Яблоновский Александр Александрович
Родные картинки

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Славянская неделя.- Политические именины октябристов.- Полицейские собаки.- Тифлисские "людокрады".- Харьковский анекдот.

   

Родныя картинки.

Славянская недѣля.-- Политическія именины октябристовъ.-- Полицейскія собаки.-- Тифлисскіе "людокрады".-- Харьковскій анекдотъ.

   Братья-славяне совершенно овладѣли вниманіемъ петербуржцевъ. Гаг зетныя статьи, лекціи, банкеты, депутація, здравицы и снова статьи, статьи -- безъ конца. Дѣло дошло до того, что даже редакторъ "Правительственнаго Вѣстника", г-нъ Башмаковъ -- и тотъ предъявилъ почтеннѣйшей публикѣ свои черногорскія воспоминанія.
   Къ сожалѣнію, однако, воспоминанія г-на Башмакова до нѣкоторой степени напоминаютъ мемуары щедринскаго героя Глупчича-Ядрилича (по крайней мѣрѣ по своему неподражаемому стилю).
   Вотъ, напримѣръ, какъ описываетъ г-нъ Башмаковъ свою встрѣчу съ Николаемъ черногорскимъ:
   "Я отвѣсилъ ему низкій поклонъ и затѣмъ вскочилъ быстрымъ движеніемъ къ протянутой рукѣ. "Отъ, было время,-- сказалъ Никола,-- когда и я такъ прыгалъ!" -- и добавилъ,-- "пойдемъ ко мнѣ въ кабинетъ, наверхъ!" Мы надолго углубились въ карты, оживленно разговорились"...
   Я не помню, "прыгалъ"-ли, подобно г-ну Башмакову, и щедринскій герой Глупчичъ-Ядриличъ. Но если прыгалъ, то навѣрное онъ описалъ бы свои прыжки съ такой же яркостью, какъ и редакторъ "Правительственнаго Вѣстника".
   Правда, Глупчичъ-Ядриличъ, быть можетъ, нашелъ бы какой-нибудь мной способъ для выраженія своихъ славянскихъ симпатій, но это уже вопросъ факта, и я, съ своей стороны, отнюдь не имѣю въ виду укорять почтеннѣйшаго г-на Башмакова за нѣкоторую бѣдность его черногорскихъ воспоминаній.
   Всякій дѣлаетъ, что можетъ!
   Притомъ же психологія правительственнаго редактора въ данномъ случаѣ совершенно ясна: человѣкъ видитъ, что всѣ газеты, такъ сказать, переполнены любовью къ славянамъ и спѣшитъ, съ своей стороны, предъявить черногорское воспоминаніе:
   -- Я прыгалъ!..
   Конечно, со стороны князя Николы это очень мило, что онъ подалъ г-ну Башмакову руку. Настолько мило, что великодушный поступокъ его можно сравнить развѣ съ поведеніемъ того тароватаго русскаго барина, который всегда протягивалъ руку своимъ бурмистрамъ, говора:
   -- Чтожъ, цѣлуй, я не брезгливъ.
   Но и за всѣмъ тѣмъ, позволительно думать, что съ точки зрѣнія славянскаго единенія разсказъ г-на Башмакова едва-ли можетъ имѣть практическую цѣнность.
   Впрочемъ, мнѣ ^кажется, что и вообще-то нынѣшніе газетные реверансы въ сторону балканскихъ славянъ до нѣкоторой степени напоминаютъ прыжки, г-на Башмакова: одни прыгаютъ, другіе присѣдаютъ, третьи охрипли отъ воинственныхъ криковъ. Но въ конечномъ итогѣ, и прыжки, и реверансы равносильны знаменитой прокламаціи г-на ЧерепъСпиридовича, который отъ своего имени обѣщалъ славянамъ 200 тысячъ русскихъ штыковъ!
   Взять, напримѣръ, хотя бы А. А. Столыпина. Правда, г. Столыпинъ не обѣщаетъ, подобно Черепъ-Спиридовичу, штыковъ, но оружіемъ и онъ не прочь побряцать и даже очень не прочь.
   "Австрійцы,-- говорить онъ,-- "и сейчасъ превосходно понимаютъ, что разсчеты ихъ во многомъ не оправдались, что они строили въ безвѣтріе, но навлекли на себя нежданную бурю, что они считались съ парализованной Россіей, но сами разрядили то электричество, которое вернетъ Россіи ея могучій голосъ, оживитъ ея занѣмѣвшіе мускулы".
   Какъ видите, въ этомъ отрывкѣ еще нѣтъ ни штыковъ, ни пушекъ, но зато имѣется "нежданная буря", "мускулы" и даже "электричество", которое такъ неосторожно разрядили на свою голову гг. австрійцы.
   Спрашивается, однако, какое же впечатлѣніе могутъ производитъ подобныя рѣчи на обиженныхъ сербовъ и вообще на все угнетенное славянство?
   Я думаю, что впечатлѣніе можетъ быть только одно, а именно, что А. А. Столыпинъ не встрѣчаетъ съ своей стороны препятствій для примѣненія русскихъ мускуловъ къ австрійской шеѣ и что онъ, такъ сказать, ручается за русскій народъ и за его физическое содѣйствіе.
   Конечно, со стороны г-на Столыпина это очень похвально, что онъ съ такимъ радушіемъ встрѣчаетъ нашихъ сербскихъ гостей и съ такой готовностью выдаетъ векселя отъ имени русскаго народа.
   Но думается, что и гостепріимство должно же имѣть свои разумныя границы, иначе вѣдь г. Столыпинъ попадетъ въ положеніе того старичкадворецкаго, который, обходя барскихъ гостей, вѣжливо наклонялся и спрашивалъ:
   -- На первое что позволите приказать: ухи, или супу-съ?
   Когда же гость говорилъ -- ухи, то дворецкій еще вѣжливѣе склонялся къ нему и еще почтительнѣе говорилъ:
   -- Ухи нѣту-съ...
   Я думаю, что примѣръ этого старичка-дворецкаго, во всякомъ случаѣ не заслуживаете подражанія: сербы, какъ и вообще славяне, должны твердо помнить;, что "ухи" мы имъ предложить не можемъ, что эту "уху" мы до-чиста расплескали въ минувшую войну, и что нынѣшнее отчаянное положеніе сербскаго народа является прямымъ результатомъ нашей военной неподготовленности и вашей манчжурской эпопеи. Не будь Мукдена и Цусимы, Австрія.не ухватила бы за горло сербовъ, и баронъ Эренталь не схватилъ бы, за носъ нашу дипломатію.
   Такимъ образомъ, "ухи" у насъ нѣтъ и предложить ея мы не можемъ.
   Но что касается "супа", приготовленнаго изъ платоническихъ сочувствій и подогрѣтидо газетныхъ статей, то въ этомъ отношеніи мы могли бы совсѣмъ не стѣсняться, если бы не такъ называемыя "независимыя обстоятельства", на которыя, кстати сказать, указываетъ и самъ же г. Столыпинъ.
   Выражая свое крайнее неудовольствіе по поводу того, что на лекціи Погодина администрація не допустила никакихъ рѣчей, г. Столыпинъ, между прочимъ, говорить:
   "Нарушеніе нашихъ кровныхъ гражданскихъ правъ,-- будетъ-ли оно въ угоду Австріи, возникнетъ-ли оно изъ страха предъ Германіей, не можетъ не отозваться страстнымъ, оскорбительнымъ волненіемъ въ возмущенной душѣ Россіи. Что это такое? Закрытъ не какой-нибудь уличный митингъ, не сборище черни, а собраніе зрѣлыхъ политическихъ людей" въ числѣ которыхъ были славянскіе гости, былъ предсѣдатель Гос. Думы, были почетные и заслуженные дѣятели славянства. Что было страшно? Зажигательныя рѣчи?
   "Вынужденное молчаніе во сто разъ страшнѣе и въ безконечное количество разъ краснорѣчивѣе".
   Признаюсь откровенно: хотя я цѣликомъ раздѣляю бурное негодованіе г-на Столыпина,.но читая эти страстныя строки, я все-таки не могъ подавить невольную улыбку.
   -- Вотъ она, подлинная-то жизнь,-- думалось мнѣ.-- Человѣкъ приглашаетъ обѣдать, предлагаетъ ухи, а на повѣрку выходитъ, что у него и супу-то настоящаго нѣтъ, и что далѣе участливаго "брандахлыста" гостепріимство его вообще не распространяется.
   Впрочемъ, для А. А. Столыпина этотъ маленькій пассажъ можетъ принести даже нѣкоторую пользу; и онъ, и его colleg'а по "Новому Времени" такъ много говорили о красотѣ военнаго положенія и такъ убѣдительно доказывали, что чрезвычайная охрана стѣснительна только для "черни", но отнюдь не для благомыслящихъ людей, что^маленькій урокъ въ этомъ родѣ можетъ послужить лишь залогомъ будущаго: отрезвленія.
   Свою долю пользы можетъ принести этотъ урокъ я графу Бобринскому, котораго въ думскихъ кругахъ справедливо называютъ "человѣкомъ неожиданнаго образа мыслей и внезапнаго поведенія".
   Какъ человѣкъ "внезапный" по преимуществу,;гр, Бобринскій сдѣлался славянофиломъ еще въ прошломъ году, когда онъ побывалъ на пражскомъ съѣздѣ и купилъ себѣ "сокольскіе" панталоны и весь вообще "сокольскій" костюмъ. Съ панталонъ у него и началось... Онъ предпринялъ цѣлое путешествіе по славянскимъ землямъ Австріи, выступалъ на митингахъ, писалъ огнедышащія статьи, призывая славянъ къ единенію и, по пріѣздѣ въ Россію, почувствовалъ въ себѣ, такой запасъ славянскихъ симпатій, что едва могъ добѣжать до Тенишевскаго училища, гдѣ проф. Погодинъ собирался читать свою лекцію о Босніи и Герцеговинѣ. Но здѣсь гр. Бобринскаго ждалъ первый ударъ: приставъ запретилъ выражать славянскія симпатіи, и на слѣдующій день въ думскихъ кулуарахъ пылалъ цѣлый пожаръ негодованія.
   -- "Чрезвычайная охрана!..-- кричалъ гр. Добринскій.-- Ею можно пользоваться въ борьбѣ со смутой, въ худшемъ случаѣ ее можно примѣнять къ извозчикамъ и проституткамъ, но не для. подавленія русскаго національнаго чувства!.."
   Эти крамольныя слова гр. Бобринскій произносилъ утромъ, а вечерокъ того же дня онъ на собственной особѣ испыталъ дѣйствіе той самой чрезвычайной охраны, которую допускалъ для извозчиковъ и проститутокъ. Обуреваемый славянскими симпатіями, графъ побѣжалъ на вокзалъ, чтобы принять участіе въ почетной встрѣчѣ сербскаго королевича Георгія, но оказалось, что полиція не допустила никакихъ встрѣчъ. Возмущенный и оскорбленный, графъ Бобринскій слѣдующимъ образомъ излагалъ затѣмъ свое негодованіе: "Жандармы не разрѣшили даже сербамъ и депутатамъ остаться на вокзалѣ, а вытѣснили ихъ на площадь.
   -- "Нѣсколько разъ насъ передвигали. Но мы терпѣли съ истинно славянской терпимостью. Затѣмъ вытѣснили въ проходъ вокзала. И, наконецъ, на площадь, въ слякоть.
   Зачѣмъ, за что и для кого все это дѣлалось -- не знаю".
   Этотъ второй "пассажъ", случившійся на петербургскомъ вокзалѣ, могъ бы многому научить почтеннаго гр. Бобринскаго, еслибы только ему не мѣшали "сокольскіе" панталоны. Но такъ какъ панталоны обязываютъ, то графъ, повидимому, даже не сдѣлалъ попытки разобраться въ этомъ прекрасномъ урокѣ. А слѣдовало бы, потому что самъ по себѣ урокъ очень цѣнный. Вѣдь когда графъ ѣздилъ по Австріи и агитировалъ противъ австрійскаго правительства, онъ нигдѣ и ни въ чемъ не встрѣтилъ препятствій со стороны мѣстной власти. Онъ говорилъ рѣчи, писалъ статьи и всѣ усилія свои направлялъ во вредъ австрійскому правительству. И тѣмъ не менѣе, австрійскія власти ограничились только тѣмъ, что приставили къ нему весьма вѣжливаго и совершенно благовоспитаннаго шпіона, который, не въ примѣръ его русскимъ colleg'anb, даже и понятія не имѣлъ о томъ, что значитъ "заѣзжать".
   Ну, а въ Россіи?
   Здѣсь, въ Россіи, гр. Бобринскій выступалъ, конечно, не въ качествѣ агитатора-чужеземца, а выступалъ какъ законодатель, какъ "достойнѣйшій, довѣріемъ народа облеченный", и выступалъ притомъ же отнюдь не съ антиправительственной пропагандой, а лишь съ монархическими симпатіями по адресу члена королевской фамиліи, наслѣднаго принца Георгія. И тѣмъ не менѣе, "насъ не пустили на вокзалъ", "насъ оттѣснили въ проходъ, а потомъ вытѣснили на площадь, въ слякоть". Однако, и стоя въ слякоти, русскій "законодатель" все-таки сохранилъ настолько присутствіе духа, что угрожалъ австрійцамъ русскимъ національнымъ самосознаніемъ. Выгнанный собственными жандармами съ вокзала, онъ не переставалъ громить австрійскихъ жандармовъ, угнетающихъ несчастное славянство. Представьте же себѣ, какъ должны были хохотать въ Вѣнѣ, глядя на грозную фигуру нашего законодателя.
   И замѣтьте: въ то самое время, когда жандармы выпроваживали гр. Бобринскаго съ вокзала и когда чрезвычайная охрана, "пригодная для извозчиковъ и проститутокъ", примѣнялась къ "достойнѣйшему и довѣріемъ народа облеченному" -- почти вся петербургская пресса, не. переставая, забавляла публику и не переставая грозила австрійцамъ русскимъ народнымъ негодованіемъ. На что ужъ М. М. Федоровъ изъ "Слова", но и тотъ заговорилъ объ опасности, угрожающей австрійцамъ, и, вмѣстѣ съ гр. Бобринскимъ и А. А. Столыпинымъ, любезно предложилъ сербамъ все той же русской "ухи", которой у него, конечно, не было.
   "Русское общество,-- говоритъ Федоровъ,-- жаждетъ мира; онъ намъ нуженъ, чтобы устроить свои внутреннія дѣла и обновиться. Но съ національнымъ чувствомъ играть опасно, даже въ самыя тяжкія минуты исторической жизни народовъ".
   Я не думаю, чтобы въ "Словѣ" оказалось больше "ухи", чѣмъ въ "Новомъ Времени". Вѣрнѣе, впрочемъ, будетъ предположить, что г. Федоровъ просто-на-просто уподобился тому еврею, который все суетился и все бѣгалъ по своему мѣстечку, хотя и не имѣлъ никакихъ опредѣленныхъ занятій.
   -- Что это вы все бѣгаете?-- спросили еврея.
   -- Да видите-ли, если я буду бѣгать, такъ люди могутъ подумать, что я тоже торгую и тоже купецъ!..

-----

   Когда шли выборы еще во вторую государственную думу и газеты съ паѳосомъ говорили, что русскій народъ поднимаетъ теперь свой вѣчевой колоколъ, и что скоро этотъ колоколъ зазвучитъ по всей странѣ,-- многіе, а въ томъ числѣ и вашъ покорнѣйшій слуга, настоятельно предостерегали избирателей, чтобы въ поднятіи колокола отнюдь не участвовали снохачи т. е. представители партіи октябристовъ... Вы, конечно, знаете это старинное деревенское повѣрье: когда на колокольню поднимаютъ новый колоколъ, всѣ снохачи должны сидѣть дома, потому что малѣйшее участіе снохача въ этой работѣ непремѣнно кончится тѣмъ, что колоколъ оборвется и уйдетъ въ землю. Поэтому-то деревенскіе дьячки такъ волнуются и суетятся, когда мужики всей деревней берутся за веревку, чтобы тащить свой "звонъ": а вдругъ въ толпу затешется снохачъ и погубитъ все дѣло. Иногда дьячки даже снимаютъ шапки и всенародно просятъ:
   -- Господа снохачи! сдѣлайте милость, отойдите къ сторонкѣ: дѣло тутъ Божье и вамъ не годится!..
   Точь-въ-точь съ такою же просьбой обращались на выборахъ и къ гг. октябристамъ.
   Но если во вторую думу они не прошли, то въ третью, благодаря покровительству новыхъ законовъ, они полѣзли цѣлой ордой, такъ что большинство всегда оставалось за "снохачами"... И вотъ, сбылось народное повѣрье: вѣчевой колоколъ оборвался и ушелъ въ землю... За цѣлый годъ напряженной думской работы гг. октябристы успѣли дать истерзанной странѣ только 80 съ чѣмъ-то новыхъ отдѣленій сыскной полиціи и ничего больше!
   Но и за всѣмъ тѣмъ, проживая по чужому паспорту и выдавая себя за сторонниковъ свободы, провозглашенной манифестомъ 17 октября, гг. "снохачи" не потеряли привычки драпироваться въ тогу народныхъ трибуновъ. Нужды нѣтъ, что на этомъ "трибунѣ" правительство перевозитъ всѣ свои тяжести и что, вмѣсто "veto", нынѣшній "трибунъ* говоритъ "радъ стараться"...
   Недавно, напримѣръ, гг. петербургскіе "снохачи" праздновали свои политическія именины, т. е. день 17 октября, и надо было видѣть, какія благородныя позы, какія возвышенныя слова раздавались на этомъ празднествѣ! Братья Гракхи никогда не любили свой народъ такъ, какъ любятъ октябристы. Брутъ и Кассій никогда не обладали такимъ благородствомъ, какое украшаетъ Гучкова и Милютина. Словомъ, это были народные трибуны это были "послѣдніе римляне," -- но совсѣмъ, совсѣмъ не "снохачи"... Дѣло дошло до того, что за неимѣніемъ благодарностей со стороны растроганнаго народа, гг. октябристы благодарили себя сами и сами же сложили въ свою честь слѣдующій спеціальный гимнъ или точнѣе говоря "дубинушку", которая и была исполнена на празднествѣ (Запѣвалъ авторъ "дубинушки" г. Ждановъ, а хоръ "снохачей" подхватывалъ).
   
   "Наша дума впередъ
   Вѣрнымъ курсомъ идетъ.
   Центръ невзгодъ теперь не боится,
   И работой своей
   На зарѣ свѣтлыхъ дней
   Можетъ онъ передъ всѣми гордиться.
   Правый, лѣвый, кадетъ
   Всѣ за нами вслѣдъ
   Дружной ратью пойдутъ по немногу.
   И пройдетъ годъ-другой,--
   Всѣ мы мирной стезей
   Возрожденью проложимъ дорогу...
   Наливайте-жъ смѣлѣй
   Вы бокалы полнѣй,
   Выпьемъ мы за здоровье Гучкова,
   Пожелаемъ ему, какъ вождю своему,
   Высоко держать знамя октябристское снова!.."
   
   Такъ запѣвалъ на банкетѣ г-нъ Ждановъ, а хоръ "снохачей" подхватывалъ...
   Я, конечно, не вижу большей бѣды въ томъ, что гг. октябристы сами себя воспѣли въ стихахъ и отъ собственнаго своего лица принесли себѣ благодарность. Такіе случаи были извѣстны еще во времена Диккенса; по крайней мѣрѣ герой его, мистеръ Тутсъ, очень охотно писалъ самому себѣ письма отъ высокопоставленныхъ особъ. Но и мистеръ Тутсъ никогда не писалъ себѣ писемъ отъ самого себя. А между тѣмъ, гг. октябристы поступили именно такимъ образомъ: просвѣщенные "снохачи" Петербурга отъ имени всѣхъ "снохачей" вообще выражаютъ многоуважаемымъ "снохачамъ" свою глубокую признательность...
   Зато нельзя не подивиться полному отсутствію сколько-нибудь воспитаннаго литературнаго вкуса у октябристовъ. Помилуйте, пригласить для сочиненія снохаческой "марсельезы" г-на Жданова -- это верхъ безобразія^ Я не говорю ужъ, что въ смыслѣ поэтической граціозности стихи г. Жданова до нѣкоторой степени напоминаютъ -- танецъ коровы, но обратите вниманіе, до какой степени этотъ октябристскій піита обнажаетъ самыя слабыя мѣста своей партіи: "и работой своей, на зарѣ свѣтлыхъ дней, можетъ центръ передъ всѣми гордиться"... Это какой же такой работой? Конечно, 83 сыскныхъ отдѣленія -- это, какъ говорится, не баранъ чихнулъ. Но думается, что еслибы сыскныхъ отдѣленій было даже столько, сколько звѣздъ на небѣ, то и тогда они не подлежали бы стихотворному прославленію, ибо это сюжетъ, вообще говоря, недостойный лирнаго бряцанія: сыщикъ, шпикъ, филеръ -- какая тутъ, къ чорту, поэзія? А меяцу тѣмъ, г. Ждановъ этого не сообразилъ и непосредственно отъ "работы" центра, т. е. отъ 83 сыскныхъ отдѣленій, перешелъ къ поэтическому пророчеству, и отъ имени "снохачей" пообѣщалъ проложить дорогу... возрожденью. Согласитесь, что было бы гораздо лучше, если бы, вмѣсто г-на Жданова, октябристы поручили составить свой партійный гимнъ хотя бы небезъизвѣстному "дядѣ Михею", который съ такимъ подъемомъ воспѣлъ въ стихахъ не только папиросы "Трезвонъ", но и всѣ прочія табачныя издѣлія своихъ заказчиковъ-фабрикантовъ. "Дядя Михей", навѣрное, понялъ бы, что октябристы, которые и въ думу-то попали лишь благодаря нарушенію манифеста 17 октября, никоимъ образомъ не должны связывать съ этой цатой свои политическія именины. Вѣдь не трудно же сообразить, въ самомъ дѣлѣ, что это звучитъ не только не гордо, но прямо смѣшно: "достойнѣйшіе, довѣріемъ народа облеченные снохачи"...
   Понялъ бы "дядя Михей" и другую, также очень простую истину: что неловко и "негоже" пѣть свадебныя пѣсни на похоронахъ и толковать о "возрожденіи" какъ разъ въ тотъ моментъ, когда во всей странѣ наступило спокойствіе кладбища.

-----

   Недавно мнѣ привелось быть на конкурсномъ состязаніи полицейскихъ собакъ. Это въ высшей степени интересное зрѣлище (и къ тому же первое въ Россіи). Въ большомъ гвардейскомъ манежѣ, совершенно переполненномъ, такъ называемымъ, высшимъ обществомъ, четвероногіе сыщики показывали свое искусство и вызывали восторженное одобреніе великосвѣтскихъ дамъ и ихъ великосвѣтскихъ кавалеровъ. "Сыщики" по командѣ лаяли ("подавали голосъ") по командѣ отыскивали и преслѣдовали "преступника" (человѣкъ, одѣтый въ толстое мѣховое платье) и по командѣ же впивались "преступнику" въ икры, не отпуская его даже при выстрѣлахъ изъ револьвера. Но всего замѣчательнѣе было, безспорно, испытаніе нравственной стойкости и, такъ сказать, принципіальности четвероногихъ сыщиковъ: на глазахъ у всей публики собакамъ предлагали "взятки" въ видѣ колбасы и кусковъ мяса и... собаки взятокъ не принимали. Это, разумѣется, былъ самый трудный "номеръ", свидѣтельствующій о мастерствѣ дрессировщика, хотя признаться сказать, со стороны было очень смѣшно глядѣть на это: подумайте, полицейскій чинъ, обучающій полицейскую собаку не брать взятокъ -- вѣдь это не каждый день увидишь! Впрочемъ, одинъ изъ четвероногихъ сыщиковъ (овчарка "Кіевлянка") оказался не на высотѣ положенія и не только принялъ взятку отъ чужого человѣка, но тутъ же, на глазахъ у публики, и сожралъ ее. На великосвѣтскихъ зрителей это нарушеніе долга произвело самое тягостное впечатлѣніе, я "Кіевлянкѣ", навѣрное, стали бы шикать, если бы кто-то не вспомнилъ, что, пройдя кіевскую школу Асланова, собака, естественно, должна была развратиться. Но "Кіевлянка" была единственнымъ исключеніемъ, и, въ общемъ, зрѣлище сошло великолѣпно: что-то старое, навѣянное еще "Хижиной дяди Тока", носилось въ манежѣ; вспоминались американскіе плантаторы, дрессировавшіе своихъ собакъ для ловли убѣгавшихъ негровъ; вспоминались невольники съ окровавленными ногами, преслѣдуемые разъяренными плантаторскими псами. И было такъ много звѣриной наивности въ этой великосвѣтской публикѣ и въ ея простодушныхъ восторгахъ: какъ только собачьи зубы мертвой хваткой впивались въ ногу "преступника" -- и въ ложахъ, и въ креслахъ слышался радостный смѣхъ и одобрительныя восклицанія: смѣялись нарядныя дамы, улыбались красивыя барышни, хохотали басистымъ смѣхомъ департаментскіе тузы и хихикали старенькіе, облѣзлые, какъ будто изъѣденные молью сенаторы. Словомъ, всѣ были довольны, такъ какъ здѣсь, въ этомъ манежѣ, "собственность" впервые заключала открытый союзъ съ животнымъ царствомъ, и впервые же здѣсь давалось явное доказательство того, что принципы собственности вполнѣ свободно укладываются и въ собачьей душѣ.
   Но, впрочемъ, я заговорилъ о полицейскихъ собакахъ отнюдь не для того, чтобы углубляться въ соціологическія пучины, а единственно съ цѣлью провести нѣкоторую параллель между "принципіальностью" сыщиковъ четвероногихъ и сыщиковъ двуногихъ. Признаюсь, я съ чувствомъ полнаго нравственнаго удовлетворенія глядѣлъ, какъ четвероногіе полисмены отказывались отъ доброхотныхъ приношеній: то-есть, ни тѣни лихоимства, ни малѣйшихъ признаковъ взятколюбія! Овчарки и добберманы не только отказывались отъ вкусной, мясной мзды, но даже сердились и лаяли на взяткодателей, какъ будто хотѣли оказать:
   -- Милостивый государь! При исполненіи служебныхъ обязанностей!
   -- Вѣдь вотъ же,-- думалось мнѣ,-- не берутъ и даже оскорбляются!
   А что если бы этого доббермана да назначитъ куда-нибудь полиціймейстеромъ, а эту овчарку опредѣлить хоть околодочнымъ надзирателемъ -- то-то житье бы было тѣмъ благословеннымъ городамъ!
   Эта принципіальность четвероногихъ полицейскихъ и это высокое пониманіе ими "долга" въ особенности бросалось мнѣ въ глаза, когда я вспоминалъ только что прочитанныя газетныя извѣстія о поведеніи тифлисской сыскной полиціи, которая, какъ оказывается, не только предавалась самымъ неумѣреннымъ взяткамъ, но занималась даже "людокрадствомъ", похищая богатыхъ купцовъ и требуя потомъ на нихъ выкупъ. Эту систему "людокрадства" тифлисскіе сыщики практиковали уже давненько, и когда въ прошедшемъ году у тифлисскаго нефтепромышленника Юзбашева украли сына, то народная молва приписывала это дѣяніе исключительно алчности сыщиковъ. Но въ прошломъ году это "дополнительное" занятіе сыскныхъ агентовъ не удалось установить документально, и только теперь, когда украли сына у купца Харазова и путемъ угрозъ выудили у него 17 тысячъ -- дѣло выяснилось вполнѣ.
   "Эти 17 тысячъ,-- разсказываетъ тифлисскій корреспондентъ "Рѣчи",-- г. Харазовъ далъ, видно, не съ легкой руки. Получившіе ихъ вымогатели не сумѣли подѣлить добычи.
   Результатомъ былъ доносъ, разоблаченія, обыски... На обыскахъ были обнаружены печати и бланки несуществующихъ въ Тифлисѣ организацій "черныхъ вороновъ", "анархистовъ-индивидуалистовъ" и цѣлая коллекція другихъ уличающихъ документовъ.
   Ихъ владѣльцы, надо полагать, считали себя совершенно неприкосновенными и держали ихъ почти открыто.
   Съ помощью документовъ былъ найденъ ключъ къ раскрытію цѣлаго ряда мѣстныхъ шантажей и шантажистовъ.
   Начались аресты. Разгнѣванная Немезида не щадила никого.
   Скоро ея жертвой сталъ извѣстный спеціалистъ по сыскной части Санаровъ, затѣмъ помощникъ начальника сыскного отдѣленія Бабахановъ, далѣе несчастный послѣдышъ выродившагося грузинскаго дворянства княгиня Нина Гавриловна Мухранская и другіе...
   Скандалъ, если не въ благородномъ, то, во всякомъ случаѣ, "порядочномъ" семействѣ грозилъ принять слишкомъ большіе размѣры...
   Но, слава Богу, у васъ нѣтъ парламента. И дѣло ограничилось слѣдующимъ приказомъ по тифлисской городской полиціи отъ 2-го октября 1908 г.
   Копія. Постановленіе. "1908 года сентября 27 дня, я, временный генералъ-губернаторъ тифлисской губерніи, находя вреднымъ для общественнаго спокойствія пребываніе въ тифлисской губерніи (начальника сыскного отдѣленія) Влад. Ив. Мачинскаго, (помощника его) Рубера Хр. Балаханова, (сыщиковъ:) Вл. И. Синицына, А. М. Щигалева, А. Г. Санарова, Я. К. Татіева и кн. Н. Г. Мухранской, постановилъ: съ сего числа всѣмъ вышеперечисленнымъ лицамъ воспретить жительство въ предѣлахъ тифлисскаго генералъ-губернаторства, на все время военнаго положенія. Исполненіе сего поручаю тифлисскому полицеймейстеру". (Слѣдуетъ подпись).
   Достойно примѣчанія, что когда такое же "людократство" началось и въ Ватумѣ, гдѣ "украли" доктора Тріантафилидиса и затѣмъ убили его, то "Новое Время" поспѣшило сообщить, что доктора украли соціалъ-демократы и что одинъ изъ людокрадовъ Рамишвили (братъ депутата) будто бы уже пойманъ и сознался въ преступленіи.
   Я не берусь, конечно, судить, откуда и какъ получило "Новое Время" столь сенсаціонное извѣстіе. Однако, судя по тому, что о тифлисскихъ людокрадахъ въ этой газетѣ не было сказано ни единаго слова, можно, мнѣ кажется, предположить, что "Новое Время" слишкомъ пристрастно относится къ "своимъ".
   Но какъ бы то ни было, а тифлисская практика вполнѣ ясно доказываетъ одно, что если бы на мѣстѣ Бабаханова въ тифлисскомъ сыскномъ отдѣленіи былъ четвероногій добберманъ, а вмѣсто княгини Нины Мухранской была назначена хотя бы скомпрометировавшая себя овчарка "Кіевлянка", то похищеніе людей никогда бы не вошло въ обычай на Кавказѣ.
   Впрочемъ, я увѣренъ, что добберманъ и на всѣхъ другихъ постахъ сумѣлъ бы оправдать свою репутацію безсребренника, а что касается изящества манеръ и корректности поведенія вообще, то онъ навѣрное затмилъ бы аркеванскаго пристава Аршеневскаго, пользующагося колоссальной извѣстностью на всемъ Кавказѣ.
   Кстати, объ этомъ приставѣ. Онъ, этотъ приставъ, недавно судился по обвиненію въ двухъ убійствахъ и онъ же привлекался къ отвѣтственности за то, что насильственнымъ образомъ заставилъ завтракать съ собой архитектора Крастылевскаго. Послѣдній эпизодъ, какъ чрезвычайно характерный для мѣстныхъ нравовъ, передается въ кавказской печати въ слѣдующемъ видѣ:
   

Протоколъ.

   2-го апрѣля 1907 года въ с. Джарайлы, я, ленкоранскій уѣздный начальникъ подполковникъ Цыссъ, допрашивалъ аркеванскаго пристава Аршеневскаго, который показалъ (собственноручно написалъ):
   "5-го марта с. г., проѣздомъ черезъ Кумбаши, я былъ остановленъ толпою мусульманъ, желавшихъ заявить мнѣ жалобы. Я сталъ на одномъ изъ двухъ крылечекъ монастырскаго флигеля и началъ выслушивать жалобы, нервно напрягаясь, чтобы узнать, кто вретъ, кто говоритъ правду. Въ это время какой-то человѣкъ, одѣтый въ статское платье, ярко-жидовскаго типа, проталкиваясь черезъ толпу жалобщиковъ, направился ко мнѣ. Думая, что это одинъ изъ родственниковъ жида, убитаго въ октябрѣ около Алвадинскаго лѣса, я ему сказалъ: "подожди", но жидъ лѣзъ прямо на меня, чуть не сталкивая меня съ мовхъ хромыхъ ногъ. Тогда я ему крикнулъ: "Вонъ..." "тамъ можно пройти", и указалъ на другое крылечко, черезъ которое этотъ господинъ не взошелъ, а, пролѣзая за моей спиной, что-то бормоталъ: "я инженеръ". Окончивъ разборъ, я вошелъ въ общую комнату и, проходя, увидѣлъ, Что въ боковой комнатѣ притаился жидъ, надувшійся, какъ мышь на крупу. На столъ гостепріимные монахи поставили все, что для порядочнаго человѣка требуется. Тогда я послалъ монаха и стражника за жидомъ (пускай и онъ закуситъ).
   Не тутъ то было: не хочетъ. Я его и такъ: "милый мой, жидочекъ, иди". Нѣтъ. "Инженеръ мой прекрасный, иди, закуси". Уперся. "Ахъ, прахъ тебя побери, иди" -- говорю,-- "чертова кукла". Послѣ этого оклика жидъ вылѣзъ и сѣлъ рядомъ со мною. Поправилъ очки, утвердился на стулѣ и началъ меня шпиговать. "Вы интеллигентный человѣкъ, возможно ли ожидать отъ интеллигента неинтеллигентныхъ проявленій противъ интеллигенціи, и т. д. До того надоѣлъ мнѣ еврей этимъ словомъ "интеллигентъ", что я слушалъ, слушалъ, да какъ рявкнулъ: "Вррррр...Вууу..." и языкъ высунулъ. Мой жидъ захватилъ шапку и, дико озираясь, убѣжалъ, а въ догонку я ему крикнулъ: "Я атаманъ разбойниковъ! Вууу..."
   Посидѣлъ, закусилъ я, пора и ѣхать, но вспомнилъ о сбѣжавшемъ жидѣ и пошелъ его искать, чтобы узнать, что это за птица. А птица шагала по двору, придерживая лапкой сумочку. Думаю: "а ну въ сумочкѣ чертъ знаетъ что есть?" Обнажилъ шашку, иду. Или жидъ пополамъ, или приставъ вдребезги. Подошелъ. "Давай-ка, сударь, ваши документы" (хорошо сказалъ, безъ сквернословія). Жидъ показалъ бумаги. Оказалось, что это вовсе не жидъ и вовсе не инженеръ, а просто архитекторъ.
   Ну, тутъ я его обругалъ за мистификацію, велѣлъ подать ему тройку, посадилъ, отправилъ по назначенію, а боковую комнату, которую мнимый жидъ-инженеръ занималъ, велѣлъ провѣтрить на основаніи санитарныхъ правилъ.
   Никакихъ насилій и глумленій надъ Крастылевскимъ я не производилъ. Ежели я приглашалъ его сѣсть со мною за столъ, то единственно для того, чтобы народъ видѣлъ, что для меня нѣсть эллиновъ, нѣсть іудеевъ. Въ оправданіе же свое смѣю дополнить -- кто бы изъ разсудительныхъ людей не отнесся подозрительно къ жидовской харѣ, нагло прущей на васъ въ виду цѣлой толпы жалобщиковъ, ожидающихъ разрѣшенія ихъ просьбъ. Аркеванскій приставъ Аршеневскій".

------

   Въ прошедшій разъ я болѣе или менѣе подробно остановился на забавномъ эпизодѣ изъ практики харьковскаго генералъ-губернатора Пѣшкова и на его административныхъ заботахъ о перевозкѣ мебели вдовы Зиминой.
   Нынѣ, однако, харьковскій генералъ уже подалъ въ отставку и, какъ сообщаютъ столичныя газеты, отставка его принята.
   Очевидно, знаменитое письмо г-на Данилевскаго возымѣло свое дѣйствіе, ибо отставка, въ данномъ случаѣ, является прямымъ результатомъ этого письма. Никакихъ особыхъ прегрѣшеній (съ точки зрѣнія чиновничьей) на совѣсти генерала Пѣшкова не лежитъ, формуляръ его чистъ, какъ слеза ребенка -- и тѣмъ не менѣе, этотъ незыблемый столпъ бюрократіи рухнулъ, подточенный единственно насмѣшкой "неслужащаго дворянина" Данилевскаго. Спрашивается, однако, чѣмъ же объяснить эту харьковскую "катастрофу", эту неслыханную отставку такого крупнаго администратора? Вѣдь хроника губернаторскихъ курьезовъ печатается каждый день, и каждый день газеты разсказываютъ эпизоды, которые по своей курьезности или по своей драматичности, во много разъ превосходятъ харьковскій анекдотъ.
   Развѣ закрытіе польскихъ школъ въ Варшавѣ по существу не такъ значительно какъ перевозка мебели г-жи Зиминой? Развѣ сожженіе дачи Новикова въ Ялтѣ менѣе курьезно, чѣмъ охрана вдовьей квартиры въ Харьковѣ?
   Наконецъ, вспомните тотъ криминальный матеріалъ, который повсемѣстно дали сенаторскія ревизіи, или же тѣ грубѣйшія и, такъ сказать, вопіющія нарушенія законовъ, которыя легли въ основаніе думскихъ запросовъ. Тутъ имѣется и незакономѣрное лишеніе жизни, и "рижскій музей" пытокъ, и подброшенныя въ чужой автомобиль бомбы и т. д. А между тѣмъ, весь этотъ криминальный матеріалъ не далъ въ конечномъ итогѣ ни одной сколько нибудь замѣтной отставки. Спрашивается, чѣмъ же объяснить эту административную непослѣдовательность: почему "рижскій музей" пытокъ окончился переводомъ полиціймейстера Іонина на службу въ Варшаву, а харьковская мебель завершилась отставкой?
   Я думаю, что отвѣть на этотъ вопросъ лежитъ въ томъ особомъ бюрократическомъ міропониманіи, которое даетъ оправданіе всей нынѣшней административной системѣ.
   Ялтинское ауто-да-фе, конечно, смѣшно, но въ основѣ его все таки лежитъ борьба съ крамолой, борьба съ революціей. Поэтому, хотя генералъ Думбадзе съ разбѣгу опустилъ свой карающій мечъ на предметы, карѣ не подлежащіе (кипарисы, жилыя постройки и пр.), но въ данномъ случаѣ административныя излишества ялтинскаго генерала находятъ себѣ вполнѣ удовлетворительное объясненіе въ слишкомъ большомъ разбѣгѣ: человѣкъ просто-на-просто далъ маху, но и самая ошибка его свидѣтельствуетъ о полнотѣ его административнаго энтузіазма.
   Но о чемъ свидѣтельствуетъ харьковская мебель г-жи Зиминой? Тутъ, если и есть энтузіазмъ, то совершенно другого порядка и во всякомъ случаѣ, ни диваны, ни гардеробы г-жи Зиминой ни малѣйшаго отношенія къ русской революціи имѣть не могли.
   А такъ какъ, сверхъ того, надъ этими диванами хохотала вся Россія, то жребій генерала Пѣшкова былъ брошенъ самъ собой: нельзя, чтобы общество по такому поводу смѣялось, нельзя, чтобы генералъ-губернаторъ компрометировалъ себя такимъ образомъ -- это "шокингъ", это "смѣшно", и это не можетъ быть допущено.
   Что поведеніе генерала Пѣшкова оцѣнивалось именно такимъ образомъ, видно, между прочимъ, изъ того, что на эту же точку зрѣнія встала и харьковская полиція въ своихъ попыткахъ реабилитировать генерала и снять съ него оболочку "смѣшного". По крайней мѣрѣ, харьковскій полиціймейстеръ Безсоновъ выказалъ чудеса находчивости и распорядительности, чтобы какъ нибудь спрятать не только диваны г-жи Зиминой, но по возможности и ее самое. Однако, диванъ не такая вещь" которую можно спрятать въ карманъ и потому неудивительно, что попытка г-на Безсонова имѣла только одинъ, и притомъ совершенно плачевный результатъ: навстрѣчу г-ну Безсонову снова выступилъ неустрашимый г. Данилевскій и снова выпалилъ въ него изъ своей пушки.
   Вотъ что, между прочимъ, пишетъ г. Данилевскій въ отвѣтъ на полицеймейстерскія опроверженія.
   1) "Д. с. с. г. Безсоновъ утверждаетъ, что полицейскій постъ у дома вдовы Зиминой установленъ не для г. Зиминой, а для охраны проживающихъ въ домѣ No 47 помощника полицеймейстера, г. Преображенскаго, въ No 45 помощника начальника жандарскаго управленія, г. Терентьева, и въ М 40 "должностного лица". Я провѣрилъ эти утвержденія. Хозяйка дома М 47, госпожа Горянская заявила мнѣ: "Помощникъ полицеймейстера выѣхалъ изъ нашего дома полтора года тому назадъ!.. А когда онъ уѣзжалъ, я спросила его,-- значить и полицейскій постъ уйдетъ съ вами? На это г. Преображенскій мнѣ лично отвѣтилъ: "Ничего подобнаго. Городовой поставленъ охранять домъ Зиминыхъ и отсюда никуда не уйдетъ". Затѣмъ я отправился въ домъ Jê 45. Здѣсь также никакого жандармскаго офицера не оказалось. Онъ также выбрался четыре мѣсяца тому назадъ на сосѣднюю улицу. Въ д. No 40 оказались живущими семья помѣщика Попова и хозяйка дома г. Яшевская съ дочерью. При всемъ моемъ желаніи найти въ этомъ домѣ слѣдъ какого-либо "должностного лица", попытка моя оказалась безуспѣшной. Послѣ этого мнѣ оставалось только поѣхать на тѣ улицы, куда выѣхали г. Преображенскій и г. Терентьевъ,-- и здѣсь я лично убѣдился, и мнѣ сосѣди-домовладѣльцы подтвердили, что у квартиръ этихъ лицъ никакихъ полицейскихъ постовъ не установлено. Такимъ образомъ, вся картина нарисованная рукою г. Безсонова, является, такъ сказать, въ "рембрандтовскомъ" освѣщеніи.
   2) Утвержденіе г. Безсонова, что полицейскій постъ у дома Зиминыхъ "обслуживалъ обширный раіонъ изъ трехъ прилегающихъ улицъ", опровергается подачею двухъ заявленій въ харьковскую городскую думу гласнымъ думы г. Гавриловымъ,-- по политическимъ убѣжденіямъ крайнимъ правымъ,-- который, съ горечью разсказывалъ о случаѣ съ коровою, мѣшавшею своимъ крикомъ г. Зиминой и проданной имъ по настоянію полиціи, а затѣмъ о случаѣ съ городовымъ у дома Зиминой, отказавшемъ ему въ законномъ содѣйствіи и заявившемъ ему, что онъ приставленъ охранять домъ Зиминой и отлучаться отъ него не смѣетъ ни въ какомъ случаѣ. Подлинные черновики этихъ прошеній любезно уступлены мнѣ г. Гавриловымъ, и, буде его превосходительство г. Безсоновъ пожелаетъ ихъ у меня обозрѣть, они всегда къ его услугамъ".
   Я не привожу дальнѣйшихъ разъясненій г-на Данилевскаго, которыя, кстати сказать, еще болѣе эффектны, чѣмъ эти. Но и сказаннаго совершенно достаточно, чтобы оцѣнить полную безплодность товарищеской услуги г-на Безсонова. Единственный результатъ, котораго достигло его "опроверженіе" состоитъ лишь въ томъ, что прежде въ харьковскомъ анекдотѣ дѣйствующими лицами являлись только люди, а теперь среди нихъ затесалась и корова. И пусть-ка г. Безсоновъ попробуетъ выгнать эту корову! Смѣю увѣрить его, что сдѣлать это будетъ еще труднѣе, чѣмъ спрятать диванъ или гардеробъ, потому что корова, прахъ ее побери, мычитъ на весь Харьковъ!..

Александръ Яблоновскій.

"Современный Міръ", No 11, 1908

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru