Ходасевич Владислав Фелицианович
Подземные родники

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

В. Ф. Ходасевич

Подземные родники

   Ходасевич В. Ф. Собрание сочинений: В 4 т. Т. 2. Записная книжка. Статьи о русской поэзии. Литературная критика 1922--1939. -- М.: Согласие, 1996.
   
   По поводу первого номера "Нового Корабля" слышу и читаю, что в журнале чувствуется "неприятный оттенок семейной мелочности". Иные при этом высказывают надежду, что от такого недостатка редакции, может быть, "удастся отделаться в дальнейшем".
   Я не участвовал в первом номере "Нового Корабля" ни единой строчкой. (Мои речи, вошедшие в стенографические отчеты о заседаниях "Зеленой Лампы", само собой разумеется, -- не в счет.) Также я не вхожу и в редакцию "Нового Корабля". Следовательно, не мое дело полемизировать о том, есть ли в журнале "оттенок семейной мелочности" -- или он только чудится. Но все-таки -- дыму без огня не бывает. И вот, стало мне любопытно посмотреть: какой тут огонь? что принимается за признак "семейной мелочности"?
   Перелистываю журнал и вижу: из тридцати страниц, составляющих в точном смысле слова редакционную часть номера, девятнадцать заняты стихами и рассказами: материалом, который просто не может заключать никаких "дел семейных". Дальше идут статьи: Мережковского -- "О свободе и России", Фрейденштейна -- "Французская эмиграция и литература". Первая касается темы столь широкого значения и в столь общей форме, что в ней решительно и никто не смог бы усмотреть "семейную мелочность". Вторая по самой своей историчности не может иметь касательства к нашим "семейным" делам. Ближе всего к литературным злобам дня статья Терапиано. Но и в ней вопрос поставлен так принципиально, а примеров, взятых из литературной повседневности нашей, так мало, -- что упрек был бы несправедлив, даже если бы дело шло исключительно об этой статье, которая ни в целом, ни в частностях, конечно, не столь "разительна", чтобы ею одной определялся весь тон журнала. Наконец, последние пятнадцать страниц заняты отчетами "Зеленой Лампы" -- материалом, содержащим суждения самые разнообразные, на темы вполне принципиальные.
   В чем же дело? Почему все-таки чудятся здесь дела мелкие, семейные? Или на "Новый Корабль" попросту клевещут? Нет, я чувствую, что замечания чистосердечны, даже по-своему доброжелательны. И я знаю, мне кажется, что именно принимают издали за семейную мелочность. Ведь в самом деле, снаружи как будто неуловимо, а внутренно ощутимо что-то общее в статьях "Нового Корабля", что-то более родственное, чем простое сожительство под одной обложкой. И, разумеется, как ни объективны отчеты о "Зеленой Лампе", все же не случайно, что появляются они в "Новом Корабле", а не в другом журнале. Какая тут связь и в чем общность -- не берусь пока в точности обозначить, да и не в этом моя задача. Связь ощущается -- а в этом все дело. О ней-то, именно только о факте, о наличии связи, я и хочу сказать. Все предыдущее было только вступлением, пространным, но необходимым.

* * *

   "Семейные дела". Кого только в этом не упрекали! Больше десяти лет российская критика уверяла, что символисты и декаденты -- никчемная кучка кривляк, общество взаимной рекламы и прочее в таком роде. А кучка произвела глубокий переворот в русской литературе, надолго стала ее господствующим течением, открыла глаза критике на многое из того, что "мастито" проморгали в прошлом, и заставила иных противников исподтишка у нее же учиться. Такая же кучка арзамасцев, с лишним сто лет тому назад, сделала колоссальный по результатам переворот под ворчню почтенной "Беседы". Когда Державин, в гроб сходя, благословлял Пушкина, он не подозревал, что этот лицеистик более, чем от него, великого (действительно великого) поэта, научится от поэтов гораздо меньших: от Жуковского, Вяземского, от совсем почти бесталанного своего дядюшки: словом -- как раз от этой самой шутовской арзамасской кучки... А "кучка" "Литературной Газеты", которую обвиняли все в том же: в семейных делах, в кружковщине, во взаимной рекламе! Но эта кучка создала первый русский независимый орган, а душой ее (душой "мелочности", "рекламы" и "кумовства"!) был Пушкин... Если присмотреться, то окажется, что история русской литературы есть история объединений, испокон веков обвинявшихся во всех смертных грехах кружковщины. Так было, так есть, от Полевого до г. Ивановича. И -- Бог не выдаст -- так будет. А почему?
   Литература живет отпадениями. Каждый раз, когда возникают новые литературно-общественные или какие угодно, хотя бы чисто литературные, задачи, уже по самой своей новизне неразрешимые в пределах установившихся мнений, стремлений, навыков, -- от прежней литературной "массы" отделяется группа, "кучка", ставящая своей целью разработку именно этих новых задач. Задачи, а вслед за ними и группы, могут быть "правыми" или "неправыми", добрыми или злыми, но самое возникновение их всегда жизненно, ибо оно -- следствие доброй или злой энергии, скопившейся в глубине исторического или литературного процесса. Идет ли речь о новых воззрениях или всего лишь о новых литературных формах, и то и другое корнями уходит очень глубоко: в возникновение новых идей. Там, где лишь намечается новая литературная группа, почти всегда можно безошибочно угадать существование подземного идейного родника. По мере оформления группы, в смысле ее состава и самоопределения, -- идейный родник прорывается наружу.
   Новая группа всегда вступает в борьбу со своими предшественницами. Или на нее нападают, или -- чаще -- она нападает первой. И эта борьба благая, законная борьба за свою идею, за то, чем группа вызвана к существованию. Только наличность идеи ведет к борьбе, ибо только идеи обладают способностью глубоко соединять и глубоко разъединять. Каждая идея приносит меч.
   Литература не ряд личных предприятий и не сумма "карьер". Поскольку она вдохновлена подлинным жаром служения (не побоимся громкого, хоть и старого, слова), она вызывает общность интересов, почти всегда имеющих против себя другие подобные общности. В борьбе литературных групп (хорошо, не побоимся и тут: назовем их партиями) можно быть вождем и солдатом, королем или пешкой. Но чтобы не быть выброшенным из игры, надо быть черным или белым, холодным или горячим. Можно объединять или примыкать, но надо быть на доске. Хотеть победы тем или иным группам, а затем и отдельным лицам -- значит хотеть победы той или иной идее, тому или иному делу. Это сочувствие, эта поддержка на языке обывателя, не черного и не белого, не холодного и не горячего, зовется кружковщиной и кумовством. Пусть зовется.
   Не будем, однако, витать в отвлеченностях. Признаем, что на практике разделения отчасти не столь резки. Можно (и так бывает) одной стороной деятельности примыкать к одной группе, другой стороной -- к другой: не из оппортунизма, но от известной разносторонности, свойственной живым людям; оттого, что традиционные связи порой порываются не сразу; оттого, что по разным вопросам возможны частичные схождения и расхождения с разными группами.
   Если идеи частично соединяют (внутри групп), а частично разъединяют (группы между собою), то безыдейность обладает свойством удобного и соблазнительного объединения. Среди тех, кто ничего не хочет, господствует мир. Нет ничего легче, как объединяться в комфортабельном общем гробу -- ради ничегонеделания или для запоздалого делания того, что давно сделано другими. На днях мне попалось на глаза несколько номеров журнала "Перезвоны". Воистину: "великолепная могила" или "все в прошлом". "Перезвоны" слышали звон -- и вот теперь перезванивают чужое. Умиляются над "славным прошлым" -- и погрязают в мирном невежестве касательно этого же прошлого {Например -- то, что пишут там о Пушкине гг. Минцлов и Зуров (вот -- истинно роковая фамилия в истории пушкинизма; боюсь, впрочем, что, помещая произведение г. Зурова, неосведомленная редакция "Перезвонов" сделалась жертвой мистификации).}. Но "Перезвоны" и всяческое перезванивание симпатичны для обывателя, любящего насиженные места. Другое дело -- все то, что нудит пересматривать, а в особенности решать. Это беспокойно; это стаскивает обывателя с его самосона; это несимпатично.

* * *

   Не касаюсь вопроса о том, как и под каким знаменем сложится "кучка" "Нового Корабля". Больше того: принципиально допускаю, что она может оказаться по существу мне враждебной. Пусть. Но я вижу признаки того, что "кучка" образуется, слышу упреки в кружковщине и радуюсь: значит, здесь есть жизнь. И между тем как другие благожелатели надеются, что "Новый Корабль" избавится от этого "недостатка", я желаю ему -- не избавиться, а погрязнуть. И мое благожелательство целесообразнее.
   

КОММЕНТАРИИ

   Подземные родники. -- Новый корабль (Париж). 1927, No 2. С. 25--28.
   "Новый корабль" (1927--1928, No 1--4) -- один из первых журналов молодой парижской эмиграции, выходил под редакции Владимира Злобина, Юрия Терапиано и Льва Энгельгардта. Журнал находился под сильным влиянием Мережковских и представляв собой как бы печатный орган "Зеленой лампы", о чем свидетельствовали появлявшиеся там "стенографические" отчеты собраний, а направление журнала было охарактеризовано Г. В. Адамовичем как "линия "религиозного возрождения" с уклоном к метафизике преимущественно перед моралью" ("Новый корабль" // Звено. 1927. No 4. С. 234). В "Подземных родинках" Ходасевич одним из первых зафиксировал появление того литературного сообщества, которое в 30-е годы будет названо литературой русского Монпарнаса и поэзией "парижской ноты".
   
   С. 168. ...".неприятный оттенок семейной мелочности"... "удастся отделаться в дальнейшем". -- В. Л. [Левитский В.М.] "Новый корабль" // В. 1927. 12 сентября.
   Мои речи, вошедшие в стенографические отчеты о заседаниях "Зеленой Лампы"... -- В первом номере журнала были напечатаны вступительное слово Ходасевича на открытии общества и его реплика в прениях по докладу З. Н. Гиппиус "Русская литератур" в изгнании".
   Фрейденштейн Николай Бернардович (1894--1943) -- настоящее имя одного из самых значительных прозаиков русского Монпарнаса, выступавшего под псевдонимом Юрий Фельзен и имевшего репутацию наиболее последовательного русского "прустианца". По воспоминаниям В. Яновского, "главный талант Фельзена, не выраженный в его книгах, заключался в его умении вызвать к жизни в собеседниках их лучшие черты характера <...> Если бы потребовалось одним словом или одной фразой определить его сущность, то я бы сказал -- нечто обратное предательству" (Яновский. С. 34, 33jt Пропал без вести во время войны. Ходасевич, друживший с Фельзеном, посвятил ему две отдельные статьи (Романы Юрия Фельзена // В. 1933. 12 января; "Письма о Лермонтове" // В. 1935. 26 декабря) и 24 марта 1938 г. выступил с речью о нем (см.: М[андельштам Ю.]. Вечер Ю. Фельзена // В. 1938. 1 апреля).
   ...статья Терапиано. -- Имеется в виду статья "Журнал и читатель" Юрия Константиновича Терапиано (1892--1980), поэта, критика, мемуариста, "летописца" русского литературного Парижа. Во второй половине 20-х годов был близок к Ходасевичу (в частности, 3 июля 1926 г. выступил в Союзе молодых поэтов с докладом "Поэзия Пастернака и Ходасевича -- как противопоставление двух начал в современной русской поэзии -- Хаоса и Космоса"; см. текст доклада: Терапиано Юрий. Два начала в русской современной поэзии // Новый дом. 1926. No 1. С. 21--31), входил в группу поэтов-"неоклассиков" "Перекресток", с начала 30-х годов -- убежденный сторонник Г. В. Адамовича и журнала "Числа". Ходасевич неоднократно писал о поэзии Терапиано (см.: Парижский альбом. IV // Д. 1926. 27 июня; Новые стихи // В. 1935. 18, 25 июля; Двадцать два // В. 1938. 17 июня). См. о нем подробнее: Трубецкой Юрий. Портреты современности. П. Юрий Терапиано // Новое Русское Слово. 1953. 11 октября; Одоевцева Ирина. На берегах Сены. М., 1989.
   С. 313--324. Оставил воспоминания о Ходасевиче (Терапиано Ю. Встречи. Нью-Йорк, 1953. С. 83--92; Терапиано. С. 139--146).
   С. 170. ...от Полевого до г. Ивановича. -- Преемником традиций Николая Алексеевича Полевого (1796--1846), "зоила" многих русских писателей, Ходасевич называет известного деятеля социал-демократического движения, публициста, в эмиграции -- постоянного сотрудника "Последних новостей" Степана Ивановича Португейса (1881--1944), выступавшего под псевдонимами Ст. Иванович и В. И. Талин, который сам свое критическое амплуа определял эпитетами "строптивый, временами бастующий <...> иногда даже публично ругающийся" (см.: Руднев В. К юбилею "Современных записок" // СЗ. 1933. Кн. LI. С. 451). "Для Ходасевича Талин -- подчеркнуто политическое имя и олицетворение беспринципной "левой" политики, связанной для него с "Последними новостями"" (Малмстад Дж. -- М-3. С. 276). В октябре 1927 г. появился памфлет Талина-Ивановича "Заметки журналиста (Бей его, я его знаю)" (ПН. 1927. 20 октября), в котором он намекал на авторство подписанной буквой "М" статьи Ходасевича "Максим Горький и СССР". Ответную статью Ходасевича "Нравственность г. Талина" {В. 1927. 27 октября) завершала фраза: "На этом мы и заканчиваем полемику с г. Талиным навсегда". Тем не менее, не называя имени Талина-Ивановича, Ходасевич и позднее в саркастическом духе полемизирует с его статьями и выступлениями (см. коммент. к статье "Литература в изгнании").
   С. 171. "Перезвоны" (1925--1929) -- иллюстрированный литературно-художественный журнал, издававшийся в Риге и продолжавший традиции дореволюционных журналов "для семейного чтения" с отчетливой ориентацией на псевдорусский стиль. Ходасевич имеет в виду No 35(5) "Перезвонов" за 1927 г., посвященный "Великому Новгороду и Пскову", где помещены эссе С. Р. Минцлова "Псков" (с. 1016--1018) и Л. Ф. Зурова "Тот уголок земли..." (с. 997--999) с упоминаниями о пушкинских местах подо Псковом.
   Минцлов Сергей Рудольфович (1870--1933) -- популярный беллетрист, автор многочисленных исторических романов, в том числе для юношества, а также этнографических очерков и записок.
   Зуров Леонид Федорович (1902--1971) получил известность второй своей книгой "Отчина" (1929), понравившейся Бунину, который после переезда Зурова в 1929 г. из Эстонии во Францию стал его покровителем и литературным наставником. В 30-е годы выпустил романы "Древний путь" (1934) и "Поле" (1938; см. рец. Ходасевича: Леонид Зуров -- "Поле" // В. 1938. 29 апреля). Ходасевич писал о прозе Зурова: "Его слабая сторона -- отсутствие новизны, близость к избранным литературным образцам (правда, очень хорошим). Но подкупают в его писаниях -- их внутренняя и внешняя добротность, сознательная, прочная, очень строгая работа, не допускающая никакой дешевки, и наконец -- их глубоко русский дух..." ("Русские Записки", книга 7-я // В. 1937. 26 ноября). Эссе Зурова в "Перезвонах", где он служил секретарем редакции, -- одна из первых его публикаций в крупных эмигрантских журналах.
   ...истинно роковая фамилия... мистификации. -- Ходасевич намекает на одну из мистификаций поэта, критика и филолога С. П. Боброва, который в 1918 г. от имени "уезжающего за границу инженера-электрика" Н. Зурова прислал пушкинисту Н. О. Лернеру мнимое продолжение "Юдифи" Пушкина. Опубликованная Лернером как подлинный текст Пушкина (см.: Наш век. 1918. 4 мая), мистификация вызвала скандал в среде пушкинистов (см.: Бобров С. Заимствования и влияния // Печать и революция. 1922. No 8. С. 91--92; Томашевский Б. Издания стихотворных текстов // ЛН. М., 1934. Т. 16/18. С. 1102--1103). В свою очередь филологическая провокация Боброва отсылала к публикации в "Русском архиве" за 1897 г. "окончания" "Русалки" Пушкина "по современной записи инженера тайного советника Д. П. Зуева", который, по его утверждению, восстановил по памяти слышанный в ноябре 1836 г. текст драмы в чтении самого Пушкина (см.: Подделка "Русалки" Пушкина: Сборник статей и афоризмов / Сост. А. С. Суворин. СПб., 1900).
   С. 171--172. ...под каким знаменем... мне враждебной. -- Видимо, именно ко времени написания статьи, т.е. к сентябрю 1927 г., относятся первые разногласия Ходасевича с Мережковскими по поводу "Зеленой лампы" и его предложение прекратить собрания; см. в письме Гиппиус к Г. В. Адамовичу от 14 сентября 1927 г.: "...самому же Ходасевичу на его d&ecirc;faite'изм ответила <...>: плохо З[еленая] Л[ампа] и воскресенья (т.е. воскресные собрания в салоне Мережковских. -- Коммент.), значит, надо сделать их лучше, а уничтожить легко! И я на это не пойду! Дмитрий Сергеевич просто говорит: "Да не приглашай его, и на "Лампу" не будем ему повесток посылать, вот и все"" (Pachmuss Ternira. Intellect and ideas in action. P. 370). Смысл претензий Ходасевича к "Зеленой лампе" сформулировал Ю. К. Терапиано: "Разрыв Ходасевича с Мережковскими произошел потому, что он не выносил "разговоров о последних вопросах за чайным столом", считая это несерьезной игрой в "бездны и тайны"" (Терапиано Ю. К. В. Ф. Ходасевич // Русская мысль. 1969. 16 октября; о личной "подоплеке" этого конфликта см. в коммент. к статье "З. Н. Гиппиус, "Живые Лица"").
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru