Ходасевич Владислав Фелицианович
В.В. Вересаев. В двух планах

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Владислав Ходасевич. Пушкин и поэты его времени
   Том второй. (Статьи, рецензии, заметки 1925--1934 гг.)
   Под редакцией Роберта Хьюза
   Berkeley Slavic Specialties
   

В.ВЕРЕСАЕВ. В ДВУХ ПЛАНАХ.

   Пушкинист найдет в книге Вересаева ряд любопытных и дельных частностей, но, к сожалению, основные положения книги и необоснованны, и неверны. В значительной степени они вызваны полемикой с пишущим эти строки. (Должен заметить в скобках, что, в отличие от иных пушкинистов, Вересаев полемизирует добросовестно, не всегда понимая противника, но и не прибегая к сознательному искажению его мыслей. И на том спасибо.)
   Признаюсь, пишучи некогда о глубокой автобиографичности Пушкина, я всего менее ожидал вызвать целую пушкинистскую бурю, не утихающую уже шесть лет. Мне даже казалось, что я высказываю нечто общеизвестное. Разумеется, я нигде не утверждал, будто каждое слово Пушкина автобиографично в прямом и буквальном смысле. Я лишь указывал на тот вполне очевидный факт, что пушкинское творчество насыщено воспоминаниями. Разумеется опять-таки, что я имел в виду известную художественную преломленность этих воспоминаний. Психология таких преломлений меня и интересовала, и я пытался наметить ее на нескольких примерах. Вересаев (и некоторые другие) заключили отсюда, будто мною провозглашен какой-то "догмат об абсолютной автобиографичности Пушкина". Таких нелепостей я не писал, и подозревать меня в столь "наивном биографизме" чрезвычайно наивно. Еще наивнее -- выдвигать обратный догмат: об абсолютной антибиографичности Пушкина. Меж тем, Вересаев, в увлечении спором, дошел именно до такого догмата.
   Замечательно, что сильнейшим аргументом против автобиографичности Пушкина Вересаев считает то обстоятельство, что Пушкин творил не под непосредственным впечатлением события, а много спустя, когда оно теряло свою остроту. Действительно, это бывало часто, но не всегда. Но если бы даже всегда -- разве это что-либо опровергает? Если момент творческий у Пушкина хронологически далеко отделен от связанного с ним момента биографического, то это не значит, что такой связи не существует. Сам же Вересаев, чтобы показать на примерах эту хронологическую отдаленность, только и делает, что сопоставляет стихи с биографией. Иными словами -- путем анализа ряда стихотворений, которые сам признает автобиографическими, он пытается доказать неавтобиографичность Пушкина. Где же тут логика?
   Второй аргумент, выдвигаемый Вересаевым, заключается в том полном разрыве, который будто бы существовал между Пушкиным-поэтом и Пушкиным-человеком. Это положение Вересаев в свою очередь аргументирует двояко: во-первых, ссылками на мнения Вяземского, Баратынского, Гоголя; во-вторых, тем, что порой к одному и тому же явлению или событию Пушкин различно относится в своей переписке и в своей поэзии. Ссылки на мнения современников надо просто оставить в стороне: мнения могут быть и субъективны, и ошибочны. Пушкин был скрытен в жизни, правдив в поэзии,-- сам Вересаев признает, что он писал "для себя". В частности же, Гоголь мало знал Пушкина-человека; от Вяземского и Баратынского Пушкин нередко таился. "Разрыв" же между поэзией и перепиской весьма просто объясняется различием точек зрения. Естественно, что "лире" поверял Пушкин не те мысли и чувства, которые поверял брату, или жене, или даже Дельвигу. Тут нет "разрыва", а есть разница в преломлении. Таким образом доказывая, что Пушкин по-разному относится к одним и тем же фактам в переписке и поэзии, Вересаев только лишний раз подтверждает, что в том или ином преломлении, но именно эти факты отражены в его поэзии.
   Но Вересаев борется против очевидности да еще в пылу спора доходит до чудовищного утверждения: "Кто вздумал бы судить о Пушкине по его поэтическим произведениям, тот составил бы о его личности самое неправильное и фантастическое представление". Правда, несколько успокоившись, он вдруг заявляет, что в зрелых произведениях Пушкина "нет ни единой фальшивой ноты". Вот с этого самоопровержения следовало начать да им же и кончить. Если бы Вересаев над ним задумался, не написал бы он книги о "двух планах", в которых будто вполне обособленно протекали жизнь и поэзия Пушкина. Совсем иначе составил бы он и известную свою книгу Пушкин в жизни, в которой собраны всевозможные сведения о Пушкине, порой заведомо вздорные и ложные (сам Вересаев отмечает их звездочкой),-- но принципиально исключены все прямые поэтические показания Пушкина. Вересаев готов прислушаться к кому угодно, будь то первый попавшийся враль или глупец,-- только не к Пушкину, только не к поэту... Причина этого лежит, конечно, очень глубоко: она коренится во взгляде Вересаева на природу и смысл поэзии, т. е. уже в основах его мировоззрения. Тут уж мы с ним стоим по двум сторонам рубежа, неизмеримо более глубокого, чем разногласия пушкиноведения.
   
   1930
   

ПРИМЕЧАНИЯ

   Впервые -- Современные записки, XLIV (1930), сс. 527-29. Рец. на кн.: В.В. Вересаев. В двух планах. Статьи о Пушкине (Москва, 1929).
   "<...> положения книги <...> вызваны полемикой с пишущим эти строки" -- Вересаев полемизирует с Ходасевичем в двух (из 9-и) главах: "Об автобиографичности Пушкина" и "Крепостной роман Пушкина". Ср. рец. на кн. Пушкин в жизни (1927) в настоящем издании.
   "<...> пишучи некогда о глубокой автобиографичности Пушкина..." -- особ, в кн. ПхП (1924, в настоящем издании).
   
   ПхП -- Владислав Ходасевич. Поэтическое хозяйство Пушкина (1924; см. в первом томе настоящего издания).
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru