжонками, покупаютъ водки, украдутъ барана или поросенка въ деревнѣ,-- и, около костра въ лѣсу, завязывается пиръ, слышится шумное веселье и дребежжащая бродяжеская пѣсня разносится далеко вмѣстѣ съ вьющимся дымкомъ изъ-за кустовъ.

Такая жизнь представляетъ много привольнаго, въ особенности для арестанта и каторжнаго. Свобода, никакихъ повинностей и труда, праздное препровожденіе времени, готовая пища и разнообразіе пути охватываютъ человѣка, и онъ скоро привыкнетъ въ кочевой жизни, какъ цыганъ. Бродяги также зовутъ себя "полевыми дворянами", какъ и цыгане. Полевая жизнь становится для нихъ тѣмъ привлекательнѣе, что они часто мечтаютъ о ней въ острогѣ. На бродягу раздражительно дѣйствуетъ и травка, и березками пѣніе кукушки, и все, что говоритъ о пробужденіи природы. Недаромъ они сложили поговорку, что кукушка зоветъ ихъ въ поле. Однакоже не слѣдуетъ увлекаться и воображать, что одна поэзія лѣса и поля вызываетъ людей къ бродяжеству. "Правда ли, что кукованье кукушки подстрекаетъ нѣкоторыхъ бѣжать съ заводовъ?" спросилъ я разъ опытнаго бродягу. Онъ только улыбнулся. "Это только наша поговорка-съ, сказалъ онъ; съ заводу заставляетъ бѣжать тяжелая работа, да плети. Что тутъ кукушка!" Конечно, это былъ самый умный отвѣтъ.

Невесела жизнь бродяги и на волѣ. Тянется она горькая, бездольная, нищенская, страдальческая, тянется цѣлые годы безъ конца. Пріѣдается до нельзя эта безконечная дорога, это вѣчное странствованіе, вѣчные побѣги и вѣчныя опасенія за свою свободу. Какъ печальна ждзнь бродяги, такъ печаленъ и конецъ его. Пробираясь въ страшную непогоду, подъ дѣйствіемъ весеннихъ и осеннихъ ливней, среди болотъ, переправляясь чрезъ разлившіяся озера и рѣки, бродя зимой въ сильные холода и морозы, въ худой одежонкѣ, бродяга, обмораживаясь и простужаясь, часто хвораетъ,-- и вотъ больной и холодный онъ тащится по тайгѣ, нерѣдко въ лихорадкѣ или съ началомъ тифа; едва едва добирается до деревни и просится къ мужику въ баню, куда съ неохотой принимаютъ его. Здѣсь, на полкѣ, въ одномъ кафтанишкѣ, безъ всякой помощи, лежитъ онъ въ бреду; изрѣдка развѣ навѣдается боязливый хозяинъ узнать, не умеръ ли бродяжка, да сердобольная хозяйка приведетъ знахарку, чтобы вспрыснуть съ уголька. Принять-то его примутъ больного, но, опасаясь его смерти, стараются поскорѣе сбыть волостнымъ мастямъ: кому охота, быть въ отвѣтѣ; впрочемъ и самъ бродяга въ случаѣ болѣзни норовитъ явиться въ волость, гдѣ проситъ взять его. Счастье, если онъ можетъ дотащиться до деревни, гдѣ мужики дадутъ ему пріютъ, но часто болѣзнь застаетъ его въ полѣ; кое-какъ добредетъ несчастный до одинокаго балагана, гдѣ продуваетъ со всѣхъ сторонъ, и лежитъ больной, надѣясь только на своего брата бродягу. Проходящіе мимо, такіе же бѣглые, начинаютъ ухаживать за нимъ, принесутъ хлѣба, молока, подѣлятся съ нимъ, поговорятъ, успокоятъ больного. Но вотъ наступаетъ осень -- пора идти въ деревни, товарищи начинаютъ уходить, больной остается одинъ съ маленькимъ запасомъ хлѣба и воды до выздоровленія. Лежитъ онъ среди пустого лѣса, лишь свиститъ вѣтеръ, ломаются сучья, да кричитъ птица. Медленно тянется время, ночью слышенъ дикій вой волковъ и среди болѣзненной безсонницы иногда хрустѣніе валежника и ревъ медвѣдя. Все полно безнадежности, и молится, молится бродяга, чтобы поскорѣе Богъ далъ смерти. Самая смерть его будетъ одинокою и бобыльною, какою была цѣлая жизнь. Откроютъ весной его тѣло и бросятъ въ болото, чтобы не имѣть лишнихъ, хлопотъ съ начальствомъ -- вотъ и конецъ бродяжеской жизни.

"Какъ да надъ богатымъ

Ставятъ мавзолей,

А надъ нашимъ братомъ

Пищитъ воробей",

Такъ изображаютъ бродяги въ передѣланной пѣснѣ свою могилу.

IV.

Сибирское бродяжество заключаетъ въ себѣ всѣ элемента отдѣльной корпораціи. Одинаковыя условія жизни, одинаковые интересы, одинаковая цѣли и судьба создали изъ бродягъ довольно солидарную массу, которая имѣетъ свою общественную силу, свое общественное мнѣніе и извѣстныя общественныя условія. Сходство обстановки породило одинаковые нравы и воззрѣнія, правила и законы. Наконецъ внутренняя жизнь корпораціи потребовала и извѣстныхъ гарантій безопасности и своего уголовнаго кодекса. Бродяги, проходя постоянно по нѣскольку разъ съ востока на западъ Сибири, сталкиваясь и знакомясь, обмѣниваются наиболѣе интересующими ихъ извѣстіями, толкуютъ о своихъ дѣлахъ и соображаютъ какъ направленіе пути, такъ и свои дальнѣйшія дѣйствія. Гдѣ ловятъ, гдѣ нѣтъ, гдѣ безопаснѣе пройдти, гдѣ начальство легче судитъ, каково на заводахъ?-- все это вопросы интересующіе бродягъ и имѣющіе важное для нихъ значеніе. Жизненный опытъ, выработанный бродяжескими поколѣніями далъ свои правила и доктрины, которымъ невольно подчиняется всякій выступившій на бродяжескую дорогу. Острогъ, въ которомъ перебываетъ каждый бродяга, еще болѣе сплочиваетъ членовъ бродяжества. Здѣсь бродяга натурализуется окончательно, т. е. признается достойнымъ принятія въ члены корпораціи. Здѣсь онъ посвящается во всѣ тайны корпораціи, роднится съ ней и пріучается жить ея интересами. Личная жизнь его начинаетъ зависѣть отъ жизни общественной, и онъ волнуется, печалится, радуется и живетъ общими дѣлами корпораціи. Такъ слагается внутренняя жизнь бродяжеской общины.

Бродяжеская корпорація сильна своимъ единствомъ. Она создалась во имя крайней необходимости и потому даетъ извѣстныя гарантіи каждому изъ своихъ членовъ. Желая хотя сколько нибудь обезпечить свою безопасность, бродяги создали свое собственное гражданское общество, каждый членъ котораго обязанъ безпрекословно исполнять всѣ уставы этого общества. Общество имѣетъ право контролировать, судить и наказывать своего члена. Тамъ, гдѣ представляется случай, бродяги всегда соединяются въ одно общество, это особенно легко замѣтить въ острогѣ; здѣсь бродяги не смѣшиваются съ остальными арестантами, живутъ своей средой, имѣютъ свою особенную администрацію, т. е. старосту и писаря, свои сходки, свою кассу и майданъ. Во время бродяжества они также, при первой возможности, стараются соединиться въ отдѣльную общину. Такъ, когда въ нѣкоторыхъ деревняхъ томской губерніи, лежащихъ на рѣчкѣ Сосновкѣ, скопилось много бродягъ по работамъ крестьянъ, и проживающихъ милостыней, то они составили свое общество, выбрали своего голову и писаря. Это общество существовало на ряду съ крестьянскимъ. Если бродяга попадался въ какой нибудь винѣ, то надъ нимъ учреждался судъ и производилась расправа. Наказанія за провинности назначались очень суровыя и бывали примѣры, что виновному давали отъ 500 до 700 розогъ публично, при крестьянахъ. Тутъ у бродягъ съ крестьянствомъ установились чисто международныя отношенія.

Въ остальныхъ случаяхъ, хотя корпорація и въ разбродѣ, но группируется, по мѣрѣ надобности, для какого нибудь предпріятія. Бродягамъ невыгодно составлять разбойничьи шайки, но они соединяются часто, чтобы отомстить кому нибудь, напримѣръ, преслѣдующему ихъ засѣдателю. Одинъ священникъ разсказывалъ мнѣ, что ему разъ случилось ѣхать въ Омскъ. Была страшная распутица; на одномъ мосту его экипажъ завязъ, вытащить было трудно; пришлось остановиться. Вдругъ изъ-подъ мосту выскакиваютъ человѣкъ 40 бродягъ. Священникъ съ дьякономъ испугались, но бродяги спокойно объявили, что вовсе не намѣрены ихъ трогать, а дожидаются засѣдателя, котораго хотятъ сжечь, при чемъ указали костеръ, разложенный подъ мостомъ. Затѣмъ вытащили завязшій экипажъ священника и, получивъ небольшое подаяніе деньгами, отпустило его. Засѣдатель кстати былъ предупрежденъ, переѣхалъ въ другомъ мѣстѣ черезъ рѣку и, такимъ образомъ, избавился отъ неминуемой опасности. Разумѣется, подобные случаи составляютъ весьма рѣдкое исключеніе въ жизни бродяжества, отличающейся по преимуществу мирнымъ характеромъ. Но за то бродяги крайне строго судятъ своего провинившагося товарища. Каждый членъ корпораціи не долженъ нарушать интересовъ своей среды, онъ обязанъ защищать своего собрата. Онъ не долженъ выдавать начальству, что знаетъ о. своихъ собратьяхъ, и не показывать на нихъ. Показанія бродягъ на крестьянъ, у которыхъ они имѣли пріютъ, также не одобряются. Вообще требуется строгое сохраненіе тайнъ корпораціи. Нарушеніе этихъ основныхъ законовъ бродяжеской корпораціи считается измѣною и жестоко наказывается. Точно также бродяги преслѣдуютъ воровство у своихъ, битье, увѣчье отбиваніе насильно женъ бродяжескихъ и любовницъ, особенно же караютъ за убійство своего брата. За послѣднее преступленіе иногда даже опредѣляютъ смертную казнь. Мнѣ разсказывали про такой процессъ: шелъ парень со старикомъ, многіе бродяги встрѣчали ихъ и обгоняли. Только на одну ночевку парень приходитъ одинъ и въ стариковомъ платьѣ. Случившемуся тутъ бродягѣ, который зналъ ихъ раньше, это показалось подозрительнымъ. Ночью онъ отправился назадъ въ тотъ балаганъ гдѣ встрѣтилъ послѣдній разъ парня съ старикомъ. Здѣсь онъ нашелъ кровь и, по ея слѣду, дошелъ до болота, куда былъ брошенъ трупъ старика. Вернувшись немедленно, онъ засталъ еще парня, и позвалъ его съ собою на мельницу въ знакомымъ бродягамъ. Пришедши туда, онъ сообщилъ о случившемся. Парень былъ задержанъ, а для удостовѣренія были посланы депутаты. Скоро они явились и подтвердили объ убійствѣ. Преступникъ сознался, его связали и начался судъ. Прокуроромъ лвилея старикъ, бродяга, работавшій на мельницѣ. Онъ обратился къ собранію съ такою рѣчью: "что братцы, говорить, ежели онъ 17-ти лѣтъ такія убійства съ своимъ братомъ дѣлаетъ, то что же послѣ-то изъ него будетъ! Онъ пожалуй перебьетъ еще десятки людей въ лѣсу, такъ что никто не узнаетъ. Можно ли послѣ этого и ходить намъ, коли свой же братъ убивать насъ станетъ!" Отвѣтомъ было одобреніе.-- "Это такъ, ужь чего больше!" говорили бродяги.-- "Ну, такъ дайте же мнѣ его, я съ нимъ расправлюсь", сказалъ старикъ. Всѣ согласились. Тогда бродяга, взявшій на себя исполненіе приговора, велѣлъ вести за собой арестанта.-- "Ну, иди, братъ, расправа съ тобой будетъ коротка!" промолвилъ исполнитель. Парень чувствовалъ, что его ожидаетъ недоброе.-- "Дяденька, позвольте хоть трубочку въ послѣдній разъ покурить", сказалъ онъ. Бродяги разсмѣялись этому хладнокровію, дали ему покурить и затѣмъ повели въ лѣсъ. Здѣсь старикъ снялъ ремень съ кольцомъ съ бродня, сдѣлалъ Петлю, приказалъ нагнуть березу, закрѣпилъ ее. И черезъ нѣсколько минутъ преступникъ висѣлъ.

Часто бродяги пускаются въ розыски за преступниками верстъ за 100, за 200 и болѣе. Такъ недавно отыскивали какого-то Омуля кривого, который, вмѣстѣ съ любовницею, убивалъ бродягъ. Встрѣчая денежнаго спутника-бродягу, Омуль приглашалъ его идти съ собою. Въ пустынномъ мѣстѣ онъ на спутника накидывалъ петлю, а любовница била его обухомъ топора. Наконецъ ихъ схватили бродяги. Омуль однако при началѣ суда вырвался и бѣжалъ, бросивъ даже платье, а любовница его была повѣшена. Долго бродяги отыскивали его по большимъ дорогамъ, но не нашли. Каждаго проходившаго бродягу спрашивали, не видалъ ли Омули и сообщали ему примѣты преступника. Убійцѣ однакоже не всегда въ наказаніе опредѣляется смерть, но его наказываютъ розгами и палками такъ жестоко, что неминуемымъ слѣдствіемъ наказанія все таки почти всегда бываетъ смерть. Въ томской губерніи одинъ бродяга убилъ любовницу. Товарищи увидали его въ шубейкѣ, снятой съ убитой. Начали его допрашивать, наконецъ дознались. Убійца въ то время былъ въ банѣ въ одной деревнѣ. Его стали сѣчь, засѣкли до полусмерти и бросили въ банѣ, а сами ушли. Высѣченный скоро умеръ.

"Ночевали мы въ одной банѣ", разсказывалъ мнѣ одинъ бѣглый, только приходитъ къ намъ бродяга чухна и расположился тутъ же. Ему дали мѣсто. Поздно ночью явились другіе посѣтители. Зажгли огня. Пришелъ бродяга съ любовницей.-- "Надо посмотрѣть, нѣтъ ли знакомыхъ"! сказала женщина, и начала открывать спящихъ. Чухна старался плотнѣе закрываться. Это возбудило ея любопытство.-- "Э, да это мой женихъ"! сказала она. Дѣло въ томъ, что чухна съ товарищами бродягами насколько дней тому назадъ напали на нее, когда она оставалась въ лѣсу одна, и произвели насиліе. Чухна, испугавшись теперь отвѣтственности, пустился бѣжать. Его нагнали бродяги, и любовникъ оскорбленной женщины попросилъ бродягъ расправиться съ чухной своимъ судомъ. Вырѣзали таволожекъ, разложили виновнаго около бани и выдрали".

Преслѣдованіе бродягъ, совершившихъ преступленіе противъ своихъ, не прекращается и въ острогѣ. Напротивъ, такіе бродяги больше всего опасаются суда въ острогѣ,-- здѣсь корпорація въ болѣе полномъ составѣ. При мнѣ, въ острогѣ раскрыли слѣдующій случай: судились трое бродягъ, взятые властями за убійство. Сидя въ острогѣ, они объявили товарищамъ, что судятся за убійство коробейника и его товарища.! Но бродяги узнали положительно, что при слѣдствіи представлены котомки и котелки убитыхъ; оказалось, что они убили своихъ же бродягъ. Тогда надъ однимъ изъ главныхъ виновниковъ учинили судъ и избили его жестоко. Онъ не смѣлъ идти даже жаловаться. Подобные процессы въ острогѣ часты. Такъ бродяги для собственной безопасности создали себѣ самосудъ и свой уголовный кодексъ.

Половину жизни бродяги проводятъ въ полѣ и называютъ себя ^полевыми дворянами". Половина жизни проходитъ въ острогѣ, который даетъ имъ одинаковость положенія, общіе нравы и сближаетъ ихъ. Ихъ конецъ -- заводы или смерть въ лѣсу -- тождественны. Все это скрѣпляетъ этихъ людей и возбуждаетъ сочувствіе другъ къ другу. Прожившія поколѣнія бродягъ имѣютъ свою исторію, передаваемую въ устныхъ разсказахъ. Часто приходится слышать разсказы объ одномъ и томъ же знаменитомъ лицѣ изъ разныхъ устъ, варьируемые и изукрашенные вымыслами. Это бродяжескіе мифы. Бродяжеская корпорація, какъ всякая корпорація, выработала свои типы и идеалы. Всякій бродяга въ душѣ желаетъ достигнуть бродяжескаго идеала -- героя. Отличительные признаки такого героя: неустрашимость въ опасностяхъ, смѣлость въ похожденіяхъ, хитрость для того, чтобы провести преслѣдователей; онъ долженъ быть отличный воръ, деньги у него не должны переводиться; онъ долженъ кутить и вести ожесточенную борьбу съ властями, и крестьянствомъ. Когда-то у бродягъ велась безпощадная борьба съ крестьянствомъ, и въ разсказахъ сохранились до сихъ поръ нѣкоторые эпизоды изъ нея, имѣющіе сказочный характеръ. Мы приведемъ одинъ изъ мифовъ болѣе выдающійся,-- какъ наказанъ былъ крестьянинъ, промышлявшій убійствомъ бродягъ. Крестьянина звали Заворота и жилъ онъ въ енисейской губерніи въ деревнѣ Кольцовой, назаровской волости, ачинскаго округа. Онъ выслѣживалъ денежныхъ бродягъ, принималъ ихъ у себя въ избѣ, угощалъ, потомъ нагонялъ и убивалъ въ лѣсу, обирая ихъ до нитки. Состояніе его было громадное, бродяги его боялись. Но вотъ разъ шелъ съ каторги мальчишка бродяга, которому и суждено было стать героемъ. Узнавши о Заворотѣ, онъ запасся деньгами, пріодѣлся и, пригласивъ товарища бродягу, отправился къ Заворотѣ, а остальныхъ спутниковъ оставилъ за деревней. Пришедши, онъ началъ требовать водки, кушаній и за все щедро платить, показывая нарочно передъ Заворотой, что у него есть деньги. Наконецъ онъ прощается.-- Куда вы, батюшка, пойдете? спрашиваетъ Заворота.-- Туда-то, отвѣчаетъ бродяга, указывая откровенно настоящее направленіе. Онъ соединяется съ товарищами и всѣ они отправляются въ дальнѣйшую дорогу; Будущій герой объясняетъ, что онъ разжегъ Завороту на погоню и намѣренъ проучить его. Не успѣлъ онъ этого сказать, какъ изъ-за кустовъ показался Заворота, верхомъ на лошади и съ винтовкой.-- Эй, варнаки, стой! становитесь всѣ подъ одну пулю! крикнулъ онъ и положилъ винтовку между ушей лошади. Бродяги остановились. Заворота спустилъ куровъ, осѣчка, еще -- тоже самое, еще -- и опять тоже. На полкѣ у него вмѣсто пороху очутилась вода. Бродяга -- герой, посѣтившій его, улыбнулся. Винтовка была заговорена Затѣмъ лошадь у Завороты начала кружиться. Тогда бродяги подошли и сняли Завороту съ лошади, вокругъ пояса нашли опоясанные два мѣшка для добычи. Предводитель бродягъ приказалъ изрубить бродяжескаго убійцу и куски его сложить въ мѣшки, привязавъ ихъ въ лошади. Другой варіантъ этого разсказа говоритъ, что герой бродяга предварительно спрашивалъ мужика Завороту, сколько онъ душъ погубилъ? Тотъ отвѣчалъ, что 90.-- Много! сказалъ бродяга, я не хочу твоихъ грѣховъ на душу брать и приказалъ его высѣчь. Его такъ жестоко наказывали, что, возвратившись домой, онъ слегъ; три дня былъ при смерти, три раза оживалъ и, наконецъ, умеръ. Есть подобный же разсказъ о томъ, какъ какому-то крестьянину въ наказаніе за убійство 60-ти бродягъ, бродяги перерѣзали поджилки.

Этими разсказами характеризуется та ожесточенная борьба и кровавая вражда, которыя существовали между бродягой и его преслѣдователемъ. Они служатъ какъ бы утѣшеніемъ бродягамъ, что и ихъ смерть не остается безнаказанною. Вотъ разсказъ, подтверждающій это предположеніе. Въ одной деревнѣ жилъ мужикъ, который билъ и обиралъ бродягъ, но подъ конецъ жизни бросилъ свои злодѣйства и раскаялся. Къ такому раскаянію его побудило слѣдующее приключеніе. Разъ къ нему пришло нѣсколько бродягъ, иные были съ деньгами. Онъ пріютилъ ихъ и когда они ушли, отправился за ними въ погоню. Въ лѣсу онъ нашелъ всѣхъ ихъ спящими одинъ подлѣ другого въ одной линіи. Выстрѣливъ вдоль, онъ убилъ шесть человѣкъ, а 7-й побѣжалъ. (Убійство одной пулей многихъ часто фигурируетъ въ бродяжескихъ разсказахъ). Тогда крестьянинъ догналъ бѣжавшаго и убилъ его прикладомъ. Обобравъ деньги у убитыхъ, убійца присѣлъ отдохнуть на сломленное дерево. Только видитъ, прилетѣла птичка и начала клевать песокъ. Убійцѣ тоже захотѣлось попробовать его; поѣвши, онъ нашелъ его сладкимъ. Тогда его объялъ страхъ и онъ пустился домой. Ночью къ нему явились убитые, требуя похоронъ. Чуть свѣтъ поѣхалъ Онъ на мѣсто, гдѣ перебилъ бродягъ, на колѣняхъ у труповъ сталъ молить о прощеніи, перецѣловалъ всѣхъ ихъ и предалъ землѣ. Съ тѣхъ поръ онъ не могъ ничего ѣсть, не съѣвши предварительно горсти земли. Это было наказаніемъ- свыше. Съ той поры онъ не пропускалъ ни одного бродягу, не накормивъ его до сыта.

Кромѣ старыхъ героевъ, у бродягъ Много есть и новыхъ, напримѣръ Свѣтловъ, Ландовъ, Травинъ и другіе. Ихъ жизнь, полная авантюризма, опасности и борьбы, выдвигаетъ энергичныя и сильныя натуры. Каждый бродяга, можно сказать, до извѣстной степени герой, перенесшій десятки опасностей, десятки разъ жертвовавшій своею жизнью и десятки разъ выходившій побѣдоносно изъ борьбы. Поэтому, въ острожномъ мірѣ, между бродягами замѣтна гордость, и они считаютъ себя выше и опытнѣе остального мелкоплавающаго арестантства.

Ихъ герои воплощаются въ самостоятельной бродяжеской поэзіи, гдѣ воспѣваются разныя приключенія героевъ, ихъ побѣги и т. п. Пѣсни бродяжескія на половину острожныя, потому что судьба бродягъ постоянно связана съ острогомъ. Въ однихъ пѣсняхъ воспѣвается гулянье по полямъ, по городамъ и лѣсамъ, пріюты по банямъ и вообще бродяжеская жизнь, въ другихъ похожденія бродягъ-героевъ, какъ напр. Ланцова. Въ этихъ пѣсняхъ всегда звучитъ грустная и нѣжная нота ссыльнаго, чувствующаго въ Сибири свое одиночество.

V.

Мы имѣли уже случай замѣтить, что бродяжество вездѣ и во всемъ имѣетъ свой особыя убѣжденія, на все оно смотритъ съ своей особой, оригинальной точки зрѣнія. Съ этой же точки оно взираетъ на любовь, или, какъ называютъ ее сами бродяги, на "бродяжескій бракъ".

Бродяжескій романъ разыгрывается какъ во время странствій, такъ равно и въ стѣнахъ острога; семейная жизнь течетъ на поляхъ, испытывая всѣ превратности и мытарства бродяжества.

Бродяга, какъ человѣкъ одинокій, особенно склоненъ къ любви и расположенъ ко всякой интригѣ. Бродяги любятъ увлекать любезныхъ съ собой въ бродяжество; въ сибирской семьѣ всегда много недовольныхъ, которыя готовы уйти, съ кѣмъ угодно и куда угодно -- лишь бы только уйти. Жизнь женщины въ крестьянской семьѣ, по большей части, непривлекательна: мужъ-деспотъ, часто пьяница, свекры и свекрови заѣдаютъ жизнь, постоянные побои постоянная брань, тяжелый трудъ -- вотъ ея всегдашняя обстановка. Рѣдкій мужъ въ Сибири не бьетъ свою жену; при пьянствѣ мужей главный трудъ и поддержаніе семьи иногда ложится на женщину; развратъ въ деревняхъ также очень развитъ; въ этомъ развратѣ, конечно, болѣе власти и свободы выпадаетъ на долю мужчины; каковъ бы ни былъ мужъ, жена обязана его* любить; мужъ часто заставляетъ жену угождать своимъ любовницамъ. Но если сама женщина дозволитъ себѣ такого рода свободныя отношенія, ее ожидаютъ жестокія испытанія. Въ сибирскихъ семьяхъ, вѣроятно, поэтому такъ часты отравленія мужей женами. При такой стѣснительной обстановкѣ понятно желаніе крестьянки бѣжать изъ семьи. А тутъ для подмоги является удалой парень-бродяга, смазливый собой, любезный и ласковый, съ деньгами, добытыми на большой дорогѣ; онъ увивается за женщиной, увлекаетъ ее; она бросаетъ грубаго мужа и семью, и идетъ за удалымъ добрымъ молодцомъ" въ бродяжество. И много такихъ драмъ разыгрывается въ сибирской крестьянской семьѣ. Бываетъ, что женщина, вскорѣ обманутая бродягой, снова является къ мужу и къ семьѣ, но часто потокъ бродяжества совершенно поглощаетъ ее, и она изчезаетъ навсегда, сживаясь совершенно съ бѣгло-арестантской средой. Часто связь, крестьянки съ бродягой бываетъ очень прочна И не разрывается, не смотря ни на какое наказаніе, къ которому присуждается ея милый;-- бродяжество ихъ снова соединяетъ. Мнѣ указывали на одну женщину, сибирскую крестьянку, которая пошла за бродягой, попала съ нимъ въ острогъ и судилась. Ее отправили къ мужу, а бродягу на заводы. Скоро онъ бѣжалъ, явился снова къ любовницѣ, и они опять отправились бродяжить, и снова были пойманы. Четыре раза жена отсылалась къ мужу, а бродяга на заводы, и все-таки онъ снова приходилъ за нею и уводилъ ее. Бѣгство очень обыкновенно у сибирскихъ женщинъ; одинъ бродяга разсказывалъ мнѣ, какъ онъ встрѣтилъ около деревни дѣвочку лѣтъ одинадцати, которая упрашивала его взять ее съ собою бродяжить.

Жизнь въ бродяжествѣ для женщины далеко небезопасна; она часто служитъ предметомъ спора между бродягами; изъ-за нея идетъ ожесточенная борьба; желая воспользоваться ею, иногда даже убиваютъ ея любовника. "Насъ было двое бродягъ", говорилъ мнѣ одинъ бѣглый, "мы встрѣтили каторжнаго съ любовницей съ завода и поселенца-бродягу съ сибирячкой. Во время пути каторжный началъ подтрунивать надъ поселенцемъ, говоря намъ: "эй, холостежь, отбейте-ка отъ этого сибирячку-то!" Поселенецъ началъ трусить. "На другой день, чуть свѣтъ онъ убрался тихонько съ своей бабой и сдѣлалъ верстъ 40. Мы скоро, однако, встрѣтили ихъ опять на берегу рѣчки, онъ удилъ рыбу. Завидя насъ, онъ собрала удочки и снова пошелъ щелкать въ лѣсъ, въ сторону. Такъ перепугались они!" Женщины-бродяги часто, чтобы скрыться, одѣваются въ мужское платье. Кромѣ опасности подвергнуться насилію и перейдти въ руки другого бродяги, женщина должна нести всѣ трудности бродяжеской дороги, которымъ подвергается ея закаленный любовникъ. Давъ тяжелъ этотъ путь, и что должна вынести во время странствій съ бродягою женщина, я приведу два разсказа.

