"Гавриилиада" -- один из больших бассейнов, куда стекаются автореминисценции и самозаимствования из более ранних произведений. В свою очередь, она питает позднейшие. Я приведу лишь наиболее выразительные случаи, оставляя в стороне параллели фонетические, как рифмы и аллитерации, и чисто стилистические, как архаизмы и т.п.
1. "Романс", 1814:
Она внимательные взоры
Водила с ужасом кругом.
"Друзьям", 1816:
И томных дев устремлены
На вас внимательные очи.
"Гавриилиада", 1821:
И знатоков внимательные взоры...*
{Впоследствии, в 1829 г. ("Зима. Что делать нам в деревне?.."):
Сначала косвенно-внимательные взоры...}
2. "Послание к Юдину", 1815:
...Но быстро привиденья,
Родясь в волшебном фонаре,
На белом полотне мелькают,
Как тень на утренней заре.
"Гавриилиада":
На полотне так исчезают тени,
Рожденные в волшебном фонаре.
Красавица проснулась на заре...
3. "Усы", 1816:
...Одной рукой
В восторгах неги сладострастной
Летаешь по груди прекрасной,
А грозный ус крутишь другой.
"Гавриилиада":
Одной рукой цветочек ей подносит,
Другою мнет простое полотно
И крадется под ризы торопливо...
Ее груди дерзнул коснуться он.
4. "Любовь одна...", 1816:
И к радостям и к неге неизвестной
Стыдливую преклонит красоту.
"Гавриилиада":
И к радостям на ложе наслаждений
Стыдливую склонили красоту.
5. "Руслан и Людмила", II, 1817--1818:
"Не стану есть, не буду слушать,
Умру среди твоих садов".
Подумала -- и стала кушать.
"Гавриилиада":
...Подумала Мария:
Не хорошо в саду, наедине,
Украдкою внимать наветам змия...
. . . . . . . . . . . . . . . .
Подумала -- и ухо преклонила.
6. "Руслан и Людмила", IV, 1818:
Но, между тем, никем не зрима,
От нападений колдуна
Волшебной шапкою хранима...
"Гавриилиада":
...Вдали забав и юных волокит,
Которых бес для гибели хранит,
Красавица, никем еще не зрима...
7. "Руслан и Людмила", V, 1818--1819:
Она мне возвратила вновь
Мою утраченную младость.
"Погасло дневное светило...", 1820:
Моя потерянная младость.
"Гавриилиада":
Но молодость утрачена твоя {*}.
{* Впоследствии этот мотив повторяется много раз:
Мой проклиная век, утраченный в пирах...
("Андрей Шенье", 1825)
Свой дар, как жизнь, я тратил без вниманья.
("19 октября 1825 г.")
Мои утраченные годы.
("Воспоминание", 1828)
Но тяжело, прожив полвека,
В минувшем видеть только след
Утраченных безумных лет.
("Евгений Онегин", VIII, 1830)
Что ты значишь, скучный шепот?
Укоризну или ропот
Мной утраченного дня?
("Стихи, сочиненные ночью во время бессонницы", 1830)
Я помышлял о юности моей,
Утраченной в бесплодных испытаньях...
("Вновь я посетил...", 1835)
Почти одновременно с "Гавриилиадой", в черновике послания к Алексееву, было: "В моей утраченной весне..."
Впервые этот мотив прозвучал еще в 1816 г., в послании к кн. А. М. Горчакову. Примечательно, что там говорится еще в настоящем времени: "Я слезы лью, я трачу век напрасно". Впоследствии неизменно звучит прошедшее: "утраченный", "потерянный".}
8. "Руслан и Людмила", эпилог, 1820:
Чем кончу длинный мой рассказ?
"Гавриилиада":
Аминь, аминь! Чем кончу я рассказы?
Посмотрим теперь обратные заимствования -- из "Гавриилиады" в более поздние произведения.
1. "Гавриилиада":
...Любви, своей науки,
Прекрасное начало видел я...
"Первое послание цензору", 1822:
Дней Александровых прекрасное начало {*}.
{* Через двенадцать лет, 2 апреля 1834 г., он записал в дневнике: "Сперанский у себя очень любезен. -- Я говорил ему о прекрасном начале царствования Александра".}
2. "Гавриилиада":
И дерзостью невинность изумлять.
"Евгений Онегин", гл. I, строфа 11, 1823:
Шутя невинность изумлять.
3. "Гавриилиада":
Поговорим о странностях любви
(Не смыслю я другого разговора),
В те дни, когда от огненного взора
Мы чувствуем волнение в крови,
Когда тоска обманчивых желаний
Объемлет нас и душу тяготит,
И всюду нас преследует, томит
Предмет один и думы, и страданий --
Не правда ли? в толпе младых друзей
Наперсника мы ищем и находим,
С ним тайный глас мучительных страстей
Наречием восторгов переводим.
Когда же мы поймали на лету
Крылатый миг небесных упоений
И к радостям на ложе наслаждений
Стыдливую склонили красоту,
Когда любви забыли мы страданье
И нечего нам более желать, --
Чтоб оживить о ней воспоминанье,
С наперсником мы любим поболтать.
С этих пор тема наперсничества становится у Пушкина частой. Разберемся в том, как она трактуется.
По мысли, высказанной в приведенном отрывке, одна из "странностей любви" заключается в том, что мы всегда ищем наперсника: сперва -- чтобы поверять любовь, потом -- "чтоб оживить о ней воспоминанье".
В том же году, когда написана "Гавриилиада", Пушкин написал послание к Н. С. Алексееву. В послании говорится:
Оставя счастья призрак ложный,
Без упоительных страстей,
Ястал наперсник осторожный
Моих неопытных друзей.
Вдали штыков и барабанов,
Так точно старый инвалид
Встречает молодых уланов
И им о битвах говорит.
Здесь одновременно даны оба вида наперсничества: друзья рассказывают Пушкину о своих нынешних любвях, он с ними вспоминает свои минувшие. Тут -- наперсничество взаимное. Текстуальных совпадений с "Гавриилиадой" здесь, однако же, нет. Через два года, в 18 и 19 строфах II главы "Евгения Онегина", Пушкин повторяет общий тезис "Гавриилиады" и заимствует ситуацию из послания к Алексееву. Слушая рассказы Ленского, Онегин становится на то место, которое сам Пушкин занимал по отношению к "неопытным друзьям". Разница лишь в том, что Пушкин в качестве "старого инвалида" сам "говорил о битвах", Онегин же только слушает Ленского -- впрочем, охотно и прилежно. Самое же сравнение с инвалидом повторено буквально:
Мы любим слушать иногда
Страстей чужих язык мятежный,
И нам он сердце шевелит;
Так точно старый инвалид
Охотно клонит слух прилежный
Рассказам юных усачей,
Забытый в хижине своей.
Как видим, из "Гавриилиады" здесь повторена только тема. Текстуальные совпадения восходят не к поэме, а к посланию Алексееву, которому "Гавриилиада", вероятно, была посвящена {23 марта того же 1821 г., когда написаны "Гавриилиада" и послание к Алексееву, Пушкин обратился с посланием к Дельвигу ("Друг Дельвиг, мой парнасский брат..."). В то время он изображал себя инвалидом не только в любви, но и в поэзии. Поэтому в конце послания говорится:
Но все люблю, мои поэты,
Фантазии волшебный мир,
И, чуждым пламенем согретый,
Внимаю звуки ваших лир...
Так точно, позабыв сегодня
Проказы, игры прежних дней,
Глядит с лежанки ваша сводня
На шашни молодых б...
И по ходу мысли, и по построению образа, и по способу уподобления эти стихи следует сопоставить со стихами: "Так точно старый инвалид..." и т.д.}. Однако, спустя еще год, "Гавриилиада" откликается в "Евгении Онегине" уже более явственно -- и опять в связи с темой наперсничества. Влюбленной Татьяне некому поверить свою тайну. Ее наперсницей становится книга. И как в "Гавриилиаде" было сказано:
Наперсника мы ищем и находим, --
так в 10 строфе III главы "Онегина" читаем:
Татьяна в тишине лесов
Одна с опасной книгой бродит.
Она в ней ищет и находит
Свой тайный жар, свои мечты...
Здесь будет нелишним припомнить, что два стиха из вышеупомянутой 18 строфы II главы "Евгения Онегина":
Мы любим слушать иногда
Страстей чужих язык мятежный --
позднее в свою очередь откликнулись в стихотворении "Наперсник" (1828):