Силуэты. P. М. Хинъ. Москва, 1894 г. Цѣна 2 рубля. Подъ такимъ общимъ заглавіемъ въ изящно изданной большой книгѣ (484 страницы) помѣщены четыре повѣсти и одинъ небольшой эскизъ. Первая повѣсть, озаглавленная Силуэты, была напечатана нѣсколько лѣтъ назадъ въ нашемъ журналѣ, и намъ, конечно, извѣстно, что авторъ книги -- женщина; теперь, прочитавши рядъ ея произведеній, мы считаемъ себя вправѣ сказать, что она -- талантливая писательница, одаренная чуткою и отзывчивою душой, любящая правду настолько, что имѣетъ смѣлость высказывать ее, не раздумывая надъ тѣмъ, какъ отнесется кто къ убѣжденіямъ автора. Эту искренность мы особенно высоко цѣнимъ потому, что г-жа Хинъ пылко вступается за наиболѣе обездоленныхъ и презираемыхъ въ лучшей изъ своихъ повѣстей, носящей заглавіе Не ко двору. Дѣло идетъ о дѣвушкѣ-еврейкѣ, получившей прекрасное образованіе и оставшейся сиротой безъ всякихъ средствъ. Авторъ вводитъ насъ въ кругъ богатой буржуазіи, среди которой семья Сары ничѣмъ не отличается отъ коммерсантовъ Москвы, Харькова, Одессы, кромѣ религіи, то-есть различія такого рода, до котораго обществу не должно быть дѣла. Тѣмъ не менѣе, это религіозное различіе, это "жидовство" рано начинаетъ тяжело отзываться на чистѣйшей идеалисткѣ Сарѣ, и чѣмъ дальше, тѣмъ сильнѣе даетъ себя чувствовать ей гнетъ отверженія, лежащій на ея единовѣрцахъ. Почти нечувствительный для богатыхъ, онъ безпощадно давитъ бѣдноту, и нужны особенно счастливыя обстоятельства для того, чтобы сколько-нибудь сносно было жить человѣку, которому не удалось пріобрѣсти крупнаго состоянія. Въ домѣ богатой тетки и Сарѣ жилось бы недурно, если бы сама тетка не изводила ее своенравіемъ богатой старухи, а Сара была бы въ состояніи примириться со всѣмъ, обычнымъ въ провинціально-буржуазной обстановкѣ. Сара не смирилась, вопреки желанію тетки вышла замужъ за человѣка по душѣ и уѣхала въ Петербургъ, гдѣ бодро переносила лишенія трудовой жизни. Но и это малое исчезло, когда мужъ ея былъ за что-то арестованъ и куда-то исчезъ. Съ крошкою дочерью на рукахъ Сара пустилась на поиски заработка; вездѣ ей поперекъ дороги становилось ея "еврейство", даже въ домахъ милліонеровъ евреевъ, лѣзущихъ въ финансовые тузы. Оставалось на выборъ: ѣхать съ повинною къ теткѣ или послѣдовать совѣту француженки, рекомендующей гувернантокъ... Сара предпочла нищету и къ теткѣ обратилась только въ послѣдней крайности, когда опасно заболѣла ея дѣвочка. Тетка пріѣхала въ Петербургъ, по телеграммѣ Сары, ребенка въ живыхъ не застала и увезла къ себѣ убитую горемъ племянницу. Нѣсколько оправившись, молодая женщина вторично убѣдилась, что жить у тетки нѣтъ возможности, что "не ко двору" она и тутъ. Благодаря помощи своего бывшаго учителя, Сара получила мѣсто гувернантки въ богатомъ барскомъ домѣ на Волгѣ, гдѣ хозяйка стала выдавать ее за француженку. При всѣхъ своихъ недостаткахъ и слабостяхъ, хозяйка-генеральша и двѣ ея дочери оказались особами недурными, вѣрнѣе же -- сносными, и Сара ужилась бы у нихъ, если бы на какомъ-то пиру одинъ сосѣдъ не вздумалъ разсказывать о томъ, какъ "жидовъ погромили", при чемъ позволилъ себѣ, къ сожалѣнію, довольно обычныя у насъ, непристойныя выходки противъ пострадавшихъ отъ дикой расправы. Сочувствіе гостей разскащику, глумленіе надъ несчастными и позорная ругань вывели изъ терпѣнія Сару, она вступилась за своихъ единовѣрцевъ и объявила, что она "жидовка". Это не помѣшало, однако, по-своему добрымъ хозяйкамъ уговорить Сару остаться въ домѣ до свадьбы меньшой дочери генеральши. Частымъ гостемъ у нихъ бывалъ очень богатый и блестящій сосѣдъ Коломинъ. Онъ полюбилъ Сару, она его полюбила, препятствіемъ ихъ браку и счастью представлялось одно обстоятельство -- невозможность для русскаго жениться на еврейкѣ. "Перемѣните вѣру,-- умоляетъ онъ Сару,-- вѣдь, это простая формальность, обрядъ. Для такой женщины, какъ вы, существуетъ лишь одна религія -- добра и справедливости, которая совсѣмъ не обусловливается тою или другою церковью..." -- "Конечно,-- отвѣтила Сара,-- нѣсколько лѣтъ назадъ я разсуждала бы такъ же, какъ вы. Но съ тѣхъ поръ многое измѣнилось. Мои мечты о братствѣ людей, о родинѣ оказались жалкою ребяческою иллюзіей. Слушайте, я считала себя съ дѣтства русскою, думала и говорила по-русски, мое ухо съ колыбели привыкло къ звукамъ русской пѣсни... Все это осмѣяли, забрызгали грязью. Я испытала на себѣ весь ужасъ положенія несчастнаго незаконнорожденнаго ребенка, приставшаго къ чужой семьѣ. Я стучалась у всѣхъ дверей, протягивая за работой исхудалыя отъ голода руки, и всюду встрѣчала отказъ... Жидовка!-- это слово горѣло на моемъ лбу, какъ жгучее, позорное клеймо проклятія. Мнѣ даже великодушно предложили продать себя, потому что жидовскою красотой и деньгами христіане вѣдь не брезгаютъ"... Мы сокращаемъ: "Все это прошло, какъ плеть, по моему тѣлу, оставивъ на немъ вѣчные, кровавые рубцы...и я отвернулась отъ васъ, не хотѣвшихъ признать за мною того, въ чемъ вы даже собакамъ своимъ не отказываете,-- вѣдь, собаки ваши свободно бѣгаютъ и живутъ, гдѣ хотятъ,-- и всею измученною душою своей я прилѣпилась къ этимъ гонимымъ, невѣжественнымъ, забитымъ евреямъ... И вдругъ, теперь... громогласно отречься отъ нихъ... перейти въ лагерь самодовольныхъ и ликующихъ... Милый мой, я люблю тебя, какъ душу, но никогда за тебя не пойду!" Сара уѣхала и не перенесла утраты послѣдней надежды на возможность счастья... И во всѣхъ своихъ повѣстяхъ г-жа Хинъ вступается такъ же пламенно за. слабыхъ, угнетенныхъ и несчастныхъ, вездѣ и неизмѣнно остается она вѣрною одной религіи -- добра и справедливости, и, что всего выше, эта глубоко-симпатичная писательница съ непоколебимою мягкостью, истинно гуманно, относится къ порочнымъ, испорченнымъ и озлобленнымъ. Въ самой, казалось бы, загрубѣлой душѣ, одичавшей отъ самодурства, озвѣрѣлой отъ пьянства (повѣсть На старую тему), она своимъ чуткимъ ухомъ умѣетъ различить самые нѣжные звуки и ясно передать ихъ, вызывая жалость къ павшимъ, сочувствіе къ страдающимъ, хотя бы и по своей винѣ. При этомъ у г-жи Хинъ нигдѣ нѣтъ нытья и слащавости, вездѣ бьютъ ключомъ бодрыя силы и живая энергія. Герои и героини повѣстей теряются иногда подъ ударами судьбы, но всегда находятся добрые люди, поддерживаютъ изнемогающихъ, и тѣ опять поднимаютъ головы, продолжаютъ биться до конца. И въ большинствѣ случаевъ однихъ спасаетъ истинный талантъ (Силуэты), другихъ живое дѣло (На старую тему), третьихъ дѣятельная любовь къ ближнимъ (Наташа Криницкая). Въ произведеніяхъ г-жи Хинъ нѣтъ крупныхъ оригинальныхъ типовъ, это -- "знакомыя все лица", но авторъ ставитъ ихъ, по большей части, въ такія положенія, въ которыхъ мы ихъ не видали, и въ уста ихъ вкладываетъ иногда такія рѣчи, какихъ мы не слыхали. Все это придаетъ несомнѣнный интересъ повѣстямъ г-жи Хинъ, написаннымъ хорошимъ литературнымъ языкомъ, рукою нервной до страстности женщины. У писательницы есть въ достаточной мѣрѣ то, что Тургеневъ называлъ "выдумкой", въ повѣствованіяхъ же ея нѣтъ ничего "придуманнаго", т.-е. дѣланнаго и насильно притянутаго ради эффекта. Хорошіе люди и дурные, добрые и злые, честные и порочные живутъ, любятъ, угнетаютъ ближнихъ или помогаютъ имъ, страдаютъ, выходятъ изъ борьбы побѣдителями или погибаютъ одинаково просто, какъ это бываетъ въ дѣйствительной жизни. И если есть дурные, злые и порочные, то вы чувствуете, что не злодѣи они по натурѣ, а стали такими въ силу разныхъ обстоятельствъ, плохого воспитанія, неразвитости, неудачно сложившейся жизни, всего же чаще -- вслѣдствіе властвующихъ надъ обществомъ закоренѣлыхъ предразсудковъ и фальши, доходящей до поголовнаго обмана всѣхъ всѣми и до самообмана, что, взятое вмѣстѣ, ведетъ къ совершенному извращенію нравственныхъ понятій, къ искалѣченію хорошихъ отъ природы, но слабыхъ натуръ. Правдиво и жизненно и то, что такіе изломанные и слабые люди способны отравить жизнь самыхъ сильныхъ, довести до отчаянія самыхъ энергичныхъ, какъ то дѣлаетъ врачъ-мужъ съ своею женой художницей въ Силуэтахъ, Андрей Обуховъ съ своими сестрами, его отецъ и мать со всею семьей, Мартыновъ съ женой -- въ повѣсти На старую тему, легкомысленная красавица Криницкая съ съ своею дочерью Наташей -- въ повѣсти Наташа Криницкая, тетка и толпа провинціальныхъ барынь и господъ съ Сарой -- въ повѣсти же ко двору. Не злодѣи всѣ они въ душѣ, многіе изъ нихъ даже добродушны, только они -- эгоисты, и этого "только" вполнѣ достаточно для того, чтобы извести въ конецъ близкихъ имъ и по-своему любимыхъ ими людей, отъ чего нерѣдко страдаютъ сами же эгоисты, когда разбѣгаются отъ нихъ или гибнутъ доведенныя до крайности жертвы ихъ себялюбія. Общая мысль автора, проходящая черезъ всѣ его произведенія, опредѣленна и ясна: это -- призывъ къ взаимной дѣятельной любви и къ доброжелательству, къ созданію такихъ семейныхъ и общественныхъ отношеній, при которыхъ въ семьѣ и обществѣ можно было бы жить "по-человѣчески"...