О. Флавиан только что сел за вечерний чай, как мимо окон прозвучал колокольчик и умолк у ворот.
-- Не благочинный ли? -- подумал о. Флавиан. Он поспешил надеть малиновый подрясник, причесаться, -- потом, заглянув в темную спальню, где пахло пеленками, позвал:
-- Надя!..
Там кто-то слегка всхрапывал, но не отзывался.
-- Надюша!.. -- звал о. Флавиан: -- Надюша!..
-- Ну? -- спросил сонный голос.
-- Встань-ка, пожалуйста... Приехал кто-то... Не благочинный ли?..
-- Носит их! О, Господи... жисть!!. Отдохнуть не дадут!.. -- говорил женский голос сквозь зевоту.
В тот же момент стал кричать ребенок.
Он кричал затяжным, болезненным криком.
-- Замолчишь ли ты хоть на минуту!.. -- раздраженно говорил голос в спальне: -- Гос-поди... Замолчи!.. Вот я тебя... Баю, ббаю... баю-ббаю!..
Между тем о. Флавиан встречал на крыльце духовного высокого роста, черного, как грек, с грудью в косую сажень и поступью, которая не уступала бы протодьяконской.
-- Куму и благодетелю! -- говорил духовный густым басом с трескучими раскатами, как у трубы: -- украшению духовного чина и мужу совета!.. Сколько лет, сколько зим... Привет и почтение от иерея Евгения!.. Почеломкаемся, брате!
Они обнялись на крыльце и облобызались.
-- Давненько, давненько, отче Евгение! -- говорил, посмеиваясь, о. Флавиан, -- в то время как о. Евгений сохранял веселую серьезность -- давненько не заглядывал в наши края... Стыдно, стыдно забывать... А еще ку-м!
-- Суета мира сего отвлекала, брат... Суета сует, -- а тут еще следствие! Я ведь под судом, отец... Привел Господь на старости лет... Слыхал поди?.. Как кумушка поживает?
-- Слава Богу... бегает... Да как это ты?.. За что?
-- А крестник?
-- Пи-щит! Как тебя угораздило-то?.. А?
-- Все расскажу, не утаю... Ведь я к тебе за советом! Тайна моя будет явная перед очима твоима, отче богомудре... Только сначала чаем напои... Жажду!..
-- Самовар на столе. Грядем в храмину...
-- А подношение... на благое усмотрение?..
-- Для милого дружка раскупорим петушка!
-- Ха-хха-хха!.. -- раскатился о. Евгений с треском: -- цел?
-- Цел!
-- Не захлебнулся еще?..
-- Я его каждый день к вечеру на свежий воздух выпускаю.
-- Ха-хха!.. Вельми приятно!.. Ну да будет лясы-то точит... Я вижу, -- ты все такой же затейник... Муж совета!.. Ха-хха!.. Веди меня к попадье сначала, а потом и с петушком поздороваемся...
Они вошли в зальцу, уже повитую вечерней мглой, где на столе перед диваном на всем просторе шумел самовар. Из спальни доносился не стихающий плач ребенка и раздраженное баюканье.
-- По-па-дья -- загремел о. Евгений, наполнив зальцу такими ужасающими раскатами своего могучего баса, что дрогнули на окнах кисейные занавески и на минуту смолк ребенок: -- ку-ма!.. Выдь-ка! Покажись-ка! Давно не видал, соскучился...
Попадья вышла заспанная, растрепанная.
-- Уж простите, батюшка!.. -- сказала она. -- Не одета я! Уйму нет на вашего крестника... Такой ревун, -- такой плакса...
Ребенок перестал плакать и смотрел во все глазенки на своего черного крестного... Лицо у него было измазано манной кашей, а во рту торчал грязный рожок с кислыми молочными осадками.
-- Почеломкаемся, кума! -- бросил о. Евгений... -- Вот так... По обычаю христианскому... Ну, как здоровье?.. Все спишь?
-- У-род! -- сказала попадья: -- вот все так-то... Целые дни... Что же это матушка-то не приехала? Все дела? Ох, уж эти дела... Го-рдится...
-- Спит, кума, -- скажи лучше...
-- Батюшка... Присаживайтесь к столу... Фланя! Разливай уж ты сам чай-то, видишь, мне нельзя. Да вели Марье закуски принести... Марья!.. Ма-рья!! Куманек, присаживайтесь...
-- Сажусь, сажусь, кума! У меня правило: угощают, -- сиди, попрекают, -- беги!.. Ха-хха!.. Я уж на диван сяду... А то у тебя стулья-то... Я что попрочнее выбираю...
Все сели за стол.
II.
О. Флавиан отличался от своего гостя тем, -- что был приземистого роста и обладал густой рыжей бородой, напоминавшей японский веер. Вместе с тем, он был лыс. Маленькие глазки его были всегда прищурены. Во время разговора он постоянно похохатывал, но никогда не смеялся громко, во всю грудь, -- как о. Евгений.
-- С дорожки-то, куманек! -- говорил он, доставая из шкафа графин с петушком на дне и ставя его на стол: -- выпить посошок приглашает петушок... Освободи-ка его, задыхается...
-- Пользительно!..
-- Стомаха ради. -- Марья!.. Ма-рья!!. Скоро ли закуска-то?..
-- Несу!.. -- отозвалась из кухни Марья и внесла на тарелке две сельди, облитые уксусом и обложенные луком, который был нарезан кружочками.
-- Дерзнем, отче!.. -- налил рюмки о. Флавиан: -- со свиданьем!..
-- Это я люблю!.. -- прогудел о. Евгений: --
Посмотришь и... вздохнешь:
Эх, рюмочка -- злодейка!..
А выпьешь, -- запоешь:
Еще, отец, налей-ка!..
Он смеялся, держа в руке рюмку и смотря на нее любезным взором...
-- Ха-хха-хха!.. Упо-и-тельная!.. Кума!.. А ты что же с нами?..
-- Что вы, куманек... Я не пью!..
-- Для радости свидания и сил поддержания!.. Соблазнительного вида, сверхъестественного вкуса!.. Ну, не хочешь, -- так нам больше останется... Хахха!.. А мы... с отцем-то Флавианом... того... Любители утопи Господи нашу душу...
-- Кушайте, батюшка, на здоровье... Фланя!.. Наливай чаю-то...
-- Так-то, куманек!.. -- говорил о. Евгений, утирая усы красным платком: -- судбище у меня с дьяконом завелось такое, -- что не приведи Бог... Вряд ли цел останусь...
О. Флавиан потягивал с блюдечка чай и спрашивал:
-- Из-за чего же собственно?..
-- Целая история!.. Ты ведь моего дьякона знаешь?..
-- Как не знать!..
-- Вышибало, каких мало!.. Происхождения не Бог знает какого генеральского: мужлан!. Из деревни Загребихи, волости Грабиловской... Дедушка лапти плел, бабушка, на бобах ворожила, -- сам же в Козьмодемьянском монастыре игумену калоши надевал да сапоги чистил... Однако же, -- фанаберии этой в нем, -- ужасть одна!.. Я, -- говорит, собственным умом в люди вышел и во диаконы посвящен... Захочу, -- завтра же попом буду, -- потому, -- я, говорит, обедню без требника отслужу и все минеи наизусть знаю!.. Вот какой гвоздь!..
-- Гво-здь!.. -- сказал о. Флавиан, потягивая с блюдца чай...
-- Я ему говорю: -- "дьякон! -- Мало минеи да требник наизусть знать, -- надо в них понятие иметь"!.. А он этак голову кверху закинет... Вы ведь его знаете?.. Маленький, тощенький, словно спичка, подрясничек коротенький, руки всегда в карманах и пальцы там растопырены, отчего подрясник в разные стороны топырится, словно кринолин; -- волосы на голове, как у ежа, -- борода клинышком и глаза ближе к носу, чем следует... Закинет голову важно так и говорит: -- "по-ня-тие!.. Настоящее-то понятие только люди простые, необразованные и имеют, ибо сказано в законе: -- "сокрыл еси от премудрых и разумных и открыл еси младенцам!.." А я смеюсь: -- "ты разве, -- дьякон, -- младенец?.." Хохочем с попадьей, -- а у дьякона волосы поднимаются от злости, потому, -- го-рд! Однако, все бы ничего, плохо ли, хорошо ли, -- жили..." Но вышла раз у меня с ним история, -- после которой он меня окончательно возненавидел...
Из-за пустяков дело вышло... Из-за петуха!..
-- Возвышенная причина! -- засмеялся о. Флавиан: не из-за такого ли, что у меня в графине сидит?..
-- Ха-хха!.. Точка в точку!.. Только ростом повыше да поет звончей!..
-- Этот запоет, святых выноси... хе-хе... Попробуй-ка!.. Приложись-ка!..
-- Можно!.. -- сказал о. Евгений, выпивая: -- за общее здоровье, а также и за мое!.. Кума!.. Сто лет здравствовать... да детей наплодить дюжины полторы, яко же Сарра древле... вкупе с Агарию... Ха-хха...
-- Ну!.. -- сказал о. Флавиан; скосив глаза в блюдечко: прежде надо воспитывать научиться... А то... соски грязные, пузырьки прокисли.
-- Уж ты... воспита-тель!!.. -- рассердилась попадья, -- сделав злые глаза: -- сидел бы около графина...
-- Ну, ну!.. -- сказал о. Евгений: -- не ругаться!.. Цыц!..
-- Да, пра-во, батюшка!.. -- начала была попадья: -- терпишь, терпишь, да и скажешь... Но о. Евгений зажал уши.
-- Не слушаю не слушаю!.. -- мотал он головой: все вы попадьи, на одну колодку сделаны... Нового ничего не скажешь, -- моя попадья сама все эти речи наизусть знает... Вот я лучше выпью еще рюмочку, да про петушка вам сказочку расскажу... По-у-чительную...
Он потянулся к графину, -- налил рюмку -- и, держа ее в руке, запел густою октавой:
В земном житейском море
Страдая без конца, --
За-будем труд и го-ре
За... рюмочкой вин-ца!..
-- Поучительная песенка, -- не правда ли?.. Ха-хха!.. За общее здоровье... а также и за архерейское!.. Много лет здравствовать!.. Сто лет прожить, умереть не -- сгнить!.. Так вот... на чем это я остановился-то?..
-- О петухе речь шла...
-- Ага!.. Это был за-ме-ча-тельный петух!.. Если бы его в архиерейский хор регентом пригласили, -- я бы первый сказал: аксиос!!. Ей-ей!.. Первое дело: бас у него, как у протодьякона...
-- У петуха-то бас -- засмеялся о. Флавиан.
-- Ба-ас!!. То и удивительно... Говорю, -- замечательный петух!.. Ночью нарочно я вставал, -- чтобы его пение послушать... Попадье надоело, что я встаю чуть не каждую ночь, ругается: отдохнуть, говорит не дадут с петухом этим... А чего уж... По целым дням только и занятия, что спать...
Хе-хе!.. -- засмеялся о. Флавиан: все верно попадьи-то на одних дрожжах замешаны...
-- Кто бы говорил!!.. -- вспыхнула, попадья, загоревшись злобой.
О. Евгений замахал на нее руками.
-- Ну, ну!.. -- сказал он: опять ругаться!.. Утиши гнев свой!.. Ревекка!.. Слушай-ка лучше дальше мою историю... Выйду это я ночью и слушаю... Звезды горят, тишина... тьма!.. Только это полночь настанет и пойдет потеха... На разные голоса, кто во что горазд: кто в дудочку, кто в сопелочку!.. Кто тенорком, кто фальцетом, кто фистулой. Иной хрипом кричит, словно простудился, другой как будто в свистульку нажаривает, а третий как по скрипке смычком без канифоли проводит... Такая разноголосица, такой крик... на каждом дворе, и близко, и далеко, и рядом и на конце села... Вот, братец ты мой, -- в самый разгар этого хора и хватит, доложу я тебе, -- да-а-с!!. Не поверишь, -- на контрабасе такой ноты не выведешь, какую он, бестия, заведет!.. Заведет, заведет, важно так, не торопясь, -- да на конце октавой, словно горохом, и рассыпет... Ку-у-р-р-ре... ку-уу!..
У матушки ребенок проснулся и закричал...
О. Евгений даже раскраснелся.
-- Не поверишь?.. -- говорил он в волнении: -- как хватит он это на конце-то... с треском, -- с раскатом, -- так, ей-Богу, дух займется от удовольствия... Остальные-то петушки так и все и смолкнут, словно и они почувствуют, -- какой это петушиный талант среди них находится!!.. Да что талант... Ге-ний!!! А там опять заведут, кто во что горазд... И только распоются, только разойдутся, -- он в самый разгар и хва-тит... отдаст!.. И рас-сы-пет!! Ах, чтобы ему пусто было... Что это за петух был, что золото... Не поверишь, -- до сих пор мне его, как сына родного, жалко!..
-- Что же с ним случилось?..
-- Ты слушай!.. Стою это я во тьме ночной, -- услаждаясь... И слышу: на дьяконовом крыльце тоже кто-то прислушивается и вздыхает... -- "Дьякон! -- говорю: -- ты?" -- "Я"! -- отвечает. -- "Что ты делаешь?.." -- "Умираю"! Да так это грустно говорит... Влюблен он был в петуха пуще своей дьяконицы. Тосковал по нем!.. Все хозяину присватывался, чтобы продал.
-- Не твой разве петух? -- спросил о. Флавиан, вставая, чтобы зажечь лампу, потому что комната наполнилась ночным мраком.
-- То-то и есть!.. -- вскричал о. Евгений: -- не мой!.. Принадлежал он казаку одному, -- раскольнику, -- закоренелому старообрядцу, -- киржаку... Большой любитель птицы был этот киржак и петуха своего откуда-то из степи верст за тысячу привез... Гордился этим петухом, -- архиереем его звал... Присватывались мы с дьяконом к петуху, -- то тот, то другой, -- и под лад киржак не дается... -- "Тысячу рублев, говорит не возьму". Упорный киржак!.. Мне смерть, как хотелось этого петуха приручить, а дьякон так прямо тосковал по нем, потому что был куровод большой руки: -- даже какую-то новую породу выдумал, -- бесхвостых куриц развел. -- Курица, как курица, а хвоста нет, даже смотреть совестно!.. Так вот раз и вышла, друг, история!.. Убежала у киржака дочь самоходкой за православного, -- к богатому человеку в семью, -- "на своды", -- как это у нас в Ч-м уезде называется... Приходит киржак ко мне...
-- Постой!.. -- сказал о. Флавиан: -- выпьем!.. Душа пересохла...
III.
-- Вы-пьем!.. -- мотнул даже головой от удовольствия о. Евгений, и тотчас затянул густой октавой:
В чем суть любой науки, --
И смысел жизни в чем?
Во-зьмем графинчик в ру-ки,
Да... р-рю-мочку нальем!!.
-- Не забыл еще семинарии-то!.. -- смеялся о. Флавиан: -- поэт!!! Помню, бывало все стихи писал в семинарском журнале... Кто чего, а Беневоленский -- стихи!,. Хе-хе... Поэт!.. Гораций!..
-- Прошла пора!.. -- вздохнул почему-то о. Евгений: -- помню, я в то время стихи на праздник Богоявления написал и преосвященному снес, а тот их в Епархиальных Ведомостях приказал напечатать... Эх, была пора... Молодость... Ну, да все это быльем поросло!.. Давай-ка хватим по чарочке!.. По манерочке!.. Что бы душу обожгло!.. И в писании сказано: -- "аще уныет плоть твоя, -- выпей настоечки и закуси сельдью"!..
-- Хе-хе!.. В каком же это писании-то?..
-- Разумеется, -- в турецком, -- коего в семинариях не проходят, а в жизни, на практике изучают... Слыхал про кровь Сатаны?.. Вот она... Вот... В сем зловредном стеклярусе и с петушком на дне!.. Ну-ка, плюнь на нее!.. Ага!.. Вот и не плюнешь!.. Ибо, -- что там не толкуй, -- а крепко человецы одиннадцатую заповедь помнят: -- "пей, -- сколько влезет, -- только не попадайся"!.. "Матушка!.. За твое здоровье!..
-- Кушайте, батюшка!.. Да насчет петуха-то доскажите... Инте-ресно!..
-- Ладно!.. На чем я остановился?..
-- Киржак пришел...
-- Вот!.. Пришел и говорит: -- "Отец!.. Отродясь я вашего духовного порога не переступал, -- пришлось!.. Принимай в гости!!." Я, конечно, сейчас -- самоварчик, за стол его сажаю, -- сам знаешь: -- раскольник прихожанин -- тот же гость!.. Славный старичок-то, древний, -- борода, как у Авраама...
-- "Ты, говорит, -- отец, о чае не заботься, потому отроду я этого зелья не пивал, -- да и пить из твоей посудины не стану... говорю прямо... не серчай!.. А пришел, говорит, -- я к тебе по делу, -- на счет дочери..." -- "Что такое"?.. -- говорю. -- "Повенчай ее с Яковом"... Признаться, я даже рот разинул: этакой кондовый кулугур дочь в церкви повенчать просит... -- "Дедушка Андрей!.. -- говорю: -- да ты в уме"?.. -- "В уме, -- говорит: и знаю что великий грех творю перед лицем Господним, -- да ничего не поделаешь"...
-- Ведь ее, говорю: -- дочь-то твою к православию присоединять придется, -- иначе венчать нельзя"!.. -- "Присоединяй, говорит: -- коли нужно, -- для формы и это сделай, -- все одно потом она своего обряда держаться будет... Лишь бы повенчать... Чтобы крепость в браке была!.. А то нет хуже того сраму, -- коли дочь мою да спустя какое время как распутку прогонят... Не могу того снести, лучше на грех пойду!.. Уж коли ушла она к Якову -- повенчай их!.." Пошел у нас разговор шире да дале. Поторговались-таки с ним, как цыгане на ярмарке... Скупу-ший старичишка!.. Я ему рублик спущу, он мне полтинничек надбавит... Напоследок же и говорю: "ну, дедушка Андрей, -- я для тебя уваженье делаю, уважь и ты мне: -- отдай петуха!.." Зачесал в затылке... -- Эх, -- говорит: вот уж это мне тяжелее, чем дочь к православным отдавать... Да где наше не пропадало... бери"!.. И стал петух -- мой!..
-- Целая история!.. -- сказал о. Флавиан.
-- С географией!.. Вот, как узнал про то дьякон, и завоевал!.. Ходить перестал ко мне, -- не кланяется, только раз в церкви и говорит: -- "вы, батюшка, позабыли, кому курица при обыске полагается"?.. Я смеюсь... -- А ты, -- говорю, -- дьякон, забыл, -- к кому изначала с курицей за благословением перед начатием дела приходят?.. Что сначала-то, -- обыск или благословенье"?.. -- Я, -- говорит дьякон, -- зна-ю!.. Только, говорит, и вы кое-что скоро узнате"!!.. И действительно... Такой он доносище нацарапал, что и левой ногой не переступить!..
-- Экий гвоздь!.. -- сказал о. Флавиан, наливая рюмки...
-- Гво-здь!.. Заноза... Занозил он мне, что и пластырем не вытянешь... Вызывает меня в скорости о. благочинный... Приезжаю... Ты ведь нашего-то благочинного знаешь?.. Седенький, маленький, голова трясется, нос пуговкой... Ордена во всю грудь... Заслуженный... Полковым был... Севастопольский... За повенчание офицера... того... шесть месяцев.
-- Святовратов?..
-- О-н!!. Говорит мне: -- "Рабе!.." У него, знаешь, привычка такая... "Рабе Евгение!.. Скажи по совести: кто кого?.. Драка была или так только по словесности?.. Я, знаешь, смутился... Стою, смотрю и не понимаю... А он: -- "Можешь ты мне объяснить, о чем дьякон на тебя донос написал?.." У меня даже в горле запершило и слезу вышибло...
-- "Ни сном, ни духом, говорю, ваше высокоблагословение, -- о сем понятия не имею, ибо невинен, как новорожденный младенец...
Тут и вынес он мне вот этот самый документ... "Мне, говорит, предписано дознание провести..." читай... вот!..
О. Евгений достал бумагу и подал о. Флавиану.
Тот отыскал очки, подвинулся ближе к лампе и стал читать...
Его Преосвященству, Преосвященнейшему Епископу... и т. д.
Дьякона Вознесенской церкви Софийского прихода Иоанна нижайшее прошение.
Прибегая к святительским стопам Вашего Преосвященства, нижайший послушник Ваш, смиренно умоляю об архипастырской революции. Угнетаем зело от пастыря нашего Софиевского прихода, Вознесенской церкви, -- и к тому же пастырь сей утесняет, злоупотребляя властию над нижайшим послушником, -- ибо младенец Копылов недавно скончался, не придя в православное единение со святою Апостольскою церковью, ибо он в карты играл и не пошел... Также и крестьянин Худой умре без напутствия и, христиански будучи погребен, раб того недостойный, ибо пастырь, упиваясь безмерно, лишает к тому же и дохода!.. Противно апостольским правилам держит руку глаголемому старообрядцу, сиречь киржаку, мзды ради, к чему есть свидетели, и даже под присягою, -- ибо притесняет, а я того не заслужил, к тому же служу в церкви Христовой добронравно, что отмечено и у о. благочинного в "Клировых Ведомостях" в графе "О духовных и их семействах..." И пел я в хоре... Посему, всепокорнейше прошу, Владыко, святительской защиты и к тому же следствия...
Нижайший послушник вашего преосвященства диакон И. Попловин...
-- Нравится?.. -- сказал о. Евгений...
-- Лукаво зело!.. Настрочила стрела полицейская... А правда есть?..
О. Евгений почесал затылок...
-- Не скрою души моея тайн пред тобою, богомудре!.. -- засмеялся он... -- Действительно, Худой-то помер как раз, когда я...
Он мигнул на графин...
-- Без словес был... сиречь в бесчувствии... Понимаешь?
-- Как не понять...
-- Младенцы тоже... Знаешь этот народ...
-- Знаком немножко...
-- Злокозненный!.. И часу погодить не хочет, не разбирает того, что у человека в голове может быть турецкие полки ходят да в барабаны бьют... Очнешься немножко... -- Был младенец?.. -- "Был, говорят, да волею Божиею того..." Эх!.. Под кого из нашего брата подкопаться нельзя... Не святые ведь... С кровию, с плотию... И к тому же с жаждой...
О. Флавиан крутил головой в сильнейшей задумчивости... Он даже встал и прошелся по комнате, заглаживая лысину...
-- Исто-рия!.. -- бормотал он: -- шла баба в консисторию, а наш-то благочинный надел тулуп овчинный... Скверно, брат...
-- Извлеки, друг, из бездны сея словом разума...
-- Не придумаю, как быть... Всемерно надо отвратить следствие...
-- Знаю!.. Вот я приехал к тебе... Ведь ты законник!.. Муж совета!.. В духовных следователях, мотрика, шестой год служишь!..
-- Дело-то трудное... Не знаю, что и придумать, отец... Давай-ка, выпьем для ума просветления!..
-- Резон!..
Они налили рюмки.
-- Сла-до-сть!.. -- басил о. Евгений, -- поворачивая рюмку перед лампой: -- елей елеонский!.. Не доводит только этот елей нас до добра, ибо -- средство есть душевного потопления... Матушка-кума!.. За твое здоровье!.. -- Ку-м!..
-- Пей, не робей!.. Выручим!..
-- Аль идея пришла?..
-- Великолепная!.. Кратко и ясно: поезжай в город!..
-- Ну?..
-- Протоиерей Селиванов тебе знаком?..
-- Помощник и покровитель... по старой памяти... В хоре пел у него.
-- Пади ему в ноги... Пусть перед владыкой замолвит... Если же отвратить следствия не удастся, как я полагаю, -- найди ты при его помощи в консистории ходы разные... Мышиные тропы... знаешь?.. Куда вода подтекает...
-- И монета катится?..
-- Вот!.. Словом, устрой так, -- чтобы следователя назначили из нашего округа...
О. Евгений широко раскрыл глаза...
-- Тебя?!. -- закричал он...
-- Назначут-то меня... Да ведь я тебе -- кум, -- мне отклонить придется, -- я и укажу на Любибратова... А Любибратов-то мне друг...
-- Ха-хха-хха!!.
-- Я Любибратову скажу: -- обели!.. Душой покривит, а белей снега Ливанского сделает...
-- Ба-шка ты!.. -- в восторге орал о. Евгений, обнимая о. Флавиана, -- как распутал!.. Разрубил!.. Разрубил!.. Лучше Македонского!..
-- Для милого дружка...
-- Теперь я ничего не боюсь... Ты глаза раскрыл мне... Даже дух от восторга занялся...
-- Облей его.
-- Обольем вместе!..
Они выпивали.
-- Матушка!.. Ха-хха! Ну и муж у тебя!.. -- орал о Евгений: -- Силиверст!.. Домострой!.. Муж совета!.. Теперь я и сам выплыву и дьякона утоплю...
-- Батюшка!.. А что же с петухом-то потом было?.. -- спросила попадья.
О. Евгений, прожевывая селедку, махнул рукою и промолвил: