Ходасевич Владислав Фелицианович
Автор, герой, поэт

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

Оценка: 3.27*4  Ваша оценка:

  

В. Ф. Ходасевич

Автор, герой, поэт

   Ходасевич В. Ф. Собрание сочинений: В 4 т. Т. 2. Записная книжка. Статьи о русской поэзии. Литературная критика 1922--1939. -- М.: Согласие, 1996.
  
   Мой пленник вовсе не любезен, --
   Он хладен, скучен, бесполезен...
   Все так, но Пленник мой не я,
   Напрасно я..........славил...
   Дидло плясать его заставил.
   Мой пленник, следственно, не я.
  
   Этот набросок Пушкина принадлежит к той поре, когда балетмейстер Дидло поставил на сцене балетї переделанный из "Кавказского Пленника". По-видимому, Пушкин намеревался в полушутливой форме возразить против отожествления его личности с личностью его героя: намерение, разумеется, отвечающее истине, но -- лишь в известной степени. Не в стихах, предназначавшихся для печати, а в частном письме Пушкин писал: "Характер Пленника неудачен; это доказывает, что я не гожусь в герои романтического стихотворения".
   Из всех пушкинских героев наиболее похожи на самого автора Кавказский Пленник, Алеко и Евгений Онегин. Но первые два поставлены в вымышленные бытовые условия. Онегин показан в той самой обстановке, в которой жил Пушкин. Порою эта обстановка приближается к действительности весьма близко -- таково описание петербургской жизни Онегина в первой главе; порою действительность воспроизводится в романе с совершенною точностью: "В четвертой главе "Евгения Онегина" я изобразил свою жизнь", -- говорит Пушкин. Именно совпадение бытовых условий привело к тому, что из всех пушкинских героев Онегин наиболее похож на автора.
   Как бы ни было велико бытовое и психологическое сходство Онегина с Пушкиным, все-таки мы не можем поставить знак равенства между героем романа и его автором. Главное препятствие здесь, однако, вовсе не то, что история Онегина не совпадает с историей самого Пушкина. Если бы они даже совпадали, между Онегиным и Пушкиным сохранилось бы то различие, которое мы ощущаем явственно.
   Прочитав первую главу романа, А. Бестужев писал Пушкину о его герое: "Вижу человека, которых тысячи встречаю наяву". Поскольку Пушкин действительно был одним из этих тысяч тогдашних молодых людей, отмеченных, по его собственному выражению, "равнодушием к жизни" и "преждевременною старостью души", Бестужев был прав. Но дело все в том, что "Евгений Онегин" написан не Евгением Онегиным, а Пушкиным. В Пушкине был заключен Онегин, но Онегин не вмещал в себе Пушкина. Онегин по отношению к Пушкину есть многоугольник, вписанный в окружность. Вершины его углов лежат на линии окружности: в некоторых точках Онегин, автобиографический герой, так сказать, простирается до Пушкина. Но площадь круга больше площади вписанного многоугольника: П>0. Следственно,

П = О + х.

   Решение этого уравнения подсказывается само собой: х = Поэт:

П = О + Поэт.

   В более общем виде эта формула может быть заменена другой:

А = Г + П,

   в которой А -- автор, Г -- герой, П -- поэт.

* * *

   Онегин не написал бы "Евгения Онегина" не только потому, что не мог "отличить ямба от хорея". Причина здесь в том, что меж ним и Пушкиным есть глубочайшее субстанциональное различие. Его жизнь под пером Пушкина вырастает в поэтическое произведение. Онегин стимулирует творчество Пушкина, но сам по себе он существо нетворческое. В этом и заключается его коренное отличие от Пушкина. Вышеприведенная формула здесь получает подтверждение. Сложение поверяется вычитанием. Каждое из двух слагаемых равно сумме без другого слагаемого: Г = А -- П. Иными словами -- Герой есть Автор минус Поэт: Автор, лишенный своего поэтического, творческого начала.
   Увеличивая число сторон вписанного многоугольника, мы увеличиваем его площадь, приближая ее к площади круга. По мере того как увеличивается число точек совпадения между Героем и Автором, разница между ними уменьшается. Теоретическая геометрия допускает определение окружности как многоугольника, имеющего бесконечное множество сторон. В теории Герой может стать Автором, как площадей многоугольника может стать равна площади круга... Однако это произойдет лишь при бесконечном увеличении числа сторон многоугольника. Такое увеличение, математически мыслимо, но практически неосуществимо. Герой никогда не дорастет до Автора, как: площадь многоугольника не сравняется с площадью< круга. Чтобы стать Автором, он, согласно первой формуле А = Г + П, должен присоединить к себе второе слагаемое -- Поэта, то есть творца, художника.
   Сколько бы Герой ни изображал свою жизнь, какой бы полноты и правдивости не достиг он при этом, его произведение не станет поэтическим (в широком смысле этого слова), если он от природы лишен поэтического начала или если сознательно решил это начало отбросить. Отсюда -- неизбежная неудача всех попыток подменить художественное творчество человеческим документом. В человеческом документе Герой как будто равняется Автору, но это равенство -- кажущееся и ложное. Автор человеческого документа есть А -- П, то есть существо нетворческое, то есть все тот же Герой. Между ним и действительным Автором -- пропасть, не заполняемая совпадением наименований. Он -- автор лишь в том смысле, что механически записывает мысли и чувства Героя. В нем творчество либо сознательно заменено исповедью -- тогда мы имеем дело с заблуждением, с художественной ересью, напоминающей скопчество, либо оно есть следствие писательского зуда, и тогда перед нами простое самозванство, опять же -- либо непроизвольное, приближающееся к графомании, либо злостное. Случаи самозванства (непроизвольного или злостного) встречаются чаще, чем случаи принципиального отказа от творчества. На путь самозванства вступают люди, в которых вычитание А -- П произведено самою природой: попросту говоря, люди, лишенные дарования. От природного недостатка своего они страдают, тщательно скрывая его от других и в особенности от самих себя. Это страдание достойно сочувствия, но ценность их произведений от того не повышается.

* * *

   В процессе творчества Автор распадается на составные части своего существа -- на Поэта и Героя: на творца и тварь. Поэт создает мир произведения. Герой есть Адам, человек этого мира. В истории Героя Автор глазами Поэта созерцает свою человеческую историю. Человеческие чувства, мысли и страсти отданы Герою. Эти чувства, мысли и страсти влекут Героя на путь страданий, греха и смерти, которым Поэт в своем творческом покое остается чужд. Так в самом Авторе страдает, грешит и подпадает смерти Герой, человек, но не Поэт. "Преждевременною старостию души" болеет Онегин, заключенный в Пушкине, но не Поэт. Умирает Вертер и за собой увлекает десятки маленьких Вертеров, рассеянных по Европе, но остается жив Гете.
   Если А = Г + П, то П = А -- Г: Поэт есть обесчеловеченный Автор. Проблематика жизни составляет удел Героя и разрешается Автором в его истории. Для Поэта существует лишь проблематика творчества. Герой, посланный в жизнь Поэтом, страдает и умирает, как солдат на поле сражения. К Поэту и в этом случае применимо то, что сказано о нем в ином смысле и по иному поводу:
  
   А стихотворец... с кем же равен он?
   Он Тамерлан иль сам Наполеон.
  
   Герой есть пушечное мясо поэзии. Поэт созерцает его судьбу бестрепетно. Сверхчеловек, олимпиец, демон, -- Поэт лишен страсти, чувства, морали, смерти. Нельзя отрицать, что он страшен и может быть отвратителен. Позволительно отвергнуть его, но не иначе, как вместе с творчеством. Тот, в ком этот демон не заключен от природы или кто его изгнал из себя, никогда не существовал или погиб как художник. Искусство -- не последняя правда. Можно стать выше искусства, но нельзя одновременно стать выше его и остаться в нем. В этом сознании -- гордое смирение художника.
   Автор, однако ж, есть не механическое, а химическое соединение. Элементы, его составляющие, -- Герой и Поэт -- в чистом виде в природе не встречаются. Как никто не видал живого Онегина, так никто не видал и Поэта, отделенного от живого авторского существа. Если бы нам предстал Поэт иначе, как в соединении с Героем, то есть с человеческим существом Автора, -- он показался бы нам кровожадным идолом, "болваном". Наличие демонического начала в Авторе житейски смягчается, а мистически очищается и искупается его человеческим естеством.
  

КОММЕНТАРИИ

   Автор, герой, поэт. -- Круг (Париж). Кн. I. 1936 (вышла 24 июня). С. 167--171.
   Этой статьей Ходасевич принял единственное участие в трех альманахах содружества "Круг", образованного в 1935 г. редактором "Современных записок" И. И. Фондаминским и имевшего целью во второй половине 30-х годов сближение молодого поколения литературной эмиграции со старшими религиозными философами, группировавшимися в журнале "Новый Град". Альманах 1-й, в котором сам он участвовал, Ходасевич рецензировал (В. 1936. 18 июля).
  
   С. 378. Этот набросок Пушкина... -- 1823 г.
   ..."Характер Пленника неудачен..." -- Из письма В. П. Горчакову (октябрь -- ноябрь 1822 г.).
   ..."В четвертой главе "Евгения Онегина" я изобразил свою жизнь"... -- Из письма П. А. Вяземскому от 27 мая 1826 г. (цитата не вполне точна).
   ...А. Бестужев писал Пушкину... -- 9 марта 1825 г.
   С. 379. ..."равнодушием к жизни" и "преждевременною старостью души"... -- Из вышеупомянутого письма В. П. Горчакову.
   С. 381. "А стихотворец... с кем же равен он?.." -- "Домик в Коломне", V.
  
Оценка: 3.27*4  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru