Ивановский Андрей Андреевич
Александр Сергеевич Пушкин

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

АЛЕКСАНДРЪ СЕРГѢЕВИЧЪ ПУШКИНЪ

21-го и 23-го апрѣля 1828 г.

   Авторъ статьи, Андрей Андреевичъ Ивановскій, родился въ 1791 году. Службу свою началъ въ 1803 г. въ смоленской казенной палатѣ; черезъ пятъ лѣтъ былъ перемѣщенъ къ дѣламъ канцеляріи гражданскаго губернатора, а въ 1821 году, по прошенію, уволенъ отъ службы въ чинѣ титулярнаго совѣтника. Въ слѣдующемъ году онъ вновь поступилъ на службу въ штатъ коммиссаріатскаго департамента, съ прикомандированіемъ къ канцеляріи военнаго министра, для занятія по разсмотрѣнію военно-судныхъ дѣлъ. Черезъ три года (въ декабрѣ 1825 года), Ивановскій, произведенный въ надворные совѣтники, былъ, по высочайшему повелѣнію, откомандированъ дѣлопроизводителемъ въ "слѣдственную коммиссію о злоумышленникахъ 14-го декабря". За "отличные труды въ коммиссіи", какъ сказано въ формулярѣ, Ивановскій всемилостивѣйше пожалованъ пожизненною пенсіею въ двѣ тясячи рублей. Продолжая затѣмъ службу до 1829 г., Ивановскій производилъ разныя секретныя слѣдствія, какъ по высочайшему повелѣнію, такъ и по порученію ближайшихъ своихъ начальниковъ, въ особенности же гр. Бенкендорфа, который оказывалъ этому слѣдователю по секретнымъ дѣламъ свое особенное расположеніе.
   Награжденный при увольненіи отъ службы чиномъ статскаго совѣтника, Ивановскій посвятилъ свои досуги литературѣ, помѣщая свои статьи въ разныхъ повременныхъ изданіяхъ тридцатыхъ годовъ: въ "Сѣверной Пчелѣ", "Библіотекѣ для чтенія" и друг. А. А. Ивановскій скончался въ Спа, 22-го мая 1848 года.
   Несомнѣнно, что если бы Ивановскій, при его склонности къ авторству, велъ дневникъ, въ которомъ изложилъ бы чистосердечно подробности своихъ отношеній къ разнымъ лицамъ въ періодъ своего служебнаго поприща съ 1825 по 1829 г., подобное произведеніе было бы драгоцѣннымъ матеріаломъ для исторіи. Къ сожалѣнію, Ивановскій унесъ съ собою въ могилу многія тайны, которыя, можетъ быть, и никогда не будутъ разоблачены исторіею. Литературную свою дѣятельность онъ ограничилъ повѣстями и разсказами наивнаго нравоучительнаго содержанія во вкусѣ тридцатыхъ годовъ, написанными тѣмъ пестрымъ и вычурнымъ слогомъ, образецъ котораго находимъ въ сочиненіяхъ второстепенныхъ подражателей Марлинскаго (А. А. Бестужева). Фактъ любопытный: слѣдователь по дѣлу декабристовъ подражать слогу одного изъ бывшихъ своихъ подсудимыхъ. Впрочемъ, къ отечетвенной литературѣ Ивановскій питалъ больтую склонность; умѣлъ цѣнить произведенія вашихъ писателей и не только ихъ уважалъ, но даже благоговѣлъ предъ нѣкоторыми изъ нихъ. Изъ печатаемаго нами разсказа о Пушкинѣ читатели увидятъ, какими глазами смотрѣлъ на него Ивановскій. Прибавимъ къ этому, что точно такъ же, съ тѣмъ же непритворнымъ сочувствіемъ, онъ относился и къ Грибоѣдову, во все время нахожденія его подъ слѣдствіемъ по дѣлу 14-го декабря, что видно изъ имѣющихся въ редакціи "Русской Старины" подлинныхъ писемъ Грибоѣдова,-- и нѣтъ ни малѣйшаго сомнѣнія въ томъ, что Ивановскому Грибоѣдовъ не мало былъ обязанъ полнымъ своимъ оправданіемъ. Ред.

-----

   Вѣсть, что самъ государь императоръ (въ 1828 г.) изволитъ отправляться въ Турцію и что его величество будетъ управлять планомъ войны, повсюду разнеслась съ быстротою молніи и, какъ ударъ волшебнаго жезла, проникла всѣ сердца и произвела всеобщее одушевленіе. Отставные и служащіе -- всѣ воспылали нетерпѣливымъ желаніемъ имѣть счастіе участвовать въ войнѣ подъ главнымъ начальствомъ обожаемаго монарха; всѣ желали показать свои способности, свое мужество и свою готовность жертвовать собою. Со всѣхъ мѣстъ, такъ сказать, градомъ посыпались просьбы о принятія въ армію, назначенную въ походъ противъ Турціи; всѣ средства, всѣ пружины были приведены въ движеніе для достиженія этой цѣли. Только объ этомъ просили и хлопотали вездѣ, гдѣ могли; только о походѣ государя въ Турцію говорили и разсуждали какъ въ собраніяхъ роскошныхъ салоновъ, такъ равно въ семейныхъ кружкахъ скромныхъ убѣжищъ, въ рядахъ гвардіи, въ правительственныхъ мѣстахъ, на Невскомъ проспектѣ, на бульварахъ, вездѣ! одни -- съ твердою увѣренностью въ блистательномъ успѣхѣ, другіе -- съ трепетнымъ опасеніемъ за безопасность особы монарха отъ климата, порождающаго губительныя лихорадки и отъ чумы -- всегдашней спутницы невѣжественнаго образа жизни мусульманъ. Много было весьма примѣчательныхъ чертъ; напримѣръ, не одна изъ прекрасныхъ съ глубокимъ вздохомъ громко выражала свое соболѣзнованіе, что въ наше время не въ ходу амазонки и что нѣтъ возможности летѣть вслѣдъ за русскими орлами и биться съ гордыми чалмоносцами, наравнѣ съ храбрыми счастливцами войны; многіе израненные, посѣдѣлые и дряхлые воины, со слезами на глазахъ, болѣзненно высказывали сожалѣніе объ утратѣ своихъ силъ, содѣлавшей ихъ неспособными къ принятію участія въ предстоящей славной войнѣ. Смѣло можно сказать, что, кромѣ роковаго 1812 года, ни одна эпоха не представляла подобнаго общаго движенія, подобной всеобщей горячки летѣть на бранное поле этой войны {Это напыщенное, фразистое вступленіе было приложено авторомъ въ черновомъ наброскѣ.}.
   Среди всеобщаго и энергическаго энтузіазма, вполнѣ обличавшаго чисто народный характеръ, Пушкинъ не могъ оставаться равнодушнымъ зрителемъ. Онъ заплатилъ дань этому общему увлеченію болѣе, чѣмъ кто-либо. Со всею силою поэтической, восторженной души своей, онъ запылалъ нетерпѣливою жаждою стать подъ знамена ратныхъ братій, предводимыхъ царемъ-героемъ. Пылкое, огненное воображеніе Пушкина уже рисовало предъ нимъ обольстительныя картины предстоящихъ событій: онъ видѣлъ быстрый полетъ русскихъ орловъ надъ Балканами и отчаянные взмахи лунообразныхъ мусульманскихъ сабель; онъ слышалъ взрывы побѣдоноснаго, ура!" и изступленные крики "Алла!" Онъ уже весело внималъ оглушительному шуму паденія ветхаго Стамбула и радостно привѣтствовалъ яркое зарево величаво восходящаго солнца -- благотворнаго просвѣщенія надъ этою, нѣкогда ёвятою, классическою, всегда роскошною страною, давно подавленною, задушенною всею тяжестью невѣжества и варварства'
   Въ половинѣ апрѣля 1828 года Пушкинъ обратился къ А. X. Бенкендорфу съ убѣдительною просьбою объ исходатайствованіи у государя императора милости къ опредѣленію его въ турецкую армію. Когда генералъ Бенкендорфъ объявилъ Пушкину, что его величество не изъявилъ на это соизволенія, Пушкинъ впалъ въ болѣзненное отчаяніе.... сонъ и аппетитъ оставили его, желчь сильно разлилась въ немъ и онъ опасно занемогъ. Однако же, наканунѣ этого болѣзненнаго пораженія, именно 21-го апрѣля, онъ написалъ, къ генералу слѣдующее письмо:
   "Милостивый государь, Александръ Христофоровичъ! Искренне сожалѣя, что желанія мои немогли быть исполнены, съ благоговѣніемъ пріемлю рѣшеніе* Государя Императора и приношу сердечную благодарность вашему превосходительству заснисходительное Ваше обо мнѣ ходатайство.
   
   "Такъ какъ слѣдующія 6 или 7 мѣсяцевъ остаюсь я вѣроятно въ бездѣйствіи, то желалъ бы я провести сіе время въ Парижѣ, что, можетъ быть, впослѣдствіи мнѣ уже неудастся. Если Ваше Превосходительство соизволите мнѣ испросить отъ Государя сіе драгоцѣнное дозволеніе, то вы мнѣ сдѣлаете новое, истинное благодѣяніе.
   "Пользуюсь симъ послѣднимъ случаемъ дабы испросить отъ Вашего Превосходительства подтвержденія даннаго мнѣ Вами на словахъ позволенія: вновь издать разъ уже напечатаныя стихотворенія мои.
   "Вновь поручая судьбу мою великодушному Вашему ходатайству, съ глубочайшимъ почтеніемъ, совершенной преданностію и сердечной благодарностію, честь имѣю быть, Милостивый Государь, Вашего Превосходительства всепокорнѣйшій слуга Александръ Пушкинъ" {Письмо это приведено здѣсь безъ малѣйшаго измѣненія въ грамматикѣ и орѳографіи. А. И.}.
   Спб., 1828 г. 21-го апрѣля.
   
   На другой день по полученіи этого письма, А. X. Бенкендорфъ узналъ о положеніи Пушкина. 23-го числа, утромъ въ 12-мъ часу, генералъ, готовясь отправиться въ Зимній дворецъ и отдавая мнѣ это письмо Пушкина, сказалъ:
   -- "Вѣдь ты, mon cher, хорошо знакомъ съ Пушкинымъ? Онъ заболѣлъ отъ отказа въ опредѣленіи его въ армію, и вотъ чего теперь захотѣлъ... Пожалуйста, повидайся съ нимъ; постарайся успокоить его и скажи, что онъ самъ, размысливъ получше, не одобритъ своего желанія, о которомъ я не хочу доводить до свѣдѣнія государя. Впрочемъ, пусть онъ повидается со мною, когда здоровье его позволитъ".
   Не безъ удивленія прочелъ я письмо Пушкина и, тронутый вѣстію о его болѣзни, о чемъ въ первый разъузналъ отъ генерала, я поспѣшилъ къ поэту. Въ этотъ часъ обыкновенно заѣзжалъ ко мнѣ (въ квартиру генерала, въ домѣ барона Аша, въ Малой Морской) пріятель мой, А. П. Б. {Нельзя не сказать нѣсколько словъ о г. Б*., во всѣхъ отношеніяхъ примѣчательномъ молодомъ человѣкѣ, уже несуществующемъ для свѣта. Лучшая образованность и всѣ возможные таланты: музыка, живопись, глубокій и многосторонній взглядъ, увлекательный даръ слова, рѣдкая способность легко владѣть возвышеннымъ перомъ и въ прозѣ, и въ стихахъ; добрая, строгочестная и высокая душа, лучшій другъ и родной, прекрасная наружность, умное, кроткое и привлекательное выраженіе глазъ и лица; изящный тонъ и манеры и вмѣстѣ всегда щегольская одежда, радушное гостепріимство, независимое состояніе,-- все, все такъ щедро было соединено въ немъ природою и фортуною. Съ его свѣтлымъ, возвышеннымъ умомъ, съ его чистою и теплою душою, онъ не могъ не быть христіаниномъ: онъ былъ имъ въ полномъ смыслѣ слова, съ 23-хъ лѣтъ. Прочитавъ все, что можно прочесть на французскомъ языкѣ, онъ охладѣлъ ко многимъ системамъ и умствованіямъ человѣческимъ. Мастерски обличая ихъ невѣжество и заблужденія, онъ всегда съ восторгомъ и любовію переходилъ къ доказательствамъ истинной мудрости, къ неземной кротости и любви, къ евангельскому ученію. Надо было видѣть, слышать, сц какимъ вдохновеніемъ, съ какою неодолимою увлекательностью объяснялъ онъ св. факты (?) и выражалъ свое задушевное въ нихъ убѣжденіе. Многія просвѣщенные дамы и мужчины искали случая видѣть и слышать его, видя и слушая, не могли отказать ему въ удивленіи и достойномъ, благоговѣйномъ уваженіи своемъ. Глубоко проникнутый и просвѣтленный божественнымъ ученіемъ, умъ его съ грустію оглядывался вокругъ себя, съ грустію видѣлъ и слышалъ не то, чего искалъ, чего желалъ, не то, что намъ заповѣдано.... И онъ рѣшился навсегда разстаться съ свѣтомъ, съ родными, съ друзьями, пламенно его любившими. Никакія убѣжденія -- остаться на порогѣ этого волшебнаго міра, гдѣ такъ тѣсно и неразрывно соединены всѣ роковыя крайности -- чаръ и яда, возвышенія и паденія людей,-- ни на минуту не поколебали его рѣшимости. Въ началѣ 1837 года онъ поступилъ въ монашеское званіе, въ Сергіевскій монастырь, имѣя едва 30 лѣтъ отъ ролу. Теперь (1846 г.) онъ іерод монахомъ въ монастырѣ Старой-Ладоги. Онъ былъ женатъ на меньшой дочери извѣстнаго патріота и благотворителя, П. И. Пономарева, на прелестной дѣвицѣ, которую каждый невольно называлъ сестрою музъ. Не долго была она украшеніемъ и счастіемъ своего семейства: на 21-мъ году жизни ее не стало отъ простудной чахотки До 1832 года г. Б* много писалъ и мало печаталъ. Нѣсколько статей его, въ стихахъ и прозѣ, были помѣщены въ "Альманахѣ" покойнаго А. Измайлова, "Календарѣ Музъ" (особенно хороша повѣсть: "Красный Яхонтъ"), въ "Благонамѣренномъ" и "Сѣверной Пчелѣ". А. И. Фамилія этого лица -- въ статьѣ А. А. Ивановскаго скрыта подъ буквами А. П. Б. Ред.}, съ которымъ мы нерѣдко дѣлали прогулки до возвращенія А. X. Бенкендорфа домой, до 2-хъ часовъ.
   -- Ѣдемъ вмѣстѣ къ Пушкину.
   -- "Очень радъ", отвѣчалъ мой пріятель, и мы отправились.
   Пушкинъ квартировалъ въ трактирѣ Демута, по канавѣ на право, въ той части нумеровъ, которые обращены были окнами на дворъ, къ сѣверо-западу. (Теперь эти нумера уже не существуютъ).
   Человѣкъ поэта встрѣтилъ насъ въ передней словами, что Александръ Сергѣевичъ очень боленъ и никого не принимаетъ.
   -- Кромѣ сожалѣнія о его положеніи, мнѣ необходимо сказать ему нѣсколько словъ, отвѣчалъ я. Доложи Александру Сергѣевичу, что Ивановскій хочетъ видѣть его.
   Лишь только выговорилъ я эти слова, Пушкинъ произнесъ изъ своей комнаты:
   -- "Андрей Андреевичъ, милости прошу!"
   Мы нашли его въ постелѣ худаго, съ лицомъ и глазами, совершенно пожелтѣвшими. Нельзя было видѣть его безъ душевнаго волненія и соболѣзнованія.
   -- Правда-ли, что вы заболѣли отъ отказа въ опредѣленіи васъ въ турецкую армію?
   -- "Да, этотъ отказъ имѣетъ для меня обширный и тяжкій смыслъ", отвѣчалъ Пушкинъ.
   -- А именно?
   -- "Въ отказѣ я вижу то, что видѣть должно -- немилость ко мнѣ государя".
   -- Но справедливо-ли это?... И не должно-ли видѣть здѣсь совершенно противнаго? Вы просили объ опредѣленіи васъ въ турецкую армію, замѣтьте -- въ армію. Чѣмъ же можно опредѣлить васъ? Не иначе какъ юнкеромъ. Нарушить коренное и положительное правило, т. е.. переименовать васъ въ офицеры, согласитесь, это дѣло невозможное" Здѣсь кстати привести весьма примѣчательныя слова покойнаго императора: "если государь будетъ нарушать законы, кто же послѣ сего будетъ уважать и исполнять ихъ?". Но тутъ еще не все. Еслибъ и удовлетворили ваше желаніе, къ чему повело бы оно? Строевая и адъютанская служба -- не ваше назначеніе. Нѣтъ сомнѣнія, что, при докладѣ государю о вашей просьбѣ, его величество видѣлъ дѣло яснѣе и вѣрнѣе, чѣмъ мы, теперь его разлагающіе. Притомъ, можно-ли сомнѣваться, чтобы нашъ великій монархъ не зналъ цѣны вашему генію, если только можно въ глаза говорить по убѣжденію; можно-ли сомнѣваться, чтобы сердцу государя не было пріятнѣе сберечь васъ, какъ царя скуднаго царства родной поэзіи и литературы, для пользы и славы этого царства, чѣмъ бросить васъ въ дремучій лѣсъ русской рати и предать на произволъ случайностей войны, незнающихъ различія между исполинами и пигмеями. Мнѣ кажется, что все это стоитъ вашего вниманія и даже рѣшительно имѣетъ право на особенное утѣшеніе ваше, какъ и на глубокую, такъ вамъ свойственную, благодарность къ царю-отцу, уже вполнѣ дѣломъ высказавшему свое лестное къ вамъ благоволеніе. Подумайте объ этомъ и скажите свое мнѣніе: я готовъ слушать ваши опроверженія.
   При этихъ словахъ Пушкинъ живо поднялся на постели, глаза и улыбка его заблистали жизнью и удовольствіемъ; но онъ молчалъ, погруженный во глубину отрадной мысли. Я продолжалъ:
   -- Еслибъ вы просили о присоединеніи васъ къ одной изъ походныхъ канцелярій: Александра Христофоровича, или графа K. В. Нессельроде или И. И. Дибича -- это иное дѣло, весьма сбыточное, вовсе чуждое неодолимыхъ препятствій.
   -- "Ничего лучшаго я не желалъ бы!... И вы думаете, что это еще можно сдѣлать.?" воскликнулъ онъ съ обычнымъ своимъ одушевленіемъ.
   -- Конечно, можно.
   -- "До отъѣзда вашего въ армію?"
   -- Вамъ извѣстно, что день отъѣзда его величества назначенъ послѣ завтра; стало-быть разстояніе отъ сегодняшняго числа до 25-го слишкомъ коротко. Мнѣ кажется, что Александру Христофоровичу удобнѣе будетъ доложить объ этомъ государю въ дорогѣ.
   -- "Вы не только вылечили и оживили меня, вы примирили съ самимъ собою, со всѣмъ... и раскрыли предо мною очаровательное будущее! Я уже вижу, сколько прекрасныхъ вещей написали-бы мы съ вами, подъ вліяніемъ бусурманскаго неба для второй книжки вашего "Альбома Сѣверныхъ музъ!"
   -- Благодарю за послѣднее и увѣренъ, что мусульманская муза послужила бы вамъ не хуже бессарабской и бахчисарайской. Но знаете-ли, что я сдѣлалъ бы на вашемъ мѣстѣ? Я предпочелъ бы поѣздку въ армію графа Эриванскаго -- въ колыбель-человѣческаго рода, въ землю св. Ноя, въ отчизну Зороастровъ, Кировъ и Даріевъ, гдѣ еще звучитъ эхо библейскихъ, миѳологическихъ и древне-историческихъ преданій... Одинъ переѣздъ чрезъ кавказскія поднебесныя выси -- эти живыя развалины природы, сколько раскрылъ бы предъ вами радужныхъ красокъ, неуловимыхъ тѣней и высокихъ идей!.... Вѣдь и братъ вашъ тамъ? Но когда зоркій глазъ вашъ, ваша пытливая мысль исчерпали бы и истощили до дна поэтическія и историческія сокровища этой романтической земли, тогда отъ васъ зависѣло бы испросить позволеніе перешагнуть къ намъ -- въ Европейскую Турцію.
   -- "Превосходная мысль! объ этомъ надо подумать", воскликнулъ Пушкинъ, очевидно ожившій.
   -- И такъ, теперь можно быть увѣрену, что вы рѣшительно отказались отъ намѣренія своего -- ѣхать въ Парижъ?
   Здѣсь печально-угрюмое облако пробѣжало по его челу.
   -- "Да, послѣ неудачи моей", сказалъ Пушкинъ, "я не зналъ, что дѣлать мнѣ съ своею особою, и рѣшился на просьбу о поѣздкѣ въ Парижъ".
   Замѣтивъ мою улыбку, онъ спросилъ: "А вы что думаете объ этомъ намѣреніи?"
   -- Александръ Христофоровичъ увѣренъ, что вы сами не одобрите этого намѣренія. Что же касается до меня, я думаю, что оно, выраженибе прежде просьбы вашей объ опредѣленіи въ армію, не имѣло-бы ничего особеннаго и, такъ сказать, не бросалось-бы въ глаза; но послѣ.... Впрочемъ, зачѣмъ, теперь заводить рѣчь о томъ, что уже не существуетъ. Завтра, часовъ въ семь утра, пріѣзжайте къ Александру Христофоровичу: онъ самъ хочетъ говорить съ вами. Можетъ быть, и теперь вы съ нимъ уладите ваше дѣло. Между тѣмъ, я обрадую его вѣстью -- объ улучшеніи вашего здоровья и разскажу ему о нашей съ вами басѣдѣ. Прощайте! Да хранитъ васъ богъ любви и вдохновенія! Отъ всей души желаю, чтобъ къ завтрему вы. были совершенно здоровы и чтобъ судьба свела насъ съ вами по ту сторону сторожевыхъ Балкановъ! Будемъ вѣрны золотымъ надеждамъ! Что впереди, то не потеряно!
   Мы обнялись.
   -- "Постойте, еще на минуту! Мнѣ отрадно повторить вамъ, что вы.воскресили и тѣло, и душу мою! Въ память этихъ незабвенныхъ для меня минутъ позвольте передать вамъ то, что на этотъ разъ я имѣю, съ братскою моею надписью".
   Тутъ Пушкинъ взялъ экземпляръ его поэмы: "Цыгане", лежавшій возлѣ его постели, и написалъ на заглавномъ листѣ:
   "23-го арпѣля 1828 г. Спб. Такому-то отъ Пушкина".
   Товарищъ мой, въ первый разъ увидѣвшій Пушкина и зорко, въ эти минуты, наблюдавшій его, былъ пораженъ удивленіемъ при очевидности столь раздражительной чувствительности поэта, такъ тяжко заболѣвшаго отъ отказа въ удовлетвореніи его желанія и такъ мгновенно. воскресшаго отъ вѣрныхъ, гармонировавшихъ съ его воспріимчивою душою представленій.
   -- "Вотъ гдѣ надо изучать сердце поэта и вообще человѣка и вотъ какъ должно дѣйствовать на уврачеваніе его нравственныхъ недуговъ", сказалъ мой спутникъ. "Эти минуты никогда не изгладятся изъ моей памяти", заключилъ онъ.
   
   Примѣчаніе. Авторъ имѣлъ намѣреніе напечатать эту статью въ "Сѣверной Пчелѣ" и предварительно отдалъ ее на разсмотрѣніе шефа жандармовъ, графа А. Ѳ. Орлова... Но это было въ 1846 году, когда.о поэтѣ Пушкинѣ, какъ о человѣкѣ, вспоминать не дозволялось,-- и статья была возвращена автору съ нижеслѣдующею помѣтою собственной руки Л. В. Дубельта:
   "Г-нъ Г. А. (генералъ-адъютантъ) графъ Орловъ не изъявилъ согласія на напечатаніе этой статьи. 25-го апрѣля 1846 г. Г. Л. (генералъ-лейтенантъ) Дубельтъ". Ред.

"Русская Старина", No 2, 1874

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru