Ходасевич Владислав Фелицианович
Прадед и правнук

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

В. Ф. Ходасевич

Прадед и правнук

   Ходасевич В. Ф. Собрание сочинений: В 4 т.
   Т. 3: Проза. Державин. О Пушкине.
   М.: Согласие, 1997.
   OCR Ловецкая Т.Ю.
   
   То, что некогда пережил он сам, Пушкин нередко заставлял переживать своих героев, лишь в условиях и формах, измененных соответственно требованиям сюжета и обстановки. Он любил эту связь жизни с творчеством и любил для самого себя закреплять ее в виде лукавых намеков, разбросанных по его писаниям. Искусно пряча все нити, ведущие от вымысла к биографической правде, он, однако же, иногда выставлял наружу их едва заметные кончики. Если найти такой кончик и потянуть за него -- связь вымысла и действительности приоткроется.
   По семейному преданию, первая жена арапа Ибрагима, пушкинского прадеда, изменила своему мужу, родила белого ребенка и была заточена в Тихвинский монастырь. Ныне это предание отчасти опровергнуто, но Пушкин в него верил. 15 сентября 1827 года он сказал своему приятелю А. Н. Вульфу, что эта история должна составить главную завязку "Арапа Петра Великого".
   По неизвестной причине работа Пушкина над этою повестью оборвалась на сватовстве Ибрагимам. То, как должны были развернуться дальнейшие события, мы знаем только благодаря словам, сказанным Вульфу. Но как раз те главы, которые были написаны и сохранились до нас, содержат отражения подлинных событий пушкинской жизни, непосредственно предшествовавших писанию. Роман был задуман еще до этих событий, но не в том, как он задуман, а в том, как начал писаться, не в плане, а в разработке деталей заключены отголоски действительности. Будучи отчасти схож лицом со своим прадедом, Пушкин в романе заставил его самого сходствовать с правнуком в некоторых мыслях и житейских положениях.
   "Арап Петра Великого" начат в июле 1827 года. За десять месяцев до того опальный Пушкин был прощен государем, возвращен из ссылки и доставлен в Москву, прямо во дворец. Как царь Петр, если не считать ямщиков, был первым человеком, которого черный предок Пушкина встретил при въезде в Россию из-за границы, так Николай Павлович был первым, кого Пушкин увидел при возвращении на волю. Доставленный во дворец фельдъегерем, он стал свободным человеком лишь по выходе из дворца. Известно, с каким доверием отнесся он к царской ласке, как уверовал в ум, доброту и великодушие государя, в его любовь к просвещению. В те дни он воистину не льстил, слагая царю "свободную хвалу" и находя в Николае I "семейное сходство" с Петром Великим. Он верил, что "царственная рука" подана ему в знак чистосердечного примирения, и надеялся, что будет "приближен к престолу" не в качестве "раба и льстеца". Он собирался служить Николаю, как "сходно купленный арап" служил Петру: "усердно" и "неподкупно". Он думал, что теперь ему предстоит "смело сеять просвещенье" в союзе с царем. Веря, что его старые грехи забыты, он обещал царю не делать новых и был намерен остепениться, чтобы без помех отдать свои силы на служение отечеству. В связи с этим надобно было занять в обществе более прочное положение. В цепь таких размышлений вплеталась мысль о женитьбе. С этой поры на каждую девушку, тревожившую его слишком пылкое сердце, смотрел он с новыми для него мыслями -- о возможной женитьбе.
   Тогда же, в Москве, он познакомился с С. Ф. Пушкиной, своей дальней родственницей, и влюбился в нее. Это была хорошенькая двадцатилетняя девушка, очень кокетливая, ничем не замечательная. Увлечение Пушкина было неглубоко, но он ухватился за него и решил свататься. На время уехав из Москвы, он поручил это дело своему приятелю Зубкову, который был женат на сестре С. Ф. Пушкиной. По этому поводу между Пушкиным и Зубковым произошла переписка. Письма Зубкова не сохранились, но, видимо, Зубков предупреждал Пушкина, что Софья Федоровна его не любит и что счастие не может быть прочно. На это Пушкин ответил из Пскова 1 декабря 1826 года: "J'ai 27 ans, cher ami. Il est temps de vivre, с. Ю d. de connaНtre le bonheure. Vous me dites qu'il ne peut Йtre Йternel: belle nouvelle! Ce n'est pas mon bonheur Ю moi qui m'inquiХte, pourrais-je n'Йtre pas le plus heureux des hommes auprХs d'elle" {"Мне 27 лет, дорогой друг. Пора жить, т.е. познать счастье. Ты говоришь мне, что оно не может быть вечным: хороша новость! Не личное мое счастье заботит меня, могу ли я возле нее не быть счастливейшим из людей" (фр.).}, -- и т.д.
   Месяцев через восемь после этого, пишучи VI главу "Арапа", Пушкин заставляет своего героя размышлять о предстоящей женитьбе на Наталии Ржевской. Начало этих размышлений содержит доводы в пользу женитьбы, весьма схожие с доводами Пушкина в письме к Зубкову: "Жениться, -- думал африканец, -- зачем же нет? Ужели мне суждено провести жизнь в одиночестве и не знать лучших наслаждений и священнейших обязанностей человека?" Еще замечательнее, что вслед за тем арап словно припоминает чьи-то возражения и мысленно отвечает на них: "Мне нельзя надеяться быть любимым: детское возражение". Если всмотримся в письмо Пушкина и сравним, то увидим, что это арап отвечает Зубкову на его слова о непрочности счастия. При этом часть своего ответа он интонирует точно так же, как интонировал Пушкин: "детское возражение" соответствует словам: "belle nouvelle!" {"хороша новость!" (фр.)}.
   Пишучи к свату и свойственнику невесты, Пушкин должен был, разумеется, подчеркивать свою любовь и говорить, что он не может не быть счастлив подле Софии Федоровны. Арап размышляет наедине, откровеннее, а потому может не высказывать никаких особых надежд на счастье. Зато свое намерение жениться он мотивирует более вескими причинами, весьма близкими к тем, которые толкали на сватовство самого Пушкина. Ибрагим говорит: "Разве можно верить любви? Разве существует она в женском легкомысленном сердце? Отказавшись навеки от милых заблуждений, я выбрал иные обольщения, более существенные. Государь прав: мне должно обеспечить будущую судьбу мою".
   Не веря в женскую любовь и отказавшись на сей счет от "милых заблуждений", арап исходил из собственного опыта. Но он был ревнив и самолюбив. Поэтому, собираясь жениться, он разделил понятия: "любовь" и "верность". От первой он был готов отказаться, но от второй -- нет. Сам он мужей обманывал, как например -- в Париже, с графиней Л., но быть обманутым мужем он не хотел. "От жены я не стану требовать любви, -- говорит он, -- буду довольствоваться ее верностью".
   София Федоровна, несомненно, с Пушкиным кокетничала, им "повелевала". 9 ноября он писал Вяземскому: "Буду у вас к 1-му -- она велела". Но и кокетничая, в любви она ему отнюдь не клялась. Больше того: Пушкин отлично знал, что она готова отдать предпочтение некоему Панину. Насколько мало поэт рассчитывал на ее чувства, видно из его обращения к Зубкову: "Ангел мой, уговори ее, упроси ее, настращай ее Паниным скверным и жени меня". И даже еще более отчетливо и безнадежно: "Je ne puis avoir des prЙtentions Ю la sЙduction" {"У меня не может быть притязаний обольстить ее" (фр.).}.
   Итак, в вопросе о любви позиция Пушкина совпадала с позицией Ибрагима: автор романа так же мало в свое время надеялся на любовь Софии Федоровны, как герой -- на любовь Наталии Ржевской. Посмотрим теперь, как обстояло дело с вопросом о верности.
   Так же, как Ибрагиму, Пушкину в прежние годы случалось обманывать мужей, но быть обманутым он тоже не хотел; не ожидая любви со стороны Софии Пушкиной, он заранее задумывался над этим, совершенно так же, как в его романе задумывался арап. Он страшился своих будущих подозрений, мук самолюбия и возможных вспышек темперамента: "...Mon caractХre inЙgale, jaloux, susceptible, violent et faible tout Ю la fois -- voilЮ ce qui me donne des moments des rЙflexions pЙnibles" {"...Мой характер неровный, ревнивый, подозрительный, резкий и слабый одновременно -- вот что иногда наводит на меня тягостные раздумья" (фр.).}, -- писал он Зубкову. В "Арапе Петра Великого" эти мучительные опасения, эти доводы благоразумия и осторожности он вложил в уста Корсакова:
   "Послушай, Ибрагим", -- сказал Корсаков: "брось эту блажную мысль -- не женись. Мне сдается, что твоя невеста никакого не имеет к тебе особого расположения. Мало ли что случается на свете?.. Нельзя надеяться на женскую верность; счастлив, кто смотрит на это равнодушно. Но ты... С твоим ли сплющенным носом, вздутыми губами, с этой ли шершавой шерстью бросаться во все опасности женитьбы..."
   Слова Корсакова о наружности Ибрагима заключают в себе словесный автопортрет Пушкина, они словно писаны перед зеркалом. Но главное здесь, конечно, намек на "опасности женитьбы", на то, что арап не сумеет "смотреть равнодушно" на возможные измены жены. Корсаков напоминает Ибрагиму о том самом, что Пушкин писал Зубкову касательно своего собственного характера. Собираясь жениться на Софии Федоровне, Пушкин, как и его герой, заранее страшился своей бурной ревности.
   Из этого сватовства ничего не вышло. Мы не знаем в точности, каков был ответ невесты, но красноречивее всяких слов было то, что не прошло и месяца после пушкинского предложения, как она уже повенчалась с тем самым Паниным, которым Пушкин просил Зубкова ее "настращать". Только узнав об этой свадьбе, Пушкин должен был до конца понять, как близок он был к несчастию -- очутиться в толпе обманутых мужей. Спустя несколько месяцев, в деревне, словно бы радуясь сознанию избегнутой опасности, вознамерился он описать "ужасный семейственный роман" своего черного предка.
   За год до этого, узнав о казни декабристов, в раздумий нарисовал он виселицу, на ней пятерых повешенных, а внизу подписал: "И я бы мог... И я бы мог, как шут..." Нечто подобное этому психологическому жесту повторил он теперь, пишучи о сватовстве царского арапа к Наталии Ржевской. И так как он любил, маскируя действительность вымыслом, оставлять маленькие приметы, по которым можно ее узнать, то молодого "стрелецкого сироту", пленившего сердце Ибрагимовой невесты, он назвал именем своего счастливого соперника: "стрелецкого сироту" зовут Валерианом, как и Панина, за которого только что вышла София Пушкина. В другом месте романа, по свойственной ему экономии, Пушкин прямо использовал одну фразу из своего письма к Зубкову. В этом письме читаем: "Dois-je attacher Ю un sort aussi triste... le sort d'un Йtre si doux, si beau?.." {Следует ли мне связать с судьбой столь печальной... судьбу существа такого нежного, такого прекрасного?.." (фр.)}. В прощальном письме Ибрагима к графине Л. дан почти дословный перевод этой фразы: "Зачем силиться соединить судьбу столь нежного, прекрасного создания с бедственной судьбой негра?"
   

* * *

   
   Исторический предок Пушкина первым браком женился на Евдокии Диопер, а не на Наталии Ржевской. Почему в романе он сватается к Ржевской, мы не знаем. По этому поводу возможны разные предположения, в данную минуту для нас несущественные. Роман, во всяком случае, должен был быть основан на том, что Ибрагим не внял голосу благоразумия и соединил свою судьбу с существом, ни на любовь, ни на верность которого не мог рассчитывать. Приступая к писанию "Арапа Петра Великого", Пушкин сознавал, что сам благополучно избег участи своего прадеда.
   Казалось бы, на историю с Софией Пушкиной он сам смотрел, как на предостережение. Но он вскоре забыл его. За первым сватовством тотчас последовали другие: к Ушаковой, к Олениной. Что касается первой из них -- мы не знаем в точности, каковы были ее чувства к Пушкину; судя по некоторым данным, она могла быть к нему и не совсем равнодушна; возможно, что этот брак был расстроен самим Пушкиным, по причинам, о которых мы можем только строить предположения. Но Ушакову быстро сменила Оленина, сердце которой было так же занято, как сердце Софии Пушкиной. Когда и это сватовство расстроилось, Пушкин снова обрадовался. Однако он тотчас воспользовался новым увлечением для нового сватовства -- к Наталии Николаевне Гончаровой.
   Сватовство длилось долго. За это время первоначальная страсть начала остывать, и Пушкин опять стал задумываться о будущем. Ряд достоверных свидетелей сообщает, что он серьезно подумывал об отступлении. Но уверенность в том, что ему надо жениться, пересилила. Некогда Ибрагим в незаконченном романе говорил Корсакову: "Я женюсь, конечно, не по страсти, но по соображению". Приблизительно через три с половиной года после этого, за восемь дней до свадьбы, Пушкин писал Н. И. Кривцову: "Все, что бы ты мог сказать мне в пользу холостой жизни и противу женитьбы, все уже мною передумано. Я хладнокровно взвесил выгоды и невыгоды состояния, мною избираемого. Молодость моя прошла шумно и бесплодно. До сих пор я жил иначе, как обыкновенно живут. Щастья мне не было. Il n'est de bonheur que dans les voies communes {Счастье -- лишь на проторенных дорогах (фр.).}. Мне за 30 лет. В тридцать лет люди обыкновенно женятся -- я поступаю, как люди, и, верно, не буду в том раскаиваться. К тому же я женюсь без упоения, без ребяческого очарования".
   Подобно Ибрагиму и подобно тому, как во время первого и второго сватовства, Пушкин знал, что невеста к нему вполне равнодушна. А так как была у него привычка переносить мысли и фразы не только из писем в творения, но и обратно, из творений в письма, то, при повторении ситуации, сами собой стали повторяться и мысли. Говоря Корсакову о своем намерении жениться по соображению, арап Петра Великого прибавил: "И то если она не имеет от меня решительного отвращения". В 1830 году, в пору самого пылкого увлечения Гончаровой, Пушкин написал ее матери: "ne me prendra-t-elle en aversion?" {"не почувствует ли она ко мне отвращения?" (фр.)}. Еще ближе к "Арапу Петра Великого" другая фраза из того же письма. Некогда Ибрагим размышлял: "От жены я не стану требовать любви: буду довольствоваться ее верностью, а дружбу приобрету постоянною нежностью, доверчивостью и снисхождением". Теперь Пушкин пишет будущей теще: "L'habitude et une longue intimitЙ pourraient seules me faire gagner l'affection de M-lle votre fille; je puis espЙrer me l'attacher Ю la longue, mais je n'ai rien pour lui plaire" {"Привычка и длительная близость только и могли бы помочь мне добиться расположения Вашей дочери, я мог бы надеяться со временем на ее привязанность, но ничем не могу ей понравиться" (фр.).}. Внутренний смысл этих фраз -- один и тот же. Пушкин, разумеется, не мог написать матери своей невесты прямо о верности: высказывать на сей счет сомнения было бы с его стороны непристойностью. Но он был слишком опытен в "науке страсти", чтобы искренно думать, будто "привычка и продолжительная близость" способны вызвать любовь. Поэтому когда он говорит о будущем расположении (affection) Наталии Николаевны, то он подразумевает именно верность.
   В "Арапе Петра Великого" он припомнил историю своего первого, неудачного сватовства и предсказал психологическую ситуацию последнего, удавшегося. Он женился на Н. Н. Гончаровой с теми же "ганнибаловскими" мыслями, которые им владели во время сватовства к Софии Пушкиной. К несчастию, не нашлось второго Панина, чтобы расстроить и этот брак. Еще большим несчастием для Пушкина было то, что если не страсть к Гончаровой, то неотвязная мысль о необходимости жениться заглушила в нем голос рассудка. О тех иллюзиях, которые он себе сам при этом внушил, подробнее сказано в следующей статье.
   

КОММЕНТАРИИ

   Прадед и правнук. -- ПН. 1924. 8 июня. No 1265; под названием "Пушкин и Ганнибал"; В. 1930. 13 февраля. No 1717; под названием "Женитьба Пушкина". Для второй публикации Ходасевич сократил и стилистически переработал статью. Расхождения между второй и третьей публикациями незначительны.
   С. 494. Ныне это предание отчасти опровергнуто, но Пушкин в него верил. -- Предание зафиксировано в биографии А. П. Ганнибала, составленной по-немецки его зятем А. К. Роткирхом, -- ее перевод сохранился в бумагах Пушкина (см.: Рукою Пушкина. С. 34--39). О белом ребенке, рожденном первой женой Ганнибала Евдокией Диопер, точных сведений не дошло, но косвенное подтверждение этой легенды найдено в исповедной росписи села Петровского (см.: Леец Г. А. Абрам Петрович Ганнибал. Таллин, 1984. С. 82). Евдокия Диопер заточена была не в Тихвинский, а в Староладожский монастырь по окончании возбужденного Ганнибалом бракоразводного дела, которое тянулось 22 года (см.: Модзалевский Б. Л. Пушкин. Л., 1929. С. 52).
   15 сентября 1827 года он сказал своему приятелю А. Н. Вульфу... -- См. запись в дневнике А. Н. Вульфа от 16 сентября 1827 г. (А. С. Пушкин в воспоминаниях современников. Т. 1. С. 450).
   В те дни он воистину не льстил... ему предстоит "смело сеять просвещенье" в союзе с царем. -- В этом пассаже попеременно цитируются пушкинские "Стансы" (1826), "Друзьям" (1828), "Моя родословная" (1830).
   С. 495. ...ничем не замечательная. -- Софья Федоровна Пушкина, по воспоминаниям Е. П. Яньковой, "была стройна и высока ростом, с прекрасным греческим профилем и черными, как смоль, глазами, и была очень умная и милая девушка..." (Рассказы бабушки из воспоминаний пяти поколений, записанные и собранные ее внуком Д. Благово. Л., 1989. С. 339).
   ...пишучи VI главу "Арапа"... -- По современным изданиям -- V главу.
   С. 496. ...с графиней Л. ... -- У Пушкина -- графиня Д.
   ..."Буду у вас к 1-му -- она велела". -- Следует учитывать в этой фразе автоцитату из ст-ния "Сожженное письмо" (1825): "Прощай, письмо любви, прощай! Она велела..."
   С. 498. Почему в романе он сватается к Ржевской, мы не знаем. -- Со старинным боярским родом Ржевских Пушкин также находился в родстве: Сарра Юрьевна Ржевская была матерью его бабушки Марьи Алексеевны Пушкиной, которая вышла замуж за сына Ганнибала -- Осипа Абрамовича. "Таким образом, в сюжете начатого романа Пушкин вольно сочетал данные о своих предках -- Ганнибалах и Пушкиных" (Бочаров С. Г. Комментарии // Пушкин А. С. Проза. М., 1984. С. 400).
   С. 499. ...по причинам, о которых мы можем только строить предположения. -- Увлечение Екатериной Николаевной Ушаковой относится к 1827 г. Пушкин и впоследствии любил бывать в доме Ушаковых, однако характер их отношений изменился: Екатерина и ее младшая сестра Елизавета стали подругами Пушкина и даже поверенными в его сердечных делах. О сватовстве Пушкина к Екатерине не сохранилось никаких достоверных сведений: обращенные к ней письма поэта она приказала уничтожить перед смертью. Слухи о возможной женитьбе Пушкина на Ушаковой, прокатившиеся по Москве в марте 1830 г., не могли иметь оснований, так как в то время он активно добивался руки Натальи Гончаровой. П. И. Бартеневым записана легенда, согласно которой Ушакова отказала Пушкину после того, как узнала о предсказании гадалки, напророчившей ему смерть от жены (см.: Бартенев П. И. О Пушкине. М., 1992. С. 337--338). Об отношениях Пушкина и Ушаковой см.: Майков Л. Н. Знакомство Пушкина с семейством Ушаковых: (1826--1830) // Майков Л. Н. Пушкин. СПб., 1899. С. 355--377.
   ...Ушакову быстро сменила Оленина... Когда и это сватовство расстроилось, Пушкин снова обрадовался. -- Анна Алексеевна Оленина привлекала внимание Пушкина весной-летом 1828 г., впоследствии его отношение к ней и к ее родителям резко переменилось, что отразилось в черновиках восьмой главы "Евгения Онегина". Ходасевич не совсем прав, говоря, что сердце Олениной было занято, когда Пушкин в нее влюбился. Дневник ее свидетельствует о том, что все ее помыслы в это время были направлены на поиски жениха (А. С. Пушкин в воспоминаниях современников. М., 1985. Т. 2. С. 79-- 92; полное издание дневника: Дневник Анны Алексеевны Олениной: (1828--1829). Париж, 1936). Мать Олениной с самого начала была против ее брака с Пушкиным, отец утвердился в таком же решении после того, как принял участие в заседании Государственного совета и в числе других подписал постановление об учреждении над Пушкиным секретного надзора. Есть и другая версия этого сватовства, согласно которой предложение Пушкина было принято, но он проигнорировал собственную помолвку (см.: Вересаев В. В. Пушкин в жизни. С. 145). Подробно об отношениях Пушкина с семьей Олениных см.: Цявловская Т. Г. Дневник А. А. Олениной // Пушкин: Исследования и материалы. Т. 2. С. 247--292.
   Сватовство длилось долго. -- Пушкин впервые увидел Н. Н. Гончарову в конце декабря 1828 г., сватался и получил неопределенный ответ 1 мая 1829 г., вторично сватался в апреле 1830 г. 6 мая было объявлено о помолвке, но свадьба постоянно откладывалась (в основном из-за денежных проблем) и состоялась лишь 18 февраля 1831 г.
   "Я женюсь, конечно, не по страсти, но по соображению". -- Эти слова были вычеркнуты Пушкиным в беловой рукописи.
   ..."И то если она не имеет от меня решительного отвращения". -- Слова, не вошедшие в окончательную редакцию.
   С. 500. ...в "науке страсти"... -- Слова из первой главы "Евгения Онегина" (строфа VIII), повторяющие название эротической поэмы Овидия.
   В "Арапе Петра Великого" он припомнил историю своего первого, неудачного сватовства... -- Более широкую интерпретацию автобиографических мотивов "Арапа Петра Великого" см.: Цявловская Т. Г. "Храни меня, мой талисман..." // Прометей. М., 1974. Т. 10. С. 59--63.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru