-- Ага, которую хирург делает. У нас в полку был! Ногу ли, руку ли раз-раз, и отнял. Молодчага такой...
-- Так вот не то, что ногу, или руку, -- это что? внешность, -- а вот внутренность дело десятое!.. Язык отчиркнул, а больной разговаривает. В газетах даже было. Только двух букв не договаривает, видно, хирург маленько не дорезал... Ему бы еще кусочек отмахнуть, на всю азбуку чтобы хватило, а он на тридцать три буквы только размахнулся.
-- Опять резать будет?
-- Обязательно!.. Ежели б еще "е" да "и" с точкой, то наплевать: сокращены они, а то "р" и "к"... Счастье еще, что больной беспартийный, а коммунисту без этих букв, сам знаешь, партии своей не назвать...
-- Может, профессор скальпель не тот взял, ему бы номером побольше...
-- Но я не к тому. К тому я, дорогой товарищ, что теперь дознано, будто человек от себя ток электрический пускает, волну...
-- Морскую?! -- спросил Лаврентьев.
Пуприков презрительно-добродушно ухмыльнулся и сказал:
-- Дубина!.. Морская волна -- мокрая, а эта сухая, гак и трещит, как сухое полено в огне... Наука, браток, до того дойдет, что аннулирует "Электроток": каждый сам из себя будет освещать свое помещение... А экономия какая?! ушел на улицу--автоматически свет гаснет.
-- Да на черта экономия, если дармовое?!
Пуприков задумался: обидно стало, что истопник оказался догадливее "медперсонала". Однако, нашелся и восстановил свой престиж.
-- Дармовое-то, дармовое, да неизвестно еще: может -- человек худеет с этого? Да ежели гости у тебя--с каждым новым гостем все у тебя светлее и светлее... В театрах такой свет будет, что прикажут дымчатые очки надевать...
-- А как же в кино пущать будут, ежели там в сеансе темно должно быть?
Пуприков уже было метнул недовольный взгляд на своего гостя, но опять нашелся и деланно-спокойным тоном сказал:
-- Ну, и что ж? Перед входом в кино каждый выключит свой свет -- только и всего.
Лаврентьев сидел подавленный.
-- Да, -- вздохнув, сказал он, -- наука, она научит и тому: недаром -- наука!..
Пуприков почувствовал себя жрецом науки и сказал:
-- Возьми ты вот это самое: "друг -- радио"... знаешь?
-- У клубе слыхал.
-- Так что, ежели в тебе и радио-волна есть? У нас один студент говорил, что в человеке все есть, когда-нибудь, говорит, поймают ее и припечатают. И я так думаю... Одна рука -- передача, другая -- приемник... Вот когда конкретно и самосильно правая рука не будет знать, что творит левая! Стерильность и гигиена! А может, и каждый палец сепаратный аппарат! А?! Мизинцем, скажем, телеграфируешь в Москву, указательным поешь "Кирпичики" в Сибирь, средним...
-- А свою работу чем будешь делать? -- спросил Лаврентьев, -- ежели у тебя руки заняты?!
Пуприков побагровел и, хлопнув о стол блюдцем, крикнул:
-- Чего вяжешься? Ты что ль за меня работать будешь?! Может, я сверхурочно петь пальцем буду?!
Лаврентьев намеревался огрызнуться, но после десяти стаканов чаю он разомлел и ему не хотелось спорить.
-- Ты в науке, товарищ Лаврентьев, слабовать и, так сказать, и сексуально, и трамватически, и со стороны пульсации, -- веско сказал Пуприков, -- ты, как под маской, на которую хлороформ капают, ты насчет науки, одно слово, безо всякой препарации черепной коробки, и мозговое вещество у тебя серое.
Лаврентьев вздохнул и сказал:
-- Серое, как я сам серый. Еще, дай, брат, срок, по клубу поклублюсь, по кружкам покружусь--и у меня мозги посветлеют, и я тебе смогу загибать всякую трепанацию, а что я трепаться не люблю, то я не трепло, и попрекать меня, что я без трепанации пока обхожусь -- нечего. Дай, говорю, срок!
Он обиженно отодвинул тринадцатый стакан и, грохоча стулом, поднялся и стал прощаться.
Источник текста: Рассказы / Исидор Гуревич; Ил. Радлова. -- Ленинград: Гос. тип. им. т. Зиновьева, 1926. -- 63 с.; ил.; 15 см. -- (Юморист. ил. б-ка журн. "Смехач"; No 18)