Гусев-Оренбургский Сергей Иванович
Темная сила

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

Сергей Гусев-Оренбургский

ТЕМНАЯ СИЛА

   Колдовской цветок: Фантастика Серебряного века. Том IX": Salamandra P.V.V.; 2018
   
   В Понурове, глухой деревеньке Челябинского уезда, в убогой лачужке на конце деревни, проживал полуслепой старик с трясущейся головой. Благодаря ли природной угрюмости характера этого столетнего бобыля, темному ли слуху про его подозрительное прошлое (говорили, что он отравил когда-то свою жену), -- но только деревенские бабы со страхом косились на одинокое окошко его хаты и шептали про себя: "да воскресную молитву", когда случалось им проходить мимо, мужики же приписывали влиянию старика засухи, грозы не вовремя, градобитья и неурожаи. Звали старика, по-уличному, Темный, -- он был высок ростом, костистый, тощий, с длинной шеей и маленькой головкой, все как бы кивавшей. И была эта головка совсем лысая, но по землистому лицу вкривь и вкось разрослась клочьями седая борода, что придавало ему сердитый и даже страшный вид. Им пугали ребят, грозили друг другу его чарами.
   -- Вот погоди... нашлет тебе Темный грыз!
   Знал ли, не знал старик про эту черную молву, но он ни к кому не ходил, ни с кем никогда не заговаривал и все сидел в своей хате, Бог весть чем живя и питаясь. Лишь временами, в теплые дни, выползал он на завалинку, сидел неподвижно, с лицом, поднятым вверх, к солнцу или светлому небу, кивал головой и быстро-быстро что-то шептал. Тогда по деревне говорили, что непременно что-нибудь случится. И в самом деле, в скором времени что-нибудь случалось: пожар, у кого-нибудь лошадь падала, за недоимками приезжали.
   И вот случилось раз, в самую страдную пору: поднялась из гнилого угла черная туча и, не успели мужики опомниться, как она заволокла небо, потушила свет, превративши день в ночь... молния разорвала ее с одного края до другого, в небе поднялся гул и треск, словно раскололась она на тысячу осколков, и с бурным шумом обрушился на поля проливной дождь. Мужики и бабы попрятались кто куда мог: в копны, под телеги, и с трепещущим сердцем пережидали ливень.
   Ехал в это время из волости понуровский мельник Халимоныч и был уже близко от деревни, как застиг его ливень. Он прикрылся с головой армяком и предоставил лошади бежать, как она знает. Все вокруг него шумело, выло, гудело в туманной мгле под напором ветра и воды, и он крестился под взмокшим армяком при трескучих взрывах грома, а когда выглядывал оттуда, чтобы рассмотреть дорогу, пучки молний разрывались над ним и таинственно пропитывали дождевой туман своим мгновенным блеском. В одну из таких вспышек Халимоныч увидал что-то огромное и туманное вблизи дороги на пригорке. Не успел он подумать, что бы это такое могло быть, как в самом центре неба разорвался целый пучок молний и в длительном, трепетном свете их Халимоныч рассмотрел громадного человека с протянутыми руками, как бы плывшего по воздуху и что-то кричавшего... но за шумом бури и ливня звуков не было слышно. Однако, к ужасу своему, Халимоныч узнал Темного.
   -- Чур, чур... Гос-поди! -- только и мог пробормотать он. И принялся нахлестывать лошадь.
   В смертной тревоге прискакал он домой, пустил лошадь, не распрягая, под навес, бросился в избу, к жене, и тотчас же побежал к соседям рассказывать необыкновенную новость. Новость облетела всю деревню, и оставшиеся дома мужики спешно собрались к избе Халимоныча.
   Дождь перестал так же внезапно, как и начался, но тьма была прежняя, и черные тучи, клубясь, двигались по небу, а вдали глухо гремел гром и все вспыхивали молния.
   Халимоныч кричал:
   -- Ростом до туч... руки вытянулись, кричит что-то... а молонья так и пышет...
   Мужики возбужденно кричали:
   -- Доколе будет изводить?
   -- Весь хлеб таперича погниет...
   -- За што злоба такая?
   -- Известно, бесу служить...
   -- Волчебник давнишний!
   Вспыхнули молнии, и трескучий удар грома словно раскроил небо вверху. Снова хлынул ливень. Но мужики не расходились.
   В грозовой тьме они стояли, как водяные, у избы Халимоныча, дождь туманом разбивался о них и словно брызгал из них при каждом их движении.
   -- Пымать его надо, ребята!
   -- Как пымашь-то... волчебник!
   Халимоныч кричал:
   -- Как деды наши ходили на них: с крестом да с палкой!
   -- Делай кресты, ребята!
   -- Старый плетень жертвую! -- кричал Халимоныч.
   Мужики бросились во двор, разворотили старый плетень и, привязавши к верхним концам кольев поперечины, шумной ватагой побежали с этими самодельными крестами, сквозь ливень, к хате старика. Там они попрятались, кто куда, и стали ждать. Ждать им пришлось недолго.
   Сквозь ливень на дороге показалась жалкая тень человека, с трудом ступавшего нетвердыми ногами, а руками как бы нащупывавшего воздух. И видно было, что эта тень обрадовалась, завидев хату. Но в этот момент перед нею выросла толпа народа с крестами в руках, словно погост поднялся и вышел на дорогу. Старик в испуге остановился.
   -- Бей колдуна окаянного! -- заорал Халимоныч.
   И, поднявши крест, обрушил его на старика.
   Вмиг поднялся лес крестов, разбивая брызгами дождь, и с шумом склонился.
   -- За што? -- успел только сказать старик. И исчез.
   Кресты поднялись, люди отступили.
   Прошло некоторое время, прежде чем старик поднялся. И когда он поднялся, мокрый, грязный, окровавленный, он был так жалок в своей растерзанности и покорном недоумении, что мужики не решились бить его и стояли молча.
   Он еще раз проговорил каким-то могильным голосом:
   -- За што?
   И пошел к своей хате, не обертываясь, не дошел, упал и пополз.
   С этих пор старик совсем перестал выходить из своей хаты, а зимою и помер ни для кого не заметно. Открыли его смерть случайно, только потому, что его хата уж слишком стала напоминать надмогильный сугроб. Стали поговаривать, что и печь у него совсем не топится, давно не вьется дым из трубы. Никто не решился идти проведать его, пошли толпою под предводительством старосты и в обледенелой избе, с обледенелыми стенами, нашли на лавке обледенелого человека.
   Долго тянулось расследование по поводу "смерти без покаяния", а обледенелый человек все лежал в своей ледяной избе, пока однажды не пришли понятые, сложили его в домовину и, в присутствии урядника, зарыли в углу погоста.
   Между тем, несчастье за несчастьем обрушивались на деревню. Предыдущее лето было неурожайнее, -- дожди погноили весь хлеб. Зиму деревня еще кое-как перебивалась, весной же начался голод. Надеялись на лето, но к лету началась небывалая засуха. С весны не было дождей.
   Знойное солнце багровым шаром всходило каждое утро над истомленной землею, жгло, палило, сушило тощие всходы хлебов и трав. У крестьян опускались руки. Народ наполнял церкви по праздникам и жарко молился.
   -- Прогневили Господа, прогневили!
   Со слезами, с причитаньями собирали понуровцы со всех долов иконы, шли в поля, нестройно пели молитвы, падали на землю, рыдали и звали:
   -- Господи! Пошли дождичка... Гос-поди!
   Но все сожгло знойное солнце на нивах и покосах. Только кобылка там прыгала на просторе среди почернелой, обнаженной земли, да мышка полевая, голодная, тоскливо пищала. И стало мало-помалу создаваться среди понуровских крестьян мнение, что всю эту засуху "колдун наслал".
   -- Это он, ребята!
   -- Он... знамо. За то, что били его тогда... и долго земле не предавали.
   -- А намеднись и началась вся беда...
   -- Замучит он нас теперь!
   -- Это как есть...
   -- Теперь он покажет пауку!
   -- Что будем делать?
   Халимоныч кричал больше всех.
   -- А намеднись пожалели его. Надо было его тогда же прекратить! А теперь уж он нам объяснит науку!
   -- Объяснит... всю!
   -- Он объясни-и-т!
   Бабы говорили мужикам, что против колдовских чар на засуху есть только одно средство: вылить сорок ведер води на могилу пропойцы. Стали обсуждать этот вопрос, но в Понурове не оказалось могилы пропойцы. Стали наводить справки и узнали, что такая могила есть в соседней деревне, Звановке, за семь верст. Нарядили депутатов к звановцам и, по уговору с теми, послали двадцать девок с ведрами. Те, совместно с звановскими девками, напитали пропойцову могилу.
   Но засуха продолжалась по-прежнему.
   Солнце жгло, палило, сушило, мужики ходили, как тени, с тупыми взглядами. Однажды, в праздничный приезд священника, толпа худых, истомленных мужиков окружила его.
   -- Помира-а-ем! -- раздался жуткий гомон.
   И они еще теснее сжались вокруг священника.
   -- Что будем делать, батюшка... беда! Прогневили, видно, Господа-Бога...
   -- Прогневили, старички, -- подтверждал священник, -- молиться надо.
   -- Молимся!
   -- Еще усерднее надо молиться, со слезами и воплями... и крестными ходами.
   -- А что вот, батюшка, старики промеж себя говорят... правда, что ли?
   -- Что же?
   -- От колдуна быдто это?
   И толпа оживилась.
   -- От колдуна... вестимо, от колдуна! Темный на нас засуху наслал, вот который прошлую зиму без покаяния-то помер. Это он!
   -- Он! Кому же больше?
   -- Больше некому!
   Батюшка удивился и задумался.
   -- Оно, конечно... была когда-то, -- заговорил он, -- андорская волшебница, а также и Симон-волхв, который от земли на воздух поднимался и мог чудеса творить. Однако, все сие с попущения Господня и может молитвою уничтожаться. Даже бесы изгоняются молитвою и постом. Засуху же и прочие беды Господь посылает в наказание за грехи людские... и потому надо молиться и терпеть.
   Толпа жалостно вздыхала.
   -- Вестимо, за грехи наши Господь наказует?..
   А священник протянул руку и пошевелил пальцами.
   -- Вы же мне, все-таки, чего-нибудь насыпьте!
   По отъезде священника толпа не расходилась, люди стали всерьез совещаться.
   -- Вестимо, оно... Господь, -- говорили старики, -- а старые-то люди не зря слово молвили про колдунов-то...
   -- А то...
   -- Знамо, не зря!
   -- Не миновать нам, старики, что-нибудь о колдуне удумать.
   -- Что удумаешь-то?
   -- К Халимонычу надо идти, он человек умственный.
   -- Вали, старики, к Халимонычу!
   И вот опять собрались мужики у избы Халимоныча, как в ту памятную ночь. И, как тогда, Халимоныч нашел выход.
   -- Я знаю, -- сказал он, -- что деды наши делывали. То и мы сделаем. Ступай, старики, по домам, а как ночь, около так первых петухов, собирайся к околице с заступами. Тяжело ему, ребята, в могилке лежать, потому могилка, как ни на есть, дело православное... Мы его и выкопаем!
   -- Опосля-то што же?
   -- А там удумаем. Только дело это в тайности держи!
   ...Наступила июльская ночь.
   И уже время близилось к полночи, а воздух был еще раскален и душен, от всех предметов во тьме исходило, казалось, жаркое дыхание. Словно стонали во сне во дворах животные. Мириады звезд высыпали в темном небе и в их таинственном свете по тихой улице бесшумно скользили людские тени, одна за другой направляясь к околице. Скоро там собралась большая толпа мужиков, вооруженных заступами и лопатами, словно готовая к сражению с каким-то неведомым врагом. Послышался скрип телеги и ленивое пофыркиванье лошади. Телега подъехала вплотную к толпе и с нее раздался знакомый голос Халимоныча.
   -- К могилке, старики!
   Толпа окружила подводу и медленно направилась по дороге к погосту. Шли и разговаривали о домашних делах, а главной темы почему-то избегали. Но вот нелепо вырисовались в темноте кресты. Телега остановилась у заросшей бурьяном и полынью канавы. Как тени мертвецов, бесшумно скользили мужики по тихому погосту меж покосившимися надмогильными крестами, пока не подошли к одинокой, бескрестной могиле.
   Халимоныч безмолвно был признан распорядителем.
   Ждали его слова.
   -- Копай! -- сказал он.
   И началась спешная работа, застучали заступы и лопаты.
   В жутком молчании рыли мужики, вздрогнули и остановились, когда глухой звук издала крышка гроба. В том же молчании осторожно вынули они из могилы гроб и почти уронили его и, тяжело дыша, отпрянули, когда в нем что-то как бы пошевелилось и застучало.
   -- Неси! -- чуть слышно скомандовал Халимоныч.
   Дрожа и крестясь, навалились мужики на гроб всей толпой и, обхватив его, понесли. В таинственном мерцании звезд двигалась эта процессия между надмогильными крестами.
   У телеги Халимоныч скомандовал:
   -- Взваливай!
   Гроб поставили на телегу.
   И опять в нем что-то пошевелилось и глухо застучало.
   -- Опосля што же? -- прошептал кто-то.
   -- К болоту его теперь, -- распорядился Халимоныч, -- там ему место, пущай успокоится. И кол в него осиновый вобьем, как деды наши в стары годы делывали.
   -- Осина-то у нас не растет... березовый, ништо?
   -- Старые люди говорят: осиновый сподручнее, потому Иуда на осине повесился.
   -- Где же взять-то? Березовый сойдет.
   И вот Темный еще несколько верст продолжал свое земное странствование до глухого вонючего болота, где втиснули домовину с молчаливым мертвецом в жидкую топь и забили березовым колом... Только темная ночь видела это, удушливая июльская ночь, но она была безучастна и молчалива. Выдали тайну впоследствии сами же понуровцы, проболтавшись на базаре от радости, что вскоре же после "колдовских похорон" пошли большие дожди и хоть кое-что спаслось от засухи.
   Возникло дело, открыли виновных...
   Некоторые отделались отсидкой, а Халимоныч и двое других ушли в Сибирь...
   

КОММЕНТАРИИ

   Впервые: Волны. 1912. No 4, апрель.
   
   С. И. Гусев-Оренбургский (1867-1963) -- писатель. Выходец из казачьей семьи, выпускник духовной семинарии, провел шесть лет в качестве сельского священника, затем сложил сан и посвятил себя литературе. До революции -- популярный беллетрист народническо-модернистского толка. Был женат на поэтессе Г. Галиной (Эйнерлинг). В 1921 г. эмигрировал в Харбин, где опубликовал ставшую знаменитой Багровую книгу (1922) о погромах на Украине во время Гражданской войны; с 1923 г. жил в США.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru