Слабости великаго человѣка, или анекдоты о Лихтенбергѣ.
Лихтенбергъ, за четырнадцать лѣтъ передъ симъ умершій, извѣстенъ не только въ Германіи, но и во всей Европѣ. Можетъ быть онъ могъ бы одинъ доказать противное тому мнѣнію (котораго справедливости не хочу теперь разсматривать), будто Нѣмецкая земля богата ученостію и наукою<, но бѣдна немного умомъ. Лихтенбергъ имѣлъ остроуміе блестящее, тонкое и даже игривое. Его Изъясненія Гогарта, и его Геттингенскій календарь служатъ тому доказательствомъ. Но я предоставляю велерѣчивымъ секретарямъ всѣхъ ученыхъ обществъ, которыхъ Членомъ былъ знаменитый покойникъ, трудъ и славу хвалить въ немъ писателя. А я буду только говорить о человѣкѣ. Новая черта, къ дополненію исторіи бѣднаго рода человѣческаго, не отнесется конечно ни къ злословію, ни къ мизантропіи.
Есть ли безславіе для Езопа, для Попа, которыхъ жизнь перевелъ Лихтенбергъ, и для другихъ извѣстныхъ мужей, когда мы говоримъ обѣ ихъ тѣлесныхъ порокахъ? Горацій написалъ сатирическіе стихи на свое толстое брюхо, и короткое туловище. Одинъ Русскій стихотворецъ, какъ извѣстно, послѣдовалъ сему примѣру; и другій Русскій Поетъ, и Поетъ великій, отмстилъ своенравной природѣ за самый легкій ея недостатокъ стихами, немногимъ извѣстными, Езопъ шутилъ надъ своею уродливостію. Лихтенбергъ былъ не красивѣе Езопа, но имѣлъ слабость того стыдиться. Онъ боялся показаться на глаза, боялся насмѣшекъ глупцовъ, тѣхъ избалованныхъ дѣтей, которыхъ не рѣдко природа надѣляетъ статной осанкой и румянымъ лицомъ. Сія тоскливая забота самолюбія, котораго великій умъ побѣдить неумѣлъ, доводила его до такой робости, что присутствіе людей его устрашало. Онъ бѣгалъ отъ нихъ; являлся только передъ своими учениками въ часы лекцій {Онъ занималъ мѣста въ Геттингенскомъ университетѣ. В. И.}. Но, пугался и учениковъ; говорилъ скоро и нескладно, говоря о вещамъ очень важныхъ и умныхъ. Я видѣлъ, свидѣтельствуетъ авторъ, изъ котораго выписалъ я мои замѣчанія, я видѣлъ, какъ онъ мучился во время одной лекціи, чтобы написать мѣломъ нѣкоторыя фигуры на доскѣ, за нимъ стоящей: не оборачиваясь, писалъ, тянулся, чтобы достать до доски и крутилъ свою руку; но за то уродливость его скрывалась назади. О! ничтожность человѣческая!...
Онъ страшился равномѣрно критики на свои сочиненія. Близкіе къ нему друзья скрывали отъ него всякую черту, которая могла оскорбить его. Отъ одной эпиграммы онъ блѣднѣлъ, отчаявался, и здоровье его разстраивалось. Онъ былъ въ семъ случаѣ младенецъ, подобно Вольтеру, а между тѣмъ самъ шутилъ остроумно,
Лихтенбергъ любилъ женщинъ, то есть, ему хотѣлось имъ нравиться въ свою очередь. Нѣтъ такого плохаго знатока сердца человѣческаго, который не увидѣлъ бы тотчасъ, что сіи два предложенія совершенно одинакія. Зная, что женщины любятъ наружную приятность, которой природа его лишила, онѣ вздумалъ привязать къ себѣ одну изъ нихъ силою благодарности, и -- женился на своей служанкѣ. Не одинъ Руссо имѣлъ сей жребіи; были тому примѣры въ жизни государей, и другихъ философовъ; и если бы учтивые Галлы нашего вѣка не сожгли у меня славнаго поета вѣка Августова, то я наименовалъ бы вамъ того знатнаго человѣка, которому Горацій написалъ прекрасные стихи на случай подобной женидьбы. Но какое до того дѣло? Лихтенбергъ не имѣлъ причины раскаиваться въ своемъ выборѣ. Госпожа Совѣтница Лихтенбергъ, съ которою, на канунѣ ея брака, люди обходились въ кухнѣ съ братскимъ равенствомъ, умѣла на другой день быть госпожею, и повелѣвать домомъ. Она берегла и покоила мужа до его смерти, какъ служанка, какъ сестра, съ нѣжною заботливостію, и послѣ его кончины была неутѣшна -- какъ говорятъ по крайней мѣрѣ.
Послѣднее его сочиненіе было письмо къ Профессору Зайферу о пятнахъ, видимыхъ на солнцѣ. Любимая мысль Лихтенбергова состояла въ томъ, что измѣненія нашей атмосферы зависятъ отъ измѣненій свѣта, слѣдственно отъ пятенъ, отъ ихъ явленія и сокрытія на лицѣ солнца,И г. Лихтенбергъ такъ заключаетъ письмо свое: "разсматривая и наблюдая солнце, астрономы могутъ предсказывать воздушныя перемѣны, на подобіе того какъ можно предсказать, по лицу хозяйки дома будетъ ли ведро или ненастье въ ея домашнемъ управленіи. Химическая кухня {Слово кухня немного низко для нашего языка, а не для Нѣмецкаго. В. И.} земная очевиднымъ образомъ находится въ солнцѣ."
Лихтенбергъ написалъ много нелѣпостей: можетъ быть и наше замѣчаніе покажется достойнымъ того же имени. Но, для насъ обыкновенныхъ людей, есть польза обращать свое вниманіе на слабости мужей превосходныхъ. Ето или просвѣщаетъ, или утѣшаетъ насъ.