Бродяга Абрамовъ разъ остановился у крестьянки, мужъ которой былъ на пріискахъ. Они слюбились, но пріѣхалъ мужъ, и Абрамовъ долженъ былъ уходить. Когда отошелъ онъ нѣсколько десятковъ верстъ отъ деревни, его нагнала любовница, ѣхавшая на телѣгѣ продавать горшки на базаръ въ какое-то село. Встрѣча была радостная. Абрамовъ уговорилъ ее идти бродяжить. Затѣмъ онъ тутъ же перебилъ горшки, и на лошади они отправились въ Иркутскъ, гдѣ телѣгу съ лошадью продали. Пѣшкомъ уже они пошли къ Якутску и зашли въ глухую волость. Здѣсь они познакомились съ писаремъ и просили его настрочить имъ билетъ. Писарь согласился, взялъ 25 рублей, но смастерилъ билетъ самаго плохого достоинства. Писарь имѣлъ въ виду сбыть бродягъ такъ, чтобы они никогда не могли сдѣлать на него показаній въ случаѣ поимки. Такъ какъ бродяги спрашивали дорогу на какую-то деревню, то онъ съ старостой и указалъ имъ путь тайгой. Имъ сказали, чтобы они шли дня два, три лѣсомъ, въ извѣстномъ направленіи, и непремѣнно выйдутъ, куда нужно. Абрамовъ съ любовницей пошли, запасшись полупудомъ хлѣба. Дня четыре они шли непроходимой тайгой, пробираясь тропинками; попадались только пустыя звѣроловныя избушки и ловушки на звѣря. Все было диво и пустынно, ихъ окружали трущобы и высокія ели, не было ни малѣйшаго признака жилья. Прошли они пять дней, на шестой хлѣбъ весь вышелъ-тогда имъ стало ясно, что они или заплутались, или ихъ послами на вѣрную гибель. Пришлось питаться чѣмъ попало, они стали ѣсть ягоды, грибы, дувъ, колбу, но такая пища только разслабляла организмъ. Оставалось для спасенія воротиться -- это былъ девятый день ихъ выхода. И вотъ они, по старымъ тропинкамъ, рѣшились выбираться назадъ. Проплутавъ дня два, питаясь травой и ягодами, они стали терять свои силы; они не могли уже ѣсть ни колбы, ни луку. Кое-какъ протащились еще день, другой, обнаружились боли въ жийотѣ, женщина совсѣмъ ослабла и не могла идти далѣе. Абрамовъ долго думалъ, что дѣлать, наконецъ предложилъ любовницѣ остаться покуда, а самому идти до деревни и потомъ съ хлѣбомъ явиться за ней. Женщина боялась, что бродяга ее броситъ, но онъ снялъ съ себя образъ, "родительское благословеніе", поклялся передъ нимъ, что воротится и повѣсилъ его надъ больной. Избушку онъ заперъ запорами, ставни приперъ крѣпко, чтобы незабрался звѣрь и пошелъ шагать. Протащившись дня два, все также питаясь, онъ и самъ не могъ идти и слегъ около одной избушки. Животъ болѣлъ, силы совершенно истощились, на него напало отчаяніе -- приходилось умирать. Но, полежавъ, онъ увидѣлъ бруснику, сталъ ѣсть ее и почувствовалъ себя легче; набравши шапку этихъ ягодъ, онъ опять пошелъ и добрался до деревни. Первымъ дѣломъ, войдя въ какую-то избу, онъ съѣлъ цѣлую ковригу хлѣба; затѣмъ пошелъ къ одному поселенцу и разсказалъ о случившемся. Тотъ принялъ въ немъ участіе, и немедленно снарядилъ телѣгу. Пріѣхавъ, Абрамовъ нашелъ женщину съ пѣною у рта, она ничего не говорила и не слышала. Абрамовъ влилъ ей молока въ ротъ и она очувствовалась. Поѣвши, они прибыли въ деревню. Поселенецъ предъявилъ на сходкѣ жалобу на писаря съ головою. Сходъ рѣшилъ вмѣсто удовлетворенія -- угостить ихъ хорошенько, и всѣ выпили здорово. Скоро однако Абрамовъ бросилъ свою любовницу. Эти покиданья очень часты у бродягъ. "Попавшись, за бабу отвѣчать придется", говорилъ Абрамовъ.

Про другое странствіе съ женщиной мнѣ разсказывалъ каторжный. Калина былъ каторжный перваго разряда, на заводѣ онъ сошелся съ женщиной, тоже каторжной, убилъ ея мужа и бѣжалъ съ ней. Оба они имѣли деньги. Женщина взяла съ собой нѣсколько платьевъ, бѣлье, шали и т. п. Калина тоже былъ одѣтъ щегольски, въ хорошей однорядкѣ, въ смазныхъ сапогахъ, плисовыхъ шароварахъ, мерлушьей шапкѣ и тулупѣ. Это была молодая и красивая бродяжеская пара. Счастливо миновали они Забайкалье, обошли Байкалъ и явились въ село К*. Калина оставилъ бабу на улицѣ, а самъ зашелъ въ кабакъ купить вина. Выходя онъ встрѣтилъ писаря.-- Кто ты такой? спросилъ писарь.-- Развѣ ты не видишь кто? отвѣчалъ Калина, не разъ бывавшій въ бродяжествѣ и человѣкъ не трусливый.-- Гдѣ твой видъ? спросилъ писарь.-- Подите возьмите въ Корѣ, я тамъ его оставилъ.-- А чья это баба? продолжалъ разспрашивать писарь.-- Не знаю.-- Ты чья, матушка? спросилъ писарь.-- А вотъ съ нимъ иду, отвѣчала та.-- Такъ это твоя баба? продолжалъ писарь.-- Видно моя, коли больше ничья! Писарь немедленно потянулъ бродягъ на сходку. Рѣшили ихъ забрать. Начали допрашивать, гдѣ украли женскія платья и т. п., такъ какъ богатыхъ бродягъ мудрено встрѣтить. Калина урезонивалъ, онъ предлагалъ примѣрять всѣ платья на его любовницу и тѣмъ убѣдиться, что они не крадены. Но его не слушали. Тогда Калина предложилъ вина на компанію. Но вина было мало, за свободу у нихъ потребовали 3 рубля денегъ, да платье женское, да котелокъ, да шаль одну и пр. Баба рѣшилась все отдать только бы отпустили. Давши выкупъ Калина не рѣшился ночевать въ этой деревнѣ, а отправился съ любовницей въ лѣсъ, гдѣ и расположились они въ балаганѣ. Утомленный онъ тотчасъ же заснулъ. Ночью его растолкала любовница. Къ балагану кто-то подъѣхалъ. Это были два верховые съ винтовками. "Ну, выходи, варнаки", закричали они. Калина выскочилъ. "Становись, сейчасъ расправа будетъ! снимай что есть на тебѣ! Подай котомку!" Калина увидѣлъ въ пріѣхавшихъ сына писаря и сельскаго старосту, которые явились обобрать и убить ихъ, чтобы они не донесли послѣ на общество. Приказъ снять платье -- показывалъ, что они не хотятъ его окровянить. Нечего дѣлать, Калина все снялъ съ себя. "Становись въ уголъ!" приказали ему. Сталъ. Приказали раздѣться бабѣ. Калина сталъ подходить къ ней.-- Не подходи! кричалъ верховой и снявши винтовку прицѣлился ему въ голову; курокъ былъ спущенъ, но произошла осѣчка; ночь была морозная. Тогда Калина схватилъ за рукавъ тулупъ и безъ рубахи и сапогъ пустился въ поле. Онъ пробѣжалъ верстъ шесть, одна нога его обморозилась. Онъ принужденъ былъ возвратиться въ деревню, гдѣ нашелъ и свою бабу. Мужики не смѣли ее тронуть, боясь, что спасшійся Калина донесетъ на нихъ. Калину однако снова позвали на сходъ. Мнѣнія раздѣлялись. Всѣ, впрочемъ, видѣли, что и отпустить бродягъ опасно, да и представить нельзя, такъ какъ они донесутъ о происшествіи въ лѣсу. Калина увидѣлъ, что ему угрожаетъ новая опасность. Онъ начинаетъ весьма убѣдительно увѣрять, что доносить ему незачѣмъ, такъ какъ и самъ онъ пробирается тайкомъ, а второе -- деревня не можетъ отвѣчать за нападеніе на него, дѣло было въ лѣсу, и онъ не можетъ указать, кто именно на него нападалъ. Крестьяне, наконецъ, отпустили его, и онъ поплелся съ бабой далѣе.

Можно себѣ представить, каково положеніе женщины-бродяги во время беременности. Часто приходится мучаться родами гдѣ нибудь въ балаганѣ, подъ кустомъ; потомъ, тащатъ съ собой грудного малютку. Случается, что бродяжка-мать идетъ даже съ нѣсколькими дѣтьми. Одинъ мнѣ извѣстный бродяга прошель всю Сибирь съ женой и съ дѣтьми. Но въ большинствѣ случаевъ бродяги-женщины тяготится дѣтьми и раздаютъ ихъ по деревнямъ. Женщина, уходившая съ каторжнымъ четыре раза отъ мужа, о которой я уже говорилъ, продавала дѣтей въ крестьянскія семейства по 8 рублей. Многіе приносятъ дѣтей и въ остроги, гдѣ судьба ихъ конечно, незавидна.

Любовь бродягъ продолжается и въ острогѣ, когда они попадаются съ женщинами. Здѣсь же часто начинается и новая любовь, финалъ которой долженъ быть въ партіи и бродяжествѣ. Въ каждомъ острогѣ можно видѣть, какъ приткнувшись къ рѣшеткамъ, сидятъ арестанты, тоскливо поглядывая на окна женскаго отдѣленіи. Несмотря на острожную дисциплину, знакомства быстро завязываются, а затѣмъ является и любовь. Любовь острожная -- любовь платоническая. Взгляды, воздушные поцѣлуи, разговоръ черезъ загородки и стѣны, изрѣдка встрѣчи въ корридорахь -- вотъ все, чего можетъ достичь пылкій и влюбленный, конечно, между развратомъ, порождаемымъ тюрьмами, бываютъ въ острогѣ и глубокія привязанности, въ которыхъ нельзя отрицать чувства самоотверженія. Я самъ былъ свидѣтелемъ такой привязанности. Грузинъ, уведшій съ каторги дѣвушку нѣмку, былъ взятъ съ нею въ бродяжествѣ. Сидя въ острогѣ, онъ показался на чужое имя, на Кавказъ, желая продлить время за справками и жить вмѣстѣ съ своей любезной. Узнавши, куда его присудятъ, онъ самъ разсчитывалъ перемѣнить показаніе и все-таки уйдти въ каторгу за любовницей. Но приходятъ справки, и къ удивленію его онъ признакъ за того, на кого показывался. Рѣшено было препроводить его на Кавказъ. Предчувствуя всю тяжесть разлуки, онъ рѣшился отпереться отъ прежняго показанія. Когда его вызвали для отправки, онъ объявилъ начальству острога, что онъ обманулъ слѣдствіе, что, въ сущности, онъ вѣчный каторжный, а потому проситъ не посылать его на Кавказъ, а судить, какъ слѣдуетъ. Впереди были плети и жестокое заключеніе въ цѣпяхъ; но онъ рѣшился все перенести лишь бы не разставаться съ любимой женщиной. Кончилось однако тѣмъ, что его отправили; для предупрежденія же побѣга, закованнымъ ручные и ножные кандалы, а нѣмка осталась въ острогѣ и показалась на поселенье.

Насколько платонична любовь бродяги въ острогѣ, настолько же она разнузданна въ бродяжествѣ и, иногда, даже доходитъ до звѣрства. Часто совершаются бродягами самыя наглыя и дерзкія покушенія на женщинъ и ихъ умыканія. На крестьянокъ бродяги иногда нападаютъ на пашняхъ и, угрожая ножомъ, заставляютъ идти съ собою. Иногда женщина дѣлается жертвою нѣсколькихъ человѣкъ. Иногда же, опасаясь съ ея стороны доноса, послѣ насилованія, ее убиваютъ.

Разскажу одинъ случай. Бродяга Абрамовъ шелъ съ молодымъ товарищемъ по енисейской губерніи. Прійдя въ одну деревню, они узнали, что передъ ихъ приходомъ изчезла женщина съ пашни. Ждали засѣдателя и приготовлялись къ облавѣ. Крестьяне посовѣтовали Абрамову съ товарищемъ лучше убираться и указали путь за болотами, гдѣ они могли но время тревоги скрыться. Бродяги пошли. Пройдя верстъ 12, они услышали стонъ въ кустахъ. Молодой бродяга пошелъ въ лѣсъ, и скоро выбѣжалъ оттуда блѣдный и дрожащій. Тамъ онъ увидѣлъ голую женщину, повѣшенную за косы на дерево; все ея тѣло было искусано комарами и оводами; она распухла, на губахъ была пѣна; она была безъ чувствъ, но еще жива. Бродяги сняли ее съ дерева, привели въ чувство, и снесли въ одну избушку на дорогѣ, а сами дали знать въ деревню. Женщина разсказала, это ее увелъ бродяга съ пашни, подъ угрозою убить. Она по неволѣ пошла за нимъ. Пройдя нѣсколько верстъ, съ ними встрѣтился другой бродяга знакомый первому. Пришелецъ также началъ волочиться за бабой, которая стала сопротивляться. Первый бродяга горько выговариваетъ товарищу.-- Развѣ я не товарищъ тебѣ, будемъ съ бабой жить! оба, отвѣчалъ второй.-- Коли она не хочетъ съ тобой жить, возразилъ первый.-- А если такъ, пусть же она никому не достается,-- повѣсимъ ее! Недолго раздумывалъ первый, видно, привязанность въ товарищу была велика, несчастную женщину раздѣли до-нага, привязали за косы, и повѣсили.

Бѣда женщинѣ, если ей приходится ѣхать одной по полю. Встрѣтившіеся бродяги постараются непремѣнно захватить ее. Такъ, недавно, около одной деревни бродяга хотѣлъ схватить 14-лѣтнюю дѣвочку, ѣхавшую по дорогѣ, но лошадь понесла и дѣвушка спаслась. Крестьяне нагнали бродягу, и сильно его побили. Насилія противъ женщинъ ожесточаютъ крестьянъ, и они расправляются съ пойманными бродягами самымъ жестокимъ образомъ. Въ одной деревнѣ въ томской губерніи, за насиліе надъ бабами на пашняхъ, крестьяне убили на одной недѣлѣ семь человѣкъ бродягъ.

VI.

Какъ ни привыкаетъ бродяга къ вѣчному шатанію, онъ все-таки ощущаетъ потребность въ пристанищѣ. Ему хочется пріостановиться, хоть на время отдохнуть, пожить осѣдло, обществомъ, и забыть свою собачью полевую жизнь. Хотя у бродяги и нѣтъ юридически-признаннаго такого убѣжища, но онъ самъ его создалъ въ острогѣ. Это его гавань, куда онъ пристаетъ для отдыхаютъ бродяжескихъ треволненій. Это альфа и омега его жизни, отсюда онъ уходитъ, здѣсь же завершается его странствіе. Застигнутый зимой или горькой нуждой, онъ идетъ въ острогъ, и только здѣсь находитъ немного отдыха и спокойствія. Бродяга называетъ острогъ "Родительскимъ домомъ", потому что у него нѣтъ другого дома и крова. Бродяга сроднился съ острогомъ и дружески называетъ его "дядей". Приходя сюда, онъ попадаетъ въ среду такихъ же бродягъ; здѣсь онъ равноправный господинъ, а не парій; здѣсь онъ установляетъ свои обычаи, правила, нравы, держится своихъ привычекъ и наклонностей, живетъ, какъ вздумаетъ. Здѣсь онъ перебываетъ 10, 20 разъ въ свою жизнь во время бѣговъ, проведетъ пол-жизни въ его стѣнахъ, и дальше ихъ все-таки не выберется, какъ ни бьется. Острогъ, такимъ образомъ, дѣлается его отечествомъ, а онъ вѣчнымъ гражданиномъ его.

Сибирскіе остроги имѣютъ именно такое значеніе для бродяги. Они знакомы ему во всѣхъ подробностяхъ, со всѣми мелочами и особенностями быта. Бродяги всегда знаютъ положеніе остроговъ, измѣненія въ управленіи и порядкахъ ихъ, и живо этимъ интересуются. Входя въ остроги, они находятъ здѣсь многочисленное общество изъ своей корпораціи, встрѣчаютъ своихъ знакомыхъ и друзей по бродяжеской жизни; многими изъ нихъ они интересуются, какъ знаменитостями, и встрѣчаютъ здѣсь этихъ популярныхъ героевъ.-- гордость и цвѣтъ бродяжества. Большая часть населенія въ сибирскихъ острогахъ -- бродяги, и они составляютъ здѣсь наиболѣе прочный и окультивированный элементъ. Они не сходятся съ крестьянами и поселенцами, и основали здѣсь свою общину и администрацію. Въ острогахъ всегда встрѣчаются двѣ общины: одна крестьянская, а другая бродяжеская. Каждая изъ нихъ особо живетъ, особо управляется, имѣетъ своего старосту, своего писаря и даже иногда два особые майдана или острожныя лавочки. Это обособленіе въ арестанствѣ бродягъ отъ крестьянъ (съ поселенцами и мѣщанами) объясняется особыми нравами и особыми интересами бродягъ, а потому и иными общественными нуждами. Бродяги подвергаются тѣлеснымъ наказаніямъ и платятъ подать палачу, а также имѣютъ, и другіе темные расходы (крестьяне же и мѣщане изъяты отъ этого). Бродяга въ острогѣ платитъ своего рода подать въ свою артель; такъ, въ томъ острогѣ, который я зналъ, платилось бродягами 30 к. съ человѣка (Поселенцы платятъ 75 к., крестьяне и мѣщане 1 р. 50 к., также въ свою артель. (Бродяжеская община имѣетъ свои сходки, но на выборы, какъ и на рѣшеніе дѣлъ, вліяютъ наиболѣе опытные бродяги, большею частію каторжные; они диктаторствуютъ надъ остальными, болѣе умѣренными и болѣе смирными своими товарищами, главное потому, что они энергичнѣе прочихъ и наглѣе. Въ ссорахъ они не затрудняются погрозить и ножомъ. При выборѣ главныхъ должностныхъ лицъ, старосты и писаря, употребляются подкупы и угрозы. Староста имѣетъ большое значеніе, онъ собираетъ деньги, хранитъ ихъ и расходуетъ, получаетъ подаяніе, наряжаетъ на работы въ острогѣ, установляетъ очередь и выполняетъ должность полицейскаго. Сколько мнѣ приходилось слышать, выбранныя лица почти всегда растрачиваютъ артельныя деньги. Къ такому безцеремонному обращенію съ общественной кассой острожное общество привыкло, и не особенно имъ возмущается. Въ острожной средѣ существуетъ свое оригинальное воззрѣніе на выборную власть. Только тотъ можетъ разсчитывать быть выбраннымъ, кто получилъ репутацію расторопнаго удальца, сорви-головы, продувного и хитраго, но особенно кто задобрилъ многихъ деньгами, угощеньемъ и обѣщаніями. На нравственныя качества выбираемаго лица вовсе не обращается вниманія; требуется только, чтобы воровство не переходило извѣстныхъ границъ. Часто бываетъ достаточно такого соображенія: "онъ старый каторжный, говорятъ бродяги, да и прогорѣлъ, пусть поправится, выберемъ его!" -- и выбираютъ. Дѣйствительно, лишь только бродяга попалъ въ старосты, онъ сейчасъ же начинаетъ поправляться, заводитъ любовницу между острожными женщинами, щеголяетъ и кутитъ на пропалую. Случается, что онъ слишкомъ запускаетъ лапу въ артельную сумму. Тогда его усчитываютъ на сходѣ, поругаютъ, побьютъ и смѣнятъ. Но и новый дѣйствуетъ не лучше, И мѣняютъ ихъ почти каждый мѣсяцъ.

Судъ надъ провинившимися бродягами совершается также приговоромъ всей общины. Такихъ приговоровъ бродяги боятся, я только это накладываетъ на нихъ узду. Бродяга, какъ гражданинъ острога, долженъ ставить интересы общины выше всего, онъ обязанъ блюсти острожные тайны, не подкапываться и не доносить на своихъ товарищей, не открывать ихъ псевдонимы, а также ранѣе совершенныя преступленія. Доносъ и шпіонство особенно преслѣдуются общиною. Я говорилъ о судѣ бродяжескомъ въ полѣ; въ острогѣ онъ еще лучше организованъ. Предъ бродяжескою общиною здѣсь отвѣчаютъ не только за то, что сдѣлано въ острогѣ, но и за тѣ преступленія противъ бродяжества, которыя совершены были въ подѣ и внѣ острога. Мнѣ передано нѣсколько случаевъ суда я расправы въ острогѣ, и я приведу здѣсь нѣкоторые изъ нихъ, болѣе характеристичные.

Бродяги завели сношенія съ однимъ полицейскимъ канцелярскимъ чиновникомъ, имѣвшимъ вліяніе на отправку. Смотря по важности дѣла, ему платилась извѣстная дань. Этотъ чиновникъ былъ истиннымъ благодѣтелемъ бродягъ. Онъ бралъ съ нихъ деньги -- это правда; но его поступки съ ними были довольно гуманны. Случилось, что одинъ изъ бродягъ, сговорившись съ другимъ, дожидаясь отправки, послалъ отъ себя и отъ своего товарища чиновнику рубль. Чрезъ нѣсколько дней, оставшись чѣмъ-то недоволенъ на чиновника, бродяга отправилъ ему записку съ упрекомъ, что "деньги, молъ, берете, а дѣла не дѣлаете" и потребовалъ рубль назадъ. Чиновникъ возвратилъ этотъ рубль и объявилъ, что болѣе не станетъ имѣть никакихъ дѣлъ съ бродягами. Послѣдніе встревожились, и тотчасъ же призвали на судъ своихъ виновныхъ товарищей. Состоялся приговоръ: высѣчь подсудимыхъ, что и было исполнено.

Особенно сильно, какъ я говорилъ, преслѣдуется шпіонство и, нерѣдко) шпіонъ платится жизнію. Въ одномъ острогѣ былъ такой случай. Шла въ немъ перестройка, поправляли ретирады. Арестанты воспользовались этимъ случаемъ и проложили въ стѣнѣ лазейку на женскую половину. Все это, разумѣется, дѣлалось съ большими предосторожностями и удалось вполнѣ. Только столяръ изъ арестантовъ, завѣдывавшій работами, донесъ объ этомъ смотрителю острога. Каторга и бродяги возмутились доносомъ. Потолки одной части четыреугольнаго зданія острога были разобраны, и столяру пришлось работать на самой вышинѣ надъ образовавшейся, такимъ образомъ, ямой въ нѣсколько сажень глубины. Было рѣшено свергнуть его въ пропасть съ этой импровизированной тарпейской скалы. Осужденный былъ столкнутъ, онъ полетѣлъ стремглавъ и, конечно, разбился бы въ прахъ, ежели бы его не схватили случившіеся внизу люди. Приговоренный спасся, а судьямъ, конечно, досталось. За доносы вообще такъ достается, что послѣ одной потасовки вгоняютъ въ чахотку, разбиваютъ грудь и увѣчатъ. Въ острогѣ есть наказаніе -- встряска, которая не дѣлаетъ знаковъ, но для субъекта губительна и иногда смертельна; она состоитъ въ томъ, что нѣсколько десятковъ рукъ берутъ какого нибудь шпіона-арестанта и такъ начинаютъ встряхивать, что у того перевертываются всѣ внутренности. Острожная община вообще имѣетъ свой оригинальный взглядъ на проступки своихъ членовъ. Главнымъ образомъ она требуетъ вѣрности своей корпораціи и арестанству, а въ остальномъ -- дѣлай, что хочешь. Всякое нарушеніе тюремнаго устава дозволительно, только не во вредъ общины. Бѣги, надувай начальство, воруй казенныя вещи, дѣлай деньги, паспорты -- общинѣ до этого нѣтъ дѣла. Даже покражи у своихъ преслѣдуются только тогда, когда воръ пойманъ, что тутъ рѣдко бываетъ, и обыкновенно за это вступается только хозяинъ вещи, община же рѣдко вмѣшивается" Въ острогѣ каждый, не стѣсняясь, предается своимъ наклонностямъ и упражняется въ своей профессіи. Кто производитъ блинки (фальшивые бумажки), кто монеты, кто поддѣлываетъ печати, кто продаетъ вино, кто занимается ремесломъ, а кто и ровно ничего не дѣлаетъ. Даровой хлѣбъ и отсутствіе заботы особенно благопріятны привычному бродяжескому far niente. Въ острогѣ бродяга отдыхаетъ или придумываетъ себѣ разныя развлеченія. Въ нашихъ острогахъ трудъ вовсе не распространенъ. Есть при острогахъ мастерскія, но въ нихъ занимается только часть ремесленниковъ, напримѣръ на 400, 500 человѣкъ населенія острога въ мастерскихъ работаетъ человѣкъ 10; въ нѣкоторыхъ же острогахъ и совсѣмъ нѣтъ мастерскихъ. При этихъ условіяхъ хотя многіе и хотѣли бы работать, даже отъ скуки, но не могутъ записаться въ мастерскія. Въ камерахъ острыя орудій держать по закону нельзя, почему инструменты отбираютъ, да сверхъ того арестанту, какъ человѣку неимущему, не на что купить матеріалу. И вотъ все населеніе острога, праздное и скучающее, придумываетъ занятія и развлеченія. Нѣкоторые учатся разнымъ искусствамъ по части плутовства, и усвоиваютъ всю эрудицію сламыванія и отпиранія замковъ, передергиванія картъ, фабрикація: денегъ, ловкой кражи, способовъ вывернуться изъ-подъ суда, и тому подобному. По немногу слагается здѣсь довольно безпечная и веселая общинная жизнь, гдѣ люди проводятъ время довольно разнообразно и главное безъ труда. При такихъ условіяхъ понятно, что такое острогъ для бродяги, человѣка изнуреннаго дорогой, голоднаго и вѣчно дрожащаго за свою свободу. Въ острогѣ онъ находитъ отдыхъ. Здѣсь онъ получаетъ кучу развлеченій. Арестантъ беззаботно толчется по корридорамъ, сплетничаетъ и ругается, пьетъ и играетъ въ своемъ клубѣ,-- потаенномъ майданѣ. Часто звучитъ балалайка, веселая пѣсня рвется изъ десятка сильныхъ бродяжескихъ грудей, и ухорская пляска откалывается въ камерахъ. Можетъ быть, благодаря именно этому веселью, люди могутъ содержаться въ острогѣ цѣлые года подъ слѣдствіемъ, не сойдя съума. Однако случается и послѣднее при долгомъ заключеніи. Общественная жизнь въ острогахъ развита, обширные дворы часто напоминаютъ ярмарки и площади, гдѣ ходятъ маскарадные медвѣди, устраивается кукольная комедія, и радостно гогочетъ надъ этимъ "каторга". Подъ замками, въ камерахъ, идетъ тоже общественное времяпровожденіе, здѣсь многіе лѣниво лежатъ на нарахъ и толкуютъ о своихъ дѣлахъ, другіе снятъ но цѣлымъ днямъ, даже до одуренія, по 18 часовъ въ сутки. Но большая часть арестантовъ проводитъ время въ игрѣ, которая составляетъ самое распространенное между ними занятіе. Игра въ карты, кости и юлу въ острогѣ поглощаетъ дни и ночи. Праздность и скука развиваетъ особенно эту страсть, а бѣдность арестанта вызываетъ его этимъ рискованнымъ средствомъ пріобрѣсти хоть немного денегъ. Играютъ и самые бѣднѣйшіе и, для игры, не жалѣютъ своего имущества, проигрываютъ все, что есть своего, до рубахи, и ставятъ послѣднюю копѣйку ребромъ. Больные въ больницахъ острога всегда проигрываютъ свои порціи, а сами питаются хлѣбомъ. Часто здоровые нарочно записываются въ больницу, гдѣ пища лучше, чтобъ получать и проигрывать свои порціи {Для этого дѣлаютъ себѣ разные болѣзни, портятъ глаза, растравляютъ раны, пьютъ табакъ и тому подобное.}. Иные проигрываютъ пайки хлѣба за мѣсяцъ впередъ, также какъ и щи, а сами питаются корками оставшагося хлѣба и "хлебаютъ марцовку", какъ называютъ арестанты смѣсь воды съ хлѣбными крошками; проигрываютъ подаяніе за мѣсяцы впередъ и любовницъ. Жизнь подобныхъ игроковъ, спустившихъ съ себя все и проигравшихъ пищу за мѣсяцъ, за два впередъ, очень жалка. Обдерганные, голодные, они съ какой-то томительной жаждой смотритъ на игру и пускаются на всякія средства, чтобы добыть копѣйку и отыграться. Такихъ величаютъ "прогорѣвшими" и "жиганами", Нужда и крайній пауперизмъ арестанства вызываетъ арестанта на воровство, и они крадутъ часто другъ у друга, и особенно казенныя вещи; больничное бѣлье, кружки, ложки, банки отъ лекарствъ -- все пропадаетъ, чуть не досмотрятъ. Нѣкоторые вырѣзываютъ куски изъ казенныхъ больничныхъ простынь, полотенецъ, обрѣзываютъ рубахи и, изо всего этого, раздергивая, сучатъ, и продаютъ нитки. Праздность и игры вошли тутъ въ плоть и кровь. Все это объясняется тѣмъ, что трудъ здѣсь невыгоденъ, и находится въ пренебреженіи. Все сработанное внутри острога продается необыкновенно дешево, иногда за ¹/₁₀ нормальной цѣны. Разъ разыграли въ лоттерею скрипку мѣстнаго издѣлія за 90 коп.; какъ ни была она плоха, но на нее было убито нѣсколько мѣсяцевъ труда. Внѣ острога продуктъ здѣшняго труда нейдетъ.

Кромѣ игры, праздность и скука развиваютъ другую страсть -- вино. Простой Человѣкъ, подъ вліяніемъ невзгодъ жизни и страданій, особенно жаждетъ его, а въ острогѣ оно имѣетъ еще большую прелесть, какъ запретный плодъ. Въ острогѣ оно не рѣдкость, но продается страшно дорого. Несутъ обыкновенно сюда спиртъ, маленькая чашка котораго стоятъ 40, 50 коп.; изъ бутылки выходитъ 5 такихъ чашекъ. Спиртъ, притомъ, разбавляется мѣстными откупщиками, въ вино подбавляется известь и купоросъ, возбуждающіе сильное похмѣлье, и заставляющіе арестанта до гола пропиваться. Арестантъ копитъ послѣднюю копѣйку, воруетъ и плутуетъ, чтобы выпить; нечего и говорить, что всѣ заработанные деньги идутъ на это же. Мнѣ извѣстно, напримѣръ, что заработанные арестантами деньги въ одно лѣто, во время работъ ихъ въ городѣ, и на казенной работѣ, во время перестроекъ въ острогѣ, всѣ ушли на майданѣ на вино; сумма эта равнялась рублямъ 300-мъ. Иногда, въ праздники, въ острогѣ выпивали до 5 ведеръ вина, на 400 человѣкъ арестантовъ. Услѣдить проносъ вина не всегда удается: проносятъ служителя, солдаты, бываютъ даже торгующій этимъ разные служащіе чины, арестанты же изобрѣтаютъ для проноса всевозможныя хитрости. Точно также въ острогъ доступна и другая контрабанда -- табакъ, бумага, ножи и краски. Запрещеніе табаку, возвышая на него цѣну даже до 15 коп., вмѣсто 6, еще болѣе ухудшаетъ экономическое положеніе арестанта, а курить все-таки не мѣшаетъ; побьется, побьется острожное начальство, да и начнетъ на куренье смотрѣть сквозь пальцы. Какъ велика контрабанда въ винѣ, картахъ и табакѣ, можно судитъ по тому, что у смотрителей завалены имя цѣлые амбары: мѣшки табаку, четверти и ведра спирту, а одинъ накопилъ 150 конфискованныхъ колодъ картъ. Кромѣ всего этого, любимое занятіе и развлеченіе бродягъ въ острогахъ составляетъ волокитство за женщинами; какъ ни отдѣлены онѣ, но арестанты создали пути и лазейки, чтобъ имѣть сношенія и вести довольно оживленныя интриги. Около женскаго корридора всегда толпятся группы острожныхъ донъ-жуановъ, они здѣсь обмѣниваются любезностями, ведутъ разговоры и передаютъ, что нужно. Ежели нельзя видѣться въ корридорахъ, то находятъ другіе пути: перекликаются въ окошки, видятся въ разныхъ укромныхъ уголкахъ, встрѣчаютъ женщинъ, выходящихъ на прогулку, въ полицію, въ судъ или на работы. Гдѣ только въ острогѣ показывается женщина, ее уже окружаетъ толпа и слышатся любезности. Въ острогѣ всѣ женщины имѣютъ своихъ "любезниковъ". Арестанты много тратятся на такихъ любезныхъ; они содержатъ ихъ, посылаютъ имъ пищу, табакъ, чай я подарки; женщины отдариваютъ своихъ кавалеровъ кисетами и разнымъ шитьемъ. Здѣсь, по необходимости, развитъ болѣе платонизмъ, но и для свиданій наединѣ употребляются всѣ средства: деньги, подкупы, разные хитрости и дерзость: проламываютъ стѣны, поднимаютъ женщинъ на веревкахъ, пробираются Тайкомъ къ нимъ на половину, переодѣваясь въ женскія платья, наконецъ похищаютъ ихъ подъ полами халатовъ во время прогулокъ. Интриги порождаютъ вражду, сплетни и даютъ матеріалъ для пересудовъ. Бродяги, пришедшіе съ любовницами, и здѣсь поддерживаютъ свои союзы. Часто въ острогахъ рождаются дѣти и въ немъ Получаютъ воспитаніе. Жизнь этихъ дѣтей, среди циническихъ и грубыхъ нравовъ острога, конечно, крайне печальна. Подростки заимствуютъ принципы жизни и привычки изъ острожной среды. Одинъ парень изъ такихъ дѣтей воспитывался въ острогѣ до четыремъ лѣтъ. Семи лѣтъ онъ снова сюда попалъ съ матерью; здѣсь онъ позаимствовался разными качествами, и когда вышелъ въ деревню, его дразнили "кандальникомъ и острожникомъ". Этимъ самымъ разрывъ его съ обществомъ былъ рѣшенъ, и вотъ 18-лѣтъ онъ сидѣлъ уже за кражу и готовился быть бродягой.

VII.

Бродяжескій процессъ, состоящій изъ суда и слѣдствія, имѣетъ важное значеніе для бродяги, потому что вліяетъ на его судьбу и опредѣляетъ дальнѣйшую его жизнь. Большинство ссыльныхъ стремится, посредствомъ его, выиграть уменьшенныя наказанія сравнительно съ тѣми, отъ которыхъ они бѣжали. Поэтому на процессъ сосредоточивается все вниманіе, всѣ силы ума и изобрѣтательность подсудимыхъ. Въ самомъ себѣ онъ довольно несложенъ, и для бродитъ ограничивался до сихъ поръ лишь одной формальной стороной. На бродягу мало обращали вниманія, отъ него отбирали показанія въ земскихъ судахъ, наводили справки на мѣстахъ, куда онъ доказывался, если требовалось, и приговоръ утверждалъ губернаторъ, затѣмъ слѣдовало исполненіе его. Отбираютъ показанія отъ бродягъ обыкновенно гуртомъ, судятъ ихъ гуртомъ, гуртомъ наказываютъ и отправляютъ, что и понятно при множествѣ бродягъ, наводняющихъ остроги.

Представилъ себѣ маленькій сибирскій городокъ, грязноватую комнату, находящуюся предъ присутствіемъ земскаго суда, гдѣ сидятъ два, три писца изъ вольнонаемныхъ мѣщанъ, отставныхъ солдатъ или выгнанныхъ чиновниковъ. Это типъ старыхъ дѣльцевъ, юсовъ съ потерянной карьерой и запахомъ перегорѣлой водки, типъ названный Гоголемъ "кувшиннымъ рыломъ"; одинъ изъ этихъ писцевъ руководитъ на-скоро процессомъ. На крыльцѣ и въ сѣняхъ толпятся человѣкъ до 20 и болѣе арестантовъ, изъ которыхъ большая часть бродягъ, т. е. таинственныхъ масокъ. Вводятъ ихъ.

-- Кто ты такой? спрашиваетъ писецъ одного, роясь въ бумагахъ.

-- Дезертиръ, отвѣчаетъ бодро бродяга.

-- Солдатъ, чей? откуда? говори скорѣе!

-- Иванъ Степановъ Берниковъ, изъ смоленскаго полка, 2-го батальона, 3-й роты, бѣжалъ въ пути слѣдованія отъ города Краснослободска, пензенской губерніи, въ породъ Мокшаны, въ 1638 году, отбарабаниваетъ бродяга.

-- Писать не умѣешь?.. Пойдетъ справка. Иди.

-- Ну ты?

-- Бродяга-поселенецъ Осипъ Еремеевъ, такмыцкой волости, тобольской губерніи, села Такмыцкаго, за безпаспортность.

-- Пойдетъ справка. Писать тоже не умѣешь?.. ступай! Ты?

-- Иванъ непомнящій.

-- Ты?

-- Николай безпрозванный, непомнящій же значитъ.

-- Ну ты? ты? ты?

-- Непомнящій,-- непомнящій,-- непомнящій.

-- Ты матушка?

-- Анна, незаконнорожденная.

-- Ну идите, говоритъ писецъ записавъ дюжины полторы такихъ"оказаній. Первый допросъ конченъ. Ходятъ справки въ Мокшаны, въ Иркутскъ, и на Амуръ, и въ Астрахань, ждутъ бродяги годъ, нѣкоторые и два, и три. Но вотъ для нѣкоторыхъ приходятъ окончательныя справки. Слава Богу! бродягъ вызываютъ, по очереди, въ тотъ же судъ; они несутъ гривеннички, четвертачки, чтобы въ случаѣ нужды измѣнить оборотъ дѣла.

-- Берниковъ, онъ же и Петровъ, онъ же и Бобовъ! взываетъ тотъ же кувшинный писецъ.

-- Я-съ.

-- Опять у тебя справка невѣрна, Бобова тоже нѣтъ.

-- Точно такъ, никакъ нѣтъ, говоритъ Берниковъ.

-- Чтоже ты врешь, путаешь, вѣдь ты сидишь изъ-за. этого. Какъ же тебя, теперь?

-- Судите по закону...

-- Да зовутъ-то какъ!

-- Судите по закону...

-- Непомнющій что ли?

-- Да ужъ видно такъ... Что будетъ!

-- Поселенецъ Еремеевъ! у тебя есть бородавка на правой щекѣ?

-- Какъ же есть, вотъ-съ извольте, здѣсь въ бородѣ.

-- Ну, а ты братьевъ своихъ знаешь?

-- Какже-съ. Иванъ, Антонъ, Алексѣй Макаровы, по отцу Кондратьевы; сестры: Марфа, Анна, Катерина; мать ихъ Алена и отецъ нашъ помершій Макаръ Ларіонычъ, какъ по писанному рубитъ бродяга.

-- Вв-вѣрно! скоро въ отправку пойдешь.

-- Оксеновъ! ты показался бѣжавшимъ съ поселенія изъ деревни Бѣлобородовой. По справкѣ оказалось, что Оксеновъ годъ ужь какъ тамъ живетъ, былъ въ бѣгахъ, да прибылъ.

-- Я дѣйствительно, ваше б-діе, на чужое имя показывался, говоритъ старикъ бродяга.

-- Кто же ты?

-- Я изъ крѣпостныхъ, въ 1825 г. отъ помѣщика бѣжалъ изъ Москвы. Теперь я хочу "родъ жизни" {Родомъ жизни называютъ настоящее происхожденіе.} открыть.

-- Ты вѣрно 40 лѣтъ вралъ, да и теперь еще врать хочешь. Кто же тебѣ повѣритъ, говори непомнющій прямо.

-- Позвольте родъ жизни...

-- Да тебя и справки дурака не найдутъ, объявляй себя лучше непомнющимъ.

-- Эхъ, хотѣлось бы, да ужь что дѣлать!

Идутъ бродяги назадъ въ острогъ, кто мрачный, кто веселый.

-- Въ губернію пойдетъ теперь на рѣшенье, говоритъ одинъ,-- а ловко вышло, какъ въ точку! Хоть каторги-то миновалъ теперь!

-- Дуга {Дуга -- невѣрные справки.}, братъ, говоритъ другой,-- что дѣлать, опять надо бродяжить, авось лучше подыщу. Экой шельмецъ этотъ поселенецъ, пришелъ таки въ деревню, а я ему рубаху, штаны да еще полтину далъ, "не сумлѣвайся!" говоритъ. Ахъ, штобъ тебя!..

-- Ну, а больше 20 мандтовъ {Мандты -- плети по арестантски.} не будетъ, я такъ разсуждаю, говоритъ кто-то.

-- Это вѣрно, больше не будетъ, и то слава Богу!

-- Когда только на секуцію? Секуторомъ-то {Секуція -- экзекуція, секуторъ -- экзекуторъ.} ишь опять какъ бы Васькинъ варваръ не былъ.

У бродягъ идетъ шумный говоръ по возвращеніи изъ земскаго суда. Многіе ходятъ выпивши, значитъ процессъ выигранъ. На сценѣ пузыри водки, музыка, пѣсня, трепакъ. Дѣйствительно, у многихъ, можетъ быть, обезпечено счастье дальнѣйшей жизни. Но мало мы поймемъ въ этомъ процессѣ, взглянувъ на безцвѣтные, нѣмые листы казенной бумаги, испещренные писарскимъ перомъ, безличными именами и псевдонимами. Развѣ только иногда юмористическій подборъ ихъ можетъ занять насъ. "Иванъ Тридцать-Пять лѣтъ", "Губернаторъ", "Съ неба упалъ", "Махни драло", "Я за нимъ", "Тебѣ на водахъ" или сложные, какъ Дмухатенко, онъ же Гусаренко, онъ же Иваненко, онъ же Тарасенко и т. п. Наконецъ громкіе имена, которые любятъ себѣ давать бродяги: Бѣгуновъ, Самолетовъ, Суворовъ, Потемкинъ, Строгоновъ, Орловъ, Соколовъ и другіе. Въ заключеніе цѣлые листы и фаланги непомнющихъ, безпрозванныхъ и незаконнорожденныхъ. Эти записанныя лица и души здѣсь имѣютъ такое же, пожалуй, призрачное значеніе, какъ и мертвыя души Павла Иваныча Чичикова, а между тѣмъ про нихъ, конечно, можно написать цѣлые томы, полные самыхъ разнообразныхъ приключеній, которые, своей жизненностію и яркостію красокъ, затмятъ всѣхъ монтекристовъ и мушкатеровъ. Подъ этими масками столько разбитыхъ жизней, столько скрытыхъ драмъ, облитыхъ человѣческою кровью и горемъ, и подъ темными именами скрывается, на ряду съ эпопеями преступленій, столько же безвыходнаго несчастія и вѣчныхъ страданій.

Бродяги являются въ остроги таинственными масками съ цѣлью, въ процессѣ, который имъ предстоитъ, выиграть лучшее положеніе и, по возможности, облегченіе. Каждому бѣглому съ каторги, заводовъ, изъ арестанскихъ ротъ, съ поселенья, отъ наказанія или изъ солдатъ выгодно измѣнить фамилію, или показаться на другого, чья участь легче- каторжный 1-го разряда, сосланный на вѣчно, ищетъ случая попасть на меньшій срокъ, еще лучше на поселенье; поселенецъ стремится показаться на крестьянина или мѣщанина; бѣглые солдаты предпочитаютъ также поселенье; изъ Сибири бѣглые ссыльные ищутъ случая перейти въ Россію на родину. Въ крайнихъ случаяхъ показываются на непомнющихъ. При перемѣнахъ званій и именъ идетъ круговая; тотъ, кто нашелъ выгодное положеніе подъ новымъ именемъ, сдаетъ старое имя пріятелю, которому оно выгоднѣе, чѣмъ свое. Выбившіеся съ поселенья въ свободныя сословія сдаютъ имя поселенца каторжнымъ, выбившіеся каторжное мѣняются съ тѣми, кто сосланъ на большій срокъ работъ; наконецъ, случалось, прежде выходили въ солдаты, солдаты же на поселенье или въ свободныя сословія и т. д. Бываетъ и продажа именъ, конечно, довольно дешевая. Случается часто, что купленное имя невыгодно, такъ какъ за лицомъ есть нѣсколько преступленій, за которыя новому владѣльцу имени приходится отвѣчать. Но бываютъ, по разсказанъ, и Очень выгодные обмѣны; такъ, проигравшійся глуповатый арестантъ разъ продалъ свое имя поселенца за 6 руб. каторжному, который осужденъ былъ на цѣпь на значительное число лѣтъ. Онъ высидѣлъ нѣсколько лѣтъ въ Иркутскѣ, покуда, освобожденный съ цѣпи, онъ не улучилъ случая бѣжать. Въ такихъ процессахъ много хитростей и тонкостей, которыя предупредить едва ли удастся и самому тонкому юристу. Бродяга всегда имѣетъ столько именъ, что иногда совершенно неизвѣстно, какъ въ самомъ дѣлѣ онъ прозывается. Когда нужно показаться на чужое имя, то подыскивается подходящій человѣкъ по росту, лѣтамъ и всѣмъ примѣтамъ, узнаютъ его родственниковъ, начальниковъ въ деревнѣ, городѣ или батальонѣ, и все это заучиваютъ. Для того, чтобы принять чужое имя, часто убиваютъ владѣльца его во время бродяжества, проходя деревни вызнаютъ бѣглыхъ, пропавшихъ безъ вѣсти и т. п. Ежели показанія съ первого разу неудачны, то они перемѣняются на другія, эти неудачныя показанія измѣняются еще, и едва ли можно ручаться, что всѣ они несправедливы. Есть личности, которыя въ свою жизнь подъ разными именами перебывали каторжными, поселенцами, солдатами, крестьянами, и опять каторжными, и снова солдатами или крестьянами и т. д. Процессъ считается выиграннымъ каторжнымъ, ежели смягчено наказаніе противъ прежняго степенью или двумя, но онъ все-таки этимъ не ограничится и, конечно, будетъ искать новыхъ перемѣнъ. Важно также избавиться тѣлеснаго наказанія, которому подвергаются въ Сибири всѣ ссыльные бродяги и непомнящіе, а поэтому бродяги стремятся попасться за границей Сибири. Въ предѣлахъ Россіи наказанія тѣлеснаго нѣтъ, и непомнющіе ссылаются на поселеніе, хотя годъ и полагается ямъ отработать въ арестанскихъ ротахъ: Въ Сибири же всѣ непомнющіе наказываются обыкновенно 20 ударами плетей и ссылкою на 4 года въ заводы! Какъ ни тяжелъ этотъ жребій, но многіе и его принимаютъ, какъ облегченіе; даже бѣглые солдаты и рекруты почему-то находятъ это выгоднымъ. Способы, къ какимъ прибѣгаютъ бродяги для выигрыванія процесса, до безконечности разнообразны и не всегда ихъ можно предусмотрѣть. Показывается, напримѣръ, бродяга дезертиромъ изъ NN полка, даетъ самое точное показаніе о своемъ побѣгѣ. Дѣлаются справки, описываются примѣты бѣжавшаго. Справка подтверждаетъ показаніе. Онъ признанъ, но такъ какъ полкъ NN ушелъ давно въ какую нибудь другую губернію, то бѣглый зачисляется въ мѣстные батальоны (по ст. 616 XIV тома устава о паспортахъ и бѣглыхъ), т. е. входитъ въ среду незнакомую, гдѣ его никто не знаетъ и уличить не можетъ. Или показывается бѣглый на какого нибудь бѣглаго крестьянина изъ русскихъ губерній; по показаніямъ и примѣтамъ справка подтверждаетъ показаніе, ему остается быть только пересланнымъ на мѣсто, но здѣсь могутъ узнать его и уличить, и вотъ онъ подаетъ просьбу оставить его на жительствѣ въ Сибири. Или, напримѣръ, взятъ бродяга съ фальшивымъ паспортомъ, подъ именемъ хоть Петрова. Въ острогѣ, въ ожиданія процесса, онъ переводится въ больницу, и здѣсь записывается подъ именемъ Парфена Прохорова; такъ онъ дѣлается извѣстенъ и въ острогѣ. Когда вызывали Петрова въ судъ онъ не откликался. Прошло много времени; онъ, наконецъ, является къ смотрителю острога и спрашиваетъ, что его не вызываютъ?-- Да ты за что взятъ? спрашиваетъ смотритель.-- Не знаю, отвѣчаетъ онъ,-- взяли меня пьянаго около кабака и привели сюда.-- Да ты кто такой?-- Здѣшній поселенецъ Прохоровъ, меня и въ городѣ всѣ знаютъ. Оказывается, что въ книгахъ никакого Прохорова не записано, вѣроятно, по пропуску. остается повѣрить показанія справками и очными ставками. Призванные обыватели утверждаютъ въ судѣ, что это дѣйствительно Прохоровъ. Его выпускаютъ. Прохоровъ же на самомъ дѣлѣ попался подъ именемъ Петрова и, подъ фальшивымъ паспортомъ, дѣлалъ кражи въ сосѣднихъ деревняхъ.

Для обыкновенныхъ бродягъ и неимѣющихъ шансовъ вывернуться, остается послѣднее средство показаться "непомнящими". Непомнящихъ у насъ бездна. Въ одномъ острогѣ ихъ насчитывали до 40. Нельзя сказать, что непомнящіе явились у насъ результатомъ упущеній юридическаго процесса. Правильнѣе, они сами завоевали себѣ право на существованіе. Старые бродяги еще помнятъ то время, когда принимались противъ нихъ строгіе мѣры; лѣтъ 20, 30 назадъ ихъ жестоко сѣкли и допытывали о званіи, но они "отбились". Законъ нынѣ признаетъ ихъ, и этотъ законъ, по моему мнѣнію, гуманенъ; онъ даетъ бродягѣ возможность выйдти изъ безвыходнаго положенія. Непомнящихъ очень много; ими являются часто 70 и 80-лѣтніе старцы; кто они такіе, гдѣ провели жизнь -- ничего неизвѣстно. Отцевъ они не знаютъ, матерей тоже. Скитались, какъ они отвѣчаютъ, "гдѣ день, гдѣ ночь". Такъ какъ скитанья производятся по 40 и болѣе лѣтъ, то есть ли какая возможность навести необходимыя справки. Со всею строгостію и полнымъ дознаніемъ вести процессъ невозможно, и такъ какъ за пристанодержательство полагается наказаніе, и виновные привлекаются къ суду, то бродяги не показываютъ тѣхъ, кто имъ оказалъ гостепріимство, да наконецъ ежели бы бродяги справедливо показывали, то, по показанію каждаго изъ нихъ, пришлось бы посадить человѣкъ по сотнѣ, у кого они бывали и живали, что даже практически невыполнимо. Впрочемъ, бываютъ и такія показанія; тогда бродяга-плутъ, отправляясь съ засѣдателемъ въ деревню для уличенія, обираетъ крестьянъ, которые откупаются отъ его показаній; многіе изъ такихъ ѣздившихъ, какъ ихъ называютъ, "на слѣдствіе", привозятъ шубы, деньги и вообще наживаются. Это же, конечно, иногда даетъ доходъ и слѣдователямъ. Нашъ законъ относительно бродягъ нельзя назвать слабымъ и непредусмотрительнымъ. Напротивъ, за всѣ обходы и увертки положено наказаніе, также какъ и приняты мѣры для открытія личности.

Въ Сибири, какъ ссыльной колоніи, гдѣ бродяжество развито преимущественно между ссыльными, мѣры эти несравненно строже, какъ и наказанія. Во-первыхъ, всѣ бродяги, непомнющіе родства, пойманные въ Сибири, судятся и наказываются какъ ссыльно-поселенцы, хотя и не оказали клеймъ и знаковъ наказанія (ст. 816 XIV т. Уст. о ссыл.). Побѣгомъ для поселенцевъ считается отлучка безъ вида и дозволенія въ продолженіи 7 дней (ст. 802). Побѣги ссыльныхъ съ дороги, изъ партіи, считается, какъ побѣгъ внѣ Сибири, за что наказаніе еще строжайшее (ст. 815 ibid). Самый судебный процессъ ссыльнаго и бродяги въ Сибири обставленъ иначе, и они судится безъ правъ предоставленныхъ въ судѣ остальнымъ гражданамъ. Мы ознакомимъ съ этимъ процессомъ тѣхъ, кто его не знаетъ по своду законовъ. За побѣги, предоставленные судебному разсмотрѣнію, въ Сибири служитъ судъ первой степени. Судъ производится въ уѣздномъ судѣ и утверждается губернаторомъ. (Для болѣе важныхъ ссыльныхъ и бродягъ, совершающихъ крупныя преступленія, существуютъ военные суды). Показанія отбираются не по пунктамъ, а записываются со словъ. Отрепаться отъ подписаннаго или измѣнить смыслъ его дополненіями и толкованіями подсудимый права не имѣетъ. Всѣ объясненія его не принимаются во вниманіе, у подсудимаго судъ первой степени не отбираетъ допроса о безпристрастіи. Очистительной присяги онъ лишенъ. Къ рукоприкладству и прочтенію записокъ по дѣламъ уголовнымъ ссыльные въ губернскихъ судахъ не призываются. На рѣшенія полицейскихъ и судебныхъ мѣстъ отзывы отъ ссыльныхъ не принимаются. Ссыльный, оставленный въ подозрѣніи, судится строже за новыя преступленія. Поселенецъ судится, какъ каторжный 3-го разряда, послѣдній, какъ каторжный 1-го разряда, срочный и т. д. Наказанія ссыльнымъ, переведеннымъ на заводъ за побѣги, дѣлаются какъ каторжнымъ, принимая во вниманіе число побѣговъ, причемъ за каждый наказаніе увеличивается. За преступленіе ссыльные отъ тѣлеснаго наказанія не освобождаются, ни женщины, ни престарѣлые, ни увѣчные, но мѣра наказанія соразмѣряется ихъ силамъ {Все это изложено буквально въ статьяхъ 844, 857, 858, 861, 865, 866, 867, 868, 830 устав. о ссыльныхъ, XIV той. Свода законовъ.}. (Нынѣ женщины избавлены отъ тѣлеснаго наказанія, для остальныхъ же ссыльныхъ оно остается въ полной силѣ и послѣ реформы). Изъ этого видно, что ссыльному мало давалось средствъ къ оправданію и никакой вѣры, онъ наказывался безъ отговорокъ, наказанія носили чисто карательный характеръ, и доведены были до maximum'а. Вотъ таблица этихъ наказаній:

Каторжнымъ перваго разряда безсрочнымъ: за 1-й побѣгъ 60-- 80 плетей и 10--12 лѣтъ въ испытуемыхъ; за 2-й побѣгъ 80-- 100 плетей и 12--15 лѣтъ въ испытуемыхъ; за 3-й побѣгъ 2,000--3,000 шпицрутеновъ и 15--20 лѣтъ въ испытуемыхъ; за 4-й побѣгъ высшая мѣра 3-го, т. е. 3,000 шпицрутеновъ.

Каторжнымъ срочнымъ перваго разряда: за 1-й побѣгъ 50--60 плетей съ продолженіемъ работъ и прибавкою 10--15 лѣтъ: за 2-й побѣгъ 50--60 плетей и набавленіе работъ 15--20 лѣтъ; за З и побѣгъ 80--100 плетей и работы безъ срока.

Каторжнымъ третьяго разряда: за 1-й побѣгъ 40--50 плетей и въ рудники съ продолженіемъ работъ безъ срока.

Ссыльно-поселенцамъ: за 1-й побѣгъ 20--30 плетей; за 2 и побѣгъ 30--40 плетей и въ заводъ отъ 1 мѣсяца до 1 года или содержаніе въ тюрьмѣ 1--2 лѣтъ; за 3-й побѣгъ 40--50 плетей и въ работы отъ 3 до 4 лѣтъ: за 4-й побѣгъ и послѣдующіе 50--60 плетей и на 4--6 лѣтъ въ каторгу.

Эти наказанія назначались за побѣги каторжныхъ и ссыльныхъ въ Сибири, за побѣги же внѣ Сибири или за переходъ россійской границы наказанія усиливаются. Каторжный 1-го разряда безсрочный за 1-й и 2-й побѣгъ внѣ Сибири судится, какъ за 3-й въ Сибири, а послѣдующіе побѣги, какъ 4-й. Въ такой же постепенности возвышайся наказанія и для остальныхъ. Такимъ образомъ minimum, наказанія за побѣгъ для поселенцевъ и непомнющихъ 20 плетей и, какъ утверждалось на практикѣ, 4 года работы въ заводахъ. За переходъ же россійской границы 40 плетей. Нынѣ для каторжныхъ и поселенцевъ сдѣланы смягченія въ томъ, что уничтожены клейма и шпицрутены; остальныя же тѣлесныя наказанія остаются въ полной силѣ, только вмѣсто шпицрутеновъ дается 105 плетей.

Какъ видимъ, на легкость этихъ наказаній нельзя пѣнять криминалистамъ. Здѣсь истощены были всѣ средства устрашенія и даже когда-то бывали конфирмаціи о наказаніи "безъ медицинской помощи". Оставивши разсмотрѣніе наказаній со стороны гуманности, мы коснемся ихъ практическихъ результатовъ. Такія наказанія нисколько не устрашали ссыльныхъ. Они приводили только къ тому, что арестанты прибѣгали, въ крайнемъ случаѣ, къ обходу наказанія другими средствами, и это стремленіе выкупалось новыми жестокими страданіями. Къ числу этихъ средствъ относилось вытравливаніе прежнихъ клеймъ и самоуродованіе. Чтобы избавиться работъ, каторжные и донынѣ прибѣгаютъ къ самымъ ужаснымъ средствамъ, обрубаютъ себѣ руки, переламываютъ ломомъ ноги и пр. Для вытравливанія клеймъ употреблялись нарывные пластыри, мушки, крѣпкая водка, сѣрная кислота, ляписъ, гноеніе ранъ по нѣсколько мѣсяцевъ, каленое желѣзо и привитіе сифилиса. Мнѣ одинъ каторжный разсказывалъ, какъ про лучшее средство, употребляемое для этой цѣли, прокалываніе шиломъ тѣхъ точекъ, которыя произведены иглами машинки; такъ какъ такихъ точекъ много, то это было довольно медленное мученье. Какъ ни мучили себя бродяги, однако клеймъ выводить не научились, и ихъ, за шрамы, судили также какъ и за клейма. Кромѣ того каторжные узнаются по знакамъ кнута, плети или "строевымъ знакамъ". Но на это являются показанія, что слѣды ударовъ существуютъ не отъ наказанія по суду, а отъ случайныхъ причинъ: такъ бродягу бьютъ иногда крестьяне, иногда сѣкутъ свои же бродяги. Эти случаи у насъ нерѣдки, поэтому и эти признаки не могутъ служить вѣрнымъ признакомъ ссыльнаго, склоняться же въ заключеніи въ одну дурную сторону было бы несправедливо и несовмѣстно съ закономъ, хотя это иногда и дѣлается. Тѣлесное наказаніе бродяги и каторжные пробовали обходить или смягчить, съ помощію подати палачамъ, взятокъ и т. п., но въ крайнемъ случаѣ оно все-таки ихъ не устрашало, какъ ни было сильно. Въ прежнее время люди выносили страшные степени этихъ наказаній. Выхаживали по 6,000, 7,000 сквозь строй. И все-таки ихъ тяжесть побѣговъ не удерживала. Бывали такіе, какъ солдатъ Горловъ, который въ свою жизнь 9 разъ прошелъ сквозь строй и каждый разъ не менѣе 1,000 и полуторыхъ. Бывали наказанные по 12 разъ. Есть люди на каторгѣ, которые, несмотря на всѣ усилія и безпощадность наказаній плетьми, въ видѣ дисциплинарныхъ наказаній на заводахъ, все-таки отбиваются; такъ мнѣ разсказывали про казака, сосланнаго на заводы, который не хотѣлъ ни за что работать, несмотря на то, что начальство надъ нимъ употребляло всѣ средства наказанія, конечно, тѣлеснаго; въ концѣ концевъ принуждены были выслать его съ завода, какъ неспособнаго.

Нынѣ тѣлесное наказаніе обыкновенно совершается надъ бродягами въ стѣнахъ полиціи (только важныхъ наказываютъ на площади), гдѣ все основывается на произволѣ экзекутора, которымъ бываетъ квартальный. Бываетъ, что и палачи вносятъ въ наказаніе личныя симпатіи. Былъ, напримѣръ, когда-то палачъ въ Тюмени, который особенно былъ жестокъ относительно женщинъ. Сплошь я рядомъ палачи имѣютъ свои разсчеты съ арестантами, и наказаніе колеблется отъ мягкаго къ строгому. Все это даже по закону не выполняетъ точности степени наказанія и дѣлаетъ его часто несправедливымъ. Самая степень тѣлеснаго наказанія для нѣкоторыхъ ссыльныхъ и бродягъ слишкомъ строга. Въ общемъ же примѣненіи тѣлеснаго наказанія для бродягъ, оно захватываетъ такихъ субъектовъ, которыхъ законъ вѣроятной нехотѣлъ наказывать тѣлесно. Такъ, сибирскіе крестьяне и другія свободныя сословія, выдающія себя почему нибудь, какъ "непомнящіе", наказываются плетьми, хотя плети не полагаются имъ за самыя высшія преступленія. Строгость наказанія скорѣе способствовала разрыву съ обществомъ и огрубляла человѣка. Всѣ бродяги и ссыльные смотрятъ на наказаніе стоически и считаютъ его неизбѣжнымъ спутникомъ своей жизни. Какъ спартанцы, они закалены въ немъ. Есть пословица: "лиха бѣда нагнуться, а не лиха бѣда отдуться".-- "Человѣкъ прибьется, ровно скотъ станетъ", говорятъ они, "все равно ем". Насъ битьемъ не уймешь". Если тѣлесныя и устрашительныя наказанія не могутъ дѣйствовать на личность свѣжую, то подавно они не могли подѣйствовать на ^человѣка загрубѣлаго, каторжнаго, привыкшаго къ лишеніямъ и истязаніямъ. Они вносили въ характеръ его только болѣе непримиримости. Раціонально бы было, чтобы оно, какъ безполезное для предупрежденія преступленій ссыльныхъ и какъ нисколько неспособствующее исправленію, а напротивъ вредное для него, было уничтожено для ссыльныхъ, какъ уничтожено и въ Россіи. Сибирскія площади до сихъ поръ еще испытываютъ это деморализующее и потрясающее зрѣлище.

На меньшее вниманіе слѣдуетъ обратить и на другія наказанія. Для арестанта, въ срокахъ работъ и строгости заключенія, со держится чуть ли не болѣе наказанія, чѣмъ бъ тѣлесныхъ истязаніяхъ. Нынѣшіе арестанты, по крайней мѣрѣ, скорѣе хлопочутъ о смягченіи сроковъ работъ въ заводахъ и о меньшей "высидкѣ", т. е. заключеніи, чѣмъ о наказаніи тѣлесномъ; конечно, это не говоритъ въ пользу послѣдняго, но характеризуетъ первое. Главная причина побѣговъ все-таки заклиналась въ большихъ срокахъ работъ и тяжести ихъ. Вообще все, что способствуетъ страданію личности, не исключая и одиночнаго заключенія, можетъ способствовать только стремленію въ побѣгамъ и ожесточенію личности.

Мѣры строгости противъ бродяжества и неестественное положеніе при поселеніи бродягъ дадутъ тѣ же дурные результаты. Разнесся слухъ между бродягами, что крестьяне ихъ будутъ перелавливать и представлять начальству.

-- А мы будемъ красть, жечь, рѣзать сибиряковъ! говорили самые запальчивые.

Разнесся слухъ, что ихъ будутъ селить около укрѣпленія Вѣрнаго, въ Западной Сибири -- что же и оттуда будемъ бѣгать! говорили бродяги. Такой же слухъ о переселеніи бродягъ на Амуръ произвелъ между ними совершенный бунтъ, такъ какъ, по опытамъ, переселеніе на Амуръ между ссыльными есть синонимъ голодной смерти.

Такимъ образомъ, судебный процессъ, какъ и уголовныя наказанія ссыльныхъ и бродягъ, не достигаетъ своей цѣли. Весь процессъ остался формальнымъ, и жизнь выработала для него всевозможныя фикціи; усиленныя же наказанія, по существу своему, дѣйствовали обратно и только развивали побѣги. Устрашеніе здѣсь не играло никакой роли, кромѣ той, что воспитывало личность черствую, загрубѣлую, которую затѣмъ уже ни что не могло потрясти. Стѣсненное и каторжное положеніе на заводахъ только вызывало стремленіе уйди, во что бы то ни стало. Теперешняя каторга и заводы не столько способствовали исправленію преступниковъ, сколько преслѣдовали экономическія цѣли. Въ наказаніяхъ съ большими и усиленными сроками работъ, прибавляемыхъ за побѣги, личность теряла надежду когда нибудь отсюда выйдти и все болѣе и болѣе запутывалась. Чтобы разсѣчь этотъ гордіевъ узелъ, необходимо положить новый принципъ въ основу наказанія -- исправленіе. Работы должны быть естественнымъ побужденіемъ личности, притомъ за плату, а сроки ихъ обусловлены хорошимъ поведеніемъ. Современная наука указываетъ мотивы, какими должно руководствоваться наказаніе. Ссылка на поселеніе также не достигала своей цѣли; личность, поставленная въ дурныя условія и необезпеченная, не дѣлалась осѣдлою; она имѣла мало побужденій къ труду. Перемѣщаясь же въ готовое гражданское общество, она переносила только свою вредную дѣятельность изъ одного общества въ другое.

VIII.

Коснувшись въ первыхъ двухъ статьяхъ нравовъ и внутренней жизни бродяжества, я намѣренъ теперь обрисовать профессіи бродячаго населенія и занятія его во время дороги, которыя вполнѣ характеризуютъ его вліяніе на страну и опредѣляютъ характеръ ссыльнаго въ Сибири. Бродяга идетъ по Сибири свободно; заходитъ въ деревни, гдѣ находитъ пріютъ и занятія. Странствованіе его по пустынямъ Сибири скорѣе случайное и вынуждаемое особенной крайностью; въ сущности же онъ всегда предпочитаетъ теплую крестьянскую баню, ищетъ деревенскаго кабака, а главное ему нужны люди, которые бы подавали ему милостыню.

Бродяга, какъ пришелецъ изъ другой среды, какъ ссыльный, типично подмѣтилъ характеристическія стороны сибирскаго крестьянства, его наклонности, слабости и недостатки. Какъ человѣкъ, привыкшій къ другой обстановкѣ, онъ не могъ освоиться со всѣми особенностями сибирскаго быта и примириться съ ними. Страннымъ ему кажется сибирскій вольный крестьянинъ, работающій несравненно менѣе сѣраго мужика русскихъ губерній, и потому ссыльный назвалъ его лѣнивымъ. Буржуазный и промышленный духъ этого крестьянина, смѣтка и хитрость, сильно противорѣчатъ понятію о крестьянинѣ, какъ о простакѣ, а потому ссыльный называетъ его плутомъ. Иные обычаи сибирскаго крестьянина и пріемы хозяйства кажутся пришельцу совсѣмъ уже дикими. Какъ, напримѣръ, понять ему, что сибирскій крестьянинъ не жалѣетъ лѣса и часто, срубивъ гигантское дерево, бросаетъ его безъ всякаго употребленія? Небрежное обращеніе съ землей, которою не дорожитъ сибирякъ, со скотомъ, "котораго у него много, все это кажется нелѣпымъ и нераціональнымъ. Суровый и грубый характеръ звѣролова, маклачество промышленника, возбуждаютъ антипатію поселенца къ ихъ характеру. Лѣсная жизнь, полная опасностей, наѣздничества и воинственности, кажется имъ дикою"Посмотрѣть на него, какъ одъ верхомъ съ палкою за полками гонится, такъ сущій азіатъ!" говоритъ поселенецъ. Какъ отличается сибирскій крестьянинъ отъ россійскаго можно видѣть на новоселахъ. Новоселы скромны, Забиты, честны, набожны и трудолюбивы. Сибирякъ плутоватъ и болѣе суевѣренъ, чѣмъ религіозенъ, наклоненъ къ кулачеству и обманамъ. Нравы тѣхъ и другихъ также разнятся, и обѣ стороны долго пикируются, пока новоселы во второмъ поколѣніи не преобразятся въ сибиряковъ, не измѣнятъ языка и окончательно не ассимилируются Сибирью. Поселенцы {Слово поселенецъ въ Сибири имѣетъ болѣе узкое значеніе, чѣмъ оно имѣетъ въ литературѣ: оно означаетъ только ссыльно-поселенца.} являются еще болѣе ярыми противниками сибирскихъ нравовъ; во ихъ убѣжденію, у сибирскаго крестьянства только и есть хорошаго, что чистота да опрятность. Бродяга, какъ и поселенецъ, чувствуетъ еще большую антипатію къ краю и его жителямъ, чѣмъ новоселъ. Бродяга смотритъ на сибиряка свысока и осыпаетъ его насмѣшками. "Желторотые", "сибиряки соленыя уши" (это перенесено съ пермяковъ), "сибиряки какъ родятся, такъ три дня слѣпы бываютъ" (.это перенесено съ Мазуровъ), "Ермакъ Сибирь оглоблей крестилъ". Такъ поселенцы и бродяги посмѣиваются надъ сибиряками. Мужиковъ они зовутъ "чолдонами", "братанами" или "братаванами". "Никакого здѣсь образованія нѣтъ", говоритъ поселенецъ, "одно слово глушь; только одна тобольская губернія немного похожа на Россію, да еще на Барабѣ увидишь россійскій народъ, а то все сибирячье"!

Столкнувшись и освоившись съ крестьянствомъ, бродяги скоро подмѣтили въ немъ стремленіе къ пріобрѣтенію денегъ и жажду къ обогащенію, доходящую до буржуазной шейлововской маніи. Точно также обратили они вниманіе на невѣжество сибирскаго крестьянства и, вслѣдствіе вліянія инородческаго элемента, на особенно развившееся здѣсь суевѣріе. Бродяга-поселенецъ воспользовался всѣми слабостями и потребностями населеніи для извлеченія изъ этого обоихъ выгодъ и, соображаясь съ ними, создалъ свои занятія. Мы приведемъ ихъ въ послѣдовательной классификаціи.

1) Бродяги-работники. Обычай брать бродягъ въ работники существовалъ и существуетъ вездѣ, гдѣ накоплялось такое населеніе. Въ Новороссіи, напримѣръ, нанимаютъ бродягъ на хутора. На Каспійскихъ рыболовныхъ промыслахъ, на Дону они всегда принимались въ артели. Maorie помѣщики въ Россіи не отказывали бродягамъ, изъявившимъ желаніе наняться въ работники. Въ Сибири трудящемуся бродягѣ было еще болѣе простора. При свободѣ и отсутствіи преслѣдованія онъ могъ легко здѣсь пристроиться; при нуждѣ и потребности въ рукахъ онъ могъ быть полезенъ и найдти себѣ занятіе.

Самое обширное поприще для бродяжескаго труда были пріиски. Въ прежнее время лихорадочной и кипучей золотопромышленной дѣятельности на пріискахъ рады были всякимъ рукамъ, особенно за дешевую плату. Дѣйствительно, многіе пріиски принимали бродягъ. Трудъ на золотыхъ пріискахъ извѣстенъ; трудъ этотъ каторжный и изнурительный. Здѣсь цѣнится наибольшій физическій трудъ, сила и неустанность въ работѣ -- это одно уже не въ характерѣ бродяги. Замѣчено нѣкоторыми, что поселенцы на пріискахъ работаютъ хуже крестьянъ; бродяга же считается и на заводѣ, и въ деревняхъ совершенно неумѣлымъ и лѣнивымъ; между тѣмъ на пріискѣ отъ него, какъ отъ человѣка юридически неогражденнаго, больше требуютъ и больше наказываютъ. Притомъ пріискатели-хозяева, постоянно обсчитывающіе и обманывающіе на платѣ и свободныхъ работниковъ, конечно, бродягъ заставляютъ трудиться чуть не даромъ. Такимъ образомъ, если свободные рабочіе, оставившіе у пріискателя паспорты и заключившіе контрактъ, постоянно бѣгаютъ съ пріисковъ, то бродягѣ, поставленному въ стѣснительное положеніе, путь никогда не былъ отрѣзанъ. Если жили они и работали, то отъ крайней безвыходности, и въ концѣ концовъ все-таки убѣгали и отсюда. Впрочемъ нынче пріемъ бродягъ на пріиски если и существуетъ, то въ меньшихъ размѣрахъ; начальство строже слѣдитъ за паспортами.

Несравненно легче бродягѣ устроиться у крестьянъ. Сибирское крестьянство любитъ бродяжескій трудъ потому, что онъ дешевы помощь его всегда пригодна и особенно въ страду, въ покосѣ; бродягами охотно пользуются крестьяне-антрепренеры, имѣющіе обширныя хозяйства и обработывающіе ихъ наемнымъ трудомъ. На деревенскія работы бродяги ходятъ иногда большими партіями. Такъ, въ одной деревнѣ томской губерніи, разъ жило ихъ до 80, въ деревнѣ, имѣющей населенія всего 100 душъ. Многіе крестьяне дерзнутъ но 5 и болѣе такихъ работниковъ. Въ нѣкоторыхъ мѣстностяхъ въ каждой деревнѣ можно встрѣтить человѣкъ по 10 работающихъ бродягъ. Бродяги принимаются въ работники крестьянами по всей Сибири, но преимущественно въ глухихъ и нетрактовыхъ мѣстахъ. При проѣздѣ начальства ихъ выпроваживаютъ на время въ лѣсъ. Но при всемъ томъ бродяги не заживаются въ работникахъ, что зависитъ и отъ стремленія бродягъ пробраться въ Россію и отъ тяжкой эксплуатаціи, какой подвергается ихъ трудъ. Большая часть помогаетъ крестьянамъ только во время страды, остальное же. время бродяжатъ.

Условія труда бродяги-работника очень незавидны во время работы у крестьянина. Онъ даетъ бродягѣ заработную плату гораздо ниже вольнаго и часто по своему усмотрѣнію. Въ томской губерніи бродяга коситъ десятину за 1 рубль, въ то время, какъ за эту же работу вольному работнику даютъ 1 р. 50 к. За сто копенъ бродяга получаетъ 5 руб., а вольный 8--9 рублей. Рубить дрова бродяга берется за 15--20 к. сажень, а вольный не менѣе 30 к. Поденная плата ему отъ 15 до 25 к. с. Въ енисейской губерніи, гдѣ трудъ дороже, бродягѣ даютъ за десятину 1 р. 50 к., а вольному до 3 р. Поденная плата вольному 50 к., а бродягѣ 15--20 копѣекъ. Если нанимаютъ по недѣлямъ, то даютъ 1 р. въ недѣлю. Трудъ при этомъ, конечно, требуется неутомимый. Бродягу не жалѣютъ и обременяютъ, какъ раба. Притомъ продолжительность срока труда совершенно во власти хозяина, который по минованіи страды отказываетъ бродягѣ. Воспользовавшись имъ на двѣ, три недѣли, съ нимъ уже не церемонятся. Расплата съ бродягою часто очень плохая; если хозяинъ и ничего ему не отдастъ, бродяга не смѣетъ на него жаловаться земской полиціи. Однакоже бродяги придумали средство принудить хозяина честно съ нимъ разсчитываться. Когда послѣдній выгонитъ бродягу-работника безъ платы, онъ объявляетъ себя въ волости бродягой и показываетъ, что работалъ у такого-то крестьянина. Конечно, онъ попадаетъ въ острогъ, но и крестьянина потянутъ туда же, если тотъ жe откупится. За обманы и даровое пользованіе трудомъ бродяги мстятъ хозяевамъ другимъ способомъ. Нѣсколько лѣтъ назадъ, около Томска одинъ казакъ имѣлъ заимку, и заведя обширное хлѣбопашество, пригласилъ къ себѣ на работы бродягъ; по окончаніи работъ, онъ выгналъ отъ себя бродягъ, не заплативъ имъ ни копѣйки за ихъ тяжелый трудъ. Бродяги ушли; но черезъ нѣсколько дней, подъѣзжая къ за заимкѣ, жадный казакъ увидѣлъ дымъ столбомъ и засталъ только пепелъ отъ своихъ построекъ. Обиженные бродяги не остались въ долгу у кулака.

Часто бродяга теряетъ не только деньги, но даже и самую жизнь. Разсказываютъ, что во многихъ деревняхъ есть крестьяне, постоянно пользующіеся бродяжескимъ трудомъ безплатно; и если бродяга грозится донести на нихъ, они убиваютъ его. Я видѣлъ одного латыша-бродягу, который показывалъ мнѣ на шеѣ слѣды петли. Онъ работалъ на пашнѣ у крестьянина; по окончаніи работы онъ потребовалъ съ хозяина денегъ за 4 недѣли и 4 дня труда; крестьянинъ затѣялъ съ нимъ ссору, и съ помощію другого своего работника накинулъ на бродягу петлю и началъ давить. Послѣдній съ трудомъ освободился, и бросался въ деревню, куда потребовалъ и мужика, думая предъявить жалобу начальству. Кончилось однако тѣмъ, что бродяга взялъ 15 руб. съ крестьянина за покушеніе и жалобы не принесъ. Иногда крестьяне, хотя и даютъ плату бродягѣ, но вслѣдъ затѣмъ ѣдутъ но дорогѣ за нимъ и въ лѣсу обираютъ его или убиваютъ. Бываютъ случаи, какъ мнѣ разсказывалъ тотъ же латышъ, что мужики убиваютъ бродягу, чтобы не заплатить какихъ нибудь два рубля. Въ томской губерніи есть деревни, которыя постоянно прибѣгаютъ къ такому способу обиранія бродягъ.

Для бродяги работа у крестьянина вообще тяжела. Но у богатыхъ мужиковъ и міроѣдовъ, которыхъ въ Сибири много, жизнь работника особенно бѣдственна. Его обременяютъ трудомъ, какъ ломовую лошадь, давая какъ можно менѣе отдыха и зажили пая деньги; про этихъ мужиковъ говорятъ: "не дай Богъ жить у богатаго мужика; хуже его нѣтъ на свѣтѣ; онъ тебя всего выжметъ и денегъ не отдастъ". Обращаясь варварски съ вольнымъ работникомъ, такой хозяинъ еще жесточе обращается съ бродягою. Но если невыгодно жить у богатаго мужика, то у бѣднаго приходится работать только изъ-за хлѣба. Тѣмъ не менѣе бродяги предпочитаютъ послѣднее. Такъ, зимуетъ, напримѣръ, нѣсколько человѣкъ въ полевой избушкѣ на покосѣ; крестьянинъ отправляетъ съ возами ежедневно мальчика за сѣномъ, за дровами, и бродяги снаряжаютъ воза, рубятъ дрова и работаютъ хозяину, за что получаютъ ежедневно ковриги хлѣба и скудный приварокъ.

Бродяга, живущій въ работникахъ, все-таки стѣсненъ и долженъ постоянно опасаться за свою участь. Вотъ, напримѣръ, какъ исполняется ими ямщическая обязанность. Везетъ онъ проѣзжихъ до станціи, и какъ только подъѣзжаетъ къ деревнѣ, то немедленно соскакиваетъ съ козелъ, пуская лошадей вдоль улицы. Его пассажиры ахаютъ отъ изумленія. Но скоро къ нимъ подбѣгаетъ крестьянинъ и заявляетъ, что они ѣдутъ къ нему, и онъ вышелъ ихъ принять. Изчезновеніе же ямщика объясняется тѣмъ, что онъ бродяга и боится показаться въ чужой деревнѣ.

Бродяги берутся за разные профессіи; они служатъ караульщиками, пасѣчниками, пастухами, мельниками и т. п.; занимаются также и ремеслами. Въ этихъ случаяхъ они живутъ но нѣскольку дней у какого нибудь крестьянина, обязавшись ему работать. Есть портные, сапожники, мастера черновъ, бродней, шорники, слесаря и столяры. Такіе ремесленники имѣютъ бездну заказовъ. Одни изъ нихъ дѣлаютъ гребни, получая 5, 10 коп. за каждый, другіе -- мѣдныя кольца, третьи рисуютъ картинки, плата за которыя художникамъ не превышаетъ обыкновенно трехъ копѣекъ за штуку. Значительная часть бродягъ плететъ корзины, дѣлаетъ метлы, лопаты и т. п.

Бродяжескій трудъ едва ли приноситъ много пользы для страны; во-первыхъ, онъ не распредѣляется и не направляется правильно по странѣ, а является чисто случайно; во-вторыхъ, онъ очень непостояненъ; онъ не можетъ похвастаться добросовѣстностью, многіе бьютъ на то, чтобы, нанявшись въ работники, что нибудь стянуть и тайкомъ удрать. "Какіе мы работники", "говорилъ мнѣ бродяга, "нашъ братъ вѣдь больше норовитъ надуть мужика". Кромѣ того, крестьяне боятся отвѣтственности за принятіе бродягъ, держатъ ихъ осторожно и далеко не всѣ. Бываетъ, что бродяги проживавшіе очень долго въ деревнѣ на положеніи осѣдломъ, открывались начальствомъ, и общество не дешево платилось за пристанодержательство. Такъ, недавно въ томской губерніи взяли бродягу, который имѣлъ уже собственный домъ и жилъ въ деревнѣ 25 лѣтъ. Трудящаяся часть бродячаго, населенія, конечно, заслуживаетъ нѣкотораго участія и покровительства.

2) Бродяги-нищіе. Нищенство составляетъ привиллегированную и наиболѣе распространенную профессію бродяжества. Имъ пропитываются всѣ бродяга во время своей длинной дороги. Какъ люди бѣглые, безъ копѣйки денегъ, безъ всякой осѣдлости, несмѣющіе нигдѣ остановиться надолго, постоянно гонимые и скрывающіеся, они естественно должны обратиться къ этому способу пропитанія. Трудъ не ихъ сфера. Работать берутъ не вездѣ, развѣ только въ самихъ глухихъ волостяхъ. Притомъ трудъ бродяги все-таки временный, и, пользуясь имъ недолго, бродяга идетъ въ дорогу безъ ничего, въ качествѣ нищаго. Къ тому же крестьяне не могутъ всѣмъ бродягамъ предложить работу; да и не всѣ бродяги способны къ этому; это очень хорошо видно изъ зимовокъ около деревень, гдѣ на нѣсколько работниковъ приходятся десятки пріютившихся но избушкамъ и заимкамъ, около деревень, и питающихся милостыней. Бродяги и по своему положенію, и по своему характеру мало склонны къ труду.

Большая часть изъ нихъ выходитъ бродяжить изъ рудника для отдохновенія, для сладкаго far niente подъ кустомъ или въ балаганѣ.

-- Что ты не работаешь? говоритъ крестьянинъ такому бродягѣ -- ты хоть бы на себя заработалъ, одежонку, бродки бы завелъ, смотри ты какой!..

-- Ну, нѣтъ, братъ, отвѣчаетъ ему тотъ,-- я и съ завода ушелъ отъ работы, буду я тебѣ спину гнуть, шалишь!

Къ подаянію милостыни, а также пріюту, даваемому бродягамъ крестьянами, вызываетъ и опасеніе отъ нихъ воровства, и боязнь ихъ мести, къ тому же, если разъ пропускаютъ и терпятъ такой народъ, то самая его безпомощность вызываетъ уже на милостыню. Крестьяне это хорошо понимаютъ, и къ нищимъ бродягамъ относятся не только не враждебно, но даже нѣсколько сочувственно. Они подаютъ имъ довольно щедрую милостыню; такъ что излишекъ подаянія бродяги даже продаютъ. Въ разныхъ мѣстахъ Сибири заведенъ обычай оставлять подаяніе въ полѣ и въ деревняхъ, во время страды. Въ Забайкальи оставляютъ омулей для проходящихъ бродягъ, въ иркутской губерніи припасаютъ хлѣбъ и мясо по заимкамъ, на Барабѣ ставятъ молоко и хлѣбъ около избъ, для того, чтобъ не безпокоили хозяевъ. Бродяги, входя въ деревни" держатся своихъ правилъ при сборѣ милостыни; гурьбами имъ ходить невыгодно, а потому они идутъ по два черезъ деревню, одинъ по одной сторонѣ, другой -- но другой. Только что пройдетъ одна пара, выступаетъ другая, затѣмъ третья и такъ до вечера.

Бродяги нищіе -- крайне жалкій народъ; они всѣ скромны, боязливы, забиты и угнетены нуждой. Какъ тѣни, исхудалые и оборванные, они проходятъ деревни и скитаются по балаганамъ. Стоитъ проѣзжему крестьянину припугнуть ихъ, и они разсыпаются въ сторону, или начинаютъ жалобно молить его оставить ихъ въ покоѣ.

Свою профессію нищенства бродяги называютъ стрѣляніемъ саватеекъ, отчего они и получили названіе у крестьянъ саватеншниковъ. Какъ ни жалка и ни унизительна эта профессія и постоянное конюченье, извѣстное подъ именемъ тянущія бирюка, но привычка заставила бродягъ нестѣсняться, и даже довольно весело приправлять прошеніе милостыни разными прибаутками.

Необходимость и крайняя нужда заставляетъ бродягъ быть настоятельными, и часто довольно смѣлыми въ дѣлѣ прошенія милостыни. Они обращаются даже къ писарямъ и къ сельскому начальству. Мнѣ разсказывали про двухъ бродягъ, которые, проходя черезъ губернскій сибирскій городъ, явились къ окнамъ самого губернатора, конечно нечаянно. Губернаторъ былъ добрый человѣкъ; узнавъ, что они бродяги, онъ далъ имъ три рубля, посовѣтовавъ убираться изъ города. Но бродяги скоро снова явились за милостыней, объявивъ, что не могли еще почему-то собраться, и получили снова денегъ. Наконецъ, явились и въ третій разъ. Возмущенный такой настойчивостью и безцеремонностью, губернаторъ приказалъ наказать ихъ при полиціи розгами и выпроводить изъ города.

Бродяги-нищіе терпятъ недостатокъ какъ въ пищѣ, такъ и въ одеждѣ. Уходя съ заводовъ, они уносятъ какую нибудь мережу, промокающую во время дождя, какъ рѣшето; на ногахъ у нихъ надѣты дырявые черки, а лѣтомъ многіе обходятся и безъ нихъ, рубахи представляютъ грязныя лохмотья. Бѣгущіе изъ арестантскихъ рогъ и солдаты терпятъ еще болѣе стѣсненій въ одеждѣ; оффиціальный костюмъ часто приходится бросать, и вотъ нѣсколько десятковъ верстъ бредутъ они въ однѣхъ рубахахъ, босикомъ и безъ шапокъ. Во время побѣга другіе выходятъ и нагишемъ, а потомъ выпрашиваютъ гдѣ нибудь разное отрепье. Обыкновенный костюмъ бродяги такъ ветхъ что въ острогѣ продаютъ иногда сермяжную однорядку за 6 коп. Поэтому зимою самымъ бѣднымъ бродягамъ ходить невозможно, рѣдкій изъ нихъ имѣетъ дырявый полушубокъ,-- больше армяки, иногда и эти изорванные. Необходимость идти въ холодъ, заставляетъ такихъ несчастныхъ обкладывать себя сверхъ рубахи сѣномъ, и потомъ уже надѣвать армякъ. Кто можетъ, запасается двумя рубахами и двумя штанами. Въ этихъ рубищахъ бродяги-нищіе терпятъ страшное бѣдствіе зимою. Бураны, пурги, сибирскіе морозы дѣйствуютъ на нихъ, какъ на мухъ. Ознобленныхъ между ними всегда много: у кого ноги, у кого руки, раны долго не заживаютъ у нѣкоторыхъ и въ острогѣ. Мнѣ разсказывали, что разъ, около Барнаула, шла ватага бродягъ. Началась зима, застала ихъ пурга; часть изъ нихъ побѣжала впередъ и достигла деревни, другіе шесть человѣкъ заплутались и всѣ замерзли. Недождавишсь товарищей, передовые кинулись ихъ отыскивать и, пустившись по дорогѣ, испытали всю суровость зимы. Они всѣ пообморозились, и только крестьяне, отправившіеся на помощь, спасли ихъ. Весною въ лѣсу находятъ бездну замерзшихъ бродяжескихъ труповъ. Не лучше судьба и тѣхъ, кто принужденъ укрываться на зиму въ разный избушки и заимки около деревень. Здѣсь они живутъ цѣлыми партіями въ 10, 20, 30, 40 человѣкъ. Всѣ они полуголые, выйдти имъ нельзя, избушки дымныя, грязныя. Приведу здѣсь одинъ мнѣ извѣстный фактъ подобной зимовки. Десять человѣкъ бродягъ расположились въ холодной избѣ; ни одинъ изъ нихъ не имѣлъ одеженки, въ которой бы могъ пройдти до деревни, между тѣмъ нужно ѣсть, и вотъ, для двухъ депутатовъ, отправляемыхъ ежедневно въ деревню за хлѣбомъ, собирается туалетъ со всѣхъ; у кого бродни получше -- снимаетъ бродни, кто даетъ шапку, кто штаны, кто кафтанъ. Покуда двое ходятъ -- остальные коченѣютъ отъ холода. Зима поэтому самая трудная пора для нищаго бродяги. На лѣто онъ ужь менѣе стѣсняется, но все таки сплошь да рядомъ мерзнетъ, коченѣетъ и промокаетъ на дождѣ. Лихорадки постоянные ихъ спутники.

Такова жизнь нищихъ бродягъ; но какъ ни печальна и ни бѣдственна она, однако ни морозъ, ни бѣдствія, ни голодъ не останавливаютъ побѣговъ. Нѣсколько мѣсяцевъ воли для бродяги дороже жизни, такъ есть ли время думать о платьѣ, о средствахъ пропитанія?.. Всего печальнѣе, что нищенствуетъ народъ сильный и физически способный къ труду. Принимая во вниманіе громадное число бродягъ, мы, конечно, не должны упускать изъ виду, что нищенство ихъ ложится все-таки тяжело на крестьянство, которое постоянно кормитъ до 30,000 непроизводительнаго и безполезнаго народа.

3) Бродяги-воры. Однимъ нищенствомъ бродягамъ во всякомъ случаѣ не прокормиться, а поэтому воровство составляетъ необходимую принадлежность бродяжества. Едва ли найдется хоть одинъ бродяга, который бы не кралъ. Обдерганный, въ лохмотьяхъ, голодный, онъ только этимъ и можетъ снасти себя отъ голодной смерти, Подъ вліяніемъ страха и частыхъ преслѣдованій онъ принужденъ иногда выбирать одно изъ двухъ: или кормиться воровствомъ или быть пойманнымъ. Но воровство, бывшее сначала результатомъ голода, обращается въ привычку и совершается при малѣйшей потребности, хотя и второстепенной; захочется выпить водки-крадутъ, захочется поволочиться -- крадутъ. Затѣмъ оно становится профессіей, къ которой прибѣгаютъ, какъ къ средству постояннаго существованія. Воровство по необходимости очень естественно въ бродяжескомъ быту. Подаянія не всегда и не всѣмъ доступны; при громадномъ количествѣ просящихъ милостыню, ею нельзя удовлетворить всѣхъ вполнѣ. Часто бродяги ставятся внѣ возможности заходить въ деревни, гдѣ почему нибудь ихъ задерживаютъ; тогда приходится добывать пропитаніе кто какъ знаетъ, и кромѣ воровства едва ли имъ можно придумать что либо другое. Если крестьяне скупы на подаянія, то они за это платятся убытками отъ кражъ. Бродяги воруютъ по большей части съѣстное, чтобы не умереть въ лѣсу безъ пищи, или таскаютъ одежду, чтобъ не замерзнуть среди поля. Я приведу два разсказа, ходящіе между бродягами, изъ которыхъ видно, что кражи изъ необходимости оправдываются даже въ глазахъ крестьянъ.

Но одной изъ деревень проходилъ нищій бродяга, совершенно обносившійся; бѣлье его было въ лохмотьяхъ, вши его заѣдали; долго ходилъ онъ но деревнѣ и молилъ мужиковъ, даже на колѣняхъ, дать ему рубаху, но никто надъ нимъ не сжалился; наконецъ, онъ подошелъ къ богатому крестьянскому дому и также началъ молить, но и здѣсь хозяйка отказала ему наотрѣзъ. Бродяга ушелъ; но за то ночью пробрался во дворъ богатаго мужика и, найдя около оконъ на жердочкѣ развѣшанное бѣлье хозяйки, взялъ его, а взамѣнъ повѣсилъ свое отрепье. На утро хозяйка только ахнула, увидавъ покражу. Но хозяинъ, по оставленной рубахѣ, догадался, кто воръ.-- "Вотъ видишь ли, жена", сказалъ онъ, "ты вчера пожалѣла бродягѣ дать рубаху, а сегодня онъ самъ ее у тебя взялъ. Я промолчалъ вчера, потому это твое хозяйское дѣло. Если бы я былъ на его мѣстѣ, я сдѣлалъ бы тоже самое, да еще, пожалуй, и въ сундукъ залѣзъ къ такому богатому мужику. Вся деревня вчера видѣла, какъ бродяжка ходилъ отъ двора къ двору, да просилъ рубахи -- никто ему не давалъ. Вотъ я теперь покажу бабамъ, какія рубахи и порты носятъ бродяги". Мужикъ взялъ на палку грязное и покрытое миріадами вшей лохмотье и понесъ показывать по деревнѣ, какъ горькій упрекъ. "Подавайте впередъ бродягамъ", говорилъ онъ бабамъ, "видите въ чемъ они ходятъ".

Другой бродяга также обносился въ дорогѣ. Надо было добыть платье; дѣло было зимой. Вотъ онъ ночью пробрался въ домъ богатаго мужика, вытащилъ раму и началъ шарить. На гвоздѣ онъ находитъ рубаху, шайку, хорошій полушубокъ и суконный капотъ; все это онъ надѣлъ на себя; пошарилъ еще, нашелъ сундукъ, который былъ запертъ: онъ не сталъ его ломать, поскорѣе выскочилъ въ окошко и вставилъ опять раму. Старую свою одеженку и котомку, въ которой неприлично уже было идти, онъ бросилъ на задворкахъ и пустился по дорогѣ. Увидя на утро покражу, мужикъ недоумѣвалъ сначала, какъ она сдѣлана, наконецъ открылъ, и зная, что это какой нибудь бродяга, пустился съ работникомъ за нимъ въ погоню. Въ нѣсколькихъ верстахъ за деревней онъ встрѣтилъ вора и, придержавъ лошадей, поѣхалъ шажкомъ за нимъ и началъ разговоръ.-- "Откуда и куда любезный"?-- "Иду къ роднымъ; мѣщанинъ изъ такого-то города", говоритъ бродяга.-- "А, а. Вотъ я смотрю вы изъ дорогѣ, а какая на васъ одежа славная".-- "Точно такъ", говоритъ бродяга. У меня вездѣ по дорогѣ завидуютъ этой одежѣ. Впрочемъ, я бы продалъ ее. Говорятъ по дорогѣ-то опасно ходить хорошо одѣтымъ. Капотку бы я и сбылъ, да пожалуй и полушубокъ; себѣ можно купить похуже".-- "Текъ-съ, замѣчаетъ крестьянинъ, ну, а вотъ бродни-то у васъ больно пообносились, господинъ мѣщанинъ, по моему бы ужь не подходящее къ такому платью-то".-- "Что дѣлать, дорога дальняя; надо будетъ впрочемъ купить сапоги".-- "Ну, что же купите себѣ и сапоги, какъ купили полушубокъ и капотъ", замѣтилъ мужикъ. Бродяга встрепенулся отъ этого намека.-- "Ну, братецъ, "тогда обратился къ нему крестьянинъ", садись-ка лучше съ нами, мы тебя довеземъ, а ты намъ разскажешь, гдѣ ты одежу покупалъ". Бродяга почувствовалъ всю безвыходность своего положенія; онъ былъ во власти врага. Оставалось повиноваться, и онъ сѣлъ.-- "Ловко ты, братъ, хватилъ у меня одежу!" началъ снова крестьянинъ, продолжая ѣхать впередъ.-- Что же, отчего ты сапогъ не захватилъ у меня?" -- "Да не нашелъ, дядюшка", отвѣтилъ откропеино воръ.-- "А отчего же ты въ сундукъ не заглянулъ, тамъ сапоги и деньги были".-- "Да сундукъ былъ на замкѣ".-- "Сломалъ бы".-- "Я, бѣдный человѣкъ, обносился; что нужно было, взялъ, а лишнее зачѣмъ портить".-- "Ну, спасибо, сказалъ мужикъ, вѣдь въ сундукѣ-то, только отопри, шестнадцать тысячь денегъ было!... а все-таки, я вижу, тебѣ надо сапоги", подсмѣиваясь говорилъ мужикъ. Бродяга тупо молчалъ и дожидалъ взбучки.-- "Что же ты думаешь, я съ тобой сдѣлаю"?-- "Я въ твоей волѣ -- бей сколько хочешь, только не убей -- отпусти душу на покаяніе", говорилъ бродяга.-- "Ладно, братъ, я тебя бить не буду; ты, я вижу, не разбойникъ и не грабитель: ты меня на немного раэзорилъ, за это я тебѣ дамъ сапоги, а у тебя возьму твои бродни. Разувайся!" Бродяга изумился такому великодушію. Но крестьянинъ снялъ свои сапоги, надѣлъ его бродни, подсмѣиваясь, что къ хорошей одеждѣ и обувь надо хорошую и, затѣмъ, отпустивъ бродягу, повернулъ назадъ.

Такъ воровство вызывается необходимостью; но такъ какъ бродяги всѣ бѣдны и всѣ нуждаются, то и воруютъ всѣ. Если вы будете совѣтовать бродягѣ не воровать для безопаснаго прохода, то онъ вамъ отвѣтитъ, что "безъ воровства пройти невозможно." Случается видѣть самыхъ скромныхъ бродягъ, которые однако сознаются, что крали, и иногда даже большія суммы денегъ у мужиковъ. Бродяги, пройдя сибирскую границу, по россійскимъ губерніямъ должны идти въ порядочномъ платьѣ и съ деньгами, а потому, приближаясь къ границѣ, они стараются обезпечить себя и воруютъ чаще. Но у многихъ, какъ я сказалъ, воровство превращается въ профессію и дѣлается въ нуждѣ и безъ особенной настоятельной нужды. Изъ числа приходящихъ въ остроги бродитъ попадаются многіе даже съ порядочными деньгами, пріобрѣтенными воровствомъ. Острожныя дамы, преимущественно предъ прочими острожными, ухаживаютъ за бродягами, разсчитывая отъ нихъ поживиться болѣе, нежели отъ другихъ. Бродяги по дорогѣ всегда просятся ночевать; ихъ кормятъ, даютъ пріютъ, а они высматриваютъ, что стянуть. Одинъ изъ такихъ мнѣ разсказывалъ, какъ онъ, впродолженіи всей своей дороги, ночуя у мужиковъ, постоянно обшаривалъ избу и стягивалъ женскія рубахи, полушубки, деньги, и чуть свѣтъ утекалъ. Иногда бродяги поселяются въ деревняхъ и входятъ въ стачки съ плутами изъ поселенцевъ, и тѣ подводятъ ихъ къ богатымъ крестьянамъ. Кражи въ деревняхъ, во время прохода бродягъ, постоянны; обворовываются погреба, амбары, преимущественно снимается бѣлье, повѣшенное для просушки. Какъ значительны бываютъ эти кражи, можно судить по слѣдующему факту: въ дмитровской волости, тобольской губерніи, въ деревнѣ Крестикахъ и сосѣдней съ нею украдено было 1000 рубахъ въ одинъ бродяжескій проходъ. Кражи производятся какъ въ деревняхъ, такъ и въ полѣ, около деревень. Здѣсь они уносятъ сошники отъ сохъ, обкрадываютъ балаганы во время пашень и крестьянскій скотъ.

Надо замѣтить, что въ Сибири по деревнямъ воровать, какъ говорятъ бродяги, труднѣе, потому что, наученные опытомъ, сибирскіе крестьяне осторожнѣе, а въ случаѣ поимки вора, настоятельнѣе въ преслѣдованіи бродягъ, чѣмъ россійскіе. Подозрѣніе во всякой кражѣ обрушивается здѣсь всегда на бродягъ; обыкновенно за воромъ кидаются но дорогѣ; долго его преслѣдуютъ и часто тутъ же, въ полѣ, расправляются винтовкой. Бродяга потому прибѣгаетъ здѣсь къ болѣе хитрымъ способамъ и старается провести мужика, что ему часто и удается. Воръ-бродяга, имѣя въ виду преслѣдованіе, не понесетъ съ собой добычу, а зароетъ ее, дабы не попасться съ поличнымъ, и только, по минованіи опасности, выроетъ ее.

Крестьянскій скотъ въ нолѣ подвергается похищеніямъ бродягъ. Лошадей крадутъ рѣже, потому что во время бродяжества лошади неудобны, и бродяги легко могутъ быть уличены и взяты съ ними, но за то рогатый скотъ изчезаетъ часто. Его караулятъ бродяги за деревней и на голодный зубъ не даютъ маху. Крадутъ коровъ, телятъ, свиней, барановъ и проч. и проч. Ежели попадается крупный скотъ, то бродяги рѣжутъ, скрываютъ его и питаются нѣсколько дней, проживая около деревни, гдѣ нибудь на мельницѣ; мясо же лежатъ въ сосѣдней рѣкѣ, чтобы не испортилось; тогда они сзываютъ проходящую свою братію и угощаютъ ее на славу.

Не говоря уже о томъ, что бродяги, идя по пашнямъ, пользуются крестьянскими овощами, за чѣмъ крестьяне уже и не гонятся, они причиняютъ громадный убытокъ на насѣкахъ. Чтобы подрѣзать медъ, такъ какъ операція эта сопряжена съ значительными затрудненіями, они часто удушаютъ пчелъ, замариваютъ ихъ, разбиваютъ ульи и похищаютъ медъ. Въ этомъ случаѣ они совершенно подражаютъ медвѣдямъ, нисколько не заботясь о хозяинѣ. Раззореніе пасѣкъ конечно очень чувствительно для крестьянъ.

Кражи бродягъ самымъ разрушительнымъ образомъ дѣйствуютъ на хозяйство сибирскаго крестьянства. Дѣлаются они изъ крайней, гнетущей нужды, но отъ этого крестьянству не легче. Поэтому немудрено, что крестьяне являются озлобленными и упорными въ преслѣдованіи и наказаніи бродяжескаго воровства. Несмотря на то, что расправа сплошь и рядомъ кончается убійствомъ или жестокими побоями, воровство не уменьшается, и новые скитальцы-воры, снова дѣлаютъ тоже, что ихъ предшественники, и нѣтъ этому конца.

Кромѣ воровства у крестьянъ, бродяги часто, и даже сплошь и рядомъ обворовываютъ другъ друга. Обворовываютъ сонныхъ, пьяныхъ, больныхъ, а иногда прямо идутъ на грабежъ и убійство. Пустыня, лѣсъ, покрывающій все тайной, конечно много способствуютъ этому. Нужда, деморализація острожнаго населенія, жажда денегъ -- все это обусловливаетъ преступленія, даже въ средѣ своихъ, хотя это порицается и строго наказывается общиною. Воровство неудивительно тамъ, гдѣ всѣ воруютъ. Воры отнимаютъ ворованное же, и тѣми же средствами. Недаромъ бродяги боятся другъ друга въ дорогѣ, и говорятъ: "а пуще всего, пуще звѣря лютаго бойся своего брата". Мнѣ разсказывали слѣдующій случай изъ практики этихъ несчастныхъ горемыкъ.

"Идя разъ", говорилъ мнѣ бродяга Кузьма Ивановъ, "я познакомился съ бродягой Дмитріемъ, ушедшимъ изъ арестанскихъ ротъ. Это былъ славный человѣкъ, воровать воровалъ и грабилъ даже, но душъ не губилъ, и не любилъ тѣхъ, которые губятъ. Онъ всегда имѣлъ при себѣ деньги. Изъ одной деревни Дмитрій увелъ бабу, которая съ нимъ и бродяжила. Оставивъ ее въ лѣсу въ балаганѣ, онъ отравился на промыселъ. Срѣзалъ какой-то тюкъ съ платьемъ, обобралъ двухъ новоселокъ рублей за 40 и пришелъ потомъ къ любовницѣ. Человѣкъ онъ былъ ловкій и живо обдѣлывалъ дѣла. Переодѣлся онъ самъ щеголемъ, далъ переодѣться любовницѣ въ новое платье. Вскорѣ за тѣмъ встрѣчается онъ съ двумя каринцами. Послалъ ихъ за водкой, надѣлилъ платьемъ, далъ чарки, и пошли они гулять въ балаганѣ. На утро опохмѣлились и пошли далѣе. Скоро они остановились обѣдать. Начали рубить дрова и стали пробовать у Дмитріи силу, заставляя его таскать громадные обрубки. Дмитрій опять послалъ за водкой пріятелей, а самъ надѣлъ чистую рубаху и усѣлся зашивать краденый полушубокъ. Любовница сидѣла подлѣ него. Приходятъ карницы съ водкой и, выпивши, принялись перешептываться. Сметливая баба-сибирячка стала безпокоиться, во Дмитрій посмѣивался надъ ея опасеніями.-- "Что ты", насмѣшливо спрашивали его каринцы, "бѣлую рубаху надѣлъ, не на смерть ли собирается?" -- "Нѣтъ, такъ надѣлъ..." Но въ то время, какъ Дмитрій нагнулся, одинъ каринецъ хватилъ его обухомъ въ голову. Дмитрія отуманило, однако же онъ вскочилъ -- видно вскользь ударили; -- въ это время другой ему топоромъ плечо разрубилъ -- кровь хлынула. Дмитрій видитъ дѣло плохо. Онъ схватилъ одного каринца, подтащилъ къ дереву и давай душить за горло; оглянулся, другой стоитъ за нимъ съ ножемъ; а баба помогаетъ ему отнимать топоръ у того, котораго онъ душилъ. Тутъ у него свѣтъ выкатился -- онъ рухнулся... Очувствовался; любовница водой его отливаетъ и плечо перевязываетъ. А каринцы, забравши деньги и одежду, да и надъ бабой еще наругавшись, ушли.

При такихъ условіяхъ безопасности, понятно, какимъ кражамъ, грабежамъ и убійствамъ подвергаются бродяги отъ своихъ же. Всѣмъ бродяжествомъ принято за правило не ходить въ хорошемъ платьѣ. Правда, бродяги за грабежъ своихъ не даютъ потачки и преслѣдуютъ, судятъ, дерутъ и даже убиваютъ виновнаго, но такія мѣры еще безсильнѣе, чѣмъ наказанія въ гражданскомъ обществѣ. Притомъ на безнаказанность преступленія здѣсь всегда больше шансовъ.

4) Бродяги-обманщики. Вслѣдъ за воровствомъ бродяги но своему положенію должны часто, волею и неволею, обманывать крестьянъ. Начинаясь невинными, эти обманы переходятъ въ средства выманивать деньги и преобразовываются въ профессію. Бродяги обыкновенно скрываютъ свое имя, мѣсто, откуда и куда они идутъ, врутъ крестьянамъ, сочиняютъ свои біографіи, и это понятно, когда большая часть ихъ изъ ссыльныхъ и съ заводовъ. Многіе идутъ по фальшивымъ билетамъ и паспортамъ. Фальшивый паспортъ -- важная вещь для бродяги, и за него платятъ они дорого (за хорошіе иногда но 25 рублей и болѣе, за плохіе 9--10 рублей), нерѣдко даже убиваютъ изъ-за нихъ другъ друга. Преимущества паспорта состоятъ въ томъ, что съ нимъ можно жить въ городахъ и наниматься въ работу на пріиски и въ другія мѣста. Для безопаснаго прохода дѣлаютъ билеты на имя солдатъ и вписываютъ проходныя удостовѣренія отъ полиціи. Подъ именемъ солдатъ или казаковъ смѣлые бродяги часто даже требуютъ себѣ квартиры. Извѣстно, что фабрикація паспортовъ незатруднительна. Она производится и по острогамъ, и въ городахъ разными промышленниками этого рода. Продаютъ ихъ на рынкахъ, въ кабакахъ и шинкахъ. "Приходишь, напримѣръ, въ Иркутскъ", говорятъ бродяги, "и валяешь на Молотовку, къ толкучему -- конечно надо одѣться по городскому. Здѣсь тебя замѣчаютъ, кому нужно,-- потому новаго человѣка видно. Сейчасъ подходитъ къ тебѣ какой нибудь пропившійся крюкъ и предлагаетъ услуги. Мы заходимъ въ первую лавочку, къ его знакомому, рядимся, и онъ на листѣ валяетъ видъ, и печать при немъ. Чуть является сыщикъ -- толкнетъ; да къ тому же они всѣ извѣстны." Но бродяжество, состоя большею частью изъ крайне бѣдныхъ членовъ, ограничивается самыми плохими поддѣлками; крестьяне, по незнанію и безграмотности, довольствуются и такими. Другіе бродяги, во время дороги, обходятся просто кускомъ писанной бумаги съ печатью, оттиснутой копѣйкой, и это у крестьянъ сходитъ за паспортъ. Нѣкоторые бродяги носятъ кромѣ вида и рѣзную печать для подновленія; но такіе, конечно, попадаются при первомъ обыскѣ. Бродяжество однако сознало эти неудобства фальшивой паспортной системы, и многіе бредутъ просто, надѣясь на свою бдительность и на свободный проходъ. Но за то на поприщѣ обмановъ для наживанія денегъ бродяги дѣйствуютъ гораздо успѣшнѣе. Какъ много воровъ, такъ много и обманщиковъ, да пожалуй и болѣе, потому что обманъ безопаснѣе. Въ этихъ случаяхъ профессіи ихъ разнообразны до безконечности; бездна идетъ подъ видомъ странниковъ по святымъ мѣстамъ, раскольниковъ, знахарей и лекарей, коноваловъ, колдуновъ, ворожей, и всѣ они стараются всѣми силами выжать копѣйку. Крайне-невѣжественное, суевѣрное и нуждающееся въ самыхъ необходимыхъ знаніяхъ крестьянство представляетъ для этого обширное поле. И всѣми подобными профессіями бродяги злоупотребляютъ очень искусно.

Крестьянина, при его страсти къ "божественному", обмануть легко, и въ его избѣ часто происходитъ сцена, сообщенная мнѣ однимъ изъ бродягъ. "Является въ крестьянскую семью, жившую за заимкѣ, странникъ въ бѣломъ холщевомъ подрясникѣ, съ длинными волосами и сумочкой на рукѣ. Глаза опущены, лицо изображаетъ смиреніе. Онъ толковалъ и объ Іерусалимѣ-градѣ, и о нападеніяхъ турокъ по пути, и о гробѣ Господнемъ, отъ котораго имѣлъ щепочку, и объ огнѣ съ неба, и о войнѣ изъ-за ключей и проч. и проч. Затѣмъ крестьяне попросили его прочитать что нибуть изъ писанья. Онъ вынулъ бумагу и началъ читать объ Антихристѣ. "Только смотрю я", говорилъ работникъ, "а у него на бумажкѣ-то все палочки наставлены, по которымъ дѣтей учатъ писать?-- "Что это такъ крупно писано?" спрашиваю я его, а самъ ухмыляюсь.-- "Это, говоритъ, по-гречески." Эти странники ведутъ себя скромно, и даже подаяній берутъ мало, ограничиваясь однимъ чернымъ хлѣбомъ; за то они промышляютъ крестиками, святыми щеночками, камешками и, конечно, достаютъ изрядную выручку. Я знаю случай, когда такой странникъ-бродяга очень замѣтно фигурировалъ въ сибирскихъ городахъ. Зашелъ онъ въ Тюмень къ одному купцу и здѣсь, прослывъ за святого, стянулъ паспортъ у одного слѣпого мѣщанина, жившаго въ домѣ купца, и, безъ всякаго подозрѣнія, продолжалъ жить. Скоро ему дали рекомендательныя письма въ Тобольскъ,-- эту Москву Сибири,-- гдѣ онъ былъ принятъ съ распростертыми объятіями лицами, склонными къ піетизму. Отсюда онъ пробрался въ Москву. И только черезъ годъ московская полиція сдѣлала запросъ купцу о проходившемъ бродягѣ-поселенцѣ Иванѣ Куликовѣ и объ украденномъ имъ паспортѣ. Подъ видомъ странниковъ и юродивыхъ конечно удобно проходить и питаться по деревнямъ и по городамъ, почему многіе бродяги и приняли на себя эту профессію. Кромѣ того многіе изъ нихъ играютъ роль раскольниковъ; они поддѣлываются подъ тонъ разныхъ сектъ и находятъ себѣ пріютъ и пропитаніе. Я видѣлъ одного, которыя игралъ роль раскольника до тѣхъ поръ, покуда ему покровительствовали раскольники, а въ острогѣ, когда его оставляли безъ помощи, изъявлялъ желаніе креститься, послѣ чего онъ былъ требовательнымъ къ крестному отцу; онъ постоянно бѣгалъ, попадался, опять судился и, подъ разными именами, нѣсколько разъ изъ раскола переходилъ въ православіе.

Какъ бродяги эксплуатируютъ религіозную сторону народа, такъ удачно пользуются они и другой стороной его -- суевѣріемъ. 11о всей Сибири вѣра въ наговоры, заговоры, присушку, порчу и колдовство необыкновенно развита и разспространена несравненно болѣе, чѣмъ въ Россіи. Въ каждой деревнѣ существуютъ порченные, особенно на Барабѣ, которые кричатъ на разные голоса, какъ кликуши подвержены истерикамъ и требуютъ иногда самыхъ причудливыхъ вещей; болѣзнь эта на половину накидная. Происхожденіе этой болѣзни крестьяне приписываютъ колдовству. Въ каждой сибирской деревнѣ извѣстны также средства для присушиванья; они въ большомъ ходу какъ между холостыми, такъ между женатыми и замужними. Присушка пользуется необыкновенной вѣрой. Какъ вѣрятъ въ присушку, такъ одинаково и въ излеченіе наговорами. Пока еще не излѣдована точно причина особеннаго развитія суевѣрія въ Сибири, но бродяги пользуются имъ и сами очень дѣятельно распространяютъ его.

Разсказываютъ, что при входѣ бродягъ въ деревню, женщины кидаются къ нимъ съ разспросами, не умѣетъ ли кто присушивать, и нѣтъ ли между ними знахарей. Въ этомъ случаѣ бродяги служатъ самыми близкими повѣренными сердечныхъ тайнъ. Нѣкоторые бродяги нарочно несутъ съ собой разные корешки, травы, камешки, глину и всякую дрянь для мистификаціи и лучшаго удостовѣренія своего званія. Какъ только откроется знахарь, а за нимъ дѣло не стоитъ, сейчасъ же сбѣгаются женщины, несутъ молоко, хлѣбъ, холстъ и обращаются съ просьбами. Тогда бродяга-знахарь наговариваетъ на волосокъ, на щеночку, "дабы рабъ Божій N сохъ такъ же по рабѣ Божіей N, какъ эта лучинка изсохнетъ на печкѣ". Способы обыкновенно изобрѣтаются экспромтомъ; къ колдовству присоединяется какой нибудь матеріалъ въ родѣ холста, который идетъ въ пользу знахаря. Въ тоже время бродяга издѣвается надъ женщинами. "Пришли мы разъ въ деревню", разсказывалъ одинъ изъ авантюристовъ-бродягъ, "а съ нами товарищъ, знахарствомъ занимался -- таскалъ разную дрянь. Вотъ обступили насъ бабы, сарай намъ отвели: молока, яицъ, шанегъ, всего натащили. Одна молодуха такъ и пристаетъ къ нашему насчетъ присушки.-- "Ладно", говоритъ; а намъ и шепни: "выйдите, молъ ребята, да смотрите въ щель, какъ я ворожить буду". Мы вышли и стали въ щель смотрѣть. Видимъ, баба ужъ трубку холста принесла нашему колдуну.-- Ладно, думаю; что только теперь онъ съ этимъ холстомъ будетъ дѣлать; а онъ, слышь, это всю бабу холстомъ обмоталъ. Потомъ, ну ужь, что было потомъ и разсказывать нечего: и смѣхъ, и стыдъ. Потѣшникъ же былъ этотъ мужикъ -- прокуратъ да и только!" О ворожбѣ ходитъ у бродягъ бездна разныхъ игривыхъ разсказовъ въ декамероновскомъ тонѣ. Къ ворожбѣ примѣшивается и развратъ.

Кромѣ присушиванья, у знахарей-бродягъ является практика и въ дѣлѣ леченія колдовствомъ. Приходитъ, напримѣръ, мужъ и проситъ излечить жену отъ порчи. Знахарь обѣщаетъ, а между тѣмъ знакомится съ женщиной. Такъ какъ у большей части женщинъ болѣзнь эта накидная, то жена, чтобы отбиться отъ ненравящагося ей мужа, дѣлаетъ стачку съ знахаремъ, и обѣ стороны за одно мистифируютъ довѣрчиваго супруга. "Обыкновенно", разсказывалъ мнѣ такой промышленникъ, "баба проситъ только одного, чтобы на лекарство потребовать водки. Затѣмъ разыгрывается при мужѣ слѣдующая сцена.

-- "Такъ ужь полечи, пожалуйста, парень"! упрашиваетъ мужъ бродягу. Знахарь подходитъ къ женщинѣ, которая якаетъ или кричитъ, беретъ ее за безъимянный палецъ и начинаетъ спрашивать "порчу", которая является олицетворенною и сидящею въ больной.-- "Когда ты посажена?" -- "Тогда-то, отвѣчаетъ больная не своимъ голосомъ",-- "Кто тебя посадилъ"?-- "Такой-то или такаято".-- "Чѣмъ тебя лечить"?-- "Тѣмъ-то", отвѣчаетъ порча.-- "Замолчи!" Женщина умолкаетъ. Когда знахарь уходитъ изъ комнаты, баба опять начинаетъ кричать,-- "Что съ тобой опять?" спрашиваетъ мужъ.-- "Да вотъ снять приступила, какъ онъ-то ушелъ (т. е. бродяга), а при немъ мнѣ много легче было -- она молчала". По требованію знахаря скоро появляется штофъ водки для лекарства: знахарь кой чего подбавляетъ туда, а когда мужъ уѣзжаетъ, бродяга съ женою пируетъ. Такими пріемами и наговорами знахаря крестьяне лечатъ и другія болѣзни. Такъ какъ женщины вѣрятъ въ знахарство и знаніе бродягъ, то они обращаются къ нимъ и за другими совѣтами, такъ напримѣръ, если нужно испортить кого нибудь. Между прочимъ бродяги сообщаютъ, что въ Сибири попадается множество женщинъ, желающихъ отравить своихъ мужей. "Сибирячки сплошь и рядомъ отравляютъ мужей", говорятъ бродяги, "имъ это ничего не значитъ". Причины этого коренятся вѣроятно въ особенностяхъ крестьянскаго семейнаго быта въ Сибири, и женщины постоянно обращаются къ бродягамъ съ просьбами дать имъ зелій для отравы. Они иногда такъ настоятельно просятъ яду, что нѣкоторые бродяги принуждены давать какія нибудь невинныя снадобья, лишь бы только удовлетворить желаніе и извлечь свою пользу. Другіе, конечно, не церемонятся, вступаютъ съ недовольными женщинами въ заговоръ и дѣйствительно отравляютъ мужей. Такіе случаи не рѣдки.

Тѣже знахари-бродяги берутся выводить клоповъ и таракановъ у крестьянъ. Крестьяне такихъ очень цѣнятъ, профессія эта сопряжена также съ шарлатанствомъ. Напримѣръ, нашептываютъ на чеку, кладутъ ее за печку и т. д.

Кромѣ знахарей существуютъ еще гадальщики. Крестьянки такъ любятъ гаданье, что мелочные торговцы-поляки принуждены были превратиться въ гадальщиковъ на Соломонѣ; имъ даютъ по 3, по 5 коп. или но 10 яицъ съ человѣка за то, чтобы разъ кинуть на кругъ. И вотъ бродяги несутъ съ собой гадательныя карты съ надписями: "Соломона оракулъ", или руководствуются "волшебнымъ зеркаломъ, открывающимъ секреты великаго Альберта "и, такимъ образомъ, гадаютъ по дорогѣ и пропитываются.

Нѣкоторые бродяги принимаютъ на себя роль лекарей и фельдшеровъ. При томъ ужасномъ положеніи, въ какомъ у насъ находится народное теченье и при громадной потребности его, крестьяне рады всякому, кто вызовется помочь. Крестьяне дечатся сулемой, киноварью и дорогой травой; сулему они ѣдятъ, посыпая ее на хлѣбъ, и довольно много: дорогую траву пьютъ въ водкѣ, это -- жизненный элексиръ ихъ, и первое средство во всѣхъ болѣзняхъ. Противъ холода они вообще не принимаютъ никакихъ дѣйствительныхъ средствъ, и потому въ Сибири множество людей съ отнявшимися ногами и съ ломотою въ костяхъ. Захворавшій такимъ образомъ продолжаетъ цѣлую жизнь лечиться сулемой и дорогой травой. Въ деревняхъ сильно развитъ сифилисъ; имъ бываютъ заражены подъ рядъ цѣлыя деревни. Все это нуждается въ помощи и лечится или само или обращается къ бродягамъ. въ особенности распространено кровопусканіе, къ которому прибѣгаютъ безъ всякой нужды люди всѣхъ возрастовъ; кровь пускаютъ себѣ не только ножиками, гвоздями, но даже вошло въ обыкновеніе пускаться коновальскимъ инструментомъ -- топорикомъ, по которому бьютъ колотушкой: если сразу не попадутъ въ жилу, то говорятъ: "ишь, жила-то крутая", и повторяютъ снова. У нѣкоторыхъ послѣ такихъ кровопусканій разноситъ руку, и они ходятъ и охаютъ по цѣлымъ недѣлямъ. Другимъ, пускающимъ кровь изо лба, коновальскій топоръ, подъ сильнымъ ударомъ, впивается въ черепъ и даже ломается. Несмотря на то, когда является бродяга псевдо-фельдшеръ, къ нему бѣгутъ толпами, прося пустить кровь. Крестьяне хорошо знакомы съ этимъ дѣломъ, и всегда скрашиваютъ:-- "чѣмъ пускать будешь, топорикомъ или пружинкой?" (Топорикъ коновальскій, а пружинка -- шниперъ).

Когда требуются лекарства, то бродяги сами измышляютъ ихъ; даютъ сѣру, пережженую кость и т. п., и собираютъ деньги. "У другого мужика страсть что наставлено", говорилъ бродяга-фельдшеръ, "и какой тутъ дряни нѣтъ!" Самъ этотъ фельдшеръ былъ замѣчательный субъектъ. Фельдшеромъ онъ никогда не былъ, но имѣлъ такую страсть лечить, что самъ былъ увѣренъ въ своемъ знаніи. Въ острогѣ онъ также пускалъ кровь, какъ и на полѣ. Въ острожной больницѣ онъ постоянно ухаживалъ за больными, училъ принимать лекарства, критиковалъ медиковъ и микстуры.-- "Что это за хина", говорилъ онъ, разсматривая порошки, "развѣ такая настоящая хина бываетъ, это -- дрянь! Здѣсь настоящей хины и въ городѣ не найдти!" Онъ вралъ, какъ Хлестаковъ, съ убѣжденіемъ, съ увѣренностью.

На ряду съ лекарями и фельдшерами, въ средѣ бродягъ много и ветеринаровъ, которые также отлично надуваютъ крестьянъ. Въ Сибири, при частыхъ падежахъ скота отъ язвы, крестьяне чувствуютъ особенную надобность въ коновалахъ и леченіи скота. Такъ, недавно около Барнаула, въ одной волости, такъ повыпадалъ скотъ отъ повальной болѣзни, что крестьяне принуждены были ходить пѣшкомъ. Явился бродяга, который зналъ немного леченье; болѣзнь состояла въ появленіи желваковъ и въ опухоли пуздри; онъ удачно произвелъ нѣсколько опытовъ, растирая желваки и выпуская матерію изъ пуздри подрѣзомъ. Мужики начали полить его по волости, какъ благодѣтеля; онъ всюду лечилъ скотъ; его осыпали деньгами, запаивали виномъ; по, мало того, крестьяне стали просить его, чтобы скотъ и впредь не заболѣвалъ. Соблазнъ былъ большой и бродяга согласился. Онъ загонялъ скотъ въ пригонъ, раскладывалъ на четыре стороны огонь, кидалъ туда наговоренный трутъ и селитру, наконецъ, стрѣлялъ на четыре стороны изъ винтовки. Вслѣдъ за нимъ въ эту волость нахлынули цѣлыя стаи бродягъ ветеринаровъ, и все это пустилось надувать крестьянъ, что было силы и хитрости. Такія вещи производятся по всей Сибири, гдѣ бродяги-обманщики играютъ такую же роль, какъ и воры-бродяги, и даже почище высасываютъ крестьянъ.

5) Бродяги-монетчики. Изъ всѣхъ обманщиковъ и воровъ занимаютъ важнѣйшее мѣсто дѣлатели фальшивыхъ денегъ. Дѣланіе фальшивыхъ денегъ принадлежитъ къ самой искусной и прибыльной профессіи бродяжества. Начало ея положили сосланные въ Сибирь монетчики, часто превосходные техники, граверы и рисовальщики. Напримѣръ, въ сороковыхъ годахъ былъ въ Сибири сосланный изъ Слуцка, минской губерніи, монетчикъ Цейзихъ, который не оставлялъ прежней своей профессіи и въ мѣстѣ ссылки, и прославился здѣсь, между прочимъ, превосходными произведеніями изъ глины. Профессія поддѣлки ассигнацій слишкомъ обольстительна и выгодна, и ссыльные монетчики занимаются ею и на новомъ мѣстѣ невольнаго жительства. Они также учатъ другихъ своему искусству. Такимъ путемъ образовалась довольно значительная отрасль этого производства, распространенная преимущественно между бродягами. Званіе монетчика самое аристократическое и самое денежное, а потому каждый бродяга лелѣетъ въ своей душѣ надежду и самому достигнуть этого привиллегированнаго званія. По такъ какъ не всѣ могутъ получить основательное образованіе на этомъ поприщѣ, то многіе ляпаютъ ассигнаціи кое-какъ, а бездна другихъ ограничивается однимъ желаніемъ ляпать. Эта-то манія и развила, кромѣ настоящихъ мастеровъ, шарлатанскую профессію -- только казаться монетчикомъ. Поэтому въ бродяжествѣ образовалось два рода монетчиковъ: честныхъ и нечестныхъ.

Честный монетчикъ есть лицо дѣйствительно умѣющее дѣлать ассигнаціи. Онъ находитъ вездѣ пріютъ; такихъ много какъ въ Россіи, такъ и въ Сибири, гдѣ жажда наживаться развита еще болѣе. Ихъ много гуляетъ по Руси, много живетъ у купцовъ и другихъ лицъ, начиная отъ Петербурга до Одессы и Астрахани, гдѣ поддѣлываютъ деньги по укромнымъ мѣстамъ. Часто приходится слышать, что такой-то нажился фальшивыми деньгами, такой-то отправлялъ фальшивое золото въ Персію и т. д., въ Сибири подобныхъ слуховъ еще болѣе. Сибирь особенно благопріятна для этого производства. При дѣланіи бумажекъ конечно важенъ ихъ сбытъ. Обыкновенно они сбываются крестьянству по разнымъ захолустнымъ деревнямъ, и еще легче инородцамъ. У купцовъ и богатыхъ крестьянъ сбытъ этихъ бумажекъ сопровождается какой нибудь торговой операціей; въ этомъ случаѣ важцую роль играетъ невѣжество и незнаніе человѣка, съ которымъ имѣютъ дѣло. Если легко обмануть ассигнаціей безграмотнаго мужика, то еще легче инородца. Въ прежнее время послѣднихъ обманывали пятаками, натертыми ртутью, нынѣ только болѣе искусной поддѣлкой серебра, золота и бумажекъ. Между сибирскими бурятами и киргизами много фальшивыхъ денегъ, въ особенности кто ведетъ торговыя дѣла. Говорятъ, что киргизы боятся фальшивыхъ денегъ, и если узнаютъ, что у нихъ оказалась такая ассигнація, то немедленно ее жгутъ. Это объясняется страшной боязнью русскаго слѣдствія. Для тѣхъ же, кто сбываетъ имъ фальшивыя деньги, конечно это выгодно, ибо иска на нихъ не возникнетъ.

Въ Сибири страсть къ фальшивымъ деньгамъ развита не только у торговыхъ людей, отличающихся недобросовѣстностью наживы и не гнушающихся никакими средствами для этого, но и у простого крестьянства. Она постоянно разжигается бродягами мастерами, предлагающими ему свои услуги. Крестьяне привыкли къ ихъ посѣщенію и радостно ихъ принимаютъ. Любовь къ дѣланію денегъ между крестьянствомъ вошла даже въ притчу у бродягъ, и про нее можно слышать бездну разсказовъ. Лишь только въ деревнѣ появится бродяга въ красной рубахѣ, плисовыхъ шароварахъ, въ какой нибудь нанковой или ситцевой поддевкѣ и въ смушковой шапкѣ на бекрень, то, по одному костюму, онъ уже будетъ принятъ за монетчика и вызоветъ приглашенія крестьянъ. Стоитъ иногда быть только немужиковатымъ, обладать натертостью и манерами, а такіе субъекты нерѣдкость между бѣглыми ссыльными,-- для того, чтобы быть заподозрѣннымъ въ этой профессіи. Тогда мужики пускаются упрашивать бродягу помочь имъ и надѣлать бумажекъ.-- "Замѣтитъ тебя, что ты человѣкъ ловкій", говорятъ бродяги, "и пойдетъ тебя другой мужикъ угощать; сидитъ съ тобой, а самъ издали и заведетъ разговоръ, да и подъѣзжаетъ понемногу къ тому: не занимаешься ли ты насчетъ блинковъ, (бродяжеское названіе фальшивыхъ денегъ).-- "Ой, паря, я вижу, что ты умѣешь, говоритъ мужикъ.-- "Право нѣтъ".-- "Ужь не отпирайся, паря, будь милостивцемъ; буду благодаренъ тебѣ, што хошъ проси".-- "Говорю же тебѣ, что не умѣю".-- Полно, паря, упрямиться. Не обезсудь! Приставь голову къ плечамъ -- помоги! Сто рублей дамъ -- не пожалѣю; скажи, что нужно купить -- все достану, али вмѣстѣ въ городъ поѣдемъ, купимъ. Ну, парень приставь голову къ плечамъ. Жена, проси!-- Другой что -- въ ноги тебѣ, ей богу!"

Бродяги утверждаютъ, что когда они входятъ въ деревни, то мужики первымъ долгомъ справляются, нѣтъ ли между ними монетчика. Кормя и подавая милостыню бродягамъ, крестьяне просятъ ихъ проходомъ указать тѣмъ монетчикамъ, которые не имѣютъ практики, на ихъ деревню, или упрашиваютъ нарочно привести такихъ. Надо замѣтить, что крестьянство выработало довольно снисходительный взглядъ на эту профессію, и хоть считаетъ ее запрещенной закономъ, но совершенно не понимаетъ, зачѣмъ это запрещаютъ выдѣлку бумажекъ.-- "И чего это запрещаютъ намъ бумажки дѣлать, говорятъ крестьяне, мы бы стали хорошо дѣлать и подати за то исправно вносить начали". При жаждѣ наживы, въ Сибири ремесло фальшиваго монетчика быстро акклиматизировалось, а нѣсколько примѣровъ удачнаго сбыта и обогащенія отдѣльныхъ лицъ еще болѣе развили производство запрещеннаго товара. Если богатые изо всѣхъ силъ добиваются достать фальшивыхъ денегъ, то бѣдные имѣютъ къ тому еще больше поводовъ. Вотъ почему крестьяне считаютъ иногда монетчиковъ помощниками въ ихъ нуждѣ и благодѣтелями, даютъ н.чь постоянный пріютъ и выручаютъ ихъ въ случаѣ бѣды. Такимъ благодѣтелемъ въ глазахъ крестьянина является извѣстный въ тобольской губерніи монетчикъ Кожевниковъ, о которомъ я приведу нѣсколько разсказовъ. Онъ постоянно скрывается по деревнямъ и переходитъ съ мѣста на мѣсто, обезпечивая себя этимъ отъ убійства, къ какому часто прибѣгаютъ крестьяне въ отношеніи монетчиковъ. Кожевниковъ извѣстенъ, какъ искусствомъ хорошо приготовлять бумажки, такъ и покровительствомъ многимъ крестьянамъ, которые дѣйствительно заслуживали помощи по бѣдности. Разсказывается, напримѣръ, такой случай. Въ Барнаулъ ѣхалъ подзаводскій крестьянинъ, крайне обѣднѣвшій вслѣдствіе падежа скота, ѣхалъ онъ курить лошадь на сколоченные 15 рублей. На дорогѣ ему встрѣчается старичокъ и спрашиваетъ сначала о пути, потомъ о его положеніи. Крестьянинъ разсказываетъ о своемъ положеніи.-- "Гмъ", говоритъ старичекъ, "ты, я вижу, бѣдный человѣкъ, я могу помочь тебѣ, на тебѣ на разживу 60 рублей". Мужикъ изумился и началъ спрашивать, кто онъ такой. Старикъ откровенно сообщилъ, что онъ монетчикъ. Обязанный мужикъ просилъ монетчика посѣтить его и они разстались. Дѣйствительно, черезъ нѣсколько дней загадочный старикъ явился къ нему и сдѣлалъ ему еще 50 рублей. Затѣмъ началъ прощаться. Мужикъ разохотился и умолялъ сдѣлать ему еще денегъ, но монетчикъ отвѣчалъ: -- "довольно, братецъ, куда тебѣ много; разживайся съ этихъ". Несмотря ни на какія упрашиванья, старичекъ удалился. Крестьянинъ сопровождалъ его, но не могъ услѣдить, и монетчикъ скрылся на задворкахъ. Это и былъ Кожевниковъ. Въ другой разъ, разсказываютъ, онъ явился на пасху, къ одному бѣдному мужику, у котораго нечѣмъ было разговѣться; онъ сдѣлалъ ему 25 рублей, пропировалъ съ нимъ праздникъ и удалился. Подобными-то поступками и прославился Кожевниковъ, заслуживъ огромную популярность между крестьянами и титулъ чуть ли не отца родного.

Кожевниковъ нѣсколько разъ попадался, судился, ссылался, но -- или во время самаго процесса, или во время пути уже на каторгу -- всегда похищался крестьянами. Разъ, когда онъ былъ взятъ и сидѣлъ въ волостной избѣ подъ арестомъ, крестьяне хотѣли его протащить черезъ трубу, но это не удалось. По дорогѣ, когда везли его, за нимъ ѣхали постоянно двѣ тройки; но его сторожили, и случай спастись не представлялся. Наконецъ онъ изчезъ совершенно неожиданно. Въ то время, когда его вели къ допросу но улицѣ города Каинска, онъ бистро вскочилъ въ проѣзжавшую съ крестьянами телѣгу; лошадей припустили, и онъ исчезъ въ виду конвоя. Съ тѣхъ поръ онъ, съ помощью крестьянъ, убѣгалъ еще нѣсколько разъ. Кожевниковъ доставилъ много случаевъ нажиться крестьянамъ и имѣетъ вездѣ друзей. Онъ отличается особенно искусной выдѣлкой бумажекъ. Всю жизнь свою онъ затратилъ на это производство и теперь еще можетъ работать, но только съ лупой. Содержась но острогамъ, онъ и тамъ продолжалъ свою работу. Въ одномъ изъ остроговъ онъ дѣлалъ деньги даже въ церкви, по стачкѣ съ ключникомъ. Выпускъ бумажекъ въ городъ изъ острога у монетчиковъ вещь обыкновенная. Кожевниковъ такъ хорошо приготовлялъ ассигнаціи, что дѣлалъ даже сторублевыя, на что другіе не рѣшаются. Когда его деньги приносили въ кабакъ къ одному изъ сидѣльцевъ, который зналъ, какого сорта эти деньги, то только спрашивалъ:-- "что это Кожевниковская -- ну, такъ идетъ!" Такого человѣка въ Сибири конечно носятъ на рукахъ. Прославившимся монетчикамъ покровительствуютъ и крестьяне цѣлыми обществами, и сельскія власти, и купцы въ городахъ. Есть монетчики, дѣлающіе бумажныя деньги на цѣлую деревню. Это свидѣтельствуетъ, какъ сильна связь монетчиковъ съ крестьянствомъ, и какъ глубоко вошло это ремесло въ нравы жителей.

Жизнь монетчиковъ но волостямъ у крестьянъ довольно привольна. Монетчикъ играетъ роль наемщика или самаго требовательнаго гостя: всѣ ухаживаютъ за нимъ, все предоставляется къ его услугамъ. У крестьянина ему отводится особенная клѣть, чистая и удобно меблированная; его кормятъ всѣми лакомствами, вдоволь доставляется водки и притомъ хозяинъ даетъ ему любовницу. Берутъ съ него только одно обязательство -- дѣлай бумажки и никуда не выходи. Монетчикъ, какъ сыръ въ маслѣ катается, и многіе живутъ по нѣскольку лѣтъ, обогащая крестьянина или купца. Какъ ни завидна здѣсь жизнь ихъ, но конецъ обыкновенно бываетъ печаленъ; хозяева, обогатившись ихъ талантомъ, и желая съ ними развязаться, а часто опасаясь открытія преступленія, рѣшаются покончить убійствомъ.

Самые искусные монетчики являются изъ слоевъ не невѣжественныхъ; нѣкоторые выходятъ изъ рѣзчиковъ, граверовъ, чиновниковъ, приказчиковъ съ фабрикъ или мастеровъ; всѣ они обладаютъ натертостью и лоскомъ средней руки, обходительны, вѣжливы и щеголеваты, но любятъ покутить, любятъ пожить широко, натуры чувственныя, наклонныя къ разврату всякаго рода, начиная съ картъ, вина и до женщинъ. Растлѣнные до мозга костей, они способны на всякія преступленія. Они хуже обыкновенныхъ бродягъ низшаго сорта, которые находятъ безчестнымъ выдавать тѣхъ, кто оказалъ имъ гостепріимство; по когда попадается монетчикъ, онъ доноситъ и на тѣхъ, у кого жилъ, и вытягиваетъ съ нихъ деньги.

Монетчики въ Сибири пользуются большей популярностью; благодаря ихъ похожденіямъ, рѣдкій изъ нихъ неизвѣстенъ властямъ, рѣдкій не бывалъ по нѣскольку разъ подъ судомъ и слѣдствіемъ, нессылался въ каторжныя работы; но это ничего не значитъ; они скоро снова являются на свободѣ -- деньги вездѣ имъ помогаютъ и отовсюду освобождаютъ.

Извѣстный Кожевниковъ три раза судился и всякій разъ былъ освобождаемъ по дорогѣ. Яковлевъ, солдатъ, сосланный изъ Ярославля, принявъ профессію монетчика, постоянно изчезаетъ изъ остроговъ. Рюкертъ, судимый въ Омскѣ, о которомъ прилагалъ столько стараній одинъ полицейскій, и о которомъ столько было исписано стопъ бумаги, отправленной въ каторгу, отошедши не очень далеко, бѣжалъ съ дороги съ помощью таинственныхъ троекъ. Всѣ монетчики разсчитываютъ уйдти; поэтому судъ для нихъ ничего не значитъ. Народъ смѣтливый, опытный, они не задумываются надъ средствами, за что пріобрѣли особенную репутацію въ острожномъ и крестьянскомъ мірѣ. Гордые и самоувѣренные, они свысока смотрятъ на остальной острожный міръ и въ острогѣ пользуются такимъ же комфортомъ, какъ и на волѣ. Здѣсь они продолжаютъ свою дѣятельность, даже сидя въ секретныхъ каморахъ я подготовляютъ деньги для побѣга. Остроги издавна славятся выпускомъ фальшивыхъ денегъ. Производство бумажекъ и отливка монетъ дѣлается даже на этапахъ. Солдаты караула и служителя иногда бываютъ агентами и мѣняльщиками бумажекъ въ городѣ. При такихъ средствахъ монетчики сильны и всегда могутъ купить себѣ свободу. Арестанты, хотя иногда и трунятъ надъ ними, называя ихъ блинниками, но все-таки имѣютъ о нихъ высокое мнѣніе.

Кромѣ знаменитостей въ дѣлѣ фабрикаціи ассигнацій, есть еще бездна народа, подражающаго имъ; значительная часть бродягъ принадлежитъ къ разряду подражателей, ляпающихъ самыя неуклюжія произведенія, надѣясь, что и такія сойдутъ. По способу сбыванія они называются "на дурака". Безграмотный народъ обманывать легко и въ этомъ одна изъ причинъ свободнаго распространенія, фальшивыхъ денегъ. Бывали случаи, что окрашенная 10 рублевая выдавалась и шла за 25-рублевую. Поддѣлка сходитъ еще легче. Въ бродяжествѣ кропающихъ и малюющихъ мужикамъ бумажки чуть ли не 1 на 10. Они употребляютъ "дамскую бумагу" (такъ называютъ они почтовую); выводятъ сперва карандашемъ, а потомъ тушью или просто чернилами; красятъ "синкой" {Индиго.}, и каждый считаетъ нужнымъ запастись увеличительнымъ стекломъ, "микроскопомъ". Можно себѣ представить, сколько сбывается мужикамъ такой дряни. Цѣна такихъ денегъ очень дешевая; одинъ монетчикъ вывезъ изъ Москвы 14,000 руб. и продавалъ пяти рублевыя бумажки только по 40 коп.

Дѣланіе фальшиваго серебра также распространено, благодаря легкости фабрикаціи монеты. Сидитъ въ секретной на цѣпи арестантъ и жуетъ бумагу; сдѣлавъ тѣсто, онъ выдавливаетъ слѣпокъ съ двугривеннаго и льетъ туда олово; или другой искусникъ между двухкопѣечниками положитъ червертакъ, набьетъ на нихъ кольца да и лупитъ но нимъ цѣлые дни, покуда не выдавится форма. Въ острогахъ прячутъ вето оловянную посуду. Выливаютъ монеты въ ночь иногда на пять рублей. Издѣліе это продается по 2 коп. штука.

Кромѣ обыкновенныхъ монетчиковъ бродяжество выработало еще такъ называемыхъ нечестныхъ монетчиковъ, которые себя выдаютъ за умѣющихъ. Выгоду они извлекаютъ только обманами. Они тщательно добиваются достигнуть репутаціи маэстро денегъ и, не стѣсняясь, хвастаются своимъ умѣньемъ въ деревняхъ и острогахъ. Я видѣлъ, какъ одинъ обворовавшійся парень, попавшись съ дряннымъ оловяннымъ четвертакомъ, рѣшился при слѣдствіи объявить себя монетчикомъ, хотя совершенно не умѣлъ дѣлать деньги. Ему просто хотѣлось похвастать почетнымъ званіемъ. Настоящій монетчикъ въ такихъ случаяхъ, напротивъ, всегда скрываетъ свое искусство. Нечестный монетчикъ является въ деревню и выдается товарищами за мастера; сначала для этого употребляются конечно намеки,-- но потомъ какъ бы проговариваются, что и побуждаетъ крестьянъ пригласить доку заняться художествомъ. Ложный монетчикъ начинаетъ доказывать свое знаніе, фокусами. Онъ заставляетъ плавать иголку и т. п. Когда въ его знаніе повѣрятъ, заключается договоръ. Подобному докѣ отводится особая комната, поятъ его водкой, угощаютъ, и хозяинъ дожидается работы. Бродяга располагается; онъ растираетъ на блюдечкѣ синку, а то кирпичъ, глину и т. п. Затѣмъ онъ кладетъ на столъ имѣющуюся новенькую пятирублевую (какую всегда монетчикъ такого рода долженъ имѣть какъ образчикъ и оригиналъ), на нее прикрѣпляетъ тонкую бумагу и начинаетъ обводить карандашемъ. Часто монетчикъ требуетъ у мужика какой нибудь матеріалъ, изъявляетъ досаду на неимѣніе его, и затѣмъ об'ѣщаетъ употребить свой. Мастеръ продолжаетъ пачкотню. Мужикъ входитъ на ципочкахъ, чтобы не помѣшать, и къ удовольствію своему видитъ, что на бумажкѣ выходятъ подходящія фигуры. Наконецъ, мастеръ ловко скрываетъ рисованную бумажку, и оставляетъ только настоящую, успѣвъ смочить ее. Мужикъ снова является посмотрѣть на процесса, и видитъ, что все уже готово.-- "Вотъ еще просушимъ", говоритъ мастеръ. Когда ассигнація высушена, онъ мнетъ, третъ ее, чтобы казалась ходячею и затѣмъ просятъ хозяина идти мѣнять. Крестьянинъ сначала труситъ, но монетчикъ поощряетъ его. Наконецъ, хозяинъ идетъ въ кабакъ и, къ удивленію своему, находитъ, что сколько сидѣлецъ ни смотрѣлъ, призналъ ее настоящею.-- "Ладная ли бумажка-то", спрашиваетъ онъ уже посмѣлѣе.-- "Носи такихъ больше", весело говоритъ сидѣлецъ, отпуская четверть вина. Мужикъ торжествуетъ и начинается съ монетчикомъ пьянство и гулянка на славу. Мужикъ уже порядочно прокутился; надо поправляться и онъ снова напоминаетъ монетчику о предпріятіи. Тотъ проэктируетъ ему фабрикацію въ широкихъ размѣрахъ и проситъ купить матеріалу. Привозитъ мужикъ закупки, но они оказываются не такого качества, какія нужны. Наконецъ, монетчикъ требуетъ, чтобы его самого свезли въ городъ для закупки, ѣдутъ; quasi-монетчикъ беретъ на матеріалъ 50--100 и болѣе рублей, уходитъ въ городъ и изчезаетъ. Фабрикація кончена. Мужикъ подождетъ и увидитъ, что остался въ дуракахъ.

Обманы большею частію бываютъ самаго грубаго свойства, но случаются и довольно хитрые; бродяги такого рода имѣютъ свою практику и изобрѣтательность для новыхъ способовъ. Въ одномъ изъ остроговъ сидѣлъ бродяга Строгоновъ, который все изобрѣталъ машинку.-- "Да какая это машинка?" спрашиваютъ его.-- "А машинку нужно изобрѣсти похитрѣе", говорилъ онъ, "тутъ войдетъ часовая пружинка, нужно, чтобъ она заводилась, а потомъ оборвалась".-- "Для чего?" -- "Это я послѣ буду мужикамъ подряжаться деньги дѣлать, покажу и объясню, какъ дѣлать ихъ; когда мужикъ примется самъ вертѣть, она и сломается -- тогда плати. Сколько запрошу, столько и дадутъ".-- "Да много ли же она будетъ стоить?" -- "А это, смотря по состоянію, съ кого 25 рублей, съ кого 50, 100 и 200 рублей и больше можно взять".

Въ большинствѣ случаевъ обманы удаются, они въ особенности раззорительны для крестьянъ небогатыхъ и нехитрыхъ, но желающихъ нажиться. Обманщики вытягиваютъ съ нихъ все. Я слышалъ про мужиковъ, которые подъ вліяніемъ такого обольщенія совсѣмъ раззорялись; у нихъ выманивали всѣ накопленныя деньжонки, наконецъ тѣ рѣшались продавать скотъ, имущество и оставались кругомъ обманутыми. Поэтому озлобленіе противъ нечестныхъ монетчиковъ очень сильно у крестьянъ. Надувшій старается поскорѣе скрыться, чтобы не быть наказаннымъ или просто убитымъ. Несмотря на то, профессія монетчиковъ-надувалъ одна изъ распространеинѣйшихъ. Обиліе монетчиковъ, повидимому, даетъ право предполагать, что о фальшивыя деньги распространены въ деревняхъ въ большомъ количествѣ. Но обыкновенно ихъ встрѣчается здѣсь немного. Мужики не сейчасъ выпускаютъ надѣланныя деньги, и долго держатъ ихъ кучей, часто кучей же и перепродаютъ; иногда они проходятъ много рукъ и сбываются купцами и торговцами въ разныхъ удобныхъ и безопасныхъ мѣстахъ. Множество этихъ денегъ при малѣйшей опасности сжигается крестьянами, много лежитъ просто, какъ капиталы на случай, много выбрасывается, вслѣдствіе убѣжденія, что монетчики сдѣлали ихъ не очень искусно. Отъ всего этого въ выигрышѣ только одни монетчики. Крестьяне же часто дорого платятся за желаніе легко нажиться; многіе изъ нихъ раззоряются въ конецъ при слѣдствіяхъ, многіе гибнутъ и на каторгѣ.

6) Бродяги-разбойники. Между бродягами есть сортъ людей самыхъ ожесточенныхъ и самыхъ страшныхъ для общества -- это бродяги-разбойники. Люди, сосланные за важныя и жестокія преступленія, являются на каторгу уже крайне озлобленными и въ безнадежности на всякую помощь и участіе. Каторга окончательно ожесточаетъ и огрубляетъ ихъ, убивая въ нихъ всякое чувство. Грубое обращеніе, жестокія наказанія, непомѣрный трудъ, голодная жизнь, отсутствіе всякаго участія и состраданія къ каторжному, все способствуетъ зарожденію въ немъ злобы, черствости и скрытой ненависти. Наказанный за преступленіе плетьми, сосланный на каторгу, онъ старается въ свою очередь избавиться отъ нея; побѣги кончаются тюрьмой и новымъ наказаніемъ плетьми; кромѣ того, за разныя провинности на каторгѣ его опять сѣкутъ плетьми и т. д.

Итакъ, представьте себѣ такія личности, которыя когда-то получили по 6, 12,000 сквозь строй, или нынѣшняго каторжника Калину, который, какъ мы говорили въ одной изъ глазъ, перенесъ около 250 плетей,-- побывавшихъ нѣсколько разъ въ каторгѣ и бѣжавшихъ оттуда; неужели всѣ эти наказанія не заставятъ огрубѣть я не сдѣлаютъ безчувственнымъ къ страданіямъ и жизни другихъ? И вотъ яро этого Калину говорятъ, что онъ уже убилъ 18 душъ во время бродяжества. Бѣжавши изъ-подъ пули, преслѣдуемый, угрожаемый новыми бѣдствіями, онъ рѣшается на все; осужденный навѣчно, онъ лишенъ надежды. Единственный выходъ его -- бродяжество. Въ него онъ вступаетъ уже закаленнымъ, наказаннымъ нѣсколько разъ, десятки разъ битый крестьянами; враждебный всему, онъ способенъ какъ нельзя болѣе на преступленія и, подъ вліяніемъ преслѣдованія, становится звѣремъ. По видимому, подъ вліяніемъ того, что онъ перенесъ, онъ долженъ бы билъ сломиться, по его сильная натура, которая и завела его на каторгу, не допускаетъ его опуститься и быть задавленнымъ. Онъ кидается, правда, въ самое безнадежное отчаяніе, не находя нигдѣ спасенія; но это же отчаяніе вызываетъ его въ бѣга и здѣсь заставляетъ вести войну одного противъ всѣхъ, съ жестокостью и безуміемъ отчаянія. Такіе люди, убѣгая съ каторги, дѣлаются страшными въ бродяжествѣ. Ихъ, разумѣется, не очень много.

Большая часть такихъ бродягъ убѣгаетъ съ нерчинскихъ рудниковъ, гдѣ работаютъ наиболѣе закаленные уголовные преступники; по пріискамъ, гдѣ они разсѣяны; ихъ называютъ Каринцами. Каринцевъ, по опасности и ихъ рѣшительности, страшатся даже свои бродяги. Оыи рисуютъ ихъ безпощадными, какъ къ обществу, такъ и къ личностямъ своей среды. "Не дай Богъ встрѣтится съ каринцемъ", говорятъ скромные бродяги,-- "своего брата бродягу обираютъ да бьютъ; ну, и никому ужь не уступятъ, отчаянные! на все готовы -- только ножемъ и берутъ. Гордецы страшнѣющіе, себя считаютъ выше всѣхъ, любятъ распоряжаться всѣми; придешь въ балаганъ, онъ тебѣ велитъ и пищи наварить, и дровъ ему натаскай, а онъ лежитъ да грѣется, потому "я, говоритъ, каринецъ". Когда съ ними встрѣтишься, они всегда норовятъ обидѣть бродягу; ну, и мы, какъ поймаемъ въ чемъ, достается же и ихнему брату".

Бродяги говорятъ, что у такихъ закаленныхъ каторжныхъ и убійцъ нѣтъ вѣры въ Бога, что они богохульствуютъ, у цихъ нѣтъ и никакихъ нравственныхъ убѣжденій. Не признавая закона и обязательствъ относительно остального общества, они не соблюдаютъ интересовъ и корпораціи бродягъ, не стѣсняются относиться враждебно и къ своимъ компаньонамъ по бродяжеству, оттого ихъ не любятъ и опасаются остальные бродяги. "Каринецъ идетъ въ дорогѣ, а все несетъ ножъ въ рукавѣ", говорятъ о немъ. Въ острогахъ они владычествуютъ и, иногда и здѣсь, берутъ силою и угрозами ножа. На пути ограбить своего или убить мужа, любовника, чтобы захватить женщину,-- у нихъ дѣло обыкновенное. Преступленіе его не безпокоитъ, и онъ хладнокровенъ ко всему страшному и преступному. Такихъ людей, впрочемъ, остальные бродяги также преслѣдуютъ и наказываютъ своимъ судомъ за преступленія противъ своихъ. Въ свою очередь тѣ смѣются надъ обыкновенными бродягами, пренебрегаютъ ими и гордятся, что сами живутъ не подаяніемъ, а собственными средствами.

Однако, какъ ни испорчены эти люди, нельзя сказать, чтобы ихъ новыя преступленія дѣлались безъ всякаго повода и ради самаго преступленія. Напротивъ, если они въ гражданскомъ обществѣ дѣлались преступниками и противниками общественныхъ условій по стѣсненности положенія, то бродяжество, со всѣми его лишеніями, гоненіями и бѣдствіями, еще болѣе подвигаетъ ихъ къ этому. Если обыкновенные скромные люди въ бѣгахъ дѣлаются по нуждѣ ворами и обманщиками, то преступнику болѣе смѣлые и болѣе рѣшительные, само собою пускаются на болѣе рѣшительныя и жестокія преступленія. Разница только въ томъ, что они легче склоняются къ преступленіямъ, они менѣе останавливаются передъ ними; средства ихъ грубѣе и жестче, и нравственныхъ препятствій въ нихъ нѣтъ. Въ самомъ дѣлѣ, положеніе каторжнаго, вырвавшагося изъ-подъ строжайшаго заключенія въ рудникѣ, съ опасностью жизни, безъ одежды и безъ хлѣба, блуждающаго по нѣскольку дней по тайгѣ, бываетъ отчаянно; при первой возможности онъ кидается конечно на преступленіе, которое ему не рѣдкость. Я разскажу о представителѣ этого типа, каторжномъ Василіѣ Тарбаганѣ, извѣстномъ своею закаленностью и преступленіями. Бѣжавши съ завода, онъ шелъ по тайгѣ голодный и оборванный. На немъ была только рубаха и штаны, и тѣ изорванные; онъ былъ босикомъ, ноги изранены, лицо страшно раздуло отъ комара и овода. Въ этомъ видѣ, съ дубиною въ рукѣ онъ походилъ, какъ самъ онъ выражался, на дьявола. Вышедши, на дорогу, онъ началъ выжидать прохожихъ, чтобы ограбить или убить кого нибудь. Голодъ, боль, усталость мучили его, а въ сердцѣ кипѣла злоба и отчаяніе. На дорогѣ показались три женщины и дѣвочка -- новоселки; онъ страшно перепугалъ ихъ своимъ разнесеннымъ лицемъ и ограбилъ, снявъ съ нихъ отчасти даже платья. Затѣмъ онъ встрѣтилъ "нытовщика" изъ новоселовъ, попросилъ его подвезти себя и всадилъ ему ножъ въ бокъ, взявши у него 60 рублей. Онъ убивалъ даже бродягъ, за что ему чуть было жестоко не отмстили, но его спасъ одинъ изъ товарищей, уговорившій остальныхъ. Въ случаѣ нападенія на нп$ъ, такіе люди бьются на смерть. Тарбаганъ былъ взятъ такимъ образомъ: за какую-то кражу въ деревнѣ, онъ съ двумя товарищами по бродяжеству, былъ настигнутъ крестьянами. Тарбаганъ рѣшился защищаться и вытащилъ ножъ. Мужики кинулись и убили дрючками двухъ товарищей Тарбагана. Тарбагана же, какъ виновника кражи и давшаго поводъ къ бою, надо было взять." Но онъ ударилъ одного мужика ножемъ и кинулся въ кустъ; второй мужикъ хотѣлъ ударить Тарбагана палкой, но попалъ по кусту и, ловкимъ ударомъ ножа, билъ убитъ на повалъ; третій былъ раненъ. Наконецъ Тарбагана ваяли и представили въ острогъ. Онъ былъ наказанъ 90 плетьми, и когда, послѣ наказанія, пріятели пришли повидаться съ нимъ, онъ имъ сказалъ: "Что братцы, наша жизнь такая, все равно умирать подъ кустомъ или подъ ножомъ сибирскаго мужика". Однако онъ скоро поправился и опять пошелъ въ каторгу.

Бродяжеская жизнь бѣгло-каторжнаго полна превратностей и преслѣдованія. Онъ не стѣсняется въ грабежѣ, но и съ нимъ поступаютъ тоже безцеремонно; за то онъ проникнутъ постояннымъ желаніемъ насолить то той, то этой деревнѣ, и при поимкѣ дешево не отдаваться. Я намѣренъ разсказать еще объ одной личности, подобной Тарбагану, которую представляетъ одинъ разбойникъ и монетчикъ, недавно разгуливавшій по тобольской и томской губерніямъ. Я*, прошедшій 2000 сквозь строй и сосланный изъ Россіи за убійство, обладалъ особою хитростью и искусствомъ дѣлать побѣги. Лишь только онъ явился въ Сибирь, какъ бѣжалъ, нашелъ себѣ пріютъ въ тобольской губерніи въ одной деревнѣ и занялся дѣланіемъ ассигнацій; съ тѣмъ вмѣстѣ онъ не стѣснялся и другими преступленіями. Я*, преслѣдуемый въ своихъ странствованіяхъ крестьянами, не разъ имѣлъ бои и даже дѣлалъ убійства; при поимкахъ онъ уходилъ съ помощью ножа. Однажды крестьяне хотѣли его, какъ онъ разсказываетъ, убить; но онъ выхватилъ имѣвшійся при немъ пистолетъ и, ранивъ одного, бѣжалъ; въ другой разъ, препровождаемый крестьянами въ острогъ, ночью онъ перепугалъ ихъ кускомъ стекла въ видѣ ножа и скрылся. Въ третій разъ онъ тоже наткнулся на крестьянъ, которые хотѣли взять его, но онъ началъ отъ нихъ отбиваться; его били прикладами винтовокъ: онъ конечно дрался ожесточенно; крестьяне, проломивъ ему голову, бросили его на дорогѣ, только проѣзжающій крестьянинъ поднялъ его, и привезъ въ волость полумертваго; здѣсь онъ вылежалъ двѣ недѣли и привезенъ былъ въ острогъ. Я*, человѣкъ лѣтъ подъ 30, съ высокимъ лбомъ, съ холоднымъ и наблюдательнымъ взглядомъ; на лбу у него шрамъ, на лицѣ нѣсколько крупныхъ рубцовъ и волоса повыдерганы. Личность, понесшая такія крушенія, конечно не можетъ быть миролюбивою. Но онъ сохраняетъ вполнѣ энергію, и всѣ бродяги были увѣрены, что онъ бѣжитъ изъ секретной. Онъ уже нѣсколько разъ бѣгалъ самыми искуснѣйшими и остроумнѣйшими способами. При всей своей закоренѣлости, какъ у Я*, такъ и у Тарбагана, являлись человѣческія чувства. Тарбаганъ не убилъ встрѣтившихся женщинъ потому, что они были новоселки и его соотечественницы изъ воронежской губерніи, они знали его отца и мать. Онъ вспомнилъ родину, и это мягкое чувство заставило его пожалѣть землячекъ; изъ отобранныхъ денегъ онъ далъ имъ по 3 рубля. Я* способенъ къ любви и постоянно убѣгаетъ къ любовницѣ, живущей въ какой-то деревнѣ, гдѣ его постоянно ловятъ.

Тѣмъ не менѣе энергичная, раздраженная и испорченная личность имѣетъ много поводовъ къ преступленіямъ въ бродяжествѣ. Вражда къ крестьянству, грабежи, вынуждаемые бѣдственнымъ положеніемъ въ дорогѣ, постоянные случаи вражды между своими же бродягами, ссоры изъ-за женщинъ, изъ-за добычи, изъ-за денегъ, наконецъ, защита себя во время преслѣдованія -- вотъ тысячи поводовъ къ новымъ преступленіямъ. Не одинъ Тарбаганъ и Я* защищаются ножами, какой-то бродяга Карпушка, по разсказамъ, на облавѣ ранилъ Iß человѣкъ мужиковъ и ушелъ. Я видѣлъ нѣсколькихъ, каторжныхъ, которые, уходя каждый разъ съ заводовъ, въ бродяжествѣ постоянно отличались убійствами. Про одного Калину говорили, что онъ убилъ 19 человѣкъ, другой, шведъ изъ Финляндіи, убилъ 15, наконецъ славящійся и нынѣ недавно пойманный каторжный Капустинъ, разбойничавшій въ Восточной Сибири, убилъ 18 человѣкъ. Встрѣчаются убивавшіе по 40 душъ.

Типъ убійцъ-бродягъ существуетъ, впрочемъ, только у самыхъ загрубѣлыхъ каторжныхъ, отъ которыхъ сторонится остальное, болѣе скромное бродяжество; всѣ они порицаютъ убійства. Но у нихъ есть любимый типъ, и типъ этотъ все-таки типъ разбойника. Это герой бродяжества Свѣтловъ, человѣкъ необыкновенно сильный и занимавшійся съ шайкой грабежемъ. Бродяжество очистило его память отъ всякихъ убійствъ. Мы приведемъ разсказъ о немъ, какъ объ Ильѣ Муромцѣ бродяжества, и такъ какъ онъ передается самими бродягами. Свѣтловъ былъ сосланный; кончивъ срокъ на заводахъ, онъ вышелъ на поселеніе и хотѣлъ начать работать, и въ Енисейской губерніи въ сухобузинской волости онъ пристроился къ какому-то крестьянину въ работники. Въ первый день пришлось ему накладывать мѣшки съ мукой для перевозки въ амбаръ. Когда наложенъ былъ громадный возъ, хозяинъ послалъ его за самой сильнѣйшей лошадью и прибавилъ, что плохая не довезетъ такого воза.-- "Да зачѣмъ лошадь? неужели мы вдвоемъ не довеземъ"? возражаетъ Свѣтловъ.-- "Куда -- тутъ надо самую сильную лошадь, чтобы сдвинуть съ мѣста такой возище!" Но Свѣтловъ взялся одинъ за оглобли; сначала лопнули тяжи; Свѣтловъ прикрѣпляетъ возжи и везетъ возъ. Хозяинъ только ахнулъ, но промолчалъ. Такъ работали они день. Вечеромъ, когда сѣли ужинать, хозяинъ спросилъ Свѣтлова, сколько слѣдуетъ ему за работу, и началъ его разсчитывать. Свѣтловъ удивился и захотѣлъ узнать причину отказа.-- "Видишь ли, братецъ", отвѣтилъ крестьянинъ "ты работникъ хорошій, да мнѣ не подходящій; я человѣкъ горячій, люблю поругать, а иногда и ударить работника; ну, а съ тобой ладить плохо -- ты убьешь меня, какъ муху." Свѣтловъ пошелъ искать другого мѣста, но его нигдѣ не принимали; всѣ были того же мнѣнія, какъ и прежній хозяинъ. Что было дѣлать. Долго раздумывалъ Свѣтловъ и, наконецъ, пустился бродяжить и, вмѣстѣ съ тѣмъ, сдѣлался разбойникомъ, подобравъ себѣ шайку. Здѣсь онъ примѣнялъ къ дѣлу свою силу, останавливая за колесо тройку на скаку. Онъ много грабилъ и перенесъ свою дѣятельность въ томскую губернію; жилъ же онъ на р. Каргатѣ въ каинскомъ округѣ. Изъ ограбленнаго онъ мало оставлялъ себѣ, а отдавалъ своимъ сотоварищамъ, или одѣвалъ проходящихъ бродягъ, которые любили его за это и звали отцомъ. Во время грабежей онъ никого не билъ; только разъ случилось ему убить двухъ торговцевъ, ѣхали они съ товаромъ, и ночь захватила ихъ въ полѣ; замѣтивъ въ полѣ избушку, они вошли въ нее и встрѣтили тамъ мужика, лежавшаго на лавкѣ, у котораго и попросили позволенія тутъ ночевать. Мужикъ дозволилъ.-- "Мы боимся, батюшка, разбойника Свѣтлова, онъ, говорятъ, здѣсь бьетъ-грабитъ," замѣтили торговцы.-- "А вы видали Свѣтлова?" спросилъ мужикъ.-- "Нѣтъ." -- "Такъ откуда же вы знаете, что онъ людей бьетъ?-- "Сказывали." -- "Я Свѣтловъ," сказалъ тогда, выпрямившись, мужикъ, "смотрите! Я бы васъ не тронулъ, а такъ какъ вы сказали, что Свѣтловъ людей бьетъ, то я васъ и убью". Затѣмъ онъ взялъ ихъ за шиворотъ и ударилъ головами. Оба торговца упали мертвыми. Это было единственное его убійство, и онъ потомъ каялся, что вспылилъ. Вообще онъ говорилъ бродягамъ: "грабить грабьте, но душъ не губите; лучше самому умереть, чѣмъ душу человѣка брать на себя." Какъ всѣ люди сильные, онъ не нуждался въ убійствѣ. Свѣтловъ видно былъ все-таки человѣкъ довольно симпатичный, пѣсня, приписываемая ему, полна чувства и грусти. Онъ дожилъ до старости, но конецъ его былъ печаленъ. У Свѣтлова былъ другъ, бродяга Ломоносиковъ, съ которымъ онъ постоянно дѣлился. Этого-то Ломоносцкова подкупили разсерженные разбоями Свѣтлова крестьяне за 25 рублей убить Свѣтлова. Когда Свѣтловъ напился пьянь и спалъ подъ деревомъ, Ломоносиковъ привязалъ его къ дереву веревками и ударилъ обухомъ но головѣ. Свѣтловъ вскочилъ, вырвалъ дерево съ корня, оборвалъ веревки, но сейчасъ же снова упалъ.-- "Это ты, варваръ!" воскликнулъ онъ и испустилъ духъ. Долго бродяги искали и караулили по дорогамъ Ломоносикова. "Отца нашего убилъ", говорили они съ горестью.

Таковъ идеализириванный бродягами разбойникъ, но не таковы они въ дѣйствительности. Крестьяне подкупаютъ убить Свѣтлова -- значитъ онъ много досадилъ имъ. Всѣ эти Качаловы, Гаркины, Смолкины, Гандюлины, Капустины и подобные имъ не отличались кротостью; они извѣстны рядомъ убійствъ, сопряженныхъ иногда съ безчеловѣчіемъ. Грабежи и убійства, свершаемыя по дорогамъ, выпытываніе денегъ горящими вѣниками, растопленной смолой, гвоздями, пытки женщинъ коломъ и т. п. страшныя средства показываютъ, какъ сортъ этихъ людей, такъ и тѣ послѣдствія, какими сопровождается ихъ бродяжество.

IX.

Постоянно наводняющія Сибирь бродяжескія партіи такъ громадны, что ни крестьянству, ни земской полиціи, при помощи первыхъ, невозможно сдержать эти арміи. Земская полиція въ этомъ случаѣ не можетъ дѣйствовать только съ помощью крестьянства: у крестьянства ловля бродягъ отняла бы все рабочее время, завлекла бы въ безчисленные и безконечные судебные процессы, наконецъ вызвала бы опасную для крестьянъ месть бродягъ. Такимъ образомъ, сибирскія крестьянскія общества установили обычное право, на основаніи котораго проходъ бродягъ по деревнямъ свободенъ, обезпечена имъ милостыня, а иногда есть и возможность труда. Поэтому, только важныя уголовныя преступленія бродягъ вызываютъ крестьянскія облавы. Вотъ какъ, напримѣръ, разсказывалъ бродяга о своемъ проходѣ черезъ деревню тобольской губерніи, гдѣ было получено предписаніе начальства забирать бродягъ. Бродяги пошли побираться по деревнѣ и наткнулись на крестьянскую сходку, гдѣ крестьяне разсуждали о новомъ приказаніи. Когда они подошли, то мужики объявили имъ, что ихъ приказано забирать. Бродяги опустили головы. Но одинъ изъ стариковъ вступился за нихъ. "Ступайте, ступайте!" сказалъ онъ, мы забирать васъ не будемъ; у насъ и въ старину не забирали васъ и мы не станемъ начинать; идите, собирайте милостыню, только теперь ночевать вамъ здѣсь нельзя -- опасно, да и насъ влопаете. Идите съ Богомъ"! Тѣмъ и кончилось дѣло. Часто крестьяне предупреждаютъ бродягъ.-- Смотри, говорятъ, такая-то волость забирать начала!-- Мотри въ такую-то не ходите, братцы, тамъ голова худой.-- Ежели да намъ васъ брать, такъ и работать некогда будетъ," говорятъ обыкновенно крестьяне бродягамъ.

Отношенія крестьянства къ бродяжеству тогда только измѣняются, когда послѣдними дѣлаются наглыя нарушенія его спокойствія и возмутительныя преступленія. Тогда волость, гдѣ это случилось, объявляетъ войну бродягамъ и забираетъ ихъ безъ разбору. Война однако понемногу утихаетъ, и крестьянство по минованіи чрезвычайныхъ обстоятельствъ, возстановляетъ обычное право прохода, и сельскія власти начинаютъ смотрѣть сквозь пальцы. Что терпимость бродягъ въ Сибири крестьянствомъ есть необходимость, вынуждаемая мѣстными условіями, и что бродяги скорѣе завоевали себѣ это право, чѣмъ его октроировали имъ крестьяне,-- это свидѣтельствуетъ поведеніе новоселовъ въ Сибири. Новоселы, переселясь изъ Россіи, сначала принесли свои воззрѣнія на бѣглыхъ и пустились ловить и представлять ихъ. Но деревни ихъ стали выгорать и сибиряки предупредили ихъ, что если они будутъ продолжать преслѣдованіе и находиться во враждѣ съ бродягами, то никогда не отстроятся. Нынѣ новоселы, относительно обхожденія съ бродягами, заимствовали обычай у крестьянъ сибиряковъ и перестали ловить ихъ. Но хотя сибирскій крестьянинъ относится съ терпимостью къ бродягѣ, однакоже состоитъ съ нимъ въ двусмысленныхъ я даже враждебныхъ отношеніяхъ. Пропуская и принимая бродягу, когда онъ идетъ скромно и приниженно, питаясь милостыней,-- сибирякъ-крестьянинъ дѣлается совершенно другимъ, при малѣйшемъ нарушеніи бродягами его интересовъ. Часто малѣйшее преступленіе бродяги, самое ничтожное воровство и плутовство, дѣлаетъ крестьянина жестокимъ и безпощаднымъ въ карѣ. Въ этомъ случаѣ сибирскій крестьянинъ кажется менѣе гуманнымъ, чѣмъ россійскій, который не расправляется самъ съ бродягой, не истязуетъ, не избиваетъ его, а спокойно беретъ каждаго и представляетъ начальству. Завидя бродягу въ томъ видѣ, въ какомъ онъ безпрепятственно бродитъ но Сдбири, крестьянинъ, даже пермскій, по разсказамъ бродягъ поднимаетъ талтъ.-- Бѣглечъ, бѣглечъ: бери его! кричитъ онъ. Женщины и дѣти, встрѣтивъ въ нолѣ бродягу, пораженныя паникой, бѣгутъ отъ него съ крикомъ: "каторжный! Сибирскій!)) Хотя россійскіе крестьяне, какъ мы видимъ, не такъ терпимы къ бродягамъ, какъ сибирскіе, но бродяги менѣе ихъ ненавидятъ, чѣмъ этихъ послѣднихъ. "Россійскій мужикъ тебѣ денегъ дастъ, только отойди отъ него", говоритъ бродяга; "сибирякъ не то, онъ норовитъ тебя же обобрать. "Эко, скажетъ, парень, у тебя бродки-то добрыя, давай мѣняться, на тебѣ похуже". Сибирякъ тебя накормятъ, только ужъ у него ничего не смѣй тронуть. Топоръ, теперь, украдь, онъ не спуститъ -- въ такой азартъ взойдетъ -- "эй, сѣдлай кобылу, бери винтовку! Сучка, сучка! фер! фю! гдѣ ты, благословленная!" заторопится, запутается.

Сейчасъ въ погоню, и отъ него не уйдешь; 200 верстъ будетъ гнаться, а ужь нагонитъ. Онъ выслѣдитъ, всѣ тропинки по лѣсу объѣдетъ, гдѣ ты прошелъ. Замѣтитъ; сукъ, шишка лежатъ не такъ, какъ вчера, ужь онъ видитъ. Теперь ему довольно только разъ взглянуть на человѣка -- упомнитъ, въ чемъ онъ проходилъ, каковъ собой, какія примѣты и черезъ мѣсяцъ узнаетъ. Пронзительный этотъ сибирякъ! Какъ нагонитъ, сейчасъ кричитъ: "стой, варнаки! становись, всѣ подъ одну пулю!" Разбойники! страсть бьютъ нашего брата. Убить ему ничего за всякую малость, а другіе такъ и ни за что, только бы обобрать у кого деньги, а то и одежонкой бродяжеской не побрезгаютъ. "Бѣлка вѣдь стоитъ 5 копѣекъ, говоритъ онъ, а съ горбача все на полтину возьмешь! "Теперь безъ винтовки его въ дорогѣ никогда не встрѣтишь! Скачетъ, это сущій азіатъ! Сибирякъ и нужду исполняетъ съ винтовкой".

Дѣйствительно, въ разсказахъ бродягъ сибирскій мужикъ является всегда болѣе грознымъ врагомъ ихъ, несмотря на свою терпимость, воинственнымъ мстителемъ, верхомъ и съ винтовкой въ рукѣ, съ зоркимъ глазомъ таежника, отъ котораго не уйдешь, не скроешься, который по травѣ выслѣдитъ, собакой натравитъ; онъ представляется всегда неминуемо настигающимъ бродягу, безпощаднымъ въ своемъ гнѣвѣ и страшнымъ, какъ призракъ смерти. Что же за причина, что сибирскій крестьянинъ, мирный землепашецъ, становится такимъ воинственнымъ преслѣдователемъ и часто жестокому и безпощаднымъ злодѣемъ относительно личности угнетеной и приниженной?

Мы видимъ, что бродяжество въ Сибири стоитъ совершенно въ другихъ условіяхъ, чѣмъ въ Россіи. Въ Россіи бродяга идетъ скромно и тихо, только ночью; если онъ безпаспортенъ и подозрителенъ, среди большого населенія, бдительнаго и непривычнаго покровительствовать ему,-- боясь быть пойманнымъ, онъ ведетъ себя скромно и не дѣлаетъ преступленій, а потому является личностью безвредною. Важно также, что личность бродяги въ Россіи другого сорта, онъ не ссыльный, не острожный житель и не преступникъ, а только безпаспортный человѣкъ, притомъ число бродяжащихъ тамъ все-таки незначительно. Въ Сибири другое дѣло. Крестьянинъ, поставленный внѣ возможности ловить столько народу и, предоставивъ имъ, по необходимости, свободный проходъ, столкнулся со всѣми результатами, которые должна была повлечь эта система laisser faire, laisser passer, т. e. со всѣмъ зломъ, какое содержитъ въ себѣ бродяжество ссыльныхъ. Предоставивъ свободный проходъ этимъ людямъ, сибирское крестьянство столкнулось съ стихійной массой, которая постоянно разрушаетъ его благосостояніе, расхищаетъ его бѣдный скорбъ раззоряетъ его хозяйство. Если города Сибири, ограждаемые болѣе бдительной полиціей, все-таки терпятъ отъ ссыльныхъ и бродяжащихъ, то деревнямъ, осаждаемымъ постоянно бродящими ссыльными, пришлось выносить еще болѣе. Отъ бродяжества терпѣло больше всего сельское населеніе, и никому оно не пришлось такъ солоно, какъ мужику. Сибирское бродяжество въ общемъ своемъ явленіи далеко не мирнаго характера, хотя на видъ и смиренничаетъ. Понятно, что люди бродячіе вынуждены, большею частію, питаться попрошайничествомъ, воровствомъ и обманами. Сведемъ въ общее всѣ бродяжескія профессіи, и мы увидимъ, какъ бродяжество тяжело ложится на крестьянство. Дѣланіе фальшивыхъ ассигнацій, которое ведетъ крестьянъ въ острогъ и раззоряетъ, обманы этимъ путемъ, знахарство, колдовства, шарлатанства и надувательства всякаго рода, воровство, безъ котораго не можетъ прожить ни одинъ бродяга, наконецъ, нищенство нѣсколькихъ тысячъ человѣкъ,-- все это дѣйствуетъ, конечно, раззорительно, и не можетъ не быть чувствительнымъ. Съ бродяжествомъ ца крестьянство обрушились и тучи преступленій, совершаемыхъ во время прохода бѣглыхъ. Воровство такъ постоянно и такъ громадно, что вліяетъ на благосостояніе крестьянъ, часто лишающихся чрезъ уводъ бродягами послѣдней скотины, даже возможности дальнѣйшаго существованія. Сверхъ того бродяги часто умыкаютъ женщинъ, женъ и дочерей крестьянскихъ съ пашень и изъ лѣсу; производятъ на дорогахъ нападенія и насилія надъ ними; сельскія дороги вообще не безопасны. Старики, женщины-богомолки, дѣти и всѣ беззащитные постоянно подвергаются нападеніямъ и ограбленію бродягами. Убійства и грабежи въ округахъ, посѣщаемыхъ бродяжествомъ, нерѣдки; объ этомъ часто печатаются извѣстія и въ мѣстныхъ губернскихъ вѣдомостяхъ. Много находятъ и неизвѣстно кѣмъ убитыхъ мертвыхъ тѣлъ. Одинъ наблюдатель насчиталъ въ одной иркутской губерніи, въ одинъ годъ, 55 такихъ найденныхъ тѣлъ {Эти наблюденія сдѣланы г. Шелгуновымъ, и описаны въ статьяхъ его: "Сибирь по большой дорогѣ" и "Гражданскіе элементы Иркутскаго края"; тамъ же, приведены публикаціи о преступленіяхъ бѣгло-каторжныхъ и бродячихъ ссыльныхъ въ иркутской губерніи.}. При розыскѣ такихъ преступленій въ уѣздахъ и округахъ крестьянству иногда приходится силой брать бродяжащихъ преступниковъ, и оно же несетъ жертвы въ этихъ бояхъ. Послѣ этого понятенъ тотъ враждебный взглядъ, который укореняется у крестьянина на бродягъ, то раздраженіе постоянными обманами и пройдошескими наживами бродяжества и то злобное преслѣдованіе, съ какимъ накидывается крестьянинъ на всякаго, вредящаго ему бродягу, и тѣ жестокіе уроки, которыми онъ отплачиваетъ ему.

-- "Милый человѣкъ, вѣдь вы у насъ пакостите; есть всякіе и у васъ", говоритъ крестьянинъ бродягѣ, упрекающему его въ жестокости крестьянскихъ преслѣдованій. "Вотъ намедни взяли вашихъ въ волости, мнѣ вышелъ нарядъ везти бродягъ; показались они смирными, я и отправилъ своего мальчишку съ ними, а они дорогой-то давай давить его: насилу парнишка-то лѣсками утекъ отъ нихъ. Какъ сказали объ этомъ намъ, такъ у насъ ноги у всѣхъ подкосились. Бродяги бѣжали, а насъ теперь въ острогъ посадили. За что же?... за вашихъ все; вотъ оно дѣло-то какое! Тутъ тоже намедни бродягъ наши провожали въ городъ, тѣ я попросись съ телѣги сойдти; взяли дреколья, да чуть убивства не сдѣлали. Мужики-то провожавшіе бѣжать отъ нихъ. Да ужь послѣ изъ деревни ихъ нагнали, ну, повѣсили за ноги на березу, подержали маненько, да и повезли опять".

Въ виду всего этого сибирское крестьянство создало самосудъ, а такимъ образомъ образовался "законъ Линча" на нашей почвѣ. Тамъ, гдѣ общество не могло еще устроиться и организовать правильный судъ и полицію, а между тѣмъ преступныя нарушенія общественной безопасности очень явны и возмутительны, тамъ оно естественно прибѣгаетъ къ быстрымъ и рѣшительнымъ средствамъ, чтобы сколько нибудь обуздать зло. Примѣненіе быстраго и суроваго суда народомъ извѣстно въ Американскихъ Штатахъ: недавно онъ примѣнялся тамъ на всемъ "дальнемъ западѣ" и въ Калифорніи; тамъ народъ не рѣдко вѣшалъ пойманнаго преступника. Въ Сибири такая расправа должна была проявиться еще жестче.

Крестьянинъ не щадитъ въ своей расправѣ бродягу за преступленіе, особенно за воровство; за самой незначительной украденной вещью крестьянинъ часто гонится безъ устали десятки верстъ, иногда погони совершаются даже гуртомъ. Всѣхъ бродягъ на пути обыскиваютъ, и виновнаго жестоко избиваютъ до полусмерти. Обыкновенно такого бродягу бьютъ дрючками, дубинами въ руку толщиной и иногда въ сажень длины; иногда бьютъ но пяткамъ, по китайски "подковываютъ"; я видалъ битыхъ такимъ образомъ; у одного такого послѣ постоянно съ ногъ слѣзала кожа. Ежели за воромъ гонится одинъ хозяинъ, и это въ большинствѣ случаевъ, то расправа коротка и пуля неминуема. Расправа за преступленія въ деревняхъ дѣлается на виду и цѣлымъ обществомъ; даже старухи и ребята принимаютъ участіе. Смертные приговоры также не рѣдкость, Часто крестьяне расправляются съ бродягами, живущими въ ихъ деревняхъ, и разстроившими ихъ семейныя узы. Въ иркутской губерніи въ одной деревнѣ работникъ-бродяга имѣлъ любовныя сношенія съ женой крестьянина; мужъ апеллировалъ къ обществу; бродягу начали вытѣснять изъ деревни, по онъ не шелъ, несмотря даже на увѣщанія и просьбы товарища, который ушелъ одинъ; черезъ годъ ушедшій бродяга пришелъ навѣстить товарища, но уже не нашелъ его -- онъ былъ убитъ. Объ убійствѣ бродяги кѣмъ нибудь изъ крестьянъ хотя и знаетъ вся деревня, но молчитъ и не выдаетъ. Потому крестьяне, не стѣсняясь, стрѣляютъ и даже цѣлымъ обществомъ разстрѣливаютъ бродягу, давшаго имъ къ этому поводъ своимъ поведеніемъ.

Если къ экстреннымъ мѣрамъ прибѣгало начальство и создавало въ Сибири военные суды для обузданія ссыльныхъ и устрашенія ихъ, въ виду особенно развитыхъ преступленій въ Сибири, то нечего удивляться, что крестьянство въ виду страшнаго вреда, наносимаго имъ, обратилось къ тѣмъ же мѣрамъ.

Ими оно не достигло цѣли, но хоть сколько нибудь дисциплинировало распущенную и осаждающую его массу. Оно все-таки предписало бродяжеству свои законы и заставило выполнять ихъ; оно принудило его, подъ страхомъ наказаній и лишенія милостыни, не ходить толпами по деревнямъ; заставило не раззорять крестьянскихъ построекъ и балагановъ на поляхъ; наконецъ, предписало ходить безъ оружія и дозволило имѣть ножъ длиною не болѣе двухъ вершковъ, и то съ отломленнымъ, острымъ концомъ. Это правило такъ утвердилось, что бродяги приписываютъ его предписанію оффиціальнаго закона.

Крестьянство управляло и управляетъ бродягами терроромъ, и только этимъ вынудило исполнять свои требованія.

Терроръ поддерживается систематически. Иногда, не находя виновнаго, гоненія крестьянъ обрушиваются на всѣхъ."Вы всѣ одной шайки", говорятъ имъ. Вьютъ ихъ за воровство, бьютъ по случайности, но подозрѣнію. Одинъ изъ странниковъ разсказывалъ мнѣ, какъ его въ одной деревнѣ взлупили ни за что, ни про что. Ихъ шло двое; одинъ остался въ полѣ, а другой пошелъ въ деревню къ знакомому крестьянину просить о работѣ. Крестьянинъ велѣлъ имъ идти на мельницу и тамъ обождать до завтра. Бродяги направились туда; но подойдя къ озеру, за которымъ лежала мельница, они увидѣли бѣгущаго отъ нихъ въ испугѣ парня и ревущаго благимъ матомъ. Пришедши къ мельницѣ, они было расположились отдохнуть около нее, только вдругъ увидали скачущій къ нимъ отрядъ мужиковъ верхами и съ винтовками за плечами. Крестьяне съ неистовствомъ накинулись на бродягъ и требовали, чтобъ тѣ отдали имъ свои ножи. Какъ бродяги не клялись, что у нихъ ножей не было, но имъ не вѣрили. На нихъ было обвиненіе, что они подкрадывались къ мельницѣ съ ножами и перепугали караульнаго парня, который и далъ знать объ этомъ въ деревню. Парню все это почудилось. Но крестьяне все-таки напустились на бродягъ и жестоко ихъ поколотили. Бродяги только молили не убивать ихъ. Искалеченные и ободранные, они дотащились кое-какъ до другой деревни, и тутъ только нашли участіе; здѣсь узнавши, что ихъ поколотили безвинно, имъ дали азямы и рубахи. Въ другой разъ тѣ же бродяги наткнулись на пашенную избушку, въ которой никого не было и все было въ безпорядкѣ -- кадушки опрокинуты, мука и крупа валялись разсыпанными но полу; они однако расположились здѣсь. Черезъ нѣсколько времени вернулся хозяинъ съ семьею, ѣздившій на сосѣднюю пашню, и осмотрѣнъ балаганъ, нашелъ его обкраденнымъ; оставленные азямы, топоры, провизія все было унесено. Узнавши, что присутствующіе -- бродяги, онъ накинулся на нихъ, несмотря на увѣренія, что они только-что вошли. Имъ не повѣрили, и, задержавъ ихъ, дожидались только вечера, чтобы учинить расправу. Къ счастью, расправѣ этой помѣшали пріѣхавшіе на работу солдаты, и бродяги спаслись. Даже иногда реметекъ, отвязанный отъ сохи, и найденный у вора-бродяги вызываетъ наказаніе. Наказанія и привычка расправляться съ бродягами смертью послѣднихъ, создали въ Сибири радикальное истребленіе бродягъ и, наконецъ, породили безчеловѣчный промыселъ этими убійствами. Это родъ охоты за бродягами и обираніе убитыхъ. Ей дала поводъ, конечно, ничѣмъ негарантированная жизнь бродягъ и безотвѣтственность за нихъ. Отъ этихъ промысловъ, которыми занимаются нѣкоторые сибирскіе крестьяне, и получила названіе уже приведенная выше, извѣстная пословица: "бѣлка стоитъ 5 копѣекъ, а съ горбуна все на полтину возьмешь", а также анекдотъ о томъ, что крестьянскій мальчикъ проситъ отца убить бродягу изъ винтовки, чтобы посмотрѣть "какъ горбунъ будетъ на горбѣ вертѣться". Озлобленіе бродягъ за этотъ промыселъ, конечно, справедливо и естественно. Въ Сибири есть мѣстности, прославившіяся избіеніемъ бродягъ. Около Фингуля есть колки (рѣдкій лѣсъ), про которыя говорятъ бродяги: "здѣсь нѣтъ столько лѣсу, сколько нашего брата положено въ сырую землю". Про рѣчку Карасукъ въ томской губерніи говорятъ: "Карасукъ ужь провонялъ, такъ его завалили нашими бродягами". Есть и крестьянскія имена, сохранившіяся въ памяти бродягъ, съ которыми сопряжено понятіе о звѣрскихъ по. ступкахъ съ ними. Такъ извѣстенъ Битковъ, жившій и промышлявшій на Ангарѣ, Романовъ въ Фингулѣ, Заворота въ енисейской губерніи, какой-то Волковъ, и многіе другіе. Много ходитъ разсказовъ объ этихъ промыслахъ; бьютъ бродягъ по дорогамъ и по рѣкамъ. Романовъ, напримѣръ, выѣзжалъ за деревню и ложился въ колки поджидать бродягъ и стрѣлять проходящихъ по дорогѣ. Битковъ стрѣлялъ съ берега, въ плывшихъ по рѣкѣ. Также промышляли два брата на Бирюсѣ. Говорятъ, что бывали крестьяне, убивавшіе въ свою жизнь по 60, 90 и болѣе человѣкъ бродягъ. Бродяги, съ своей стороны, старались мстить такимъ крестьянамъ-убійцамъ и только выжидали случая. Плодомъ этой мести осталось много разсказовъ, напримѣръ, о двухъ братьяхъ на Бирюсѣ. Разъ плыли двое бродягъ; изъ кустовъ раздались два выстрѣла; оба бродяги упали въ воду, но одинъ былъ только раненъ и незамѣтно выплылъ. Сидя на берегу онъ дождался и предупредилъ плотъ съ 15-ю человѣками бродягъ объ опасности и о случившемся. Тогда всѣ вмѣстѣ отправились мстить за убитыхъ и, поймавъ братьевъ-крестьянъ въ избушкѣ на берегу, изрубили ихъ въ куски и бросили въ воду. Съ той и съ другой стороны ожесточеніе и месть были сильныя. такимъ крестьянамъ подрѣзывали жилы, убивали въ мученіяхъ и т. п. Борьба была упорная и жестокая.

Начало этой ожесточенной и упорной борьбы коренится въ далекомъ прошломъ, когда каторжное бродяжество было сильно и дерзко въ Сибири, когда сью ходило шайками по деревнямъ, подобно князю Баратаеву съ каторжными, и давало крестьянству генеральныя сраженія. Объ этой борьбѣ и теперь еще сохранились преданія. Такъ, одинъ старый бродяга разсказывалъ, что еще въ 1838 году, въ иркутской губерніи 60 человѣкъ бродягъ окружили одну крестьянскую заимку, перевязали крестьянъ, обобрали имущество и винтовки, и ушли. Связанные крестьяне развязали другъ друга зубами, пустились въ деревню, подняли своихъ односельцовъ и отправились преслѣдовать бродягъ. Ихъ нагнали въ лѣсу, и завязалась сильная перестрѣлка; наконецъ крестьяне начали загонять бродягъ въ болото, гдѣ погибли тѣ, кто не былъ убитъ. Много и другихъ преданій существуетъ о столкновеніи такихъ шаекъ. Побѣда въ концѣ концовъ все-таки оставалась за крестьянами и развила въ нихъ ту смѣлость и самонадѣянность, съ какою они относятся къ бродягамъ донынѣ. Изъ оборонительнаго положенія крестьяне перешли въ наступательное, и скоро пустились тайкомъ истреблять бродягъ по всей Сибири. Били и бьютъ бродягъ не только инородцы, какъ забайкальскіе буряты, по и все сибирское крестьянство отъ Якутска до Урала. Это была не случайность, не индивидуальная жестокость, но довольно единодушная и согласная оппозиція ссыльному бродяжеству всего гражданскаго осѣдлаго крестьянства. Какъ ни сильно было развито истребленіе бродягъ, но уничтожить ихъ само собою крестьянство было не въ состояніи: наводненіе ссылкой было слишкомъ велико, и постоянно возобновлялось. Все, что смогло и умѣло сдѣлать крестьянство,-- это сколько нибудь усмирить дерзкія проявленія бродяжества, разбить его силы и заставить его опуститься до обыкновенныхъ нищихъ и мелкихъ воронъ, которые страшатся крестьянина, какъ своего властелина и страшнаго судью. Истребленіе бродяжества и жестокій промыселъ на бродягъ, конечно, ныньче уменьшился; нѣкоторыя мѣста Сибири уже слишкомъ заселены и гражданственны для этого, напримѣръ тобольская губернія; буряты иркутской губерніи уже не бьютъ бродягъ, какъ прежде, крестьяне не такъ явно дѣйствуютъ и въ другихъ мѣстахъ. Но бродяжество не уменьшилось въ Сибири; оно также велико и въ томъ же положеніи. Преступленія бродягъ хотя измельчали, но также часты, а потому борьба съ бродяжествомъ еще не кончена. Она перешла только въ глухія и таинственныя тайги, гдѣ выполняются по прежнему роковые приговори за преступленія, но какъ ни скрывалась бы теперь эта борьба темнотой лѣсовъ, но мы видимъ въ ней все-таки рѣзко рисующіяся двѣ фигуры, имѣющія свое историческое значеніе. Одна -- это представитель штрафной колонизаціи, бѣгущей отъ ссылки; другая -- это крестьянинъ, представитель гражданственности, съ винтовкой въ рукѣ стоящій около своей паскотины, и защищающій свой домъ, имущество, семью и все свое благосостояніе.

Къ такимъ столкновеніямъ послужило соединеніе двухъ противоположныхъ элементовъ Сибири. Въ широкомъ значеніи на истребленіе бродягъ посмотрѣлъ уже одинъ изъ писателей, безпристрастно наблюдавшій Сибирь. Мы говоримъ о г. Д. Завалишинѣ. Видя въ упомянутомъ явленіи оппозицію ссылкѣ и результатамъ ея, онъ приходитъ къ заключенію, что, можетъ быть, только это истребленіе бродягъ не дало развиться до чудовищныхъ размѣровъ тому элу и преступленіямъ, какія могли покрыть Сибирь при громадномъ числѣ бродячаго штрафного населенія. Мы сказали, что крестьянство силилось такими средствами если не истребить, то дисциплинировать ссыльныхъ. Чувствами этихъ представителей гражданственности и должно измѣряться вліяніе ссылки. При усиливающемся развитіи края и создавшейся въ немъ гражданской жизни, необходимо взглянуть на нее съ точки зрѣнія безопасности и интересовъ мѣстнаго населенія. Какъ дѣйствовала ссылка съ этой стороны,-- мы говорить здѣсь не станемъ; для этого необходимо болѣе полное изслѣдованіе по исторія ссылки; мы же только коснулись этого вліянія въ наиболѣе замѣтномъ его проявленіи -- ссыльно-каторжномъ бродяжествѣ.

Семилужинскій.

"Дѣло", NoNo 10--12, 1868

Оставить комментарий Ядринцев Николай Михайлович (yes@lib.ru) Год: 1868 Обновлено: 12/01/2018. 292k. Статистика. Статья: История, Публицистика Критика и публицистика	Скачать FB2 Ваша оценка:

Ядринцев Николай Михайлович Бродячее население Сибири

БРОДЯЧЕЕ НАСЕЛЕНІЕ СИБИРИ.

І.

III.

IV.

V.

VI.

VII.

VIII.

IX.

Ядринцев Николай Михайлович
Бродячее население Сибири