Lib.ru/Классика: Хотинский Матвей Степанович. Путешествие в южную Африку, именно в страну Наталя, кафров, амазалу и макатиссов и до тропика Козерога, совершенное в 1838 по 1844 г. Адульфом Дельгоргом

Voyage dans l'Afrique australe, notamment dans le lerritoire de Natal, dass celui des Cafres Amazoulons et Makatisses et jusqu'au tropique de Capricorne, exécuté durant les années. 1838, 1839, 1840, 1841, 1842, 1843 et 1844, par M. Adulphe Delegorgue. Avec une introduction p. M. Albert-Monlemont. Accompagné de dessins et caries. Paris, 1848; in 8°; 2 vol. (Путешествіе въ южную Африку, именно въ страну Наталя, кафровъ, амазалу и макатиссовъ и до тропика Козерога, совершонное въ 1838 по 1844 г. Адульфомъ Дельгоргомъ. Съ предисловіемъ г. Альберта Монтемона, рисунками и картами. Парижъ. 1848 г. въ 8 д. л.; 2 тома).

СТАТЬЯ ПЕРВАЯ.

Авторъ сочиненія, котораго заглавіе мы сейчасъ представили нашимъ читателямъ, принадлежитъ къ числу самыхъ интересныхъ путешественниковъ нашего времени, и личность его не менѣе замѣчательна самой книги. Оставшись сиротою въ самой ранней молодости, онъ приготовлялся къ юридическому поприщу, которое, впрочемъ, было вовсе несообразно съ его характеромъ и наклонностями. Еще въ малолѣтствѣ любилъ онъ читать описанія дальнихъ путешествій въ страны малоизвѣстныя, и эти чтенія постепенно развивали въ немъ охоту къ странствованіямъ. Воспользовавшись первымъ удобнымъ случаемъ, онъ сбросилъ съ себя адвокатскую шапку и сыскалъ должность на кораблѣ, отправлявшемся въ Сенегаль. Въ теченіи пяти лѣтъ посѣтилъ онъ сѣверные берега Европы, западный берегъ Африки и Антильскіе острова; но жизнь и занятія на кораблѣ не понравились молодому искателю приключеній. Онъ воротился въ Дуэ (Douai), свою родину, и тамъ задумалъ планъ многолѣтняго путешествія въ южную Африку. Безъ всякой помощи со стороны правительства или какого-либо мецената, съ весьма ограниченными денежными средствами и съ самыми поверхностными свѣдѣніями въ естественныхъ наукахъ, поддерживаемый одною только твердою волею, Дельгоргъ совершилъ одно изъ затруднительнѣйшихъ путешествій въ страны, гдѣ до него не была еще нога европейца, и вывезъ оттуда богатую коллекцію разнородныхъ этнографическихъ и естественно-историческихъ свѣдѣній и предметовъ, послужившихъ значительнымъ для наукъ пособіемъ.

Путешествіе Дельгорга не походитъ на другія, предпринимаемыя обыкновенно съ опредѣленною ученою, политическою или коммерческою цѣлію, и поэтому носитъ на себѣ совершенно отличительный характеръ. Это -- незатѣйливый разсказъ страстнаго охотника, заброшеннаго судьбою или собственною волею въ дикую, дѣвственную страну,-- охотника, пробирающагося, съ ружьемъ за плечами и въ случайномъ товариществѣ, все далѣе и далѣе, куда глядятъ глаза да бѣжитъ звѣрь, не заботясь о томъ, далеко ли зашелъ онъ и куда заведетъ его случай среди безтропинныхъ пустынь и лѣсовъ. Впрочемъ, и то сказать, этотъ охотникъ не по-плечу нашимъ доморощеннымъ Немвродамъ, и дичь его не похожа на ту, которую удается намъ стрѣлять у себя дома. Не въ утку или куропатку, не въ зайца и даже не въ медвѣдя цѣлитъ онъ: его дуло ищетъ, слоновъ да львовъ, кровожадныхъ гіенъ да чудовищныхъ, иппопотамовъ, и обстановка этой грандіозной охоты, на которую нашъ авантюристъ пускается часто одинъ-одинехонекъ, состоитъ не изъ нашихъ болотъ и степей съ ихъ мирными жителями, а изъ пустынь южной Африки, населенныхъ, дикими племенами кафровъ. На такой охотѣ не можетъ быть недостатка въ приключеніяхъ, и нашъ авторъ разсказываетъ ихъ просто, безъ затѣй, претензій и хвастовства, по съ задушевнымъ жаромъ и тономъ образованнаго человѣка, который не только умѣетъ отличаться въ товариществѣ, готентотовъ, но и въ состояніи занять видное мѣсто въ любой парижской гостиной.

Познакомивъ съ личностью автора, мы считаемъ нужнымъ сказать нѣсколько предварительныхъ словъ о странѣ, въ которую онъ направилъ, свое странничество, хотя и то и другое гораздо рѣзче и опредѣлительнѣе выказывается въ самомъ, разсказѣ путешественника. Но мы полагаемъ, что такой предварительный взглядъ, необходимъ для того, чтобы читатель могъ заблаговременно составить свое понятіе о томъ, чего онъ можетъ, требовать и надѣяться отъ автора книги.

На крайней южной оконечности африканскаго материка лежитъ обширное пространство земли, называемое колоніею Мыса Доброй Надежды и составляющее одно изъ важнѣйшихъ заморскихъ владѣній Англіи. Верстъ до 800 въ длину и отъ четырехъ до пяти сотъ въ ширину, лежитъ площадь, заключающая въ себѣ почти до 250 тысячь квадратныхъ верстъ, окаймленная съ трехъ сторонъ линіею береговъ, слишкомъ въ 250 географическихъ миль. На этомъ обширномъ пространствѣ, ограниченномъ съ запада и юга Океаномъ, съ востока землею Кафровъ, а съ сѣвера Готентотіею, простирающеюся въ невѣдомыя страны внутренней Африки, живутъ, подъ верховною властію англійской королевы, около двухъ сотъ тысячь человѣкъ, изъ которыхъ 60,000 бѣлыхъ и свободныхъ цвѣтныхъ людей, 40,000 негровъ, 30,000 гетентотовъ и слишкомъ 50,000 кафровъ и бошесмановъ (лѣсныхъ людей). Здѣсь, среди могущественной растительности близкихъ къ тропику странъ, видишь почти всѣ роды нашихъ европейскихъ домашнихъ животныхъ рядомъ съ туземными: въ поляхъ же и лѣсахъ куропатка попадается вслѣдъ за сгроусомъ, гіена травитъ зайца, буйволъ пасется въ дебри недалеко отъ стада слоновъ и чудовищный иппопотамъ поднимаетъ изъ воды колоссальную голову, чтобы посмотрѣть на пьющую газель или носорога. Ступайте осторожнѣе въ густой травѣ: тамъ гнѣздятся ядовитыя змѣи, да страшные бѣлые муравьи. Не ждите здѣсь ни весны, ни осени, потому-что здѣсь только два времени года: лѣто, въ которое при палящемъ зноѣ не падаетъ ни капли дождя, и зима, въ которую онъ льетъ нѣсколько мѣсяцевъ, почти безъ перемежки.

Три державы, владычествовавшія каждая въ свою очередь морями, водружали поочередно свои флаги на таинственномъ мысу, который впервые былъ обогнутъ Васко де Гамою и по справедливости названъ Мысомъ Бурь (Capo de lus tormentos). Но подвигъ Гамы разсѣялъ волшебный мракъ, лежавшій надъ южнымъ Океаномъ, и открылъ европейскимъ кораблямъ путь въ Индѣйское море; блестящая будущность, представлявшаяся оттого португальской торговлѣ, побудила измѣнить названіе Бурнаго мыса въ мысъ Доброй Надежды. Это событіе совершилось почти въ тоже самое время, какъ Колумбъ открывалъ Америку.

Казалось, новооткрытый мысъ представлялъ самый естественный пунктъ роздыха для лузитанскихъ кораблей шедшихъ въ Индію и возвращавшихся оттуда; но не только португальцы не основали тутъ поселенія, а даже не догадались выстроить, на случай нужды, и временного укрѣпленія или станцій. Прошло болѣе вѣка, пока явились туда голландцы, но и тѣ продумали полстолѣтія, прежде чѣмъ рѣшились заложить колонію. Первое поселеніе голландцевъ на мысѣ Доброй Надежды заложено фонъ Рибекомъ 8 апрѣля 1652 года и послужило краеугольнымъ камнемъ батавскаго могущества на южной оконечности Африки, постоянно возраставшаго съ тѣхъ поръ до 1795 г. Въ послѣднюю эпоху, вслѣдствіе переворотовъ, причиненныхъ въ Европѣ первою Французскою революціею, англичане завладѣли мысомъ Доброй Надежды, который впрочемъ былъ возвращенъ Голландіи въ 1803 году, по заключеніи Аміенскаго мирнаго договора. Однакожъ, три года спустя, Англія покорила вновь эту колонію своей власти и сохранила ее съ тѣхъ поръ, утвердивъ окончательно права свои постановленіемъ Вѣнскаго конгресса въ 1815 году.

Вотъ въ нѣсколькихъ строкахъ исторія мыса Доброй Надежды. Но прежде чѣмъ мы перейдемъ къ разсказу г. Дельгорга, скажемъ нѣсколько словъ о прежнихъ замѣчательныхъ путешествіяхъ въ эти страны, совершенныхъ во время голландскаго и британскаго владычества. По нашему мнѣнію, странствованіе смѣлаго Француза выставится черезъ это предъ читателями гораздо рельефнѣе.

Первое извѣстное путешествіе но южной оконечности африканскаго материка совершилъ нѣкто Лопецъ въ концѣ XVI вѣка. Описаніе его странствованія, изданное Пигафеттою въ 1591 году, (подъ названіемъ: Описаніе страны между Конго, мысомъ Доброй Надежды и Ниломъ), даетъ намъ первое понятіе о кафрахъ и о странѣ Наталь (Рождества), названной такъ потому, что она впервые открыта въ день Рождества Христова.

Вслѣдъ за Лопецомъ появились въ упомянутыхъ мѣстахъ нѣсколько голландскихъ и англійскихъ туристовъ, объ открытіяхъ которыхъ сохранилось очень мало свѣдѣній, такъ-что второе замѣчательное путешествіе относится уже къ 1673 году, когда Тенъ Ринъ (Ten Rhyne) посѣтилъ Мысъ и страну Готентотовъ. Краткое описаніе этихъ странъ было издано въ 1686 г. въ Шафгаузенѣ, на латинскомъ языкѣ.

Въ 1705 году, ланддростъ Куптъ, въ теченіи полутора мѣсяца посѣтилъ нѣсколько готентотскихъ деревень для вымѣна у туземныхъ жителей быковъ, нужныхъ голландскимъ колонистамъ.

Съ 1705 до 1713 г. длилось странствованіе Колбе, путешественника хотя и правдиваго, но легковѣрнаго. Онъ описалъ страну, запятую въ то время колонистами, и познакомилъ Европу съ нравами, обычаями и формою правленія ихъ дикихъ сосѣдей.

Книга Колбе (изданная въ трехъ томахъ) заключаетъ въ себѣ много драгоцѣнныхъ свѣдѣній; но, къ сожалѣнію, въ ней попадаются странности, свидѣтельствующія о легковѣріи автора.

Путешествіе Лакайля (Lacaille), совершенное въ 1751 и 1752 годахъ, ограничивалось одною только астрономическою цѣлію -- наблюденія звѣздъ южнаго неба. За Лакайлемъ Хонъ и Бринкъ, въ 1761 и 1762 годахъ, мечтатель Бернардерь де Сенъ-Пьерръ въ 1771 и наконецъ Спарманъ въ 1772 по 1776 г. посѣщали мысъ Доброй Надежды. Особенно замѣчательно путешествіе послѣдняго, весьма подробно описавшаго правый образъ жизни кафровъ, готентотовъ и бошесмановъ и принесшаго богатую жатву предметовъ естественно-историческихъ.

Рядомъ и одновременно съ Спарманомъ, является Тунбергъ, отличный натуралиста", изслѣдовавшій протяженіе владѣній капской колоніи, особливо въ ботаническомъ отношеніи. За нимъ (1777 -- 1779) слѣдовалъ Патерсонъ, далѣе предшественниковъ своихъ проникшій на сѣверъ въ неизвѣстныя страны и переступившій, по этому направленію, Оранжевую рѣку, а къ востоку за большую Рыбную рѣку, лежащую въ глубинѣ земли кафровъ.

Наконецъ (1780 -- 1785) является Левальякъ, затмившій славу своихъ предшественниковъ и сообщившій множество любопытнѣйшихъ подробностей, касательно орнитологіи и вообще зоологіи этихъ малоизвѣстныхъ странъ. Замѣтимъ однакожь, что въ описаніи путешествія Левальяка, составленномъ молодымъ талантливымъ писателемъ Барономъ, часто встрѣчаются мѣста, болѣе похожія на романъ, нежели на истину. Молодой разскащикъ, кажется, искалъ заинтересовать читателей любопытными подробностями, прикрашенными воображеніемъ, и не заботился объ истинѣ Фактовъ; поэтому, книга его, содержащая много преувеличеній, читается весьма легко и отличается необыкновенною занимательностью.

Въ 1796 г., въ годъ англійскаго завоеванія, американецъ Стаутъ (Stout), голландецъ (Jong) и англичанипъ Персиваль, странствовали по землямъ кафровъ и готентотовъ; и въ тоже время Французъ Деграпире изслѣдовалъ положеніе береговъ Капской колоніи. За ними, въ концѣ прошлаго вѣка, слѣдовали Барроу, Семиль, Трутеръ иСомервиль. Послѣдній, перешагнувъ за Снѣговыя горы, открылъ но ту сторону пустынь плодородныя равнины, Дотолѣ неизвѣстныя европейцамъ.

Во время кратковременнаго возстановленія батавскаго владычества (1803--1806), совершившагося вслѣдствіе аміенскаго трактата, ученный путешественникъ, Генрихъ Лихтенштейнъ, посѣтилъ колонію и сосѣднія съ ней земли и издалъ ихъ описаніе, чрезвычайно богатое, какъ учеными фактами, такъ и подробностями о жизни и обычаяхъ туземныхъ племенъ.

По возвращеніи колоніи подъ власть Англіи, множество британскихъ туристовъ устремились въ эти страны. Между ними замѣчателенъ миссіонеръ Кэмбль (Campbell), углублявшійся въ 1812--1815 на сѣверъ и востокъ капскихъ владѣній и проникнувшій въ земли гриновъ и наминовъ. Онъ явился туда вторично въ 1820 г. съ другимъ миссіонеромъ Филипомъ, который дошелъ даже до Датаку (въ 1825 г.). Англійскіе миссіонеры увѣряютъ, что собраты ихъ Кэмбль и Филипъ своими путешествіями много способствовали къ просвѣщенію туземныхъ дикарей и къ упроченію мирныхъ отношеній ихъ къ колонистамъ; но Деньгоргъ, прожившій болѣе шести лѣтъ въ тѣхъ странахъ, свидѣтельствуетъ о совершенно противномъ и утверждаетъ, что упомянутые миссіонеры своимъ Фанатическимъ неблагоразуміемъ вселили въ туземцахъ ненависть къ европейцамъ и ихъ просвѣщенію и разными непозволительными средствами еще болѣе развратили дикихъ чадъ природы, населяющихъ земли, сопредѣльны я владѣніямъ колоніи. Трудно, не бывши на мѣстѣ, рѣшить, кто правъ, кто виноватъ. Авторъ лежащей предъ читателемъ статьи самъ имѣлъ случай провести нѣсколько дней въ Каптоунѣ (Cap Town), столицѣ Канской колоніи, и, сообразивъ слышанное и видѣнное тамъ, съ свидѣтельствами другихъ путешественниковъ, раздѣляетъ мнѣніе Дельгорга и не можетъ вообще похвалить дѣйствій англійскихъ миссіонеровъ, которыхъ ему удавалось видѣть внѣ Европы.

Оставимъ, однакожь, въ-покоѣ миссіонеровъ и обратимся къ борчелю (Burchell), собравшему съ 1800 по 1812 г. безчисленныя зоологическія и ботаническія сокровища на Мысѣ и сопредѣльныхъ ему странахъ. По слѣдамъ его шелъ Томпсонъ, съ 1821 по 1,824 г.

Пока Томпсонъ занимался приведеніемъ въ порядокъ своихъ богатыхъ коллекцій, Коуперъ Розъ (Cowper- Hose) изслѣдовалъ движеніе и состояніе пограничнаго населенія колоніи (съ 1824 по 1828), миссіонеръ Халбекъ посѣтилъ земли тамбуковъ и кафровъ (въ 1827 г.), а Кови (Cowie) и Гринъ (Green), англійскіе колонисты, проникнули до залива Лагоа. Докторъ же Смитъ (Smith) съ своей стороны достигнулъ до тропика Козерога, но только но совершенно другой дорогѣ, чѣмъ по которой прошелъ впослѣдствіи Дельгоргъ..

Наконецъ въ 1841 году капитанъ Харрисъ, находившійся въ службѣ остъ-индской компаніи, издалъ въ 1841 году, въ Лондонѣ, описаніе своихъ охотничьихъ экскурзій въ страну кафровъ Масиликаци, гдѣ сообщилъ нѣсколько географическихъ данныхъ о Грэмстоунѣ (Graham's Town), Графренцетѣ (Graf-Heynett) и Снѣговыхъ горахъ, съ подробностями о боерсахъ, или голландскихъ поселенцахъ. Эта книга была бы довольно интересна, если бы содержаніе ея не исчезало совершенно предъ гораздо полнѣйшимъ и замѣчательнѣйшимъ трудомъ г. Дельгорга, въ сравненіи съ которымъ сочиненіе Харриса теряетъ всякую дѣну, тѣмъ болѣе, что англійскій капитанъ, раздѣляя недоброжелательство многихъ изъ своихъ земляковъ къ голландскимъ поселенцамъ, отзывается о нихъ съ самой дурной стороны, и притомъ весьма часто безъ всякаго основанія, кромѣ національной вражды. Въ этомъ отношеніи Дельгоргъ былъ гораздо безпристрастнѣе, несмотря на то, что не одинъ разъ терпѣлъ личныя непріятности и даже обиды отъ боерсовъ.

Пора приступить намъ наконецъ къ самому разсказу французскаго туриста.

Въ первой главѣ авторъ знакомитъ насъ съ побудительными причинами его путешествія, съ переѣздомъ изъ Европы на мысъ Доброй Надежды, съ видомъ Кантоуна и Столовой горы. За тѣмъ описываетъ онъ путешествіе свое къ Потерянному озеру (Мегіоогеи Valley), при чемъ сообщаетъ любопытныя свѣдѣнія о способахъ путешествія въ тѣхъ странахъ, и о тамошнихъ волахъ, замѣняющихъ нашихъ лошадей. Относительно предметовъ естественной исторіи, въ первой главѣ описаны полосатая гіена и птицы Фламманы.

Каптоунъ, во время голландскаго владычества называвшійся Капштатомъ, очень красивый городъ съ широкими, правильными улицами и домами, построенными на одинъ ладъ. Крыши этихъ домовъ устроены въ видѣ террасъ, и однообразіе зданій нарушается только изрѣдка расписанными и раскрашенными фасадами. Улицы не вымощены камнемъ, но усыпаны крѣпко убитымъ крупнымъ пескомъ (гравіемъ); такая мостовая возможна только въ мѣстахъ, гдѣ дождь идетъ довольно рѣдко. Населеніе города состоитъ изъ двадцати пяти тысячь душь англичанъ, голландцевъ, готентотовъ, кафровъ, негровъ, малайцевъ, мулатовъ и другихъ племенъ, представляющихъ всѣ возможныя видоизмѣненія цвѣта человѣческой кожи. Вообще городъ носитъ на себѣ отпечатокъ какой-то опрятности, свойственной городамъ голландскимъ.

Положеніе Каптоуна чрезвычайно живописно, и мы не можемъ вспомнить о немъ безъ восхищенія. Онъ выстроенъ на некрутой покатости, спускающейся къ Столовому заливу, покрытому мачтами судовъ, идущихъ въ Остъ-Индію и возвращающихся оттуда. Каптоунскій рейдъ не отличается удобствами якорной стоянки; но его должно было выбрать за неимѣніемъ другого, лучшаго: онъ защищенъ отъ юго-восточныхъ вѣтровъ, но зато сѣверо-занадные бушуютъ тамъ на просторѣ и причиняютъ частыя бѣдствія. Говорятъ, будто бы намѣрены предпринять гигантскія работы для приведенія рейда въ совершенно безопасное при всякой погодѣ положеніе.

Съ одной стороны Каптоунъ омывается волнами Столоваго залива, а съ прочихъ онъ прислоненъ къ величественнымъ горамъ -- Демоновой, Столовой и двумъ Львинымъ, представляющимъ величественную панораму. Климатъ очень здоровъ, за исключеніемъ простудныхъ болѣзней. Сѣверный вѣтеръ наноситъ съ пустынь внутренней Африки нестерпимый зной; но часто, при перемѣнѣ вѣтра въ юго-восточный, въ полчаса времени температура понижается на двадцать градусовъ. Поэтому здѣсь встрѣчаешь нерѣдко странное для иностранца явленіе, что всѣ жители города разомъ получаютъ насморкъ и дѣлаются охриплыми.

Несмотря на это, Каптоунъ считается мѣстомъ весьма здоровымъ для европейцевъ, и Офицеры остъ-индской арміи пріѣзжаютъ сюда въ отпускъ для поправленія здоровья, разстроеннаго знойнымъ климатомъ Индіи. Это самые почетные гости въ городѣ, потому-что они здѣсь иногда въ теченіи двухъ или трехъ мѣсяцевъ проживаютъ двухъ -- и трехгодовые оклады своего огромнаго жалованья.

Впрочемъ, Какъ бы то ни было, а прежняя веселая и пріятная жизнь въ Капштатѣ осталась только въ воспоминаніяхъ старожиловъ. Ханжество англійскихъ миссіонеровъ превратило прежнихъ гостепріимныхъ колонистовъ въ лицемѣровъ: въ воскресные дни встрѣчаешь одни постныя лица, скрывающія подъ личиною благочестія отвратительный эгоизмъ, ненасытную жажду къ деньгамъ и коренную испорченность нравовъ. Общество трезвости и проповѣди миссіонеровъ не уменьшили пьянства и не развили христіянскихъ добродѣтелей, а только поселили въ сердцѣ скрытность, лицемѣріе да ханжество. Какъ отрадно вспомнить при этомъ случаѣ о мудрой терпимости нашей православной церкви, которая видитъ въ людяхъ обыкновенныхъ людей, и послѣ молитвы дозволяетъ развлеченіе невинными забавами. Въ Англіи, Соединенныхъ Штатахъ и вездѣ, гдѣ господствуетъ англиканизмъ, воскресенье представляетъ не праздничный, а какой-то траурный, постный день, тогда-какъ у насъ послѣ теплой молитвы Подателю благъ, труженикъ наслаждается безпрепятственно и неукоризненно благами, дарованными всещедрою рукою для услажденія человѣческой жизни. У насъ, какъ установлено закономъ природы,

"Всему свои часъ -- труду, бездѣлью

И легкокрылому веселью! "

Въ Каптоунѣ васъ не спросятъ, къ какой вы принадлежите вѣрѣ или націи: англичанинъ лишаетъ васъ права распоряжаться воскреснымъ днемъ но произволу, принуждаетъ принимать наружность постника и скучать такъ, какъ онъ самъ скучаетъ.

Англичане уничтожили театръ, существовавшій при голландскомъ правленіи. Они даже закрыли прекрасный зоологическій музеумъ, считая его ненужнымъ для колоніи учрежденіемъ; а богатый ботаническій садъ, гдѣ растенія тропиковъ, предъ переходомъ своимъ въ Европу, привыкали къ холодному климату, такъ рѣзко отличному отъ зноя ихъ отчизны, превращенъ частію въ огородъ губернатора, частію въ пастбище для городского стада. Странная черта въ просвѣщенной націи -- превратить ботаническій садъ въ огородъ и городской выгонъ!

Способъ путешествія въ Капской колоніи и вообще въ южной оконечности Африки, за исключеніемъ пѣшеходнаго, довольно оригиналенъ; я самъ имѣлъ случай наблюдать его.

Вообразите себѣ экипажъ, очень похожій на нашу ревельскую Фуру, но только въ большихъ размѣрахъ и еще надежнѣе окованный; длина его отъ семи до семи съ половиною аршинъ, а ширина около полутора. Подобно упомянутымъ Фурамъ, на немъ устроена сверху полукруглая крыша изъ клеенки, а внутренность раздѣлена на три отдѣленія поперечными скамейками. Сзади и по бокамъ экипажа прикрѣплены сундуки или ящики для поклажи. Во внутренность входятъ помощію подножекъ, или, правильнѣе сказать, лѣсенокъ, съ нѣсколькими ступенями: эти лѣсенки устроены между колесами, съ обѣихъ сторонъ Фуры и сзади; боковые входы запираются дверьми, а задній -- люкомъ.

Но этого еще мало. Такъ-какъ путешествующіе въ такихъ гигантскихъ экипажахъ имѣютъ въ виду провести не одну ночь подъ открытымъ небомъ, то надъ крышею укрѣпляется еще четырехугольная рама тѣхъ же размѣровъ, какъ и самый экипажъ; на эту раму навязываются ремни, служащіе койкою для путешественниковъ въ ночное время. Конечно, должность тюфяковъ исправляетъ при этомъ всякаго рода верхняя одежда, потому-что и безъ нихъ титаническая повозка нагружена до-нельзя всякимъ скарбомъ и рухлядью.

Этотъ экипажъ, вѣсящій съ кладью не менѣе полутораста пудовъ, долженъ катиться по мѣстности, на которой или вовсе нѣтъ дорогъ, или есть такія, которыхъ совѣстно назвать этимъ именемъ. Эти дороги идутъ по каменьямъ и пескамъ, съ горы на гору, чрезъ рѣки и овраги безъ мостовъ. Здѣсь нечего думать о лошадяхъ: въ капскія повозки запрягаютъ обыкновенно отъ пяти до девяти паръ здѣшнихъ воловъ, животныхъ, отличающихся невѣроятною силою. Менѣе пяти паръ не запрягаютъ ни въ какомъ случаѣ, а при далекихъ и трудныхъ переѣздахъ число ихъ доходитъ иногда до двѣнадцати паръ. И этимъ всѣмъ управляетъ одинъ возница; да и должно признаться, что искуснѣйшіе изъ европейскихъ кучеровъ и ямщиковъ, просто, дрянь въ сравненіи съ капскими автомедонами.

На пути къ Потерянному озеру, Дельгоргъ имѣлъ случай впервые испытать южно-африканскую охоту; но здѣсь ему попадались только пантеры да гіены, которыхъ голландскіе поселенцы травятъ пріученными для этой охоты собаками. Другая, болѣе благородная и опасная охота, гдѣ человѣкъ становится съ звѣремъ лицомъ къ лицу, охота на львовъ, слоновъ и иппопотамовъ, предстояла нашему путешественнику еще впереди.

На мысѣ Доброй Надежды водится двѣ породы гіенъ: полосатая и темная. Первая изъ нихъ живетъ внутри лѣсовъ и равнинъ, питаясь остатками дичи, убитой львами, а вторая -- животное рыбоядное, бродитъ вдоль морского берега и пожираетъ тѣла, выбрасываемыя моремъ, которое въ иныхъ мѣстахъ нагромоздило толщи раковъ и другихъ черепокожныхъ отъ двухъ до трехъ аршинъ вышиною. Она бродитъ по ночамъ, отъискивая добычу на влажномъ морскомъ песку, и боерсы не боятся за свои стада при ея сосѣдствѣ, зная, что ей по вкусу только мясо морскихъ животныхъ, которыхъ всегда много валяется по берегу. Сила челюстей обоихъ видовъ гіенъ одинаково замѣчательна, и, кажется, въ этомъ отношеніи гіена занимаетъ первое мѣсто въ животномъ царствѣ.

Послѣ экскурзіи къ Потерянному озеру и его окрестностямъ, описаннымъ во второй и третьей главахъ, нашъ авторъ возвратился на Мысъ и оттуда немедленно отправился въ Портъ-Наталь. Въ заливѣ Алгоа, между Капомъ и Портъ-Наталемъ, встрѣтилъ онъ первыхъ кафровъ: они принадлежали къ племени фангу и отличались высокимъ ростомъ и непомѣрно длинными руками и ногами; всѣ тяжелыя работы предоставляются имъ; а эти люди работаютъ нагіе, подъ лучами палящаго солнца и подъ холоднымъ дождемъ; даже передникъ не составляетъ необходимой принадлежности ихъ незатѣйливаго туалета. Хакъ-какъ вся цѣль этихъ кафровъ состоитъ въ томъ, чтобы заработать количество денегъ, необходимое для покупки одной или двухъ паръ коровъ, то рѣдко одно лицо работаетъ въ городѣ долѣе шести мѣсяцевъ. Заработавъ нужную сумму, кафръ возвращается въ свою степную обитель, а мѣсто зro замѣняется вновь пришедшимъ бѣднякомъ. Вообще кафры окрестностей залива Алгоа живутъ смирно и приносятъ европейскимъ поселенцамъ много пользы.

Едва прибылъ нашъ путешественникъ въ Портъ-Наталь, какъ захворалъ мѣстною болѣзнію, которую зовутъ портъ-натальскимъ скорбутомъ. Ноги несчастнаго покрылись широкими и глубокими язвами, проникающими до кости и причиняющими съ самого начала нестерпимую боль. Всѣ жители Портъ-Наталя -- мужчины, женщины и дѣти, болѣе или менѣе страдаютъ этимъ страшнымъ недугомъ, который исцѣляется самъ собою, при приближеніи старости. Эта болѣзнь причиняется, по всей вѣроятности, маленькимъ краснымъ насѣкомымъ, весьма обильнымъ въ окрестныхъ равнинахъ и лѣсахъ, покрытыхъ густою и очень сухою травой. Въ-самомъ-дѣлѣ, въ 1842 г. начали выжигать эту траву, и болѣзнь тотчасъ же ослабѣла. Въ нѣкоторомъ отдаленіи отъ берега, гдѣ начинается холмистая мѣстность, красная букашка совсѣмъ исчезаетъ, и тамъ не слыхать о страшной болѣзни, которая, впрочемъ, преимущественно поражаетъ людей съ бѣлою кожею.

Вообще южная Африка изобилуетъ паразитными насѣкомыми, которыя живутъ на живомъ тѣлѣ людей и животныхъ. Дельгоргъ приводитъ страшные примѣры этой язвы, которыхъ мы не рѣшаемся повторять слабонервнымъ читателямъ. Довольно того, что паразитовъ можно найти въ складкахъ кожи слоновъ и носороговъ, въ перьяхъ птицъ, между чешуями пресмыкающихся и въ ушахъ иппопотамовъ. Вездѣ страшный жилецъ впускаетъ въ кожу свое отравленное жало и пораждаетъ самые злокачественные нарывы.

Все время пребыванія въ Портъ-Наталѣ и его окрестностяхъ, когда только не удерживала его болѣзнь, Дельгоргъ посвящалъ на собраніе естественно-историческихъ предметовъ, чѣмъ заслужилъ отъ туземцевъ презрительныя названія voogel obstroper (набивателя птицъ) и voogel soccer (собирателя цвѣтовъ), которыми голландскіе поселенцы величаютъ натуралистовъ. Эти господа полагаютъ несомнѣнно, что естественные предметы вывозятся въ Европу на продажу и идутъ для украшенія комнатъ и т. п., при чемъ не пропустятъ посмѣяться надъ страннымъ вкусомъ жителей Европы.

Познакомившись съ англійскимъ лейтенантомъ Хардингомъ, Дельгоргъ отправился съ нимъ на первую охоту за иппопотамами. Наши охотники прибыли на полуостровокъ, довольно глубоко вдающійся въ озеро, населенное этими толстокожими чудовищами, и, тихонько подкравшись къ берегу, поросшему камышемъ, не могли удержаться отъ восторженнаго восклицанія: пятнадцать иппопотамовъ выставили свои головы изъ воды на такомъ разстояніи, что, казалось, не только пулею изъ винтовки, но можно было докинуть до нихъ камнемъ. Хардингъ и Дельгоргъ пожимали другъ другу руки и клялись перестрѣлять всѣхъ иппопотамовъ, жившихъ въ озерѣ, что казалось имъ дѣломъ весьма легкимъ.Только готентотскій мулатъ Хендерикъ, ихъ проводникъ, насмѣшливо улыбался, глядя на восторгъ европейцевъ: полудикій туземецъ, привыкшій къ зрѣлищу тамошней природы, лучше умѣлъ судить о разстояніяхъ, чѣмъ образованные пришлецы. Нигдѣ глазъ не обманывается такъ, какъ въ безпредѣльности дикихъ пустынь.

Въ южной Африкѣ, когда останавливаются на дорогѣ для роздыха или ночлега, первымъ дѣломъ бываетъ отыскиванье сухихъ сучьевъ или травы для варки кофи, необходимаго тамъ напитка. Сколько бы разъ въ сутки ни откладывали воловъ, каждый разъ непремѣнно варится кофэ, такъ-что случается иногда пить его по шести разъ въ день. Такъ-какъ день уже клонился къ концу, то охотники, напившись кофе и поужинавъ привезенными изъ Портъ-Наталя припасами, расположились ночевать на мягкой, низкой травѣ, покрывавшей полуостровъ, окруженный иппопотамами и крокодилами. Какое завидное положеніе для нашихъ смѣльчаковъ, еще недавно покинувшихъ лондонскія и парижскія гостиныя! Впрочемъ, они легли спать, убаюкиваемые самыми пріятными мечтами и съ надеждою на покойную ночь, потому-что хорошо знали, что пппопотамъ не питается человѣческимъ мясомъ, а аллигаторъ, смѣлый и проворный въ водѣ, становится страшнымъ трусомъ на сушѣ.

Но если наши странники остались покойными Со стороны водяныхъ чудовищь, то они жестоко ошиблись, расчитывая на спокойную ночь и забывъ о маленькомъ насѣкомомъ, столь обыкновенномъ въ жаркихъ странахъ, на берегахъ озеръ и рѣкъ. Во время дневного зноя милліарды москитовъ скрываются въ травѣ, тростникахъ и илѣ и вылетаютъ только по захожденіи солнца. Эта страшная язва опаснѣе и неотразимѣе крокодиловъ и львовъ; борода, ротъ, носъ, глаза, уши несчастныхъ путниковъ наполняются миріадами кровожадныхъ насѣкомыхъ, столь малыхъ, что они едва видимы простымъ глазомъ. Наши европейскіе комары не могутъ дать даже слабаго понятія о тѣхъ мученіяхъ, которыми терзаютъ москитосы несчастнаго путешественника, расположившагося ночевать на берегу африканской или американской рѣки, въ гу эпоху года, когда свирѣпствуютъ москитосы. Дельгоргъ и Хардингъ вполнѣ испытали эту муку. Тутъ было не до сна; какъ сумасшедшіе бѣгали они взадъ и впередъ съ неистовыми криками; бѣлье ихъ и кожа покрылись кровью, пѣна выступала изо рта, и если бы восходящее солнце не положило предѣла такимъ страданіямъ, то наступившая отъ боли лихорадка, вѣроятно не позволила бы имъ прожить болѣе однихъ сутокъ. Туземцы, съ малолѣтства привыкшіе къ москитосамъ, страдаютъ гораздо меньше.

При восхожденіи солнца, кровожадныя насѣкомыя исчезли мгновенно, какъ бы по мановенію волшебнаго жезла; но лица нашихъ охотниковъ были до-того опухши, что они съ трудомъ узнали другъ друга. Постоянныя, въ теченіи двухъ часовъ, прийочки лица холодною водою значительно уменьшили опухоль.

Первая неудача для стрѣлковъ. Иппопотамовъ должно стрѣлять рано утромъ, пока не подуетъ дневной вѣтеръ, потому-что головы этихъ животныхъ гораздо лучше означаются среди спокойной воды. Пока примачивали опухшія лица и глаза холодною водою, солнце поднялось надъ горизонтомъ довольно высоко и задулъ вѣтерокъ, возмутившій зеркальную поверхность озера. Потомъ должно было искать прохода чрезъ чащу тростниковъ, покрывавшую тонкій берегъ озера; а такое путешествіе среди тростниковъ очень опасно, и, совсѣмъ неожиданно оступившись, можно попасть по-поясъ въ лужу, въ которой сторожитъ васъ открытая пасть аллигатора.

Охота за иппопотамами опасна преимущественно со стороны крокодиловъ. Охотникъ сторожить глазомъ за рѣчнымъ конемъ {Иппопотамъ слово греческое о значитъ рѣчной конь.} -- и не замѣчаетъ, что въ десяти шагахъ отъ него, въ лужѣ, закрытой тростникомъ, въ-уровень съ водою, слѣдятъ за его собственными движеніями два маленькіе глаза безобразной головы грязно-зеленаго цвѣта: эти глаза, эта голова принадлежать чудовищному ящеру въ двѣ или три сажени длиною, который ждетъ только, чтобы охотникъ оступился съ шаткой кочки, на которой онъ стоитъ, безпечно выжидая иппопотами и зная, что лужа кругомъ неопасна, потому-что не глубже какъ по-поясъ. Наконецъ онъ выждалъ голову пахидерма {Иппонотамы принадлежатъ къ числу толстокожихъ животныхъ, или пахидермовъ.}, пуля вонзилась въ нее и охотникъ перескакиваетъ на другую кочку, дабы приблизиться къ своей добычѣ. Но горе ему, если инстинктъ не предупредитъ его о близкомъ присутствіи врага. Едва нога неосторожнаго успѣла уйти въ воду но-колѣно, какъ уже разинутая пасть гигантскаго, ящера очутилась близь нея. Ловкій охотникъ отпрянулъ назадъ на сушу и если лишился лакомаго куска ипопотамова жира, то долженъ благодарить судьбу, что самъ не попался на завтракъ крокодилу.

Нельзя сказать, впрочемъ, чтобы крокодилы приносили исключительно одинъ только вредъ. Въ жаркихъ климатахъ, отчизнѣ львовъ, тигровъ, гіенъ и другихъ большихъ кровожадныхъ животныхъ, рѣки безпрерывно наполняются трупами слабѣйшихъ звѣрей, убѣгающихъ туда отъ преслѣдованій своихъ гонителей. Къ тому же, дикія животныя, населяющія въ несчетномъ множествѣ необитаемыя человѣкомъ пространства жаркихъ странъ, както любятъ приходить оканчивать свою жизнь въ прохладныхъ струяхъ рѣкъ и всякихъ озеръ. Скопленіе огромныхъ количествъ труповъ заразило бы воздухъ, еслибы крокодилы не пособляли своею прожорливостью. Такъ, напримѣръ, индѣйцы имѣютъ обыкновеніе бросать своихъ Покойниковъ въ священныя воды Ганга: эта рѣка запрудилась бы человѣческими трупами, еслибы Гангъ не изобиловалъ крокодилами.

Европейскій охотникъ какъ-скоро замѣтитъ крокодила, то не можетъ удержаться, чтобы не выстрѣлить по немъ, хотя знаетъ, что изъ сотни выстрѣловъ едва ли одинъ выдается смертельный. Отражательная сила воды защищаетъ крокодила надежнѣе, чѣмъ его крѣпкая чешуя. При нѣсколько косвенномъ направленіи, пуля почти всегда дѣлаетъ рикошетъ, то есть отскакиваетъ отъ гладкой поверхности воды.

При охотахъ за львами, слонами, тиграми, носорогами, иппопотамами, крокодилами, буйволами, необходимымъ условіемъ поставляется огромный калибръ ружья, которое, слѣдовательно, не можетъ быть иначе Какъ одноствольное. Пули дѣлаются изъ смѣси четырехъ частей свинца и двухъ частей олова: если взять чистый свинецъ, то онѣ выходятъ слишкомъ мягки и не довольно глубоко проникаютъ въ тѣло или даже совсѣмъ сплющиваются на твердой кожѣ; если же положить много олова, то, кромѣ легкости, пуля дѣлается хрупкою и распадается вдребезги при ударѣ.

Возвратимся къ нашимъ охотникамъ. Они пробились довольно долго, пока достигли до окраины озера, но тутъ убѣдились, что головы ныряющихъ иппопотамовъ находятся внѣ выстрѣловъ. Впрочемъ, счастливый случай улыбнулся имъ: они нашли близь берега нѣчто въ родѣ ящика, длиною въ 10, а шириною въ 3 фута; весьма вѣроятно, онъ былъ построенъ предшественниками нашихъ героевъ въ-замѣнъ лодки. Вытащивъ на берегъ, отлили изъ него воду и, законопативъ щели травою, опять спустили его на озеро: онъ поднималъ трехъ человѣкъ, и въ него помѣстились Дельгоргъ, Хардингъ и готентотскій мулатъ Хендерикъ, служившій проводникомъ. Отплывъ отъ берета на нѣсколько сотъ шаговъ, они увидѣли, на опушкѣ тростниковой чащи, огромную Голову иппопотама, два раза вынырнувшую на одномъ и томъ же мѣстѣ, и тотчасъ подъѣхали на разстояніе шести шаговъ. Между тѣмъ ящикъ, худо законопаченный, наполнялся водою. На европейскомъ озерѣ вся бѣда ограничилась бы невольнымъ купаньемъ, но здѣсь надобно было плыть до берега около сотни саженъ, въ-запуски съ иппопотамами и аллигаторами. Что было тутъ дѣлать? Отливать воду шляпами значило испугать иппопотама, который ужь вѣрно бы не вынырнулъ опять вблизи. Въ это мгновеніе нерѣшительности показалась вновь голова изъ воды, и двѣ пули дружно вонзились въ нее. Животное быстро повернулось въ водѣ; но отъ этого движенія пошла зыбь, начавшая захлестывать ящикъ и безъ того до трехъ четвертей полный водою. Охотники, видя, что тутъ нечего разсуждать долѣе, проворно принялись отливать воду своими шляпами; но происшедшая отъ быстрыхъ движеній качка едва не утопила ихъ. Если бы въ это время иппопотаму вздумалось повернуться еще разъ, то зыбь непремѣнно захлеснула бы импровизованную лодку нашихъ смѣльчаковъ: глупое животное не догадалось, однакожь, отмстить своимъ врагамъ.

Двѣ нули сидѣли на-вѣрное въ головѣ иппопотама, но не тронули мозга, и поэтому животное скрылось подъ водою; только если раненъ мозгъ, оно умираетъ немедленно. Видя неудачность охоты и опасаясь вторичнаго потопленія, охотники поспѣшили къ берегу, гдѣ, поужинавъ очень плохо, приказали перенести свою палатку подальше отъ озера и его москитосовъ, на ближній холмъ, и надѣялись тамъ провести покойную ночь послѣ страданій и усталости прошедшихъ сутокъ.

Справедлива пословица, что человѣкъ предполагаетъ, а Богъ располагаетъ. Едва успѣли уснуть наши герои, какъ вдругъ были внезапно пробуждены какимъ-то страшнымъ и могучимъ потрясеніемъ: надъ головами ихъ блистали яркія созвѣздія южнаго неба, а палатки какъ будто Не было и въ-поминѣ. Загадка, однакожь, скоро пояснялась: внезапно налетѣвшій вихрь однимъ порывомъ унесъ палатку вмѣстѣ съ кольями, къ которымъ она была прикрѣплена. Что было дѣлать въ такомъ положеніи? Осталось одно только средство -- лечь спать подъ открытымъ небомъ; за невозможностью выбора должно было и этимъ удовольствоваться.

На-утро оказалось, что порывъ вихря не только умчалъ съ собою палатку, но и большую часть вещей нашихъ охотниковъ. Собравъ съ большимъ трудомъ, что было возможно, они пустились опять за иппопотами; но вѣтряная погода неблагопріятствовала въ тотъ день охотѣ. Съ другой стороны, побуждаемые недостаткомъ съѣстныхъ припасовъ, они должны были заняться стрѣляніемъ мелкой, пернатой дичи, которой здѣсь было довольно.

На слѣдующій день охотники ранили еще нѣсколько иппопотамовъ, которые всѣ ушли въ воду. Видя неудачу охоты и по причинѣ истеченія срока отпуска, даннаго Хердингу, они должны были возвратиться домой съ пустыми руками. На дорогѣ замѣтили они огромною стадо хищныхъ птицъ, кружившихся на томъ тѣстѣ, гдѣ стрѣляли но первому иппопотаму; впослѣдствіи узнали, что животное, раненое смертельно, всплыло и было вытащено на сушу кадрами, которые отняли трупъ у вороновъ, указавшихъ имъ мѣсто добычи.

Возвратясь съ этой охоты, Дельгоргъ пустился въ экскурзію вмѣстѣ съ молодымъ англичаниномъ Парнеромъ, шведскимъ натуралистомъ Валбергомъ (посѣщавшимъ южную Африку одновременно съ Дельгоргомъ и дошедшимъ почти также до тропика) и другими охотниками. Близь рѣки Омъ Комасъ они встрѣтили бѣглаго англійскаго солдата Роберта Джойса, который разсказалъ имъ, что кэфры недалеко оттуда убили слона изъ ружей, и онъ, подойдя взглянуть на трупъ, встрѣтился тамъ лицомъ къ лицу со львомъ. Наши охотники направились въ указанную имъ сторону, но, не доходя еще версты до назначеннаго мѣста, были поражены ужаснымъ зловоніемъ: нужна была вся твердость воли, чтобы продолжать дорогу въ подобной духотѣ. Но каково же было удивленіе европейцевъ, когда они увидали трупъ слона, окруженный не хищными звѣрями, а двумя десятками кафровъ, пожиравшихъ смрадный, гніющій трупъ. Остановимся и опустимъ завѣсу на эту грязно страшную сцену.

Слонъ былъ самаго огромнаго роста и вышиною не менѣе 12 футовъ. И ктожь убилъ этого слона? кафръ, но имени Бобъ, небольшого роста, весь изувѣченный и вооруженный плохимъ ружьемъ, изъ котораго, однакожь, пуля пробила мозгъ звѣря. Лицо и все тѣло кафра было изрыто рубцами отъ зажившихъ ранъ; лѣвая щека разорвана по-поламъ, а нижняя челюсть перебита въ двухъ мѣстахъ. Несчастный, будучи еще ребенкомъ, былъ схваченъ гіеною и отбитъ родителями. Онъ слылъ однимъ изъ лучшихъ охотниковъ своего племени.

Между Дельгоргомъ и Бобомъ завязался весьма интересный разговоръ, который мы приводимъ здѣсь.

-- Какую выгоду получишь ты оттого, что убилъ слона?

-- Во-первыхъ, мы всѣ полакомимся слоновымъ мясомъ, а во-вторыхъ, мнѣ достанется одинъ изъ клыковъ.

-- Куда же дѣнется другой клыкъ?

-- Его возметъ себѣ Оглэ, вождь моего племени; да и мой клыкъ я обязанъ продать ему же за корову или за двѣ, какъ ему вздумается.

-- Много у тебя теперь коровъ?

-- Да есть-таки! Мнѣ часто удавалось бить слоновъ и получать коровъ за клыки. Молокомъ я питаюсь самъ и кормлю семейство, а телятъ мѣняю (Тутъ онъ засмѣялся какимъ-то страннымъ образомъ)!

-- На что же ты ихъ мѣняешь?

-- Разумѣется, на что! на хорошенькихъ, молоденькихъ дѣвушекъ, которыхъ я удостоиваю счастія быть моими женами.

-- Много ли у тебя женъ?

-- (Со вздохомъ) Всего только четыре! но я надѣюсь еще потрудиться и тогда обзаведусь еще парочкой.

-- На что тебѣ такое множество женъ?

-- Какъ, на что? чѣмъ больше у мужчинъ коровъ и женъ, тѣмъ онъ богаче и счастливѣе: онъ не голодаетъ, имѣетъ безпрерывно вокругъ себя прислугу и пользуется всеобщимъ уваженіемъ. На корову всегда можно вымѣнять дѣвушку, которая сперва послужитъ намъ сама, а потомъ народитъ еще дочерей, которыхъ можно продать за ту же цѣну, за которую куплены матери.

Вотъ вамъ образчикъ кафрскихъ нравовъ. Стада и жены составляютъ все ихъ богатство и замѣняютъ у нихъ монету, которой употребленіе имъ мало извѣстно. Многіе вожди имѣютъ болѣе сотни женъ, а кафрскій король Павда показывалъ Дельгоргу свой гаремъ, состоящій изъ 400 женщинъ, взятыхъ дѣвушками, а въ то время бывшихъ почти безъ исключенія матерями. Другой климатъ, другая кровь, другіе нравы!

Возвращаясь отъ трупа убитаго кафрами слона, Дельгоргъ былъ свидѣтелемъ полевого пожара. Такъ-какъ въ сухой степной травѣ гнѣздится безчисленное множество насѣкомыхъ, вредныхъ людямъ, животнымъ и растеніямъ, то, чтобы хотя нѣсколько ограничить ихъ распространеніе, кафры обыкновенно однажды въ годъ зажигаютъ степную траву, истребляя такими пожарами насѣкомыхъ, ихъ яйца, гусеницы иличинки. Змѣи погибаютъ также при этихъ благодѣтельныхъ пожарахъ.,

Такъ-какъ саранча составляетъ одинъ изъ бичей кафрскихъ плантацій, то стараются отъискивать мѣстности, гдѣ она отрождастся весною изъ яичекъ: на эти мѣста выгоняютъ стада овецъ, истребляющихъ еще неокрыленную саранчу въ ужасномъ множествѣ. Не мало пособляютъ въ этомъ отношеніи насѣкомоядныя птицы, столь обильныя въ Южной Африкѣ.

Въ осьмой главѣ дельгорговой книги описана вражда кафрскихъ владѣтелей Панды и Дингаана. Первый, при помощи голландскихъ поселенцевъ, одерживаетъ побѣду и становится королемъ кафровъ.

Дельгоргъ находился въ числѣ европейцевъ, пришедшихъ на помощь къ Пандѣ, котораго дѣла и образъ жизни онъ описываетъ самымъ подробнымъ образомъ. Между прочимъ, нашъ искатель приключеній проникнулъ однажды въ палатку кафрскаго вождя, въ то время, какъ тотъ еще спалъ. При этомъ случаѣ Французскій путешественникъ рисуетъ соблазнительную картину молодца Панды, лежащаго на одномъ ложѣ съ десятью молодыми дѣвушками, окружавшими своего повелителя въ самыхъ разнообразныхъ положеніяхъ. Въ теченіи цѣлаго дня, какъ мужчины, такъ и-женщины этого неразвращеннаго народа ходятъ нагіе и только немногіе носятъ родъ коротенькаго передника. А Дельгоргъ увѣряетъ насъ-честію, что тамъ нравы гораздо чище, чѣмъ у образованнѣйшихъ европейскихъ націй. Изображеніе же самого Панды онъ заключаетъ выраженіемъ англиканскаго миссіонера, у котораго спросили, что онъ думаетъ о новомъ королѣ кафровъ:

"I know Panda: he is а Coffer gentleman {Я знаю Павду: это кафръ-джентльменъ.}. По мнѣнію Дельгорга, Павда даже болѣе чѣмъ джентльменъ. И все-таки въ самый день вступленія своего на престолъ онъ приказалъ убить одного изъ своихъ министровъ, потому-что, по суевѣрному обычаю, для сохраненія себя отъ вліянія злыхъ духовъ и для упроченія будущихъ побѣдъ надъ врагами, онъ необходимо долженъ былъ въ тотъ день вымазаться весь кровью одного изъ вождей и съѣсть его сердце, которое ему представлялось въ полночь, изжаренное въ собственномъ жирѣ убитаго!

Бродячая жизнь Дельгорга привела его въ голландское мѣстечко Питеръ-Морицъ-бургъ, состоящее изъ нѣсколькихъ хижинъ, сплетенныхъ изъ сучьевъ и обмазанныхъ глиною, смѣшанною съ коровьимъ пометомъ. Тутъ ожидало его тяжелое испытаніе. Внутренности хижинъ были наполнены миріадами блохъ и отвратительнѣйшихъ клоповъ; преогромныя крысы таскали по ночамъ свѣчи, чулки, сапоги и даже кусали носъ, уши и пальцы несчастнаго путешественника. Снаружи домовъ бродили толпами голодныя и чрезвычайно злыя собаки, кидавшіяся на прохожихъ. Въ этомъ гнусномъ мѣстечкѣ обязанъ онъ былъ прожить два мѣсяца, въ которые палящій зной солнца не позволялъ пуститься въ путь по окрестной открытой равнинѣ.

Какъ-скоро зной уменьшился, Дельгоргъ направилъ свой путь къ странѣ бошесмановъ, или лѣсныхъ людей, къ горамъ, поросшимъ лѣсами жолтаго {Geele-out.}, вонючаго {Stinck-out.} и желѣзнаго {Hyster-out.} деревьевъ. Въ этихъ лѣсахъ прежде водились слоны, но туземцы истребили ихъ ямами-западнями, такъ что теперь еще только остались тамъ буйволы. Но и за ними охота чрезвычайно опасна, и въ бытность тамъ нашего путешественника г. Мейеръ Хоунъ (Merer Howen) упалъ въ такую яму и погибъ ужасною смертію.

Кафры, подъ командою Дингаана, сверженнаго властителя, напали на селенія голландскихъ поселенцевъ, изъ которыхъ мужчины ушли на помощь Нандѣ. Тамъ умертвили они самымъ безчеловѣчнымъ образомъ 317 женщинъ и дѣтей: головы грудныхъ младенцевъ разбивали о камни предъ глазами матерей, разрѣзали животы беременныхъ женщинъ, или, повѣсивъ мать за ноги, били по ея головѣ головами ея дѣтей. Но.голландскіе боеры, возвращавшіеся въ это время изъ похода настигли злодѣевъ, и 900 голландцевъ убили 3,200 человѣкъ изъ двадцатипятитысячной арміи кафровъ. Множество бѣглецовъ кинулось въ ближнюю рѣку (названную впослѣдствіи Рѣкою Крови) и спрятались въ водѣ, выставивъ только поверхъ ея ротъ и носъ. Въ этомъ неудобномъ положеніи они держались нѣсколько часовъ, подражали иппопотамамъ и надѣясь уйти по наступленіи ночи; но хитрость была случайно открыта, и боеры, сѣвъ на плоты, нещадно перестрѣляли кафровъ, искавшихъ спасенія въ неудавшейся хитрости.

По возвращеніи изъ экспедиціи противъ Дингаана, Дельгоргъ занялся опять исключительно охотою и собираніемъ коллекціи естественныхъ предметовъ. Тутъ ему случалось не разъ входить-въ близкое сосѣдство съ пресмыкающимися, одинъ видъ которыхъ вселяетъ какое-то невольное чувство отвращенія не только въ человѣкѣ, но и во всѣхъ почти животныхъ. Читатели догадались, что мы говоримъ здѣсь о змѣяхъ.

Если южная Африка изобилуетъ ядовитыми змѣями, то въ ней встрѣчаются также многіе виды этихъ пресмыкающихся совершенно безвредныхъ или только опасныхъ по своему росту и удивительной силѣ мускуловъ. Впрочемъ, путешественники обыкновенно преувеличиваютъ опасность, представляющуюся человѣку отъ змѣй. За весьма рѣдкими исключеніями, почти всѣ змѣи, ядовитыя и неядовитыя, не нападаютъ на человѣка. Тѣ изъ нихъ, которыя движутся проворно, безразлично стараются скрыться, какъ-скоро заслышатъ походку человѣка или другого большого животнаго, и шорохъ бѣглянокъ весьма часто слышится въ сухой окрестной травѣ. Другія же, неповоротливыя, опасаясь попасть подъ ноги и быть раздавленными, лежатъ обыкновенно, свернувшись клубкомъ подъ защитою кустарниковъ, и притомъ выбираютъ по инстинкту колючіе. Если змѣя отправляется на охоту за крысами, мышами и другими небольшими животными, составляющими ея обыкновенную пищу, то она рѣдко удаляется отъ своей норы болѣе какъ на сотню шаговъ. Услышавъ приближеніе врага, она напрягаетъ мускулы, вытягивается кверху, надуваетъ шею, открываетъ пасть и, высунувъ двухъ-концовый языкъ свой, похожій на вилочку, издаетъ страшный, характеристическій свистъ. Надобно дать пройти двумъ-тремъ минутамъ, и пресмыкающееся убѣгаетъ въ свою нору; но если безпечный прохожій не замѣтитъ близкаго врага и не дойдетъ къ нему поближе, то горе ему! Это безвидное тѣло, безъ членовъ, представляетъ страшное оружіе: оно вмѣстѣ и лукъ, и тетива, потравленная стрѣла. Опираясь на свернутомъ въ спираль хвостѣ, оно кидается на прохожаго и хватаютъ его разинутою весьма расторжимою пастью, какъ-будто указательнымъ и большимъ пальцами. Сила челюстей тутъ, однакожь, мало значитъ: вся опасность заключается въ тонкихъ и острыхъ полыхъ зубахъ, источающихъ ядовитую влагу. Эти зубы сообщаются мѣшечками, заключенными въ челюстяхъ и составляющими резервуаръ яда.

Таковы ядовитыя змѣи; но боа и пиѳоны дѣйствуютъ совершенно иначе. Природа отказала имъ въ ядѣ, но зато устроила ихъ тѣло какъ бы одинъ колоссальный мускулъ, которымъ они обвиваютъ и давятъ свою добычу. Впрочемъ, Дельгоргу никогда не случалось слышать, чтобы боа нападали на человѣка; они ведутъ войну, только съ небольшими млекопитающими и птицами. Главный вредъ, причиняемый жителямъ Портъ-Наталя, гдѣ этихъ змѣю чрезвычайно много, состоитъ въ томъ, что пресмыкающееся забирается ночью въ чуланы и курятники, гдѣ сидятъ на яйцахъ куры и другія домашнія птицы, пожираетъ ихъ и потомъ совершаетъ свой пищеварительный процессъ, свернувшись клубкомъ на яйцахъ съѣденной матки. Впрочемъ, такія штуки рѣдко проходятъ даромъ, и пресмыкающееся, найденное утромъ на яйцахъ, падаетъ жертвою справедливой мести хозяина сожранной птицы.

Случается иногда, что боа забирается потихоньку въ обитаемые дома и тамъ, спрятавшись на чердакѣ или подъ кроватью, ожидаетъ кошекъ или мышей. Однажды боа-пиѳонъ, четырехъ аршинъ длиною, забрался на пологъ постели, въ которой спали хозяева дома, гдѣ остановился Дельгоргъ. Супружеская чета вовсе не подозрѣвала такого сосѣдства, какъ вдругъ, однажды, молодая хозяйка, вздумавъ положить что-то на пологъ, ощупала холодное, скользкое тѣло пресмыкающагося, которое, лѣниво приподнявъ голову, начало обвиваться вокругъ бѣленькой ручки. На крикъ дамы прибѣжалъ ея мужъ и ударомъ трости заставилъ бѣжать врага, котораго потомъ убили палками.

Кафры очень хорошо знаютъ, что боа не дѣлаютъ вреда человѣку, и потому никогда не убиваютъ ихъ, позволяя этимъ гадамъ заползать безнаказанно въ хижины. Они даже считаютъ ихъ за какихъ-то сверхестественныхъ существъ, находящихся въ сношеніи съ замогильнымъ міромъ. Особенно любятъ они весьма красивую змѣю отъ 2 до 3 футовъ длиною, испещренную жолтыми, коричневыми и зелеными пятнами, которую называютъ ишлу-зели: эта змѣя безвредна и водится во множествѣ вокругъ и внутри кафрскихъ хижинъ, гдѣ она занимается ловлею мышей и крысъ не хуже нашихъ кошекъ и этимъ доставляетъ кафрамъ значительную пользу.

Кромѣ разныхъ видовъ trigonocephalus, опредѣленныхъ зологически, Дельгоргъ видѣлъ въ южной Африкѣ нѣсколько чрезвычайно ядовитыхъ змѣй, донынѣ неизвѣстныхъ въ Европѣ и неопредѣленныхъ еще ученымъ образомъ. Таковы: змѣя съ ожерельемъ {У поселенцевъ ring-hals adder.}, ночная ехидна {Nacht-adder.}, древесная змѣя {Boom-adder.} живущая на сучьяхъ деревъ и питающаяся птицами, ипхези кафровъ, или плевунья {Spouwer-slange.}, обладающая, по разсказамъ очевидцевъ, странною способностію выплевывать свой ядъ на разстояніи болѣе сажени: если брызги яда попадутъ въ глазъ, то онъ воспаляется и лопается; блулу {Poff-adder.}-- толстая,-короткая и неповоротливая тварь, кидающаяся обыкновенно бокомъ или задомъ; жолтая змѣя съ колпакомъ {Geel-slange kooper-kaapel.}, весьма проворная и чрезвычайно ядовитая, но, къ счастію, очень рѣдкая; наконецъ страшная мемба, сѣро-бураго цвѣта и длиною около двухъ саженъ, необыкновенно проворная, ядовитая и смѣлая. Одна изъ этихъ послѣднихъ змѣй преслѣдовала однажды Дельгорга и товарища его кафра Буланче болѣе сотни шаговъ; они успѣли спастись отъ нея бѣгомъ только потому, что свернули съ гладкой тропинки въ высокую и густую траву, гдѣ змѣѣ трудно было подвигаться впередъ. Это самая опасная изъ кафрскихъ змѣй, но силѣ, смѣлости и яду. По увѣренію кафровъ, она никогда не кусаетъ въ ногу, но всегда въ спину, въ шею, въ грудь или въ голову, такъ-что нѣтъ никакой надежды спасти несчастнаго, укушеннаго мембою.

Одна изъ самыхъ обыкновенныхъ въ окрестностяхъ Портъ-Наталя охотъ, есть охота за иппопотамами, которыхъ Дельгоргъ перебилъ бездну. Несмотря на колоссальный ростъ и страшную силу этого животнаго, охота за нимъ вовсе но такъ опасна и скорѣе похожа на рыбную ловлю, чѣмъ на настоящую охоту. Тутъ нужны не смѣлость и мужество, а терпѣніе и неподвижность удильщика, горькость глаза и вѣрность руки, чтобы улучить мгновеніе, когда голова иппопотама вынырнетъ на поверхность воды: не медля ни одного мгновенія, нужно улучить его пулею въ черепъ, между глазомъ и ухомъ. Голова иппопотама огромна, но черепъ его чрезвычайно малъ, и потому нелегко попасть въ него за 70 или за 100 шаговъ, когда цѣлишь только одну секунду. Разъ Дельгоргъ съ товарищами ранили въ одинъ день болѣе тридцати иппопотамовъ, и всѣхъ въ голову, а убили только одного: въ немъ сидѣло 27 пуль, изъ которыхъ шесть въ головѣ, и въ томъ числѣ только одна нанесла смертельную рану.

Такъ-какъ этотъ звѣрь сидитъ цѣлый день въ водѣ, изрѣдка высовывая морду, и то на нѣсколько секундъ, то кафры охотятся за ними иногда въ лунныя ночи. Ночью животное, выходитъ изъ воды на паству; но недостатокъ луннаго свѣта для мѣткости выстрѣла и миріады москитосовъ, осаждающія ночью охотника, не дозволяютъ этой охоты европейцу. Только кафры да голландскіе колонисты, не знающіе кушанья деликатнѣе иппопотамова сала, рѣшаются на ночную охоту, ради своего лакомаго блюда.

Большая часть рѣкъ южной Африки широки и глубоки только въ дождливое время года, а въ засуху курица иногда перейдетъ черезъ нихъ не замоча ногъ. Крокодилы зарываются тогда въ мокрый песокъ и безъ нищи лежатъ въ ожиданіи прибыли воды. Но иппопотамы неспособны къ этому, и потому во всѣхъ рѣкахъ, гдѣ они водятся, роютъ себѣ, въ самыхъ глубокихъ мѣстахъ рѣчного дна, рвы и ямы отъ 8 до 9 футовъ глубиною, въ которыхъ сохраняется вода, въ то время, какъ русло рѣки почти совершенно высохнетъ. Въ рѣкахъ, которыя только мелѣютъ, трудно судить о размѣрахъ этихъ ямъ и рвовъ; но Дельгоргъ имѣлъ случай видѣть, подлѣ поворотнаго круга Козерога {Въ 600 верстахъ отъ ближайшаго морского берега и въ 800 отъ устья Лимпопо.}, почти совсѣмъ высохшее русло Ури, или Лимпопо, наполненное ямами около 5--6 саженъ длиною и 2--3 шириною; глубина ихъ, какъ выше сказано, отъ 8 до 9 футовъ. Эти ямы, соединенныя между собою широкими рвами, содержали каждая но десятку и болѣе иппопотамовъ. Такіе ряды ямъ называются голландскими поселенцами see-koe-gal, то есть гатью водяныхъ коровъ.

Чѣмъ шире, глубже и многоводнѣе рѣка и чѣмъ пустыннѣе окрестная страна, тѣмъ болѣе можно видѣть въ руслѣ иппопотамовыхъ гатей, потому-что животныя выбираютъ преимущественно упомянутыя сейчасъ мѣстности. Иногда, въ засуху, они удаляются изъ рѣчныхъ ямъ въ ближайшія озера: это случается, когда ихъ безпокоятъ люди или когда вода въ ямахъ начнетъ высыхать. Также, по мѣрѣ приближенія населенія къ источникамъ рѣкъ, иппопотамы переселяются оттуда въ болѣе широкія и глубокія мѣста, лежащія поближе къ устьямъ.

Число этихъ амфибій, нѣкогда столь огромное въ южной Африкѣ, теперь уменьшается съ каждымъ годомъ, и это уменьшеніе такъ быстро, что становится замѣтнымъ уже по прошествіи немногихъ лѣтъ. Такъ, напримѣръ, въ Тонгуелѣ въ 1839 году, трое охотниковъ убивали ежемѣсячно отъ 30 до 35 иппопотамовъ; въ 1840 г. съ небольшимъ по 20, въ 1841 г. по 10, въ 1842 г. по 4, а въ 1843 по 1 и не болѣе какъ по 2. Не трудно предсказать, что въ скоромъ времени иппопотамы сдѣлаются рѣдкостью, вездѣ, куда проникнутъ европейскіе поселенцы.

О долговѣчности этихъ амфибій можно заключать только изъ того, что одинъ изъ плантаторовъ, г. Мелкъ, даетъ въ своемъ пруду пріютъ нѣсколькимъ иппопотамамъ, гдѣ ихъ никто не безпокоитъ, и которые поэтому сдѣлались менѣе дикими. Готтентотскіе старожилы помнятъ нѣкоторыхъ изъ этихъ животныхъ уже болѣе 60 лѣтъ.

Длина иппопотама около полуторы сажени, а вышина слишкомъ два аршина; ноги же его не выше 10 или 12 вершковъ. Несмотря на такую тяжелую Форму, онъ бѣгаетъ по сушѣ едва ли не быстрѣе человѣка. Онъ смиренъ и не трогаетъ людей, даже въ водѣ, противопоставляя непріятелямъ свою толстую кожу, натянутую на слой жира. Пули трудно берутъ ее; но кафрскіе дротики пробиваютъ ее довольно хорошо. Пища этого животнаго состоитъ исключительно въ травѣ, камышахъ и изрѣдка въ древесныхъ почкахъ, которыхъ онъ ищетъ по ночамъ иногда за 10 и 20 верстъ отъ рѣки.

Мясо стараго иппопотама жостко и невкусно; но у молодого оно походитъ на свинину. Лучшее же кушанье составляетъ его жиръ, о которомъ и европейцы вспоминаютъ не иначе, какъ облизывая губы.

Скажемъ теперь нѣсколько словъ о гіенахъ, столь обыкновенныхъ въ Кафреріи.

Немало сказокъ распространено на-счетъ полосатой, или капской гіены. Это отвратительное животное мало опасно для охотника. Не обладая ни быстротою бѣга, ни способностію прыгать, и притомъ будучи труслива, гіена бродитъ только ночью и нападаетъ на слабыхъ животныхъ, на падаль, или откапыпаетъ трупы. Она опасна для стадъ, но преимущественно питается околѣвшими большими животными или остатками львиной охоты. Не нападая никогда на бодрствующаго человѣка, она смѣло хватаетъ спящаго за лицо или за горло. Впрочемъ, этотъ звѣрь чрезвычайно хитеръ и остороженъ и не вдается въ явную опасность.

Прожорливость гіенъ превосходитъ всякое вѣроятіе, и это животное часто съѣдаетъ въ одну ночь количество мяса, равняющееся ея вѣсу. Въ этомъ отношеніи она похожа на дикихъ собакъ (Супhyaena venatico), которыя, будучи, однакожь, меньше гіены, отличаются своею смѣлостію и быстротою бѣга, охотясь цѣлыми стадами днемъ и нападая на человѣка. Дельгоргъ увѣряетъ, что это самые кровожадные звѣри, которыхъ ему случалось видѣть.

Перейдемъ теперь къ слонамъ.

Охота за слонами есть самая интересная изъ всѣхъ. Слоны пасутся иногда стадами по нѣскольку сотъ штукъ, особенно въ тѣхъ мѣстахъ, гдѣ ростетъ плодъ макано, который они очень любятъ. Подходить къ нимъ надобно съ чрезвычайною осторожностію, потому-что слонъ имѣетъ необыкновенно чуткое обоняніе: онъ слышитъ человѣка за версту, если только вѣтеръ ему благопріятствуетъ, и тогда неосторожный охотникъ навѣрное рискуетъ жизнію. Слонъ, опьянѣвшій отъ дѣйствія плодовъ макано, кидается съ слѣпою яростію за человѣкомъ, осмѣлившимся потревожить его уединеніе, и преслѣдуетъ его неутомимо, съ ужасающею быстротою. Тутъ одно спасеніе: уйти изъ-подъ вѣтра, чрезъ лѣсъ, траву и кустарники, или, если возможно, взобраться на такую крутизну, которая была бы для слона недоступною.

Сперва Дельгоргъ не вѣрилъ этимъ разсказамъ кафровъ, но вскорѣ ему удалось увидѣть дѣйствіе плодовъ макано надъ слонами и надъ самимъ собой. Плодъ отзывается скипидарнымъ или смолистымъ запахомъ и бываетъ яблочно-зеленаго цвѣта, съ прозрачною кожею и мясомъ, какъ у сквозныхъ наливныхъ яблоковъ. Форма его слегка сплюснутая и нѣсколько овальная; мясо кислое и внутри содержащее косточку, которую невозможно раскусить зубами. Десятокъ этихъ плодовъ опьяняетъ человѣка быстрѣе, чѣмъ двѣ или три бутылки шампанскаго; а слонъ такъ любитъ эти плоды, что пожираетъ ихъ сотнями. Немудрено, что послѣ такого дессерта онъ забываетъ свою обыкновенную важность и дѣлается бѣшенымъ. Охота за слонами, наѣвшимися плодовъ макано, вдесятеро опаснѣе, чѣмъ обыкновенная.

Однажды Дельгоргъ, съ нѣсколькими кафрами, набрелъ вовремя охоты на рощу изъ макано. Охотники спѣшили освѣжиться кислымъ сокомъ, производящимъ такое быстрое опьяненіе. Не прошло получаса, и наши кафры хохотали въ-запуски, разсказывая во хмѣлю самыя безалаберныя пещи. То одинъ клялся, что видитъ, какъ два слона, наѣвшись макано и опьянѣвъ, ведутъ другъ друга, поддерживаясь взаимно хоботами; то другой божится, что при встрѣчѣ съ слономъ непремѣнно отрѣжетъ у живого хвостъ; третій увѣрялъ, что вдали лежитъ цѣлое стадо слоновъ совершенно лишившихся чувствъ отъ макано. Но вдругъ посреди этой безтолковой болтовни, какъ электрическій ударъ, пронеслось вполголоса сказанное слово: слоны! Какъ ни часто сыпалось это слово въ разговорѣ, но на этотъ раза, оно было произнесено съ такимъ выраженіемъ, что всѣ невольно вздрогнули и замолчали. Подъ ногами охотниковъ тянулось глубокое ущеліе, примыкавшее къ равнинѣ, въ которую они шли. Тамъ, среди жолто-зеленой травы, доходившей человѣку по поясъ, но не хватавшей до колѣнъ слона паслись три гиганта самаго большого роста. Мѣстность давала слонамъ большое превосходство предъ охотниками; но такъ-какъ вѣтеръ былъ въ пользу послѣднихъ, то Дельгоргъ немедленно составилъ планъ нападенія. Въ долинѣ было мало деревьевъ и кустарниковъ; но зато въ высокой травѣ можно было хорошо спрятаться. "Впередъ, ребята!-- сказалъ онъ вполголоса -- и чтобъ ни травка ни хрустнула, ни камень не скатился подъ ногою!"

Сдѣлавъ обходъ, для того, чтобы спуститься долину, въ мѣстѣ, невидимомъ для пасущихся слоновъ, охотники осторожно поползли въ высокой травѣ. До слоновъ оставалось еще около 500 шаговъ, какъ вдругъ кафръ Кочобана, ползшій передъ Дельгергомъ, спугнулъ зайца, притаившагося въ травѣ: это обратило на себя вниманіе чуткихъ колоссовъ, которые отодвинулись шаговъ на двѣсти подалѣе. Пришлось ползти еще. Приблизившись на 35 шаговъ къ самому большому изъ слоновъ, Дельгоргъ обернулся, и увидѣлъ, что за нимъ ползутъ только двое -- Кочобана да Булапче. Безмолвный знакъ послужилъ сигналомъ: три человѣка мгновенно выросли изъ травы, и почти разомъ грянули три выстрѣла въ голову ближайшаго слона; эхо загрохотало отъ этихъ могучихъ сотрясеній, произведенныхъ ружьями, заряженными каждое пулею въ 20 золотниковъ вѣсомъ. Почти въ тоже мгновеніе что-то колоссальное промчалось вихремъ въ двухъ шагахъ отъ охотниковъ: то были два слона, бѣжавшихъ съ поля сраженія. Если бы они взяли на два аршина правѣе, то стоптали бы смѣльчаковъ.

Опомнившись отъ перваго впечатлѣнія ужаса, охотники увидѣли гиганта, лежавшаго въ 30 шагахъ отъ нихъ. "Пуля моя на пять дюймовъ выше праваго глаза!" закричалъ Дельгоргъ -- не то слонъ вашъ. Въ-самомъ-дѣлѣ, огромная пуля пробила мозгъ въ сказанномъ мѣстѣ.

Слонъ былъ 11 футовъ вышиною и каждый изъ его клыковъ вѣсилъ полтора пуда.

Вотъ бдимъ изъ сотни эпизодовъ охоты за слонами, разсказанныхъ Дельгоргомъ, и, притомъ, не самый драматическій, а взятый на удачу. Битва съ слономъ похожа на дуэль съ человѣкомъ, и какъ бы ни былъ хладнокровенъ охотникъ, какъ бы ни былъ.-вѣренъ его выстрѣлъ, онъ все-таки рискуетъ поплатиться жизнію. Слонъ бѣгаетъ чрезвычайно проворно и если только завидитъ нападающаго врага, то идетъ на него. Всего труднѣе бить самку, когда она ходитъ съ своимъ дѣтенышемъ и бываетъ очень сердита. На охоту за слонами пускаются только самые, неустрашимые; и такъ-какъ стада слоновъ попадаются далеко отъ человѣческихъ жилищъ, то для этой охоты нужно совершать путешествіе, продолжающееся по нѣскольку мѣсяцевъ.

Слоны рѣдко пасутся одиноко, а чаще но нѣскольку десятковъ и сотенъ вмѣстѣ. Приступъ къ -нимъ нелегокъ, потому-что слоны, какъ мы говорили, очень чутки. Надобно подползти нечувствительно и вдругъ, какъ бы выросши изъ земли, стрѣлять колосса между глазомъ и ухомъ, на одну треть разстоянія ближе къ послѣднему; Осѣчка или промахъ тутъ стоятъ жизни. Остальное стадо, испуганное выстрѣломъ и воображая опасность гораздо важнѣе, чѣмъ она въ-самомъ-дѣлѣ, кидается бѣжать. Хорошо, если при этой титанической ретирадѣ охотникъ останется въ сторонѣ. А что, если одинъ изъ колоссовъ, завидя врага, пойдетъ на него прямо? Пулею въ грудь слона не убьешь; но это единственное средство спасенія, потому-что иногда ошеломленное чудовище даетъ время охотнику спрятаться. Раздраженный слонъ не щадитъ ни праваго, ни виноватаго; онъ не любитъ тѣхъ, кто нарушаетъ его уединеніе, и многіе кафры, мужчины и женщины, вовсе, не помышлявшіе о сосѣдствѣ слоновъ, дѣлались-жертвою ихъ гнѣва.

Напоръ слоновъ страшенъ особенно, когда они бѣгутъ стадомъ: ураганъ не производитъ такихъ опустошеній. Дельгоргъ собственными глазами видѣлъ деревья, въ 60 футовъ вышины и 9 футовъ въ окружности, сломанныя напоромъ слоновъ такъ, какъ трость переломленная человѣкомъ на колѣнѣ. Черезъ двадцать лѣтъ еще видны слѣды той дороги, но которой бѣжало стадо, и старыя деревья хранятъ еще слѣды ранъ, нанесенныхъ имъ въ молодости.

Какое же можно вывести изъ всего этого заключеніе?

Слонъ великъ, силенъ, проворенъ, уменъ и мстителенъ.

Человѣкъ малъ, слабъ, медленъ въ движеніяхъ; но онъ обладаетъ умомъ, предъ которымъ сокрушается сила слона. Стадо изъ пятидесяти слоновъ, по десяти въ рядъ, несущееся какъ вихрь, въ состояніи смять любую изъ нашихъ рощей. Но пусть смѣлый человѣкъ, обладающій невозмутимымъ хладнокровіемъ, станетъ въ 60 шагахъ предъ этимъ бѣгущимъ стадомъ и выстрѣлитъ въ него: почти всегда вся масса остановится и побѣжитъ назадъ. Это не сказка, а фактъ, неоднократно случавшійся. Кафры иногда безъ ружей, съ однимъ ассагаемъ {Родъ копья съ широкимъ, закругленнымъ остріемъ.}, идутъ.на слона. Подкравшись сзади, они кидаютъ свой ассагай такъ искусно, что перерѣзываютъ въ задней ногѣ животнаго ахиллесову жилу: звѣрь, лишенный возможности бѣжать, добивается сотнями дротиковъ. Король амазулуевъ Дингаанъ часто травилъ слоновъ цѣлыми полками своего войска, вооруженнаго бѣлымъ оружіемъ, и смотрѣлъ на эту траи но съ вершины скалы, неприступной для слоновъ.

Вотъ какъ совершались и по-нынѣ совершаются эти травли.

За нѣсколько дней до назначеннаго для великой охоты времени, посланцы отправляются но всему протяженію земли кафровъ-амазулуевъ, отъ береговъ Омпанганы до Тунгуены. и отъ морского берега до горъ Кватламбенскихъ, повелѣвая именемъ короля, чтобы всѣ кафрскіе воины собирались въ назначенный день въ долину Омфилосъ-Омшлону, къ пирамидальной скалѣ Омгрооти.

На-канунѣ великаго дня, тысячь двадцать вооруженныхъ людей собираются у подошвы скалы, на вершинѣ которой, воздымающейся на 800 футовъ, совѣтъ вождей, присѣвъ на корточки, выслушиваетъ приказанія владыки, сидящаго на тронѣ, высѣченномъ изъ одного куста гранита.

Вся армія раздѣляется на отряды или полки, по 1,000 человѣкъ въ каждомъ, и, растянувшись необозримою цѣпью, окружаетъ окрестности Омфилосъ-Омшлону и Омшлати-Омкулу. Эта облава съ дикими воплями гонитъ стада слоновъ къ подножію скалы, на которой сидитъ король, вооруженный телескопомъ, подаркомъ англичанъ. Съ вершины неприступнаго слонамъ утеса наблюдаетъ онъ за движеніями колоссовъ, кажущихся ему такими малютками, и разсылаетъ приказанія своей арміи, которая кишитъ дѣятельностью какъ муравьи въ своемъ гнѣздѣ и съ неустрашимою смѣлостію движется по мановенію гордаго повелителя.

При этихъ маневрахъ соблюдаются величайшая правильность и порядокъ. Стада мало-по-малу сгоняются въ кучу и сжимаются безпрерывно уменьшающимся кругомъ облавы. Уамазулуевъ, на охотѣ и на войнѣ, вся тактика состоитъ въ томъ, чтобы окружить непріятеля.

Испуганные крикомъ и звуками оружія, слоны тѣснятся къ подножію скалы, и прямыя сообщенія между сидящими на ней и арміею въ долинѣ становятся невозможными чрезъ посредство гонцевъ. Тогда начинаются телеграфическіе знаки: красная шаль распахнулась вѣтромъ на вершинѣ Омгрооти, и дикій вопль двадцати тысячь голосовъ смѣшался съ ревомъ слоновъ, поражаемыхъ ассагаями. Разъяренные звѣри, чувствуя боль отъ ранъ, забываютъ испугъ и кидаются въ свою очередь на нападающихъ. Люди, щиты, дротики перемѣшиваются въ кровавую кучу; но за десяткомъ падшихъ храбрецовъ слѣдуетъ другой десятокъ; мѣсто истребленной сотни занимаетъ новая сотня воиновъ, и слоны, разбитые врозь, окружаются каждый отдѣльно со всѣхъ сторонъ. Усталый и испуганный слонъ защищается отъ стоящихъ напереди враговъ, а между тѣмъ одинъ смѣльчакъ, поднятый другимъ на плечи, подкрался сзади, лѣвою хватается за хвостъ, а правою рубитъ его съ одного разу. Проворный какъ молнія, онъ оставляетъ слона вымещать свою ярость на другихъ, а самъ летитъ къ повелителю амазулуевъ съ кровавымъ трофеемъ, отрѣзаннымъ у живого звѣря и служащимъ у кафровъ знакомъ побѣды.

-- Хорошо! восклицаетъ довольный травлею повелитель и даетъ знакъ убивать звѣрей, истощенныхъ уже потерею крови.

Однажды Дингаанъ приказалъ привести къ себѣ дикаго слона живымъ. Шесть тысячъ человѣкъ отправились и исполнили его приказаніе. Конечно, оно стоило жизни трехъ сотъ человѣкъ но должно вспомнить, что нагой кафръ вооруженъ однимъ только ассагаемъ, а словъ страшенъ и для толпы, закованной въ желѣзо. Но кафры знаютъ, что лучше итти на сомнительную опасность отъ звѣря, чѣмъ на вѣрную смерть, ожидающую всякаго бѣглеца съ королевской охоты.

Что значитъ предъ этою охотою охота бошесмана, достигающая, впрочемъ, той же цѣли! Дикарь ползетъ къ колоссу, вооруженный лукомъ и стрѣлами, съ широкимъ остріемъ, намазаннымъ черною ядовитою смолою. Приблизившись къ звѣрю, онъ ожидаетъ минуты, когда тотъ станетъ такимъ образомъ, что возможно пустить стрѣлу въ животъ: слонъ едва почувствуетъ рану; но если изъ нея вытекла хоть одна капля крови, то дѣло сдѣлано. Ядъ течетъ по жиламъ гиганта: онъ ложится и околѣваетъ. Одинъ бошесманъ небольшою стрѣлою достигаетъ той же цѣли, которая стоитъ амазулуямъ столькихъ трудовъ и кропи.

Слоновъ бьютъ почти только изъ-за ихъ клыковъ, потому-что мясо ихъ невкусно, а кожа далеко хуже и слабѣе иппопотамовой и даже носороговой.

Въ слѣдующей статьѣ мы познакомимъ читателей съ охотами на львовъ и носороговъ и съ содержаніемъ второго тома путешествія Дельгорга.

"Современникъ", No 11, 1849

Оставить комментарий Хотинский Матвей Степанович (bmn@lib.ru) Год: 1849 Обновлено: 11/09/2018. 74k. Статистика. Статья: Публицистика, Путешествия Публицистика	Скачать FB2 Ваша оценка:
Аннотация: Статья первая.