Исаев Андрей Алексеевич
Памяти Эмиля де-Лавелэ

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

Памяти Эмиля де-Лавелэ.

   Бельгійскій ученый Эмиль де-Лавелэ умеръ 23 декабря 1891 года на 70-мъ году жизни и на 46-мъ году ученой и литературной дѣятельности. Многолѣтняя дѣятельность Лавелэ оставила слѣдъ въ различныхъ отрасляхъ знанія. Онъ посвятилъ обширныя изслѣдованія такимъ важнымъ вопросамъ общественной жизни, какъ формы правленія въ современныхъ государствахъ, начальное образованіе въ девятнадцатомъ столѣтіи, современныя причины войнъ въ Европѣ, будущность католическихъ народовъ. Историкъ литературы найдетъ много поучительнаго въ его двухтомномъ трудѣ О Нибелунгахъ и Эддахъ. Этнографъ почерпнетъ много любопытнаго въ его Письмахъ объ Испаніи и особенно въ его книгѣ О Балканскомъ полустровѣ. Но главная масса его ученаго труда была затрачена на разработку вопросовъ народнаго хозяйства. Особенности его таланта обнаружились наиболѣе ярко при изслѣдованіи экономическихъ явленій и высокая научная репутація была, главнымъ образомъ, связана съ его заслугами предъ политическою экономіей. Настоящая замѣтка и послужитъ краткою характеристикой того, что сдѣлалъ Лавелэ для политической экономіи.
   Укажемъ, прежде всего, на слабую сторону этого писателя. Ему чужда пониманіе важности, которую имѣетъ въ политической экономіи дедуктивный методъ. Онъ проходитъ съ закрытыми глазами мимо крупныхъ, выражусь сильнѣе, великихъ завоеваній, которыя были сдѣланы экономистами-классиками и навсегда остались достояніемъ научной мысли. Онъ совершенно упускаетъ изъ вида полную аналогичность многихъ экономическихъ законовъ (таковы законы поземельной ренты, соотношенія между суммою денегъ и цѣнами товаровъ, законы потребленія и другіе) съ законами внѣшней природы, когда говоритъ, что "законы, надъ наученіемъ которыхъ работаетъ политическая экономія, не суть законы природы; это законы, исходящіе отъ законодателя" {Eléments d'économie politique, 3 éd. 1890, 17.}. Недостаточное пониманіе дедуктивнаго метода въ наукѣ о народномъ хозяйствѣ и служитъ главною причиной того, что Лавелэ не внесъ своего вклада въ запасъ теоретическихъ положеній, которыми уже владѣетъ политическая экономія.
   Но если мы предъявимъ Лавелэ требованіе, которое ставитъ экономистамъ историко-реалистическая школа, то бельгійскій ученый выступитъ передъ нами очень крупною величиной, имѣющею право на одно изъ самыхъ почетныхъ мѣстъ среди сторонниковъ этого направленія. Оцѣнка каждаго явленія народнаго хозяйства въ связи со всѣми условіями мѣста и времени, въ связи съ нравами, обычаями, высотой знаній, тѣлесною силой населенія и его трудовыми навыками, въ связи съ религіозными вѣрованіями, съ характеромъ и направленіемъ внѣшней и внутренней политики,-- таковъ пріемъ, которому Лавелэ не измѣняетъ ни въ одномъ изъ своихъ изслѣдованій. Этого способа изслѣдованія держится онъ какъ въ своихъ спеціальныхъ экономическихъ трудахъ, посвященныхъ сельскому хозяйству Бельгіи, такъ и въ общихъ трактатахъ о собственности, о соціализмѣ, и въ учебникѣ политической экономіи.
   Учебникъ -- маленькая карманная книжка -- представляетъ, по сжатости и изяществу изложенія и по богатству содержанія, chef d'oeuvre, подобныхъ которому трудно найти въ экономической литературѣ. Возьмемъ для примѣра одну страницу учебника, которая отведена вопросу о фондѣ заработной платы, и она познакомитъ насъ съ мастерствомъ, котораго достигъ Лавелэ въ сжатомъ изложеніи мыслей. Объ этомъ вопросѣ можно найти довольно много страницъ въ каждомъ курсѣ политической экономіи. А Лавелэ въ немногихъ словахъ доказываетъ, что фондъ заработной платы есть фикція, ибо разъ прибыль не образуетъ необходимо-постоянной величины, то на ея счетъ и можетъ возвышаться заработная плата. Каждою главой учебника Лавелэ заявляетъ о себѣ, какъ ревностномъ приверженцѣ историко-реалистической школы. Остановимся на одномъ изъ наиболѣе общихъ вопросовъ науки -- вопросѣ о производительности труда. Лавелэ изучаетъ его во всей полнотѣ и на ряду съ общеизвѣстными условіями, увеличивающими производительность труда, отмѣчаетъ и такія, которыя очень рѣдко обращаютъ на себя вниманіе экономистовъ. Всѣ условія, способныя, по мнѣнію Лавелэ, увеличивать производительность труда, могутъ быть сведены къ 17 пунктамъ. Здѣсь есть такіе, какъ вліяніе внѣшней природы, расовыхъ особенностей населенія, раздѣленія занятій, способовъ вознагражденія за трудъ, техническаго знанія. Но мы находимъ здѣсь указаніе и на такіе факторы, какъ правосудіе въ данной странѣ, господствующая система права наслѣдованія, политическій строй даннаго государства, философскія ученія и религіозныя вѣрованія. Словомъ, даже при изслѣдованіи одного вопроса,-- условій производительности труда,-- Лавелэ обнаруживаетъ чутье истиннаго соціолога, позволяющее ему во всей полнотѣ охватить причины, которыя способствуютъ возростанію народнаго богатства. Политическому строю государства онъ отводитъ главное мѣсто въ ряду этихъ условій. Возражая на курьезное замѣчаніе Ж. Б. Сэя, что благосостояніе народа вовсе не связано съ политическимъ строемъ государства, Лавелэ говорить: "Это -- глубокое заблужденіе, ибо ничто не благопріятствуетъ въ такой мѣрѣ народному богатству, какъ хорошее правительство, и ничто не имѣетъ столь гибельнаго вліянія на экономическую жизнь, какъ дурное правительство. Это доказываетъ исторія всѣхъ временъ и всѣхъ народовъ... Въ молитвахъ, возносимыхъ къ небу, мы просимъ избавить насъ отъ тяжкихъ болѣзней, голода и войнъ; но все это -- скоропреходящія бѣдствія; плодородіе браковъ и прилежный трудъ населенія вскорѣ заглаживаютъ потери. Дурное же правительство является многолѣтнимъ бѣдствіемъ. Пока оно существуетъ, бѣдствія, производимыя имъ, все болѣе увеличиваются" {Eléments, 66--68.}. Въ связи съ такимъ отношеніемъ въ правительству стоитъ и его оцѣнка государственнаго вмѣшательства въ экономическую жизнь народа. Онъ не раздѣляетъ требованій соціализма, что государство должно всесторонне регулировать общественное хозяйство, но стоитъ далеко "отъ воззрѣнія, особенно распространеннаго во Франціи, что правительство должно быть только охранителемъ личности и собственности". Если бы люди ясно сознавали свои интересы, свои права и обязанности, то они добровольна дѣлали бы то, что должны дѣлать, и воздерживались бы отъ того, что дѣлать не слѣдуетъ. Всякое принужденіе было бы излишне. Государство вовсе не было бы нужно. Это было бы царство истинной свободы, которая состоитъ въ томъ, чтобы дѣлать добро". Онъ согласенъ съ Жюлемъ Симономъ, что государство призвано работать надъ тѣмъ, чтобы сдѣлать себя излишнимъ; но это не должно наступить преждевременно. Большой историческій тактъ обнаруживаетъ Лавелэ и въ оцѣнкѣ соціализма. И до сихъ поръ очень немногіе писатели оцѣниваютъ соціализмъ, какъ цѣльную и законченную систему, которая объясняется не парадоксальностью ума и пылкостью фантазіи какого-нибудь Фурье, Овена, Маркса или Лассаля, а всѣми условіями экономической жизни Европы за послѣднія сто лѣтъ. Поэтому въ огромной литературѣ по соціализму мы находимъ очень небольшое число трудовъ, имѣющихъ дѣйствительно научное значеніе; все остальное, поскольку оно не выходить изъ-подъ пера приверженцевъ соціализма,-- поверхностно, пристрастно, не имѣетъ ни малѣйшей цѣны. Книга Лавелэ О современномъ соціализмѣ, не чуждая ошибокъ, относится къ тѣмъ трудамъ, которые составляютъ важное пріобрѣтеніе историко-критической литературы. Во французской литературѣ Лавелэ можетъ быть поставленъ на ряду съ Рейбо; но почти полвѣка, раздѣляющіе этихъ писателей, несравненно большее развитіе явленій, характеризующихъ соціализмъ, позволяютъ Лавелэ дѣлать болѣе широкія обобщенія и предсказанія, нежели тѣ, которыя въ первой половинѣ настоящаго вѣка были подъ силу даже очень проницательнымъ умамъ.
   Наиболѣе слабою стороной изслѣдованія Лавелэ о соціализмѣ является недостаточное мѣсто, отведенное Родбертусу. Хотя авторъ и говоритъ о большомъ значеніи этого писателя для новаго періода въ развитіи соціализма, однако, дѣлаетъ слишкомъ бѣглый обзоръ той богатой сокровищницы научныхъ положеній и оригинальныхъ мыслей, которую оставилъ Родбертусъ. Слова автора, что Родбертусъ -- писатель мало знакомый за границей {Le socialisme contemporain, 3 Ed. 1891, 16.}, вполнѣ примѣнимы и къ самому Лавелэ. Мы тѣмъ охотнѣе отмѣчаемъ эту слабую сторону книги о соціализмѣ, что, вообще, она богата содержаніемъ и стоитъ на высотѣ научныхъ требованій, которыя можно предъявить подобному труду. Давая общую оцѣнку соціализма, какъ системы общественнаго переустройства, Лавелэ дѣлаетъ обозрѣніе многихъ церковныхъ писателей изъ первыхъ вѣковъ христіанства,-- писателей, которые рѣзко порицаютъ неравномѣрное распредѣленіе богатствъ, и говоритъ, что въ Библіи можно найти всѣ зачатки того, что мы находимъ у наиболѣе разумныхъ представителей соціализма. "Христіанство глубоко запечатлѣло въ нашихъ сердцахъ и умахъ тѣ чувства и мысли, которыя и даютъ происхожденіе соціализму. Кто внимательно читаетъ пророчества Ветхаго Завѣта и Евангеліе и, въ то же время, присматривается къ условіямъ современной экономической жизни, тотъ неизбѣжно порицаетъ ихъ во имя евангельскаго идеала. Въ каждомъ христіанинѣ, который понимаетъ заповѣди Учителя и чтитъ ихъ, есть извѣстный осадокъ соціализма, и каждый соціалистъ, если онъ даже отрицаетъ всѣ религіи, безсознательно носитъ въ себѣ зачатки христіанства. Только дарвинисты и экономисты, которые утверждаютъ, что нужно дать полную свободу естественнымъ законамъ, управляющимъ человѣческими обществами, являются послѣдовательными противниками, въ одно и то же время, и соціализма, и христіанства" {Тамъ же, XVIII.}. Эта связь представляется Лавелэ до такой степени тѣсною и неразрывною, что онъ считаетъ возможнымъ побѣдить соціализмъ только окончательнымъ изсушеніемъ тѣхъ источниковъ, откуда онъ проистекаетъ и которые навсегда связаны съ современною цивилизаціей.
   "Если хотятъ искоренить соціализмъ, -- говоритъ онъ, -- то нужно поразить его въ его источникѣ и средствахъ распространенія: нужно осудить христіанство, сжечь Библію, учить вмѣстѣ съ древними философами, что естественное неравенство людей освящаетъ рабство; нужно положить конецъ всеобщему народному образованію и періодической печати. Если существующее нынѣ неравенство состояній необходимо, то каждая вновь открытая школа, типографія, каждое расширеніе политическихъ правъ является уже посягательствомъ на общественный порядокъ" {Тамъ же, XLI.}. Мысль о тѣснѣйшей связи наиболѣе существенныхъ идей соціализма со всѣми устоями современной европейской цивилизаціи убѣдительно доказывается, по мнѣнію Лавелэ, уже тѣми разнообразными формами, которыя приняло это ученіе, и различными школами, которыя возникли на этомъ фундаментѣ: здѣсь есть представители разныхъ общественныхъ слоевъ и весьма несходныхъ между собою политическихъ партій; рабочій классъ, длинный списокъ людей пауки, члены католической и протестантской церквей, отъ епископовъ до скромныхъ сельскихъ священниковъ, нѣкоторые государственные люди, въ значительной степени Бисмаркъ. Отдѣльныя партіи во многомъ отличаются одна отъ другой, но всѣ имѣютъ и общую черту -- стремленіе ограничить личную свободу тамъ, гдѣ она выражается въ произволѣ сильнаго насчетъ слабыхъ, и тѣмъ содѣйствовать благу многочисленной и бѣднѣйшей массы населенія. Но столь объективная оцѣнка системъ общественнаго переустройства не мѣшала бельгійскому ученому относиться съ самымъ строгимъ порицаніемъ ко всѣмъ насильственнымъ переворотамъ, которыми хотятъ проложить путь для торжества новыхъ общественныхъ порядковъ: большее равенство между людьми не можетъ быть вызвано насиліями; всѣ насилія вызываютъ ожесточеніе однѣхъ общественныхъ группъ противъ другихъ и ведутъ къ усиленной реакціи.
   Большой историческій смыслъ проявляетъ Лавелэ и при оцѣнкѣ формъ права собственности. Въ концѣ 70-хъ годовъ, когда книга бельгійскаго экономиста о первобытныхъ формахъ права собственности вышла первымъ изданіемъ, научная литература уже обладала трудами Маурэра, Мэна и другихъ, которые проливали иного свѣта на древнія формы землевладѣнія. Но весь этотъ богатый научный матеріалъ не имѣлъ достаточнаго вліянія на мышленіе новыхъ экономистовъ. По Маурэру знакомились со всѣми частностями общиннаго строя у древнихъ германцевъ, научались объяснять каждую особенность этого строя всѣми условіями жизни того времени, но для настоящихъ и будущихъ поколѣній превосходство частнаго землевладѣнія казалось стоящимъ внѣ спора. Еще въ 1871 году Адольфъ Вагнеръ напечаталъ брошюру Объ отмѣнѣ права частной земельной собственности, гдѣ на общинное землевладѣніе возводятся всевозможныя обвиненія. Экономистамъ Западной Европы, en masse (даже большинству экономистовъ историко-реалистической школы), совершенно измѣняло историческое чутье при сравненіи частной поземельной собственности съ разными первобытными формами владѣнія землей: изъ историковъ и безпристрастныхъ критиковъ они становились людьми партіи; отношеніе къ частной земельной собственности изъ научной оцѣнки становилось хвалебнымъ гимномъ. Въ средѣ западно-европейскихъ ученыхъ Лавелэ принадлежитъ честь совершить рѣзкій поворотъ отъ привычныхъ взглядовъ на преимущества частнаго владѣнія землею. Читатель, изучающій по книгѣ Лавелэ древнія формы поземельной собственности у славянъ и германцевъ, индусовъ, египтянъ и турокъ, получаетъ увѣренность въ томъ, что весь собранный матеріалъ служитъ автору не только для ряда историческихъ обобщеній, что все это бельгійскій экономистъ обозрѣваетъ не только ad docendum, но и ad legem ferendam. Изученіе того, что прошло или что отживаетъ вѣкъ и сохранилось только въ архаическихъ обломкахъ, заставляетъ Лавелэ заключить, что многое въ сѣдой старинѣ не было отвѣтомъ только на текущія потребности людей, не удовлетворило нужды только тогдашнихъ поколѣній, но служило къ огражденію свободы и равенства, которыя всегда составляютъ драгоцѣннѣйшее достояніе человѣчества. Бельгійскій писатель проводитъ мысль, что разложеніе старыхъ первобытныхъ формъ поземельной собственности оставило пробѣлъ, который ничѣмъ не пополненъ. Такъ какъ разложеніе этихъ формъ было только отчасти послѣдствіемъ измѣненій въ земледѣльческой техникѣ, главнымъ же образомъ оно явилось результатомъ насилій или расы побѣдителей надъ побужденнымъ племенемъ, или господствующаго сословія надъ крестьянствомъ, то оно не было роковою необходимостью. А разъ нужно допустить это, то логично сдѣлать выводъ, что частная поземельная собственность не есть наилучшая форма владѣнія землей, что можно многому поучиться у предковъ, можно воскресить многое, что изгнано, а не само сошло со сцены исторіи. Поземельные порядки, близкіе къ старому общинному строю, не легко могутъ замѣнить въ странахъ старой цивилизаціи привычное jus utendi et abutendi re sua. Иначе -- въ странахъ молодой культуры: тамъ широкій просторъ для творчества; тамъ -- бѣлая доска, на которой поселенцы могутъ создать такой общественный порядокъ, который наиболѣе соотвѣтствуетъ интересамъ всего народа.
   "Во всѣхъ первобытныхъ обществахъ, въ Азіи, Европѣ, Африкѣ, у славянъ и германцевъ, въ Россіи и на Явѣ, земля, будучи общею собственностью рода, періодически дѣлилась между всѣми семьями, дабы всѣ онѣ могли жить трудами своихъ рукъ, сообразно съ велѣніями природы. Каждый достигалъ благосостоянія сообразно со своимъ трудолюбіемъ и способностями; во всякомъ случаѣ, никто не былъ окончательно лишенъ средствъ существованія, и тѣмъ предупреждалось возростаніе неравенства. Въ большой части странъ эта первобытная форма собственности уступила мѣсто частной; вслѣдъ за этимъ явилось неравенство состояній, господство однихъ классовъ и болѣе или менѣе полное порабощеніе работника. Но въ Швейцаріи, на-ряду съ частнымъ землевладѣніемъ, въ общей собственности осталась значительная часть территоріи каждой общины; это -- алиенда, собственность всѣхъ" {De la propriété, 2 éd. 1877, XVII, XVIII.}. Я не думаю, что исторія раскрываетъ намъ право. Изъ того, что извѣстное учрежденіе существовало многіе вѣка, не слѣдуетъ, что оно законно, что оно должно быть сохранено или возстановлено. Но, во всякомъ случаѣ, изъ факта его продолжительнаго существованія нужно заключить, что оно отвѣчало на чувства и потребности людей въ теченіе многихъ вѣковъ. Примемъ, однако, въ разсчетъ, что всѣ доводы, которыми пользуются юристы и экономисты для оправданія собственности римскаго образца, не выгораживаютъ ея дурныхъ вліяній, а, напротивъ, оправдываютъ первобытную собственность, которая господствовала въ древнихъ обществахъ и освящалась міровымъ чувствомъ инстинктивной справедливости.
   "Отбитъ поразмыслить надъ этимъ всеобщимъ фактомъ, проистекающимъ изъ согласія всѣхъ. Слѣдуетъ поразмыслить надъ этимъ, тѣмъ болѣе, что собственность, разсматриваемая какъ всеобщее естественное право, наиболѣе соотвѣтствуетъ чувствамъ равенства и милосердія, которыя старается пробудить въ насъ христіанство. Знакомство съ первобытными формами собственности имѣетъ непосредственное значеніе для новыхъ земель, Австраліи и Соединенныхъ Штатовъ, которыя имѣютъ огромныя незанятыя пространства, могущія принять общинное землевладѣніе. Наше старое общество достигнетъ порядка болѣе согласнаго съ справедливостью и требованіями христіанства только посредствомъ общественной борьбы, въ которой можетъ погибнуть свобода; новыя же общества, которыя слагаются въ другихъ полушаріяхъ, могутъ избѣгнуть этихъ страшныхъ испытаній, если извлекутъ поученіе изъ исторіи и усвоятъ учрежденія, которыя во многихъ странахъ способствовали общему благу. Крайне необходимо, чтобы въ каждой общинѣ удерживалась часть территоріи для пожизненнаго распредѣленія ея между всѣми семьями, какъ это дѣлается въ нѣкоторыхъ понтонахъ Швейцаріи. Граждане Америки и Австраліи, не усвоивайте узкаго и жестокаго права, которое мы заимствовали у римлянъ. Возвратитесь къ старымъ традиціямъ вашихъ предковъ" {Тамъ же, XXII--XXIII.}.
   Трудъ Лавелэ о формахъ собственности имѣетъ спеціальное значеніе для насъ, русскихъ. Съ половины 70-хъ годовъ изъ среды русскихъ ученыхъ стали раздаваться голоса, что общинное владѣніе землею представляетъ гораздо меньше невыгодъ, нежели утверждали противники общины. Хотя эти доводы {Таковы труды Поснякова и Орлова объ общинномъ землевладѣніи.}, опираясь на изученіе общины, были болѣе убѣдительны, нежели теоретическая защита общины писателями 50-хъ годовъ, однако, уже по тому одному, что это были голоса русскихъ экономистовъ, всегда оставался большій или меньшій просторъ для предположенія, что ими руководитъ не одно знаніе, но и пристрастная любовь къ старой формѣ владѣнія землею, къ формѣ, которая стала національною, такъ какъ исчезла почти во всей Европѣ. Голосъ бельгійца, гражданина страны, въ которой иидивидуализація поземельной собственности достигла наибольшаго развитія, имѣетъ особый вѣсъ и служитъ сильною поддержкой для всѣхъ, отстаивающихъ земельную общину.
   Стремленіе къ идеалу никогда не покидаетъ Лавелэ въ его экономическихъ изысканіяхъ. Оно выражается то въ формѣ требованій относительно частной жизни людей, то въ видѣ предсказаній относительно общественнаго строя, который когда-нибудь долженъ осуществиться. Уже на первыхъ страницахъ своего учебника Лавелэ установляетъ связь между политическою экономіей и нравственностью: нравственныя начала, по его мнѣнію, должны стоять во главѣ всѣхъ актовъ экономической жизни. "Мораль требуетъ отъ насъ умѣренности въ потребностяхъ, усердія и добросовѣстности въ трудѣ, вѣрности даннымъ обязательствамъ, бережливости и предусмотрительности въ затратѣ нашихъ доходовъ, соблюденія справедливости въ нашихъ отношеніяхъ къ ближнимъ. Каждое изъ этихъ предписаній является также существеннымъ правиломъ экономической жизни" {Elements, 8.}. Во главѣ о потребностяхъ мы находимъ слѣдующія краснорѣчивыя и убѣдительныя строки: "Не правы тѣ, "которые утверждаютъ, что нужно измѣрять успѣхи цивилизаціи многочисленностью удовлетворенныхъ потребностей; невѣрно и то, будто слѣдуетъ безостановочно умножать потребности для рѣшенія экономическихъ задачъ. Древняя мудрость я христіанская мораль проповѣдывали умѣренность въ потребностяхъ, согласно съ прекраснымъ поученіемъ Сенеки: "если хочешь быть богатъ, то уменьшай свои желанія, вмѣсто того, чтобы накоплять богатство". Экономистъ не станетъ возражать Сенекѣ... Поощрять безконечное возростаніе потребностей значитъ толкать человѣчество на путь чувственной жизни, которая служитъ смертью для добродѣтели, а вслѣдствіе того и для свободы. Правъ былъ Аристотель, говоря, что количество благъ, которыя дѣлаютъ жизнь человѣка счастливою, ограничено. Величайшіе благодѣтели человѣчества: Іисусъ, Будда, Зороастръ, Спиноза -- довольствовались немногимъ, такъ какъ жили жизнью духа, которая и есть истинная жизнь. Душа апостола въ закаленномъ тѣлѣ, каковы были Соврмъ и св. Павелъ, вотъ образцы, на которые долженъ указывать экономистъ" {Тамъ же, стр. 21--22.}. Сообразно съ этимъ, Лавелэ признаетъ многія потребности ложными; онѣ не только не способствуютъ человѣку въ его истинныхъ жизненныхъ цѣляхъ, но даже задерживаютъ развитіе его способностей, таковы: спиртные напитки, опіумъ, табакъ, драгоцѣнные каменья. Съ этимъ связано и требованіе, которое онъ предъявляетъ машинамъ. "Прискорбно думать,-- говоритъ Лавелэ,-- что неутомимые работники изъ желѣза и стали пожираютъ силу людей, которымъ они призваны служить. Нужно, чтобы машины дѣйствительно облегчали человѣческій трудъ, чтобы онѣ служили не для изготовленія все большей и большей массы продуктовъ, а для того, чтобы доставлять работнику большій досугъ и дѣлать возможнымъ для него истинно-человѣческое существованіе" {Тамъ же, стр. 101.}.
   Всѣ эти и многія имъ подобныя положенія Лавелэ не имѣли бы большаго значенія, если бы онъ ограничивался только областью частной морали и считалъ возможнымъ такое улучшеніе экономической жизни при господствѣ настоящаго порядка вещей. Но онъ глубоко сознаетъ всѣ несовершенства современнаго общественнаго строя и требуетъ коренныхъ его измѣненій. Здѣсь мы находимъ большое превосходство Лавелэ сравнительно со многими германскими представителями историко-реалистическаго направленія. Многія изъ нихъ, требуя разныхъ частичныхъ измѣненій въ экономической жизни, охотно подчиняются такъ называемой исторической необходимости и цѣпко держатся за узко-національное начало, опирающееся на милитаризмъ. Ромеръ, излагая начала переселенческой политики, не можетъ воздержаться отъ замѣчанія, что балканскія земли и Константинополь "Богъ дастъ перейдутъ въ собственность нѣмцевъ". Вагнеръ примиряется съ необходимостью тяжелаго для европейскихъ народовъ военнаго бюджета и считаетъ возможнымъ въ немъ только частичныя сокращенія {См. Wagner: "Lehrbuch der Finanzwissenschaft".}. Для Лавелэ тѣсны эти рамки узкаго націонализма. Онъ не можетъ примириться съ мыслью, что все совершающееся разумна только потому, что является слѣдствіемъ извѣстныхъ причинъ; онъ убѣжденъ, что многаго можно было бы избѣгнуть, если бы разумъ и любовь къ ближнимъ были чаще руководителями человѣческихъ поступковъ. "Нельзя отстаивать положеніе,-- говоритъ онъ,-- будто въ человѣческомъ обществѣ, подобно тому, какъ во внѣшнемъ мірѣ, существующій порядокъ есть наилучшій; иначе мы признаемъ законными всѣ общественныя несправедливости, а всякую попытку къ реформамъ назовемъ безуміемъ и даже посягательствомъ на законы природы" {De la propriété, p. 890.}. Идеалъ общественной жизни осуществляется для Лавелэ не въ тѣсныхъ національно-замкнутыхъ государствахъ, вооруженныхъ съ головы до ногъ и подстерегающихъ другъ друга съ оскаленными зубами, а въ мирномъ союзѣ свободныхъ, самоуправляющихся общинъ, владѣющихъ своею территоріей. Наступитъ день, -- говоритъ бельгійскій мыслитель,-- когда государство будетъ состоять изъ такихъ общинъ, "а союзъ подобныхъ государствъ будетъ современемъ организаціей всего человѣческаго общества" {Там же, стр. 122.}.

А. Исаевъ.

"Русская Мысль", кн.III, 1892

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru